Кто хочет во Францию?
Хочу поговорить о роли случая в нашей жизни, о предопределении и свободе выбора в конце концов. Именно поговорить, поболтать, не пытаясь решить эту давнюю проблему.
Жил я себе мирно, по возможности избегая острых углов и не надрываясь, в свое время окончил институт, защитил диссер, работал в советской конторе в средней должности. Так дожил до полтинника.
В личной шкале ценностей имелось несколько вещей, которые, как я знал, были недоступны, а потому о них и не мечталось, разве что во сне. К таким ценностям относились поездки за границу. То есть, конечно, можно бы было, напрягшись безмерно, выложив кучу денег и выдержав мерзкую беседу в райкоме, поехать в составе группы совтуристов в Польшу или Болгарию, но это как-то не манило. Поэтому я спал спокойно, рассматривая во сне виды греческих островов и переулки Парижа. Особенно к Франции было у меня свое, интимное, отношение – знал язык по советским критериям неплохо («читать и переводить со словарем»), увлекался классической французской литературой, живописью. В конце 70-х друзья свели меня с замечательной парой французов-педагогов, работавших в Союзе по контракту, – Марком и Жоэль Блондель – и они расширили мой кругозор, знакомя с современными французскими фильмами и литературой (фильмы они брали в посольстве и устраивали показы в аудиториях пединститута).
Однажды случился со мной казус – наткнулся я в метро на группу французов-туристов, сбившихся с маршрута, и попытался объяснить им дорогу, ан не тут-то было: понимать я их понимаю, а сказать ничего не могу! Кое-как, жестами, объяснил дорогу, а сам расстроился – столько лет учу язык, даже порой подрабатываю техническими переводами, а связать двух слов не могу! Взял и тут же записался на годичные курсы «Иняз» французского языка, которые благополучно и закончил. К этому времени уже шел 89-й год. В воздухе пахло… – хорошо пахло!
Сижу как-то в конторе, делаю левую работу – пишу программы музыкального сопровождения левых же программ для персональных ЭВМ (которые только появились у нас в министерстве), как вдруг входит в комнату наш молодой начальник – Лева Могилевский, который, собственно, всю эту левятину для министерства и затеял, и спрашивает громко: «А кто хочет во Францию поехать?» На автомате отвечаю: «Я хочу!»
– А язык знаешь?
– Знаю.
– Ну, поедешь.
Не то чтобы я сразу поверил, но чем черт не шутит! К тому же Лева был такой ловкий парень, входил во многие кабинеты, а ко мне относился неплохо… И чем я, в сущности, рискую?
Выяснилось, что по министерствам разослана бумага о формировании группы специалистов разного профиля для обучения во Франции за счет французского правительства, по некоей программе помощи слаборазвитым странам ACTIM, и единственным требованием принимающей стороны было владение французским языком (стажировка проводилась без переводчиков). В нашем же министерстве на данный момент ни одного специалиста с французским языком, как на смех, не оказалось.
Ну вот, заполнил я требуемые бумаги, даже написал на французском программу предполагаемой стажировки по информатике, отдал Левке и стал ждать. Сначала вызвал меня кадровик. Когда я вошел в его кабинет, он с явным изумлением рассматривал мою анкету. Потом с надеждой в голосе спросил, чем я могу подтвердить знание языка. На это я предъявил только что полученный диплом курсов «Иняз» (а эти курсы как раз были официально признаваемым документом и некоторое время назад даже служили основанием для выплаты служащим надбавки к зарплате за знание языка). Следующим шагом был визит к парторгу министерства. Ну, этот повел себя проще. Поговорив со мной некоторое время, он сунул мне в руки бумаги и посоветовал не валять дурака и идти работать, мол, все равно никуда я не поеду. Я и пошел себе и сел работать, позабыв об этой авантюре.
Прошел год. В стране происходили перемены. Были, в частности, ликвидированы парткомы на предприятиях. И вот однажды неожиданно мне на работу приходит бумага, согласно которой меня приглашают подтвердить свое участие в программе ACTIM и возможность выехать во Францию на два-три месяца. Никаких новых документов, кроме согласия моего начальника, уже не требовалось. Левка свое согласие дал. Так началось одно из моих фантастических приключений.
Тут необходимо некоторое пояснение (для молодых читателей). Люди, имевшие у нас такую возможность и выезжавшие за границу (за «дальнюю» границу – в капстраны), по делам или развлечься, образовывали особый клан «выездных». Они отличались от других советских людей даже внешне, по одежде. Пропуском в этот клан служили партийность, принадлежность к руководству, официальное или неофициальное сотрудничество с ГБ.
