Большой дом на Лубянке

Первая половина XX в. обозначилась широким спектром общественно-политических событий, оказавших влияние на весь ход мирового развития. Одним из них стало появление нового реакционного политического течения – фашизма. Приход в 1922 г. к власти в Италии «фаши ди комбаттиименто» засвидетельствовал не обычную смену одного правительства другим, а изменение формы классового государства: буржуазная демократия уступила место открытой террористической диктатуре. Оформление фашистской корпоративной государственности во главе с дуче Бенито Муссолини успешно завершилось в 1926 г.

В 1919 г. при активном участии Адольфа Гитлера и его соратников крайне радикальная партия возникла и в Германии. Получив годом позже название Национал-социалистическая (нацистская) рабочая партия (НСДАП), она положила начало разновидности фашизма – нацизму. В 1933 г. на обломках бывшей Веймарской республики нацисты подняли флаг Третьего рейха со свастикой – возникло государство, положившие в основу своей жизни и деятельности чудовищную форму произвола, ненависти и террора.

Фундаментом всей политики и идеологии национал-фашистов стали оголтелый, в самых изуверских его формах, расизм и агрессивная теория «жизненного пространства». Как разновидность крайнего шовинизма, расизм был объявлен государственным учением новой Германии. Нацисты утверждали: по своей природе одни расы призваны господствовать, другие обречены на рабство и угнетение. Провозгласив немцев «сверхлюдьми», приверженцы Гитлера призывали очистить их исторический путь от «неполноценных народов» и установить господство Третьего рейха над всем миром. Основными средствами достижения преступных целей нацисты провозгласили жестокость и насилие.

Кроме Германии и Италии, фашистская идеология проявление и поддержку нашла в различных частях Европы и Азии: Японии, Венгрии, Румынии, Финляндии, некоторых других странах. Назревала новая мировая война, и главной ее целью виделось «жизненное пространство» на Востоке, прежде всего за счет территории СССР.

Наряду с милитаризацией экономики, наращиванием военной мощи, подчинением захватническим целям внутренней и внешней политики союзники по оси Рим – Берлин – Токио взяли курс и на всестороннее развитие и укрепление спецслужб. В Германии ими стали Абвер, служба безопасности (СД) и гестапо, достигшие за короткое время заметных успехов в шпионском ремесле. Приоритетные позиции в мире в вопросах разведки и контрразведки в этот период занимала английская Ми-5. Мало чем уступали ей и «джентльмены» шпионажа из Японии, Финляндии, Польши и Франции. Заметно слабее были их коллеги в Италии, Венгрии, Румынии, странах Прибалтики.

В Советском Союзе, невзирая на «младенческий» возраст, кроме Главного разведывательного управления Генштаба Красной Армии, о себе громко заявила и политическая спецслужба в лице Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), а с июля 1934 г. – Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР. Наркоматы внутренних дел со структурными управлениями госбезопасности были созданы также в союзных и автономных республиках, а в краях и областях – УНКВД, в них, соответственно, – отделы ГБ. Последние стали их основным разведывательно-контрразведывательным звеном.

В грядущей мировой войне именно спецслужбам Советского Союза и нацистской Германии предстояло сойтись в жестоком противостоянии на невидимом фронте. Борьба предполагалась упорной и кровопролитной.

Союзный наркомат внутренних дел возглавил Генрих Григорьевич Ягода, исполнявший после смерти Вячеслава Рудольфовича Менжинского обязанности председателя ОГПУ. Его первым заместителем (по оперативным вопросам) стал Яков Самуилович Агранов, вторым – Георгий Евгеньевич Прокофьев.

Решением Политбюро ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР перед НКВД были поставлены задачи: обеспечение революционного порядка и государственной безопасности; охрана общественной (социалистической) собственности; охрана границ Союза ССР; запись актов гражданского состояния. Согласно принятому документу, при союзном наркомате предусматривалась и организация Особого совещания, которой предоставлялось «право применять в одностороннем порядке высылку, ссылку, зачисление в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет и высылку за пределы Союза ССР».

Досье

Ягода Генрих Григорьевич (Енох Гершонович) (1891–1938).

Участник революционных событий 1905–1907, 1917 гг. С 1919 г. на службе в ВЧК. В 1926–1929 гг. исполнял обязанности, затем первый заместитель, позже второй заместитель председателя ОГПУ. В 1934 г. возглавил НКВД. Проводил активную работу по осуществлению в стране репрессий, что, однако, не спасло его от гнева вождя. 26 сентября 1936 г. в телеграмме в адрес Политбюро ЦК ВКП(б) Сталин и Жданов писали: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на должность наркома внутренних дел. Ягода явно оказался не на высоте своего задания в раскрытии троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

Тогда же Ягода лишился должности. Некоторое время номинально находился в кресле наркома связи СССР. В январе 1937 г. был отправлен в отставку, а в марте подвергся аресту. Обвинялся в предательстве, организации убийства В. Менжинского, М. Горького, его сына М. Пешкова, в попытках отравить Н. Ежова и т. д. «Если бы я был шпионом, – заявил Ягода на суде, – то десятки стран мира могли бы закрыть свои разведки».

Приговор вынесли на процессе во время рассмотрения дела Н. Бухарина, А. Рыкова и др. Казнен 15 марта 1938 г. Расстрелу подверглась и жена – Ида Леонидовна Авербах. В 1988 г. все, кто проходил по делу на том процессе, были реабилитированы. Кроме Г. Г. Ягоды.

Среди пятнадцати главных управлений, управлений и отделов центрального аппарата НКВД (пограничной и внутренней охраны, рабоче-крестьянской милиции, исправительно-трудовых лагерей и др.) общей численностью 8 211 человек лидирующее положение заняло Главное управление государственной безопасности в 1410 штатных единиц. Структурно оно состояло из восьми отделов (оперативного, особого, секретно-политического, экономического, иностранного, транспортного, учетно-статистического, специального). И хотя в 1934–1936 гг. союзный и республиканские НКВД, их территориальные подразделения и службы не раз подвергались реорганизации, уточнению структуры и штатов, ГУГБ и его местные органы оставались «неприкасаемыми». Изменения коснулись лишь отдела кадров центрального аппарата. Такая же ситуация наблюдалась в республиках, краях и областях. «Первую скрипку» здесь играли управления и отделы госбезопасности. Удивлял лишь факт отсутствия собственно руководителя ГУГБ НКВД СССР. Долгое время он не назначался, и лишь потому, что такая должность не предусматривалась в штатном расписании. На практике общее руководство главком осуществлял Г. Ягода, а повседневная оперативная работа лежала на первом заместителе наркома. Официальным руководителем ГУГБ Я. Агранов был назначен лишь в декабре 1936 г., но в новой должности он проработал менее полугода. Его сменил М. П. Фриновский.

Досье

Фриновский Михаил Петрович (1898–1940).

Командарм 1-го ранга.

Сын учителя. Окончил духовное училище, курсы высшего командного состава при Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. Унтер-офицер императорской армии. В 1918 г. вступил в партию большевиков. Участник гражданской войны. В органах ВЧК с 1919 г. Службу проходил в Особом отделе Южного фронта. Длительное время работал в органах госбезопасности Украины, затем на Северном Кавказе. С ноября 1928 г. – командир дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского, позже – председатель ГПУ Азербайджана. С 1933 г. – начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны ОГПУ (с июня 1934 г. – НКВД СССР). В октябре 1936 г. стал заместителем Н. Ежова, затем первым заместителем и начальником ГУГБ (с июня 1938 г. – 1-го Управления). Верный сподвижник Н. Ежова.

В сентябре 1938 г. временно исполнял обязанности наркома ВМФ СССР. Удостоен многих государственных наград. 6 апреля 1939 г. подвергся аресту. В июле 1940 г. Военной коллегией Верховного суда СССР был вынесен приговор – расстрел. Не реабилитирован.

Задачи, поставленные перед ГУГБ НКВД, объединившим все основные оперативно-чекистские подразделения бывшего ОГПУ, были многогранными: охрана партийно-государственного руководства; заграничная разведка; борьба с диверсиями, шпионажем; борьба с изменой Родине, контрреволюцией, террором, другими государственными преступлениями; охрана государственной тайны; выполнение специальных заданий правительства СССР по обеспечению революционного порядка и государственной безопасности.

На Оперативный отдел (Оперод, начальник – К. В. Паукер) возлагались охрана высших должностных лиц партии и правительства, проведение обысков, арестов, осуществление наружного наблюдения, использование оперативной техники, обеспечение контроля за работой правительственной связи и пр.

Борьбу с иностранным шпионажем, диверсиями, оперативно-чекистское обслуживание РККА и РКВМФ осуществлял Особый отдел (ОО – М. И. Гай). Экономическому отделу (ЭКО – Л. Г. Миронов) вменялось оперативно-чекистское обслуживание отраслей народного хозяйства, борьба с вредительством. Такие же задачи, только на транспорте, возлагались на Транспортный отдел (ТО – В. А. Кишкин, с марта 1935 г. – А. М. Шанин).

Секретно-политический отдел (СПО – Г. А. Молчанов) вел борьбу с «бывшими» политическими партиями, партийной оппозицией, «контрреволюционным» духовенством, националистическими движениями. Проводил он и оперативно-чекистское «обслуживание» интеллигенции, учебных заведений, государственных управленческих аппаратов и др.

Учетно-статистический отдел (УСО, с мая 1936 г. – Учетно-архивный, с ноября 1936 г. – Учетно-регистрационный отдел (УРО) – Я. М. Генкин) осуществлял хранение оперативных материалов, регистрацию и учет дел арестованных, вел справочную и статистическую работу, а также главную оперативную картотеку. Специфической деятельностью занимался Специальный отдел – шифрование и дешифрование, охрана государственной тайны, осуществление контроля за сохранением секретности переписки в НКВД, партийных и государственных органах и т. д.

Историческая справка

Отдел был создан в 1921 г., когда по решению Малого Совнаркома при ВЧК заработала криптографическая служба, получившая со временем название «специальной». По инициативе Ф. Э. Дзержинского ее руководителем стал Глеб Иванович Бокий. Тогда же появился и приказ, предписывающий центральным и периферийным органам «чрезвычайки» направлять в Спецотдел обнаруженные при обысках и арестах, а также полученные агентурным путем и даже случайно шифры, ключи к ним, шифрованные материалы и т. д. Вскоре в комплексе связи Советского Союза была введена и более надежная (криптостойкая) шифрсистема.

За короткое время с участием Г. Бокого удалось организовать почти образцовую работу по криптографии и радиоразведке. В частности, начала функционировать радиопеленгаторная станция № 3, положившая начало советской военно-морской радиоразведке. С учетом особой значимости Спецотдела, будучи формально в структуре ОДПУ – НКВД, реально он находился в ведении ЦК ВКП(б). Ситуация кардинально изменилась с приходом в НКВД Н. И. Ежова. Реорганизация ведомства, а также изгнание «птенцов» Генриха Ягоды кардинально отразились не только на отделе, но и на судьбе его руководителя. Глебу Бокому была оказана «особая» честь: 16 мая 1937 г. его арестовали в кабинете наркома. В ноябре вынесли смертный приговор, вскоре расстреляли. Реабилитирован в 1956 г.

На Иностранный отдел (ИНО – А. Х. Артузов, с мая 1935 г. – А. А. Слуцкий) возлагались внешнеполитическая, экономическая, научно-техническая разведка и внешняя контрразведка. Отдел кадров возглавлял Я. М. Вейншток. Задача отдела заключалась в подборе и обучении кадров для ГУГБ.

Аналогичные функции и задачи возлагались на аппараты территориальных органов государственной безопасности. Общим в деятельности структурных подразделений ГУГБ было одно: агентурно-оперативная работа.

7 октября 1935 г. ЦИК и Совнарком СССР приняли постановление о введении для личного состава органов и войск НКВД специальных персональных званий. Для высшего начальствующего состава ГУГБ ими стали звания комиссаров и майоров государственной безопасности, средний и старший состав ограничился званиями наподобие армейских. Наркому внутренних дел СССР предусмотрели звание генерального комиссара госбезопасности. Для военнослужащих войск НКВД вводились такие же воинские звания, как в РККА.

В ноябре, в зависимости от занимаемой должности, начальствующий состав ГУГБ одел новые, определенного размера, количества и цвета звезды и звездочки, а также специальный нарукавный знак принадлежности к ГУГБ.

Историческая справка

Знаки различия на петлицах (ромбы, квадраты и треугольники) в Красной Армии были установлены в июне 1924 г. В сентябре они были приняты в органах и войсках ОГПУ. В марте 1925 г. для старшего начальствующего состава были введены прямоугольники («шпалы»). Все знаки различия штамповались из красной листовой меди или томпака. Их наружная сторона серебрилась и покрывалась сквозной или глухой эмалью красного цвета. Петличные знаки различия образца 1924 г. в неизменном виде просуществовали до декабря 1935 г.

В зависимости от занимаемой должности цвет петлиц (краповый или зеленый) и соответствующее количество ромбов, прямоугольников, квадратов и треугольников устанавливались по 13 категориям – от первой (два треугольника) до тринадцатой – четыре ромба. Генриху Ягоде, возглавлявшему НКВД, полагались «чистые» петлицы, что его очень огорчало.

В октябре 1935 г. в войсках НКВД были введены воинские звания для командного состава и специальные для политического, военно-технического, военно-медицинского и других административно-тыловых служб.

Начальствующему составу органов государственной безопасности предусматривалась отдельная система специальных званий, состоявшая из трех категорий: средний начсостав – младший лейтенант, сержант; старший – капитан, старший лейтенант, лейтенант; высший – комиссар 1, 2 и 3-го рангов, старший майор, майор. Ко всем званиям добавлялись слова: «государственной безопасности». Наркому внутренних дел СССР полагалось специальное звание – генеральный комиссар государственной безопасности, которое приравнивалось к маршалу Советского Союза. В истории НКВД его получили трое – Генрих Ягода, Николай Ежов и Лаврентий Берия.

В иерархии воинских и специальных званий звания госбезопасности стояли на два порядка выше. Так, сержант ГБ (сержантских званий в РККА еще не существовало) соответствовал званию армейского лейтенанта (младшего политрука); младший лейтенант ГБ – старшему лейтенанту (старшему политруку); лейтенант ГБ – капитану (старшему политруку); старший лейтенант ГБ – майору (батальонному комиссару); капитан ГБ – полковнику (полковому комиссару); майор ГБ – комбригу (бригадному комиссару); старший майор ГБ – комдиву (дивизионному комиссару); комиссары ГБ 3, 2 и 1-го рангов – соответственно комкору, командиру 2-го и командиру 1-го рангов (корпусному комиссару, армейскому комиссару 2-го ранга, армейскому комиссару 1-го ранга).

Для сотрудников ГУГБ была также установлена специальная форма одежды и знаки различия. Цвет петлиц остался прежним – краповый для сотрудников госбезопасности и внутренней охраны, светло-зеленый – для военнослужащих пограничной охраны.

Знаки различия на рукавах (1935 г. – июль 1937 г.): генеральный комиссар ГБ – одна большая нарукавная шитая золотом звезда, окаймленная красным, синим, зеленым и краповым шитьем, в центре звезды – серп и молот красного цвета, под звездой – золотой жгут; комиссар 1-го ранга – четыре шитые золотом звезды: три в ряд, одна сверху; комиссар ГБ 2-го ранга – четыре шитые золотом звезды: три в ряд, одна снизу; комиссар ГБ 3-го ранга – три нарукавные шитые золотом звезды: две в ряд, одна сверху; старший майор ГБ – две нарукавные шитые золотом звезды в ряд; майор ГБ – одна нарукавная шитая золотом звезда; капитан ГБ – три нарукавные шитые серебром звезды: две в ряд, одна сверху; старший лейтенант ГБ – две нарукавные шитые серебром звезды; лейтенант ГБ – одна нарукавная шитая серебром звезда; младший лейтенант и сержант ГБ – соответственно три (один сверху и два в ряд) и два в ряд нарукавных красного цвета усеченных треугольника.

Петлицы в новой форме одежды были крапового цвета с малиновым кантом и одной продольной полосой посередине – цвета серебра от сержанта до капитана ГБ включительно и цвета золота от майора ГБ и выше. Имелся и специальный нарукавный знак: в первом случае – овал (щит) и клинок меча цвета серебра с эфесом меча, серпом и молотом цвета золота; во втором – овал цвета золота, с мечом, серпом и молом цвета серебра.

Из «низов» послышались нарекания, что размещенные на рукавах знаки различия не видны в строю. Начиная с апреля 1936 г. чины госбезопасности «персональные» звезды в предыдущем количестве стали носить на петлицах. Размещались они на продольной золотой (серебряной) полосе. Младшие лейтенанты и сержанты ГБ имели на петлицах соответственно по три и два усеченных треугольника на серебряных продольных полосах.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 10 июля 1937 г. личный состав органов ГУГБ был переведен на систему знаков различия РККА. Были приняты и аналогичные армейским знаки различия на петлицах: покрытые красной эмалью посеребренные «ромбы», «шпалы» и «квадраты». Просуществовали они до февраля 1943 г. Соответственно: генеральный комиссар ГБ – большая золоченная вышитая звезда; комиссар ГБ 1-го ранга – четыре ромба и над ними звезда цвета золота; комиссары ГБ 2–3-го рангов, старший майор, майор ГБ – четыре, три, два и один ромбы; капитан, старший лейтенант и лейтенант ГБ – три, две и одна «шпалы»; младший лейтенант и сержант ГБ – три и два квадрата («кубари»).

В 1935–1937 гг. отличительные особенности в знаках различия имели сотрудники госбезопасности, проходившие службу в особых отделах (контрразведке). В телеграмме (сентябрь 1935) на имя Сталина (находился на отдыхе в Сочи) Г. Ягода писал, что армейские особисты носят форму и знаки различия, отличные от командного и начальствующего состава РККА, что затрудняет их деятельность в частях, казармах и складах, поскольку ведет к их расконспирированию и невозможности осуществления агентурной работы. В объявленном в мае 1936 г. «Положении об особых органах ГУГБ НКВД СССР» отмечалось: сотрудники особых отделов корпусов, флотов, особых отделений дивизий, бригад, укрепрайонов, флотилий, а также отдельные оперативные работники, прикрепленные к частям и учреждениям РККА, носят форму одежды и знаки различия военно-политического состава соответствующих родов войск согласно их персональным званиям органов госбезопасности: 2 ромба – старший майор ГБ, 1 ромб – майор ГБ, капитан, старший лейтенант и лейтенант ГБ – соответственно 3, 2 и 1 прямоугольник («шпалы»). Младший лейтенант и сержант госбезопасности ограничились тремя квадратами («кубарями»). На рукавах все сотрудники особых отделов обязывались носить красные пятиконечные звезды военно-политического состава РККА.

В последующем ситуация со званиями для армейских особистов практически не изменилась.

В 1943 г. существующая система званий в государственной безопасности была дополнена званиями подполковника, полковника и комиссара ГБ, одновременно ликвидировались звания сержанта и старшего майора. Вводилась также новая категорийность офицерских званий: высший состав – комиссар, комиссар 3, 2 и 1-го рангов; старший – майор, подполковник, полковник; средний – младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант и капитан, а также младший начальствующий состав – старшина, старший сержант, младший сержант специальной службы. Были введены новые знаки различия – погоны, число больших и малых звезд и звездочек на них соответствовало армейским званиям: комиссар ГБ – 1 звезда (генерал-майор); комиссары ГБ 3, 2 и 1-го рангов – соответственно 2, 3 и 4 звезды (генерал-лейтенант, генерал-полковник и генерал армии). Адекватные новшества постигли и младший начальствующий состав.

11 июня 1945 г. в соответствии с Указом ПВС СССР для сотрудников НКВД-НКГБ, имеющих специальные звания госбезопасности всех уровней, вводились звания, аналогичные званиям в Красной Армии.

В октябре 1935 г. постановлением ЦИК и СНК СССР было утверждено и «Положение о прохождении службы начальствующим составом Главного управления госбезопасности НКВД СССР». Однако окончательная его редакция увидела свет только через год.

В сентябре 1936 г., публично объявив, что Генрих Ягода «оказался не на высоте своего задания по раскрытию троцкистско-зиновьевского блока», а «чекистская часть НКВД болеет серьезной болезнью, и пора нам заняться ее лечением», Сталин предложил заменить его на посту наркома Николаем Ежовым. Участь отставки постигла и заместителя Г. Ягоды – Г. Прокофьева. 1 октября новый руководитель НКВД приступил к исполнению своих обязанностей. В отличие от Г. Ягоды, прежде всего по причине незнания глубины «чекистского дела», Н. Ежов не стал взваливать на себя бремя руководства ГУГБ. До середины апреля 1937 г. его возглавлял Я. С. Агранов, а затем, до марта 1938 г. – М. П. Фриновский. Он же стал и первым заместителем наркома. Я. С. Агранов удовлетворился лишь должностью заместителя.

Досье

Ежов Николай Иванович (1895–1940).

В анкетах сообщал, что имеет незаконченное нижнее образование – реально это были два-три класса церковно-приходской школы. Учился на курсах марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). Начальный этап биографии практически неизвестен.

С 1913 г. в армии. В связи с малым ростом (151 см) находился в нестроевой команде. Работал в артиллерийских мастерских.

В мае 1917 г. вступил в ряды РСДРП(б). С 1919 г. боец Красной Армии. Рядовой, затем комиссар военной радиошколы. Вместе с ее командованием подвергся аресту Особым отделом Западной армии. Был осужден условно.

В 1921 г. избран заведующим агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б). В последующие годы – секретарь обкома, губкома и крайкома партии. Был делегатом двух (XII и XIV) партийных съездов. С февраля 1927 г. – инструктор Орграспредотдела ЦК ВКП(б), в 1930 г. его возглавил. Близко сошелся со Сталиным. Избирался членом ЦК, Оргбюро ЦК, секретарем ЦК ВКП(б).

26 сентября 1936 г. занял кресло наркома внутренних дел СССР. С весны 1937 г. ввел в республиках «разнарядку» на количество людей, подлежащих аресту, а также расстрелу, высылке и т. д.

Финал карьеры «железного наркома» пришелся на 1938 г. Написал на имя Сталина покаянное заявление о допущенных «грехах», просил освободить от обязанностей наркома, недолгое время находился в должности наркома водного транспорта. 10 апреля 1939 г. подвергся аресту в здании ЦК. Обвинялся в руководстве организацией заговорщиков в войсках и органах НКВД, проведении шпионской работы в пользу иностранных разведок, подготовке вооруженного восстания против советской власти. В феврале 1940 г. Верховный суд вынес приговор – высшая мера наказания. Расстрелян. Родные Н. И. Ежова не раз обращались с просьбой о реабилитации. Ходатайство было отклонено.

«Эра» Николая Ежова в историю вошла стремительными изменениями в жизни силового ведомства и множественными организационно-структурными преобразованиями. Чуть ли не главным ее содержанием стала чистка «птенцов» Генриха Ягоды и назначение на ведущие должности «верных» соратников «железного» наркома. На этот раз наибольшей реорганизации, как кадровой, так и структурной, подверглось ГУГБ. За первые три месяца нахождения в должности за «принадлежность и связь с контрреволюционерами, троцкистами, правыми, националистами, за измену и шпионаж» из системы госбезопасности Ежов уволил 1361 сотрудника, 884 из которых подверглись аресту. На февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) нарком подчеркнул: «В условиях обострения классовой борьбы агентурной работе розыска врагов народа мы придаем решающее значение».

«НКВД – это не просто ведомство, – пафосно заявил в свою очередь в день двадцатилетия (20 декабря 1937 г.) органов госбезопасности Анастас Микоян. – Это организация наиболее близкая всей нашей партии, всему нашему народу… Партия поставила во главе советских карательных органов талантливого, верного сталинского ученика Николая Ивановича Ежова, у которого слова никогда не расходятся с делом. Славно поработал НКВД за это время. Он разгромил подлые шпионские гнезда троцкистско-бухаринских разведок, очистил нашу страну от многих врагов народа…» О размахе и последствиях борьбы с «врагами народа» свидетельствует, в частности, документ, касающийся событий в Украине.

Архив

ЗАМ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР —

КОМКОРУ тов. ФРИНОВСКОМУ

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

К ОТЧЕТУ ОБ ИТОГАХ ОПЕРАТИВНОЙ РАБОТЫ НКВД УССР

За время с 1 октября 1936 года по 1 июля 1938 года

Оперативную деятельность органов НКВД на Украине нужно разбить на три периода . Первый период охватывает конец 1936 года и первое полугодие 1937 года. В этот период у руководства органов НКВД на Украине находился враг народа Балицкий. Им было сделано все для того, чтобы сохранить от разгрома основные кадры антисоветских формирований на Украине. Балицкий организованно проводил неприкрытое сопротивление выполнению оперативных приказов НКВД СССР…

Второй период работы органов НКВД Украины принципиально ничем не отличен от первого и относится ко второй половине 1937 года. Продолжателем предательской деятельности Балицкого в органах НКВД на Украине, как известно, явился изменник Леплевский. Последний, не имея возможности продолжать открытый саботаж борьбы с контрреволюцией; избрал для своей антисоветской деятельности в органах НКВД иную тактику. Эта тактика характеризовалась массовыми, огульными, необоснованными арестами, со ставкой на то, чтобы в операции не затронуть организующие центры антисоветских формирований на Украине. Создавая большую шумиху вокруг массовых арестов и внешнюю видимость активной борьбы с контрреволюцией, Леплевский сдерживал разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований… Если в этот период и были вскрыты право-троцкистские и националистические организации, то это было сделано по материалам Вашего и тов. Бельского приезда на Украину. Леплевский сорвал всю работу по дальнейшему разгрому этих организаций, сделав все для того, чтобы смазать дела и не дать им надлежащего разворота .

Коренной перелом в оперативной деятельности органов НКВД на Украине произошел на основе непосредственных указаний Народного Комиссара Внутренних дел Союза ССР – Генерального Комиссара Государственной Безопасности тов. Ежова по разгрому антисоветского подполья, данных им во время его приезда на Украину в феврале 1938 года. На базе этих указаний прежде всего была проведена чистка аппарата органов НКВД от участников антисоветской заговорщической организации и шпионов иностранных разведывательных органов, насажденных в аппарате Балицким и Леплевским. За 1938 год в аппарате НКВД УССР было арестовано 261 предателей – участников право-троцкистской организации, других антисоветских формирований и шпионов иностранных разведывательных органов. В составе арестованных – значительное количество работников, занимавших ответственные руководящие посты на оперативной работе. Одновременно основной упор в работе был взят на полный разгром антисоветских формирований право-троцкистской и националистической организаций, а также на вскрытие важнейших организующих центров других организаций из украинского антисоветского подполья.

Были вскрыты 11 областных право-троцкистских центров, 136 районных право-троцкистских организаций и 149 кулацко-повстанческих отрядов, созданных в районах право-троцкистскими организациями.

В 1938 году изъято кадровых участников право-троцкистской организации (без низовки) – 2852 человека, в том числе значительное количество лиц, пролезших в партийный и советский аппарат, как центральных органов Украины, так и в областях. Руководство повстанческой низовкой и комплектование кадров осуществлялось организацией из бывших партизан, действовавшей под руководством право-троцкистской организации. Деятельность антисоветской партизанской организации протекала под руководством всеукраинского антисоветского партизанского штаба. Этот штаб возглавлялся бывшим председателем всеукраинской партизанской комиссии Войцеховским. Арестовано 1200 человек руководящего состава антисоветской право-троцкистской партизанской организации…

За отчетный период органами НКВД Украины ликвидировано значительное количество националистических, фашистских организаций, созданных эмиссарами польской, германской, румынской и других разведок. Арестовано участников этих организаций по линии польской – 18192 человека; германской – 9317 человек; румынской – 2073; латвийской – 803; японской – 550 и греческой – 1987. На Украине ликвидировано польских-фашистских организаций – 486, немецких-фашистских организаций – 201 и румынских – 28. В составе участников этих фашистских организаций арестовано значительное количество шпионов, польской, германской, латвийской и других иностранных разведок, связанных с иностранными консульствами в Киеве, Одессе, Харькове и их резидентами. В Запорожье, Харькове, Одессе и других пунктах обнаружены нелегальные радиостанции и технические пункты германской разведки. При ликвидации этих пунктов были изъяты коротковолновые двухсторонние передатчики, телеграфные аппараты, часовые механизмы к адским машинам, мощные трансформаторы, зеркальные рефлекторы большой светоотражательной силы, аппаратура для пеленгаций и взрывов, лаборатории тайнописи и т. д.

В процессе ликвидации антисоветского подполья на Украине, главным образом при разгроме повстанческих формирований, выявлено и изъято значительное количество оружия. В 76 тайных складах изъято 39 606 единиц боевого, нарезного, огнестрельного оружия, 442 332 штук патронов и 3 245 килограммов взрывчатых веществ. В том числе изъяты пулеметов – 21, гранатомётов – 4, винтовок – 10 134, обрезов – 7 728, револьверов – 21 682.

По проведенным в 1938 году делам осуждено участников организации (исключая арестованных 1937 года, осужденных в 1938 году) – 38 190 . Из 38 190 человек осуждено к высшей мере наказания – 37 158 арестованных .

Находится на рассмотрении в НКВД СССР в порядке приказа № 00485 1937 года дел на 28 822 арестованных . На рассмотрении Особого Совещания НКВД СССР дел на 1 001 арестованного . Утверждено к рассмотрению на Военную Коллегию Верховного Суда Союза ССР дел на 1 180 арестованных . Числится за спецколлегией и Военным Трибуналом дел на 4 430 арестованных . Заканчивается дел для направления на слушание в судебных инстанциях на 22 452 арестованных .

Народный комиссар внутренних дел УССР

комиссар государственной безопасности III ранга

Успенский

24 сентября 1938 года

Тогда же был упразднен Экономический отдел, а Особый отдел разделен на два самостоятельных подразделения: ОО – военная контрразведка и Контрразведывательный отдел (КРО – борьба с иностранными шпионами). Появились и новые оперативные подразделения: Отдел охраны высшего партийного и государственного руководства, Тюремный отдел (ТО) и другие. В конце 1936 г. в целях конспирации оперативно-чекистским отделам главка, а также соответствующим отделам и отделениям УГБ территориальных и местных органов НКВД была присвоена нумерация. Замене подверглись и большинство их руководителей: 1-й отдел (Охрана – К. В. Паукер); 2-й отдел (Оперод – Н. Г. Николаев-Журид); 3-й отдел (КРО – Л. Г. Миронов); 4-й отдел (СПО – В. М. Курский); 5-й отдел (ОО – И. М. Леплевский); 6-й отдел (ТО – А. М. Шанин); 7-й отдел (ИНО – А. А. Слуцкий); 8-й отдел (УРО – В. Е. Цесорский); 9-й отдел (СО – Г. И. Бокий); 10-й отдел (тюремный – Я. М. Вейншток).

Кроме массовых кадровых «чисток» и неуемных организационно-штатных изменений в советском обществе, время «железного» наркома запомнилось прежде всего жестокими репрессиями, в том числе в органах госбезопасности и внутренних дел. Из всех названных и многих других их высших руководителей к 1939 г. уцелели лишь единицы. Немало оказалось и тех, кто покончил жизнь самоубийством. В ходе следствия, находясь под арестом, Ежов заявил: «…Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил».

Как результат, начиная со второй половины 1930-х годов в деятельности карательных и правоохранительных органов страны усиливалась атмосфера подозрительности и недоверия, одновременно в вопросах оперативно-розыскных мероприятий тормозилась творческая инициатива, пресекались наименьшие попытки отдельных сотрудников разобраться в оперативных данных или материалах следственных дел, собрать убедительные доказательства вины арестованных. Поощрялись карьеризм, жестокость, подхалимство, погоня за количеством выявленных «троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев» и других «врагов народа».

Смена ежовской команды заметно отличалась от решения «проблемы» Генриха Ягоды. Тогда, в 1936 г., все началось внезапно и закончилось быстро. В сложившихся обстоятельствах ситуация требовала изменить как последовательность шагов, так и ход событий. Вынужденно учитывался и тот факт, что за прошедшие полтора года вокруг сталинского наркома сложился ореол борца со злом, его славили с самых высоких государственных и партийных трибун, а успехи в борьбе с происками врага неразрывно связывались с его именем. Был избран изящный, но с известным финальным концом вариант. При временном сохранении за Ежовым кресла наркома взялись за его выдвиженцев. В ГУГБ процесс реформ ускорился реорганизацией главка (март 1938 г.) в Управление государственной безопасности (УГБ) с одновременными организационно-штатными изменениями. В сентябре наркома внутренних дел ожидал очередной неприятный сюрприз: вместо желаемого им в первые заместители М. И. Литвинова (в то время начальник УНКВД Ленинградской области) им стал Лаврентий Берия. Он же возглавил и тут же обновившее предыдущий правовой статус Главное управление государственной безопасности. Спустя три месяца по воле «хозяина» Берия оказался в кресле наркома, а в ГУГБ появился новый руководитель – В. Н. Меркулов. Заместителями Берии стали В. Г. Деканозов, Б. З. Кобулов и И. А. Серов.

По сравнению со структурой главка периода июля 1934 – марта 1938 гг., в реанимированном ГУГБ поменялась лишь нумерация подразделений, исчезли тюремный, транспортный, учетно-статистический и некоторые другие отделы. Взамен возникли секретно-шифровальный отдел и следственная часть главка. Из всех их наибольший интерес в нашем случае представляют 3-й Контрразведывательный и 4-й Особый отделы. На момент очередной реорганизации НКВД (февраль 1941 г.) их возглавляли комиссар госбезопасности 3-го ранга П. В. Федотов и майор ГБ А. Н. Михеев.

В феврале 1941 г. во всесильном союзном силовом ведомстве состоялась очередная реорганизационная чехарда. В официальном постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О разделении Наркомата внутренних дел на два наркомата» отмечалось: «В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой Народным комиссариатом внутренних дел СССР, ее многообразием…, ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Разделить Народный комиссариат внутренних дел СССР на два наркомата:

а) Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД);

б) Народный комиссариат государственной безопасности СССР (НКГБ)».

Из НКВД к НКГБ отходили все чекистско-оперативные и специальные технические подразделения. Наркомом госбезопасности был назначен В. Н. Меркулов.

Разделение предполагалось осуществить в течение месяца. На местах соответственно требовалось организовать республиканские НКВД и НКГБ, их территориальные органы. В функции НКГБ (п. 2) вменялось «выполнение задач по обеспечению государственной безопасности СССР путем разведывательной и контрразведывательной работы внутри страны и за рубежом», оперативной разработки и ликвидации контрреволюционных сил, антисоветских партий, охраны высшего руководящего состава партии и правительства. «Установить, – подчеркивалось в документе, – что НКГБ освобождается от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственной с задачами, перечисленными в пункте 2 настоящего постановления».

За НКВД оставались вопросы охраны общественного порядка, государственных границ, войсковой охраны особо важных промышленных и железнодорожных сооружений, руководство местами заключения и др.

С учетом историко-традиционного противостояния между спецслужбами и органами внутренних дел, процесс разделения полномочий, имущества, а главное – решение организационно-штатных вопросов и т. д. проходили с большими трудностями, множественными конфликтами и спорами. Ситуация обострилась настолько, что в апреле 1941 г. к «единству действий» НКВД и НКГБ были вынуждены даже призвать ЦК ВКП(б) и СНК СССР.

В контексте рассматриваемого вопроса заслуживают внимания структура, функции и задачи органов военной контрразведки в советских Вооруженных Силах. На момент создания в 1934 г. общесоюзного и республиканских наркоматов внутренних дел по сравнению с предыдущим периодом (1920—30-е гг.), когда они были поглощены ОГПУ и республиканскими ГПУ, принципы их построения практически не изменились. До середины 1938 г. руководителями особых отделов военных округов по совместительству были начальники особых отделов областных УГБ НКВД, которые осуществляли соответствующую работу с участием 5-х (разведывательных) отделов соответствующих штабов.

Особые отделы военных округов вновь сформировались при реорганизации структуры органов НКВД в соответствии с приказом союзного Наркомата (№ 00362) от 9 июня 1938 г. Самостоятельные контрразведывательные подразделения появились не только в военных округах, но и на флотах. Территориальные особые отделы были упразднены. Периферийные контрразведывательные органы напрямую стали подчиняться Управлению особых отделов союзного НКВД, а с сентября того же года – 4-му (Особому) отделу ГУГБ НКВД СССР. С образованием новых военных округов их «обслуживание» возлагалось на создаваемые ОО.

Февральская 1941 г. реорганизация НКВД затронула и органы военный контрразведки. Особые отделы НКВД были переданы в Наркомат обороны (НКО) и Наркомат военно-морского флота (НКВМФ). Соответственно, в их структуре появились контрразведывательные управления. О ликвидации ОО ГУГБ соответствующие инстанции были поставлены в известность совместным приказом НКВД и НКГБ (№ 00151/003) 12 февраля 1941 г. В НКВД от ГУГБ остался только 3-й отдел, задача которого состояла в оперативно-чекистском обслуживании пограничных и внутренних войск, пожарной охраны и милиции. Начальником 3-го управления НКО остался А. Н. Михеев. Такое положение дел сохранилось до середины июля 1941 г. В вопросах армейской военной разведки прерогатива осталась за 5-м управлением Генштаба РККА.

Анализируя состояние органов госбезопасности Советского Союза и их готовность к противостоянию в предстоящей войне спецслужбам Третьего рейха, необходимо признать, что находились они далеко не в лучшей «спортивной» форме. Главная причина заключалась прежде всего в ничем не оправданных потерях руководящих и рядовых разведывательных и контрразведывательных кадров в годы репрессий.

На заре 20-х годов XX в. сотрудники молодой советской разведки и контрразведки вряд ли могли предположить, что через какой-то десяток лет практически каждый из них окажется вовлечен в такой водоворот драматических событий, о которых они даже не помышляли. Более того, перед ними возникнет непростой нравственный выбор: остаться верным собственной совести и принятой присяге и, как следствие, стать изгоем системы с последующей неотвратимой перспективой оказаться под ее жестоким прессингом либо, теряя нравственность и честь, стать одной из многих шестеренок репрессивной машины, неким, по образному выражению журналиста Владимира Мерзлякова, «специальным ассенизатором» власти. Третьего пути не было дано. Их печальная участь состояла и в том, что в обоих случаях каждого из них в последующем, за небольшим исключением, ждала смерть с той одной разницей – кого раньше, а кого позже. Это время наступило в середине тридцатых: удар в спину от своих, недоверие, клевета, пустота и… полная бессмысленность человеческого существования.

Претворяя в жизнь партийную политику по поиску и наказанию «врагов народа», многие руководители и рядовые сотрудники «органа защиты завоеваний революции» сами оказались беззащитными перед накатившимся на них репрессивным катком. Выбора практически не оставалось: либо приспосабливаться, либо самому стать жертвой. «Невыполнение лимита (в поиске «врагов народа» для оперативного сотрудника органов госбезопасности. – Авт.), – свидетельствовал очевидец тех лет генерал-полковник Карп Александрович Павлов (в 1934–1937 гг. – начальник УНКВД в Восточной Сибири, затем Красноярского и Азово-Черноморского краев, нарком внутренних дел Крымской АССР, покончил жизнь самоубийством в 1957 г.), – в лучшем случае – снятие с работы; в большинстве – арест… Многие работники не выдерживают – кончают жизнь самоубийством. Даже руководители НКВД сразу с небольшим промежутком застрелились. Заместитель наркома – Курский (В. М. Курский (1897–1937) – замнаркома НКВД СССР. – Авт.). Пускают липовый слух – на личной почве, семейные неурядицы (по официальной версии – «умер от разрыва сердца». – Авт.). И опять мертвая тишина… Никто ничего не делает, а о сотрудниках периферии и говорить нечего…»

Неоднократным кадровым «чисткам» подверглось и высшее руководство НКВД. При Ежове все 18 комиссаров государственной безопасности первого и второго рангов, служившие при Ягоде, были расстреляны. «Повезло» начальнику 7-го отдела (ИНО) Абраму Ароновичу Слуцкому, который, как сообщала центральная пресса, «умер на боевом посту». В действительности, по одной из версий, он был отравлен в кабинете заместителя Ежова Михаила Фриновского после приглашения «отведать чай с пирожными».

Из 122 сотрудников, занимавших высшие должности в 1937–1938 гг., на своих постах уцелели только 21. Эпидемия вседозволенности, хаоса, грубости и насилия, имевшая место в НКВД во второй половине 1930-х годов, поглотила все службы, среди них следствие. Одним из тех, кто стал невольным свидетелем смены этой категории работников высшего карательного ведомства, была писательница Надежда Мандельштам, жена репрессированного поэта Осипа Мандельштама. «Первое поколение молодых чекистов, впоследствии смещенных и уничтоженных в 1937 году, – писала она, – отличалось утонченным вкусом и слабостью к литературе, к самой популярной, конечно». Их последователями стали те, кто никогда не был носителем высокой культуры, идеалистических взглядов, а тем более не испытывал уважения к подследственным. «Обломать рога» путем пыток и насилия – таким был подход к «делу» одного из них, начальника 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ комиссара ГБ третьего ранга Н. Г. Николаева-Журиды. Под стать ему был и капитан госбезопасности, заместитель начальника следственной части НКВД Б. В. Родос, о котором современники отзывались следующим образом: «Этот никчемный человек, с куриным кругозором, буквальный выродок».

В волнах большого террора жизни лишились и все первые чекисты-контрразведчики, составлявшие в двадцатые годы мозговой центр «большого дома» на Лубянке, среди них – один из прототипов героев Хемингуэя Григорий Сыроежкин, а также Владимир Стырне, Роман Пиляр, Андрей Федоров, Сергей Пузицкий, Игнатий Сосновский и многие другие.

От жестокой мясорубки репрессий пострадали даже пенсионеры, вынужденные отставники, особенно те, кто в свое время выступил против лжи и фальсификации уголовных дел. Среди них заметно выделялся Я. К. Ольский, который после ухода первого начальника КРО Артура Артузова на работу в ИНО возглавил военную контрразведку страны и не раз заявлял: «Многие военнослужащие по делу «Весна» арестованы необоснованно, и само дело является дутым». Тогда же он был уволен из «органов» и отправлен руководить московским общепитом.

Историческая справка

«Военно-офицерская контрреволюционная организация» (дело «Весна») – репрессии 1930–1932 гг. против старой военной интеллигенции (генералов и офицеров) бывшей императорской армии.

В 1917–1918 гг. уцелевший в жерновах Первой мировой войны русский офицерский корпус насчитывал около 276 тыс. человек, из которых 200 тыс. (70–75 %) находилось в действующей армии, 13 тыс. – в плену, а 21–27 тыс. стали инвалидами или имели тяжелые ранения и увечья.

В ходе Гражданской войны значительная часть бывших царских офицеров стала костяком белогвардейских войск генералов Л. Г. Корнилова, А. И. Деникина, С. Л. Маркова, А. В. Колчака, А. М. Каледина и др.

В конце 1917 г. и позже некоторая их часть перешла на сторону советской власти и продолжила службу в Красной Армии. К сентябрю 1919 г. таких насчитывалось свыше 42 тыс. человек, из них 10 тыс. погибло, а несколько тысяч попали в плен или перешли на сторону белых. Много офицеров осело на постоянное проживание в городах бывшей империи – Москве, Петрограде, Киеве, Ростове-на-Дону, Харькове, Минске, Пскове, Симферополе и др.

В период 1917–1921 гг. в РККА служило около 50 тыс. бывших офицеров, а также 20–25 тыс. чиновников, врачей, других специалистов. В белых армиях – 170 тыс., из которых 50–55 тыс. погибли, 70 тыс. оказались в эмиграции, а 57–58 тыс. остались в советской России. С учетом служивших в Красной Армии, общее число офицеров и им равных на территории России, Украины и некоторых других республик составило, по разным данным, 110–113 тыс. человек.

Следует признать и такой факт: после окончания гражданской войны бывшие офицеры не раз становились на путь контрреволюционной борьбы, принимали активное участие в различных заговорах, подпольных движениях, вооруженных выступлениях и даже возглавляли уголовно-бандитские отряды и группы. Некоторые «военспецы», находясь на службе в Красной Армии, не только вынашивали планы реставрации монархии, но и организовывались в подпольные ячейки, а отдельные становились агентами иностранных разведок, в частности Абвера.

В 1920–1922 гг. в ходе мятежей, восстаний, а также из-за голода, болезней и других естественных причин офицерский корпус вчерашней императорской армии сократился (по различным источникам) на 23–40 тыс. человек.

Начиная с 1925 г. отношение властей к бывшим офицерам постепенно стало меняться. Они стали одним из основных объектов внимания советских спецслужб. За многими началось оперативное наблюдение, их имена появились в различных оперативных и следственных документах. Начавшись в Украине, дело «Весна» стало своего рода предварительным симбиозом последующего акта поиска и ликвидации «врагов народа» во второй половине 1930-х гг. Органами ОГПУ операция «Весна» была расширена на многие районы Советского Союза. В циркуляре «Об ликвидации ГПУ УССР шпионской диверсионно-повстанческой группы» (5 декабря 1930 г.) Генрих Ягода подал ее как «всеукраинскую подпольную контрреволюционную организацию 2-го отдела польского Генштаба», которая якобы действовала в Москве, Ленинграде, других городах. Некоторые руководящие работники ОГПУ (С. Мессинг, Л. Бельский, Е. Евдокимов) дело о «военных специалистах» считали искусственным, критически относились к полученным в ходе жестоких допросов сведений. Последствия и для них оказались трагическими.

Число бывших офицеров, подвергшихся репрессиям, составило около 30 тыс. человек.

А. Х. Артузов (Фраучи), деликатный, интеллигентный человек, признанный мастер психологического поединка с вражескими агентами, был арестован и убит в тридцать седьмом. Находясь в тюремном боксе Лефортово, он, корпусной комиссар, еще вчера занимавший пост заместителя начальника стратегической разведки Генштаба РККА, из последних сил собственной кровью пытался написать записку следователю, стараясь доказать абсурдность обвинений в свой адрес – не может он быть одновременно агентом четырех иностранных разведок. Закончить ее он не успел…

Тогда же погибли Я. К. Берзин, С. П. Урицкий, С. Г. Гендин, О. А. Стигга, другие опытнейшие специалисты тайной войны, которых так не хватало, особенно в первые, наиболее тяжелые годы вооруженной агрессии гитлеровской Германии.

Не лучшим было положение и в военной разведке. 13 декабря 1938 г. исполняющий обязанности начальника 1-го отдела Разведуправления РККА полковник А. И. Старухин и его заместитель по агентуре Ф. А. Феденко доложили наркому обороны К. Е. Ворошилову: армия фактически осталась без разведки, поскольку лежащая в ее основе агентурная сеть почти вся ликвидирована. Это был сигнал – разрушать уже нечего, настала пора строить все заново. Авторы книги «ГРУ: дела и люди» В. Лурье и В. Кочик отмечали, что в Разведупре были и такие, кто придерживался другого мнения: «Я лично считаю, – писал (март 1939 г.) начальник его политотдела в адрес своего шефа Льва Мехлиса (возглавлял Политуправление РККА), – что очистка Управления не закончена. Никто из руководства Управления этим вопросом по существу не занимается. Орлов (А. Г. Орлов – начальник разведуправления. – Авт.) по-прежнему на это вопрос смотрит сквозь пальцы. Видимо, неправильно докладывает Народному Комиссару».

Должности, в том числе руководящие, в Разведывательном управлении заняли люди, у которых во многих случаях недоставало оперативного опыта и «шпионской фантазии», чтобы правильно оценить поступающие донесения, а подчас не было и желания заниматься «рутинной работой». В оценке достоверности и значения разведывательных материалов требовались знание международной обстановки, комбинаторские способности, умение предугадать, какие шаги намеревается предпринять противник, и предложить оригинальные контрмеры с учетом складывающейся военной, экономической и политической обстановки. На смену репрессированным профессионалам пришли молодые партийцы, которые не обладали не только элементарными познаниями в области разведки и контрразведки, но и глубокими знаниями в военном деле. Сказывалась и предубежденность к возможной оценке военно-политической обстановки со стороны любого, кроме мудрого «хозяина». О «профессионализме» и «бдительности» советской военной разведки и контрразведки в канун войны свидетельствует докладная начальника Ломжинского оперативного пункта разведывательного отдела штаба Западного ОВО капитана А. М. Кравцова в адрес Особого отдела НКВД Западного фронта (январь 1942 г.).

Архив

«С марта 1941 г., – писал он, – агентура пункта стала доносить о концентрации вдоль советского фронта германских войск на территории Восточной Пруссии и бывшей Польши. По данным секретного сотрудника «Феликса», … там было сосредоточено больше 100 пехотных и 8—10 танковых дивизий (послевоенные исследования полностью подтвердили это число. – Авт.). Данные агентом получены от германского офицера, служившего в комендатуре г. Варшавы. За них он попросил 1000 американских долларов и обещал дать полную дислокацию германских войск.

Материал «Феликса» был доложен РО (разведотдел. – Авт.) штаба Западного ОВО, после чего к начальнику РО полковнику Блохину вызвали «Феликса». Во время беседы присутствовали заместители начальника РО подполковники Ивченко и Ильницкий, начальник отделения информации майор Самойлович. Данные «Феликса» были названы дезинформацией, а пункту указано, что немцы на этом направлении имеют 25–40 дивизий. «Феликса» назвали аферистом, заплатили ему лишь 100 злотых и отправили в Варшаву. На пункт «Феликс» больше не возвращался…

В апреле 1941 г. по данным резидентов «Арнольда», «Вислы» и «Почтового», вдоль советской границы немцы сосредоточили около 1,5 млн войск, о чем немедленно было доложено РО. На нашем донесении подполковник Ильницкий наложил резолюцию: «Такую глупость можно ожидать только от Ломжинского пункта». По данным РО, немцы в это время имели те же 25–40 дивизий. Эта стандартная цифра фигурировала в разведсводках отдела больше года…

28 мая 1941 г. без вызова прибыл резидент «Арнольд». На встрече я спросил, почему он прибыл раньше обусловленного срока. Тот ответил, что есть важное сообщение, и доложил следующее:

1. В середине июня начнется война против СССР…

2. На Восточном фронте немцы сосредоточили от 1,5 до 2 млн войск.

3. В Праге закончена подготовка белогвардейцев-диверсантов (разговор идет о дивизии «Бранденбург-800». – Авт.) в количестве 10 тыс. человек, которые перед началом и в момент войны будут выбрасываться небольшими десантными группами для взрывов мостов, дорог, совершения терактов, указания целей авиации и т. д.).

4. План немецкого нападения: решительный удар на Белоруссию, на восьмой день должен быть занят Минск (город оккупирован 28 июня 1941 г. – Авт.), на 21-й день – Москва…

На вопрос, не паника ли это, «Арнольд» ответил, что за данные он отвечает головой…

28 мая шифровкой я донес РО содержание доклада «Арнольда». Ответ получил 29 мая, в нем было приказано доставить «Арнольда» в Минск. С ним беседовали Блохин, Ильницкий и Самойлович, которые в заключение отметили: «Ломжа всегда преподносит сенсации, лучше бы давали номера (немецких. – Авт.) частей». «Арнольду» прямо сказали: материал неправдоподобен… Тот ответил: «Вы можете меня расстрелять, но за правдоподобность информации отвечаю головой. Свой долг перед Советским государством я выполнил, а верите Вы мне или нет – дело Ваше. Война начинается в середине июня…». 4 июня я проводил «Арнольда» через границу, больше он не появлялся…

После ухода «Арнольда» за рубеж 8 или 9 июня я был в Минске в РО. Подполковник Ильницкий спросил: «Ну как, успел уйти «Арнольд», не застала его война в Ломже?». Я ответил, что он послан за рубеж, а насчет войны – вам виднее, но обстановка на границе неспокойная. Ильницкий улыбнулся и сказал: «И ты попал на удочку английской разведки»…

В начале июня на участках 87-го и 88-го погранотрядов (охраняли государственную границу на территории Белоруссии. – Авт.) немцы начали перебрасывать диверсионные группы по 3–5 человек с взрывчатыми веществами. О каждой задержанной группе немедленно докладывалось в РО…

Стиль работы РО перед войной.

В 1941 г. на агентурную работу отпускалось очень мало иностранной валюты. Дело дошло до того, что мы вынуждены были у польского населения покупать мелочь, для того чтобы дать 20–30 злотых посылаемому (за границу. – Авт.) агенту. Способные агенты от нас уходили потому, что мы не могли их материально обеспечить.

В феврале 1941 года с радиостанцией был послан резидент «Шульц», на 2 месяца ему выдали только 250 марок, за это время он задолжал и вернулся назад в СССР. Резидент «Глушко» задолжал несколько сот марок и, не уплатив долга, вернулся…

В апреле 1941 года заместитель начальника РО подполковник Ивченко советовал мне не присылать большие сводки, а разбивать полученные от агента данные на несколько частей и ежедневно малыми дозами посылать их в РО. Я возразил, заявив, что это очковтирательство, и я на это не пойду. Он мне ответил, что начальник Брестского пункта майор Романов так делает и его пункт стоит на первом месте. По моему мнению, в РО процветали карьеризм, подхалимство, а не деловая работа».

В последующие полгода ситуация с организацией военной разведки практически не изменилась. В акте о приеме Наркомата обороны СССР маршалом С. К. Тимошенко (раздел «Состояние разведывательной работы») отмечалось: «Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется… Театры военных действий и их подготовка не изучены».

Еще более трагичной была ситуация в политической контрразведке. В частности, на смену опытным, временем и обстоятельствами проверенным нелегальным резидентам НКВД в «дружественных» странах, таким как венгр Теодор Молли, пришли «кадры», подобные Амаяку Кобулову, который толком не знал даже иностранного языка. Дилетанту в вопросах разведки, в качестве агента немецкие спецслужбы ему подставили латвийского журналиста Ореса Берлинкса. Легендируя связи в высших кругах германского МИДа, тот передавал Кобулову подготовленные в недрах РСХА дезинформационные материалы, среди них – о направленности устремлений рейха исключительно на регионы Ближнего и Среднего Востока, Африки, Англии, но никак не против СССР. Пользуясь близостью с Берией, через руки последнего «разведданные» попадали на стол Сталина. Присылал Кобулов и объективную информацию, получаемую от действующей в Германии советской разведсети. Но достоверные факты, подчеркивают авторы работы «Разведка и контрразведка» А. Шаваев и С. Лекарев, «шли в одном потоке с фальшивками, стряпавшимися в «бюро Риббентропа» и РСХА… Сталину все это докладывалось в первозданном виде, практически без каких-либо комментариев. Поэтому отличить правду от лжи, да еще столь созвучной заветным чаяниям, хозяину Кремля было очень нелегко».

Оказавшись в свое время в советском плену, сотрудник реферата IV-Д Главного управления имперской безопасности на допросе показал: бывший на связи с латышом работник гестапо Ликус лично не раз докладывал Гитлеру о ходе направляемой Советам дезинформации, и он с неподдельным интересом допытывался о мельчайших деталях оперативной игры, даже о том, с каким выражением лица Кобулов воспринимал то или иное сообщение «агента», крепким ли было при расставании рукопожатие и т. д.

Досье

Кобулов Амаяк Захарович (1906–1955).

Образование – кооперативные курсы. С 1921 г. служил в Красной Армии, затем работал в народном суде, на заводах Грузии. В ГПУ республики – с сентября 1927 г. С помощью старшего брата Богдана сделал успешную карьеру в «органах». Специальное звание майора ГБ получил, минуя звание капитана, удостоился и двух орденов Трудового Красного Знамени, Кутузова 2-й степени, Красной Звезды, знаков «Почетный работник ВЧК – ГПУ (XV)», «Заслуженный работник МВД». Генерал-лейтенант.

Был одним из близких помощников Л. Берии. В октябре 1938 г. возглавил наркомат внутренних дел Абхазской АССР, вскоре стал первым заместителем наркома НКВД Украины. В августе – сентябре 1939 г. исполнял обязанности наркома республики. По воспоминаниям Н. Хрущева, Кобулов был «еще мальчишкой и очень неподготовленным».

В сентябре 1939 г. очутился в должности советского резидента в Берлине. В июле 1941 г. стал наркомом госбезопасности, а после объединения НКВД и НКГБ – наркомом внутренних дел Узбекистана. При участии брата был переведен в центральный аппарат НКВД СССР начальником оперативного отдела и первым заместителем начальника ГУ по делам военнопленных и интернированных. С «изгнанием» Л. Берии, а затем и брата с высших постов в НКВД (МВД) Амаяк Кобулов стал «терять высоту». Некоторое время исполнял обязанности начальника ГУПВИ, затем был первым заместителем начальника ГУЛАГа, позже – заместителем начальника контрольной инспекции при МВД СССР. В 1954 г. подвергся аресту и суду. Приговор – высшая мера наказания. Не реабилитирован.

В этот период возросло и число разведчиков-нелегалов, их заграничных шефов, сотрудников других номенклатурных категорий, военнослужащих, отказавшихся от сотрудничества с «органами», ставших на путь открытого предательства или в силу других обстоятельств решивших переметнуться на сторону противника. Среди них был и агент иностранного отдела ГУГБ НКВД Вальтер Кривицкий.

В октябре 1937 г. из заграничной командировки отказался вернуться директор Лондонского отдела Интуриста Арон Шейнман, бывший нарком внешней и внутренней торговли Советского Союза, председатель правления союзного Госбанка и замнаркома финансов СССР. Опасность от невозвращенца исходила прежде всего из факта знания им работы советских агентов под прикрытием в системе Внешторга. Имел он и непосредственное отношение к шифропереписке с центром. В следующем году, воспользовавшись беспечностью сослуживцев, с территории Монголии к японцам бежал работник штаба 36-й пехотной дивизии майор Фронтямар Францевич. Имея, как и Шейнман, по служебным обязанностям доступ к шифрам и кодам, перебежчик все доступные секретные материалы прихватил с собой. Знал он и дислокацию частей и подразделений дивизии, ее боеспособность, укомплектованность личным составом и т. д.

Мучительную «головную боль» у высшего руководства страны вызвал пеший переход из Манчжурии к тем же японцам начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара ГБ 3-го ранга Генриха Люшкова. Факт предательства особенно потряс «железного наркома» Н. Ежова, который не только был его прямым начальником, но и не раз публично ставил в пример другим «умелого чекиста» Люшкова. Главной причиной удариться в бега стала реальная угроза оказаться в застенках родного ведомства. Будучи хорошо осведомленным о сокровенных тайнах НКВД, бывший начальник Управления выдал все: наличие советской агентурной сети, сведения об организации шифровальной связи, структуре органов госбезопасности и т. д. Незавидной оказалась и дальнейшая судьба перебежчика. Под именем Ямогучи Тосикудзе, будучи уже гражданином Японии, в 1945 г. после вступления советских войск в Маньчжурию Люшков подвергся ликвидации предыдущими хозяевами. Причина была прозаической: боязнь, что вчерашний агент на сей раз выдаст уже их секреты.

Наиболее «урожайным» по количеству побегов за границу выдался 1938 г. Опасаясь ареста, в США очутился резидент ИНО НКВД в Испании Александр Орлов (Лейба Фельбинг). Под именем Берга в Америке он прожил более тридцати лет. Умер в 1974 г., сообщив будущим союзникам СССР в войне с Германией, а затем и противникам в «холодной», все, что знал о способах и методах работы советских спецслужб. В том же году его примеру последовал в свое время работавший во Франции, Швейцарии и Испании нелегал НКВД Матвей Штейнберг. Причина сдачи им «позиций» была аналогичной Орлову.

Во второй половине 1930-х гг. побеги и предательство со стороны «тяжеловесов» советской разведки и контрразведки нашли подкрепление и со стороны младших и средних командиров и даже рядовых Красной Армии и войск НКВД. Как следствие, в 1936–1940 гг. появились десятки приказов союзного и республиканских наркоматов внутренних дел, приговоров военных трибуналов о «дезертирстве за границу» пограничников и бойцов из воинских частей прикрытия границы. Среди них значились М. Прохоренко, А. Оттисков, В. Елезаров, Г. Малов, В. Чмырев и многие другие. 26 июня 1937 г. на самолете У-2 советско-польскую границу пересек и командир эскадрильи 56-й авиационной бригады КОВО капитан Чивель. «Позорный для наших органов предательский перелет Чивеля, – отмечалось в приказе НКВД УССР, – мог произойти только в результате притупления чекисткой бдительности у т. Шетова и, особенно, у т. Быкова (сотрудники Особого отдела. – Авт.), непосредственно обслуживающего бригаду, и полного непонимания задач, стоящих перед особыми отделами в условиях текущей обстановки».

Ситуация с побегами со временем изменилась мало. В июле 1940 г. замнаркома союзного НКВД генерал-лейтенант И. Масленников в указаниях на имя наркомов внутренних дел республик, начальников УНКВД краев и областей и пограничных войск писал: «За последнее время имели место несколько случаев измены Родине со стороны военнослужащих войск НКВД. В соответствии с законом от 8 июля 1934 г. дела об изменниках Родины передаются в военные трибуналы, которые в своих приговорах по таким делам выносят определения о привлечении к ответственности семей изменников». Тем самым официально вводился институт заложников.

Полученная противником от этих и других перебежчиков и предателей информация, особенно от таких, как Люшков и Кривицкий, была бесценной. О подобных сведениях любой контрразведке можно было только мечтать. Положение советской стороны усложнялось и тем, что большинство перебежчиков были осведомлены в шифровальной работе своих бывших резидентов и дипломатических представительств, немало они знали и о нелегальной разведывательной сети НКВД в тех или иных странах. Кроме назревшей необходимости в изменении и усовершенствовании технологии агентурно-оперативной работы, перед принявшим бразды правления в наркомате внутренних дел Лаврентием Берией зримо предстала задача предотвратить случаи измены и предательства. В определенной степени ее удалось решить, в том числе и с помощью усиления репрессий.

В целом же для большинства, в том числе и низовых сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел, переживших период репрессий и некоторый откат от них в предвоенные годы или пришедших на службу вместо тех, кто попал под жернова «эпохи» насилия, выживание стало главной целью. Работа притупляла сознание, ожесточала, многие предпочитали не вдумываться в смысл происходящих вокруг событий, а было и немало таких, кто просто смирился с существующей реальностью. С исчезновением «лагерной пыли» в лице умудренных оперативников был потерян профессиональный опыт, вдумчивый и новаторский подход в работе. На смену пришли рутина, шаблон, кадровая чехарда с моментальным карьерным взлетом в большинстве случаев людей, которые по природным данным, уровню образования и «чекстажу» никак не отвечали требованиям времени.

В условиях надвигающейся войны сложившееся положение начали осознавать и в высших эшелонах власти. Уничтожив военную элиту Красной Армии, Сталин вдруг обнаружил, что и «карающий меч революции» заметно заржавел. Об этом свидетельствовало то, что всесторонней, не говоря уж о детальной информации о спецслужбах реального противника, в НКВД практически не имелось. Были лишь отрывочные данные о колоссальном размахе строительства, а также активизации их деятельности. Эти и многие другие вопросы разведки, а главное, контрразведки, пришлось решать непосредственно в ходе войны. Исключение составила некоторая часть агентов-нелегалов, которых, невзирая на царившие в стране репрессии и хаос, оставалось еще достаточно много, прежде всего в Нидерландах, Франции, Швейцарии, Японии и даже в нацистской Германии. Подтверждение тому – около сотни достоверных разведывательных материалов о готовности Третьего рейха напасть на СССР. Их оценка, как известно, в большинстве своем оказалась нулевой.

Возможно, «самое важное» сообщение в Москве было получено 16 июня 1941 г. из Берлина: «Германия полностью закончила военные приготовления к вооруженному нападению на Советский Союз, и войны можно ожидать в любой момент… Венгрия примет активное участие в военных действиях на стороне Германии. Авиакрыло истребителей люфтваффе уже дислоцировано на аэродромах Венгрии».

На следующий день нарком госбезопасности В. Н. Меркулов и начальник 1-го (разведывательного) Управления НКГБ П. М. Фитин стояли в кабинете Сталина. Обращаясь к представителю Разведупра, тот сказал: «Ни к чему повторять специальное донесение, я с ним внимательно ознакомился. Скажите, из каких, источников исходит эта информация, где они работают, насколько надежны и как они могли добыть такие секретные данные?».

Пока Фитин докладывал, Сталин, расхаживая по кабинету, изредка задавал уточняющие вопросы. Выслушав объяснения и немного помолчав, подойдя вплотную к докладчику, произнес: «Вот что, руководитель разведки, немцам, за исключением Вильгельма Пика (один из руководителей Компартии Германии. – Авт.), доверять нельзя. Это ясно?». Тот только нашелся: «Ясно, товарищ Сталин».

Останавливаясь на состоянии советской стороны в предвоенный период в вопросах военной и политической разведки и контрразведки, важно отметить следующий факт: в сравнении с противостоящими в свое время кайзеровской Германии спецслужбами царской России, соответствующие структурные подразделения Генштаба РККА и НКВД продвинулись в этом случае далеко вперед. В отличие от предшественников из свергнутого режима, ими был сделан серьезный шаг на пути централизации разведывательно-контрразведывательной работы, укрепления агентурных позиций, подбора и воспитания оперативных кадров. Деятельность развернули и специальные аналитические центры по обработке разведывательных данных. Кардинально изменилась также ситуация по подготовке профессионалов агентурной работы, заметно улучшилась система охраны государственной границы, военной и государственной тайны. Положительных изменений удалось достичь и по другим направлениям, что свидетельствовало о серьезном подходе в изучении допущенных предшественниками промахов, взятии на вооружение лучшего отечественного и мирового опыта.

Однако, как засвидетельствовали события уже первых месяцев войны с блоком немецко-фашистских государств этого, с одной стороны, оказалось недостаточно, с другой – серьезно ощутились результаты предвоенных «чисток» и физического уничтожения многих преданных, а главное, знающих свое дело людей. Последствия сказались незамедлительно. Грубые ошибки, упущения и просчеты в ходе войны приходилось устранять ценой многих человеческих жизней, захваченной врагом огромной территории, приобретением горького опыта в противостоянии на невидимом фронте.

 

«Лисья нора» на Тирпицуфер

Крупнейшая в мировой истории война на Востоке по плану «Барбаросса» предусматривала быстрый и сокрушительный «блицкриг». «Главная цель заключалась в том, – делился воспоминаниями гитлеровский генерал Курт Типпельскирх, – чтобы уничтожить основные силы русской армии посредством смелых операций с глубоким продвижением танковых клиньев и воспрепятствовать отходу боеспособных частей вглубь обширной русской территории… Конечной целью операции являлся выход на рубеж Волги, Архангельск, с тем, чтобы последняя остающаяся в России индустриальная область на Урале могла быть в случае необходимости парализована немецкой авиацией».

Историческая справка

«Барбаросса» – условное наименование вооруженной агрессии Германии против СССР (назван по имени императора Священной Римской империи Фридриха I Барбаросса). Его разработка началась в июле 1940 г. после капитуляции Франции. Наряду с фельдмаршалом Альфредом Йодлем, генералом Вальтером Варлимонтом и другими, одним из основных разработчиков плана был Фридрих Паулюс, в то время заместитель начальника штаба ОКВ, со временем командующий 6-й армией Вермахта, уничтоженной под Сталинградом.

Окончательный вариант операции был изложен в директиве № 21 Верховного главнокомандования вооруженными силами 18 декабря 1940 г. Наступление предусматривалось силами трех групп армий – «Юг», «Центр», «Север» в направлении Киева, Москвы, Ленинграда. До осени 1941 г. планировался выход немецко-фашистских войск к Уралу. К июню 1941 г. у западных границ Советского Союза были сосредоточены 190 дивизий Германии и ее союзников, в которых насчитывалось 5,5 млн человек личного состава, 4300 танков, свыше 47 тыс. орудий и минометов, около 5 тыс. боевых самолетов.

Начало реализации плана «Барбаросса» предполагалось в мае 1941 г., однако в связи с проведением Германией военных операций против Югославии и Греции день вооруженного вторжения в СССР Гитлер назначил на 22 июня 1941 г.

По замыслу, Советский Союз должен был рассыпаться, как прогнивший дворец, сразу же, как только непобедимый Вермахт стукнет в его двери. Английский историк Лиддел Гарт отмечал, что уже в первый период Второй мировой войны фюрер Третьего рейха «применил стратегию непрямых действий в новых масштабах, используя материальный и психологический факторы как на поле боя, так и в государственной политике. Позднее он представил своим противникам широкие возможности для применения непрямых действий против него же самого».

Наряду с тактическими и стратегическими намерениями и подходами в достижении успеха в войне (уклонение от решительных действий и сражений и выжидание промахов врага, крайнее истощение и деморализация его вооруженных сил, отказ от фронтальных ударов, если не обеспечен элемент внезапности, решающее значение маневра и др.), чрезвычайно важные составные в арсенале непрямых действий Гитлера Л. Гарт видел в «ударах по… слабым участкам противника, его базам и коммуникациям, политическим и экономическим центрам», а также «по подрыву прочности тыла противника, его деморализации и дезинформации, применении военной хитрости и новых средств борьбы».

Он же утверждал, что «в войне (против СССР. – Авт.), которую фюрер Третьего рейха намеревался вести, фронтальные наступательные бои были либо блефом, либо являлись бы простой военной прогулкой. Основное внимание обращалось на нападение на противника с тыла в той или иной форме… Он начинал войну с деморализации и дезорганизации противника».

Автор имел в виду два решающих фактора: разведывательно-диверсионная и агитационно-пропагандистская работы среди частей Красной Армии и населения в советском тылу. Обе эти задачи возлагались на созданные в нацистской Германии спецслужбы и специальные пропагандистские органы.

В отличие от СД, гестапо, других нацистских карательных служб, Абвер, как орган военной разведки и контрразведки, не был детищем Третьего рейха. Он появился еще в 1919 г. во времена Веймарской республики, когда ее представитель генерал Шлейхер собрал все секретные подразделения немецких земель под крышей министерства обороны, где и начал функционировать специальный контрразведывательный отдел, функции и задачи которого определялись его названием: «Абвер» – «опора, защита, оборона» Рейхсвера. Созданный на фундаменте бывших германских спецслужб, о своем существовании орган военной разведки и контрразведки громко не заявлял. Особо замечен он не был и с приходом к власти нацистов. Возглавлявшие его вчерашние кайзеровские высшие и старшие армейские и флотские офицеры в вопросах разведки практически себя не проявили. Были тому и объективные причины, прежде всего Версальский договор, ограничивающий военные возможности расчлененной Германии, а позже нестабильность политической и экономической ситуации в только что появившемся Третьем рейхе. Взор на все стороны жизни покоренной ими страны нацисты обратили лишь после укрепления власти. В стороне не остались в этом случае армия и флот.

За предшествующие годы и некоторое время после утверждения нацистов, Абвер возглавляли четыре человека: генерал-майор Ф. Гемпп (1919–1927), полковник Г. Швантес (1928–1929), полковник Ф. Бредов (1929–1932), вице-адмирал К. Патциг (1932–1934). Расцвет, а позднее и упадок его деятельности пришелся на 1935–1944 гг., когда шефом был Вильгельм Канарис. После заката «звезды» сухопутного адмирала, менее полугода во главе хиреющего и еще вчера могущественного диверсионно-разведывательного и контрразведывательного монстра рейха стоял полковник Г. Ханзен.

Историческая справка

Веймарская республика – буржуазно-демократическая республика, появившаяся в результате Ноябрьской революции 1918 г. в Германии. Состояла из 15 земель (республик) и трех «вольных городов». Первым ее президентом был Фридрих Эберт, занимавший этот пост с 1919 по 1925 гг. Затем им стал фельдмаршал Пауль фон Гинденбург.

30 января 1933 г. рейхсканцлером Германии Гинденбург назначил Адольфа Гитлера. С этого времени Веймарская республика практически прекратила свое существование. На долгие 12 лет к власти пришли нацисты.

Сорокавосьмилетний капитан 1-го ранга Канарис был уже в предпенсионном возрасте, когда его пригласили в Берлин и предложили занять пост в пока еще малозаметном подразделении разведки и контрразведки имперского Военного министерства. В должность Канарис вступил 1 января 1935 г. Возглавив Абвер, он предпринял решительные шаги по усовершенствованию не только организационно-штатного построения разведывательно-контрразведывательных органов в Вермахте и ВМФ, их территориальных структур внутри рейха, но и далеко за его пределами. Теперь, кроме специфических военных вопросов, разведывательную работу, в первую очередь за пределами Германии, используя преимущество в наличии твердых агентурных позиций, Абвер стремился вести по всем направлениям, изучая состояние экономики стран потенциальных противников, их политическое положение, морально-психологические настроения различных слоев общества и т. д. Тогда же между Абвером с одной стороны и СД и гестапо с другой все чаще стали возникать трения. Касались они не только вопросов разведки и контрразведки, но, главное, лидерства среди нацистских спецслужб. Периодически заключались перемирия в виде «Принципов сотрудничества между гестапо и филиалами Абвера в составе Вермахта», «Десяти заповедей» (регламентировали взаимоотношения Абвера и СД) и др., но длились они недолго, трансформировавшись вскоре в скрытое противостояние, а в конечном итоге в открытую схватку, закончившуюся для Канариса и его ведомства полным крахом…

За короткое время небольшой и малозаметный Абвер быстро разросся до огромных размеров. Уступая по численности гестапо и СД, он не был обижен: к концу 1942 г. в его центральном аппарате и многочисленных подразделениях, по разным данным, работало от 25 до 30 тыс. человек, из них 8 тыс. были кадровыми офицерами. Все они имели армейские звания с добавлением слова «Абвера». Главные же силы военной разведки и контрразведки крылись в разбросанной по всему миру широкой агентурно-осведомительской и диверсионной сети.

Отпали для Абвера и все финансовые ограничения. Предстоящая мировая война требовала невиданных до сего нестандартных действий, огромных средств и специально подготовленных кадров. Звездный час для Канариса и его детища наступил в 1938 г., после ухода в отставку военного министра и главнокомандующего бывшего Рейхсвера фельдмаршала Вернера фон Бломберга. Взамен военного министерства было создано Верховное главнокомандование Вермахта (ОКВ), а власть над вооруженными силами рейха сконцентрировалась в руках Гитлера. Штаб ОКВ возглавил генерал Вильгельм Кейтель. Абвер (читай – Канарис) стал подчиняться только двум лицам – фюреру и начальнику штаба ОКВ. Также было положено начало вседозволенности, непогрешимости и, казалось, непотопляемости Абвера. Однако дальнейшие события засвидетельствовали: во многом все оказалось только воображением и излишней самоуверенностью его отдельных руководящих лиц, прежде всего самого Канариса.

Историческая справка

Вермахт (от Wehr – оружие, оборона и Macht – сила, сопротивление) – вооруженные силы нацистского Третьего рейха в 1933–1945 гг. Базой для их создания и развертывания стал бывший Рейхсвер, а также «Закон о строительстве Вермахта» (1935), предусматривавший всеобщую воинскую обязанность. Возглавляло Вермахт Верховное главнокомандование вооруженных сил (ОКВ), в подчинении которого находились сухопутные войска, ВВС, ВМС, а с 1940 г. и войска СС (Ваффен-СС). Верховным главнокомандующим был Гитлер. Накануне Второй мировой войны Вермахт насчитывал 3 млн человек. Максимальная его численность – 11 млн, наблюдалась в декабре 1943 г.

В 1936 г. Абвер был реорганизован в Управление разведки и контрразведки ОКВ – «Абвер-заграница». Главная задача старого-нового органа заключалась в обеспечении секретности военных приготовлений Третьего рейха к войне, внезапности вооруженного вторжения, а главное – успеха «блицкрига» путем дезорганизации и подрыва боеспособности вооруженных сил и тыла стран, избранных объектом гитлеровской агрессии.

В состав центрального аппарата Абвера (размещался в Берлине в нескольких огромных зданиях по улице Тирпицуфер) вошли пять основных отделов и несколько более мелких подразделений. Иностранный отдел «Аусланд» (начальник – адмирал Бюркнер) занимался изучением экономики, внешней и внутренней политики иностранных государств. В работе отдел контактировал с Министерством иностранных дел, военными атташе и их зарубежными представителями.

Комплектование соответствующими кадрами, обеспечение финансово-материальными средствами, разработка мобилизационных планов развертывания Абвера в военное время были возложены на его центральный отдел (руководители – генерал-майор Ганс Остер, а после его ареста – полковник Шредер).

Определяющими в структуре Управления выступали отделы Абвер I, II и III – соответственно «А-I», «А-II», «А-III». Подчинялись они непосредственно Вильгельму Канарису.

Отдел «А-I» – разведка (руководитель – полковник Пиккенброк, позже полковник Ханзен) состоял из 10 подотделов (в различных источниках подаются как рефераты, группы и др.), ведавших различными аспектами военной разведки в иностранных армиях. Они создавались и действовали по географическому и отраслевому принципу. Так, подотдел 1Х занимался сбором разведданных в сухопутных войсках, в том числе Красной Армии; 1М – в военно-морских силах; 1Л – в военно-воздушных силах; 1Вс – в экономике; 1ТЛВ – технике и т. д. На подгруппу 1Г (Гехаймштрифтен – тайнопись) возлагались задачи изготовления печатей, штампов, различных документов для агентуры всех отделов и периферийных органов Абвера, конструирование специальной фотоаппаратуры, разработки симпатических чернил и др. Добытую разведывательную информацию (нередко со своими комментариями) отдел направлял в те или иные подразделения штаба ОКВ (по армии, ВМС, люфтваффе и т. д.).

Работавшие по географическому принципу подгруппы «Вест» и «Ост» ведали организацией разведывательной работы в странах Запада и Востока. В частности, «обслуживание» Красной Армии было возложено на вторую из них.

Отдел «А-II» – диверсионный центр Абвера, наиболее засекреченный (его шефами в разное время были генерал-майор фон Лахузен, полковники Гросскурт и Фрейтаг фон Лорингофен). На отдел возлагались функции организации и руководства диверсионной деятельностью за границей и в тылу войск противника. Состоял «А-II» из нескольких подотделов: «Вест» – диверсии в западных странах; «Зюйд-Ост» – на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке; «Ост» – диверсионно-террористическая деятельность против СССР. В период войны он же руководил диверсионными абверкомандами на советско-германском фронте и в тыловых районах действующей Красной Армии. В последнем случае подотдел распределился на несколько рефератов, каждый со своими специфическими заданиями: организация повстанческих формирований; подготовка и заброска диверсантов; осуществление нацистской пропаганды и др. Имелись и специфические подразделения – лаборатории по разработке новых средств диверсии и террора, специальных видов оружия, приборов, а также по изготовлению иностранного военного обмундирования, снабжению диверсантов и террористов боевым снаряжением и др.

Главные задачи отдела «А-II» состояли в подрыве морального духа армии и населения стран-противников; создании «пятых колонн», уничтожении (захвате) особо важных военных и промышленных объектов; совершении террористических операций; дезинформации политического и военного руководства противоборствующей стороны.

Кроме массовой агентурной сети в 1939–1941 гг. при отделе было создано и «домашнее абверовское войско» в лице специальных диверсионно-разведывательных формирований. Вначале это был батальон, затем полк, а в 1942 г. дивизия «Бранденбург-800», общеизвестные националистические батальоны, а позже полк «Курфюрст». Все они особо себя проявили на советско-германском фронте.

Историческая справка

«Бранденбург-800» – диверсионно-разведывательное соединение. Начало его созданию было положено в 1939 г. формированием «А-II» в местечке Слияч роты специального назначения, которая вскоре была преобразована в батальон с дислокацией в г. Бранденбурге. Первым командиром роты (батальона) стал майор Гиллель.

Весной 1940 г. батальон был переформирован в полк «Бранденбург-800» (по имени места формирования). В ноябре 1942 г. на его базе создается дивизия специального назначения с одноименным названием. Командиром полка были майор Вальтер Кивиш (Кивич), полковник Ланценауэр. Дивизией командовали генерал-майоры Пфульштейн, затем Витч.

Структура полка: штабная рота, рота связи, учебный лагерь, учебный батальон, пять батальонов четырехротного состава.

Структура дивизии: подготовительный (учебный) полк, отдельный «Александровский батальон», 801, 802, 803, 804, 805-й полки трехбатальонного состава. Общая численность дивизии – более 20 тыс. человек личного состава.

Штаб дивизии дислоцировался в Берлине по ул. Гогенцоллернуамм, 7. Там же находились рота пропаганды и рота морской пехоты.

Задачи дивизии: разведывательная и диверсионно-террористическая работа в тылу советских войск и войск других стран, воевавших с Германией.

Приемы и методы деятельности: захват стратегически важных объектов (мостов, переправ и др.), организация повстанческих банд, войсковая разведка в прифронтовых районах и на линии фронта, диверсии, террор.

В период отступления Вермахта главной задачей дивизии стало уничтожение коммуникаций, военных промышленных и гражданских объектов, угон мирного населения.

Комплектование: этнические немцы, владеющие иностранными языками, фольксдойче, белоэмигранты, различные националисты, военнопленные-добровольцы, дезертиры и др. Требования к командирам: преданность нацизму, физическое развитие, смелость, умение быстро ориентироваться в незнакомой обстановке и в условиях опасности. Из личного состава полка (дивизии) Абвер также отбирал и готовил кадровую агентуру.

Подготовка брандербуржцев осуществлялась по специальной программе с учетом района будущей деятельности. Каждый из них имел две солдатские книжки: одна для фронтовой обстановки (на вымышленную фамилию), другая (подлинная) – для командования.

Для маскировки при действиях в советском тылу использовалась красноармейская и специальная форма, гражданская одежда, советское оружие, фиктивные документы военнослужащих Красной Армии и гражданских лиц. Диверсанты и агенты действовали в группах и поодиночке.

На Восточном фронте в свое время находились: полк «Бранденбург», 801-й, 802-й, 803-й, 804-й, 805-й полки, «Александровский батальон» и отдельные подразделения, как, например, «Специальная команда Ланге».

В конце 1944 г. дивизия «Бранденбург» вышла из-под юрисдикции Абвера и действовала как обычное воинское соединение. Из ее личного состава стали формировать специальные команды СС, другие диверсионные подразделения. В этот период ее командиром стал генерал-майор Витч.

Функции контрразведывательной работы в Вермахте и ВМФ, их военно-административных учреждениях, а также на оборонных объектах были возложены на третий отдел Абвера – «А-III». Возглавляли его полковник Бомлер, затем генерал-лейтенант Бентивеньи, а с 1943 г. – полковник Гайндрих.

Основными функциями отдела было: противодействие иностранным разведкам; изучение форм и методов их борьбы; дезинформация противника; обеспечение охраны военной и государственной тайны. Из всех трех отделов Абвера отдел «А-III», конкурируя, наиболее тесно сотрудничал с гестапо – тайной государственной полицией рейха.

Как и его «собратья», отдел «А-III» состоял из 10 отдельных отраслевых рефератов (армия, флот, люфтваффе и т. д.). Наибольший интерес представляют рефераты 3КГФ (кригсгефангене – военнопленные) – контрразведывательная работа в лагерях военнопленных; 3Ф – контрразведывательная работа путем внедрения агентуры в разведывательные органы противника и 3У – дезинформация противника с помощью агентуры, радиоконтрразведывательная служба.

Диверсионно-разведывательные и контрразведывательные подразделения Абвер имел и во всех внутренних военных округах и стратегических центрах Германии – т. н. абверштелле (АСТ) и абвернебенштелле (АНСТ), а также в союзных и нейтральных странах. Наиболее крупными АСТ считались: «Кенигсберг», «Вена», «Краков», «Берлин», «Бухарест» и «София». Разведывательно-контрразведывательные усилия первых трех были направлены исключительно против СССР. В Турции, Болгарии, Финляндии, Швеции, Румынии, Прибалтике, многих других странах без устали трудились разведывательные организации Абвера с условным наименованием «Кригсорганизацион» (военная организация – сокращенно КО). Под прикрытием дипломатических представительств они осуществляли диверсионно-подрывную деятельность.

Составной и неотъемлемой частью военной разведки и контрразведки была широкая сеть разведывательно-диверсионных школ, прежде всего на территории оккупированной Польши. С началом войны против СССР их число и места дислокации постоянно увеличивались. Стоящие перед всеми подразделениями ведомства Канариса задачи во всех случаях решались с помощью штатных сотрудников, а главным образом – с участием огромной армии агентов и диверсантов.

Наладил Абвер в предвоенный период и тесный контакт, а также взаимодействие с армейскими разведывательными структурами. Штабы германских войсковых соединений (от дивизии и выше) состояли из трех основных отделов: оперативного – 1А, тыла – 1Б, разведывательного – 1Ц. Накануне и в условиях войны задача последнего заключалась в сборе и обработке разведданных о Красной Армии, борьбе со шпионажем в собственных частях, организации радиопропаганды, проведении на передовой и прифронтовых районах антисоветской агитации, осуществлении военной цензуры, первичных допросов военнопленных и др.

Подготовка, а особенно начало вооруженной агрессии против СССР вынудили Канариса существенно расширить диверсионно-разведывательный и контрразведывательный аппарат. Первым шагом стало создание в июне 1941 г. при Управлении «Абвер-заграница» специального органа – оперативного штаба «Валли» (полевая почта 57219), руководителем которого стал подполковник Хейнц Шмальшлегер. Главной его обязанностью была организация и развертывание разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против действующей Красной Армии на Восточном фронте.

Архив

В 1946 г. под грифом «Совершенно секретно» начальники управлений лагерей военнопленных МВД СССР получили распоряжение, гласившее:

«Личные приметы солдат и офицеров абвергруппы 324.

Лейтенант Эрнст Фриц, начальник группы, уроженец округа Райхенбах (Восточная Германия), 30-ти лет, рост 170 см, стройный, крепкого телосложения, широкие плечи, волосы темные, лицо овальное, полное, глаза голубые, широкие чувственные губы, говорит по-чешски.

Обер-лейтенант Гартен (правильно – зондерфюрер фон Гартен. – Авт.), кличка «фон Зентен», заместитель командира группы (по другим данным – переводчик. – Авт.), рост около 190 см, 45 лет, стройный, длинное овальное лицо, умеренно синие глаза, лоб высокий, волосы темно-русые, поседевшие, говорит по-русски, продолжительное время работал при штабе «Валли», до войны несколько лет жил в России.

Фельдфебель Буссе Фриц, кандидат в офицеры запаса, вербовщик, гражданская профессия – народный хозяйственник (так в документе. – Авт.), женат, 33 года, 185 см рост, сухощавая фигура, длинное узкое лицо, узкие губы, большой узкий нос, водянисто-голубые глаза, высокий лоб, пепельно-белые редкие волосы, говорит по-польски и немного по-чешски.

Руководитель узла «Валли III» подполковник Шмальшлегер (правильно начальник штаба, он же начальник контрразведывательного отдела «Валли» III, Хейнц Шмальшлегер, клички «директор Геллер», «инженер Доцлер», «директор Шмидт» и др. – Авт.). Личные приметы: около 50 лет, рост 185 см, худая фигура всадника, длинное узкое лицо; характерные черты – узкий нос, высокий лоб, темные волосы, голубые глаза, носил монокль и почти всегда имел в руках бич.

Информация Гесперс Вилли» (один из арестованных сотрудников абвергруппы 324. – Авт.).

Оперативному составу лагерей военнопленных предписывалось организовать работу по поиску и изобличению данных лиц. В случае обнаружения немедленно сообщить в Главное управление по делам военнопленных и интернированных союзного МВД.

В июне 1941 – мае 1942 гг. штаб «Валли» дислоцировался в местечке Сулеювек вблизи Варшавы. Затем (1942) его путь пролег в Украину под Винницу, а с конца 1942 по январь 1944 гг. он находился в г. Николайкен (Восточная Пруссия). Непредвиденный конец войны вынудил «Валли» еще дважды поменять место «прописки». Сначала это была деревня Гарнекопф (40 км от Берлина), затем вблизи г. Бад Эльстр (на границе Саксонии и Чехии).

Очевидец тех событий для истории оставил следующее описание места пребывания штаба в Сулеювеке: «Под маловыразительным названием «Лес», под обычным номером полевой почты прятался целый город с высокими в несколько рядов колючей проволоки заборами. Не меньше было и часовых. Все пути к нему перекрывались шлагбаумами и контрольно-пропускными пунктами. Опытному человеку, которому посчастливилось попасть на территорию «Валли», прежде всего бросались в глаза мощные радиостанции. Их антенны круглосуточно, не переставая, следили за эфиром. Они не только принимали сообщения от множества абвергрупп вдоль Восточного фронта и агентуры, но и осуществляли радионаблюдение, перехватывали сообщения советских военных и гражданских радиостанций. Материалы затем поступали к специалистам, которые анализировали даже передачи открытым текстом. Десятки дешифровщиков высочайшей квалификации день и ночь сидели над перехваченными советскими шифрованными и кодированными текстами, пытаясь найти к ним ключ. Здесь же работали и десятки мастерских, лабораторий, типографий. Для своих агентов и диверсантов ведомство Канариса изготавливало советскую военную форму, конструировало для них специальное оружие, которое при небольших размерах имело большую разрушительную силу, подделывало разные документы, знаки отличия и различия. Одним словом, это была настоящая адская кухня, на которой работали сотни «поваров», наделенных особым доверием Третьего рейха».

