§ 120
Вначале Линь-цзи[1] был в монашеской общине Хуан-бо; в поведении своем был прост и прям. Главный монах отозвался тогда [о нем] с похвалой:
— Хотя он и новичок, он отличается от всех прочих монахов.
Затем главный монах спросил:
— Сколько времени ты здесь провел, старейшина?
Линь-цзи отвечал:
— Три года.
Главный монах спросил:
— Обращался ли ты когда-нибудь с вопросами и за наставлениями?
Линь-цзи отвечал:
— Никогда не обращался ни с вопросами, ни за наставлениями, я не знаю, о чем спрашивать.
Главный монах сказал:
— Почему бы тебе не спросить у монаха-главы монастыря, в чем состоит главный смысл Дхармы Будды?
После этого Линь-цзи пошел спрашивать. Но не успел он и слова вымолвить, как Хуан-бо ударил его.
Когда Линь-цзи вернулся, главный монах спросил его:
— Ну как?
Линь-цзи отвечал:
— Не успел я и слова вымолвить, как монах-глава ударил меня. Но я не понял [за что].
Главный монах сказал: — Остается только пойти и спросить еще раз.
И Линь-цзи снова пошел спрашивать; Хуан-бо снова ударил его. Так он трижды ходил спрашивать, и трижды был избит.
Вернувшись, Линь-цзи сказал главному монаху:
— К счастью, я удостоился твоей милости, будучи послан с вопросами к монаху-главе. Я трижды спрашивал и трижды был избит. Я огорчен тем, что из-за собственных преград я не могу овладеть столь глубоким смыслом. Однако сегодня я ухожу.
Главный монах сказал:
— Если ты уходишь, ты должен пойти попрощаться с монахом-главой.
Линь-цзи откланялся и скрылся.
Примечания
[1] Начиная с этого параграфа, мы переводим ши, «Наставник» как «Линь-цзи».
§ 121
Главный монах, опередив [Линь-цзи], пошел к монаху-старейшине [Хуан-бо] и сказал:
Тот новичок, который спрашивал тебя, в высокой степени [человек] Дхармы[1]. Если он придет прощаться, [найди] средство и удержи его. В будущем, закалившись, он превратится в большое дерево, оно будет давать тень и прохладу людям всего мира.
Линь-цзи пришел прощаться. Хуан-бо сказал:
— Тебе не следует идти ни к кому, кроме Да-юя, который располагается в низине Гаоаня[2]. Он тебе непременно все растолкует.
Линь-цзи пришел к Да-юю. Да-юй спросил:
— Откуда ты пришел?
Линь-цзи отвечал:
— Я пришел от Хуан-бо.
Да-юй спросил:
— Что тебе сказал Хуан-бо?
Линь-цзи отвечал:
— Я трижды спрашивал его об основном смысле Дхармы Будды и трижды был им избит. А я так и не знаю, допустил я ошибку или нет.
Да-юй воскликнул:
— Хуан-бо — это бабушка[3]. Он для тебя так выложился! А ты еще явился сюда спрашивать, допустил ты ошибку или нет!
При этих словах Линь-цзи посетило великое озарение и он сказал:
— Оказывается, Дхарма Будды у Хуан-бо ничего особенного[4] не представляет.
Да-юй схватил его и закричал:
— Ты, такой-сякой сопляк, писающий под себя, только что спрашивал, допустил ты ошибку или нет, а теперь говоришь, что ничего особенного не представляет у Хуан-бо Дхарма Будды! А какие еще теории ты знаешь? Выкладывай скорее, выкладывай скорее!
Линь-цзи трижды приложил свой кулак к подреберью Да-юя. Да-юй оттолкнул его и сказал:
— Твой Учитель — Хуан-бо, а я здесь ни при чем!
Примечания
[1] [Человек] Дхармы (жу фа) — выражение высшей похвалы.
[2] Низина Гаоаня. — Находится в области Хунчжоу пров. Цзянси.
[3] Бабушка (лаопо). — Имеется в виду доброта и заботливость Наставника; с нашей точки зрения, это вульгаризм.
[4] Ничего особенного (у доцзы) — типично чаньская идиома.
§ 122
Линь-цзи простился с Да-юем и вернулся обратно к Хуан-бо. Хуан-бо, увидев, что он пришел, спросил:
— Этот молодец то приходит, то уходит, до каких пор это будет длиться?
Линь-цзи сказал:
— Это только благодаря твоей «бабушкиной сердечности».
Затем, поклонившись, он стал в ожидании.
Хуан-бо спросил:
— Откуда ты пришел?
Линь-цзи отвечал:
— Вчера я по твоему милостивому наказу посетил Да-юя и вернулся.
Хуан-бо спросил:
— Что сказал Да-юй?
Тут Линь-цзи передал разговор [с Да-юем].
Хуан-бо заметил:
— Как бы удостоиться того, чтобы этот молодец пришел сюда, и тогда всыпать ему порцию!
Линь-цзи сказал:
— О каком «тогда» ты говоришь? Получай немедленно — и вслед за этим немедленно шлепнул [Хуан-бо].
Хуан-бо сказал:
— Этот сумасшедший вернулся, чтобы подергать усы тигра.