Небольшая квота предполагалась также для простых советских людей – знатных сталеваров и ударниц-доярок. Счастливчики получали возможность проехаться (дисциплинированно, в составе компактной группы и с обязательным сопровождением пары стукачей) по западной стране и потратить на покупку шмоток очень ограниченную сумму валюты, полученную в обмен на свои рубли по официальному курсу (что-то около 60 копеек за доллар). При соблюдении режима жесточайшей экономии самые разумные могли, купив за границей дефицит и загнав его дома в комиссионке, компенсировать все затраты на поездку и даже подработать. Для реализации такой программы люди везли с собой копченую колбасу, водку, чай и кипятильники. Иногда случались пищевые отравления, голодные обмороки и прочие казусы.
Имелись учебные заведения, готовившие кадры для системы МИД и Внешторга. Студентами таких заведений становились только дети дипломатов и ответственных советских работников, и то по о-о-о-чень большому блату. Вот в таком заведении – институте повышения квалификации работников внешней торговли – я и очутился весной 90-го года, в составе группы молодых карьерных дипломатов, комсомольских работников и гэбэшников, слушающих курс предварительной учебной подготовки по программе ACTIM.
Вводный курс включал общие понятия информатики, стандартизации, патентного права и экономической теории. Лекции читались профессорами, приехавшими специально из Парижа. Содержание лекций было мне, кандидату экономических наук, вполне понятно, оно примерно соответствовало уровню знаний экономического факультета Плехановского института. Тем легче мне было компенсировать плохое знание разговорного французского, на котором бегло изъяснялись профессора. Особенно блистал элоквенцией пожилой джентльмен, до смешного напоминающий господина Бержере из романа Анатоля Франса (как я его себе представлял). Как выяснилось впоследствии, мэтр был проректором Сорбонны и нашим будущим куратором и не отказал себе в удовольствии прокатиться в Москву и познакомиться с этими загадочными русскими. Остановившись в «Национале», он все свободное время гулял в одиночку по Москве и наблюдал жизнь. Когда мы у него как-то спросили, на что он особенно обратил внимание, он ответил, что его поразила скудость московских продовольственных магазинов и особенно отсутствие свежих овощей и фруктов (напомню: была весна 90-го года!). «А разве во Франции не бывает сезонных изменений в наличии продуктов?» – спросили мы, на что, помолчав и подумав, он ответил: «Вот разве что весенний сезон молодой спаржи» – и при этом мечтательно улыбнулся.
Так в учебе прошло полтора месяца, время приближалось к намечаемому на май отъезду в Париж, а между тем мои личные обстоятельства складывались так, что я не мог себе позволить думать об отъезде: мой пожилой отец, живший в это время с нами, был очень нездоров и требовал постоянного ухода, в любой момент могло с ним случиться что угодно… Однако случилось то, что случилось. Отец тихо скончался в конце апреля, как всегда благородно избавив нас с братом от «лишних» забот о себе. Я был свободен ехать во Францию, а брат – позднее на пару месяцев – на родину предков (разумеется, не в местечко Диражню Полтавской губернии и не в сельцо Чачки Белостоцкого уезда, а в город Хайфу). Так, в конце мая, в составе группы из двадцати пяти стажеров, самолетом «Air France» я прилетел в аэропорт «Шарль де Голль» (бывший «Ле Бурже»).
Приходит на ум анекдот времен семидесятых. В темном, полузатопленном, замусоренном подвале пробирается старая крыса, несет на спине крысенка. Ребенок поднимает голову и видит пролетающую под потолком летучую мышь. «Мама, это что, ангел?» – спрашивает крысенок… Мы выбрались из советского подвала в Европу, и все увиденное поражало нас, вызывало восхищение. Неудивительно, что во время пребывания во Франции я находился в состоянии непрерывной эйфории. Я спал по четыре часа в сутки, неутомимо бродил по улицам и закоулкам, сидел в уличных кафе и знакомился с милыми и, вопреки бытующему мнению, очень общительными французами.
Первое впечатление от Франции – парижский аэропорт, огромный, удивительно рационально организованный. Многополосное шоссе до города с потоками «иностранных» машин, свободно бегущих в обе стороны («…во Франции даже извозчики говорят по-французски»). Отель в центре города, в пятнадцати минутах ходьбы от Пантеона. Маленький, компактный, очень удобный номер. Обед в гостиничном ресторане с табльдотом, с вином и несколькими сортами сыра.
Поражала четкая и разумная организация всего нашего быта и процесса учебы. Были выданы бесплатные единые проездные билеты. Завтрак – в отеле, обед – в месте прохождения учебы – Высшей школе экономики (в дальнейшем – на предприятиях прохождения практики), все бесплатно. Французы знали, что наше родное советское руководство нас слегка подграбило, присвоив часть выделенных Францией на нашу стажировку средств, и постарались компенсировать наши потери организацией всяких льготных мероприятий. Они проявили массу выдумки, такта и вкуса, чтобы сделать наше пребывание максимально полезным, приятным и запоминающимся.
