Через полчаса я уже прощалась с Цвертиной на крыльце ее дома. На выбившемся из-под куртки воротнике наглухо застегнутой рубашки слегка поблескивала маленькая оригинальная брошечка — паучок с жемчужиной вместо брюшка, деловито обхвативший лапками тонкую ткань и время от времени тыкающийся головой мне в шею. Я все же отдала магине деньги — за работу она их брать отказалась категорически, но стоимость побрякушки все-таки приняла, а мне хоть было не так стыдно — пропало ощущение, что я использую дружбу в корыстных целях. Тьма, успевшая на славу покушать и выспаться, привычно топталась на моем плече. На паучка она почти не обратила внимания — видимо, не воспринимала его как живую тварь.

— Ни о чем не волнуйся, — хищно блестя глазами, наставляла меня магиня, рассеянно приподнимая воротник своего халатика, — Я все сделаю сама или почти сама. Ты, главное, платье понаряднее надень, веер возьми и в прическу ленту обязательно вплети, только так, чтобы ее можно было легко вынуть.

— Зачем? — искренне удивилась я. На больших рыцарских турнирах под патронажем самого короля мне бывать еще не доводилось, а маленькие оставили после себя столь негативное впечатление, что вспоминать о них не было никакого желания. Однако я все-таки пересилила себя и, мысленно вообразив бестолковую драчку, в которую превратился один из виденных мною турниров, попыталась представить, куда там можно девать ленту из волос. Не получилось. Максимум до чего я оказалась способна додуматься — это придушить кого-нибудь с помощью этой узкой полоски атласа, шелка или бархата.

— Много ты понимаешь! — презрительно фыркнула Цвертина, с удовольствием посещающая все рыцарские сходки и даже, кажется, слегка влюбленная в кого-то из латников. — Ты же будешь дамой сердца! А она, по традиции, вознаграждает сражавшегося за нее рыцаря лентой из своей прически.

А ведь верно! Надо было в бытность мою ученицей в замке Рэй на уроках мастера Повенира, преподававшего этикет, Лучше успевать, тогда бы и глупыми вопросами позориться не пришлось.

Потом мне стало стыдно. Быть дамой сердца такого бестолкового и неуклюжего рыцаря, как Торин, — да можно ли придумать большее бесславие! Впрочем, есть надежда, что мой подопечный на эту малоприятную и не слишком почетную роль выберет кого-то из своего блистательного окружения, какую-нибудь княжескую или герцогскую дщерь, на которой потом и женится…

Да-да, мечтать не вредно.

Магиня, видимо поняв, какие мысли крутятся у меня в голове, тихонько хмыкнула, потом приподнялась на цыпочки и легонько чмокнула меня в лоб:

— Будь осторожна.

— Хорошо, — легко пообещала я, сама не очень веря в то, что говорю. Вот и Цвертина не поверила:

— Знаешь, кто быстрее всех во Мрак вековечный уходит? Тот, кто не бережет себя. Так, как ты, к примеру. Поэтому…

— У тебя что-то случилось? — почуяв недоброе, быстро поинтересовалась я. И, видя, как замялась магиня, в лоб спросила: — Что, кого-то жизни поучить нужно?

— Да ладно, это не к спеху, — неубедительно отмахнулась девушка, хотя в ее глазах уже мелькнул нехороший, мрачно-удовлетворенный огонек. Уловив его, я вздохнула и спокойно уточнила:

— Кто? Где живет?

— Да здесь, недалеко. Ты, может, видела — идиотский такой маленький замок из ракушечника и белого камня. Хозяин его мне… ну… Нет, ты не подумай, что мы из-за какой-то ерунды поцапались. Наука — она же… Ой… Ну он при всех высмеял мою теорию погодных дисбалансов, а потом во всеуслышание сообщил, что я… Да дело и не в этом, в общем-то. Просто ко мне на днях попытались забраться три мальчика из гильдии грабителей — видимо, хотели что-то из разработок украсть. Естественно, дальше ворот они не смогли пролезть. Но уж орали на весь квартал. Я и подумала, что этот неугомонный чародейщик их на меня науськал…

— Ладно, — Я успокаивающе опустила ладонь ей на плечо и почувствовала, что девушку всю колотит от злости и негодования. Впрочем, нужно знать Цвертину, чтобы понять, что магические изобретения она любит даже больше, чем самое себя, и готова за них и мстить, и драться, и подыскивать наемников. Поэтому наша давняя схема деловых отношений — услуга за услугу — ей более чем выгодна. Мне, впрочем, тоже, — Я сейчас же схожу поговорю с ним. Думаю, можно будет даже обойтись без особой силовой демонстрации.

— Спасибо. Ты настоящая подруга! — восхищенно пробормотала Цвертина, осеняя меня знаком храмового благословения, словно желая призвать на мою бедовую голову благосклонность хранителей Сенаторны. Вот уж не думала, что магиня настолько набожна и суеверна!

Пара вопросов, уточняющих имя, возраст и внешность «неугомонного чародейщика», — и вот я уже сбежала с крыльца и быстро, едва ли не галопом, двинулась к воротам. Цвертина грустно помахала мне вслед, откровенно зевнула и удалилась в дом — наверняка наконец-то ложиться.