Построение штаба «Валли» было идентичным структуре центрального аппарата Абвера, с теми же функциями, задачами и рефератами. Главной особенностью было нахождение в его подчинении разведывательных, диверсионных и контрразведывательных абверкоманд (соответственно 9, 6 и 5) и входивших в их состав абвергрупп. В зависимости от характера выполняемых задач, каждая абверкоманда имела их от 3 до 8. Общее число действующих на советско-германском фронте абвергрупп равнялось 66. С учетом абверкоманд и абвергрупп экономической разведки, групп и команд РСХА, подразделений «Ваффен СС Ягдфербанд», других диверсионных, карательных и иных органов и служб, их общая численность составляла более 150 наименований.

Различные направления действий абверкоманды (разведка, диверсии, террор, контрразведка) придавались и штабам групп армий вторжения («Центр», «Север», «Юг»), а также входящим в их состав армиям. Задача этих формирований заключалась в ведении разведывательной и подрывной работы на участках фронта того или иного соединения Вермахта.

Численность штатных сотрудников Абвера в командах (группах) была не постоянной и зависела от характера выполняемых заданий, периода войны, военного положения на фронтах, других причин и варьировалась от 20 до 100 человек. Большими по числу преимущественно были абвергруппы – основные исполнители стоящих перед Абвером задач. На кадровый руководящий состав абверкоманд в основном возлагались организационные, управленческие и контролирующие функции. Возглавлялись они, как правило, старшими офицерами. Средние руководящие, а также вспомогательные должности в абверкомандах и абвергруппах занимали младшие офицеры, зондерфюреры, фельдфебели, унтер-офицеры и рядовые. Так, в составе абверкоманды 103 (разведка) при штате 70 единиц в наличии имелось 16 офицеров, 5 зондерфюреров, по 7 фельдфебелей и унтер-офицеров, остальные – рядовой состав и помощники из числа колаборантов и предателей. Один из них – Острожко, он же Арский, он же Павленко Николай Николаевич, кличка «Мартынов», в команде отвечал за изготовление фиктивных документов. Примерно такая же организационно-штатная структура была и в абвергруппах.

В обязанность многим абверкомандам вменялись также сбор и изучение различных советских документов, печатей и штампов, наград, знаков различия, изготовление на их основе тех или иных подделок и т. д. Практически в штатах каждой из них, а также в абвергруппах находились и специалисты – вербовщики агентуры. В их функции входило и ее обучение, а также и переброска в советский тыл.

Для обеспечения агентов и диверсантов наиболее сложными для подделки документами при «Валли 1» трудилась специальная команда 1Г. «Документы» готовили 5 немецких граверов и графиков. К работе привлекались и специалисты из числа военнопленных и антисоветски настроенных лиц, хорошо знавшие делопроизводство в Красной Армии и советских учреждениях. Наиболее трудноисполнимые бланки, особенно паспортов и партийных билетов, а также поддельные советские ордена и медали, штаб «Валли» централизованно получал из Управления «Абвер-заграница». В его распоряжении находились и трофейные склады с военным обмундированием и снаряжением, гражданской одеждой и вещами быта. Недостающее пополнялось работающими здесь же портновской и сапожной мастерскими. Во многих случаях команда 1Г выступала экспертом и консультантом для других абверкоманд (абвергрупп). Это, прежде всего, были вопросы порядка выдачи и оформления различных документов на территории СССР, о внесенных в них изменениях, прописки, регистрации и др.

Период организационного укрепления Абвера, в частности его второго отдела, с легкой руки партийных функционеров сопровождался в рейхе дискуссией о его диверсионно-разведывательных кадрах, прежде всего из числа ОУН. «В рамках начатых Абвером II приготовлений к операции “Вайсс” (вторжение в Польшу. – Авт.), – сообщал в штаб ОКВ (июль 1939 г.) его начальник фон Лахузен, – предусмотрено также привлечение украинских бойцов-освободителей. С этой целью Абвер II разместил в лагере Дахштайн 160 украинцев, отобранных для этой операции. Под прикрытием вспомогательной рабочей силы для крестьян в горах они собраны в Остмарке… В дальнейших планах быстро растущая военная организация, развивающаяся сообразно с внешнеполитической ситуацией, за 2 дня до момента «Ч» будет представлять из себя группу приблизительно в 500 человек, готовых к немецкому выступлению».

Досье

Лахузен Вивермон Эрвин Эдлер фон (1897–1955), генерал-майор.

Участник Первой мировой войны. Образование получил в Терезианской военной академии. В 1933 г. окончил австрийскую Академию генштаба. Специализировался в области разведки. В 1935–1938 гг. работал в службе информации (аналог военной разведки) генштаба Австрии. После ее аншлюса (1938) – в Абвере, где был заместителем начальника «А-I» (Г. Пиккенброка), затем (1939) возглавил отдел «А-II» – диверсии, террор и саботаж. Ему были подчинены полк (дивизия) «Бранденбург 800», а также полк «Курфюрст», батальоны «Нахтигаль», «Горец», другие диверсионные формирования, действовавшие на Восточном фронте. «Домашнее войско» «А-II» в основном состояло из бывших белогвардейцев, фольксдойче, украинских и других националистов.

Освещая связь ОУН с немецкими спецслужбами в Международном военном трибунале, свидетельствовал:

«Руденко (представитель СССР. – Авт.): Свидетель, я хочу поставить вам несколько вопросов. Правильно я вас понял, что повстанческие отряды из украинских националистов создавались по директиве германского верховного командования?

Лахузен: Это были украинские эмигранты из Галиции.

Руденко: И из этих эмигрантов создавались повстанческие отряды?

Лахузен: Да…

Руденко: И какое положение имели эти отряды?

Лахузен: Это были организации… которые работали совместно с отделом разведки за границей.

Руденко: Что они должны были выполнять?

Лахузен: Задача их состояла в том, чтобы с началом военных действий выполнять распоряжения соответствующих офицеров германских вооруженных сил, то есть те директивы, которые получал мой отдел, и которые исходили от ОКВ.

Руденко: Какие же задачи ставились пред этими отрядами?

Лахузен: Эти отряды должны были производить диверсионные акты в тылу врага и осуществлять всевозможный саботаж.

Руденко: А помимо диверсий, какие еще задачи ставились?

Лахузен: Саботаж, то есть взрывы мостов и других объектов, которые в какой-либо степени представляли важность с военной точки зрения».

В конце 1943 г., в период агонии Абвера, Лахузен получил назначение на Восточный фронт, где стал командиром гренадерского полка. С декабря 1944 г. он – начальник разведывательного бюро XVII военного округа (Вена). В мае 1945 г. сдался в плен американцам и был доставлен в «особый центр» спецслужб США и Англии (находился в Бад-Ненндорфе вблизи Ганновера), где его не раз подвергали физическому насилию с целью быстрее «развязать язык» и узнать о секретах Третьего рейха.

Получив желаемые сведения, Лахузена отпустили. В Австрии имел генеральскую пенсию. Проживал в горах Тироля. Написал мемуары, вышедшие купюрами (1958) в США. В введении к ним говорилось: «Эта книга рассказывает только об операциях против англосаксонских стран – Соединенных Штатов, Великобритании и в одном случае – Южно-Африканского Союза. Но военный дневник демонстрирует, что весь мир, начиная от Центральной Азии, затем России, Западной Европы и кончая Мексикой и Южной Америкой, представлял собой то поле битвы, на котором Канарис и фон Лахузен проводили свои операции».

Не «поленился» Лахузен раскрыть и имена, под которыми жили его бывшие агенты, за что американские и английские спецслужбы были ему весьма благодарны. О диверсионно-разведывательной деятельности «А-II» на территории СССР в мемуарах не сказано ни слова. Находясь в плену, показания о сфере интересов Абвера в Советском Союзе дал его заместитель полковник Эрвин Штольце.

Для специальной подготовки «бойцов-освободителей» Лахузен просил выделить офицера из числа специалистов-альпинистов, группу младших командиров, а также «6–8 человек, имеющих военно-инженерное образование». Уточнял: для маскировки курсанты будут обучаться в гражданской одежде, руководить предполагаемой операцией будет отдел «А-I». «В целях конспирации при передаче и контактах с другими отделами» задачи данной группы просил не упоминать.

Директивой штаба ОКВ от 4 августа 1939 г. под прикрытием «Бергбауернхильфе» (крестьянской вспомогательной силы) «бойцов-освободителей» требовалось обучать как «партизанские группы» в движении и как регулярное воинское подразделение, особое внимание уделив овладению и применению пригодного в полевых условиях оружия, а также самостоятельному проведению небольших, построенных на хитрости и внезапности партизанских операций. Персональную ответственность за качество подготовки оуновцев директива возлагала на обер-лейтенанта Абвера «Якоба».

В период вторжения в Польшу в глазах нацистов ОУН проявила себя с наилучшей стороны. Вооруженные группы (около 8 тыс. человек) подвергали нападению десятки польских военных объектов, пленили около 4 тыс. полицейских, жовниров и чиновников, захватили тяжелое и стрелковое оружие, военное снаряжение, транспортные средства и т. д. Не менее активно по заданию Абвера националисты участвовали в разведывательно-диверсионной деятельности. «Разведка в Польше, – отмечал в сборнике статей “Итоги Второй мировой войны” (раздел “Служба разведки и контрразведки”) со знанием дела доктор Пауль Леверкюн, – перед началом войны велась так называемым “ближним” методом, то есть непосредственно через границу (с Германией. – Авт.). В этом случае передача сведений, как правило, не представляла особых трудностей». Не называя по имени «героев» того невидимого фронта, подчеркивал, что верховному командованию Вермахта были известны как организация польской армии, так и планы по ее стратегическому развертыванию, «другие наиболее существенные данные военного и военно-географического характера. Поэтому в ходе компании не возникало никаких непредвиденных случайностей».

Львиная доля успеха в том, чтобы, по словам автора, не были «обнаружены пробелы в действиях органов германской разведки», принадлежала оуновцам, еще с 1920-х годов сотрудничавших с Рейхсвером, а затем с Вермахтом. Проникнув во множество составных польского государственного и военного механизма, они вплоть до начала войны поставляли Абверу все необходимые разведывательные сведения. Однако возникшие в оуновской среде трения за власть докатились и до Берлина, вызвав там серьезную обеспокоенность. В сентябре 1940 г. один из подчиненных рейхскабинетсрата (имперской канцелярии. – Авт.) писал на имя шефа: «Глубокоуважаемый г-н фон Штутергейм! … Организация украинских националистов, которая, как вам, вероятно, известно, здесь в рейхе нашла особую поддержку у Абвера, о чем в свое время велись переговоры между рейхсляйтером Розенбергом и адмиралом Канарисом.

Мы неоднократно обращали внимание адмирала Канариса на то, что одностороннее предпочтение, высказываемое ОУН даже в военных целях, на практике влечет за собой наши политические обязательства в будущем. В то же время мы указывали адмиралу, что ОУН не может притязать на какую-либо политическую роль. Она не что иное, как мелкая террористическая группа с особой локально-галицийской окраской; точнее, ее можно было бы охарактеризовать как национально-галицийское ответвление великорусского эсеровского древа…

Сейчас в этой группе, несмотря на поддержку со стороны немецких военных служб, возник разлад, который выливается в заявления то с одной, то с другой стороны, причем с самыми тяжкими обвинениями… Прилагаю вам для личного ознакомления копию попавших ко мне взаимных обвинений этой группы с просьбой: когда будете докладывать начальнику рейхсканцелярии, обратите внимание г-на рейхсминистра д-ра Ламмерса (Ганс Ламмерс – шеф канцелярии. – Авт.) на них».

К дискуссии подключился и руководитель внешнеполитического отдела НСДАП Арно Шикеданц, направивший соответствующее письмо не только в имперскую канцелярию, но и Рейнхарду Гейдриху, а позже Вильгельму Канарису. Шефу РСХА он писал: «Взаимные обвинения касаются деятельности этой группы и, без сомнения, затрагивают государственную безопасность рейха, заботу о которой Вы препоручили соответствующим компетентным ведомствам (имеются в виду СД и гестапо. – Авт.). Наступивший в этой группе разлад, однако, заключает в себе и политическую нетерпимость, характерную для этой группы. Мы всегда расценивали ее исключительно как очень ограниченную, террористически действующую организацию, не имеющую политического веса и значения».

Представитель нацистской партии подчеркивал: «В свое время мы предложили Вашему ведомству расследовать это дело, которое в этом случае однозначно указывает на в высшей степени сомнительную деятельность ОУН, однако до сих пор не получили ответа. Мы были бы благодарны, если бы Вы высказали свою позицию на этот счет». Тогда же подобное письмо было направлено и в адрес гестапо.

В своих мемуарах не оставил без внимания оуновских «бойцов-освободителей» и Вальтер Шелленберг. «Возникли огромные трудности в том, чтобы скрыть мобилизацию войск (перед вторжением в СССР. – Авт.), – вспоминал он. – Трудности усугубились постоянными разногласиями между Мюллером (шеф гестапо. – Авт.) и Канарисом по вопросу использования украинских националистических лидеров Мельника и Бандеры на польско-русских фронтовых рубежах. Военная секретная служба хотела использовать эти украинские группы, Мюллер возражал. Он считал, что националистические лидеры преследовали свои собственные политические цели и, как правило, применяли совершенно недопустимые методы работы. Их действия вызывали постоянное беспокойство среди основной массы польского населения. Я лично пытался не принимать участия в дискуссиях по данному вопросу. Споры, преимущественно, носили затяжной и желчный характер».

Функционеру НСДАП Гейдрих ответил тем, что собственное «домашнее войско» в лице карательных отрядов, групп полиции безопасности и СД усилил полицейскими оуновскими формированиями. Не запоздал с ответом и Канарис. «Многоуважаемый господин Шикеданц! – писал с издевкой адмирал. – Меня очень заинтересовали любезно присланные Вами сообщения, которые Вы высказали группенфюреру Гейдриху. Поскольку это затрагивает интересы Вермахта, я наблюдаю за разногласиями внутри ОУН, которые вызваны новым положением дел, создавшимся в результате усмирения Польши.

Мне не представляется целесообразным выступать с запретами против этого самого большого движения, дающего определенную гарантию сплочения всего украинства в Германии, многократно приумножившегося со времени начала войны (против Польши. – Авт.). Считаю также необходимым избегать нежелательного противодействия в военной области. Хайль Гитлер! Канарис».

В утвержденном Гитлером плане «Барбаросса» на карту было поставлено слишком много, чтобы в предстоящей тайной войне против СССР шефы Абвера и РСХА могли позволить себе отказаться от помощи «бойцов-освободителей» из ОУН.

Предстояла и крупная оперативная игра в свете директив ОКВ по дезинформации советской стороны об истинных намерениях Третьего рейха в условиях стягивания к ее границам огромной массы немецких войск, а главное – начата масштабная шпионская и диверсионно-подрывная работа, в которой украинским националистам предстояло сыграть важную роль. 21 февраля 1941 г. педантичный начальник генштаба ОКХ Франц Гальдер пометил в дневнике: «Утреннее совещание. Никаких особых новостей. Адмирал Канарис…

в) Подготовленные мероприятия Абвера на Украине и Прибалтике.

г) Вопросы сохранения тайны. Совершенно секретные документы особой важности и т. д.» (Имелась в виду и директива от 15 февраля «О мероприятиях по дезинформированию советского военного командования». – Авт.).

До Великой Отечественной войны советского народа в битве против нацистской Германии и ее сателлитов оставались считанные недели.

 

Крылья «черного ордена» СС

Служба безопасности

Благотворную почву для появления в Германии разновидности нацистских карательных органов в лице службы безопасности (СД), гестапо, других подобных формирований вспахала и удобрила Национал-социалистическая рабочая партия – правящая политическая сила Третьего рейха. Созданная в 1902 г., наряду с насаждением фашистской идеологии, стремлением к возвращению «потерянных земель», объединением всех немцев и др., НСДАП одновременно строила и государственно-тоталитарный механизм, в котором эсэсовским спецслужбам отводилась решающая роль. Имея вначале общее название – «охранные отряды партии» (Schutzstaffel, сокращенно – СС по первым буквам слов), по образному выражению одного из их активных членов Дитера Вислицени, они чувствовали себя «сектой нового типа со своими собственными органами и обычаями». Вместе с собратьями из штурмовых отрядов (Sturmfbteilung – СА) эсесовцы в начале носили коричневую униформу, позже одели черную. На их фуражках был изображен череп с перекрещенными костями («мертвая голова»), их ведущими символами стали свастика и две сдвоенные руны «зиг» – победа. Историей Третьего рейха им было предопределено зверски убить и замучить миллионы своих жертв.

Историческая справка

СС – элитные охранные подразделения нацистской партии. Начало их появления положено в 1925 г. Входили в состав СА – штурмовых отрядов. В ноябре 1926 г. был введен пост рейхсфюрера СС. Его занял командир «Ударного отряда Адольфа Гитлера» Йозеф Веймаре, затем (1927) Эрхард Хайден. В январе 1929 г. во главе СС стал Генрих Гиммлер. Им были введены ритуалы посвящения в члены СС и их присяги, форменная (черная) одежда, знаки различия и отличия, закон «расовой чистоты» и т. д.

Численность общих («ваффен») СС стала неуклонно увеличиваться: в январе 1929 г. – 280 чел., декабре 1930 г. – 2 727, декабре 1931 г. – 14 964, июне 1932 г. – 30 тыс., мае 1933 г. – 52 тыс. чел. Рост СС сопровождался появлением в их структуре отдела под названием I-С службы безопасности (СД), организатором которого стал Рейнхард Гейдрих.

Попытки руководства СА подчинить себе СС закончились неудачей. Новое организационное построение СС предусматривало: низшую ячейку («шар») – 8 чел. под командованием шарфюрера; три отделения составляли отряд («труппе»); три отряда – «штурм» (70—120 чел.) во главе с оберштурмфюрером; три «штурме» – «штурмбанн» (250–600 чел.) возглавлял штурмбаннфюрер. Три (четыре) «штурбанне» образовывали «штандарте» (1000–3000 чел.) во главе с штандартенфюрером. Несколько «штандартен» составляли «абшнит» по численности близкую к бригаде. Два – три «абшните» образовывали «группе» (дивизию) во главе с группенфюрером.

В 1930 г. начались стычки между СА и СС за «пальму первенства». Тогда же в СС появилась личная гвардия Гитлера – «Лейбштандарт Адольф Гитлер», зондеркоманды, полки «мертвая голова» и др. Подразделения СС сыграли главную роль в «Ночи длинных ножей». С того времени они стали самостоятельным структурным звеном в НСДАП. Гиммлер стал подчиняться исключительно фюреру. К концу 1938 г. численность общих СС достигла более 400 тыс. чел.

Постепенно начался их рост: 1941 г. – 700 тыс., 1944 г. – 865 тыс. В 1935 г. возникли войска СС. Их основу составили «ваффен» СС. Начав с цифры в 11 тыс., в 1941 г. они насчитывали уже 200 тыс., а в начале 1945 г. – 830 тыс. личного состава. Проявили изуверскую жестокость на Восточном фронте.

Общее число членов СС за 1925–1945 гг. составило свыше 2 млн чел.

Зарождение вышедшей из недр СС и пока лишь только партийной спецслужбы – СД пришлось на 1934 г. Рассматривалась она только как орган по обеспечению безопасности фюрера и партийного руководства и представляла собой разновидность вспомогательной полиции. Кроме охранных функций, на нее возлагались задачи изучения и подготовки материалов общего характера, проникновения в планы деятельности оппозиционных НСДАП партий и течений, установления их сферы и размаха влияния на общественное сознание, выяснения системы связи и контактов.

26 июня 1936 г. руководителем СД рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер назначил Рейнхарда Гейдриха. «Шеф СС, – отмечал немецкий историк Хайнц Хёне, – инстинктивно чувствовал, что случай привел к нему «прирожденного контрразведчика», обладавшего здравым умом, знавшего все нити и понимавшего, за какие из них следует дернуть, чтобы привести в движение живую регистрационную машину. Гейдрих обладал всеми свойствами начальника секретной службы: жестокостью, отсутствием сентиментальности, постоянным поиском информации и пренебрежением к людям». С этого момента значение и влияние СД стало заметно возрастать, с тем, чтобы вскоре превратиться в один из мощных диверсионно-разведывательных механизмов нацистской Германии. «СД, – подчеркивал в свою очередь Гиммлер, – предназначена раскрывать врагов националистической идеи, и она будет осуществлять проведение контрмероприятий через государственные полицейские силы».

Досье

Гиммлер Генрих (1900–1945), рейхсфюрер СС.

Родился в Мюнхене в семье директора гимназии. Закончил политехнический институт. С юных лет – член националистических организаций, тогда же сблизился с Гитлером. Участник «пивного путча» 1923 г., член НСДАП (1925). Карьеру в СС начал в Нижней Баварии заместителем местного гауляйтера, вскоре – заместитель рейхсфюрера, с января 1929 г. – рейхсфюрер СС. При его непосредственном участии роль и значение СС в строительстве Третьего рейха заметно возросли. С 1933 г. – начальник полиции Германии. Один из непосредственных организаторов и руководителей уничтожения (30 июня 1934 г.) руководства СА во время «Ночи длинных ножей». Тогда же руководимые им СС были объявлены самостоятельной организацией в составе нацистской партии, а вскоре и в Германии.

Инициатор формирования Главного имперского управления безопасности, куда вошли все спецслужбы рейха, ставшего основным организатором и исполнителем нацистского террора в Германии и в оккупированных странах. В подчинении РСХА находились и концентрационные лагеря. В сентябре 1943 г. Гиммлер стал имперским министром внутренних дел, тогда же добился и победы над Канарисом. Абвер вошел в полное подчинение РСХА.

После покушения на Гитлера (июль 1944 г.) получил должность командующего армией резерва. Началась тотальная мобилизация, формирование 22-х новых дивизий. Недолгое время был командующим группы армий «Верхний Рейн» (с января 1945 г. – «Висла»).

Насаждал в немецком обществе тотальную шпиономанию, в том числе с участием детей. Утверждал, что этот вид деятельности должен стать «священным долгом» каждого немца.

Вел сепаратные переговоры с союзниками, что дошло до сведения Гитлера. Тогда же смещен со всех государственных постов, исключен из НСДАП. 20 мая 1945 г. пытался раствориться в массе беженцев и скрыться. Был задержан и передан американской военной администрации. Во время одного из допросов покончил жизнь самоубийством (отравился ядом).

Современники рейхсфюрера СС отзывались о нем следующим образом: «Бледный, всегда чересчур усердный фактотум»; «Боялся крови и был необычайно чувствительным, скупым и мелочным»; «Характер скромный, тихий, бесцветный, вялый, рабски послушный, исполнительный, бесконечно предан фюреру»; «Внешность – на редкость заурядная, неарийская». «При всем желании, – писал генерал Доренбергер (руководил созданием ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. – Авт.), – я не мог разглядеть в этом человеке в эсэсовском мундире ничего выдающегося или приметного. Он был среднего роста, довольно стройный. Из-под не очень высокого лба смотрели серо-голубые глаза, прикрытые блестевшими стеклами пенсне. Ухоженные усики под прямым… носом выделялись на этом болезненно-бледном лице черной чертой. Губы были бескровными и очень тонкими. Удивлял меня, пожалуй, только почти незаметный подбородок. Кожа на шее была дряблая, морщинистая. В уголках губ постоянно таилась улыбка, слегка насмешливая, порой даже презрительная… Его мягкие, бледные, женственно-нежные руки, покрытые голубоватой сетью прожилок, неподвижно лежали на столе».

Альфред Розенберг: «Я никогда не мог смотреть в глаза Генриху Гиммлеру. Правда, его глаза были спрятаны за стеклами очков. Но сейчас, когда они, застывшие, уставились на меня с фотографии, мне кажется, что я вижу в них одно: коварство».

Для выполнения стоящих перед ней задач СД насаждала массовую агентурную сеть, охватывавшую наблюдением и контролем все слои общества. Данная работа по месту жительства осуществлялась через осведомителей – главным образом квартальных руководителей партии (блокляйтеров). На службе, в учебных заведениях и на работе помимо осведомителей к агентурной слежке привлекались и ее «почетные сотрудники». Первые и вторые не раз одновременно выступали и агентами гестапо.

Теоретически СД пребывала в ведении имперского министра внутренних дел Вильгельма Фрика, на практике – находилась в полном подчинении рейхсфюрера СС и Гейдриха. Последний же считал: выйдя из подчинения МВД, СД следовало занять все ключевые позиции в новой политической полиции рейха и стать органом с неограниченной властью. Первым шагом на этом пути стало вышедшее (июнь 1934 г.) из недр канцелярии Гиммлера распоряжение: «Не создавать в партии впредь никаких информационных, разведывательных или контрразведывательных служб, кроме службы безопасности рейсфюрера СС, даже в форме организации для внешнеполитических целей». Тем самым СД была признана в качестве единственной партийной секретной службы НСДАП.

Досье

Гейдрих Рейнхард Тристан Ойген (1904–1942).

Обергруппенфюрер СС, генерал полиции.

С 1922 г. служил на флоте, в т. ч. под командованием Вильгельма Канариса. В апреле 1931 г. по решению суда офицерской чести вынужден был уйти в отставку. Тогда же вступил в СС. При поддержке Гиммлера сделал быструю карьеру в СД. Непосредственный участник «Ночи длинных ножей». Оставаясь в должности руководителя РСХА, в сентябре 1941 г. был назначен имперским протектором Богемии и Моравии. Применял наиболее жестокие методы подавления чешского антифашистского движения. В январе 1942 г. на печально известном Вензенском совещании изложил план «окончательного решения еврейского вопроса». Документ предусматривал уничтожение 20 млн чел. Осуществить план лично не удалось – в мае был убит чешским диверсантом.

Во время погребения, возложив венок на могилу, Гитлер сказал: «Гейдрих был одним из величайших защитников великого немецкого идеала, человек с железным сердцем».

Современники вспоминали: «Белокурый бог… Почти мистическая фигура. Его необычный интеллект дополнился инстинктом осторожного хищника». На смерть Гейдриха отозвался и шеф Абвера Вильгельм Канарис. В присутствии Шелленберга заявил: «Хороший был человек. Я потерял друга».

«В истории шпионства, – отметил в свое время американский военный историк Ладислас Фараго, – Гейдрих занимал особое место. Его жизнь была непрерывной цепью убийств. Он отправлял людей на смерть, руководясь принципом: мертвый враг лучше живого. Гейдрих никогда не искал доказательств, которые могли бы сберечь жизни его жертвы. Он убивал людей, к которым испытывал малейшую антипатию, своих коллег, которых считал опасными для своей карьеры, нацистов, заподозренных им в неверности гитлеризму».

На пути получения службой безопасности правового статуса имперской политической полиции Гиммлеру и Гейдриху предстояло решить несколько непростых задач. Наиболее важные из которых – объединить под эгидой СС все 16 земельных полиций Германии и решить кадровую проблему ее руководящего состава. Среди старых криминалистов и судебных служащих времен Веймарской республики, занявших со временем руководящие посты в политической и уголовной полиции рейха, всплыли имена Генриха Мюллера, Артура Нёбе, Вернера Беста, Франца Хубера, Йозефа Майзингера и др.

Дублируя на первых порах друг друга, СД и ее клон гестапо занимались в основном вопросами внутренней безопасности в Третьем рейхе. Опираясь на добытые СД компрометирующие политических оппонентов материалы, гестапо проводило по ним аресты и следствие, конечным результатом которых была отправка инакомыслящих в концлагеря. Для приведения и разграничения их функций и задач в четкую систему, наполнения деятельности необходимым содержанием потребовалось лишь время. Решающим фактором на пути к этому стала грядущая война за мировое господство.

Структурно СД состояла из четырех отделов: административно-правового (начальник – оберфюрер СС Вернер Бест); политической полиции (штандартенфюрер СС Генрих Мюллер); политической контрразведки (оберфюрер СС Вернер Бест); уголовной полиции (штурмбанфюрер СС Артур Нёбе). Вскоре все они получили правовой статус управлений. Подразделения СД размещались в треугольнике улиц Унтер-ден-Линден, Принц-Альбрехтштрассе и площади Вердершер Маркт. В руках СД вне правового поля сконцентрировалась огромная власть, в область которой не позволено было вторгаться никому. Единственным «богом» для нее были приказы Гитлера и основанные на них распоряжения Гиммлера. В деятельности службы безопасности аресты, заключение в тюрьмы и концлагеря стали повседневной нормой. К «врагам государства» и «подрывным элементам» относились обвиненные в измене рейху; коммунисты; осужденные, а также неосужденные члены международных религиозных объединений, чьи пацифистские взгляды и призывы рассматривались как угроза оборонной мощи государства. Покидавшие после отбытия наказания тюрьмы заключенные не могли быть уверенными, что у ворот их не ожидают люди Гейдриха, которые поменяют предыдущее место «среды обитания» на концлагерь. К «преступникам» первой категории со временем стали относить и уголовников, рецидивистов, даже нищих, бродяг и им подобных.

Досье

Нёбе Артур (1894–1945).

Изучал право и судебную медицину в Берлинском университете. Доброволец Первой мировой войны. С 1920 г. служил в берлинской уголовной полиции. В 1931 г. вступил в НСДАП, тогда же в СА, а в 1939 г. – в СС. С 1934 г. – советник гестапо по уголовным делам. В 1935 г. возглавил уголовную полицию (крипо) Германии, в сентябре 1939 г. – V управление в составе РСХА. В июне – ноябре 1941 г. руководил действиями оперативных айнзатцгрупп на Восточном фронте. По поручению Гиммлера разрабатывал программы эвтаназии, депортации цыган и евреев. Группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции.

Поддерживал заговорщиков против Гитлера, но активного участия в заговоре не принимал. После провала военного переворота ушел в подполье. Был исключен из НСДАП, СС, лишен всех званий. В январе 1945 г. в результате доноса подвергся аресту гестапо. Находился в концлагере Бухенвальд. Казнен по приговору Народной судебной палаты рейха.

Если внутри Германии работа СД была направлена на полную фашизацию отраслей государственного аппарата, народного хозяйства, науки и искусства, осуществление политического контроля над умами и мировоззрением общества, планомерный сбор информации о настроениях населения и т. д., то под прикрытием сотрудников дипломатических миссий, туристов, представителей торговых, промышленных и других организаций ее шпионские структуры вели политическую, экономическую и военную разведку. Для подрывной работы агенты СД внедрялись в антифашистские объединения, а при необходимости совершали диверсии, террористические акты, организовывали повстанческие выступления, различные провокации и т. д. В немецких официальных документах подобные задачи СД стали именоваться «лебенсгебитарбайт» – работа по областям жизни.

Параллельно с решением организационно-правовых вопросов по укреплению СД для работы в ней Гейдрих привлек интеллектуалов из числа «золотой молодежи» столицы и других городов Германии – юристов, журналистов, литераторов, психологов и т. д. Был среди них и будущий шеф ее внешней разведки Вальтер Шелленберг. Тогда же Гейдрих разделил СД на две части, придав ей «партийную» и «разведывательную» функции, положив тем самым начало ее неограниченных возможностей в разведывательной сфере. По его словам, СД должна была стать своеобразным «Интеллидженс Сервис» великогерманской империи. Наличие разветвленной агентурно-осведомительной сети стало основным побудительным фактором возложения в скором будущем на партийную службу безопасности выполнения разведывательных и контрразведывательных задач за пределами рейха.

Центральные управления СД стали обозначаться римскими цифрами: I – организационные вопросы, II – контрразведка, III – зарубежная разведка. В каждом из них появились по несколько отделов с четко определенными направлениями работы. В рейхе по территориальному принципу развернули деятельность семь командно-территориальных управлений СД, которым подчинялись по два-три окружных органа полиции безопасности. Параллельно шла активная работа по формированию агентурной сети, которую стали насаждать даже в армии. К 1937 г. численность аппарата СД равнялась 3 тыс. штатных сотрудников, а количество «доверенных лиц» достигло 50 тыс. человек. К 1943 г. число первых и вторых выросло в несколько раз.

Личный состав СД делился на три категории: штатные работники – кадровые разведчики из эсесовцев и наиболее проверенных членов партии; «почетные сотрудники» – представители органов СД в государственных и общественных учреждениях, на промышленных предприятиях, в частных фирмах, учебных заведениях и т. д., осуществлявшие контрразведывательную работу наряду с выполнением своих непосредственных обязанностей. Ими, как правило, были члены НСДАП; негласный состав – агенты, работавшие в органах СД нелегально. Официальный состав носил черную (повседневную), серую (парадную) форму охранных отрядов, имел соответствующие занимаемой должности эсесовские звания. Единственным отличием от других служб и подразделений СС был серебряный знак – специальная нашивка над обшлагом левого рукава в виде ромба с буквами «СД».

Высшим руководящим органом службы безопасности с 1939 г. стало Главное управление имперской безопасности (РСХА).

Гестапо

С приходом нацистов к власти административное устройство Германии внешне сохранило черты федерации. Как и при Веймарской республике, ее территориальное деление состояло из земель и провинций. Затем следовали состоящие из сельских округов правительственные округа, охватывавшие мелкие города и сельские окраины. Однако вскоре земли потеряли самостоятельность и стали управляться наместниками имперского правительства. Территория страны была разделена на 42 гау (области), делившиеся на районы, последние – на мелкие группы, которые, в свою очередь, делились на ячейки, а ячейки – на блоки. Во главе каждой территориальной единицы стояли соответственно гауляйтер, крайсляйтер, ортсгруппенляйтер, целленляйтер и блокляйтер. В январе 1933 г. Германия получила и официальное нацистское название режима государственного правления – Третий рейх (Das Drittes Reich – «Третья империя»).

В отличие от родившейся в недрах НСДАП службы безопасности, колыбелью тайной государственной полиции («гехаймштатсполицай», сокращенно – гестапо) была Пруссия. Ее особенностью здесь было то, что, оставаясь председателем рейхстага и имперским министром без портфеля, будучи шефом люфтваффе, Герман Геринг одновременно осуществлял и контроль за МВД прусской земли. В марте 1933 г. он стал и премьер-министром Пруссии. Уволив из 71 тыс. человек личного состава прусской полиции почти 1,5 тыс. высших и старших чиновников, подчинив себе охранно-карательный орган, на все его руководящие посты он назначил исключительно приверженцев нацистской партии. Гестапо стало самостоятельной и независимой организацией, подотчетной лишь одному человеку – Герингу.

Историческая справка

10 февраля 1936 г. Геринг подписал указ, впоследствии названный основным законом тайной государственной полиции. В нем подчеркивалось, что гестапо поручается расследование деятельности враждебных государству сил на всей территории, а его приказы и дела не могут подвергаться рассмотрению административными судами. В частности, ст. 1 гласила: «На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для государства тенденции и бороться против них, собирать и использовать результаты расследований, информировать о них правительство, держать власти в курсе наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к действию».

Развернувшееся противостояние между СА и СС, лично Гиммлером и Герингом с одной стороны и начальником штаба штурмовиков Эрнстом Рёмом с другой закончилось «Ночью длинных ножей». Заключив с рейхсфюрером СС соглашение, Геринг передал в его подчинение прусское гестапо, а взамен получил поддержку эсэсовских охранных отрядов в кровавой расправе над СА. Бразды правления над политической полицией в Пруссии в свои руки взяли Гиммлер и Гейдрих. Последний оставался и руководителем СД.

Историческая справка

«Ночь длинных ножей» – кровавая чистка, проведенная 30 июня 1934 г. Гитлером, Гиммлером, Герингом и их сторонниками, против политических противников из рядов СА (штурмовых отрядов), которых возглавляли Эрнст Рём, братья Штрассеры, другие старые нацисты, образовавшие левое крыло в НСДАП. Штурмовики во главе с Рёмом претендовали на лидирующее положение в партии. Неоднократные попытки Гитлера найти компромисс в политическом противостоянии закончились ничем, хотя об открытом вооруженном выступлении против Гитлера Рём не помышлял.

О ближайшем соратнике и друге Гитлера Эрнсте Рёме очевидцы вспоминали как о довольно тучном, мощном человеке с сангвинистическим темпераментом. Имел широкое налитое кровью массивное лицо с двойным подбородком, отвислыми щеками и синими прожилками. Живые, глубоко сидящие глаза, крупные уши и зловещее выражение лица придавали ему вид фавна. Окружение, не исключая шофера и денщика, составляли гомосексуалисты.

Во время Первой мировой войны был трижды ранен, его облик исказили глубокий шрам на лице и изуродованный нос. Считался профессиональным боевиком, постоянно стремился к дракам. Любил повторять: «Просто я плохой человек. Война привлекает меня больше, чем мир». В 1921 г. создал штурмовые отряды, сыгравшие важную роль в росте политического влияния Гитлера. Последний заявлял: «Хвала Всевышнему, что мне позволено называть такого человека, как вы, Рём, своим другом и товарищем по оружию».

К середине 1931 г. штурмовые отряды насчитывали свыше 400 тыс. человек, больше чем численность Рейхсвера, а в 1932 г. она превысила 2 млн. К 1934 г. влияние и неуправляемость СА стали серьезно беспокоить высших руководителей рейха, а также армейские круги. Это и послужило главной причиной заговора против Рёма и его соратников, результатом чего стала «Ночь длинных ножей».

Активными противниками Рёма и его соратников выступили эсэсовцы. «Институт Германа Геринга» вел постоянную прослушку телефонных разговоров штурмовиков, гестапо собирало компрометирующие материалы об их «заговоре» против фюрера. Пытаясь доказать лояльность Гитлеру, Рём отправил всех штурмовиков на месяц в отпуск, а сам с ближайшим окружением уехал в Баварию на курорт.

Гиммлер представил Гитлеру сфабрикованные документы о якобы готовящемся на 30 июня военном перевороте с участием СА и войск мюнхенского военного округа. Кровавая расправа над верхушкой СА началась ранним утром, в ходе которой было убито около 100 высших руководителей и более 900 рядовых штурмовиков. Среди них были Эдмунд Хайнес и Карл Эрнст (ближайшие помощники Рёма), Грегор Штрассер и некоторые другие, всего 8 высших главарей СА.

Находившемуся в концлагере Дахау Рёму в камеру положили пистолет с одним патроном. Покончить жизнь самоубийством он отказался и требовал к себе своего «друга» Гитлера. Вошел начальник концлагеря Теодор Эйке и застрелил бывшего шефа СА.

2 июля 1934 г. все спецслужбы Третьего рейха получили радиограмму за подписью Геринга и Гиммлера: «По приказу верховных властей все документы, связанные с операциями, проведенными за два последних дня, должны быть уничтожены. Отчитаться немедленно по выполнению».

Создавая очередной общеимперский карательный орган, инструмент, при одном упоминании о котором миллионы немцев вскоре стали вздрагивать от страха и ужаса, на пост его начальника (1933 г.) Гейдрих пригласил одного из территориальных эсэсовских функционеров, в будущем обергруппенфюрера СС Вернера Беста. В формирующуюся структуру имперского гестапо были заложены две основные составные: специальные политические отделы уголовной полиции и подразделения, занимающиеся вопросами государственной измены и контршпионажем. Получив официальное название «государственная тайная полиция», центральный управленческий орган гестапо расширился до четырех отделов: 1-й – организационные и управленческие вопросы; 2-й – право; 3-й – политическая полиция; 4-й – шпионаж и контршпионаж. Такое же организационно-структурное деление было введено и в нижестоящих территориальных инстанциях.

28 февраля 1933 г. президент Германии Пауль фон Гинденбург издал распоряжение «Защита народа и государства». Без надлежащего юридического обоснования полиции предоставлялось право производить обыски и аресты, конфисковывать имущество, прослушивать телефонные переговоры, вскрывать почтовые отправления и т. д. Гейдрих в свою очередь не уставал говорить о неуменьшающейся угрозе рейху со стороны инакомыслящих, подчеркивая, что «противник еще не уничтожен, враги режима лишь перестроились, и теперь необходимо вести их поиск на новом этапе». Позже он заявил: «Основными нашими противниками являются… мировое еврейство, масонство и значительная часть чиновников от религии. Но еще большую опасность представляет скрытый враг, проводящий свою работу инкогнито… Его целью является разрушение единства в руководстве государством и партией… Размах этой сети неимоверно велик».

Не запоздали и шаги по усилению государственной машины устрашения и насилия. Одним из них стало появление трех главных управлений гестапо: первое – административного управления и права (руководитель – оберштурмбанфюрер Бест); второе – собственно гестапо в составе шести отделов (унтерштурмбанфюрер Флеш); третье – контрразведывательное (штурмбанфюрер Гюнтер Пачевски). Разместившись на Принц-Альбрехтштрассе, руководители тайной государственной полиции окончательно определили для себя и понятие политических противников: ими стали все, кто «выступал против народа, партии и государства, их основ и политических акций». Конкретизировался и образ врагов рейха. К ним отнесли коммунистов, марксистов, еврейство, политизированную церковь, масонство, политических «нытиков», национальную оппозицию, членов «Черного фронта», саботажников, уголовников, других преступников, гомосексуалистов, шпионов и предателей.

Историческая справка

«Черный фронт» – организация сторонников социалистического пути развития в нацистской партии, созданная в мае 1930 г. Отто Штрассером и Вальтером Штеннесом после возникших разногласий с Гитлером. Штаб-квартира фронта находилась в Праге. Сторонники Штрассера считали себя «истинными носителями национал-социалистических идеалов» и возглавляли борьбу нацистской эмиграции против гитлеровского диктата в партии.

Активным сторонником Отто Штрассера в борьбе против Гитлера, Гиммлера и Геббельса выступал его старший брат Грегор, который был убит 30 июня 1934 г. во время «Ночи длинных ножей». Покинув Германию, Отто переехал в Прагу, затем в Канаду. Написал две книги: «Варфоломеевская ночь в Германии» (о событиях июня 1934 г.) и «Гитлер и я». Умер в Мюнхене в возрасте 76 лет (1974).

Для регистрации противников режима на всей территории Германии гестапо ввело специальную картотеку с определенного цвета скрепками по углам той или иной карточки. Скрепка темно-красного цвета в правом углу, например, свидетельствовала о принадлежности к коммунистам; такого же цвета в левом – человек подлежал аресту в первую очередь. Марксистам была «пожалована» скрепка светло-красного цвета, террористам – коричневого и т. д.

Заметно возросла и численность сотрудников гестапо. К 1935 г. только в берлинском полицейском управлении их насчитывалось более 600 человек. Бюджетные расходы на содержание тайной государственной полиции выросли с 1 млн марок в 1933 г. до 40 млн в 1937 г. Ее управления появились во всех территориальных гау (округах) и даже на границе в лице внешних их служб, которые подчинялись III главному управлению гестапо. Гестаповцы пытались вмешиваться и в дела Абвера, что не раз приводило к затяжным конфликтам.

В 1936 г. указом Гитлера был учрежден пост «имперского руководителя СС и шефа германской полиции в имперском министерстве внутренних дел». Им стал Генрих Гиммлер. Формально он подчинялся министру внутренних дел, на практике был абсолютно свободен в выборе принятых решений и отдаче соответствующих приказов. Вся германская полиция стала его полной вотчиной. Тогда же все органы политической полиции на территории рейха получили единое обозначение – гестапо. Его низовые территориальные структуры стали называться отделениями (отделами) тайной государственной полиции. Перед началом Второй мировой войны 45 тыс. его чиновников и служащих прилежно трудились в 20 отделениях, 39 отделах и так называемых имперских филиалах, а также в 300 отделах и 850 комиссариатах пограничной полиции. В 1942 г. численность штатных сотрудников гестапо достигла свыше 60 тыс. человек. Количество их агентов и осведомителей не поддавалось возможному учету. Это была огромная осведомительская армия, насчитывающая в своих рядах десятки, если ни сотни тысяч платных и добровольных помощников.

В 1937 г. с благословения фюрера Гиммлер пошел еще дальше. Если раньше германская полиция рассматривалась в общем и целом и подразделялась на две группы – административную (транспортную и промышленную полицию, вневедомственную охрану) и исполнительную (уголовную, политическую, полицию охраны общественного порядка и жандармерию), то теперь рейхсфюрер СС счел необходимым выделить из состава второй важнейшие ее составляющие, политическую и уголовную полиции, и объединить их в качестве новой структуры – полиции безопасности, «зихерхайтсполицай», сокращенно – зипо. Руководить ею он поручил Гейдриху. На базе административной и оставшейся части исполнительной полиции была создана полиция общественного порядка (орднунгсполицай), которую возглавил соперник Гейдриха, в будущем оберстгруппенфюрер СС и генерал-полковник полиции Курт Далюге. В имперском МВД появились и два новых главных управления: полиции безопасности и полиции порядка.

Объединенные в единой структуре, сотрудники гестапо и уголовной полиции были в разных «весовых категориях». Личный состав гестапо (чиновники и служащие) преимущественно комплектовался из опытных полицейских бывшей охранной полиции, а также членов СС. После обучения в Берлинской офицерской полицейской школе и испытательного срока кандидаты получали специальные звания – криминальный советник, криминальный секретарь и т. д. За лицами, пришедшими в гестапо из СС, оставались их эсэсовские звания, форменная одежда, различные льготы и т. д.

Историческая справка

Кроме удостоверений личности, гестаповцы имели особые жетоны с номером удостоверения и надписью «Тайная государственная полиция». Такими же отличительными знаками служебного положения владели и чиновники крипо. Надпись на их жетонах гласила – «Уголовная полиция». Однако если гестапо в своей работе практически не ограничивалось никакими законами и нормативными актами, то органы уголовной полиции, производя задержания и аресты, все последующие действия вынуждены были утверждать в судах.

Общим было лишь то, что чиновники и служащие гестапо и крипо находились под контролем СС и в практической зависимости от СД, что приводило к различным трениям и конфликтам. Неоднозначными в немецком обществе были и оценки деятельности гестапо и крипо. Проведя в 1937 г. сравнение их функций, задач и результатов работы, эсэсовские аналитики сделали вывод: гестаповцы не пользуются любовью общественности, более того, они даже вызывают чувство враждебности. Что касается уголовной полиции, то здесь наблюдалось полное понимание и признание правомерности ее действий.

 

Штаб Люцифера

Создание в 1933–1937 гг. имперских спецслужб проходило хаотично и непоследовательно, во многих случаях за рамками элементарного правового поля. Со временем все зримее стало ощущаться и противостояние между партийным и государственным аппаратами, чувствовалось сопротивление и со стороны укрепившейся тоталитарной организации в лице СС. Сказывались личные амбиции высших партийных и государственных чиновников, руководителей эсэсовцев и штурмовиков. Благодаря традициям, заложенным еще в Рейхсвере, в более выгодных условиях оказался Абвер, где с первого дня его возникновения ценились организованность, порядок и дисциплина.

Нахождение гестапо и СД в подчинении одних и тех же лиц не уберегало их от противоречий и склок, которые вскоре переросли в необъявленную войну. Дублируя и вторгаясь в компетенции друг друга, соперничая, ища поддержку на стороне, они вносили еще больший хаос и неразбериху в жизнь рождающегося Третьего рейха.

Противостояние между СД и гестапо началось уже на заре гитлеровской «эры», когда возник вопрос об их государственно-бюджетном или партийном администрировании и финансировании. Будучи по сравнению с Гессом, Герингом и Геббельсом на первых порах лишь на вторых ролях в отстаивании интересов службы безопасности и гестапо, Гиммлеру пришлось нелегко. Дело дошло до открытого неповиновения в отношении его детища, когда казначей НСДАП Ксавер Шварц отказался выделять из партийной кассы деньги на содержание аппарата СД, считая эту службу «частным предприятием рейхсфюрера СС». Затянувшиеся желчные споры привели лишь к тому, что некоторую часть расходов взяли на себя государство и партия, а нехватку средств стали пополнять с помощью монополистов германской промышленности. Ситуацию осложнял и тот факт, что на протяжении длительного времени гестапо все еще оставалось карательным органом лишь одной земли.

Не менее упорные дискуссии шли и по вопросу компетенции СД («домашней полиции» НСДПА) и гестапо («меча и щита» безопасности рейха). Первым шагом по упорядочению работы карательных составляющих «черного ордена» на высшем уровне стал «Указ о разделении функций между политической полицией и службой безопасности (СД)». В 1937 г. тяготеющий к СД Гиммлер попытался конкретизировать их полномочия, при этом не только не ущемив, а наоборот, наделив последнюю более общими, но одновременно и более важными задачами. Тогда же СД было поручено издавать и секретный бюллетень «Известия из рейха», предназначенный для ограниченного круга высших эсэсовских и полицейских функционеров. Вскоре к ним добавились и «Экстренные сводки». В отличие от функций тайной государственной полиции, задачи службы безопасности рейхсфюрер СС окончательно определил следующим образом: «Область, которой она (СД. – Авт.) должна заниматься, – это, прежде всего, коммунизм, политическая деятельность церкви и происки реакции… Вкратце можно сказать, что ее интересуют лишь общие вопросы идеологического характера». Тогда же он назвал СД «центральной службой безопасности партии». «Разделение труда» нашло отражение и в утвержденной им «Инструкции о функциях» (июль 1937 г.), которая, по словам Вальтера Шелленберга, определила в деловом плане, какие задачи призваны выполнять отдельные подразделения, и какие вопросы относятся к их компетенции. В итоге СД стала своего рода генеральным штабом в аппарате насилия «черного ордена» СС.

1 ноября 1938 г. полномочия службы безопасности заметно расширились. Декретом Гитлера СД была объявлена органом безопасности партии и государства. Отныне ее важными функциями стали не только защита рейха внутри, но и вопросы зарубежного шпионажа и диверсий на пути расширения жизненного пространства, прежде всего на Востоке. Здесь интересы СД столкнулись с амбициями Абвера.

Не менее сложный и тернистый путь к властному Олимпу имперского карательного механизма прошло и гестапо. Как и СД, окончательные полномочия государственной тайной полиции конкретизировались лишь на пятом году прихода нацистов к власти. Сводились они к главному постулату: непримиримая борьба с противниками режима гитлеровской Германии в вооруженных силах, на флоте, а также за пределами рейха.

Анализ процесса становления террористической системы нацистской диктатуры свидетельствует: прошел он в несколько этапов и в законченном виде сложился лишь в канун Второй мировой войны. И далеко не сразу гитлеровские карательные органы, прежде всего СД и гестапо, заняли то место, которое они имели в период расцвета Третьего рейха. Определяющим для них, как и многих других составляющих военной и репрессивно-карательной машины рейха, стал 1938 г. Подготовка к «большой войне» вынудила руководство «черного ордена» к их серьезной перестройке, прежде всего организационного характера. Из массы жестко соперничающих между собой разрозненных органов, подразделений и служб разросшейся эсэсовской империи необходимо было создать единый устрашающий и мощный охранно-карательный механизм с четким распределением сфер влияния, компетенций, целей и задач.

Разработка теоретических положений о новой разведывательно-контрразведывательной и диверсионной суперорганизации была поручена в то время еще малоизвестному сотруднику центрального аппарата СД Вальтеру Шелленбергу. Отклонив идею Гиммлера о создании государственного охранного корпуса (СС + полиция), он представил проект образования в структуре СС Главного управления имперской безопасности (Рейхсзихерхайтсхауптамт – РСХА). После бурных дискуссий и споров документ был утвержден.

Историческая справка

РСХА было одним из многих главных управлений в структуре СС, высшим органом которого был штаб рейхсфюрера СС. Имелись также Главное управление по расовым и политическим вопросам (отвечало за идеологическую и расовую чистоту членов организации); Административное главное управление (решало управленческие, финансовые и технические вопросы подразделений СС, кроме СД); Главное оперативное управление (руководство войсками СС); Главное кадровое управление; Главное экономико-административное управление (управление концлагерями) и др. Всего к началу войны их было 12, позже их число возросло до 17.

В 1939 г. Главное управление полиции безопасности (гестапо и крипо) и Главное управление службы безопасности (СД) были объединены в единой структуре – РСХА, начальником которой стал Гейдрих, а после его смерти – Кальтенбруннер. Официально их должность называлась начальник полиции безопасности и СД. Непосредственным шефом РСХА выступал рейхсфюрер СС. Вхождение гестапо и СД в общую модель на практике должно было подчеркнуть «органическое единство» спецслужб Третьего рейха, которого, однако, не наблюдалось до последних дней их существования. Реальное значение РСХА было весьма важным. Обеспеченное самостоятельностью и бесконтрольностью, оно, по выражению Гейдриха, выполняя функции «глаз и ушей фюрера», должно было все видеть и все слышать, дабы быть полностью информированным о том, что происходит в нацистской Германии.

Досье

Кальтенбруннер Эрнст (1903–1946).

Обергруппенфюрер СС, генерал полиции.

Австриец, родился в семье адвоката. Учился в высшей технической школе. В 1924–1925 гг. – один из руководителей молодежной националистической организации. Изучал право в Грацком университете. Подвергался преследованиям за нацистскую деятельность. После аншлюса Австрии – руководитель подразделений СС на ее территории.

После смерти Гейдриха исполнял обязанности руководителя РСХА. В январе 1943 г. стал заместителем Гиммлера и был утвержден в должности начальника Главного управления имперской безопасности. Организатор и руководитель расследования и ареста заговорщиков военного переворота 20 июля 1944 г. Проявил чудовищную жестокость. Руководил деятельностью спецслужб РСХА, в т. ч. на Восточном фронте.

В мае 1945 г. был пленен американскими войсками. Решением суда в Нюрнберге приговорен к смерти. Повешен 16 октября 1946 г.

На первом этапе существования в структуру РСХА под соответствующими номерами вошли семь управлений, функции которых были строго разграничены: I управление ведало организационными вопросами и подготовкой кадров; II – занималось финансами и хозяйственными делами; III (СД) – осуществляло наблюдение и контроль за внутренней политической жизнью в Германии; IV (гестапо) – выявление и борьбу с политическими противниками национал-социализма и «нового порядка» в Европе; V (крипо) – противодействие уголовному миру; VI представляло собой зарубежную разведывательную и контрразведывательную службы СД; VII – занималось научными и другими расистскими «исследованиями», обобщением и анализом собранной другими управлениями информации, организацией и проведением контрпропаганды. После развала Абвера в 1944 г. в структуре РСХА возникло Военное управление, функция которого заключалась в руководстве военными разведывательно-диверсионными органами бывшего основного соперника СД.

Центральный аппарат РСХА располагался в Берлине в комплексе зданий на Принц-Альбрехтштрассе, однако немало его служб «ютились» по всей столице. К 1943 г. в нем работало 38,5 тыс. сотрудников.

В сентябре 1939 г. гестапо (IV управление РСХА) возглавил группенфюрер и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер. Имея разветвленную карательно-шпионскую структуру, его управление насчитывало шесть отраслевых (по направлению деятельности) подразделений и группу специального розыска, а также два отдельных реферата. И хотя обязанности гестапо предусматривали агентурно-оперативную работу только внутри рейха, с помощью специальных рефератов и групп тайная государственная полиция стремилась проникнуть далеко за его пределы, в частности, путем организации и проведения радиоигр, участия его представителей в работе карательных органов в оккупированных странах, организации контрразведывательной работы против разведок Советского Союза и других стран.

Досье

Мюллер Генрих (1900–1945).

Среднее образование получил частным образом. Участник Первой мировой войны. Был награжден Железным крестом I и II класса. Служил в полиции Мюнхена. С 1933 г. – на службе в баварской политической полиции под руководством Р. Гейдриха. Зная его по Мюнхену, Гиммлер отозвался о нем следующим образом: «Он им (СС. – Авт.) нужен. Это очень крепкий полицейский. Профессионал высокого класса и человек, готовый слепо подчиняться дисциплине». Не будучи членом партии и не состоя в СС, в звании штурмфюрера начал работу в Главном управлении СД. Тогда же Мюллер вступил в СС. Занимался вопросами борьбы с коммунистами, марксистами, другими оппозиционными течениями и группами. Осуществлял опеку над НСДАП и СА.

Один из активных участников «Ночи длинных ножей». Членом нацистской партии стал только в 1939 г. Руководил организацией нападения на радиостанцию в Глейвице, что послужило поводом к началу Второй мировой войны.

Один из главных военных преступников Третьего рейха. Был посвящен практически во все тайны империи. Возглавлял комиссию по расследованию покушения на Гитлера в июле 1944 г. Таинственно исчез после окончания войны. Существуют версии, что Мюллеру удалось скрыться в Швейцарии, Аргентине и даже СССР. Близко знавшие его внешность шефа гестапо описывали следующим образом: среднего роста, коренастый, хорошо развитый физически, что придавало фигуре монументальную массивность. Голова имела неправильную форму вследствие родовой травмы, производила впечатление квадратной. Один из его современников сравнил Мюллера со свирепым и неутомимым бультерьером.

Немецкий профессор Андрес Зегер в свою очередь отмечал: «Если попытаться отыскать в истории хотя бы одну личность, похожую на Генриха Мюллера, то можно вспомнить министра полиции Франции Й. Фуше (1759–1820), который в начале XIX в. создал в своей стране хорошо организованную тайную полицию и разветвленную шпионскую сеть, что дало ему большую власть…

Полиция безопасности (Третьего рейха. – Авт.) была одной из главных составных полицейской организации национал-социалистического режима… Мюллер абсолютно точно знал обо всех важных для его сферы деятельности процессах, особенностях, назначениях».

В основе деятельности гестапо, как и других оперативных подразделений РСХА, лежала агентурно-осведомительная сеть, которая к 1941 г. не только существенно расширилась, но и получила уточняющую личностную характеристику. К ее первой категории «А» относились агенты, которые, не будучи членами партии, считались «надежными» и периодически получали от тайной государственной полиции финансовую поддержку. Категорию «V» («доверенные») составляли только представители НСДАП. Они пользовались абсолютным доверием. Доносчикам (категория «Z») платили регулярно, кроме того, за особо ценную информацию им выплачивались премии. Категория «Х» состояла из «помощников доносчиков». Преимущественно это были случайные люди, оплата труда которых определялась соответственно внесенному вкладу. Отдельную группу информаторов составляла категория «У» («ненадежные агенты»). Лица данной подгруппы пребывали под постоянным наблюдением гестапо и СД. Их услугами пользовались лишь в исключительных случаях.

«Мюллер, – вспоминал сотрудник VI управления РСХА, он же его подчиненный Вильгельм Хеттель, – довел систему охраны, основывающуюся на принципах морали, до совершенства. Образцом для него была политическая полиция Советов. Ему действительно удалось приблизиться к своему идеалу. При помощи созданного им аппарата Мюллеру удалось сломить немецкий народ и не только задушить почти каждое движение сопротивления, но и держать под особым контролем всех сторонников режима, чтобы буквально никто не мог считать себя в безопасности, слыша название “гестапо”.

Со временем он хотел создать такую центральную картотеку, в которой был бы зарегистрирован каждый немец, и конечно, со своими “темными сторонами”, которыми и являлась частная жизнь. Он был не так уж далек от этой цели. Те критерии, по которым он оценивал людей, ни в коем случае не являлись критериями НСДАП – он не был национал-социалистом до 1939 г. и не был им даже при формальном членстве в партии. Для него был решающим тот факт, подчиняется ли каждый конкретный человек государству, или он способен на отклонения в поведении и во мнениях.

Мюллер не признавал никакого другого закона, кроме всесилия государства; его ограниченный ум полицейского не позволял ему мыслить шире. Кто находился под подозрением, противостоял или мог противостоять, был для него противником, которого он преследовал со всей жестокостью и беспощадностью».

Шестым управлением РСХА вначале руководил Хайнц Йост, а с 22 июня 1941 г. – бригаденфюрер СС и генерал-майор полиции Вальтер Шелленберг. Преимущество его службы перед гестапо внутри Германии, а главное, за ее пределами обуславливалось наличием широкой сети опытных разведывательных и диверсионных кадров. Как и другие управления, ведомство Шелленберга состояло из отделов, групп и отдельных рефератов. Определяющими были отделы VI А (разведка), VI С (диверсии, повстанческая деятельность), VI Ф (технические вспомогательные средства). Все отделы разделялись на огромное число различных подрефератов и подгрупп, каждый из которых имел конкретную специфику и направленность в работе. Под руководством Шелленберга работал и «человек, который начал Вторую мировую войну», штурмбанфюрер СС Альфред Науйокс. Задача его отдела (VI Ф) заключалась в изготовлении для агентуры фальшивых документов, удостоверений личности, паспортов, пропусков и др., а также и поддельных денег, среди них английских фунтов стерлингов.

Досье

Науйокс Алфред Хельмут (1911–1960).

Секретный агент немецких спецслужб. Член СС (1931 г.). В эсэсовских кругах Науйокса называли «интеллектуальным бандитом». С 1939 г. возглавлял специальный подотдел в одном из отделов СД. Впоследствии тот получил название VI Ф – техническое подразделение службы безопасности.

31 августа 1939 г. Науйокс возглавил операцию по инсценировке «нападения» поляков на немецкую радиостанцию в Глейвице (Верхняя Силезия), находившуюся неподалеку от польско-германской границы. Для правдоподобности привлекли 12 уголовников, трупы которых в польской форменной одежде с огнестрельными ранениями оставили на месте инцидента. Разработанная гестапо и СД операция имела условное наименование «Консервы». 1 сентября началась Вторая мировая война.

Подобные операции Науйокс провел в Голландии и Бельгии. Ему же принадлежала идея операции «Бернхард» – разбрасывание с самолета фальшивых банкнот над территорией Англии. Позже он впал в немилость руководства РСХА. Воевал (1941) на Восточном фронте, был ранен, затем служил в СД (в Бельгии), где интересовался работой местного «черного рынка», осуществлял разработку оппозиционно настроенных к Гитлеру функционеров военной и гражданской оккупационной администрации.

В октябре 1944 г. перешел на сторону американцев. Выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе. В 1946 г. бежал из лагеря военнопленных, скрывался. Участвовал в создании подпольной организации бывших членов СС – «ОДЕССА». Успешный бизнесмен в послевоенной Германии.

В канун Второй мировой войны в гитлеровской Германии в лице Главного имперского управления безопасности была создана организационно окрепшая, имевшая достаточный опыт разведывательной, контрразведывательной и диверсионно-террористической деятельности централизованная инстанция по управлению аппаратом насилия и этническими чистками внутри страны и на оккупированных территориях. Ее ядром стали СД и государственная тайная полиция (гестапо). С появлением РСХА нацистский репрессивно-карательный аппарат был готов к установлению «нового порядка» не только в Европе, но и во всем мире.

Согласно утвержденному плану «Барбаросса» в захваченных районах решено было разграничить компетенцию военной разведки и спецслужб СС. В основу положили директиву ОКВ от 3 апреля 1941 г., а также доклад Гитлеру об оккупации и охране русской территории (15 июля 1941 г.) и его последующие указания, в частности, приказ от 17 июля о введении гражданского управления на оккупированных восточных территориях.

Сфера деятельности полиции безопасности и СД включала задачи обеспечения безопасности тыловых войск, немецких оккупационных органов и учреждений на территориях, находящихся под юрисдикцией гражданской администрации. Для искоренения «еврейских и коммунистических функционеров, уничтожения всех нежелательных в расовом и политическом отношении лиц» в помощь им предусматривались айнзатцгруппы («гестапо на колесах»), группы тайной полевой полиции, другие карательные подразделения и службы. В целом их роль виделась в выявлении советской агентуры, борьбе с большевистской пропагандой, диверсионными и партизанскими формированиями, подпольем и др.

Оккупированная территория, находившаяся в подчинении военного командования – 250–300 км от линии фронта (тыловые районы групп армий и армий), прифронтовая и зафронтовая зоны считались «вотчиной» военной разведки и контрразведки.

Охранительно-карательные функции в них возлагались на дивизии охраны оперативных тыловых районов, главные полевые, полевые, городские и другие комендатуры. Здесь же должны были дислоцироваться и органы Абвера – абверкоманды и абвергруппы, их школы, курсы и т. д.

Непосредственно на линии фронта, в прифронтовой полосе и в ближайшем тыловом районе противника разведывательную и контрразведывательную работу должны были вести и отделы 1Ц штабов соединений Вермахта. В армейские части и отдельные подразделения Абвер обязывался командировать специальных абвер-офицеров. Со временем ко всем «мероприятиям» активно подключился и отдел штаба ОКХ «Иностранные армии Восток».

В ходе войны в зону, подконтрольную армейскому командованию, стали «заглядывать» и айнзатцгруппы. С ослаблением Абвера возрастали полномочия эсэсовских спецслужб – прежде всего органов полиции безопасности и СД, а также специальных подразделений войск СС, тайной полевой полиции, полевой жандармерии. Они приобретали на всей оккупированной территории неограниченную самостоятельность и власть, усиленно вербуя агентуру из числа военнопленных и населения захваченных районов…

Сотрудник Амстердамского государственного института военной документации Луи де Йонг предмет научного изыскания в свое время посвятил «пятой колонне». Главную цель труда исследователь определил как «попытку дать описание подрывной работы, которую за пределами Германии вели ее спецслужбы накануне Второй мировой войны». К ней автор отнес пропаганду, подкуп государственных деятелей, шпионаж, диверсии и саботаж. Не отрицал он и того факта, что деятельность нацистских шпионов и диверсантов в тех или иных странах начиналась задолго до времени «Ч» – вторжения немецко-фашистских войск. Подтверждением тому стали события на территории Советского Союза в канун Великой Отечественной войны. «Шпионаж в мирное время, – констатировало РСХА (январь 1941 г.) в одном из документов по вопросам контрразведки, – является подготовкой войны. Во время войны шпионаж представляет собой средство борьбы, исключительно подходящее для срыва и нейтрализации военных, экономических или политических мероприятий противника».

Расширив понятие «шпионаж» и пополнив его многими другими формами и методами тайной войны, гитлеровский диверсионно-подрывной и разведывательный аппарат в условиях вооруженной агрессии против СССР применил его в невиданных в мировой истории масштабах.

 

«Пятая колонна»: первый раунд

Из оперативной сводки 3-го отдела штаба Киевского особого военного округа.

«Совершенно секретно.

Н. Якунчиков».

Начальнику 3-го управления НКО СССР

дивизионному комиссару А. Н. Михееву.

9 апреля (1941 г. – Авт. ), в среду, в 23 часа 05 минут оператор службы пеленгации зафиксировал работу неизвестного радиопередатчика. Квадрат места сеанса связи определен в лесном районе за поселком Бровцы, что в двадцати километрах восточнее Киева. Дешифровка перехваченной цифровой передачи установила донесение следующего содержания: «Распоряжением штаба округа 27-й танковый полк 6-й армии передислоцируется из-под Броды в Рава-Русский укрепрайон. Срок до 30 апреля. Задержка связи доложена главному. Осложнений нет. Впредь выход в установленном режиме. 637»

Для выявления подпольного радиста приняты первоначальные меры:

1. Усилена служба пеленгации.

2. Созданы две опергруппы из восьми человек под общим руководством лейтенанта госбезопасности Стышко, взявшего под контроль Бровцы и северо-восточный край леса с двумя полевыми дорогами – вероятный участок работы агента-радиста.

3. Устанавливаются лица, осевшие в Бровцах и в трех прилегающих селах за последнее время.

Содержание перехваченной шифровки указывало на утечку секретной информации из штаба округа или 6-й армии либо непосредственно из штаба танкового полка. После проведенной проверки третий предполагаемый объект отпал.

Особым отделом разработаны мероприятия по выявлению… шпионской группы. Условно она названа «Выдвиженцы»…

Начальник 3-го отдела КОВО бригадный комиссар

Многоходовая агентурно-оперативная операция по поиску и ликвидации немецких агентов закончилась успешно. Среди арестованных оказался невзрачный сельский учитель физики (радист), старший лейтенант Красной Армии, работник одного из штабов (информатор), служащий конторы (связной) и резидент, давний кадровый разведчик Абвера. Объединяло их общее социальное прошлое и ненависть к новой власти. От них ниточка потянулась в оуновское подполье во Львове. Разведка, в свою очередь, докладывала: в западных областях Украины ведется усиленная националистическая пропаганда, главное содержание которой сводится к посылу: «Украину нужно создавать сейчас или никогда. С помощью немцев мы, все как один, должны освободить свою Украину. Войск у нас теперь много. Большевики не выдержат, когда на них начнут наступление Германия, Япония, Италия и Франция».

Упомянутый Л. де Йонг признавал: «С немцами сотрудничали такие личности, как Андрей Мельник и Степан Бандера». После войны начальник Абвера II (диверсии, саботаж) генерал Лахузен контакты с ОУН назвал «подлинным мучением». Причина была одна: неоднократные попытки Канариса, Гейдриха и даже Гиммлера примирить старую и новую генерацию ОУН успехом не увенчались. Но это никак не помешало общему стремлению нацистов и националистов к утверждению в Европе «нового порядка», даже в условиях, когда крах Третьего рейха был совсем близок. 6 октября 1944 г. доверенное лицо Гиммлера группенфюрер СС Готтлоб Бергер сообщил шефу: «Рейхсфюрер! Бандера просил о разговоре со мной, и я вызвал его к себе 5 октября… Он долго рассуждал, что успешное восстание против Сталина можно будет развернуть лишь тогда, когда русско-украинскому народу больше не будет грозить опасность извне. Я указал, что в данный момент подобная опасность не грозит, и сейчас для него самое время (и крайний срок), чтобы активно выступить… Общее впечатление: ловкий, упрямый, фанатичный славянин. В настоящее время для нас невероятно ценен, позже – опасен. Осмелюсь предложить все-таки его задействовать, чтобы активизировать его движение… Действуя на нашей стороне, он может представлять серьезную угрозу для противника…».

Работа немецких спецслужб по насаждению в советском тылу «опоры, с помощью которой двигается все войско», в том числе с участием ОУН, началась задолго до рассматриваемых событий. Ее корни прятались глубоко во времени и были тесно связаны с попытками англичан, французов, поляков, тех же немцев, иных «друзей» советской республики проверить ее на прочность…

На заре XX ст., в условиях обострения соперничества ведущих держав мира за рынки сбыта и сферы политического влияния, заметно возросла потребность в получении разведывательной информации, прежде всего военной. К этому времени изменился и характер войн. Они должны были стать глобальными, более маневренными, во многом зависящими от военно-экономического состояния воюющих стран. Все большую ценность стали приобретать сведения стратегического характера: о сильных и слабых сторонах вероятного противника, его мобилизационных возможностях и планах, боеготовности и боеспособности вооруженных сил, научно-технических разработках новых образцов боевой техники и вооружения, тактике и стратегии предполагаемых военных действий. Составляя государственную и военную тайну, подобные сведения хранились в малодоступных тайниках правительственных учреждений и воинских штабов. Заполучить их можно было только с участием агентуры или в результате предательства отдельных лиц из лагеря противника. С учетом данного фактора, вначале как государственная, а позже и военная составляющая, разведка стала превращаться в важную и неотъемлемую часть государственно-политической и военной деятельности каждой страны.

Параллельно совершенствовался и аппарат защиты государственных и военных тайн – контрразведка. Как и разведка, она требовала разработки и применения таких же общегосударственных подходов и шагов, наличия профессиональных кадров, собственной агентурной сети, укрепления ее агентурных позиций и т. д. Становление разведки и контрразведки со временем приобрело тотальный и всеобъемлющий характер. От их успехов или поражений в невидимой войне в мирное и военное время во многом стали зависеть результаты не только отдельных сражений и битв, политических, экономических и других предпринимаемых шагов, но даже судьбы отдельных народов и государств. Те из политических лидеров и военных элит, кто не осознал важности и роли вновь появившихся элементов государственной и военной структур, рано или поздно были обречены на поражение.

Именно в этот период в объект пристального внимания иностранных спецслужб, прежде всего Великобритании, Австро-Венгрии, Германии, Японии, Италии, Румынии, некоторых других стран превратилась Российская империя. Выделялись среди них четыре первых. И если английские агенты на поприще разведки в России трудились с незапамятных времен, то Япония, Австро-Венгрия, а особенно Германия к «мирному завоеванию» необъятных российских просторов путем военного и экономического шпионажа приступили значительно позже, что не помешало, в частности, последней создать в канун Первой мировой войны на ее территории широкую разведывательную сеть, прежде всего в Петербурге, Варшаве, Галиции, Прибалтике, некоторых других пограничных областях. Важным фактором успеха германских и австрийских разведорганов стало то, что возглавляли их опытные специалисты разведки и контрразведки полковники Вальтер Николаи, Август Урбанский и Максимилиан Ронге.

В частности, германский шпионаж бурное развитие получил еще при короле Фридрихе II (1712–1786), по образному выражению современников, в эпоху «смеси деспотизма, бюрократизма и феодализма». Успешной завоевательной политикой властелин Пруссии был обязан и разведке, благодаря которой он заблаговременно знал о всех военных намерениях и возможностях вероятных противников. В последующий период шпионское ремесло серьезно упало и возродилось лишь при первом рейхсканцлере германской империи Отто Бисмарке (1815–1898) и его начальнике генштаба Хельмуте Мольтке. Способствовало тому и появление на «сцене» немецкой разведки ее талантливого организатора Штибера.

Досье

Штибер Вильгельм (1818–1882).

Немец, уроженец Пруссии. Мечтал быть священником, но пересмотрел свои устремления и стал стряпчим. Занимался юридической практикой, специализировался на уголовном праве, одновременно выступал негласным информатором прусской полиции. Редактировал полицейский журнал. По протекции Фридриха Вильгельма стал полицейским комиссаром. После увольнения короткое время (с 1858 по 1863) оказывал помощь русской полиции, прежде всего в слежке за оппозиционными политиками за границей. На полицейскую службу вернулся при фон Бисмарке. Стал инициатором и организатором широкой агентурной сети на Европейском континенте. В историю полицейского сыска вошел под прозвищами «шеф шпионов» и «король ищеек».

Особого размаха и успеха германская военная разведка и контрразведка достигли перед войной (1870) и в период схватки с Францией. Тогда под видом сельскохозяйственных рабочих, женщин-служанок, официантов ресторанов и кафе, горничных гостиниц и т. д., в 3-ю Республику прибыло 15 тыс. тайных агентов, сведенных в виде отдельных резидентур в стройную шпионскую организацию. О том, какое значение Бисмарк придавал успеху в тайной войне, свидетельствуют и истраченные на нее деньги: 19 млн 500 тыс. франков. По тем временам это была астрономическая сумма. Зато немцы отлично знали состояние вооружения французской армии, имели полное представление о политико-моральном состоянии населения, продовольственных запасах страны, строительстве железных дорог, состоянии и перспективах развития военной промышленности и т. д. Закономерным был и исход начавшегося вскоре между ними вооруженного противостояния.

Так же успешно немецкие спецслужбы готовы были действовать и в канун Первой мировой войны. Организационно еще более они окрепли в ее ходе. Разведывательную и контрразведывательную работу возглавлял 3-й отдел Б «большого генерального штаба», делившийся на несколько бюро, задача которых заключалась в проведении шпионажа в соседних странах. Специальные разведывательные бюро трудились и в большинстве германских приграничных городов, а также в Бельгии и Швейцарии. Вербовка агентуры осуществлялась в армиях вероятного противника, на военных и гражданских промышленных предприятиях, в государственных и правительственных учреждениях, гостиницах, ресторанах, салонах высших кругов общества и т. д. Для организации и контроля за работой разветвленной шпионской сети при отделе генштаба имелись специальные офицеры, по современной терминологии – агенты-маршрутники.

Среди руководителей спецслужб XX века одной из «звезд первой величины» считается Вальтер Николаи. Опираясь на опыт предшественников и личное участие в Первой мировой, в работе «Тайные силы» (1923), он в деталях исследовал работу немецкой разведки в России военного периода. Создание с его участием широкой тайной сети на территории империи началось задолго до войны. Разделялась агентура на два вида: для военного театра и для действий в мирных условиях. Агенты были внедрены практически во все круги российского общества, включая политические партии и ближайшее императорское окружение. Были среди них светские дамы, профессора, актеры, предприниматели, видные революционеры и т. д. Заметную роль в добывании разведданных играли и выходцы из низших слоев. Прибегали германские шпионы и к услугам лиц из среды титулованной русской аристократии. Последнее, по словам историка Б. А. Старкова, «особенно было необходимо во время провала какой-либо подрывной акции, когда требовалось нивелировать или вовсе свести на нет возможное негативное последствие». Информаторы не раз проникали и во многие военные, государственные, крупные промышленные учреждения, предприятия и организации. Невзирая на отдельные успехи российских контрразведчиков, немецкий агентурный костяк сохранился до конца войны.

Масштабная, много раз проверенная на практике шпионская сеть позволила Николаи однажды заявить: «Я русских держу в кулаке». В этой связи можно согласиться с утверждением одного из исследователей истории спецслужб А. Иванова, писавшего: «Если Штибер считается родоначальником немецкой разведки в ее успешном практическом применении, то отцом организационной структуры немецкой военной разведки называют полковника Вальтера Николаи. Он создал не только теорию разведки, но и нечто большее – идеологию разведки, заложил ее основы нравственной культуры, наконец, воспитал своих сотрудников, что ценится не меньше».

Досье

Николаи Вальтер, полковник (1873—?).

Шеф германской военной разведки – Отдела III Б генерального штаба немецкой армии в 1913–1921 г г. Выходец из протестантской семьи.

Окончил кадетский корпус. В 1893 г. офицерскую карьеру начал в звании лейтенанта. Отличался трудолюбием, старательностью, аналитическим складом ума. После завершения трехгодичного обучения в военно-штабном училище, с 1904 г. продолжил службу в генеральном штабе. В 1906 г. возглавил разведывательный орган в 1-м армейском корпусе (дислоцировался в Кенигсберге). Проявил себя перспективным организатором военной разведки. Позже он стал начальником русского отдела в службе военной разведки, а в 1913 г. ее возглавил. Историк спецслужб Дэвид Кан в книге «Гитлеровские шпионы» писал о Николаи: «Энергичный штабист, светловолосый, среднего роста, лет тридцати пяти на вид… Он заправлял разведкой точно так же, как командовал бы полком в сражении. Он был потомственным прусским офицером, который привык исполнять свой долг».

Созданная Николаи агентурная сеть насчитывала сотни информаторов, которые действовали как во вражеских, так и в нейтральных странах. Самыми заметными его агентами были известная Мата Хари, барон Август Шлюге (агент № 17) и Элизабет Шрагмюллер. Николаи принадлежит и решающая роль в создании немецкой контрразведки, агенты которой во многих странах действовали не менее успешно.

В период Веймарской республики от активной разведывательной деятельности Николаи был устранен. Некоторое время возглавлял небольшой разведывательный орган Рейхсвера, затем канул в неизвестность. Судя по всему, он критически относился к нацистам, ибо во вновь появившемся военном разведывательном органе Вермахта – Абвере замечен не был. Окончательно следы Николаи теряются в 30-х г г. XX ст. По одной из версий, он стал жертвой нацистского режима, по другой – с 1945 г. Вальтер Николаи находился в СССР как узник лагеря военнопленных, где и умер».

В зарубежных справочниках дата его смерти определяется 1934 годом.

Со всех концов огромной Российской империи нити германского шпионажа сходились в Петербурге, в дипломатическом представительстве Вильгельма II, замыкаясь на советнике посольства Гельмуте фон Люциусе. Опираясь на многочисленную агентурную сеть, разведывательную работу на российских окраинах и в центре немецкие дипломаты преимущественно осуществляли под прикрытием коммерческой и журналистской деятельности. По сути, посольство стало центральной германской резидентурой, в состав которой входили его девять официальных сотрудников. Наличие у семерых из них графских титулов не мешало наряду с основной деятельностью заниматься и шпионским ремеслом. В качестве военного и морского уполномоченных (военных агентов) в посольской группе трудились и два старших офицера, представлявших интересы «большого» немецкого генштаба.

Для сбора информации об экономических возможностях России привлекались германские промышленные, торговые и финансовые предприятия, банки, страховые общества и т. д., осевшие преимущественно вдоль западной границы, а также в крупных военных центрах – Петербурге, Москве, Киеве, Севастополе, Владивостоке, Архангельске и др. Перед ними ставились разведывательные задачи: сбор сведений о развитии производственных сил страны; противодействие этому развитию; агентурная разведка. «Двойственную роль играют предприятия, организованные немцами в России под видом русских акционерных обществ», – отмечалось в 1915 г. в одном из докладов в штаб главного командования русской армии. Особой «вредностью» во всех отношениях, подчеркивалось в документе, отличаются Русские общества «Сименс и Гальске», «Сименс-Шуккерт», «Компании электричества», «Соединенных кабельных заводов». Начальник штаба направил сообщение председателю Совета министров, военному и морскому министрам империи, добавив, что «чем дольше будут существовать эти общества, тем будет хуже. Невзирая на то, что компания «Зингер» переделала себя на американский лад и нашла покровительство в Совете министров, эта фирма – вреднейшее учреждение, приносившее и имеющее приносить много вреда. Борьба с этим должна быть самая решительная, иначе – будет плохо».

Должного противодействия потугам этого и других подобных «обществ» не последовало, и не случайно их «торговые представители», в частности фирмы «Зингер», проявляли себя на просторах бывшей империи вплоть до вторжения в пределы СССР немецко-фашистских войск.

Активную разведывательную работу на территории Российской империи, прежде всего в приграничных районах, развернули расквартированные на границах военно-разведывательные бюро штабов корпусов германской армии. Официальные командировки и посещения страны под их прикрытием офицеры немецкого генштаба осуществляли под предлогом совершенствования русского языка, лечения, охоты, туристических поездок, для участия в войсковых маневрах, проведывания родных и близких, отпусков и т. д. Цели при этом преследовались разные – от изучения приграничной полосы и рекогносцировки театров возможных военных действий, до встреч с агентурой, разведки важных промышленных и военных объектов, получения добытых разведданных и др. В частности, в распоряжении (февраль 1910 г.) на имя заведующего сыскным отделением города полицмейстер Одессы требовал: «Главное управление Генерального штаба сообщило, что в Россию в целях разведки выехали офицеры германских приграничных корпусов: В. Золикоргер-Альтенклингер, ротмистр 5 кавалерийского полка и Шуллер-Шюллер, капитан 18 пионерского батальона (войсковая часть инженерных войск. – Авт.).

Давая знать об этом Вашему высокоблагородию, предлагаю в случае прибытия переименованных германских офицеров в Одессу, установить за ними негласный надзор. О времени их прибытия и обо всем, что будет замечено подозрительное в деятельности и сношениях этих офицеров, доносить … в штаб Одесского военного округа и мне, для доклада господину одесскому градоначальнику».

Для «стажировки» в Россию немецкие агенты прибывали и в виде представителей торговых и промышленных, фирм, туристов, различных технических специалистов, булочников, фотографов, торговцев и др. Неотъемлемым условием для работы каждого из них была тщательно продуманная легенда прикрытия и требование как можно более быстрой легализации в стране пребывания. Перед отбытием к месту нового «обитания» все агенты в обязательном порядке проходили теоретический и практический курс по изучению шпионского ремесла, а также специальные испытания. Большую помощь германской разведке оказывали и немцы-колонисты, которых в империи оказалось около 2 млн человек. По «странной случайности» практически все они проживали вблизи железных дорог, военных укреплений, наиболее важных промышленных объектов и т. д.

При вербовке информаторов и агентов из числа местного населения пристальное внимание обращалось на их материальное положение, финансовые затруднения, образ жизни. В этом случае особо «ценились» человеческие пороки. Любимым методом склонения к сотрудничеству выступали шантаж, провокации и подкуп.

Добытая различными путями шпионская информация анализировалась и трансформировалась в виде донесений в «большой генеральный штаб». В одном из них (1913), отмечалось: «Передвижение русских войск сейчас, как и ранее, осуществляется крайне медленно. Быстрого использования благоприятной ситуации ждать от русского командования так же трудно, как и быстрого и точного исполнения войсками предписанного приказом маневра… Поэтому в случае столкновения с русскими немецкое командование будет иметь возможность осуществлять такие маневры, которых оно не позволило бы себе с другим, равным себе противником».

Для получения разведывательных данных немцы стали использовать военнопленных. Большинство из них выступали лишь в качестве источников первичной информации, а некоторые, после соответствующей обработки и вербовки, – в виде переброшенных через линию фронта агентов. С этой же целью в местах общего лагерного обитания бранников скрыто устанавливались звукозаписывающие аппараты, внедрялись «подсадные утки» и т. д.

В расположение российских и союзных войск завербованные агенты возвращались под видом бежавших из плена, часто с легендой о нападении на конвоиров и даже с демонстрацией захваченного у них оружия. Однако данный прием немецких спецслужб быстро раскрыли французы. Для маскировки они же переодевали агентов-мужчин в женские одежды. В обыденную шпионскую практику офицеры 3-го Б отдела генштаба ввели и сбор на поле боя, а также в оставленных противником местах дислокации различных документов и материалов, которые тут же подвергались тщательному изучению и анализу. Вспоминая о событиях «сражения под Танненбергом» (1914), фактический руководитель военных действий на Восточном фронте генерал Эрих Людендорф, писал: «У убитого русского офицера был найден приказ, который дал нам исключительно важные сведения».

В марте 1917 г. такие же поиски позволили немцам заполучить разработанные французами на основе трехлетнего опыта войны рекомендации, касающиеся действий войск в условиях общего наступления. В свою очередь, стремясь обезопасить свои войска от происков вражеских шпионов, в 1918 г. контрразведчики подготовили специальную инструкцию, где, в частности, отмечалось: «Молчание сокращает период войны, излишняя болтливость ее продолжает…Хорошо проинформированному врагу о нашей дислокации и намерениях командования не тяжело будет помешать нашим успехам.

Источники, из которых службы разведки противника получают данные, таковы: свидетельства военнопленных, захваченные документы, вражеские шпионы…».

Следовал и детальный перечень правил, которых требовалось придерживаться солдатам и офицерам во время пребывания в плену, а также для сохранения секретных документов, действий при подозрении или выявлении вражеского агента и др.

Пристальное внимание немецкая разведка стала уделять и развитию радиослужбы, прежде всего путем разработки специальных радиоприборов для перехвата радиограмм противника, привлечения специалистов криптографов в лице известных математиков для шифровки и дешифровки разведывательной корреспонденции, использования возможностей радиотехники по дезинформации врага и т. п.

Пытаясь усложнить работу контрразведки противной стороны, в 1914–1918 гг. наряду с квалифицированными агентами во вражеский тыл немцы стали забрасывать так называемых «подставных», роль которых заключалась в отвлечении на себя внимания спецслужб противника. Для связи с агентурой использовались самые разнообразные способы: голуби, сигнализация в прифронтовой полосе (фонариком, светом ламп, вывешенным бельем, воздушными шариками) и др. Донесения агенты отправляли и письмами через нейтральные страны в адрес различных подставных торговых и промышленных фирм. Широкое применение приобрела тайнопись симпатическими чернилами. Ими писали на бумаге, белье, носовых платках и даже на собственном теле.

В целом на обширных просторах Российской империи тайная сеть агентов и информаторов немецкой разведки действовала умело и достаточно успешно. Многие агенты сумели внедриться в низовые военные, государственные и промышленные учреждения и организации, а некоторые – даже в военное министерство, другие высшие органы империи. Немало из них агентурные позиции сохранили до начала Второй мировой войны.

Историческая справка

В 1912 г. в Петербурге взорвался Охтенский пороховой завод. Расследование показало: на нем орудовали несколько германских диверсантов. Тщательно изучив технологический процесс и режим работы завода, агенты выяснили: построен он по хорошо продуманной системе. В случае возможного взрыва на других участках для детонации взрывчатки будет недостаточно, и опасность производству в целом отсутствует. Ими было сделано все, чтобы критическая масса взрывчатых веществ везде стала максимальной. Учли они и тот факт, что пороховая пыль (как и угольная), является составляющей для более крупной диверсии, и действовали соответствующим образом. За короткое время ее концентрация в воздухе достигла максимального предела. Спустя некоторое время поставленная цель была достигнута. Завод перестал существовать.

Решающая роль агентам принадлежала и при уничтожении предприятия Барановского по производству снарядных капсюлей для артиллерийских систем российской армии. В канун войны производство капсюлей было приостановлено. Возобновили его лишь спустя несколько месяцев.

В 1923 г., вспоминая о событиях 1916 г. и диверсионной деятельности немецких колонистов, экс-министр внутренних дел империи А. Н. Хвостов писал: «В виде примера укажу на харьковский химический завод, изготовлявший жидкость для противогазных масок. По получении такого рода противогазных масок на фронте выяснилось, что они от газов не предохраняют и люди мрут. Так погибло сперва тысячи две солдат, а потом тысяч пять-шесть.

Тогда спохватились, и через принца Ольденбургского удалось настоять на расследовании этого дела. С этой целью остановили в пути поезд, шедший с масками на фронт, исследовали содержание противогазной жидкости и выяснили, что ее состав был вдвое слабее, чем полагалось. Стали расследовать дело на заводе, директором которого оказался немец. Показания его очень интересны: он написал, что он офицер ландвера и что «русские свиньи должны были дойти до совершенного идиотизма, думая, что немецкий офицер мог поступить иначе», т. е. не помогать Германии в этой войне, находясь в России».

Бывший председатель Государственной думы в том же 1923 г. в свою очередь отмечал, что «порядки ведомства (артиллерийского. – Авт.) бросались в глаза даже обывателям: патронный завод на Литейном совершенно не охранялся, то же было и на других заводах, а взрыв на пороховом заводе (имеется ввиду Охтенский завод. – Авт.) окончательно вселил недоверие к лицам, стоящим во главе ведомства. Во главе многих казенных заводов все еще сидели германские подданные, которых благодаря покровительству министра Маклакова (возглавлял МВД в 1912–1915 гг. – Авт.), некоторых великих княгинь и клики придворных, – нельзя было выслать. Измена чувствовалась во всем, и ничем иным нельзя было объяснить невероятные события, происходящие у всех на глазах…».