Каждые выходные группа в сопровождении гида – сотрудника ACTIM – отправлялась в очередную экскурсию по стране. Бретань, Нормандия, Шампань, долина Луары – все эти уголки благословенной Франции и сейчас встают перед глазами… Но больше всего запомнились прогулки по Парижу, встречи с друзьями.
Еще в семидесятые, когда приоткрылась форточка еврейской эмиграции, много моих друзей уехало из Союза. Часть из них действительно поехала в Израиль, часть отправилась за океан – в Америку. Но многие осели в Париже – классическом городе трех поколений российской эмиграции. Когда в 77-м году мы с друзьями провожали в аэропорту Шереметьево-2 Алешу Хвостенко, улетавшего «по Вене», с маленькой сумкой и гитарой, было пьяно и очень грустно, никто, кроме самого Хвоста, не верил, что мы когда-нибудь снова увидимся. И вот я в Париже, звоню по телефону, и мы встречаемся! Кира Сапгир, Ася Муратова, Алик Гинзбург – много друзей, казалось бы навсегда потерянных для встречи, нашлись здесь и подарили мне свою частичку Парижа.
Семь утра. Гостиничный будильник – телефон неумолимо будит меня. Минут пятнадцать отмокаю под душем, прихожу в себя – лег спать в три. Спускаюсь в ресторан, завтракаю – и в дорогу, учиться.
Гостиница находится на улице Камбронн – Rue Merde (улица Говно), как говорят парижане: достославный генерал Камбронн в битве при Ватерлоо, будучи окруженным англичанами, на предложение сдаться ответил: «Говно! Гвардия умирает, но не сдается!», чем обессмертил свое имя. Ехать мне через весь центр, с пересадками, минут сорок, начало занятий в полдевятого, опаздывать нельзя. Половина того, что читается на лекциях, мне известна или не нужна, но пропускать неудобно – люди стараются… Лекции идут в быстром свободном темпе, на столах бутылки с водой, можно курить, чем я и пользуюсь – без сигареты можно заснуть! Бросил курить год назад, но тут начал снова. Из экономии сразу начал курить крепкие «Голуаз», помогает. Ребята закупили в нашем посольстве «Мальборо» – польстились на дешевизну – и прогадали, явный фальшак. Довольно легко справляюсь с трудностями перевода – помогает знание предмета и, как ни странно, общая эрудиция и хорошее знание русского языка (в чем явно опережаю своих молодых одногруппников). Лекции стараюсь конспектировать по-французски. Тем не менее погружение в язык дается с огромным напряжением. Где-то недели через две начинают сниться сны на французском и ловлю себя на том, что думаю по-французски.
Занятия продолжаются часов шесть, с перерывом на обед. Обед с обязательными сырами, с вином. Знаю, что после вина будет смертельно хотеться спать, но удержаться нет сил – вино всегда хорошее. После занятий – свободное время. Время прогулок по городу или визитов к друзьям. Созваниваюсь с Хвостом и еду к нему в мастерскую. Мастерская расположена в так называемом сквоте – старом заброшенном цехе, занятом художниками «самозахватом» под мастерские – полиция и владелец территории смотрят на это дело сквозь пальцы: по крайней мере, место защищено от пожаров и разного криминала. Сквот делят между собой несколько художников: француз из Эльзаса занимается графикой, рисует сложные композиции из штрихов и линий, парень из Сенегала пишет огромные абстрактные полотна из цветовых пятен, еще один африканец работает над фигуративными ритмическими картинами с фольклорными сюжетами. Русский парень – давний эмигрант – сидит в своем углу, склонившись над миниатюрами. Хвост только закончил оформление русской церкви где-то в провинции и сейчас занят абстрактными деревянными скульптурами и какими-то чудными механизмами, явно со свалки. Охотно помогаю ему – пилю какую-то деревяшку, шлифую, приколачиваю. К вечеру собираемся все в конторке цеха, сбрасываемся, кто-то идет за вином. Достаю бутылку привезенного с собой армянского коньяку. Сноб француз заявляет, что этот напиток вообще не коньяк. Беседа затягивается за полночь. Через несколько дней намечается устроить выставку, будет дана реклама, придут маршаны, критики… Возвращаюсь в отель последним поездом метро, завтра спозаранку – снова за учебу.
…Сегодня суббота. Пять часов утра, едва светает. Специально для нас организован ранний завтрак, и мы уже садимся в автобус. Выходные, как правило, мы проводим в экскурсии по стране. На этот раз – Бретань.