После лета, царящего во владениях моей рыжеволосой подруги, холодный ветер и легкая морось, коей плевались в редких прохожих плотные серые облака, стали малоприятным сюрпризом, я плотнее запахнула куртку и с негодованием покосилась на небо, словно пытаясь одной силой взгляда разогнать висящие над Каленарой тучи. Естественно, ничего у меня не получилось, уровень магических знаний не тот, чтобы так просто погодой распоряжаться.

Дом Цвертининого обидчика обнаружился в нескольких сотнях шагов на юг. Магиня отлично описала его — иначе как идиотским маленьким замком это приземистое и неуклюжее строение назвать было и нельзя. Самоуверенный хозяин, надеясь на свирепость огромного цепного пса, которого на ночь пускали свободно бегать по всему двору, даже не озаботился наложить на стены сложные защитные и охранные заклинания. Чем я и не преминула воспользоваться.

Ту хиленькую магию, что была наверчена для охраны, сумела снять даже такая недоучка, как я. А уж умелый чародей и вовсе разве что чихнул бы, это препятствие преодолевая.

Забор словно специально для незваных гостей клали — столько между камнями обнаружилось удобных трещин и зазоров. Влезть на него, а потом спуститься с другой стороны было делом трех минут.

Пес, приученный подходить совершенно бесшумно, как хищный демон, вылетел откуда-то из-за угла и распластался в длинном прыжке, явно тщась налететь передними лапами мне на плечи и повалить. Как он ухитрился с нарочито грозным и недобрым рыком, перешедшим в жалобный взвизг, на середине прервать свой грациозно-смертоносный скачок — загадка. Видимо, кобель, как и его хозяин, был не чужд магии. Я была столь любезна, что не стала наносить чудодею материального урона (такие псины, гордые, породистые, отлично выдрессированные, стоили примерно столько же, сколько средней руки лошади) и торопливым потоком мыслеобразов отозвала уже сорвавшуюся в полет Тьму. Вонато — хищники с солидными клыками и когтями, способными прорвать даже толстую лохматую шкуру, а собаки боятся всех демонов без исключения, особенно если чувствуют, что те настроены отнюдь не дружелюбно. Поэтому-то кобель и шарахнулся в сторону, как гонимый ветром клок шерсти, — одна я, даже с оружием в руках, вряд ли устрашила бы его до такой степени. А уж магии он, имея в хозяевах чародея, и подавно не боялся.

— Скажи-ка, песик, а где располагается спальня твоего хозяина? — елейным голоском поинтересовалась я, окидывая оценивающим взглядом фасад дома. Разумеется, кобель не ответил, просто продолжал пятиться, жалобно поскуливая и тряся хвостом, как нашкодивший щенок, но я уже и сама с достаточно большой степенью вероятности установила местонахождение искомых покоев. Судя по стилю постройки, возводили это несуразное здание лет пять-шесть назад. А в то время было модно приделывать к спальням небольшие полукруглые балкончики. Оных в пределах моей видимости наблюдалось целых две штуки, но один так густо зарос стеблями вьющихся роз, что ступать по нему я бы не решилась даже в сапогах, не говоря уже о домашних тапочках. А вот второй был чист и ухожен. Похоже, хозяйская спальня примыкает именно к нему.

— О! Полюбуйся-ка, Тьма! Похоже, мы с тобой наконец-то сможем хоть куда-то войти через двери, пусть и балконные, а не через окно, как самый распоследний член гильдии грабителей, — вполголоса весело сообщила я демону, по газону подходя к стене и начиная привычно ощупывать ее кончиками пальцев. Быть услышанной или замеченной я не боялась: предрассветный сон — самый сладкий и крепкий, и уж коль меня не повязали до сих пор, маловероятно, что охотники осуществить сие благое деяние найдутся в самом ближайшем будущем.

Влезть по отвесной стене — вовсе не так тяжело, как представляется многим. Особенно если под рукой есть пара пузырьков с чародейскими зельями. Я провела подушечкой указательного пальца по поясу, из специальных кармашков которого торчало штук восемь флаконов, выбрала один, откупорила его и аккуратно капнула на носки сапог, а потом на ладони. Растерла, постояла с полминуты, давая зелью подействовать, потом спокойно подошла к стене и начала восхождение. Магия прочно сцепляла мои конечности и каменную кладку, что позволяло мне двигаться вверх совершенно спокойно и легко, будто я лезла вверх по большому сугробу, засаживая в него носки сапог и пальцы по самую ладонь. Тьма, поняв, что ее вес только отягощает хозяйку, слетела с моих плеч и по собственному почину взяла на себя роль разведчика, поднявшись к искомому балкону и с любопытством заглянув через стеклянные двери. Судя по всему, увиденное ее вполне удовлетворило: вонато возбужденно клекотнула и передала мне четкую картинку: большая темная спальня, огромная кровать и спящий на ней мужчина. Он вполне подходил под описание, данное мне Цвертиной. Поэтому я ответила демону чередой благодарных ассоциаций и продолжила свой нелегкий путь.

Балконная дверь была зачарована, но чувствовалось, что сделано это было скорее для успокоения совести и традиций ради, чем для охраны, ибо столь слабая и тривиальная волшба не стала преградой даже для меня. Настоящий маг ее бы вообще не заметил.

Как хорошо иметь довольно длинные и непослушные волосы! Потому как они предполагают наличие шпилек, которыми закалывается некое подобие прически. А шпильки эти могут послужить не только красоте. Ими еще очень удобно в замках ковырять и внутренние щеколды или задвижки поддевать.