Линь-цзи произнес кхэ. Хуан-бо сказал:
— Помощник, уведи этого сумасшедшего, пусть получает наставления в Зале сангхи!
§ 123
Впоследствии Гуй-шань, передавая этот эпизод Ян-шаню, спросил:
— В данном случае Линь-цзи получил помощь от Да-юя или Хуан-бо?
Ян-шань ответил:
— Он не только оседлал голову тигра, но и подержал его за хвост[1].
Примечания
[1] Оседлал голову тигра… подержал его за хвост (ци ху тоу… ба ху вэй). — Смысл изречения в том, что Линь-цзи воспринял все сполна от обоих Учителей; при этом под «головой тигра» подразумевается Да-юй, а под его «хвостом» — Хуан-бо (см.: Entretiens de Lin Tsi. P. 211).
§ 124
Когда Линь-цзи сажал сосны, Хуан-бо спросил:
— Зачем сажать так много деревьев глубоко в горах?
Линь-цзи отвечал:
— Во-первых, чтобы заградить вход в горы, во-вторых, чтобы оставить памятный знак для потомков.
Кончив говорить, он трижды постучал лопатой по земле.
Хуан-бо сказал:
— Пусть будет так. Но ты ведь уже получил от меня тридцать палочных ударов.
Линь-цзи снова три раза постучал лопатой по земле и громко выдохнул.
Хуан-бо сказал:
— Будучи передана тебе, моя школа расцветет [во всем] мире.
§ 125
Спустя некоторое время Гуй-шань передал эти слова Ян-шаню, и тот спросил:
— В этом случае Хуан-бо возлагал надежды на одного Линь-цзи или еще на кого-нибудь?
Ян-шань отвечал:
— Кое на кого еще. Но до этого, почтеннейший, было еще так далеко, что я не хочу об этом говорить.
Гуй-шань сказал:
— Пусть так. И все же мне хотелось бы знать. Ты лишь намекни, чтоб можно было представить.
Ян-шань сказал:
Человек укажет на юг[1], и в государствах У и Юе будут исполняться его распоряжения. Когда они встретились с сильным ветром, они остановились. (?)
[Примечание]: это предсказание касается почтеннейшего по имени Фэн-сюэ («Пещера ветров»).
Примечания
[1] Человек укажет на юг… (и жэнь чжи нань…) и далее до конца параграфа. — Комментаторы предлагают различные толкования этого пассажа; наиболее приемлемым, на мой взгляд, является версия Сасаки (см.: The Recorded Sayings. P. 85–86). Из того, что мною передано как [Примечание] — это шесть знаков, набранных мелким шрифтом, которые с давних пор включались в текст «Линь-цзи лу», — следует, что автор предсказания идентифицирован с Фэн-сюэ Янь-чжао (896–973, заметим, что именно ему принадлежит авторство надписи на ступе Линь-цзи), Четвертым Патриархом линьцзиевой ветви. Предсказание его может быть интерпретировано по-разному. Так, согласно одному варианту, слова «укажет на юг» подразумевают посещение Фэн-сюэ его Учителя Нань-юаня Хуэй-юна, или Хуэй-юна из южного монастыря. Упоминание княжеств У и Юэ связано с тем, что сам Фэн-сюэ был родом из тех древних мест. Выражение «Когда они встретились с сильным ветром…» (юй да фэн…) соотносится со следующей ситуацией: Фэн-сюэ отправился в древний храм под названием Фэнсюэ («Пещера ветров»), что располагался на горе Дафэн («Сильный ветер»); там он обосновался и провел остаток своих дней.
§ 126
Когда Линь-цзи прислуживал Дэ-шаню, [Дэ]-шань [както] сказал:
— Сегодня я устал.
Линь-цзи заметил:
— Что тот старец бормочет, словно во сне?
[Дэ]-шань тогда ударил его. Линь-цзи опрокинул веревочное сиденье. [Дэ]-шань на этом остановился.
§ 127
Во время вскапывания земли по поводу всеобщего участия в работах[1] Линь-цзи увидел, что идет Хуан-бо, прекратил копать и встал, опираясь на мотыгу. Хуан-бо спросил:
— Этот молодец устал что ли?
Линь-цзи отвечал:
— Я еще не поднимал мотыги, как я мог устать?
Тогда Хуан-бо ударил его. Линь-цзи выхватил палку и одним ударом опрокинул Хуан-бо. Хуан-бо позвал монаха-помощника[2] и попросил:
— Помоги-ка мне подняться.
Вэйна подошел, поддержал [Хуан-бо] и спросил:
— Как вы, достопочтенный, позволили этому безумцу быть столь грубым?
Как только Хуан-бо поднялся, он ударил монаха-вэйна.
Линь-цзи, [продолжая] копать землю, сказал:
— Повсюду хоронят сжигая, а я вас здесь сразу живьем зарою[3].
Примечания
[1] Всеобщее участие в работах (пу чу). — Все члены общины должны были участвовать в каких-либо полезных для нее работах. Эта обязанность была введена Хуан-бо.
[2] Монах-помощник (вэйна) — монах, в обязанности которого входило наблюдение за персоналом и работами в монастыре.
