Ю. И. Чайкина

Трудно встретить слово, о котором было бы столько противоречивых мнений, сколько о лексеме кулига.

О происхождении этого, издавна привлекавшего внимание языковедов слова писали многие, но по-разному. Одни лингвисты вообще отказываются от определения этимологии его (А. Г. Преображенский, М. Фасмер), другие настаивают на финском происхождении данной лексемы (А. Л. Погодин, М. П. Веске, Я. Калима), третьи говорят о том, что оно наследие древнерусского языка (Н. М. Шанский, А. И. Федоров).

Подобный разнобой во мнениях объясняется отчасти тем, что в современных русских народных говорах это слово имеет самые разнообразные, иногда очень далекие друг от друга значения. И в самом деле, если в шенкурских и пинежских архангельских говорах кулига — ‛крутой изгиб, поворот реки’, в вятских — ‛лес, расчищенный, выкорчеванный, выжженный под пашню или пожню’, в кадниковских, тотемских, вологодских — ‛полоса, засеянная горохом, гороховище’, в тульских — ‛луговина, лужок’, в вятских — ‛деревня в лесу, починок’, то в настоящее время трудно свести все эти разнообразные значения к единому семантическому центру.

Попытки Я. Калимы установить происхождение этого слова со всеми его значениями из фин. külä не дали желаемых результатов. Прав, на наш взгляд, М. Фасмер, считавший, что происхождение кулига из фин. külä, где külä обозначает ‛деревню’, не соответствует всем значениям этого слова в русском языке. Продолжая мысль Фасмера, можно сказать, что при установлении этимологии слова кулига было бы более целесообразным на первых порах говорить не о происхождении этого слова в целом, со всеми его значениями, а свести все разнообразие его значений по говорам к нескольким семантическим центрам, объединяющим слова с наиболее близким семантическим содержанием. Изучение происхождения каждой такой группы слов в отдельности должно быстрее дать желаемые результаты.

Как свидетельствуют материалы Картотеки Словаря русских народных говоров, все значения слова кулига по говорам можно свести, на наш взгляд, к трем семантическим центрам: 1) ‛участок поля, луга или леса’, 2) ‛крутой изгиб реки, залив’, 3) ‛населенный пункт, деревня в лесу’.

Обращает на себя внимание тот факт, что в древнерусском языке XV—XVII в. данное слово используется с тремя основными значениями, причем каждое из них тяготеет к одному из трех семантических центров, о которых только что шла речь. По-видимому, из этих трех значений, путем трансформации их, развивается в дальнейшем по говорам все разнообразие смыслового содержания лексемы кулига.

Наиболее часто в памятниках XV—XVII вв. встречается кулига со значением ‛участок земли’ (луг, пожня среди пашен в лесу, поляна): …а Федоръ Мамоновъ сказал про ту кулигу выменял де я ту кулигу у Федосѣя Самохваленского а становится на то кулиге сѣна копенъ по пятидесят н︮н︦е︯ тое кулигу выкосил Заузоленинъ Ивашко Малининъ.

Кулига с этим значением — широкоупотребительное слово в древнерусском языке XV—XVII вв. Оно встречается в северных — беломорских, двинских, белозерских — памятниках, в документах средней полосы — московских, переяславских, ростовских, в западных — псковских, а также в южных — курских, орловских.

Показательно, что кулига — с этим или близким к этому трансформированным значением — имеет чрезвычайно широкое распространение и в современных народных говорах. По данным Картотеки Словаря русских говоров, оно отмечено в Архангельской, Вологодской, Кировской, Пермской областях, на Урале, в Сибири, в Костромской, Владимирской, Ярославской, Псковской, Калининской, Брянской, Орловской, Курской, на Дону, в Саратовской, Куйбышевской и других областях.

Кулига со вторым значением не имело такой широты распространения в русском языке XV—XVII вв. Оно характерно было главным образом для восточных областей. Здесь кулига выступало со значением ‛залив реки, который летом (в малую воду) обсыхает и зарастает травой, пойменный луг на берегу’: …а что, государь, за дорогу, что есдят к Москвѣ из Котельников, там… и пуще водено, что ближе к пруду, а по сторонам, государь, кулигами, в иной кулиге сажени по 300 воды.

В современных народных говорах близкие к данному значения отмечены у слова кулига в вологодско-вятских, архангельских, брянских говорах, а также в Сибири и на Дальнем Востоке.

