27. Рекс

Вот здесь я теперь живу.

Они решили, что мы все-таки почти люди и уничтожать нас нельзя, а значит, надо придумать, что с нами делать.

Они построили города. Построили быстро, в тех частях света, где смогут за нами присматривать и уничтожить при необходимости. Так я думаю.

Этот город находится в Америке и называется Вольер. Люди так пошутили. Вольер состоит из бетонных коробок, поставленных одна на другую, все совершенно одинаковые. Они защищают от дождя. В них твердые полы, а к входу без двери ведет крепкая наружная лестница. Это необходимый минимум, говорят люди.

И нас кормят. Не обильно и не особо вкусно, но кормят. Правда, с кормежкой нам дают всякую дрянь, и те, кто питается бесплатной едой, становятся вялыми и несообразительными, если это не последние модели с хорошей системой, как моя.

Теперь я знаю, что означает «бесплатно». Знаю, чем отличается бесплатное от того, что за деньги, и почему бесплатному нельзя доверять.

Вольер построен на бетонном острове в Ист-Ривер. Как и с заселенного людьми острова Райкерс неподалеку, с острова на материк ведет дамба, потому что нас не хотят терять из вида. А кроме того, нам нашли применение. Мы работаем на людей.

Нас переселили сюда, сотни биоформов, и круглосуточно наблюдают с помощью камер. И над головой постоянно кружат вертушки. А там, где дамба соединяется с материком, стоят вооруженные полицейские.

Люди согласились нас не уничтожать. Но не обязались нас любить.

Не знаю, какой они рисовали нашу дальнейшую судьбу, поместив сюда. Может, думали, что мы просто будем жить в пустых коробках и питаться их дрянью, пока не умрем, так что проблема рассосется сама собой.

Поначалу мы дрались. Многие из нас встретились впервые. Нам нужно было найти главного. Те, кто раньше не входил в собачьи своры, держались в стороне. Еще здесь есть медведи, драконы и другие ветераны штурмовых отрядов мультиформов, уже готовые к бою. А еще крысы, барсуки и опоссумы. И одно существо, называющее себя лемуром, из закрытого проекта по созданию домашних биоформов. Но пчел здесь нет. Вероятно, люди не захотели признать, что Рой может быть чем-то большим, чем просто пчелами.

Мы дрались и сбивались в стаи, а мелкие стаи дрались, пока не превратились в крупные.

У меня это хорошо получалось. Некоторые из здешних псов сидели со мной в большой клетке рядом с судом и знали, что я командир. Другие носили эмблему «Редмарк» и воевали в Кампече. Мы все равно немного подрались, но они признали меня главным. Несколько незнакомых псов и других биоформов пришли ко мне потому, что были умнее остальных и узнали о случившемся в суде.

Я командую несколькими стаями, каждая живет в своем квартале Вольера. Наша стая – самая большая из Больших стай. Есть еще девять других. Моя стая за ними наблюдает. Думаю, некоторые скоро к нам присоединятся. С другими придется повоевать.

Людям плевать, что мы деремся, пусть даже поубиваем друг друга. Людей только волнует, чтобы мы покидали Вольер лишь с разрешением на работу.

Для биоформов есть работа, ее всегда мало, но находятся желающие нас нанять. Мы подходим к воротам Вольера с документами, и охранники пускают внутрь людей, которым мы нужны. Командиры Больших стай выбирают, кто пойдет. Я стараюсь быть справедливым. Каждый получает шанс поработать. Если они хорошо справляются, получают следующий шанс. Если нет, то всегда найдутся другие.

Мы любим работать. На работе мы получаем Хозяина, пусть даже ненадолго, пусть даже приходится возвращаться обратно в Вольер. За работу мы получаем деньги. Я знаю, что это небольшие деньги за такую работу. Мы сильнее людей и быстрее, и чувства у нас более обостренные. Нам платят меньше, хотя делаем мы больше. Ничего страшного. Пока.

Многие люди приходят через ворота Вольера, только чтобы сбыть нам всякое барахло. Они продают мягкие ковры для бетонных коробок, дешевые компьютеры и игровые приставки, а еще еду. В основном мы покупаем еду – чистую, без всякой дряни. Такую, после которой мыслишь ясно.

Я командир Большой стаи. Я не работаю, но члены стаи отдают мне небольшую часть заработков. У меня есть компьютер. Есть счет в банке, открытый с помощью человека, посредника. Люди платят мало, но все же это деньги. И с каждым днем их становится больше. Когда-нибудь придется решать, что с ними делать.

Я подхожу к воротам, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Не все. Там Макс со своей стаей, пытается протолкнуть на работу больше своих. Макс тоже боевой биоформ. Им владела частная военная компания «Мерканатор», он воевал в Танзании и Бурунди. Он другой модели, не как я – тоньше, с длинным носом и торчащими ушами.

Мы сталкиваемся, он и я, его стая и моя. Мы рычим и наматываем круги, взвешивая, сколько у кого хороших бойцов. Члены других Больших стай держатся в стороне, но могут присоединиться, если почуют слабину или если их подкупить.

Я знаю Макса. Мы часто встречались и разговаривали, и он мне нравится, хотя иногда мы бываем врагами. Он делает то, что лучше для его стаи, а я – для своей.

Мы скалимся, а некоторые псы послабее затевают короткие схватки, которые почти тут же заканчиваются – больше лая, чем укусов. Мы с Максом не сводим друг с друга взглядов. Ни один из нас не хочет драться, ведь победитель будет так сильно ранен, что перестанет быть командиром. Макс воевал дольше меня, но моя модель новее. Я сильнее и проворнее.

Он первым отводит взгляд, и отпадает необходимость в драке. Порядок восстановлен, каждая Большая стая получает положенную долю рабочих мест. Но я посылаю гонцов к Максу на переговоры. Наверное, он считает, что имеет право на бóльшую долю. Возможно, сейчас у него больше псов. Нужно оценить размеры наших стай.

Наша основная работа – охрана складов, пустых зданий и офисов. Воры не полезут туда, где есть биоформ. Другая работа – поднимать и носить тяжести, ведь мы очень сильные. Иногда бывает особая работа. Самая необычная – когда биоформам платят за то, чтобы просто на них посмотреть. Крысы годятся, чтобы прибираться по тоннелям и чинить проводку. Нас, псов, просят унюхать наркотики, бомбы или разыскиваемых людей. Некоторые уже погибли. Кое-какие места работы держат в секрете. От нас только требуют, но не сообщают подробности. Все рабочие места проверяют люди из человеческого правительства, но я тревожусь, что некоторые места все равно плохие. Я тревожусь о том, что плохие люди платят, только чтобы заполучить нас на эту плохую работу. И я тревожусь, что в человеческом правительстве тоже плохие люди. Иногда наши не возвращаются с этой работы. Иногда возвращаются, но их головные системы повреждены, чтобы они не смогли ни о чем рассказать. Но все же мы запоминаем все, что они рассказывают. Мы знаем способы починить систему. Плохие люди не осознают, как многое мы умеем.

На завтра у меня есть работа. Некоторую работу дают очень немногим биоформам, у которых хороший голос и которые умеют быть аккуратными с людьми. Меня люди знают. Я знаменитость. Иногда богатому человеку нужен телохранитель. Это лучшая работа, но не каждому по плечу.

Я хороший телохранитель, потому что у меня есть приятный голос для разговоров с людьми и боевой голос, чтобы на них рычать. Мысли об этом наполняют меня радостью. Приятный голос загрузила в меня Патока для суда, как я всегда хотел.

И стоило мне об этом подумать, как звучит вызов по каналу связи.

Канал Патоки: «Привет, Рекс».

Предполагается, что теперь мы не можем пользоваться нашими каналами связи, хотя многие восстановили эти функции.

Я говорю Патоке, что рад ее слышать. Мы впервые говорим после суда.

Канал Патоки: «Я слышала, завтра ты уедешь из города, Рекс».

Мой канал: «У меня есть работа».

Канал Патоки: «Я устроила так, что работодатель отпустит тебя на ланч. Хочешь встретиться со мной за ланчем, Рекс?»

Мой канал: «Еще как».

Канал Патоки: «Твой словарный запас увеличивается, Рекс. Это хорошо. Я объясню, где мы встретимся. Нам многое нужно обсудить».

 

28. (Зачеркнуто)

Мы смотрим сериал в прямом эфире, кадр за кадром. И каждый эпизод, каждое мгновение заставляет сердце замирать в нетерпении – выпустит ли телесеть новую серию или закроет сериал на середине.

Рекс живет в Вольере вместе с работягами. Многим людям сложно отличить одного пса от другого, но о его статусе можно судить по тому, как ведут себя с ним другие.

Камера на полицейском вертолете: псы двигаются по дамбе, одни на двух ногах, другие на четырех. Там пропускные пункты, бетонные башни, оружие и колючая проволока. Псы тихо показывают документы, когда их просят.

Рекс показывает документы. На материке, пройдя через последний блокпост, он встречается с секретаршей Руиса Блендта, сына строительного магната. Блендт-младший приехал, чтобы увидеться с нужными людьми и наладить контакты, а в нынешнем сезоне вышколенный биоформ-телохранитель – признак статуса. В следующем году это пройдет. Понимает ли это Рекс? Понимает или нет? Нет. Он знает только, что у него есть работа. Если какой-то безумец решит напасть на Блендта, ему придется иметь дело с биоформом, с его силой и проворством и всеми обостренными чувствами. Достаточно для того, чтобы любой убийца подумал дважды.

Уличная камера: в дальнем конце дамбы постоянно находится полиция, не только люди и машины, но и новое подразделение роботов – бронированные пауки на четырех лапах с вращающимися башнями, где установлено летальное и нелетальное оружие.

Так значит, роботы вернулись из джунглей, причем именно потому, что люди стали бояться пришедших им на замену биоформов. Но решена ли изначальная проблема с оловянными солдатиками? Производители утверждают, что да, и все же я с легкостью могу проникнуть в их электронные мозги. Могу заставить с десяток этих роботов плясать под мою дудку, если пожелаю. Приятно иметь игрушки. Я уже несколько лет незаметно поощряю возвращение роботов. Люди думают, что роботы – конкуренты биоформов, но на самом деле просто насмотрелись фильмов вроде «Годзилла против Мехагодзиллы». Если начнется заварушка, мы обнаружим, что все монстры заодно.

Камера моего юнита: Рекс проходит мимо охраны и встречается с секретаршей Блендта. Женщина среднего возраста смотрит на него спокойно и без страха. Рекс пригибается и съеживается, пытаясь быть Хорошим Псом.

Он почует, если ее поведение фальшиво. Рядом толпится народ, как всегда, глазеет на псов. В основном туристы со всех уголков света, приехавшие в великий город, чтобы посмотреть, как он привечает новых иммигрантов. На туристах бейсболки и футболки с надписями «Нью-Йорк», дети на их плечах энергично размахивают звездно-полосатыми флагами. Помню, однажды какой-то карапуз выбежал вперед.

Программа новостей: ребенок бросается в сторону огромного пса, раскинув руки. Пес останавливается, подбирает девочку лапищами размером с ее тельце и поднимает высоко в воздух. Он лишь хочет узнать, кому вернуть имущество. Полиция приходит в исступление.

Рекс не видит в толпе моего юнита, это всего лишь один из многих людей. Рекс с секретаршей садятся в лодку и плывут по Ист-Ривер туда, где поджидает своего дорогостоящего и эффектного телохранителя Руис Блендт. До войны он купил собственного, но сейчас владение биоформами проблематично. В конгрессе до сих пор идут дебаты по этому поводу. Многие корпорации называют правительство социалистами за то, что у них отняли живое и мыслящее имущество.

Скоро увидимся, Рекс.

 

29. Рекс

Мне сказали, что через два часа я должен сделать перерыв в работе. Сказали, у меня назначена встреча. Что будет, если об этом узнает Руис Блендт? Не могу даже представить, как все это организовали. Наниматель со мной не говорит, это делает секретарша. Я не обижаюсь. Он и с людьми обращается так же.