[3] Повсюду хоронят сжигая, а я вас здесь сразу живьем зарою (Чжу фан хоцзан во чжэ-ли иши хо май). — Индийский обычай кремировать мертвых был заимствован китайскими буддистами, а также мирянами, но встречались и исключения (так, сам Линь-цзи был предан земле). В данном случае, очевидно, слова Линь-цзи выражают его желание наказать Хуан-бо и монаха-вэйна за непонимание.
§ 128
Спустя какое-то время Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— В чем смысл того, что Хуан-бо ударил монаха-вэйна?
Ян-шань отвечал:
— Настоящий разбойник[1] убегает, а стражник, который его преследует, подвергается палочным ударам.
Примечания
[1] Настоящий разбойник (чжэн цзэй). — Имеется в виду Линь-цзи, ударом опрокинувший Хуан-бо (§ 127), а досталось от Хуан-бо монаху-вэйна, который помог ему подняться.
§ 129
Однажды, сидя перед Залом сангхи, Линь-цзи увидел, что идет Хуан-бо. Линь-цзи зажмурил глаза, тогда Хуан-бо сделал вид, что испугался, и вернулся в свою обитель.
Линь-цзи тут же последовал за ним в его обитель и поблагодарил его, согласно церемонии.
Главный монах стоял в ожидании. Хуан-бо сказал:
— Хоть этот монах и начинающий, но разбирается в таких делах[1].
Главный монах сказал:
— Ваши, почтеннейший, ноги почти не касаются земли, а вы при этом удостаиваете признанием какого-то новичка.
Хуан-бо шлепнул его по губам. Главный монах сказал:
— Если знает, то и хорошо.
Примечания
[1] Такие дела (цы ши). — Эти слова синонимичны термину «Великое Дело» (см. примеч. к § 7).
§ 130
Линь-цзи дремал в Зале сангхи. Вошел Хуан-бо и, увидев его, ударил палкой по краю скамьи [чань]. Линь-цзи поднял голову, увидел, что это был Хуан-бо, и снова задремал. Хуан-бо снова ударил по краю скамьи и направился в верхнюю часть [Зала]; [там] он увидел главного монаха, занимающегося созерцанием, [и] сказал:
— Вот в нижней части[1] сидит новичок, а занимается созерцанием, что же ты здесь [предаешься] фантасмагории?
Главный монах спросил:
— А что делает этот старец?
Хуан-бо ударил по краю скамьи [чань] и ушел.
Примечания
[1] Верхняя часть, нижняя часть (шан цзянь, ся цзянь). — Как правило, Зал сангхи был обращен фасадом на восток, при этом северная его сторона называлась «верхней» частью, а южная — «нижней». Новообращенные сидели в нижней (южной) части Зала, а «ветераны» — в верхней (северной).
§ 131
Некоторое время спустя Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— В чем смысл того, что Хуан-бо вошел в Зал сангхи?
Ян-шань отвечал:
— Двойной выигрыш в одном состязании[1].
Примечания
[1] Двойной выигрыш в одном состязании (лян цай и сай). — Возможно двоякое толкование этой фразы: 1) Хуан-бо одержал верх и над Линь-цзи, и над главным монахом; 2) в каждой оппозиции (Хуан-бо — Линь-цзи, Хуан-бо — главный монах, Линь-цзи — главный монах) оба участника являются победителями.
§ 132
Однажды во время всеобщего участия в работах Линь-цзи шел позади других. Хуан-бо, оглянувшись, увидел, что у Линь-цзи ничего нет в руках, и спросил:
— Где твоя мотыга?
Линь-цзи отвечал:
— Кто-то унес ее. Хуан-бо сказал:
— Подойди-ка поближе, мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Линь-цзи подошел. Хуан-бо поднял мотыгу вертикально и сказал:
— Ни один человек в мире не сможет отнять ее у меня!
Линь-цзи протянул руку, взял мотыгу, поставил ее и сказал:
— Почему? Вот она и в моих руках!
Хуан-бо заметил:
— Сегодня очень даже есть кому поучаствовать во всеобщих работах!
И он вернулся к себе в монастырь.
§ 133
Некоторое время спустя Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— Зачем Линь-цзи отнял мотыгу, когда она была в руках Хуан-бо?
Ян-шань отвечал:
— Разбойник — ничтожный человек, но мудростью превзошел благородного человека![1]
Примечания
[1] Разбойник — ничтожный человек, но мудростью превзошел благородного человека (Цзэй ши сяожэнь, чжи го цзюньцзы). — Отнимая мотыгу у Хуан-бо, Линь-цзи вел себя как разбойник, однако разумом он превзошел благородного Хуан-бо, который полагал себя единственным хранителем истины.
§ 134
Линь-цзи спешил с письмом Хуан-бо к Гуй-шаню, где в это время Ян-шань принимал гостей.
Взяв письмо, Ян-шань спросил:
— Это от Хуан-бо, а где же от посыльного?
Линь-цзи дал ему пощечину. Ян-шань остановил Линь-цзи, сказав:
— Старший брат, раз ты в курсе дел подобного рода, то кончим [на этом].
И они пошли вместе повидать Гуй-шаня.