По данным автора труда «Агентурная разведка» К. К. Звонарева, результаты противостояния контрразведки Российской империи немецкой агентурной сети в период с сентября 1911 г. по март 1913 г. составили 140 человек. Были это как иностранцы, так и подданные империи. Данных об обезвреженных агентах за годы войны автор не привел. Зная сегодня о реальных масштабах и влиянии германского шпионажа на ход и исход Первой мировой войны, следует отметить что «успехи» российских спецслужб в этом случае были ничтожно малы. Не случайно, говоря о допущенных ошибках, автор писал: «Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в царской России на изучение своих соседей смотрели не как на дело общегосударственной важности, а как на частное дело каждого отдельного ведомства. Каждое из них собирало те сведения, которые его непосредственно интересовали… Узаконенного, обязательного и регулярного обмена добытыми данными между ними не было. В итоге – излишняя трата народных средств и сил при самых неудовлетворительных результатах; конкуренция, параллелизм в работе, споры и дрязги как в центре, так и на местах. Децентрализация разведывательной деятельности военного ведомства, – подчеркивал К. Звонарев, – без единого твердого руководства, являлась весьма пагубным фактором в деле ведения разведки. Самостоятельная и независимая разведывательная деятельность разных управлений военного министерства и штабов военных округов не могла принести существенной пользы интересам военного ведомства в целом, ибо сбор сведений производился не по одному единому плану, не для одной общей цели… Но самая непростительная ошибка генерального штаба заключалась в том, что он в мирное время не подготовил агентурной сети на случай войны…».

Позже уточнил: «Если сравнивать организацию, систему и приемы работы германской агентурной разведки с русской, то нужно признать, что обе они являются образцом-показателем: первая – того, как нужно организовывать и вести агентурную разведку, вторая же – как не нужно это делать. В результате нашего исследования мы пришли к заключению, что германская агентурная служба являлась одной из лучше организованных, лучше работавших и дававших лучшие результаты».

В 1920-е – начале 30-х гг. в мировой разведывательно-диверсионной гонке спецслужбы Германии серьезно подотстали. Революционные события в стране, Версальский договор, социал-демократы при власти в период Веймарской республики, безработица и разруха шпионскому ремеслу не способствовали. Наряду с англичанами, вперед вырвались французы, турки, поляки, японцы, финны, спецслужбы других стран. К некоторым из них за деньги и «идею» обустроить в будущем независимую Украину уже в тот период примкнула ОУН. В эмиграции подрывную деятельность развернули монархические и белогвардейские организации – РФС, НТСНП, РОВС. Сплотив ряды, вместе с ОУН они стали серьезным резервом агентурных кадров для многих спецслужб, и прежде всего для только что родившегося Третьего рейха.

Укреплять былые германские позиции в будущей тайной войне нацисты стали с первых дней прихода к власти. Решающий аккорд прозвучал в 1938 г. с завершением реорганизации Абвера, а также появлением двух главных составных «черного ордена» СС – СД и гестапо. Их основной целью стал СССР.

Опираясь на опыт работы диверсионно-разведывательной и контрразведывательной спецслужбы прусской империи, а также германской армии в минувшей войне, и прежде всего в области агентурной разведки, наследовав 3-й отдел генштаба Рейхсвера, Абвер стал всячески укреплять на советской территории старые и создавать новые агентурные позиции. Тогда же был развернут отбор и подготовка шпионско-диверсионных кадров, стала налаживаться систематизация и обработка поступающих разведданных и др. Началась активная работа по расширению действующих разведывательных школ и курсов. Подготовка агентуры в них стала длиться два года и более. Будущие агенты изучали языки, обычаи, нравы, историю, географию и литературу советской страны, тренировались в военном деле, преимущественно в приемах и методах разведки, диверсий и террористических актов, совершенствовали уловки маскировки, способы получения шпионской информации, в деталях изучали легенды прикрытия и др. Кроме нелегальной заброски, на территорию Советского Союза агентура прибывала под видом технических специалистов, политических эмигрантов, лиц, бежавших от нацистских преследований, и т. д.

«Гитлеровская разведка, – отмечал известный советский историк Д. М. Проэктор, – использовала немецкую агентуру, засланную на территорию СССР, документы бывшей польской, эстонской, литовской и латвийской разведок, сведения дипломатической службы, воздушную разведку и т. д. … Кроме того, требовалась массовая агентура. На кого же делались ставки? Сначала стали привлекать представителей белой эмиграции, осевшей в Берлине после Октябрьской революции. Однако устаревшие данные этой сомнительной агентуры представляли собой (по словам немецкой стороны. – Авт.) «дезинформирующий материал и фальшивые сведения, что способствовало только внесению путаницы». Более серьезными помощниками Абвер считал украинских националистов… При помощи этих представителей украинского народа гитлеровская разведка стала усиленно собирать их многочисленных последователей…

Но костяк абверовской агентуры составили, конечно, старые и не раз проверенные профессионалы, под руководством которых велась вся подготовка агентуры. Поставленная с размахом, она осуществлялась в специально созданных 60 школах – «учебных центрах». Одна из них находилась в малоизвестном отдаленном городке Химзее, другая – в Тегеле под Берлином, третья – в Квинцзее близ Бранденбурга. Будущие диверсанты усиленно обучались здесь различным тонкостям своего ремесла».

В лаборатории Тегель главным образом учили подрывному делу, способам организации и проведения диверсий. С этой целью, кроме штатных инструкторов, для работы привлекали не только маститых разведчиков-диверсантов, но и специалистов-химиков. На многочисленных полках размещались специальные термосы, консервные банки, канистры, чемоданы – все с двойным дном для укрытия и переноски взрывчатых веществ и горючих материалов. «Подготовка шпионов, – по словам автора, – находилась под неусыпным контролем самых высоких государственных органов. В ноябре 1939 г. лабораторию посетил Гиммлер. Оказалось, рейхсфюрер СС захотел внести некоторые «усовершенствования»: предложил изготовлять отравленное вино и мины для уничтожения самолетов».

В идиллической местности Квинцзее среди лесов и озер располагался другой учебный центр Абвера. Здесь профессионально готовили террористов-диверсантов. Были специально построены макеты мостов, рядом пролегали участки железнодорожного полотна, невдалеке действовал собственный аэродром с приданной эскадрильей люфтваффе. Традиционно процесс подготовки агентуры максимально приближался к предстоящим реальным условиям. Специалист в области теории и практики нацистских спецслужб Пауль Леверкюн со знанием дела утверждал: «Учебное поле в Квинцзее отвечало требованиям новейшей секретной службы, обучение агентов технике и тактике саботажа». В канун войны с СССР шеф Абвера ввел новшество: через обучение в лагере Квенцгурт должен был пройти каждый офицер разведки. Подчеркивал: мастерством шпиона и диверсанта нужно владеть в совершенстве.

В среде сотрудников нацистских спецслужб абверовцы считались «белой костью», «джентльменами» в вопросах разведки и контрразведки. Большинство из них были выходцами из имущих классов, а многие к своим фамилиям имели приставки «фон» и «цу». Ощущались в Абвере и традиции старой прусской армии. Представителей же СС абверовцы, намекая на их плебейское происхождение, иначе как «мясниками» и «лавочниками» не называли. В отличие от службы безопасности и гестапо, в Абвере не культивировалось физическое насилие к задержанным агентам противника или подозреваемым в шпионаже и диверсиях. Зная, что в большинстве контрразведок мира, в том числе СД и гестапо, чуть ли не основным способом «развязать язык» арестованного выступают мордобитие и угрозы, а нередко и пытки, а также то, что полученные подобным путем сведения не всегда объективны и правдивы, Канарис требовал от подчиненных искать другие пути: убеждением, увещеванием, вежливостью и т. д. Крайние меры рекомендовалось применять лишь в отдельных случаях с последующей передачей «несговорчивых» в ведомство РСХА. С целью склонить во время допросов арестованных к сотрудничеству, не раз звучало примерно такое: «Мы Абвер! Подумайте, что ждет вас в гестапо (СД), если появится вынужденная необходимость передать вас туда. Там методы совсем другие».

Опираясь на опыт предшественников, стремясь сломить волю к сопротивлению интересующего их объекта, абверовцы использовали широкий круг морально-психологических и агентурно-пропагандистских приемов и методов. Последние особое разнообразие нашли во время войны. Варьировались они от элементарного запугивания до посулов крупного денежного вознаграждения, наград, званий, должностей и т. д. Не исключалось и взятие заложников из числа близких и родных, вербовка на компромате, дискредитации тех или иных лиц в глазах противоположного лагеря и т. д. Излюбленными методами добиться дальнейшего расположения, и в первую очередь тех, кто дал согласие приобщиться к шпионскому ремеслу, было ведение доверительных бесед, периодические угощения в располагающей обстановке кофе, сигаретами, обедами со спиртными напитками, личное сопровождение кураторами на аэродром или обусловленные участки линии фронта отбывающих в тыл противника агентов, демонстрация повышенного внимания к успешно выполнившим поставленную задачу и др. Последнее проявлялось в виде отпусков, денежных вознаграждений, назначений на командно-административные должности и пр.

В начальном периоде шпионской карьеры задачи перед агентами рекомендовалось ставить несложные, не требующие от них особых умственных и других усилий. По результатам их выполнения определялась «профпригодность» агентуры. Убежденность в ее возрастании у абверовцев увеличивалась в разы в случае уверенности: за линию фронта отбыли убежденные германофилы.

С учетом преданности делу рейха, образования, физической, морально-психологической и специальной подготовки степень сложности стоящих перед агентами заданий со временем требовалось увеличивать: от армейского уровня до агентурной разведки с делением последней на соответствующие подвиды. На примере возвратившихся из вражеского тыла предлагалось воспитывать и обучать контингент диверсионно-разведывательных школ и курсов.

Давая в будущем агентуре устные, а в большинстве случаев письменные пароли и пропуска для пересечения фронтовой линии при возвращении из тыла противника, Абвер преследовал несколько целей: засвидетельствовать в ее глазах могущество и значимость своего органа, подчеркнуть важность и ценность конкретного исполнителя, а главное – повысить его «сопротивляемость» при выполнении поставленной диверсионно-разведывательной задачи. Обнаружение советской контрразведкой того или иного письменного подтверждения участия в шпионской деятельности шансов остаться в живых для его обладателя практически не оставляло. Выход виделся в предельной осторожности агента, в его ловкости и умении, а в крайнем случае требовалось покончить жизнь самоубийством.

Искались подходы и к качественному пополнению агентурных кадров. Кроме старых, глубоко законспирированных на случай войны агентов, их нехватку в будущем планировалось восполнять из числа местных жителей, военнопленных, а также перевербованых агентов врага. В условиях подготовки к предстоящей агрессии решено было обходиться малым. «Мы (Абвер. – Авт.), – вспоминал бывший абверовец Гуго Блейхер, – естественно, не могли вербовать агентуру, помещая объявления в газетах. Между тем не так-то легко подбирать подходящих людей. Оставался единственный выход – искать их в разгромленных нами разведывательных органах противника. Обычно мы обещали таким людям свободу, если они соглашались работать на нас, и они, как правило, выполняли свое обещание».

Совершенствовал и расширял Абвер и диверсионно-разведывательную сеть. С учетом тыловой агентуры мирного периода началась ее масштабная подготовка для действий в военное время. Последняя стала разделяться на два вида: разведывательную и диверсионную. Обучение обеих проходило в условиях, максимально приближенным к боевым.

Подверглась пересмотру и организационная структура нацистских разведывательных органов. Вдоль границы с сопредельными государствами появилась сеть приграничных разведывательных комендатур. Среди них – на восточной границе в Кенигсберге, Штеттине, Берлине и Бреславле. Их деятельность сводилась к организации и руководству агентурной сетью в приграничной полосе, а также к тщательной подготовке названных видов агентов. В планах тайной войны был предусмотрен и четвертый вид – резервная агентура на случай ведения боевых действий на собственной территории. К середине 1930-х гг. система военной разведки Германии получила окончательное завершение в виде центральной и окружной разведок. На их базе вскоре появились штаб «Валли», абверкоманды и абвергруппы, «Абверштелле» и др.

Глубинная (стратегическая) разведка нацистской Германии была разделена на три ступени: 1) агенты мирного времени – их задача заключалась в добывании разведданных об армиях вероятного противника и его военной промышленности; 2) агентурная сеть военного периода – в основном подбиралась, обучалась и формировалась из лиц, завербованных в разведуемой стране, время ее активных действий должно было наступить с началом войны; 3) сеть агентов-диверсантов. Обязательным условием во всех случаях было для недопущения расшифровки формирование и обучение каждой сети проводить отдельно. Главными разведывательными и диверсионными объектами выступали крупные промышленные центры противника, воинские штабы, соединения и части армии и флота, железнодорожная и автомобильная инфраструктура, другие важные составные государственного, промышленного и военного механизма.

Классифицировалась и агентурная сеть. Определяющую роль в ее структуре стали занимать резиденты, затем следовали агенты-наблюдатели, агенты-информаторы (агенты-исполнители), агенты-вербовщики, агенты-наводчики, агенты связи и агенты-маршрутники. Каждая из категорий имела специфические функции и задачи, направленность действий, соответствующую подготовку и т. д. Среди различного вида агентуры все чаще стали встречаться женщины. Разведывательно-диверсионные структуры Абвера и РСХА совершенствовались и уточнялись вплоть до начала Второй мировой войны. Еще более активную фазу данный процесс приобрел после оккупации Польши и появления в Третьем рейхе общей с СССР государственной границы. В этот период заметно усилилась и практическая направленность в области подрывной работы против Советского Союза.

«Советская Россия, – писал Пауль Леверкюн в статье «Службы разведки и контрразведки», – до начала войны (Второй мировой. – Авт.) в отношении разведки представляла особенно трудную проблему. Засылка в Россию агентов была возможна лишь в очень редких случаях. Контроль и проверка документов среди населения как в городах, так и на транспорте проводилась гораздо строже, чем в какой-либо другой европейской стране. Непосредственно граничащим странам – Финляндии, Эстонии, Латвии и другим – вести разведку было несколько легче, потому что в пограничных районах расовые и физиогномические признаки облегчали проникновение агентов через советскую границу. После оккупации Польши Германия и Советский Союз стали непосредственными соседями. Поэтому за сравнительно короткий отрезок времени, с конца польской войны до начала войны с Советским Союзом в июне 1941 года, органам немецкой разведки удалось накопить достаточные сведения о дислокации, организации и вооружении русской армии».

Тогда же ряды Абвера и спецслужб РСХА пополнились почти 400 немецкими агентами-профессионалами, сидевшими в польских тюрьмах. Востребованными оказались и специалисты, работавшие в «двуйке» и политической полиции разгромленной Польши. «Имеющиеся у нас материалы свидетельствуют, – информировал (январь 1940 г.) замнаркома НКВД Украины Н. Горлинский начальников областных УНКВД, – что работники польской разведки перед бегством за границу насадили специальную агентуру для шпионской и диверсионной работы в советском тылу…

В декабре 1939 г. бывшим шефом 6-й польэкспозитуры (разведывательный орган Корпуса охраны пограничья Польши. – Авт.) майором Беньковским… на нашу сторону переброшен вооруженный агент, задержанный погранотделом. Агент прибыл с заданием шпионского характера. Следствием установлено, что Беньковский работает на румын. Это подтверждает, что официальные сотрудники бывшей польской разведки… безусловно будут использоваться немецкой, французской, английской и другими разведками, учитывая, что за границу бежало большое количество работников дефензивы (контрразведки) и тайной полиции, имевших агентурную сеть на территории западных областей УССР».

Оккупировав Речь Посполиту, немцы использовали все ее возможности для дальнейшего усиления тайной войны. Немалый интерес в этом случае представляла и различная документальная база. «Управление милиции Белорусской ССР донесло, – извещал (декабрь 1939 г.) органы НКВД и НКГБ украинский наркомат внутренних дел, – что после занятия немцами г. Белостока… в городском магистрате пропал 2231 чистый паспортный бланк (Давид Особисты) бывшей Польши серии F (Ф) с № 031271 по № 036501. По заявлению работников аппарата бывшего Белостокского городского магистрата, указанные паспорта увезены немецкими властями…

В целях пресечения возможности применения бланков паспортов для переброски на территорию СССР лиц со шпионскими, диверсионными и прочими заданиями… предлагается: лиц, предъявивших паспорта бывшей Польши указанных серий и номеров, задерживать и передавать в органы госбезопасности».

Наиболее активным в этот период было ведомство Канариса, использовавшее для насаждения агентов и развертывания подрывной работы не только собственные возможности, но и спецслужбы своих союзников. Для этого шеф Абвера не раз совершал служебные поездки в Румынию, Венгрию, Болгарию, некоторые другие страны, где вел достаточно успешные переговоры о сотрудничестве. В очередной директиве НКВД УССР (декабрь 1939 г.) сообщалось о «доверенном лице» немецкой разведки в Румынии Илье Поповиче, сыне австрийского чиновника. Агент характеризовался так: «Ярый националист. Поныне поддерживает связь с представителями ОУН за границей… В настоящее время работает для немецкой миссии (в организации «Кригсорганизацион». – Авт.) в Бухаресте по освещению Восточной Галиции. В его задачу входит организация работы по получению сведений о советских войсках…, об отношении местного украинского населения к новому строю и об экономическом положении в Восточной Галиции».

Возросла заброска в СССР и кадровых разведчиков. Одного из них, абверовского резидента Ивана Манека, 14 октября 1939 г. задержали в Белостоке. По его данным, для налаживания связи с ОУН во Львов направился «коллега» Иван Клымышин. Раньше с подобным заданием отбыли еще шесть агентов. К переброске в советский тыл готовился и бывший петлюровский полковник Чеботарев.

Об активизации немецкой агентуры подчиненные служебные инстанции информировал и союзный наркомат. «5 сентября 1940 г., – писал замнаркома И. Масленников, – начальник погранвойск НКВД УССР донес: 31 августа на участке 92-го пограничного отряда… задержан нарушитель границы со стороны Германии Панчук Иосиф Прокопьевич, житель Дрогобыча. Панчук завербован в сентябре 1939 г. под кличкой «Бранденбург»… Прибыл с заданием по сбору сведений об укрепрайонах и по организации оуновских ячеек.

2 сентября на участке этого же отряда задержан Дудик Станислав Мартынович, поляк, житель Кракова, агент германской разведки под кличкой «Ионец-Юдвин», послан в СССР для разведки укрепрайонов и гарнизонов Красной Армии. Следствие ведет 5-е отделение пограничного отдела».

«В сороковом году, – вспоминал ветеран органов госбезопасности В. В. Киричук, – в поле зрения отдела, которым мне было поручено руководить, попал некто Свентницкий, прибывший в город (Сталино. – Авт.) два года назад. Что же привлекло наше внимание к личности Свентницкого? Прежде всего, прямо-таки неуемное желание проникнуть в среду военных и их окружение. Дело в том, что в городе в то время дислоцировался штаб горнокавалерийской дивизии, и было размещено несколько полков и частей дивизионного подчинения. Шли формирования новых частей. Особенно отмечалось стремление Свентницкого получить разрешение побывать в военных городках, не довольствуясь своими встречами и выступлениями в гарнизонном доме командиров. К тому времени Свентницкий имел ученую степень кандидата педагогических наук и занимался научной и преподавательской деятельностью.

Начиная с тридцать третьего года, он главным образом работал в городах и населенных пунктах, в которых или уже дислоцировались воинские части, или проводились новые формирования. Долгое время Свентницкий подвизался в районах западной границы – Проскурове, Шепетовке, Старом Константинове и других, где велось большое оборонительное строительство. Последующая работа позволила прояснить события одного из дней предвоенного 1913 года, когда в Петербурге состоялась пирушка, на которой присутствовал студент выпускного курса технологического института Свентницкий. В числе ее участников находился и скромный на вид, да и по своему положению в обществе, агент фирмы швейных машин «Зингер», распространявший эти машины в России. Следствием было установлено, что под личиной агента фирмы на самом деле скрывался профессиональный германский разведчик обер-лейтенант Шаллерт… Свентницкий, наряду с тем, что подавал прекрасные надежды как будущий специалист, характеризовался и как весьма честолюбивый человек, любивший блистать в обществе. Это и позволило Шаллерту путем лести и шантажа завербовать его на работу в пользу германской разведки. Он учил его шпионскому ремеслу, искусству вживаться в среду, а главное – стремиться занять такое общественное положение, которое бы дало возможность выполнять задания хозяев.

Полученная информация позволила нам в скором времени установить, что собранные шпионские данные Свентницкий передает средствами тайнописи. Имевшие двойной смысл письма, он отправлял по подставным адресам в другие города. Был зафиксирован и ряд встреч с лицами, которые явно просматривались как его соучастники. Весной 1941 года Свентницкий был арестован…»

С целью прикрытия проникновения агентов на советскую территорию Абвер стал использовать беженцев из Польши, Венгрии, Румынии, других стран. Только во второй половине октября 1940 г. штабом погранвойск НКВД их было зарегистрировано более 11 тыс. человек. «Отсутствие должной фильтрации прибывающих на нашу сторону людей, – признавал наркомат внутренних дел УССР, – безусловно дает возможность немецкой и румынской разведке забрасывать… значительное количество своей агентуры, которая остается вне нашего поля зрения».

В организации подрывной работы от Абвера не отставало и СД. По данным советских нелегалов, при участии его группы VI-А к переброске в приграничные районы СССР готовились диверсанты в составе Иогана Вагнера, Франца Шварцеля и еще пятерых немцев. Один из них, уроженец Вены Эгон Гофер, границу перешел в районе Равы-Русской. Все агенты прошли специальную подготовку в школе г. Линце (Австрия) на базе «Абверштелле Вена». «Возможно, – подчеркивалось в ориентировке НКВД, – что перечисленные лица будут заброшены в СССР под видом дезертиров из германской армии или бежавших из-за «преследований» за антифашистскую деятельность».

«Немецкая военная разведка – Абвер, – писал П. А. Судоплатов в работе «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год», – эффективно действовала в приграничной и прифронтовой полосе, где в начале войны развернулись неудачные для нас сражения. Под видом дезертиров из германской армии в пограничные районы почти беспрепятственно забрасывалась немецкая агентура. Чуть ли не косяками она шла в Западную Белоруссию и Западную Украину. «Дезертиры» выдавали себя за австрийцев, призываемых на немецкую военную службу после аншлюса Австрии. Этот маневр Абвера, который вел свои операции в Румынии, Польше и Болгарии, нам удалось вовремя разгадать. Агенты-австрийцы, такие как Иоган Вагнер, Франц Шварцель и другие, были опознаны и обезврежены».

Усиливающийся поток агентов и диверсантов вынуждал советские спецслужбы наряду с организацией их поимки и ликвидации, развернуть и аналитическую работу, в частности, по выяснению их национального состава, круга поставленных задач, способов маскировки, уточнению мест подготовки и др. Обобщенные результаты отражались в ориентировках ГУГБ. «Начальникам особых отделов НКВД округов, флотов ДВФ, – отмечалось (ноябрь 1940 г.) в одной из них. – Сообщаются для ориентировки некоторые приемы работы германской разведки, установленные в результате следствия по делам арестованных за шпионаж и по отдельным агентурным данным.

Наиболее заслуживающими внимания и характерными являются: установка на разложение воинских частей Красной Армии, попытки склонить военнослужащих к измене Родине и использование в шпионской деятельности различных элементов из числа жителей западных областей Украины и Белоруссии…

Немецкая разведка не только практикует засылку агентов-одиночек, но и прибегает к групповым переброскам. Основными кадрами, засылаемыми на территорию СССР, являются: квалифицированные агенты оуновской разведки, имеющие большой опыт работы против нас, хорошо знающие территорию и располагающие большими связями; поляки – участники нелегальных националистических формирований в Германии, имеющие связи на нашей территории среди польского подполья. Зачастую такие лица используются руководителями организаций, состоящими на службе в германской разведке: военнослужащие бывшей польской армии, вербовка которых проходит как при освобождении из лагерей, так и на погранполосе; возвращающиеся из Франции поляки и украинцы, выехавшие туда на заработки до германо-польской войны 1939 г.; беглецы из западных областей УССР и БССР – участники различных контрреволюционных формирований и уголовно-бандитские элементы; принудительно работающие в немецкой погранполосе на строительстве оборонительных сооружений поляки и евреи; дезертиры германской армии (очень редко), пойманные и завербованные германскими пограничными разведчиками.

Ориентируя о методах работы немецких спецслужб, Особый отдел ГУГБ НКВД СССР еще раз напоминает всем начальникам особых отделов округов, армий, флотов, корпусов и особых отделений дивизий, бригад, гарнизонов о повседневной, кропотливой работе, обратив особое внимание на вышеперечисленные категории лиц».

Подписавший документ начальник Особого отдела майор госбезопасности А. Михеев не мог знать, что в эти же дни по ту сторону границы руководители Абвера получили другой приказ. «Уже с августа – сентября 1940 г., – свидетельствовал на Нюрнбергском процессе бывший начальник отдела «А-I» генерал-лейтенант Ганс Пиккенброк, – со стороны генштаба (ОКХ. – Авт.) заметно увеличились разведзадания Абверу по СССР. Они, безусловно, были связаны с подготовкой войны против России… Для их выполнения было направлено значительное количество агентов в районы демаркационной линии между советскими и германскими войсками. В разведывательных целях мы также использовали часть германских подданных, ездивших по различным вопросам в СССР, а также опрашивали лиц, ранее побывавших там».

Усилить засылку агентов получили задание и все периферийные отделы Абвера – «Абверштелле». Об активизации агентурной работы против СССР приказ поступил и в разведывательные органы 1Ц армий и армейских группировок.

Находясь в советском плену, о «днях минувших» воспоминаниями делился и коллега Пиккенброка, бывший заместитель начальника «А-II» (саботаж, диверсии) полковник Эрвин Штольце. «Мой начальник полковник (ныне генерал) Лахузен, – свидетельствовал он, – вызвал меня к себе в служебный кабинет и поставил в известность, что вскоре предстоит военное наступление Германии на Советский Союз, и в связи с этим предложил использовать все данные об СССР, которыми располагал отдел «Абвер-II» для проведения необходимых мероприятий по диверсиям. При этом Лахузен предупредил, что все сказанное необходимо хранить в строжайшем секрете».

Тогда же, по словам Штольце, он получил приказ организовать и возглавить специальную группу под условным наименованием «А». Ее главной задачей предполагалась «подготовка диверсионных актов и работа по разложению советского тыла». Припомнил замначальника «А-II» и такой факт: тогда же он был ознакомлен с приказом ОКВ за подписью Кейтеля, содержавший основные директивные указания по проведению подрывной деятельности против СССР. Документ впервые был помечен условным шифром «Барбаросса».

Досье

Штольце Эрвин (1891–1947).

Участник Первой мировой войны. С 1919 г. – офицер запаса. В 1923 г. поступил на службу в Управление разведки и контрразведки Рейхсвера. Специализировался на организации разведки в странах Восточной и Юго-Восточной Европы. В 1936 г. был переведен во II отдел (диверсионная деятельность) Абвера заместителем начальника. Накануне и в ходе Второй мировой войны занимался вопросами создания диверсионных формирований из числа ОУН, других профашистских организаций, которые действовали на территории Польши и СССР. После передачи «А-II» в состав РСХА (февраль 1944 г.) был назначен руководителем диверсионного сектора его Военного управления. С сентября 1944 г. – начальник берлинского района сбора донесений. В последний период существования Третьего рейха принимал участие в формировании подпольно-диверсионной организации «Вервольф».

31 мая 1945 г. подвергся аресту СМЕРШем. На Нюрнбергском процессе (1946) дал подробную информацию о деятельности Абвера и его связях с ОУН в предвоенный период и во время вооруженной агрессии Германии против Советского Союза. Находясь на территории СССР, умер в тюрьме.

Активизировали немецкие спецслужбы в советском тылу и диверсионную работу. Главное транспортное управление НКВД сообщало: в первой половине 1939 г. «участились случаи наложения на железнодорожные пути рельсов и шпал, закладывания в зазоры рельсовой колеи костылей и накладок с целью крушения поездов». Диверсии имели место практически на всех железных дорогах СССР, особенно их количество возросло в мае – июле. В частности, 29 июня на Восточно-Сибирской дороге дежурный по центральному посту умышленно перевел стрелку под движущимся воинским эшелоном. Крушение привело к множественным человеческим жертвам. «Вышеизложенные факты, – отмечало ГТУ, – свидетельствуют об оживлении деятельности на железнодорожном транспорте контрреволюционных элементов и групп, пытающихся диверсионными актами поставить под угрозу безопасность движения и дезорганизовать работу дорог».

«В результате бдительности личного состава, – отмечалось в докладе Главного управления войск НКВД по охране железнодорожных сооружений, – на железных дорогах Союза ССР в течение 1939 г. предотвращено 534 возможных крушения поездов, задержано 257 шпионов, диверсантов и нарушителей госграницы, 483 бандитов и уголовно-преступного элемента».

«Мелкими» подрывными акциями агенты не ограничивались. Задержанные в районе Белостока диверсанты имели на вооружении ампулы с бациллами сибирской язвы для заражения в предполагаемых прифронтовых районах водоемов, кавалерийских конюшен и армейских продовольственных складов. Еще одна такая же группа (восемь человек), пытавшаяся после обнаружения скрыться в лесу, была ликвидирована 5 июля 1940 г. В ходе следствия после ареста многие агенты признавали: помимо шпионских и диверсионных заданий им поручались террористические акты, в первую очередь против командно-политического состава Красной Армии и сотрудников НКВД.

Оперативные сообщения в сводках штабов пограничных округов и органов госбезопасности о проникновении на территорию СССР диверсионных групп и диверсантов-одиночек в предвоенные годы стали обыденным явлением.

Тогда же впервые был опробован и метод заброски агентуры в форме военнослужащих Красной Армии, сотрудников НКВД, железнодорожников, работников милиции. Особый размах он приобрел накануне вторжения немецко-фашистских войск, прежде всего с участием полка «Бранденбург 800». Пройдет короткое время, и этот метод станет чуть ли не основным в диверсионно-разведывательной работе противника. Пока же шла его «обкатка».

С целью облегчить проникновение диверсионно-разведывательных групп и агентов вглубь советской территории, по заданию Абвера и СД на государственной границе подразделения рейха стали провоцировать отвлекающие вооруженные столкновения. После заключения советско-германского договора о ненападении (сентябрь 1939 г.) и до начала войны таких провокаций было зафиксировано более шестисот, во время которых уничтожено около тысячи и взято в плен свыше четырех тысяч немецких солдат и офицеров. Ликвидации подвергались и сотни агентов, пытавшихся под прикрытием вооруженных конфликтов проникнуть на советскую территорию. Однако немалому их числу удалось избежать подобной участи.

Вспоминая о задержании и допросе агента Абвера Югова, военный контрразведчик А. Е. Стародубцев, он же Вихров, Берегов и т. д., писал: «…Югов-Вихров дрогнул. От злости и собственного бессилия он даже заскрипел зубами, заерзал на стуле, качал головой.

– Рано, очень рано вам попался. А такие хорошие планы были…

Планы у него и впрямь были далеко идущие. Как показало следствие, наш «гость» оказался птицей важной. Он являлся членом Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) – мощной эмигрантской организации, состоящей на службе у Абвера. Югов был одним из многих, кого направила к нам вражеская разведка. Группу шпионов на территории Советского Союза провели в том месте, где сходятся границы трех государств – Румынии, Венгрии и СССР. Для этого инсценировали пограничный конфликт в другом месте, чтобы отвлечь внимание от главного события – заброски абверовских разведчиков. У каждого из них была своя задача. Югов должен был перейти через Украину, Донбасс, Ростов и дальше на восток. В каждом пункте, изучив обстановку, обязывался оставлять людей, на которых в нужный момент опереться, использовать их в шпионских целях. Должны они были выполнять и идеологическую задачу: настраивать против советской власти и партии людей, возбуждать национальную рознь, противоречия, а то и вражду. Добравшись до Горького и устроившись на работу, Югов женился на дочери одного в то время осужденного руководителя, сумел втянуть ее в свою деятельность. Дальше их совместный путь лежал на Дальний Восток, где агент намеревался сколотить тайную организацию… В Маньжурии его ждал Радзиевский, главарь Русского фашистского союза (РФС) – организации, состоящей из белых эмигрантов, также служившей германской разведке. Выполняя данное ему задание, вражеский шпион дошел до Северного Казахстана, но здесь мы его остановили…».

Дестабилизировать ситуацию в советском тылу путем диверсий и террора стремились и ячейки ОУН. 5 декабря 1939 г. начальник УНКВД по Львовской области подполковник К. Е. Краснов в докладной с грифом «срочно» сообщал: «3 декабря в 23 часа совершен террористический акт над председателем местного комитета д. Черлены Грудекского уезда Львовской области Трушем Михаилом. В окно его дома были брошены две ручные гранаты. Тяжело ранены Труш и его жена… Опергруппой арестованы Фалькевич Иосиф, его сыновья… и Фалькевич Войтек. Пострадавший Труш опознал террористов Фалькевичей. Следствие по делу продолжается, результат сообщим дополнительно».

Террор ОУН в отношении гражданских лиц, военнослужащих Красной Армии и сотрудников правоохранительных органов заметно усилился в канун войны.

Подготовку к диверсионной деятельности немецких спецслужб в советском тылу можно проследить на примере приказа (май 1941 г.) начальника штаба группы армий «Б» генерала Ганса Грейфенберга (21 июня 1941 г. переименована в группу армий «Центр». – Авт.): «Для вывода из строя намеченных командованием 4-й армии (входила в состав группы армий. – Авт.) объектов ему выделяются: рота 800-го учебного полка особого назначения…, 220 человек личного состава.

1. Объекты 1–3 могут быть захвачены и обезврежены силами по 30 человек при полной маскировке, т. е. в форме русских солдат, накануне или непосредственно перед началом наступления.

2. Объекты 4 и 5… будут заниматься силами роты 800-го учебного полка… перед началом наступления и удерживаться до подхода войск. Расход сил: 60 человек на каждый объект.

3. Объекты 6, 7, 8 и 9 могут быть захвачены только в ходе наступления… При этом будут использованы силы, принимавшие участие в захвате предыдущих объектов.

Офицер связи от отдела «Абвер-2» и офицеры связи от 800-го учебного полка особого назначения прибудут в штаб 4-й армии 29 мая с задачей получения указаний от командования армии и установления связи с теми частями, которые будут с ними взаимодействовать».

Весной 1940 г. советские пограничники зафиксировали и первые полеты в разведывательных целях немецких, а позже румынских и венгерских самолетов. В подготовленной Управлением пограничных войск НКВД УССР справке о нарушениях границы в полосе оперативного обслуживания 91-м и 94-м погранотрядами отмечались: время происшествий, типы самолетов, маршруты их следования, высота, а также скорость. Это дало возможность заместителю начальника погранвойск В. А. Хоменко сделать вывод: «Считаю, что немцы производят фотографирование нашей пограничной полосы, особенно дорог».

Изучив в свое время архивы бывшего Абвера, о фактах авиаразведки в канун войны писал и упоминаемый Л. де Йонг: «Немцы старались проводить аэрофотосъемку, используя для этой цели скоростные самолеты, вторгшиеся в воздушное пространство Советского Союза на большой высоте; фотографировались пути сообщения, важные военные объекты и пограничные укрепления. Эти самолеты входили в эскадрилью Ровеля, дислоцировавшуюся на аэродромах близ Будапешта. Фон Браухич и Гальдер предлагали приступить к аэрофотосъемке советской территории с сентября 1940 года. Гитлер отверг это предложение, опасаясь, что русские смогли бы слишком рано распознать его планы. Самолеты Ровеля стали действовать лишь в начале 1941 года. На основании изучения фотоснимков в марте Гальдер отметил в своем дневнике, что русская система путей сообщения оказалась значительно в лучшем состоянии, чем предполагали немцы». Первое время немцы не решались посылать самолеты эскадрильи Ровеля слишком далеко вглубь России. За две недели до вторжения они приступили к полетам на дальние расстояния». В своем описании Йонг допустил лишь одну существенную неточность: полеты люфтваффе над территорией СССР начались значительно раньше. В 1941 г. они приобрели уже регулярный характер.

Дневниковые записки начальника генштаба ОКХ Франца Гальдера, касающиеся событий «От запланированного вторжения в Англию до начала восточной компании (1.7.1940 – 21.6.1941)» (том 2), свидетельствуют и о том, что сотрудничество штаба с Абвером в этот период приобрело системный и многоплановый характер. Рассматриваемые вопросы касались «подготовки Абвера к операции «Барбаросса»; о «сосредоточении всех источников информации в руках офицеров разведки и контрразведки»; подготовительных мероприятий Абвера на Украине и в Прибалтике»; а также таких «мелочей», как приемы «капельного» или полного использования состава полка «Бранденбург» и его подразделений при группе армий «Центр», «Север» и «Юг». Не были забыты и вопросы «разложения населения Украины» с помощью пропаганды. На всех совещаниях в ОКХ Абвер представлял лично адмирал Вильгельм Канарис.

Ко времени «Ч» сотрудничество Абвера с ОУН приобрело завершенный характер. Из мельниковцев и бандеровцев были сформированы батальоны «Нахтигаль» («Соловей») и «Ролланд». «Для выполнения особых задач, – сообщалось в приказе ОКВ (июнь 1941 г.), – 11-му армейскому корпусу передаются подразделения «Ролланд» в составе двух рот, состоящие из 200 украинских националистов под руководством 15 немецких офицеров, унтер-офицеров и рядовых… Задача: поддержка немецкого наступления через Прут посредством саботажа в тылу врага».

Батальону предписывалось: нарушать проводную связь частей Красной Армии с тылом; уничтожать телефонные и телеграфные линии; убивать армейских командиров и комиссаров; нападать на колонны и обозы; подрывать на аэродромах самолеты; совершать на важных военных и промышленных объектах диверсии и поджоги (тушить пожары на немецких); захватывать и охранять склады и базы с горючим, продовольствием, имуществом, а также элеваторы с зерном и др.; распространять среди советских войск и населения листовки, сеять панику, призывать к восстаниям. Попавшие в окружение подразделения Красной Армии, группы и одиноких бойцов и командиров разоружать и брать в плен.

Во всех передовых соединениях Вермахта групп армий «Центр», «Север» и «Юг» с аналогичными задачами находились подразделения полка «Бранденбург 800». Их диверсионно-разведывательные группы, среди которых членов ОУН было не менее половины, в советском тылу начали действовать задолго до условного сигнала о начале войны.

В предполагаемых прифронтовых районах не бездействовали оуновская и прибалтийская агентурно-осведомительские подпольные сети, в составе которых насчитывались десятки диверсионно-разведывательных резидентур. В марте 1941 г. одну из них ликвидировали в Литве. Аресту подверглись 73 агента и боевика, среди них немец-резидент Ганс Шинке. В обнаруженных тайниках были изъяты десятки винтовок, гранат, револьверов, боеприпасы, средства тайнописи. Здесь же оказались и секретные наставления РККА, карты Риги и Вентспилса с нанесенными на них военными объектами, списки подлежащих уничтожению «агентов НКВД», шифры, другие документы. В своей деятельности резидентура опиралась на антисоветскую подпольную организацию «Тевияс сарге». Одним из направлений ее работы была вербовка осведомителей среди военнослужащих Красной Армии и гражданского населения. По данным НКГБ СССР, эта работа достаточно успешно продвигалась в Латвийском национальном корпусе, а также среди этнических немцев, бывших царских и белогвардейских офицеров.

Еще более активно абверовские резиденты действовали на Украине, прежде всего Львовщине и Волыни. «Агент «Н», будучи контролером почты в г. Любачеве, – сообщал нарком внутренних дел УССР И. Серов, – передал германской разведке корешки денежных переводов на имя военнослужащих, по которым устанавливаются их фамилии и почтовый ящик воинской части… На этих корешках имелись оттиски печатей воинских частей, что особенно интересовало германскую разведку. На основании доверенностей на получение денежных сумм «Н» составлял списки командиров Красной Армии с указанием их должностей и воинских званий…

Используя служебное положение механика электростанции, агент немецкой разведки «С» собрал и передал сведения о 41-м артиллерийском и 61-м стрелковом полках. По специальному заданию отправил в Германию образцы нефтепродуктов, на которых работает электростанция.

Работая весовщиком на пункте «Заготсено» в Порицком районе, агент «М» делал выборку по накладным квитанциям и доверенностям, составлял списки, в которых указывал номера, наименование и месторасположение воинских частей, затем передавал их германской разведке».

В спецсообщении наркомата госбезопасности Украины (март 1941 г.), шла речь о подготовке вооруженного восстания ОУН в Тернопольской и других западных областях Украины. В январе – июне 1941 г. здесь было ликвидировано 63 оуновских ячейки общим количеством 1282 боевика и нелегала.

Сотрудничая с ОУН еще со времен Веймарской республики, поднаторев в шпионаже, к началу войны против СССР, с участием оуновцев Абвер, СД и гестапо создали, возможно, наиболее широкую из известных к этому времени в мире агентурную категорию, возложившую на себя разведку и диверсионно-подрывную работу по военным, экономическим, политическим, научно-техническим, пропагандистским, многим другим направлениям. Ее разновидность была представлена: агентами, боевиками, вербовщиками, дезинформаторами, маршрутниками, наводчиками, переправщиками, радистами, связными, содержателями конспиративных квартир, почтовых и явочных пунктов, наружными наблюдателями, диверсантами, агитаторами и т. д. Не менее активно трудились и агенты-провокаторы. В ходе Второй мировой войны не без активного участия ОУН, а затем УПА, были заложены и получили развитие многие термины агентурно-оперативной работы, среди них – агентурная боевая группа, агентурная разведка, агентурная связь (радиосвязь), агентурная сеть, агентурное наблюдение (сообщение) и т. д. Эти и некоторые другие общепринятые сегодня приемы и методы подпольной работы ОУН на практике «обкатала» еще во время нахождения западных областей Украины в составе Польши. В этот же период качественно новый уровень в оуновской среде приобрели и тактические приемы разведки и контрразведки, среди них конспирация, индивидуальность, недоверие и т. д.

В целом агентурную и другие виды разведки в канун войны прежде всего Абвер проводил исключительно в интересах Вермахта, поскольку, по словам Гальдера, предполагалось не вытеснять советские войска с их территорий, а широкими охватами с участием бронетанковых сил брать в «клещи», а затем уничтожать. В связи с этим требовались детальные топографические данные, в первую очередь по территории западных военных округов. Наряду со сбором разведывательных сведений, для обновления штабных карт агентуре вменялось уяснять обстановку в приграничной полосе, уточнять прохождение сельских дорог, наличие на малых реках мостов, их грузоподъемность, проходимость топей и болот, а для возможной высадки десантов и посадки самолетов, искать обширные лесные поляны.

Неразрешенной проблемой в Красной Армии в условиях приближающейся войны была проводная связь. Поиск и фиксирование линий связи, диверсии на них, стало одним из основных заданий агентов-маршрутников. Отобранные у задержанных карты приграничных районов с множеством «крестиков и ноликов» свидетельствовали об обнаружении и нанесении условными знаками навесной телефонной, телеграфной и скрытой спецсвязи в звеньях «воинская часть, соединение, округ». Крестиками, как правило, обозначались места подходящие для диверсий. Подход к их выбору был один: поскрытее – в овражках, лесочках, других потаенных местах.

Повышенный интерес Абвер и РСХА стали проявлять и к советским органам разведки и контрразведки. В обзоре Главного управления полиции безопасности (октябрь 1938 г.) «Об организации и методах работы советской спецслужбы» в трех разделах и семи параграфах была сделана попытка раскрыть историю возникновения НКВД, структуру органов разведки Красной Армии, методы их работы, пути поступления информации, наличие каналов связи и т. д. В предварительных замечаниях к документу подчеркивалось: «русские испокон веков были мастерами шпионажа» и «советская разведслужба пользуется теми же методами, какие, как мы знаем, применяются другими государствами. Именно поэтому русские – превосходные шпионы. Огромная территория Советского Союза в настоящее время почти герметически изолирована от пропагандистских влияний из-за рубежа… Контрразведывательные учреждения советской разведслужбы выдвинуты за границу. Характерно, что агенту, работающему на Германию, лишь в редких случаях удается действовать в Советском Союзе. Чаще его перехватывают уже на границе. Вследствие прорыва национал-социализма… за границы германского рейха у советского большевизма появился противник, с которым он обязан постоянно считаться».

К потенциальным советским агентам в РСХА относили членов Коминтерна, работающих в Германии и других странах, представителей торговых, научных, промышленных и общественных учреждений, фирм и организаций, возвращенцев из СССР, русских эмигрантов и др. «В качестве связников и шпионских руководителей (резидентов. – Авт.) она (советская разведка. – Авт.) использует только тех агентов, которые имеют хорошую шпионскую подготовку, и которые, как правило, проявили себя в нелегальной партийной деятельности как убежденные коммунисты, прошли тщательную проверку на предмет способности к шпионской профессии в ходе продолжительной нелегальной работы на советскую систему».

Пытаясь перекрыть один из возможных каналов проникновения в рейх советской агентуры, в августе 1939 г. гестапо разработало специальную инструкцию по работе с возвращенцами, прежде всего прибывающими фольксдойчами. Документ направили во все органы полиции безопасности и пограничные комиссариаты. В ходе фильтрации, с одной стороны, предполагалось выявить шпионов, с другой, «учитывая, что каждый из возвращенцев является ценным источником информации», – получить интересующие разведданные советской действительности. Инструкция предусматривала также агентурно-оперативные мероприятия при въезде возвращенцев в рейх, в ходе их учета, порядок допроса, дальнейшего наблюдения, организации контроля за поведением и др.

Изучение структуры, форм и методов работы советской разведки и контрразведки продолжалось до начала войны. В 1940 г. РСХА издал специальный сборник проблемных вопросов по спецслужбам СССР. Документ затрагивал деятельность не только центральных, но и периферийных разведывательно-контрразведывательных органов РККА и НКВД, в частности, освещал дислокацию их специальных школ и курсов, характер и направленность контрразведывательных мероприятий, вопросы вербовки, обучения и приемы легендирования агентуры, а также способы передачи информации, систему паролей и явок, возможное сотрудничество НКВД с разведывательными органами других стран, наличие его заграничных разведывательных центров и др. Тогда же РСХА направило в адрес подведомственных органов очередной обобщенный документ «Сведения о структуре и функциях советской спецслужбы». Отмечалось, что «составлен он на основе показаний офицера тайной разведки». На этот раз речь преимущественно шла о пограничных и внутренних войсках НКВД, их структуре, задачах, форме одежды и т. д.

Одним из основных источников агентурной информации для Москвы виделся Коминтерн. Подчеркивалось: все «вышеизложенное основывается на сведениях, полученных от советских дезертиров, и показаниях бывшего польского офицера разведки, который играл ведущую роль в польской шпионской деятельности против Советской России… Поэтому было бы уместным в будущем при допросе польских офицеров разведки опрашивать их также о советской разведслужбе. Особый успех это обещает при допросе сотрудников экспозитур I (Вильно) и V (Лемберг), деятельность которых была направлена прежде всего против СССР».

На основе современных научных публикаций и архивных данных о работе советских спецслужб предвоенного периода можно констатировать: обзоры РСХА имели весьма отдаленное представление о реальном положении дел, во многих случаях были поверхностными и далеко не точными. Угадывались лишь общие направления их деятельности, функции и задачи. Не случайно процесс «познания разведслужбы большевиков» продолжался до агонии Третьего рейха.

Озадачен в этот период был и Абвер. 6 сентября 1940 г. Канарис получил указание Верховного командования ОКВ о подготовке его ведомством мероприятий по дезинформации советского командования в связи с подготовкой нападения на СССР. «В ближайшие дни, – отмечалось в документе, – концентрация войск на Востоке значительно увеличится… Из наших перегруппировок в России ни в коем случае не должно сложится впечатление, что мы готовим наступление. В то же время Россия должна понять, что в генерал-губернаторстве (оккупированная Польша. – Авт.), восточных провинциях и в протекторате (Чехии. – Авт.) находятся сильные и боеспособные немецкие войска, и сделать из этого вывод, что мы готовы в любой момент и достаточно мощными силами защитить наши интересы на Балканах против русского вмешательства».

С участием РСХА, ведомств Геббельса и Риббентропа Абвер развернул масштабную подготовку оперативной игры по дезинформированию советской стороны.

Досье

Геббельс Пауль Йозеф (1897–1945).

Имперский министр пропаганды Третьего рейха.

Родился в семье мелкого заводского служащего. При поддержке католических благотворительных организаций окончил гимназию и университет. Единственный член нацистского руководства с высшим образованием. После неудачных попыток стать писателем занялся журналистикой. Публиковался в малотиражной печати, преимущественно националистического толка. Был замечен Грегором Штрассером (одним из первых идеологов нацизма), стал его секретарем. Вместе они представляли т. н. левое крыло НСДАП, критиковавшее Гитлера за одностороннюю ориентацию на крупный промышленный капитал. В 1926 г. дистанцировался от Штрассера и вошел в состав ближайшего гитлеровского окружения. В том же году был назначен гауляйтером НСДАП в Берлине. С 1928 г. – руководитель службы пропаганды НСДАП.

После назначения Гитлера канцлером (1933 г.), возглавил вновь созданное Имперское министерство пропаганды. На его базе сформировал один из наиболее эффективных для того времени пропагандистских центров. Сыграл видную роль в идеологическом и пропагандистском обеспечении агрессивной внешней политики нацизма, в идейной мобилизации населения Германии в годы Второй мировой войны.

В 1944 г. занял пост имперского уполномоченного по тотальной мобилизации с весьма широкими полномочиями. После самоубийства фюрера, опираясь на его завещание, провозгласил себя рейхсканцлером Германии. Пытался вступить в переговоры с советским командованием по вопросу об условиях сепаратного перемирия. Попытка оказалась безуспешной. Вместе с женой Магдой Геббельс покончил жизнь самоубийством, предварительно умертвив своих шестерых детей. Оставил подробные дневники, содержащие ценный материал по истории нацистского Третьего рейха.

Директива ОКХ по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (план «Барбаросса») в разделе «Сохранение тайны» требовала: «Во избежание внешнеполитических осложнений следует соблюдать безусловную секретность в разработке и осуществлении плана сосредоточения войск на Востоке». Претворяя в жизнь данное требование, в канун войны ОКВ одну за другой издало (15 февраля и 12 мая) директивы, названия и смысл которых были почти одинаковыми: «О мероприятиях по дезинформированию советского военного командования». В документах с грифом высшей секретности с доведением их содержания исключительно до узкого круга лиц в деталях разъяснялось, что надлежит делать каждой из задействованных сторон с целью завести в заблуждение государственно-партийное и военное руководство Советского Союза в отношении намерений Третьего рейха. В первоначальный период (15 февраля – 14 марта) участникам оперативной игры предписывалось развивать версию, что руководство Германии еще не решило, где начать наступление: в Греции, Англии или в Северной Африке. В последующем (с середины апреля), когда огромную массу войск Вермахта нельзя будет скрыть от советской разведки, их присутствие вблизи границы с СССР маскировать отдыхом, перевооружением и последними приготовлениями перед вторжением в Англию. В целом, отмечали А. Г. Шаваев и С. В. Лекарев, «перспективной целью виделось создание атмосферы полнейшей неопределенности, позволяющей лишь строить догадки относительно следующего хода Германии, а также сроков начала ею главной военной операции года. Автор директив ОКВ – не кто иной, как сам Гитлер – придумал иезуитский способ ослабить бдительность Сталина даже тогда, когда скрывать военные приготовления стало невозможно. Суть его заключалась в том, чтобы вкрадчиво намекать русским: надежды на мирное урегулирование советско-германского конфликта сохраняются; наращивание рейхом вооруженных сил у советских границ преследует цель оказать политическое давление на Москву; Берлин хочет от советского правительства каких-то далеко идущих уступок и вот-вот выступит с инициативой переговоров или, напротив, ждет, что Москва возьмет инициативу на себя…».

В вопросе дезинформации об истинных планах Германии Абверу предписывалось «руководствоваться следующими принципиальными положениями»: маскировать общую численность войск; распространять слухи и известия о якобы их временном пребывании в приграничных с СССР районах; их передвижение обосновывать переходом в лагеря и т. д. Одновременно преувеличивать вооружение, особенно в танках, а ускоренное улучшение дорожной инфраструктуры объяснять «необходимостью развития вновь завоеванных областей» в экономических целях.

Реализация указаний штаба ОКВ персонально возлагалось на отдел «А-III» – контрразведку. «О подготовке нападения Германии на Советский Союз, – каялся в 1946 г. в Нюрнберге его начальник генерал-лейтенант Франц фон Бентивеньи, – я впервые узнал в августе 1940 г. от адмирала Канариса. Тогда же я получил указание активизировать контрразведывательную работу в местах сосредоточения германских войск на советско-германской границе. Мною было дано задание органам военной разведки и контрразведки абвершталле «Кенигсберг», «Краков», «Бреслау», «Вена», «Данциг» и «Познань» усилить контрразведывательную работу.

Что касается руководимой мною «А-III», то в марте 1941 г. я получил от Канариса следующие установки по подготовке к проведению плана «Барбаросса»:

а) подготовка всех звеньев к ведению активной контрразведывательной работы против Советского Союза, как-то: создание необходимых абвергрупп, расписание их по боевым соединениям, намеченным к действиям на Восточном фронте; парализация деятельности советских разведывательных и контрразведывательных органов;

б) дезинформация через агентуру иноразведок в части создания видимости улучшения отношений с СССР и подготовки удара по Великобритании;

в) контрразведывательные мероприятия по сохранению в тайне ведущейся подготовки к войне с Советским Союзом, обеспечению скрытности перебросок войск на Восток.

В мае 1941 г. подготовка и проведение всех указанных мероприятий были в основном закончены, о чем я лично в присутствии Канариса доложил фельдмаршалу Кейтелю. Проделанная мною работа им была одобрена».

Опираясь на последовавшие события весны – лета военного года, можно утверждать: затея фюрера Третьего рейха по дезинформации, прежде всего Сталина, удалась. Не дала результатов и «взятая на себя» советской стороной инициатива в виде прозвучавшего за неделю-вторую до начала войны заявления о «дружбе и мире» между СССР и Германией. Решение о начале военной агрессии против Советского Союза было принято. «Когда начнется эта операция, – заявил 9 января 1941 г. Гитлер в Бергхофе, – мир затаит дыхание…»

Выполняя директивы Абвера, к вторжению немецкого Вермахта в СССР готовилась и Организация украинских националистов. 30 сентября 1940 г. в докладной на имя Л. Берии нарком внутренних дел Украины И. Серов писал: «Общее количество членов ОУН, ведущих антисоветскую работу в западных областях Украины, согласно полученным следственным путем данным…, выражается в 5 500 чел. подчиненных единому руководству краевой экзекутивы.

Практическая работа ОУН в весенне-летние месяцы этого года выражалась в том, что по заданию ее руководства подготавливались материальная и техническая база и кадры для вооруженного восстания против Советской власти при помощи Германии…

Предостерегая краевую экзекутиву от самостоятельного вооруженного выступления, Краковский центр (ОУН. – Авт.) и лично его руководитель Бандера дал директиву (перехваченную нами) переключить работу ОУН на военный шпионаж в пользу Германии».

В другом документе (февраль 1941 г.), украинский Наркомат отмечал, что готовящееся к осени 1940 г. ОУН вооруженное выступление в силу «изменившейся международной обстановки и ряда крупных провалов ОУН» отменено. С учетом последнего ее руководство «занялось перестройкой антисоветской работы применительно к создавшимся условиям». По данным заместителя наркома В. Ткаченко, не отказавшись от вооруженного восстания, верхушка ОУН «решила вести в этом направлении подготовку на более расширенной базе, сочетая организационно-пропагандистскую работу с применением террора… Из захваченной нами переписки «Мармаша» с «Робертом» видно, что эти задачи «Мармаш» формирует в следующих выражениях: «Главный способ – это вооруженное восстание… К этому готовится вся Украина, край, заграница… Предвестник вооруженного восстания – это способ, о котором не может молчать никто. Это, например: Варшава (покушение на Перацкого – министра внутренних дел Польши. – Авт.), это Ленинград (покушение на Кирова). Сегодня надо применять этот способ (Ленинград, Варшава), сегодня создавать новых легендарных людей типа Данилишина и Бандеры. Одновременно с этим подготавливать материал и кадры для массовых выступлений».

Предполагался и план антисоветской работы, включавший пять основных направлений: сохранение основных кадров ОУН; организацию ее деятельности на расширенной базе; пропаганду националистических идей; террор и подготовку массовых «народных» выступлений по типу казацких восстаний XVI–XVII вв.; разведывательную деятельность.

Каждый пункт предусматривал конкретную «программу» действий. В частности, «массовые народные восстания» предполагалось надлежащим образом вооружить. Перед закладкой «зброи в схроны» ее требовалось «смазать, осмотреть и замаскировать». Разговор шел о сотнях единиц автоматического оружия, тысячах винтовок, карабинов, револьверов, обрезов, большом количестве гранат и боеприпасов. Значительная часть оружия оуновцам досталась от разбитого немцами с их помощью польского войска, немало сохранилось и от «былых времен».

Одно из основных мест в задекларированном плане ОУН по заданию Абвера отводилось разведывательной работе. «Материалами следствия подтверждается, – констатировал заместитель наркома, – что ОУН за границей и здесь является фактически филиалом немецкой разведки, собирающей секретные сведения за определенное вознаграждение». В подтверждение приводил указание (апрель 1941 г.) из Кракова «вождя» на имя оуновских эмиссаров в западных областях Украины. «Шлите, – писал Степан Бандера, – больше разведывательных сведений, топографических карт и военной литературы (советской. – Авт.). За все это немцы обеспечат нас оружием и деньгами». Тесную связь ОУН с гитлеровцами тогда же образно подтвердил арестованный М. Думанский (немецкий разведчик и член ОУН) на очной ставке с руководителем окружной Львовской организации ОУН – Биленьким. «… Вы наивно ставите вопрос о доказательствах сотрудничества ОУН с немецкой разведкой: общеизвестно, что ОУН давно находится в услужении гестапо. Об этом знает каждый «хлопак», знаете об этом и вы».

В ответ на просьбу Бандеры в отчетах уездных руководителей ОУН Львовской области (были изъяты у арестованного связного) отмечалось: «В г. Винники стоит воинская часть РККА в 700 человек. В с. Чижики – артшкола, в с. Куровичи – авиачасть, в с. Якторов – технические части РККА». В другом донесении говорилось о более серьезных вещах: местах возможной высадки десантов и объектах для бомбардировки немецкой авиацией. «Называю пункты, где можно садить парашюты (идет их перечисление. – Авт.), – сообщалось в переписке «Мармаша» с краевой экзекутивой ОУН. – Эти пункты, где есть наши люди (по 30–40 сел), охвачены нами, они в любой момент выставят от 200 до 500 людей… Пункты, которые надо бы бомбардировать (идет перечисление. – Авт.)… Все это передать войсковому руководителю, чтобы он учел при составлении своего оперативного плана. Если будете посылать за границу, то также передайте точно обозначенные по карте пункты».

План ОУН предполагал и проведение ряда крупных диверсий, среди них уничтожение Львовской электростанции. Данная задача возлагалась на агента С. Магеляса, работавшего на ней инженером.

Приближение и неизбежность войны чувствовались все сильнее, что подтверждала и возросшая диверсионно-разведывательная активность немцев. 19 июня 1941 г. в спецсообщении НКГБ БССР (раздел «О заброске на территорию СССР диверсантов») отмечалось: «Со стороны германских разведывательных органов усилилась переброска на нашу сторону агентуры. Задержанные 17 июня на участке 86-го ПО нарушители границы (перечислены фамилии пяти человек. – Авт.) показали, что они прошли подготовку на специальных курсах агентов-диверсантов. Всего на курсах обучалось 50 человек… Допросами диверсантов установлено, что германская разведка стремится к началу военных действий между Германией и СССР отрезать передвижение частей Красной Армии по железным дорогам, для чего провести диверсии на следующих стратегических пунктах: на перегонах Столбцы – Барановичи, Лида – Молодечено, в районе ст. Лукинец. Диверсанты показывают, они получили задание – если война не начнется до 1 августа, провести диверсии вне зависимости от обстоятельств и возвратиться обратно. Все они снабжены оружием и необходимым количеством пироксилиновых шашек».

Стандартный характер заданий групп – «взрывать железнодорожное полотно, осуществлять крушение воинских эшелонов, создавать пробки в движении поездов» – подтвердили еще 46 задержанных агентов.

Подрывные действия в районе Ломжи развернули диверсанты полка «Бранденбург». Экипированных под армейских командиров и сотрудников НКВД, их возглавил владеющий русским языком кадровый немецкий разведчик с задачей проникнуть в район Барановичей и после сигнала о предстоящем начале военных действий разрушить линии армейской проводной связи, взорвать железнодорожные стрелки, другие важные объекты, уничтожить командный состав и небольшие красноармейские группы, сеять среди войск и населения панику, поджигать склады, общественные здания и даже жилые дома.

С января по 10 июня 1941 г. на западной границе Советского Союза пограничными войсками было задержано 2080 нарушителей, из них только за десять дней июня – 108. Среди них выявили 339 агентов и диверсантов (219 немецких, 92 румынских, 28 венгерских). 36, оказавших сопротивление, были убиты, 25 – ранены. «Джентльменский» набор прибывших состоял из взрывчатки, личного оружия, гранат, крупных сумм денег, фальшивых документов, радиостанций, а нередко и замаскированных под микстуру, таблетки, порошки и другие медицинские препараты различные яды.

В канун войны устремления разведки противника заметно изменились. «По данным, полученным из НКГБ СССР, – отмечалось в очередной директиве Наркомата обороны (апрель 1941 г.), – за последнее время ряд иностранных разведок активизировали разведывательную работу против СССР. При этом главное внимание ими уделяется вопросам военного характера. Особую активность проявляет немецкая разведка, которая около 70 % всех заданий дает по Красной Армии».

Об изменении интересов немецких спецслужб информировал и заместитель наркома внутренних дел Украины Т. А. Строкач. В донесении в союзный НКВД «О военных мероприятиях Германии и Венгрии в пограничной с СССР полосе» (весна 1941 г.) он писал: «Направляемая в СССР агентура имеет задание выяснить следующие вопросы: сосредоточение наших войск в пограничных районах; дислокация штабов, соединений и частей Красной Армии; пункты и районы расположения радиостанций; наличие надземных и подземных аэродромов, количество самолетов, складов, а также летного состава; настроение различных слоев населения; введены ли и какие режимные документы для населения…

В связи с мероприятиями, проводимыми германскими властями, среди населения усиленно ходят слухи о предстоящей в ближайшее время войне Германии с СССР».

Тенденцию к переориентации устремлений немцев и их союзников подметила и военная контрразведка 3-го Управления НКО СССР. «В результате разоблачения агентуры германских разведывательных органов установлено, – отмечалось в очередной ориентировке, – что органы гестапо и военной разведки особый интерес проявляют к объектам военного характера, главным образом к получению данных об авиации, артиллерии и тыловых частях». Перед агентами стояли задачи фиксировать перемещение войск, добывать образцы горюче-смазочных материалов, выявлять среди командного состава Красной Армии бывших царских и белых офицеров, выискивать гражданские и воинские документы, продолжать «разведку органов и руководства НКВД:

1. Что такое Особый отдел, кому он подчинен.

2. Имеют ли между собой связь органы НКВД и особые отделы, подчиняются ли они друг другу.

3. Устанавливать фамилии, национальность и адреса их сотрудников».

Уточнял начальник Управления майор госбезопасности Анатолий Михеев и предыдущую информацию о национальном составе немецкой агентуры на западном направлении. По его данным, на 52 % она состояла из поляков %(как правило, бывших военнопленных и местных жителей), на 30 % – из украинских националистов, остальные – белорусы, эстонцы, русские и незначительное число евреев. Подчеркивал: средний возраст агентов и диверсантов – 25–30 лет, из них 10 % – красивые молодые женщины и девушки.

Количество заброшенной в предвоенный год в СССР агентуры составило 5 тыс. человек. По сравнению с 1939 г. число агентов только с немецкой стороны возросло в четыре раза. При этом подсчитаны лишь задержанные и убитые. Сколько было тех, кому посчастливилось пересечь государственную границу, неизвестно. До сих пор неизвестно и число законспирированных в советском тылу немецких и других нелегалов – резидентов и агентов. «Весной 1941 г., – писал Л. де Йонг, – у немцев имелось несколько агентов в прибалтийских республиках и в восточных районах Польши, занятых Советским Союзом». Реально их там было в разы больше. В названных Йонгом и других районах СССР агентурные позиции Абвера и СД опирались на националистов, представителей свергнутого в 1917 г. режима, других враждебно настроенных к советской власти лиц.

«Весной и в начале июня 1941 года, – отмечал Павел Судоплатов, – Абвер, следует признать, свою задачу по разведке прифронтовой полосы в целом выполнил. Он обладал данными, которые поставляли агенты-маршрутники и местное население. Немцы были осведомлены о расположении наших войск, о дислокации аэродромов, местонахождении нефтебаз благодаря хорошо налаженной работе аэрофоторазведки, радиослужб и воздушной разведки. В актив Абвера надо записать и вывод из строя 22 июня узлов связи Красной Армии…»

По-иному выглядели разведданные о глубинных районах СССР и прежде всего о положении дел в Вооруженных Силах. В мемуарах «Лабиринт» (раздел «Борьба с советской разведкой»), вспоминая о кануне войны, Шелленберг писал: «Мы уже имели достаточно много ценных сведений о разведывательной службе Советского Союза за рубежом и о разногласиях, которые существовали между разведывательной службой МВД (прежде НКВД) – разведорганом секретной полиции советской коммунистической партии – и военной разведывательной службой». Утверждение шефа «СД-Аусланд» соответствовало действительности, но, не желая компрометировать Абвер, и прежде всего СД, он умолчал об отсутствии у секретных служб Германии разведданных о реальном состоянии Красной Армии, стратегических промышленно-экономических, материально-технических и людских мощностях и резервах Советского Союза. Последнее в рейхе узнали, а главное, почувствовали непосредственно уже в ходе войны. Павел Судоплатов: «Немецкая разведка сумела предсказать гитлеровскому командованию малую вероятность разгрома СССР в краткосрочной летней военной кампании. Немцы не обладали исчерпывающими данными о нашем военно-экономическом потенциале. Они вынуждены были опираться на агентуру из формирований оуновцев, грузинской, армянской и азербайджанской эмиграции, националистов из Прибалтики, которые не имели доступа в наши экономические министерства и ведомства и в среду высшего и среднего звена советского военного командования».

Данный факт в свое время вынужденно признали и многие немецкие генералы. Бывший начальник главного разведывательного управления генштаба сухопутных сил Вермахта К. Типпельскирх писал: «Определить хотя бы приблизительно военную мощь СССР было почти невозможно. Слишком многие факторы, из которых при нормальных условиях можно было составить сложную картину мобилизационных возможностей вооруженных сил и их экономических источников, были покрыты непроницаемой тайной… Шпионаж, который в других странах велся под видом безобидной частной экономической деятельности, не находил для себя в Советском Союзе… никакого поля деятельности». По словам автора «Истории Второй мировой войны», у высшего руководства ОКВ имелось лишь «приблизительное представление о том, на что способен Советский Союз в случае войны».

Безучастным к промахам военной разведки не остался и Гитлер. Говоря о провале «блицкрига», 3 октября 1943 г. он заявил: «Мы не имели представления о гигантских размерах подготовки, проведенной этим врагом (Советским Союзом. – Авт.)». Признание фюрера окончательно предопределило и закат «звезды» Абвера, а одновременно – и адмирала Канариса.

«Как обстояло с немецким шпионажем против России? – риторически спрашивал после войны немецкий историк Карелль. – Что знало немецкое руководство от секретной службы? Ответ в двух словах: очень мало!.. Она ничего не знала о военных тайнах русских».

Но пока все шло своим чередом. 30 мая 1941 г. Франц Гальдер в очередной раз отметил в дневнике: «Фюрер решил, что срок начала операции «Барбаросса» прежний – 22.6». В субботу, 21 июня он же записал: «Совещание с разбором обстановки: а) Условный сигнал «Дортмунд» (приказ о начале наступления), означающий проведение операции, передан».

Вторжение немецко-фашистских войск в пределы СССР началось точно по плану и по заранее обусловленному сигналу. Великая Отечественная война стала трагичной и жестокой реальностью.

Архив

Телефонограмма УНКГБ Львовской области

в НКГБ УССР о сообщении солдата А. Лескова

22 июня 1941 г.

1 экз.

Верно: п/п Бул.

Из Львова

22/VI-41 г. 3.10

Киев НКГБ УССР

т. Мешику

Перешедший границу в районе Сокаля немецкий солдат показал следующее: его фамилия – Лесков (в документе – Лишков. – Авт.) Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в гор. Кольберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.

Ефрейтор, служил в 221 саперном полку 15 дивизии. Полк расположен в селе Целенжа, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 году.

Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдат и трудящихся.

Под вечер его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и сообщил, что ночью, после артиллерийской подготовки, их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.

Как сторонник соввласти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить.

Передал: Ткаченко [57]

Принял: Беспалько

Историческая справка

Дальнейшая судьба Альфреда Лескова, человека, чью фамилию можно найти во многих работах по истории Великой Отечественной войны, сложилась печально. Его переход на советскую сторону накануне вторжения войск Вермахта в СССР был широко использован в пропагандистских целях. Среди них значится и выступление на митинге 27 июня 1941 г. перед рабочими киевской обувной фабрики. Ведомство Л. Мехлиса (Главное политическое управление РККА) распространило обращение Лескова к немецким солдатам в виде листовки с его фотографией общим тиражом 1 млн экземпляров.

Убежденный антифашист и мыслящий человек, на свою беду он критично отозвался о советско-германском пакте 1939 г., публично оценив его как грубую и непростительную ошибку высшего руководства Советского Союза, которая, по его словам, сыграла отрицательную роль в последовавших событиях. В октябрьские дни 1941 г., когда гитлеровские армии приближались к Москве, свой взгляд на ситуацию Лесков изложил в нелицеприятной для советской стороны записке «Что делает Коминтерн?». Ознакомившись с написанным, Сталин для истории оставил резолюцию: «т. Берия. Разобраться».

Реакция последнего последовала незамедлительно. 15 января 1942 г. Лескова арестовали. Выдвинутые против него обвинения были примитивны и представляли собой стереотипный шаблон: от нарушения режима содержания до неповиновения лагерной администрации и даже шпионажа в пользу Германии. Вместе с обвинительным приговором была заготовлена и запасная версия в виде медицинского диагноза: психическая неполноценность.

Его следы теряются в лагерях военнопленных на огромных сибирских просторах. Архивные немецкие документы сообщают: «Обер-ефрейтор штабной роты 221-го саперного полка Альфред Лесков, согласно записям от 5 ноября 1942 г., числится попавшим в русский плен».

 

В начале тернистого пути

Многочисленные предупреждения советских нелегалов и сочувствующих в различных странах осведомленных людей о скором вторжении в СССР немецко-фашистских войск остались без внимания. Среди высшего партийного и государственного руководства доминировала уверенность: раньше 1942 года Гитлер не нападет. Начавшаяся война для огромной страны стала полной неожиданностью и еще большим потрясением. К происшедшим событиям не готовыми были и советские спецслужбы. Предвоенные оперативно-тактические успехи на невидимом фронте наяву оказались слишком незначительны на фоне задач, возникших в условиях вооруженной агрессии. Поражения в открытых и «тайных» сражениях следовали одно за другим. «Характер атак противника показывает, – отметил 3 июля 1941 г. в дневнике Франц Гальдер, – что русское командование полностью дезориентировано. Организация атак исключительно плохая. Стрелки на грузовых автомашинах и танки наступают против нашей линии обороны в развернутом строю. Следствием являются тяжелые потери противника. Таким образом, нельзя видеть в этих несогласованных действиях какую-либо угрозу оперативного значения».

К концу первого месяца войны от западной границы войска Вермахта продвинулись вглубь советской территории почти на тысячу километров. Огромными были и потери в боевой технике и живой силе: в плену оказались около 3 млн красноармейцев и командиров. В дневнике педантичного начальника генштаба ОКХ появилась очередная запись: «Становится ясным, что фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться». Торжества не скрывал и Гитлер: военная кампания на Востоке проходила даже успешнее, чем на Западе. К осени с русскими будет покончено!

По всей линии обороны Красной Армии диверсионно-подрывную и разведывательную деятельность развернули «брандербуржцы», абверкоманды и абвергруппы. «Абвер, – писал Павел Судоплатов, – накануне войны обладал одним существенным преимуществом перед советскими органами госбезопасности. В его структуре функционировал специальный отдел по проведению разведывательно-диверсионных операций. При нем был сформирован учебный диверсионный полк «Бранденбург-800». «Бранденбург» проявил себя в диверсиях еще на Западном фронте. Потом он был передислоцирован на Восточный… На нашей территории его диверсионные подразделения первоначально действовали так же, как в Югославии. Например, в ночь на 22 июня 1941 года абвергруппы полка на участках Августов – Гродно – Колынка – Рудинки – Сувалки захватили десять стратегических мостов. Сводная рота «Бранденбурга-800» и батальона «Нахтигаль» при форсировании реки Сан заняла плацдарм и сумела препятствовать эвакуации и уничтожению важных секретных документов советских военных и гражданских учреждений в Брест-Литовске и в Литве.

15—17 июля, переодетые в красноармейскую форму, украинские националисты из батальона «Нахтигаль» и немцы 1-го батальона «Бранденбурга-800» совершили нападение на штаб одной из частей Красной Армии в лесу под Винницей, но атака была отбита.

28 июля диверсанты 8-й роты «Бранденбурга», также закамуфлированные в красноармейскую одежду, захватили и разминировали подготовленный к взрыву отступающими советскими войсками мост через Даугаву под Даугавпилсом. В ожесточенном бою абверовцы потеряли командира подразделения, но все же удержали мост до подхода передовых частей немецких армий группы «Север», рвущихся в Латвию…

В итоге остановимся на двух особенностях подготовки немецкого спецназа и его использования против нас в начальном периоде войны. Во-первых, перед ним ставились узкие боевые задачи действий в прифронтовой полосе и в ближайших тылах Красной Армии. Диверсий в нашем глубоком тылу, за исключением бакинских нефтепромыслов, немецкое командование вначале не планировало. Во-вторых, формирование спецназа и агентурных групп в нашем тылу из эмигрантов противник вынужден был проводить, используя антисоветский и антироссийский потенциал только определенной части эмиграции. При существующем недоверии к белой эмиграции о массовой вербовке не могло идти и речи. Это существенным образом ограничивало сферы разведывательно-подрывной деятельности Абвера на Восточном фронте…»

В ожидании прихода «доблестных немецких освободителей» в глубоком тылу и прифронтовых районах начали группироваться недовольные советской властью. В Прибалтике, западных областях Украины и Белоруссии в помощь Вермахту выступили националистические формирования. «Город Лемберг (Львов. – Авт.), – сообщалось (10 июля 1941 г.) в телеграмме ОУН-Бандеры в адрес Гитлера, – освобожденный от большевистского террора в результате победоносного наступления немецких армий, с благодарностью приветствует фюрера великого Германского рейха, верховного главнокомандующего самого прославленного Вермахта в мире … Мы связываем себя торжественным обещанием неотступно верно следовать за Вами в строительстве Европы, освобожденной от кровавого еврейско-большевистского господства и плутократического угнетения».

Разобщенными и хаотичными оказались и шаги только что реформированных союзных и республиканских наркоматов госбезопасности и внутренних дел. 22 июня нарком НКГБ В. Меркулов в директиве территориальным органам снизошел лишь до констатации факта «военных действий с Германией» и распоряжения «привести в мобилизационную готовность оперативно-чекистские аппараты и изъять разрабатываемый контрреволюционный и шпионский элемент». Наряду с государственными и уголовными преступниками, под жернова репрессий попало и немало невинных людей. Агентурно-осведомительскую сеть предписывалось мобилизовать на «своевременное вскрытие и предупреждение всех возможных вредительско-диверсионных актов в системе народного хозяйства», прежде всего на предприятиях оборонной промышленности и железнодорожного транспорта. О возможности появления агентов и диверсантов противника в советском тылу и в действующей Красной Армии речи не шло.

Призвав в очередной «совершенно секретной» директиве руководителей органов госбезопасности прифронтовых республик и областей к «соблюдению максимальной организованности, бдительности и напряжению всех сил в борьбе с врагами советского народа», нарком поставил задачу действовать в тесном контакте с командованием регулярных частей и органами внутренних дел, организовать «борьбу с парашютными десантами, диверсионными и бандитско-повстанческими группами».

Указание НКГБ о развертывании агентурно-оперативной работы поступило лишь 1 июля 1941 г. Разделенный на нелегальные резидентуры, штатный негласный аппарат предлагалось оставить в тылу немецких войск, обеспечив его соответствующими подложными документами, деньгами, средствами борьбы, а также явочными (конспиративными) квартирами и пунктами связи. Кроме разведывательно-контрразведывательной и диверсионной работы, резидентурам вменялась в обязанность организация партизанских отрядов и боевых групп. Заканчивался документ предупреждением: «Виновные в неисполнении настоящей директивы, проявившие трусость, малодушие, паникерство» будут арестованы и преданы суду Военного трибунала.

О задачах территориальных органов госбезопасности в противостоянии проискам диверсионно-разведывательных групп и агентуры противника, возможных в условиях войны, формах и методах их работы не упоминалось.

О реальном положении дел на невидимом фронте в начавшейся войне свидетельствует и директива ОО НКВД Северо-Западного фронта «О задачах особых органов в условиях военного времени». «Поставленные перед нашими органами партией и правительством задачи, – писал генерал-майор В. М. Бочков, – исключительно ответственны, и от их выполнения в значительной мере будет зависеть положение на фронте…

Между тем до сих пор (конец июля 1941 г. – Авт.) многие руководители-особисты не сумели еще перестроиться, и кое-где ощущается в оперативной работе инертность, медлительность, а подчас недостаточная бдительность и отсутствие политической зрелости в борьбе с вражескими элементами… Работу особых отделов надо построить так, чтобы не фиксировать уже совершившиеся факты, а предупредить все недочеты и в корне пресекать элементы расхлябанности, вредительства и предательства… Борьба с предательством в частях Красной Армии должна быть поставлена в центр внимания каждого чекиста, как и борьба со шпионажем. В этой области, несмотря на многочисленные факты засылки в наш тыл шпионов и диверсантов-парашютистов, наши органы сделали очень мало.

Шпионы-парашютисты безнаказанно орудуют в наших тылах дивизий, корпусов, армий, а меры борьбы с ними недостаточны…»

Не лучшим образом обстояли дела и в армейской разведке. В докладной Сталину и начальнику Генштаба РККА Б. М. Шапошникову (сентябрь 1941 г.) начальник Разведывательного управления Красной Армии генерал-лейтенант Ф. И. Голиков констатировал: «Войсковая разведка на фронте поставлена неудовлетворительно. Руководство ею со стороны каких-нибудь органов в системе НКО отсутствует».

В сложившейся ситуации более удачно действовал незадолго до этого «обделенный» полномочиями Наркомат внутренних дел. Сказывался опыт Лаврентия Берии, а также получаемая им как членом ГКО оперативная информация о реальном положении дел на фронте и в тылу. Учел он и уроки советско-финской войны. 25 июня 1941 г., по инициативе НКВД, СНК СССР принял постановление «О начальниках охраны войскового тыла». «Для охраны тылов Красной Армии, – говорилось в нем, – наведения там строжайшего порядка, организовать институт фронтовых и армейских начальников охраны войскового тыла … Главная обязанность начальников войскового тыла – наведение порядка в войсковом тылу, очищение тыловых дорог от беженцев …, очистка путей сообщения, регулирование подвоза и эвакуации, обеспечение бесперебойной работы связи, ликвидация диверсантов».

Начальниками охраны тыла только что образованных пяти фронтов стали начальники пограничных войск бывших приграничных военных округов. В их подчинение передавались пограничные, оперативные, конвойные подразделения и части, а также соединения НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности, дислоцировавшиеся на территории Украины, Молдавии, Белоруссии и некоторых регионов Российской Федерации. Были созданы и управления войск НКВД по охране тыла фронтов. Кроме союзного Наркомата внутренних дел, войска по охране тыла в оперативном отношении находились в подчинении военных советов фронтов.

Историческая справка

В зависимости от протяженности линии фронта, в подчинении фронтовых управлений войск по охране тыла действующей Красной Армии находилось от четырех до девяти полков, а также резервная войсковая часть (полк, батальон). В различные периоды войны общая численность войск составляла от 160 до 200 тыс. человек личного состава. Полки, как правило, структурно состояли из трех стрелковых батальонов и маневренной группы (резерв). По примеру организации охраны государственной границы, выполнение служебно-боевых задач ими осуществлялось заставами, которых в батальоне насчитывалось пять-шесть. Во всех звеньях войск – от батальона и выше – предусматривались разведывательные отделения. До 1943 г. на них возлагалась не только разведывательная, контрразведывательная, но и зафронтовая агентурно-оперативная работа.

Для охраны прифронтовых районов и поддержания в них режима военного времени вблизи линии фронта каждый полк получал полосу в 50–60 километров по фронту и 15–25 километров в глубину, батальон, соответственно, – 20 по фронту и 15–25 в глубину, застава – 5 по фронту и 10–15 в глубину.

Служебно-боевые задачи подразделения преимущественно выполняли в непосредственной близости от передней линии фронта путем проведения войсковых, разведывательных и оперативных мероприятий. Основными видами тактических действий стали высылание разведывательно-поисковых групп, дозоров, выставление на наиболее уязвимых направлениях секретов и засад, контрольно-пропускных пунктов (КПП) и т. д.

Изменения в структуре войск охраны тыла, тактике их действий, применяемых способах и методах выполнения возложенных на них функций и задач диктовались многими факторами, главными из которых были отступление, длительная оборона или наступление Красной Армии. В последнем случае, кроме отмеченных тактических приемов, распространенным стало проведение крупных войсковых операций по очистке от «нежелательных элементов» как армейских, так и фронтовых тыловых районов. Особенности действий войск наблюдались и в условиях освобождения европейских стран, а также на территории Третьего рейха.

Для оказания помощи территориальным органам госбезопасности и внутренних дел в противостоянии с диверсионно-подрывной деятельностью противника с подачи Берии союзный Совнарком принял постановление «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». Документ положил начало повсеместному формированию истребительных батальонов и групп содействия им как вспомогательной вооруженной силы в целях обеспечения охраны важных государственных и промышленных объектов, борьбы с вражескими десантами, диверсионно-разведывательными группами, агентами-сигнальщиками и др. Практическая работа по формированию, вооружению, обучению и руководству служебно-боевой деятельностью истребительных батальонов возлагалась на НКВД СССР и его территориальные органы. Тогда же были созданы при союзном Наркомате – специальный штаб, а в республиканских НКВД, краевых, областных и городских управлениях внутренних дел – отдельные оперативные группы.

Историческая справка

Истребительный батальон (ИБ) состоял из двух-трех рот, иногда была взводная система. Каждая рота – из трех взводов, последний – из трех-четырех отделений. Общая численность личного состава составляла 300–400 человек. Реже в структуру батальонов входила пулеметная рота или команда. Комплектовалась и санитарная часть. При необходимости батальонам предоставлялось право использовать все виды местной связи и транспорта (телеграф, телефон, автомашины, мотоциклы, велосипеды). Имелись пешие и конные связные и посыльные, применялась световая и звуковая сигнализация.

Командирами ИБ назначались оперативные работники НКВД, представители внутренних и пограничных войск, сотрудники милиции. Штабы возглавляли имевшие военный опыт командиры запаса, а комиссарами становились вторые секретари райкомов партии или ответственные работники партийных и советских органов. В помощь батальонам в районах их деятельности формировались группы содействия и связи. На них возлагались задачи информирования о появлении парашютных десантов и диверсантов, поддержания связи между отдельно дислоцируемыми подразделениями, оповещения личного состава о сборе по тревоге и др.

Комплектовались ИБ преимущественно людьми непризывных возрастов, лицами, имевшими «бронь», женщинами и т. д. В зависимости от военной обстановки бойцы-истребители находились на казарменном положении или продолжали работать.

В условиях войны в неоднозначном положении оказалось и 3-е (контрразведывательное) Управление НКО СССР, и его структурные подразделения. Выйдя накануне войны из подчинения НКВД и попав под юрисдикцию Наркомата обороны, в армейской среде вчерашние особисты чувствовали себя чужими и оторванными от ранее регулярно поступавшей из территориальных органов госбезопасности агентурно-оперативной информации. В армии не забылись и события тридцатых годов с участием НКВД. Не менее остро ощущалась потребность в нормативно-правовой базе, регламентирующей их функции и задачи. Не хватало и подготовленных оперативных кадров.

«Военная контрразведка, – писал П. Судоплатов, касаясь вопросов ее деятельности в предвоенный период, – сама по себе работать самостоятельно не могла. Почему? У нее не было своих следственных изоляторов и оперативно-технической поддержки. Для успешной работы она должна была заимствовать подразделения наружного наблюдения, оперативного и слухового контроля. Она имела весьма и весьма ограниченную базу. Вместе с тем, выделение военной контрразведки (из структуры НКВД. – Авт.) вскрыло необходимость дополнительных инструкций, нормативных актов о порядке взаимодействия всех оперативных служб органов госбезопасности. К сожалению, сделать это до войны не удалось».

27 июня 1941 г. начальник Управления А. Михеев в директиве «О работе органов 3-го Управления НКО в военное время» писал: «Всем начальникам 3-х отделов военных округов, фронтов, армий, корпусов, начальникам 3-х отделений дивизий. В соответствии с требованиями, вызванными обстановкой военного времени, задачи, определенные постановлением правительства от 8 февраля 1941 г. и Положением о Третьем управлении НКО, требуют усиления агентурно-оперативной работы … Впредь до получения Положения о работе органов Третьего управления НКО СССР в военное время, руководствоваться следующим…». Задачи подчиненных органов он определил лишь несколькими позициями: агентурно-оперативная работа в частях Красной Армии, прифронтовых районах и среди населения; борьба с дезертирами; контрразведывательная работа на территории противника.

«Не так, как должны и как могли, оказались подготовленными к ожидаемой войне не только Вооруженные Силы, но и наши спецслужбы, – отмечал в свою очередь в работе «Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны» профессор В. В. Коровин. – В первой военной директиве Третьего, контрразведывательного Управления НКО от 22 июня 1941 года не указывается противник, не ставится задача выявления его агентуры, а основное внимание уделяется обнаружению антисоветских элементов в Красной Армии. А когда читаешь доведенную до сведения всего оперативного и руководящего состава военной контрразведки директиву от 27 июня 1941 года, то складывается впечатление, что это не разработанная на пятый день войны инструкция к действию, а ранее подготовленный мобилизационный документ, не учитывающий реальной обстановки».

Заметим, упоминаемые документы вскоре подверглись конкретизации и уточнению. Акцент делался на противодействии диверсионным группам и агентуре противника. Но довести начатую работу до логического завершения Михеев не успел.

В этот же период перед военными контрразведчиками ставились невыполнимые задачи, среди них, например, создание моторизованных войсковых групп для захвата кадровых сотрудников немецких спецслужб и их архивов. И это в условиях, когда советские войска отступали по всей линии фронта. Из-за непродуманных приказов и распоряжений не меньший урон в первые месяцы войны несла и агентурная сеть. В тыл врага ее предписывалось забрасывать на глубину 100–150 километров, в реальности – в оперативные тыловые районы групп армий и армий Вермахта, то есть на территорию, плотно насыщенную войсками, которые надежно прикрывались армейской контрразведкой, органами СД и гестапо. И даже успешно выполнив поставленную задачу, агенты НКВД, ГРУ Генштаба Красной Армии, партийных органов сталкивались с неразрешимой дилеммой – передачи полученных разведданных. Технические средства радиосвязи отсутствовали, а дорога «домой» занимала порой слишком много времени. Добытая информация в большинстве случаев теряла не только актуальность, но и практический смысл.

17 июля 1941 г. вышло постановление ГКО «О преобразовании органов 3-го Управления НКО СССР в Особые отделы НКВД СССР». Последние создавались в действующей армии и военных округах (от дивизии и выше), а 3-е Управление получило правовой статус Управления особых отделов (УОО). Возглавил его В. С. Абакумов, он же стал заместителем наркома внутренних дел СССР. Надев в петлицы три ромба комиссара госбезопасности III ранга, А. Н. Михеев отбыл в ОО Юго-Западного фронта.

Досье

Михеев Анатолий Николаевич (1911–1941).

Родился в Архангельске в семье сторожа железнодорожной ремонтной мастерской, русский. Окончил среднюю школу (1927), военно-инженерную школу (1931). Командир взвода, роты отдельного батальона. Член ВКП(б) с 1937 г. Службу проходил в войсках ОГПУ – НКВД – курсовой командир 4-й пограничной школы в г. Саратове, затем руководитель ее оборонительных и необоронительных сооружений. В 1935–1939 гг. – учеба в Военно-инженерной академии РККА им. Куйбышева; 1939–1941 гг. – соответственно начальник ОО НКВД Орловского военного округа, Киевского ОВО, начальник ОО ГУГБ НКВД СССР, начальник 3-го Управления НКО СССР, начальник ОО НКВД Юго-Западного фронта.