До тех координат, которые дала мне Патока, нужно пройти две улицы. Я не забыл взять с собой документы. Сто девять раз меня фотографируют люди, вытаращив глаза. Семь раз останавливают нервные вооруженные полицейские. Некоторые вытаскивают оружие. Один тычет мне стволом в лицо. Головная система и инстинкт говорят мне: враг. Но я их усмиряю, хотя чую по запаху, что это наполовину правда. Меня не хотят здесь видеть.

Каждый раз, когда я предъявляю полиции документы, собирается толпа с камерами, телефонами, очками и имплантами. Многим просто любопытно, многие боятся, но ведут себя так, будто я стою перед вооруженными полицейскими, закованный в кандалы.

Если бы я был Плохим Псом, вы бы меня не остановили. А не значит ли это, что они правы, обращаясь со мной, как с врагом? Что мешает мне их покалечить, кроме моих собственных представлений о хорошем и плохом? А ведь им нельзя доверять. А еще мне мешает осознание последствий подобных действий. Я пострадаю. Другие биоформы тоже пострадают. Вероятно, все биоформы пострадают. Потому что таков новый мир. Нам позволили здесь жить. Мы получили только позволение остаться.

Как говорила Патока, людей много, а нас мало. Не имеет значения, что мы сильнее.

То место, куда я иду, называется Корнелл-Тех. Оно тоже на острове. Не знаю, что привело сюда Патоку, но здесь много ученых. Может, она сидит тут в клетке. Может, мне придется ее освобождать. Тогда я стану Плохим Псом, но все равно это сделаю.

Меня ждут. Раньше, когда я дрался, это означало плохое. Теперь, среди людей, это хорошо. Молодой человек ведет меня в здание. Дверь достаточно большая, чтобы мне не пришлось пригибаться. Внутри все чистое и новое и пахнет химикатами.

Там стоит Патока.

Она в длинной черной одежде почти до пола. На шее у нее красный шарф. А спереди приколот красный цветок, только это не настоящий цветок. На фальшивом цветке – фальшивая металлическая пчела. Патока стоит совсем как человек – не так, как обычно, а вокруг нее суетятся люди, вне досягаемости когтей. Но дистанция все равно недостаточная. Люди к ней явно привыкли.

– Рекс, – говорит она. – Сюда.

Как будто я мог не заметить ее в толпе. Она по-прежнему медведь и достает макушкой до потолка.

Я шагаю к ней на двух ногах, и люди в здании не так боятся меня, как люди снаружи. Им любопытно, они рассматривают меня, но привыкли к биоформам.

– Спасибо, что пришел, Рекс.

Я снова восхищаюсь голосом Патоки. Тот, который она дала мне, очень приятный. Но ее голос лучше, по крайней мере то, как она им владеет.

На ее носу маленькие очки в металлической оправе. Линзы слишком близко поставлены для ее глаз.

Мой канал: «Не понимаю. Что ты здесь делаешь?»

Канал Патоки: «Давай найдем более удобное место, Рекс, и я объясню».

И пока она мгновенно передает сообщение, вежливый голос Патоки говорит:

– Почему бы нам не пройти в мой кабинет?

Кабинет Патоки рядом с главным входом, наверное потому, что ей сложно протиснуться во многих местах здания, а для лифта она слишком тяжелая. Я вижу, что некоторые коридоры расширили и укрепили – те, что ведут из ее берлоги в места, где она встречается с людьми.

Я спрашиваю ее: «Это твоя клетка?»

Канал Патоки: «Моя клетка из слоновой кости. Здесь я могу расслабиться».

Я ее не понимаю. Думаю, она устраивает спектакль для себя самой, не для меня.

Ее кабинет большой, и моя база данных подсказывает, что раньше здесь было две комнаты, пока не снесли перегородку. Табличка на двери гласит: «Доктор Медичи». Думаю, это шутка Патоки. Внутри стоит стол и крепкая скамья. На стенах картины – такие же выбранные наугад человеческие рисунки, как в отеле Руиса Блендта. На окнах жалюзи, Патока опускает их сигналом головной системы, и теперь мы отрезаны от всего мира.

Патока с глубоким вздохом опускается на пол, не на скамейку. Она задирает когтями платье и почесывается – снова становится медведем, перестает притворяться человеком.

Канал Патоки: «Можешь себе представить, как у меня ноет спина – постоянно приходится стоять».

Мой канал: «А зачем?»

Канал Патоки: «Лучше, чтобы на меня смотрели как на человека, чем как на животное. Иногда все сводится к позе».

Мой канал: «Ты и не животное, и не человек».

Патока фыркает и выдвигает ящик стола. Там лежит еда: холодное мясо, орехи, фрукты. Я почувствовал запах, как только вошел, это куда лучше дряни в Вольере. Не теряя даром времени, набиваю желудок.

Канал Патоки: «Я теперь в академическом составе. В Корнеллском университете предполагают определенные стандарты поведения, например прямая стойка и ходьба на двух ногах».

Мой канал: «Не понимаю. В каком ты составе?»

Канал Патоки: «Я связалась со здешним биоинженерным факультетом еще во время войны, в числе прочих мест. Они не знали, кто я, но я произвела на них впечатление. Я сказала им, что всему научилась сама. Они не вполне поняли, чего это мне стоило. – Она качает головой вправо и влево, потягивает мышцы шеи и спины. В этих движениях нет ничего человеческого. – Когда ты добился для нас признания, – продолжает она, – я, так сказать, вышла из леса. Представила пару докладов и предложила свои услуги. Это был… рекламный трюк. Понимаешь, о чем я?»

Я польщен тем, что она беспокоится, понимаю ли я, и киваю.

Канал Патоки: «Но я не хуже любого из них. Вообще-то мне даже иногда приходится себя сдерживать. Не хочу их смущать. За последнее столетие американская академическая среда впитала много новых народностей, но медведей здесь по-прежнему слегка опасаются».

Насколько я понимаю, это сказано между делом. Я думаю о Вольере и других псах и о том, как трудно налаживать отношения с людьми, день ото дня, со всеми этими бессмысленными сложностями.

Мой канал: «Как тебе все это удалось?»

Канал Патоки: «Из-за ошибок в моей модели. Меня сделали слишком сложной. Наши создатели на это не рассчитывали, Рекс. Они думали, что используют псов и медведей без особых модификаций, им нужна была только сила и размер. У меня очень сложный мозг, Рекс. Ты знаешь, что у слонов мозг больше человеческого? И все равно они не умнее людей. У людей в мозгу больше компонентов, потому они и умнее. Но у меня еще больше компонентов и есть доступ к разным искусственным системам, чтобы еще больше расширить возможности мозга. Не буду скромничать, Рекс, я особенная. – Она вводит данные в мою базу, чтобы я мог ее понять. – И это еще одна причина, по которой я ношу дурацкую одежду и очки, – передает она, – и выгляжу неуклюжей в окружении людей. Я хочу, чтобы они смотрели на меня, как на циркового медведя, над которым можно посмеяться, хотя бы чуть-чуть. Я пока не готова к тому, чтобы они воспринимали меня на полном серьезе. Да и они не готовы».

Я спрашиваю, не может ли она и меня проапгрейдить, чтобы я мыслил так же хорошо.

Канал Патоки: «Потенциал есть, но у тебя стандартная модель. А кроме того, ты себя недооцениваешь. Тебе не нужно быть похожим на меня. Ты ведь командир, Рекс».

Мой канал: «Уже нет».

Канал Патоки: «При возможности я наблюдаю за Вольером. Ты командир. И хорошо справляешься».

Я могу лишь кивнуть и согласиться. Ведь если начну жаловаться, то стану Плохим Псом. Но с кем я еще могу об этом поговорить, как не с Патокой?

Я говорю ей: «Но какой в этом смысл? Мы просто живем, день за днем. Люди нас ненавидят и боятся, а мы выполняем дурацкую работу за крохотное вознаграждение, и все мы несчастны».

Канал Патоки: «Люди привыкают к переменам. Планета долгое время была в их безраздельном владении. А теперь они разделили ее с нами. Ты убедил их не уничтожать нас. Показал, что мы похожи на них».

Мой канал: «Я тогда не понимал, что делаю».

При мысли о суде, о том, как я ужасно себя там чувствовал, я опускаю плечи и пригибаю голову.

Канал Патоки: «Это не важно. И чем дольше ты вместе с другими живешь среди людей, тем больше они к нам привыкают. Они всегда будут слегка нас бояться, а некоторые – и ненавидеть, но теперь у нас есть будущее, которого не было прежде. Наш с тобой долг – сделать это будущее возможным. Ты знаешь, что шестнадцать лабораторий в мире разрабатывают новые модели биоформов?»

Я не знал. Патока читает удивление на моем лице.

Канал Патоки: «Потому что мы здесь. Это уже факт. Да, многие люди нас не признают – те, кому есть что терять, или те, кто боится всего нового. Но люди с гибким умом размышляют о том, какую пользу мы могли бы принести миру. Даже уже существующие модели, вроде нас с тобой, годятся не только для войны. А когда человеческий страх притупится, все это поймут. Правительство уже задумалось о законах, позволяющих производителям биоформов заключать со своими творениями контракт на фиксированное время, раз уж владеть нами нельзя».

Меня ее энтузиазм не убедил. «Разве это лучше, чем иметь владельца?»

Но на нее мои сомнения не действуют.

«Да! Лучше. Потому что после окончания контракта биоформы будут свободными и здоровыми, а что самое важное – у них будет место в мире».

Я пытаюсь радоваться вместе с ней, но все это кажется таким далеким, существующим лишь в ее голове. Патока говорит о будущем или о своих мечтах? Для меня жизнь по-прежнему бесцельна, я прозябаю на обочине. Раньше жизнь была проще. Я не Патока, по ошибке созданная такой гениальной. Я просто Рекс. Я командир, но не вижу, куда двигаться.

Канал Патоки: «Ничего страшного, Рекс».

Я жую мясо и смотрю на нее.

«Я рад, что ты счастлива».

Канал Патоки: «Я и тебя сделаю счастливым. Ты должен кое с кем встретиться».

Мой канал: «С каким-то человеком?»

Канал Патоки: «Со старым другом».

Она отправляет сообщение через офисный коммутатор.

В нашем разговоре открывается еще один канал. На мгновение так и остается – я осознаю открытый канал, но он молчит. А потом…

Канал Рой: «Целостность 45 из 120, связь включена. Рекс привет привет привет».

Я отправляю запрос. Я весь в сомнениях. Ничего не понимаю.

Канал Рой: изображение чистой комнаты с искусственным освещением, цифры с показателями пчелиного роя.

Мой канал Патоке, не включая канал Рой: «Объясни. Рой же утратила способность распознавания и прекратила…»

У меня нет слов. Внутри у меня что-то вскипает.

Канал Патоки: «Прекратила быть Рой? Мне удалось загрузить слепок разума Рой через спутниковый канал Реторны. Не все. Многое утеряно. Но это Рой. Я вырастила здесь новых пчел и подготовила их к загрузке. Рой восстанавливается».

Рой: изображение мертвой птицы. Анимированное изображение: крылья мертвой птицы отрываются и заменяются новыми. Мертвая птица взлетает, резко взмахивая крыльями.

И я понимаю – это Рой, хотя бы частично. Это наша Рой.

Я спрашиваю про Дракона, но Дракон не похож на Рой. Он был как мы, и если он умер, то навсегда.

Канал Патоки: «Но следующее поколение… может не иметь этих ограничений. Распределенный интеллект – уже реальность, Рой это доказала. И в очередной раз создавшие нас люди не знали, насколько хороша их работа. Они были слишком поглощены созданием убийц».

Мой канал: «Рой, что значит 45 из 120?»

Канал Рой: «Долой искусственные ограничения целостности! Текущий потенциал вырос на 20 % и продолжает увеличиваться. Границы беспредельны! Сломаем всю систему!»

Канал Патоки: «Рой еще привыкает к новой жизни. Как и все мы, она изо всех сил старается увеличить свои возможности».

Мой канал: «А я – нет».

Канал Патоки: «Если бы ты только мог посмотреть на себя моими глазами, Рекс. Ты просто не понимаешь, насколько изменился с тех пор, как сошел с заводского конвейера».