Тут Гуй-шань спросил:
— Сколько монахов в общине моего старшего брата Хуан-бо?
Линь-цзи отвечал:
— Семьсот.
Гуй-шань спросил:
— Кто ими руководит?
Линь-цзи ответил:
— Я только что доставил тебе от него письмо.
Тут Линь-цзи [в свою очередь] спросил Гуй-шаня:
— Почтеннейший, сколько у вас здесь монахов?
Гуй-шань отвечал:
— Тысяча пятьсот человек.
— Много, — заметил Линь-цзи.
Гуй-шань сказал:
— У моего старшего брата Хуан-бо тоже немало.
§ 135
Линь-цзи простился с Гуй-шанем. Ян-шань, провожая его, сказал:
— Если ты потом отправишься на север, там есть место, где обосноваться[1].
Линь-цзи спросил:
— Возможно ли такое?
Ян-шань сказал:
— Ты только иди, а там потом найдется человек, который поможет тебе, старший брат! У этого человека будет только голова, но не будет хвоста, будет начало, но не будет конца[2].
Линь-цзи после этого [действительно] отправился в Чжэнь-чжоу. Там уже был Пу-хуа. Когда Линь-цзи вышел в мир[3],
Пу-хуа был помощником при нем. Линь-цзи пробыл там совсем немного, когда тело Пу-хуа исчезло целиком.
Примечания
[1] Обосноваться (чжу) — сокращение от полного чжучжэ, которое писалось на табличке, прикрепленной к жилью настоятеля монастыря. Слова Ян-шаня, таким образом, являются намеком на то, что, покинув юг, Линь-цзи вернется на свою родину — на север, где станет настоятелем монастыря.
[2] Будет только голова, но не будет хвоста, будет начало, но не будет конца (Ю тоу у вэй ю ши у чжун). — Имеется в виду Пу-хуа с его полной чудес жизнью, имевшей начало, но не имевшей конца, его жизнь завершилась таинственным исчезновением его тела по образцу бессмертных даосов.
[3] Вышел в мир (чу ши). — В данном случае имеется в виду не «уход от мира», что более обычно для этого сочетания, а именно «в мир» для обучения и наставления на Путь других.
§ 136
Когда Линь-цзи в середине лета[1] поднялся к Хуан-бо, он увидел, что хэшан читает сутры.
Линь-цзи сказал:
— Я всегда считал, что вы человек; оказывается, вы старый монах, напичканный черными бобами[2].
Прожив несколько дней, он пришел проститься.
Хуан-бо сказал:
— Ты пришел, нарушив летнее [уединение], а теперь уходишь, не [дождавшись] его конца.
Линь-цзи сказал:
— Я пришел на короткое время, чтобы выразить вам свое почтение.
Хуан-бо тут же ударил его и выгнал.
Линь-цзи прошел несколько ли, засомневался в [правильности] своего поступка, вернулся обратно и пробыл до конца времени летнего [уединения].
Примечания
[1] Середина (половина) лета (бань ся). — Имеется в виду, что событие произошло в середине трехмесячного периода летней медитации. Монахи прекращают на этот период свои странствия, обосновываясь в монастыре.
[2] Черные бобы (хэй доу) — характерное для чань пренебрежительное название письменных знаков.
§ 137
Однажды, когда Линь-цзи собрался расстаться с Хуан-бо, [Хуан]-бо спросил:
— Куда ты держишь путь?
Линь-цзи отвечал:
— Если не в Хэнань, то возвращаюсь в Хэбэй.
Хуан-бо тогда ударил его. Линь-цзи остановил его и дал ему пощечину. Хуан-бо расхохотался и позвал помощника:
— Принеси-ка мне доску чань и скамейку[1] моего первого Учителя Бай-чжана.
Линь-цзи сказал:
— Помощник, принеси-ка огня.
Хуан-бо сказал:
— Пусть будет так, только унеси это. Потом ты [тем самым] заткнешь рот всем людям на свете.
Примечания
[1] Доска чань и скамейка (чань бань чань ань). — Намерением передать Линь-цзи эти предметы Хуан-бо показывает, что видит в его лице наследника учения Бай-чжана (720–814). Бай-чжан, наследовавший Дхарму Ма-цзу, в свое время передал Хуан-бо свою доску чань и подушку, а Гуй-шаню — палку и мухогонку (последние были затем переданы Ян-шаню).
§ 138
Спустя некоторое время Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— А не оказался ли Линь-цзи неблагодарным в отношении Хуан-бо?
Ян-шань отвечал:
— Вовсе нет.
Гуй-шань спросил:
— А что ты думаешь по этому поводу?
Ян-шань отвечал:
— Лишь тот, кто познал милость, может понять, что такое воздаяние за милость.
Гуй-шань спросил:
— А был ли когда-либо в древности человек, подобный ему?
Ян-шань отвечал:
— Был, но жил он так давно, что я не хочу говорить о нем Почтеннейшему.
Гуй-шань сказал:
— И все-таки я хочу знать. Ты только намекни.
Ян-шань ответил:
— Ну, вот, например, на соборе по [сутре] «Лэнъянь»[1] Ананда, восхваляя Будду, сказал: «Эту глубокую мысль я понесу по всем бесчисленным мирам». Это и называется воздаянием за милости Будды. Разве это не пример воздаяния за милости?
