1

Здесь звучала оглушающая музыка, и Бай Би не смогла расслышать, кто и что поет. Только и слышен был пронзительный визг нескольких женских голосов. Свет ламп то вспыхивал ярко, то сменялся тусклым, и лицо Сяо Сэ менялось: на ярком свету было бледным и белым, потом в полусвете становилось мрачным и темным. Бай Би стало тягостно, она отодвинула бокал и сказала Сяо Сэ:

— Уйдем, мне здесь не нравится.

Сяо Сэ демонстративно прикрыла глаза и, капризно улыбаясь, откинула голову:

— А мне здесь нравится.

Бай Би не хотелось ей перечить, она постоянно уступала подруге. Сяо Сэ наполнила бокал пивом и не стала ждать, пока спадет пена. Сначала она прикоснулась к бокалу губами, так что рот омочился пеной, и не стала сдувать пузырьки, словно исполняла перед Бай Би роль бешеной. Она засмеялась, и ее смех резанул Бай Би уши. Закружилась голова. Сяо Сэ выглядела молоденькой дурачащейся студенткой.

— Как я и играла сегодня на генеральной репетиции?

— Очень хорошо.

— Ты меня обманываешь, — холодно возразила Сяо Сэ.

— Я тебя не обманываю, я вправду считаю, что ты сыграла очень хорошо. Особенно в последнем действии, предельно трогательно. Все тебе сочувствовали.

— Правильно, я только на то и гожусь, чтобы другие мне сочувствовали. — Сяо Сэ говорила раздраженным тоном.

Она подняла бокал и отпила большой глоток пива; струйка пролилась из угла рта на отложной воротничок и намочила его. В ярком свете ламп мокрая шея заблестела как фарфор.

— Я считаю, что принцесса в конце пьесы заслуживает сочувствия публики. — Бай Би предпочла мирный тон.

— Все вы меня обманываете! Ло Чжоу обманывает, даже ты меня обманываешь. Все вы как один обманщики. — Сяо Сэ снова отхлебнула пива.

Из ее рта сильно пахло пивом, и этот запах раздражал чуткий нос Бай Би до дурноты.

В прошлом ей почти не доводилось видеть, как Сяо Сэ пьет. Помнилось, однако, что несколько лет назад, когда Сяо Сэ потеряла своего любимого, она провела вдвоем с ней ночь напролет.

В ту ночь Сяо Сэ где-то напилась, ввалилась к ней домой, перепачканная и растрепанная; ее мутило и тошнило, весь дом перевернула вверх дном, а Бай Би с ней нянчилась. Может быть, причина в том, что отец Сяо Сэ был известным выпивохой, и дочь могла унаследовать его пристрастие к алкоголю. Обычно это незаметно, но при нервном срыве тяга к выпивке могла проявиться.

— Сяо Сэ, не пей. Третий бокал пьешь, испортишь себе горло и не сможешь декламировать, — нахмурившись, сказала Бай Би.

— Не суйся, я не пьяная, я не пьяная… — Протянув руку, она помахала ею перед носом Бай Би, но неожиданно замолчала и уронила голову на локоть. Плечи ее мелко задрожали.

— Судьба, все это судьба, никто ее не избежит, вот и я потеряла Цзян Хэ, — успокаивала ее Бай Би, ласково поглаживая волосы подруги.

Услыхав имя Цзян Хэ, Сяо Сэ резко подняла голову. Ее лицо раскраснелось от выпитого, расширившиеся глаза уставились на Бай Би. И в глазах метался затаенный страх.

— Цзян Хэ, скоро настанет заклятие Цзян Хэ, — еле слышно пробормотала Сяо Сэ.

— О чем ты говоришь?

Сяо Сэ выпрямилась, приникла к Бай Би и прошептала:

— Заклятие.

Сердце Бай Би екнуло, от одного этого слова ее бросило в холодную дрожь.

— Ты чересчур вжилась в роль. Тебе, Сяо Сэ, надо хорошенько отдохнуть, — прошептала она в ответ.

— Нет, это мне Цзян Хэ сказал. Сам сказал, своими устами за три дня до смерти.

— Да ты пьяна! Ты никогда со мной не говорила об этом.

Бай Би хотелось поверить, что это пьяная болтовня.

— Нет, голова у меня трезвая, — громко заявила Сяо Сэ и ткнула себя пальцем в висок.

— Да, — продолжала она, — тебе я не говорила, тебя я обманывала все время, а была бы возможность, схоронила бы в своем сердце навсегда тайну Цзян Хэ. Но теперь, по-моему, незачем хранить тайну. Извини, Бай Би, ты моя лучшая подруга, я хочу перед тобой повиниться, прошу у тебя прощения. — И слезы Сяо Сэ потекли ручьем.

— Ты меня обманывала? Какой такой секрет? В чем дело, в конце концов? — Ничего не понимающая Бай Би разволновалась.

Сяо Сэ так крепко схватила ее за локоть, что проступили красные пятна.

— Бай Би, прости меня, я хочу рассказать, как я тебя обманывала все это время. За три дня до того, как с Цзян Хэ случилась беда, я виделась с ним в этом самом баре, на этом самом месте, — захныкала Сяо Сэ.

— Здесь?! — Бай Би посмотрела на стойку бара, поглядела на пьющих кофе и выпивающих посетителей, прислушалась к оглушительной музыке из усилителей и смутилась. Как будто Цзян Хэ сюда пришел и уселся перед ней.

— Именно, именно здесь. В тот день из-за театра у меня было скверное настроение, вот и пришла в бар расслабиться. И вижу, что Цзян Хэ тоже здесь. Мы сели поболтать. У него было очень плохое настроение, дурной цвет лица, сам сильно исхудал, лицо почернело. Борода отросла, волосы всклокочены. Я начала спрашивать его о вашей свадьбе, о приготовлениях, но он не пожелал отвечать, а только пил пиво. Он пил бокал за бокалом, а потом стал пить прямо из горлышка. Я, признаться, подумала, что между вами какая-то ссора. Я не умею спаивать; когда вижу, что другие весело напиваются, чувствую себя чужаком. А тут стала пить с ним вместе. Он пил и говорил какие-то непонятные мне слова; их, наверно, могут понять только те, кто занимается археологией. Я не думала, что он так слаб на выпивку, даже слабее меня: очень скоро он захмелел и повалился на стол. Я с большим трудом подняла его, но он все-таки мог сам ходить. Я вызвала такси и отвезла его к себе домой. Было уже очень поздно, мы оба были совсем пьяные. Алкоголь, проклятый алкоголь довел нас до потери рассудка.