Павел Судоплатов: «Он (Михеев. – Авт.) запомнился мне инициативным работником, понимавшим, что главная задача военной контрразведки заключалась в ограждении наших вооруженных сил от проникновения вражеской агентуры и срыве разведывательно-диверсионных операций в ближайшем тылу наших пограничных военных округов. Однако реализовать эту задачу было непросто, так как за военной контрразведкой тянулся очень большой след старых дел 1936–1937 годов. Целые направления работы нацеливались «на разработку остатков троцкистско-бухаринского подполья и военных заговорщиков – сторонников Тухачевского в армии и флоте»».

Находясь в окружении под Киевом, 23 сентября 1941 г. тяжело раненный А. Н. Михеев погиб под гусеницами немецкого танка. Кавалер ордена Красной Звезды (26.04.1940).

Функции и задачи вновь образованного контрразведывательного органа ГКО определил следующим образом: «Решительная борьба с шпионажем и предательством в частях Красной Армии, ликвидация дезертирства в прифронтовой полосе». В приказе по НКВД Л. Берия не только уточнил, но и несколько их расширил, прежде всего – в борьбе с предателями, диверсантами, паникерами и дезорганизаторами тыла. Особые отделы наделялись правом ареста дезертиров, «а в необходимых случаях и их расстрела на месте». Из состава внутренних войск в их распоряжение выделялись вооруженные подразделения. Начальникам войск НКВД по охране тыла фронтов предписывалось «иметь прямую связь с Особыми отделами и оказывать им всяческую поддержку».

Начавшись с особых отделов, реформирование советских спецслужб 20 июля 1941 г. закончилось очередным слиянием НКГБ и НКВД в единый Наркомат внутренних дел. Лаврентий Берия вернул себе предыдущий пост. Вчерашний нарком госбезопасности В. Н. Меркулов стал его заместителем. Тогда же (31 июля) была объявлена и структура нового центрального силового органа. Среди оперативно-чекистских управлений значились: I управление – разведка за границей; II – контрразведка; III – секретно-политическое; Управление ОО; Транспортное управление; Экономическое управление и ряд других.

В развитие постановления ЦК ВКП(б) от 18 июля «Об организации борьбы в тылу германских войск» для развертывания и руководства разведывательно-диверсионными формированиями НКВД в тылу противника в октябре 1941 г. в структуре Наркомата появился 2-й отдел, начальником которого стал старший майор ГБ П. А. Судоплатов, до этого руководитель Особой группы при наркоме с теми же задачами. В январе 1942 г. на его базе было образовано 4-е Управление НКВД СССР (разведка, террор и диверсии в тылу противника). Руководство при этом не поменялось. Тогда же 3-е Управление Наркомата ВМФ стало отделом морской контрразведки в составе УОО союзного НКВД. В нашем случае именно В. Абакумов и П. Судоплатов стали одними из главных действующих лиц в предстоящей борьбе на невидимом фронте. И до этого непростые, их отношения еще больше обострились, особенно когда Абакумов стал «хозяином» СМЕРШа.

Свои позиции на Восточном фронте стал укреплять и Абвер. Кроме штаба «Валли», подчиненных ему абверкоманд и абвергрупп, разведывательную, контрразведывательную и диверсионную деятельность развернули и территориальные органы – Абверштелле (сокращенно АСТ) «Остланд», «Украина», «Крым» и др. Находясь, как и «Валли», в непосредственном подчинении Управления «Абвер-Заграница», они тесно координируют свою работу с отделами 1Ц армейских и дивизионных штабов Вермахта. Особенностью их функционирования в оккупированных районах было и то, что основное внимание АСТ сосредотачивали на противодействии советской агентуре, организации контрразведки среди населения и своих войск. Во всех случаях их «ударной» силой выступали агенты и осведомители.

Историческая справка

«Абверштелле Украина» – сформирован в августе 1941 г. Дислоцировался в Ровно, Полтаве, Здолбунове, других городах. Выступал под шифром «штаб связи ОКВ Украины». Расформирован в январе 1944 г. Состоял из рефератов (отделений):

3Ф – борьба с советской агентурой;

3Ц – борьба с антифашистским подпольем и партизанами;

3Л – контрразведывательная работа в частях немецких люфтваффе;

3КГФ – агентурная работа в лагерях военнопленных;

3М – контрразведывательная работа в немецких частях ВМФ (дислоцировался в Николаеве).

В подчинении «АСТ Украина» находились АНСТ «Киев» и «Юг Украины». В Житомире и Виннице действовали контрразведывательные пункты. Все подразделения АСТ имели по несколько резидентур, которые возглавляли белоэмигранты, фольксдойче, этнические немцы. Число агентов и осведомителей в каждом из них насчитывало десятки человек.

Структурными подразделениями АСТ стали абвернебенштелле (сокращенно АНСТ) – местные отделения контрразведки. Как правило, дислоцировались они в крупных городах, имевших важное военно-стратегическое значение. Наиболее известными среди них оказались АНСТ «Варшава», «Минск», «Киев». Контрразведывательная работа с их участием строилась по географическому принципу оккупированной территории с привязкой к тем или иным фронтам.

С целью выявления советской агентуры, членов антифашистских организаций и партизанских формирований, в местах дислокации абвернебенштелле создавалась сеть зашифрованных проверочных пунктов, «трудившихся» в сфере обслуживания быта населения (карточные бюро, биржи труда и т. д.), а также под видом строительных и иных контор, учреждений и др. Агенты и осведомители вербовались преимущественно из военнопленных и местного населения. Для прикрытия их снабжали фиктивными документами, устраивали на работу, обеспечивали жильем. В зависимости от ценности разведывательная информация оплачивалась денежными премиями в 80—200 марок в месяц. Предоставлялось также бесплатное питание. Агентура действовала в составе резидентур. Наряду с проведением контрразведки, АСТ (АНСТ) со временем стали осуществлять подготовку и заброску агентов в советский тыл, а также в партизанские формирования.

В конце 1941 г. в структуре Абвера активную разведывательно-карательную деятельность развернуло войсковое формирование в лице Тайной полевой полиции – «Гехаймфельдполицай» (ГФП). Последнее стало исполнительным полицейским органом военной контрразведки («А-III») в действующих частях и соединениях Вермахта и их тыловых районах. Руководящие приказы и нормативные установки ГФП получала из Управления «Абвер-Заграница», в структуре которого был создан специальный реферат ФПдВ (полевая полиция вооруженных сил). Возглавил его полковник полиции Крихбаум. Карательную и контрразведывательную работу в составе групп, комиссариатов и команд подразделения ГФП осуществляли в армейских тыловых районах армий и групп армий, на территориях, подконтрольных дивизиям охраны армейских тылов, полевым и отдельным комендатурам. Старшим оперативным начальником Тайной полевой полиции выступал ее шеф при командовании ОКХ на советско-германском фронте. Во главе групп ГФП при штабах армий и их группировок находились чиновники-директора полевой полиции; в армейских корпусах, дивизиях и полевых комендатурах – комиссары полиции. Каждая группа насчитывала до 80 сотрудников и около 100 офицеров и солдат. В зависимости от оперативно-боевой ситуации в их состав входили также 2–5 комиссариатов («наружных команд» (ауссенкоммандо) и «наружных отделений» (ауссенштелле)).

Кадровый состав ГФП в основном комплектовался из сотрудников гестапо и криминальной полиции. В низших структурных подразделениях подвизались фольксдойче, предатели и перебежчики из военнопленных и гражданских лиц. Особенностью функционирования Тайной полевой полиции было и то, что, сотрудничая с отделами 1Ц, последние являлись и ее оперативными начальниками. Двойственность подчинения приводила к трениям и недоразумениям между инстанциями. Не менее тесно группы и команды ГФП контактировали с абверкомандами и абвергруппами. Здесь круг интересов ограничивался работой с агентурой.

В зоне боевых действий и тыловых армейских районах Тайная полевая полиция выполняла функцию гестапо. По заданию военной контрразведки она проводила аресты, вела следствия по делам государственной измены, предательства, шпионажа, саботажа и т. д. Позже прибавилась еще одна функция: борьба с партизанским движением и подпольем. Последнюю подразделения ГФП стремились выполнять преимущественно с помощью осведомителей, которых насаждали в каждом населенном пункте. «Трудились» и штатные агенты. Их число зависело от реальных условий. Использовались и лже-антифашистские отряды (ауссенкоммандо), действовавшие в большинстве случаев под видом окруженных воинских подразделений Красной Армии и партизан. Задержанных советских парашютистов, разведчиков, агентов-радистов ГФП передавала в Абвер. В свою очередь, абверкоманды (абвергруппы) «делились» арестованными партизанами, подпольщиками, беглыми военнопленными, лицами без документов и т. д.

В январе 1942 г. начальник ГФП при командующем группой армий «Юг» в донесении в Берлин писал: «Группы Тайной полевой полиции, имеющие задание раскрывать партизанские убежища, в последнее время действуют переодетыми в русскую форму … Тайная полевая полиция, имея возможность заранее заручиться поддержкой войск, указывала предварительно время и место операции … С целью обеспечить поиски убежищ партизан, с декабря 1941 г. ГФП отдельно для каждого армейского тылового района выпускает ежедневно пополняемый бюллетень разыскиваемых лиц».

В структуре Абвера, а позже СД, Тайная полевая полиция выступала как вспомогательная вооруженная карательная сила. Внесла она, безусловно, и свой вклад в исход тайной войны, прежде всего в борьбе против партизанских сил и советских диверсионно-разведывательных отрядов и групп. В докладе командующему войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» генералу пехоты Фридерици о результатах «умиротворения» в октябре – декабре 1941 г. оккупированных районов Украины директор ГФП отмечал: «32 526 человек проверено на благонадежность, 6 550 – отправлено в лагеря для военнопленных, 2 388 – расстреляно».

По официальным немецким данным, с октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. подразделения Тайной полевой полиции лишь в тыловых районах группы армий «Юг», затем «Б», «как партизан и саботажников» лишили жизни 6 245 человек, 18 946 – отправили в концлагеря, 759 – передали в СД. По мнению руководства ГФП, уничтожение советских людей должно было «послужить основой невозможности образования различного рода банд».

В начале 1942 г. Абвер сделал еще один вынужденный шаг на пути усиления собственных агентурно-оперативных возможностей. Вызывался он возросшим движением сопротивления в тылу немецких войск, неудачами на фронтах, а главное – неудовольствием, которое Гитлер все чаще стал проявлять по отношению к его деятельности и работе лично Вильгельма Канариса. При оценке работы шефа армейской разведки и контрразведки, «масла в огонь» все более настойчиво стали подливать «друзья» Абвера из СС, прежде всего Эрнст Кальтенбруннер, назначенный начальником РСХА вместо убитого в мае 1942 г. чешскими патриотами Рейнхарда Гейдриха, считавшегося почти близким другом «маленького адмирала». Новым диверсионно-разведывательным органом в абверовской структуре стал «Зондерштаб Р» («Особый штаб Россия»), вошедший в непосредственное подчинение штаба «Валли». Его центральный офис дислоцировался в Варшаве вблизи «Валли», где маскировался под вывеской «Восточная строительная фирма Гильген» (полевая почта № 06100В).

Историческая справка

Основная задача «Зондерштаба Р» Абвером виделась в выявлении агентурным путем очагов подполья и центров партизанской борьбы в тыловых армейских районах и оккупированных областях, находящихся под руководством Восточного министерства рейха. С осени 1943 г. штаб развернул и активную диверсионную работу против действующей Красной Армии. Располагая четырьмя (разведывательным, контрразведывательным, пропагандистским, административно-хозяйственным) отделами, с участием абверкоманд штаб покрыл оккупированную территорию пятью разведывательно-резидентскими областями (РРО) – А, Б, Ц, Ц1, Д, руководящие центры которых дислоцировались в крупных городах. Основными их звеньями стали объединенные в резидентуры агентурно-осведомительные сети в составе штатных агентов (находились на полном содержании штаба), разъездных агентов-разведчиков, а также информаторов в населенных пунктах. Агенты и разведчики состояли на связи с резидентами.

Областные и районные резидентуры создавались преимущественно в местах наиболее активной деятельности партизанских сил и подполья. Действовали они под прикрытием хозяйственных, строительных, заготовительных и иных контор, отделов, дорожных участков и т. д. В ходе войны структура и кадровый состав «Зондерштаба Р» подвергались изменениям и уточнениям. Непреложной оставалась стоящая перед ним задача – агентурная разведка и контрразведка.

Через сеть информаторов и доносчиков (в большинстве из местных жителей) резидентуры «Зондерштаба Р» вели работу по выявлению мест дислокации партизанских сил и подполья, их численности, руководящего состава, степени партийной прослойки, наличия в отрядах и нелегальных организациях работников НКВД – НКГБ, радиостанций, других способов связи с центром, каналов пополнения вооружением и снаряжением и т. д. Основным способом получения разведывательной информации стало внедрение агентуры, приемы и методы вербовки которой варьировались от поиска добровольцев из числа предателей до шантажа арестом и расстрелом, взятия заложников, угрозы отправки на работу в Германию и др.

Резидентуры и штабы областных центров в работе использовали различные приемы и уловки: засылку в подполье и партизанские формирования диверсантов под видом бежавших из плена, советских парашютистов, желающих бороться с врагом патриотов и т. д. В наиболее активные по партизанскому движению районы с «задачей» переписи скота, учета беспризорных детей, поиска родственников, торговли штучным товаром или обмена предметов повседневного обихода (спички, мыло, керосин) на продукты питания организовывались маршрутные поездки и походы специально обученных агентов. С их участием вербовались информаторы, выявлялись антинемецки настроенные лица. Широко практиковалось создание лже-партизанских отрядов и групп «антифашистского» подполья. Не меньшую угрозу представляли верно служившие оккупантам старосты, бургомистры, полицейские, их близкие родственники, а также репрессированные советской властью. Для разведывательной работы стремились привлечь и детей. Связь руководства центров РРО с резидентами осуществлялась два раза в месяц через курьеров, поставлявших полученные разведывательные материалы.

«Зондерштаб Р» действовал в тесном контакте с абверкомандами (абвергруппами), отделами 1Ц штабов соединений Вермахта, территориальными и рейдирующими формированиями СД, ГФП, фельд– и ортскомендатурами, а также штабами дивизий охраны тыловых районов, которым, через их главные и полевые комендатуры, его резидентуры были подчинены в оперативном отношении.

«На основании приказа Главного командования сухопутных сил от 12.03.43 г., – информировал низшие инстанции командующий войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» (второго формирования), – на подчиненной мне территории… создаются дополнительные резидентуры особого штаба «Р». Имеющиеся в настоящее время в наличии резидентуры… управляются следующим образом: резидентура в Киеве – через главную полевую комендатуру 388; резидентура в Белой Церкви – полевую комендатуру 298 (в документе перечислены десять резидентур, дислоцировавшихся в городах и населенных пунктах Украины. – Авт.).

Сотрудники особого штаба «Р» в своем большинстве являются русскими, украинцами и т. д. В основном это эмигранты и бывшие офицеры царской армии. При этом речь идет о специально подобранных и проверенных людях, которые введены особым штабом «Р» в курс своих обязанностей.

Задачей резидентов является вербовка в местах деятельности подходящих агентов, которых можно использовать в разведывательных целях в партизанских районах, а по возможности – и в самих отрядах. Добытые разведданные будут поступать в особый штаб «Р», а также разведотделы охранных дивизий и главных полевых комендатур… Передача информации о деятельности агентуры особого штаба «Р» военной контрразведке («А-III». – Авт.), Тайной полевой полиции, службе безопасности (СД) осуществляется в соответствующей форме разведотделами (штаба «Валли». – Авт.) с тем, чтобы агенты могли работать без помех».

Подготовку агентуры «Зондерштаб Р» осуществлял в Варшаве, где функционировали специальные курсы «внутренней разведки». Главное внимание в обучении концентрировалось на агентурно-оперативной работе. Курсанты слушали лекции о приемах установления мест дислокации партизанских сил, способах внедрения в них, выяснения численности и вооружения отрядов, методах вербовки агентов и осведомителей, уловках маскировки и т. д. Практические занятия сводились к усвоению возможностей получения разведывательной информации, заучиванию легенд прикрытия, умению составлять агентурные донесения, отвечать на вопросы в случае задержания или ареста. Изучались и основы топографии, военного дела, прежде всего использование стрелкового оружия и применение взрывчатых веществ. Значительное внимание уделялось воспитанию в духе нацистской идеологии, восприятия «нового» порядка в Европе.

На ниве контрразведывательно-подрывной работы резидентуры «Зондерштаба Р» причинили немалый урон партизанам и подпольщикам. Во многом это объяснялось его кадровым составом. Это был хорошо обученный, имевший богатый агентурный опыт и навыки подавления народного сопротивления контингент, основу которого составляли выходцы из свергнутых в Советской России привилегированных классов, а также петлюровцы, белогвардейцы и др., длительное время работавшие на германскую разведку и контрразведку. Этнических немцев практически не было. В штабе «Р» себя нашли и некоторые вчерашние советские командиры. Многие сотрудники (из более 300 человек), имели воинские звания Вермахта и РОА. Показательным было то, что в своем большинстве (70 % личного состава центрального аппарата и почти 80 % резидентур), находясь в должностях резидентов, их помощников, агентов, вербовщиков агентов, секретарей и т. д., они занимались практической работой. Не случайным был и тот факт, что «Зондерштаб Р» возглавлял профессиональный разведчик, бывший царский полковник, позже начальник контрразведки армии Врангеля, генерал-майор Вермахта Борис Смысловский, он же «фон Регенау», «Хольмстон». Первым его помощником был вчерашний полковник Красной Армии Михаил Шаповалов («Раевский»).

Досье

Смысловский Борис Алексеевич (1897–1988).

Из дворян. Сын кадрового офицера русской императорской армии. Окончил 1-й Московский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище. Служил в гвардейской артиллерии. С 1915 г. в чине поручика участвовал в Первой мировой войне. Удостоен многих военных наград Российской империи. В 1917 году обучался в академии Генштаба. Конец войны штабс-капитан Смысловский встретил, находясь в лейб-гвардейской 3-й артиллерийской бригаде. Участвовал в Гражданской войне в рядах Белой армии. Возглавлял штаб Сводного гвардейского отряда, затем Сводного гвардейского дивизиона. Вместе с отступающими войсками оказался в Польше, где стал начальником разведывательного отделения штаба 3-й Русской армии. Получил звание капитана. Оставив военную службу, женился на польской подданной, принял польское гражданство. Жил в Варшаве.

В 1928 переехал в Германию. Обучался на высших курсах академии генштаба Рейхсвера, принимал активное участие в работе польского отдела РОВС, где занимал должность начальника штаба Варшавского отделения. Проявил незаурядные способности в разведывательно-контрразведывательной работе.

В начале войны с СССР с благословления командования Вермахта в звании К-зондерфюрера стал переводчиком отдела 1Ц штаба группы армий «Север». Получил псевдоним «фон Регенау». Выступил с инициативой создания в составе немецких войск отдельного русского разведывательного подразделения. Последнее появилось в июле 1941 г. при штабе группы войск фельдмаршала Вильгельма фон Лееба под названием «1-й русский зарубежный учебный батальон». Батальон находился под опекой штаба «Валли». На его базе было сформировано еще несколько подобных русских батальонов, вошедших в т. н. «Северную группу». Ее основой стал 1001-й гренадерский разведывательный полк, а его шефом – Смысловский.

В марте 1942 г. «Хольмстон» возглавил «Зондерштаб Р». Продвинулся быстро и в воинских званиях: в 1943 г. подполковник, затем полковник, вскоре генерал. Конкурировал с Андреем Власовым. «Зондерштаб Р» поддерживал тесные контакты с ОУН и УПА, Армией Крайовой, другими националистическими формированиями. В 1943 г. гестапо заподозрило Смысловского в измене. Следствие продолжалось полгода. По завершению был реабилитирован. За несправедливое к себе отношение и причинение «неудобств», удостоился одного из высших орденов Третьего рейха.

В конце войны наладил связь и сотрудничал со спецслужбами США и Англии. Скрывался в княжестве Лихтенштейн. На территории Советского Союза оставил часть агентуры, которую передал Г. Гелену. В 1947 г. выехал в Аргентину, в 1966 г. вернулся в Лихтенштейн. Автор книги «Война и политика. Партизанское движение».

Умер в г. Вадуце на 91-м году жизни.

Опыт разведывательно-контрразведывательной работы, наличие разветвленной агентурно-осведомительской сети давали штабу и его резидентурам возможность быстро изучать местные условия, уклад жизни населения, легко входить в доверие, в итоге успешно вербовать информаторов и получать от них искомые данные. Его агентуре удавалось проникать даже в некоторые партизанские формирования. В частности, летом 1943 г. резидент Дьяченко (бывший петлюровский полковник, руководил межобластной резидентурой в Чернигове) во главе лжепартизанской группы влился в один из отрядов, действовавший в лесах Репкинского района области. Жертвами теракта стали командир и его помощник. Само формирование распалось.

Не менее успешно резидентуры собирали данные на командный состав партизанских формирований – С. А. Ковпака, А. Ф. Федорова, М. И. Наумова и многих других. В обнаруженном (1943 г.) партизанами соединения В. А. Андреева у немецкого офицера, убитого на шоссейной дороге Новоград-Волынский – Ровно, документе в адрес штаба «Валли» отмечалось: «Наумов – командир объединенных банд, которые действуют преимущественно в Киевской округе. Пытается пробиться в южную часть Украины. Имеет немалый авторитет и славу смелого импровизатора бандитских методов борьбы. В большинстве случаев уничтожает мелкие гарнизоны, нападает на штабы. Редко не достигает успеха… Вооружением и боеприпасами обеспечивается из Москвы, оттуда поступают и инструкции. Весьма опасен умением создавать угрозу штабам, военным и чиновникам оккупационных органов… Ему 30–33 года, среднего роста, блондин, чисто выбрит. Всегда в мундире, с золотыми генеральскими погонами, при орденах и звезде Героя». Среди личных качеств Наумова внимание концентрировалось на его практических способностях и теоретических знаниях в военном деле. Отмечалось также пренебрежительное и неуважительное отношение к соратникам по партизанской борьбе. Подметили агенты «Зондерштаба Р» и склонность объекта наблюдения к спиртным напиткам.

В ноябре 1943 года штаб «Р» подвергся реорганизации. Первый (разведывательный) отдел существенно расширился и был преобразован в оперативно-разведывательное управление в составе трех отделов – русского, украинского и белорусского, состоящих из двух отделений (внешней и партизанской разведки). Наряду с организацией антипартизанской борьбы на них возлагалась задача зафронтовой работы в тылу советских фронтов. Разведывательно-резидентские области были подчинены отделам по национальному признаку. Оперативные структурные подразделения усиливались специальными вербовщиками агентуры.

Изменилась и структура РРО. Теперь они состояли из главного резидента (начальника области), трех его помощников (по агентурно-оперативной работе, внешней и партизанской разведке), нескольких курьеров для связи с районными резидентами. В областной штаб также входили 1–2 вербовщика агентуры и несколько штатных агентов. Кроме руководства и поддержания связи с осведомителями, на них возлагались и оперативно-разведывательные задачи.

В подчинении разведывательно-резидентской области имелось до 20 районных резидентур, управленческий аппарат которых состоял из резидента, нескольких помощников и 2–3 агентов-профессионалов. По косвенным подсчетам, на конец 1943 года штаты «Зондерштаба Р» насчитывали не менее 500 сотрудников. С учетом агентурно-осведомительской сети его общая численность составляла несколько тысяч человек.

Для активизации зафронтовой разведки аппараты начальников резидентских областей максимально приближались к линии фронта и действовали в тесном контакте с отделами 1Ц групп армий Вермахта. При штабах абверкоманд «А-I» работали помощники руководителей РРО. Такие же помощники (2–3) с функциями разведки и связи прикомандировывались к отделам 1Ц штабов армий и дивизий. Их функции сводились к переброске агентуры в советский тыл, поддержке с ней контактов, оказанию той или иной практической помощи, обобщению и анализу полученных разведданных.

Об интенсивности работы штаба «Р» в области диверсионно-разведывательной деятельности свидетельствует следующий факт: в 1942–1943 гг. только на южном крыле Восточного фронта особые отделы (подразделения СМЕРШа) и территориальные органы госбезопасности разоблачили более 700 его агентов и осведомителей.

Крах «блицкрига» и оставление почти всей советской территории вынудил Абвер отказаться от услуг «Зондерштаба Р». Сказались и нависшие над детищем Канариса беды. В декабре 1943 г. генштаб ОКХ издал приказ о его расформировании. Руководящие сотрудники штаба «Р» обязывались прибыть в Варшаву в «Валли» с отчетами о проделанной работе. Основное требование к документу – информация о действующей агентурной сети. Остальной личный состав был распределен по абвергруппам, органам СД, отчислен в РОА или направлен на работу в Германию. На базе белорусского отдела и его резидентур в 1944 г. РСХА создал контрразведывательный орган Штаб «Ингвар», маскировавшийся в Минске под вывеской строительной фирмы «Эрбауер» («Восстановитель»). Однако деятельность его оказалась короткой. Летом того же года он прекратил существование.

В ходе войны Канарис усилил и ряды «домашнего войска». Полк «Бранденбург-800» был переформирован в дивизию, в помощь которой появились батальон «Бергман» (горец) и полк «Курфюрст» (князь). С непосредственным участием «А-II» первый возник осенью 1941 г., к формированию второго приложило усилия Управление «Абвер-Заграница», создав весной 1943 г. на базе 805-го полка дивизии «Бранденбург» главный центр подготовки диверсионно-разведывательных кадров Абвера.

Историческая справка

Батальон «Бергман» (командир капитан Оберлендер) состоял из пяти рот общей численностью в 1500 человек личного состава. Предназначался для диверсионно-подрывной деятельности на Кавказе. Комплектовался военнопленными выходцами из Закавказья и Кавказа, а также добровольцами-немцами, проходившими службу в горно-стрелковых частях «Эдельвейс». Командные должности занимали преимущественно немцы. В 1942–1943 гг. отдельными подразделениями батальон действовал в районах Моздока, Майкопа, горы Эльбрус, реки Баксан, городов Пятигорск, Нальчик и др.

Кроме непосредственного участия в боевых операциях, его диверсионные группы забрасывались в тыл советских войск, где разрушали коммуникации, вели захват «языков», распространяли листовки, осуществляли вербовку агентуры и др.

После поражения Вермахта на Северном Кавказе батальон прибыл в Крым. В апреле 1943 г. был переформирован в полк, получивший название «Альпинист». Действовал против партизан, охранял морское побережье в районе Балаклавы и Евпатории, железную дорогу Симферополь – Севастополь. В апреле 1944 г. полк отступил в Румынию, затем в Грецию, Албанию, Македонию, Сербию. Использовался в боях против Красной Армии, в карательных операциях против партизан, для охраны коммуникаций.

Конец войны встретил на территории Хорватии.

Полк «Курфюрст» – учебная воинская часть особого подчинения. Командир – майор Партель. До августа 1944 г. находился в подчинении «А-II», затем был передан в состав РСХА. Структурно состоял из двух батальонов. В первом осуществлялись отбор и проверка личного состава, общая военная подготовка, во втором в течение 2–3 месяцев шло специализированное обучение разведывательно-диверсионной деятельности. Кадры диверсантов и агентов направлялись в распоряжение абверкоманд и абвергрупп.

Личный состав полка – этнические немцы и фольксдойче с обязательным знанием иностранного языка. В отдельных случаях были выходцы из других стран, в т. ч. СССР.

Диверсанты и агенты действовали в тылах Красной Армии и войск антигитлеровской коалиции.

Место дислокации – г. Каменц (около Дрездена), г. Вальцбург (Тюрингия).

Интересы РСХА на оккупированной советской территории представляли приданные группам армий «Центр», «Север» и «Юг» подвижные оперативные группы («айнзатцгруппе») и особые (оперативные) команды полиции безопасности и СД. Первых было четыре – А, Б, Ц и Д. Вторые, больше известные под названиями зондеркоманды и айнзатцкоманды, находились в их структуре. Различие наблюдалось лишь в районах действий подвижных групп и особых команд – соответственно в передовых частях наступающих войск Вермахта и армейских тыловых районах. Основным отличием айнзатцгрупп от подразделений Абвера было то, что, кроме разведывательной и контрразведывательной работы, на них возлагались и карательные функции.

Историческая справка

Впервые айнзатцгруппы (команды) были созданы в 1938 г. по приказу Рейнхарда Гейдриха перед вторжением в Чехословакию. В войне против СССР действовали в тесном контакте с армейскими частями и соединениями Вермахта. Восточный фронт между айнзатцгруппами был разделен по географическом признаку: А – Прибалтийские страны; Б – Смоленск, Москва; В – район Киева; Д – южная часть Украины. Возглавляли их проверенные нацисты. Каждая из них насчитывала 1000–1200 человек личного состава.

Айнзатцгруппы (айнзатцкоманды 120–170 человек) состояли из эсэсовцев, сотрудников СД, гестапо, полиции и обслуживающего персонала (механики, шоферы). Имелись также переводчики, радисты, телеграфисты и др. Главными задачами групп (команд) было «умиротворение» оккупированных районов путем уничтожения мирного населения, прежде всего евреев, цыган, а также партийных работников, сотрудников НКВД, партизан, подпольщиков и т. д. Кроме массовых расстрелов, айнатцгруппы (команды) использовали чудовищную машину истребления людей «грузовик 3», получившей название «душегубка».

По далеко неполным данным, на оккупированной территории Советского Союза «гестапо на колесах» уничтожило около 1 млн человек.

В ходе войны в оккупированных гитлеровцами районах с участием полиции безопасности и СД стали массово создаваться «территориальные» айнзатцкоманды (истребительные команды). Их задача заключалась в подавлении движения сопротивления, проведении карательных и других операций. Кроме профессиональных убийц из числа СС, СД и гестапо, себя в них проявили националисты, прежде всего из Прибалтики и Украины.

В тыловых районах, управляемых немецкой гражданской администрацией, не менее безжалостно действовали территориальные карательные структуры в виде органов полиции безопасности и СД. Их костяк составляли сотрудники гестапо, СД и уголовной полиции. Особых различий не наблюдалось и в формах и методах их работы – репрессии, агентурная разведка и контрразведка. Осведомителями выступали деревенские старосты, волостные старшины, полицейские, лесничие, владельцы различных заведений, мельники, счетоводы и др. Трудились и штатные резиденты и их агенты. Первые, как правило, были кадровыми сотрудниками СД или гестапо. Состоящий в резидентурах контингент набирался из дезертиров, перебежчиков, военнопленных, репрессированных и т. д. В период отступления немецких войск из числа первых и вторых создавались специальные отряды для разведывательных и диверсионно-подрывных действий на освобожденной территории, а также подбирались агенты-одиночки. Оперативные группы РСХА и особые команды полиции безопасности и СД тесно сотрудничали с полевой жандармерией и Тайной полевой полицией.

Очередным усилием со стороны ведомства рейхсфюрера СС в попытке дезорганизовать работу советского тыла стало создание весной 1942 г. специального разведывательно-диверсионного органа под условным наименованием «Унтернемен Цеппелин» (предприятие Цеппелин). «Несмотря на внушительные успехи наших армий на Восточном фронте, – вспоминал Шелленберг, – к лету 1942 г. для тех, кто разбирался в обстановке, стало ясно, что нам приходится сталкиваться с все возрастающими трудностями … Я имел ряд бесед с Гейдрихом и позднее с Гиммлером, проходивших в весьма напряженной обстановке, так как деятельность нашей разведки не была развернута в таких масштабах и не достигла таких успехов, каких требовала обстановка на фронте. Гиммлер хотел точно знать, почему донесения нашей разведки о Советском Союзе оказались настолько несостоятельными. Он неоднократно напоминал мне слова фюрера: «Мы должны покончить с русскими, пока за это не взялись другие».

Руководство нашей деятельностью против России (в СД. – Авт.) было возложено на три отдела … Второй отдел управления (Шелленберга. – Авт.) ведал операцией «Цеппелин». Основной ее задачей была массовая выброска русских военнопленных на парашютах в глубокий тыл Советского Союза. Для выполнения этого плана были сформированы три группы: южная, центральная и северная. В их задачу входили диверсии, политическая подрывная работа, сбор информации. Основным средством связи служили агенты-связники, засылаемые через линию фронта, и тайные радиопередатчики».

По словам шефа СД, операция «Цеппелин» предусматривала «противодействие партизанской войне» и дезорганизацию советского тыла. Предстоящие задания в жизнь планировалось воплощать исключительно силами диверсионно-разведывательных групп и отдельных агентов «Цеппелина» в разрезе «плана действий по политическому разложению Советского Союза».

Историческая справка

«Цеппелин» – разведывательно-диверсионный орган. Задача – подрывная деятельность по политическому разложению советского тыла. Способы – массовая заброска специально обученных диверсионно-разведывательных групп и агентов-одиночек в глубинные районы СССР, имеющие важное оборонное значение, а также национальные области и республики для сбора разведывательных данных о политическом положении в Советском Союзе, проведение националистической пропаганды, организация повстанческого движения, осуществление террористических актов и др.

С этой целью создавались разведывательные, пропагандистские, повстанческие и диверсионные группы. Борьбу против диверсантов, разведчиков и террористов «Цеппелина» преимущественно осуществляли территориальные органы НКГБ и НКВД.

Под руководством РСХА, с участием имперского министерства по делам оккупированных восточных областей, а также представителей «Цеппелина», в 1941–1942 гг. на территории Германии был создан ряд «национальных комитетов», задачей которых стала организация антисоветского движения в тылу Красной Армии на территории союзных (автономных) республик, краев и областей. В конце 1942 г. был создан и «Русский комитет» во главе с Власовым, позже (1944 г.) по инициативе Гиммлера – «Комитет освобождения народов России». Нечто подобное предполагалось создать и с участием Бандеры. Помешала кончина Третьего рейха. В структуре «Цеппелина» имелись и диверсионно-разведывательные школы.

В работе «Цеппелин» контактировал с Абвером, генштабом ОКХ, министерством Альфреда Розенберга. Непосредственно был подчинен VI управлению (СД) РСХА на правах особого реферата – VI ЦЕТ, который входил в группу (отдел) VI Ц (политическая разведка СССР и стран Ближнего Востока).

Опираясь на опыт работы Абвера, пополнение диверсионно-разведывательными кадрами «Цеппелин» осуществлял в основном за счет военнопленных. В процессе отбора и подготовки агентуры стремились избавиться от тех, кто по тем или иным причинам оказался непригодным к предстоящей деятельности. Отчисленные «активисты» кавказских и среднеазиатских национальностей передавались в антисоветские воинские подразделения типа «Туркестанского легиона». Из лиц славянских национальностей «Цеппелин» сформировал два карательных отряда («дружины»). «Дружину» № 1 (500 человек) возглавил Гилль («Родионов»), вторую (300 человек) – бывший капитан Красной Армии Блажевич. По заданию полиции безопасности и СД обе действовали в оперативном тыловом районе группы армий «Б» (Польша, Белоруссия, Смоленская область). Объединенные в «первый полк русской народной армии» (командир Гилль) «дружины» передислоцировались в Белоруссию, где получили для охраны и карательной деятельности против партизан район с центром в местечке Лужки Полоцкой области. Под руководством Блажевича агентурную работу здесь же развернул и контрразведывательный отдел полка. Убив Блажевича и немецких инструкторов, большинство личного состава во главе с Гиллем в августе 1943 г. перешло на сторону белорусских партизан. Оставшихся «Цеппелин» придал главной команде «Русланд Норд», которая использовала их как карательный отряд и резервную агентурную базу.

Наряду с тремя главными, подчинявшимися различным ведомствам шпионско-диверсионными органами рейха, весной 1942 г. на Восточном фронте о себе громко заявил и отдел генерального штаба сухопутных сил (ОКХ) Вермахта «Иностранные армии Восток». На фоне все еще могущественного Абвера, а также РСХА (в составе СД и гестапо), до этого оно выглядело «бедным родственником», обреченным лишь обобщать и анализировать данные, поступающие от отделов 1Ц соединений, армий и групп армий Вермахта. Так продолжалось до назначения его нового начальника.

К улучшению разведывательной деятельности на линии фронта и в ближайшем тылу русских генштаб ОКХ подталкивала затягивающаяся военная кампания, которая по расчетам должна была успешно завершиться еще полгода назад. Предыдущего руководителя отдела, рутинера, работавшего по старинке, безынициативного и слабого разведчика, «архивариуса, дремлющего над папками с бумагами», полковника Кинцеля решено было заменить молодым и энергичным офицером Генерального штаба. Им стал протеже фельдмаршала Эриха фон Манштейна и генерала Адольфа Хойзингера, в свое время адъютант Франца Гальдера, подполковник Рейнхард Гелен. Тогда же скрупулезный начальник штаба ОКХ пометил в дневнике: «31 марта 1942 года. 283-й день войны … Полковник Цильберг (управление кадров ОКХ. – Авт.): обсуждали вопрос о замене начальника отдела «Иностранные армии Восток», который не отвечает моим требованиям… 1 апреля 1942 года… Цильберг: замена Кинцеля (отдел «Иностранные армии Восток») Геленом».

Досье

Гелен Рейнхард (1902–1979).

С апреля 1920 г. – доброволец Рейхсвера. В 1923 г. – лейтенант. В польскую кампанию 1939 г. – старший офицер (начальник оперативного отдела) штаба дивизии. В октябре по протекции генерала фон Манштейна был переведен в генеральный штаб ОКХ. Осенью 1940 г. возглавил группу «Восток» оперативного управления генштаба. В апреле 1942 г. стал начальником отдела «Фремде Хеере Ост» («Иностранные армии Восток»), главной задачей которого была войсковая тактическая и стратегическая разведка на Восточном фронте. Конкурировал с Абвером и СД. Удостоился звания генерал-майора Вермахта.

После капитуляции Третьего рейха сдался в плен американским войскам. Предварительно Гелен приказал тайно скопировать в трех экземплярах все архивы и досье разведотдела генштаба ОКХ, вплоть до фотографий и магнитных записей. Все было спрятано в различных тайниках на территории Германии.

9 января 1945 г., доложив в последний раз Гитлеру о положении дел на Восточном фронте, Гелен на глазах сотрудников РСХА «уничтожил» все архивы «Фремде Хеере Ост».

В плену Гелен предоставил американцам шпионскую сеть всей Восточной Европы, включая СССР, и начал активно сотрудничать с Управлением стратегических служб США. Через 10 лет после окончания Второй мировой войны в ФРГ он создал разведывательную службу – «Бундес Нахрихтен Динст» – Федеральную разведывательную службу, осуществлявшую разведработу за пределами ФРГ. Руководил ею Гелен до мая 1968 г. Любимым его выражением было: «Это (шпионаж. – Авт.) такая грязная работа, что ее должны выполнять только честные люди».

В послевоенные годы подготовил мемуары под символическим названием «Служба», где, в частности, писал: «Гальдер (после назначения начальником отдела «Иностранные армии Восток». – Авт.) сказал, с определенным подтекстом, что ждет от меня не только ежедневной оценки ситуации, а и долгосрочных прогнозов в отношении стратегических намерений и возможностей противника. Это было важным нововведением…

Я всегда стремился подчеркнуть: в войне с русскими мы имели дело со стратегическими и политическими аналитиками высшего калибра, высшего ума и хитростей».

По словам французского исследователя истории нацистских спецслужб Аллена Герэна, в отличие от предшественника, новый руководитель отличался способностями крупного организатора, трезвым расчетом, склонностью к научным методам работы, стремлением превратить отдел в подлинный научно-исследовательский центр, который «стал добывать информацию не только чисто военного характера, хотя именно в этом состоит его главная задача. Он собирает также данные о структуре экономики Советского Союза, его военном потенциале, о людских резервах, положении на транспорте и планировании перевозок – словом, его интересуют любые вопросы, имеющие значение для оценки слабости или силы противника. Таким образом, отдел «Иностранные армии Восток» под руководством Гелена очень быстро расширил комплекс задач, решаемых простым штабом». От сугубо тактической и стратегической разведки новый шеф и его подчиненные приступили к тотальному шпионажу.

Для решения поставленных задач Гелен ввел несколько нововведений: пригласил на работу молодых, образованных, имеющих фронтовой опыт офицеров, а также знатоков советского оружия и академических специалистов в различных областях знаний (экономике, сельском хозяйстве, промышленности и т. д.); сформировал собственные «фронтауфклерунгструппен»; ввел массовый опрос военнопленных и осуществление на этой основе так называемой «мозаичной» теории.

Фундаментом в деятельности отдела стали «фронтовые разведывательные команды» численностью от ста до нескольких сот человек. Отбирали в них хорошо знавших русский и украинский языки этнических немцев, фольксдойче, а в основном – предателей из состава РОА, ОУН, других националистических формирований. Разделенные на группы, в поиске добычи они рыскали не только в оперативных армейских тыловых районах Вермахта, вблизи линии фронта, но и в прифронтовых районах советской территории. Под видом небольших подразделений Красной Армии «фронтовые группы» проникали в глубину на 100 и более километров. Использовались и парашютные десанты. Кроме захвата «языка», «очистка» того или иного района пребывания включала поиск и подбор различных предметов и вещей (оружия, упаковок, снаряжения, бумаг военного характера, различных документов, личных писем и т. д.). Не брезговали агенты и диверсанты устройством засад, совершением внезапных налетов, проведением террористических актов. «Фронтовые разведывательные команды» Гелен считал «пехотой разведки», от которой требовал не ума и подвигов, а лишь обильной и систематической «мозаичной пищи» для аналитиков отдела. Любимым их занятием для действий уже на оккупированной территории стала маскировка под партизан.

Важной составляющей в деятельности отдела «Иностранные армии Восток» стали тщательные и детальные допросы пленных и гражданских лиц. Преимущество отдавалось командному, политическому и административному составам, образованным людям, различным специалистам, способным дать те или иные исчерпывающие данные по интересующим вопросам. После первичного предварительного ознакомления отобранных направляли в находившиеся под юрисдикцией Вермахта специальные лагеря, где и начинались систематические утомительные допросы обо всех сторонах советской действительности. Кроме сбора и обобщения интересующих отдел военных проблем, для последующей подготовки агентуры шло изучение условий и особенностей повседневной жизни и быта советского тыла, Красной Армии и флота. Допросы сопровождались попытками вербовки агентуры. Использовался метод «кнута и пряника» – от демонстрации преимуществ западного образа жизни, различных обещаний и уговоров до шантажа и угроз. Прирожденный разведчик, в поиске и вербовке на перспективу способного и надежного агента Гелен видел одну из своих основных задач.

Применяемый метод «мозаики» был прост и одновременно сложен. Суть заключалась не в самом его принципе, а в длительном и систематическом поиске, а также анализе незначительных фактов и событий, услышанных обрывков разговоров, обнаруженных частей тех или иных документов, других составляющих в решении той или иной возникшей головоломки. Собирая из различных источников отрывочные данные, специалисты отдела пытались соединить и превратить их в единое целое, а главное – соответствующим образом истолковать. А. Герэн: «Сторонники метода «мозаики» считали, что истина возникает на основе систематического накопления отдельных деталей; и как бы долго и томительно ни было, в конечном итоге это всегда даст эффект. Отсюда то значение, которое придавалось клочку бумаги, консервной банке, оставленным в казарме врагом, интерес к названию улицы, к прозвищу молодого офицера и даже к какой-то определенной привычке местного партийного секретаря, о которой рассказал на допросе пленный».

С целью концентрации и систематизации поисково-аналитической работы деятельность отдела Гелен разделил на четыре сектора. Первый (имевший на момент создания четыре участка, соответствующих группам армий «Север», «Центр», «Юг» и «А») ограничивался исключительно зоной боевых действий, занимался оценкой общей обстановки на Восточном фронте; второй – изучал проблемы советского тыла, непосредственно не связанные с зоной боевых действий. Его основным информационным источником выступали военнопленные. Путем синтеза («мозаики») полученных данных определялись промышленные и иные важные тыловые объекты, одновременно потенциально опасные для рейха в военном отношении, нарабатывались планы организации на наиболее уязвимых из них операций саботажа и диверсий.

Третий сектор на первых порах занимался юго-восточной Европой, преимущественно Балканами. Но размах и результативность партизанской войны вынудили Гелена переключить его на борьбу с подпольем и партизанами. Аллен Герэн утверждал, что интерес сектора проявлялся исключительно к «антигитлеровскому Сопротивлению в странах Восточной Европы, но не в Советском Союзе». Однако архивные документы убеждают: это далеко не так. Всевозрастающая угроза для сухопутных сил Вермахта на Восточном фронте со стороны партизан и подпольщиков потребовала участия отдела в организации противодействия «лесным бандитам», и прежде всего на оккупированных советских территориях.

Четвертый сектор по своим функциям был аналогичен третьему на начальной стадии его деятельности. В круг его интересов входили Скандинавские страны. В структуре отдела имелись также два вспомогательных отделения и четыре технические службы – картографии и сигнализации, переводчиков, фотолаборатория и картотека.

Не опасаясь гнева могущественного Германа Геринга, создавая отдел, Гелен в его структуру ввел и службу «Рю» – подслушивания, во многом дублировавшую «Форшунгсамат» – радио-разведывательный орган рейхсмаршала. Работу развернули и служба массовых диверсий, центр психологической войны, военно-воздушное подразделение специального назначения, школы по подготовке агентов и диверсантов. На каждое из этих звеньев отдела «Иностранные армии Восток» возлагались свои обязанности: «Инсургирунг унд саботаже» («Восстание и саботаж» – она же служба массовых диверсий) сочетала разведку, террор и подрывную деятельность; центр психологической войны организовывал пропагандистские акции, среди них операцию «Комета» (с целью принуждения к массовому дезертирству, в течение нескольких дней по всей линии обороны советских войск с самолетов было сброшено 18 млн листовок); эскадрилья люфтваффе обеспечивала доставку в тыл Красной Армии агентов и диверсионно-разведывательные группы, проводила аэрофотосъемки, выполняла другие специфические задачи; «специальные учебные лагеря» готовили агентуру в школах, которые дислоцировались исключительно на территории Германии – в Дабендорфе (под Берлином), Милау (Восточная Пруссия) и в Познани.

Помимо агентурной, воздушной, морской и других разведок, с целью получения разведывательной и контрразведывательной информации, подразделения Абвера, СД и гестапо использовали техническую разведку. В этом направлении успешно работало и подчинявшееся непосредственно Герману Герингу «научно-исследовательское управление» военно-воздушных сил Германии. Оно главным образом стремилось осуществлять контроль над линиями фронтовой и внутренней радио-телефонной и телеграфной связи. В военно-морском флоте рейха такие же функции выполняла «служба наблюдения».

В сухопутных войсках техническая разведка была возложена на пребывавшую в компетенции Абвера «службу подслушивания». К данной работе с 1942 г. подключилась и служба «Рю» отдела «Иностранные армии Восток» генштаба ОКХ. Соперничая и конкурируя, все эти органы, как и служба инспектора связи Вермахта, занимались перехватом и расшифровкой радиопередач, телеграфных и телефонных переговоров. Особую сложность представляла расшифровка (разбивка кода) радиосообщений, требовавшая особого таланта, знаний и терпения…

Из протокола допроса от 19 ноября 1946 года обвиняемого Омельченко Ивана Григорьевича:

«Вопрос: Назовите условные обозначения немецкого разведывательного органа, сотрудником которого вы являлись?

Ответ: Немецкий разведывательный орган, сотрудником которого я был с января по август 1944 года, именовался «Нахрихтен-Абталюнг»». Находился он при немецкой дивизии, имевшей условное обозначение «Медведь». Сотрудники органа носили полевую форму Вермахта, имели те же звания, что и в немецкой армии. Отличительным знаком дивизии, как и разведоргана, был шеврон: «Стрела молнии». Крепился он на рукаве френча.

Вопрос: Укажите места дислокации органа?

Ответ: До того как расположиться в селе Степановка Херсонской области, «Нахрихтен-Абталюнг» дислоцировался на Кавказе и на Кубани. Штаб разведоргана размещался рядом со Степановкой в так называемом Психогородке. Охранялся он исключительно немецкими солдатами и был обнесен каменным забором высотой примерно в два метра. Службы разведоргана, в частности, радиоточки, имевшие название «Хорш-труппе», находились в домах жителей Степановки. Телефонную связь со штабом все службы поддерживали через центральный коммутатор.

Вопрос: Расскажите, что вам известно о структурном построении «Нахрихтен-Абталюнг»?

Ответ: Какому вышестоящему органу он был подчинен, я не знаю. Неизвестно мне и то, кто возглавлял «Нахрихтен-Абталюнг», были разговоры, что им руководил какой-то немецкий генерал. В Психогородке размещался штаб, по-немецки «гешефт-циммер». В его подчинении находились «цвайтен функе компания», по-русски 2-я радиорота, имевшая 5–6 служб (точек), из них мне известно название только одной, в которой я работал в качестве радиоразведчика – «Хорш-труппе». Она насчитывала 7–8 сотрудников. На этой точке имелось 3 радиотелефонных аппарата (радиоприемника), на двух из них проводилось подслушивание передач фронтовых радиостанций советских войск и разговорная речь, на третьем принимались радиотелеграфные передачи. Помимо наземной радиоразведки, сбором разведывательных данных «Нахрихтен-Абталюнг» занимался и в воздухе, имея специальные радиоточки на самолете…».

Кроме офицеров, унтер-офицеров, зондерфюреров и рядовых, по данным Омельченко, в разведоргане работали и несколько переводчиков, осуществлявших перевод на немецкий язык расшифрованных и незашифрованных радиограмм и записанные телефонные переговоры. На радиоперехвате «трудились» исключительно лица, свободно владевшие русским. Распорядок дня «Хорш-труппы» был следующим: подъем в 6 часов, утренний туалет, завтрак. В 7.00 начиналась работа по радиоразведке, продолжавшаяся до 19–20 часов, затем свободное время и отдых. С персоналом проводились занятия по строевой и боевой подготовке, совершенствованию навыков по азбуке Морзе (прием на слух радиосигналов и работа на ключе).

Из протокола допроса:

«Вопрос: Что вам известно о методах и технике добывания разведывательных данных?

Ответ: «Нахрихтен-Абталюнг» в лице «Хорш-труппе» занимался в основном добыванием разведывательных данных о боевых порядках советских войск, местах их дислокации и вооружении, а также о передвижении частей и соединений. Сведения получали посредством перехвата радиопередач фронтовых радиостанций, подслушиванием телефонных разговоров передовых подразделений частей. Последнее осуществлялось с помощью специальных телефонных аппаратов и телефонных кабелей. С этой целью разведорган в своем распоряжении имел дислоцированные вблизи фронта отдельные службы.

Техника перехвата была следующая: каждому радиоразведчику давалось задание следить по радиоприемнику за определенным диапазоном радиоволн. У нас на точке был постоянный диапазон, т. е. длина волн действующих радиостанций советских войск составляла от 10 до 700 метров. На этом диапазоне каждый разведчик и вел подслушивание. Радиопередачи записывались и передавались в штаб разведоргана. Изредка давались задания на прослушку конкретных радиостанций, например, имевшей позывной «Марс» и работавшей на одной волне. Перехват разговоров производился и путем подслушивания телефонных переговоров. С этой целью вблизи передовой устанавливалась отдельная аппаратура, а через линию фронта скрыто прокладывался специальный телефонный кабель, пересекающий телефонные линии советских частей.

Вопрос: Как обрабатывались перехваченные вами разведматериалы?

Ответ: Каким образом производилась обработка радиограмм советских фронтовых радиостанций, мне не известно…».

Костяк «Нахрихтен-Абталюнг» состоял из немецких специалистов радиодела и телефонной связи. В качестве радиоразведчиков использовались бывшие военнослужащие Красной Армии и гражданские лица. Их отбор в лагерях военнопленных и оккупированных районах проводили его специальные сотрудники – зондерфюреры Цер и Матьяц. Кандидатов старались подбирать грамотных, имевших хотя бы неполное среднее образование, а лучше – специальность радиста. Особое внимание обращалось на желание сотрудничать с немцами. «Кроме специальных занятий, – делился воспоминаниями бывший агент, – Цер читал нам доклады антисоветского, клеветнического содержания, опошлял советскую власть, восхвалял жизнь немецкого солдата. За добросовестную службу обещал хорошую жизнь и права военнослужащего Вермахта…»

Организация и укрупнение германских диверсионно-разведывательных и контрразведывательных служб и органов на Восточном фронте были завершены к середине 1942 г. Концептуально определились направленность и специфика их деятельности, а также разграничение полномочий, о чем существовали даже письменные договоренности, прежде всего между Абвером и РСХА. В зависимости от обстоятельств и потребностей, последнее не мешало сторонам вторгаться в сферу обоюдных интересов и компетенцию. До определенного времени «табу» для других, прежде всего в вопросах военной разведки и контрразведки, виделось лишь в Вермахте, где единоличным хозяином все еще выступал Канарис. Но продолжалось это недолго.

В целом в деятельности Абвера, РСХА, а также ведомства Гелена, других подобных им органов и служб наблюдалось много общего: цели и задачи; формы и методы работы; направленность действий и т. д. Главное, что их объединяло, – это широкое применение различных видов разведок, определяющей среди которых выступала агентурная, и прежде всего путем массового использования шпионско-диверсионной сети – от мелких осведомителей и доносчиков, агентов «средней руки», до немалого числа профессионалов в области шпионажа и диверсий в различных сферах военного дела, промышленности, экономики, многих других отраслях народного хозяйства. Не были забыты и нашли всестороннее применение операции диверсионного, идеологического, экономического и морально-психологического характера. Основными объектами устремлений во всех случаях выступали Красная Армия и советский Военно-Морской Флот, население оккупированных областей, а также зафронтовая территория СССР.

Абвер от РСХА и его составляющих отличался лишь одним – сумел в свое время уклониться от исполнения на оккупированной территории репрессивно-карательных функций, что во многом способствовало лояльному отношению к нему Международного военного трибунала в Нюрнберге. Было и то, что разъединяло общие усилия спецслужб Третьего рейха – жесткое и непримиримое противостояние за пальму первенства в глазах Гитлера. В борьбе за благосклонность фюрера со стороны каждой из них внедрялись и культивировались все доступные приемы и методы открытого и закулисного противодействия. Конечным результатом стало то, что длительная и упорная схватка для одних закончилась поражением, для других – желаемым, хотя и кратковременным успехом.

 

«Шпионы – драгоценность для государя»

Древний знаток законов и обычаев тайной войны Сунь Цзы (Сунь У, 514–469 гг. до н. э.) в трактате «Искусство войны» писал: просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других лишь только по одной причине – знали все наперед. Здесь же уточнял: сведений о противнике нельзя ожидать от богов и демонов, их можно получить только от людей, людей-шпионов. Их Сунь Цзы делил на пять видов (разрядов): местных, внутренних, обратных, шпионов смерти и шпионов жизни. По его же словам, шпионы – драгоценность для государя. Первых вербуют из местных жителей побежденной страны и пользуются ими; вторых приобретают из чиновников неприятельской стороны; обратных шпионов перевербовывают из шпионов врага, а чтобы обмануть противника ложной информацией – засылают шпионов смерти; те из них, кто смог возвратиться с донесением, есть шпионы жизни.

Особо поучителен раздел книги «Использование шпионов». Не без основания автор утверждал: иметь шпионов – это не значит, что успех в войне обеспечен. Ими нужно уметь еще пользоваться и управлять. К тому же есть преданные шпионы, а есть изменники. По мотивации, природным и приобретенным данным и способностям одни люди могут быть ими, другие нет. Что касается категорий, то, по мнению Сунь Цзы, местные шпионы – это информаторы; внутренние – агенты в лагере противника; обратные – агенты противника, работающие против него самого же; шпионы смерти – лазутчики и диверсанты; жизни – разведчики.

Исходя из трактата, в шпионы жизни следует выбирать людей внутренне просвещенных и умных, но по внешности глупых; по наружности – низменных, сердцем же – отважных, «надлежит выбирать людей, умеющих хорошо ходить, здоровых, выносливых, храбрых, сведущих в простых искусствах, умеющих переносить и голод, и холод, оскорбления и позор». Нужно выбирать таких, кто обладает мудростью, талантами, умом и способностями, кто в состоянии сам проникнуть в самое важное и существенное в деятельности неприятеля, «кто может понять его поведение, уразуметь, к чему идут его поступки и расчеты, уяснить себе его сильные стороны и, вернувшись, донести об этом…».

Говорится в трактате и о требованиях, предъявляемых к лицу, которое пользуется услугами шпионов и руководит их работой. С одной стороны, оно должно «знать людей», с другой – быть «умным, гуманным и справедливым, хитрым и проницательным». Резюмируя, Сунь Цзы подчеркивал: при содействии шпионов не только выигрывают битвы, но и добывают престолы. Из-за них не только проигрываются сражения, но и падают династии.

Войны XX столетия, Первая, а особенно Вторая мировая, существенно разнообразили виды и категории агентов, шпионов и разведчиков. Появились двойные и даже тройные шпионы, агенты-провокаторы, террористы и диверсанты и др. Что касается мотивации участия в шпионском (разведывательном) ремесле, желании принять участие в битве на невидимом фронте, то здесь, кроме наблюдавшихся в древние времена в большинстве случаев низменных побуждений в виде материальных и других меркантильных интересов (деньги, должность, жадность, месть и т. д.), их диапазон, в том числе на идеологической почве, существенно расширился: от патриотизма до тщеславия, от трусости, подлости, потери чувства долга и полного отторжения существующего политического режима путем предательства – до самопожертвования в борьбе с врагом.

В зависимости от мотивации, природных способностей, приобретенных и иных данных одни «рыцари плаща и кинжала» становились защитниками своей страны, другие – мелкими информаторами и осведомителями, реже – внутренними и обратными агентами, а некоторые претендовали на роль шпионов смерти и даже жизни.

Вторая мировая война засвидетельствовала и такой факт: кроме усовершенствования форм, способов и методов тайной войны, существенно изменились и особенности поведения людей, пользующихся услугами шпионов. В первую очередь это касалось спецслужб Третьего рейха. Напрочь исчезли гуманность, сочувствие и справедливость. На смену пришли цинизм, хитрость и жестокость, определявшие как в целом линию поведения, так и взаимоотношения с исполнителями их воли. «Адмирал Канарис, – подчеркивал Пауль Леверкюн, – был воспитан в кайзеровском морском флоте. Он всегда придавал большое значение тому, чтобы его офицеры серьезно относились ко всем воинским традициям. Служба, которая в конечном счете имеет дело с людьми, не брезгующими изменой, должна постоянно добиваться того, чтобы ее верхушка и офицерский состав всегда отвечали высшим интеллектуальным и моральным требованиям, предъявляемым к воину». На практике, как свидетельствуют факты, в Абвере, а тем более в РСХА, все было наоборот – коварство и подлость в их деятельности стали обыденным явлением и даже нормой. Шпионаж, подчеркивал шеф Абвера, означает заключение контракта на всю жизнь.

События военной поры высветили две стороны «медали» в поведении «людей, не брезгующих изменой» и оставшихся до последнего дыхания верными своей Родине, которые по собственной воле или в силу иных причин возложили на себя шпионские (разведывательные) обязанности…

Из протокола допроса в Особом отделе Западного фронта (март 1942 г.) обвиняемого Клубкова Василия Андреевича:

«Клубков В. А., 1923 г. р., уроженец дер. Богородицкое Рязанской области, из крестьян-бедняков, русский, беспартийный, образование 7 классов, до армии работал сортировщиком почтового отделения № 33 г. Москвы. В Красной Армии с октября 1941 года.

Вопрос: Уточните более подробно обстоятельства, при которых вы попали в плен к немцам.

Ответ: 21 ноября 1941 г. я в составе группы разведчиков, красноармейца Крайнова и Космодемьянской Зои, получил от майора РО (разведывательного отдела. – Авт.) Запфронта Спрогис задание отправиться в дер. Пепелище (правильно Петрищево. – Авт.) Дороховского района и поджечь квартиры, в которых расквартирован немецкий гарнизон.

Получив инструктаж, как действовать, а также револьвер «Наган», жидкость в бутылках «КС», в ночь с 21 на 22 ноября мы перешли линию фронта и в течение 4-х суток пробирались лесами к намеченному объекту.

Примерно в 2–3 часа ночи 27 ноября, распределив между собой участки деревни, выдвинулись выполнять задание. Когда я подходил к зданиям, которые обязан был поджечь, увидел, что участки Космодемьянской и Крайнова загорелись. Подойдя к дому, я разбил бутылку с «КС» и бросил ее, но она не загорелась. В это время невдалеке я увидел немецких часовых и, проявив трусость, убежал в лес. Как только прибежал в лес, на меня навалились два немецких солдата, отобрали «Наган», две сумки с пятью бутылками «КС» и продуктами.

В 3–4 часа утра солдаты привели меня в штаб немецкой части и сдали немецкому офицеру …

Вопрос: Какие показания вы дали офицеру немецкой армии?

Ответ: Он наставил на меня пистолет и потребовал, чтобы я сказал, кто вместе со мной прибыл поджигать деревню. Проявив трусость, я рассказал, что нас пришло трое, назвал имена Крайнова Бориса и Космодемьянской Зои. По приказу офицера солдаты привели Зою. Задержали ли они Крайнова, я не знаю.

Вопрос: Какие вы еще дали офицеру показания?

Ответ: Я показал, что послан разведотделом Запфронта, расположенного около ст. Кунцево. Рассказал, что наша часть насчитывает 400 разведчиков и что она готовит и перебрасывает в тыл к немцам диверсионные группы по 5—10 человек.

Вопрос: Вы присутствовали при допросе Космодемьянской?

Ответ: Да.

Вопрос: Что спрашивал офицер у Космодемьянской, и какие она дала показания?

Ответ: Офицер спросил, зачем она поджигала деревню. Космодемьянская ответила, что она деревню не поджигала. Офицер начал избивать Зою и требовал показаний, но она категорически отказалась.

Вопрос: К вам офицер обращался за помощью в получении признания от Космодемьянской?

Ответ: Да, он спросил, она ли это. И что мне о ней известно. В ее присутствии я показал, что в действительности это Космодемьянская Зоя, которая вместе со мной прибыла для выполнения диверсионных актов… После этого она на вопросы больше не отвечала. Видя, что Зоя упорно молчит, несколько офицеров раздели ее догола и в течение 2–3 часов сильно избивали резиновыми палками. Космодемьянская заявила: «Убейте меня, я вам ничего не расскажу». После чего ее увели, и больше я ее не видел.

Вопрос: Почему вы выдали Космодемьянскую?

Ответ: Офицер пригрозил мне пистолетом, я боялся, чтобы меня не расстреляли.

Вопрос: Как дальше поступили с вами немцы?

Ответ: Офицер мне заявил: «А вы теперь будете работать в пользу немецкой разведки. Все равно вы своей родине изменили. Мы вас подучим и пошлем в тыл советских войск».

На предложение работать на немецкую разведку я дал согласие»…

Понеся серьезные потери в приграничных боях, спешно пополнив в Харькове поредевшие в сражениях ряды, в июле 1941 г. 102-я стрелковая дивизия 21-й армии Западного фронта получила боевую задачу овладеть Бобруйском, затем нанести удар по группировке противника вблизи Быхова. По замыслу советского командования наступление должно было оттянуть значительные силы гитлеровцев и приостановить их продвижение на смоленском направлении.

102-я дивизия оказалась на острие контрудара немецких войск. Разгорелись кровопролитные бои, во время которых по ложному анонимному доносу был арестован ее командир полковник П. М. Гудзь. В командование дивизией вступил начальник штаба комбриг И. Б. Бессонов, до этого начальник отдела одного из управлений войск НКВД. Контрудар противника завершился окружением частей и подразделений дивизии и пленением большинства командиров и красноармейцев. Среди них оказался и Бессонов, в личном деле которого появилась лаконичная запись: «Пропал без вести в начале августа 1941 года».

Но комбриг без вести не пропал и не погиб. Находясь в окружении, он сдался в плен. На первом же допросе изъявил желание предоставить немецкому командованию свои услуги в борьбе с ненавистным ему «сталинско-большевистским режимом»…

В сравнении с Клубковым, информатором «местного» разряда, Бессонов, как показали дальнейшие события, претендовал на «категорию» супер-шпиона и даже гитлеровского агента «жизни»…

Шел третий год вооруженного противостояния Советского Союза и нацистского Третьего рейха. 6 ноября 1943 г. в Познани, на совещании высших руководителей фашистской администрации – рейхсляйтеров и гауляйтеров, с докладом выступил рейхсфюрер СС. «Я обращаюсь к вам, – заявил Гиммлер, – и как рейхсфюрер СС, и как партайгеноссе. Прежде всего, я хотел бы остановиться на вопросах о бандах, партизанах и на комплексе генерала Власова… С русскими генералами дело особое. Наш бригаденфюрер СС Фегелейн взял в плен этого русского генерала. Я гарантирую вам, что из почти каждого русского генерала мы можем сделать Власова! Это будет стоить неслыханно дешево. А этот русский, которого мы взяли в плен (А. Власов в плен сдался добровольно летом 1942 г. – Авт.), нам вообще ничего не стоит. Он был командующим одной ударной армией. Наш бравый Фегелейн сказал своим подчиненным: попробуем-ка пообщаться с ним так, будто он взаправду генерал! И лихо встал перед ним по стойке смирно: господин генерал, господин генерал …! Это ведь каждому приятно слушать. Это во всем мире так. И здесь это тоже сработало. Все-таки этот человек как-никак имел орден Ленина за номером 770, он потом его подарил бригаденфюреру Фегелейну.

Когда фюрер наградил Фегелейна Дубовыми листьями (к Рыцарскому Железному кресту. – Авт.), он отдал этот орден фюреру. Фюрер приказал положить его в серебряный футляр и вернул Фегелейну. Итак, с этим генералом обращались должным образом, ужасно вежливо, ужасно мило… Этот человек выдал все свои дивизии, весь план своего наступления и вообще все, что знал.

Цена за измену? На третий день мы сказали этому генералу примерно следующее: то, что назад пути нет, вам, вероятно, ясно. Но вы человек значительный, и мы гарантируем вам, что, когда кончится война, вы получите пенсию генерал-лейтенанта, а на ближайшее время – вот вам шнапс, сигареты и бабы. Вот так дешево можно купить такого генерала! Очень дешево. Видите ли, в таких вещах надо иметь чертовски точный расчет. Такой человек обходится в год в 20 тыс. марок. Пусть он проживет 10 или 15 лет, это 300 тыс. марок. Если только одна батарея ведет два дня хороший огонь, это тоже стоит 300 тыс. марок… И вот эта русская свинья г-н Власов предлагает нам свои услуги!..»

Будучи по классификации Сунь Цзы «внутренними шпионами, завербованными из чиновников страны противника», Власов и Бессонов в глазах гитлеровцев пытались представиться союзниками в борьбе за «новый» европейский порядок. Первый из подобных себе организовал «освободительную армию», второй основные надежды на противостояние с «советами» возлагал на диверсионно-разведывательные формирования и уголовный мир. Оба при этом забыли простую житейскую истину: в истории человеческой цивилизации не было случая, чтобы хотя бы один народ с помощью оккупантов отстоял свою независимость, тем более путем предательства.

Еще одну разновидность в минувшей войне представляли агенты-диверсанты, они же террористы. Опираясь на донесение (июль 1941 г.) адмирала Канариса в генштаб ОКХ, о них писал Луи де Йонг: «Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения, то есть русских, поляков, украинцев, грузин, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50—300 км перед фронтом наступающих немецких армий, с тем, чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений, обращая особое внимание на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также «о всех мероприятиях, проводимых противником».

На первом этапе войны, когда не было и речи о непрерывной линии фронта, такие группы имели возможность пробираться далеко за пределы зоны боев, собирая ценную информацию. Под видом раненых на грузовиках размещались те их члены, которые плохо говорили по-русски… Унтер-офицерами в группах были главным образом выходцы из Галиции, Закарпатья, а также эмигранты из горных районов Кавказа…

«Среди отступающих войск, – вспоминал бывший военный разведчик генерал-майор П. А. Голицын, – разносились слухи о переодетых немецких диверсантах-парашютистах. Частая стрельба, крики: «Окружают, немцы, диверсанты, парашютисты», особенно ночью, вызывали панику. В результате перемешивались подразделения, бросалась техника, открывалась бесцельная стрельба. Нам теперь известно, что немцы действительно забрасывали в тыл отходящих частей диверсионно-разведывательные группы, которые с успехом выполняли возложенные на них задачи в условиях малоорганизованного отхода советских войск».

Об особенностях диверсионно-подрывной деятельности бранденбуржцев и их кадровом составе, вспомнил и непосредственный участник рассматриваемых событий сотрудник «А-II» (в 1941 г. возглавлял в Стамбуле филиал «Кригсорганизацион Турция»), в послевоенные годы историк гитлеровских спецслужб, бывший капитан Пауль Леверкюн. По его словам, в полку, затем дивизии «Бранденбург» «обучались отборные солдаты и офицеры для выполнения особых задач, будь-то прорыв фронта или забрасывание с самолетов за линию фронта. Они оправдали себя на всех театрах военных действий, и в особенности в пустынях Африки и в России. Эти отряды, посылавшиеся за линию фронта, получали задачу вести разведку скоплений войск противника в тылу и, собрав как можно больше разведданных, либо возвращаться через линию фронта, либо в течение долгого времени оставаться во вражеском тылу и передавать донесения по радио. Другой их задачей было двигаться перед наступающими войсками и захватывать важные объекты, в особенности мосты. Большей частью они делали это в маскировочной одежде, то есть в форме войск противника. Таким образом, например, был захвачен мост через Западную Двину, что позволило войскам генерала Манштейна неожиданно быстро выйти в район Ленинграда».

Леверкюн подчеркнул два важных факта: бранденбуржцы «были весьма далеки от разведывательной службы» и выполняли исключительно диверсионные и террористические задачи; руководимые «А-II» батальон «Бранденбург», а затем полк формировались «из агентов и сотрудников Управления разведки и контрразведки под непосредственным наблюдением адмирала Канариса». Национальный состав бранденбуржцев он не уточнил, но сегодня известно: не менее 30 % от их общего числа составляли члены ОУН.

Не довольствуясь заброской диверсионных групп с участием бранденбуржцев, фронтовые абверкоманды и абвергруппы искали и, надо сказать, находили диверсантов «местного разряда». Получаемые ими задания были просты, но одновременно коварны и чрезвычайно опасны для супротивной стороны. Некий Иван Грива обязывался проникнуть на один из военных заводов столицы, а при невозможности – «устроиться чернорабочим на железную дорогу, где совершать диверсионные акты путем организации крушений воинских эшелонов». «Ответственное» задание получил и исключенный в свое время из членов ВКП(б) «за хулиганство» бывший красноармеец Байгузинов. Повару по профессии, после возвращения в часть ему предписывалось отравить сослуживцев ядом, запас которого он получил перед переброской через линию фронта…

В докладе на имя командующего Западным фронтом Г. К. Жукова, суммируя работу Особого отдела фронта за первые полгода войны, его начальник комиссар госбезопасности А. М. Белянов, сообщая о 505 задержанных немецких агентах, отмечал: четверо из них были завербованы до войны; 380 – бывшие военнопленные; остальные – жители оккупированных районов и прифронтовой полосы. Подтвердил он и известный из других источников факт: «В условиях военной обстановки немецкая разведка упор делает на массовую вербовку, особенно из числа военнопленных и добровольно перешедших на сторону врага».

Характеризуя агентурный контингент немцев, он называл имена бывших майора Стрельца, старшего политрука Беспалова-Тюкова и старшины Артамонова. «На допросах, – писал начальник Особого отдела, – все трое признались, что в разное время сдались в плен противнику, были завербованы и в ночь на 11 декабря (1941 г. – Авт.) переброшены для шпионской деятельности в тыл Красной Армии».

В докладе фигурировали и обезвреженные агенты довоенной поры – А. Можденский и В. Дрыго, а 6 декабря аресту подвергся помощник начальника 1-го отдела штаба 53-й дивизии 13-й армии капитан С. Никифоров, «1896 г. р., бывший член ВКП(б)». По сведениям Особого отдела 50-й армии, «Никифоров с 2 августа по 17 ноября был в плену у немцев, где использовался как агент по работе среди военнопленных… Находясь в лагере на ст. Коханово, Никифоров познакомился с Александром Ивакиным, он же Баранов, бывшим сотрудником НКВД. Войдя в доверие к немцам, Никифоров и Ивакин подали на имя руководства лагеря рапорт с предложением своих услуг…

17 ноября 1941 г. Никифоров был переброшен на нашу сторону с заданием, полученным непосредственно от начальника разведотдела штаба фронта немецких войск Фурмана (Юльюш Фурман, кличка «Фишер», капитан, один из руководителей абверкоманды 103, до июля 1943 г. имела название «абверкоманда 1Б». – Авт.), которое сводилось к следующему: пробраться в глубокий тыл СССР, собрать сведения о расположении штабов армий, баз снабжения, складов боеприпасов, о вооружении частей и месте нахождении резервов. После выполнения задания возвратиться в Смоленск».

Разговор шел о задержании Особым отделом 43-й армии и «возвратившихся» из немецкого плена красноармейцев Наливалкина и Кубрика. «Следствием установлено, – отмечалось в документе, – что оба после пленения были обработаны и завербованы немецким офицером Гольденбергом для шпионской работы в частях Красной Армии. Наливалкин при вербовке получил задание: добиться назначения по своей специальности – мотоциклистом; собрать и доставить сведения о количестве и расположении тяжелой артиллерии, танков и «чертовых пушек», действующих в районе деревни Каменка; вести среди бойцов пораженческую агитацию, склонять их к переходу с оружием на сторону немцев…»

В обзоре (май 1942 г.) Особого отдела НКВД Северного фронта (раздел «Контингент вербуемых»), его начальник П. Т. Куприн, в свою очередь, отмечал: «Если на других участках фронтов Отечественной войны вражеские разведки практикуют вербовку шпионов и среди гражданского населения, оставшегося на временно оккупированной территории…, то на северном участке из-за отсутствия в Заполярье населения финско-германская разведка основным контингентом для шпионских вербовок избрала советских военнопленных. Выбор агентов диктуется наличием трех моментов:

1. В плен сдался добровольно.

2. При первичном допросе выдал все известные ему военные тайны.

3. В лагере военнопленных проявил себя как враждебный советской власти человек.

Все факторы, характеризующие измену, разведка противника, с одной стороны, тщательно документирует, с другой – всячески поощряет, создавая для предателей льготные условия, которые не только не скрываются, но и афишируются… Приводим данные на известных нам изменников:

Патрубник Александр – бывший красноармеец, в плен сдался в сентябре 1941 г. По национальности поляк, до призыва в Красную Армию работал на ст. Пулозеро ассенизатором в геологоразведочной партии. Содержался в лагере комсостава, в который был направлен в виде поощрения за то, что привел немецкий батальон в тыл советских частей … Богданов Петр, в лагере военнопленных был провокатором … Поплавский – бывший красноармеец. Находясь в лагере военнопленных, был осведомителем у начальника лагеря. Выдал трех коммунистов – своих сослуживцев (Тихонова, Пугачева, Глобуса)…».

Говоря о путях и способах добывания разведывательных данных, Сунь Цзы со знанием дела утверждал: информацию о положении в стане противника можно получить исключительно от шпионов. Последних он делил на «своих» и «чужих». К первым он относил «агентов жизни и смерти», ко вторым – информаторов в лагере неприятеля, лазутчиков и диверсантов. Объяснил и мотивацию поведения при вербовке «чужих» шпионов. Честолюбивых и тех, у кого чувство долга «очень слабое» в силу неполучения от властей чинов и жалования, рекомендовал «обласкать милостынями», низменных – привлечь деньгами и драгоценностями, другим внушить, что они и есть те самые правители, которые в случае прихода к власти будут полезны для народа, остальных шпионским ремеслом заставить заниматься силой.

В жадности, отсутствии гражданского долга, эгоизме, честолюбии и малодушии Сунь Цзы видел главную почву, на которой, по его мнению, вербуются агенты из населения противника. Опираясь на эту мысль, раскрывая «секрет», из кого вербуются «внутренние шпионы», его последователь Ду Му писал: «Среди чиновников противника есть люди умные, но потерявшие должность; есть люди провинившиеся в чем-либо и подвергшиеся за это наказаниям; есть любимцы, жадные до богатства; есть люди, поставленные на низшие должности; есть люди, не выполнившие возложенных на них поручений; есть люди, стремящиеся приобрести более широкое поле для приложения своих способностей, пользуясь несчастьем других; есть люди, склонные к хитрости и обману, двоедушные. С такими людьми надлежит тайно вступать в шпионские сношения, щедро одарить их, привязать их к себе, через них узнавать о положении в их стране, разведывать о планах против себя, а также заставлять их сеять рознь между государем и его вассалами».

Тяжелейшие испытания, выпавшие на долю народов бывшего СССР в войне против нацистской Германии и ее союзников, породили еще одну категорию агентов, не предусмотренную китайскими практиками и теоретиками. Это – агенты-палачи. Их было немного, но они существовали. Среди них «Тонька-пулеметчица» (Антонина Макарова-Гинзбург), лично казнившая на службе у фашистов около полутора тысяч советских солдат и партизан, успев после окончания войны стать образцовой труженицей, женой и матерью. Своих жертв она расстреливала из пулемета «Максим», получая за каждую кровавую акцию плату Иуды – 30 немецких марок.

Из протокола допроса предательницы: «По прибытии в Локоть (поселок в Брестской области, ставший в 1941–1942 гг. «столицей» так называемой Локотской «республики» – оккупационного квазигосударства. – Авт.) в декабре 1941 г. я поступила на службу в полицию. Меня назначили рядовой. Поступая на службу, я понимала, что это карательный отряд, но поступала сознательно. В тот момент мне просто нужно было как-то устраиваться. Все расстрелы были похожи один на другой. Менялось только количество заключенных. Для меня это была просто работа».

«Работа» начиналась и заканчивалась одинаково: завтрак, казнь, чистка оружия, поиск «трофеев» среди вещей убитых …

20 ноября 1978 г. 59-летнюю Антонину Гинзбург (разыскана только через 35 лет после окончания войны) суд приговорил к высшей мере наказания – расстрелу. Год спустя приговор привели в исполнение…

«Предательство, – отмечал испанский писатель Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616), – может, кому и нравится, а предатели ненавистны всем».

Взяв на вооружение поучения знаменитых китайцев о способах и методах тайной войны, в период агрессии против Советского Союза, гитлеровские спецслужбы не только широко их применили, но и пополнили невиданными до сего новыми диверсионно-шпионскими изысканиями. Мысль Сунь Цзы, что «шпионы – драгоценность для государя», стала в их деятельности доминирующей.

 

Главная ставка

Тысячекилометровая линия Восточного фронта, противостоящая Вермахту многомиллионная Красная Армия, усиливающаяся партизанская и подпольная борьба в тылу собственных войск потребовали от Абвера и РСХА в разворачивающейся тайной войне невиданных до сего усилий. Ко всему, имеющаяся в наличии агентурно-осведомительная сеть наяву оказалась слишком малой для решения широкого круга диверсионно-разведывательных и контрразведывательных задач. Усматривалась необходимость и в немалом числе тех, кто должен был стать надежным источником сведений о политическом и экономическом положении в глубоком советском тылу. Наряду со старыми шпионскими кадрами, а также приобретенными задолго до вторжения в СССР из среды националистических организаций и антисоветских кругов «глаз и ушей», ситуация требовала не только постоянного пополнения недостающих агентурных сил, но и совершенствования их шпионско-диверсионного ремесла. Спецслужбы обратили взор и сделали главную ставку на появившийся в условиях войны новый кадровый источник – дезертиров, перебежчиков, добровольно сдавшихся в плен, и в целом на огромную массу военнопленных. Без внимания не остались и жители оккупированных районов, из числа которых также стали пополнять недостающий агентурно-осведомительский резерв.

Менялись и совершенствовались в ходе войны приемы и методы вербовки. Так, в 1941 г. в фронтовых условиях данный процесс в большинстве сводился к поверхностным опросам пленных на передовой, а позже – к более детальным допросам в отделах 1Ц штабов дивизий и корпусов. После даже формального согласия на сотрудничество новоиспеченные «агенты» получали те или иные диверсионно-разведывательные и агентурно-пропагандистские задания на линии фронта или в прифронтовых районах. Во всех случаях чуть ли не обязательным условием была скорость их переброски в расположение советских войск.

Уверовав в «блицкриг» и оперируя фактом быстрой оккупации значительной части территории СССР в начальный период войны, Абвер, по образному определению советских контрразведчиков, допустил серьезную ошибку, настроив диверсионно-разведывательный механизм на «грубый помол» – массовую заброску слабо подготовленных агентов и диверсантов. Многие его руководители, среди них адмирал Канарис, считали, что если из десяти наспех завербованных агентов хотя бы один выполнит поставленную задачу, учитывая, что вот-вот падут Киев, Москва и Ленинград, другие советские города, а завтра Вермахт выйдет к Уралу и захватит Кавказ, – это несомненный успех.

Примитивной выглядела и подготовка «разовой агентуры». Кроме склонения к выполнению конкретного задания, абверовцы в большинстве ограничивались короткими инструктажами. Поставленные задачи преимущественно носили уровень тактической войсковой разведки: выяснение расположения огневых средств, наличия тех или иных резервов, проведение мелких диверсий, устной агитации среди личного состава подразделений и частей Красной Армии и др. «Немецкая разведка, – отмечалось в докладных особых отделов НКВД фронтов, – продолжает линию массовых вербовок и засылок к нам своей агентуры… Массовая вербовка характеризуется прежде всего упрощенностью ее метода, однотипностью поставленных задач… После 2–3 допросов, обработки в направлении «неизбежности поражения Советского Союза», обещания выдать хорошее вознаграждение, вербуемый направляется для выполнения задания. В ряде случаев вербовка осуществляется без подготовки. На нашу сторону завербованных немцы направляют через два-три дня после пленения, чтобы их длительное отсутствие не вызвало подозрений.

Основные задания, которые получает агентура, сводятся к следующему: а) сбор сведений о дислокации, численности и вооружении частей Красной Армии; б) сигнализация противнику (ракетами, кострами) о наличии в том или ином пункте военных объектов; в) склонение военнослужащих к переходу на сторону противника; агитация среди красноармейцев и гражданского населения о «непобедимости германской армии и неизбежном поражении Советов»».

В документах приводились и характерные примеры вербовок, среди них – красноармейцев Харитонова, Безнедежного, Петухова, Сиротина, некоторых других. Первый в плен был захвачен, будучи в боевом охранении, и отпущен «через несколько часов с заданием шпионского характера», второй – находясь в окружении. «Накормив, немецкий офицер угостил его сигаретой, а утром – отпустил, подчеркнув: немцы хорошо обращаются с пленными, в чем Петухов убедился сам. Подписок о сотрудничестве офицер не брал. Расчет был на то, что в своей части тот расскажет об обращении немцев с пленными».

Во время боя боец 421-го стрелкового полка Сиротин сдался в плен добровольно. Допрашивался четыре раза, поддавался избиениям, дал известные ему сведения о своей части. «Допрашивающий его офицер убеждал в непобедимости германской армии, в том, что советская власть ничего хорошего для трудящихся не сделала, а крестьяне получат землю только с приходом немцев. Сиротину было заявлено: из плена он будет освобожден только после согласия выполнить задание шпионского характера…»

По словам красноармейца Штрейта, «будучи в течение двух суток в плену, согласие на выполнение шпионского задания он дал лишь под угрозой расстрела».

Сообщалось и о вербовке противником агентов из населения оккупированных районов. В расположение советских войск их чаще всего перебрасывали под видом беженцев. Не отличались разнообразием и методы вербовки: угроза расстрела, в том числе родственников и близких, взятие заложников, обещание вознаграждения и т. д. Имело место и добровольное согласие некоторой части будущих агентов помочь «непобедимой немецкой армии». Различным был и контингент «помощников». Кроме местных жителей, отмечалось в документах, это «лица бежавшие из-под стражи, подростки, которых немцы используют главным образом для войсковой разведки, а также провокаторы».

Судя по архивным материалам, последних оказалось немало. По данным Ленинградского УНКВД, после оккупации территории области «житель деревни Готобужи Федоров Ефим выдал 23 советских активистов, а староста деревни Курицко Школьников намеренно вывел в расположение противника 300 красноармейцев, оказавшихся в его тылу… Бывший заведующий райпланом Полавского района Карклин передал немцам списки партийного и советского актива, получил взамен разрешение на выезд в Ригу, а секретарь первичной организации ВЛКСМ деревни Мануйлова Горячева Анна выдала коммунистов и семьи партизан». Подписавший документ начальник Управления комиссар госбезопасности 3-го ранга П. Н. Кубаткин констатировал: «Такого рода предателей и агентуры немцев в оккупированных районах установлено несколько сот человек».

Не меньше курицких и федоровых было и в других оккупированных областях. Для усиления диверсионно-разведывательной и террористической деятельности немецким спецслужбам выбирать было из кого. Характеризуя работу фронтовых подразделений Абвера, начальник ОО Ленинградского фронта старший майор госбезопасности Н. Г. Ханников в качестве примера приводил результаты следствия по делу побывавших в плену красноармейцев. «На основе показаний арестованных за шпионаж, – писал он, – можно сделать вывод, что массовыми вербовками, как правило, занимаются войсковые разведки и штабные офицеры».

Акцентировал внимание он и на том факте, что для вербовки агентуры в основном «используются военнослужащие, изменившие Родине, перебежчики на сторону противника, сдавшиеся в плен или находившиеся в окружении. Особенно активно вербуются шпионы из числа изменников и добровольно сдавшихся в плен». И хотя, по его словам, «при массовых вербовках немцы воздерживаются от того, чтобы связывать перебрасываемую агентуру со своими агентами или резидентами, находящимися в нашем тылу», в отдельных и крайних случаях, используя прежде всего перебежчиков и добровольно сдавшихся в плен, они идут на риск. Как подтверждение, приводил результаты следствия по делу «красноармейца Большакова, 1915 г. р., из 108-го стрелкового полка, который попав в октябре 1941 г. в окружение, сдался в плен и был завербован для шпионской работы». На допросе тот показал, что вместе с ним немцы завербовали еще 5 красноармейцев из этого полка. Ему был присвоен номер 12, служивший одновременно паролем при возвращении через линию фронта. Помимо задания по разведке, «Большаков получил явку к проживающему в Москве неизвестному гражданину (ул. Боград, д. 15, кв. 7). По этому адресу ему приказано явиться 5 ноября 1941 г. в 21.00. На вопрос, который будет задан: «Откуда вы?» – ответить: «С германской стороны». После этого неизвестный обязан назвать цифру 9, а Большаков ответить цифрой 12. От этого человека агент должен был получить данные о воинских частях и их вооружении в районе Москвы, затем передать их в г. Калинине офицеру, который его вербовал».

Вербуя агентов, абверовцы часто не видели даже необходимости документально оформлять сотрудничество. Уверенность в их возвращении была почти абсолютной. Появление в расположении своих частей «доверенных лиц» преимущественно шифровалось под видом выхода из окружения, контузии, ранения, болезни, отрыва от подразделения и т. д. Линию фронта во всех случаях они пересекали пешим порядком. Время пребывания в расположении советских войск и прифронтовых районах агентов-«однодневок» определялось несколькими сутками, реже неделей-двумя, в отдельных случаях рекомендовалось действовать по обстоятельствам.

Особой изобретательностью немецкие спецслужбы не отличались и при засылке в тыл советских войск агентуры из числа жителей оккупированных прифронтовых районов. Не наблюдалось разнообразия и в поставленных ей задачах. Различие имелось лишь в категориях завербованных: добровольцы и по принуждению. Первых, как правило, представляли недовольные советской властью и ее открытые противники; вторых – лица, в силу различных причин и обстоятельств попавшие в зависимость от военных или гражданских оккупационных властей. Кроме посула материальных благ и различных поощрений, в ход шли угрозы расправы с близкими и родными, заложничество, провокации, подкуп и многое другое.

«На предыдущих допросах, – интересовались контрразведчики у одного из немецких агентов некого Александра Шевченко, – вы показали, что органы СД пользовались агентурой из местного населения. Уточните, как и в каком направлении использовалась агентура?

– Будучи на Северном Кавказе при команде СД № 11Б, я совместно с штурмбанфюрером Вайнбергом инструктировал старост сел по вербовке информаторов из местного населения и направлениях их работы. Им ставилась задача выявлять среди населения, а также среди военнопленных, коммунистов, работников НКВД, партийных и советских руководителей, командиров воинских частей и соединений лиц, связанных с партизанами, вскрывать подпольные группы. Аресты советских граждан органами СД проводились на основании полученных агентурных данных.

– Использовались органами СД добровольные заявители?

– Да, но я не помню случая, когда бы в СД приходили граждане с заявлениями на других советских граждан, при мне такого не было.

– Кто осуществлял вербовку агентов и информаторов, каковы были методы?

– Из практики моей работы в СД мне известно, что подбор агентуры для вербовки из местного населения производился назначенными органами СД сельскими и станичными старостами, они же практически и производили вербовку. В городах вербовку агентуры, как правило, производили начальники полиции безопасности и СД.

О методах вербовки: подобранные для вербовки лица вызывались на конспиративную квартиру, где подвергались моральной обработке, их в деталях расспрашивали о жизни при советской власти, наличии судимости, об отношении к политике СССР и т. д. Если человек демонстрировал враждебное отношение к советской власти и его социальное происхождение это подтверждало (кулаки, белогвардейцы, уголовники и т. д.), то ему предлагалось оказывать СД помощь – сообщать интересующие нас данные. Вербовались и агенты из числа попавших в СД по подозрению в проведении подрывной работы против немцев. После соответствующей обработки их выпускали на свободу, с обязательством работать в качестве агентов…

– Как была организована с агентурой связь?