Выезжаем рано, потому что надо успеть проскочить до пробок на выезде из города и, кроме того, маршрут рассчитан на плотные два дня. За городом выбираемся на широкое платное шоссе и мчимся дальше свободно, без задержек. Девяносто км в час – быстрее не разрешает профсоюз шоферов. За окном автобуса – пустыри, ковром покрытые местной разновидностью придорожного бурьяна – нежно-желтыми кустами (дрок?).
Первая цель – приморский городок Сен-Мало. Не доезжая города, автобус сворачивает с трассы к комплексу промышленных зданий – осматриваем приливную электростанцию, построенную в устье реки Ля Ранс. Здесь очень высокие приливы, свыше шести метров, и это первая в мире промышленная установка, показавшая экономическую эффективность. Все очень красиво, чисто, безлюдно. Инженер-экскурсовод называет цифры, говорит о перспективах. Вызывает сомнение только явственная вонь, доносящаяся от застойных вод эстуария – водохранилища. Все-таки, по-видимому, самые экологически чистые электростанции – атомные (которых во Франции много), но зато уж если там жахнет!.. «…Нет безобразья в природе!» – а в обществе есть.
Сен-Мало – старинный приморский городок, порт и родина знаменитых французских корсаров, отсюда они совершали набеги к Антильским островам и во все концы света. А если английские и испанские корабли осмеливались появиться в этих опасных водах – им давался «асимметричный» ответ. Мощные стены и здоровенные пушки прибрежных бастионов внушают уважение.
Остановились в небольшой, очень уютной гостинице, оставили вещи и разбрелись по городу. Городок курортный, крошечный, узкие улочки, кругом сувенирные лавочки. Главный променад – по городской стене (ширина прохода по стене – метра три). Со стены открывается вид на необозримые морские дали, на горизонте – несколько островков. Сейчас прилив, и море плещется вблизи стен.
После ужина быстро укладываюсь спать – много впечатлений, устал, да и широченная, под балдахином кровать располагает ко сну. Зато просыпаюсь спозаранку и иду на прогулку. Недалеко от гостиницы площадь, на ней – городской собор. Небольшой, но красивый. Захожу внутрь – тихо играет орган, у алтаря стенка обита серебряными пластинками с благодарственными надписями от моряков Богородице за чудесное спасение на море. Над алтарем сверкает в восходящем солнце витражная розетка.
В городском порту тысячи яхт, всех калибров и оснастки, под флагами многих стран мира. Думаю, здесь собралось яхт больше, чем во всем Советском Союзе. За дамбой на море – отлив, берег обнажился почти до горизонта, ровный песчаный пляж… Странное ощущение от прогулки по дну моря.
Отъезд – в час, едем в соседний городок Канкаль, тамошняя spécialité – устрицы. Автобус едет по набережной, вдоль дороги – десятки ресторанчиков. Входим в один, рассаживаемся под навесом вдоль длинного стола, уставленного кувшинами с сидром и стаканами. Хозяйка – краснощекая, улыбающаяся – во главе стола, занята странным делом: берет из корзины крупных устриц, укладывает в специальное приспособление, одним движением вскрывает ракушку, обнажая студенистую мякоть, и отправляет нам на стол. Дело поставлено на поток. Поначалу пробую с осторожностью, но после первой же устрицы, запитой глотком сидра, прихожу в восторг – ничего вкуснее не едал… На вопрос, откуда устрицы, хозяйка показывает через плечо в море – там невдалеке, на легких мостках, ее собственные садки, ракушки только что из моря.
Надо сказать, устрицы не насыщают, ел бы да ел, но надо и честь знать. Рассаживаемся в автобусе и едем дальше. Небольшая остановка в приморском поселке, на берегу уютной бухты. Можно побродить по песчаному пляжу, позагорать. Решаю окунуться – все-таки океан, купаться еще не доводилось. Вода градусов четырнадцать, сцепив зубы, захожу в воду, делаю несколько гребков и выскакиваю на берег. Впечатление потрясающее: вода гораздо солонее черноморской, заметно сильнее выталкивает, в легкой покатой зыби чувствуется мощь… Еще двое наших решаются повторить мой подвиг, редкие отдыхающие смотрят на нас как на сумасшедших, спрашивают – откуда. Услышав, что русские, понимающе кивают.
Следующая и последняя остановка на пути домой – придорожная харчевня, настоящая auberge. Большой сельский дом, увитый штамбовыми розами. На ужин подают традиционное местное блюдо – петуха (!), тушенного в вине. Хозяйка ходит вокруг стола, подливает сидр, кальвадос, спрашивает, вкусно ли.