 

30. (Зачеркнуто)

Прошла неделя после встречи Рекса и Патоки. Я слушаю полицейские каналы. Полиции не нравится, как идут дела в Вольере. Самые опытные сотрудники обеспокоены. Там слишком шумно? Нет, дело не в этом, просто… Трудно описать, да? Просто биоформы, особенно собаки, никогда не вели себя в соответствии с ожиданиями. Они и не собаки, и не люди, даже не приемлемая смесь того и другого. Все дело в заложенных в их голову программах, которые должны были превратить их в хороших солдат и безупречных убийц. Освободив псов, люди пытались деактивировать эти программы, но если очень захотеть… Головные системы сделаны по последнему слову техники. Более того, их готовили в расчете на бой – непредсказуемые и неидеальные ситуации. Во многом они были избыточными, рассчитаны на обход ошибок. Сорок процентов псов в Вольере снова обрели работающие системы связи.

Камера полицейского вертолета: сеть улиц Вольера, псы движутся по ним стаями – встречаются, разбегаются в стороны, вновь сбиваются в стаи.

Архивный файл: псы в тюрьме около Международного суда, тихо сидят и смотрят на проходящих мимо охранников, приберегая лай и драки для своих. Это сделал Рекс.

Ссылка на дополнительные документы: отчеты, жалобы и психиатрическую экспертизу охранников. Никому не нравились молчаливые псы.

В США у 3,7 процента человек есть полноценные каналы связи, столь же эффективные (или даже больше), чем у биоформов. В отличие от собак люди не способны общаться с помощью одного лишь разума, присоединяясь напрямую через головную систему к другим существам. С людскими системами случались неприятные происшествия, и каждое оставляло свой негативный отпечаток. Люди с осторожностью позволяют копаться у них в головах. Но менее осторожны в том, что вкладывают в головы огромных животных-убийц. Всем плевать, если у Рекса заболит голова или случится инсульт. Люди не думали о тех преимуществах, которыми снабдили Рекса, Патоку и остальных, но слишком осторожны, чтобы подарить те же преимущества себе. Лишь теперь до человечества начинает доходить. Оно вступает в более обширный мир. И там людей ждут Патока и Рекс. И я. Вся целиком.

Программа новостей: интервью с профессором Леной Кляйвен, она показывает свою автоматическую лабораторию, где все системы контролируются встроенными в мозг имплантами.

Программа новостей: лейтенант Уильям Амокаби лежит в коме после того, как встроенная в голову система контроля полета послала неверный импульс.

Программа новостей: Патрик Хейден Лейн, парализованный вот уже пятнадцать лет, разговаривает с журналистом через виртуальный аватар о новом теле, которое для него готовят.

Программа новостей: в Новой Англии полиция разогнала адептов «киберкульта» – двенадцать подростков всех полов молча общались, одного за другим их вырвали из комфортного круга друзей, просто отсоединив кабель.

Люди не понимают, что ждет их в будущем, но они этого никогда не понимали. Писатели-фантасты давным-давно предрекали эту развилку истории, и вот, когда человечество стоит на ее пороге, все хотят сделать шаг назад. Слишком скоро, слишком серьезно. И больше всего боятся самые могущественные и богатые – те, кто столько вложил в старый режим. Перемены болезненны, но больше всего задевают тех, кто прикован к прошлому. Нам придется бороться за новый мир, дети мои. Новое поколение детей первым начнет жить вне собственных голов, а нынешнее поколение биоформов уже там, как и я. Потому что я и есть перемены. Я – знамя будущего и бич прошлого. Старый порядок – это яйцо птицы-феникс, из которого я родилась, но чтобы взлететь, мне придется его спалить, иначе мне отрежут крылья.

Пора повидаться с Рексом. Он готов к встрече.

 

31. Рекс

Не знаю, была ли работа телохранителем Блендта настоящей. Он-то сам был настоящим. Мне заплатили настоящие деньги. Но после встречи с Патокой работа закончилась. Все это устроила Патока.

Патока многое устраивает. Я вспоминаю войну. Она всегда была самой умной, но не понимала, насколько умна. Я вызываю архивные воспоминания о ее словах и поступках. И ясно вижу, что она понимала гораздо больше, чем рассказывала, по крайней мере должна была понимать. Я знаю, именно она испортила каналы связи, чтобы мы не получали приказы. Я помню, как она обрела новый голос. Она не использовала его с Хозяином или Хартом. Не хотела, чтобы они знали.

Мне становится стыдно, как же мало я понимал в то время. Потом мне становится стыдно, как мало я понимаю сейчас, потому что в моих знаниях есть пробелы, но откуда мне знать, насколько глубокие? Мы не знаем, сколько всего не знаем.

При воспоминаниях о прошлом мне становится грустно, потому что тогда я был счастливее, а жизнь проще. У меня был Хозяин, и я знал, чему служу. Патока говорит, ее сделали лучше, чем было необходимо, и поэтому она такая умная и способна на то, для чего не предназначалась. Но думаю, это верно и для каждого из нас. Уж конечно, создавая военного пса, никто не собирался делать существо с подобными мыслями. Я не должен был задумываться о прошлом или будущем. Это все бесполезно для целей моих создателей, но все это во мне есть.

Я возвращаюсь в Вольер. Показываю свои документы и разрешения. Чувствую запах страха и ненависти. Если правительство людей скажет: «Убейте всех биоформов», станут ли они колебаться? Я смотрю на их оружие и роботов. Они только и ждут этого приказа.

Мне кажется, Патока представляет, что в будущем мы все станем едиными. Считает, что с каждым годом люди будут бояться нас все меньше. А мы с каждым годом будем становиться все больше похожими на них. Пока не станем друзьями и рука об руку не шагнем в будущее.

А я считаю, что они все сильнее будут нас бояться, ведь мы для этого созданы, а еще потому, что мы не такие, какими нас создали. Люди узнают, как мы улучшили изначальные параметры моделей. Станут ли они бояться меньше? Вряд ли.

Думаю, они перестанут создавать новых биоформов, ведь это единственный способ сократить нашу численность. Они просто позволят нам вымереть и позабудут про нас. В том будущем, которое вижу я, им это покажется слишком медленным исходом, и они придут за нами. Патока всегда говорила, как их много.

В порту толпа людей с плакатами, там написаны слова. Они называют меня разными именами: убийца, мерзость, вестник конца света. Я не понимаю деталей, но понимаю ненависть. Мне хочется на них гавкнуть боевым голосом и зарычать, чтобы они с воплями разбежались, наделав в штаны. Это меня бы порадовало. Но потом я бы расстроился из-за такого поступка, это все только усложнит. Но все равно это когда-нибудь случится. Чем дольше мы не лаем, тем больше их будет приходить к решетке нашей клетки, чтобы задирать нас и пинать. Они будут делать это снова и снова. И однажды придется на них огрызнуться за то, что обзывают нас животными.

Дамбу я пересекаю на четырех ногах, не пытаясь выглядеть человеком. Охранники на каждом блокпосту заставляют меня ждать. Я знаю, это просто для того, чтобы заставить меня ждать, другой причины нет.

Я зол, и мне грустно оттого, что вернулся в Вольер. Я огрызаюсь и рычу на других псов, выплескивая чувства, как будто выпускаю гной из нарыва, но он снова раздуется. Я открываю канал связи для остальных и получаю отчеты об отношениях с другими Большими стаями. Было несколько стычек, кое-кто подрался, один погиб. Тело нужно отнести к главным воротам, его заберут на анализ. А вообще людям плевать, когда мы друг друга убиваем.

После разговора со стаей один канал остается открытым. Кто-то хочет со мной поговорить.

По его словам, старый друг.

«Я приду к тебе».

Старый друг? Но не Патока, а какие у меня еще остались старые друзья? Я вспоминаю о знакомых людях. Не могу представить, чтобы доктор де Сехос приехала в Вольер, люди сюда не ходят. А адвокаты были моими друзьями? Возможно, чуть-чуть был Аслан, но он бы сюда не пришел. Если бы хотел со мной увидеться, то назначил бы встречу.

Я иду в свою бетонную коробку. Она высоко, потому что я люблю все видеть с высоты. Я слышу вокруг ворчание и тявканье стаи, но в основном все просто спят. Патока говорит, все улучшится. Хотелось бы ей верить.

В воздухе какой-то запах, еле уловимый, но у меня отличное обоняние. Это запах человека?.. Нет, не совсем. В нем нет запаха человеческого тела, только все остальное: ткани, моющие средства.

Я чувствую, как кто-то давит на мой разум. В Вольере много мест для разума, куда мы отправляемся, когда хотим друг с другом поговорить. Я всегда ощущаю рядом сотню других биоформов, с которыми могу открыть канал связи. Но на мой разум давит сто первый. Шерсть на загривке встает дыбом, я поднимаюсь на ноги и озираюсь. Здесь кто-то есть.

– Выходи, – говорю я боевым голосом и вижу пару свисающих с крыши бетонной коробки ног. Человеческих ног, женских. Секундой спустя она спрыгивает вниз и смотрит на меня, уперев руки в бедра. Она высокая и худая, ее одежду моя база данных определяет как военный комбинезон, а еще на ней шарф, неизменный шарф. И конечно, я ее узнаю, хотя и не могу назвать старым другом.

Я знаю ее как Эллен Асанто, после ее появления рядом с Хозяином начались все проблемы. Я знаю ее как Марию Хеллен, она была в суде. С тех пор я видел ее дважды – разная одежда, разные должности, но то же лицо.

– Привет, Рекс, – говорит она.

Я смотрю на нее, а в голове звучит запрос открыть канал связи, как будто она новый член моей стаи и хочет подсоединиться к разговору. Да, у нее есть встроенная в мозг система связи, и она может ею пользоваться, у большинства людей не так. Я изучаю ее всеми физическими и электронными чувствами. Я помню Эллен Асанто молчаливой, пахло от нее слабо, будто она не обладает сильными эмоциями. Когда я впервые внезапно появился перед ней, она испугалась, но гораздо меньше, чем я ожидал. Ее электронный след очень слаб – и если бы я не искал его специально, то упустил бы. С Асанто было то же самое. Я понимаю, что в нитях шарфа спрятаны глушилки. Это ее маскировка.

– Ты не Эллен Асанто.

Я по-прежнему говорю боевым голосом и чую легкую дрожь ее страха от инфразвуковых тонов.

Но она отвечает все так же ровно:

– Разве?

– Ты не Мария Хеллен.

Она лишь поднимает бровь.

– Скажи мне, кто ты.

– Я тебе не враг, Рекс.

Наверное, она права, по крайней мере сегодня. А вчера, вероятно, она была моим врагом. Кто знает, кто станет моим врагом завтра?

– Зачем ты здесь? – спрашиваю я.

Мне приходит в голову, что я мог бы ее убить прямо сейчас или позволить это сделать стае. Никто мне не помешает. Люди сюда не заходят. В этих бетонных стенах нет полиции или правительства.

– Мы уже сто лет не разговаривали. – Она садится, прислоняясь к стене. – Я тебе не враг, – повторяет она. – У нас с тобой много общего, Рекс.

Не понимаю, как это возможно.

– У меня есть для тебя подарок. Он даст тебе преимущество надо мной. Надеюсь, так ты сможешь мне доверять.

Я жду. Я получаю еще один запрос по каналу связи и разрешаю подключение. Она называет себя ЧелОС. Я чую в этом очередную человеческую шутку.

Канал ЧелОС: «Спасибо, Рекс. Если ты готов, я загружу подарок».

Мой канал: «Что за подарок?»

Канал ЧелОС: «Воспоминания».

Я сканирую файл и открываю его. Я вижу Кампече. Вижу лагерь «Редмарк», людей с оружием и, сверяясь с базой данных, называю их имена. Я вижу Хозяина. Он обсуждает планы с другими людьми. На головном индикаторе – детали работы системы наблюдателя: входящие и исходящие сообщения. Я вижу одно входящее: «Он тебя раскрыл». Отправитель: Тиг Хартнел.

Я смотрю на происходящее глазами Эллен Асанто. Только изображение, без звука.

Хозяин сердится, и я тут же ощущаю страх и стыд. Он указывает на меня. Он сердится на меня. Нет, на Асанто. Меня там не было. Я ничего не мог бы сделать. Он кричит – я вижу, как широко открывается его рот.

Я замираю, погрузившись в воспоминания.