Отлично смазанные и разработанные петли даже не скрипнули. Видимо, чудодей любит перед сном на луну и звезды полюбоваться, вот заботливые слуги и держат дверной механизм в идеальном порядке. Это обстоятельство, впрочем, ближайшей ночью магу явно боком выйдет. Ибо если бы петли скрипели, он, глядишь, и успел бы проснуться и понять, что к нему на огонек забрела далеко не самая приятная и желанная гостья. Но увы…

Спальня тонула в вязком душном полумраке. Я, дабы сфокусировать зрение, привычно зажмурилась, а потом медленно открыла глаза и с интересом обозрела вычурный в своей роскоши интерьер. Не хотела бы я в подобном месте ночи проводить. Даже выделенный мне в замке Лорранских безвкусный кошмар лучше этой тщательно выверенной четкости и строгости линий. Будто в склеп королевский залезла, честное слово.

Замерев в дверном проеме, ведущем на балкон, я очень медленно и осторожно вытянула перед собой руки и пошевелила пальцами, выплетая затверженную до автоматизма цепочку пассов. Потом расслабилась и даже слегка улыбнулась той особой гадостной улыбкой, которая так пугала и раздражала окружающих, знающих о специфике моей профессии. Никаких заклинаний в комнате, на радость ворам и незваным гостям, растянуто не было. Тихонько выдохнув и усадив Тьму себе на плечи, дабы она не вздумала что-нибудь опрокинуть или разбить, я медленно двинулась к кровати тем самым плавным, совершенно бесшумным шагом, за который отчасти и получила свое прозвище.

Как выяснилось, недооценивать чародейское коварство все же не стоило. Да, магических средств защиты в помещении не было, зато присутствовало нечто мелкое, кудлатое, разразившееся истошным визгом и тявканьем, когда я, не заметив этого недоразумения богов, с размаху на него наступила. Почувствовав, как из-под ног метнулась какая-то тварь, я совершенно непрофессионально выругалась во весь голос, безнадежно оглянулась и уже не таясь прыгнула на кровать рядом с лежащим на ней мужчиной.

Похоже, столь оригинальный способ побудки магу известен не был.

Иногда мне кажется, что за свои необычные способности, приносящие славу, доход и могущество, чудодеи расплачиваются многим из того, что лично я бы предпочла сохранить при себе. Например, все они на удивление меланхоличны и невозмутимы, думают долго и с явным трудом, решения принимают неспешно, а быстро реагировать на происходящее просто не в состоянии. Наверное, именно поэтому во время памятных меритаунских событий чародеи в большинстве своем растерялись так дружно, что не смогли купировать выброс энергии или даже просто выбраться из разваливающегося дворца. Храны потому и не развивают заложенные в них магические способности, что боятся потерять хватку и скорость реакции. В нашей профессии это верная смерть.

Не сошедшийся во мнениях с Цвертиной тип оказался таким же тугодумом, как и большинство встреченных мною ранее чародеев. Он успел только сесть и громко поинтересоваться: «Тото, что случилось?», прежде чем оказался повален обратно на кружевные подушки, а я без сантиментов брякнулась сверху.

Думаю, мужчина этот, даже если и любил просыпаться под аккомпанемент девичьих голосов, от моего сольного выступления был явно не в восторге. Потому как ругательства — они вообще мало кого радуют. А уж если бранящийся имеет все возможности привести свои нецензурные угрозы и исполнение — тем более. Да и одетая, вооруженная, решительно настроенная девица на покрывале утешит разве что оригинала или любителя специфических удовольствий. Это вам уже не романтика, это жестокая правда жизни.

— Тото? — потрясенно переспросил то ли еще не прогнувшийся, то ли проколдовавший весь ум мужчина, не делая ни малейшей попытки выбраться из-под внезапного гнета, коим стала для него вся моя обрушившаяся сверху масса. Такая покладистость мне понравилась. Я даже одобрительно потыкала свою жертву локтем в живот, хваля за разумное поведение и прося продолжать в том же духе.

Тото ответил своему хозяину визгливыми жалобами и пронзительным тявканьем, ясно выражающим все, что крохотная декоративная псинка, позорящая само имя собак, думает о полуночных гостьях. Сии жалкие звуки столь контрастно разнились со свирепым рыком давешнего дворового кобеля, что я не сдержалась и вполне дружелюбно хихикнула, чем, видимо, ввергла и без того туго соображающего мага в полный и окончательный ступор. Не воспользоваться напавшей на мужчину тихой паникой было бы просто грехом.

— Тьма, поучи уму-разуму эту истеричную кудряшку, а то она своим лаем скоро весь дом перебудит. А вы, уважаемый… Смотрите, что у меня есть! Прелесть, правда?

Лично меня тщательно выверенная скользящая изящность и смертоносная красота холодного оружия просто завораживает. Моих жертв — тоже, но по совершенно иным причинам.

Маг беспомощно трепыхнулся, шумно сглотнул и тупо уставился на появившийся в моих руках кинжал. В спальне было темно, но серебристый блеск остро отточенного лезвия не скрыли бы никакие сумерки. Я небрежно поиграла кинжалом, несколько раз подбросила его и поймала — то за рукоять, а то, очень аккуратно и осторожно, за лезвие, после чего мужчина взгрустнул окончательно и бесповоротно. Наглядная силовая демонстрация убедила его в серьезности моих намерений как ничто другое. Соображай маг чуть быстрее, он бы догадался рывком сбросить меня с себя, а то и вообще с кровати, и припечатать каким-нибудь смертоносным заклинанием, ибо за убийство неизвестной девицы, проникшей в его спальню в томный предрассветный час с далекими от дружелюбия намерениями, по райдасским законам он бы не понес никакой ответственности. Но увы. Порой я удивлялась, как тугодумы, в которых медленно, но верно превращается наше чародейское сообщество, ухитряются плести друг против друга изощренные интриги почище придворных.