По дороге домой все в автобусе спим, приезжаем в Париж затемно, завтра снова учиться…
Мне приятно описывать эти поездки, заново переживаю впечатления от нормандских городков Онфлер и Довиль, от одного из чудес света – Мон-Сен-Мишель, от Шартра и Руана, от Шампани и Дома «Moet&Chandon». От промышленного Лилля и завода, где делают космическую ракету Ариан. От бретонских сельских ферм и кустарных мастерских, где издавна и до сих пор делают цветные витражи. Но нельзя же превращать эти записи в вариант путеводителя, этакий «Petit Fute’»?!
…Тихий воскресный вечер. Сегодня нет экскурсий, и мы с одногруппником Георгием – молодым грузинским стажером-дипломатом – сидим за столиком перед кафе, неподалеку от нашего отеля. Георгий взял пива, я, из любопытства, странный напиток под названием «пастис» – горькую анисовую настойку (ее подают в особой треугольной бутылочке и со стаканом ледяной воды). Пока Георгий ходит к стойке за сигаретами, к нашему столику подсаживается молодая женщина со стаканом вина. Разговорились, ее заинтересовало, что мы русские. Жаклин, коренная парижанка, живет в съемной квартире с другом. Идет неспешный доброжелательный разговор. Выясняется, что квартира Жаклин неподалеку от нашего отеля. Провожаем девушку до дому, договариваемся о встрече, обмениваемся телефонами и расходимся. В следующий свободный вечер мы с Георгием идем в гости. Симпатичные ребята – он американец, живет во Франции пару лет. Не имея права на работу, перебивается случайными заработками, в ближайшее время нанялся с компанией друзей строить дом где-то в провинции. Жаклин работает медсестрой в приемной дантиста. В будущее далеко не заглядывают, но хотели бы съездить в Россию, что мы им, разумеется, горячо рекомендуем. В следующую встречу мы с Жаклин – вдвоем: ее парень уехал зарабатывать деньги, а у Георгия – свои планы. Жаклин делает несколько ошарашивающее меня предложение – прокатиться по городу на велосипедах. Живо представив себя, грузного, пятидесятилетнего, раскатывающего по Парижу на велике, со смущением отказываюсь. Тогда следует предложение посетить открытие юбилейной выставки Энди Уорхола в музее Помпиду – клиенты стоматолога снабдили ее парой билетов на вернисаж, а друг в отъезде. Это другое дело! Отправляемся на культурное мероприятие, кстати, я Центр Помпиду или, как говорят парижане, Бобур, еще не посещал, а надо… По огромным пространствам Центра современного искусства расхаживают мужчины во фраках и дамы декольте – бомонд. Мы, конечно, выделяемся, но не слишком. Запасаемся маленькими бутылочками водки «Абсолют» (мерзавчиками), ими уставлена большущая ледяная скульптура лебедя в центре зала (фирма «Абсолют» – спонсор выставки) – и чувствуем себя вольготно. Разумеется, вскоре натыкаюсь на знакомое лицо – Кира Сапгир, виделись в Москве в 70-е годы. Она здесь от какой-то газеты. Дамы чинно знакомятся. Походив по выставке, решаем куда-нибудь свалить. Кира предлагает свой вариант: рядом с музеем – на площади Искусств – находится квартира-мастерская Оскара Рабина, Кира предлагает зайти туда в гости. Разогретые «Абсолютом», мы легко соглашаемся. Звонок по телефону. Видимо, не очень охотно, но маэстро нас принимает. Так от светила американского поп-арта к мастеру постсоветского авангарда заканчивается наш вечер…
Стажировка наша между тем переходит в следующий этап: нас разделяют на группы по специальностям и направляют в соответствующие производственные предприятия. Мне достается сначала «Эльф Акитэн» (Elf Aquitaine) – национальная французская компания по добыче и переработке нефти и газа. Компания занимает отдельное высотное здание в новом районе Парижа на левом берегу Сены – Дефанс. Как все-таки здорово распоряжаются французы своим историческим наследием: новый, модернистский, в стилевом отношении совершенно чуждый остальному Парижу деловой район вынесен за черту города, но так удачно расположен и удобно связан транспортными артериями с остальными районами, что остался не противопоставлен, а логически привязан к городу.