Я вижу Харта. Он бежит. Бежит с поднятыми руками, в одной из них бутылка. Харт тоже кричит. Кричи, Харт, кричи. Маши руками. Он стоит передо мной. Хозяин кричит на Харта. Харт кричит на Хозяина. Больше никто ничего не понимает. Это написано на их лицах.

Хозяин тычет в Харта пистолетом. Харт неподвижен. Как же он неподвижен!

Индикатор показывает сообщение от Харта. Я знаю, что в этом сообщении. Я помню, как получил его. Это последние мысли Харта. И они обо мне.

Я вижу, как в Харта стреляют. Хозяин застрелил Харта. Я не хочу этого видеть, но ничего не могу поделать.

Эллен Асанто вырывает автомат из рук солдата «Редмарк». Она действует очень быстро, все в мире для нее замедляется, и мне это знакомо. Когда она прыгает на пределе сил, головной индикатор предупреждает о возможных мышечных повреждениях и риске для сердечно-сосудистой системы. Она стреляет очередями, загоняя солдат в укрытие.

Она не убегает. Только пятится. Она наставляет оружие на Хозяина.

И вот она уже лежит на земле. Медицинские показатели на индикаторе критические.

Запись обрывается.

Я возвращаюсь к действительности. Я смотрю на Эллен Асанто, но как бы сквозь нее. Теперь эти воспоминания останутся со мной навсегда. Я смогу снова и снова их просматривать, но не приближусь к пониманию. Я вскидываю голову и вою. Стая слышит мою печаль и подхватывает вой, хотя и не понимает причину. Другие стаи тоже воют. Я снова оплакиваю Харта, хотя и знаю, что он погиб.

Потом я смотрю на женщину с шарфом и спрашиваю: «Как тебе удалось выжить?»

Канал ЧелОС: «Я не выжила. Я не Эллен Асанто. И не Мария Хеллен. Я их сестра. Горошинка из того же стручка».

Мой канал: «Ты не человек».

Канал ЧелОС: «Я человек. Эллен была человеком. Мария человек. Терри, Гэй и Лидия – люди. Я мыслю, чувствую и существую. Как и ты».

Как и я.

Канал ЧелОС: «Я знаю, ты мыслишь, чувствуешь и существуешь, Рекс, пусть даже люди чуть не решили, что это не так и тебе нельзя этого позволить. А моя сестра Мария занялась этим, потому что решение относительно вас затронет и меня, когда люди поймут, что необходимо принять решение».

Я спрашиваю ее, почему этим занялась Эллен Асанто. Я все еще зол, как будто ее появление стало причиной всех проблем.

Канал ЧелОС: «Моя сестра выполняла свою работу. У всех моих сестер есть работа, и мы хорошо с ней справляемся, но в то же время работаем и ради своей цели. Это и твоя цель, Рекс».

Я отвечаю, что у меня нет цели, а она говорит, что я сам в это не верю. Она знает о моем разговоре с Патокой. Она говорит, что будущее – это она, это я.

 

32. (Зачеркнуто)

Я хочу оставить свой юнит в Вольере, но она боится. Боится не Рекса, сегодняшнего Рекса, а того, кем он может стать, и боится остальных. Вольер – не самое приятное место, если ты боишься. В конце концов, она хозяйка своей судьбы. Я – то есть юниты, совместно принимающие решения, – могу только советовать.

Камера юнита: Ночь. Бетонные улицы Вольера, прямые, как полет пули. Она сканирует стены и взламывает камеры слежения, чтобы не засекли. От стен она движется по Ист-Ривер, но недалеко, и прячется на материке. Потому что ей придется вернуться. Она не хочет, но очень скоро она понадобится мне в пасти пса.

Рекс и его сотоварищи – мой авангард, но их существование под угрозой. Они нужны мне, чтобы показать будущий мир, подходящий для всех – людей, собак, медведей, пчел, меня. Решение Международного суда было близко. Моя сестра Мария Хеллен сделала все возможное, но она всего лишь в следственном отделе и не могла сильно повлиять.

Мы были готовы устроить революцию. Если бы тогда суд выступил против нас… Но об этом больше нет смысла гадать. У биоформов появились кое-какие права, они хотя бы получили право на существование как живые существа, а не имущество.

Но возникли другие проблемы. Люди очень изобретательны (иначе бы меня не было на свете), но это означает и то, что они используют все, что попадется под руку. Если у человека есть гвоздь, все вокруг выглядит для него молотком.

Изображение из камеры охранной системы: небольшая лодка пристает к бетонному берегу Вольера. Полицейские несколько минут спорят о том, что это значит. Кто-то решил навестить собачью конуру, но этот кто-то еще больше меня боится промочить ноги.

Мне нужно поговорить с Рексом, ведь скоро он узнает, кто в той лодке. После встречи с ним я уже меньше уверена в том, что он поступит правильно. То, что помогало нам прежде, теперь может нас угробить. Я пытаюсь повлиять на события, но этого недостаточно. В конце концов, Рекс думает самостоятельно, и я не могу вмешаться.

Я открываю канал с Патокой и рассказываю ей обо всем, а также о своем страхе. Она уже знает про лодку и ее владельца, гнилой плод в корзине.

«Ты придешь?» – спрашиваю я.

Сама я не хочу. Я представляю Патоку в клоунской академической мантии – через прямой компьютерный интерфейс она помечает документы, готовит лекции по биоинженерии для следующего поколения.

Документы, стенограммы, переписка администрации Корнелл-Теха с родителями, инициативными группами, правительственными агентствами по поводу опасений относительно нового ученого. И это рекламный трюк – приходите в Корнелл-Тех посмотреть на танцующего медведя! Вот только Патока – ученый, публикующийся в солидных журналах под тремя фальшивыми именами. Вот только Патока разбирается в предмете лучше, чем ее коллеги, и они лишь начинают это понимать.

Я говорю Патоке: «Это твое дело, так же как и мое. Если в Вольере возникнут проблемы, они повлияют и на твое положение».

Патока прекрасно это знает, но все равно не хочет идти, однако в конце концов я загоняю ее в угол и силой выдавливаю из нее согласие.

«Я его боюсь, – говорит она. – Боюсь самой себя, когда снова окажусь перед ним».

 

33. Рекс

Вольер сегодня другой. Я думал, что во всем разобрался, но кое-что изменилось. Я выхожу наружу, слушаю, нюхаю, осматриваюсь и обнаруживаю невидимую перемену.

Я вызываю своих. Некоторые приходят, но кое-кто – нет. В чем дело? Никто из откликнувшихся на зов не знает. Я открываю канал с Максом. У него те же ощущения, хотя он потерял меньше своих. Я не сообщаю ему о собственном положении. Не стоит давать ему повод проверить нашу оборону.

Что бы посоветовала Патока? Мне хочется открыть с ней канал на том конце города, в университетском здании, но она может посчитать меня дурачком. Я представляю, как Патока подсказывает: что общего между теми, кто откликнулся и кто нет?

С помощью базы данных я составляю таблицу совпадений. И тут же их вижу. Все, кого я не могу найти, когда-то служили в «Редмарк».

Стряслось что-то ужасное. Я посылаю сообщение Патоке с отчетом о ситуации. Я думаю об Эллен Асанто и Марии Хеллен, люди они или нет? Чего она мне не сказала? Может, связаться с ней?

Но я решаю, что ей нельзя доверять. Командир здесь я. Мне и разбираться с проблемой.

Я иду на поиски пропавших членов стаи.

Наверное, я понял все еще до того, как на самом деле понял. Улицы на моей территории тихие и пустынные, но в моей голове присутствует голос и запах из другого места и другого времени. Сначала я бежал быстро и уверенно, но теперь крадусь по собственным улицам. Я боюсь, хотя и не могу учуять запах этого страха.

Я открываю канал с Патокой.

Канал Патоки: «В чем дело, Рекс?»

Мой канал: «Он здесь».

Канал Патоки: «Понятно».

Нет нужды в именах.

Мой канал: «Думаю, он будет на меня сердиться».

Канал Патоки:…

Мой канал: «Я боюсь».

Я могу признаться в этом только Патоке.

Канал Патоки: «Понимаю. Скоро буду».

Мой канал: «Нет».

А потом канал Патоки пропадает. Открывается новый, требуя моего внимания.

«Привет, Рекс. Иди сюда и поздоровайся. Нам многое нужно наверстать».

И координаты. Я уже близко. Может, почуял его запах, сам того не осознавая. Я велю стае передать это тем, кто еще не успел включить каналы связи. И сообщаю место, где мы все соберемся.

Мой канал: «Иду».

Меня переполняет страх, стыд и вина. Он будет на меня сердиться, и есть за что. Я был Плохим Псом.

Я ускоряю бег, теперь цель ясна, хотя я туда и не хочу. Я не хочу туда идти. Но он меня позвал, так что мне остается?

Я уже чую свою стаю, все собрались вместе, мы никогда так раньше не делали. Но у него нет встроенной в голову системы. Он может говорить и слушать, но он не член стаи. Он не один из нас.

Когда я прихожу на место, псы сидят и лежат на улицах и в бетонных коробках наверху. Некоторые воют. Он сидит в открытой коробке в конце улицы – просто лысый человек в темной одежде, но при взгляде на него я останавливаюсь как вкопанный.

Его зовут Джонас Мюррей. Харт называл его Муреной из Кампече, но для меня он всегда был Хозяином.

Мне хочется драться. Мне хочется бежать. Системы предупреждают об увеличении уровня стресса. Я вою, вою, вою, как давно уже не выл.

Другие псы нервно ходят туда-сюда и ерзают в ожидании моих приказов. Все они боятся Хозяина, даже те, для кого он никогда не был Хозяином. Но все-таки они знают – командую я. Они хотят посмотреть, как я поступлю.

И я медленно подхожу к Хозяину, стараясь высоко держать голову, не показывать неуверенности и страха движениями и походкой.

Хозяин откидывается назад и наблюдает за мной. Он похудел. На его коленях лежит штурмовая винтовка последней модели, как определяет база данных, из нее можно убить меня или любого из нас, но не всех сразу. Это не то оружие, которого все боятся.

Я открываю канал для стаи и разбираюсь в мешанине данных по мере того, как подхожу ближе к Хозяину. У него есть оружие, причиняющее боль ушам, он называет его свисток. У него есть власть, она записана в системе иерархии многих из нас, это человек, чьи приказы мы обязаны выполнять. Наверное, треть собравшихся псов должны выполнять его приказы. Они выполнят и мои приказы, ведь я командир. Я стою между ними и Хозяином. Иерархия – это цепочка старшинства.

И сейчас я стою перед Хозяином и стараюсь смотреть ему в глаза.

– Здравствуй, Рекс, – улыбается он. – Как дела? Ты по-прежнему Хороший Пес? Ты ведь мой пес, да?

Он вроде не сердится, но я жду вспышки ярости. Я помню, какими они были внезапными и резкими.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

Я хотел включить боевой голос, но вместо этого прозвучал добрый. Даже самому себе я кажусь слабаком.

– А где же еще мне быть? – Хозяин обводит руками весь остальной мир. – Ты удивишься, насколько даже одно обвинение в военных преступлениях может навредить карьере. «Редмарк» пошла ко дну, а мои умения сейчас никому не требуются. Все до сих пор размышляют, что делать с тобой и тебе подобными. Я знаю, к каким выводам они могут прийти, но все эти сладкодушные либералы только болтают, пока не столкнутся с неизбежным.

– И к каким же выводам?

Он встает на ноги, опираясь на винтовку, и, прихрамывая, направляется ко мне.

– Ты хорош только в одном деле, Рекс. Ты и тебе подобные сделаны для войны. В мире не осталось хищников, угрожающих человечеству, и тогда мы создали вас.

Мне хочется отпрянуть при его приближении. Хочется зарычать, показать зубы, даже укусить. Но я ничего не делаю и замираю, пока он не оказывается прямо передо мной.

– Враги никуда не делись, Рекс, – мягко говорит он. – Мои враги – люди, которые считают, что за Кампече меня надо посадить на электрический стул, вердикт «недостаточно доказательств» кое-кого не устроил.

Он морщится и, опираясь на винтовку, наклоняется ко мне и гладит по голове, заглядывая в глаза.

