К вечеру все собрались на террасе. Накрывали стол, расставляли стулья. Госпожи Чжоу еще не было: за ней поехали на лодке Цуй-хуань и Ци-ся.

День только что угас. Взошла луна, и во дворе было довольно светло. Легкими порывами налетал вечерний ветерок. Воздух был напоен прохладой. На веранде, выкрашенной темно-красным лаком, стоя у фигурных перил, разговаривали Шу-хуа и Цзюе-минь. Немного погодя, они тоже прошли в комнату, имевшую форму прямоугольника. Зажгли большую керосиновую лампу, которая висела в центре комнаты, свет ее лился через застекленные двери террасы. В углу на овальном столе горели две настольные лампы.

Цинь и Юнь раскладывали палочки для еды из слоновой кости и серебряные приборы. Цзюе-синь и Мэй расставляли стулья. Цзюе-минь помогал им.

Юнь, ты тоже нашла себе дело? — удивилась вошедшая Шу-хуа. Она подошла, чтобы отобрать у нее бокалы и палочки.

— Ты убежала развлекаться, вот Юнь и пришлось взяться за дело. Я никогда не видела, чтобы хозяева сидели сложа руки, а гости хозяйничали. Ведь мы — гости, — продолжая заниматься своим делом, улыбаясь корила Цинь сестру.

— Меня позвал Цзюе-минь. Мы же не развлекались, — ответила Шу-хуа, уверенная в своей правоте. — Да и какая ты гостья? Ты же из нашей семьи, — и Шу-хуа расхохоталась.

— Да ну тебя! — отмахнулась Цинь и сказала Шу-чжэнь: — Видишь, как она меня все время обижает? А ты не поможешь мне расправиться с ней.

Услышав это, Шу-чжэнь, помогавшая Цинь раскладывать по серебряным тарелочкам семечки и миндаль, подняла голову и слегка улыбнулась:

— Не обращай на нее внимания. Пусть себе болтает.

Цинь нарочно похвалила Шу-чжэнь:

— Какая же ты умница, милая моя девочка. Шу-хуа, ты можешь болтать все, что угодно, я больше не буду обращать на тебя внимания.

— Ну и не надо! Еще не хватало, чтобы ты меня, взрослую девушку, назвала девочкой! — рассмеялась Шу-хуа, вызвав всеобщее веселье.

— Сейчас я тебе задам! — притворилась рассерженной Цинь. Приборы были расставлены, и она направилась к Шу-хуа. Та, увидев, что Цинь приближается к ней, со смехом пустилась бежать.

Когда она пробегала мимо Цзюе-миня, он схватил ее за косу:

— Цинь, я поймал ее.

— А, ты помогаешь Цинь, я так не играю, — со смехом протестовала Шу-хуа, не пытаясь вырваться.

— Отпусти ее. Кому она нужна? Я только напугала ее, — рассмеялась Цинь.

— Шу-хуа, за эти дни я тебя здорово избаловал, ты теперь тоже научилась спорить. А какой прок от такого красноречия, как у Цзюе-ина? Ведь он тебе тоже надоел, — полушутя, полусерьезно говорил Цзюе-минь, выпустив косу Шу-хуа и держа сестру за руку.

— Вот те на! Только стал относиться ко мне получше и сразу же начинается: избаловал, избаловал. Как не стыдно заботиться лишь о собственной выгоде! Нечестно помогать только одной Цинь. — Зная, что брат теперь на ее стороне, Шу-хуа разошлась и два раза стукнула его пальцем по щеке.

Цзюе-минь шепнул ей что-то на ухо, она понимающе кивнула. Служанка Хуан-ма, войдя в комнату, спросила у Цзюе-синя:

— Барин, горячее подавать?

— Принеси холодные закуски, а горячее снимешь с плиты немного попозже. Госпожа еще не приехала, — распорядился Цзюе-синь.

Она ответила коротким «слушаюсь» и уже собиралась уйти, но Цзюе-синь остановил ее:

— Если вино нагрелось, то захвати и его. — Служанка повторила свое «слушаюсь» и поспешно вышла.

Шу-хуа подошла к Цинь, та в это время разговаривала с Юнь. Шу-чжэнь, слушая их разговор, стояла рядом. Заметив Шу-хуа, Цинь, смеясь, спросила:

— Что же ты вернулась? Не боишься, что я тебя поколочу?