– Никто из агентов в помещение СД не являлся. Собранные сведения передавались специальным лицам (резидентам. – Авт.), которые поддерживали с ними связь.

– В каком виде поступали донесения от агентуры?

– Донесения поступали в письменной форме. Затем они печатались на пишущей машинке в форме рапорта на имя начальника СД. В конце, в виде справки, указывалось: «Сведения получены от агента…».

– Какая была система поощрений для агентуры?

– Для поощрений агентуре выдавались продовольственные пайки и конфискованные предметы из одежды и обуви, изредка деньги и водка…»

К разведывательной работе немцы стали привлекать детей и подростков. 4 ноября 1941 г. патрульным нарядом войск по охране тыла Западного фронта был задержан учащийся ремесленной школы г. Калинина Виктор Никитин, рассказавший, что шпионской работой его принудили заниматься под угрозой расстрела.

Задание заключалось в разведке расположения советских войск на одном из участков фронта. Переброска в советский тыл была осуществлена под видом эвакуации с оккупированной территории.

Архив

Из ориентировки Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта № 1244/6 особым отделам НКВД армий «Об использовании немецкой разведкой подростков для сбора разведывательной информации о частях Красной Армии в прифронтовой полосе». 10 декабря 1941 г.

«15 ноября 1941 г. Особым отделом НКВД 34-й кавдивизии задержаны 3 мальчика в возрасте 8—10 лет, назвавшие себя Кукатым Сергеем, Кукатым Константином и Смирновым Николаем. При выяснении их нахождения на линии фронта Смирнов рассказал, что в г. Бобруйске немцы собрали до 50 человек детей в возрасте от 8 до 12 лет, не имеющих или потерявших родителей, и обучают их разведывательной работе.

После месячного обучения 10 человек, в том числе Кукатые и Смирнов, были переброшены немецкой разведкой через р. Северский Донец в районе с. Каменка Харьковской области на нашу территорию. Из переброшенных 5 подростков получили задание изучить расположение частей Красной Армии, выяснить расположение штабов, засечь огневые точки в районе г. Изюм. Другая пятерка получила аналогичное задание в расположении 34-й кавдивизии…

На основании этих данных Особый отдел 6-й армии ориентировал подчиненные ему особые отделы НКВД дивизий, так как не исключена возможность массовой переброски немцами разведчиков-подростков».

Начальник Особого отдела НКВД фронта

старший майор госбезопасности Н. Селивановский.

Количество агентов и диверсантов противника, переброшенных к концу 1941 г. в прифронтовые районы и советский тыл, в сравнении с 1939 г. выросло в 14 раз. В реальности это были тысячи шпионов. Войсками по охране тыла Юго-Западного фронта только в декабре аресту подверглись 147 агентов. По данным начальника войск генерал-майора В. Т. Рогатина, кроме заданий по диверсиям, вооруженным налетам на штабы, склады с боеприпасами и горючим, совершению террористических актов, распространению провокационных слухов и пораженческих настроений, «германская разведка через агентуру усиленно стремится получить и подробные данные о новых видах вооружения Красной Армии, в частности, о так называемых немцами «адских пушках» (имеются в виду реактивные установки БМ-13 «Катюша». – Авт.)

10 октября 1941 г. заместитель начальника особых отделов НКВД СССР Соломон Мильштейн подвел первый итог противостояния советской военной контрразведки с немецкими спецслужбами. «Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами… по охране тыла, – информировал он руководство Наркомата, – задержано… агентов 1505; диверсантов – 308; изменников – 2621». Со временем число первых, вторых и третьих возросло в разы.

Ощущая провал «блицкрига», предусмотренного планом «Барбаросса», и видя существенное замедление продвижения войск Вермахта к конечной цели, об изменении стратегии в военной кампании на Востоке заговорило и высшее руководство рейха. Уже 30 июля 1941 г. Гитлер вынужденно подписал директиву № 34 о временном прекращении наступательных операций войсками группы армий «Центр» на московском направлении, а спустя несколько дней на совещании (4 августа) в штабе этой же группы, заявил: «Чтобы успешно продолжить войну против СССР…, определяющим является лишить противника жизненно важных районов». Видение ситуации он отразил в приказе ОКВ от 21 августа: «Главной задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти Кавказа».

Изменившийся характер войны и наработка Верховным командованием Вермахта новых планов ее продолжения отразились и на первоначальных задачах разведывательной стратегии немецких спецслужб. Главным образом они коснулись расширения агентурной работы в советском тылу. Вынужденным изменениям подверглась и вербовка агентов, а главное, качество их подготовки.

В сентябре 1941 г. по личному указанию Гитлера адмирал Канарис со свитой прибыл на Восточный фронт. Не приветствуя в свое время нападение на СССР, обладая немалой толикой прозорливости и умением анализировать ситуацию, глава Абвера понимал: война приобретает затяжной характер, и конечный ее результат во многом будет зависеть от способности сторон наращивать военный потенциал, в том числе с участием его спецслужбы.

Самокритично оценивая работу родного ведомства, понимал он и другое: кроме хорошо продуманного организационного построения, в деятельности его «детища» решающее значение будут иметь агентурные кадры. Профессиональные данные штатных сотрудников и агентов, их пригодность к разведке, контрразведке и диверсиям, кроме преданности делу Третьего рейха, им виделась в наличии особых качеств и специального опыта, которые, по его мнению, были необязательны и даже нежелательны для офицеров строевой службы. Солдат, поучал он подчиненных, носит форму, и армия требует единого образа мыслей и единой воли. Но это не относится к разведке. Пришедший в разведслужбу должен думать как угодно, но только не шаблонно. Наделенные буйной фантазией подчиненные не приветствуются в обычных условиях, но они незаменимы в разведке и контрразведке. Единообразие действий, – подчеркивал не раз Канарис, – это обязательная предпосылка для регулярных войск, но не для Абвера. Своеволие, одновременно субординация и исполнительность, похвальное качество как для сотрудника, так и для агента.

Основными аргументами при вербовке агентуры рекомендовалось использовать: утверждения, что с ее помощью приближается момент свержения ненавистного жидовско-сталинского режима; изложение просьбы помочь контрразведке разобраться – кто есть их общий враг, а кто – «заблудшая овца», тем самым помочь невинным людям и своим же соотечественникам выйти на путь истины; убеждения, что главным виновником начавшейся войны является не Германия, а подготовившийся к вторжению в Европу Советский Союз, а Третий рейх и его союзники несут народам СССР мир и процветание; обещания предоставить после окончания войны прибалтам, украинцам, народам Кавказа и Средней Азии полную независимость и т. д. Не менее сильным аргументом при склонении к шпионскому ремеслу, в том числе командного и политического состава Красной Армии, в руках Абвера считались предвоенные советские репрессии, растерянность, неразбериха, неоднократное паническое отступление войск Красной Армии, демонстрация превосходства немецкого оружия и боевой техники.

Процесс вербовки агентуры, особенно из числа нейтральных, а тем более определенно негативно настроенных против немцев лиц, усложнялся рядом обстоятельств. Необходим был опыт подобной работы, наличие компрометирующих материалов, свидетельских показаний и др. Значительным затруднением выступал и языковой барьер. Русский, а тем более украинский, белорусский, языки других народов СССР среди абверовцев, не говоря о сотрудниках СД и гестапо, знали единицы, преимущественно старые кадровые агенты времен Российской империи и советского предвоенного периода. При разговоре с вербуемым требовалась деликатность, такт, а в нужных случаях – осторожность и прозорливость, чтобы вовремя уловить состояние и настроение возможного агента, колебания или полное невосприятие им предлагаемых условий, найти в пользу прозвучавшего предложения убедительные доводы или аргументированно парировать отрицательные высказывания. Откровенно общаться с вербовщиком с участием переводчиков, особенно из числа жителей Прибалтики, Западной Украины и некоторых других национальностей, вербуемые соглашались далеко не всегда или же давали не совсем искренние ответы. Подспудно их преследовала мысль: переводчики выступают непосредственными свидетелями их предстоящего предательства.

Сравнивая процесс вербовки и агентурный контингент с аналогичной «процедурой», осуществляемой службой безопасности и тайной государственной полицией, абверовцы с гордостью подчеркивали: он существенно отличался. «СД, – вспоминал о практике подобной работы на оккупированной советской территории капитан Абвера Д. Каров, – при вербовке шла по линии наименьшего сопротивления и поэтому главным образом вербовала людей с уголовным прошлым, авантюристов и любителей хорошо пожить, а также нацменов, разжигая при этом ненависть к другой национальности».

Нечто подобное во Франции и Бельгии наблюдал и упоминаемый Гуго Блейхер. Судя по всему, демонстрируя свою нелюбовь к гейдриховским «костоломам», он подчеркивал: «Служба безопасности была очень неразборчива в выборе агентов, которых она вербовала с помощью своих методов. В то время как военная разведка и контрразведка отбирала нужных людей с большой тщательностью и осторожностью и избегала использовать уголовников, СД не брезговала самыми сомнительными элементами, каких только можно найти в больших городах».

По словам же сотрудников гестапо и СД, в силу «масштабных мероприятий против подозрительных лиц» в агентурной среде многие из агентов, боясь в разговоре с начальством непроизвольно высказать «неправильные мысли» или сказать вслух «крамольные» слова, стали избегать откровенных ответов на интересующие спецслужбы вопросы. Побеждал, безусловно, инстинкт самосохранения…

С прибытием Канариса на фронт состоялось и первое в условиях войны совещание фронтовых руководящих лиц Абвера, на котором адмирал дал указание пересмотреть тактику и стратегию диверсионно-разведывательной и подрывной работы. Основной посыл сводился к улучшению подготовки агентуры, ведению разведки не только в действующей Красной Армии и прифронтовой полосе, но и в глубинных районах Советского Союза, усилению диверсий, террора и пропаганды. Тогда же было принято решение о расширении сети «учебных заведений» Абвера, повышении разнообразия и специализации в обучении соответствующих агентурных категорий. Прерогатива в подготовке была отдана агентам для заброски в прифронтовой и глубокий советский тыл. Из почти 30 школ, созданных к этому времени, в 21 обучалась данная категория, в том числе в 12 школах (57 %) осуществлялась подготовка «доверенных лиц» для длительного оседания далеко за линией фронта.

В этот же период было положено начало и массовой вербовке агентов-двойников. Искали и находили их среди задержанных с подозрением в антифашистской деятельности, а также арестованных подпольщиков, партизан, парашютистов, радистов, советских агентов. Ценность перевербованных агентов заключалась прежде всего в том, что свои секреты они старались хранить сами. Знали они и другое: каждый день их двойной игры чреват смертельной опасностью. Американский историк спецслужб Монтгомери Хайд писал: «Потенциальная ценность агента-двойника заключается в его способности делать четыре вещи. Во-первых, он может давать информацию о других агентах, используемых противником, об их обучении, заданиях и методах работы. Во-вторых, исходя из вопросников, переданных ему первоначальными хозяевами, он может объяснить, что они хотят узнать, а это зачастую помогает раскрыть стратегические планы противника. В-третьих, при правильной организации дела агент-двойник делает все возможное, чтобы супротивная сторона не засылала новых и, возможно, неизвестных агентов в соответствующих район действий. Тем самым он серьезно способствует укреплению безопасности той страны, которой теперь служит. Наконец, и это самое важное, он может быть использован в качестве канала для доведения до противника дезинформации стратегического характера». По его же словам, использование агентов-двойников – «это конечная цель контршпионажа».

Вербовку и обучение лиц такой категории Абвер, СД и гестапо осуществляли с особой тщательностью. Заметной сложностью отличалась первая составная процесса. Стремясь сломить волю к сопротивлению интересующего объекта, абверовцы (данный прием преимущественно применяли они) использовали широкий спектр морально-психологических, агитационно-пропагандистских, других приемов и методов обработки потенциального и свершившегося агента. Варьировались они от элементарного запугивания до посула крупного денежного вознаграждения, наград, званий, должностей, «теплого» местечка после войны в оккупационных органах победившего рейха и т. д. Не исключалось и взятие заложников из числа близких и родных, вербовка на компромате, дискредитация конкретных лиц в глазах противоположного враждебного лагеря. После получения согласия наступал не менее ответственный период: подготовка агента к дальнейшей деятельности и одновременно тщательная проверка на лояльность. Офицерам, осуществляющим эту работу, вменялось в обязанность наравне с вежливостью и дипломатической внимательностью с недоверием относиться к каждому, ибо «обстоятельства иногда обращают самого честного и благонамеренного агента в предателя».

На вопрос, сколько за годы войны немецким спецслужбам удалось перевербовать агентов-двойников, ответить сложно. Судя по всему – немало. Надежность, а соответственно эффективность их работы на врага возрастала в разы в случае компрометации участием в карательных и других подобных операциях, предательством товарищей и др. Как важный аргумент верности рейху использовался и такой факт: выявление советской стороной измены было равнозначно приговору с высшей мерой наказания. Использовали агентов-двойников по-разному, нередко в зависимости от военной профессии, например, бывшие радисты работали под диктовку и контролем Абвера или СД…

Интуицию Канариса подтвердили события зимы 1941–1942 гг., когда Вермахт потерпел первое сокрушительное поражение в ходе Второй мировой войны. Для адмирала это стало окончательным свидетельством провала «блицкрига». Ситуация подсказывала: процесс изменения подходов по всем направлениям организации и осуществления диверсий, разведки и контрразведки, и прежде всего по отбору и обучению агентуры, постановке ей задач и определению способов маскировки, должен приобрести планомерный и ускоренный характер. Отойдя от массовости в заброске одиночных агентов и диверсантов, Абвер, а затем и СД главную ставку сделали на небольшие, хорошо подготовленные и экипированные группы, в состав которых в большинстве случаев стали включать радистов-шифровальщиков с радиостанциями.

И хотя перед агентурой все еще преобладали задания разведывательно-диверсионного и террористического характера уровня тактической войсковой разведки (разведка дислокации сил и средств советских войск, нападение на штабы, склады, обозы, убийство командного и политического состава и т. д.), количество и численность диверсионно-разведывательных групп, возросший уровень подготовки и экипировки позволяли расширить не только диапазон их применения, но и районы действий. На многие группы стали возлагаться военно-политические, экономические и идеологические подрывные задачи не только в прифронтовых районах, но и в глубине советской территории. Среди них – формирование диверсионно-террористических банд из числа дезертиров, противников советской власти, националистов, нарушение работы и уничтожение важных военных и промышленных объектов, крушение воинских эшелонов, организация покушений на крупных военачальников, партийных и государственных деятелей и многое другое. По данным ряда авторов, в 1942 г. количество вражеских агентов, заброшенных в советский тыл, возросло по сравнению с предвоенным периодом в 31 раз, а в 1943 г., в сравнении с 1942 г., – в 43 раза.

Архив

«Совершенно секретно»

Циркулярно

Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей

Направляем для ориентировки выписку из вопросника германской разведки для агентуры, забрасываемой в тыловые районы Советского Союза, захваченного при разгроме одной из частей германской армии… В процессе повседневной агентурно-оперативной работы по выявлению шпионской сети противника оперативному составу органов НКВД необходимо иметь в виду этот документ и лиц, проявляющих заинтересованность к изложенным в нем вопросам, брать в активную агентурную разработку».

Заместитель наркома внутренних дел СССР

комиссар госбезопасности 3 ранга Богдан Кобулов»

Интерес нацистских спецслужб был многолик: мобилизационные возможности страны; работа военной промышленности, – в частности, в состоянии ли она снабжать действующую Красную Армию вооружением и снаряжением, в каком количестве, ее «узкие» места; эффективность работы эвакуированных заводов и фабрик; положение с питанием рабочих; запасы угля, кокса и железа на Урале и в Кузнецком бассейне, нефти между Волгой и Восточной Сибирью и др. Особым пунктом в документе значились вопросы о возможности ведения СССР химической войны, как-то: запасы химических боевых средств и средств противохимической защиты; мощность предприятий химической промышленности; достаточно ли защищены войска от применения отравляющих веществ; возможно ли применение последних советской стороной и т. д.

Архив

Из сообщения УНКВД по Саратовской области № 2069

в НКВД СССР и Саратовский обком ВКП(б) от 12 октября 1942 г.

В ночь на 6 октября в районе г. Хвалынска Саратовской области с самолета противника на парашютах была сброшена группа германских разведчиков-диверсантов в составе 4 человек. Принятыми мерами розыска агенты задержаны…

При обыске задержанных и осмотре места их приземления установлено, что на грузовом парашюте для каждого агента сброшен специальный мешок с штатской одеждой и продуктами питания. Все агенты были вооружены двумя пистолетами, тремя гранатами и финскими ножами. Кроме того, группа снабжена взрывчатыми веществами, термитным порошком, радиостанцией, воззванием и листовками антисоветского характера, 50 тыс. советскими деньгами (на каждого), шапирографом. Все задержанные окончили школу в м. Яблонь близ г. Люблин …

При направлении в советский тыл перед группой были поставлены задачи:

1. Осесть в районе Куйбышев – Старая Майна и устроиться в зависимости от условий и обстановки.

2. Связаться с социально чуждыми элементами…, из среды которых вербовать и создавать в населенных пунктах ячейки… В лесах отыскивать дезертиров и организовывать вооруженные группы.

3. Путем личного наблюдения и вновь завербованных собирать данные:

о политических настроениях населения и бойцов РККА;

о дислокации войсковых соединений, их вооружении.

4. Проводить диверсионную работу в промышленности, на транспорте, сельском хозяйстве.

5. Вести среди населения активную профашистскую агитацию. Организовывать вооруженные выступления и совершать террористические акты в отношении советско-партийного актива.

О результатах работы группа обязана была сообщать немецкой разведке через специально приданного ей радиста. Следует отметить, что арестованные на следствии ведут себя неискренне…

Начальник УНКВД по Саратовской области

капитан государственной безопасности

В. Викторов

В документе НКВД СССР (февраль 1942 г.) «Об усилении оперативно-чекистской работы по выявлению агентуры разведывательных органов воюющих с СССР стран» отмечалось: «В последнее время немцы усилили активность по переброске в наши тылы специально обученной в разведывательных школах агентуры. Наряду с работой по сбору военно-разведывательных сведений на ближних и дальних коммуникациях наших фронтов германская разведка ставит перед агентурой задачу проникать в штабы и другие органы управления частей и соединений Красной Армии, а также крупные промышленные центры с целью организации вывода из строя оборонных предприятии, железнодорожных узлов, уничтожения складов с боеприпасами, горючим и продовольствием, других военных оборонных объектов… Наиболее важные задания по сбору военно-разведывательных сведений германская разведка поручает… разведчикам из русских белоэмигрантов, немцев-колонистов, украинских, латышских, грузинских и армянских националистов, других антисоветских элементов…

Для разведывательной работы на ближних коммуникациях наших фронтов… вербуется и в прифронтовых школах обучается агентура из числа бывших военнослужащих Красной Армии – изменников Родины, добровольно перешедших к немцам, дезертиров и антисоветски настроенных пленных».

Отмечалось и выявление 18 новых школ по подготовке агентуры, в том числе в Австрии, оккупированных Польше, Прибалтике, а также в захваченных районах Белоруссии, Украины и Российской Федерации. По данным разведки, в пяти из них осуществлялось обучение шпионско-диверсионному ремеслу «детей и подростков от 8 до 14 лет, главным образом из семей репрессированных советской властью родителей, уголовно-хулиганствующего элемента и беспризорных».

«За время войны, – сообщал в ГКО Лаврентий Берия, – особыми отделами фронтов арестовано 3813 человек, завербованных германской военной разведкой, в том числе агентуры: проникшей в штабы, управленческие органы фронтов и армий, разведотделы, узлы связи, другие важные объекты… частей Красной Армии фронтовой полосы – 83 человека; из числа пленных, бывших военнослужащих, изменников Родины и находившихся в окружении – 3182 человека; из числа жителей местностей, временно занятых немцами – 356 человек; из числа жителей прифронтовой полосы – 192 человека…

Управлением особых отделов НКВД СССР приняты меры к усилению оперативно-чекистской работы в частях Красной Армии». Акцентировал внимания Берия и на том факте, что в ряде случаев агенты снабжены «подлинными документами нашего 6-го погранотряда, видимо, ранее захваченными».

Анализ состава задержанной агентуры засвидетельствовал для советских спецслужб в деятельности Абвера и РСХА еще один неприятный факт: наряду с улучшением отбора и подготовки, изменений в направленности заданий, в ее рядах, кроме агентов из рядового состава Красной Армии, оказалось немало бывших младших, средних и даже старших командиров, представителей технических и тыловых служб, политработников. Обладая военными знаниями и пройдя в абверовских и других школах соответствующую подготовку, проникнув в советский тыл и легализовавшись, они стремились, и достаточно успешно, попасть на службу в разведорганы, штабы частей и соединений действующей армии, авиационные и танковые формирования, занять командные должности. Назвав в директиве от 23 февраля 1942 г. их «активом германской разведки», Управление особых отделов НКВД отмечало: «Агент Гольдиг устроился на службу в инженерное управление Юго-Западного фронта, Клеопин – начальником связи 56-го района авиабазирования, Конопко – инженером 129-й авиаэскадрильи, Овсянкин – командиром 268-го батальона аэродромного обслуживания, Лукашевич – командиром автотранспортной роты… Разоблаченные германские шпионы назвали ряд других агентов разведки, переброшенных и подготавливаемых к переброске на нашу сторону». Подчиненным инстанциям предлагалось «принять энергичные меры» к розыску и аресту этих лиц.

В сложившейся ситуации в работе фронтовых, подчиненных им армейских, транспортных и других особых отделов проявилась и отрицательная сторона: практически каждый вышедший из окружения военнослужащий, особенно в одиночку или в составе небольшой группы, а также побывавшие на оккупированной территории, а тем более в плену (хотя бы один час), потенциально расценивались как вражеские агенты или диверсанты. Многочисленные факты свидетельствовали: оснований, и достаточно убедительных, для этого было немало. Вместе с тем, подобный подход порождал массовую подозрительность, недоверие, а часто и человеческие трагедии. Определенный выход из положения был найден с появлением фильтрационных лагерей, что, однако, не всегда спасало их контингент от незаслуженных неприятностей…

Осуществлять на качественно новом уровне отбор и обучение агентуры Абвер и РСХА начали с середины 1942 г. Все потенциальные претенденты стали подвергаться специальной проверке. Начавшись с допроса во фронтовых условиях, она затем длилась несколько недель и даже месяцев. На потенциально перспективных «доверенных лиц» заводились специальные формуляры – учеты, в которых, кроме общих данных (фамилия, возраст, образование, профессия, семейное положение, национальность и др.), фиксировались их особые приметы, черты характера, наклонности, пристрастие к человеческим порокам, реальная или показная преданность Германии, физическая выносливость, степень усвоения изучаемых шпионских дисциплин и многое другое. Досье за кандидатом в агенты следовало всюду.

Первоначальным местом отбора и проверки будущей агентуры, как правило, становились лагеря военнопленных. «Делами военнопленных в Третьем рейхе в период Второй мировой войны, – писал со знанием дела известный польский историк Шимон Датнер, – занимался аппарат, находившийся под надзором и входящий в сферу компетенции высших военных властей: Главного командования сухопутных войск (ОКХ) – на территориях, включавших оперативные районы, то есть зону военных действий вместе с прилегающей к ней тыловой зоной; Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ) – на всех остальных территориях, в том числе на территории Рейха, польского «генерал-губернаторства», «имперских комиссариатов» на Востоке («Украина», «Остланд»), в Норвегии, Бельгии, оккупированной части Франции и т. д.».

Историческая справка

После предварительного отбора потенциальных кандидатов в агенты помещали во внутренние (специальные) отделения лагерей. Нередко здесь же находились и те, кто, будучи на службе у немцев, допустил дисциплинарные или иные проступки, вызывал подозрение в нелояльности к властям или проходил дополнительную проверку на верность рейху. Последние в большинстве выполняли функции информаторов. «Лагеря военнопленных, – отмечал Никита Ломагин, – представляли огромный интерес для немецкой контрразведки, поскольку в них находились представители практически всех социальных слоев советского общества, принадлежавшие к разным религиозным, национальным и политическим группам. Путем опроса известных категорий военнопленных Абвер получал самую точную информацию о положении в Советском Союзе. Затем на основании этой же информации, составлялись прогнозы развития некоторых отраслей хозяйства и промышленности в целом. В ряде случаев эти прогнозы о способности СССР обороняться и наращивать выпуск вооружений казались в Берлине фантастическими, а их составители подвергали себя угрозе быть обвиненными в «желании деморализовать военное командование»».

Многие младшие офицеры Абвера, отмечал Д. Каров, имевшие неосторожность высказывать в своих сводках пессимистические прогнозы, например, о росте и влиянии на захваченной советской территории партизанского и подпольного движения, причинах, вызывавших его, ухудшении положения оккупационных органов власти и др., нередко попадали в немилость начальства с последующим понижением в должности и даже с отправкой во фронтовые части.

В лагерях военнопленных скрывался и огромный людской материал для вербовки различного рода коллаборационистов и их дальнейшего использования в карательных подразделениях, для создания лжепартизанских отрядов, вербовки внутренних агентов, «подсадных уток» и т. д. Со временем лагеря стали и полем активной деятельности отдела генштаба ОКХ «Иностранные армии Восток», а также полиции безопасности и СД. Последние в основном преследовали специфические цели – с помощью полученных сведений и завербованной здесь же агентуры, провести разрушительные диверсии на стратегически важных военных и промышленных предприятиях в глубоком советском тылу.

Перемещение огромных масс военнопленных, которые находились на фронтовых сборных пунктах, из оперативных тыловых районов, подчиненных ОКХ, в глубокий тыл под юрисдикцию ОКВ проходило в течение всей войны. Передача и прием военнопленных осуществлялся в пересыльных (этапных) лагерях (дулагах), откуда они следовали в постоянно действующие лагеря – шталаги (для рядовых и сержантов) и офлаги – для офицерского состава.

Особое место в нацистской лагерной системе занимали штрафные и концентрационные лагеря, находившиеся в ведении СС. Наряду с немцами-антифашистами, евреями, поляками, представителями других наций и народностей, в них погибли и тысячи советских военнопленных.

Историческая справка

Концентрационные лагеря – специально оборудованные места превентивного заключения для противников нацистского режима. Известны предельно жестоким обращением с узниками и нечеловеческими условиями их содержания. В Германии три главных концлагеря (Дахау, Бухенвальд, Заксенхаузен) были построены уже в 1933 году. Вскоре появились новые – Равенсбрюк, Бельзен, Гросс-Розен, Терезиенштадт и многие другие. В 1934–1939 гг. через них прошли 200 тыс. заключенных коммунистов, социал-демократов, евреев, католиков, протестантов и др.

С оккупацией Польши на ее территории РСХА создал концлагеря Аушвиц, Биркенау, Треблинка и Майданек. Оборудованные газовыми камерами, они превратились в «лагеря смерти». Кроме татуирования порядкового номера на руке, заключенные имели отличительный знак на полосатой одежде: политические – треугольник красного цвета; уголовники – зеленого; «неблагонадежные» – черного; гомосексуалисты – розового; цыгане – коричневого; евреи – желтого со «звездой Давида». Такие же знаки имели и иностранцы – французы нашитую букву «F», поляки «Р» и т. д. Буква «К» означала военного преступника. Заключенные, которые предпринимали попытки побегов или нечто подобное, носили красно-белую мишень на спине и груди.

Пелагея Левинска (заключенная концлагеря Освенцим, лагерный номер 32392), свидетельствовала: «Я думала, что концлагерь – это мера наказания изоляцией, лишением свободы, тяжелой работой, убогим бытом. Однако нацистский лагерь – это нечто иное, это место, где узники умирают медленной неотвратимой смертью. Все то, что сначала показалось мне просто неорганизованностью, было на самом деле изощренной жестокостью. Все, что казалось беспорядком, было задумано сознательно… Ничего случайного в этой системе не было, все заранее преследовало определенную цель. Наконец-то я уразумела, осмыслила, поняла! Поняла подлинную цель концлагерей. Их назначением было систематическое истребление людей».

Чтобы понять размах гитлеровского «конвейера смерти», нужно помнить три цифры: только на территории рейха под эгидой СС находилось 1100 концлагерей. Через них прошли 18 млн человек, из них 12 млн погибли мученической смертью.

Не менее трагичной была участь пленных в шталагах и офлагах. Военнопленные в них разбивались на так называемые роты, зачастую по национальному признаку. Содержались узники в отдельных изолированных блоках (бараках), в которые из числа уголовников, информаторов, проштрафившихся карателей и им подобных назначались старосты и их помощники. Не изменявший своим привычкам, начальник генштаба ОКХ Франц Гальдер пометил в дневнике: «14 ноября 1941 года. 164-й день войны. Молодечно (Белоруссия. – Авт.), русский тифозный лагерь военнопленных. 20000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление. Однако какие-либо меры помощи в настоящее время невозможны…».

Власть в стационарных лагерях осуществляли комендант лагеря и его заместитель из числа старших офицеров Вермахта. Ближайшими их помощниками выступали сотрудники Абвера (капитан или обер-лейтенант), представлявшие интересы всех структурных подразделений родного ведомства. В их руках сосредотачивались вопросы полицейского и политического характера. Функции абвер-офицера и его подчиненных были обширны и многообразны: они осуществляли общие допросы военнопленных, а также лиц, заподозренных в антигерманской деятельности (последние передавались в ГФП или СД); выявляли пленных, представлявших оперативный интерес для спецслужб (владевших ценными данными о Красной Армии, советской промышленности, крупные специалисты в различных отраслях науки и техники и т. д.); изучали добровольцев, желавших служить делу Третьего рейха. Они же руководили агитаторами и пропагандистами, проводившими обработку в национал-социалистическом духе охраняемого контингента; производили отбор у военнопленных документов и личных вещей, наград, обмундирования и т. д. Но основная задача абвер-офицеров заключалась прежде всего в оказании помощи коллегам из абверштелле, фронтовых разведывательных, диверсионных и контрразведывательных команд (групп) Абвера, дивизии «Бранденбург», других спецслужб, в том числе РСХА, представителям националистических воинских формирований, среди них РОА, в подборе разведывательно-диверсионных кадров и личного состава.

Важным заданием абверовцев в условиях лагеря было изучение и вербовка внутренних информаторов, а также руководство агентурно-осведомительской сетью, которая нацеливалась на выявление советских разведчиков, командного и политического состава Красной Армии, различных специалистов и т. д. «В плен к немцам я попал 8 августа 1941 года, будучи помощником начальника штаба 43-й кавалерийской дивизии, во время ее боевых действий в тылу врага в составе корпуса Городовикова (генерал-полковник Городовиков Ока Иванович. – Авт.) на территории Белорусской ССР, – свидетельствовал в СМЕРШе 14-й воздушной армии бывший капитан Кузьма Гребенников. – Находясь в лагере военнопленных в местечке Замостье (Польша), в марте 1942 г. был завербован немцем Лефисом для работы в качестве агента среди военнопленных советских командиров, содержащихся в лагерях. Лефис выискивал среди них высший командный состав, политработников Красной Армии, сотрудников особых отделов НКВД, а также евреев и намеревавшихся совершить побеги. Мне он поручил выявлять интересующих его лиц. Встречался со мной Лефис один-два раза в неделю. Вознаграждение следовало в виде продуктов, табака, кроме того, я был под его покровительством».

По доносу Гребенникова аресту СД подверглись военнопленные офицеры Грищенко, Коваленко и многие другие. Вина первых, соответственно, заключалась в предыдущей службе в «партизанском кавалерийском отряде и пограничных войсках НКВД».

На внутреннюю осведомительскую сеть возлагалась также обязанность наблюдения и детального изучения намеченных к вербовке будущих агентов. Фиксировать велено было все: поведение, высказывания, контакты, отношение к окружающим и т. д. Продолжался и сбор компрометирующих материалов, а также уточняющих сведений, которые могли понадобиться агентам, находящимся в советском тылу. Последнее осуществлялось с участием бывших однополчан, земляков, при возможности – лиц по предыдущему месту работы или учебы. С этой же целью задействовались и лагерные информаторы. Некая Варвара Х., агент СД и «Цеппелина», признала: «Работая в лагере военнопленных (медсестрой. – Авт.) по заданию службы безопасности среди пленных я выявляла специалистов, а также лиц, отбывавших в свое время наказание в советских исправительно-трудовых лагерях за политические преступления. Этих людей СД привлекало к сотрудничеству. В октябре 1942 г. для агентурной работы меня перевели в команду «Цет» разведотдела «Цеппелин». Тогда же я получила новое задание. Оставаясь в должности «медсестры», в процессе бесед с военнопленными должна была добывать сведения разведывательного характера: какие существуют формы пропусков для проезда железнодорожным и автомобильным транспортом в тыловых районах СССР; выявлять места дислокации советских разведывательных школ, откуда идет переброска агентов в немецкий тыл; выяснять содержание приказов по Красной Армии, а также какие появились новые советские фильмы, песни, пьесы; кто из военнослужащих Красной Армии имеет право на следующие документы: удостоверения личности, красноармейские книжки, командировочные предписания, требования на проезд по железной дороге; существующие награды (ордена, медали), знаки различия, как называются советские газеты и др. Если что-то из перечисленного имелось у военнопленных, я меняла это на продукты.

Все сведения, которые мне удалось добыть, а также полученные документы, награды и знаки различия, командой «Цет» использовались для инструктирования и экипировки перебрасываемых в тыл Красной Армии агентов».

Для изучения лояльности к нацистскому режиму, агентурных способностей, привязки к будущему ремеслу нередко проверяемым давались поручения, носившие характер провокаций, которые часто были связаны с угрозой жизни для объекта наблюдения. С целью получения более достоверных данных в отношении лиц, вызывающих подозрение, с участием нескольких агентов применялись перекрестные проверки, создавались оперативно-провокационные ситуации и др.

В зависимости от ведомственной подчиненности лагерей – Вермахту или СС – практиковались и другие формы проверки будущей агентуры. Привлечение к карательным операциям против партизан и местного населения, участие в массовых казнях и т. д. стали среди них привычной нормой.

Подбор и изучение кандидатов в агенты заканчивались детальной характеристикой с указанием, с точки зрения спецслужб, их положительных и слабых сторон, а также рекомендаций о возможной шпионско-диверсионной области применения: тактическая или стратегическая разведка; диверсии; террор; политическая пропаганда; подготовка технических специалистов (радистов, шифровальщиков) и др. Не оправдавшие «доверия» оставались в лагерях в роли барачных старост, их помощников, информаторов или использовались как полицейские. Из них же формировали карательные и охранные подразделения. Первые принимали активное участие в борьбе с партизанским движением в Белоруссии, Крыму, Украине, Югославии, Словакии, Италии, многих других странах. Личный состав вторых привлекали для охраны железнодорожных сооружений и путей, важных военных и промышленных объектов, лагерей военнопленных, тюрем и др. Его же использовали при проведении облав, обысков, задержании советских парашютистов и т. д.

«Счастливчиков», выдержавших все предварительные испытания на преданность Третьему рейху, ожидала широкая сеть «учебных заведений» Абвера и РСХА.

 

Агентурные «кузницы»

Среди почти двух сотен нацистских диверсионно-разведывательных и контрразведывательных органов и служб, действовавших на Восточном фронте, особое место занимали их школы и курсы. С 1942 г. им стала принадлежать ведущая роль по подготовке широкой разновидности агентов, диверсантов и пропагандистов. География расселения «учебных заведений» Абвера и РСХА была обширной – от территории Третьего рейха, нейтральных и союзных ему стран, оккупированных европейских государств, до советско-германского фронта. Наибольшее их число дислоцировалось в Польше, Белоруссии, Прибалтике, Украине, Крыму, в некоторых областях Российской Федерации.

Школы и курсы по подготовке агентуры стремились иметь практически все диверсионно-разведывательные органы – от центральных аппаратов Абвера и РСХА до их заграничных, периферийных и фронтовых подразделений – абверштелле, абверкоманд (абвергрупп), соединений и организаций особого назначения («Бранденбург», «Курфюрст», «Цеппелин», «Зондерштаб Р», «Ваффен СС Ягдфербанд»), ГФП, полиции безопасности и СД, отделов штаба ОКХ «Иностранные армии Восток» и многих других. Наибольшее их число приходилось на долю Абвера и Главного управления имперской безопасности. Однако и здесь наблюдалось различие: в противовес видению РСХА, абверовских «учебных заведений» на территории Германии было немного. Дислокация их в рейхе была нехарактерной, чаще всего с прицелом на подготовку лишь некоторых технических специалистов шпионажа и диверсий, а также разведчиков-нелегалов. Основная их масса «ютилась» в прифронтовых областях и относительно неглубоком тылу оккупированной территории. К середине 1942 г. на Восточном фронте Абвер задействовал почти пятьдесят школ, курсов и учебных центров, в которых за годы войны прошли обучение десятки тысяч человек. В течение одного-трех, реже пяти-шести месяцев в них одновременно обучались 2–3 и даже 4 тыс. подельников шпионажа и диверсий.

Полиции безопасности и СД, другим оперативными органам и службам РСХА для размещения соответствующих школ и курсов больше импонировала территория рейха. Последнее во многом было связано с возможностью пополнения их кадрового резерва за счет подконтрольных им концлагерей и других мест удержания невольников.

В отличие от учебных диверсионно-разведывательных учебных центров, школы по подготовке агентов-пропагандистов размещались в основном в Германии. Особенностью их организации и деятельности была подчиненность нескольким ведомствам: Имперскому министерству по делам оккупированных восточных областей («Восточное министерство») Альфреда Розенберга; Имперскому министерству пропаганды Йозефа Геббельса; отделу пропаганды штаба ОКВ. Лидирующая роль в попытках превращения с помощью идеологического прессинга оккупированных восточных областей в немецкую колонию принадлежала ведомству Розенберга. С его участием в Германии (в населенных пунктах Вустра, Цитенхорст, Вутзетц и др.) появилась целая сеть специальных школ, «свободных», «особых» и «закрытых» лагерей, где стали готовить агентурно-пропагандистские кадры. Такие же лагеря под эгидой «Восточного министерства» развернули работу в польских городах Кельцы и Ласк.

Не остались в стороне и отдел пропаганды ОКВ, а также Абвер. С их участием и при поддержке геббельсовского «министерства правды» «образовательные» центры для пропагандистской работы в лагерях военнопленных, «рабочих командах» Вермахта, частях РОА, других национальных воинских формированиях появились в Вульгайде, Дабендорфе, Иббенбюрне, Мюнстере, некоторых других городах рейха, а также в ряде оккупированных стран. Территориальное нахождение большинства из них в Германии объяснялось возможностями «инженеров человеческих душ» наглядно продемонстрировать «воспитанникам» преимущества западного образа жизни перед «диким славянским миром».

«Все отобранные из Киевской и Житомирской областей для учебы в лагере Рулебен (район Берлина. – Авт.), – рассказывала на следствии бывшая агент-пропагандист с Украины Елена Закомерная, – были грамотными. За пятнадцать дней, проведенных в Берлине, т. е. с 23 июня по 9 июля 1943 г. мы прослушали три лекции по вопросам организации пропаганды на оккупированной территории СССР. Лекции читались в том направлении, что после возвращения на Родину мы должны вести агитацию по восхвалению фашистского строя, жизни рабочих и крестьян Германии, одновременно клеветать на советскую власть и ее порядки… Три раза мы ходили в кино, смотрели фильм «Старое сердце становится молодым» и два раза – документальные хроники про бои на германско-советском фронте, в которых увидели большие потери советских войск. Посетили театр, ходили на экскурсию к бауэру, где ознакомились с агрономией обработки земли и с тем, как нужно выращивать разных животных. Была экскурсия по Балтийскому морю на остров, в институт по лечению болезней животных, а также прогулка по каналу «Шпеера». Посещали и госпиталь с ранеными немецкими солдатами, детские сады, куда родители привозят детей перед тем, как идти на работу, нам показывали, как за ними ухаживают.

Во время экскурсий нас фотографировали для альбома: у бауэра возле курей, на пароходе, на улицах Берлина… Всего в альбоме было 80 фотографий. Его выдали каждому слушателю, с тем, чтобы по возвращению домой мы могли показать, как хорошо и культурно живут в Германии. В родном селе Березань Киевской области я показывала альбом всем, кто приходил в мой дом…

8 июня, перед отъездом из Берлина, всех 60 слушателей собрал начальник школы, который провел инструктаж о работе по профашистской агитации после возвращения домой… Устно все дали согласие выполнить задание немецких властей…»

«Находясь в Германии после освобождения из лагеря военнопленных, – делился воспоминаниями со следователями добровольно сдавшийся в плен в 1941 г. бывший инженер, лейтенант и командир взвода, он же «коллега» Закомерной, Сергей Шаталов, – первые два месяца я работал на строительстве железнодорожной ветки в г. Потсдаме, затем учеником токаря на заводе под Берлином. Вскоре меня назначили директором клуба в лагере для русских рабочих. Зарплата 100 марок в месяц, жил отдельно, пользовался свободным передвижением. В мои обязанности входили демонстрация немецких кинофильмов, организация концертов. Все задания властей я выполнял аккуратно, антигерманской деятельностью не занимался, вел себя как добропорядочный гражданин немецкого государства.

22 июня 1943 г. комендантом лагеря я был направлен в распоряжение германского Министерства рабочего фронта (имеется в виду «Восточное министерство». – Авт.), где меня принял начальник одного из отделов. Беседа свелась к моему семейному положению и положению рабочих в лагере. Ответил: жена и ребенок проживают в Мариуполе, а рабочие живут хорошо, хотя это не соответствовало действительности. Тогда же в составе группы из 60 человек я отбыл в лагерь пропагандистов (Рулебен. – Авт.).

Мы слушали лекции, посещали театр, цирк, варьете, олимпийский спортивный стадион, зоологический сад, ремесленную школу, детский сад, начальную школу, военный завод, гуляли по Берлину, ездили по деревням. С нами постоянно находился фотограф…

11 июля мы прибыли в Киев, разместились в гостинице. Следующего дня в нашу честь был дан торжественный обед, на котором гебитскомиссар призвал помогать вербовать украинских рабочих для промышленности рейха, воодушевлять к оказанию поддержки германскому правительству и немецким войскам в приближении победы над большевизмом. От имени нашей группы выступил бывший учитель средней школы Киева. Он поблагодарил правительство Германии за освобождение Украины от ига большевиков, поддержал призыв немецких властей о широком разъяснении населению с нашим участием о необходимости всесторонней помощи германскому правительству и его войскам. 16 июля нам выдали аванс по 1000 рублей каждому и вручили предписание отбыть в Мариуполь. По прибытию, первые три недели я отдыхал, продуктами обеспечивался с биржи труда. После окончания отпуска стал рассказывать прибывшим на биржу и в селе Володаровка, как в Германии живут рабочие, восхвалял фашистскую власть и то, какие хорошие будут созданы условия тем, кто добровольно согласиться поехать в рейх на работу…»

Руководство пропагандистскими школами «Восточного министерства» осуществляло специальное отделение его Отдела пропаганды, дислоцировавшееся вблизи Вустрау, затем во Франкфурте-на-Одере. Курсантские кадры для школ в лагерях военнопленных, на оккупированных территориях, а также среди восточных рабочих в рейхе подбирали вербовщики отделения. Они же возглавляли и «профессиональные» комиссии, определявшие степень пригодности отобранного «материала». Повышенным спросом пользовались репрессированные советской властью, перебежчики, дезертиры, лица, проявившие себя на предательской работе и добровольно изъявившие желание служить «великому рейху». Важным условием было наличие среднего или высшего образования. В последнем случае исключение делалось только для выходцев из Кавказа и среднеазиатских республик.

Отобранные кандидаты в пропагандисты преимущественно направлялись в сборный лагерь (г. Кельцы) Вустрауской школы, где проходили проверку и предварительную подготовку. В разное время в лагере находилось от 500 до 1,5 тыс. человек. Идеологическая обработка с помощью внутренней агентуры и штатных сотрудников лагеря была подчинена формированию преданности рейху. Махровая антисоветская агитация включала различные способы и виды обработки – лекции, беседы, распространение соответствующих газет и брошюр, просмотр художественных и документальных фильмов, геббельсовских фронтовых хроник и др.

Переменный контингент лагеря состоял из двух групп, делившихся на подгруппы (роты). Группа «К» (кавказская, входили грузины, армяне и азербайджанцы) предназначалась для диверсионно-подрывной работы на Кавказе. Провал операции «Эдельвейс» вынудил отправить большинство потенциальных агентов в распоряжение Вермахта и СС. Во второй группе содержались агенты, уже прошедшие фильтрацию и ожидавшие отправки на учебу.

Успешно прошедшие в сборных лагерях проверку и предварительное обучение, будущие пропагандисты группами по 40–60 человек переводились в «старший класс образовательной системы» «Восточного министерства» – закрытые лагеря-школы, которые специализировались на подготовке соответствующих кадров из лиц одной национальности: лагерь в Цитенхорсте – русских, Вутзетце – украинцев и белорусов, Вустрау – кавказцев. Расположенные в отдаленных местах на окраинах городов, обнесенные колючей проволокой, они были неприступными для всех непосвященных. Их «обитатели» оставались на положении военнопленных.

В зависимости от образовательного уровня, слушатели лагерей (кроме кавказцев) разделялись на три учебных «курса». На первый, пропагандистский, зачислялись окончившие средние школы и высшие учебные заведения; на курс административно-хозяйственных работников – лица, имевшие техническое образование; остальные довольствовались подготовкой для роли полицейских, информаторов и доносчиков. Из выходцев с Кавказа готовили преимущественно карателей национальных легионов в составе войск СС и полицейских формирований.

Каждый курс обучался по отдельной программе. Будущие пропагандисты в течение 3–4 месяцев постигали критику марксизма-ленинизма и советской Конституции, «глубину» нацистской философии, изучали историю Украины (России, Белоруссии), знакомились с проблемой мирового еврейства, рассматривали организацию работы промышленности и сельского хозяйства СССР, вникали в причины «поражения» Советского Союза в войне и перспективы «нового порядка» в Европе, исследовали свидетельствующие против большевизма факты и цифры, методы борьбы с коммунистической пропагандой и многое другое. С учетом специфики предстоящей работы, программа обучения на остальных двух курсах, особенно третьем, была проще. Преимущественно она сводилась к усвоению круга знаний по административной деятельности оккупационных органов, натаскиванию умению и навыкам доносительства, шпионажа и террора. «Достойными» выглядели и учителя. Кроме руководящего состава из немцев, в школах трудились соратники Андрея Власова – бывшие генерал-майоры Красной Армии Ф. И. Трухин, Д. Е. Закутный, В. Ф. Малышкин и другие.

Окончание учебы заканчивалось выпускным экзаменом и заключительной характеристикой о целесообразности дальнейшего использования. Признанные пригодными для работы в системе «Восточного министерства» освобождались от работ в рейхе или из плена и направлялись в «свободный» лагерь для получения личных документов и направления на «труд» по полученной специальности.

Ожидание в «свободном» лагере предстоящего назначения сопровождалось углубленным усвоением навыков пропагандистской и агентурно-оперативной работы. Здесь же работала и «высшая квалификационная комиссия» во главе с недавним советским профессором Василием Минаевым. Ей предоставлялось право определять знания и квалификацию лиц, претендующих на занятие той или иной должности не только в административных оккупационных органах, но и в учреждениях рейха, подразделениях Абвера и РСХА, в том числе «Зондерштаба Р», «Цеппелина», подразделениях ГФП, 1Ц, войсках СС, РОА и др.

Архив

Выписка из протокола

26 мая 1945 г. Я, начальник воинской части 05675 полковник Мандральский, совместно со ст. оперуполномоченным капитаном Филипповым допросил задержанного – Минаева Василия Васильевича, 1892 года рождения, урож. Ростовской области, Тарасовского р-на, с. Митякинского, из служащих, русский, беспартийный, образование высшее, бывш. профессор Московского института цветных металлов и золота, женат, не судим, домашний адрес: Москва, Фрунзенский район, 1 Поклонная ул., дом № 6.

Вопрос: Где Вы содержались, находясь в плену у немцев?

Ответ: Сразу после пленения я был доставлен в штаб неизвестной мне немецкой воинской части, где меня допросили, а затем этапным порядком направили в город Киров, затем в лагерь гор. Рославль. Здесь был подвергнут вторичному допросу, после чего через Смоленск и Борисов привезен в Минск и помещен в блок для командного состава шталага № 352. 28 марта 1942 г. меня отправили в Берлин в шталаг завода, откуда через несколько дней вместе с тремя другими пленными направили в лагерь военнопленных возле деревни Вустрау. Отсюда я был переведен в так называемый зондерлагерь при Восточном министерстве Германии.

Вопрос: Каким образом Вы попали в зондерлагерь?

Ответ: Во время пребывания в лагере возле дер. Вустрау меня для разговора вызвал сотрудник зондерлагеря белоэмигрант Брунст. В беседе, после краткого ознакомления с моими автобиографическими данными, он рассказал, что Восточным министерством Германии организуется лагерь для подготовки пропагандистов, предназначенных для работы в оккупированных областях Советского Союза. Военнопленные, изъявившие желание обучаться в этом лагере, будут освобождены из плена через Восточное министерство. Здесь же он предложил мне обучаться в данном лагере, на что я не дал определенного ответа. Второй раз на эту же тему со мной беседовали сотрудники лагеря Брунст и Редлих в присутствии работника Восточного министерства Кнюпфера. На этот раз я так же не дал согласия на вступление в лагерь, однако, несмотря на это, 25 апреля я был переведен в русское отделение зондерлагеря в дер. Цитенхорст. В лагере я был помещен отдельно от других, вместе с пленными генералами Прохоровым, Трухиным и Закутным. С апреля по сентябрь 1942 г. проживал с указанными лицами, а затем был зачислен в число сотрудников зондерлагеря в Вустрау, согласно моему желанию.

Вопрос: Что из себя представлял зондерлагерь в дер. Вустрау?

Ответ: Зондерлагерь в дер. Вустрау был создан Восточным министерством Германии в апреле 1942 г. Основная цель создания лагеря, как официально объявлялось, была подготовка пропагандистов для работы в оккупированных немцами областях Советского Союза. Однако после выяснилось, что лица, прошедшие обучение в зондерлагере, использовались не только как пропагандисты, но и в качестве работников немецкой администрации на оккупированной территории, а также для переброски с разведывательными заданиями в тыл частей Красной Армии. Например, со слов вернувшихся в лагерь пропагандистов первого выпуска мне известно, что большинство из них использовались на работе в полиции гор. Киева и на административных должностях. Осенью 1943 г. на общелагерном сборе начальник лагеря Френцель объявил, что на советско-германском фронте после шестикратного перехода через линию фронта погиб ранее обучавшийся в школе Патутин Николай Николаевич. Кроме того, возвратившийся в лагерь Боев рассказывал, что, находясь на Востоке, он несколько раз успел побывать в тылу Красной Армии, за что был награжден немецким командованием «Восточной медалью».

Зондерлагерь в Вустрау был разбит на три блока: русский, украинский и кавказский. Русский блок размещался в дер. Цитенхорст, а украинский и кавказский – в дер. Вустрау. Каждый блок, в свою очередь, разделялся на группы, именуемые А, Б, В, и Ц, численностью от 12 до 25 человек. В группы А и Б подбирались наиболее проверенные люди, предназначенные для выполнения важных заданий. Занятия в лагере проводились по лекционному методу отдельно в каждом блоке. Один раз в неделю устраивались общелагерные лекции. Лекционные материалы разбирались на групповых занятиях и собеседованиях. По пройденному курсу слушатели сдавали зачеты, после чего с ними устраивались 2–3 недельные групповые экскурсии по Германии. После окончания экскурсий и возвращения в лагерь цикл обучения считался законченным. До лета 1943 г. кандидатуры для обучения в лагере подбирались исключительно из числа военнопленных, а затем в лагере начали появляться слушатели, подобранные из числа эвакуировавшихся в Германию немецких пособников-старост, бургомистров, полицейских.

Протокол записан с моих слов правильно и мной прочитан. Минаев.

Допросил полковник Мандральский,

капитан Филиппов.

Подготовку пропагандистов из этнических немцев («фольксдойче») «Восточное министерство» проводило в г. Шварцзее (Германии), где в 1942 г. деятельность развернул специальный лагерь-школа. Кроме пропагандистских кадров, в нем совершенствовали знания и навыки агенты-нелегалы, немецкий язык – переводчики, учились будущие бургомистры и административные чиновники для оккупированных областей. Завершение трех-четырехмесячной учебы заканчивалось назначением на вакантные должности с обязательной вербовкой в качестве информаторов Абвером, СД или гестапо. Задержки возникали с первой категорией обучающихся. Спецслужбы использовали их лишь после завершения всех «формальностей» по будущей агентурной работе.

От «Восточного министерства» в подготовке пропагандистских кадров пытались не отставать ведомство Геббельса, а также Отдел пропаганды ОКВ. В силу различных причин это им удавалось с трудом. Сказывались ограниченные возможности в пополнении их школ соответствующим контингентом обучающихся, а также особенности работы министерства «правды». Среди военнопленных и населения оккупированных районов геббельсовская команда стремилась отыскать не только профашистски настроенных лиц, но и хорошо знающих русский, немецкий и другие языки людей, профессионально подготовленных, могущих качественно выполнить нужную работу. Во втором случае потребности Вермахта в первую очередь определялись получением разведывательной информации, подрывом боеспособности Красной Армии и дезорганизацией работы советского тыла. Подготовка собственно пропагандистов здесь считалась второстепенным направлением.

Для решения возникающих во фронтовых условиях задач пропагандистского плана ОКВ подключило Абвер, создавший в 1942 г. в Мюнстере (Германия) школу пропагандистов, получившую название «Зондерлагерь 900» или «Особый украинский лагерь-команда 900». Особенностью его функционирования было наличие постоянного и переменного контингента исключительно из лиц украинской национальности. Отбор слушателей преимущественно проходил в лагерях военнопленных, среди которых шталаг-326 стал чуть ли не основным их поставщиком. По примеру УПА организационное построение лагеря состояло из сотен, чет и роев (рот, взводов и отделений). Руководящий и преподавательский состав в основном состоял из членов ОУН. Среди них был и Иван Белый, сумевший в послевоенной суматохе устроиться учителем школы в одном из отдаленных сел Сумской области. «На следствии, – отмечал (1948 г.) заместитель министра госбезобасности Украины генерал-майор Поперека, – Белый показал, что, находясь в рядах действующей Красной армии, в июне 1941 г. в районе г. Витебска он был пленен немцами, после чего направлен в витебский лагерь военнопленных. До 1944 г. Белый содержался в лагерях городов Орша, Борисов, Толчино и Каунас, затем отправлен в Германию в шталаг № 326.

В марте 1944 г. немцы завербовали Белого в качестве агента и в числе 30 других военнопленных направили в г. Мюнстер, в так называемый «Особый украинский лагерь-команду 900», в действительности являвшийся школой германских агентов-пропагандистов, готовившей кадры украинских националистов и агентуру немецких контрразведывательных органов…

После ее окончания он с агентом-пропагандистом Василием Шуманом был послан в г. Шверте для выявления среди содержащихся там советских граждан лиц, проводящих антифашистскую деятельность… Белый назвал 19 человек из числа официального состава и агентуры «Особого украинского лагеря»…»

«Зондерлагерь 900» являлся многопрофильным «учебным заведением». Подготовка пропагандистских кадров подкреплялась обучением агентов и диверсантов. Преобладающее их число предусматривалось для действий в украинских западных областях.

Реальная опасность оставления Украины войсками Вермахта подтолкнула Вальтера Шелленберга, принявшего бразды правления над бывшим Абвером, к созданию в 1944 г. в Берлине еще одного диверсионно-разведывательного центра. Его возглавил бывший петлюровский полковник Павел Терещенко. В течение шести месяцев слушатели (около 300 человек, треть из которых были женщины) постигали тонкости работы разведчика, диверсанта, радиста, террориста и пропагандиста. Всех их предполагалось направить в распоряжение ОУН и УПА. Добраться до украинских лесов удалось немногим. После капитуляции Третьего рейха большинство сбежали к американцам, а некоторые, в том числе так называемая «группа санитаров», были задержаны советскими войсками в районе Берлина.

Среди агентов, окончивших пропагандистские школы, попадались и люди непростой судьбы. 3 ноября 1945 г. УКР СМЕРШ Харьковского военного округа за измену Родине подвергся аресту Сергей Павлович Юрко. «Обвиняемый Юрко, – отмечалось в материалах следствия, – находясь в лагере военнопленных работал на заводе шарикоподшипников в г. Швайнфург (Германия). 2 августа 1943 г. начальником лагеря Месин он был направлен в Берлинскую школу пропагандистов, где находился до 24 августа. В период обучения дал письменное обязательство на верность фашистской Германии.

Окончив указанную школу, в числе других лиц, получив 250 оккупационных марок, Юрко был командирован в распоряжение гебитскомиссариата г. Днепропетровска для назначения на работу в качестве пропагандиста… Имея 10-ти дневный отпуск, Юрко выехал к месту жительства его семьи в с. Ульяновку Зачепиловского района Харьковской области, где проживал до дня изгнания немцев».

Призванный в 1943 г. в Красную Армию, дорогами войны рядовой Юрко прошел до ее победного завершения. Возвратясь домой, в ноябре 1945 г. подвергся аресту с обвинением по ст. 54-1 УК УССР – измена Родине. В декабре 1945 г. Военным трибуналом был осужден «к 7 годам ИТЛ, с поражением в правах на 3 года и конфискацией имущества». Наказание отбывал в Норильске, затем переведен на спецпоселение. Только в мае 1954 г., «учитывая, что осужденный Юрко Сергей Павлович после совершенного преступления служил в Советской Армии, участвовал в боях против немецких захватчиков, имеет ранение и контузию, награжден 4-мя медалями», прокурор внес предложение об его освобождении. В 1994 г. С. П. Юрко был реабилитирован…

Хорошо осведомленные об основном приеме работы Абвера с агентурой в виде «кнута и пряника», в выборе методов по подбору и обучению агентов и диверсантов спецслужбы РСХА преимущественно использовали первый – «кнут». Далеки они были и от применения агитационно-пропагандистских мероприятий. Предпочтение отдавалось заранее запланированному и осуществляемому на практике запугиванию, насилию и репрессиям. С учетом данного факта работа их школ и курсов по подготовке агентуры сводилась к двум основным направлениям: диверсиям (террору) и контрразведке. Различия наблюдались и в местах дислокации учебных центров, а также в отборе обучающегося контингента. Чаще всего первые были привязаны к крупным концлагерям (Бухенвальд, Заксенхаузен, Аушвиц и др.) и лишь отдельные находились в отдаленных местах оккупированной Польши и захваченной территории Советского Союза. Среди последних были «Гауптлагерь Крым» в Евпатории и «Ваффеншуле» в Осипенко. Практически во всех случаях руководителем этих и других школ и курсов выступал разведывательно-диверсионный орган РСХА «Унтернемен Цеппелин».

В противовес Абверу, стремившемуся в большинстве случаев комплектовать агентуру из представителей славянских народов, реже прибалтов и поляков, Гейдрих, а затем Кальтенбруннер в подборе агентов ставку делали на выходцев из Кавказа и Средней Азии. Именно они стали чуть ли не основным ядром их школ, а в последующем забрасываемых в глубокий советский тыл диверсионно-разведывательных групп.

Отдельной составляющей в сети «образовательных центров» и «особых» лагерей РСХА по подготовке агентуры значилась школа «Ягдфербанд Ост». Созданная позже других (конец 1944 г.), она находилась в непосредственном подчинении «Ваффен СС Ягдфербанд» (истребительное соединение войск СС) оберштурмбанфюрера СС Отто Скорцени.

Развернуть систему диверсионно-разведывательных школ и курсов в условиях войны Абверу удалось достаточно быстро. Сказался предвоенный опыт работы абверштелле «Кенигсберг», «Штеттин», «Вена», а особенно «Краков», «учебное заведение» которого специализировалось исключительно на работе с контингентом из состава ОУН. Коллеги из других абверштелле в основном избрали белоэмигрантов и прибалтийских националистов. Однако уже первые результаты их использования засвидетельствовали ненадежность отобранных кадров, и прежде всего по причине плохой ориентации в советской действительности, что не раз приводило к провалам.

В июне 1941 г. собственные диверсионно-разведывательные школы открыли штаб «Валли», абверштелле «Остланд», абверкоманды, приданные группам армий «Центр», «Север» и «Юг». Исчезла и необходимость поиска резерва обучающейся агентуры. Кроме антисоветчиков, ими становились перебежчики, уголовники, дезертиры, а позже часть военнопленных и гражданских лиц. Кандидатов в агенты сотрудники Абвера, офицеры отделов 1Ц и вербовщики школ начинали отбирать уже на передовых пунктах приема военнопленных. Процесс подбора кадров продолжался в пересыльных и стационарных лагерях, а также в оккупированных районах. Некоторые идейные соратники нацистов услуги предлагали сами.

Историческая справка

В 1945 г. ГУК СМЕРШ во всесоюзных розыск был объявлен некий Кадыгрыб. В 1949 г. в «Списке опасных государственных преступников, подлежащих розыску и немедленному аресту № 1» МГБ СССР, в первом томе он значился на странице 319. В справке по розыску отмечалось: «Кадыгрыб Григорий Петрович, «Мамонтов», «Папа» (прозвище), 47–50 лет, проживал в г. Киеве, инженер речного флота, работал начальником участка Днепровского пароходства. С началом войны проходил службу в должности командира авточасти железнодорожного батальона Приморской армии, бывший воентехник 2 ранга или лейтенант интендантской службы Красной Армии. В верхней челюсти несколько вставных металлических зубов.

Агент германского разведоргана «Цеппелин». Пленен немцами в начале 1942 г. близ г. Керчи Крымской области. Содержался в лагере военнопленных в г. Лансдорфе (Германия), где служил полицейским. Завербован в конце 1942 г. и направлен в г. Бреслау, затем в г. Волау (Германия), где обучался в разведывательно-диверсионной школе. Одновременно служил инструктором-пропагандистом. Летом 1943 г. направлен в г. Глубокое Полоцкой области, затем в г. Витебск в команду «Цет-Митте», в которой использовался в качестве инструктора. С сентября 1943 г. находился в команде «Цет-Норд» в г. Пскове, затем в м. Ассори (близ Риги), служил начальником материального обеспечения отдела «А-I» (разведка), ведал экипировкой агентуры, перебрасываемой в тыл Красной Армии, осуществлял контрразведывательную работу среди личного состава команды.

В январе 1945 г. являлся начальником материального обеспечения центральной школы «Цеппелина» в г. Кольберге (Германия)… Перед капитуляцией германских войск, имея документы «восточного» рабочего, намеревался выехать в американскую зону оккупации, по другим данным – в Ригу к сожительнице Величко Э. П. Член антисоветской организации «Боевой союз русских националистов» (БСРН). Имел звание лейтенанта германской армии. Агентурно-розыскное дело № 25692.

Успехи первых недель «блицкрига» и последовавшее затем быстрое отрезвление позволили Абверу не только увидеть допущенные просчеты и промахи, но и решить для себя несколько важных проблем: заиметь практически неисчерпаемый агентурный резерв; максимально приблизить к противнику центры подготовки агентуры; упростить переброску ее через линию фронта; обзавестись квалифицированным обучающим персоналом; усовершенствовать опыт подрывной работы и на этой основе расширить на оккупированной территории сеть диверсионно-разведывательных школ и курсов, число которых стало неуклонно возрастать.

Без особых испытаний в агенты и диверсанты зачислялись те, кто уже при первом допросе давал ценные разведывательные данные, «положительно» зарекомендовал себя в глазах лагерной администрации, а также подвергался в прошлом репрессиям со стороны советской власти. Учитывалось и желание вербуемого, его военная и довоенная профессия, личные качества. Преимущество отдавалось лицам с «нордическим» характером, физически сильным и выносливым, имевшим хорошую общеобразовательную и специальную подготовку. Особо ценились бывшие разведчики, радисты, связисты, саперы, летчики, танкисты, некоторые другие военные специалисты.

В отличие от периода «крупного помола», когда процесс «обучения» агентуры сводился к нескольким формальным беседам, получению согласия на возвращение в новом «качестве» в расположение своих подразделений и короткому инструктажу, с отобранными в школы сразу же начиналась процедура тщательных проверок и изучения «профессиональных» качеств. Кроме поступившего из лагеря военнопленных досье, на всех потенциальных агентов заполнялись подробные анкеты. С целью уличить в неискренности или обмане, ими не раз писались детальные автобиографии, отбирались подписки о добровольном сотрудничестве и лишь затем присваивались индивидуальные клички. Наиболее перспективные кандидаты приводились к присяге с обязательным взятием отпечатков всех пальцев.

Первым этапом обучения агентуры становились проверочно-подготовительные лагеря (центры), где в течение нескольких недель, реже 1–2 месяцев, кандидаты подвергались нацистской морально-психологической и духовной обработке, проходили общую военную подготовку, знакомились с азами будущей шпионской профессии. С помощью собственных и присланных под видом военнопленных внутренних агентов, здесь же осуществлялась и их углубленная проверка. Не внушающих доверия или неспособных к «наукам» отчисляли в т. н. «гехаймнистрегерлагерь» – специальные лагеря. Посвященные определенным образом в приемы и методы тайной войны, они изолировались от общей массы военнопленных, становясь одновременно резервом для пополнения эсесовских и полицейско-карательных органов и подразделений. Прошедшие проверку и получившие положительные оценки по всем изучаемым дисциплинам направлялись в специализированные школы разведчиков, диверсантов, радистов, агентов-нелегалов и т. д.

В разведывательных школах (курсах) одновременно обучалось 50, 100 и даже 300 агентов, диверсионно-террористических – 30—100. Коллективное обучение стало «ахиллесовой пятой» немецких спецслужб, ибо вело к личностному знакомству обучающихся. Устранить этот недочет или хотя бы уменьшить его влияние Абверу и СД не удалось, что в будущем послужило одной из причин провалов. Положительный результат наблюдался лишь при индивидуальном обучении наиболее ценных агентов. Но это, как правило, было только в случае подготовки тщательно конспирируемых нелегалов.

Время обучения агентуры зависело от многих составляющих: направленности и характера ее «применения»; района будущей деятельности; предусмотренного по легенде «служебного положения» и др. Для разведчика ближнего «боя» (линия фронта и прифронтовые районы) оно составляло от двух недель до месяца; тыла глубинных советских областей – от одного до нескольких месяцев. Подготовка агентов-нелегалов продолжалась год и больше. В зависимости от предполагаемых объектов для диверсий и террора, их технических, личностных и других характеристик диверсантов обучали от нескольких недель до двух-трех месяцев. В особых случаях, как, например, с агентом Тавриным (Шило), процесс подготовки длился достаточно долго. Значительно большим был и срок обучения радистов, особенно начинающих. Он равнялся двум-четырем месяцам и даже полугоду.

Усвоение преподаваемых дисциплин, закрепление умений и навыков достигалось разбивкой курсантов на учебные группы с последующим проведением теоретических и практических занятий. При их формировании учитывалась степень общей подготовки и индивидуальные способности обучаемых, а также будущая шпионская «профессия». Последнее во многом определяло и их численность. Такие группы, как правило, насчитывали от 5 до 40 курсантов.

С учетом специфики предстоящей деятельности, кроме специальной подготовки, агентов обучали азам агентурной работы: приемам маскировки при переходе линии фронта; поведению при задержании или аресте; способам получения разведывательных данных (путем опроса сведущих лиц, подслушивания разговоров, личного наблюдения, угощения спиртными напитками, налаживания отношений с женщинами и т. д.). При опасности ареста рекомендовалось оказывать упорное вооруженное сопротивление, а в безвыходном положении – совершить самоубийство. Во всех случаях отрицать причастность к немецкой разведке. Рассматривался и вариант возможной перевербовки. Предлагалось соглашаться, а после возвращения обязательно доложить о происшедшем.

Инструктаж забрасываемых в глубокий советский тыл осуществлялся индивидуально, с детальным рассмотрением возможных ситуаций, начиная от подбора места проживания до поведения на допросах в органах госбезопасности. Жилье рекомендовалось снимать у знакомых или родственников, антисоветские взгляды которых доподлинно известны агенту: это должна быть отдельная комната или квартира, малодоступная для посещения даже родственниками и знакомыми хозяев; платить за жилье щедро, не устраивать шумных встреч, выпивок, невзначай интересоваться у окружающих о тех, кто по каким-либо причинам пытался что-либо узнать о жильце. В месте проживания и в населенном пункте вести себя корректно, не вступать в ссоры, никого не оскорблять. Не расспрашивать о том, что можно узнать самому, тщательно изучать окружающую местность, местонахождение крупных объектов, маршруты движения транспорта и т. д. Документами пользоваться и предъявлять лишь в крайних, безвыходных случаях, хорошо их знать, чтобы без запинки отвечать на любой вопрос по содержащейся в них информации.

Особое внимание инструктируемого обращалось на отношения с женщинами. С проживающими в одной квартире рекомендовалось вести себя корректно, не приглашать посторонних домой. Если от женщины можно получить пользу, советовалось «этим не пренебрегать». В интимные отношения вступать только в интересах дела. На случай ареста инструктаж для агентов сводился к единому постулату: признание в шпионаже – верная смерть.

В вопросах обучения агентуры образцово-показательной в Абвере считалась Варшавская школа, находившаяся в непосредственном подчинении штаба «Валли». Созданная в октябре 1941 г., за короткое время она стала своего рода полигоном «передового опыта и методическим центром», в котором представители периферийных и фронтовых абверштелле и абверкоманд в теории и на практике знакомились с приемами и методами организации работы разведывательно-диверсионных школ, достижениями в области обучения агентуры. Практиковалось и знакомство прибывших с лучшими ее агентами, результаты которых отражались в наглядных пособиях, печатных брошюрах, внедрялись в учебный процесс.

Здесь впервые был применен метод подготовки агентов путем обоюдного встречного допроса, когда один курсант выступал в роли сотрудника советской контрразведки, другой – подозреваемого в шпионаже. Затем они менялись ролями. Первый старался разоблачить «задержанного» в принадлежности к немецкой разведке, второй – любыми путями и способами отвести от себя подозрения. Для приближения ситуации к реальной обстановке обучаемым разрешалось использовать принятые в Красной Армии обращения, петь советские песни и читать газеты, вести политические дискуссии. Приучая подобным образом курсантов к зафронтовой действительности, абверовцы одновременно изучали истинные настроения подопечных, выявляли среди них ненадежных, которых тут же возвращали в лагеря. С этой же целью предусматривался и такой вид занятий как ответы на вопросы преподавателей. Обучаемые без подписи должны были подавать их в письменном виде. По содержанию, а также почерку определялись те, кто требовал повышенного внимания, в том числе и в виде отчисления из школы. Новым в обучении было и то, что на специально изготовленных макетах и схематических планах городов и населенных пунктов, в которых предполагалось проведение диверсионно-разведывательных операций, в деталях отрабатывались приемы маскировки, изучались ориентиры, наиболее уязвимые места объектов, пути возможного на них проникновения и т. д.

Практиковались и «письменные работы». В них будущие агенты излагали предложения о путях борьбы с большевизмом. Такие же рукописные «откровения» предполагались и после возвращения с задания. С одной стороны, они выступали материалом для тщательной проверки правдивости докладов, с другой – использовались во время обучения других курсантов. В школе осуществлялась и индивидуальная подготовка агентуры, планируемой для заброски в глубокий тыл Советского Союза. Ее обучение проводилось по специальной программе с соблюдением всех возможных мер конспирации – в отношении не только курсантской среды, но и постоянного состава.

В некоторых лагерях втайне от других обучающихся формировались отдельные группы по углубленному изучению вопросов тайной войны в целом, агентурно-оперативной работы в частности. Занятия проводили офицеры Абвера, СС, СД, гестапо или лица, имеющие опыт диверсионно-разведывательной и подрывной работы. Одна из них действовала в Вустрауском «свободном» лагере. «Из числа слушателей школы пропагандистов, – свидетельствовал бывший инженер-механик, позже немецкий агент Александр Шульгин, – была организована специальная группа, которой руководил комендант лагеря оберштурмфюрер СА Френцель (Вольдемар Френцель-Корганиани, он же шеф всех учебных и других лагерей «Восточного министерства». – Авт.). Слушателей отбирал лично Френцель, беседуя в отдельности с каждым из нас. Существовала группа законспирировано. Готовили в ней агентов-вербовщиков. Занятия проводились в свободные часы под прикрытием обсуждения текущих событий, чтения газет, рассмотрения технических вопросов и т. д.

Группа насчитывала 90 человек, занимались три раза в неделю. Отрабатывали темы: методы ведения тайной войны; подбор, подготовка и вербовка агентурной сети; порядок вербовки, оформление агентуры, передача ее на связь другим лицам; методы работы советской контрразведки (разведки); конспирация в работе; порядок и методы сбора сведений о противнике.

На занятиях о методах тайной войны Френцель подчеркивал, что, кроме открытой вооруженной борьбы на фронтах, ведется война с применением секретных приемов путем засылки в тыл противника разведчиков, диверсантов, пропагандистов и дезорганизаторов, говорил о значении и необходимости проведения таких действий.

Больше всего времени Френцель уделял теме о приемах подготовки и вербовки агентурной сети. Уточнял: при вербовке необходимо ориентироваться на недовольных советской властью, выходцев из бывших имущих семей, раскулаченных, судимых, других лиц, которые в той или иной степени проявляют невосприятие существующего в СССР политического режима.

Эти вопросы он совмещал с темой о порядке оформления вербовки агентов. Учил, под каким предлогом можно сделать предложение тому или иному человеку работать в пользу немцев, какие давать ему поручения, что можно и чего нельзя рассказывать в процессе вербовки.

Говоря о методах работы советской контрразведки, Френцель отмечал, что она очень сильна, работает хорошо, увязывал тему с вопросом нашей конспирации, приводил много примеров ее успешной деятельности. Отмечал, что перед войной немецкие спецслужбы старались забрасывать агентов в Советский Союз с задачами разведать вооруженную мощь Красной Армии, но большинство задерживались на границе или в приграничной полосе, и лишь отдельным удавалось пробраться в советский тыл…

В целях конспирации, учеба в группе проводилась во время, когда большинство содержащихся в лагере были заняты на работах или привлекались к решению других вопросов. Каждый раз староста проверял, чтобы на занятиях не присутствовали посторонние. Френцель запретил слушателям рассказывать другим лицам о существовании нашей группы, содержании занятий, и кто их проводит. В конце каждого из них он делал инструктаж, как нужно отвечать на вопросы чем мы занимаемся».

Во всех школах курсантов в обязательном порядке обучали уменью и навыкам владения холодным, разными видами советского и иностранного огнестрельного оружия, гранатами и минами. В деталях изучались строевой, внутренний, караульный и дисциплинарный уставы Красной Армии, структура и организационное построение советских частей и соединений, знаки различия и отличия. Особое внимание обращалось на топографическую подготовку – обладать умением и навыками пользования картой, ориентироваться с помощью компаса на местности, двигаться по азимуту, определять расстояние, чертить по памяти схемы боевого расположения войсковых частей, их огневые районы, складов, баз и т. д. Программа обучения включала также строевую, физическую, огневую и тактическую подготовку.

Взяв на вооружение опыт РСХА, для окончательной и бесповоротной привязке к когорте «рыцарей плаща и кинжала» абверовцы многих курсантов «сдавали в аренду» ГФП, полиции безопасности и СД для участия в карательных и других подобных операциях, с обязательным документированием событий.

Обучение диверсионному ремеслу проходило по программам, аналогичным разведывательным школам, с детальным изучением приемов, методов и способов проведения диверсий и террора. Существовало три типа таких школ: смешанные (разведывательно-диверсионные); школы начальной подготовки диверсантов; диверсионные школы. Среди последних наиболее известными были орловская, конотопская, полтавская, запорожская и некоторые другие. Большинство школ дислоцировалось на оккупированной территории СССР и Польши, и лишь некоторые в Германии. Если в «учебных заведениях» первого и третьего типа будущие диверсанты проходили полный курс «наук», то второго – осуществлялись лишь их углубленная проверка, начальная подготовка и отбор наиболее перспективных для дальнейшего совершенствования шпионско-диверсионного мастерства в школах третьего типа. Все они маскировались под вывесками «дорожно-строительных контор», «частей РОА», «инженерно-технических организаций» и т. д.

Курсантские группы были смешанными, реже национальными, в этом случае преимущественно из выходцев Кавказа и Средней Азии. Некоторые школы, среди них полтавская, имели отделения, в которых предварительную проверку, начальную военную и специальную подготовку проходили отобранные в лагерях кандидаты в агенты. В зависимости от типа, одновременно в школах обучалось 50—100 человек, в отделениях – 5—25. С учетом предполагаемого района действий (прифронтовая полоса или глубокий тыл) общий срок обучения составлял от 1 до 3 месяцев.

При подготовке диверсантов главное внимание концентрировалось на овладении саперно-подрывным делом. Изучались различные виды и типы мин, взрывчатых веществ и зажигательных средств, правила их применения и особенности использования, возможности изготовления тех и других с помощью подручных материалов. Исследовались магнитные и «угольные» мины, «разрывные» и «зажигательные» бомбы и др. Первые в основном рекомендовалось использовать для диверсий на транспорте, промышленных и других объектах, последние – для подрыва телефонных и телеграфных столбов, иных маломерных сооружений. В специально просверленное (глубиной 120–130 мм и диаметром 30–40 мм) отверстие за 2–3 минуты предполагалось установить специальный патрон с бикфордовым шнуром, который оставалось только поджечь. «Зажигательные» бомбы (для уничтожения складов, баз, различных зданий), применялись двух типов: со взрывателем замедленного (от 20 минут до 2 часов) и мгновенного (через 9 секунд) действия. Температура горения специальной зажигательной жидкости была настолько высока, что прожигалось 3-миллиметровое железное покрытие. Не менее тщательно изучались возможности и способы применения отравляющих веществ и ядов.

Здесь же будущие агенты постигали теоретические знания и практические навыки по тактике диверсионных действий: выбор и обнаружение возможного объекта нападения; изучение подходов к нему; взаимодействие участников операции; приемы ликвидации часовых; прикрытие диверсантов во время отхода и др. Практические занятия проводились на специально построенных макетах мостов, ангаров, баз, складов, а также на реально действующих объектах. С учетом предполагаемых задач, в советский тыл диверсанты забрасывались группами в составе 2–3, 3–5, 10 и больше человек.

От других видов подготовки агентуры заметно отличалось обучение радистов. По замыслу Абвера, в составе диверсионно-разведывательных групп, после командиров, им принадлежала ключевая роль. В сравнении с другими агентурными категориями значительно более длительный срок их подготовки сопровождался тщательным отбором и проверкой лояльности. Учитывались и природные данные – острота слуха, склонность к технике, навыки обращения с рацией и др.

В процессе обучения достигалось уменье без ошибок работать с ключом, принимать на слух радиограммы, быстро налаживать связь с радиоцентром, шифровать и дешифровать полученные материалы, ремонтировать подручными средствами с использованием запасных частей рацию и др. К самостоятельной работе специалист радиосвязи считался подготовленным, если в ходе выполнения контрольного задания без ошибок мог принять (передать) 70–80 знаков в минуту.

Перед отправкой за линию фронта все радисты проходили дополнительный инструктаж. На случай провала и работы под контролем советской контрразведки в радиограммах обуславливались условные знаки, пароли и т. д. Нередко на них возлагались и задачи «санитаров-чистильщиков».

Наряду с обучением радистов-мужчин, в некоторых школах создавались женские группы. В будущем их представители виделись в составе небольших диверсионно-разведывательных формирований, прежде всего для заброски в глубокий советский тыл. Легендировались они под семейные пары, командировочных, эвакуированных, выздоравливающих после тяжелых ранений, инвалидов, комисованных по болезни и т. д.

С лета 1943 г. (после неутешительных событий для Вермахта под Орлом и Курском) появился новый вид агентов – радисты-резиденты. Их подготовку осуществляли в основном школы в Штеттине (Польша), Нойкурене и Нидерзее (Восточная Пруссия). Сфера их будущей работы определялась освобожденной советской территорией. С учетом секретности предстоящего задания, они проживали на конспиративных квартирах, занятия по отдельной программе проводились в индивидуальном порядке или с предполагаемым напарником. Кроме радиодела, других специальных дисциплин, курсанты в деталях изучали особенности района предстоящей деятельности, топографию, шифры, тайнопись, фотодело, взрывчатые вещества, приемы общей и радиомаскировки. Для них заранее готовились и специальные места укрытий, явочные квартиры, основные и запасные каналы связи и многое другое. Кроме мощных радиостанций, их снабжали подложными документами, крупными денежными суммами, запасами продовольствия и вещевого имущества. Радистов-резидентов в преобладающем большинстве случаев подбирали из не подлежащих призыву в армию местных жителей, женщин, некоторых других категорий населения оккупированных районов. Наряду с разведкой и передачей в абверовские радиоцентры разведывательной информации, на них возлагались задачи подбора и формирования агентурно-осведомительной сети, проведения диверсий, других подрывных акций. Наибольшее число скрытых резидентур было оставлено в Прибалтике, Крыму, Украине и Белоруссии.

При подготовке всех видов агентуры абверовцы старались учитывать географические и природные условия планируемого района ее пребывания, особенности действий при захвате или уничтожении тех или иных стратегических объектов, проведении индивидуальных террористических актов и т. д. Такие подходы в обучении были характерны прежде всего для школ в Варшаве, Рованиеми (Финляндия), Вано-Нурси (Эстония), некоторых других. В местечке Гемфрут (Германия) абверовцы открыли и школу по обучению диверсантов из детей и подростков. Отдельно велась подготовка агентов для разведки, диверсий и террора в частях и соединениях ВМФ, в авиационных, танковых, технических и других родах войск Красной Армии.

В отличие от Абвера, система подготовки агентуры в школах РСХА имела свои особенности. Их можно свести к нескольким наиболее характерным чертам: вербовка агентов проводилась преимущественно из среды военнопленных; отобранные кандидаты проходили двойную и даже тройную проверку; обучение будущих агентов в большинстве случаев осуществлялось по национальному признаку; наряду с агентурно-диверсионной подготовкой обучающиеся подвергались усиленной национал-социалистической обработке. Обыденной нормой стала и проверка курсантов на лояльность нацистскому режиму, прежде всего через участие в различных карательных мероприятиях.

Процесс обучения и воспитания агентов предусматривал несколько этапов. В ходе первого из них отобранных кандидатов переводили в отдельные (подготовительные) отделения, которые дислоцировались на базе концлагерей. Получив условное название «активист», в течение одного-полутора месяцев они проходили всестороннюю проверку и начальное обучение будущему ремеслу. Непригодные для диверсионно-разведывательной работы, а также не внушающие доверия возвращались в лагеря или направлялись на работы в рейх. Остальных переводили в форлагерь (особый предварительный лагерь). После регистрации и медицинского осмотра «активисты» получали форменную одежду (как правило, бывшей чешской армии), документы (удостоверение личности), принимали присягу на верность Третьему рейху. Разделенные на группы по национальному признаку (славяне, выходцы из Кавказа и Средней Азии), курсанты проживали в обособленных бараках. В течение двух-трех месяцев продолжалось усиленное нацистское воспитание и еще более тщательная проверка на лояльность. Занятия по специальности не проводились. Исключение составляли радисты. Пребывание в особом лагере заканчивалось очередным отсеиванием «балласта», путь которого пролегал в карательные отряды СС, внутреннюю агентуру для работы среди восточных рабочих и военнопленных, различные полицейские формирования.

Выдерживавшие испытания направлялись в школы «Цеппелина», где проходили заключительный курс, заканчивавшийся формированием диверсионно-разведывательных групп и отправкой их в советский тыл.

Так, особый сборный лагерь (школа) на территории концлагеря Бухенвальд насчитывал более двадцати бараков, отгороженных от остальной его части высоким проволочным забором. Курсанты одного барака составляли взвод, четыре взвода – роту. В лагере их было пять. Учебные группы формировались по национальному признаку с условным буквенным и цифровым обозначением. В группах А1, А2, А3, А4 и А5 обучались радисты, разведчики и диверсанты; 1Б, 2Б, 3Б, 4Б, 5Б – члены карательных легионов. Первые назывались «активные», вторые – «боевые». В группах А7 и 7Б состояли те, кто по различным причинам вызывал подозрение и требовал тщательной проверки.

Архив

Из докладной СМЕРШ (1945 г.) о разведшколе «Цеппелин»

«В период оккупации Крыма с апреля по август 1942 г. в селе Демерджи функционировала разведшкола германского разведоргана «Цеппелин», численный состав которой насчитывал 100–120 человек. Среди населения школа была известна как «подрывная команда». Размещалась в бывшей больнице на северной окраине села. Прилегающая территория вокруг здания была обнесена колючей проволокой, и местным категорически воспрещалось подходить к данному участку.

Руководящий состав школы состоял из немцев численностью 10–12 человек. Состав слушателей был многонациональным: русские, украинцы, много кавказцев, и даже французы, чехи и итальянцы.

Разбитый на взводы (4–6 взводов), личный состав школы был одет в форму войск СС, имел пистолеты и финские ножи. Иногда слушатели носили гражданскую одежду – черные брюки навыпуск, черный пиджак, белую сорочку и черный галстук. Всегда были вооружены.

В разведшколе проводились занятия по следующим дисциплинам: подрывное дело (с практическим применением взрывчатых веществ по уничтожению мостов, зданий, минированию объектов и т. п.); радиодело (изучение радиоаппаратуры); телеграфное дело (изучение и работа на аппарате «Морзе»); изучение стрелкового оружия (с проведением практических стрельб); строевая и физическая подготовка.

Распорядок дня работы школы:

Подъем – в 6 часов.

Завтрак – в 7 часов.

Занятия – с 7:30 до 12 часов.

Обед – с 12 часов и послеобеденный отдых до 14 часов.

Занятия – с 14 до 18 часов.

Ужин – в 19 часов.

Свободное от занятий время – с 19 до 23 часов.

Отбой – в 23 часа.

В свободное время слушатели отлучались в село Демерджи, где посещали женщин и имели с ними интимную связь…

Из числа местных жителей с. Демерджи с официальным составом школы и слушателями близкие отношения поддерживали следующие лица: Гиндж Осман Аким – бывший староста села (перечислены фамилии еще 8 человек крымских татар и одной русской женщины. – Авт.)».

Курсанты, проявившие упорство во время учебы и доказавшие на деле преданность рейху, получали право остаться в школах «Цеппелина» и его филиалах на фельдфебельских и унтер-офицерских должностях. Одним из них стал некий Глеб Чиков, «трудившийся» бок о бок с упоминавшимся Григорием Кадыгрыбом. «Из Дрогобычского лагеря военнопленных, – вспоминал он на следствии, – меня направили в спецлагерь г. Зандберга в Восточной Пруссии (приемно-распределительный лагерь созданный весной 1943 г. вместо Бухенвальдского сборного лагеря. Официальное название – «СС зондерлагерь Зандберг». С целью шифровки – «военный лагерь РОА». – Авт.). После 9 дней учебы я был направлен в г. Псков – в лагерь СД. Шефом «Цеппелина» майором Крауссом (штурмбанфюрер СС Отто Вильгельм Краусс. – Авт.) 12 сентября 1943 г. я был назначен на должность секретаря отдела «1-А» при команде «Норд».

Вопрос: Расскажите о вашей деятельности как секретаря разведотдела «Норд «?

Ответ: Будучи секретарем отдела «1-А» я вел секретное делопроизводство и имел доступ ко всем секретным документам, среди них материалы по формируемых диверсионных группах, об их переброске в советский тыл, личные дела агентуры, топографические карты с нанесенными местами выброски этих групп и др.

Вся входящая корреспонденция из штаба «Цеппелин «проходила через меня. Я вскрывал почту и передавал ее начальнику отдела «1-А» (гауптштурмфюреру СС Шмидту. – Авт.). В дальнейшем по его резолюциям вел ее обработку. Кроме того, в моем ведении находились все личные дела русских военнопленных, служивших в системе «Цеппелина», и особая картотека на агентуру, находившуюся на территории Советского Союза. Картотеку я получил из отдела «VI-Ф», который оформлял фиктивные документы на забрасываемых агентов.

Одновременно я занимался подготовкой и упаковкой продовольствия, обмундирования, взрыввеществ, питания к рациям для диверсионных групп, действующих за линией фронта. Во время болезни штатного шифровальщика разведоргана, производил кодировку радиограмм, передаваемых диверсионным группам, и расшифровывал полученный от них ответ. Выполнял я и поручения по доставке из Пскова в диверсионную школу в городок Печки вновь завербованных агентов…

Вопрос: Что вам известно о структурном построении разведоргана?

Ответ: Разведывательно-диверсионный орган «Норд» состоял из следующих отделов: отдел «1-А» – осуществлял подготовку агентуры, комплектование диверсионных групп, переброску в тыл Советского Союза, поддерживал с ними радиосвязь, руководил их деятельностью. Отдел занимался также экипировкой и снабжением агентуры. На отдел «VI-Ф» возлагалась задача изготовления фальшивых документов, которыми снабжались перебрасываемые агенты. В своем подчинении он имел фотолабораторию и типографию. Отдел «Ц» осуществлял сбор разведданных, подбор агентуры, снабжал отдел «1-А» орденами, медалями, знаками различия военнослужащих Красной Армии, которые отбирались у военнопленных. Отдел «Б» выполнял функции хозяйственно-материального обеспечения».