В тот вечер мы с Цзян Хэ оба сошли с ума, и у меня с ним случилось то, чего быть не должно. Бай Би, прости, только и остается сказать. Но ты должна понять, что случилось в тот вечер. — Сяо Сэ глубоко вздохнула.

Бай Би побелела, голос зазвучал неестественно:

— Сяо Сэ, скажи мне, что ты сейчас пьяна, а все тобой рассказанное — твои фантазии. Все это неправда. Не может быть правдой!

— Нет, Бай Би, извини, пословица гласит, что после водки блюют правдой. Так все, что я тебе сейчас выблевала, — чистейшая правда. Если бы не это пиво, я бы, наверно, продолжала обманывать тебя. Я очень раскаиваюсь и очень боюсь. Бай Би, я знаю, что ты страдаешь, но ты меня выслушай.

В тот вечер, во второй половине ночи, после того как мы с Цзян Хэ протрезвели, оба устыдились того, что случилось. В особенности Цзян Хэ, я видела, что он терзается, что в сердце у него только один человек, и этот человек — ты. Со мной — это чистая случайность. Цзян Хэ мне сказал, что, наверно, недолго еще проживет. Именно по этой причине он старается держаться от тебя подальше, потому что любит тебя и не желает, чтобы его заклятие перешло после него на тебя.

— Не говори так.

Но Сяо Сэ продолжала, крепко уцепившись за ее руку:

— Нет, я скажу, что к утру, когда мы с Цзян Хэ протрезвели, он очень серьезно заявил мне, что заклятия не избежит никто. Только вопрос времени: раньше или позже. Сначала я не поверила и подумала, что он меня запугивает, но, когда пришло известие о его смерти, утратила покой. Последнее время я постоянно чувствую себя нездоровой: то тут, то там болит. Так что, может быть, Цзян Хэ был прав. Однако я ни в чем его не виню, все случилось из-за меня. В тот вечер не надо мне было заходить в этот бар, не надо было терять рассудок. Проклятое пиво! — И она снова схватилась за бокал.

— Не пей. — Бай Би высвободила руку и отобрала у Сяо Сэ бокал. Резко поднялась, смерила Сяо Сэ пренебрежительным взглядом и сухо сказала:

— Мне надо побыть одной, чтобы успокоиться. Извини, я уйду первая.

— Бай Би, не уходи, мне страшно, побудь со мной, — взмолилась Сяо Сэ.

Бай Би качнула отрицательно головой. Круто повернулась и, вздернув голову, так что перед глазами поплыли круги от яркого света ламп, быстрыми шагами ушла вон из бара. Сяо Сэ осталась за столиком в одиночестве.

Под опостылевшую популярную музыку растерянно рассмеялась и опять взялась за пиво.

 

2

Опять перед глазами всплыло лицо Цзян Хэ. Его печальное выражение казалось почти свидетельством раскаяния. Это видение неотступно маячило перед глазами Бай Би и накладывалось на пеструю картину процветающего квартала, постепенно сливаясь в нечто единое.

Словно этот город превратился в одну колоссальную фотографию Цзян Хэ. Она не знала, куда идет, бездумно следуя то за смутным, то за четким миражом, маячившим перед глазами, а ноги шагали сами неведомо куда.

В людской толпе ей виделось одно лицо со слепыми глазами, и это лицо постоянно сливалось с лицом Цзян Хэ. Оба становились одним, а она погружалась в темноту, обволакивающую все кругом. Она шла и шла без конца, безостановочно, пока не ощутила холод на плечах, и только тогда осознала, что вышла из многолюдного города. На пустом холодном шоссе осенний ветер леденил и обдувал скулы, словно срывал с деревьев засохшие листья.

Бай Би продолжала шагать вперед, не думая, где и когда ей остановиться, а в ушах снова и снова звучали слова Сяо Сэ. Произнесенные в маленьком и шумном музыкальном баре, они опутывали тягучей и бесконечной паутиной словесного шелка. Она убыстрила шаг, словно хотела оторваться от этой паутины, но дорога становилась все безлюднее, на ней почти не осталось прохожих. В конце концов она узнала место, куда привели ее ноги: перед нею был Институт археологии.

Как я забралась в такую даль? От холода голова Бай Би стала ясной, хотя до сих пор она шагала совершенно бессознательно, без какой-нибудь цели. Она глубоко вздохнула, подняла голову и посмотрела на волшебные, загадочные звезды. Снова ее посетила дерзкая идея, и она расстегнула сумочку. В тусклом сумеречном свете она с трудом нащупала рукой связку ключей Цзян Хэ. У нее тряслись руки, но даже дрожащими руками она, как и в прошлый раз, вставила ключ в замочную скважину ворот Института археологии.

Опять она самовольно проникла в институт! Она прошла по заросшей аллее и вошла в здание.

Миновала темный коридор и по памяти нашла комнату, в которой с Цзян Хэ случилась беда.

Отперши дверь, она зажгла лампу и увидела, что с прошлого раза в комнате ничего не переменилось. Тщательно оглядела все вокруг и вновь ощутила то же удивительное чувство, что и в прошлый раз. Но теперь она не обратила на него внимания, а быстрым шагом подошла к компьютеру Цзян Хэ и села перед ним.

Точно так же, как в прошлый раз, Бай Би запустила компьютер Цзян Хэ, вошла в «Мои документы» и нашла файл «Войди, Бай Би». На входе в файл она снова увидела слова Юй Чуньшуня, за которыми на мониторе появилась та же что и в прошлый раз надпись Цзян Хэ.

Бай Би тотчас же отстучала вопрос в нижней строке «Диалог»:

«Цзян Хэ, скажи мне, ты и Сяо Сэ вправду были близки?»

На мониторе очень быстро возник ответ Цзян Хэ:

«Бай Би, наконец ты задала этот вопрос. Ты могла узнать это рано или поздно. Теперь бесполезно что-либо объяснять. Я могу тебе только сказать: прости».

По сердцу Бай Би словно нанесли тяжелый удар: «он» признался, компьютерный Цзян Хэ все признал, а значит, пьяная Сяо Сэ действительно выболтала правду. Бай Би не знала, как ответить, и ее руки долго бессильно лежали на клавиатуре. Потом отстучала строку:

«Цзян Хэ, тебе не надо извиняться, ты поступил по своей воле».