— Цзюе-минь уже извинился за тебя, и я тебя прощаю, — серьезно ответила Шу-хуа.

Протянув руку, Цинь легонько стукнула Шу-хуа по голове.

— Вот уж поистине легче гору с места сдвинуть, чем переделать характер человеческий. — Она и смеялась и сердилась одновременно.

— Могу напомнить тебе еще одну пословицу: из пасти собаки жемчужины не выскакивают, — озорно рассмеялась Шу-хуа.

— Оказывается, Шу-хуа, у тебя достаточно ума, чтобы понять, что ты собой представляешь, — рассмеялась Цинь.

— Цинь, ты пойми, я только что уступила тебе из уважения к Цзюе-миню, но если ты будешь продолжать в том же духе, то я уже больше не уступлю, — грозила Шу-хуа: больше всего на свете она любила спорить.

— Дорогая, оставим этот разговор. Можешь считать, что ты победила. Ладно? — Цинь ласково взяла Шу-хуа за руку.

— Зачем такие церемонии, Цинь? Только и шутить, пока мы все вместе, — отвечала Шу-хуа, тепло взглянув на Цинь. — А потом, когда все разъедутся, захочешь пошутить, да некому будет слушать. — Однако в голосе Шу-хуа не прозвучали нотки огорчения.

Слегка нахмурившись, Цинь с досадой сказала:

— К чему ты так говоришь? Сейчас мы все вместе и нам весело.

Цзюе-синь, сидевший у круглого столика сандалового дерева, вмешался в разговор:

— Что-то сейчас поделывает Шу-ин в Шанхае? А Цзюе-хой…

— Едет в трамвае и смотрит в окно, — подхватила Шу-хуа.

— Это интересно. Ее письма так содержательны, — радостно сказала Юнь, и на ее круглом личике тотчас же показались ямочки. Она вспомнила письмо, присланное ей Шу-ин.

— Думают ли они, что мы здесь пьем вино? — задумчиво проговорила Шу-чжэнь.

— Откуда же им знать? Ведь они так далеко, — не задумываясь отвечала Шу-хуа, слова ее безжалостно разбили мечты Шу-чжэнь.

Хуан-ма внесла в корзинке холодные блюда: ветчину, консервированные яйца, салат из медуз и фаршированных птиц с перцем. Цзюе-синь и Цзюе-минь поставили их на стол.

— Когда же вернется Шу-ин? — В тихом голосе Шу-чжэнь слышалось страдание. Воспоминания терзали ее одинокое сердце. Казалось, ее что-то мучило, и она надеялась, что кто-нибудь избавит ее от мук.

Воцарилось глубокое молчание. Эта беспомощность, словно порыв ветра, согнала улыбку со всех лиц. Даже сообразительная, острая на язычок, Шу-хуа оцепенела от вопроса, заданного этой обычно молчаливой девушкой. Цинь, с жалостью глядя на худенькое личико Шу-чжэнь, тихим голосом утешала ее:

— Она обязательно вернется, — хотя знала, что этого никогда не будет.

Шу-хуа, не зная, что думает Цинь, и считая, что лишь она одна в курсе дел, проговорила:

— Вернется? Она никогда не вернется. Да разве дядя позволит ей вернуться? Он может убить ее, а в лучшем случае прогонит.

— Шу-хуа! — не выдержав, вмешался Цзюе-синь, боясь, что кто-нибудь услышит ее.

— Неужели он так жесток? — испуганно, чуть не плача, спросила Шу-чжэнь.

— Не веришь? Вот увидишь, — рассердилась Шу-хуа, не обратив внимания на тон и выражение лица Цзюе-синя и Шу-чжэнь.

— Шу-хуа, не пугай ее. Смотри, она вот-вот заплачет, — горячо вступилась Цинь за Шу-чжэнь.

— Не заплачу! — сердито покачала головой Шу-чжэнь.

— Ты много видел гуманных отцов? Как ты думаешь, почему пришлось уйти Шу-ин? А знаешь ли ты, отчего умерла Хой? — запальчиво крикнула Шу-хуа, будто хотела в этих словах излить весь свой гнев.