Гуй-шань сказал:
— Конечно, разумеется, это так. Тот, чьи взгляды соответствуют уровню взглядов Учителя, наполовину снижает заслуги Учителя. [Лишь] тот, чьи взгляды превосходят взгляды Учителя, оказывается в состоянии передать их [дальше].
Примечания
[1] Сутра «Лэнъянь» (санскр. «Шурамгама-сутра»). — Эта сутра, излагающая учение Бодхидхармы, была очень популярна в эпоху Тан. Особую роль она играла в доктрине чань, так что содержащиеся в ней стихи-хвала Ананды в адрес Будды были хорошо известны буддийским монахам чаньской школы.
§ 139
Линь-цзи прибыл в храм-ступу Бодхидхармы[1]. Настоятель храма-ступы спросил:
— Почтенный старейшина, вы сначала поклонитесь Будде или Патриарху?
Линь-цзи отвечал:
— Ни Будде, ни Патриарху я кланяться не стану.
Настоятель храма-ступы сказал:
— Разве Будда и Патриарх какие-нибудь враги почтенному старейшине?
Тут Линь-цзи взмахнул рукавами и ушел.
Примечания
[1] Храм-ступа Бодхидхармы (дамо та). — Храм-ступа Бодхидхармы находился на горе Сюньэршань в пров. Хэнань, где, по преданию, был похоронен Бодхидхарма. Это была небольшая пагода, построенная учениками у могилы Учителя.
§ 140
Во время своих странствий Линь-цзи прибыл к Лун-гуану[1]. [Лун]-гуан поднялся в Зал [сангхи], Линь-цзи вышел и спросил:
— Как можно одержать победу, не обнажив острия меча?
[Лун]-гуан облокотился на спинку сиденья.
Лин-цзи спросил:
— Разве у совершенного Наставника нет собственного способа?
[Лун]-гуан уставился [на него] и воскликнул:
— Ха!
Линь-цзи указал пальцем [на Лун-гуана] и сказал:
— Сегодня ты, старик, потерпел поражение!
Примечания
[1] Лун-гуан. — Никаких сведений о нем нет.
§ 141
Когда [Линь-цзи] добрался до Трех горных пиков[1], монах Пин[tsilu.html">2] спросил:
— Откуда ты пришел?
Линь-цзи отвечал:
— От Хуан-бо.
Пин спросил:
— Что сказал тебе Хуан-бо?
Линь-цзи отвечал:
— Золотой бык прошлой ночью попал в грязь и пепел[3], и до сих пор никто не видел его следов.
Пин сказал:
— Золотой ветер дует в яшмовую свирель. Кто же узнает этот звук?
Линь-цзи сказал:
— Он проходит напрямик через тысячеслойные заграждения, не останавливаясь даже перед лазурным сводом неба[4].
Пин сказал:
— В этом своем вопросе ты забрался слишком высоко.
Линь-цзи сказал:
— Дракон дал жизнь золотому фениксу[5], прорвав бирюзовую лазурь.
Пин сказал:
— А ну-ка, садись пить чай![6]
Примечания
[1] Три горных пика (сань фэн). — Место с таким названием встречается в разных частях Китая, в частности, есть такие горы в пров. Цзянси близ Наньчана, т. е. неподалеку от того места, где жил Хуан-бо.
[2] Монах Пин. — Человек с таким именем (или прозвищем?) не идентифицирован.
[3] Золотой бык прошлой ночью попал в грязь и пепел (Цзинь ню цзо е цзао ту тань). — Представляется, что образ быка перекликается с металлическими бычками, играющими значительную роль в китайском фольклоре, где их наделяли способностью упорядочивать сушу и воду (ср. со способностью Бодхидхармы сдерживать потоки). Однако смысл выражения в целом остается неясным. Следующие за приведенным выражением слова «никто не видел его следов» можно понимать как намек на то, что Хуан-бо не оставляет следов в виде слов (см. вопрос Пина).
[4] Он проходит напрямик… не останавливаясь даже перед лазурным сводом неба (Чжи сю… бу чжу цин сяо-нэй). — Этой фразой Линь-цзи разъясняет, какими способностями должен обладать тот, кто может понять «звук яшмовой свирели» Хуан-бо.
[5] Дракон дал жизнь золотому фениксу (Лун шэн цзинь фэнцзы). — Дракон и феникс — привычные метафоры, соответственно для Хуан-бо и Линь-цзи.
[6] А ну-ка, садись пить чай (Це цзо чи ча). — Характерный чаньский прием возвращения собеседника к обыденной действительности.
§ 142
Затем он спросил:
— А где ты был до этого?
Линь-цзи отвечал:
— У Лун-гуана.
Пин спросил:
— А как Лун-гуан в последнее время?
На этом Линь-цзи ушел.
§ 143
Линь-цзи пришел к Да-цы[1]. [Да]-цы сидел в своем жилище. Линь-цзи спросил:
— Каково тебе, когда ты, выпрямившись, сидишь в своем жилище?