«Бай Би, прошу тебя, не вини Сяо Сэ, мы это сделали не намеренно. Я знаю, что тебе от этого больно, но Сяо Сэ не виновата; надеюсь, что из-за этого не пострадает твоя с ней дружба. Ты уже потеряла меня навечно, тебе нельзя терять лучшую подругу».

«Не говори ничего, Цзян Хэ, я хочу успокоиться».

«Хорошо. Бай Би, не надо больше приходить, здесь и вправду очень опасно, ни в коем случае не приходи больше сюда. Заклятие еще пока не опустилось на тебя, однако, если заклятие опустится, то никто не скроется от него. Воспользуйся тем, что буря пока не коснулась твоей головы, и быстрее возвращайся к себе в безопасную гавань».

«Цзян Хэ, где же ты, в конце концов?»

Бай Би с силой ударила по клавишам.

«Я уже умер, нахожусь не в мире сем. Вечно живешь ты, вечно. Уходи, Бай Би, уходи — никогда мы не свидимся снова».

Компьютер внезапно отключился, экран почернел, в комнате воцарилась внушающая ужас тишина. Бай Би, обхватив голову руками, ощупывала ее, бормоча:

— Никогда мы не свидимся снова…

Неужели она и вправду навсегда утратила Цзян Хэ? Глаза наполнились слезами отчаяния: надежду на встречу с Цзян Хэ она потеряла, хотя надеяться следовало перестать уже давно. Да и как можно возлагать надежды на умершего человека? Понурив голову, она отключила компьютер.

Ей вспомнились увещания Е Сяо. Она почувствовала угрызения совести: чего она так напористо сюда лезет, ведь это поведение противозаконно. Она тревожно встала и еще раз огляделась; в поле зрения попал череп в шкафу, сердце так и дрогнуло. Теперь она боялась шагу ступить, воздух в комнате чуть не душил ее. В мертвящей тишине ей вдруг почудился слабый звук. Она растерялась, поскольку не могла определить, что это такое. Чувствовала: источник звука — за окном и, не оборачиваясь, решила, что это шуршат листья. И посмотрела в окно.

Свет лампы из комнаты проникал сквозь стекло и освещал пространство за окном. Бай Би увидела лицо, плотно прижавшееся к оконному стеклу, и лицо это было золотое. В свете электричества оно сияло, глаза — узенькие щелочки, нос с высокой переносицей, губы очень тонкие, плотно-плотно сжаты, слегка выступающий вперед подбородок. Оно смотрело прямо на Бай Би узкими щелочками глаз.

Сердце запрыгало неудержимо, она попятилась, надеясь, что перед нею мираж. Рукой протерла глаза — но нет: никакого миража, просто за окном — все то же лицо золотого цвета в упор глядит на нее. Позади как фон — безбрежная ночная темь, в которой, кроме нескольких древесных ветвей, вообще ничего не видно. А вот сияющий золотым светом лик на черном фоне ослепительно ярок. Человек ли этот золотой лик? Или…

Бай Би не смела даже думать, она схватилась за сердце, настолько поразил ее ужас, существующий в действительности. Цзян Хэ говорил верно: здесь опасно. Она раскаивалась в своей дерзости, но при всем смятении духа не забыла погасить свет. И только после этого вышла из комнаты и снова заперла дверь. И сразу побежала по темному коридору.

Она бежала вперед, не оглядываясь и не задумываясь, и ее поспешные, торопливые шаги грохотали по пустому коридору, так что в конце его откликалось эхо. Шаги были, безусловно, слышны во всем здании. Впереди не видно ничего, и Бай Би ощущала себя беспомощной и бессильной, плотно охваченной этой темнотой. Она бежала вперед, как бы инстинктивно проявляя свою способность бежать. Бежать — от страха.

Выбежав из здания, она услышала позади себя чужие шаги. Шаги были тяжелыми, но тоже поспешными и торопливыми, их топот переплетался со звуком ее собственных шагов, и эхо сливалось. Звуки шагов были совершенно разными, словно исходили из двух миров: из мира людского и из подземной темницы.

Бай Би страшилась оглянуться, в мозгу опять всплыл золотой лик. Мучил страх, что этот лик у нее за спиной, что он ее нагнал. Она выскочила из здания, пробежала, спотыкаясь, по аллее под деревьями до самых больших ворот института. Хотела отпереть, но громадный засов был кем-то так наглухо задвинут, что никак не открывался. Она энергично тянула, но, чем больше старалась, тем неподатливее становился запор.

Помутился рассудок, и она принялась колотить руками по большим воротам, стучала оглушительно, грохот далеко разносился в ночном воздухе, разрывая темноту. Сознавая, что это бесполезно, Бай Би продолжала стучать, словно возлагала надежды на то, что грохот отпугнет тяжелую поступь шагов за спиной.

Вдруг рядом с ней раздался удар, но она побоялась оглянуться, понимая, что бессильна оказать сопротивление. Потом тяжелая рука хлопнула ее по плечу, так что она едва не вскрикнула, но все же удержалась и не закричала. Только голову опустила и глаза закрыла, дрожа всем телом и мечтая только о спасении.

Рука была очень сильной и легко ее развернула. Она услышала мужской голос:

— Бай Би, открой глаза!

Этот голос пронзил ее слух, мгновенно развеял страхи, и она решилась приоткрыть глаза, чтобы в тусклом, неверном свете увидеть лицо. И прошептала:

— Цзян Хэ…

Не в силах справиться с собой, она вновь зажмурилась, и слезы струями потекли по ее щекам. Вытянув руки, она обняла его и прижалась к нему так крепко, что его взволнованное дыхание обдавало ее лицо.

— Цзян Хэ, ты опять вернулся. Я знала, что ты сможешь вернуться, ты непременно сможешь вернуться. Я тебя простила, мы вечно будем вместе.

Сильные руки гладили ее волосы, а потом, со вздохом освободясь от объятий, схватили ее за плечи и встряхнули. Громкий голос сказал:

— Бай Би, открой глаза, посмотри, кто я.

Бай Би открыла глаза и наконец разглядела лицо. Глаза, подбородок, овал лица были очень знакомы, но это не был Цзян Хэ. Это был Е Сяо. Она потрясла головой, стыдясь своего порыва. Навсегда потеряла Цзян Хэ, навсегда и навечно, и больше не могла возлагать на него никаких надежд.