— Шу-хуа! — страдальчески, почти умоляюще воскликнул Цзюе-синь.

Цинь взглянула на Шу-хуа. Мэй опустил голову. Юнь покраснела. Цзюе-минь, подойдя к Шу-хуа, опустил руку на ее плечо и звенящим голосом проговорил:

— Не нужно сейчас об этом говорить. Кто может предугадать будущее? И Шу-ин и Цзюе-хой могут вернуться. Жизнь каждый день меняется. Дядя Кэ-мин… — Тут он нашелся: — Мама пришла. Не будем больше говорить об этом. — Он увидел Цуй-хуань с фонарем в руке, выходившую из-за искусственной горки, окруженной банановыми деревьями.

Взоры всех присутствующих обратились на дверь. Покачиваясь, госпожа Чжоу, с трудом неся свое полнеющее тело, направлялась к лестнице. За ней следовала третья тетка — сухопарая госпожа Чжан. Ее ноги, которые она перестала бинтовать, были больше, чем у госпожи Чжоу, и ходить ей было легче.

— И тетя Чжан явилась, — удивилась Шу-хуа.

Госпожа Чжоу и госпожа Чжан вошли в комнату.

Госпожа Чжоу приветливо проговорила;

— Я пригласила к вам тетю Чжан.

— Вот и прекрасно. Тетя очень редко бывает с нами. Мы плохо разбираемся в приличиях, так что пусть тетя не пеняет на нас, — вежливо проговорила Цинь.

— Барышня Цинь, к чему такие церемонии? Боюсь только, что мы, взрослые, нарушим ваше веселье, — скромно улыбнулась госпожа Чжан.

— Вот вы как раз и церемонитесь, а упрекаете в этом меня. Мы и мечтать не могли, что вы согласитесь прийти. Тетя Чжоу, тетя Чжан, прошу вас садиться, — с улыбкой пригласила Цинь.

— Тетя Чжан! Сегодня мама угощает гостей. Ты должна побольше выпить, — вмешалась Шу-хуа.

— Ци-ся! Вели Хуан-ма подогреть и принести вино, — приказал Цзюе-синь. Ци-ся выбежала.

— Шу-хуа, Шу-чжэнь, не церемоньтесь. Садитесь, пожалуйста. Барышня Цинь, барышня Юнь, садитесь, — приглашала госпожа Чжоу. Все уселись только после того, как еще раз обменялись церемонными приглашениями.

Госпожа Чжоу, грызя семечки, перекинулась двумя тремя словами с госпожой Чжан и, увидев, что все держат себя как-то принужденно, ободряюще произнесла:

— Сегодня вы просто в гостях у тетки, ни старших, ни младших здесь нет. Чувствуйте себя свободнее. Чрезмерная церемонность вносит скуку.

— Вот именно, мне тоже кажется, что нужно держаться непринужденнее, — поддержала госпожа Чжан и, обращаясь к Шу-хуа, добавила: — Шу-хуа, ты же у нас первая говорунья и хохотунья, не стесняйся и не обращай внимания на то, что здесь я и твоя мама. Ведь и мы любим повеселиться.

— Давайте кушать, — пригласила госпожа Чжоу, взяв палочки для еды.

— Смотрите-ка, а тетя Чжоу все еще церемонится, — усмехнулась Цинь.

Ци-ся и Хуан-ма внесли чайник с вином.

— Цуй-хуань, вы с Ци-ся разливайте вино, а я пойду за горячим, — сказала Хуан-ма.

Цуй-хуань, пробормотав: «хорошо», взяла из рук Хуан-ма чайник с вином и вместе с Ци-ся подошла к столу.

Госпожа Чжоу, рассмеявшись, обратилась к Цинь:

— Цинь, ты права. Сейчас в наказание я выпью рюмку вина, а потом хочу сыграть с тобой в «хуа-цюань». С этими словами она подняла рюмку, стоявшую перед ней, и сделала большой глоток. Вслед за ней все подняли рюмки.

Хуан-ма, внеся первое блюдо, осталась в комнате. Второе блюдо внесла Чжан-сао. Она передала его Хуан-ма, а сама опять вышла. Хуан-ма подала кушанье на стол. Цуй-хуань и Ци-ся с чайником в руках обходили гостей и разливали вино.