По словам Вальтера Шелленберга, обучающиеся в школах «находились на одинаковом положении с немецкими солдатами и носили форму Вермахта, получали прекрасное питание и были хорошо расквартированы. Для них организовывались демонстрации пропагандистских фильмов и поездки по Германии. Пока они готовились, те, кто нес ответственность за их подготовку, имели возможность при содействии осведомителей выявлять их истинное лицо: хотели ли они только воспользоваться представленными преимуществами или же на деле стали противниками сталинской системы террора, а может быть, раздираемые внутренними противоречиями, все еще продолжали колебаться между нацизмом и сталинизмом…

С завершением психологической и идеологической обработки приступали к их обучению, причем особенное внимание уделялось подготовке в качестве радистов. Из-за большого числа обучаемых и нехватки преподавателей обучение проходило в атмосфере строгой военной дисциплины. Добровольцев разрешалось именовать только присвоенными им кличками, что приводило к значительным недоразумениям. После окончания подготовки их направляли на Восточный фронт с целью собирать информацию и проникать в ряды русских партизанских отрядов».

Одними из лучших среди диверсионно-разведывательных лагерей (школ) РСХА считались «учебные центры» в городах Яблонь (близ Люблина) и Освитц (район Бреславля), рассчитанные на подготовку агентов из представителей славянских народов. Первый назывался «Главный лагерь Яблонь», или «Особая часть СС». Здесь готовили разведчиков, диверсантов, террористов и радистов. Курсантскими кадрами он пополнялся из «предварительного особого лагеря» и зондеркоманды «Цеппелина». Одновременно здесь обучались 150–200 курсантов. Отдельной группой террористические навыки постигали 30 человек. Общая диверсионно-разведывательная подготовка заканчивалась детальным изучением и применением на практике приемов рукопашного боя с использованием холодного и огнестрельного оружия, гранат и мин специального назначения, другого, отдельно разработанного для них оружия. Не меньше внимания уделялось и возможному применению ядов и отравляющих веществ.

Примером деятельности, а также специфики школ-лагерей РСХА по подготовке агентуры может послужить следственное дело бывшего агента Михаила Левачева:

«– Вы арестованы как агент и штатный сотрудник германских разведывательных органов. Признаете свою принадлежность к немецкой разведке?

– Да, признаю. Агентом я стал в июле 1942 г., а в сентябре 1943 г. был зачислен на штатную должность в германский разведорган «Цеппелин».

– Расскажите, при каких обстоятельствах вы были завербованы?

– Я был завербован, находясь в плену в Лансдорфском лагере военнопленных (разговор идет о лагере в местечке Освитц в близи Бреслау (Польша), находившегося на территории дислокации войск СС, официальное название – «Лесной лагерь СС 20» («Вальдлагерь СС 20»). – Авт.). На меня заполнили подробную анкету, я собственноручно написал автобиографию. В конце анкеты содержалось подписка, которая сводилась к тому, что я обязуюсь хранить в строжайшей в тайне работу зондерлагеря Освитц. За нарушение буду строго наказан. Через полтора месяца при отъезде мне была присвоена кличка «Николаев». Так я стал агентом.

– Что из себя представлял Освитцкий лагерь?

– По существу зондерлагерь являлся школой предварительной подготовки немецких разведчиков. В нем они проходили специальную подготовку, а также проверку на верность немецкому рейху, обрабатывались в профашистском духе с последующей разведывательно-диверсионной деятельностью в тылу Красной Армии. Начальником школы был майор Клайнерт (штурмбанфюрер СС Иоганнес Клейнерт. – Авт.).

– Сколько времени вы обучались в Освитцкой разведшколе?

– С 15-го июля по 1 сентября 1942 года.

– Куда отбыли после этого?

– В сентябре, в составе 40 человек для продолжения учебы я был направлен в школу разведчиков-диверсантов в г. Яблонь (Польша).

– Охарактеризуйте эту школу?

– В школе проводилась специальная подготовка разведчиков и давались практические навыки диверсионно-разведывательной работы. Получив специальное задание, разведчики и диверсанты перебрасывались в советский тыл. Одновременно в школе обучалось 200–250 курсантов. С учетом их общей подготовки, а также специфики предстоящего задания и обязанностей они разделялись на взводы и полуроты. Подготовкой разведчиков руководил лично майор Шиндовский (штурмбанфюрер СС, затем начальник главной команды «Русланд Митте». – Авт.).

– В течение какого времени вы обучались в Яблонской школе?

– С сентября по декабрь 1942 года.

– С чем был связан перевод в особый лагерь Заксенхаузен?

– В Заксенхаузенский зондерлагерь в числе 70 разведчиков я был переведен в связи с излишней загруженностью школы в г. Яблонь.

– Охарактеризуйте этот лагерь?

– Лагерь дислоцировался на территории концентрационного лагеря Заксенхаузен и являлся школой наподобие Освитцкого зондерлагеря. Как и другие, находился в ведении «Цеппелина». Численность слушателей составляла около 250 человек. Делились они на две группы: разведчиков и радистов. Обучение проходило отдельно. Начальником лагеря был обер-лейтенант Ройснер, заместителем – белоэмигрант Кочубей (Кочубей Аркадий Николаевич, оберштурмфюрер СС. – Авт.).

– Сколько времени вы находились в Заксенхаузенском зондерлагере?

– С декабря 1942 г. по февраль 1943 г. Затем лагерь в полном составе передислоцировался в г. Бреслау. Там он продолжил выполнять функции школы предварительной подготовки разведчиков. Из этого лагеря часть «активистов» (так именовались слушатели школы) направлялась в антипартизанские бригады подполковника Родионова («Гилля»)… Я в конце августа 1943 г. был направлен в распоряжение начальника команды «Норд» разведоргана «Цепеллин» майора Краусса. 10-го сентября я приступил к работе в отделе 1Ц. В октябре 1943 г. мне было присвоено звание лейтенанта РОА. Занимался обобщением и систематизацией военно-экономических сведений о Советском Союзе».

Диверсионные группы (2–5 человек), чаще всего с участием спецслужб РСХА, забрасывались в районы Москвы, Ленинграда, Севера и Урала. Задания были традиционными: диверсии на железнодорожном транспорте, оборонных объектах, линиях связи, складах, базах, индивидуальные и групповые террористические акты, организация массовых отравлений, разведка воинских частей и стратегических предприятий военной промышленности, распространение провокационных слухов и домыслов. Соответствующим было снаряжение и материальное обеспечение: крупные суммы денег, запас взрывчатых веществ, яды, личное оружие, набор фиктивных документов.

В марте 1943 г., изменив название на «Ваффеншулле», школа вошла в подчинение главной команды «Русланд Митте». Дислоцировалась в г. Глубокое (Полоцкая обл.), затем последовали Псков, район Изборска, городок Печки, Рига, наконец, Чехия и Германия. Не изменился существенно и профиль работы – подготовка радистов и диверсантов. Действовала до весны 1945 г.

Освитцкая школа («Главный лагерь Туркестан» или «Лесной лагерь СС 20», он же «Вальдлагерь СС 20») агентуру «широкого профиля» готовила из уроженцев Средней Азии. Специализировалась и на обучении организаторов повстанческо-террористических групп, прежде всего из узбеков, казахов и туркменов. Отбор курсантов был жестким, принимались лишь проверенные и проявившие себя на «практике» в отрядах полиции и СС. Разовый переменный контингент составлял 150 человек. Программа подготовки была традиционной для школ РСХА. Комплектование диверсионно-разведывательных групп начиналось с первых дней обучения, поощрялось добровольное желание стать членом одной из них. Традиционным стало и наличие в составе групп радистов, иногда даже двух.

В апреле 1943 г. школа передислоцировалась в г. Осипенко (в главное расположение команды «Русланд Зюд»), затем на территорию рейха. С учетом «специальности» большинство диверсионно-разведывательных формирований десантировались в районы Астрахани, Гурьева, на территорию Узбекской и Туркменской республик. Как показало время, практически все они оказались обречены.

С середины 1943 г. трехступенчатая система подготовки агентов в школах РСХА подверглась усовершенствованию. Последнее объяснялось чувствительными потерями диверсионно-разведывательных кадров и неоправданно большим, с точки зрения Кальтенбруннера, сроком их подготовки. От централизованного обучения агентуры решено было отказаться. Эта миссия была возложена на только что созданные главные команды СС «Русланд Митте» и «Русланд Зюд», а также органы «Цеппелина». Пройдя в их предварительных лагерях двух-трехмесячный «карантин» и ускоренную проверку, идеологическую обработку и общую военную подготовку, для окончательного укрепления нацистского восприятия действительности, с целью доказать верность рейху, кандидаты в агенты направлялись в подразделения войск СС, где не менее месяца участвовали в карательных операциях против партизан и мирного населения. Испытательный срок заканчивался в спецшколах «Ваффеншулле», организованных на базе бывших «гауптлагерей».

В этот же период окончательно определялась и будущая профессия каждого агента – диверсант, разведчик, радист, пропагандист и др. Наиболее перспективные (преимущественно с высшим образованием) проходили индивидуальную подготовку для нелегальной и диверсионно-разведывательной работы в глубоком советском тылу. Значилась среди них и диверсионная группа «Ульм», подрывные действия которой предполагалось развернуть на Урале и в северных областях СССР.

Скрупулезно шел отбор радистов. В их число попадали особо проверенные и надежные агенты, на которых, кроме выполнения обязанностей по специальности, возлагалась задача наблюдения за действиями и настроениями членов диверсионно-разведывательной группы. Вместе с командиром им же вменялось предпринимать решительные, вплоть до физического уничтожения, меры на случай измены или опасности пленения.

В 1944 г. «образовательная» система подготовки агентуры спецслужб РСХА претерпела очередное усовершенствование. Приняв опеку над школами и курсами бывшего Абвера, VI управление Вальтера Шелленберга развернуло подготовку агентов не только для существующих потребностей, но и с прицелом на послевоенное время. Тогда же в Дрездене открылась высшая разведшкола «Арбайтсгенайншафт», главной задачей которой стала подготовка нелегалов для работы в республиках Средней Азии. Такие же «учебные заведения» вскоре появились еще в некоторых городах Германии.

Программа обучения агентов и диверсантов в школах РСХА от абверовских особо не отличалась. Традиционно преподавались минно-подрывное и радиодело, методы разведывательной работы, приемы и способы связи, вербовки осведомителей, конспирации, фашистской агитации, организации диверсионно-повстанческих групп и др. Ежедневно проводились занятия по строевой, физической и огневой подготовке, топографии и др. Изучались новые образцы мин и взрывчатых веществ, способы их маскировки в виде угля, противогазных коробок, бытовых предметов и т. д. Исключение составляла лишь индивидуальная подготовка агентов-нелегалов. Наряду с изучением общих и специфических приемов и методов агентурной работы, она предусматривала усвоение целого ряда дополнительных знаний – тайнописи, радиодела, углубленное изучение легенды прикрытия, каналов связи и многое другое.

После окончания учебы агенты разбивались на диверсионно-разведывательные группы. В соответствии с предполагаемыми районами действий и «служебным положением» проходило обеспечение подложными документами, военным, специальным обмундированием или гражданской одеждой, а также деньгами, оружием, спецсредствами, медикаментами, взрывчатыми веществами, минами и т. д. Вес снаряжения и вооружения нередко составлял 25–30 и более килограмм. На окончательное укомплектование и инструктаж (общий и отдельно с каждым членом группы) отводилось несколько дней. Для возвращения через линию фронта агент получал условный пароль-пропуск. Это, как правило, были слова: «1Ц СД» или его порядковый номер, например «К-67», где буква расшифровывалась как «Кавказ».

Характерной особенностью подготовки и воспитания агентурных кадров с участием спецслужб РСХА стало наличие в «образовательной» системе специального штрафного лагеря, где содержались агенты и официальные сотрудники «Цеппелина», других диверсионно-разведывательных формирований, совершившие те или иные проступки, расшифровавшиеся или вызывающие подозрение в преданности после возвращения из советского тыла. Появление лагеря пришлось на середину 1942 г. Дислоцировался в г. Крейцбурге (Верхняя Силезия), где шифровался под видом общего лагеря военнопленных (шталаг 318). В различное время численность его «подопечных» составляла от 100 до 400 человек. В зависимости от степени доверия они делились на несколько категорий: зачисленные в «особый взвод» штатные лагерные сотрудники, штрафники, особые штрафники, реабилитированные. Каждая из категорий имела определенного цвета одежду и издали заметный отличительный знак. У штрафников она была желтой с буквами «СУ». У «коллег» из категории «особых» такого же цвета с дополнительной буквой «С» на спине. Реабилитированные носили синюю униформу с теми же буквами «СУ». Остальной контингент облачался в одежду синего цвета без знаков «различия».

Первоначальной категорией, в которую попадали все прибывшие в лагерь, были штрафники. В «особом взводе» числились реабилитированные. После проверки их дальнейшая участь, как правило, определялась службой в полицейских подразделениях. Позже (в январе 1944 г.), на базе «особого взвода» появилась «зондеркоманда 108», на базе которой велась подготовка полицейских, а также штатных лагерных сотрудников и агентуры для работы в лагерях военнопленных и среди иностранных рабочих. После переформирования в «Шулюнгкомандо» (учебную команду) в ней стали осуществлять обучение традиционных специалистов шпионского ремесла. Финальный аккорд деятельности штрафного лагеря и его «учебной команды» пришелся на весну 1945 г.

Работа школ (курсов) Абвера и РСХА, прежде всего по организации обучения, внутреннего распорядка, решению бытовых вопросов, выдерживалась в традиционном немецком стиле и была схожей. В 1942–1943 гг., в сравнении с последующим периодом, она отличалась большей терпимостью и свободой действий обучавшегося контингента. Ситуация кардинально изменилась после поражения Вермахта на Курской дуге. Усилился внутренний режим, возросли требования к дисциплине, активизировался учебный процесс. Шесть часов специальной и общей подготовки увеличились до восьми-десяти. Переменный состав школ, дислоцировавшихся на территории рейха, только изредка стал бывать на экскурсиях, в ознакомительных поездках и т. д. Сократился и общий срок подготовки агентуры. Теперь он составлял 1–3 месяца, в отличие от прежних 3–6.

Возглавляли школы и курсы Абвера старшие и младшие офицеры, реже – имевшие боевой и специальный опыт по профилю обучения фельдфебели и унтер-офицеры. В отдельных случаях ими руководили офицеры Вермахта или РОА, они же – кадровые абверовские агенты из среды белоэмигрантов и националистов, среди них Борис Смысловский, Борис Рихтер, Георгий Бобриков, Сергей Обухов и др. Организационно-штатная структура школ, численность постоянного и переменного состава определялись спецификой и направленностью обучения. В среднем число штатных сотрудников составляло от 30 до 100 человек. Должности преподавателей и переводчиков занимали преимущественно бывшие советские и военнопленные других стран, имевшие соответствующую подготовку и изъявившие желание сотрудничать с немцами. Было среди них немало и тех, кто занимался изготовлением подложных документов, легенд прикрытия и т. д.

Маскируя «учебные заведения» под различные военные, полувоенные и гражданские объекты, Абвер стремился располагать их в наиболее неприметных и малодоступных местах. Всячески ограничивались и контакты обучающихся с местным населением. Для более тщательной их проверки обычным явлением стало насаждение в местах дислокации внутренней агентуры. Немало ее действовало и непосредственно в школах.

Форменную одежду курсанты получали из захваченных в оккупированных странах воинских складов. Изредка выдавалась немецкая униформа без погон. Право на ее ношение получали лишь наиболее отличившиеся. Виды поощрения для побывавших в «боях» агентов устанавливались в виде краткосрочных отпусков для поездки в Германию, денег, продуктов, сверхлимитных билетов в бордель, присвоения званий рядовых, унтер-офицеров, реже младших офицеров РОА или Вермахта, награждений т. н. «восточными медалями», низшими наградами рейха.

Курсанты, преимущественно по национальному признаку, проживали в казармах или бараках. Отдельно селились лишь обучающиеся по индивидуальной программе. Их общение с внешним миром всячески ограничивалось.

Трехразовое курсантское питание осуществлялось по нормам тыловых частей Вермахта. Со временем оно стало ухудшаться. Денежное содержание составляло 10–20 рейхсмарок в месяц. Их хватало лишь на насущные бытовые потребности. Культурно-массовая работа ограничивалась просмотром военных хроник министерства пропаганды рейха, художественными немецкими и иностранными фильмами, чтением нацистских газет и журналов, среди них – издаваемые РОА. Практиковались занятия различными видами спорта, в большинстве игровыми.

Организационно-штатное построение работы школ РСХА отличалось более жестким подходом и атмосферой бытия. Сам факт их нахождения на территории концлагерей уже создавал напряжение и нервозность. И хотя будущие агенты освобождались от тяжелых физических работ, имели относительно комфортабельные условия быта, достаточно времени для совершенствования шпионско-диверсионного мастерства, занятий спортом, дымящие трубы крематориев постоянно напоминали о реально существующей опасности возврата за колючую проволоку. Последнее служило и стимулом для добросовестного выполнения взятых в свое время на себя обязательств.

Все ступени подготовки агентуры РСХА (в заммельлагерях, формлагерях и собственно в диверсионно-разведывательных школах) возглавляли члены СС, сотрудники СД или гестапо. В отдельных случаях это были старые проверенные кадры из представителей других народов, среди них, например, оберштурмфюрер СС Аркадий Кочубей. Лиц из числа военнопленных и других категорий использовали только в качестве вербовщиков, переводчиков, преподавателей общевоинской подготовки, лечебного персонала, а также специалистов по изготовлению фальшивых документов. Из них же отбирались и «доверенные лица», осуществлявшие агентурно-оперативные разработки обучающихся и постоянного состава на лояльность к нацистскому режиму. Обыденным явлением были проверки на преданность рейху и с участием курсантов. В некоторых школах (в Евпатории, Осипенко и других) «личные качества» переменного состава изучались во время отпусков в город с последующим «случайным» знакомством с женщинами и мужчинами – внутренними агентами. Представляясь подпольщиками, партизанами или просто патриотически настроенными людьми, они старались навязать откровенный разговор, узнать подробности служебного положения и др. Недонесение о знакомстве и состоявшемся разговоре было для гестапо серьезным сигналом. Использовались и провокации, спаивание и т. д. Заподозренных в наименьшей нелояльности отправляли в концлагерь, в лучшем случае – в зондеркоманды или полицейские подразделения.

Тщательный отбор агентуры, ее неоднократные проверки и повязывание кровью преступлений стало серьезным залогом для определенных успехов РСХА в войне на невидимом фронте. В сравнении с диверсионно-разведывательными кадрами Абвера, попавшими в сети НКВД – НКГБ и СМЕРШа, их количество несколько разнилось. С другой стороны, и общее их число, в сравнении с Абвером, было в разы меньшим.

Роль РСХА в организации разведывательно-диверсионной деятельности в тылу Красной Армии, в том числе с участием агентуры, усилилась после падения адмирала Канариса, особенно с участием Отто Скорцени и его «истребительного соединения войск СС». Последнее нашло проявление в укреплении контактов с ОУН и УПА, националистическими организациями в Прибалтике, попытках сформировать диверсионную сеть «Вервольф» на территории рейха и др.

В архивных материалах и различных публикациях не приходилось встречать общей цифры агентуры, прошедшей специальную подготовку в «кадровых кузницах» Абвера, РСХА, других немецких спецслужб. Косвенные данные и собственные подсчеты дают основания утверждать: если не учитывать 1941 год, когда главная ставка была сделана на агентурные кадры «грубого помола», то в последующий период войны их общая численность составила не менее 90—100 тысяч человек. Примерно 75 % из них были обезврежены во время задержания или пришли добровольно с повинной. Некоторое количество агентов, прошедших специальную подготовку, советские спецслужбы выявили в послевоенное время. Но немало оказалось и тех, кто уцелел, не был наказан за сотрудничество с врагом, более того, нашел «приют» у новых хозяев. В современных условиях, как свидетельствуют факты, в первые ряды борцов за «демократию и процветание» во многих случаях и странах мира стали их дети и внуки.

 

Дорогами «троянского коня»

Кроме общеизвестных целей и задач, способов и методов ведения, тайная война между противоборствующими сторонами всегда сопровождалась различными ухищрениями и уловками.

Последнее в равной степени было присуще как «благородной разведке», так и «низменному шпионажу». У многих на слуху знаменитая легенда о «троянском коне». 10 лет безуспешной осады греками Трои – и лишь один хитроумный ход, подсказанный Одиссеем, принес им давно желаемый успех. Неоднократно громивший римские армии в ходе Пунической войны (III ст. до н. э.) военачальник древности карфагенец Ганнибал успехами был обязан не только себе как талантливому полководцу, но во многом шпионам и соглядатаям. Надев парик и прицепив фальшивую бороду, он и сам не раз проникал в римский лагерь.

Со временем ухищрения все шире стали использоваться не только в военных целях, но и в борьбе с уголовной преступностью. Истории известны множество примеров, когда для получения искомых результатов правоохранительные и карательные органы применяли их во все более широких масштабах. Не оставался в долгу и уголовный мир. «Масса всевозможных преступлений совершается ежедневно у нас в России», – писал в свое время бывший начальник Харьковской сыскной полиции В. фон Ланге. Рассказывая о поиске и задержании одного из преступников, вспоминал: «…Переодевшись в костюм чернорабочего, загримировавшись, я измазал себе черным порошком лицо, шею и руки, дабы быть похожим на рабочего угольщика и, взяв револьвер, отправился в ночлежный приют…

Придя в сопровождении указчика – вора в карантин, мы улеглись на грязные матрацы… Шло время. Настроение духа стало убийственное. Насекомые в громадном количестве не замедлили нанести мне визит и посетить мою голову и тело. Недоверие к соседу возрастало. А вдруг приятель мой изменил и предупредил своих товарищей в приюте, сообщив, кто я! Финал будет – уложат на месте и концы в воду. Нервы страшно расшатались, мурашки по телу пробежали в помощь грызущих меня насекомых…» Страхи фон Ланге оказались напрасными. «Приятель» не выдал, преступника удалось задержать…

В вопросах различных ухищрений и уловок исключением не стали события на Восточном фронте с активным участием немецких и советских спецслужб. В зависимости от военно-политической ситуации и положения на фронтах они применяли как общие, так и специфические формы и методы разведки и контрразведки, подбирали исполнителей, определяли районы их действий, ставили те или иные задачи. Главным при этом оставалось одно: нанести максимально возможный урон противнику.

В деятельности обеих сторон важное место занимали приемы маскировки. Последнее особенно присуще работе Абвера и РСХА – это легендирование агентуры, использование советской военной и специальной формы одежды, подложных документов, наград, морально-психологическая подготовка агентов и другое. Уловки противника со временем не стали большим секретом для НКВД и его особых отделов, а позже органов НКГБ и СМЕРШа. Но, кроме времени, от них потребовалась еще долгая и кропотливая работа.

До первого серьезного поражения в ходе войны немецких войск под Москвой «Абвер-заграница» и его фронтовые абверкоманды и абвергруппы вопросами ухищрений при подготовке агентуры особо не интересовались. Появление огромного количества военнопленных, немалого числа перебежчиков и добровольно сдавшихся в плен не только создавали условий для массовой вербовки агентуры, возможностей в постановке ей тех или иных диверсионно-разведывательных задач, достаточно легкой ее переброски за линию фронта и в ближайшие прифронтовые районы, но и укрепляли уверенность в неотвратимом и скором крахе большевистского государства. Не виделось особой необходимости и в тщательном легендировании «агентов-однодневок». Подготовительная работа с ними сводилась к банальному натаскиванию утверждать о «выходе из окружения», «побеге из плена» и др. Перед переброской не усматривалась и потребность отбирать у завербованных личные документы, а нередко и оружие, брать подписки о сотрудничестве. Решающим фактором абверовцы считали время, ибо длительное нахождение «окруженца» и «беглеца» на оккупированной территории уже само по себе могло вызвать подозрение у советской контрразведки. Для пущей убедительности их «героического поведения» агентам имитировали легкие ранения, контузии, различные заболевания. Победный марш войск Вермахта убеждал: окончательное поражение советов не за горами, а отсюда не усматривалась особая необходимость в углубленных ухищрениях и уловках.

К примитивизму сводилось и объяснение внезапного появления «пропавших» красноармейцев и командиров в расположении своих воинских частей. Кроме традиционного «выхода из окружения» и «побега из плена», возвращение чаще всего объяснялось «отставанием от подразделения», «ранением», «потерей ориентиров» и др. Еще меньше обращалось внимание на обмундирование агентов. «Проблема» сводилась к простой аксиоме: чем более потрепанным и измученным будет их внешний вид, тем убедительнее прозвучит рассказ о мытарствах «в окружении и плену».

Затянувшаяся война, ощутимые потери фронтовых войск и боевой техники потребовали от Абвера и РСХА кардинально улучшить диверсионно-разведывательную работу, в том числе в области ухищрений и маскировки агентуры. «Несмотря на внушительные успехи наших армий на Восточном фронте, – вспоминал Вальтер Шелленберг, – к лету 1942 г. для тех, кто разбирался в обстановке, стало ясно, что нам приходится сталкиваться с все возрастающими трудностями… Гиммлер и Гейдрих наседали на меня, требуя дополнительной информации о России, так как имеющегося разведывательного материала было недостаточно».

Не меньше проблем возникло и перед советской контрразведкой. Массовое появление на линии фронта и в тылу немецкой агентуры, ее заметное влияние на фронтовые события вынуждали не только искать меры по локализации подрывных действий, но и предпринимать превентивные шаги на их упреждение. Наряду с развертыванием фильтрационных лагерей по проверке побывавших в плену и окружении, в 1941 г. было положено начало системному изучению опыта работы спецслужб противника, в том числе по применению агентурно-оперативных приемов и уловок.

Общие атрибуты маскировки «доверенных лиц» врага (национальность, язык, легендирование, документальное обеспечение, одежда и пр.) диктовались районами их предполагаемого пребывания, наличием или отсутствием в них военного положения, составом населения, многими другими факторами. В глубокий тыл с определенной легендой агенты направлялись под видом командированных, раненых, прибывших из госпиталей, беженцев, эвакуированных, различных гражданских специалистов и т. д. Соответствующей была и экипировка. В этом случае от других заметно отличалась агентура, обучавшаяся в Брайтенфуртской разведывательной школе (дислоцировалась вблизи Вены), в которой постигали «науки» диверсионно-разведывательной работы на советских авиационных заводах. В группе «Технише-Люфт» они изучали технологическую оснащенность, кадровое обеспечение, уязвимые места и др. Для качественной и количественной оценки военно-воздушных сил СССР обучение осуществлялось в группе «Люфт» (авиация). Кроме военной и специальной подготовки, будущие агенты в деталях знакомились с новыми типами и тактико-техническими характеристиками советских самолетов, их вооружением, изучали парашютное дело, аэродромное обслуживание, многие другие вопросы. Пройдя дополнительное обучение в Варшавской разведшколе, с помощью авиации агенты перебрасывались в крупные промышленные центры Урала и Сибири. Срок нахождения в советском тылу определялся годом и более.

Выпускников школы учили также применять искусство маскировки. После преодоления линии фронта путь одной из разведывательных групп пролегал в Среднюю Азию. Пытаясь скрыть находящиеся в двух чемоданах мощные радиостанции, их опечатали сургучной печатью воинской части. Той же печатью был «освящен» и пакет с традиционным грифом «Сов. секретно» под № 00508 в адрес «начальника связи САВО» (Среднеазиатского военного округа). Не менее убедительным было и его содержание. От имени научно-исследовательского института связи Красной Армии, с соответствующими подписями и гербовой печатью, сообщалось: «Во исполнение распоряжения начальника штаба Красной Армии посылаю Вам 2 трофейных радиоаппарата. Вам надлежит немедленно приступить к их испытанию в работе на большое расстояние.

Указание о порядке использования аппаратов, номера радиоволн и позывные, а также сроки работы Вам даны ранее нашим № 0041/2/5. О получении радиоаппаратуры немедленно уведомьте по телеграфу.

Нач. строевого отдела майор Шкляр.

Зав. делопроизводством техник-инженер 2-го ранга Сорокин».

Достоверность легенды и личностей «командированных» подтверждались «личными» документами – командировочными предписаниями, паспортами, трудовыми книжками, свидетельствами об освобождении от воинской повинности и т. д. По прибытию в Ташкент «освобожденный от призыва в армию» (сквозное пулевое ранение в правую лопатку) руководитель разведывательной группы предполагал легализоваться, устроившись на один из промышленных объектов. «Тяжелое увечье» имитировалось хирургической операцией немецких врачей. В отдельных случаях Абвер и РСХА шли еще дальше, засылая в советский тыл агентов-инвалидов, которых такими делали сами.

Ситуация с легендированием агентуры другой виделась в пределах фронта и прифронтовых районах. «Уважением» немецких спецслужб здесь пользовалась форма и документы сотрудников НКВД, НКГБ, а позже СМЕРШа, работников милиции, пожарных, железнодорожников, командного и младшего начсостава армии и флота. Для особо ценных агентов предпочтение отдавалось форменной одежде и документам среднего и старшего начсостава НКВД – НКГБ, офицеров военной контрразведки. По мнению вражеских разведцентров, их появление в соответствующем облачении, и надо отметить, не без основания, должно было вызывать у населения, военных патрулей, представителей частей и подразделений охраны тыла, территориальных правоохранительных структур если не почтение, то, по крайней мере, уважение и соответствующее доверие. Военная форма, чаще всего полевая командирская, использовалась для действий агентуры вблизи фронта. Мотивация заключалась в стремлении агентов и диверсантов ничем не выделяться среди массы военнослужащих, направляющихся на фронт, в тыл на переформирование, в связи с ранением в медсанбат и т. д. Нередко прикрытием служили различные командировочные предписания и приказы по выполнению якобы задач трофейных, саперных, санитарных, похоронных и других команд.

Стремились немецкие спецслужбы следить и за всеми изменениями в советской форменной одежде, снаряжении и вооружении, натаскивали подопечных в знании воинских уставов, в первую очередь внутреннего, караульного, дисциплинарного и строевого. Однако уследить за всеми изменениями и новшествами в Красной Армии удавалось не всегда. Иной раз злую шутку с агентурой играли немецкая скрупулезность и педантичность, а также шаблонный подход к шпионскому делу. Зимой 1942 г. в прифронтовой полосе Брянского фронта отделение из состава войск по охране тыла задержало пять красноармейцев, имевших полную экипировку фронтового бойца – вещмешки, фляги, противогазы, саперные лопатки, вооружение и снаряжение. «Парад» и подвел. Заподозрив в дезертирстве, их задержали. Как оказалось не зря. Фляги и противогазные сумки «красноармейцев» были заполнены взрывчаткой. В вещмешках находились взрыватели, запас гранат, боеприпасов, другие принадлежности диверсантов.

Изучение ухищрений врага по маскировке агентуры постигалось нелегко, порой ценой человеческих жизней или безнаказанного проникновения агентов и диверсантов в действующую армию и советский тыл. Полученные данные сопоставлялись, анализировались и доводились до заинтересованных инстанций и лиц. Результаты отражались в документальных сообщениях, сводках, обзорах, приказах, донесениях, указаниях, других документах особых отделов, НКВД, позже органов СМЕРШа и НКГБ, Главного управления войск по охране тыла действующей Красной Армии, других оперативных подразделений. Так, в марте 1942 г. Управлением погранвойск НКВД Калининского фронта была подготовлена разведывательная информация «О дислокации органов немецкой разведки на временно оккупированной территории, их личном составе и методах работы». Тогда же 2-е Управление НКВД СССР представило ориентировку «Об использовании германскими разведцентрами советских документов для прикрытия агентуры, забрасываемой в наш тыл»; Управление войск НКВД по охране тыла Брянского фронта направило доклад «О структуре, дислокации, формах и методах деятельности германской разведки, действующей на участке фронта» и др.

В 1942 г. появилась и агентурно-оперативная информация об учебных центрах немецких спецслужб. В частности, о разведывательно-диверсионных школах в Варшаве, Люблине, Минске, Витебске, Полтаве, Сумах, Братиславе, Смоленске других городах. «11 августа с.г. (1942. – Авт.), – отмечалось в директиве НКВД СССР, – Особым отделом Черноморского флота арестованы явившиеся с повинной бывший командир батареи 789-го стрелкового полка 390-й стрелковой дивизии Атоянц Сергей Леонидович и бывший командир роты 554-го полка 138-й горно-стрелковой дивизии Потоков Джонхай Асланчериевич, которые заявили, что они являются агентами германской военной разведки и переброшены самолетом на нашу сторону с разведывательным заданием… В начале июля (после пленения. – Авт.) Атоянц и Потоков были направлены в г. Тавель (в 15–20 км от Симферополя), где прошли обучение в разведывательной школе… Школа готовит агентов-разведчиков, диверсантов-подрывников для совершения диверсионных актов на железных дорогах, складах, других объектах в тылу частей Красной Армии и агентов-»ударников», в задачу которых входит при наступлении германской армии первыми проникать в расположение наших войск и стрельбой из автоматов создавать видимость окружения и тем вносить панику в ряды бойцов».

В июне 1943 г. в ориентировке УКР СМЕРШ Юго-Западного фронта, в свою очередь, отмечалось: «На основе тщательного исследования документов и экипировки вражеских разведчиков, задержанных за последние два месяца, установлено следующее: печать воинской части Красной Армии, от которой якобы выданы документы, в удостоверениях проставлена непривычно отчетливо. Выделяется каждая буква оттиска и извилина герба печати. Мастика лиловая, светлая. Буквы почти круглые, несколько растянуты в стороны, а не овальные, какими обычно набран оттиск печатей наших частей».

Приводились и замеченные у агентуры отличия от форменной одежды среднего и младшего командного состава Красной Армии: шинельные погоны вшиты в плечевой рубец, в то время как должны были лежать сверху над окончанием рукава или до него не доходить; пуговицы на шинелях с обратной стороны плоские (в оригинале – вогнутые внутрь); на гимнастерках они имели различный оттенок – светлый, желтый и даже с позолотой. Отличались по цвету и крою брюки-галифе и гимнастерки. В первом случае вместо защитного они имели темно-синий цвет, а в гимнастерках появились отложные воротнички.

Германская пунктуальность, но одновременно небрежность, еще больше проявилась в экипировке агентов нижним бельем, а также вооружением и снаряжением. Исподние рубахи имели разрезы по бокам; пуговицы на них и кальсонах обтянуты тканью, белье пошито из хлопковой материи цвета «нашей бязи». На вооружении большинства шпионов-«командиров» находился револьвер системы «Наган». Но и здесь был допущен промах: вместо 21 патрона (на 3 зарядные очереди) немцы агентам выдавали лишь 20.

Уличить диверсантов Пункару и Исмаилова помогли сами же абверовцы. Изучив снаряжение задержанных, следователь спросил «красноармейца» Кондратия Пункару, знаком ли он с Исмаиловым.

– Не знаю и никогда не видел.

– Компас, изъятый у вас, имеет номер 2873С?

– Не помню.

– Вы расписались в протоколе обыска, а там записано, что у вас изъят компас с указанным номером.

– Возможно.

– Значит это ваш компас?

– Выходит, мой.

– А Исмаилова компас имеет номер 2874С. Как вы это можете объяснить?

– Не знаю.

– Тогда объясню я. Он получен вами там же, где получал компас Исмаилов. Плохо позаботились о вас хозяева…

В мае того же года о небрежности и промахах немецких разведывательно-диверсионных органов в легендировании агентуры информировало и Управление контрразведки Южного фронта, подчеркивая, что выявленные у агентов документы в «своем большинстве не отвечают действительности ни по времени выдачи, ни по существу имеющихся в них записей», так как отсутствуют некоторые из них, которые приняты в частях Красной Армии и гражданских учреждениях. В частности, в расчетных книжках командного состава (§ 10) отсутствовали записи о штатно-должностных окладах, надбавках за выслугу лет, а также «отметки о сдаче облигаций в фонд обороны страны». Не имелось печатей и подписей начальников финорганов, выдававших эти документы. УКР фронта зафиксировало и «проколы» в записях трудовых книжек. Внимание обратили на тот факт, что они все были сделаны одинаковыми чернилами, одной и той же рукой. «Характерной отличительной чертой является и то, – подчеркивалось в указаниях, – что сброшенные за последнее время агенты-парашютисты обмундировуются немецкой разведкой в форму Красной Армии, причем на погонах командного состава прикреплены звездочки… по цвету металла и форме изготовления отличаются от наших. То же можно сказать и в отношении пуговиц на петлицах».

Ориентировки по ухищрениям врага, другие подобные документы во всех случаях требовалось «проработать со всем оперативным составом» армий, корпусов, дивизий, полков, а также «проинформировать соответствующие органы и инстанции, занимающихся розыском вражеских шпионов и диверсантов».

В экипировке и маскировке немецкие спецслужбы прибегали и к другим уловкам. На одном из крупных железнодорожных узлов Украины все, в том числе и охранные структуры, привыкли к ежедневному появлению в грязной одежде и растрепанными волосами безумной женщины. Среди прибывших и убывающих солдат несчастная искала единственного погибшего сына. Неизвестно, сколько бы продолжались ее «поиски», если бы не бдительность одного из контрразведчиков, заметившего одну особенность: безумные глаза «убитой горем» женщины становились осмысленными и полными внимания при прохождении литерных воинских эшелонов. Остальное стало делом техники. «Сумасшедшей» оказался давно разыскиваемый немецкий резидент, к тому же… это был мужчина.

О такой же уловке абверовцев вспоминал и генерал-майор запаса К. Ф. Фирсанов (в послевоенные годы – начальник Орловского областного управления НКВД): «Город Елец, где, кроме гражданских учреждений, располагалось немало военных штабов и складов, очень интересовал немецкую разведку, и она не раз пыталась забросить к нам своих шпионов. Здесь появился с виду безобидный, внешне ненормальный человек. Грязный, одетый в рваную рубашку и что-то отдаленно напоминающее брюки, бормоча себе под нос, он шатался по городу с видом полного безразличия. Мог с явным удовольствием идти по самой середине дороги по колено в грязи, хотя рядом был тротуар. «Контуженный» – определили сердобольные горожане. Однако наши чекисты установили за ним наблюдение. Выяснилось, что этот «контуженный» заброшен немцами для выяснения данных о войсках и штабах в районе Ельца и его окрестностях…».

В феврале 1943 г. нечто подобное произошло в г. Малоархангельске. Патрульный наряд войск охраны тыла задержал гражданина «Н». Выглядел он душевнобольным, речь была бессвязной, поведение нестандартным, а неряшливая одежда – вызывающей. Каждый день «Н» бродил по городу и его окрестностям, не раз появлялся и в расположении воинских частей. Именно интерес «душевнобольного» к последним и привлек внимание особистов. Проверили документы, но ничего подозрительного не обнаружили. Были они в полном порядке и лишь подтверждали его недееспособность. Однако проверку решили продолжить, в том числе путем негласного наблюдения. «Н» отпустили, направив вдогонку оперативников. Все прояснилось, когда «блаженный» привел в свою «обитель» в подвале полуразрушенного дома. Доказательством стали портативная радиостанция, револьвер, продукты питания и более 9 тыс. рублей. Обнаружили особисты и шифры, расписание радиосвязи с абверовским центром.

«Душевнобольным» оказался агент-маршрутник, одновременно радист Деев, он же Фомин, 1919 г. р., уроженец Орловской области. Закончив в свое время диверсионно-разведывательную школу, обеспеченный поддельной справкой эвакогоспиталя о душевной болезни и метрической выпиской на имя Машенина Сергея Петровича, получив накануне отступления немецких войск от абвергруппы разведывательное задание и детальный инструктаж, остался в городе. Сколько бы длилась «одиссея» агента, неизвестно, но подвел немецкий шаблон. Способ маскировки – легализация агентуры под видом калек, контуженных и душевнобольных – фронтовым подразделениям Абвера, судя по всему, нравился, и применяли они его излишне, что вскоре стало достоянием советской контрразведки, ибо чужой опыт изучался, особенно если тот или другой прием достаточно часто использовался в географически ограниченном районе.

Важное место в экипировке агентов и диверсантов противника занимали советские знаки доблести. В первый год Великой Отечественной войны число награжденных, даже среди тех, кто длительное время находился в действующей армии, было невелико. Медаль, а тем более орден на груди подсознательно вызывали у окружающих неподдельное уважение. Не случайно охота за наградами со стороны немецких спецслужб носила планомерный характер. Специальные команды забирали их у убитых, отбирали у раненных, военнопленных, у населения оккупированных районов.

Сообщения об использовании для легендирования агентуры советской военной и специальной форменной одежды, соответствующей фурнитуры, наград и документов стали поступать из различных источников уже в начале 1942 г. В январской директиве союзного НКВД отмечалось, что для «снабжения перебрасываемых на нашу сторону агентов германская разведка заготавливает знаки различия, эмблемы и петлицы различных родов войск Красной Армии». Появились сведения и о задержании «доверенных лиц» немецких спецслужб с наградами СССР. В ориентировке ГУ войск НКВД по охране тыла (сентябрь 1943 г.) «О методах маскировки агентов, забрасываемых вражеской разведкой в советский тыл» говорилось: «Агентура немцев все чаще прикрывается орденами и медалями Союза ССР с соответствующими к ним документами. Диверсант «Б» (Центральный фронт) был снабжен медалью «За отвагу», агент «Т» (Калининский фронт) имел медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Тогда же ОКР СМЕРШ Среднеазиатского военного округа в лице начальника генерал-майора Ф. И. Гусева информировал подчиненные инстанции, что с целью лучшей «легализации своей агентуры в нашем тылу, немцы перед заброской снабжают ее медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», а также подложными временными удостоверениями на право ношения этих наград».

С увеличением числа задержаний накапливалось и количество отобранных у агентов наград, других знаков отличия. Возросла и их разновидность. Появились медали «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», ордена Красной Звезды, Отечественной войны, Славы, в отдельных случаях Красного Знамени, Ленина и др.

Создавая лазутчикам «героический образ», со временем нацистские разведорганы начали «крысятничать» – взамен подлинных наград стали цеплять фальшивки. Последнее объяснялось двумя причинами: отсутствием достаточного их количества, а главное – наличием в советских знаках доблести драгоценных металлов. Так, медали «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии», «За отвагу», «За боевые заслуги», ордена Красной Звезды и Славы III степени были серебряными. При изготовлении орденов Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны и Славы I и II степени и многих других использовались платина, золото и позолоченное серебро. В частности, драгметалл в ордене Ленина (платина, золото) «тянул» на 45,5 г, Красной Звезде (серебро) – 37,6 г, медалях «За отвагу», «За боевые заслуги» (серебро), соответственно 29,2 и 21,68 г.

Взвесив «за» и «против», специалисты из «Абвер-заграница» и РСХА решили сами наладить производство советских наград. Исключение делалось лишь для вполне надежных и тщательно проверенных диверсионно-разведывательных кадров, на которые возлагались задания чрезвычайной важности. Среди них, например, был агент Шило, с участием которого предполагалось совершить покушение на Сталина. Обмундированного в форму майора СМЕРШа, с документами на имя Таврина Петра Ивановича, заместителя начальника отдела КРО 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта, ко всему его обеспечили Звездой Героя Советского Союза, орденами Ленина, Александра Невского, двумя Красного Знамени, Красной Звезды, несколькими медалями. Все награды были подлинными. Золотую Звезду гитлеровцы отобрали у пленного, а затем убитого ими в концлагере Флоссенберг командира 16-й горно-стрелковой дивизии 18-й армии Южного фронта генерал-майора Ивана Михайловича Шепетова. Остальные знаки отличия «позаимствовали» у других военнопленных.

Тщательную подготовку Шило-Таврина к террористическому акту осуществляло VI Управление РСХА бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга, главным образом его структурное подразделение VI Ц (диверсии, террор) в лице особого реферата VI Ц/Цет. Последний осуществлял и руководство диверсионно-разведывательным центром «Цеппелин». Личными наставниками Шило выступали оберштурмбанфюреры СС Гайнц Грефе и Ралл. На заключительном этапе к подготовке операции подключились и штурмбанфюрер СС Отто Краусс (начальник команды «Русланд Митте» айнзатцгруппы «А»), а также мастер диверсий Третьего рейха Отто Скорцени. Но даже они не уберегли агента от «прокола». Как свидетельствует «памятная» фотография Шило-Таврина с Грефе, на его груди советские награды размещены с нарушением действующего с 1943 г. Устава внутренней службы Красной Армии. Ордена Отечественной войны, Красной Звезды, Александра Невского, некоторые другие должны были размещаться на правой стороне. У агента они все расположены на левой. Из-за обилия «заслуженных» наград не нашлось места для двух медалей «За отвагу», которые, по признанию арестованного Шило, гитлеровцы «вручили» ему накануне отбытия в советский тыл. Отсутствовал у него по легенде и обязательный для ношения в гвардейских частях знак «Гвардия».

Архив

В контексте наградной системы периода Второй мировой войны следует отметить: у гитлеровской Германии, особенно на заключительном этапе ее существования, отношение к изготовлению собственных знаков отличия было достаточно «легким». Побеждали немецкие расчетливость и практицизм. Превратившись по воле Гитлера из наград территориальных удельных государств (земель) в общенациональные, имея в основе внешнего вида символику (атрибутику) нацистов (свастику, красный, белый и черный цвет), награды и наградная система Германии к началу 1939 г. в целом получили законченный вид. Высшей военной наградой Третьего рейха считался Рыцарский крест Железного креста (носился на шее на специальной ленте), с четырьмя его разновидностями: с дубовыми листьями; дубовыми листьями и мечами; дубовыми листьями, мечами и бриллиантами; золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.

Состоял крест из трех частей: железной основы, лицевой и наружной рамок. Собственно оправа была серебряной, а позже – из так называемого «немецкого серебра»: сплава меди, цинка и никеля. В конце войны немало экземпляров содержали только цинк. Основа ордена изготавливалась из чистого железа, а для награждения моряков (с учетом ношения в условиях морского климата) – из черненой латуни. Что же до более высоких степеней награды, то общий вес всей дополнительной конструкции, которая прикреплялась на специальной застежке над крестом (золотые дубовые листья, мечи, бриллианты), составлял соответственно лишь 2,7 карата и около 8 г золота или 18 г позолоченного серебра. Учитывая, что количество награжденных последними четырьмя степенями составляло немногим более тысячи человек (от общего награждения Рыцарским крестом 8,5 тыс.), расходы рейха в драгметаллах в этом случае были ничтожны. Подобное содержание металлов, за исключением золота и бриллиантов, имел Железный крест I и II степеней.

Еще более упрощенно изготавливались другие награды – Немецкий крест («Восточная звезда»), Испанский крест, крест «За военные заслуги» и др. В их основе были только бронза, медь и «немецкое серебро». Драгоценные металлы – серебро (800-й пробы), а тем более золото, имелись фрагментарно, и то лишь изредка.

И совсем уж примитивно выглядели медали и нагрудные (нарукавные) поощрительные знаки (почетные пристежки, щиты за кампании, знаки за ранение; отличия сухопутных войск (штурмовой пехотный знак, за участие в рукопашном бою, антипартизанский знак и др.)). В своем большинстве основа этих наград была пустотелой. Изготавливались они путем штамповки из металлического листа (цинк, алюминий, латунь, медь, сталь). Последние имели тенденцию ржаветь. Лишь изредка этот вид поощрений делали из бронзы, иногда позолоченными или посеребренными. Подобным же способом осуществлялось и изготовление медалей.

Были и исключения. Так, нагрудный знак «За участие в рукопашном бою» имел два варианта – «бронзовый» и «золотой». Если первый изготавливался из цинка или алюминия, то второй – из томпака. Кавалерами «золотой» версии были Гитлер, Гиммлер и Гудериан. 26 марта 1944 г. фюрер заявил о своем единоличном праве присваивать и вручать эту награду.

Четыре степени (золотой с бриллиантами, «золотой», «серебряный», «бронзовый») имел и лично разработанный шефом СС Гиммлером «Антипартизанский» нагрудный знак. Художественное исполнение отличия было очень эффектным: центральное место в экспозиции занимали череп со скрещенными костями и пронзивший его меч со свастикой на клинке. Лезвие меча обвивала Гидра – мифологическая пятиголовая змея, символизирующая «неисчислимые партизанские банды».

Композиция обрамлялась венком из дубовых листьев. Знак изготавливался из цинка с соответствующей имитацией под драгоценные металлы. Высшую степень награды (из золота и бриллиантов) изготовили в единственном экземпляре. Ее удостоился рейхсфюрер СС.

Попавшим в плен к партизанам гитлеровским солдатам и офицерам наличие на мундире такого знака стоило жизни. Поэтому в полевых условиях, особенно в оккупированных районах СССР, из массы награжденных их носили единицы.

«Опыт» германских спецслужб по подделке советских наград и документов без внимания не остался. Его изучал оперативно-технический отдел «Б» НКГБ СССР, специализировавшийся также на экспертизе почерков, осуществлении радиоразведки и контрразведки и др. Здесь же изготавливались документы для советских разведчиков-диверсантов, в частности, для Н. И. Кузнецова, действовавшего под видом обер-лейтенанта (капитана) Пауля Зиберта в оккупированных районах Западной Украины.

В июле 1944 г. под общепринятым грифом «Сов. секретно» нарком госбезопасности СССР комиссар ГБ 1 ранга Всеволод Меркулов утвердил «Материалы по распознаванию поддельных орденов и медалей СССР, изготовляемых немецкой разведкой». В виде сборника документ направили в адрес наркомов госбезопасности и внутренних дел союзных и автономных республик, начальников краевых и областных управлений НКГБ и НКВД, управлений контрразведки СМЕРШ НКО СССР, других оперативных органов. Хранить сборник предлагалось в несгораемом шкафу или ящике, выдавать руководящему и оперативному составу, сотрудникам, непосредственно занимающимся проверкой документов, под расписку с занесением их фамилий в специальный журнал. При угрозе захвата его противником сборник требовалось уничтожить с составлением соответствующего акта.

В предисловии к документу отмечалось, что «немецкая разведка засылает в наш тыл свою агентуру под видом командиров и бойцов Красной Армии, снабжая эту агентуру для ее прикрытия соответствующим обмундированием, фиктивными документами, а в ряде случаев поддельными орденами и медалями СССР. В настоящее время закончено исследование отобранных у немецкой агентуры орденов и медалей… Оказалось, что в своем большинстве они являются не подлинными, а поддельными. Отличительные признаки поддельных наград могут быть относительно легко установлены, что дает дополнительные возможности в отношении проверки лиц, подозреваемых в принадлежности к немецкой разведке и в деле разоблачения вражеской агентуры…».

Отмечались и признаки подделки наиболее часто изымаемых у агентов и диверсантов орденов Ленина, Красной Звезды, медалей «За отвагу». «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», а также колодок для лент. При изъятии наград проверку рекомендовалось производить по признакам, указанным в сборнике, причем внимание обращать на основные отличительные особенности, а затем рассматривать второстепенные. «В отношении каждого ордена и медали, – подчеркивалось в документе, – подано описание подлинных и, параллельно, поддельных образцов, причем для облегчения распознавания подделки выделены наиболее легко обнаруживаемые отличительные признаки фиктивных образцов».

Как же выглядели поддельные награды? Орден Ленина, весом около 31 г изготавливался из вызолоченого серебра. Крепежный механизм не соответствовал оригиналу. Красная эмаль (на флаге) и платиновый бюст (серый цвет) отличались от подлинника как по качеству, так и по оттенку. Основными отличительными признаками были: буквы надписи «Ленин» – шире; завернутый конец знамени больше и более полого загнут; концы колосьев длиннее; бюст по рисунку отличался от оригинала (плечи, ухо, нос, бородка, борта пиджака, галстук); ободок вокруг него был покрыт серой эмалью, на подлиннике – красной.

Поддельная посеребренная Красная Звезда (весом 26–27,5 г) штамповалась из меди с небольшим добавлением цинка. Кроме тех же недочетов, что и в ордене Ленина (крепежный механизм, цвет эмали и др.), отличия от оригинала имелись в фигуре красноармейца с винтовкой. Вместо сапог абверовцы умудрились обуть его в… ботинки. Колено правой ноги имело сильно выраженный наклон, приклад винтовки значительно больше. Кисть правой руки практически была невидна. Расчет был прост: кто во фронтовых условиях будет присматриваться к бородке и галстуку бюста Ленина, или во что обут красноармеец.

Фальшивые медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» (штамповка) содержали тот же металл, что и Красная Звезда. Их вес колебался от 17 до 22 г. Для придания вида побывавших в «боях» они слегка заоксидировались. В ряде случаев последний факт являлся одной из причин провала агентов: от носки «серебро» на выпуклых местах стиралось, и отчетливо проявлялись пожелтевшие места. Расхождения имелись в изображениях на лицевых сторонах наград: танка и самолетов (медаль «За отвагу»), винтовки и шашки («За боевые заслуги»). В обоих случаях ободки были значительно шире, чем в оригиналах, нарушался размер шрифта надписей, не соответствовала цвету и красная эмаль в аббревиатуре слова «СССР». Из всех фальшивок медаль «За оборону Сталинграда», возможно, была наиболее «достоверной». Как и оригинал, она изготавливалась из латуни с добавлением меди.

Небрежность проявлялась и при изготовлении дополнительных составляющих наград. Колодки и ленты не соответствовали стандарту монетного двора, нарушалась технология их изготовления, цвет и состав материала. Зная об этих недочетах, абверовские специалисты подделки орденов и медалей не раз крепили к подлинным колодкам.

И все же основная опасность для вражеских лазутчиков и диверсантов таилась в фальшивых документах, которые они не раз вынуждены были предъявлять для проверок. Данный процесс в условиях войны детально показан в общеизвестном документальном труде В. Богомолова «В августе сорок четвертого» («Момент истины»). Опыт оперативной работы, умноженный на искусно примененные психологические приемы, позволил, как следует из книги, обезоружить не только диверсионно-разведывательную группу врага, но и хорошо законспирированную агентурную сеть.

Каждый военнослужащий, особенно находящийся за пределами воинской части, при себе обязан был иметь довольно внушительное количество различных документов. Офицеры – удостоверение личности, рядовые, сержанты, старшины – красноармейскую книжку. Кроме того, в наличии предусматривались командировочное предписание или отпускной билет; требование на воинские перевозки; справка медицинского учреждения (после ранения и болезни); вещевая книжка; партийный (комсомольский) билет и т. д. У агентов, согласно легенде, они должны были соответствовать датам по времени выдачи, иметь подписи должностных лиц, отметки комендатур, соответствующие печати, штампы и др.

Учитывая данный факт, обучая и инструктируя агентов по поведению в советском тылу, сотрудники немецких спецслужб рекомендовали как можно реже подвергаться процессу проверки документов и идти на это только в вынужденных случаях. Одновременно для легализации достоверности фальшивок советовали заполучить на них как можно больше различных отметок военных и гражданских инстанций (комендатур, пунктов довольствия, госпиталей, городских и сельских советов и др.).

Обеспечение агентуры документами в первый год войны для Абвера и РСХА труда не составляло. В условиях хаотичного отступления Красной Армии, многочисленных «котлов», огромной массы беженцев и эвакуированных, других причин надежно прикрыть тыл страны от проникновения диверсантов и шпионов удавалось далеко не всегда.

Не существовало у немецких спецслужб и особых проблем с тем, чтобы заполучить оригиналы различных советских военных и гражданских документов, а также печатей, штампов частей и соединений Красной Армии. Упоминаемый генерал П. А. Голицын писал: «Продержавшись половину дня на занятом рубеже (лето 1941 г. – Авт.), оборона дрогнула, начался отход и бегство через Слоним в направлении Барановичей. Сформированные временные взводы и роты рассыпались, снова началось неорганизованное отступление вдоль шоссе. По обе стороны дороги горели машины, валялись трупы убитых бойцов, кучи разбросанных документов разгромленных штабов, личные дела офицеров, брошенное стрелковое, артиллерийское вооружение. Картина была жуткая».

Кроме сбора различных документов на поле боя, специальные абверовские команды отбирали их у пленных, перебежчиков, добровольно перешедших к врагу, убитых, гражданских лиц, не раз находили их в государственных учреждениях и т. д. В этом случае возможности использования оригиналов для легендирования агентуры возрастали многократно.

Ситуация еще больше усложнялась тем обстоятельством, что удостоверения личности командного состава армии и флота печатались в разных типографиях, имели неодинаковые размеры, цвет обложек, качество бумаги и пр. Подобное наблюдалось и в документальном обеспечении сотрудников НКВД, милиции, других ведомств и учреждений. Наладить в этих условиях действенный контроль за появлением фальшивок было крайне сложно. Подложные документы изымались и изучались лишь после задержания агентов и диверсантов. Случаи их обезвреживания собственно по данной причине в 1941–1942 гг. были единичными.

Архив

В декабре 1942 г. 202-я абверкоманда в тылы Юго-Западного, Воронежского, Донского и Сталинградского фронтов забросила несколько диверсионно-разведывательных групп общей численностью 72 человека. Среди них находились не раз побывавшие за линией фронта агенты «Стародуб», «Демченко», «Лагнов», «Септовский», «Осипенко». Очередное их проникновение в советский тыл стало последним. Причиной провала послужили допущенные абверовцами промахи. Обмундированные в советскую военную форму (от рядового до капитана), кроме вооружения и снаряжения агенты имели крупные суммы советских денег, а также комплекты различных документов с печатями войсковых частей № 658 и № 1821. Задержав первую группу (5 человек), особисты быстро выявили остальных, и лишь по стандартному заполнению документов легенды прикрытия. «После окончания Харьковской разведывательной школы, – отмечалось в докладной Главного управления контрразведки НКВД, – все они получили поддельные… командировочные удостоверения старой формы с двумя печатями войсковой части № 658, удостоверения личности и расчетные книжки (денежного содержания. – Авт.) с теми же печатями».

Не отошли абверовцы и от шаблона финансового обеспечения агентов. С учетом «воинского звания» и занимаемой по легенде «должности» каждый из них получил 3 и 7 тысяч рублей. Доказательства принадлежности к шпионскому ремеслу нашлись и в вещевых мешках – имевшиеся там продукты были исключительно иностранного происхождения.

В конце 1942 г. советская контрразведка предприняла первые попытки не только улучшить организацию оперативно-розыскной работы, но и перейти к планомерным шагам по нейтрализации агентуры противника с участием контрразведывательных мероприятий как в советском тылу, так и на оккупированной территории. «Отбираемые у задержанных агентов разведок воюющих с СССР стран поддельные документы (паспорта, удостоверения, пропуска и пр.), чистые бланки документов, печати, явочные письма, «мандаты» германского командования, условные и опознавательные значки, воззвания и т. п., – указывалось в очередном нормативном распоряжении, – должным образом не используются для возможных агентурных комбинаций и не изучаются с той стороны, как можно по этим документам распознать временных агентов».

Заинтересованным органам предлагалось «в каждом конкретном случае выяснить возможность использования этих и других документов для внедрения агентуры НКВД в антисоветское подполье и банды», а отобранные у агентов материалы в подлинниках направлять в 4-й спецотдел НКВД СССР «на предмет исследования практики разведорганов противника по изготовлению поддельных документов и изыскания отсюда необходимых защитных мер». В сопроводительной записке предписывалось обязательно указывать, каким разведорганом противника изготовлен каждый документ, и какие инструкции были даны агенту в отношении порядка их использования.

Использование немецкой агентурой подложных документов особый размах приобрело в 1942 г. и позже. Последнее не было случайным. События зимы 1941–1942 гг. поставили перед Абвером и РСХА проблему улучшения качества ее подготовки и усиления маскировки, прежде всего с помощью документального прикрытия. При штабе «Валли», большинстве абверкоманд, некоторых абвергруппах и их учебных центрах, а также в органах СД работу развернули специальные подразделения и граверные мастерские, главной задачей которых стало изготовление подложных советских документов, печатей, штампов и т. д. С учетом переформирования, ликвидации, переподчинения, изменений в нумерации и передислокации в фронтовых условиях частей и соединений Красной Армии за основу изготовляемой «продукции» брались оригиналы захваченных документальных трофеев, а также оттиски на них различных печатей, штампов и т. д. С этой же целью активно добывались и разведывательные данные о пребывании на том или ином участке фронта советских воинских формирований. Лишь 107-я абвергруппа (разведывательную и диверсионную работу осуществляла против Брянского и Западного фронтов, партизанских отрядов БССР, Орловской, Курской, Брянской областей) располагала резервом в около 20 гербовых печатей дивизий Красной Армии, 40 печатями стрелковых полков, свыше 10 эвако– и 5–6 армейских госпиталей, штаба Западного фронта, нескольких райкомов ВКП(б) и комсомола, а также Тульского горотдела НКВД и Химкинского райотдела УНКВД Московской области. Большинство их них были поддельными, но имелись и оригиналы, захваченные в штабах разбитых частей, обнаруженные в служебных кабинетах спасавшихся бегством от наступающих немецких войск «ответственных» советских чиновников.

Увеличивался и поток диверсантов и агентов. В докладной НКВД СССР в Государственный комитет обороны отмечалось: за первые месяцы 1942 г. количество задержанной агентуры исчислялось почти 8 тыс. человек, а с начала войны оно составило 12 тыс. Подчеркивалось: «В отличие от прошлого (1941 г. – Авт.) года, когда германская военная разведка бросила в наши тылы наспех завербованных шпионов, диверсантов, распространителей провокационных слухов и пропагандистов «силы и мощи немецкой армии», значительная часть перебрасываемой в настоящее время агентуры обучена в специальных школах». К этому времени на оккупированной территории удалось выявить 36 таких «учебных заведений». В них одновременно обучались около 1500 их слушателей.

Потуги Абвера и РСХА не оставались без внимания и реагирования советской контрразведки. Разведывательно-контрразведывательные центры, их фронтовые и территориальные подразделения стали изучать и анализировать не только общие подходы, способы и методы разведывательно-диверсионной деятельности противника, но и особенности, характер, направленность, а также «почерк» работы его служб, органов, школ и курсов, их кадровый состав, места дислокации и многое другое. Пристальное внимание обратили и на используемые приемы и методы маскировки. Первая попытка в этом направлении была сделана уже в марте 1942 г. В директиве НКВД СССР (подписал замнаркома В. Меркулов) «Об усилении борьбы с агентурой противника, действующей на нашей территории под прикрытием советских документов» подчеркивалось: с целью зашифровки и легализации агентуры враг «снабжает ее различными гражданскими и воинскими документами, как-то: паспортами, удостоверениями командного и начальствующего состава, красноармейскими книжками, командирскими удостоверениями, оперативными предписаниями и различными справками. Последние частично захвачены в период наступления германской армии, отобраны у военнопленных и населения, изъяты у убитых и раненых бойцов, командиров и политработников или сфабрикованы немецкой разведкой».

Указывалось, что для обеспечения забрасываемых агентов и диверсантов немецкие разведывательные органы «заготавливают бланки проездных документов, военно-медицинские справки о заболеваниях и состоянии здоровья, бланки телеграмм и паспортов, различные каучуковые штампы и печати».

Внимание акцентировалось и на том факте, что «пользуясь беспечностью и слабой бдительностью командного состава, а также недостаточно жесткой проверкой документов, вражеская агентура зачастую имеет возможность свободно передвигаться во фронтовой и прифронтовой полосе, а во многих случаях после задержания отпускается по той причине, что документы не вызвали подозрений».

Однако наказная часть директивы содержала лишь общий информационно-рекомендательный характер: об организации на линии фронта и прифронтовых районов контроля и проверки документов у всех лиц, «передвигающихся в одиночном порядке либо в составе небольших подразделений и команд»; о более тщательной фильтрации задержанных; особое внимание предлагалось обращать на подлинность проверяемых документов, время их выдачи, подписи, содержание, а также практиковать устный опрос. В наиболее уязвимых местах прифронтовой полосы предлагалось выставлять секреты, а в воинских частях и управленческих органах действующей армии наладить надежный учет и хранение всех документов.

Документ относился исключительно к компетенции особых отделов фронтов, армий и соединений. О задачах территориальных, транспортных, других оперативных подразделений в контексте рассматриваемой проблемы не упоминалось. С учетом тяжелых поражений летом 1942 г., отсутствия у большинства контрразведчиков необходимого оперативного опыта ожидаемого результата он не дал.

Улучшение агентурно-оперативной работы по локализации и пресечению усилий немецких спецслужб на пути применения ими ухищрений, в том числе по использованию поддельных документов, стало возможным лишь в ходе третьего года войны. Контролирующие подразделения приобрели соответствующие оперативные навыки, состоялся централизованный обмен на новые образцы и единый тип удостоверения личности офицеров и красноармейских книжек, ужесточился контроль проверок, дальнейшее развитие получило и более углубленное изучение уловок противника в борьбе на невидимом фронте. К середине 1943 г. количество задержанной агентуры, по данным СМЕРШа, составило почти 16 тыс. человек. Тогда же войска охраны тыла подвергли аресту еще 264 агентов и диверсантов, среди них 37 женщин и 33 подростка. «Все задержанные, кроме женщин и подростков, – отмечалось в обзоре Главного управления войск НКВД по охране тыла фронтов, – экипированы в форму военнослужащих Красной Армии…, снабжались портативными радиостанциями, оружием, взрыввеществами, значительными суммами советских денег, различными фиктивными документами и чистыми бланками… В ряде случаев агенты имели еще и дублирующие документы, изготовленные для них на имя гражданских лиц: паспорта, трудовые книжки, свидетельства об освобождении от воинской службы и прочее.

При тщательном их рассмотрении эти документы без особых усилий распознаются как фиктивные. Во многих случаях именно это способствовало разоблачению вражеской агентуры. Изготовленные, в частности в Варшавской разведывательной школе, обложки удостоверений личности, а особенно паспортов, при трении влажными руками сразу теряют цвет окраски, так как сделаны не из ткани, а из бумаги, дают трещины, края лохматятся, чего не встретить на подлинных советских документах».

В его же ориентировке (сентябрь 1943 г.) «О методах маскировки агентов, забрасываемых вражеской разведкой в советский тыл» подчеркивалось: «Экипируя, как и раньше, большинство агентуры под офицерской, сержантской и рядовой состав Красной Армии и продолжая прикрывать ее документами о командировке в тыл, следовании к месту новой службы, из госпиталей по выздоровлению, немецкая разведка стала на путь более совершенного прикрытия агентов с расчетом избежания их ареста…».

В качестве примера приводилось задержание диверсионно-разведывательной группы, легендировавшейся с документами о командировке на армейские базы. В другом случае прикрытием служило предписание о «получении саперного имущества на дивизионном техническом складе», в третьем – фиктивный приказ о сопровождении в штаб полка «двух пленных немцев». Имелась даже отметка, что «полученное задание» «конвоиры» выполнили успешно. О последствиях возможной диверсии на армейских складах свидетельствует вооружение и снаряжение одной из диверсионных групп (6 диверсантов), обезвреженной в ноябре 1942 г. вблизи станции Калининской: было изъято 100 кг тола, подрывные механизмы, радиостанция, личное оружие, 75 тыс. рублей, аэрофотоснимок и топографическая карта района ее действия.

Провалы немецкой агентуры происходили и в результате ее слабой морально-психологической подготовки, допущенных промахов и ошибок в экипировке. В частности, перед заброской все без исключения диверсанты разведшколы «Блок Б» были снабжены спичечными коробками с этикеткой Кировского завода и одинаковыми грубошерстными носками коричневого цвета. Арест одного из них и детальное изучение экипировки послужило ориентиром для поиска и задержания остальных.

При проверке документов на КПП 11-го и 87-го погранполков (тыловой район Северо-Западного и Брянского фронтов) оперативники обратили внимание на удостоверение личности старшего лейтенанта с неряшливым оттиском печати. Вызывало подозрение и командировочное удостоверение без литерного обозначения и штампа воинской части. Суетливо и излишне вежливо вели себя и двое его спутников, из них один офицер. Вопрос проверяющего, кто начальник штаба фронта, остался без ответа…

Неудачи случались даже в самых простых ситуациях, особенно когда агенты теряли самообладание. «27.7.43 во время проверки документов у проходящих через КПП, выставленный 12 СП на окраине г. Мценска, – отмечалось в обзоре штаба 7-й мотострелковой дивизии войск НКВД, – лейтенанта Сорокина насторожило замешательство и нервозное поведение проверяемого С., документы которого не вызывали подозрения. На заданные вопросы С. начал давать путаные объяснения. После задержания и доставки подозреваемого в РО НКВД С. был разоблачен как немецкий агент».

К описываемым событиям не остался безучастным и упоминаемый отдел «Б». В мае 1943 г. в свет вышел первый сборник «Материалов по распознаванию поддельных документов». В нем впервые была сделана попытка систематизировать уловки противника по подделке подложных документов, определить их основные признаки, особенности и др. Внимание обращалось на главные детали отличия фальшивок от оригиналов. Учитывая, что разновидность последних была недопустимо большой, запомнить все тонкости предпринимаемых немцами уловок даже опытным оперативникам было сложно. Не случайно в одной из ориентировок (декабрь 1943 г.) НКГБ отмечал: «… Следует сказать, что в отношении некоторых видов документов и, в частности, воинских (удостоверения личности начсостава, командировочные предписания и т. д.), немецкая разведка более широко, чем до сих пор, использовала недостаток нашего документального хозяйства, заключающийся в отсутствии централизации изготовления бланков важнейших документов и приводящий к наличию бесчисленного количества разновидностей одного и того же документа, что значительно ограничивает возможность их оперативной проверки с целью установления подлинности.

За последние месяцы среди документов, отбираемых у заброшенных в наш тыл немецких агентов, установлено, например, свыше 30 разновидностей бланков командировочного предписания, причем значительная их часть изготовлена не путем фотомеханического копирования подлинных образцов, а отпечатана по совершенно произвольным формам наборным шрифтом. В силу этого отпадают многие общие признаки фотомеханической копировки документов (лишние штрихи и точки, искажения букв и т. п.), которые обычно используются как отличительные особенности подделки. При отсутствии же учета всех разновидностей подлинных бланков, изготовляемых нашими типографиями, сопоставление бланков по общей их форме крайне затруднено и во многих случаях невозможно».

Констатировалось, что, несмотря на недочеты, «опыт применения первого выпуска сборника… оперативными работниками показал, что он является действительно полезным вспомогательным пособием при проверке документов. Помещенный в нем материал оказался вполне достаточным для того, чтобы с большой достоверностью ответить на вопрос о том, исходят ли исследуемые в каждом конкретном случае документы от немецкой разведки. Это положение было, в частности, проверено нами в более чем 100 случаях анализа документов у задержанных агентов. В подавляющем большинстве среди них обязательно находились один или несколько описанных в первом сборнике… Целесообразность выпуска таких сборников подтверждается и тем фактом, что отмечены случаи задержания немецкой агентуры исключительно путем проверки документов с использованием данных, приведенных в сборнике».

Один из таких случаев с участием старшего лейтенанта П. Д. Бабикова (офицер особого отдела штаба фронта) и помощника коменданта штаба старшего лейтенанта H. И. Иванова произошел в 1943 г. на Ленинградском фронте.

Был задержан одетый в форму лейтенанта Красной Армии диверсант абверкоманды-204 некий И. Савенков, задача которого состояла в совершении теракта в отношении командующего войсками фронта генерал-полковника Л. Говорова. Событиям предшествовал состоявшийся незадолго между офицерами разговор:

– Поскольку вы, Николай Иванович, – сказал Бабиков, – отвечаете за выдачу пропусков в помещение штаба, я хотел бы обратить ваше внимание на этот документ.

Он протянул Иванову удостоверение личности командного состава РККА.

– Что вы можете сказать о нем?

Помощник коменданта внимательно рассмотрел удостоверение.

– Документ как документ.

– А между тем он отобран у заброшенного на самолете гитлеровского шпиона. И, судя по имеющимся признакам, изготовлен немецкой разведкой.

– Ловко сработано! – вырвалось у Иванова. Достав из кармана свое удостоверение, он принялся сверять каждое слово с текстом фиктивного документа.

– Как две капли воды. Никакой разницы…

– А разница, между прочим, есть, – сказал Бабиков. – Вот смотрите: на этой страничке несколько пунктирных линий, на второй снизу отсутствует одна точка. А на обороте в третьей строке не отпечаталась нижняя черточка у буквы «Д».

– Согласен, но сразу этих мелочей и не заметишь.

– Именно на них и нужно обращать особое внимание…

28 мая во время службы к Иванову обратился молодой рослый лейтенант с просьбой срочно попасть к командующему фронтом, так как у него имеются чрезвычайно важные разведывательные данные. Пообещав доложить адъютанту командующего, он попросил лейтенанта предъявить документы. При ознакомлении и обнаружились признаки подлога, о которых накануне рассказывал контрразведчик. У задержанного изъяли «джентльменский» набор диверсанта, в том числе в потайном кармане – второй пистолет. В ходе расследования стало известно: сдавшись добровольно в плен, Савенков прошел индивидуальную подготовку при абверкоманде для выполнения специальных заданий, в основе которых лежал индивидуальный террор.

Изучение поддельных документов и поиск контрмер против уловок спецслужб врага продолжались. В сентябре 1943 г. вышел второй аналогичный сборник. Его посвятили описанию печатей и штампов, используемых противником для «освящения» тех же фальшивок. Материалы сборника также сыграли немалую роль в поиске и обезвреживании агентуры. Вскоре был издан и третий том. «Со времени выпуска первого сборника…, – отмечали его авторы, – прошло 6 месяцев. За этот период накопились новые сведения как относительно изменений в характере и разновидностях поддельных документов, изготовляемых немецкой разведкой, так и относительно практического опыта работы со сборником по контролю документов. Эти данные оказалось целесообразным систематизировать и описать…

Изменения в характере и разновидностях поддельных документов… для документного оформления забрасываемой в наш тыл агентуры, сводятся в основном к следующему:

1. Увеличение количества разновидностей одного и того же документа.

2. Появление новых фиктивных документов.

3. Исчезновение из употребления некоторых описанных в первом сборнике разновидностей фиктивных документов.

4. Некоторые качественные изменения в изготовлении немецкой разведкой подложных документов.

Все эти моменты будут более подробно описаны в соответствующих разделах настоящего сборника…

Практика работы со сборниками показала также, что при описании поддельных документов целесообразно выделить основные отличительные признаки, на которые контролер (оперативник) должен обращать внимание при проверке документов в первую очередь. Выделение основного отличительного признака для каждого документа тем более необходимо, что при большом количестве разновидностей подделок удержать в памяти все отличительные признаки… очень трудно».

О разнообразии подложных документов свидетельствовало и то, что, снабжая ими агентов, немецкие спецслужбы перешли стали выдавать их (особенно справок о ранении и лечении, отпускных свидетельств и т. д.) не на печатных бланках, а делать машинописными и даже рукописными. Условные знаки, другие приметы в этом случае теряли всякий смысл. Основными методами определения подделок стал поиск в них логических ошибок, установление подлинности печатей и штампов. Допускались (как вспомогательные) и такие методы: оформляющие «липу» разведцентры для машинописи располагали относительно небольшим количеством пишущих машинок с русским шрифтом и кругом лиц, ее заполняющих. Небезуспешно применялась идентификация первых и почерк вторых. Однако эти возможности чаще всего использовались лишь при участии отдела «Б».

В силу большого количества содержащейся в них информации использовать сборники было непросто. Решение проблемы было возможно двумя путями: унификацией погрешностей основных фиктивных документов и концентрацией их в отдельном справочном издании. По материалам каждого из сборников отдел «Б» подготовил «Краткие карманные справочники по проверке документов», которыми располагали все, кто в той или иной степени был сопричастен к поиску агентуры и, в первую очередь, сотрудники СМЕРШа, территориальных органов НКГБ и НКВД, военных комендатур и др. В инструкции к ним заместитель начальника отдела полковник госбезопасности Арон Палкин отмечал: «Цель справочника – служить пособием для оперативных работников, непосредственно проводящих контроль документов в поездах, вокзалах, гостиницах, на контрольных пунктах и в полевых условиях… При проверке удостоверений личности, проверяющий, кроме обычной общей проверки правильности документа, обращает внимание на те страницы и места удостоверения, в которых поддельные бланки удостоверений содержат отмеченные в справочнике искажения. При проверке красноармейских книжек внимательно просматриваются те их страницы и места, которые отмечены в табличке отличительных признаков…». Особо подчеркивалось, что обязательным предварительным условием «пользования кратким справочником является инструктирование оперативников по всем его изданиям».

Досье

Палкин Арон Моисеевич (1903 —?).

Родился в Минской губернии в семье плавильщика леса. Член РСДРП с 1924 г. Закончил два курса Коммунистического университета им. Я. Свердлова. В органах НКВД с 1937 г. Служил в подразделениях 2-го (контрразведывательного) управления ГУГБ НКВД. С мая 1940 г. заместитель начальника 4-го спецотдела НКВД, затем заместитель начальника отдела «Б» НКГБ СССР. В 1946–1951 гг. начальник отдела «Д» (экспертиза, изготовление поддельных документов) союзного МГБ.

В октябре 1951 г. подвергся аресту. Постановлением Военной коллегии Верховного суда СССР вынесен приговор – 15 лет лишения свободы. В марте 1953 г. срок заключения по амнистии был сокращен наполовину. Досрочно освободился в 1956 г. В 1954 г. Указом Президиума ВС СССР лишен четырех орденов, медалей, знака «Заслуженный работник МВД». В 1970 г. награды возвратили.

Контрразведывательные мероприятия НКВД – НКГБ и СМЕРШа по изучению уловок по фальсификации немецкими спецслужбами советских документов и наработке противной стороной соответствующих контрмер условно можно разделить на два периода: июнь 1941 г. – середина 1943 г.; конец 1943 г. – май 1945 г. В ходе первого предпринимаемые меры имели достаточно пассивный характер. С учетом отмеченных сложностей, других объективных причин, советская контрразведка вынуждено ограничивалась изучением собственно документальной «липы» и ее характерных особенностей, просчетов и ошибок, присущих работе того или иного разведцентра противника. Результаты стали скрупулезно обобщаться и анализироваться. Проявились они в соответствующих обзорах, рекомендациях, справочниках, в ходе обучения оперативников, их практической работы.

Ситуация кардинально изменилась в 1943 г. Прежде всего были осуществлены организационные меры по унификации основных документов всех категорий военнослужащих, сотрудников НКВД, НКГБ и др. В соответствии с приказом НКО СССР № 319 от 16 декабря 1943 г. офицерскому составу армии и флота, а позже личному составу силовых ведомств, произвели обмен удостоверений личности. Новый образец имел единый вид и отпечатан централизованным порядком в ведомственных типографиях. Каждое удостоверение имело серийный и порядковый номер (например, серия НД 000 001). Одновременно с заполнением и выдачей удостоверения на него заполнялся контрольный листок. Последний, в зависимости от рода и вида войск (спецслужбы), хранился в соответствующем управлении кадров. В особых случаях это давало возможность централизованной и достаточно быстрой проверки действительной принадлежности проверяемого документа. Подобные шаги со временем были предприняты и в отношении красноармейских книжек.

Наряду с обменом документов началось активное внедрение различных технических «новшеств». На этапе подготовки к печати в специально оговоренных местах в них закладывались различные малозаметные приметы: лишние черточки, точки, запятые, или они отсутствовали; делались утолщенными или наоборот, более узкими некоторые буквы, изменялся их наклон, практиковался пропуск нумерации одной из страниц и многое другое.

Использовались и другие приемы, например, скрепление страниц определенной серии бланков документов проволокой обусловленного металла, размера, толщины, изменялось расстояние между скрепками и т. д. В структуру бумаги, прежде всего в цвет и гамму обложек, вносились достаточно сложные технологические особенности. Проявлялись они при рассмотрении их под определенным углом зрения. Противник, особенно на первых порах, следуя немецкой педантичности и аккуратности, часто попадался на самом простом: скреплял подложные документы нержавеющей проволокой. В то время как антипод часто ржавел.

Уловки применялись не одновременно, а частями. Каждой серии и группе номеров бланков документов соответствовали только свои, им присущие особенности. Оставалось наладить контроль и оперативную разработку подозреваемых. «Из описанных в выпуске 1 сборника «Материалов по распознаванию поддельных документов» разновидностей фиктивных удостоверений личности начсостава КА, – писал полковник А. Палкин, – до настоящего времени (сентябрь 1943 г. – Авт.) немецкая разведка применяет их следующие разновидности (классификация НКГБ. – Авт.): У-1,У-2, У-3, У-6, У-7, У-8, У-9.

Не встречаются более разновидности У-4 и У-5. Вновь появилось 9 разновидностей удостоверений личности, которые описаны в настоящем сборнике под номерами: У-17, У-17а… (до У-24 включительно. – Авт.)».

В описании каждого документа приведен основной отличительный знак, иллюстрированный увеличенной его репродукцией. Дополнительные признаки приведены без рисунка, так как они являются вспомогательными и их зрительное запоминание излишне. Основные отличительные признаки для применяемых в настоящей время немецкой разведкой поддельных удостоверений личности начсостава КА суммированы в следующей таблице:

Во втором разделе сборника отмечалось, что «среди поддельных документов… встретилось несколько экземпляров удостоверений личности, выданных в Московском военном округе. Эта разновидность подделки, – подчеркивал автор, – выполнена немецкой разведкой очень тщательно, без существенных дефектов в буквах и словах. Основное отличие от подлинных заключается в том, что поддельные бланки изготовлены не типографским путем, а литографией. Для оперативных работников, не обладающих достаточным опытом в области экспертизы, установление в этом случае фиктивности может представить значительные трудности. Давая ряд вспомогательных отличительных признаков подделки, при обнаружении подобного удостоверения мы рекомендуем, во-первых, тщательно исследовать все документы проверяемого и, во-вторых, при возможности направлять их для окончательной экспертизы в Отдел «Б» НКГБ СССР».

Основными отличительными признаками фальшивок значились: непривычная шероховатость обложки; шероховатость и матовость страниц удостоверения; наличие скрепок из нержавеющей стали; формат равен 5,9х7,6 см, в то время как в оригиналах формат оставался прежним.

Аналогичным способом классифицировались и описывались подделки красноармейских книжек, требований на воинские перевозки, паспортов, вещевых книжек командного состава, партийных и комсомольских билетов и др. Так, «при окончательном суждении о подлинности комсомольских билетов требовалось учитывать следующие отличительные признаки:

1. Полосатость обложки билета, обнаруживаемая при рассмотрении в косом освещении…

2. Грубая нумерация билетов (толстые штрихи цифр с затеками краски)».

Имелись в работе отдела «Б» и «проколы». «Совершено секретно. Экз. № 1223, – информировало в апреле 1944 г. его руководство. – Поправка к сборнику № 3 (к ст. 33а). «Материалов по распознаванию поддельных документов».

Вследствие неправильной информации, полученной от типографии издательства «Боец РККА», в сборнике допущена ошибка: красноармейская книжка с типографским знаком «Типография издательства «Боец РККА», «Заказ № 3800» имеет не вымышленный номер, а подлинный. Таким образом, для распознавания фиктивных бланков, изготовленных немецкой разведкой и имеющих такой же номер заказа, впредь надлежит руководствоваться новыми отличительными признаками, а именно: стр. 1, в слове «книжек» вместо буквы Е – буква С; стр. 5, в словах «За что награжден» вместо буквы Г – две точки; стр. 6, в слове «шинель» под буквой Ш – точка.

Заключение о фиктивности следует делать только в тех случаях, когда одновременно присутствуют все три указанных отличительных признака».

В другом случае на странице 31 выпуска III в таблице, в последней колонке, указано, что основным отличительным признаком подделки красноармейской книжки шифр У-10 является точка между словами «по» и «Янскому». В действительности эта точка… расположена между словами «крови» и «по Янскому».

Осенью 1944 г. был издан четвертый и последний в годы войны сборник. «Его появление, – подчеркивалось в традиционном предисловии, – вызвано необходимостью ознакомить оперативный состав органов НКГБ, НКВД и СМЕРШ НКО с теми изменениями, которые произошли в документальном обеспечении агентуры немецкой разведки». Были они относительно незначительными и сводились к подделке уже новых образцов удостоверений личности офицеров; отмечались случаи, когда в изъятых паспортах обнаруживались следы уничтожения признаков подделки (свидетельствовало, что вражеская контрразведка не дремлет), выявление небольшого числа новых фальшивых образцов иных документов (расчетных командирских книжек, красноармейских книжек, и др.). «Все другие документы, – отмечалось там же, – паспорта, членские билеты ВКП(б) и ВЛКСМ, вещевые книжки, многообразные бланки командировочных предписаний, справки эвакогоспиталей, продовольственные аттестаты и т. д. и т. п. остались, в основном, теми же, что и употреблявшиеся немецкой разведкой ранее (в 1942–1943 гг.).

Еще раз следует подчеркнуть, что проверку документов целесообразнее проводить путем тщательного изучения всех основных документов, удостоверяющих личность… Проверка не одного, а нескольких документов необходима вследствие того, что за последнее время отмечены случаи использования немецкой разведкой некоторых подлинных бланков…»

В период вооруженного противостояние война на невидимом фронте исторически никогда не отличалась рыцарскими правилами: для достижения даже сиюминутного успеха противоборствующие стороны стремились применять все доступные в этом случае формы, приемы и методы работы. Нередко на путях решения возникающих проблем преобладал не военный, а идеологический или классовый фактор. Такие нравственные понятия как мораль, уважение и сострадание к противнику и т. д. отходили на второй план. Особенно ярко последнее проявилось в период Второй мировой войны. Не был забыт и собственно меркантильный интерес, как, например, в случае с советскими наградами. Это «ремесло» развитие получило прежде всего в нацистской Германии. Кроме знаков отличия и документов, ее спецслужбы при необходимости подделывали драгоценные украшения, валюту и многое другое.

Точными сведениями о количестве фальшивых орденов и медалей СССР, изготовленных в недрах Абвера и РСХА, мы не располагаем. Опираясь на косвенные данные, есть основания утверждать: их общее число за годы войны составило 20–25 тысяч. Тем самым, по скромным подсчетам, нацисты сэкономили несколько килограммов платины, десятки килограммов золота, сотни – серебра.

Иной выглядела ситуация с фальсификацией документов. В отечественной и зарубежной историографии не приходилось встречать специальных исследований, посвященных рассматриваемой проблеме. Некоторое исключение составляет лишь работа коллектива авторов «В поединке с Абвером». В свое время, судя по всему, с архивными документами по данному вопросу ознакомился и В. О. Богомолов. Тема же сама по себе, несомненно, интересна не только для специалистов, но и для широкого круга читателей.

 

«Пятая колонна»: раунд второй

К концу 1942 г. на Восточном фронте Абвер, РСХА и их клоны сосредоточили свыше 130 разведывательно-контрразведывательных и диверсионно-подрывных органов и центров. В помощь им работу по подготовке агентуры развернули 60 школ и курсов. Главное внимание всех немецких спецслужб было сконцентрировано на подрыве боеготовности и боеспособности действующей Красной Армии. Автор труда «Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны» профессор В. В. Коровин отмечал: из общего количества гитлеровских шпионов и диверсантов, забрасываемых в СССР, в 1941 г. непосредственно в зону боевых действий их было направлено 55 процентов. В последующие годы это число не только не уменьшалось, а существенно возросло: в 1942 г. – 54, 1943 – 53, 1944 г. – 63 и в 1945 г. – 88 %.

Перед агентурой ставились задачи по сбору сведений о дислокации, численном составе и вооружении советских войск, проведению диверсионных актов на коммуникациях, осуществлению подрывной пропагандистской работы и др. Массовой заброской агентов и диверсантов противник пытался не только дезорганизовать тыл Красной Армии, но и максимально затруднить работу советской контрразведке, посеять в среде особистов неуверенность в собственных силах, хаос при оценке событий и наработке соответствующих контрмер. «Опыт борьбы с агентурой германской разведки за шестимесячный период Отечественной войны показал, – отмечал в спецсообщении от 16 декабря 1941 г. начальник Особого отдела НКВД Ленинградского фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга П. Т. Куприн, – что германские разведорганы развили большую активность в переброске и насаждении агентуры на нашей территории, в особенности в прифронтовой полосе». Приведя данные о задержании 143 лазутчиков противника, подчеркивал: в своей деятельности Абвер «широко использует антисоветские организации, как, например, ОУН («Организацию украинских националистов»), которые, как видно из следственных дел, еще до войны были тесно связаны с германской разведкой… Вначале войны в частях фронта вскрыта организация западников-оуновцев Колодницкого, Дудича и Стецкого… Удалось изъять 19 военнослужащих, завербованных указанной группой и готовившихся перейти на сторону противника».

Среди когорты гитлеровских агентов из числа бывших бойцов и командиров Красной Армии П. Куприн вывел «собирательный» образ в лице уроженца Воронежской области, заместителя политрука 189-го отдельного саперного батальона 125-й стрелковой дивизии некого Афанасия Нестеренко, который «в бою в районе Копорье проявил трусость, сдался в плен немцам». После вербовки и подписки-обязательства о согласии работать на немецкую разведку, Нестеренко получил задание: проводить в среде сослуживцев антисоветскую агитацию; собирать сведения о близлежащих частях и соединениях; совершать террористические акты.

Под стать ему был и бывший красноармеец 301-го стрелкового полка 48-й дивизии Василий Томилов, свидетельствовавший после ареста: «От немецкой разведки я получил следующее задание: а) собрать сведения о расположении огневых средств дивизии, прежде всего артиллерии и танков, а также командных пунктов; вести агитацию о массовом переходе на сторону противника; во время боя убивать командиров и политработников».