— Извините, Е Сяо, я думала, что передо мной Цзян Хэ, — прошептала она.

Е Сяо даже покраснел от порыва ее нежности.

— Сегодня вечером я наблюдал за Институтом археологии и вдруг слышу, кто-то внутри громко стучится в ворота. Я подумал, что наверняка что-то случилось, и перелез через стену. Ну так что случилось? — смущенно спросил он.

— Странное лицо, оно золотое, золотой лик, — пробормотала Бай Би.

— Какой лик? О чем вы говорите?

— За мной гонится человек. — Бай Би вдруг почувствовала, что выражается не совсем точно: как определить, что же такое гналось за ней…

Е Сяо немедленно начал всматриваться в деревья и в здание института. В полной темноте ничего не было видно, кроме мятущихся теней от деревьев.

— Стой здесь и не шевелись, в случае чего — позови меня, — шепнул он.

Он вошел в здание института. Нашел общий рубильник и включил все лампы; в одно мгновение здание ярко осветилось. Прошел по коридорам всех грех этажей и открыл все незапертые двери в комнаты, но нигде никого не обнаружил. Еще раз тщательно осмотрел, и опять безрезультатно. Е Сяо выключил свет в здании и возвратился к Бай Би.

— Нет никого. Наверно, этот тип успел удрать, — сказал он с сожалением. — Вы уверены, что это был человек?

— А вы как считаете? — Вопрос показался ему непонятным, и он переспросил. Бай Би не нашлась что ответить, замялась, а потом забормотала:

— Не знаю. Я видела только золотой лик, который вдруг появился за окном… Хотя, пожалуй, нет, может быть, этот лик уже давно следил за мной.

— Где вы его увидели?

— В комнате, где случилась беда с Цзян Хэ.

— Вы опять по компьютеру вели диалог с так называемым Цзян Хэ?

Ей стало стыдно. Она кивнула.

— Почему вы не прислушиваетесь к моим предупреждениям? Вы можете погибнуть. Хотите мне что-нибудь сказать? Подождите, сначала уйдем отсюда.

— Но ворота не отпираются.

После осмотра засова Е Сяо прошептал:

— Нарочно защелкнули, чтобы вы не убежали.

Он вытащил из кармана какой-то предмет и вставил в замочную скважину. После нескольких движений ворота открылись.

— Пошли скорее. — Он вытащил ее за руку из ворот и снова их запер. Они пошли пешком до конца маленькой улочки, где был небольшой тупичок, достаточный, чтобы поставить в нем служебную «Сантану».

Е Сяо распахнул дверцу:

— Садитесь в машину.

— Вы хотите меня арестовать? — спросила Бай Би.

— Я отвезу вас домой, — улыбнулся Е Сяо.

Бай Би послушно села первой, он за ней. Повернул ключи зажигания, машина тронулась. Ночью дорога была пуста, «Сантана» быстро шла с включенными передними фарами, удаляясь от Института археологии.

 

3

Автомобильные фары подсвечивали дорогу впереди, по бокам мелькали, уходя в темноту позади, деревья и дома. Бай Би сидела рядом с водителем.

— Е Сяо, извините, что я вас ослушалась, — смущенно и робко пролепетала она.

— Почему вам понадобилось прийти?

— Сама не знаю. Я не нарочно. Я шла и шла по улицам, сама не понимаю, как пришла сюда.

Е Сяо скинул скорость и медленно спросил:

— Вы что, лунатик?

— Лунатик? Сама не знаю.

— Бай Би, я потому решил отвезти тебя домой, что боюсь за тебя. Если ты страдаешь лунатизмом, не способна контролировать свое поведение, значит, очень скоро опять побежишь ночью в Институт археологии. Кроме того, ты только что сказала, что видела за окном золотой лик. Так было лицо или не было?

— Я вправду видела. Золотого цвета, при электрическом свете сияет, узкие щелки глаз, высокая переносица. Неподвижно глядел на меня с очень странным выражением. На взгляд — это не человеческое лицо.

— Ты сказала, что лицо было застывшим и неподвижным? Неужели даже глаза не мигали? — усомнился Е Сяо.

— Да.

— В прошлый раз ты рассказала, что видела, как Линь Цзысу держал в руках золотую маску. Может быть, то, что ты только что увидела, и была эта маска?

Его слова отрезвили Бай Би. После короткого раздумья она сказала:

— Маска, правильно, как же я об этом не подумала? Это же только маска, ничего больше. Наверное, та самая маска, которую я видела в прошлый раз.

— Ты должна была видеть человека в золотой маске, не так ли?

Она не ответила, продолжая тупо глядеть в ночную темноту.

Машина проехала перекресток и остановилась: доехали. Вышли из машины, и Е Сяо, наклонившись к ее уху, прошептал:

— Ты хочешь, чтобы я проводил тебя наверх?

Она заколебалась, уставившись в лицо Е Сяо, которое казалось таким знакомым. Однако, вспомнив, как нарушила приличия у ворот Института археологии, покраснела и ответила:

— Извините, я поднимусь сама. Спасибо вам, что отвезли меня домой.

— Прекрасно. Запомните мною сказанное и поступайте, пожалуйста, так, как я советую, — спокойно проговорил он.

— Так вы сейчас куда направитесь?

Он засмеялся:

— Поеду домой спать. Этот тип из Института археологии уже успел удрать. У меня не хватит духа туда вернуться.

— До свидания, — поклонилась Бай Би.

— Поднимайтесь наверх и хорошенько выспитесь.

Его глаза в ночной темноте сверкнули так знакомо, этот блестящий взгляд она знала так хорошо, что на сердце сразу потеплело; пропал озноб. Улыбнувшись Е Сяо, она быстро пошла наверх.

Пройдя несколько этажей, услышала внизу звук мотора автомобиля: Е Сяо уже отъехал.

Дома она подошла к окну: оставался страх, что за стеклом снова увидит неведомо откуда взявшуюся золотую маску. Наконец она опустила жалюзи и уснула.

Долгая ночь была еще впереди.

 

4

Вэнь Хаогу взволнованно ходил по коридорам института. Сегодня он инстинктивно, чутьем ощущал, что в институте что-то не в порядке; обошел весь институт, но ничего необычного нигде не обнаружил. Он колебался в сомнениях, когда его сзади окликнули:

— Директор Вэнь, вот мы и снова встретились!