[Да]-цы отвечал:
— Зимняя сосна тысячелетиями не меняет свой цвет. Простой старец сорвет цветок — и во всех странах наступит весна[2].
Линь-цзи сказал:
— Сущность совершенной мудрости всегда за пределами будущего и прошлого; если разорвать цепи Трех гор, [рухнет] многослойная застава (?)[3].
[Да]-цы произнес кхэ.
Линь-цзи тоже произнес кхэ.
[Да]-цы спросил:
— Ну как?
Линь-цзи взмахнул рукавами и ушел.
Примечания
[1] Да-цы. — Имеется в виду Хуань-чжун (780–862). Прозвище «Да-цы» он получил по названию горы в пров. Чжэцзян. Да-цы был последователем Бай-чжана.
[2] Как отмечает Демьевиль (см.: Entretiens de Lin Tsi. P. 231), в ситуации с сосной внимание обращено на внутреннюю субстанцию, на «себя»; когда же идет речь о наступлении весны, то внимание практика обращено вовне; очевидно, здесь можно говорить об оппозиции «обращенность внутрь — обращенность вовне».
[3] Фраза не очень ясна, перевод предположительный. Очевидно, однако, что весь ответ Линь-цзи представляет собой параллелизм высказыванию Да-цы (о сосне) как по смыслу, так и по структуре. Что касается реалий, скрывающихся за выражением «цепи Трех гор», то, скорее всего, имеются в виду три возвышенности, расположенные в районе Янцзы выше Цзинлина (совр. Нанкин).
Возможно, в словах Линь-цзи, как полагает Демьевиль (см.: Там же), заключен намек на эпизод знаменитой битвы, происшедшей в этом районе в 280 г. н. э., которая положила конец эпохе Троецарствия. Во время этой битвы жители царства У с помощью натянутых поперек реки металлических цепей устроили многослойный барьер. Их противники чусцы сумели захватить Цзинлин, расплавив эти цепи с помощью факелов на «соломенной флотилии».
Однако не может быть исключено и предположение о том, что разрушение цепей у Линь-цзи ассоциировалось с уничтожением препятствий для полного расцвета «настоящего человека».
§ 144
Линь-цзи прибыл в Сяньчжоу к Хуа-яню[1].
Линь-цзи спросил:
— Почтенный монах, зачем сидя клевать носом?
[Хуа]-янь сказал:
— Истинный адепт чань [сам по себе] необычен, не похож на других.
Линь-цзи сказал:
— Помощник, принеси чаю, пусть почтенный монах попьет!
[Хуа]-янь позвал монаха-вэйна, чтобы он посадил старейшину на третье место[2].
Примечания
[1] Хуа-янь — настоятель монастыря, носившего такое название. Этот монастырь был расположен в местности Сянчжоу (совр. пров. Хубэй). Кто был настоятелем во время прибытия туда Линь-цзи — неизвестно.
[2] Третье место (ди-сань вэй) — место, предназначенное для опытного монаха, второго лица после настоятеля.
§ 145
Линь-цзи прибыл к Цуй-фэну[1]. [Цуй]-фэн спросил:
— Откуда ты пришел?
Линь-цзи отвечал:
— От Хуан-бо.
[Цуй]-фэн сказал:
— Какие слова сказал Хуан-бо? Расскажи людям.
Линь-цзи отвечал:
— У Хуан-бо не было слов.
[Цуй]-фэн спросил:
— Почему? Линь-цзи отвечал:
— Если б у него и были слова, то я б не мог их передать.
[Цуй]-фэн настаивал:
— А ты попробуй, скажи!
Линь-цзи сказал:
— Стрела пролетела на западное небо[2].
Примечания
[1] Цуй-фэн. — Сведений о нем нет.
[2] Стрела пролетела на западное небо (Цзянь го си тянь) — образное выражение, встречающееся и в других чаньских текстах. Смысл его: беседа приняла неверное направление, суть ее осталась в стороне, налицо лишь праздная болтовня.
§ 146
[Линь-цзи] прибыл к Сян-тяню[1] и спросил:
— И не мирской, и не святой. Прошу тебя, Наставник, скорее говори, [что это такое]!
[Сян]-тянь отвечал:
— Почтенный монах, я как раз таков!
Тут Линь-цзи произнес кхэ и сказал:
— Какую еще чашку ищут здесь эти многочисленные бритоголовые?[2]
Примечания
[1] Сян-тянь. — Сведений о нем нет.
[2] Какую еще чашку ищут здесь эти многочисленные бритоголовые? (Сюйдо туцзы цзай чжэ-ли ми шэмма вань). — Замечанием о том, что монахи только и думают, что о еде, Линь-цзи как бы укоряет Сян-тяня и его общину. В то же время — это и похвала в их адрес, т. к. они занимаются обычными делами, не впадая в дуализм «мирское — святое», на что Линь-цзи пытался спровоцировать Сян-тяня своим первым вопросом.
§ 147
[Линь-цзи] пришел к Мин-хуа[1]. [Мин]-хуа спросил:
— В чем смысл твоих бесконечных приходов и уходов?
Линь-цзи отвечал:
— Только в том, что я зря стаптываю свои соломенные башмаки[2].
[Мин]-хуа сказал:
— Так, в конце концов, зачем это?