Вообще, восхищение мое вызывает французская строительная практика, особенно в сопоставлении с нашей бедной Москвой. В плотно застроенном, живущем напряженной деловой жизнью центре Парижа, рядом с нашей гостиницей был буквально за несколько дней снесен восьмиэтажный кирпичный дом, вырыт котлован для подземного гаража и начал буквально на глазах строиться новый дом, такой же этажности и похожего внешнего облика. При этом строительная площадка была обнесена матерчатым ограждением ровно по контуру будущего дома и никаких препятствий ни движению транспорта, ни пешеходам не было. Как будто опытный кондитер вырезал лопаточкой из торта кусок и на это место прилепил из крема новый фрагмент. При всех неизбежных модернизациях и реконструкциях городского центра везде сохранялось стилевое (и цветовое) однообразие квартала. Большинство новых и реконструированных домов снабжены многоэтажными подземными гаражами, а на крышах многих – зеленые газоны и прогулочные площадки.
В компании «Эльф Акитэн» меня и еще нескольких практикантов, в соответствии с нашими индивидуальными планами, знакомили с системами автоматизации управления производством и распределением продукции. В частности, с работой отраслевого вычислительного центра. Поразительно было осознавать, насколько отсталыми методами и на устарелом, недостаточно мощном оборудовании велась аналогичная работа у нас, на вычислительном центре Миннефтехимпрома СССР.
Следующий этап моей практики проходил в компании «Bull» – французском аналоге и в некоторых аспектах конкуренте американских IBM и Hewlett-Packard (в частности, в области вычислительных машин средней мощности). Несколько дней провели в парижском центре компании, а затем в сопровождении инженера из этого центра отправились в город Анже, в долине Луары, где находится один из новейших заводов «Bull» по производству компьютеров. Добирались из Парижа до Анже (около 300 км) на скоростном поезде TGV полтора часа. Сообщение настолько удобное, что некоторые ездят таким образом на работу. Не буду рассказывать про завод «Bull», автоматический склад готовой продукции и транспортную систему, управляемые единым компьютером, почти без участия человека, – это видения из фантастического фильма о будущем, подробности интересны, пожалуй, только специалисту. Расскажу о замке Анже, который осматривали вечером, после посещения завода.
Суровый, мощный замок. Сдержанно отреставрированные руины внутренних покоев производят впечатление подлинности и силы. В IX веке здесь располагалась столица Анжуйского графства, здесь бывали и короли. Отсюда пошел известный род Плантагенетов, давший королей Англии. В тронном зале замка стены расписаны королевскими лилиями. В отдельном помещении – потрясающая коллекция гобеленов. В окрестностях замка делалось (да и сейчас делается) анжуйское вино – любимый напиток мушкетеров. Разумеется, мы ему воздали должное за ужином в местном ресторане. Насколько стимулирующее воздействие оказывает этот напиток, показывает эпизод, произошедший со мной вечером. На вокзале, при отъезде из города, я, будучи не в силах сдержать восторги, решил ими поделиться и написать открытку моему одесскому приятелю. Однако, находясь под упомянутым воздействием, к тому же опаздывая на поезд, я напрочь забыл номер дома и квартиры приятеля, а также его фамилию, ограничившись его именем Жоржик и словесным описанием. Но таково было волшебное воздействие анжуйского вина, что открытка дошла до адресата!!!
Французские встречи
Позвонила Жаклин и пригласила нас с Георгием на вечер к своим друзьям, на некий юбилей. Ехать в метро довольно далеко, сидим втроем и разговариваем. Я рассказываю о впечатлениях от поездки в Анже – об оленях, пасущихся в замковом рву, о сакральных вóронах, прикармливаемых на башнях замка. Не знаю, как в лондонском Тауэре, но в Анже, по-моему, роль священных воронов исполняют обыкновенные галки. Разницу между вóронами, ворóнами, галками и другими птицами семейства врановых я объяснить не могу из-за слабого знания французского. Рассказываю о тронном зале, расписанном лилиями (помните знак лилии, украсивший плечико миледи?) – атрибутами королевской власти, обсуждаем происхождение этих символов. Неожиданно в наш разговор влезают пассажиры, едущие в вагоне. Завязывается оживленная дискуссия. Одни считают, что лилии принадлежат к символике Бурбонов, другие относят их дальше – к эпохе Капетингов. Французы демонстрируют доброжелательную живость, которой, честно говоря, от них не ждешь.
Друзья Жаклин – молодая пара, судя по всему, люди среднего достатка. Муж – фотограф, арендует ателье, выполняет работы, связанные с рекламой и полиграфией, жена – коллега Жаклин. Кроме нас – еще пара гостей, муж и жена, из инженерного сословия. По российской традиции, выставляем на стол бутылку «Столичной», которую хозяева убирают пока в холодильник и достают шампанское. Французов интересует все, связанное с Россией, с Москвой, с перестройкой. Россия в моде в нынешнем сезоне! Мы с Георгием по мере сил стараемся удовлетворить их любопытство. Беседа за столом становится все оживленнее. В дело идет наша водка. Затем хозяйка – бретонка – достает из загашника кальвадос – привезла из родной деревни. Приканчиваем и его. На столе появляется литруха виноградного спирта – ядреная штука, крепостью более шестидесяти градусов. Происходящее очень напоминает дружескую вечеринку у меня в Москве, в Старосадском переулке. Заканчиваем далеко за полночь. Инженер берется развезти гостей по домам на своей машине, несмотря на принятое на грудь изрядное количество спиртного, что и проделывает лихо и аккуратно.