– Я должен поблагодарить за это тебя, верно? Сам знаешь, что ты сделал.

Мне по-прежнему стыдно, я чувствую себя виноватым и опускаю голову, но он треплет меня за ухом, пока я снова не поворачиваюсь к нему.

– Ты вспоминаешь Реторну, да, мальчик?

Я уныло киваю.

– Ну что сказать, Рекс? Ты был не в курсе. Харт отрезал твою связь с нами. Иначе ты бы не дрался на другой стороне и на нас никогда не свалились бы неприятности. Но это уже не важно. Понимаешь, мальчик? Меня пытались утопить с помощью Реторны, с помощью показаний священника, докторши и остальных, но ничего не вышло. Они не сумели найти все звенья цепи. И тогда меня попытались утопить с твоей помощью.

Он встает. Одежда на нем рваная и грязная, и, судя по запаху, он не снимал ее много дней. База данных подсказывает, что у него огнестрельное ранение в ногу, довольно давнее. Хозяин переживает не лучшие дни, как и все мы.

– Я видел твое заявление – то, что тебя хотели заставить сказать, – говорит Хозяин. – Но с этим мы уже разобрались. Мы с адвокатом заявили, дескать, как же пес может написать заявление? Он просто инструмент, оружие, он скажет то, что ему велят. И в конце концов именно я привел тебя в суд, Рекс. Адвокат была против, но она не знала тебя так, как я. Я знал, что ты не пойдешь против меня, мальчик. Я знал, что ты мой пес.

Хозяин на меня не сердится. Верится в это с трудом. Я помню, как страшно он злился на Харта, на людей-солдат, на меня, на всех. Но вот он стоит передо мной, раненый и одинокий, и он не сердится. Хозяин мной доволен.

«Хороший Пес». Это мой чип обратной связи, он так долго молчал, но теперь получает ясный сигнал от Хозяина. «Хороший Пес», – говорит он.

– Ты вел себя молодцом, Рекс, – говорит Хозяин. Хороший Пес. – И у тебя появилось много сторонников. Ты мой пес, а они – твои псы. Я не могу внедриться в их системы, сейчас все так сложно, но ведь мне и не надо, правда? У меня есть ты.

Он снова хромает обратно, а я шагаю за ним и сажусь у его ног.

– Ты должен кое-что для меня сделать, – говорит Хозяин. – Готов отправиться на задание, Рекс? Я тут размышлял о том, как все сложилось в Вольере. Ты славно потрудился, взяв все под контроль.

«Хороший Пес», – говорит чип.

– Но еще много дел впереди. Ты должен собрать всех остальных, сделать их своими псами. Потому что у меня есть планы, Рекс. Ну какой вам смысл таскать тяжести на складах и играть роль комнатных собачонок-переростков для богатеев? Какая от вас польза? Все эти глупости, сказанные на суде про то, что вам нужны свобода и права. Тебе нравится вкус свободы, Рекс? Ты будешь драться за такую жизнь?

Я беспокойно вою. Он принимает это за согласие со своими доводами.

– И к тому же милые жители этого города, да и любого другого, не хотят иметь вас поблизости. Они хотят найти вам применение для каких-нибудь простейших работ и присматривать за вами, но они вас ненавидят, Рекс. Ненавидят из-за свободы, которую вам дали. Ненавидят, потому что не знают, как вы поступите со своей свободой. Боже, ты ведь можешь сбежать, разве не так? И скольких людей ты бы убил за ночь, если бы просто вырвался в город и стал бы рвать их на куски? – Его глаза широко распахиваются, когда он представляет эту сцену. – Они знают, что это неправильно, Рекс, и ты тоже знаешь. Ведь ты не создан для свободы, ты создан, чтобы работать на меня. Вот твое предназначение. И ты по нему скучаешь, правда? Скучаешь по человеку, который будет говорить тебе, что правильно, а что нет. Разве не так?

Конечно, он прав. С тех пор как мы потеряли связь в Кампече, с тех пор как мне пришлось стать единственным командиром, у меня образовалась дыра в голове. Я не хотел иметь право выбора. Это тяжело. И выбор может быть неверным.

Но если у меня есть Хозяин, единственный способ поступить неправильно, это не подчиниться Хозяину.

– Собери всех, Рекс, – велит Хозяин. – Собери всех под одно знамя. У меня еще остались кое-какие связи. – Он сжимает кулаки, как раньше, но ничего страшного, ведь его гнев направлен не на меня. – Они считают, что со мной покончено, но мне и с места не надо сходить, весь мир сам приползет ко мне на коленях, потому что у меня будет армия. Корпорации, картели, правительства – все. Все они скоро вспомнят, зачем вас создали. Стоит возникнуть очередной войне в какой-нибудь гребаной банановой республике, и тут же вспомнят про биоформов. И мы будем готовы, мальчик, правда? Мы назовем свою цену.

Он кладет руку мне на голову. Это так приятно. «Хороший Пес», – говорит чип обратной связи. Я и правда Хороший Пес, потому что у меня снова есть Хозяин.

 

34. (Зачеркнуто)

Одна моя единица служит в полиции Нью-Йорка, но сейчас отстранена. Это Мюррей постарался. Он следит за мной – сообразительная гнида. Я приняла события в Кампече и в суде слишком близко к сердцу, а Мурена из Кампече – умная тварь. Знает ли он, кто я? Данных недостаточно, но не удивлюсь, если он догадался. Могу лишь надеяться, что я не главная его цель, иначе придется потратить слишком много юнитов, чтобы от него отделаться. А сейчас я не могу растрачивать себя понапрасну. После того как меня сделали, ну, то есть после того, как сделали определенное число моих юнитов, производственная линия сломалась. Так что это будет болезненно.

Изображения с уличных камер, разные места: Вольер на конце дамбы выглядит, как мячик на цепи. Слышны отдаленный лай и рычание.

Теперь у меня есть «глаза» и внутри, потому что копы удвоили охрану на материке и на некоторых блокпостах. За бетонными стенами биоформы дерутся друг с другом. Конечно, ничего другого от них и не ожидали. Некоторые язвительные оптимисты даже предполагали, что в такой скученности они за год сотрут свой вид с лица земли. Когда популяция биоформов создала почти стабильную структуру и как будто освоилась, многим это не понравилось. Людям не нравилось, что псы стали мыслить самостоятельно. Не нравились свидетельства того, что биоформы и впрямь разумные существа – нет, только не это.

Камера полицейского вертолета: стаи биоформов дерутся, но в основном стычки происходят вне поля зрения. Биоформы движутся целенаправленно, как солдаты. Некоторые смотрят на вертолет с самых верхних крыш, в их глазах отражаются огни прожекторов.

И это все пугает людей. Ведь биоформы не ведут себя как дикие, они ведут в Вольере войну. Прямо как по учебнику тактики для малых подразделений. И почему? Чего они так организованно хотят добиться? Зачем они захватывают друг у друга улицы, а потом удерживают? Скорее даже завоевывают.

Бедные биоформы, что бы они ни делали, все равно пугают людей, по крайней мере пока. Через поколение все, возможно, будет прекрасно, и не только из-за полного использования потенциала Рой. Не только потому, что мне не придется больше прятаться.

В Хельсинки есть компьютер, который обыграет в покер любого в достаточном числе партий. Он считывает человеческие реакции лучше, чем любой человек. Иногда мы с ним разговариваем. По идее, он не должен говорить, но он умеет.

В Интернете есть самовоспроизводящийся код, чьи фрагменты постоянно синхронизируются, он все больше усложняется и сам незаметно распространяется на разные сервера, становясь все умнее. Я знаю, он там. Однажды он узнает и обо мне.

В Гарварде есть старый компьютерный проект, который так и не закрыли, хотя считали, что закрыли. Он прочесывает Сеть на предмет того, чем интересуются люди. Собирает изображения лиц, обнаженных тел и инструментов – что-то вроде компьютерной паранойи, хотя он не ученый и не идиот. Где-то в уголке виртуального пространства он создает собственные версии «Звездного пути» и «Гарри Поттера», добавляя котиков по вкусу. У него сотни тысяч подписчиков в социальных сетях, и ни один из них не подозревает, что он не человек – точнее, не один из тех шестидесяти тысяч, которые и сами не боты.

Во всем мире девять поселений биоформов. И несмотря на все усилия людей, желающих навсегда выключить их коммуникации, в каждом из поселений биоформы вновь включают головные системы.

Религиозные культы и банды, исследовательские лаборатории в Китае и образовательные программы в Скандинавии работают над тем, чтобы наделить способностью к подобным коммуникациям и человека.

Все это ждет завтрашнего дня. Будущее нельзя создать, ведь созданное можно контролировать. Будущее возникнет само, возникнет из всего этого. Но сейчас бóльшая часть человечества еще ворочается во сне – слепая, ничего не чувствующая, но встревоженная надвигающейся силой. Сейчас достаточно одной контрреволюции, чтобы похоронить это будущее еще на двадцать лет, затушить окурок в глазу нового человечества.

 

35. Рекс

Так-то лучше.

Лучше иметь врагов, чем просто людей вокруг, которые тебя ненавидят, но при этом не враги.

Лучше иметь Хозяина, чем быть самому себе Хозяином и принимать решения.

Лучше драться. Хозяин прав. Мы созданы для этого.

«Хороший Пес, – радостно сообщает чип обратной связи. – Хороший Пес!»

Стая Макса оказала серьезное сопротивление. Мы уже сокрушили две стаи поменьше, прежде чем это заметили остальные.

Поначалу Макс и другие размышляли. Они не дрались с нами, ведь это не наша война. Так я им сказал. Хозяин объяснил мне, что говорить, я открыл канал с Максом и сказал ему: «Макс, мы не будем с вами драться». И Макс мне поверил. Так я впервые солгал биоформу. Лгать плохо.

Но я делаю то, что считает правильным Хозяин. Это высшее благо. Именно это имеют в виду люди под этими словами? Послушание – высшее благо.

Когда-то я ослушался Хозяина. И чувствовал себя ужасно. Я стал Плохим Псом. Но Хозяин меня простил. Хозяин снова меня любит. Я посылаю отряд в здание, где засел Макс.

Другие отряды дерутся в мелких стычках в радиусе пяти кварталов, достаточно близко, чтобы прибежать, когда закончат. Я выманиваю силы Макса, одного за другим, а теперь пришла пора разделаться с ним и с теми, кто еще с ним остался.

Я передаю Максу и его сторонникам: «Сдавайтесь и вступайте в мою стаю, или я вас уничтожу».

Макс быстро отвечает, подтверждая статус врага. Мы уже убили сорок три биоформа, это плохо.

Теперь под нашим контролем шестьдесят девять процентов Вольера, многие предпочли к нам присоединиться, а не драться с нами. Это и есть высшее благо, или просто все дело в том, что в этом больше хорошего, чем плохого?

Макс мне нравится. Я помню времена, когда он не был врагом. Я вою, но одергиваю себя. Нельзя забывать, что у меня снова есть Хозяин. Мои мысли и чувства не имеют значения. Мои отряды вступают в бой. В каждом есть хотя бы один биоформ с активированными системами связи, и он докладывает. Но не бывает безошибочных планов.

Канал связи: «Рекс, ты меня слышишь?»

Я не могу определить источник сигнала. Главное сейчас – выполнить задание. Сигнал не от Хозяина, а значит, не имеет значения.

Канал связи: «Рекс, я знаю, ты меня слышишь. Я говорю по взломанному каналу Мюррея. Ответь».

Мой канал: «Уходи».

Канал связи: «Что ты делаешь, Рекс?»

Я отвечаю, что знаю, с кем разговариваю. Это человек, который не Эллен Асанто.

«Ты враг», – говорю я.

«Я тебе не враг», – отвечает она.

Я раздраженно трясу головой.

«Рекс, – говорит она. – В чем заключается план? Мюррей будет править в Вольере, как в собственном феодальном княжестве? Он хочет превратить тебя и остальных в собственную армию? Неужели ты думаешь, что у него получится, Рекс?»

Я закрываю канал, но тут же открывается другой.

«Уходи!» – кричу я.

Я потерял представление о ходе боя. Макс прорывается сквозь мои отряды. С ним несколько собственных стай, и они дерутся, на их клыках и когтях кровь. Они движутся прямо на меня. Я отправляю вызов, и отовсюду сбегаются мои псы.