После того, как оба блюда были съедены, госпожа Чжоу обратилась к Цинь:

— Цинь, сыграем в «хуа-цюань»? Победителем считается выигравший два раза из трех, проигравший выпивает рюмку.

— Я боюсь играть с вами, — смеясь, отнекивалась Цинь. — Я слабо играю.

— Пожалуй, и я не лучше. Мне редко приходится играть, — проговорила госпожа Чжоу.

— Цинь, ты не церемонься, ведь мы будем играть только для забавы. Сегодня все веселятся, и ты не должна отказываться, — уговаривала госпожа Чжан.

— Сестрица Цинь, за дело нужно браться с увлечением. Если ты боишься пить вино, то я за тебя выпью, — подтрунивала Шу-хуа.

— Ладно. Я играю с тетей Чжоу. Только я действительно не могу пить вина, а потому каждый раз будем пить по полрюмки. Ну, как, тетя? — Цинь бросила взгляд на госпожу Чжоу.

— Что ж, хорошо. Пусть будет по-твоему, — согласилась госпожа Чжоу и тут же велела Ци-ся и Цуй-хуань наполнить рюмки. После этого она, глядя на Цинь, сделала жест рукой и затем, выбросив ее вперед, крикнула: — Пять!

Цинь улыбнулась и, выбросив руку, воскликнула:

— Четыре! — Все с интересом наблюдали за игрой.

Обе играли неискусно, но Цинь, по-видимому, еще хуже госпожи Чжоу. У нее даже голос звучал как-то неуверенно. Из трех раз она выиграла один. Из следующих четырех — еще один и взглянула на рюмку:

— Я ведь с самого начала говорила, что не умею играть, вот и проиграла.

— Цинь, хватит разговаривать, пей свою рюмку, — торопила Шу-хуа.

— Первый раз не считается. Я сама играю неважно, — обрадовано сказала госпожа Чжоу.

Началась вторая партия, и госпожа Чжоу снова выиграла.

— Цинь, осторожнее! — напомнила Шу-хуа.

— Давай я за тебя сыграю, — вдруг вызвался Цзюе-синь.

— Ничего, я уж как-нибудь сама доиграю, — рассмеялась Цинь и вновь выбросила вперед руку. Сыграли раз восемь. Вопреки ожиданиям, она один раз выиграла, а затем выиграла вторично и радостно воскликнула: — Тетя проиграла!

— Маме пить! Мама проиграла. Мама может выпить немного побольше, — довольным тоном проговорила Шу-хуа. — Ци-ся, налей-ка госпоже вина!

— Шу-хуа, ты должна помогать мне. Что же ты помогаешь Цинь? — отпив полрюмки и делая вид, что рассердилась, обратилась госпожа Чжоу к Шу-хуа, чтобы развеселить всех.

— Разве ты не знаешь, что молодежь всегда горой стоит друг за друга, — с оттенком легкой грусти сказала госпожа Чжан. Никто не ответил ей.

— Цинь, на этот раз тебе, пожалуй, не выиграть, — госпожа Чжоу первая нарушила молчание и вновь выбросила руку. Сначала выиграла Цинь, потом госпожа Чжоу, но в конце концов победа осталась за Цинь.

— Тетя поддается мне нарочно, — рассмеялась Цинь, глядя, как госпожа Чжоу вновь отпила полрюмки.

— Цинь играет очень неплохо. Юнь, сыграй-ка с ней, — подзадоривала госпожа Чжоу племянницу.

Юнь очень хотелось сыграть и, как только госпожа Чжоу сказала это, она обратилась к Цинь, сидящей рядом с ней:

— Цинь, мы, как полагается, сыграем три кона.

Помедлив, Цинь рассмеялась:

— Идет. Но после этого я больше не играю.

— А со мной? — спокойно проговорил Цзюе-синь, сидевший рядом.

— И со мной, — подхватил Цзюе-минь с довольной улыбкой.

Цинь недоверчиво взглянула на Цзюе-миня, тот кивнул.

— И ты? — удивилась Шу-хуа.

— А почему бы и нет? Разве я не умею играть? — с улыбкой возразил Цзюе-минь.