…Вечер, мы с Хвостом гуляем по городу после работы. Пляс Пигаль – один из центров вечерних развлечений парижан: ревю, театры, кафе. Знаменитых парижских проституток здесь нет, они – в переулках, окружающих район. Например, на улице Сен-Дени – стоят в тени домов и у своих подъездов, «демонстрируют линию», но напрямую не пристают – запрещено законом! Есть молоденькие, хорошенькие, есть и ужасные. Блядская улица втекает в небольшую, удивительно уютную площадь с очень подходящим названием – площадь Невинных. Кафе, столики, как везде здесь принято, вынесены на тротуар, берем по кружке пива и сидим, наслаждаясь тихим вечером, журчанием струй фонтана.
…Воскресенье, ясный прохладный день, гуляю по Парижу, направляюсь к Гранд Опера. В сквере, на подходе к площади, развлекается стайка молодых девушек и ребят, они заигрывают со мной, предлагают развлечься с ними, с кем-то конкретно или со всеми вместе. По некоторым признакам полагаю, что они проститутки и «проституты» (или разыгрывают таковых), хотя ведут они себя очень мило и ненавязчиво. Мягко отказываюсь от предложения, и мы весело расходимся. Двигаюсь дальше – у меня встреча с Хвостом на ступенях Оперы. Вообще, площадь Оперы и расположенное там «Кафе де ля Пэ» – всеобщее, всемирное место встреч.
Считается, что здесь можно встретить человека, которого потерял давно, с которым жизнь развела на разные стороны глобуса.
Другой раз мы с Хвостом гуляем по набережной Букинистов, копаемся в книжных развалах, разглядываем старые гравюры, открытки. Есть русские книжки, но немного. Идем в расположенное неподалеку кафе – копию знаменитого, ныне закрытого кафе «Режанс», где главное блюдо было – игра в шахматы. Оштукатуренные стены исписаны автографами знаменитостей нашей эпохи. Хвоста здесь знают. Взяли по чашке кофе и шахматы, сгоняли партию-другую.
…Один из немногих дней, посвященных познавательной экскурсии по Парижу. Воскресенье, ничего не запланировано. Принимаю предложение прогуляться по городу. Партнеры – два моих ровесника из нашей группы, ребята явно не ученического статуса, с реальным дипломатическим опытом. Один – бывший торговый атташе в одной из африканских стран, другой, похоже, кадровый разведчик, преподает что-то в институте внешней торговли. Устроили себе отдых и развлечение за счет французского правительства. В Париже бывали неоднократно.
Для начала направляемся в Лувр, благо в воскресенье вход бесплатный. Но, как выяснилось, не мы одни рассчитывали на халяву: перед пирамидой Лувра – очередь. Не слишком огорченные, меняем планы. Моим спутникам нужно будет заказать костюмы у знакомого недорогого портного (!), но это – потом, а пока решаем прогуляться по Монмартру. Поднимаемся на холм, прогуливаемся по вернисажу (такой «Старый Арбат», но качеством получше). Вид от собора Сакре-Кер потрясающий. Спуск по крутой лесенке. По дороге сталкиваемся с семейством таких же, как мы, экскурсантов – спрашивают, как пройти в какое-то место. Мои спутники объясняют, а заодно интересуются, откуда эти люди. Те говорят – с Кубы. И тут я чувствую, что у моих спутников буквально шерсть на загривке встает дыбом, те тоже что-то почувствовали, расходимся весьма сухо. Спрашиваю объяснения и получаю ответ – это кубинские эмигранты (иными словами – враги!). Есть все-таки такая штука, как классовая ненависть… На обратном пути наши дороги расходятся: ребята – за костюмами, я – домой. Кстати (или некстати), в Лувр я так и не попал. И на Эйфелеву башню не попал. Надо будет еще разок съездить.