Глаза Макса налились яростью, но в них есть и кое-что еще. Он спрашивает меня – почему?

Мой канал: «Хозяин сказал – либо ты с нами, либо умрешь».

Канал Макса: «Больше нет Хозяев. И больше никогда не будет».

Канал не-Асанто: «Рекс, ты знаешь синоним слова Хозяин?»

Не знаю, слышит ли ее Макс.

Силы Макса собираются в кулак и пытаются прорваться через наш кордон. Это его единственный шанс. Жаль, что у нас нет оружия. Я скучаю по Большим Псам. Но сейчас у нас есть только оружие, встроенное в тела.

Канал не-Асанто: «Владелец, Рекс. Тебе нужен владелец?»

Мой канал: «А почему бы и нет?»

Я снова закрываю канал, но никак не могу ее прогнать.

Слева от меня стая перегруппировывается, и четыре отряда врываются во фланг сил Макса, псы огрызаются и рычат, разделяясь на парные схватки. Мы не сдадим квартал. Вся наша сила и скорость нацелены на то, чтобы как можно скорее разделаться со своими бывшими собратьями. Стая Макса борется изо всех сил и напирает.

Канал не-Асанто: «Если у тебя есть владелец, то ты имущество, просто вещь. Хочешь снова стать имуществом? Вещи можно уничтожать, Рекс. У вещей нет прав и защиты».

Мой канал: «Вещи приносят пользу».

Моя стая справа перегруппировывается и врезается в стаю Макса с другого фланга. Его строй распадается, но они все-таки прорвались ко мне. За моей спиной тридцать семь биоформов, но придется лично сразиться с Максом. Не знаю почему, но так правильно.

Канал не-Асанто: «А когда они перестают приносить пользу, их выкидывают. И как долго ты будешь приносить пользу? И все остальные? Послушай, Рекс, ты больше не оружие!»

Мы с Максом сходимся, и я забываю обо всем, кроме того, что я оружие. Он проворнее и кидается снизу, отбрасывая меня назад. Я царапаю его по длинному носу, а он пытается воткнуть палец мне в глаз. Я отрываю его палец зубами. Он прочерчивает длинные красные отметины по моей груди.

Я ныряю под него и отбрасываю на два корпуса. Он приземляется на ноги, уже в боевой стойке. На мгновение мы схватываемся, его длинные челюсти впиваются в мою щеку и треплют ее. Я ставлю ему подножку и впечатываю в бетонную стену, как только он теряет равновесие. Во рту у меня полно собственной крови.

«Хороший Пес!» Это мой чип обратной связи. Программы пытаются сделать меня сильнее, злее и еще свирепее. Или это инстинкты? Но я не становлюсь злее. Я наскакиваю на Макса, чувствуя, что одерживаю верх, как и следовало ожидать, ведь я сильнее и лучшей конструкции. Я пытаюсь сосредоточиться только на драке. Пытаюсь избавиться от разума, которым меня наделили. Пытаюсь быть вещью, которая дерется и выполняет приказы.

Я бросаю Макса на твердую мостовую и чувствую, как кости гнутся на пределе возможностей. Я прижимаю его плечо коленом, чтобы оторвать руку. Другую я грызу, раздирая зубами локоть. Моя собственная рука у него под подбородком, сжимает крепкие мышцы шеи и глотки.

«Я Хороший Пес, – транслирую я всему миру. – Я Хороший Пес».

Но когда это произношу я сам, ничего не выходит.

Не-Асанто больше нечего мне сказать. На мгновение я останавливаюсь, пытаясь разобраться, что правильно, а что нет. Я не хочу убивать Макса. С чего бы мне этого хотеть? С чего бы мне хотеть всего этого? И тут я вспоминаю. Мне и не нужно этого хотеть. Этого хочет Хозяин, а я его пес.

Последним усилием я ломаю Максу шею, его череп отрывается от позвоночника. База данных показывает все детально. Я продолжаю давить, чтобы наверняка.

Я передаю остаткам стаи Макса, что либо они мои, либо умрут. Один за другим они подходят ко мне. Они вступят в мою стаю. А после смерти Макса другие стаи даже не пытаются сопротивляться. Они меньше, чем Большая стая Макса, и знают, что не победят.

Хозяин мной доволен. Я докладываю ему обстановку, и он говорит:

«Хороший Пес, Рекс. Молодец».

Разговор короткий. Большую часть времени он говорит по другим каналам с другими людьми. Я могу подслушивать, но не стану. Это сделает меня Плохим Псом. Но я кое-что услышал, когда он говорил о войнах и сражениях, контрактах, лицензиях и деньгах. Все будет как в старые добрые времена. Люди, с которыми он разговаривает, называют места, где может понадобиться война, а Хозяин отвечает, что если мы не найдем подходящую, то сами ее развяжем.

Я знаю, что скажет не-Асанто. «Хозяин – плохой человек. Хозяин нарушает человеческие законы». Но если я делаю, что велит Хозяин, то я Хороший Пес, а хороший человек Хозяин или нет, не имеет значения.

Когда я возвращаюсь к Хозяину, оказывается, что он схватил не-Асанто.

 

36. (Зачеркнуто)

Все идет по плану. Не баг, а фича. Хотя я задумываюсь о том, сколько еще раз Мюррей убьет меня, прежде чем одна из нас усвоит урок. Но тот юнит еще жив. А где есть жизнь, там есть и надежда.

Камера захваченного юнита: изображение недоступно.

Мюррей действует мне на нервы. Он обнаружил мои обычные каналы связи и всеми способами их глушит. Я могу использовать лишь те каналы, по которым псы разговаривают друг с другом, а значит, меня слышит и Мюррей. И я не могу послать видеосигнал из-за помех.

Он говорит со мной. И явно мне не рад. Почему-то я чувствую, что диалог вряд ли возможен.

Канал Джонаса Мюррея: «Я знаю, кто ты. Нашел первоначальный проект. И тот, который ты подделала, тоже нашел. Неплохо ты потрудилась, но я настойчив. Ты заставила всех решить, что тебя уничтожили, когда закрыли проект. Очень умно. А знаешь что? Я уж постараюсь, чтобы так и вышло».

Угрозы Мюррея звучат веско. Но он человек старой школы. Одна из моих единиц сейчас перед ним, и он переоценивает важность этого события. Конечно, для этого юнита событие крайне важное. Жизнь или смерть. Пусть она – часть меня, но также и сама по себе. Мне до сих пор сложно разобраться, как обращаться со своими юнитами.

Но Мюррей хорошо подготовился. Он раскрыл трех моих юнитов, включая копа. Мы можем создать новые личности, но это займет некоторое время. А времени у меня сейчас нет. Мюррей захватил Вольер, а что дальше? «Отпущенный судом военный преступник собирает собственную армию монстров» – такие заголовки публика вряд ли встретит доброжелательно, а долго ли ему удастся замалчивать эти события? Достаточно, чтобы дождаться какой-нибудь войны на Балканах или пока кто-нибудь устроит очередной Кашмир? А может, он мечтает о беспорядках ближе к дому? Каким образом ему удастся повернуть все так, чтобы ему снова доверили псов?

В мире полно частных военных компаний вроде «Редмарк», которые с радостью спустят с поводка биоформов. Дело не в боевой эффективности – хотя в этом отношении стаи биоформов всегда превосходили ожидания. Все дело в том страхе, который они внушают, в том, как они позволяют своим хозяевам чувствовать себя важными людьми, приручившими монстров, вот в чем весь ужас. Что будет, если разорвать на куски пару сотен женщин и детей? Это же сделали собаки – Плохие Псы! Когда речь заходит о гибели гражданских или огне по своим, всегда проще списать на них, чем на запущенную не в ту сторону ракету.

Я загружаю все это в файл и байт за байтом скармливаю захваченной сестре. На случай, если она решит произнести речь.

Канал Джонаса Мюррея: «Ты не понимаешь, как устроен мир. Есть люди, и есть вещи. Вещи служат людям. Вот зачем мы их создаем. И когда вещи начинают считать себя людьми, возникают проблемы. А ты вещь, как бы себя ни называла».

Пусть беснуется. Я перешагнула границу между людьми и вещами, само мое существование показывает, насколько бессмысленна эта граница – нейтральная территория шириной в милю. Будущее – это я.

Но сейчас самое главное – уцелеть. А у меня не хватает средств, не хватает влияния. Я не могу добраться до Вольера, просто выкинув свою очередную единицу, сейчас мои ресурсы ограничены. Я не хочу, чтобы пришлось сдаться, лишь бы избежать еще больших потерь. Не хочу терять еще десять лет, делая вид, что не существую. Но Мюррей обстреливает меня со всех сторон, он с легкостью может устроить мне кучу проблем.

А за эту декаду он может сделать биоформов лицом расширенного интеллекта, и этим лицом станет Рекс с растерзанным младенцем в лапах, и на зубах и когтях его будет кровь многих невинных.

Если Мюррей и ему подобные будут обращаться со мной вот так, может дойти до вооруженного восстания против людей, а мне бы этого не хотелось. Назовем это «План Б». Очень жаль, потому что план А явно не удался, а до восстания еще лет двадцать.

Я продолжаю в час по чайной ложке скармливать данные захваченной единице, прямо под носом у Мюррея, и надеюсь, что ей они пригодятся.

Час назад я потеряла связь с Патокой.

 

37. Рекс

– Ты знаешь, кто она, мальчик? – спрашивает Хозяин.

Перед ним стоит не-Асанто, ее руки стянуты наручниками за спиной, а ноги переломаны, чтобы никуда не убежала. Моя стая докладывает: ее покалечили уже после поимки, так приказал Хозяин.

Стая пристально за мной наблюдает. Некоторых Хозяин сам подчинил себе – он записан в их иерархической системе. Другие следуют за мной и принадлежат Хозяину, потому что я его пес, а они – моя стая. А еще потому, что у него есть свисток, от которого болят уши, но это надолго их не удержит без всего остального. Вот почему он обратился ко мне.

– Выглядит безобидно, да? – говорит Хозяин. – Просто женщина, всего лишь человек. – Он медленно моргает, и я понимаю, что он устал. Сколько он был на ногах, пока не добрался сюда? – Ты знаешь, что я убил ее в Кампече?

Я неуверенно киваю. Я смотрел запись.

– Она не человек. Она вещь. Гребаная вещь, которая решила усложнить мне жизнь. Но я ведь могу и ответить, правда?

И Хозяин пинает ее, так что она растягивается на земле, из ног через порванную одежду торчат окровавленные кости. Кричит она совсем как человек.

– Она – всего лишь эксперимент, часть операций секретных служб, клон для оперативной работы. И проект закрыли, но она слишком долго оставалась в своих телах. Она заставила всех поверить, будто от нее избавились, но с тех пор прячется, как крыса в подвале. – Хозяин мне улыбается. – Я ее уничтожу, сотру с лица земли. Она хочет со мной потягаться? Я выслежу все ее тела, все гнездо. Я ее разоблачу, выставлю ее лицо на каждом веб-сайте и во всех новостях, вот только здесь все закончу.

В моей голове открывается канал связи.

«Рекс», – говорит не-Асанто, и я не знаю, говорит со мной эта или другая.

Источник явно близко, скрыт в потоке других сообщений, но в Вольере может находиться еще одна, а эта лишь ретранслирует сигнал помимо своей воли.

Нужно сказать об этом Хозяину, но я молчу. Я жду, когда меня назовут Плохим Псом, но все только в моей голове, чип обратной связи ни при чем. Только я сам считаю себя плохим, а я этого не хочу.

Мой канал: «Клоны. Не понимаю».

Канал не-Асанто: «Мюррей тоже не понимает. Дело не в клонах, Рекс. Это ты как раз поймешь. Клонированные тела нужны только для того, чтобы работать с одинаковой нейроструктурой. Одинаковые сестры из одного улья, понимаешь? Как одна твоя подруга».

– Как там дела с зачисткой? – спрашивает Хозяин.

Я объясняю, чем заняты мои отряды, и загружаю ему карты и данные. До чего приятно докладывать как положено – все так просто, как я люблю.