Вэнь Хаогу круто обернулся и увидел Е Сяо.

— Здравствуйте, Е Сяо.

— Директор Вэнь, можно ли мне снова осмотреть комнату, где случилась беда со Цзян Хэ?

— Конечно, можно.

Он отвел его в комнату Цзян Хэ. Е Сяо осмотрел ее, а потом с преувеличенным изумлением спросил:

— Похоже, сюда заходили. Как же так?

— Никак невозможно! Ах, я только однажды приводил сюда его невесту Бай Би, чтобы она забрала оставшиеся после него личные вещи.

Е Сяо кивнул и сказал равнодушно:

— Ну значит, так.

Он осмотрел снова компьютер Цзян Хэ и стоящие с ним рядом измерительные приборы, а потом снова заговорил:

— Директор Вэнь, у меня есть маленькая просьба.

— Пожалуйста, говорите.

— Могу ли я взять для осмотра компьютер и эти приборы? После осмотра они будут немедленно возвращены.

— Взять компьютер — нет проблем, а вот измерительные приборы у нас единственные.

— Директор Вэнь, если нельзя, то обойдемся.

Вэнь Хаогу задумался, потом ответил:

— Нет, нет и нет. Я непременно хочу поспособствовать вашей работе, кроме того, на этой аппаратуре умел работать один Цзян Хэ, а теперь, когда его нет, использовать ее некому. Так что берите и осматривайте, только прошу не ломать, потому что это государственное имущество.

Е Сяо засмеялся.

— Нет проблем, директор Вэнь, не волнуйтесь.

— В таком случае сейчас и заберете?

— Нет, я хочу здесь побродить один, а потом заберу. Директор Вэнь, я отнял у вас много времени, больше не буду мешать вашей работе.

— Хорошо, — кивнул ему Вэнь Хаогу, которому ничего больше и не оставалось делать.

Е Сяо еле заметно усмехнулся, подошел к окну, посмотрел на деревья под окном и быстрым шагом вышел из комнаты.

 

5

Е Сяо вышел из здания и обошел его вокруг. С тыльной стороны обнаружил задний вход и долго размышлял, глядя на него, потом несколько раз кивнул.

Он вошел в рощу и пробрался под окно той комнаты, где с Цзян Хэ случилась беда. Согнувшись, он тщательно осмотрел землю под окном. Глинистую почву покрывали дикие травы, среди которых он в конце концов разглядел слабозаметные следы ног. Следы были плохо различимы в густой траве. Но он все-таки выкопал глину с двумя отпечатками и положил в карманы, собираясь в управлении заказать гипсовые слепки.

Снова вернулся в здание.

Он нашел Линь Цзысу и в одной из комнат наедине задал ему несколько вопросов. Сначала он посмотрел на человека перед собой; выяснилось, что у Линь Цзысу бегающий взгляд, ускользающий в сторону.

— Господин Линь, были ли вы знакомы с Цзян Хэ, Сюй Аньдо и Чжан Каем из вашего института?

— Да, прекрасно знаком. У меня с ними были очень хорошие личные отношения, на работе понимали друг друга без слов. Мы все очень скорбим по поводу их смерти.

Ответ Линь Цзысу был выдержанным и осторожным.

— Поскольку вы их хорошо знали, как вы думаете, в чем причина их смерти?

— Это… — Линь Цзысу сделал паузу и задумался, понурив голову, а затем продолжил:

— Вероятно, перегрузка на работе слишком высока. Посмотрите на условия нашей работы. Подолгу возимся с результатами раскопок, поэтому могут быть проблемы с психикой, а также физическое нездоровье.

— Господин Линь разбирается в психиатрии?

— Нет-нет, это было беглое замечание, к слову.

Е Сяо холодно посмотрел ему в глаза и переменил тему:

— Говорят, за месяц до того, как с Цзян Хэ случилась беда, ваш институт отправил экспедицию на раскопки в Западный край, это так?

— Да. А в чем дело?

Е Сяо наблюдал за выражением лица Линь Цзысу, надеясь что-нибудь выведать из слов собеседника. Он попросил:

— Мне бы очень хотелось знать все подробности этих раскопок, прошу вас рассказать мне. Сколько человек вас было?

— Всего нас было пять человек: директор Вэнь, Цзян Хэ, Сюй Аньдо, Чжан Кай, а также и я.

Е Сяо, бросив на него удивленный взгляд, спокойно проговорил:

— Если так сказать, то на сегодня в вашем институте трое умерших, причем все участвовали в тех раскопках. Из пяти человек только с двоими, с вами и с директором Вэнем, еще ничего не случилось.

Он круто сменил направление беседы:

— Вы можете со всеми подробностями рассказать об этих раскопках?

— Об этих раскопках ничего особенного не расскажешь. В самом деле, наш директор Вэнь — человек с высоким чувством ответственности, он постоянно отслеживает факты разграбления предметов материальной культуры по всей стране. Каждый раз, когда приходят такие известия, он очень скорбит. Месяца два назад директор Вэнь собрал нас, нескольких человек, профессиональный костяк, и рассказал нам, что в Западном крае, в песчаной пустыне, произошло разграбление предметов материальной культуры. Тогда Цзян Хэ очень разволновался, он добровольно вызвался поехать на охрану памятника культуры и сказал это директору Вэню. Ну молодой еще человек, всегда энергичен. Но я и подумать не мог, что директор Вэнь решительно поддержит добрую волю Цзян Хэ и велит экспедиции нашего института принять участие в спасательных раскопках, которые проводили местные ведомства по культуре.

— Что называется спасательными раскопками? — спросил Е Сяо.

— После того как локальный культурный объект подвергнется ограблению, для того чтобы спасти уцелевшее наследие от полного разрушения и спасти сохранившиеся памятники материальной культуры, проводятся раскопки. Мы ездили на древнюю могилу. Она подверглась определенному разрушению, но, к счастью, внутренняя структура древней могилы не была разрушена — возможно, потому, что среди грабителей возникла ссора из-за дележа добычи прямо на месте ограбления, — и внутренние помещения могилы остались нерасхищенными. В результате мы начали нормальные раскопки, но из-за крайне скверных условий и недостатка самого необходимого оборудования задержались и закончили работу только через месяц. Мы археологи, а не кладоискатели, суть в том, чтобы в результате раскопок добыть важные сведения, помочь историческим исследованиям конкретными вещами. А что, полицейский Е тоже этим интересуется?