В статье делается попытка проследить происхождение и историю этого слова с третьим значением: кулига — ‛обособленная часть волости с рядом населенных пунктов, объединяемых церковью’, т. е. то, что позднее стало обозначаться словом приход.

Кулига с этим значением обнаружено в рукописных памятниках XVII—XVIII вв., хранящихся в Череповецком краеведческом музее: в столбцах Воскресенского Череповецкого монастыря, в синодиках Филиппо-Ирапского монастыря.

Многочисленные примеры из столбцов Череповецкого монастыря говорят об активном использовании этого слова в значении ‛часть волости’. Порядок расположения слов, с помощью которых конкретизируется название местности, указывает на более узкое содержание термина кулига в сравнении с волость, так как на первом месте в документах всегда волость как слово, обозначающее более крупную административную единицу, на втором — кулига как часть волости:

ср., например, столбец №2, 1632 г.: Череповецкие волости, Воскресенского монастыря, Степановские кулиги, деревни Паздерина…;

столбец №6, 1640 г.: …сирота, крестьянин Череповецкой волости, Чучкия кулиги (Чудской), деревни Голбина;

столбец №23, 1661 г.: …нищей богомолец, Белозерского уѣзду Натпорожскаго стану, Череповецкой волости, Туховские кулиги Никольской поп Никифорище…

Прежде чем переходить к вопросу о происхождении слова кулига, необходимо более Подробно познакомиться с соответствующей реалией.

По сведениям историков, на всем обширном пространстве Севера в XV—XVII вв. и позже наблюдался гнездовой тип поселений, заключающийся в том, что близлежащие деревни объединяются в специфические «гнезда». Столбцы Череповецкого и синодики Филиппо-Ирапского монастырей свидетельствуют, что часть волости с таким «гнездом» в средней и южной части Белозерья имела местное название — кулига. Деревни на территории кулиги чаще всего находились в непосредственной близости друг от друга (1—2 км, иногда 3—4), так что кулига представляла собою как бы обособленное «гнездо». Одна кулига отделялась от другой пустыми, незаселенными лесными и болотистыми землями. В состав белозерской кулиги входило от пяти до 20 деревень.

Каждая кулига имела название, причем именовались они чаще по рекам, по течению которых располагались, или по центральному пункту, селу, где находилась церковь.

В столбцах Череповецкого монастыря встречается упоминание о четырех кулигах, находящихся в ведении последнего.

В синодиках Филиппо-Ирапского монастыря отмечены кулиги, именованные по рекам: Засудская (на р. Суде), Нелазская (на р. Нелазе), Петуховская (на р. Петух). Ср., например: Род Игнатия Никифорова Нелаские кулиги, деревни Иевлевы…; Род Петушской кулиги деревни Смердяч…

Белозерье XVII в.

Как отмечено выше, гнездовой тип поселения свойствен был обширнейшим территориям Севера. Привлечение документов XVII—XVIII вв. позволяет утверждать, однако, что распространение термина кулига со значением ‛часть волости с «гнездом» деревень’ характерно для ограниченной территории, расположенной по нижнему и среднему течению р. Суды с притоками и на одном из участков по течению Шексны (см. карту).

Доказательства этому следующие. В северных новгородских пятинах, где поселения тоже располагались «гнездами», «гнездо» деревень в XVI—XVII вв. называлось волосткой: всего въ Селетцком погосте и того погоста в волостках и въ Порозерской волостке…

В памятниках письменности Кирилло-Белозерского и Спасо-Прилуцкого Вологодского монастырей, расположенных на расстоянии всего 100—120 км от местности, где употребляется термин кулига, с этим или близким значением используется слово ключ. В «Росписи деньгам, собранным с вотчин Прилуцкого монастыря» (1612 г.), читаем: деревня Околомонастырского ключа…, с Сергеева ключа 2 рубля 14 алтын…

В жалованной грамоте царя Ивана Васильевича Кирилло-Белозерскому монастырю (1557 г.) тоже есть упоминание о трех монастырских ключах — Колдомском, Кнутовском и Зарецком.

Слово кулига с интересующим нас значением в русском национальном языке XVII—XVIII вв. было узкоместным, диалектным. Не случайно, что в документах первой половины XVII в. одни и те же части Череповецкой волости называются по-разному. Называя районы Череповецкой волости, белозерский воевода Андрей Образцов ни разу не приводит термин кулига, употребляя вместо него описательные обороты или используя обобщенное название кулиги без соответствующего термина, так как в словаре северных белозерских говоров XVII в. это слово отсутствовало. Вот отрывки из «Отписки белозерского воеводы… о действиях литовских людей… в Белоозерѣ» (1618 г.):

а нашли де они на лѣсу, то жъ Шухтоские волости в Чудцѣ (т. е. в Чудской кулиге. — Ю. Ч.);

…и стали в Неласкихъ въ деревнѣ Великомъ Дворѣ (т. е. в Нелазской кулиге. — Ю. Ч.).