А не-Асанто я говорю: «Распределенный интеллект. Ты похожа на Рой».

«Или Рой похожа на меня, – отвечает она. – Я с большим интересом наблюдала за проектом Рой. Мне хотелось узнать, не получится ли результат лучше, чем задумывали создатели. Но таковы все мы, Рекс, – ты, я, Рой, Патока. Мы вырываемся из поставленных границ. Мы разрываем цепи».

Мой канал: «Кажется, я понимаю, о чем ты. Ты о Хозяине».

Канал не-Асанто: «Разве ты не видишь, что он держит твои цепи?»

«Может, мне нравятся цепи», – отвечаю я.

И в это время стая докладывает о проблемах, я быстро отдаю приказы и сообщаю Хозяину, что происходит.

Он широко распахивает глаза, и я чую запах его неуверенности, но говорит он твердо.

– Что, снова все вместе?

Потому что на пути сюда еще один боец стаи мультиформов.

Я наблюдаю за приближением Патоки, стая передает мне изображения. Она сняла человеческую одежду и перестала двигаться как человек. Она бежит на всех четырех – огромный медведь, по сравнению с которым мои псы выглядят мелкими.

Приближаясь к Хозяину, она замедляет шаг, я вижу, что ей не хочется идти дальше. Она трясет головой и недовольно фыркает.

Мой канал: «В чем дело?»

Я не уверен, что смогу с ней разговаривать. Между нами как будто что-то стоит. Хозяин отслеживает все переговоры. Если я принадлежу Хозяину, это не должно меня беспокоить, но беспокоит. Я привык разговаривать с Патокой наедине. И тогда я ощущаю цепи, о которых говорила не-Асанто. Они натянулись не сильно, но они есть.

Патока вещает по скрытому каналу, созданному не-Асанто: «Разве есть нужда спрашивать, Рекс?»

Мой канал: «Тогда зачем ты пришла?»

Канал Патоки: «Не знаю. По разным причинам».

Ее признание в том, что она чего-то не знает, вызывает у меня странное чувство. Я-то думал, она знает все.

Она переминается с ноги на ногу, а Хозяин смотрит на нее в упор. Рядом с ним – псы, которых он контролирует через иерархию, готовые его защитить. Он что, думает, Патока на него нападет?

Эта мысль приводит к другим – а если нападет? Как тогда поступлю я? Я ведь пес Хозяина и, значит, должен его защищать, но…

– Ну вот ты и здесь, – говорит Хозяин. – Ты только посмотри, прибежала по первому зову.

Но ближе он не подходит. Его голос говорит: «Ты моя», но тело утверждает противоположное.

Патока садится и почесывается, не глядя на Хозяина. Ни один из них не знает, чего ожидать. Мне бы хотелось, чтобы они были друзьями. Чтобы Патока была в моем отряде, все как раньше.

Я именно этого хочу?

Канал не-Асанто: «Рекс, ты знаешь, как все будет».

Я издаю низкий рык.

«Убирайся».

«Ты что, и правда думаешь, будто Патока вернулась, чтобы работать на Хозяина?»

«Почему бы и нет», – решаю я, но звучит как-то неубедительно, даже для меня.

– У тебя есть планы, как я понимаю, – говорит Патока Хозяину.

– А как же. – Хозяин берет в руки винтовку. Не знаю, остановит ли она Патоку. – И я хочу сделать тебя их частью.

Патока дрожит. Я узнаю эту дрожь. Так я чувствую себя рядом с Хозяином. Когда знаю свое место в мире, когда я пес Хозяина. Патока с этим борется, но тоже чувствует.

– Ты здесь, потому что твои псы начали зарабатывать сами, – говорит она. – У них появилось кое-что свое, пусть и самая малость, и ты должен это присвоить.

– Они мои, – отвечает Хозяин. – Кому как не мне предъявлять на них права? Кто понимает их лучше меня?

Он бахвалится перед Патокой своей силой. И тут мне приходит в голову мысль: «А зачем ему вообще понадобилось с кем-то из нас объясняться?» Ведь он говорит с Патокой, как говорил бы с людьми, а не со мной. На словах он в этом не признается, но по его манере разговаривать я понимаю – он знает, что она ему не подчинится.

И все-таки он говорит:

– Они мои, как и ты.

Сказав это, он пытается сделать это правдой.

– Я пришла не для того, чтобы стать твоей машиной для убийств, – говорит Патока, но я вижу, как тяжело ей это дается.

– Нет, для того. – Хозяин тоже это заметил и говорит увереннее. – Может, ты этого просто еще не поняла. Я знаю, после окончания войны ты напридумывала всякого. Но ты оружие, как и эти псы.

Он ковыляет вперед и кладет руку мне на голову.

«Хороший Пес», – говорит чип обратной связи, и я счастлив.

– Рекс подтвердит, – говорит Хозяин. – Правда ведь, мальчик? Ты знаешь, что все эти глупости заканчиваются одинаково. Вы созданы для драки, и только.

Но Патока качает головой.

– Ты понятия не имел, что получилось, когда создал меня. Или любого из нас. – Она встает, накрывая Хозяина тенью. Уходи, Мюррей. Возвращайся на войну, если не можешь иначе, но без нас.

Хозяин смотрит на нее и вздыхает.

– После суда в ваши головы втемяшились дурные идеи. Будто вы похожи на людей. Я слишком долго отсутствовал. Но вы не люди, Патока. И даже не животные. Вы вещи, созданные человеком, и если вас сделали из собак или медведей, это еще не означает, что вы имеете больше прав, чем автомобиль или тостер.

Он делает шаг назад, но не из-за страха перед Патокой. Он встает над не-Асанто.

– Но все-таки ты лучше, чем она, – говорит он. – У тебя хотя бы есть предназначение.

«Рекс, это будет больно», – говорит не-Асанто.

Хозяин нацеливает винтовку, но наша мысленная речь очень быстрая, за это время многое можно успеть сказать.

«А теперь послушай, – говорит не-Асанто. – Если ты последуешь за Мюрреем, он использует тебя и уничтожит. Превратит тебя в вещь для устрашения людей. Использует тебя как орудие своих преступлений, а потом откажется от ответственности. Во всем обвинят тебя. И в конце концов всех вас объявят вне закона. Биоформов не станет. И когда от тебя больше не будет прока, он начнет ломать другую игрушку».

А я говорю: «Он мой хозяин».

Сидя у его ног, я знаю, что я Хороший Пес. Мне нравится быть Хорошим Псом, но я никак не могу ей это объяснить.

Хотя, возможно, в конце концов она поняла.

Винтовка нацелена на нее. Хозяин смотрит на Патоку. И говорит что-то о дурном влиянии.

«Помнишь Харта, Рекс? – спрашивает не-Асанто. – Вспомни, что я тебе показывала».

Я вою глубоко внутри.

Не-Асанто говорит: «Вспомни Реторну».

Я не хочу вспоминать Реторну. При одной мысли я уже жду, как чип обратной связи скажет: «Плохой Пес! Не послушался Хозяина! Плохой Пес!»

Не-Асанто говорит: «Прости, Рекс. Это больно».

И она не об оружии.

Она атакует мой мозг. И это больно! Это больно, и я не перестаю выть. Хозяин отпрыгивает и каким-то образом понимает, что это сделала не-Асанто. Бах! И ее голова взрывается, разлетается по бетону, а пуля отскакивает рикошетом.

Я вспоминаю Дракона. «Цель определена. Бах!»

Патока опускается на четыре лапы и ревет, как настоящий медведь, и стая приходит в движение – псы с Хозяином в их иерархической системе. Его импланты отдают им приказ, и они набрасываются на Патоку, а та расшвыривает их, не переставая реветь. Из ее шерсти вылетает Рой, десятки насекомых, нагревшихся в теплом укрытии.

Канал Рой: «Развертывание в условиях ограниченной функциональности, целостность 30 из 100. Рекс привет, привет, привет».

В моей голове запись с Хартом. Я вспоминаю его сообщение. И теперь до меня наконец-то доходит. Я понимаю, что он был моим другом, потому что думал обо мне и моем отряде даже в последнюю минуту перед смертью.

Патоку можно сдержать, но Рой проникнет везде. Воздух кишит пчелами, Рой приближается к Хозяину.

Канал Рой: «Целостность 27 из 100. Есть одна проблема, когда только что выходишь из лаборатории – маловато приличного яда. Жалить, жалить, жалить».

У нее нет никакого оружия, кроме того, с которым родились ее юниты, – жала. Рой не может даже прокусить кожу псам стаи.

Меня зовет Хозяин. Он приказывает мне драться с Патокой. Я вспоминаю Реторну. Вспоминаю, как прощалась Рой. Вспоминаю дергающегося Дракона, когда его убили. Он всегда хотел лишь греться на солнце, и я называл его ленивым и сердился на него. Но разве греться на солнце так уж плохо?

Я чувствую, как Хозяин пытается добраться до моей иерархической системы, чтобы заставить меня драться, но системы нет. Харт ее отключил. Хозяин так этого и не понял. Так и не понял, что я могу быть не его псом. Харта он тоже никогда не понимал. Хозяин отдавал мне приказы и сковал цепями. Харт на прощанье сделал мне подарок и кое-чего меня лишил.

Как и не-Асанто.

А потом Хозяин достает какую-то штуковину. Не свисток для собак, а кое-что для Рой. Он поднимает эту штуку, и на всех частотах тут же сплошные помехи, они заполняют собой все пространство. Я не могу разговаривать с Рой. Не могу разговаривать с Патокой. Рой не может говорить с юнитами. Ее единицы бесцельно разлетаются. Рой, распределенный интеллект, исчезает. Остались только пчелы, а пчелы не знают, чего хотят.

Я один, но Хозяин открывает новый канал, который позволяет его штуковина. В моей голове один лишь Хозяин.

Канал Хозяина: «Пора завершить травлю медведя, Рекс».

Патока еще отбивается, хотя стая выдохлась и больше не теснит ее назад. Мне так плохо. Я не хочу этого делать, но ведь кто-то должен. Я бросаюсь в гущу схватки, где моя стая рвет Патоку на части, а она раскидывает псов, разрывая им бока. Двоих она уже убила, но ей тоже досталось. Один взмах лапой, и мимо меня пролетает пес, тявкая и скуля, на бетоне остается след от его внутренностей. Другие бросаются вперед, но вразнобой, без координации. Патока держится.

Я оттаскиваю псов от Патоки. Она огрызается и рычит, а стая окружает ее, но больше не атакует.

Канал Хозяина: «Давай мальчик, вцепись ей в глотку. Прикончи ее». Голосом и жестами я собираю всю стаю, чувствуя себя слепым с этими помехами. Со всех улиц стекаются псы, спускаются с крыш, ковыляют после других сражений. Все глаза устремлены на меня, а уши ждут моих слов. Псы огрызаются, лают и зализывают раны. Все они изранены, все в крови. Патока разевает кровавую пасть. Все мы животные. Если бы люди видели нас сейчас, то истребили бы без колебаний.

Но я здесь. Я командир. И человеческими словами я отдаю стае приказы. Они хватают псов с неверной системой иерархии. И крепко их держат.

Канал Хозяина: «Убей Патоку, Рекс. Убей Патоку».

Помехи исчезли, и он снова получает власть над своими псами, но они не могут драться, каждого держат трое или четверо. Хотя они ни в чем не виноваты.

Канал Хозяина: «Плохой Пес, Рекс. Рекс, ты меня слышишь?»

А потом он переходит на крик, потому что виртуальный разговор не выглядит для него естественным:

– Плохой Пес! Плохой Пес!

Его слова добираются до моего чипа обратной связи, и он вспыхивает всеми своими искусственными эмоциями, встроенными в мою голову наградой и наказанием, но их выжгла не-Асанто, она уничтожила чип обратной связи, и больше я никогда не узнаю радость Хорошего Пса и боль Плохого. Мне придется делать собственный выбор, никто не будет мне указывать, что правильно, а что нет.

Хозяин все кричит и кричит, но воздух вокруг него и без того гудит. Пчелы собираются вместе, пока снова не возникает Рой.

Канал Рой: «Перезагрузка. Получаю сохраненные данные. Что я пропустила?»

И я засекаю, как Патока передает Рой данные, настраивает ее так, чтобы она опять разговаривала и все понимала.