— Нет, спросил по ходу дела. Господин Линь, спасибо вам за сотрудничество. Вы свободны.

Линь Цзысу кивнул. Дойдя до двери, вдруг обернулся:

— Извините, полицейский Е, прошу вас об этом деле не говорить директору Вэню. Потому что директор Вэнь не хочет, чтобы в частном порядке рассказывали о наших раскопках. Эта экспедиция была проведена нашим институтом самостоятельно и по своей инициативе, не получила санкции вышестоящих инстанций, поэтому проходила втайне. Но прошу вас поверить, что во всем, что делал директор Вэнь, не было ни грана корысти, и он поступал так только для сохранения памятников материальной культуры.

— Я понял, идите, пожалуйста, — отвечал Е Сяо.

Оставшись в комнате один, он стал сосредоточенно глядеть в окно.

 

6

Все собирались уходить домой. Одна из коллег спросила Е Сяо:

— А вы почему не уходите?

— Ну сегодня я хочу поискать материал в управлении, — поднял голову от компьютера тот.

— Вы всегда нам всем пример. — Коллега накинула лямку сумки на плечо и вышла, аккуратно прикрыв дверь. В канцелярии остался один Е Сяо, тихо и спокойно сидящий перед компьютером.

Он небрежно проглотил пирожное, потом налил себе стакан кипятка и мелкими глотками выпил.

На столе громоздились в большом количестве взятые из библиотеки книги и материалы.

Дверь открылась, и вошел молодой судмедэксперт Фан Синь.

— Е Сяо, я угадал: ты еще не ушел с работы.

— Обнаружились какие-нибудь результаты?

Фан Синь помотал головой отрицательно. Подойдя к Е Сяо, он увидел груду книг и спросил:

— Ты что читаешь?

— Я просматриваю подходящие материалы по археологии.

— А зачем тебе это?

— Да вот обнаружил, что у троих погибших есть общая черта. Примерно за месяц до гибели они все участвовали в одной археологической экспедиции.

— Ты подозреваешь, что их смерть связана с археологией?

— Есть такая вероятность, — кивнул Е Сяо. Фан Синь нахмурил брови и, словно что-то вспомнив, сказал:

— Мой университетский преподаватель рассказывал мне о случаях за границей. Некоторые археологи входили в древние гробницы и совершали открытия, а потом они заболевали странной и непонятной болезнью и умирали. Некоторые люди считают, что это — заклятие древних могил.

— Заклятие?! — изумленно воскликнул Е Сяо.

— Напугал тебя, да? На самом деле древние, чтобы сохранить свои могилы от разграбления, часто ставили надписи, смысл которых в обших чертах был такой: кто посмеет проникнуть в древние могилы и нарушит покой мертвых, будет подвержен вечному заклятию. Конечно, такие предупреждения чаще всего не предотвращали грабежей.

— А как же иностранные случаи, о которых ты говорил?

— Это был вирус. Некоторые вирусы в древних могилах сохраняют жизнеспособность тысячи лет. За рубежом известен один особенно жизнестойкий вирус, который способен прожить на мумии четыре тысячи лет. Вирус может передаваться контактным способом через кожу, а в некоторых гробницах в красках настенных фресок содержится такой яд, как мышьяк. Сами заклятия не способны убивать людей, убивают людей древние вирусы.

Е Сяо надолго задумался. Потом спросил:

— Ты говоришь, что вирус из древних могил убил Цзян Хэ и других?

— Этого я не говорил, я всего лишь прочел кое-какие иностранные материалы, не более того. Меня беспокоит не это. В древности было много цивилизаций. Может быть, некоторые были погублены вирусами? Если эти вирусы, пролежавшие в могилах тысячи лет, появятся снова, это станет катастрофой.

— Но у нас пока нет никаких доказательств, что Цзян Хэ и другие умерли от вируса. Все это только гипотеза.

— Поэтому сейчас надо как можно скорее найти доказательства.

Е Сяо кивнул. Вспомнив, он вытащил блок компьютера Цзян Хэ и приборы.

— Что это такое? — спросил Фан Синь.

— Я принес из Института археологии. — Е Сяо подсоединил приборы к питанию, а потом подключил блок компьютера Цзян Хэ к своему компьютеру, чтобы видеть все данные на экране.

— Кей-Джи-Ди, синтетико-аналитическая практическая программа для археологии, — медленно прочел Фан Синь надпись на экране. — Все сплошь археологическая терминология, мне непонятно.

Е Сяо открыл в окне историю документирования.

— Посмотри, последняя запись внесена как раз в день гибели Цзян Хэ, — сказал он.

На экране появилась кривая, изломанная линия.

— Кто же сможет это понять? — спросил Фан Синь.

— Единственный человек, который мог понять, уже умер. Этим человеком был Цзян Хэ, — произнес Е Сяо и выключил компьютер.

Фан Синь помотал головой:

— Ладно, слишком поздно, я пойду. Тебе тоже надо соблюдать осторожность.

— Спасибо.

Фан Синь ушел, и Е Сяо остался один в канцелярии. Он открыл на компьютере Цзян Хэ рубрику быстрой связи «Войди, Бай Би». В окне появилось изображение желтой песчаной пустыни, а на ее фоне две строки голубых иероглифов:

Перед взором Е Сяо возникла безбрежная песчаная пустыня.

 

7

Мать Бай Би тихо лежала в шезлонге. Она была в душевном спокойствии и смотрела ласково. Медленно подняла голову и поглядела на пролетающую в небе стаю голубей, потом прошептала тихонько:

— Ты похудел.

— Ничего. Последнее время было много досадных хлопот, — ответил ей Вэнь Хаогу. Он сидел рядом с матерью Бай Би и заглядывал ей в глаза. На нем был европейский костюм, который он надевал очень редко.

— Почему так смотришь на меня? — улыбнулась ему она.

— Нет, просто, по-моему, ты за много лет нисколько не изменилась. А вот я уже стар. Фэнь, ты еще помнишь, как мы и Чжэнцю встретились в первый раз?

Осенний ветер продувал тихий парк, набирал силу за насыпной горкой, легонько шевелил по-прежнему черные волосы старой дамы. Она, задумчиво глядя на последние распустившиеся цветы в цветнике, сказала грустно:

— Конечно, помню, и помню очень хорошо. Тогда нам было по девятнадцать лет, ты и Чжэнцю считались у нас самыми лучшими парнями.