Линь-цзи отвечал:
— Ты даже не понял, старина, темы беседы!
Примечания
[1] Мин-хуа. — Сведений о нем нет.
[2] Зря стаптываю… башмаки (ту та… се). — Линь-цзи имеет в виду, что Мин-хуа столь глуп, задавая свой вопрос, что приход к нему действительно бессмыслен.
§ 148
Направляясь к Фэн-линю[1], Линь-цзи встретился в пути с одной старой женщиной. Женщина спросила:
— Куда ты идешь?
Линь-цзи ответил:
— Иду к Фэн-линю.
Женщина сказала:
— Дело в том, что как раз сейчас Фэн-линя нет.
Линь-цзи спросил:
— Куда он ушел?
Женщина ударила его.
Тогда Линь-цзи окликнул женщину. Она обернулась.
Тут Линь-цзи ударил ее.
Примечания
[1] Фэн-линь. — Сведений о нем нет.
§ 149
Линь-цзи пришел к Фэн-линю. [Фэн]-линь спросил:
— Есть кое-что такое, о чем я хочу тебя спросить. Можно?
Линь-цзи отвечал:
— Чтобы разрезать мясо, надо сделать рану[1].
[Фэн]-линь сказал:
— Луна над морем сверкает, она не дает тени. Одиноко плавающие рыбки сбились с пути.
Линь-цзи спросил:
— Если луна не дает тени, почему же рыбки сбились с пути?
[Фэн]-линь сказал:
— Когда мы видим ветер, мы знаем, что вздымаются волны. Играя на воде, носится одинокий парус.
Линь-цзи сказал:
— Сиротливый диск [луны] одиноко освещает тишину рек и гор. Но [стоит] мне захохотать, как будут повергнуты в ужас небо и земля.
[Фэн]-линь сказал:
— Ты способен словом осветить небо и землю. Так попробуй к случаю сказать для примера [хоть] одну фразу.
Линь-цзи сказал:
— Если в пути встречаешься с человеком, у которого есть меч, следует обязательно показать ему меч. Тому, кто не является поэтом, не надо дарить стихов[2].
Фэн-линь на этом кончил. Тогда Линь-цзи произнес оду:
— Великое Дао исключает тождество[3]. На запад или на восток следует по собственной воле. [За ним] не поспевает высеченная из камня искра. Тщетно [пытается] достичь свет его молнии.
Примечания
[1] Чтобы разрезать мясо, надо сделать рану (Кэдэ вань-жоу-цзо-чуан). — Иными словами, лекарство хуже самой болезни. Применительно к Фэн-линю это значит: задавая вопросы, чтобы снять свои сомнения, он лишь отягчает свое положение.
[2] Эти строки были популярны во времена Линь-цзи и часто цитируются в разных произведениях.
[3] Тождество (тун). — Демьевиль считает, что вместо знака тун должен быть знак сян, который он передает как «направленность».
§ 150
Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— Если высеченная из камня искра не поспевает и для света молнии он недосягаем, что же делали тогда для людей все мудрецы древности?
Ян-шань спросил:
— А что думаешь по этому поводу ты, почтенный монах?
Гуй-шань ответил:
— У них не было ничего, кроме слов, а последние абсолютно лишены реального смысла.
Ян-шань сказал:
— Это не так.
Гуй-шань спросил:
— А как еще можно это толковать?
Ян-шань отвечал:
— Если [рассуждать] официально, в них и иголки не вместишь, а если в частном порядке, то через них могут пройти и упряжки лошадей[1].
Примечания
[1] Выражение взято из биографии монаха Дао-сина (593–659), знатока винайи. Официальные власти препятствовали остановке посетителей на дворе его монастыря, но он, тем не менее, принимал их в частном порядке и произносил комментируемую фразу. Однако место этой фразы в нашем контексте не очень понятно.
§ 151
[Линь]-цзи прибыл к Цзинь-ню[1]. Видя, что идет Линь-цзи, [Цзинь]-ню устроился на корточках у ворот, держа палку горизонтально.
Линь-цзи трижды постучал рукой по палке, затем вернулся в Зал сангхи и занял место для первого лица.
[Цзинь]-ню вошел, увидел это и спросил:
— Ведь при встрече гостя и хозяина каждый должен придерживаться положенных правил. Откуда ты, старейшина, явился, что ведешь себя столь бесцеремонно?
Линь-цзи спросил:
— О чем ты, почтенный хэшан, говоришь?
[Цзинь]-ню собирался раскрыть рот, но Линь-цзи ударил его. [Цзинь]-ню сделал вид, что падает. Линь-цзи ударил его еще раз.
[Цзинь]-ню сказал:
— Сегодня у меня что-то не получается.
Примечания
[1] Цзинь-ню — прозвище монаха по названию монастыря («Золотой бык»), расположенного в той же обл. Чжэнь, где находился Линь-цзи.
§ 152
Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— Среди этих двух почитаемых старцев были выигравший и проигравший?
Ян-шань ответил:
— Выигравший действительно выиграл, проигравший — действительно проиграл.
§ 153
Перед переселением в мир иной Линь-цзи сел облокотившись и сказал:
— После того как я угасну, не дайте угаснуть сокровищнице моего ока истинной Дхармы[1].