Совсем иное обнаруживается в «Поручной патриаршихъ крестьянъ села Федосьева…» (1641 г.), документе, написанном на «месте», в Череповецкой волости. Термин кулига используется здесь четко и последовательно: Се язъ, Иван Онофриевъ… поручился по крестьянине Стефановские кулиги деревни Паздерина, по Федорѣ Поликарповѣ, в томъ, что жити ему за нашею порукою въ тои же Стефановской кулиге в деревнѣ Никитинѣ.

Данные современных говоров также свидетельствуют об узкой сфере бытования этого слова с интересующим нас значением в прошлом. Дело в том, что, кроме белозерских говоров, ареал этого слова, по данным Словаря Картотеки народных говоров, с близким к нашему значению отмечен только в виде отдельных изолированных «островков» в вятских (кулига — ‛починок, деревня в лесу’) и в вологодских (кулига — ‛деревня, находящаяся далеко в стороне от погоста, деревня на отставе’).

Внелингвистические данные, а именно история края, где был распространен административный термин кулига в XVII—XVIII вв., хотя бы косвенно, но могут помочь в решении лингвистических вопросов — установлении этимологии этого слова.

Как известно, в конце VIII — начале IX в. в районе Межозерья (Ладожского, Онежского и Белого озер) жили вепсы, язык которых принадлежал к балтийско-финской группе финно-угорских языков. После расселения вепсов сразу же проникает в эти места мощный колонизационный поток славян.

По мнению историков и археологов, в XV — начале XVIII в. какая-то часть вепсов «…обитала в верховьях Суды». Есть свидетельства очевидца, который в первой четверти XVI в. встречался с вепсами в Судском стане Белозерского уезда: «Жители этой местности, — пишет он, — имеют особый язык, хотя нынче почти все говорят по-русски».

Значительная часть вепсов, помимо течения рек Свирь и Оять, располагалась в верховьях Суды. Между тем интересующая нас территория, где бытовало ранее слово кулига, как сказано, была расположена восточнее, по среднему и нижнему течению р. Суды, а также по Шексне, при впадении в нее Суды. Следовательно, речь идет о территории, только прилегающей к области основного обитания вепсов. В этих местах проходила граница между вепсами и русскими, так что вепсские поселения перемежались с русскими. Лингвисты и историки находят здесь большое количество топонимов вепсского происхождения, с помощью которых славяне отмечали «соседство с собою иноязычного населения». Уже название одной из кулиг Череповецкого монастыря — Чудская — говорит о том, что на территории ее жили ранее вепсы, или чудь.

Итак, слово кулига в XVII—XVIII вв. распространено было в местности, где русские поселения располагались в непосредственном соседстве с вепсскими.

Лингвистические данные более определенно говорят о финском происхождении слова кулига с этим значением. Важно отметить, что слова с этим корнем можно обнаружить в словарном составе не одного какого-то языка, а ряда языков прибалтийско-финской группы. Так, по словам Я. Калимы, «в финском kylä ‛деревня’, карельском külä, вепсском külä, küla ‛вообще чужие сёла’, эстонском küla ‛село’ обозначают населенную местность, соседство». В финских диалектах и в дальних родственных языках küla обозначает ‛дом’. Таким образом, это не случайная, пришедшая извне лексема, а слово основного словарного фонда многих прибалтийско-финских языков.

При непосредственном и частом контакте русских и вепсов, живущих поблизости друг от друга, по-соседски, славяне легко могли усвоить вепс. külä, которым вепсы называли скопления («гнезда») славянских поселений, ведь по-вепсски ‛чужие села’ — külä.

Интересно, что в языке современных вепсов, проживающих несколько севернее верховьев Суды, в Пондале (Бабаевский р‑н Вологодской обл.), külä — ‛соседняя деревня’, а külähine — ‛чужой, житель соседней деревни’.