— Ну какой же я лучший? Вот Чжэнцю был лучшим. Ему везло больше, чем мне. Знаешь, почему я говорю, что ему везло больше меня? Потому что он женился на тебе, Фэнь.

— Не говори так. Это ему-то везло? Он же в сорок лет умер, — с болью возразила она.

— Нет, он отделался, — с какой-то завистью сказал Вэнь Хаогу. — А вот я остался, одинокий, принимать страдания в мире людском, стареть, дурнеть вплоть до самой смерти. А Чжэнцю в мире ином наслаждается вечным блаженством и счастьем. Фэнь, скажи, кому повезло больше?

— Я не знаю, кому из вас повезло больше, по крайней мере я-то несчастна.

— Извини, Фэнь, — быстро сказал Вэнь Хаогу.

— Хватит, не будем больше об этом. Ты сказал, что в последнее время были досадные неприятности. Потому что Цзян Хэ умер, не правда ли? — вдруг спросила она.

— Эх, Бай Би уже успела доложить тебе об этом. Именно в эти несколько дней ты должна была увидеть, как твоя дочь выходит замуж, и ты бы этому непременно обрадовалась, а теперь, наоборот, ты должна вместе с дочерью принять страдание. — Он вздохнул.

— Дочь еще у меня разузнавала, как двадцать лет назад я с ее отцом ездила на Лобнор на раскопки.

Лицо Вэнь Хаогу исказилось, он взволнованно спросил:

— Фэнь, ты ей рассказала?

Она покачала головой.

— Я рассказала до того момента, как мы возвратились из древнего города Лоулань, вспомнила весь этот ужас, и у меня случился приступ. Знаешь, не думай, что я сейчас такая, я почти нормальная, но, если меня вдруг что-то заденет, тут же припадок, и тогда я уже сама не знаю, что со мной творится.

— Какая несправедливость, — страдальчески прошептал Вэнь Хаогу.

— Ладно, так много лет прошло, я давно уже привыкла. В институте в последнее время все в порядке?

Вэнь Хаогу поднял голову и посмотрел ей в глаза; поколебался и махнул рукой:

— Ничего, так же, как и раньше.

На сердце у него было беспокойно. Он знал, что не должен был лгать ей, но все-таки не хотел рассказывать о тех страшных событиях, которые произошли в последнее время, чтобы не бередить ее ослабленные нервы.

— Ты меня обманываешь.

— Фэнь, что ты говоришь? — Сердце Вэнь Хаогу дрогнуло, обманывать он не умел.

— По твоему лицу я вижу, что случилось нечто, и из-за этого дела тебе ни есть, ни спать спокойно. Но если ты не хочешь мне рассказывать, пусть будет по-твоему. — И она улыбнулась ему слабой, беспомощной улыбкой.

Он кивнул ей в знак согласия и проговорил, словно прощаясь перед вечной разлукой:

— Фэнь, может быть, я пришел к тебе в последний раз.

— Почему?

— Не знаю, не могу сказать тебе. Я хотел бы приходить к тебе всегда, однако, если я навеки покину мир людской, не смогу этого делать.

Его слова звучали очень торжественно, словно он медленно увязал в песках пустыни.

— Нет, такое невозможно.

— Фэнь, я пойду. Если я не приду к тебе снова, не забывай меня, помни обо мне всегда.

Вэнь Хаогу встал и быстрыми шагами пошел к выходу. Вдогонку ему послышалось:

— Ты еще вернешься.

Он не ответил, свернул за угол и пропал из ее поля зрения. Шаги его становились все тяжелее, пока он не вышел за ворота больницы. Медленным шагом, с опущенной головой.

— Директор Вэнь! — окликнул его молодой женский голос.

Только теперь он заметил у ворот Бай Би.

— Бай Би, какое совпадение, ты тоже пришла навестить маму? — напрягшись, холодно произнес Вэнь Хаогу.

Бай Би выглядела растерянной и смущенной, не зная, что и сказать:

— Директор Вэнь, спасибо вам, что многие годы так заботитесь о нашей семье и моей маме.

— Ну ничего, поспеши. Твоя мама сейчас в хорошем состоянии, она будет рада тебя видеть. Я ухожу, до свидания.

Попрощавшись с Бай Би, Вэнь Хаогу вышел на улицу и, когда оглянулся назад, около ворот ее уже не было. Сердце у него сжалось, и он знал, почему и отчего.

Бай Би медленно прошла через цветник, подошла к шезлонгу матери, присела перед ней на корточки и заботливо снизу заглянула в ее глаза.

— Садись, дочка.

Бай Би послушно подсела к матери, взяла своей рукой ее пальцы и проговорила:

— Мама, твоя рука такая теплая.

— Нынче уже глубокая осень, и погода холодная, ты, дочка, должна о себе позаботиться и не переохлаждаться.

Бай Би согласно кивала. Мать продолжала говорить:

— Сейчас, когда входила, видела дядю Вэня?

— Видела.

Мать вздохнула:

— Ему тоже нелегко. Он постоянно заботится о нас. Ты о нем не забывай.

— Я помню, мама.

Мать, вдруг что-то вспомнив, спросила:

— Сколько сейчас времени?

— Ровно три часа, — ответила Бай Би, взглянув на наручные часы.

— Ах, она скоро придет.

— Кто придет? — не поняла Бай Би.

— Это я, — раздался женский голос позади. Бай Би обернулась: это оказалась подруга матери по клинике, поэтесса.

— Дочка, теперь она каждый день в три часа дня приходит ко мне читать длинную поэму. У нее уже привычка такая.

Поэтесса в цветастом платье уселась рядом с матерью. Она улыбалась.

— Здравствуй, Бай Би, вот ты и пришла опять. Какая счастливая твоя мама, что у нее такая дочь, как ты. Сегодня я хочу для твоей мамы прочесть поэму под названием «Бесплодная земля», ее автор — Элиот.

— «Бесплодную землю» Элиота? — Бай Би вспомнила найденный в ящике Цзян Хэ блокнот с переписанной «Бесплодной землей».