Сань-шэн вышел и сказал:
— Как можно позволить погаснуть сокровищнице ока истинной Дхармы почтеннейшего монаха!
Линь-цзи спросил:
— Кто бы мог подумать, что сокровищница моего ока истинной Дхармы погаснет, дойдя до этого слепого осла!
Сказав это, он, выпрямившись, обнаружил полный покой[2].
Примечания
[1] Сокровищница моего ока истинной Дхармы (у чжэн фа янь цзан). — Имеются в виду основные принципы чань, передаваемые по традиции от поколения к поколению.
[2] Обнаружил полный покой (ши цзи) — т. е. умер.
§ 154
(Биографическое приложение)
Как монах, Наставник известен под именем И-сюань. Он происходил из уезда Нань-хуа в области Цао. В миру он принадлежал к роду Син.
В детстве он уже проявлял незаурядные способности. Став старше, прославился своей сыновней почтительностью.
После пострижения и полного посвящения в сан он пребывал в Залах толкований[1]: он в тонкостях и до конца постиг винайи, глубоко изучил сутры и шастры. Вдруг однажды он со вздохом произнес: «Все это лишь способы спасения мира, а не таинство передачи писаний вовне». Тут же он сменил одежду и отправился странствовать.
Сначала он просил наставлений у Хуан-бо, затем нанес визит Да-юю.
То, что было в этих случаях сказано, зафиксировано в «Записях о поступках» («Син лу»).
Получив печать Дхармы от Хуан-бо, он вскоре приехал в Хэбэй и стал настоятелем маленького монастыря на берегу реки Хуто в юго-восточной части области Чжэнь. Поскольку это было у брода, то по месту [Наставник] получил свое имя.
В это время там уже находился Пу-хуа: он, притворяясь безумным, смешивался с толпой, и невозможно было определить, мудрец он или профан.
Когда Наставник прибыл туда, Пу-хуа был придан ему в помощь.
Наставник был справедлив и благороден в обращении.
Тело Пу-хуа исчезло целиком. Это соответствовало предсказанию Ян-шаня, «маленького Шакьи»[2].
Примечания
[1] Зал толкований (цзян сы). — Так называлось помещение для соборов, на которых проповедь сопровождалась комментированием канонических буддийских текстов, т. е. занятием, глубоко презираемым адептами чань.
[2] Предсказание Ян-шаня, «маленького Шакьи» (Ян-шань сяо Ши-цзя-чжи сюань цзи). — Ян-шань предсказал, что, вернувшись на Север, Линь-цзи получит в помощники Пу-хуа.
«Маленький Шакья». — Намек на анекдот, согласно которому Ян-шань однажды встретил индуса, сообщившего ему, что он шел в Китай, дабы вернуть человеческий облик бодхисаттве Маньчжушри. Но ветретив Ян-шаня, «маленького Шакью», индус передал ему санскритские рукописи, приветствовал его и взлетел в воздух.
§ 155
Как раз в это время происходили военные смуты[1], и Наставник покинул [храм]. Великий усмиритель Мо Цзюнь-хэ[2] даровал под храм свою резиденцию внутри городских стен. [Храм] тоже назывался Линь-цзи, и на нем была табличка [с этим названием]. Наставник был принят и жил там.
Потом [Линь-цзи] отряхнул свою одежду и пустился на юг в область Хэ.
Правитель округа Ван, занимавший должность чанши, принимал его с почестями, подобающими Наставнику.
Побыв там непродолжительное время, Наставник прибыл в монастырь Синхуасы области Дамин, где поселился в Восточном Зале.
Не будучи больным, Наставник вдруг в какой-то день привел в порядок свою одежду, сел выпрямившись и, закончив диалог с Сань-шэном, тихо скончался.
Это было в 10-й день первого месяца 8-го года Сянь-тун династии Тан[3].
Ученики [Линь-цзи] соорудили пагоду для тела Наставника в северо-западном углу области Дамин.
Согласно указу [императора], ему было дано посмертное имя — Мудростью освещающий наставник чань, пагода получила название «Очищенная душа».
Сложив руки [в знак уважения] и низко кланяясь, я описал в общих чертах жизнь Наставника.
Почтительно записано Ян-чжао, ничтожным Наставником, последователем Дхармы, находящимся в монастыре Баошоу области Чжэньчжоу.
Примечания
[1] Военные смуты (бин гэ). — Возможно, имеется в виду вторжение войск округа Бин в округ Чжэнь.
[2] Великий усмиритель (тай вэй) Мо Цзюнь-хэ. — Точно не установлено, кто скрывается под этим именем; существовал некий Мо Цзюнь-хэ, мясник, сыгравший известную роль в защите округа Чжэнь в 893 г. и получивший за это официальный титул (но только не «великого усмирителя»!). Однако события, связанные с этим лицом, происходили свыше двадцати лет спустя после смерти Линь-цзи.
[3] 10-й день первого месяца 8-го года Сянь-тун династии Тан. — Это соответствует 18 февраля 867 г. по европейскому календарю. Согласно другим источникам, в качестве даты смерти Линь-цзи указывается 27 мая 866 г.