— Значит, остаюсь еще я. В таком случае я тоже хочу сыграть с Цинь, — серьёзным тоном заявила Шу-хуа.

— И ты собираешься играть? Когда это ты научилась? — удивилась Цинь.

— Я с тобой сыграю в «петушка», — едва сдерживая смех, сказала Шу-хуа.

— Шу-хуа, только ты можешь сказать такое. Мы ведь не трехлетние детишки! — прыснула Цинь. Все рассмеялись.

Юнь, вытерев рот, стала торопить Цинь:

— Я жду.

— А я и забыла, — повернулась к ней Цинь.

— Я плохо играю. Вы уж не смейтесь надо мной, — скромничала Юнь.

Они сыграли еще три раза. Первый раз выиграла Юнь. Госпожа Чжоу сказала:

— Сейчас Юнь отомстит за меня.

Затем обе они выиграли по разу. В конечном счете, победа осталась за Юнь.

— Ну, а теперь моя очередь, — благодушно промолвил Цзюе-синь, глядя, как Цинь пьет свою рюмку.

— Ничего не выйдет, я не буду, — обеспокоенно сказала Цинь. — Я не победительница. Зачем тебе дразнить меня? Играй с Юнь, она играет лучше меня.

— Цзюе-синь, не верь ей, — поспешно возразила Юнь. — Цинь играет лучше, а сейчас она просто уступила мне.

— Юнь, конечно, играет лучше, но и Цинь тоже неплохо, — вмешалась в разговор госпожа Чжоу.

— Тогда я сыграю с тобой и наверняка проиграю! — сказал Цзюе-синь, взглянув на Юнь.

— Вот это правильно, Цзюе-синь здраво рассудил, — подтрунивала Цинь.

— Нет, я не могу пить вина, — оправдывалась Юнь.

— Юнь, и это говоришь ты? На щеках у тебя ямочки, а слыхано ли, чтобы человек с ямочками не пил вина. Ни за что не поверю! — настаивала Шу-хуа.

— Юнь, отложим пока игру. Давайте сперва поедим, а то все остынет, — предложила госпожа Чжоу, беря палочки.

— И правда, Юнь, давайте поедим, а вино подогреется, и снова продолжим, — промолвил Цзюе-синь.

Едва они успели покончить с едой, как внесли подогретое вино. Цзюе-синь распорядился, чтобы Цуй-хуань и Ци-ся наполнили всем рюмки, и сел играть с Юнь.

Голос Цзюе-синя звучал уверенно, на лице у него выступил легкий румянец. Юнь с улыбкой нежным голосом выкрикивала цифры. Она выиграла два раза подряд, и лишь на третий раз ей пришлось выпить вина.

— Это не считается, — зашумел Цзюе-синь, он не хотел примириться с поражением. — Юнь, давай еще сыграем.

— Играй лучше с Цинь. Я игрок никудышный, — отнекивалась Юнь.

— Ты победительница. Цзюе-синь хочет отыграться и, конечно, должен играть с тобой. Да ты почти ничего и не пила. Тебе и проиграть не страшно, — подзадоривала Цинь.

— Тетя, все на меня нападают. Хоть бы вы заступились! — кокетливо улыбаясь, обратилась Юнь к госпоже Чжоу. На щеках у нее обозначились ямочки.

— Юнь, у тебя такой несчастный вид. Не бойся. Играй и все. Не сможешь пить, я за тебя выпью, — рассмеялась госпожа Чжоу.

— Вот и прекрасно. Шу-хуа, Цинь! Слышите? Если мы не сможем, тетя за нас выпьет!

— Вот это да! Кто вам сказал? — смеясь, запротестовала госпожа Чжоу. — Ну и выдумщица ты, Юнь! Я сказала, что если барышни не смогут сами выпить, пусть попросят Цинь.

— Тетя, пожалейте меня. Я такая несчастная. Если я проиграю, за меня даже некому выпить, — сделав жалобное лицо, взмолилась Цинь.

— Ну, ну! А Цзюе-минь на что? — вставила Шу-хуа.

— Что ты все время пристаешь ко мне? Я же тебя не трогаю, — запротестовал Цзюе-минь, желая выручить Цинь.

— Но ведь это же правда. Если Цинь не сможет, ты должен за нее выпить, — с напускной серьезностью отвечала Шу-хуа, искоса взглянув на Цинь.