Предвидел начальник Особого отдела фронта и появление нового приема насаждения агентуры, который стал характерным значительно позже. Пока же он писал: «В связи с наступлением Красной Армии…, надо полагать, что германская разведка видоизменит методы работы и наряду с засылкой вглубь нашей территории своих агентов будет также создавать и оставлять агентуру на освобожденной территории, завербованную из числа враждебного элемента.

Это положение потребует большей активизации агентурно-оперативной работы среди местного населения с целью своевременного выявления деятельности врага».

Аналогичная докладная тогда же поступила и от начальника Особого отдела НКВД на имя командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова. Судя по приведенному в ней числу обезвреженных в тылах фронта немецких агентов и диверсантов, здесь активность Абвера, в сравнении с северным направлением, была выше в несколько раз. Подписавший документ комиссар ГБ III ранга А. М. Белянов на тот момент не мог знать, что его подразделениям противостоят три абверкоманды и 19 абвергрупп, отделы 1Ц соединений и частей группы армий «Центр», около 10 оперативных команд полиции безопасности и СД, среди них и действующая в боевых порядках 4-й танковой армии Вермахта особая команда «Москва», задача которой после взятия советской столицы заключалась в захвате административных зданий партийных и государственных органов, аресте по заранее подготовленному списку лиц, проведению карательных операций и т. д. «Германская разведка, – подчеркивал начальник ОО, – особенно интересуется «московским направлением», куда забрасывается основная масса завербованной агентуры». В частности, из 505 задержанных трое агентов имели задание: для разведывательной работы осесть в Москве; установить численность советских войск на правом фланге Западного фронта и структуру вновь сформированных стрелковых бригад; изучить настроения рабочих и состояние продовольственного снабжения в столице, а также выяснить количество действующих промышленных предприятий оборонного значения и их мощности.

Изменениям и усовершенствованию подверглись и способы переброски агентуры. Если в предвоенный период в основном это был пеший переход государственной границы и лишь изредка использовались самолеты и морской транспорт, то в 1942 г. и в последующее время наряду с массовой заброской агентов и диверсантов суходолом для преодоления линии фронта все чаще стала задействоваться авиация. Заброска агентов и диверсионно-разведывательных групп в этом случае предполагалась прежде всего в прифронтовые районы и глубокий советский тыл. Более широкое применение нашла доставка агентов и с помощью средств подводного и надводного флота, преимущественно в морские портовые города.

К концу того же года советским военным техническим службам и постам визуального наблюдения за воздушным пространством удалось наладить достаточно надежный контроль за полетами одиночных и групповых самолетов противника. Их появление, особенно в ночное время, небезосновательно подводило к мысли о десанте. С участием истребительных батальонов, сил территориальных органов внутренних дел, личного состава воинских подразделений, а нередко и местной самообороны районы возможной высадки блокировались, а затем тщательно прочесывались. Результаты, как правило, были успешными, особенно в случае задержания или явки с повинной одного или нескольких агентов. Парашютистов, оказавших вооруженное сопротивление, при невозможности их захвата истребляли на месте. Зная об ожидавшем возмездии, некоторые агенты заканчивали жизнь самоубийством. Большинство же предпочитало сдаться. Диверсионно-разведывательные формирования, проявившие жестокость в местах высадки или в районах своих действий, после задержания и допросов по законам военного времени иногда расстреливались на глазах населения. Некоторые уничтожались в районах высадки без суда и следствия. В сообщении НКВД (август 1942 г.) упоминалось о 222 задержанных парашютистах, 76 из которых прибыли добровольно с повинной, 15 было убито во время задержания, а «33 агента расстреляны публично на месте приземления в присутствии местных жителей, участвовавших в их розыске и задержании».

В докладной ГУКР СМЕРШ (июнь 1943 г.) в ГКО В. Абакумов отмечал: за период войны органами НКВД, НКГБ и военной контрразведки обезврежено 1040 парашютистов, переброшенных немецкими спецслужбами в советский тыл. Из них 464 (более 40 %) явились с повинной, 524 задержаны, из которых 310 военными трибуналами приговорены к ВМН, а 8 осуждены к различным срокам наказания, остальные содержатся под арестом. 12 агентов погибло при приземлении, а 40, оказавших сопротивление, убиты. Среди задержанных оказалось 263 радиста с «портативными коротковолновыми приемопередающими радиостанциями замаскированными в чемоданах и противогазных сумках».

Историческая справка

Вооружение и снаряжение немецких агентов и диверсантов, как правило, было «штатное», соответствующее по легенде «званию», «должности» и предусмотренному заданию. Из средств связи применялись портативные радиостанции КВ-диапазона. Вначале их помещали в чемоданы и вещевые мешки. Немалые габариты радиоснаряжения серьезно демаскировали агентуру, что вынудило технические службы Абвера и РСХА заняться его усовершенствованием. Так, в апреле 1942 г. в ориентировке в адрес фронтовых особых отделов В. Абакумов писал: «По имеющимся в Управлении особых отделов НКВД СССР данным, германская разведка в последнее время стала снабжать свою агентуру… радиостанциями, размещенными в двух сумках противогаза «УБ». В одной сумке помещается передатчик с приемником и двумя анодными батареями «Петрикс», в другой – третья анодная батарея, две батареи накала, антенна и противовес, ключ, телефоны, шнур питания, кварцы, запасные лампы и инструмент…

Схемы, мощность и диапазон волн радиостанций в основном такие же, как в известных чемоданных и портфельных батарейных станциях.

Изложенное сообщается для ориентировки и задержания подозрительных в этом отношении лиц».

Стремясь как можно надежнее обезопасить агентуру от задержания после десантирования, абверкоманды (абвергруппы), а затем и их коллеги из РСХА агентов и диверсантов стали отправлять в бомбардировщиках. Под прикрытием бомбовых ударов по тыловым советским объектам их сбрасывали в заранее обусловленных районах. Для доставки агентуры использовалась и авиация, распространяющая листовки, другие пропагандистские материалы. Практиковалось десантирование агентов и в разных местах по маршруту следования самолетов. Особенно ценные из них за линию фронта доставлялись под прикрытием нескольких ложных вылетов, агентов-«пустышек» или с посадкой специально оборудованных самолетов, как, например, это было с агентом Шило-Тавриным.

В 1942 г. заметно выросли численность и состав забрасываемых диверсионно-разведывательных формирований. Нередко они насчитывали три, четыре, десять и более человек. В отдельных случаях линию фронта стали пересекать крупные диверсионные подразделения: «Из материалов следствия устанавливается, – сообщалось в упоминаемой докладной на имя Г. Жукова, – что немцы применяют следующие виды переброски агентуры: на транспортных самолетах по 9—10 человек; переброски агентуры в санитарных машинах под видом раненых красноармейцев; групповые переброски по 5—10 человек под видом военнослужащих, выходящих из окружения; внедрение массовой агентуры (отдельными подразделениями) в наши части, попавших в окружение с последующим созданием условий для выхода этих частей из «кольца»; переброски под видом беженцев. Вышеизложенное является только лишь частью методов и приемов, которые применяют германские разведорганы в борьбе с нами».

«25 февраля 1942 г., – отмечалось в свою очередь в спецсообщении Особого отдела 61-й армии, – на ст. Веженка, расположенную в 7 км от г. Белева, под командованием лейтенанта РККА Карнаух прибыла группа бывших военнопленных в составе 10 человек. Явившись в комендатуру, Карнаух сообщил, что он является командиром диверсионной группы, созданной немцами из военнопленных и переброшенной в расположение советских войск с целью совершения диверсий на железных дорогах.

В подтверждение своего заявления Карнаух представил комендатуре 9 бывших военнопленных, одетых в красноармейскую форму, каждый из которых имел на руках по две мины…, вооружен винтовкой и 60 патронами… После сдачи мин, оружия и документов все участники диверсионной группы были этапированы в г. Белев, а из последнего в следственную часть ОО НКВД 61-й армии, где и были допрошены».

Сообщения о появлении в расположении советских войск и прифронтовых районах крупных разведывательно-диверсионных формирований появлялись и позже. В некоторых из них насчитывалось от 20 до 100 и даже 300 диверсантов. Маскировались они под маршевые, саперные и санитарные подразделения Красной Армии, похоронные и трофейные команды и т. д. «7 марта с.г. (1942. – Авт.), – отмечалось в директиве НКВД СССР, – в районе действий 61-й армии Западного фронта … задержана группа активных агентов германской военной разведки в количестве 22 военнослужащих, находившихся в плену у немцев… Возглавлявший группу разведчиков бывший младший лейтенант Красной Армии Москалев получил от Фурмана (Юльюш Фурман – кличка «Фишер», капитан Абвера, сотрудник абвергруппы 107. – Авт.) задание вести наблюдение за передвижением частей Красной Армии на участке фронта Сухиничи – Белево – Ульяново…

В течение месяца (с 12-го февраля с. г.) немецкие разведчики действовали вблизи фронта под видом подразделения наших войск, имели при себе … красноармейские книжки и грубо сфабрикованные фиктивные документы в виде (войсковой) части № 1319 о том, что подразделение из 20 бойцов направляется в районы 154, 325 и 340-й дивизий для выполнения оперативных заданий, свободно разъезжали группой на 6 санных упряжках, собирали шпионские сведения и передавали их по радио в Брянск».

Подчеркивалось, что данный факт свидетельствует о слабой работе особых отделов «по налаживанию агентурно-оперативной работы, заградительной службы, не организована тщательная проверка документов и не принимаются достаточно решительные меры к задержанию и фильтрации подозрительных лиц».

В мае того же 1942 г. на Западном фронте в район расположения соединения под командованием генерал-лейтенанта П. А. Белова Абвер с участием отдела «Иностранные армии Восток» под видом подразделения советских войск перебросил диверсионный отряд численностью свыше 300 человек. Задача диверсантов заключалась в захвате командования и штаба корпуса, внесении дезорганизации в управление и открытии участка фронта для прорыва основных немецких сил. Замысел противника удалось вскрыть благодаря благоприятному стечению обстоятельств, а также опыту фронтовых контрразведчиков. Большая часть диверсионного отряда была уничтожена в ходе боя, другая захвачена в плен. Результатом проведенной операции стала и очередная ориентировка Особого отдела НКВД об используемых противником ухищрениях.

Тогда же Особый отдел союзного наркомата информировал начальников фронтовых особых отделов, военных округов и спецлагерей по фильтрации окруженцев о выявлении в полосе трех фронтов (Западного, Брянского и Юго-Западного) «группы активных агентов германской разведки» в составе 11 человек. Их особенностью было то, что практически все они до пленения и вербовки занимали ответственные командные посты – командира полка, батальона, роты, помощников начальников отделов дивизии, связи авиабазирования и т. д. Их арест произошел лишь тогда, когда «в соответствии с заданием немецкой разведки (они) проникли на командные должности в Красную Армию».

Активизация немецких спецслужб особенно усиливалась при планировании и осуществлении Вермахтом крупных наступательных или оборонительных операций. Подобное наблюдалось при обороне Киева, Одессы, Севастополя, Ленинграда, Москвы, при попытке захватить Кавказ, в период Сталинградской и Курской битвы, форсирования Восточного вала и позже.

В течение только нескольких дней декабря 1942 г. в тылы Юго-Западного, Воронежского, Донского и Сталинградского фронтов усилиями лишь 202 абверкоманды было заброшено 79 разведчиков, диверсантов и радистов, среди них находились опытные агенты «Стародуб», «Демченко», «Лагнов», «Септовский», «Осипенко». Наряду с разведывательными и диверсионными заданиями, перед отдельными диверсантами ставились задачи террористического характера. Такое поручение, в частности, имел бывший младший лейтенант Зайцев из 2-го кавалерийского корпуса. Жертвой должен был стать его командир генерал-полковник П. А. Белов.

В мае – декабре 1942 г. в полосе обороны Ленинградского фронта и в городе на Неве действовали более 400 вражеских агентов и пособников. «Шпионы, изменники и террористы, – отмечалось в докладной записке Особого отдела НКВД фронта, – составляют 28,4 % по отношению к общему числу арестованных». Задачи перед агентурой стояли традиционные: террористические акты, диверсии на базах, складах с горючим и боеприпасами, организации диверсионно-разведывательных групп и т. д.

После задержания агента, кроме организации радиоигр, перевербовки и др., контрразведчики выстраивали агентурные комбинации с целью вывода и ареста вражеской агентуры. Подобный случай произошел на Калининском фронте, когда был подбит немецкий самолет. К противнику командировали агента «Виктора» из разведотделения Управления войск НКВД по охране тыла фронта с легендой: один раненный летчик нашел у него приют и просит помощи в пересечении линии фронта. Для убедительности «Виктор» принес удостоверение личности «спасшегося». Уловка удалась. Результатом стал арест двух агентов, перешедших вместе с «Виктором» на советскую территорию. В свою очередь, они указали на подельников, которые подверглись задержанию сотрудниками Калининского областного УНКВД.

В 1941–1942 гг. в условиях быстро меняющейся боевой обстановки возникли большие сложности по обеспечению безопасности тыла Красной Армии. Выполняя охранные функции, войска НКВД не раз вынужденно принимали участие в отражениях наступлений частей Вермахта на линии фронта, а нередко прикрывали и отход регулярных войск действующей армии. Обстановка в прифронтовой полосе в значительной мере усугублялась и появившимися уже в первые дни войны неиссякаемыми потоками беженцев и эвакуированных. В помощь частям и подразделениям по охране тыла и истребительным батальонам территориальные органы госбезопасности и внутренних дел прифронтовых районов стали создавать оперативно-чекистские группы. Их задача заключалась в поддержании прифронтового режима, борьбе с агентурой, организации заградительной службы. С их участием на армейских коммуникациях, вблизи населенных пунктов и городов, на мостах и переправах, иных местах устанавливались контрольно-пропускные пункты, путем выставления скрытых постов и засад осуществлялась проверка дорог, сел и хуторов, высылались пешие и конные дозоры, а при необходимости с привлечением более крупных сил проводилось прочесывание лесных массивов, рощ, ложбин, оврагов, кустарников, других уязвимых участков местности.

Так, вражеские диверсионно-разведывательные группы и агенты в районе Киева появились уже в начале июля 1941 г. На их уничтожение наряду с другими задействовали 4-й полк НКВД полковника М. А. Косарева. Первый батальон поиск осуществлял под Белой Церковью, второй – в районе Житомира. При поддержке местного населения в течение лишь нескольких дней личному составу первого батальона удалось обезвредить восемь таких групп. «Мы получили задание уничтожить гитлеровский десант, приземлившийся вблизи села Игнатовка, – вспоминал об одной из таких операций ее участник М. Максютин. – Поняв, что обнаружены, диверсанты попытались скрыться, но были настигнуты и окружены в трех домах на окраине села. Завязался бой. Мое отделение атаковало один из них. В перестрелке одного диверсанта убили, двое сдались. Были обезврежены и другие парашютисты, которых обнаружили бойцы нашего взвода».

В докладной на имя начальника оперативной группы УНКВД Киевской области по руководству ИБ командир Носовского батальона отмечал: «С целью поддержание порядка, задержания шпионов, диверсантов, дезертиров и паникеров, истребительный батальон выставляет посты на всех дорогах и в населенных пунктах района. По поручению командования Красной Армии бойцы выполняли и другие задачи по охране прифронтового тыла».

Вспоминая о беспокойной службе по охране тыла Юго-Западного фронта, бывший начальник заставы 94-го Сколенского погранотряда лейтенант М. Г. Паджев писал: «В войсковом тылу 26-й армии особую активность проявляли шпионы-сигнальщики, действовавшие в основном в районах станций Золотоноша и Гребенка. Как только туда прибывали воинские эшелоны, об этом сразу же становилось известно противнику. Не успевали войска выгрузиться – появлялись бомбардировщики. Эшелоны обычно приходили ночью. Самолеты на цели сигнальщики наводили ракетами. Урон от этого был велик. Кроме того, они распространяли и всевозможные слухи, сеяли панику.

Однажды под вечер наш взвод оказался в небольшом селе вблизи станции Гребенка. До этого в поисках подозрительных лиц мы весь день прочесывали лес, и бойцы изрядно устали. Но не успели расположиться на отдых, как послышался гул немецких самолетов. И в этот же момент над станцией вспыхнула одна, затем другая красные ракеты. Воздух потрясли взрывы. Небосвод озарился пламенем пожарищ.

Шпионов-сигнальщиков взвод искал всю ночь. Прочесывали поля, перелески, спрашивали людей в селах, выясняя, нет ли посторонних. Но безрезультатно. Часов в десять утра мы подошли к какому-то селу, остановились у крайней хаты, объявили привал. И тут к нам подошла женщина и сказала:

– Утром я работала в поле, а когда возвращалась домой, увидела двух мужчин. Заметив меня, они скрылись в подсолнухах. Мне это показалось странным.

– Где вы видели этих людей?

– Вон там, за селом, – показала она рукой в сторону от дороги.

Пограничники быстро оцепили посевы подсолнуха и стали их прочесывать. Вскоре бойцы Писакин и Елисеев обнаружили двух лежащих на земле мужчин. Те тоже их заметили и бросились бежать. Пришлось открыть огонь. Неизвестные вынужденно остановились. Один из них лет тридцати, высокий, широкоплечий, с загоревшим, почти бронзовым лицом. Другой – можно сказать, подросток, небольшого роста, щуплый. На вопрос, почему прячутся в подсолнухах, старший ответил: зашли по нужде.

– Почему же вы бежали от бойцов?

– Испугались, – ответил мужчина. – Подумали, что это не красноармейцы, таких фуражек мы никогда не видели.

– Документы у вас есть?

– А как же. – И детина, засунув руку за пазуху, достал справку.

В бумаге значилось, что он и его сын эвакуируются в тыл страны.

– И это все?

– Все. Проклятый немец разбомбил наш эшелон и остальные документы сгорели.

Тут подошли пограничники Дмитриев и Макаров.

– Товарищ лейтенант, вот шли по их следу, смотрите что нашли. Дмитриев держал пистолет системы «Вальтер», а Макаров – мешочек с патронами к нему.

– Это ваше?

– Что вы, – засуетились оба. – Зачем это нам?

Но как не запирались задержанные, выдал их акцент. По справке они значились жителями Житомирской области, а разговаривали как гуцулы из Прикарпатья, уж их говор я знал хорошо. Вот акцент свой они никак не могли объяснить. Задержанных мы передали в соответствующие органы, где они сознались, что по заданию немецкой разведки пускали ракеты на станции».

Пристальное внимание советским магистралям, особенно железнодорожному транспорту, в тыловых и прифронтовых районах Абвер, отдел «Иностранные армии Восток» и РСХА, уделяли не случайно. «Русские железные дороги, – гласил один из пунктов плана «Барбаросса», – должны быть перерезаны в зависимости от их значения для операций преимущественно на их важнейших ближайших объектах… путем их захвата смелой высадкой парашютистов и авиадесантных частей». В зависимости от военной обстановки, диверсанты получали задачи конкретного плана: захватывать железнодорожные мосты, другие подобные объекты; всеми доступными средствами нарушать работу железнодорожных артерий, питающих Восточный фронт живой силой, боевой техникой и припасами и др. В ход шли все доступные способы: подрыв железнодорожных стрелок и полотна, уничтожение паровозов и депо, водонапорных башен, мелких и крупных станций и т. д. «На третий день войны, – писал генерал-майор в отставке М. А. Белоусов, – старшие лейтенанты госбезопасности Котовенко и Горюшко были командированы в 6-ю армию в район Изяслав – Шепетовка. Рано утром, не доезжая Шепетовки, они увидели, как на лесок возле дороги из двух немецких самолетов начал выбрасываться десант. Диверсанты! Решение принимается молниеносно: Котовенко на машине мчится в Шепетовку за подкреплением, а Горюшко остается на опушке леса для наблюдения за дальнейшими действиями десанта. Вскоре со взводом пограничников Котовенко возвращается в обусловленное место и видит, что Горюшко уже вооружен трофейным автоматом. Оказалось, что невдалеке от него приземлился один из парашютистов и, пока фашист выпутывался из строп, он прикончил его без выстрела.

Диверсантов окружили. Минут через двадцать бой закончился. Из шестидесяти парашютистов уцелели двое. Они же показали: выброшенная диверсионная группа имела задание вывести из строя Шепетовский железнодорожный узел и этим парализовать работу наших четырех прифронтовых дорог».

Особая роль в подрывной работе отводилась агентам-сигнальщикам: удачно произведенный с их помощью авианалет грозил уничтожением не только воинских эшелонов, но и всей железнодорожной инфраструктуры. «Нелегки обязанности начальника железнодорожной станции, особенно они осложнились с началом Великой Отечественной войны, – делился воспоминаниями бывший начальник Фастовского железнодорожного узла Владимир Белинский. – Наиболее трудными оказались первые дни войны. На станции Фастов (в 50 км от Киева. – Авт.) скопилось большое число эшелонов с мирными грузами, а также военным имуществом, боеприпасами и т. д. А тут все чаще стала совершать налеты фашистская авиация. Но вражеских летчиков подводила их же пунктуальность: у нас, как правило, они появлялись на рассвете. И мы стали хитрить. К этому времени старались рассредоточить эшелоны в разных концах железнодорожного узла, а оставшиеся замаскировать. Но так продолжалось недолго. Однажды, когда послышался гул самолетов, в небо в районе станции взлетели ракеты. Это сигнальщики стали обозначать гитлеровцам цели для бомбежки. Задержать в тот день никого не удалось. К следующему налету мы подготовились со всей серьезностью. Территорию скрыто оцепили бойцы истребительного батальона, сотрудники НКВД, партийно-комсомольский актив города.

Для дезорганизации немецких летчиков во многих отдаленных местах были выставлены красноармейцы, имевшие ракеты различного огня. Как только бомбардировщики стали приближаться, в районе станции появились две ракеты, и тут такие же ракеты взлетели в воздух далеко в стороне. Фашисты растерялись, а потом сбросили бомбы на близлежащий пустырь. В тот день ни одна из них не упала на станцию. А в это время стали искать вражеского лазутчика. Обнаружили его возле водонапорной башни, где он пытался спрятать ракетницу и другое шпионское снаряжение. Приговор военного трибунала был жесток, но справедлив…

Гитлеровские диверсанты и шпионы Фастов не забывали, – продолжил свой рассказ Владимир Васильевич. – Одного из них, в форме майора Красной Армии, патруль задержал на улице. «Майор» предъявил вызвавшие подозрения документы. Когда ему предложили пройти в комендатуру, он начал ссылаться на занятость служебными делами, а по дороге пытался бежать. Позже выяснилось, что агент имел задание пробраться в Киев для проведения там диверсий. Другому шпиону «помогли» проявиться сами же хозяева. Он ехал в эшелоне, подвергнувшемся налету фашистских самолетов. Когда раненых привезли в госпиталь, врачи обратили внимание на лежавшего на носилках лейтенанта, сжимавшего в руке лямки вещевого мешка. Будучи без сознания, он выкрикивал команды на немецком языке. Мешок развязали. Трофеем стала радиостанция, запасное к ней питание, большая сумма советских денег, комплект подложных документов».

Кроме особых отделов, подразделений войск по охране тылов фронтов и истребительных батальонов, на пути агентов вставали и оперативно-чекистские группы территориальных органов НКВД. В их состав, кроме командира, входили два-три оперативника, радист, разведчик, а позже стали привлекать и перевербованных агентов-опознавателей. Бывший сотрудник НКВД Украины С. В. Рудик вспоминал: «Ситуация под Киевом (летом 1941 г. – Авт.) усложнялась с каждым днем. Тесня наши войска на флангах, гитлеровцы пытались взять столицу в кольцо. В это время в прифронтовом тылу выросло число диверсий, на железных дорогах появились агенты-сигнальщики, не раз наблюдались и попытки диверсантов проникнуть на важные промышленные объекты. Для пресечения этих и других подобных действий предпринимались определенные меры, одной из которых стало формирование из сотрудников наркомата и городского УНКВД оперативно-чекистских групп. В одной из них оказался и я. Получившей условное наименование «Щорс» группе предписывалось действовать на территории Переяславского района Киевской области. Такие же формирования были направлены и в другие районы…

Этот случай произошел в начале августа. Утром на дороге появилась огромная колонна беженцев. Люди гнали скот, ехали на подводах, шли пешком, посматривая на небо – не летят ли вражеские самолеты? Когда колонна подошла ближе, наше внимание привлекла оборудованная под фургон подвода. Лошадьми правил мужчина лет тридцати. За ним в глубине фургона сидело еще несколько человек. Приблизившись к КПП, колонна приостановила движение. Мы подошли к подводе. Увидев нас, возница занервничал.

– Куда держите путь?

– Туда, куда и все, – ответил он хмуро.

– Предъявите документы.

Полезши молча в карман, подал бумаги. Из них следовало, что все четверо – жители одного из сел Западной Украины. По состоянию здоровья освобождены от призыва в армию. Последнее вызывало подозрение. Каждому из них не было и сорока лет. По внешнему виду аккуратны, не наблюдалось и признаков болезни.

– А как пролегли ваши дороги из родных мест? – внезапно спросил наш командир.

Этот простой вопрос вызвал растерянность. Обменявшись взглядами, они стали говорить нечто невразумительное. Подошли бойцы-истребители. Увидев, что окружены, сидевшие в фургоне занервничали еще больше. Один из них бросился бежать, но был задержан. Задержали и остальных. Обыскали фургон – в тайнике нашли радиостанцию, оружие, другое шпионское снаряжение.

Агенты признались: несколько дней тому были сброшены с самолета. Раздобыв лошадей и оборудовав фургон, решили действовать под видом беженцев. Двигаясь в колонне, вели разведку, результаты которой передавали по радиостанции…

В то лето только на территории Переяславского района нам удалось обезвредить более 20 диверсантов и агентов противника».

Конец 1941 – начало 1942 г. стали одним из самых трудных, но одновременно решающим периодом Великой Отечественной войны. Бросив на чашу весов все наличные резервы, гитлеровская Германия пыталась стремительным штурмом овладеть столицей Советского Союза. Войска группы армий «Центр» при поддержке отборных дивизий СС были почти у цели, однако события развернулись не так, как видели их Гитлер и его генералы. В жестоком сражении под Москвой, одном из величайших исторических событий Второй мировой войны, безвозвратно рухнули надежды на «блицкриг» против СССР. Предстояла тяжелая, упорная и затяжная битва, результаты которой во многом были непредсказуемы, и которая никак не входила в расчеты и планы нацистского руководства. «Начатое 6 декабря (1941 г. контрнаступление советских войск. – Авт.), – напишет впоследствии один из многих битых генералов Вермахта Карл Блюментрит, – оно было направлено против двух танковых групп, расположенных северо-восточнее Москвы. Это был поворотный пункт нашей Восточной кампании – надежды вывести Россию из войны в 1941 г. провалились в самую последнюю минуту.

Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни «блицкрига» канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходящая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».

Неудачи, постигшие Третий рейх, вынудили Верховное командование Вермахта, кроме активизации боевых действий, искать новые пути по усилению диверсионно-разведывательной деятельности в глубоком советском тылу, на линии фронта и прифронтовых районах. Не отказываясь от массовой заброски агентуры с постановкой ей «мелких» разведывательно-диверсионных задач, основное внимание абверкоманды и абвергруппы сосредоточили на ее проникновении в разведорганы, штабы соединений и частей действующей Красной Армии, армейские управленческие структуры, выполнении других тактических и стратегических задач разведывательного характера. Из числа военнопленных и других пособников подбирались соответствующие исполнители. Кроме отбора по первичным исходным данным (возраст, образование, военная специальность, воинское звание и др.), агенты стали проходить специальное обучение. Легенды прикрытия тщательно документировались. «За время войны, – сообщал (январь 1942 г.) в ГКО Л. Берия, – особыми отделами фронтов арестовано завербованных германской разведкой 3813 человек, в том числе агентуры проникшей в штабы, управленческие органы фронтов и армий, разведотделы, узлы связи, другие важные объекты … фронтовой полосы – 83 человек…

В целях предупреждения возможности проникновения германской агентуры в штабы, разведотделы и другие управленческие органы Красной Армии фронтов, армий и дивизий НКВД СССР считает необходимым: запретить военным советам фронтов, армий, военных округов, командованию частей и соединений принимать на работу в штабы, разведотделы, узлы связи, шифраппараты и другие управленческие органы военнослужащих, вернувшихся из плена и окружения».

Насколько оправданным в этом случае было предложение НКВД, судить сложно. Точно известно другое: оно стало отправной точкой для появления в последующем решения: побывавшим в окружении, а особенно в плену, в военных документах ставить «черную» метку: «Находился в плену».

Количество заброшенных противником агентов и диверсантов возрастало с увеличением трудностей Вермахта на фронтах. Увеличивалось и число задержанных и ликвидированных. К августу 1942 г. оно составило почти 12 тыс. человек. Последнее, с одной стороны, свидетельствовало об усилении активности немецких спецслужб, отсутствии у них проблемы с разведывательно-диверсионными кадрами, с другой – о положительных тенденциях в работе советской контрразведки в поиске новых форм, приемов и методов противостояния врагу в тайной войне. В середине года с участием захваченной и перевербованной немецкой агентуры было положено и начало радиоиграм с центрами Абвера и РСХА. Из 74 радистов, оказавшихся в распоряжении особых отделов НКВД, 31 использовались для дезинформации. К 1945 г. их количество возросло в несколько раз. Многие из них «работали» на немецкие разведку и контрразведку от 1 до 3 лет.

Стало постепенно увеличиваться и число агентов, явившихся с повинной. Начавшись в первый год войны, данное явление достигло пика в конце 1943 г. – 1944 году. Преимущественно это были бывшие военнопленные и жители оккупированных районов, под принуждением или по другим причинам давшие согласие на сотрудничество с оккупантами. Было немало и тех, кто таким образом пытался вырваться из фашистского ада. К сожалению, дальнейшая судьба большинства из них оказалась незавидной. Судебное преследование, лагеря, тюрьмы, а часто и смертный приговор. Отдельным повезло больше. Как правило, это были перспективные, с точки зрения НКВД, НКГБ и СМЕРШа, будущие двойные агенты. Получив «подарок» в лице около 35 % добровольно повинившихся от общего количества переброшенной агентуры, основное внимание Абвер и РСХА сосредоточили на тщательно проверенных кадрах из числа перебежчиков, других предателях, а также надлежащим образом проявивших себя участниках карательных операций в борьбе с партизанами и подпольем, внутренних агентах в лагерях военнопленных и т. д.

Некоторая часть заброшенной агентуры пыталась сама отказаться от возложенных на нее диверсионно-разведывательных полномочий. Оказавшись в советском тылу, агенты переходили на нелегальное положение. Будущая их участь особым разнообразием не отличалась: арест и наказание в соответствии с законами военного времени в случае выявления; участие в уголовно-бандитских формированиях; жизнь под чужими именами, а некоторые обрекали себя на долголетнее прозябание в лесных чащобах, погребах и др. Показательна в этом случае судьба бывших красноармейцев 29-й саперной бригады 24-й армии Безуглого и Тулынина. Плененные в июле 1942 г., сообщив немцам известные им военные сведения, оба подверглись вербовке. Поставленное перед ними задание было простым, но одновременно коварно-опасным: отравлять пищу и водоисточники в расположении воинских частей, выполнять роль агентов-сигнальщиков, изучать объекты оборонного значения и т. д. Соответствующей была и экипировка: более сотни упаковок различных ядов, ракетницы и ракеты, продукты питания, водка и деньги. Вооруженным автоматами ППД, им предписывалось выдавать себя за отставших от своей части в период наступления. Оказавшись за линией фронта Тулынин скрылся в неизвестном направлении в первую же ночь, Безуглов вооружение и снаряжение бросил в реку, а яды сжег. «Безуглов, – писал начальник Управления войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии старший майор госбезопасности Леонтьев, – с материалами следствия передан Сальскому РО НКВД (по приговору ВТ был расстрелян в июле 1942 г. – Авт.). Тулынин включен в розыск по Сталинградскому и Северо-Кавказскому фронтам».

Невзирая на некоторые положительные тенденции в противостоянии с немецкими спецслужбами в первый период Великой Отечественной войны, в силу различных обстоятельств советские контрразведчики оказались далеки от желаемого успеха. Деятельность органов военной контрразведки протекала в исключительно сложных условиях. Повсеместное отступление Красной Армии по всей линии фронта, процесс отмобилизации новых частей и соединений, боевые и небоевые потери, многие другие объективные и субъективные факторы привели к тому, что в 1941–1942 гг. личный состав большинства особых отделов НКВД действующей армии заметно изменился. Из территориальных и транспортных органов госбезопасности на их пополнение прибыло 20 тысяч оперативных работников, многие из которых имели ограниченный оперативный опыт или вовсе не имели его, тем более в оптимальных армейских условиях. Данные обстоятельства явились одной из причин того, что основные результаты разоблачения, задержания и уничтожения вражеской агентуры достигались прежде всего в ходе фильтрационной работы. Не случайно в одном из документов Особого отдела Западного фронта (июль 1942 г.) самокритично отмечалось: «Разоблачение… проводилось в основном в результате следственной обработки лиц, в отношении которых имелись данные, вызывающие подозрение по связям с немецкой разведкой…».

В контрразведывательные «сети» в основном попадалась слабо подготовленная диверсионно-разведывательная «мелочь», или же удача сопутствовала «по случаю». Успех в противоборстве с опытными кадровыми агентами наблюдался нечасто, особенно когда Абвер и РСХА затевали многоходовые агентурно-оперативные комбинации.

Совершенствование системы мер по розыску агентов и диверсантов противника, повышение ее эффективности стало наблюдаться лишь по мере накопления опыта агентурно-оперативной работы. Результаты стали обеспечивать прежде всего агентурно-розыскные, чекистско-войсковые, другие оперативные мероприятия. Фильтрационные заслоны остались важным, но вспомогательным средством.

Опираясь на опыт оперативной игры по дезинформации высшего политического и государственного руководства СССР в предвоенный год о «стратегической подготовке» немецких войск вблизи советских границ якобы для последующего «удара» по Англии, в начале 1942 г., спецслужбы противника сообща подготовили и провели весьма успешную дезинформационную операцию под условным названием «Кремль». Ее цель – сохранение в тайне намеченного на лето 1942 г. направления главного удара Вермахта на южном крыле Восточного фронта путем создания видимости, что он будет нанесен на западном, с задачей разгромить центральную группировку советских войск и захватить Москву.

Впервые о подготовке такой операции традиционно лаконично в дневнике упомянул 24 марта 1942 г. и Гальдер: «Генерал Хойзингер (Хойзингер, Адольф – начальник оперативного отдела генштаба ОКХ. – Авт.) с начальником военно-транспортной службы: подготовка операции «Зигфрид»» (кодовое обозначение весеннего наступления на южном крыле советско-германского фронта. – Авт.). 4 мая он же записал: «Совещание у фюрера: Кюхлер, Зейдлиц (фельдмаршал Кюхлер, Георг – командующий группой «Север»; генерал артиллерии Зейдлиц, Курцбах Вальтер – командир 15-го армейского корпуса 6-й армии. – Авт.). Доклад о положении на севере. Отчасти очень оживленный обмен мнениями. Предложение Кюхлера отказаться от операции на юге, чтобы продолжить операцию на севере, решительно отклонено». Возвращаясь к данному вопросу спустя многие годы, он же отмечал: «Немецкое верховное командование приняло решение начать наступление на юге Восточного фронта, решение, в котором большую роль играли военно-экономические соображения… Попытки русских помешать весной 1942 г. подготовке немецкой армии к наступлению дали лишь незначительные успехи местного значения».

О событиях весны 1942 г. вспоминал и генерал пехоты Курт Типпельскирх, вынужденно оставивший на то время должность обер-квартирмейстера генштаба ОКХ и находившийся на «практической» фронтовой работе. «Для запланированного немецкого наступления, – писал он в начале 60-х годов XX ст., – попытка русских помешать ему была только желанным началом. Ослабление оборонительной мощи русских, которого было не так-то легко добиться, должно было существенно облегчить первые операции. Но требовались еще дополнительные приготовления, которые заняли почти месяц, прежде чем немецкие армии, произведя перегруппировку и пополнив все необходимое, смогли начать наступление».

Лишенный ранее имевшихся у него разведывательных данных, Типпельскирх мог только предполагать, что наряду с сугубо военными мероприятиями по подготовке наступления, с участием Абвера, отдела «Иностранные армии Восток», отделов 1Ц штабов группы армий «Юг», других спецслужб, ведется широкомасштабная работа по прикрытию главного направления наступления войск Вермахта. Составной частью «дополнительных приготовлений» стала упоминаемая операция «Кремль», включавшая проведение дезинформационных составляющих: демонстративно усиленную аэрофоторазведку окраин Москвы, московской линии обороны, районов Владимира, Иванова, рубежа Тамбов – Горький – Рыбинск, оборонительных позиций, пролегавших от Пензы через Алатырь к Космодемьянску, а также на Волге от Вольска до Казани; радиодезинформацию; размножение планов Москвы, других крупных городов, расположенных в полосе наступлений группы армий «Центр», и рассылку их вплоть до штабов полков; подготовку для войск новых дорожных указателей, передислокацию штабов и командных пунктов; подвоз к водным преградам переправочных средств и т. п.

С этой целью Абвер и фронтовые разведорганы усилили агентурную разведку, массово забрасывая не только агентов-одиночек, но и диверсионно-разведывательные группы. Первые из них появились уже в феврале 1942 г. «По сообщению Особого отдела НКВД Западного фронта, – писал в ГКО Л. Берия, – в районе действий 354-й стрелковой дивизии 5-й армии арестована группа немецких шпионов в количестве 5 человек. При аресте изъято: 5 пистолетов «Парабеллум», 2 автомата, немецкая рация, денег 14800 рублей и 302 марок…

Шпионы получили задание проникнуть в тыл Красной Армии, в район Бородино, разведать, по какой дороге движутся советские войска, где находятся бронетанковые силы, расположение аэродромов, узнать о перегруппировке войск на этом участке и месторасположении орудий системы Костикова (реактивных установок БМ-13 системы А. Г. Костикова. – Авт.). Собранные сведения они должны были передать через имевшуюся у них радиостанцию». В феврале – марте подобных сообщений поступило около десяти. 15 марта в Генштаб Красной Армии Л. Берия направил обеспокоенное послание, в котором отмечал: по радио из Брянска получено сообщение о «наплыве немецко-фашистских войск, направляющихся на Орел».

Предпринимаемые меры по дезинформации командованием Вермахта по времени тесно увязывались с подготовкой запланированного генерального наступления. «Еще до проведения операции «Кремль», – отмечают А. Г. Шаваев и С. В. Лекарев, – у Ставки ВГК СССР сложилось мнение, что наступление противника на юге возможно, однако считалось, что вероятнее всего главный удар будет нанесен не в сторону Сталинграда и Кавказа, а во фланг центральной группировки советских войск в целях овладения Москвой и Центральным промышленным районом. Мероприятия, проведенные по плану «Кремль», способствовали тому, что советское командование придерживалось ошибочной точки зрения вплоть до развертывания немецкого наступления на Сталинград».

К решению стратегических планов ОКВ Абвер и РСХА подключались не раз. При армейских группировках «Юг-5», «Юг-А» и «Дон» было создано 7 новых абверкоманд и 15 абвергрупп, подрывную деятельность развернули и только что созданные «Унтернемен Цеппелин» и «Зондерштаб Р». В то время как их коллеги на западном направлении имитировали подготовку наступления на Москву, абверкоманды и фронтовые подразделения отдела «Иностранные армии Восток» начали работу по сбору разведывательной информации на южном участке, сопровождающуюся системными диверсионными действиями в тылах Сталинградского, Донского, Южного и Северо-Кавказского фронтов. В частности, пытаясь облегчить положение почти окруженной 6-й армии фельдмаршала Паулюса, на ее левом фланге, где оборону занимали итальянцы, венгры и румыны, посредством активного применения радиосредств решено было сымитировать укрепление их позиций войсками Вермахта. Сменивший на посту начальника генштаба ОКХ Франца Гальдера генерал-полковник Курт Цейтцлер вспоминал: «В широких масштабах мы практиковали радиообман с целью скрыть от противника тот факт, что на левом фланге не было немецких войск, и создать у него неправильное представление о наших силах на этом участке фронта… Наши обманные мероприятия не ввели русских в заблуждение. Они хорошо знали, что этот участок удерживается войсками наших союзников, которые, по их расчетам, были менее стойки в обороне… Ранним утром 19 ноября 1942 г. главное командование сухопутных сил, находившееся теперь в Восточной Пруссии, получило телеграмму: «Началась мощная артиллерийская бомбардировка всего румынского фронта северо-западнее Сталинграда». Наступление русских началось…».

Стремясь оправдать возложенные на него надежды, активную подрывную работу в советском тылу развернул «Унтернемен Цеппелин». Руководствуясь «Планом действий по политическому разложению Советского Союза», в «Цеппелине» главную ставку сделали на диверсионно-разведывательные и пропагандистские группы. Переброска агентуры самолетами вглубь страны производилась со специальных переправочных пунктов из районов Смоленска, Пскова и местечка Саки близ Евпатории. Уже в марте – октябре 1942 г. территориальными органами НКВД было задержано 687 его агентов. «В состав некоторых групп, – сообщал в ГКО Л. Берия, – входили солдаты германской армии, отдельные группы возглавлялись немецкими офицерами. Из общего числа задержанных вражеских парашютистов с повинной явилось 275 человек. Убито при задержании 43 человека. Изъято 167 радиостанций».

Нарком внутренних дел акцентировал внимание на том факте, что более 40 % из числа задержанных десантировались на территорию Грузии, Азербайджана, Дагестана и Чечено-Ингушетии, а несколько крупных диверсионных групп выброшено в северо-кавказском регионе на «основные коммуникации, питающие Карельский, Волховский, Северо-Западный, Калининский и Сталинградский фронты». По данным НКВД, среди прочих перед агентурой ставились задачи по установлению связей с местными националистами, действующими бандами, другими антисоветскими элементами с целью организации повстанческих выступлений.

Угроза, исходившая от существующей в прифронтовых районах, а особенно в глубоком тылу страны «пятой колонны» в лице мелких и более крупных бандформирований националистического и уголовного толка, была реальной. По данным отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР, в 1941–1944 гг. их насчитывалось 7161, общей численностью около 54 тыс. человек, из них в Чечено-Ингушетии – 54, Кабардино-Балкарии – 47, Калмыкии – 12. Своеобразным резервом пополнения рядов бандитов стали дезертиры и лица, уклоняющиеся от призыва в армию. По имеющимся архивным материалам, общая их цифра составляла почти 1,7 млн человек. Учитывая, что в отдаленных областях СССР размещалось и основное число исправительно-трудовых лагерей системы ГУЛАГа, в которых содержалось более миллиона осужденных, опасность повстанческих выступлений с участием диверсионно-разведывательных групп Абвер и РСХА выглядела реальной. «Во многих случаях, – отмечал Л. Берия, – своих агентов германская разведка забрасывала на Кавказ в форме немецкой армии, снабженных «мандатами» немецкого командования с призывом к местному населению беспрекословно подчиняться распоряжениям их представителей».

В августе – сентябре 1942 г. крупные бандформирования численностью от десяти до нескольких сот человек, в числе которых были и парашютисты, удалось обезвредить в Чечено-Ингушской АССР, на территории Дагестана, Грузии, Ярославской, Тамбовской, других областей. Среди них находились и две особые диверсионные команды Абвера, возглавляемые капитаном Герхардом Ланге и унтер-офицером Реккертом.

Историческая справка

Особая команда Ланге (предприятие Ланге или предприятие «Шамиль») создана в октябре 1941 г. при полке «Бранденбург-800». Обучение прошли в лагере «Гросс Ян Берге» вблизи Берлина. Среди агентов лагерь был известен под названием «Кавказский орел» (воинская часть 1154Л). Подчинялся он «А-II».

Летом 1942 г. команда Ланге прибыла на оккупированную территорию СССР. Главная ее задача виделась в подрывной работе на территории Кавказа. Кроме немцев, в ее состав входили чеченцы, ингуши, осетины, адыгейцы, кабардинцы, черкесы.

22 августа диверсионная группа Ланге в количестве 30 человек десантировалась в Аталинском районе Чечено-Ингушетии для организации повстанческих выступлений. В соседнем районе начало действовать такое же формирование во главе с унтер-офицером Реккертом. Переброску обеих команд осуществляла абверкоманда 201. Выступление диверсионных групп и чечено-ингушских бандформирований планировалось приурочить к моменту наступления немецких войск на Грозный.

Крупные вооруженные столкновения с бандами прошли 26 и 29 августа. Попав в окружение, Реккерт покончил жизнь самоубийством. Ланге с несколькими подчиненными немцами удалось скрыться и перейти линию фронта. В последующем он возглавлял одну из зондеркоманд 805-го полка, затем полка «Курфюрст».

В боях было убито 220, задержано 319 бандитов и диверсантов.

Попытками заброски в глубокий советский тыл хорошо вооруженных диверсионно-разведывательных формирований и отдельных агентов с задачей организации повстанческих движений, мятежей, заговоров, проведения подрывной работы Абвер и РСХА преследовали цель создать реальную угрозу государственному строю СССР, подорвать военную стратегию страны, продемонстрировать ее политическую и экономическую нестабильность и несостоятельность. В целом это угрожало непредвиденными последствиями не только для событий на фронтах, но и для международного положения Советского Союза.

Кроме организации подрывной работы с участием бандитско-повстанческих отрядов и групп, перед диверсантами ставились задачи по физическому уничтожению республиканских государственных, политических и общественных деятелей, сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел, повреждению военных и промышленных объектов, средств связи и транспорта, в первую очередь железнодорожного, проведению пропагандистской работы путем распространения провокационных слухов, запугивания и подстрекания населения к неповиновению властям, организации вооруженных налетов и нападений, массовых беспорядков и т. д.

Угроза реализации замыслов немецких спецслужб возрастала в случае поддержки действий диверсантов местными подпольными националистическими группами и организациями. В 1941–1942 гг. для активизации их работы совместно с ведомством Розенберга на территории рейха РСХА создало ряд «национальных комитетов» (Грузинский, Армянский, Азербайджанский, Туркестанский, Северо-Кавказский, Волго-Татарский и Калмыцкий), роль которых виделась в привлечении белоэмигрантов и националистических элементов к активной борьбе против СССР. Кроме участия в формировании из военнопленных «национальных легионов», их члены вербовали агентов для засылки в советские национальные республики, а многие добровольно или по принуждению десантировались в составе диверсионных групп.

Расчет на успех в развертывании повстанческого движения «Цеппелин» строил и на факте удаленности предполагаемых районов действий диверсантов от Восточного фронта, отсутствия там регулярных войск, наличии немалого числа уголовного элемента и др. С учетом последнего планировались масштабные подрывные операции, инициатором которых выступил упоминаемый комбриг Бессонов. После добровольной сдачи в плен, в ноябре 1941 г. его доставили на территорию Германии и «поселили» в Хаммельсбургский офицерский лагерь военнопленных (офлаг XIII-Д), где в достаточно комфортабельных условиях находились бывшие советские генералы и офицеры, согласившиеся на сотрудничество с немцами. Здесь же трудились и члены так называемого «военно-исторического кабинета», опеку над которым осуществлял преимущественно отдел ОКХ «Иностранные армии Восток». Их роль виделась в подготовке для командования Вермахта аналитических материалов о боеготовности и боеспособности советских тыловых военных округов, а также отдельных видов войск Красной Армии, в частности, об их численности и структуре в начале войны; порядке развертывания мобилизационных планов; практике формирования воинских частей и соединений, других сведений тактического, оперативного и стратегического характера. После соответствующей подготовки и рецензирования, наработки направлялись в ОКВ и генштаб ОКХ. Подвергшись на основе имеющихся разведданных систематизации и окончательной обработке, «труды» применялись в фронтовых условиях при планировании и проведении тех или иных операций.

Привлекались сотрудники «кабинета» и к выполнению специальных заданий в интересах Абвера и РСХА. Чаще всего они были сопряжены с подготовкой крупных диверсионно-разведывательных и подрывных акций в советском тылу. К их подготовке подключился и Бессонов, начавший в апреле в 1942 г. сотрудничество с «Цеппелином». Его непосредственным шефом стал гауптштурмфюрер СС Эдуард Шмитд, начальник отдела А (подготовка агентуры, комплектование, переброска и руководство разведывательно-диверсионными группами) главной команды «Цеппелина» «Русланд Митте». Вначале бывший комбриг внес предложение сформировать из предателей карательный корпус для борьбы с партизанами. Учитывая отсутствие у инициатора такого опыта и некоторые другие соображения, в «Цеппелине» идею не поддержали. Бессонов без внимания не остался – включился в реализацию проекта по созданию «Политического центра по борьбе с большевизмом». Приобщая его к сотрудничеству в ПЦББ, глава VI Управления РСХА Вальтер Шелленберг учитывал главный козырь предателя: проходя длительное время службу в центральных органах НКВД, тот в деталях знал не только дислокацию, но и особенности, специфику, а также систему охраны лагерей ГУЛАГа в предполагаемых районах действий диверсионно-разведывательных групп «Цеппелина».

16 марта 1946 г. один из ближайших подручных бывшего генерала Власова, в свое время заместитель начальника штаба 6-й армии РККА и бывший полковник Меандров свидетельствовал на допросе в СМЕРШе: «Разработанным планом практической деятельности ПЦББ предусматривалось подготовить из военнопленных десант численностью около 5 тысяч человек, с помощью авиации перебросить его в район рек Северная Двина – Обь и от Крайнего Севера до Симбирской железнодорожной магистрали захватить дислоцированные здесь лагеря НКВД. Затем вовлечь на свою сторону осужденных и ссыльных и с их помощью, пользуясь отдаленностью этих районов от Западного и Восточного фронтов, а также жизненно важных центров страны и отсутствием больших военных гарнизонов, развернуть повстанческое движение в направлении на юг. Расширяя таким образом районы деятельности повстанческих групп и приобщая к восстанию антисоветских и нестойких элементов, мы надеялись захватить промышленные центры Урала, отделить Западный фронт от Дальнего Востока, лишить тем самым Советский Союз наиболее важной стратегической базы Урала».

Планы РСХА были обширными. По словам Вальтера Шелленберга, готовились «весьма сильные удары по русским промышленным объектам» в районах Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска, в Донецком бассейне и с помощью самолетов-снарядов «Фау-I» доставленных в нужный район на борту тяжелого бомбардировщика с наведением непосредственно на цель «летчиками-смертниками», но… «столь хорошо продуманные планы остались только на бумаге вследствие неподготовленности ВВС. Нам удалось провести только ряд мелких налетов, при которых было уничтожено несколько трансформаторов высокого напряжения, важных подстанций и т. п. Однако все это были булавочные уколы, не имевшие существенного значения, если не считать того, что для их отражения отвлекалось определенное число подразделений НКВД».

Вспомнил шеф СД и о предложениях бывшего комбрига Бессонова. «Другие наши планы, – писал он, – предусматривали выброску батальонов специально обученных русских под командованием прибалтийских немцев-эсэсовцев вблизи крупнейших и наиболее удаленных русских трудовых лагерей. Этим батальонам предполагалось поставить задачу разоружить охрану, освободить заключенных, число которых в отдельных лагерях превышало 20 тысяч человек, и помочь им добраться до обжитых районов. Эта операция привела бы не только к потере рабочей силы для России, но оказала бы и значительное пропагандистское воздействие на население. Готовясь к проведению одной из таких операций, мы даже сумели установить связь с заключенными».

По утверждению Шелленберга, в который раз подвело люфтваффе Геринга. В действительности, уже первая попытка реализации задуманного плана потерпела провал: десантированных 2 июня 1943 г. в районе совхоза «Кедровый шар» (Коми АССР) обмундированных в форму войск НКВД 12 диверсантов обезвредили чуть ли не в первый день после их приземления. Заместитель командира группы некий Годов на следствии показал: подготовка агентов проводилась в рижской школе СД, а переброска осуществлена с немецкого аэродрома в оккупированной Норвегии.

Постигшая неудача Бессонова не остановила. Вновь и вновь он вносил предложения о диверсионной «армии» в 5, даже 10 тысяч человек, захвате с ее участием северных лагерей ГУЛАГа, вооружении заключенных, формировании из них ударных групп и… стремительной операции по соединению с войсками Вермахта.

Наполеоновский замысел несостоявшегося агента – «стратега» СД остался нереализованным. Под «знамя» ПЦББ в лагерях военнопленных удалось наскрести лишь около 300 изменников. Невыполненных обещаний бывшему комбригу гестапо не простило. Бессонов очутился в Заксенхаузене. Но не в общей массе обреченных, а в особом блоке «А» – для привилегированных из числа предателей, националистов, других «ненадежных» лиц. Свободный режим содержания, питание по эсесовским нормам, регулярные встречи с единомышленниками были естественной средой обитания в этом «фашистском застенке». Здесь же, по данным украинских националистических авторов, «томился в жуткой неволе» и Степан Бандера.

Непримиримые оппоненты Бессонова из окружения Андрея Власова, в отношении которого он позволил себе высказать пренебрежение, в лице бывшего генерал-майора береговой службы И. Благовещенского в свою очередь в доносе информировали гестапо: «Комбриг Бессонов принадлежит к оперативному составу НКВД».

Был распущен и не оправдавший возложенных на него надежд «Политический центр по борьбе с большевизмом». Однако РСХА, прежде всего ведомство Шелленберга, от попыток достичь успеха за счет предложенных Бессоновым и его единомышленниками идей не отказалось. До конца 1943 г. в глубокий советский тыл (в Грузию, Казахстан, Северный Кавказ, некоторые другие национальные области) «Цеппелин» забросил еще 19 диверсионных групп (115 человек). 15 из них были уничтожены уже во время приземления, часть агентов прибыла с повинной, а остальные обезврежены в ходе оперативно-поисковых операций. Всего же в 1942 г. количество переправленой за линию фронта немецкой агентуры в сравнении с 1939 г. выросло в 43 раза.

Провал за провалом в деятельности Абвера и других спецслужб все больше раздражали руководство рейха. «Абвер не справился со многими из своих задач», – заявил Гитлер. Не оправдал возложенных на него надежд и гиммлеровский «Цеппелин». Подводя в 1943 г. итоги его деятельности на советско-германском фронте, рейхсфюрер СС вынужденно признал: «Основную задачу – провести в большом масштабе диверсионную и подрывную работу – «Цеппелин» выполнил, безусловно, плохо».

Отрывочная, реже более детальная информация о совершенных или планируемых забросках в прифронтовые районы или глубокий советский тыл немецкой агентуры, способах ее проникновения, методах маскировки, характере заданий, личностных качествах и приметах, сведения о структуре и кадрах немецких спецслужб и др. в советскую контрразведку приходили из различных источников. Чаще всего такие данные поступали от разведчиков-нелегалов, зафронтовых оперативно-чекистских групп, перевербованных или прибывших с повинной агентов, немецких военнопленных, в отдельных случаях они приходили из партизанских формирований и подполья, реже – от населения оккупированных и неоккупированных районов, бойцов истребительных батальонов и т. д. Разными были и информационные пути – от устных рассказов, письменных донесений – до радио-телефонных и телеграфных сообщений. «Наша удачная операция по перехвату диверсантов, – вспоминал Павел Судоплатов, – зафиксирована в литерном деле «Школа». Перевербовав начальника паспортного бюро учебного центра в Катыни, мы (4-е Управление НКВД. – Авт.) получили установки более чем на 200 немецких агентов, заброшенных в наши тылы. Все они были либо обезврежены, либо их принудили к сотрудничеству».

В докладной ГУКР СМЕРШ (декабрь 1943 г.) о деятельности зафронтового агента отмечалось: «… из тыла противника возвратился агент «Гальченко» – Прядко Петр Иванович… доставивший… добытые им за время работы в абвергруппе 102 данные на 24 официальных сотрудников германской военной разведки и материалы на 101 немецкого разведчика… в том числе 33 фотографии агентов… Прядко изучил методы подготовки агентуры… и переброски ее на нашу сторону, характер даваемых заданий, а также способы изготовления фиктивных документов советских офицеров… Прядко установил, что фиктивные документы – паспорта, партийные и комсомольские билеты, а также орденские книжки, предназначенные для снабжения агентуры,… изготавливаются в Берлине, а затем рассылаются в разведорганы… Кроме того,… Прядко собрал данные о некоторых контрразведывательных мероприятиях, проводимых немцами против советской агентуры».

Подчеркивалось, что благодаря полученной информации арестованы 30 агентов, в том числе содержатель конспиративной квартиры в Полтаве.

Число же оперативных групп, в частности, только НКГБ, действовавших в 1943 г. на оккупированной врагом территории, равнялось 125, на их вооружении находилось 345 радиостанций. В этот период ими было выявлено 1260 агентов и диверсантов, заброшенных в советский тыл, из которых 751 подверглись аресту, розыск остальных продолжался. Документально было зафиксировано и сотрудничество с захватчиками почти 15 тыс. их пособников.

Об успехах другого зафронтового агента «Бойкая» в сентябре 1942 г. в НКВД СССР сообщил начальник разведывательного отдела Управления войск по охране тыла майор госбезопасности Трофимов. «Выявлены, – писал он, – структура отдела 1Ц при штабе немецкой армейской группировке на центральном участке Восточного фронта, дислоцировшемся в местечке Красный Бор (под Смоленском), а также ряд его подразделений и разведывательных школ в Катыни, Борисове и Витебске. Установлено 64 официальных и негласных агента разведорганов противника…, в том числе: начальник отдела 1Ц подполковник Герлиц (Герлиц Феликс, в действительности разговор шел не об отделе 1Ц, а абверкоманде 103 (разведка). – Авт.), его заместитель капитан Дмитренко (Дмитренко Павел или Петр, он же обер-лейтенант Дексбах Пауль, был не заместителем начальника органа, а вербовщиком агентов. – Авт.), начальник штаб-квартиры отдела 1Ц капитан Зиг (Зиг Иоганес, кличка «Виктор», возглавлял штаб абверкоманды 103. – Авт.)… Получен материал и о работе партии НТСНП в Смоленске и сведения о том, что эта антисоветская организация ведет подрывную работу в тылу Красной Армии… агент представила материалы на 19 активных членов НТСНП, состоящих на службе в немецких оккупационных органах…»

По состоянию на март 1943 г. общие итоги работы зафронтовых агентов (459 человек) разведотдела Управления войск по охране тыла характеризовались следующими показателями: на оккупированной территории было выявлено 26 разведывательных пунктов Абвера и РСХА, 55 школ по подготовке агентуры, 8 контрразведывательных органов, 22 националистических и других антисоветских воинских формирования, 302 штатных сотрудника спецслужб, более тысячи немецких агентов, полицейских, ставленников и пособников оккупантов.

В соответствии с директивой НКВД СССР, в декабре 1942 г. зафронтовая работа разведывательного отдела (фронтовых отделений) Управления была прекращена. Документ обязывал сосредоточить усилия Управления и его разведотдела исключительно на вопросах охраны тыла действующей армии. Руководству Управления предписывалось, создав за полтора года (с июня 1942 г.) на оккупированной территории достаточно успешно работающую агентурную сеть, возвратившихся агентов использовать в прифронтовой полосе только «для разработки лиц, имеющие связи за линией фронта». Принятое решение во многом основывалось на обостряющихся противоречиях, в том числе и по вопросу зафронтовой работы, между НКВД и зарождающимися НКГБ и СМЕРШем. О последнем, в частности, свидетельствует и совместное указание (май 1943 г.) НКВД и НКГБ СССР о перестройке работы органов госбезопасности, в котором, наряду с другими мерами, предписывалось агентурные дела, разработки по ним вместе с агентурно-осведомительской сетью передать структурным подразделениям НКГБ.

Нелегкие испытания, выпавшие на долю советских спецслужб в первый период Великой Отечественной войны, ошибки и промахи в организации и осуществлении мер по обеспечению безопасности действующей армии, прифронтовых районов и глубокого тыла, имели и положительный характер. Накапливался опыт агентурно-оперативной работы, совершенствовалось организационное построение разведывательно-контрразведывательных органов, шел активный процесс подбора и расстановки оперативных кадров. 1942 год и первая половина следующего во многом стали решающими в противостоянии гитлеровских и советских спецслужб. На результаты их борьбы огромное влияние оказывали события на фронтах. Успехи или поражения в тех или иных сражениях оставляли глубокий отпечаток не только на их деятельности, но и на отношении к ним со стороны высшего военного руководства. Положительные тенденции проявившиеся в работе НКВД, а затем СМЕРШа, для одних становились стимулом, для других – признаком надвигающихся более крупных неудач. Но впереди еще предстояли главные схватки, и каждая из сторон стремилась и надеялась в них победить.

 

Абвер и СМЕРШ: падение и взлет

Третий год войны ознаменовался качественно новой расстановкой сил в тайной войне на Восточном фронте. Игравший в течение многих лет среди гитлеровских спецслужб чуть ли не главную роль, столкнувшись с упорным сопротивлением советской разведки и контрразведки, Абвер постепенно стал терять былые позиции, симптомы чего проявились уже в начале военной кампании. Слепо веря в гениальность фюрера, одновременно не будучи глубоким приверженцем войны с советской Россией, Канарис не раз высказывал сомнения, как ему казалось, в отношении плохо спланированной операции. Опасался, что не получится и «блицкриг». Наслышанный о брюзжании адмирала, его непосредственный начальник фельдмаршал Кейтель однажды вынужден был заметить: «Дорогой Канарис, вы в военной разведке неплохо разбираетесь, но вы человек флота. Поэтому воздержитесь давать нам уроки по стратегии и политике». Шеф Абвера почувствовал себя уязвленным.

Обида усилилась, когда «широкой публике» стали известны слова фюрера, сказанные Гиммлеру: «Абвер завалил меня донесениями, все они, конечно, содержат полезную информацию, но выводы приходится делать мне. Это недопустимо».

Более зримые признаки недовольства Гитлера работой разведывательного и контрразведывательного органа ОКВ проявились в первые месяцы вооруженного вторжения в СССР, когда он уже открыто выразил свое отношение к Абверу. Связано оно было с появлением на фронте советского танка Т-34. «Несмотря на некоторые конструктивные недостатки, – писал генерал-лейтенант Вермахта Эрих Шнейдер, – немецкие танки вполне оправдали себя в первые годы войны. Даже небольшие танки типов I и II, участие которых в войне не было предусмотрено, показали себя в боях не хуже других до тех пор, пока в начале октября 1941 г. восточнее Орла перед немецкой танковой дивизией не появились русские танки Т-34 и не показали нашим привыкшим к победам танкистам свое превосходство в вооружении, броне и маневренности. Танк Т-34 произвел сенсацию… Создав исключительно удачный и совершенно новый тип танка, русские совершили большой скачок в области танкостроения. Благодаря тому, что им удалось хорошо засекретить все свои работы по выпуску этих танков, внезапное появление новых машин на фронте произвело большой эффект».

В отсутствии разведданных о серьезном прорыве русских в вопросе производства танков нового типа Гитлер обвинил Абвер. Привыкший исключительно к похвалам и наслышанный об имевшем место в рейхе мнении о превосходстве его ведомства над другими спецслужбами в вопросах разведки и контрразведки и о том, что о нем говорили не только с уважением, но и как незаурядном человеке, уйдя в себя, Канарис замкнулся. Затаившаяся обида со временем трансформировалась в неадекватно принимаемые им и его первыми помощниками решения, которые, как оказалось, стали роковыми.

Неудовлетворенность Гитлера качеством военной разведки, прежде всего в отношении оценки состояния советских Вооруженных Сил, почувствовал на себе и генштаб ОКХ, оценивающий их перед войной как «колосса на глиняных ногах». К концу 1941 г., после поражения немецких войск под Ростовом, Тихвином и Москвой, когда неудачи Вермахта стали очевидны, одним из первых в немилость фюрера среди многих высших армейских чинов впал генерал-лейтенант Курт Типпельскирх. Он был смещен с должности обер-квартирмейстера IV (отвечал за разведку в сухопутных силах) генштаба ОКХ и отправлен на Восточный фронт командиром 30-й пехотной дивизии.

Заигрывая с Западом, проводя несанкционированные встречи и переговоры с его представителями, шеф Абвера и его ближайшее окружение, среди них генерал Ганс Остер, не только уверовали в неприкасаемость органа военной разведки ОКВ со стороны скрытых и явных соперников, но документировали события, решив сохранить «для истории» следы своих политических интриг.

Освещая одну из таких встреч и последовавший затем разговор одного из ее участников с единомышленником, в разделе «Отчеты в сейфе отдела Z» автор книги «Трагедия Абвера. 1935–1944 гг.» Карл Бартц писал: «Здесь записи по моей поездке с графом Мольтке (Ганс Мольтке, дипломат, посол Германии в Варшаве, затем Мадриде. – Авт.) в Швецию. Я разговаривал там с Беллом, английским епископом из Чичиестера, и дал ему понять, что в Германии существует Сопротивление.

Догнаньи (Ганс фон Догнаньи, сотрудник Абвера. – Авт.) указывает на документ, который держит его свояк. «Это еще один смертный приговор. По мне, так я бы не хранил ни одного написанного листка. Если найдут эти документы, мы все пропадем. Но Бек (Людвиг Бек, генерал-полковник, бывший начальник генштаба сухопутных войск Германии, находился в оппозиции к Гитлеру, в случае свержения нацистов заговорщиками рассматривался в качестве будущего канцлера. – Авт.) настаивает. Он желает, чтобы все было задокументировано. Это самое неприятное в деле. Отдай свой отчет, ему место в сейфе Остера…»».

Таинственный абверовский сейф гестапо обнаружит год спустя. Кроме доклада о швейцарской поездке, там хранилось немало других материалов, направленных против Гитлера и «черного ордена» СС: проекты воззваний к немецкому народу после военного переворота; наработки по планируемому вооруженному противостоянию; отчеты о фронтовых встречах Остера и его переговорах с военачальниками, на которых предполагалось положиться во время путча и многое другое. Найденные документы станут решающей каплей в судьбах многих людей, в том числе и Канариса. Но произойдет это позже, а пока события разворачивались по заранее определенному сценарию…

Для Канариса, а в целом Абвера, очередные предупреждающие сигналы прозвучали ранней весной и осенью 1942 года. Один из них был связан с успешным налетом 27 февраля британской авиации на секретную немецкую радарную установку в Брюневале под Гавром. Гитлер пришел в ярость от успехов противника и потребовал доклада – какого прогресса англичане достигли в сфере радаров. Шеф Абвера в который раз оказался не на высоте. Последовал разговор с Гиммлером, в ходе которого фюрер «сильно жаловался на Канариса, который так и не предоставил ему достоверных данных по этой теме, более того, намекнул, что с этим делом СС справились бы лучше».

Спустя несколько дней последовали новые непредвиденные события. Аресту гестапо на сей раз подвергся заподозренный в измене сотрудник Абвера Пауль Тюммель – агент «А—54», что еще более усугубило личные неприятности Канариса и его ведомства. Гейдрих использовал данный «прокол» в собственных амбициозных целях – чтобы подмять под себя военную разведку. Приглашенный в мае 1942 г. в Чехию, где его бывший подчиненный по флотской службе стал наместником Гитлера, в роскошном Пражском граде Канарис вынужден был отказаться от подписанных в 1935 г. «Десяти заповедей», определяющих отношения Абвера и СС, и пойти на значительные уступки. Мыслями о том, что это далеко не конец неприятностям, он поделился с Вальтером Шелленбергом: «Несмотря на то, что на данный момент решение было найдено, я не могу избавиться от чувства, что Гейдрих нападет вновь. Соглашение позволило лишь вздохнуть чуть свободнее».

От быстрого и окончательного поражения Абвера с участием СС на некоторое время отдалила последовавшая вскоре смерть Гейдриха, но тучи продолжали сгущаться.

Ссылаясь на «особенно хорошо информированного посредника», шеф Абвера убеждал начальника штаба ОКВ фельдмаршала Кейтеля, а через него Гитлера, что высадка войск союзников произойдет на Корсике, позже стал говорить о Южной Франции и, наконец, о Балканах. В противовес мнению командующего немецкими войсками в Италии фельдмаршала Кессельринга, что англосаксы появятся в Северной Африке, точка зрения Канариса победила: их ждали в Южной Франции…

8 ноября 1942 г. союзники высадились в Северной Африке. Гитлер через Кейтеля высказал Канарису свое явное неудовольствие.

Следующий, более серьезный выговор от фюрера последовал после истории с начальником итальянской спецслужбы генералом Аме, с которым шеф Абвера поддерживал тесные отношения. От него он знал, что в армии против Муссолини сколачивается оппозиция, более того, существует угроза свержения диктатора. Будучи осведомлен о возможной смене режима дуче, в докладах в ОКВ Канарис обходился лишь общей информацией о положении дел. 25 июня 1943 г. Муссолини был свергнут, Гитлер пришел в очередное бешенство: ожидался не только резкий поворот в итальянской политике, но и реальная потеря Германией военного союзника. Информация о подобного рода развитии событий приходила от отдела 1Ц штаба армии Кессельринга, отдела «Иностранные армии Запад» генштаба ОКХ, но их игнорировали. Зная о дружеских связях Канариса и Аме, по вопросам военной разведки и контрразведки Гитлер продолжал все еще верить только Абверу. Последующие события показали: его доверие к Канарису было на пределе. О несостоятельности «маленького адмирала» фюреру все чаще стали говорить Геринг и Гиммлер. Как бы в подтверждение их слов, тайная война на советско-германском фронте с участием Абвера приобретала все более непредсказуемый характер.

В тридцать третьей главе «Падение адмирала Канариса» мемуаров «Лабиринт» данных фактов касается и Вальтер Шелленберг, подтверждая, что положение Канариса в глазах Гитлера пошатнулось уже в феврале 1942 г., когда руководитель Абвера не сумел предоставить исчерпывающей шпионской информации о технических достижениях западных стран в области радиолокационной разведки, и как будто «с этого момента его судьба была предрешена». «Позднее, в 1943 году, – пишет Шелленберг, – Канариса стали явно подозревать в измене в связи со случаем серьезного саботажа в Италии. Это произошло в то время, когда генерал Бадальо (Пьетро Бадальо, в 1925–1940 гг. начальник Генштаба вооруженных сил Италии, участник смещения Беннито Муссолини (1943 г.), в 1943–1944 гг. премьер-министр Италии. – Авт.) начал устанавливать контакты с западными союзниками с целью вывести Италию из войны. Начальник итальянской секретной службы Аме, действуя совместно с Канарисом, шел на любые маневры, чтобы скрыть перемены в Италии от германских руководителей. Все донесения, получаемые нашей военной и политической разведкой, ясно указывали на неизбежность таких перемен. В то же время донесения Канариса своему непосредственному начальнику фельдмаршалу Кейтелю были полны успокоительных заверений».

По словам шефа СД, «в 1944 г. личные и профессиональные качества Канариса настолько скомпрометировали его в глазах Гитлера, что он был смещен с занимаемого поста. В качестве официальной причины выдвигалось требование создать для ведения войны объединенную германскую разведывательную службу».

Умолчал Шелленберг о другом. Отдавая должное Абверу и лично Канарису в становлении военной разведки и контрразведки, упоминаемый Пауль Леверкюн отмечал, что «развитие разведывательной службы внутри страны и за ее пределами (с участием РСХА. – Авт.) оказало обратное влияние и на службу военной разведки, потому что органы гестапо и службы безопасности вскоре проявили честолюбивое желание вести разведку или по меньшей мере также «помогать» высшим инстанциям и в области сбора военной информации. Но поскольку они не имели необходимой для этого подготовки, у них постоянно возникали серьезные недоразумения… Вскоре между органами военной разведки с одной стороны и службой безопасности и министерством иностранных дел с другой возникли в области военной информации большие «ножницы», тогда как при разумном разрешении вопроса сведения той и другой стороны могли бы взаимно дополнять друг друга…

Побуждаемые завистью, Гиммлер и Кальтенбруннер долго искали предлоги, чтобы устранить Канариса, а всю разведывательную службу передать в ведение Главного управления имперской безопасности. Лишь в начале 1944 г. им удалось склонить Гитлера к тому, чтобы дать Канарису отставку».

Ненависть к Абверу со стороны руководящих функционеров РСХА высших пределов достигла, когда им стали известны слова одного из ближайших помощников адмирала начальника «А-I» полковника Ганса Пиккенброка. Когда Авбер получил распоряжение изловить французского генерала Жиро, бежавшего из крепости Кенигсатейн на свободную от нацистов территорию Франции, тот изрек: «Пора, наконец, Кейтелю объяснить господину Гитлеру, что, в отличие от СД и СС, Абвер не уголовная организация».

Ситуация еще более накалилась, когда в «ловушку» Канариса в очередной раз попался Кессельринг. В середине января 1944 г. превосходящими силами англосаксы перешли в наступление на южном направлении против войск его фронта и добились серьезного успеха в районе Карильено. Абвер же перед этим утверждал: высадки союзников в тылу немцев опасаться не стоит. Стремясь прикрыть от возможного прорыва противника образовавшуюся в обороне брешь, фельдмаршал из-под Рима снял две дивизии и направил их на укрепление зашатавшегося участка фронта. Спустя трое суток союзные войска высадились вблизи Рима под Нетунно…

Последними и решающими «проколами» в дальнейшей судьбе Абвера стали два случая: информация одного из его сотрудников графу Мольтке о прослушке гестапо телефонных переговоров с единомышленниками, а главное – дело кадрового агента Канариса в Стамбуле Эриха Вермерна, находившегося в непосредственном подчинении местного начальника «А-II» Пауля Леверкюна. Узнав о грозящем ему как оппозиционеру нацистского режима аресте и зная что его ждет, он для себя и жены попросил убежища в Англии. Гитлер впал в очередное бешенство, назвав Канариса и его подчиненных «бюрократами, педантами с мозгом, покрытым плесенью». Воспользовавшись моментом, группенфюрер СС Герман Фогеляйн – представитель Гиммлера в штаб-квартире фюрера – предложил подчинить «весь этот хлам» рейхсфюреру СС. Гитлер согласился и тут же приказал Гиммлеру: немедленно подать предложения о создании в рейхе единой разведывательной и контрразведывательной спецслужбы. 14 февраля 1944 г. свет увидел подписанный фюрером декрет о расформировании Управления «Абвер-заграница» и передаче его полномочий в РСХА.

Большинство подразделений центрального аппарата бывшего Абвера, все абверштелле в военных округах и фронтовые абверкоманды вошли в подчинение IV (гестапо) и VI (СД) управлений Главного управления имперской безопасности и во вновь созданное Военное управление (Милитеришес Амт) РСХА. В распоряжении ОКВ осталась только небольшая часть бывшего отдела «А-III» (контрразведка), на базе которой был создан отдел «Шеф Труппенабвер». На него возлагались задачи руководства контрразведывательной работой в армейских соединениях и частях, а также в лагерях военнопленных. Это была лишь бледная тень бывшего всесильного разведывательно-контрразведывательного и диверсионного органа Вермахта.

Вальтер Шелленберг: «Против Канариса имелось вполне достаточно улик, чтобы убедить народный суд и его кровожадного председателя Дрейслера в виновности адмирала. В июле 1944 года в сейфе одного из служебных помещений Абвера вне Берлина были найдены две курьерские сумки с компрометирующими документами, которые явились окончательным доказательством вины Канариса и его сообщников… В середине 1944 года я принял Управление военной разведки, ранее возглавлявшееся Канарисом… В марте 1945 г. Гитлер и Кальтенбруннер отдали приказ о казни Канариса».

Подводя итог деятельности Абвера, Карл Бартц в свою очередь писал: «Таков был конец шефа германской военной разведки и его организации. Вина за раскрытие заговора внутри Абвера большей частью лежала на самом Абвере. Его руководители чувствовали себя слишком неуязвимыми и недооценивали опасности хранения письменных свидетельств. Они считали невероятным, чтобы кто бы то ни было из посторонних осмелился провести обыски в их служебных помещениях или арестовать сотрудников Абвера… Но в конце концов события стали развиваться по-иному, и в результате одна из самых драматических и двусмысленных глав новейшей германской истории обрела свой горький конец». Генерал Остер, фон Догнаньи, многие другие заговорщики не могли знать «мудрого» изречения советского «вождя», поучавшего соратников: «Сколько раз я вам говорил, – делайте, что хотите, но не оставляйте документов, не оставляйте следов». Знали бы – прислушались…

В оценке причин краха Третьего рейха, в том числе роли в этом процессе Канариса, значительно радикальней в свое время выступил главный нацистский диверсант Отто Скорцени. «Различные грани Второй мировой войны, – подчеркивал он в мемуарах (глава «Постоянное предательство»), – изучались аналитическими или хронологическими методами. Все вооруженные конфликты имеют политический, хозяйственный, стратегический и тактический аспекты. Но в войне, о которой я говорю, существовал еще один аспект – тайный – малоизвестный, однако зачастую решающий. Я говорю о событиях, происходящих вдали от полей сражений, но имеющих очень большое влияние на ход войны, которые влекли за собой огромные потери техники, лишения и смерть сотен тысяч европейских солдат… Вторая мировая война была более чем какая-либо другая войной интриг».

Забыв сказать, что наиболее крупной и кровопролитной «интригой» XX столетия стала военная агрессия, начатая Гитлером и его кликой, Скорцени вспомнил «заговор против национал-социалистического государства, который, хотя и закончился 20 июля 1944 года неудачным покушением, но, тем не менее, внес свой вклад в падение Третьего рейха». По его мнению, начало предательству было положено 30 июня 1934 года «бунтом» СА. «Рем был лишь орудием, но в чьих руках?» – риторически спрашивает он. Дальше – больше. Виноватыми оказались генеральный штаб ОКХ – «святилище старой прусской системы», генералы этой школы – Людвиг Бек, Отто фон Штюльпнагель, Франц Гальдер и многие другие. «То, что Гитлер приказывал им выполнять планы, которые гарантировали успех и становились уроком для несогласных, оказалось для них неприемлемым». Закончившиеся победы на фронтах подтолкнули в объятия «несогласных» многих других высших и старших офицеров не только Вермахта, но и некоторых фюреров СС. В целом это все послужило причиной «предательства генералов». Причину краха нацизма Скорцени увидел и в наличии в рейхе нескольких спецслужб. «Часто пересекающиеся сферы действий этих двух важных ведомств (РСХА и Абвера), – по его мнению, – создавали естественные условия для споров по вопросам компетенции. Ни одному государству не удалось полностью избежать соперничества между разведслужбами различных видов вооруженных сил или между разведкой политической и армейской. Германия в этом случае не являлась исключением. Спецслужбы конкурировали и следили друг за другом, искали средства для борьбы между собой».

Здесь на первый план в рассуждениях Скорцени о предательстве выступил адмирал Вильгельм Канарис. Последнего он назвал «Медузой». Его, якобы, в измене подозревал даже Гейдрих, а тот, в свою очередь, от «корреспондентов» у союзников знал план пражского покушения на своего «друга». По словам Скорцени, уже в 1941 году «рапорты Канариса расстраивали Гитлера, а годом позже он начал терять его доверие и доверие Альфреда Йодля (начальника оперативного управления ОКВ. – Авт.)». К выводу, что Абвер не сообщает ничего действительно «важного и существенного», пришел и Вильгельм Кейтель, который, однако, на утверждение Йодля в измене шефа Абвера отвечал: «Ваши инсинуации являются невероятными. Немецкий адмирал не может быть предателем». «В 1939–1944 годы, – резюмирует любимец фюрера, – руководитель Абвера Канарис и его сотрудники Остер и Догнаньи имели доступ к информации исключительного значения, собираемой почти 30 000 агентов, которые и не предполагали, что работают на предателей».

Досталось от Скорцени и службе безопасности рейха, точнее, ее шефу. «В руководстве СД, – убеждал он, – не было предателей, но VI Управление ощущало последствие того, что во главе его находился бесхарактерный, неуклюжий и непредусмотрительный человек». К предателям им было отнесены и «гнездо конспираторов» – министерство иностранных дел, многие партийные и государственные чиновники и т. д. В целом, по мнению Скорцени, начавшись в 1934 г. «Ночью длинных ножей», измена интересам нацистской Германии закончилась 20 июля 1944 г. – кульминационным пунктом «предательства». «Возможно, – утверждал диверсант № 1, – этого не поняли до сих пор, но становится все более очевидно, что эта капитуляция одновременно была капитуляцией Европы…» Что же до Гитлера, то «его не интересовала разведка – он был устремлен в глобальные задачи будущего рейха…».

В вопросах разведки и контрразведки в лидеры на Восточном фронте в 1944 г. выдвинулся отдел генштаба ОКХ «Иностранные армии Восток» во главе с Рейнхардом Геленом. Как и Абвер, главные надежды при сотрудничестве с националистическими организациями он возлагал на украинских националистов. «Когда он становится приемником адмирала Канариса, – писал А. Герэн, – «серый генерал» (этот псевдоним Гелен получил после войны, будучи руководителем Федеральной разведывательной службы ФРГ. – Авт.) делает большую ставку на находившуюся тогда в расцвете своей деятельности УПА. Он верит в возможность эффективного использования предателей, объединившихся под знаком трезубца. Изображая из себя повстанцев, якобы ведущих борьбу против немцев, они образовали подрывную профашистскую организацию. Подобная маскировка пришлась по вкусу начальнику подразделения «Иностранные армии Восток», и он принимает все меры предосторожности, чтобы иметь возможность полностью командовать бандеровцами. Меры предосторожности внешние, поскольку он заручился поддержкой генерала Варлимонта, одного из влиятельных руководителей ОКХ, которому подчиняется Гелен. Но «серый генерал» принимает и внутренние меры предосторожности, поставив во главе УПА самого верного, по его мнению, человека – «генерала» Шухевича, он же «генерал» Тарас Чупрынка. Итак, уверенный в успехе своего дела, Гелен покровительствует УПА, курени которой представляют собой нечто вроде «восточных воинских частей», но в его глазах имеют то преимущество, что они – продукт давней деятельности немецкой разведывательной службы».

Пытаясь любой ценой переломить ход событий на ниве тайной войны, в мае 1944 г. по указанию Гиммлера очередной структурно-организационный шаг сделало и РСХА. На сей раз в составе войск СС, численность которых достигла почти 1 млн личного состава, решено было создать особо секретный диверсионно-разведывательный орган. Его формирование рейхсфюрер СС поручил организатору похищения Бенито Муссолини штурмбанфюреру СС Отто Скорцени, возглавлявшему группу VIС «СД-Аусланд», а одновременно – подразделение Д (террор, диверсии) Военного управления РСХА.

Досье

Скорцени Отто (1908–1975).

Учился в Венском университете. Член нацистской партии с 1932 г., вскоре вступил в СС. Принимал активное участие в фашистском перевороте в Австрии. С 1939 г. – офицер полка личной охраны фюрера «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». В составе войск СС участвовал в войне против Франции, Югославии, воевал на Восточном фронте. В 1943 г. возглавил отдел IV S VI Управления (СД). Наряду с выполнением других задач, возглавил работу по подделке валюты США и Англии. В том же году провел успешную операцию по освобождению из плена Муссолини. Стал героем нацистской пропаганды. В октябре 1944 г. командовал спецотрядом по освобождению руководителя Венгрии генерала М. Хорти.

Организатор и руководитель диверсионно-разведывательных отделов РСХА. Оберштурмбанфюрер СС, кавалер Рыцарского Железного креста.

Арестован союзными войсками. В 1947 г. судом американского военного трибунала в Дахау был оправдан и освобожден. В 1948 г. подвергся аресту властями ФРГ, содержался в лагере для интернированных военных преступников. Сумел бежать. Организатор подпольной организации «Паук», занимавшейся организацией побегов за границу членов СС и сотрудников РСХА. Таких оказалось более 500 человек.

С 1950 г. проживал в Испании. Один из вдохновителей Объединения бывших военнослужащих СС. Автор мемуаров «Неизвестная война».

Новый орган получил название «Ваффен СС Ягдфербанд» (истребительное соединение войск СС). Главный его офис расположился вблизи Ораниенбурга (пригород Берлина), в местечке Фриденталь. Комплектование органа проходило из сотрудников и агентов бывшего Абвера и «Цеппелина», части личного состава дивизии «Бранденбург», полка «Курфюрст», а также эсесовцев, имевших диверсионно-разведывательную подготовку. Почетное место в «Ягдфербанде» заняли и различные коллаборанты, прежде всего из ОУН и УПА. Кроме штаба (состоял из четырех отделов – диверсионных операций, контрразведывательного, оперативного и обеспечения), в подчинение Скорцени находились два батальона (воздушно-десантный и егерский), а также эскадрилья люфтваффе и спецподразделение «9-Staffel», главная задача которого заключалась в изготовлении поддельных документов. Возглавлял его зондерфюрер Федт. Трудились в нем немцы, а также различные специалисты (граверы, делопроизводители, филологи и др.) из числа иностранцев. При изготовлении подделок использовалась полученная от подполья ОУН и подразделений УПА информация о дислокации на том или ином участке фронта частей и соединений Красной Армии, трофейные печати, штампы, красноармейские книжки, офицерские удостоверения, награды и др.

Предвидя печальный конец Третьего рейха, штатные сотрудники и агентура «Ваффен СС Ягдфербанд», как и сотрудники других диверсионно-разведывательных формирований, стали запасаться фальшивыми солдатскими книжками и гражданскими паспортами («Kennfeazten»). Одним из центров по их изготовлению стал спецотдел «9-Staffel».

Располагал «Ваффен СС Ягдфербанд» и филиалами – «Ягдфербанд Ост» (истребительное соединение Восток), «Ягдфербанд Вест» (Запад), «Ягдфербанд Зюйд-Ост» (Юго-Восток), «Ягдфербанд Норд» (Север) и «Ягдфербанд Зюйд» (Юг). Они имели общее название – «истребительное соединение», а их главная задача заключалась в диверсионно-разведывательной и подрывной работе на тех или иных участках Восточного и Западного фронтов. Наиболее активным из них было «Истребительное соединение Восток», в составе которого, кроме штаба, находилось три роты специального назначения и несколько диверсионных групп. Каждое подразделение специализировалось на определенном направлении деятельности: в тыловых районах Красной Армии; на линии фронта; против партизан; разведка и диверсии с участием УПА и др. На базе диверсионных групп (каждая численностью до 20 личного состава), осуществлялась индивидуальная подготовка небольших (2–4 человека) диверсионно-террористических формирований, которые после завершения обучения сразу же перебрасывались в советский тыл.

Для обучения профессиональных агентов и диверсантов по инициативе Скорцени в конце 1944 г. работу начала и диверсионно-террористическая школа, получившая название, аналогичное «истребительному соединению войск СС Восток». Ее главной задачей стала подготовка диверсионных групп для действий на железнодорожных путях сообщения в районе Витебска, Смоленска, Минска и Бобруйска. Здесь же обучали и террористов экстра-класса. Их усилия планировалось применить против высшего командного состава Красной Армии. Одновременно обучение в школе проходили 200 человек, из них 100 украинцев, которых готовили в качестве боевых киллеров.

При участии штаба Скорцени подготовку проходили группы и отдельные агенты для длительного оседания в послевоенное время. В этом особенно преуспела созданная в августе 1944 г. в Латвии организация «Межа Кати» («Дикая кошка»), сформированная из отдельных диверсионно-террористических отрядов по принципу землячества. Их ряды пополнялись личным составом из латышских дивизий СС, полицейскими, членами националистической организации «Айзсарги» и т. д. Заложив с помощью немцев в лесах тайники различных припасов и оружия, «Дикая кошка» (свыше тысячи человек), послужила фундаментом для подрывных действий «лесных братьев» в Прибалтике после окончания войны.

Без пристального внимания Гиммлера и его окружения не остались ОУН и УПА. Покидая Украину, при посредничестве РСХА части Вермахта оставили для упистов вооружения и снаряжения из расчета на три армейские дивизии. Тогда же украинские националисты развернули масштабную боевую и диверсионно-разведывательную деятельность в тылу действующей Красной Армии. Связи с верхушкой ОУН и УПА Гиммлер и Кальтенбруннер укрепляли при активном участии Отто Скорцени. Одним из исполнителей их замыслов стал руководитель «Абверкоманды 202» гауптман Кирн (в других источниках – Керн).

Досье

Дмитрий Винц (Юго-Винцель, псевдоним «Кирн») – эти имена можно обнаружить в мемуарах Отто Скорцени, в седьмом томе «УПА в свете немецких документов» (на английском языке), а также в списке кадрового состава абверкоманды 202. Упоминаются они и в сборнике документов «Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны» (М.: Российская политическая энциклопедия, 2012). Настоящее имя Кирна (Керна) – Дитрих Фердинанд Витцель (1917—?). Вторую мировую войну встретил младшим офицером Абвера. Службу начал в батальоне «Бранденбург-800». Под прикрытием штатного сотрудника немецкого посольства в Афганистане (1941–1943 гг.) занимался вопросами диверсионно-разведывательной работы, организацией сепаратистских политических движений, проведения военных тренингов коллаборационистов, их боевого и диверсионного обеспечения. Принимал участие в подготовке операции «Тигр» с помощью пуштунских сепаратистов из северных провинций английского Индостана, которая была направлена против англичан. Операция потерпела неудачу. После возвращения Кирн продолжил службу в «Абверкоманде 202», сначала заместителем начальника, а затем руководителем.