— Послушайте и, пожалуйста, попытайтесь понять. Вы серьезно обидели одну девушку-магиню — сначала прилюдно в пух и прах разбили ее научные теории, потом оскорбили, а затем и вовсе додумались подослать грабителей. Так не годится. Ну неужели нельзя решить все возникшие разногласия спокойно и вежливо — мы же цивилизованные люди?! Да и вообще, знаете, обижать слабый пол нельзя. Потому как он может оказаться не таким уж слабым.

В качестве весомого дополнения к своим словам я одним движением ресниц блокировала какое-то простенькое заклинание, которое взявший себя в руки чародей попытался чирикнуть, и с нежной улыбкой вновь подбросила кинжал. Только вот ловить его на сей раз не стала.

Даже в вязкой предрассветной полутьме было видно, как побелела моя жертва. Понимаю. Воткнувшийся в подушку у самого виска колюще-режущий предмет мало кому добавляет спокойствия и душевного равновесия.

— Короче, я надеюсь, что наша милая беседа не пройдет для вас даром. Постарайтесь, пожалуйста, быть вежливым и воспитанным и больше девушек не обижать. Нехорошо это как-то. Не по-мужски. Обещаете?

Маг дико вытаращил глаза и пробулькал нечто невразумительное. Рот я ему не затыкала, но до того, чтобы заорать и привлечь внимание слуг, мужчина, кажется, так и не додумался. То ли со сна до сих пор соображал плохо, то ли по жизни был рассеян и туповат.

Решив счесть эти невнятные звуки согласием, я мило улыбнулась, слезла с развороченной кровати, испачканной моими сапогами, и предельно спокойно отступила к балкону. Финальная чародейская гадость — какой-то сгусток не то огня, не то сплавленной в шар молнии — настигла меня уже на выходе. Я легко отбила ее маленьким энергетическим щитом и многозначительно погрозила приподнявшемуся на кровати магу пальцем, как бы предупреждая его о недопустимости подобного поведения. Потом обратила внимание на то, чем занята моя вонато:

— Тьма, фу! Это же болонка! Их не едят!

А вот так недобро шутить явно не стоило. Разумеется, у демона и в мыслях не было подзакусить этой мелкой кудлатой собачонкой — там больше голосу да шерсти, чем мяса. Но вот идея пугануть ее демону явно пришлась по вкусу. Другое дело что Тото оказался на редкость храбр и решителен для своих миниатюрных размеров и в бега не бросился. В отличие от большинства собак, он даже не особенно испугался хищного демона. Песик и вонато стояли на ковре друг против друга, как изготовившиеся к схватке дуэлянты, и с жаром соревновались в том, у кого получится издать более оригинальный и необычный для его вида звук.

Картина была уморительная. Вот только хозяин болонки ее не видел. Он услышал только мою фразу и в героическом порыве ринулся на помощь своему любимцу. Так что из спальни я, можно сказать, буквально вылетела, спасаясь от хлынувшей с пальцев мага светло-голубой, очень нехорошей на вид волны, отразить которую у меня наверняка не хватило бы ни сил, ни умений.

Балконная дверь успела захлопнуться. Я снесла ее, даже не заметив, и, не притормозив, сиганула через невысокие каменные перильца вниз, спиной чувствуя угрожающее щелканье какого-то явно очень опасного и мощного заклинания.

Посадка получилась мягкой — помог газон. В полете я сгруппировалась и приземлилась на бок, быстро перекатилась на живот, вскочила и задала стрекача вдоль стены дома, стараясь не поднимать голову и держаться под прикрытием своей тезки — тени. Секунду постояла, переводя дыхание и прислушиваясь, потом решилась: двумя скачками достигла забора, сразу же подпрыгнула едва ли не на половину его высоты и торопливо полезла вверх, с немалой радостью чувствуя, что действие зелья для альпинистских подвигов еще не закончилось.

Тьма нагнала меня, когда я уже спрыгнула со стены и, оглядываясь, поправляла сбившуюся от резких движений куртку. Судя по восторженным обрывкам мыслеобразов, которыми забросала меня весело клекочущая вонато, наше приключение ей более чем понравилось. Еще бы! Так близко с мелкой декоративной собачонкой, то есть, извиняюсь, с очаровательным блондинистым песиком познакомиться — это не каждый день удается. Я с невольной улыбкой потрепала демона по голове, сориентировалась по сторонам света и неспешно двинулась на юг, в сторону улицы Каштанов.

Кажется, Цвертинину просьбу я выполнила. Хотя еще вопрос, кто кого пуганул больше — я мага или маг меня. Впрочем, думаю, в споры с девушками этот чудодей еще долго поостережется лезть. Да и вообще от всех представительниц прекрасного пола за версту шарахаться начнет.

