Один из постоянных читателей моих "сказок по выходным" попросил меня написать в этот раз про "бременских музыкантов". Честно говоря, я даже как-то и опешил несколько: что там анализировать – сама сказка-то на полторы странички! Но потом, подумав, я понял, о чём шла речь. Заказ был не на сказку братьев Гримм. А совсем на другую сказку – ту, которую рассказал нам в позднесоветском музыкальном мультике Онуфриев.

Что такое сказка братьев Гримм про "бременских музыкантов"? Как ни смешно, ближе всего она – к каким-нибудь "двенадцати стульям" или "золотому телёнку", а её главные действующие лица – что-то вроде коллективного Михаила Самуэлевича Паниковского. Старый слепой осёл, выгнанный хозяевами, такие же изгнанники пёс, кот и петух бредут нищими по дорогам, собирая на пропитание концертами художественной самодеятельности, надеясь дойти до чудесного, сказочного города Бремена, где будто бы уличным музыкантам дают баснословные деньги за выступления – так дети лейтенанта Шмидта мечтали о Бобруйске (а Остап Бендер – о Рио-де-Жанейро). По дороге они встречают избушку "разбойников" (решительно неизвестно, с чего вдруг их объявили разбойниками), и, испугав их посредством театрального представления (насобачились ведь, пока были бродячими артистами) завладевают их имуществом. И становится им Щастье – по крайней мере до тех пор, пока сокровища не проедят; но предполагается, что запросы у них скромные и на их век хватит. По сути, это сказка про нищих, про безнадёжных лузеров, случайно нашедших клад – лучик надежды для тех, кому надеяться не на что; средневековье, ничего не попишешь.

А вот советская сказка – совсем даже другая.

Тамошние музыканты не занимаются поиском кладов – вовсе не нужда их выгнала на улицу. А жажда спеть, сыграть, удивить, плюнуть в лицо скучному миру своей вольной бродячей жизнью. Их духовный лидер – парень в модных джинсах дудочкой (помним, какие это годы, да?!) – фактически, эталонный "неформал", надышавшийся ветром 60-х. И именно он оказывается центром всей той игры, которая разворачивается в системе сказки.

Ясно, что из всей тусовки музыкантов только он один имеет какую-то социальную ценность: остальные если не ослы – так петухи; животные, короче. И поэтому, когда их балаган попадает в соприкосновение с Властью (выходит на площадь перед королевским дворцом) – парень-то и оказывается вовлечён в её игру.

У Власти, разумеется, есть проблема (у неё всегда есть проблемы). Растущая молодая элита "сынков" и "дочек", избалованных и безвольных, явно выпадает из построенной суровыми отцами жёсткой социальной системы. Они не в состоянии будут взять рычаги, когда они выпадут из ослабевших рук стареющих "отцов" (это я описываю не только короля из сказки, но и советскую элиту 60-х и 70-х – стареющее "поколение победителей" и их дочек). "Дочки" и женоподобные "сынки" ничего не хотят (заметим, образ этой самой Несмеяны и её окружения становится в тот момент актуальным, всплывая не только у Онуфиева, но и у Василия Шукшина, который тоже пишет сказку), и самые дальновидные из "отцов" заботятся о "свежей крови", пытаясь найти что-то здравое в том балагане, который вдруг взял и образовался на королевской площади (контркультура). И находят – того единственного парня, который из них из всех вроде бы не выглядит полным ослом – плюют на его джинсы и хайр, на его идиотские песенки и пускают во дворец, попутно отсекая от шоблы странствующих бездельников. Женят на "дочке" – она, кажется, только этого и хотела… но вдруг наутро обнаруживается, что парень свалил обратно к своей банде хиппующих ослов, попутно умыкнув и принцессу (не "музыканты" пошла во власть, а, наоборот, "дочки" начали уходить в "музыканты") – первая катастрофа.

"Дочку" кое-как силой возвращают. Всё будто бы наладилось (хотя она "яйцо диетическое" не ест и вообще находится в жёстком конфликте с папаней), но состояние системы угрожающе нестабильное. И тут на сцену выступает третий игрок – в сказке зашифрованный как "разбойники".

На самом деле это никакие не "разбойники". Это – советская "альтернативная элита" – все эти спекулянты, фарцовщики, валютчики, ушлые комсомольцы и прочий "средний класс": полувластное-полукриминальное сообщество, на одном полюсе которого был жук-директор завода или аферист-взяточник, а на другом – откровенный блатарь с фиксой в зубах и ворованным "рыжьём" за подкладкой. Эти – в каком-то смысле даже большие идейные враги Системы (т.е. Короля), чем "музыканты": это система лишила их возможности крутить свою инициативу, делегитимировала их богатство и заставила его скрывать, это она подняла на щит те ценности, которые им чужды и опустила те, которые им близки. Они – лихие, собаку съевшие на борьбе с официальными держимордами и намного их превосходящие по умению ориентироваться в ситуации, могучие и зубастые. Тётка-атаманша с картами – точь в точь директорша гастронома с бюстом шестого размера, усами и губищами в яркой помаде, наглая и самодовольная хабалка.