…Договорился о встрече с Аликом Гинзбургом – надо передать ему привет и подарок от его старого друга и моего приятеля Шуры Шустера. Ехать довольно далеко (по парижским масштабам), в спальный район. Запутался в переулках, приходится спрашивать дорогу. Встречный прохожий любезно и обстоятельно объясняет, как пройти, и, в свою очередь, интересуется, откуда я (то, что я не француз, к сожалению, чувствуется по моему выговору). Узнав, что из России, заинтересованно, но осторожно начинает расспрашивать о происходящих у нас событиях, переменах. Сам он тоже не коренной житель, эмигрант (уж не знаю, в каком поколении) из Польши, очень характерной польской внешности (похож на портрет графа Потоцкого, автора «Рукописи, найденной в Сарагоссе»). Его явно волнует вопрос, насколько, по моему мнению, долговременны перемены, происходящие в Советском Союзе. Приходится объяснить, что сам факт моего появления в Париже, немыслимого в прежних условиях, свидетельствует о глубине происходящих изменений.
Посидел у Гинзбурга в его гостеприимном доме, познакомился с семьей, попили чаю, и Алик вышел меня проводить. Оказалось, парижские расстояния очень обманчивы: после небольшой прогулки мы вышли фактически в центр – к острову Сен-Луи и собору Нотр-Дам-де-Пари. Рядом – удивительно симпатичный собор Сен-Поль с гнездящимися в его башнях соколами.
Парижский переулочек, с Хвостом
По приглашению Алика захожу в редакцию газеты «Русская мысль» – во-первых, любопытно, а во-вторых, обогащаюсь там кучей книг, многие из которых у нас еще не издавались и редки (хотя и не грозят уже, как прежде, их владельцу крупными неприятностями). Часть книжек достается даром, а часть, в магазине издательства, за очень небольшие деньги.
…Зашел в мастерскую к Хвосту. Он занят: наехали в Париж русские рок-музыканты – Юрий Шевчук, Гарик Сукачев, группа «Колибри». Хвост – центр тусовки, все его знают, и он всех знает, всем помогает, налаживает контакты, устраивает концерты, быт. Вообще, мне странно – артисты, которые в России собирают ревущие стадионы, здесь, в Париже, находятся в самых стесненных обстоятельствах. Девочек из «Колибри» подвел менеджер, они оказались в незнакомом городе без связей, без контрактов, почти без денег… К вечеру так или иначе все образуется, все собираются в сквоте, соображается ужин, вино, достаются гитары, оканчивается все замечательным джем-сейшеном.
…Едем с Хвостом на блошиный рынок – ему надо купить кое-какой инструмент для его деревянных скульптур. Парижский блошиный рынок – это особый город в городе, занимает огромную территорию. Чего там только нет! Парижане ездят сюда, как на прогулку и чтобы провести время. Идем по аллее, глазеем по сторонам, вдруг чувствую в кармане у себя чью-то, явно не мою, руку. Раздосадованный, бью по ней – рука исчезает. Но тут вижу, что группа арабов перемещается от меня и пристраивается к идущему впереди Хвосту. Предостерегающе кричу Алешке, но арабы испаряются, как будто понимают по-русски. Купив, что надо, насмотревшись на разные диковины, устраиваемся на веранде кафе и пьем пиво. Солнышко светит, толпа галдит разноязыко – хорошо…
Наша стажировка подходит концу. У меня скопилось много отснятых фотопленок, надо бы хоть часть проявить и доснять по возможности, если что-то не получилось. Захожу в фотоателье около нашей Высшей школы. Завязывается разговор, как и везде, много расспрашивают о России, дарю сувенир – пачку «Беломора», объясняю, что эти папиросы лучше не курить, а смотреть… Все очень любезны. Через пару дней захожу в ателье за проявленной пленкой – мне вручают пустые ленты – по-видимому, что-то с затвором фотоаппарата. Делать нечего, на последнюю пленку снимаю что придется, на память. В день отъезда наша француженка-куратор подходит ко мне в автобусе и вручает толстый пакет с отпечатанными снимками: якобы в ателье перепутали пленки, мои оказались в порядке и в качестве извинения их бесплатно отпечатали… Старший брат и во Франции не дремлет!
Наша дама оказала мне и еще одну услугу: при посадке в самолет, несмотря на то что французы нам оплатили билеты бизнес-класса, у меня оказался большой перевес багажа (думаю, я волок килограммов семьдесят). На тихий вопрос кураторши, что у меня за груз, объясняю: книги… Подумав секунду, она переговорила с таможенником и меня молча, без доплаты, пропустили на посадку.
Вот и отлет. На душе грустно, хотя и радует предстоящая встреча с близкими. Вспоминается эпизод, описанный в книге о путешествии в Россию маркиза де Кюстина в эпоху Николая I о том, как русские, приплывая из России в Европу, в Гамбург, веселы и радостны и как они грустны на обратном пути.
По прилете: в аэропорту Шереметьево грязно, погода на улице пасмурная и все лица такие серые, хмурые… Здравствуй, родина.