Под утро затихает даже неугомонная улица Чар. Народу становится меньше, а те, кто рискуют выползать из домов, ходят медленно и вяло, как сонные осенние мухи. Торговцы перестают истошно орать и только всматриваются осоловевшими от бессонной ночи глазами в лица прохожих, словно пытаясь понять, что они здесь делают. Трактиры и корчмы не закрываются, упаси боги, просто временно перестают принимать новых посетителей, пока их хозяева и обслуживающий персонал, стараясь не потревожить сидящих или дремлющих за столами людей, аккуратно наводят некое подобие порядка и ликвидируют наиболее живописные лужи на полу. И если пролитое вино или пиво не слишком старательные служанки еще способны не заметить, то кровь затирается тщательно и аккуратно, ибо градоправитель Каленары славится как ревностный блюститель чистоты.

Ветер, дурашливым щенком прыгающий и носящийся вокруг меня, шаловливо гнал охряные, золотисто-бронзовые, оранжевые и изумрудно-алые лоскутья опавших листьев, с тихим шелестом подметающие выложенные пятиугольными плитами тротуары. Я рассеянно пнула один особенно плотный комок ногой, и бывший наряд какого-то клена, тут же с готовностью подхваченный прохладным дыханием заигравшегося ветра, взвился мне едва ли не до пояса, расцветив штаны и сапоги яркими заплатами ярмарочного паяца или скомороха. Не люблю я осень. Но восхищаюсь ею — вот за это вот многоцветное великолепие, носящееся по дорогам, неспешные слезы небес, волчьи вопли метра по ночам, сытые и щедрые торжища, хруст покрывшихся ночным ледком луж под каблуками, суету на большаках и шляхах, трубные голоса гусиных клиньев под облаками, опьяняющий аромат только что сорванных яблок и робкие мечты о будущем лете.

Тьма, с любопытством наблюдающая за играми ветра с опавшей листвой, долго крепилась, но в конце концов не выдержала и с азартным клекотом пустилась в погоню за свившимися в комок листьями, подбадривая себя лихим визгом и нарочито громкими хлопками крыльев. Ну как маленькая, честное слово! И не скажешь, что ей уже почти шесть лет. Оторванная от естественной среды обитания и воспитанная мною, тоже не отличающейся рассудительностью в поступках, Тьма явно почитала себя все тем же крохотным демоненком размером с новорожденного щенка, которого будущая наемница, а тогда еще простая воспитанница замка Рэй выудила из родного гнезда и потащила к мастерам, дабы те признали ее настоящей храной и полноправным членом гильдии. А раз вонато считала себя маленькой, то и вела она себя соответственно, то бросаясь в погоню за опавшей листвой, то совершенно по-детски выпрашивая у меня конфеты и печенья, которых вообще-то демонам нельзя — от них портятся клыки и желудки.

Если уж в серовато-промозглые предутренние часы начал задремывать даже неугомонный заповедник чародеев, то неудивительно, что остальная часть Каленары спала крепко и сладко, как человек, полностью уплативший все налоги в государственную казну и теперь отдыхающий от трудов праведных. Улица Каштанов, утопающая в клейком тумане, не была исключением и казалась вымершей. «Сломанный меч» был, разумеется, закрыт и, как человек руками, заслонялся от окружающего мира наглухо запертыми ставнями. Судя по чудовищных размеров ржавому замку, болтающемуся в не менее огромных петлях, Жун ожидал визита по меньшей мере недружественной банды альмов и эльфов с дрессированными вернетоками на поводках и готовился воспрепятствовать ему всеми силами.

— Миледи! Миледи, постойте!

Я, не сбавляя шага, вопросительно передернула плечами, заставив Тьму испуганно трепыхнуть крыльями и крепче вцепиться в уже изрядно истрепанную ее коготками куртку. Вот тебе и тишина! Нет бы этому горлодеру подумать об окружающих и смирить силу своего голоса, подобного легионерской трубе!

— Миледи, да подождите же!

Интересно, что ему так срочно понадобилось от какой-то девицы явно благородного происхождения? И почему она не отвечает?

— Миледи!

Только когда в рукав моей куртки вцепились холодные сильные пальцы, я поняла, что кричали мне. Недоуменно повернувшись, увидела озябшего, вымокшего паренька в вычурной темно-синей ливрее Лорранских. Чуть поодаль стояла карета со знакомым гербом.

Мне едва не сделалось дурно.

— Где милорд Торин?

— Н-не зна-аю-у-у… — страдальчески прохрипел схваченный за воротник парень, беспомощно тараща на меня покрасневшие от бессонной ночи глаза. — Д-дома, наверное…

— Хвала богам! — На одну короткую минуту я вообразила, что не шибко умный графенок вздумал проследить, куда я направилась, и поехал следом. С него станется. Но, к счастью, оказалось, что это просто кучер ослушался моего приказа и не вернулся в поместье Лорранских, а остался ждать меня у «Сломанного меча».

— Я кричал-кричал, — обиженно посетовал парень, потирая шею, — а вы не слышали…

Я едва заметно ухмыльнулась. Слышать-то слышала… Но не признаваться же мне, что «миледи» — непривычное для меня обращение, вот я и не обернулась на призывы кучера. Меня-то обычно просто Тенью кличут, и хорошо еще, если с добавлением уважительного «тэмм», а не какого-нибудь уничижительного «эй, ты» или, того хуже, «девка».

— Я же велела возвращаться в поместье без меня.

— А милорд Торин наказывал привезти вас в целости и сохранности! — с искренним негодованием старательного и исполнительного слуги, которому дали два взаимоисключающих приказа, парировал кучер.