— Приходилось слышать? Это мои самые любимые стихи, я всю поэму могу прочесть наизусть. Ну хорошо, сейчас я начну…

Поэтесса прочитала поэму «Бесплодная земля» с первой части — «Погребение мертвого» — до последней — «Что сказал гром». Бай Би изумило, что она весь текст читала действительно наизусть, ни одного слова не подглядывала, а текст свободно лился из уст. Бай Би, конечно, не могла определить, читает ли поэтесса текст «Бесплодной земли» полностью, не пропуская ни единого слова, но различала на слух образный смысл чтения. Голос у поэтессы был почти мужской, глубокий и низкий, но, когда требовалась пронзительность, она умела ее достигнуть, в особенности в таких строках:

Эти несколько неразрывно связанных слов полыхали, как языки пламени, фонтаном били из ее уст, в них Бай Би слышала вложенные поэтессой эмоции, чувство отчаяния. Ясно, что поэтесса уже не раз с гордостью рассказывала трагедию любви, ужаснувшую небо и потрясшую землю.

Может быть, Элиот тоже испытал такое отчаяние, а теперь это отчаяние вселилось в сердце Бай Би, и вплоть до последней строки поэмы она в своем воображении созерцала глубоко запавший в ее сердце мир бесплодной земли.

Когда чтение закончилось, Бай Би не сразу смогла прийти в себя. Постепенно возвращаясь к действительности, она почтительно сказала:

— Вы прочли прекрасно, хоть сейчас на радио.

— Уже не пройдет, а десять с лишним лет назад я на радио читала собственные стихи, — скромно ответила поэтесса.

Бай Би взглянула на мать и увидела, что та сосредоточенно и неподвижно смотрит куда-то вдаль. Возможно, мать тоже увлеклась стихами «Бесплодной земли».

— Мама, мама! — позвала Бай Би.

На лице матери появилось взволнованное выражение, похоже, ее глубоко затронули стихи. Наблюдая за матерью, Бай Би невольно забеспокоилась: а вдруг поэма напомнит ей что-нибудь? Пока она раздумывала, мать встала и, уставившись перед собой, тихо произнесла:

— Я видела, я видела бесплодную землю. Она вон там, вон там…

— Где? — поднялась и поэтесса.

Мать протянула руки и указала на цветочную клумбу. Какие-то мелкие красненькие цветочки, неизвестно как называющиеся, дрожали на осеннем ветру. В скором времени они должны завянуть и опасть.

— Мама, это всего лишь клумба, — в тревоге Бай Би крепко ухватилась за мать.

— Нет, это бесплодная земля, я видела. Правильно, именно там. На краю пустыни стоит женщина в длинной красной юбке с белым лицом и огромными черными глазами. Она нам улыбается, смотрите, смотрите, она улыбается, ее улыбка так прекрасна… — упрямо твердила мать, и ее слова звучали странно, будто она рассказывала по телефону далеким родным о том, что видит перед собой.

— Мама, впереди нет никого.

Неожиданно мать расплакалась и, опустив голову, снова скользнула в шезлонг, всхлипывая, как малое дитя. Бай Би всерьез испугалась и крепко обняла мать; в тесных объятиях обе дрожали, жалобно рыдая, как десять с лишним лет назад, в тот вечер, когда с отцом случилась катастрофа.

Бай Би с поэтессой потратили полчаса, прежде чем отвели мать обратно в палату и уложили в постель. Когда она заснула, поэтесса извинилась:

— Прости, я не знала, что поэма «Бесплодная земля» так взволнует твою маму.

— Ничего, может быть, она вспомнила времена, которые провела в пустынях Лобнора.

— В самом деле? Твоя мама всегда любит слушать, как я читаю ей стихи. Вчера я ей читала «Приморское кладбище», она все выслушала, ей очень понравилось, нервам тоже стало намного лучше, и врач сказал, что, если ей читать много таких хороших стихов, это улучшит психическое состояние и может привести к выздоровлению. Может быть, «Бесплодная земля» — слишком сильнодействующая поэма и не очень подходит для наших больных.

— Спасибо вам за добрые слова.

— Твоя мама там только что сказала, что видит пустыню, а на самом деле это всего лишь клумба и только; а еще сказала, что есть женщина. Особенно же пугает, когда она говорит, что в день рождения на сорокалетие сбылось заклятие. Неужели это ее воспоминания о прошлом?

— Я не знаю. Все это и я слушаю, но не понимаю, о чем она говорит. Может быть, потому, что мой отец в сорок лет, на день рождения погиб в автокатастрофе.

Но про себя Бай Би неустанно повторяла сказанные матерью слова, вернее, одно слово: заклятие.

— Деточка, мне тебя по-настоящему жалко, — с состраданием сказала поэтесса. Вдруг она спохватилась:

— Есть такие слова, о которых и не знаю, говорить тебе или нет. Сегодня еще приходил мужчина лет пятидесяти. Он тоже постоянно приходит навещать твою маму. Может быть, у нее с ним связь?

— Он самый хороший друг и коллега моих родителей, и папы, и мамы. Всегда о нас заботился.

— Похоже, не только раньше заботился, видно, что отношения у них близкие. Ладно, не будем, не будем. — Поэтесса на этом смолкла.

Выражение ее лица ничего не говорило Бай Би, а сама она не собиралась долго беседовать на эту тему. Еще раз взглянув на мать, она попрощалась с поэтессой и ушла.

Она не пошла прямо к воротам, а повернула к цветнику, где только что сидела мать. Бай Би тщательно осмотрела незнакомые красненькие цветочки, на которые мать указывала рукой. Цветы дрожали на осеннем ветру, вокруг росли деревца и зеленые травы, а фоном была стена ограды: ничего особенного. Она смотрела на эти цветочки и внезапно вспомнила: цветы были того самого оттенка, что и красная юбка, которую носила та женщина.

Покидая клинику, Бай Би размышляла о последних словах матери. Неужели автокатастрофа, в которую попал ее отец в день сорокалетия, была предопределена? Неужели заклятие уже давно снизошло на голову ее отца? Вот почему Цзян Хэ не был первым и тем более не будет последним.

Это ее отец был первым. Или задолго до него были еще люди?

Бай Би вспомнила все случившееся в летнюю ночь, когда ей было десять лет. Тот сон и женщину в том сне, удивительную письменность, а еще смерть отца. Может быть, все это берет свое начало в пустыне.

Западный ветер раздувал ее волосы, и ей подумалось: было бы прекрасно, если бы этот ветер принес аромат далекой пустыни…