— Юнь, пусть смеются над нами, а мы сыграем, — сказал Цзюе-синь.

— Только на этот раз, если проиграешь, — признавайся, — наивно улыбнулась Юнь.

— Разумеется, проиграл, так нечего отпираться! — с живостью подхватил Цзюе-синь.

Все внимательно следили за их игрой. Цзюе-синь старался изо всех сил и выиграл дважды.

— Ну, как? — с удовлетворением произнес он.

От вина напудренное личико Юнь слегка раскраснелось. Цзюе-минь вдруг вскочил и звонким голосом сказал:

— Теперь, Юнь, моя очередь.

Юнь поспешно встала и, улыбаясь, покачала головой:

— С меня хватит, я больше не могу ни капли.

— Ерунда. Проиграешь — мама за тебя выпьет, — вмешалась Шу-хуа.

— Шу-хуа, что ты все на меня сваливаешь? А ты разве не поможешь мне? — сдерживая смех, отнекивалась госпожа Чжоу. — Мне кажется, Юнь, рюмка — другая тебе не повредит.

— Юнь, мне еще с тобой не приходилось играть. Вот сыграешь с Цзюе-минем, а потом я попробую, — оживилась госпожа Чжоу.

— Нет, тогда я, пожалуй, и со стула не встану, — улыбнулась Юнь, садясь на свое место. Она была немного возбуждена и не находила подходящего ответа.

— Юнь, что же ты меня не удостоишь своим вниманием? — подзадоривал девушку Цзюе-минь.

— Откуда ты это взял? Я в самом деле не могу больше пить вина. Уж ты меня извини, — умоляла Юнь, смущенно улыбаясь.

Цзюе-минь смягчился. Тут на помощь Юнь пришла Цинь:

— Цзюе-минь, человек просит пощады, а ты пристаешь. Оставь ее в покое.

— Цинь говорить мастерица, — похвалила госпожа Чжоу, — она способна совершать и добро и зло. То она заставляла Юнь играть, а теперь выручает ее.

— Тогда пусть выпьет штрафную, — вступила в разговор Шу-хуа. — Цзюе-минь, выпей-ка с Цинь.

— А почему я? Ты сама, что, не можешь?

— Ну что ж. Твое здоровье, Цинь! — живо поднялась с рюмкой в руке Шу-хуа, заставляя Цинь выпить.

Видя, что отказаться невозможно, Цинь отпила полрюмки. Шу-хуа тоже сделала несколько глотков. Она чуть не поперхнулась, так ее разбирал смех.

Опасаясь, что и другие последуют примеру Шу-хуа, Цинь сказала:

— Вина выпили уже достаточно. Так не годится. Ведь нам еще предстоит сыграть в синлин, или спеть, или рассказать что-нибудь.

— Я предлагаю сыграть в цзи-коулин, — громко подхватила Шу-хуа.

— Можно и в цзи-коулин. Цзюе-синь опять, наверное, станет «женщиной-дьяволом в облике ангела».

— Это тоже интересно, — согласилась госпожа Чжоу и, усмехнувшись, добавила: — Все говорят, что я очень быстро разговариваю. Так что у меня, пожалуй, больше шансов на выигрыш, чем у всех.

Никто не возражал. Каждый выбрал себе имя и прозвище, и игра началась.

Голоса сливались в сплошной гул, смех звучал все громче. Штрафной чаши никому не удалось избежать. Но больше всего выпало на долю Мэя и Шу-чжэнь, самых застенчивых и молчаливых. Их бледные лица разрумянились, они робко наблюдали за весельем других. Им было завидно. Они не понимали, почему чувствуют себя не так, как все.

Выпито было изрядно. Все раскраснелись. Хуан-ма поставила на стол чашу сиропа из зерен лотоса. Все взоры устремились к лакомству. Игра прекратилась. Госпожа Чжоу, а за ней и остальные взяли фарфоровые ложки. Сироп утолил жажду. Все почувствовали облегчение. Только Шу-хуа не напилась, а Цзюе-синю почти ничего не досталось, поэтому они велели Ци-ся принести чаю.