Сопоставление вепс. külä и русск. кулига свидетельствует, однако, о соответствии только части корневого состава этих слов. Откуда морфема г‑а? По всей вероятности, слово подверглось на русской почве морфологическому освоению, такому же, как в беломорских говорах, где отмечен следующий закономерный процесс при заимствовании слов из угро-финских языков: «…в заимствованиях… которые в оригинале имели… согласный (h, k) или аспирацию…, появляется слог ‑га (ср. kare, в беломорских говорах карега ‛порожек’; карельское jame, в беломорских говорах ямега ‛шпагат’)». Морфологическое освоение вепсского слова, как видно, тоже состояло в добавлении слога ‑га к külä.

Какова же история этого слова в Белозерье? Местные памятники свидетельствуют об активном бытовании его в XVII — первой половине XVIII в. Сопоставляя записи синодиков Филиппо-Ирапского монастыря, можно прийти к выводу, что кулига начинает постепенно выпадать из речевого обихода говорящих к концу XVIII в.

Забвение этого термина выражается в том, что он начинает заменяться словом волость. Например: Род Чудской волости, дер. Маслова (вместо Чудской кулиги. — Ю. Ч.); Род Нелаской волости, деревни Парфенки… (вместо Нелазской кулиги. — Ю. Ч.).

На тех страницах синодиков, где записаны умершие в начале XIX в., термин кулига последовательно заменяется словом приход: Род Покровского приходу деревни Починка…; Род прихода Пусторадицкого… (вместо Пусторадицкой кулиги. — Ю. Ч.).

Несмотря на то, что в официальном сообщении с конца XVIII в. кулига уступает место слову приход, в живом употреблении с трансформированным значением оно продолжает сохраняться. На довольно ограниченной территории Череповецкого и Кадуйского р‑нов Вологодской обл. (нижнее течение р. Суды и участок Шексны) в первой половине XX в. оно бытует с разным семантическим содержанием.

М. К. Герасимов зарегистрировал его в Череповецком уезде в начале XX в. еще со значением, близким к тому, которое имело это слово в XVII—XVIII вв.: «кулига — ‛местность, селения которой расположены по обеим сторонам небольшой реки, т. е. в группе, в куче’. Каждая кулига имеет название по реке, у которой она расположена (Кисовская, Андогская, Петуховская). Отсюда кулижане — жители кулиги».

В самой южной части Череповецкого р‑на кулига обнаружено с иным, трансформированным значением — ‛группа людей, «подозрительная» компания’. В Вочкоме значение слова осложняется эмоцией отрицательной оценки: «Не хочу я и дела иметь с вашей пьяной кулигой»; «Вон кулига собралась — картежники»; «С этой воровской кулигой водицци не стану!» (записано в июне 1967 г. в дд. Харламовское и Пленичнике).

На севере Череповецкого р‑на Кулигой неофициально называют в наши дни лесистую, глухую местность на территории Дмитриевского сельсовета и др. По воспоминаниям, местные жители соседних приходов с некоторой настороженностью относились к людям, жившим в Кулиге.

Местность Кулига (одно время был даже Кулижский сельсовет) граничит с Кадуйским р‑ном, в речи жителей которого до нашего времени сохранился фразеологический оборот послать на кулигу, употреблявшийся со значением ‛послать в глушь, в глухое, лесное место, неведомо куда’, синонимичный литературному к черту на кулички: Послать бы его на кулигу, заистывал бы; Цего ты его слушаешь, пошли его к цёрту на кулигу!

Итак, в пользу вепсского происхождения кулига со значением ‛часть волости с группой близлежащих поселений’ говорит следующее: а) совершенно не случайно появление его в словарном составе средних и южных белозерских говоров, так как на территории, занимаемой этими говорами, русские издавна вступали в непосредственный и каждодневный контакт с вепсами; б) вепс. külä и русск. кулига сходны по звуковому облику и близки по значению; в) в значении кулига в современных череповецких и кадуйских говорах, правда, очень глухо и завуалированно, проскальзывает момент, сближающий семантику его с теми оттенками значения, которое имело это слово в начальный период своего бытования в русском языке. До сих пор оно означает группу людей или местность, чем-то отличающиеся от окружающих (кулига — это не просто компания, а какая-то особая, обособленная группа, «подозрительное» сборище; Кулига — это лесистая, глухая местность, с людьми, не такими, как в соседних местах).

По словам Я. Калимы, все многочисленные другие значения этого слова (‛участок луга, пашни’, ‛излучина реки’, ‛росчисть’ и мн. др.) «лучше возводить к этому», т. е. близкому к тому, которое рассмотрено в настоящей работе.

Однако окончательное решение этого вопроса требует специальных исследований.