Они увидели, что он сидит перед входной дверью на маленькой скамеечке для ног, в шляпе и плаще, несмотря на жару, обхватив загорелыми руками набалдашник терновой палки. Хоть сейчас в путь. Как будто — но это было совершенно невозможно — он их ждал. Должно быть, они застигли его на пороге — ботинки зашнурованы, и он собирается с силами перед утренней прогулкой по окрестным холмам.

— Вы кто такой? — обратился он к инспектору Беллоузу. У старика был поразительно ясный взгляд. Огромный нос задрожал, словно принюхиваясь. — Говорите.

— Беллоуз, — представился инспектор. — Детектив Майкл Беллоуз. Прошу прощения за беспокойство, сэр. Но я здесь новичок, пытаюсь, так сказать, разобраться, что к чему, и не переоцениваю свои возможности.

При последнем откровении сопровождавший инспектора констебль Куин кашлянул и вежливо перевел взгляд в пространство.

— Беллоуз… Я знал вашего отца, — предположил старик. Голова его подрагивала на немощной шее. На щеках были заметны пятнышки крови и пластырь, приклеенный после торопливого стариковского бритья. — Так ведь? В Уэст-Энде. Рыжий парень с усами. Специализировался, как мне помнится, на мошенниках. Я бы сказал, не без способностей.

— Сэнди Беллоуз, — сказал инспектор, — Это мой дедушка. А как часто мне доводилось слышать его лестное мнение о вас, сэр.

Не так уж часто, про себя подумал инспектор, гораздо чаще он ругал тебя последними словами.

Старик кивнул с серьезным видом. Острый взгляд инспектора заметил мимолетную грусть, минутное воспоминание, отпечатавшееся на лице старика.

— Я знавал очень многих полицейских, — сказал он. — Очень многих. — Его упрямое лицо просветлело. — Но всегда рад познакомиться с еще одним. И констебль… Куин, полагаю?

Теперь он навел свой хищный взгляд на констебля, смуглого, задумчивого парня с носом картошкой, который был сильно привязан — но старался не подавать виду — к предыдущему инспектору, теперь, к несчастью, покойному, явно предпочитавшему старые и основательные методы в работе. Куин коснулся пальцем фуражки. Не слишком разговорчивый малый, констебль Куин.

— Так кто у нас умер и как? — спросил старик, и вновь у инспектора возникло странное чувство, что их прихода, каким-то невероятным образом, ожидали.

— Человек по фамилии Шейн, сэр. Удар тупым предметом по затылку.

На старика эти слова впечатления не произвели. Даже, скорее, разочаровали.

— А-а, — протянул он, — Шейна ударили по затылку. Тупым предметом. Понятно.

Все-таки мозги у него плохо варят, пронеслось в голове инспектора. Теперь не тот, что раньше, не долго думая, решил Куин. Жаль.

— Я вовсе не в маразме, инспектор, уверяю вас, — сказал старик. Прочел его мысли. Нет, это невозможно. Понял по выражению лица, по наклону плеч. — Просто сейчас очень важный момент, кризис, если хотите, там, у меня в ульях. Я никак не могу их забросить ради ничем не примечательного преступления.

Беллоуз и констебль переглянулись. Инспектор был довольно молод, а убийство — в Южном Даунсе дело довольно редкое, чтобы оба полицейских не увидели ничего примечательного в том, что человеку размозжили голову кочергой или дубиной за домом викария.

— Этот Шейн был вооружен, сэр, — вставил констебль Куин. — У него нашли револьвер «Уэбли», хотя он утверждал, и мы ничего другого не установили, что он всего лишь коммивояжер по линии… — Тут он достал из кармана небольшой клеенчатый блокнот и справился с записями. Вид этого блокнота с аккуратным перечнем абсолютно бессмысленных фактов вызывал стойкую ненависть у инспектора. — …поставок механизмов и оборудования для молочных ферм.

— Его ударили сзади, — продолжил инспектор, — нам так кажется. Глубокой ночью, когда он садился в свой автомобиль. Упаковал все вещи. По-видимому, уезжал из города, ничего не объяснив и не попрощавшись, хотя неделей ранее заплатил викарию за два месяца вперед.

— Да, понятно, викарию. — Веки старика тяжело опустились, как будто факты этого дела были не только ничем не примечательны, но даже навевали сон. — Не сомневаюсь, что вы, конечно, в буквальном смысле слова необдуманно, поскольку обдумать вам это было не с кем, пришли к самому простому выводу и арестовали молодого мистера Пэникера по обвинению в убийстве.

Вполне осознавая, что его поведение напоминает сцену из немого комедийного фильма, инспектор Беллоуз, к своему стыду, не мог не обменяться с констеблем еще одним ничего не понимающим взглядом. Реджи Пэникер был арестован в десять часов утра, через три часа после обнаружения тела Ричарда Вулси Шейна, проживавшего в доме «Семь дубов» в графстве Кент и припарковавшего свой автомобиль «миджет» под номером 1933 МG на улочке за домом викария.

— За таковое преступление, — продолжал старик, — этот никудышный молодой человек будет в положенное время, как и полагается, повешен, мать его будет плакать, а мир продолжит слепо катиться по своей дорожке в никуда, и, в конце концов, ваш мистер Шейн останется все таким же мертвецом. А пока что, инспектор, четвертый номер следует обеспечить новой маткой.