— Ну раз милорд Торин… Тогда конечно, — вздохнула я. Спорить с графенышем или не исполнять его приказов — действительно себе дороже.

Возрадовавшийся кучер, просияв, ринулся к карете, с учтивым поклоном распахнул дверцу и выдвинул лесенку, а потом галантно предложил мне руку, дабы я, упаси боги, не споткнулась на ступенечках. Со стороны мы выглядели наверняка очень забавно: нарядный парень в броской форменной ливрее с медными пуговицами и растрепанная девушка, одетая просто и неприхотливо, лишь бы удобно да тепло было да в толпе не выделяться особенно.

Я покосилась на гнущего спину кучера и милостиво положила пальцы на его вздрагивающую от почтения ладонь. Действительно, еще упаду со ступенек да сверну шею, кто тогда за Торином приглядывать будет?!

По прибытии в поместье служанок я поднимать не стала. Просто тихо прошла в выделенные мне покои, дабы сменить непритязательный наряд наемницы на что-нибудь более приличествующее любовнице молодого Лорранского. Ложиться спать я не собиралась — пока карета докатилась до ворот Каленары, на городской башне уже семь утра пробило. Еще с час мы добирались в вязком полумраке не до конца рассеявшихся сумерек до родового гнезда Лорранских. Так что укладываться в кровать было уже бессмысленно — все равно через пару часов пришлось бы вставать.

Тихий шорох, внезапно донесшийся из угла, едва не заставил меня выпрыгнуть из кожи. Торина спасло только то, что я сначала прищурилась, разглядывая незваного визитера, а не вздумала атаковать сразу.

— С ума сошел? — Выхваченный из-за пояса кинжал небрежно полетел на столик, я рассеянно взбила рукой волосы, ссадила Тьму на диван и подошла к потрясенно хлопающему глазами аристократенку. — Ты хоть понимаешь, бестолковая твоя голова, что я вполне могла напасть на тебя, от усталости и сослепу приняв за забравшегося в дом грабителя, а то и вовсе наемного убийцу? Что ты здесь делаешь?

— Ты где была?

Видимо, отвечать на мои вопросы Торину не хотелось, вот он и вспомнил, что лучшая защита — это нападение.

— Я обязана давать тебе отчет? — холодно удивилась я, усаживаясь на пол рядом с креслом моего подопечного и скрещивая ноги, как степняки-орки, не признающие никакой мебели и довольствующиеся коврами и подушками. Торин был немного взлохмачен и красноглаз, что ясно указывало на бессонную ночь. Ну хоть это душу греет, не я одна не отдыхала…

— Ты сейчас работаешь на меня… — напыщённо начал пустоголовый аристократеныш, явно прицеливаясь выдать еще что-нибудь столь же малоприятное и грубое, но я фыркнула и ехидно перебила его:

— Не на тебя, Торин. Нанимал меня твой отец. Деньги платит тоже он. Так что работаю я на милорда Ирриона — просто выполняю то, что он скажет. Отдай он приказание мопса или болонку охранять — так я бы за собачонкой шаг в шаг ходила и от всех опасностей мира подлунного ее берегла.

Графенок бестолково захлопал глазами. Видимо, столь простая мысль в его кудрявую головушку не забредала. Да и сейчас она явно чувствовала себя там очень и очень неуютно: Торин тряхнул завитыми локонами, слегка растрепавшимися и потерявшими форму идеальных спиралек, еще пару раз зажмурился, словно набираясь храбрости, и пошел по второму кругу:

— Где ты была?

— Пиво пила, — в тон ему отозвалась я. Потом с обреченмым вздохом полюбовалась на расширившиеся до размеров крупных слив глаза своего подопечного и, не дожидаясь повторения вопроса, пояснила более развернуто:

— Видишь ли, барон Вайский, тот самый, который неделю назад так напугал нас… — Я глянула на вопросительно-ехидную усмешку Торина и с обреченным вздохом согласилась: — Ну ладно, напугал меня в театре, изволил прийти сегодня в «Сломанный меч» и поделиться со мной более чем важной и любопытной информацией, — Я вновь рассеянно пригладила волосы рукой (вид растрепанного Торина изрядно действовал на нервы), осторожно опустилась на пол спиной, расплела ноги, перевернулась на живот и спокойно продолжала: — Затем я ходила на улицу Чар в гости к знакомой магине. Она девочка очень умная и с неплохими связями, посоветовала пару дельных ходов. Потом… Впрочем, о том, что я сделала потом, тебе знать вовсе не обязательно. Удовлетворил ли ты свое сиятельное любопытство, о мой благороднорожденный клиент?

— Нет, — быстро отозвался Торин, поняв, что моим меланхоличным настроением стоит воспользоваться, дабы постараться выжать как можно больше информации. Не знакомому с наукой под красивым иностранным названием «психология» аристократенку было невдомек, что не он меня сейчас, а я его на предмет добычи необходимых мне сведений трепать буду. Но для начала следовало расположить его к себе. Что я и постаралась сделать:

— Ну спрашивай еще, если хочешь.

— Хочу! — с готовностью обрадовался Лорранский, — Как зовут твою магиню?

— Цвертина, — чуть удивленно ответила я. — А что?

— Да я начал себе преподавателя по чародейству подыскивать…

— Она не согласится, — тут же отозвалась я, — Не тот у нее уже статус, чтобы по ученикам бегать. Даже по таким богатым и благороднорожденным, как ты.

— А она красивая? — продолжал любопытничать Торин.