Что значит история про то, как королевская охрана "смело бросилась наутёк", завидев разбойников? Очень просто: и армия, и милиция, и КГБ после 1956 года боролись исключительно со внешним врагом (если близко воробей – мы готовим пушку), а на слишком интенсивную борьбу с каким бы то ни было внутренним врагом было наложено жёсткое моральное табу (иероглиф "репрессии"). Именно поэтому политическое руководство государства оказалось совершенно беззащитно тогда, когда начался процесс перехвата власти этими ушлыми атаманшами (у-ля-ля, завтра грабим короля). Стража разбежалась, король оказался в плену.

Что оставалось делать? Только одно: взывать к той силе, которую только что "мочили" за "дочку" – к тем самым "музыкантам" из бродячего цирка. Их и натравили на "атаманшу": "борьба с привилегиями", "прожектор перестройки", "гдлян и иванов", глава МГК КПСС Ельцин, который лечится в обычной районной поликлинике №36… Ослы, козлы, собаки и петухи принялись громко выть и лаять, и испугавшиеся разбойники, пусть и не без сопротивления, выпустили короля, воссоединив его с "музыкантами" – т.е. "вернули власть народу", вновь уйдя в зону невидимости (убежав в лес, где их так и не поймали – не сильно-то и ловили, ага). Король вернулся во дворец уже не в качестве короля (т.е. без войска и не сам), а в качестве номинального лидера того же бродячего цирка – при том, что реальным его лидером был парень в клёшах.

И этот момент – кульминация сказки. Власть не перешла от старого короля к новой семье; ослов и козлов снова никуда не взяли – хотя они и всласть бесились на дворцовой площади. Вместо этого и парень, и принцесса снова погрузились на телегу и отправились бродячим цирком в другие города – а опустевшую, оставленную без армии столицу снова захватили разбойники, и на этот раз уже навсегда – а короля теперь никто не спасал. Его просто убили – а государство разделили на паханаты атаманы и атаманши.

Об этом в мультике, разумеется, не было – он закончился тем, как они все уезжают. Но главную фразу нам сказали в песне – и люди её поняли правильно. Не случайно на каждой пьянке мы поём:

"Нам дворцов заманчивые своды

Не заменят статую Свободы"…

Это – самое важное. Главное, что предложил бродячий цирк, появившись ещё в самом начале под окнами королевского дворца – это другую, альтернативную иерархию ценностей. В ней не надо было ни зарабатывать деньги, ни делать карьеру, ни служить верой и правдой, ни работать – а надо было лишь быть самым стильным и молодёжным. Это идеология битников, хиппи, стиляг, панков и т.д., и т.п… – тех, кто свой бунт против системы превратил в бунт против "протестантской этики" во всех её вариантах – как западном, так и советском. Идеология безделья, идеология некарьеры, идеология фанка, карнавала, всяческого стёбного козлогласия, идеология бесконечной игры.

В какой-то момент перед ней спасовали все системы – и западная, и советская. Но западная вышла из этого клинча – хиппи превратились в яппи и стали новой элитой. А у нас вышло так, как вышло.

В чём дело? Почему тамошний парень, женившись на принцессе, остался во дворце и ни за какой "статуей свободы" на телеге не уехал?

А очень просто: ему разрешили взять с собой во дворец своих ослов и козлов. А у нас их – в точности по сказке – оставили на улице. То есть – "там" задействовали не только кадровую, но и идеологическую "вертикальную мобильность", допустив институализацию и социальную легитимацию идеологий меньшинств, встроили меньшинства в социум. А жёсткая советская система оказалась к этому не готова – и потому отдельные лидеры "новой волны", пойдя на интеграцию в режим, либо были восприняты своей средой как предатели, либо оказались в итоге предателями того государства, в которое они пошли работать. Там же, где были легитимированы сами эти среды, ничего подобного не случилось.

Отсюда мораль – ить, оказывается, нельзя без ослов и козлов. Никак не получается.

P.S. Одна из самых интересных особенностей этого сюжета с царевной – то, как всё время переписывался заново культурный код. Скажем, в русском прототипе этой истории – сказке про Емелю – Емеля в итоге становится царём. В советском кино, снятом по "Щучьему веленью", Емеля забирает с собой Несмеяну и уходит строить новое социалистическое будущее. А вот уже у Онуфриева они ничего не строят – только ездят и поют про "свободу" (и её статую). Любопытно здесь то, что, втянув в себя революционную энергетику молодёжного протеста 60-х, Запад в каком-то смысле сам стал "советским союзом" – и сегодня уже там работает "коминтерн", который штампует "принцев" и "ослов" для каждого народа и каждой культуры – как в своё время Троцкий и Зиновьев штамповали в Коминтерне национальные компартии.