И он махнул рукой с длинными пальцами, своими бородавками и пятнышками напоминающей морскую звезду, как бы отпуская полицейских. Отправляя восвояси. Потом похлопал по карманам мятого костюма в поисках трубки.

— Попугай пропал! — беспомощным голосом рискнул вставить инспектор Майкл Беллоуз, надеясь, что эта экзотическая деталь, возможно, добавит блеска преступлению, оцениваемому стариком по каким-то невероятным критериям. — А вот что мы нашли у сына викария.

Из нагрудного кармана он вытащил визитную карточку с помятыми углами, принадлежащую некоему мистеру Дж. Блэку, торговцу редкими и диковинными птицами на улице Клаб-Роу в Лондоне, и протянул ее старику, который даже не взглянул — а Беллоузу показалось, что он просто не смог взглянуть — на нее.

— Попугай? — Беллоуз понял, что так или иначе ему удалось не только заинтересовать, но прямо-таки поразить старика. А тот был даже рад этому обстоятельству. — Ну, конечно. Африканский серый попугай. Наверное, принадлежащий маленькому мальчику. Лет девяти. Немцу по националь… Еврейского происхождения, могу об заклад биться. И говорить он не может.

Теперь пришла пора инспектору кашлянуть и со значительным видом уставиться в пространство. Констебль Куин активно противился привлечению старика к расследованию. Он определенно невменяемый, сэр, уверяю вас. Но чтобы торжествовать, инспектор Беллоуз был слишком озадачен. Он слышал рассказы, легенды о знаменитых умозаключениях, полученных методом индукции, когда старик был в зените славы, — наемные убийцы, вычисленные по пеплу сигары, конокрады — по отсутствию собачьего лая. Хотя он и будет размышлять об этом в последующие годы, инспектор так и не поймет, как от пропавшего попугая и покойника по фамилии Шейн с вентиляцией в черепе старик пришел к немому еврейскому мальчику. Поэтому он упустил свой шанс и не выиграл очко у констебля Куина.

Старик глядел на визитную карточку мистера Дж. Блэка с поджатыми губами, то приближая ее к кончику носа, то удаляя, пока не нашел подходящее для чтения расстояние.

— Ага, — кивнув, сказал он. — Итак, наш мистер Шейн наткнулся на молодого Пэникера, удиравшего с птицей бедного мальчика, которую надеялся продать этому самому мистеру Блэку. А Шейн попытался ему помешать и дорого заплатил за свой героизм. Я правильно излагаю вашу идею?

Хотя именно такой вкратце и была вся его теория, с самого начала в ней присутствовало нечто — связанное с обстоятельствами убийства, — что не давало инспектору покоя и даже заставило, вопреки советам констебля, навестить этого полулегендарного друга и соперника своего деда и целого поколения его коллег-полицейских. И все-таки теория, в общем-то, звучала вполне разумно. Однако тон старика указывал на ее принадлежность к области фантастики.

— По-в-в-видимому, они обменялись какими-то фразами, — сказал инспектор, морщась от того, что старинное заикание вдруг всплыло из глубин его невеселого детства. — Они поссорились. Дело дошло до драки.

— Да, да. Не сомневаюсь, что вы правы. — Старик сложил щель своего рта в самую неискреннюю улыбку, какую инспектору Беллоузу доводилось видеть. — И правда, — продолжал старик, — какая удача, что вам требуется от меня так мало помощи, я ведь, как вам, должно быть, известно, на пенсии. На пенсии с десятого августа 1914 года. А в то время, вы уж мне поверьте, я был гораздо меньше поражен немощью, чем этот иссохший черепаший панцирь, который вы видите перед собой. — И он стукнул палкой по порогу, как судья молотком. Им следовало уходить. — Всего доброго.

С этими словами, словно вспомнив свое былое пристрастие к театральным эффектам, которое так испытывало терпение и делало таким образным язык Сэнди Беллоуза, старик подставил лицо солнцу и закрыл глаза.

Некоторое время двое полицейских стояли и смотрели, с каким нахальством старик делает вид, что дремлет. Инспектор подумал, что, возможно, ему хочется, чтобы они стали его упрашивать. Он взглянул на констебля Куина. Без сомнения, покойный предшественник Беллоуза никогда бы не опустился до того, чтобы упрашивать сумасшедшего старого затворника. И все же, сколько можно было бы узнать от такого человека, если бы только…

Старик резко открыл глаза, и улыбка теперь стала более искренней и жесткой.

— Все еще здесь? — спросил он.

— Сэр, если можно…

— Ну, ладно, — старик сухо усмехнулся исключительно про себя. — Я взвесил все нужды моих пчел. И полагаю, что мог бы уделить вам несколько часов. Так что я помогу, — он поднял длинный палец, словно предостерегая, — найти мальчику попугая. — С большим трудом, но давая понять, что ни за что не согласится даже на малейшую помощь, старик тяжело оперся на черную исцарапанную палку и поднялся на ноги. — А если нам случится по ходу дела повстречать настоящего убийцу, вам же будет лучше.