— Красивая, — уверенно подтвердила я, — Рыжеволосая, высокая, стройная… Погоди, а тебе что за дело?

— Да так… — неопределенно откликнулся он. — Интересно, какой должна быть женщина, чтобы подруга признала ее красивой?

— Прежде всего она действительно должна быть красивой, — передернула я плечами. — Слушай, Торин… Вот дуэль эта… Ты можешь мне объяснить, каким образом ты сумел удрать от меня? Ведь я даже спать к твоему порогу каждую мочь перебираюсь, а то и в комнату захожу, если ты дверь запирать забываешь, а под утро тихонько удаляюсь, чтобы не разбудить. Так как же ты ухитрился покинуть помещение? Чай, не демоном в окно вылетел?!

Аристократ выглядел смущенным и гордым одновременно. Он напыжился, немного помялся, покосился в сторону забранного витражным стеклом оконного проема, словно прикидывая, не попробовать ли и в самом деле отступить этим путем, но потом все-таки не выдержал и похвастался:

— Я тебя усыпил!

— Чего?! — ужаснулась я, хватаясь за голову. Тьма, потревоженная всплеском моих тяжелых мыслей, заворочалась на диване, подозрительно обозрела комнату, но ничего опасного не заметила и вновь благостно сощурилась, пытаясь торопливым потоком мыслеобразов положительно повлиять на мое смятенное сознание.

— Надо сказать, это было не так уж трудно. Одно простенькое заклинание — и ты крепко проспала до самого рассвета, а к тому времени я уже успел вернуться и сделать вид, что и не думал никуда ездить. Гораздо сложнее оказалось не наступить на твои раскинутые руки и оружие, которое ты постоянно раскладываешь рядом с собой, — продолжал похваляться надувающийся самодовольством Торин. Он явно восторгался своим безобразным поступком.

Я же пребывала в растерянности, весьма близкой к банальной панике. Сказать, что я была недовольна собой — это не сказать ничего. За подобную беспечность и недомыслие меня следовало прилюдно казнить на главной площади Каленары, причем не просто так, а каким-нибудь особенно позорным и унизительным способом, дабы моя смерть послужила уроком и назиданием всем остальным хранам. Как я могла забыть, что мой подопечный маг! Пусть слабенький, ничего толком не умеющий, обладающий большей частью не способностями, а непомерными амбициями и поразительным самомнением… Но, как выяснилось, кое-что Торин все-таки мог. И он не преминул это продемонстрировать.

— Мне стыдно, — честно призналась я, подпирая голову руками. Графенок чуть из кресла от удивления не вывалился. Я впервые обратила внимание, что книга, лежащая у него на коленях, была не каким-нибудь сборником сонетов или сомнительных рассказов, а учебником по чародейству для начинающих, и застеснялась своего непрофессионального поведения еще больше. Да-а, а мой клиент времени зря не теряет… — Мне очень стыдно. Прости, что не уследила за тобой. Больше этого не повторится. Как ты мог, Торин? Почему ты пошел на дуэль, не предупредив меня, да еще по какому-то смехотворному поводу — из-за оскорбления, которого я даже не помню?! Я обещаю, что больше я тебя одного не оставлю. И еще раз прошу прощения за халатность, которую допустила.

Торин продолжал потрясенно поедать меня глазами. Видимо, он и не подозревал, что я умею извиняться искренне, без ехидства и сарказма. А я продолжала говорить, больше для себя, чем для него. Порой нам очень нужно, чтобы успокоил хоть кто-то. Даже если этот «кто-то» — мы сами.

— Ты не думай, все будет хорошо. И про кристалл никто, кажется, не знает. И с альмом разберемся — в первый раз, что ли? И с турниром этим мы что-нибудь решим, вот увидишь. Цвертина — умная девочка, если уж она берется помогать, то делает все возможное. И невозможное тоже делает — у нее обширные связи при дворе, в магическом сообществе Райдассы и даже в совете архимагов, она легко…

— Тень, ты чего? — удивился Торин, откладывая свою книгу, наклоняясь и пытаясь заглянуть мне в глаза. — Какой альм? Ты что, боишься, что ли?

— Ничего я не боюсь, — чуть напряженно отозвалась я, стараясь справиться со спазмом в горле. Презрительное фырканье получилось как никогда нервным и драматичным. Стянутые воедино проблемы показались мне вдруг огромными и непреодолимыми, как Холодные горы зимой. Боги, во что же я ввязалась?! Вернее, нет, не так. Боги, почему именно я?! Грешна, знаю. Но неужели настолько, чтобы терпеть мучения не во Мраке вековечном, а еще при жизни?

— Слушай, а как тебя зовут? — внезапно спросил Торин, видимо, после бессонной ночи растерявший остатки ума.

— Тенью кличут, — ошарашенно отозвалась я, напомнив себе, что клиент вовсе не обязан терпеть проявления моего дурного нрава только потому, что окружающие испортили мне настроение.

— Да я не про это, — нетерпеливо отмахнулся аристократеньгш, наклоняясь ко мне. — У тебя должно быть настоящее имя. Мать же тебя как-то называла?