— Цзюе-синь, ты сегодня порядочно выпил. Как ты себя чувствуешь? — Цинь заботливо взглянула на Цзюе-синя.

— Ничего, все в порядке, — ответил Цзюе-синь, голос у него был совсем трезвый.

— А помнишь, в прошлом году ты как-то выпил меньше, чем сейчас, но чувствовал себя очень нехорошо, — засмеялась Шу-хуа.

Цзюе-синя словно ушатом холодной воды окатили. Он взглянул на Шу-хуа, потом на Цинь, на Юнь, кивнул головой и тихо ответил:

— Помню, как раз здесь.

— Тебе еще пришлось выйти на задний дворик… Я вспоминаю, тебя там видела Хой, — с воодушевлением продолжала Шу-хуа, улыбаясь. Она вспоминала это как смешной случай, нисколько не задумываясь над тем, где теперь человек, о котором она упомянула.

Цинь пристально посмотрела на Шу-хуа, взглядом укоряя ее за болтливость. Не следовало вспоминать о прошлом и тем более о человеке, имя которого уже забыто. Но Шу-хуа и не предполагала, что сказала то, о чем следовало молчать.

— Я помню это очень хорошо. Это было именно здесь, в этой комнате… — глухо продолжал Цзюе-синь.

Неожиданно Шу-чжэнь прервала его:

— И Шу-ин тоже была здесь. — В ее голосе звучала боль.

Словно ангел грусти пролетел над столом. Воцарилось тягостное молчание. Опьянения как не бывало. Всех охватили горестные воспоминания, но люди стремились отогнать их от себя. Только Цзюе-синь всеми силами пытался удержать в памяти образы прошлого, вызвать их из небытия. Он был уверен, что лишь эти смутные, то появляющиеся, то исчезающие образы дают ему силы жить. Он вновь заговорил:

— Так же, как и сегодня, светила луна, и компания была та же. Мне и сейчас кажется, что я стою на. берегу нашего озера и слушаю журчание ручья. Не верится, что прошел уже целый год. Мне еще помнится, как я чокался с Хой…

— Да. Мы говорили, что это прощальное угощение в честь Хой, — уже совсем другим тоном произнесла Шу-хуа.

Юнь, несколько раз порывавшаяся заговорить, наконец овладела собой и печально промолвила:

— В тот раз, вернувшись домой, сестра Хой сказала мне, что это ее последняя веселая вечеринка… — Она вдруг запнулась. Ее неожиданно пронзила мысль: а сейчас настала очередь Мэя.

— Разве кто-нибудь ожидал, что с Хой такое случится! — вздохнула госпожа Чжоу и, увидев, что Хуан-ма вносит закуски, повернулась к Юнь: — Что теперь вспоминать о прошлом! Юнь, будь как дома, ешь.

— Благодарю, тетя. Я больше не хочу, — вежливо отказалась Юнь.

— Ну, съешь хоть немножко, — уговаривала госпожа Чжоу и затем обратилась к Цинь: — Цинь, ты тоже ешь, пожалуйста.

— Спасибо. Нам с Юнь одной чашки достаточно, — церемонно ответила Цинь.

— Если бы Шу-ин была сегодня с нами, было бы совсем хорошо, — сказала вдруг госпожа Чжан, словно самой себе.

— Да, без Шу-ин и радость не в радость, — подхватила Цинь.

— Не будь ее отец таким упрямцем, разве Шу-ин уехала бы? Это все он натворил. А сейчас даже имя ее запретил упоминать! — негодовала госпожа Чжан.

— По совести говоря, братец очень упрям. Но все-таки никто не предполагал, что так случится. Впрочем, ты, невестка, зря волнуешься: барышне Шу-ин неплохо, она учится в Шанхае, — утешала ее госпожа Чжоу.

— Но не так уж хорошо, когда молоденькая девушка живет одна среди чужих, — задумчиво проговорила госпожа Чжан и тут же добавила: — Как-то она там, в Шанхае? Я все время беспокоюсь.

— Ей там, конечно, интереснее, чем нам. Да что там говорить! Она побывала даже на озере Сиху, — с завистью сказала Шу-хуа.

— Не только интереснее. Она в будущем принесет людям больше пользы, чем мы, — многозначительно сказала Цинь. Она старалась раззадорить сестер.