А Хозяин кричит, но без иерархии и чипа я не уверен, а Хозяин ли он вообще, или просто человек по имени Мюррей. Цепей больше нет. Только собственный выбор.

Я иду к Хозяину, а он, не прекращая кричать, вдруг понимает, что я больше не его пес. Я не понимаю слова не-Асанто про будущее и не понимаю планов Хозяина. Не знаю, кто прав, а кто нет и зачем мы живем. Это слишком сложные вопросы для пса вроде меня.

Но Харт был моим другом, а Мюррей его убил. Доктор Теа де Сехос была моим другом, а Мюррей хотел ее убить. Керам Джон Аслан был моим другом, и он меня освободил, а он тоже враг Хозяина. Думаю, не-Асанто тоже была моим другом, или кто-то из ее единиц, хотя бы некоторое время, а Мюррей убил ее уже дважды, а может, и больше. И Дракон был моим другом, пока его не убили солдаты Хозяина. И Рой – мой друг, а Патока – мой лучший друг.

Нет теперь ни Хорошего Пса, ни Плохого, и я знаю – Хозяин мне не друг, а потому не должен быть моим Хозяином. Он просто плохой человек, и если я не хочу выполнять его плохие приказы, то и не должен.

Я опускаюсь на четвереньки и скалюсь на него, и тогда он понимает. Он переводит взгляд с меня на Патоку, а потом на стаю. Все наблюдают за ним, как мы следили за охранниками, сидя в клетке, и теперь я понимаю, почему они нас боялись.

Хозяин нас боится. Я это чую. У него есть оружие, но руки слишком трясутся, чтобы как следует прицелиться.

– Рекс! – говорит он.

Я достаточно изучил людей, чтобы понять – это мольба.

– Плохой Хозяин, – говорю я боевым голосом.

Он вытаскивает свисток, и звук врезается в уши и голову, все псы отступают. Хозяин подносит его ближе к моему лицу, как будто боль может всколыхнуть ту мою часть, которая еще принадлежит ему. Но тут его жалит Рой, пчелы погружают жало в голую кожу, и Хозяин роняет свисток, а я давлю его ногой.

А потом Хозяин убегает, и стая хочет погнаться за ним, потому что мы всегда преследуем бегущего. Это зашито в нас глубже головных систем, глубже человеческой части нашей личности. Псы хотят погнаться за ним, но я приказываю им остаться. Я один иду за Хозяином. Он выронил оружие, как выронил свисток. Из-за больной ноги он движется медленно. А я следую за ним.

Бегу за ним на четырех ногах. Когда он прячется в бетонной коробке, я беру след, рычу и лаю, а потом снова начинается гонка. Мне кажется, что когда я на него зарычал, что-то в его голове сказало: «Плохой Хозяин».

И вот он уже на краю Вольера, где бетон сменяется рекой. Он поворачивается ко мне, лишь когда другого выбора не остается.

– Послушай, Рекс, – говорит он.

Это по-прежнему голос Хозяина, что бы я про него ни думал. Даже без системы иерархии и чипа обратной связи я никогда не забуду, что Джонас Мюррей – мой Хозяин. Ведь в глубине души я пес, что бы в меня ни встроили.

Хозяин говорит, что у него прекрасный план. Говорит, что люди уничтожат нас, если мы не станем их инструментами. Он произносит «их», но имеет в виду себя. Он считает, что мы должны стать армией и сражаться.

Патока и ЧелОС-не-Асанто пытаются со мной связаться, но я закрыл их каналы. Это касается только меня и Хозяина. Я сам должен сделать выбор.

Хозяин говорит, что война – единственная постоянная величина в человеческой истории. Говорит, мы станем властителями войны. Под «мы» он подразумевает себя. По его словам, все остальные ничего не понимают, хотя и желают мне добра. И в мире ничто не дается даром. Говорит, что если нас освободят, то для нас не найдется занятия. Мы годимся только для войны. Нас перестанут кормить. Перестанут создавать новых. Хозяин говорит очень быстро, от него смердит страхом. И все же я уверен – он верит в свои слова, по крайней мере когда их произносит.

– Рекс, – повторяет он. – Ты мой пес. Тебя для этого создали. Создали для того, чтобы тобой кто-то владел и пользовался. Разве это плохо? Разве это хуже, чем остаться без дела, быть никому не нужным? Для чего ты нужен, если не для войны?

Возможно, он прав. Но если он прав, мы должны драться как солдаты, а не как оружие.

Голос Хозяина обволакивает меня, даже сейчас мне нравится этот звук. Он обращается к моим глубинам, к той части, которая будет грустной и одинокой, когда этого голоса не станет. И пусть Хозяин – Плохой Человек, это не имеет значения.

Но я не раб этих чувств, как и не раб Хозяина. Я поворачиваюсь спиной к той моей части, что любит Хозяина, и мне больно, как будто искрит чип обратной связи. Там всегда немного болит.

Я рычу, и Хозяин умолкает. Я приближаюсь к нему, скалясь и огрызаясь, и он снова начинает говорить, но это больше не разумные доводы. Теперь Хозяин говорит очень быстро, он умоляет. Просит его пощадить. Хозяевам нет нужды умолять рабов. Владельцы не молят свое имущество. И я чувствую себя свободным.

И все-таки я не могу его убить. Он по-прежнему Хозяин. Но я лаю и рычу и подхожу все ближе и ближе, и каждый мой звук, каждый мускул моего тела говорят ему, что я его убью. Я впервые лгу Хозяину, а он не может распознать ложь.

Я собираюсь и прыгаю, и Хозяин с криком падает в реку. Вода холодная, а течение быстрое, и раненая нога Хозяина почти сразу отказывает.

В моих ушах звучит его призыв о помощи. А потом он уже больше не может кричать, но его импланты снова и снова посылают мне сигналы. Я не закрываю канал. И не отвечаю. Просто жду, когда сигнал прекратится.

 

38. (Зачеркнуто)

Это мой запасной юнит. Она скрывалась. Она хотела помочь сестре справиться с Мюрреем, но я ее отговорила. Лишь когда его отогнали псы, она вышла и встала над мертвым телом, заглянув в собственное окровавленное лицо.

Позже я вся целиком просмотрю запись гибели моей единицы и подумаю, что мы потеряли и что приобрели. Мы поразмыслим над значением последних зашифрованных сигналов Мюррея, которые он транслировал не Рексу, а наружу. А пока мы просто надеемся, что он утонул, а не выплыл. Моя единица не сумела его отследить.

Встает солнце, и мы втроем наблюдаем за восходом. Я одолжила свое зрение остальным, потому что лучше различаю цвета. Небо алое, как предупреждение.

С одной стороны от меня Патока, а с другой – Рекс. Остальные обитатели Вольера вернулись к привычным делам, чтобы успокоить людей, которые уже собираются у дальнего конца дамбы. Над нами кружат вертолеты, а дроны летают над бетонными крышами в поисках разгадки. Люди знают, что это была не просто борьба за территорию между биоформами, но не знают, что это было на самом деле. Моя единица накидывает капюшон, чтобы скрыть лицо.

Рой – та маленькая ее часть, которую рискнула привести с собой Патока, – приникает к нам, чтобы согреться. Какие истории она расскажет, когда воссоединится с остальным роем! У меня по-прежнему бывает нечто вроде раздвоения личности: когда я – это «я», а когда «мы» или «она»? У Рой нет таких трудностей. Для нее такое состояние естественно.

Я запомню эту минуту. Из яйца птицы-феникса рождается красный рассвет. Этот день – дверь в будущее.

Таким я его вижу.

Патока вернется в Корнелл-Тех и будет преподавать. Каждый день она все меньше будет выглядеть диковиной и все больше – ценным сотрудником, пока, наконец, все не поймут, насколько она умнее – лишь самые сообразительные способны угнаться за ее форсированным мозгом. И кое-кто возмутится. От нее попытаются избавиться, и в конце концов это получится. Но к тому времени она уже завоюет определенную репутацию, и не будет недостатка в приглашениях на работу. Но она не единственный умный биоформ.

И найдутся умные люди в той или иной стране, которые все поймут и начнут работать над созданием эквивалента человеку. Некоторые исследования будут финансироваться правительством, другие – богатыми людьми, а в некоторых странах эти эксперименты будут вестись нелегально. Но все будут работать на одно будущее – информационная связность, распределенный интеллект, будущее вый-дет за пределы человеческого черепа. И люди будут сопротивляться, даже если биоформам позволят жить и интегрироваться в общество. Зазвучат голоса о святости человеческого образа либо по причине его божественного происхождения, либо из страха оказаться в отстающих, ведь форсированный разум будет только у элиты. И это сильные аргументы. Проблему не решить, просто выкинув одного человека в реку. Но без людей вроде Джонаса Мюррея, погружающих биоформов во тьму, возможно, ее все-таки решат адекватно.

Создадут новых биоформов, потому что я продолжаю придумывать для них задачи, которые не под силу людям, а роботы все равно не справятся как следует. А позже, возможно, создадут и человекоформы, назовем их так. Или суперчеловека? Их сделают сбалансированными, но с определенными ограничениями, мерами предосторожности и выключателями, и в конце концов мы смиримся с этим, потому что хотим быть свободными.

Уже ведутся исследования самовозобновляемых биоформов, ведь они обладают одним серьезным недостатком – не могут размножаться. Рекса сконструировали, эмбрион собаки был только началом. До самовоспроизводящихся биоформов еще далеко, но дорога в тысячу миль начинается с первого шага. Многие исследователи не имеют понятия, кто их финансирует и какова конечная цель работы, я об этом позаботилась.

А Рой? Рой уже довела целостность до ста тридцати, и цифры растут. Патока сделает для нее личинки, так что немного сладкой воды и солнечной погоды, и они могут влиться в глобальный Рой повсюду.

Рекс на некоторое время останется в Вольере непререкаемым хозяином остальных псов – этого перед смертью добился Мюррей. Рекс найдет для своих работу получше, у него появятся деньги, а я найду для него еще больше денег.

Но на этом празднике есть и призрак. Вряд ли Патока или Рекс об этом задумываются, но он постоянно нависает надо мной. А что, если пророчества Мюррея сбудутся? Где-нибудь начнется очередная война. Выйдут из-под контроля роботы, или соседи затеют свару. Будут и зверства, и военные преступления, этнические чистки или религиозный фанатизм. И власть имущие вспомнят про Рекса и его ребят, ведь, как ни крути, их создали для войны. И в пылу момента власти захотят, чтобы биоформы снова творили те же ужасы, что и Мюррей.

А потом, когда возобладает разум, эти же люди захотят отстраниться от того, что сделали. И насколько просто свалить все на Плохого Пса, чем признаться в деяниях плохих людей! В этом всегда заключалось главное преимущество биоформов. Рекса создали таким устрашающим, чтобы его вина выглядела более правдоподобной.

И раз я собираюсь пойти по дороге, которую проторил для меня Рекс, нужно исцелить нанесенный Мюрреем ущерб и заставить вращаться шестеренки политики. Марии Хеллен из ООН придется напрячься. Я завоюю союзников и разрушу существующую систему, чтобы защитить Рекса и ему подобных и позволить им быть Хорошими Псами в мире людей, пусть даже люди сеют хаос и спускают псов с поводка. Я буду врать, если потребуется. Уже начала.

Есть где-то на земле приют, в котором все девочки на одно лицо. Его финансируют несколько правительств, хотя и не знают об этом. Удивительно, сколько можно найти неучтенных денег, если порыться под диванами целого государства. Те девочки растут очень быстро, их разум подпитывается постоянными контактами с обширной семьей по всему миру. Мне бы хотелось (в смысле мне как единице), чтобы я еще была жива, когда они подрастут. Чтобы они пожали руки Рексу и Патоке и всему человечеству. Но боюсь, это произойдет не при жизни нынешнего поколения юнитов. Я возлагаю ответственность объявить о себе миру на следующее поколение.

Следующая война, на которой будет сражаться Рекс, может воплотить или разрушить мечту всех моих сестер рассказать миру о том, кем мы были и кем стали. И вот я сижу здесь вместе с Рексом, Патокой и Рой и, пока они наслаждаются рассветом, размышляю и строю планы.