— Литана, — неожиданно для самой себя брякнула я правду, лишь бы отвязаться от графенка, не ко времени прицепившегося ко мне с проблемами ономастики и антропонимики. — Что же нам делать с…

— Да ты не волнуйся, все хорошо будет, — в моем же тоне заворковал вдруг Торин, опуская ладонь мне на макушку и начиная неловко поглаживать по волосам. С такими тяжелыми руками ему бы только кошек ласкать. Еще бы за ухом или под подбородком почесал. Я презрительно фыркнула, вздохнула и… не отстранилась. Просто тупо уставилась взглядом в изумрудный узор на ковре и закусила нижнюю губу, стараясь не визжать от беспомощности. Все хорошо, ишь ты… Эх, наши бы слова да богам в уши!

Из спокойного оцепенения, навеянного усталостью и тихим бормотанием Торина, продолжавшего вполголоса нести какую-то успокаивающую ерунду, меня вывели приглушенные звуки шагов в коридоре. Кто бы ни шатался по замку, он проследовал мимо моих покоев, но я уже пришла в себя и с присущей мне категоричностью принялась командовать:

— Это все, конечно, хорошо, но мы оба всю ночь не спали, а завтра у нас будет напряженный день. Поэтому… — Я примяла сидячее положение и многозначительно посмотрела на дверь. Лорранский порывисто встал, прошипел нечто невнятное и вышел с таким видом, словно получил плевок в самую душу.

Дверь хлопнула так оглушительно и негодующе, будто разделяла все одолевавшие Торина чувства.

Я дождалась, пока останусь только в обществе Тьмы, и подергала шнурок звонка. Явившейся на зов заспанной служанке велела сварить и принести кофе (я так и не полюбила этот странный, ни на что не похожий напиток, но оценила ту легкость, с какой он помогал прогнать усталость и дрему — неизбежных спутников проведенной на ногах ночи), потом вновь улеглась на ковер и вытащила из-под живота слегка примявшуюся газету, купленную на улице Чар и, за неимением сумки, небрежно заткнутую за пояс штанов. Разгладила ее ладонями, положила перед собой и углубилась в чтение, запивая колонки мелкого убористого шрифта горячим, до омерзения сладким кофе. И просила же не класть столько сахара, вот только прислуга, привыкшая баловать приторными напитками милорда Торина, никак не могла привыкнуть к моим вкусам.

Ничего особо скандального или необычного в этом номере «Вечерней Каленары» не было. Его содержание состояло из пары капающих ядовитыми насмешками статеек, посвященных недавней свадьбе одного из советников короля, двух некрологов именитым горожанам, ничего не значащих сплетен и слухов, обширного опуса, пространно восхваляющего мудрость и дальновидность нашего монарха и его прекрасной супруги, нескольких частных объявлений, нарисованного в трех ракурсах корсета под скромной надписью «На правах рекламы» и небольшого очерка, посвященного предстоящему турниру.

Вот он-то меня и заинтересовал. Бегло просмотрев неумеренные восторги корреспондента, вызванные размахом предстоящего празднества, я надолго задержала взгляд на заключенном в прихотливую рамку списке участников. Большинство имен мне были неизвестны, некоторые находили слабый отклик в памяти, но не вызывали практически никаких эмоций, а вот до боли знакомая фамилия и все титулы Торина, занявшие пять строчек во всю ширину колонки, заставили страдальчески поморщиться и начать водить пальцем по бумаге в безуспешных попытках понять, кого выставят в противники моему графеночку. По всему выходило, что в пару с фаворитами ему не попасть. Это не могло не радовать. Но кроме прошлогоднего чемпиона и его основного противника заявки на участие подали еще девятнадцать человек. И с кем-то из них Торину хочешь не хочешь, а встретиться придется.

И что мне делать? Хоть в мужчину рядись и оруженосцем следом за моим клиентом на ристалище выходи, честное слово!

Традиции рыцарства в каждой стране свои. Я даже удивлялась порой, как люди ухитряются вкладывать столько несхожих смыслов в одно-единственное слово. В Йанаре, к примеру, и вовсе не существовало такого понятия, а элитные бойцы назывались не иначе, как Отряд Вихрей. В Вейнанне рыцарем мог стать только аристократ или благороднорожденный. А в Райдассе носить доспехи и размахивать мечами знать почему-то считала зазорным и недопустимым для истинного придворного. Поэтому повеление сражаться на турнире и было наказанием для бедного бестолкового Торина, которому так не вовремя вздумалось отстаивать мою честь на дуэли — большинство аристократов скорее съели бы свои регалии, чем приняли участие в бое на потеху толпе черни. Милорд Иррион, насколько мне известно, в войну Ветров командовал каким-то дивизионом, но на турнирах никогда не бился и рыцарского звания не имел. Его получали лишь особы незнатного происхождения, преуспевшие в боевых искусствах и снискавшие милость короля. Оный, кстати сказать, был единственным родовитым райдассцем и рыцарем. Откуда пошла эта традиция, не известно никому, но соблюдалась она неукоснительно, и его величество, хоть на ристалище и не выходил, но иногда в полном боевом облачении проезжал улицами Каленары, величественно помахивая закованной в стальную перчатку рукой восхищенно ахающему народу. Организовывалось это, видимо, для того, чтобы подданные не сомневались: у них есть грозный и надежный защитник, который в случае войны сможет в одиночку дать отпор всей неприятельской армии. Люди делали вид, что верили, бросали в воздух шапки и разражались восторженными возгласами, хотя всем и каждому было известно, что монарх наш мечи да доспехи только как оригинальный элемент обстановки и ценит, а к остальному холодному оружию относится подозрительно и недоверчиво, словно опасаясь, что оно само на него прыгнет.