Историческая справка

Абверкоманда 202 – в 1941–1944 гг. один из структурных диверсионно-разведывательных органов АСТ «Краков». В составе четырех абвергрупп (204, 205, 206, 220), а также Полтавской и Запорожской диверсионных школ, специальных курсов и сборного лагеря агентов, под кодовым названием «Зюд», затем «Зюд Б», «Норд-Украина» (полевая почта № 57662), действовала в боевых порядках войск Вермахта на территории Польши, а с началом Великой Отечественной войны – в полосе Юго-Западного и Южного, позже Украинских фронтов. Одним из главных источников пополнения ее диверсионными кадрами стали ОУН и УПА, а также личный состав разгромленной дивизии СС «Галиция». Среди постоянного состава абверкоманды было немало и белоэмигрантов, среди них Александр Данилов (кличка «Некрасов»), вербовщик агентуры, Алексей Литвин («Майборода»), Николая Гудима – занимались изготовлением фиктивных документов, Франц Якобсон («Федя») – преподаватель, и другие.

«В мае 1941 г., – делился в СМЕРШе воспоминаниями фельдфебель Альфонс Паулюс, – я получил назначение в пункт Абвера в г. Кракове («Абверштелле Краков». – Авт.) в подгруппу II (диверсии, восстания, террор)… Ему подчинялись пункты (абвергруппы. – Авт.) в Варшаве, Люблине, а со временем во Львове. Районами нашей деятельности были генерал-губернаторство (оккупированная территория Польши. – Авт.) и Западная Украина. Пункты Абвера имели следующие задания: разведка русских областей Западной Украины; подготовка и проведение диверсий и подрывной работы в тылу русских; использование украинского националистического движения в интересах Германии…

Подгруппа II занималась подготовкой жителей Западной Украины для выполнения специальных заданий; подрывной пропагандой в тылу русских; забрасыванием агентов на российскую территорию и организацией восстаний украинского населения… Начальником подгруппы был подполковник Эрнст цу Эйкерн (кличка «доктор Эндерс», в реальности до января 1942 г. он возглавлял абверкоманду-202, затем возглавил II отдел «АСТ Краков». – Авт.). Эйкерн назначил меня начальником финансовой частью подгруппы II, я руководил ее кассой. Через меня осуществлялось финансирование «мельниковцев» и «бандеровцев». Наиболее важным заданием подгруппы было их использование против России. Через своего представителя Фабера бандеровцы ежемесячно получали 5000 рублей, 10000 злотых, 3000 пенго, 4000 крон».

Зондерфюрер отдела С «Амт Мил» Марсель Цинк свидетельствовал: «Летом 1944 г. немецкая политика в отношении УПА подверглась изменениям… В частности, в августе удалось достичь соглашения между немецким правительством с одной стороны и представителем УПА – с другой. Бандера был освобожден из тюрьмы, и с ним подписано временное соглашение. Последнее предусматривало – решение политических вопросов откладывается на будущее. Сейчас обе стороны приступают к обсуждению всех проблем, которые касаются общей борьбы против большевиков. Было принято решение немедленно приостановить наименьшее противостояние в отношении каждой из сторон…

В Берлине действовали политическое и военное управления украинского повстанческого движения, которые подчинялись какой-то высшей организации (УГВР – Українська головна визвольна рада. – Авт.). Возглавлял ее Бандера. Военным представителем УПА в немецкой армии был определен доктор Орлов…, для ведения общей борьбы против СССР представителем Вермахта капитан Кирн, командир FAK 202… Таким образом, вся деятельность в отношении организации общей работы… со стороны УПА осуществлялась доктором Орловым, а со стороны немецкой армии капитаном Кирном».

Досье

Гриньох Иван (Всеволод) (1907–1994), псевдонимы «Пристер», «Герасимовский», доктор «Орлов», профессор «Данилов» и др. Униатский священник, доктор богословия, профессор. В сентябре 1939 г. с Западной Украины переехал в «генерал-губернаторство», стал капелланом батальона «Нахтигаль». Капитан Вермахта, кавалер нацистского Железного креста, Золотого креста боевых заслуг УПА. Работал в Министерстве оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга. Член Главной рады ОУН. Представитель ОУН и УПА в переговорах с польским националистическим подпольем, румынами, венграми, а в основном с немцами. В этот период выступал под псевдонимом «Герасимовский». Тесно сотрудничал с FAK 202. С 1945 г. в эмиграции в Западной Германии. Один из инициаторов создания «Антибольшевистского фронта народов». Руководитель (1948–1953) связей Украинской главной вызвольной рады с националистическим подпольем и УПА в Украине.

Характеризуя Гриньоха, сотрудник абверкоманды 202 Зигфрид Мюллер свидетельствовал: «С конца 1944 г. представителем южного штаба УПА в «Абверкоманде 202» стал профессор Данилов, псевдо «Орлов», около 43 лет, среднего роста, крепкого телосложения, брюнет. Свободно владеет немецким, французским и английским языками, перед войной работал профессором философии. В УПА имел звание полковника… В «Абверкоманду 202» Данилов прибыл со своим штатом работников. Содействовал руководству «Абверкоманды» в вербовке, обучении и комплектовании диверсионных групп из украинских националистов, доставке их в тыл Красной Армии для проведения диверсий… Из пяти диверсионных школ, что были подчинены «Абверкоманде 202», вплоть до апреля 1945 г. руководимая мною школа «Мольке» готовила кадры диверсантов исключительно из числа украинских националистов. Их вербовку осуществляли работники профессора Данилова вместе с офицерами бывшего Абвера. Кроме того, абвергруппа 206 поддерживала связь с отрядами УПА в Карпатских горах. Из них мы пополняли агентуру, обучали в школах, а затем забрасывали в советский тыл. Вместе с Бандерой Данилов намеревался бежать к союзникам. Зная, что я владею французским и английским языками, Бурлак (заместитель Данилова. – Авт.) предлагал мне присоединиться к ним и вместе перейти на сторону американцев…

Мне также известно, что Степан Бандера получил указание от РСХА собрать украинских националистов в районе Берлина и защищать город от наступающих советских войск. Бандера сформировал отряды украинских националистов, которые действовали в составе немецкого фольксштурма (ополчение. – Авт.), а сам сбежал в г. Веймар».

К концу 1942 г. зримо возникла необходимость и в серьезной реорганизации советских спецслужб. Обладая огромными полномочиями, одновременно не меньшим числом различных задач по внутренней и внешней безопасности, в своих действиях во многих случаях союзный Наркомат внутренних дел, его структурные органы и подразделения на местах стали громоздкими и неповоротливыми. Последнее проглядывалось во многих вопросах, в том числе надежного обеспечения безопасности действующей Красной Армии и прифронтовых районов. Невзирая на некоторые положительные тенденции в борьбе против происков немецких спецслужб, в разразившейся схватке советские контрразведчики далеко не всегда оказывались в выигрыше. В их «сети» преимущественно попадалась слабо обученная агентура из «мелкого помола». Успех в противоборстве с опытными агентами, особенно кадровыми, наблюдался не часто. Признавали это и сами особисты. «Пользуясь беспечностью и слабой бдительностью командного состава, а также недостаточно жесткой проверкой документов, – подчеркивалось в директиве НКВД СССР (март 1942 г.), – вражеская агентура зачастую имеет возможность свободно передвигаться во фронтовой и прифронтовой полосе, не задерживается, а во многих случаях после задержания отпускается по той причине, что документы не вызвали подозрений». В другом документе, Управления ОО, отмечалось: пытаясь скрыть контрразведывательную несостоятельность и уйти от ответственности за провалы в работе, некоторые сотрудники особых отделов «стремятся проявить геройство на передовой».

Кадровый «голод» прежде всего ощущался в подготовленных оперативниках. Их нехватка, а также отсутствие у многих профессиональных знаний и опыта, не раз приводили к ошибкам и промахам, особенно когда противник стал применять изощренные ухищрения и уловки, действуя, например, под прикрытием подразделений советских войск. «7 марта с. г. (1942 г. – Авт.), отмечалось в очередной директиве НКВД, – в районе обороны 61-й армии Западного фронта… задержана группа активных агентов германской военной разведки в количестве 22 военнослужащих, находившихся в немецком плену… Возглавлявший группу бывший младший лейтенант Красной Армии Москалев получил от Фурмана (Юльюш Фурман – кличка «Фишер», капитан Абвера, сотрудник абвергруппы 107. – Авт.) задание вести наблюдение за передвижением частей Красной Армии на участке фронта Сухиничи – Белево – Ульяново…

В течение месяца (с 12 февраля с. г.) агенты действовали вблизи фронта под видом подразделения наших войск, имея при себе… красноармейские книжки и грубо сфабрикованные фиктивные документы от войсковой части № 1319 о том, что подразделение из 20 бойцов направляется в районы 154, 325 и 340-й дивизий для выполнения оперативных заданий, свободно разъезжали на 6 санных упряжках, собирали шпионские сведения и передавали их по радио в Брянск».

Подчеркивалось, данный факт свидетельствует «о слабой работе особых отделов по налаживанию агентурно-оперативной работы, а также заградительной службы. Не организована и тщательная проверка документов, не принимаются достаточно решительные меры к задержанию и фильтрации подозрительных лиц».

Тогда же НКВД СССР информировал начальников особых отделов НКВД фронтов, военных округов и спецлагерей о выявлении в полосе обороны Западного, Брянского и Юго-Западного фронтов «группы активных агентов германской разведки» в составе 11 человек. Отмечалось, что большинство из них до пленения и вербовки занимали в Красной Армии ответственные посты – командира полка, батальона, роты, помощников начальников отделов дивизии, связи авиабазировки и т. д. Их арест произошел лишь тогда, когда «в соответствии с заданием немецкой разведки они проникли на командные должности в действующую армию».

Пробелы в деятельности особых отделов ощущались при изучении личного состава вновь формируемых воинских частей и соединений, куда по мобилизации поступало немало антисоветски настроенных лиц. Страдала и зафронтовая работа, особенно в части качественной подготовки агентуры. Малоэффективными оказались и усилия контрразведчиков, работавших преимущественно по объектовому принципу, в то время как обстановка требовала линейного подхода в борьбе со шпионажем, диверсиями, террором, предательством, изменой, дезертирством, членовредительством и др. Вносились предложения и об усилении чекистского обслуживания партизанских формирований, действовавших в тылу противника, налаживании более тесного взаимодействия с территориальными органами госбезопасности, создании маневренных оперативно-чекистских групп в боевых порядках действующей армии. Слышались нарекания и о двойной подчиненности военной контрразведки.

Серьезные нарушения в деятельности особых отделов имели место и в соблюдении законности, прежде всего по вопросам необоснованных арестов, а также ведения следствия по фактам дезертирства, измены и предательства. В ноябре 1941 г. в указаниях Особого отдела Южного фронта «Об улучшении следственной работы по делам арестованных агентов противника» отмечалось: «В производстве следствия в особых отделах НКВД армий, дивизий, бригад над разоблаченными агентами немецкой разведки отмечен ряд существенных недочетов, снижающих результаты нашей работы… Следствие по таким делам ведется исключительно поверхностно, зачастую не выясняются детально, путем тщательных допросов обвиняемых, такие вопросы как: обстоятельства, при которых военнослужащий оказался на территории противника; когда, кем и где он был завербован, какие задания получил; как должен осуществлять связь с вражеской разведкой…

В особых отделах дивизий установилось и такое крайне нетерпимое положение, когда последние, независимо от особых отделов армий, самостоятельно заканчивают следственные дела… и направляют их по подсудности и для производства предварительного следствия в органы прокуратуры и местные органы НКВД».

Письмо заместителя начальника Особого отдела фронта (март 1942 г.) в адрес руководства Особым отделом 12-й армии о недостатках в расследовании уголовных дел и фактах нарушений уголовно-процессуального законодательства показало: ситуация со временем практически не изменилась. Военнослужащие и дальше продолжали подвергаться аресту без санкции прокурора, следствие по их делам проводилось поверхностно, в уголовных делах отсутствовали показания свидетелей и вещественные доказательства, подтверждающие вину обвиняемых и др. Капитан госбезопасности Шаршенидзе «за допущенные нарушения норм УПК и небрежное оформление следственных документов» требовал от начальника Особого отдела армии привлечь следователей Сокола, Митяева и Приза к дисциплинарной ответственности и доложить о принятых мерах.

В условиях отступления советских войск, неразберихи, отсутствия надлежащей дисциплины и порядка, а нередко трусости и измены, особые отделы некоторых соединений в борьбе с дезертирством и предательством на события пытались повлиять исключительно репрессивными методами. «За последнее время, – отмечалось в директиве (февраль 1942 г.) начальника ОО НКВД Западного фронта комиссара госбезопасности 3-го ранга Л. Ф. Цанавы, – в практике работы особорганов … имели место случаи приведения в исполнение приговоров в отношении осужденных к высшей мере наказания без их утверждения военными советами армий. Ни один из известных нам случаев приведения приговоров в исполнение без утверждения военсоветами армий обстановкой не вызывался…» Директива запрещала в дальнейшем учинять нечто подобное, вплоть «до предания суду военного трибунала» за ее нарушение.

Неединичными во фронтовых буднях были и случаи расстрелов виноватых и безвинных без следствия и суда…

На сложившуюся ситуацию в мае 1942 г. приказом «О недостатках в следственной работе особых отделов НКВД военных округов и мерах по их устранению» отозвался и союзный Наркомат внутренних дел. Как заместитель наркома, его завизировал Виктор Абакумов, в подчинении которого находились те же особые отделы. Отметив, что в следственных делах «поступивших на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР… имеется ряд существенных недочетов и нарушений уголовно-процессуальных норм», Абакумов разговор свел только к промахам по «затягиванию следствия», «формализму в работе», «отсутствию в уголовных делах показаний арестованных о их практической преступной деятельности и вражеских связях» и т. д. О нарушениях законности лишь упоминалось: «В особых отделах НКВД Средне-Азиатского, Северо-Кавказского, Южно-Уральского и Сибирского военных округов установлены отдельные случаи арестов военнослужащих без наличия достаточных материалов».

Встречались среди контрразведчиков элементарные карьеристы, «личности» с повышенным чувством «революционной бдительности», а отдельные были откровенными негодяями, сумевшими в силу различных обстоятельств проникнуть на службу в «органы». Были и такие, кто не имел элементарных познаний в агентурно-оперативной работе и творил по наитию или опирался в работе на слухи и домыслы. С их участием красноармейцам и командирам действующей армии и тыловых гарнизонов постановка на оперативный учет и даже арест грозили уже лишь за неосторожно сказанное или написанное слово, критику плохого питания, оставленную в кармане для «курева» вражескую листовку и др. В письме на имя заместителя военного прокурора Южного фронта (1942 г.) упоминаемый капитан ГБ Шаршенидзе писал о событиях в 23-м погранполку войск НКВД, в котором на основании материалов предварительного следствия были арестованы 21 человек. Все они признались о «принадлежности к немецкой разведке». «С целью проверки следработы в 23-м погранполку, – отмечал капитан, – нами была послана группа следователей, которая на месте проверила состояние следработы… и передопросила всех 21 арестованного… От ранее данных показаний они отказались, заявив, что показания они дали вымышленные, в силу применения к ним при допросах методов физического воздействия или уговоров дать показания под предлогом освобождения из-под стражи…

Установлены грубые нарушения законов и норм УПК при ведении в полку следствия. Из 21 арестованного, из них 5 девушек, ни в чем не виновные из-под стражи освобождены, 3 человека разоблачены как дезертиры и преданы суду Военного трибунала, а остальные 13 человек… направлены для дальнейшей с ними работы в лагерь (фильтрационный. – Авт.).

В отношении лиц, допустивших грубые нарушения законов и норм УПК…, оформляется арест для предания их суду».

Подобный подход к оценке нарушений законности, к сожалению, наблюдался далеко не всегда. 9 августа 1943 г. военный прокурор 56-й армии гвардии майор юстиции А. Суханов в докладной в адрес Военного совета армии писал: «…Ряд работников ОКР СМЕРШ армии допускает извращение следственной практики и необоснованные аресты военнослужащих по обвинению их в контрреволюционных преступлениях. За последнее время (2–3 месяца) непосредственно военной прокуратурой армии и, по указанию военной прокуратуры (фронта. – Авт.), ОКР СМЕРШ прекращено до 20 дел на военнослужащих, как необоснованно обвиняющихся в преступлениях, наиболее характерными из них являются…».

Приводились примеры, среди них «дело» сержанта Бабчука, добровольно «поменявшего» должность повара на членство в экипаже танка Т-34. Неоднократно участвовавший в боях, за наветом он обвинялся в «намерении перейти на сторону врага». Подчеркивалось: «Начальник ОКР СМЕРШ бригады майор Федорчук вместо того, чтобы наказать виновных в необоснованном аресте и возбудить против лжесвидетелей уголовное дело, ограничился освобождением Бабчука из-под стражи. В первом же бою после освобождения Бабчук показал себя доблестным защитником Родины, был тяжело ранен и представлен командованием бригады к ордену Красного Знамени».

Красноармейца Баскакова по аналогичному доносу арестовали с обвинением в членовредительстве. «Основанием, – писал военный прокурор, – стало то, что Баскаков, болея желудком, ел черный хлеб и иногда пил сырую воду». Старшину одного из батальонов Ивана Гордеевича Мошнина, участника Гражданской войны, «с августа 1941 г. находившегося без перерыва на передовой линии фронта, три раза раненного», свидетель Штрикунов спровоцировал на откровенный разговор, затем сделал лживый донос.

Показательным было и «дело» красноармейца Кубахова. Допрашивающий оперуполномоченный ОКР СМЕРШ 23-го полка НКВД, «пользуясь его малограмотностью и общей слабой развитостью, написал протокол допроса, в котором Кубахов якобы признал себя виновным в шпионской деятельности в пользу немцев». Подобное было учинено и в отношении «малограмотного, плохо владеющего русским языком» рядового Абасова. «Перечень фактов извращения следственной практики, необоснованно возбужденных дел со стороны отдельных работников ОКР СМЕРШ по обвинению военнослужащих и гражданских лиц в преступлениях, – констатировал армейский прокурор, – можно было бы продолжить, однако и приведенные данные заслуживают соответствующего реагирования… и наказания виновных».

Слухи, а порой приукрашенные рассказы «очевидцев» о явных и надуманных промахах и преступлениях СМЕРШа быстро распространялись в солдатской среде. Во многом они и были чуть ли не главной причиной того, что «особистов», а затем и «смершевцев», невзирая на их нужную, трудную, а нередко опасную работу, многие недолюбливали, побаивались и опасались. А некоторые, пытаясь скрыть собственные неблаговидные дела, ненавидели, боясь, что рано или поздно их деяния выйдут наружу и будут оценены по законам военного времени…

Военно-политическая обстановка на фронтах и оперативная ситуация в поединке в тайной войне подталкивали к коренным реформам, и первыми они затронули военную контрразведку. «Центральный Комитет партии и товарищ Сталин, – подчеркнул на совещании (март 1943 г.) первый заместитель наркома внутренних дел В. Н. Меркулов, – требуют, чтобы особые отделы, эти боевые органы военной контрразведки, особенно в период Великой Отечественной войны, работали еще лучше, таким образом, чтобы ни один шпион, диверсант или террорист не мог ускользнуть от зорких глаз особистов».

19 апреля 1943 г. постановлением СНК СССР военная контрразведка была передана в ведение наркоматов обороны и ВМФ, при которых учреждались управления контрразведки СМЕРШ. Начальником Главного управления НКО стал комиссар госбезопасности 2-го ранга В. С. Абакумов. В Военно-Морском Флоте СМЕРШ возглавил комиссар ГБ П. А. Гладков. Управления особых отделов НКВД СССР всех уровней прекратили существование. На вновь образованные контрразведывательные структуры возлагались задачи борьбы с шпионажем, диверсиями, террором, другой подрывной деятельностью иностранных разведок, с антисоветскими элементами, дезертирством и членовредительством в Красной Армии и ВМФ, проверки побывавших в плену и окружении военнослужащих. В мае 1943 г. Отдел контрразведки был создан и в НКВД – с функциями обеспечения борьбы со шпионажем и предательством во внутренних и пограничных войсках, а также в органах и учреждениях внутренних дел.

21 апреля председатель ГКО Сталин утвердил «Положение о ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР». Первый его пункт гласил: «Главное Управление контрразведки НКО («СМЕРШ» – смерть шпионам), созданное на базе бывшего Управления Особых отделов НКВД СССР, входит в состав народного Комиссариата Обороны. Начальник Главного Управления контрразведки НКО («СМЕРШ») является заместителем Народного Комиссара обороны, подчинен непосредственно Народному Комиссару обороны и выполняет только его распоряжения». Во втором разделе документа ранее определенные СМЕРШу задачи уточнялись тремя новыми пунктами: «…принятие агентурно-оперативных и иных мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры через линию фронта…; выполнение специальных заданий Народного Комиссара обороны; органы СМЕРШ освобождаются от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с задачами, перечисленными в настоящем разделе».

По линейному принципу работы в организационной структуре ГУКР СМЕРШ предполагались 14 отделов: 1-й отдел – агентурно-оперативная работа по центральным органам Красной Армии; 2-й – работа среди военнопленных; 3-й – борьба с агентурой противника; 4-й – зафронтовая контрразведка; 5-й – руководство работой органов СМЕРШа военных округов; 6-й – следственный; 7-й – оперативный учет, статистика; 8-й – оперативная техника; 9-й – обыски, аресты, наружное наблюдение; 10-й («С») – работа по особым заданиям; 11-й – шифросвязь. На остальные три отдела возлагались кадровые, хозяйственные, финансовые, другие тыловые задачи.

На местах органы СМЕРШа были представлены управлениями контрразведки фронтов; отделами (отделениями) в армиях, военных округах, корпусах, дивизиях, бригадах, запасных полках, гарнизонах, укрепрайонах и учреждениях Красной Армии. Для обеспечения оперативно-следственной работы, конвоирования, охраны арестованных и мест их содержания, фронтовым управлениям СМЕРШ придавался батальон, отделам армии – роты, корпуса, дивизии, бригады – взвод внутренних войск.

Подразделениям военной контрразведки предписывалось «в работе поддерживать, по мере необходимости, тесный контакт с органами НКГБ СССР, НКВД СССР и Разведывательного Управления Генштаба Красной Армии, обмениваться информацией и ориентировками».

Весной 1943 г. решением высших партийных и государственных органов реанимированию подвергся и Наркомат государственной безопасности СССР.

Комплектование личным составом органов СМЕРШа на первых порах осуществлялось за счет оперативных работников бывших особых отделов, позже специального отбора военнослужащих из числа командного и политического состава действующей армии и флота, тыловых частей и соединений Красной Армии в возрасте 25–35 лет. Преимущественно это были офицеры, имевшие боевой опыт, среднее или высшее образование, проявившие склонности к оперативной работе. Подготовку и переподготовку по новой профессии они проходили на специальных курсах и в школах Москвы, Ташкента, Ленинграда, Саратова, Хабаровска, Новосибирска и Свердловска. Срок обучения составлял 4–6 и 9 месяцев.

Как показало время, предпринятые шаги по отбору и обучению будущих контрразведчиков далеко не всегда давали гарантию их высокого профессионального мастерства и личностных человеческих качеств.

Вместо спецзваний госбезопасности, сотрудникам СМЕРШа стали присваивать равнозначные воинские звания. За ними сохранились лишь предыдущие оклады денежного содержания, порядок выслуги лет, нормы промышленных и продовольственных пайков. Начали функционировать и постоянно действующие четыре специальные школы, а также пять курсов с четырехмесячным сроком обучения по подготовке младших оперативников. Общая численность их переменного состава насчитывала 2 тыс. человек. Вскоре курсы подверглись переформированию в школы. В июне 1943 г. наркомом ВМФ СССР адмиралом Н. Г. Кузнецовым были утверждены штаты УКР СМЕРШ ВМФ, флотов и флотилий. Тогда же Л. Берия ввел в действие приказ о ОКР СМЕРШ НКВД СССР. В основу их деятельности положили подходы и принципы, характерные для работы в армейских условиях.

В целях конспирации воинские звания сотрудников СМЕРШа, форменная одежда, погоны, знаки различия и т. д. (за исключением высшего руководящего состава) соответствовали роду войск по их служебной деятельности.

При начальнике ГУКР по числу существующих фронтов действовал институт помощников, на которых возлагалась задача координации агентурно-оперативной работы. Численность центрального аппарата Главного управления СМЕРШ, вместе с техническим персоналом, составляла 650 человек. Управлению фронта, насчитывавшему не менее пяти армий, штатное расписание предусматривало 130 сотрудников (не более 4-х армий – 112); армейским отделам – 57; военным округам (в зависимости от величины и важности) – от 102 до 193 штатных единиц. Соответственно, на порядок меньшими отделы (отделения) контрразведки были в корпусах, дивизиях, бригадах и т. д. В дивизиях, например, он состоял из 15 сотрудников. В соответствии с занимаемой должностью, воинские звания «смершевцев» разделялись на рядовой, сержантский (старшинский) состав, младших, старших и высших офицеров. Кроме вертикального и непосредственного информирования высшего руководства СМЕРШ (в виде докладных, обзоров, шифротелеграмм и т. д.) о положении дел, решением ГКО руководители органов армейской контрразведки обязывались постоянно ставить в известность военные советы и командование соответствующих частей, соединений и учреждений Красной Армии, ВМФ и НКВД, о результатах борьбы с агентурой противника, фактах дезертирства, измены, антисоветских и других проявлениях.

Служебные отношения во всех странах между родственными спецслужбами исторически никогда не отличались толерантностью и взаимностью. Противостояния не избежали НКВД, НКГБ и СМЕРШ. И хотя функции и обязанности только что появившихся силовых структур четко разграничивались, практически сразу между ними возникли трения и склоки, переросшие со временем в открытое противостояние. В немалой степени последнее объяснялось предельно амбициозным характером шефа СМЕРШа Виктора Абакумова.

Автор книги о генерале Абакумове Олег Смыслов в ее названии употребил словосочетание «Всесильный хозяин СМЕРШа». Таким, без сомнения, он был в действительности, но в реальности им стал не сразу. Некоторое время Абакумов еще находился в тени предыдущего патрона – Лаврентия Берии, но недолго. Личные амбиции, подкрепленные заметными успехами родного ведомства в борьбе на невидимом фронте, породили у него глубокую уверенность в своей непогрешимости и значимости.

Известный руководитель союзных органов госбезопасности П. А. Судоплатов вспоминал: «Сложной была в это время и конфронтация Абакумова с Берией. В течение всей войны наркомом обороны был Сталин. При нем военную контрразведку (СМЕРШ) передали из НКВД в ведение Наркомата обороны, и начальником СМЕРШа, по рекомендации Берии, утвердили Абакумова. Таким образом, занимая эту должность, Абакумов стал заместителем Сталина как наркома обороны, что значительно повышало его статус и давало прямой выход на Хозяина. Теперь он был фактически независим от Берии и превратился из подчиненного в его соперника».

Обладая благодаря родителям недюжинным умом, не имея специального образования, одновременно получив хороший опыт оперативной работы, возглавляя Особый отдел НКВД, а затем самостоятельный и чрезвычайно важный участок, Абакумов развернулся во всю ширь природных и приобретенных возможностей. В истории советских спецслужб СМЕРШ во многом остался таким, каким его видел и сделал «всесильный хозяин», который сам не сумел или не смог избежать нарушений Божьих заповедей и писаных законов. В упрек Абакумову можно поставить и неумение разбираться в хитросплетениях «мадридского двора» сталинской эпохи. Самоуверенный и упрямый, «большому Хозяину» он оказался нужным до тех пор, пока вписывался в его игру. Однако в ее финальной стадии, приобретшей другие очертания, для него наступил трагичный конец. Не будучи человеком изворотливым и глубоко проницательным, в отношениях со Сталиным и его окружением Абакумов нарушил заповедь византийского богослова, философа и поэта Иоанна Дамаскина (ок. 675 – до 753): «Из мудрых никто не осмелится на следующие три вещи: к царям приближаться, пить яд для пробы, вверять тайну женщине».

Вызывает, по крайней мере, уважение поведение бывшего главного смершевца, а затем наркома госбезопасности во время пребывания в тюрьме. Там его держали в кандалах и наручниках, жестоко пытали, издевались морально, но искомых «следователям» данных на других лиц он не дал, ничего не подписал, отверг и надуманные обвинения. Много ли таких, по своему поведению стойких людей, можно найти в далеком и не очень отдаленном прошлом…?

О твердости, одновременно непростых «особенностях» характера Абакумова вспоминали и его сослуживцы, среди них И. А. Чернов: «Виктор Семенович хоть и был молод, а пользовался большим авторитетом, в ГУКР СМЕРШ его очень уважали. Основное внимание он уделял розыскной работе, знал ее хорошо, и велась она активно. Начальников управлений в центре и на фронтах жестко держал в руках, послаблений никому не давал. Резковат – это да, бывало по-всякому, а вот чванства за ним не замечалось. Наоборот, если случалось ему обидеть кого-то, он потом вызывал к себе в кабинет и отрабатывал назад».

А. И. Нестеров: «Он пришел к нам уже состоявшимся чекистом. Опыта у него хватало – все-таки почти десять лет в органах. На основе мельчайших деталей, не всегда, но довольно часто он делал правильные выводы и принимал верные решения. В чем ему нужно было отдать должное – хватка у него была крепкая. Он требовал беспрекословного исполнения своих указаний, уж о данных поручениях никогда не забывал и если что-то решал, от своего решения не отступал никогда, жестко настаивал на своем. Работать с ним было нелегко, но всегда была уверенность в том, что назавтра он не скажет: «Я ничего подобного вам не поручал». Чекисты высоко ценили Абакумова, хотя многие его побаивались».

Для себя и подчиненных Абакумов ввел жесткое правило: настоящая ответственность бывает только личной.

Многим известно было и упрямство шефа СМЕРШа. Объяснялось оно несколькими причинами, главной из которых было стремление быть всегда первым, на виду. Те же ветераны военной контрразведки утверждали: ни при каких обстоятельствах Абакумов не изменял своей тактике – идти напролом. Последнее проявлялось как в «мелочах», например, желании заполучить в полное распоряжение задержанных общими усилиями нескольких спецслужб командиров диверсионных групп и радистов, так и более существенных вопросах – стремлении переподчинить ту или иную агентурную операцию, проводимую другим ведомством. Особенно «хозяину» СМЕРШа нравились радиоигры. «В 1942–1943 годах, – писал П. А. Судоплатов, – нам окончательно удалось захватить инициативу в радиоиграх с немецкой разведкой. Обусловлено это было тем, что мы внедрили надежных агентов в абверовские школы диверсантов-разведчиков, забрасываемых в наши тылы под Смоленском, на Украине и Белоруссии.

Потом начались бюрократические интриги между военной контрразведкой СМЕРШ, НКВД и руководством военной разведки. Возглавлявший СМЕРШ Абакумов неожиданно явился ко мне в кабинет и заявил, что по указанию Ставки Верховного командования мне надлежит передать ему все руководство по радиоиграм: этим делом должна заниматься военная контрразведка, которая находится в ведении Наркомата обороны, а не НКВД. Я согласился, но при условии, если будет приказ вышестоящего начальства. Через день такой приказ появился. За нами оставили две радиоигры: операции «Монастырь» и «Послушники»… Абакумов остался крайне недоволен, поскольку знал, что их результаты докладываются непосредственно Сталину».

Невзирая на должности, чины и звания, Абакумов конфликтовал со многими, оказался среди них и умудренный опытом партаппаратных интриг партийный функционер Пантелеймон Пономаренко, в предвоенный период – первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, а в годы войны – начальник Центрального штаба партизанского движения. Хорошо зная об огромном вкладе НКВД в развитие партизанского движения и личной заинтересованности Берии в сохранении контроля над происходящими в нем процессами, как и в других подобных случаях, шеф СМЕРШа пошел напролом, требуя в письме на имя Пономаренко немедленно предоставить его ведомству материалы на всех задержанных партизанами или прибывших в отряды с повинной шпионов и диверсантов, сотрудников немецких спецслужб, а также рядовых и командиров РОА и др. Заканчивалось послание чуть ли не ультиматумом: «Лиц из этих формирований, интересующих органы контрразведки, доставлять на нашу сторону по требованию органов контрразведки СМЕРШ».

Начальник ЦШПД ответ дал в духе полученного письма и богатого бюрократического опыта, подчеркнув язвительно, «то, что на органы контрразведки, как Вы говорите, возложена борьба с агентурой противника, проникающей в партизанские отряды, то мы это только приветствуем, хотя слышим это впервые». Напомнил – партизанские контрразведчики «своими средствами и методами разоблачили тысячи шпионов, многие из которых доставлены из тыла противника, и немалое количество из них передано Вам, таких например, разоблаченных нами без участия СМЕРШ, как Никитин, Веревкин, Гаврилов, Катков и другие».

Поставив в вину Абакумову, что от его ведомства Центральный штаб не получил ни одного интересующего его сообщения о методах противника в борьбе с партизанами и каких бы то ни было материалов, полезных для противодействия вражеской агентуре, Пономаренко в конце ответ «подсластил» фразой: «В свою очередь, от соответствующих органов мы получаем немалую информацию, интересующую нас, к примеру сказать, 4-е Управление НКГБ СССР (ведомство П. А. Судоплатова. – Авт.) ежедневно информирует нас и посылает сведения, материалы, которые представляют большой интерес для партизанского движения».

Олег Смыслов: «Когда в кабинет начальника ГУКР СМЕРШ офицер принес ответ из Центрального штаба партизанского движения…, внимательно ознакомившись с документом, Виктор Семенович резко бросил его на стол и произнес: «Ну что ж, товарищ Пономаренко, не хотите по-хорошему, будет вам по-плохому. Я заставлю выполнять требования начальника контрразведки». Больше всего Абакумова взбесило взаимодействие партизанского штаба с 4-м Управлением Судоплатова. Это был камень, брошенный в адрес СМЕРШа».

В стороне от нагнетания страстей и нервозности в межведомственных отношениях не остался и все еще могущественный Наркомат внутренних дел, прежде всего Лаврентий Берия, понявший вдруг, что своими руками «вскормил», казалось, такого всегда послушного и уважительного подчиненного, который направляемые в свое время в его адрес все документы начинал словами – «по Вашему указанию» или «по Вашему распоряжению».

К интригам и склокам подключился и только что назначенный союзным наркомом госбезопасности В. Н. Меркулов. Среди многих «подвигов» Абакумова его, как и Берию, задевали неединичные факты присвоения СМЕРШем исключительно себе успехов в борьбе с немецкими шпионами и диверсантами, даже в прифронтовых и глубинных районах, находящихся под юрисдикцией НКГБ, а также с предателями и изменниками на освобожденной от врага территории.

В целом же следует отметить: с образованием ГУКР СМЕРШ и его структурных подразделений, приходом в него на высшую руководящую должность бывшего главного особиста ситуация в противостоянии на невидимом фронте изменилась в пользу советской стороны. Генерал армии Герой Советского Союза Петр Иванович Ивашутин писал: «Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР СМЕРШ несерьезно, думаю, что это не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. Практические результаты деятельности СМЕРШа оказались выше, чем в НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова».

С середины 1943 г. именно СМЕРШу стала принадлежать ключевая роль в противостоянии с вражеской агентурой в Красной Армии, Военно-Морском Флоте, а в целом – на линии фронта и прифронтовой территории. Заслуга ведомства Абакумова просматривается и в эффективной зафронтовой разведывательной и контрразведывательной работе. Невзирая на противоречия, по доброй воле или в зависимости от обстоятельств, СМЕРШ взаимодействовал и с НКВД, прежде всего с войсками по охране тыла фронтов. Деловые контакты поддерживались и с Наркоматом госбезопасности, его местными территориальными органами, ибо на невидимом фронте еще предстояло не одно сражение в тайной войне.

 

Операция «Измена Родине»

Среди широкого спектра диверсионно-разведывательных и контрразведывательных задач по подрыву советского тыла особое место немецкие спецслужбы отводили склонению бойцов и командиров Красной Армии к измене. На этот случай предусматривались два основных пути: добровольный переход линии фронта и сдача в плен во время боя. Первая волна этого вида коллаборационизма пришлась на 1941–1942 гг. Поскольку за первый год войны число попавших в плен из личного состава советских армий насчитывало несколько миллионов, точных данных о количестве перебежчиков и добровольно перешедших на сторону врага нет.

Известно другое: к концу 1941 г. за попытки совершить нечто подобное число подвергшихся аресту особыми отделами составило почти 31 тыс. человек. В этот же период отмечено 102 групповых перехода на сторону противника (почти 2 тыс. человек), а 159 таких попыток (1,9 тыс.) и 2773 одиночных были пресечены. Таковы официальные данные. Сколько в то время реально было изменников, установить сложно. Более точные цифры есть за вторую половину 1942 г.: перебежчиков и добровольно сдавшихся в плен оказалось 61 тыс. бойцов и командиров.

Не запоздали и репрессивные шаги со стороны властей. Об общем числе военнослужащих Красной Армии, подвергшихся в этот период судам военных трибуналов, можно судить по количеству арестованных. С учетом обезвреженных агентов и диверсантов противника, таких было 35 738 человек. Известны и цифры приговоров военных трибуналов к высшей мере наказания – 14 473. Из них расстреляны перед строем 411 военнослужащих, в том числе из командного состава. Всего в 1941–1942 гг. по решению судебных инстанций за преступления, совершенные в военное время (трусость, попытку сдаться в плен, самовольное оставление поля боя, паникерство и др.), жизни лишились 157 593 человека. Утверждать, что абсолютно все они понесли справедливое наказание, оснований нет, как нет его и для обратного. Таковы суровые исторические реалии военного бытия. Несомненно одно: на окончательное решение военных трибуналов огромное влияние оказывали приказы № 270 от 16 августа 1941 г. и особенно № 227 от 28 июля 1942 г.

Количество переходов к врагу, дезертирство, членовредительство, другие подобные явления стали уменьшаться в 1943 г. и позже. В частности, число первых в ходе третьего года войны сократилось до 24 тыс. случаев, а за первые три месяца 1944 г. их было немногим более 2 тыс. В последний военный год таких случаев от силы насчитывалось несколько сотен.

Достичь желаемого результата на пути измены и предательства Абвер и РСХА стремились различными способами, прежде всего при помощи пропаганды. О возможности сохранения советскими бойцами и командирами жизни в «чужой» для них войне, бессмысленности сопротивления армии, покорившей Европу, показной демонстрации гуманного отношения к военнопленным, предоставлении перебежчикам различных льгот, обещаниях перспективы найти себя в послевоенном мире после победы немецкого оружия и т. д. вещали фронтовые репродукторы, все это распространялось миллионными тиражами газет и листовок. Призывы и обещания иной раз находили отклик не только у определенной части красноармейцев, но и у командного состава. Способствовали тому объективные и субъективные факторы, прежде всего стремительное продвижение немецко-фашистских войск вглубь страны, враждебное отношение к властям отдельных слоев общества, неумелые, а порой неадекватные действия в начавшейся войне со стороны командного и политического состава Красной Армии, нередко высшего звена.

Случаи перехода военнослужащих Красной Армии к противнику, и даже на самолетах, наблюдались еще перед войной. 17 августа 1940 г. появилось постановление СНК СССР «Об усилении борьбы с изменой Родины». В декабре по этому же вопросу вышел совместный документ ЦК ВКП(б) и СНК, в котором наряду с ответственностью за измену военнослужащих говорилось и о репрессиях в отношении их родных и близких.

28 июня 1941 г. появился совместный приказ НКВД, НКГБ и прокуратуры СССР «О порядке привлечения к ответственности изменников Родины и членов их семей». Предполагался ряд мер, направленных на предотвращение случаев измены, порядок проведения следствия по ним, а также вводились статьи уголовных кодексов союзных республик, по которым предатели и члены их семей подвергались уголовным преследованиям. В отношении первых предлагалась высшая мера наказания, для вторых – ссылка.

События военной поры, особенно в 1941–1942 гг., засвидетельствовали: невзирая на предельно суровые наказания, случаев добровольной сдачи в плен и переходов на сторону врага было немало. Способствовала тому и растиражированная немцами мысль Сталина, что «у Гитлера нет русских пленных, а есть лишь русские изменники, с которыми расправятся, как только окончится война». Не менее успешно, теперь в отношении своих солдат и офицеров, гитлеровцы использовали еще одно, на сей раз придуманное в геббельсовском «министерстве правды», «умозаключение» советского вождя – «в плен немцев не брать». Зная об огромном числе случаев зверств и издевательств Вермахта, войск СС и нацистских карательных органов на линии фронта и оккупированной территории, Сталин, несомненно, имел на то основания, но допустить такую серьезную политическую ошибку было нельзя. Однако влияние подобной пропаганды ощущалось практически на протяжении всей войны, что также послужило одной из причин следующего факта: к концу 1942 г. число немцев в советском плену составило лишь немногим более 20 тыс. человек. Кроме отсутствия ощутимых успехов Красной Армии в сражениях, осведомленный о сталинском «варварском» приказе личный состав немецких частей и соединений предпочитал погибнуть в бою, чем оказаться в плену.

Историческая справка

Ряд отечественных и зарубежных авторов утверждает, что советская «практика, апофеозом, которой стал расстрел в 1940 г. пленных польских офицеров и жандармов, в 1941–1945 гг. определяла политику в отношении военнопленных немцев». В последнее верится с трудом. Прежде всего потому, что в условиях войны высшее политическое руководство страны, в первую очередь Сталин, прекрасно понимало важность сохранения в глазах международной общественности лица Советского Союза как страны, «подвергшейся вторжению тевтонских варваров». Естественно, ни о какой официальной репрессивной государственной политике в отношении военнопленных из числа военнослужащих гитлеровской коалиции не могло быть и речи. Тем более, что уже в первые месяцы войны СССР выступил с подобными обвинениями в адрес Германии. Можно согласиться, что нередки были случаи расстрела пленных в боевых условиях, когда красноармейцы и даже командиры вершили самосуд, руководствуясь принципом фронтовой «самодеятельности». Исходя из реальных обстоятельств, а также условий борьбы во вражеском тылу, этой «болезнью» страдали и партизаны. В целом же реальное число военнопленных, ставших жертвами беззакония, было невелико, и тем более никаким образом последнее не выглядело осмысленным террором.

Те же исследователи пытаются убедить: в ходе войны за подписью Сталина имел место приказ, главным содержанием которого было: пленных не брать. Случилось это, когда «Правда» поместила заметку военного корреспондента П. Лидова о подвиге партизана-диверсанта войсковой части № 9903 Зои Космодемьянской, повешенной гитлеровцами после жесточайших истязаний на глазах жителей села Петрищево под Москвой. Прочитав материал, Сталин, по словам очевидцев, изрек фразу, потом многократно использованную советской пропагандой: «Вот народная героиня!». Узнав позже об обстоятельствах ее гибели, Верховный Главнокомандующий якобы издал приказ: в ходе зимнего наступления советских войск 1941–1942 гг. солдат и офицеров 332-го пехотного полка под командованием подполковника Рюдерофа в плен не брать – расстреливать на месте. Был ли подобный приказ, и как он выполнен – история умалчивает. Несомненно другое: Геббельс и его «кухня» любую подобную информацию незамедлительно использовали в пропагандистских целях. Поэтому тезис о «приказе» Сталина об убийстве военнопленных в голову немецкого солдата вдалбливался ежедневно.

Используя промахи противной стороны, геббельсовские штатные и «разовые» пропагандисты действовали умело и напористо. Абвером была разработана специальная инструкция, в которой, наряду с добровольной сдачей в плен, потенциальным предателям из числа военнослужащих Красной Армии предлагался широкий выбор действий: дезертирство, симуляция психических заболеваний, самострелы и многое другое. Здесь же давались рекомендации, как их «правильно» осуществлять. К агитации с призывами сдаваться в плен и переходить на немецкую сторону подключились и специальные батальоны пропаганды, действовавшие в составе армий и групп армий Вермахта. Не менее широко использовались специальные листовки и «пропуска» для «безопасного» перехода линии фронта.

Старательно работали агитаторы из числа военнопленных, переброшенные в советский тыл, а также бывшие окруженцы. Некий Онищенко, арестованный по подозрению в намерениях переметнуться к врагу, свидетельствовал: «К переходу на сторону немцев меня склонял красноармеец конного взвода 19-го КП (кавалерийского полка. – Авт.) Петр Ильин… При разговоре он вытащил пачку листовок и заявил: «Я был в окружении у немцев, и они ко мне отнеслись очень хорошо, накормили, а затем дали листовки с заданием раздавать их красноармейцам, чтобы таким путем подготовить человек 500 к измене»».

«Тяжелее всего было в первый год войны, пока отступали, – вспоминал бывший военный контрразведчик Леонид Иванов. – Боевой дух падал. Многие убегали к врагу. Бывало даже, что и командиров убивали, уходили целыми подразделениями. Чаще всего случалось это, когда в одном взводе оказывались земляки. Им проще было договориться. Но мы за этим следили. Если выявляли земляческую группу, разбрасывали людей по разным подразделениям… Много хлопот доставляли нам членовредители. Какие только ухищрения не придумывали, чтобы оставить фронт. Простреливали, например, конечности через флягу с водой или мокрое полотенце: тогда след от пороха не видно. Или в бою поднимали руку над окопом: мы называли это «голосованием».

Один случай запомнился особо. Перед атакой боец подошел к сержанту: «Если не прострелишь руку, перебегу на ту сторону». Сержант выстрелил ему… в голову. Потом явился с повинной. Его простили… Членовредители и дезертиры действовали на солдат разлагающе. Потому-то в экстремальных случаях мы имели право расстрела…»

Отметил, что этим правом он не воспользовался ни разу.

В упоминаемом итоговом донесении от 10 октября 1941 г. Управления особых отделов НКВД наряду с данными о ликвидации вражеской агентуры говорилось и о задержании почти 700 тыс. военнослужащих, «отставших от своих частей и бежавших с фронта». Из них аресту подверглось 25 878 человек, «остальные 632 486 человек сформированы в войсковые части и вновь направлены на фронт». Среди первых выявили более 2,6 тыс. изменников, столько же трусов и паникеров, около 4 тыс. распространителей провокационных слухов, 1,7 тыс. членовредителей, 4,4 тыс. – «других» нарушителей присяги.

Меры по предупреждению и пресечению фактов измены, трусости, паникерства, дезертирства, других подобных явлений задействовались разные: от агитационно-пропагандистских мероприятий с участием различного уровня политработников, партийных и комсомольских организаций, до уголовных преследований с отправкой провинившихся (по решению военных трибуналов) в штрафные подразделения, публичных расстрелов перед строем подразделения (части), репрессий в отношении их семей и т. д. Невзирая на стоны и вопли современников о его бесчеловечности, несомненно, положительную роль в тех условиях сыграл приказ НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г., вошедший в историю под названием «Ни шагу назад». «Наша Родина, – отмечалось, в частности в нем, – переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило… Немцы не так сильны, как это кажется паникерам… Выдержать их удар сейчас – это значит обеспечить за нами победу…

Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в тыловых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и такую дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять свою Родину… Паникеры и трусы должны истребляться на месте!

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».

В этом случае не был забыт и древний трактат: агент в крепости стоит целой армии; данные о намерениях противника определяют тактику ведения операции; цель – оправдывает предпринятые шаги; на войне ничем не стоит пренебрегать. В Красной Армии стали внедрять внутренних осведомителей. Ими становились медицинские работники, связисты, повара, парикмахеры, младший командный состав, словом, те, кто имел возможность для широкого и естественного общения с сослуживцами.

Осведомительная сеть состояла из двух категорий: информаторов и резидентов. Первых, как правило, представлял рядовой и сержантский состав. Получив ту или иную оперативную информацию, резиденты передавали их особистам, а позже – сотрудникам СМЕРШа. «Ежедневно, – рассказывал журналисту А. Хинштейну упоминаемый Леонид Иванов, – командованию докладывались сводки: кто неблагонадежен, где какой настрой. Естественно, для этого нужна была агентура. За всю войну не было у меня случая, чтобы солдат отказался от сотрудничества. Куда сложнее было поддерживать с агентурой связь. После ужина поспишь часок-другой. А средь ночи вскакиваешь и на передовую…»

Почитав воспоминания ветерана, различного толка и калибра либералы и национал-патриоты возопят о «подлости» и «несправедливости» советской власти, отсутствии гуманности и законности в ее действиях. Заметим: применение внутренней агентуры не было ноу-хау той власти. Как свидетельствуют многочисленные источники, к современникам подобное пришло из древних времен. Более того, данный исторический опыт использовали все армии воюющих сторон, в том числе и армии союзников по антигитлеровской коалиции, а главное – в значительно больших размерах. Другой вопрос, каковы в том или ином случае были побудительные мотивы сотрудничества каждой из сторон. Несомненно, что были они разными – от патриотических побуждений до меркантильных интересов.

Как и в любой человеческой среде, всякие люди встречались и в кругу особистов, а позже смершевцев. Вспоминая о суровом военном времени, Н. Г. Егоров рассказывал: «На Северо-Западном фронте я был заместителем политрука стрелковой роты. Помню, вызывают меня в штаб батальона. Это в трехстах метрах от передовой. На берегу чудесного озера Селигер в землянке меня ждет холеный подполковник СМЕРШа, требует дать характеристику подчиненным:

– Товарищ подполковник, я замполитрука и каждого бойца знаю. Мы каждый день подвергаемся смертельной опасности. И я ни о ком из них вам ничего говорить не буду. Эти люди воюют на самой передовой. Почему вы не пришли к нам в окопы и там меня не расспросили? Почему вы здесь, в безопасности, со мной беседуете?

Подполковник возмутился:

– Как вы себя ведете? Я вам покажу!

Обозлившись и перейдя на «ты», я сказал:

– Ну что ты мне сделаешь? Куда ты меня пошлешь? На передовую? Я и так на ней…

Подполковнику, видимо, стало стыдно, и он дня через два решил прийти в расположение роты, занимавшей высоту. Подходы к ней немцами простреливались. Поэтому отрыли глубокий ход сообщения, чтобы в случае опасности можно было укрыться. Видим: кто-то ползет по ходу сообщения. Ребята стали хохотать. Оказался тот самый подполковник. И ко мне: «Чего смеются?». Я честно ответил: солдаты смеются из-за того, что он трусоват.

– Мы-то ходим в полный рост, укрываемся только в случае обстрела. А вы ползете, когда опасности нет…».

О роли армейской осведомительской сети в борьбе с агентурой противника, выявлении дезертиров, перебежчиков и т. д. представление дают ежемесячные доклады (за июль – август 1943 г.) УКР СМЕРШ Центрального фронта. «Агентурно-оперативная работа…, – отмечалось в документе, – в основном проходила в боевой обстановке (период Курской битвы. – Авт.)… и была, главным образом, направлена на своевременное выявление и пресечение подрывной деятельности со стороны подучетного и враждебного элемента… Активность и работоспособность агентурного аппарата… характеризуется также фактами проявления массового героизма в боях… Осведомитель «Токарев», красноармеец истребительного дивизиона, подбил самоходную пушку «Фердинанд», когда приблизилась вторая, у «Токарева» вышло из строя противотанковое ружье. Схватив противотанковые гранаты, он бросился под гусеницы «Фердинанда». Взорвав ее, погиб смертью храбрых…

Часть военнослужащих, состоящих на оперативном учете, особенно по основаниям «измена Родине» и «антисоветский элемент», проявили героизм и мужество». Приводились фамилии пяти солдат и младших командиров, среди них «сержант воздушно-десантной дивизии Рожков, 1910 г. р., уроженец Орджоникидзевского края, б/п, ранее судимый, за период боев показал себя исключительно стойким в борьбе с фашистами… Спас жизнь заместителю командира батальона по политчасти Винокурову; в рукопашной схватке убил 7 немцев, из автомата расстрелял еще 30 солдат противника… Спас также жизнь экипажу, находившемуся в горящем танке на поле боя.

Рожков представлен к званию Героя Советского Союза».

К орденам Ленина и Отечественной войны 2-й степени командование фронта представило и остальных красноармейцев – Чечена, Найденова, Лагуткина и Гунольда. Оперативные учеты на них были прекращены. За проявленный в боях героизм с формулярного оперативного учета сняты три военнослужащих. Они награждены орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». За проявленный в боях героизм с формулярного оперативного учета тогда же были сняты еще трое военнослужащих. Все они удостоились орденов Красной Звезды и медалей «За отвагу».

Отмечалось также, что в этот период аресту подверглись 30 бежавших с поля боя, разоблачено 118 членовредителей, 146 дезертиров. В целом в июле 1943 г. в полосе войск Центрального фронта органы СМЕРШ арестовали 517 чел., в т. ч. 38 немецких агентов, диверсантов и террористов. Из них 384 чел. подверглись суду военного трибунала, 65 из них приговорены к высшей мере наказания.

В 1943 г. случаев сдачи в плен, дезертирств, членовредителств стало значительно меньше. Ко всему начался обратный процесс – немало немецких солдат и офицеров, особенно из союзных войск, дилемму плена для себя решали просто: лучше советские сибирские лагеря, чем посмертные могилы на европейской части. Заметно потеряли интерес к данному виду подрывной работы и немецкие спецслужбы. Поубавилось и агентов-пропагандистов. Тем не менее, для советского военного командования существующая проблема оставалась непростой. «В мае с. г. (1943 г. – Авт.), – сообщалось в докладной УКР СМЕРШ Брянского фронта заместителю наркома обороны Виктору Абакумову, – наиболее пораженными изменой Родине были 415-я и 356-я СД (стрелковые дивизии. – Авт.) 61-й армии и 5-я СД 63-й армии, из которых к противнику перешли 23 военнослужащих». Тогда же в Управлении контрразведки возник замысел одних отучить принимать перебежчиков, других – совершать предательство. В полосе обороны первых двух дивизий было решено провести боевую операцию, получившую в документах СМЕРШа кодовое название «Измена Родине». Суть ее заключалась в инсценировке сдачи в плен группы красноармейцев с последующим нанесением по противнику огневого удара.

Из отобранных и хорошо подготовленных добровольцев солдат и младших командиров создали четыре группы (по 4 человека каждая) – три основных и одна – поддержки. Отбирали из разведчиков и штрафников – смелых, волевых, физически крепких бойцов. Под видом сдачи в плен их задача заключалась в том, чтобы «сблизиться с немцами, забросать гранатами, чтобы в будущем противник каждый групповой или одиночный переход на его сторону встречал огнем и уничтожал изменников».

Бойцов отвели в тыловой район дивизий, где под руководством опытных командиров и оперативников они прошли специальную подготовку. Обучение осуществлялось на местности, напоминающей предполагаемые районы их действий. Вооружили красноармейцев гранатами, пистолетами и ножами. Операцию было решено осуществить 2 и 3 июня 1943 г. В донесении Абакумову отмечалось: «Участки для… операций были выбраны там, где имелись случаи групповых переходов линии фронта.

2 июня… действовали первая и вторая группы, 3 июня – третья. Операция первой группы (разведчики) 415 СД. В 4.00 после сосредоточения на исходном рубеже бойцы начали искать проход… Заметив идущих, немцы стали звать их к себе. Трое, во главе с офицером, вышли разведчикам навстречу и сблизились на 30 м… Уничтожив немцев гранатами, группа без потерь вернулась обратно. Отход поддерживался огнем из всех видов оружия…

Операция второй группы (штрафники) 415 СД. В 3.00 группа сосредоточилась на исходном рубеже в 100 м от противника… В 4.00 по двое с поднятыми руками бойцы пошли к проволочному заграждению. Шедший первым держал в руке белый лист бумаги, означавший немецкую листовку… Немецкие солдаты стали указывать место прохода в проволочном заграждении. Пройдя заграждение, группа увидела, что от прохода к траншеям противника ведут два хода сообщения, а в траншеях ее ожидают около 20 немецких солдат.

Подойдя на 30 м, группа забросала противника гранатами. Использовав весь запас (24 гранаты. – Авт.), под прикрытием артиллерийского и минометного огня она отошла на свои позиции. При отходе двое получили легкие ранения…

Операция третьей группы (разведчики) 156-й СД. В 3.00 с исходного рубежа группа дошла до проволочного заграждения, где была обнаружена немецким солдатом, который остановил ее криком «Хальт».

Когда старший группы назвал пароль для перехода – «Штыки в землю», немец стал показывать дорогу к проходу в ограждении. В это время он был забросан гранатами, а группы возвратилась в свои траншеи…

Поставленные… задачи все группы выполнили отлично, происшествий во время операций не случилось. Вышли с ходатайством перед Военным советом 61-й армии о награждении их участников, а также о снятии судимости с красноармейцев штрафной роты 415 СД…

Отделам контрразведки армии даны указания о проведении аналогичных инсценировок «Измена Родине» в частях, наиболее пораженных переходами военнослужащих к противнику».

Успех соседей было решено повторить в 63-й армии. В очередном донесении В. Абакумову (10 июля 1943 г.) отмечалось: «В целях пресечения случаев перехода изменников на сторону противника работниками Управления контрразведки НКО СМЕРШ фронта совместно с Отделом контрразведки… 63-й армии 2 июля 1943 г. на участке обороны 5-й стрелковой дивизии проведена инсценировка «Измена Родине»».

В подготовке операции использовали опыт 61-й армии. Из разведчиков и штрафников отобрали 15 «физически развитых, волевых, смелых» бойцов. Многие из них не раз побывали в боях, имели ранения, а некоторые удостоились наград – орденов Красной Звезды и медалей «За отвагу». Один из них «Поплаухин, 1915 г. р., б/п, образование 5 классов, русский, старшина, в Красной Армии с 1938 года. Участник боев на Карельском перешейке, в районе Чернигова, Киева, Харькова и Сталинграда. Получил ранение, награжден орденом Красной Звезды, который по решению суда отобран, осужден по ст. 193-17 УК сроком на 7 лет… За время пребывания в штрафной роте Поплаухин показал себя дисциплинированным, требовательным младшим командиром».

Среди отобранных значился и «Загорский, 1916 г. р., образование среднее, рабочий, б/п, судим по ст. 58–10, ч. I УК на 10 лет ИТЛ, старшина, летчик-истребитель, сбил немецкий «Ю-88»».

В составе по 4 бойца сформировали три ударные группы и группу прикрытия. Вооружение и снаряжение их участников было аналогичным соседям. Все группы согласно боевому плану операцию должны были начать одновременно в 3.30 3 июля.

Успех одних оказался не столь легко повторяемым другими. «Отлично выполнила задачу третья группа в составе Поплаухина, Коломийца, Куницына и Шевякова и поддерживающих их – Пономарева, Чуприкова и Цыганова, – докладывал заместитель начальника УКР фронта, – которые действовали на особо опасном участке и вернулись без потерь и ранений». Достигнув, по его словам, намеченной цели, группа была встречена немцами, которые порадовались «дорогим» гостям. Те же, «забросав блиндаж и траншеи 32 гранатами, уничтожили часового, дзот, пулемет с обслугой и более 10 солдат противника».

В «торжественной обстановке» в тот же день все участники штурмовой группы удостоились орденов Красной Звезды, а группы прикрытия – медалей «За отвагу». Со всех была снята и судимость.

«Отличились» и немцы. На русском языке каждый день слышались призывы переходить на их сторону, но с предупреждением: «Избегайте перехода группами, так как они будут уничтожаться. Переходить одиночками, и не утром, как мы принимали до сих пор, а ночью…»

Первая и вторая группы задачу не выполнили. Причины неудачи УКР СМЕРШ возлагало на командование частей, в полосе которых планировались операции, отмечало также несогласованность всех действий и неопытность саперов, по вине которых немцы обнаружили одну из групп. Заместитель начальника штаба 142-го СП по разведке капитан Пономарев группам самовольно поставил дополнительную задачу – захватить языка. Он же, не имея на то оснований, «отдал приказ срезать погоны и сам срезал их у бойцов Баринова, Мусорина и некоторых других, чем обрек участников операции на неминуемую сдачу в плен, а у отдельных вызвал определенную трусость, особенно у руководителя второй группы Мусорина».

«Из объяснений участников группы видно, – отмечалось в спецсообщении, – все подползли к траншее противника на расстояние 15–20 м и, не поняв пулеметную очередь как сигнал командира полка о начале операции, по приказу Мусорина решили ничего не предпринимать, несмотря на то, что Левин, Гаранин и Тронин (участники группы. – Авт.) настаивали действовать без сигнала. Вся группа отошла… и вечером возвратилась, не выполнив задание…

Группа Баринова, находясь у реки Зуша, несколько раз пыталась… подойти к немцам и выполнить задание…, но каждый раз встречалась огнем противника, так как по вине саперов группу обнаружили еще с вечера… Разрывной пулей был тяжело ранен ее участник Загорский…, который через несколько часов скончался. В сложившихся обстоятельствах Баринов с группой был вынужден отойти».

«Учитывая, – резюмировал УКР фронта, – что первая и вторая группа не выполнили боевое задание не по своей вине и что отдельные участники групп – Тронин, Левин и Гаранин… вели себя стойко и мужественно, перед командованием дивизии поставлен вопрос об их награждении». СМЕРШ вышел с ходатайством и о посмертном награждении Загорского, «погибшего при выполнении боевого задания».

О том, проводились ли в будущем оперативно-боевые операции «Измена Родине», документальных подтверждений мы не нашли, но нет сомнений, что применялись они далеко не только на этом участке фронта. Достоверно известно другое: тесно сотрудничая с Абвером, разведывательные отделы 1Ц соединений Вермахта по этим событиям подготовили сообщения о «коварстве и подступности большевиков». Проинформировав подчиненные инстанции о случившемся, дали и соответствующие рекомендации о порядке и способах приема перебежчиков, и прежде всего в составе групп.

Проблема измены военной присяге, в том числе путем добровольного перехода на сторону противника, существовала и существует во всех армиях мира. Разными были, есть и будут ее побудительные мотивы. Кроме личностных факторов (характер, убеждение, морально-психологическое состояние и др.), на личный состав армий воюющих сторон большое влияние оказывали общее положение на фронтах, успехи или поражения, моральный дух войск, вражеская пропаганда, многие другие причины. В стороне от проблемы такого вида коллаборационизма не оставались и спецслужбы противоборствующих сторон, которые искали и нередко находили, различные побудительные мотивы, а также приемы и методы, чтобы увеличить число тех, кто переметнулся бы на их сторону. В свою очередь противная сторона выискивала противоядие данным намерениям и попыткам.

Учитывая число агентов и диверсантов из состава советских военнопленных, коллаборационистов в добровольных войсковых и карательных подразделениях, воевавших на стороне врага, а также полицейских, старост и др., общее количество изменников и предателей Родины в годы Великой Отечественной войны, судя по всему, было немалым. Но, к счастью, тех, кто обеспечил Великую Победу, находясь в многомиллионной Красной Армии, партизанских формированиях и подполье, и кто нередко ценой собственной жизни спасал мир от коричневой чумы, в том числе и для потомков, сотрудничавших с оккупантами, было в тысячи раз большим.

 

Жертвы «Буссарда»

О трудных, порой жестоких испытаниях, выпавших на судьбы советских детей и подростков военной поры, в свое время написано немало. Многие из них наравне со взрослыми сражались с захватчиками или трудились в тылу. Немало было и тех, кто оказался в эвакуации, на оккупированной территории и того хуже – в гитлеровских лагерях. О малолетних жертвах войны сегодня в лучшем случае вспоминают в канун Великой Победы, к сожалению, на большее властей не хватает. Нашлись и такие, кто спустя многие годы после окончания войны пытается измазать грязью их души. Последним уподобились кинодраматург Владимир Кунин и режиссер Александр Атанасян, выпустившие на широкий экран свое творение под громким названием «Сволочи». Суть «шедевра»: 1943 год, в горах Алатау под Алма-Атой устроен секретный лагерь НКВД, в котором из подростков-рецидивистов, приговоренных за тяжкие уголовные преступления к высшей мере наказания, готовят диверсантов-смертников. Предназначаются они для заброса в Альпы для уничтожения некого сверхсекретного нацистского технического объекта…

Фильм вызвал крупный скандал: как оказалось, ничего подобного в природе не существовало, а была лишь выдумка людей, выразивших таким образом «любовь и уважение» к части современного общества, получившей государственный правовой статус «дети войны».

Архивные же документы свидетельствуют: такие школы существовали, однако были они организованы и действовали при непосредственном участии немецких спецслужб…

«В Тбилиси, – писали в адрес ЦК КП(б) Грузии и НКВД СССР (сентябрь 1942 г.) заместитель начальника тыла Красной Армии генерал-майор А. Ермолин и начальник штаба тыла генерал-майор М. Миловский, – находится много беспризорных ребят в возрасте до 14–15 лет. По ночам их можно встретить у подъездов домов спящими на каменных тротуарах.

Мы решили проверить, что это за ребята. Оказалось, что все они – дети участников Великой Отечественной войны. Отцы – на фронте, матери обычно погибли при бомбежках.

Часть ребят в Тбилиси недавно: прибыли из Новороссийска, Краснодара, Армавира, иных городов Кавказа. Часть – из Орла и других более отдаленных мест, родителей лишились уже давно. Многие ребята прошли длинными дорогами войны: в течение нескольких месяцев отходили на юг вместе с советскими войсками, некоторые прибыли из Севастополя с ранеными в момент заключительной эвакуации города.

Большинство детей одеты только в трусы, лишь некоторые имеют майки. Остальную одежду и вещи они обменяли на пищу.

Несмотря на беспризорность, встреченные нами ребята сохранили положительные качества: желают одного – работать и учиться в ремесленных училищах.

Считаем необходимым дать распоряжение Комитету трудовых резервов, народному комиссару просвещения и народному комиссару социального обеспечения… немедленно проявить настоящую заботу об этих детях и ликвидировать беспризорничество. Просим Ваших указаний провести эту работу не по-казенному, а по-отечески…, без промедления, чтобы не допустить их гибели и такого положения, когда в ежедневных поисках пищи дети постепенно вступят на нетрудовой и преступный путь».

Более трагичным положение детей было в блокадном Ленинграде, где к марту 1943 г. насчитывалось 15 тыс. беспризорников. Тысячи их погибли от холода и голода. Не лучшей была ситуация и в захваченных районах области. За наименьшее неповиновение в ходе показательных экзекуций наряду со взрослыми детей и подростков не раз подвергали жестоким наказаниям. Так, 20 января 1942 г. недалеко от деревни Новые Лодомиры (Ленинградская область) партизаны подорвали мост. По приказу немецкого коменданта собрали мужское население в возрасте от 15 лет и тут же всех расстреляли. Деревня подверглась сожжению дотла. «Детей, – отмечалось в информации УНКВД области, – немцы порют возле здания школы. Перед этим к месту расправы обычно сгоняются все школьники во главе с учителями. Выстраивают в одну шеренгу и никого не отпускают до окончания пыток».

Суровые будни ждали и около миллиона детей, оставшихся без отчего дома на остальной оккупированной врагом территории. «Родительскую заботу» о многих обездоленных взяли на себя спецслужбы Третьего рейха.

Начиналось все с малого. Из ориентировки (декабрь 1941 г.) Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта особым отделам армий: «15 ноября… Особым отделом НКВД 34-й кавдивизии задержаны 3 мальчика в возрасте 8—10 лет… При выяснении обстоятельств пребывания их на линии фронта установлено, что в г. Бобруйске немцы собрали около 50 детей в возрасте от 8 до 12 лет, не имеющих или потерявших родителей, и обучают разведывательной работе.

После месячного обучения 10 человек немецкой разведкой через р. Северский Донец переброшены на нашу территорию в районе с. Каменка Харьковской области. Пять подростков получили задание изучить дислокацию частей Красной Армии, выяснить места расположения штабов, засечь огневые точки в районе г. Изюм. Вторая пятерка имела аналогичное задание в расположении 34-й кавдивизии».

Возможность «массовой заброски немецких разведчиков-подростков» в тыловые районы не исключал и Особый отдел 6-й армии Южного фронта. Опасения оказались не напрасными. В течение нескольких дней в боевых порядках 393-й стрелковой дивизии появились три подростка. Двенадцатилетний Коля Черкашин показал: по любознательности, договорившись со сверстником Володей Мартыновым, 2 октября они перешли линию фронта в районе села Райгородок, «где были задержаны и доставлены в немецкий штаб, в котором в качестве охранника встретили ранее сбежавшего к немцам отца Мартынова – Мартынова Рудольфа, оставленного ими со шпионскими заданиями еще в 1918 году».

После обильного угощения и обещания вознаграждения, Черкашин и Мартынов снова пересекли линию фронта, на сей раз с задачей разведки советских войск. По их словам, совершали они это, как и семеро других подростков, среди них «четыре девочки, работавшие при немецком штабе», не один раз. Советская контрразведка выяснила: «опеку» над детьми на себя возложил отдел 1Ц штаба 57-й пехотной дивизии.

Что толкало этих, во многом несчастных, зачастую беспризорных детей на такой путь? Оккупация, голод, наглая, оболванивающая пропаганда, отсутствие отчего крова, а нередко любопытство и желание прикоснуться к неизведанному. А рядом «добрые» дяди не только дают вкусную еду, но обещают открыть весь мир, сулят роскошь, богатство и счастливую жизнь в освобожденной от большевиков Европе. Не исключалась возможность и онемечивания славянских детей как будущих солдат Третьего рейха.

«Дорогой Грейфельд! – писал Генрих Гиммлер (июнь 1942 г.) начальнику штаба имперского комиссариата по делам укрепления немецкой расы бригаденфюреру СС Ульриху Грейфельду. – Я ознакомился с генеральным планом «Ост», который в целом мне нравится. В подходящий момент я хотел бы представить его фюреру… Мне кажется, что в одном пункте меня неправильно поняли. Этот план должен включать в себя тотальное онемечивание Эстонии и Латвии, а также всего генерал-губернаторства. Мы, по возможности, должны осуществить все за 20 лет. Я лично убежден, что это сделать возможно…»

Учитывая участившиеся случаи появления в прифронтовой полосе детей-шпионов, Особый отдел фронта требовал: «С целью разоблачения засылаемой к нам агентуры противника, подвергать дознанию и тщательной фильтрации всех подростков, не имеющих или потерявших родителей и появившихся на линии фронта, а также в ближайшем тылу».

В указаниях союзного НКВД в адрес УКР фронтов и армий (февраль 1942 г.), конкретизируя ситуацию, Лаврентий Берия писал: «В прифронтовой полосе германская разведка организовала сеть разведывательных школ, в которые набираются дети и подростки в возрасте от 8 до 14 лет, главным образом из семей репрессированных советской властью родителей, уголовно-хулиганского элемента и беспризорных. Такие школы выявлены в городах Мценск, Белгород, Славянск, в селениях Райгородок (Сталинская область) и Протопопово (Харьковская).

В течение 7—15 дней дети и подростки обучаются незаметному проникновению в расположение частей Красной Армии, выяснению количества и родов войск, названий и нумераций частей, фамилий командиров, мест расположений артиллерии, танков, складов с боеприпасами и горючим».

На основе показаний задержанных малолетних агентов, в частности, отмечалось: в школе Мценска обучают навыкам агентурной разведки, владенья гранатой, винтовкой и револьвером, ползанию и окапыванию, обращению с топографическими картами, уменью различать воинские звания и др.

Сведения о работе немецких разведшкол по подготовке диверсантов из детей стали поступать и из других источников: зафронтовой агентуры, показаний арестованных, прибывших с повинной агентов, от партизанских формирований и местных жителей. 5 июня 1942 г. в ориентировке в адрес подчиненных структурных инстанций заместитель начальника Управления особых отделов НКВД С. Мильштейн подчеркивал: обучающиеся 11—13-летние подростки «воспитываются в духе преданности германскому фашизму, изучают технику конспирации, способы сбора разведывательных данных, а также технику проведения диверсионных актов.

Арестованный несовершеннолетний германский разведчик «Рославец» – Кузьмичев Н. И., 1929 г. р., окончивший разведшколу, получил от офицера разведки Мореца задание пробраться в г. Ефремов, в качестве воспитанника вступить в одну из воинских частей Красной Армии и собирать сведения о наличии войсковых соединений, их численности и вооружения.

На случай задержания при переходе линии фронта Кузьмичев был проинструктирован… выдавать себя за сына рабочего Конотопского завода Рославца Тимофея, который расстрелян как коммунист. Вместе с отцом убита и его мать. Желая мстить немцам за смерть родителей, он перешел линию фронта, чтобы вступить в одну из действующих частей Красной Армии».

Прикрываясь легендой, Кузьмичеву не только удалось пересечь линию фронта, но и стать воспитанником 18-го армейского запасного стрелкового полка. Агентурным путем его разоблачили лишь спустя время.

В сентябре 1943 г. во время марша к линии фронта вблизи г. Обоянь бойцы подразделения 18-й бригады войск НКВД задержали двух подростков 13 и 15 лет – Петю Гурова и Володю Румянцева. Они сознались: группа в составе 19 человек, 10 из них ровесники, ночью десантировалась с немецкого самолета. Всех снабдили кусками каменного угля, которые необходимо подбросить в ямы паровозного топлива. Тогда же в ГКО поступило совместное донесение советских спецслужб: «В первой половине сентября… органами СМЕРШ, НКГБ и НКВД арестовано 28 агентов-диверсантов в возрасте от 14 до 16 лет, переброшенных немцами на сторону частей Красной Армии. Из числа арестованных 15 диверсантов явились с повинной, остальные задержаны в ходе поиска.

Как показали малолетние агенты, 25 августа с. г. после окончания обучения на курсах 29 подростков доставили в г. Оршу (БССР), где они получили задание совершить диверсионные акты на линии железных дорог, идущих к фронту путем вывода из строя паровозов. С этой целью их снабдили взрывчатым веществом специального состава, по внешнему виду похожим на куски каменного угля. Их они должны были подбрасывать в угольные штабеля, расположенные у железнодорожных станций… Каждому подростку немцы выдали по 2–3 куска взрывчатки весом по 500 г. Диверсанты одеты в поношенную одежду гражданского и военного образца, имели по 400–600 рублей, советские газеты и пропуска для обратного прохода через линию фронта. Пропуска отпечатаны на узкой полоске тонкой бумаги, завернуты в резину и зашиты в складки одежды. На немецком языке написан следующий текст: «Особое задание, немедленно доставить в 1Ц».

Изъятые куски «угля» подвергли технической экспертизе. В заключении 4-го спецотдела НКВД СССР отмечалось: «Взрывчатка представляет собой неправильной формы массу черного цвета, напоминающую каменный уголь, довольно прочную и состоящую из сцементированного угольного порошка, нанесенного на оболочку сетки из шпагата и медной проволоки. Внутри оболочки находится масса, в которой помещено спрессованное вещество белого цвета, по форме напоминающее цилиндр, обернутое в красно-желтую пергаментную бумагу. К одному из концов этого вещества прикреплен капсюль-детонатор, в котором зажат отрезок бикфордова шнура с концом, выходящим в черную массу…

Экспертизой установлено: взрывчатое вещество относится к классу мощных ВВ, известных под названием «гексанит» и является диверсионным оружием, действующим в разного рода топках…

Всем органам контрразведки дано указание о принятии активных мер по розыску не задержанных еще двух диверсантов…».

Вскоре всплыли и другие подробности, связанные с функционированием детской спецшколы по подготовке диверсантов. Под кодовым названием «Буссард» она дислоцировалась на территории рейха в местечке Гемфурт вблизи г. Кассель.

Фундамент для ее появления заложила абверкоманда 203, абвергруппы которой действовали в полосе группы армий «Центр». Основным направлением их подрывных усилий стали войска Западного, а позже Белорусских фронтов. С ноября 1941 г. по сентябрь 1943 г. абверовцы находились в Смоленске, затем переместились в одну из деревень вблизи Орши, позже последовали Минск, Вильнюс, Белосток, Ленчица (Польша). Капитуляция рейха застала абверкоманду под Берлином.

Кроме пяти диверсионных абвергрупп (207, 208, 209, 210, 215), в ее подчинении находились и разведывательно-диверсионные школы в Смоленске и Минске, а также профильное «учебное заведение» по подготовке малолетних диверсантов…

«Ничто не ново под луной», – утверждал иудейский царь Соломон (965–928 до н. э.). Хорошо помнил древний постулат и «король ищеек» Вильгельм Штибер. Совершив в ХIХ в. революцию в развитии спецслужб, сумев создать во многих странах Европы широкую шпионскую сеть, он же внедрил и немало невиданных до сего приемов агентурной работы. Не случайно после победы над Австрией (1868) крайне скупой на похвалы начальник генштаба фельдмаршал Хельмут Мольтке в разговоре с рейхсканцлером объединенной Германии Отто Бисмарком признал: «Молокосос Штибер (на то время последнему не было и сорока лет. – Авт.) или кто другой организовал эту важную службу, но она выполняется хорошо, хорошо и хорошо».

Штиберу принадлежала и идея использовать в шпионской работе детей и подростков, нашедшая продолжение в период Первой мировой войны. «Необходимо отметить, – писал упоминаемый К. Звонарев, – что германская разведывательная служба вспомнила приемы Штибера и применяла их во время войны 1914–1918 гг. Так, в июне 1915 года на фронте одной из русских армий был задержан 15-летний мальчик, сознавшийся, что немцами в тыл русских послано еще 10 таких же подростков с разведывательными заданиями. Не подлежит сомнению, что при тщательном подборе и подготовке подростков они в военное время могли легче всего проникнуть в тыл противника, более свободно чувствовать себя, вращаясь в солдатской среде и более легко собирать весьма ценные данные. То, что приведенный факт был не единичным, показывает, что германская разведывательная служба пользовалась подростками в довольно широких размерах. Хотя мы и не имеем точных данных относительно результатов их агентурной работы, однако можно предположить, что некоторая польза от подростков была. Они обычно устраивались при разных штабах и обозах…, завоевывали симпатии и доверие не только солдат, но даже офицеров. Вращаясь среди военных, они подслушивали их разговоры и рассуждения о военных делах и передавали эти сведения, куда следует… В подходящих и удобных для этого случаях выкрадывали бумаги у зазевавшихся ординарцев и писарей.

Германская разведка возлагала на подростков также и функции диверсионной (активной) разведки, как-то: порчу телеграфных и телефонных проводов, развинчивание рельс, возбуждение паники и т. д. Германская агентура пользовалась также стариками и калеками…»

Спорадическое использование Абвером детей в диверсионных операциях началось уже в 1941 г. Тогда «опеку» над ними осуществляли смоленская и минская разведывательные школы. В 1943 г. было решено перейти на «поток», и открывшийся в Гемфурте специальный учебный центр напрямую подчинили абвергруппе 209, имевшей на день формирования (июль 1942 г.) условное название «Пехфогель»; позже его заменили на «Буссард». В свое время группу возглавили обер-лейтенант Отто Генпигс, затем капитаны Гюнтер Эггерс и Гуго Дрегер. В их подчинении находилась и рота РОА («Русский особый отряд») под командованием поручика Чвала. Основной специализацией абвергруппы были диверсии и борьба с партизанским движением.

Гемфуртская «детская» школа деятельность начала в июле 1943 г. Отбор будущих диверсантов (по немецкой терминологии «сарычей») проводился с немецкой пунктуальностью и основательностью. С первых дней в них стремились воспитать манкуртов, чудовищ и убийц, не помнящих родства. Циничными были и приемы «естественного отбора» лидеров. Среди массы подростков искали наиболее физически развитых и обязательно голодных. В отобранную группу бросали еду – колбасу или нечто подобное. За лакомый кусок начиналась потасовка, которая в большинстве случаев заканчивалась дракой. Здесь же определяли победителей и наиболее активных в борьбе за «выживание». Их ставили в пример остальным, затем отправляли в «школу», где начинались морально-психологические тренинги и физическое воздействие в духе нацистской идеологии, воспитание надежных помощников рейха и настоящих «сарычей». С оставшимися продолжались «эксперименты».

Но случались и «проколы». «Парнишка нехотя, медленно начал стягивать рубашку, и тут все увидели у него на шее аккуратно повязанный красный пионерский галстук», – писал в книге «СМЕРШ против Буссарда» генерал-майор контрразведки Николай Владимирович Губернаторов.

С мальчика попытались сорвать галстук, но он со словами: «Не тронь, жаба!», – вцепился в руку одного из охранников. На помощь бросились другие ребята. Мальчишку спросили, как его зовут. «Виктор Михайлович Камальдин», – ответил он с достоинством…»

В июле 1943 – феврале 1944 гг. «особую команду Гемфурта» возглавил унтер-офицер, специалист по диверсионной войне Роберт Шимек. «Общественные науки» преподавали бывшие белогвардейцы, специальные учителя-немцы и советские военнопленные офицеры, среди них и Юрий Петрович Евтухович, сын полковника царской армии. На помощь им приходили и представители власовской РОА. Детей и подростков погружали в атмосферу вседозволенности, поощряли тягу и желание к «приключениям», поощряли то, что раньше казалось позорным и унизительным. Превозносилось все немецкое, для чего малолетних курсантов вывозили на экскурсии в «образцовые» города, заводы, фабрики и фермы рейха. Ломая детскую психику, из них делали уголовников и особей, ненавидевших свою Родину.

Подготовку по минно-взрывному делу осуществляли исключительно немцы – унтер-офицер Викангайзе и обер-ефрейтор Гидройст. Будущих диверсантов обучали навыкам минирования объектов (мосты, дороги, электростанции, депо и др.), маскировки, уменью уходить от преследования, придерживаться легенд прикрытия и т. д.

Одновременно в школе обучались 25–80 человек. Срок их подготовки определялся в 1–2 месяца. Затем переезд на ближайший аэродром и группами по 2, 4, 6 и более человек «сарычи»-подростки самолетами перебрасывались в советский тыл. Снаряжение каждого диверсанта было традиционным: несколько кусков взрывчатки, недельный запас продуктов, 400–500 рублей и безобидные бытовые вещи. В летний период одевали в грязные, поношенные гимнастерки или рубашки, такие же брюки, некоторым давали старые красноармейские пилотки, разбитые ботинки. Большинство же были вовсе без них. Внешний вид диверсантов-детей, по мысли абверовцев, не должен был вызывать никаких подозрений.

В операции под кодовым названием «Буссард» воспитанники «Особой команды Гемфурта» начали участвовать в 1943 г. В последние дни августа с Оршанского аэродрома почти одновременно в воздух поднялись двухмоторные «Хенкели», на борту которых находился ее первый выпуск. Не предусмотрели абверовцы одного – что практически все их ученики добровольно предстанут перед советской контрразведкой. Был среди них и Витя Камальдин.

«1 сентября 1943 г., – сообщал в адрес ГУКР начальник Управления контрразведки СМЕРШ Брянского фронта генерал-лейтенант Н. И. Железников, – в Управление явились: Кругликов Михаил, 15 лет, уроженец г. Борисова БССР, русский, образование 3 класса, и Моренков Петр, 13 лет, уроженец Смоленской области, русский, образование 3 класса. В процессе беседы и их опроса установлено наличие диверсионной школы подростков в возрасте 12–16 лет, организованной германской военной разведкой Абвер… Одновременно с Крутиковым и Моренковым с аналогичным заданием в наш тыл выброшены еще 27 диверсантов-подростков в районы железнодорожных станций Московской, Тульской, Смоленской, Калининской, Курской и Воронежской областей. Это свидетельствует, что немцы с помощью диверсий пытаются вывести из строя паровозный парк и тем самым нарушить снабжение наступающих войск Западного, Брянского, Калининского и Центрального фронтов…»

Эпопея малолетних жертв «Буссарда» закончилась, практически не начавшись. Планы Абвера нанести с помощью диверсантов из числа советских детей и подростков удар по железнодорожным коммуникациям провалились. Не было зафиксировано с их участием ни одного случая подрыва военного эшелона или другого объекта. Не пришлось контрразведчикам ни разу применять против них и оружие.

Примечательным оказался и финал операции «Буссард». Уголовная ответственность за совершенные в военное время преступления наступала с 14 лет. Почти каждый ее участник мог подвергнуться суровому наказанию, вплоть до высшей меры. Еще раз сошлемся на Николая Губернаторова: «Сталин сказал: «Значит, арестовали! Кого? Детей! Им учиться надо, а не в тюрьме сидеть. Выучатся – народное хозяйство будут восстанавливать. Соберите всех и отправьте в ремесленное училище. А об опасности нашим коммуникациям доложите в ГКО…»»

Незавидной оказалась и судьба «Особой команды Гемфурт». В ходе ликвидации Абвера в феврале 1944 г. она поменяла главного «хозяина» на ведомство Шелленберга. Сменили и руководителя. Школа переехала в замок Бишофсфельден вблизи г. Конин (Польша), на базу одной из бывших абвергрупп. В августе пришлось бежать в г. Жгув, где для многих ее сотрудников война закончилась пленением советскими войсками. Последним пристанищем для уцелевших стал Лукенвальд, в 50 км от Берлина.

О диверсантах из числа подростков в документах советских спецслужб вспоминалось до середины 1944 г. В частности, в указаниях союзного наркомата внутренних дел территориальным органам отмечалось: «По имеющимся в НКВД СССР сведениям, на участке Полтава – Кременчуг Южной железной дороги и Верхний Томск – Мелитополь Сталинской железной дороги немцы усиленно забрасывают диверсионные группы… Их появления отмечены и в других местах… Диверсанты снабжаются взрывчатыми веществами, специально предназначенными для уничтожения паровозов, а также шашками тола с детонаторами, противогазами, наполненными взрывчатым веществом, для свершения подрывов железнодорожных сооружений и полотна железной дороги».

Среди парашютистов заметили и нескольких подростков. С их помощью немецкие спецслужбы все еще пытались расширить диапазон подрывной работы в советском тылу. Перед малолетними диверсантами ставились также задачи отравлять в колодцах воду, еду в госпиталях для раненых, совершать террористические акты в армейских клубах, столовых и кинотеатрах. С подобными целями их забрасывали и в партизанские формирования. Совершенствовали абверовцы и орудия диверсий, перейдя от приметного «угольного заряда» к изготовлению мощного геоксинового взрывчатого вещества в виде мелкого угля, быстродействующего смертельного яда и т. д.

Среди тех, кто не по своей воле оказался в детских гитлеровских спецшколах, приказы врага выполнили единицы. Существование подобных «учебных заведений» было военным преступлением, которым гитлеровцы грубо нарушали международное право о законах и обычаях войны. Об этом хорошо знали и авторы фильма «Сволочи», что, однако, не помешало им сказать свою «правду» о Великой войне и ее жертвах.

 

Операция «Бурый медведь»

Из спецсообщения № 340 от 23.02.1945 г. наркому государственной безопасности СССР В. Н. Меркулову:

«В материалах полиции безопасности и СД в Галиции, обнаруженных нами после изгнания немцев, в бывшем здании СД города Львова найден ряд совершенно секретных документов полиции безопасности и СД об их переговорах и совместной деятельности с ОУН-УПА на территории западных областей Украины в борьбе против Красной Армии и советской власти.

Анализ изъятых документов свидетельствует, что бандеровский Центральный «Провод» ОУН с начала 1944 года, в связи с возросшими темпами наступления частей Красной Армии и освобождением территории Украины от немецких захватчиков, неоднократно обращался к различным германским инстанциям с предложением максимально использовать кадры ОУН и УПА в борьбе против Красной Армии, партизанских формирований и органов советской власти в нашем тылу…

Отдавая себя всецело в распоряжение немцев и заверяя их, что «Провод» ОУН подчинит все свои организации и банды УПА только выполнению заданий германского командования, представители «Провода» добивались ведения переговоров и заключения соглашения с немцами для борьбы «против большевизма» как равные партнеры.

Представитель Центрального «Провода» ОУН, выделенный от военной и политической референтур «Провода», называвший себя «Герасимовским», при своих неоднократных встречах с представителями полиции безопасности и СД каждый раз доказывал последним, что бандеровцы никогда не вредили немецким интересам, а наоборот, все время оказывали им максимальную помощь, ведя борьбу за интересы Германии…

От имени Центрального «Провода» ОУН Герасимовский заверял немцев, что ОУН и УПА будут помогать германскому командованию в обеспечении подвоза к линии фронта войск и техники, содействовать немецкой стройке на Востоке и проведению мобилизации украинцев в германскую армию, предоставлять агентурно-разведывательные данные о Красной Армии, коммунистах и партизанах, действующих в тылу немцев, и организовывать бандитско-диверсионную и террористическую работу в советском тылу… Герасимовский предлагал немцам передать попавших в руки УПА советских разведчиков, парашютистов и партизан. Он предлагал также передать им украинцев, дезертиров из дивизий СС «Галичина» с условием, чтобы их строго не наказывали…

За свою бандитско-террористическую и шпионскую работу, которой будет подчинена вся деятельность ОУН и УПА, Центральный «Провод» просил немцев снабжать его оружием и боеприпасами… В этой связи следует подчеркнуть, что «Провод» ОУН настаивал, чтобы его переговоры с немцами носили сугубо секретный характер, чтобы о них совершенно не знали не только в народе, но даже среди рядовых членов ОУН и УПА, дабы не дать повод большевикам, как указывал Герасимовский, считать ОУН-УПА прямой германской агентурой, состоящей на службе полиции безопасности и СД.

Документально устанавливается также, что ряд руководителей армейских разведывательных групп на специально созванном во Львове 19 апреля 1944 года совещании признал, что основной базой немецкой разведки, откуда она черпает кадры шпионов, диверсантов и террористов – является ОУН и УПА…

Народный комиссар государственной

безопасности УССР Савченко».

К середине 1944 г. предвоенные договоренности «керманичей» ОУН с нацистскими спецслужбами вышли на качественно новый уровень. Потеряв главного покровителя в лице адмирала Канариса, радикальное бандеровское крыло Организации украинских националистов ставку сделало на РСХА. Оказались забытыми предыдущие «недоразумения» и старые «обиды», среди них отказ немцев легализовать ОУН в среде «независимой» Украины, и даже факт «заточения» в эсэсовский лагерь Заксенхаузен «вождя» нации Степана Бандеры. Последнее произошло невзирая на то, что еще до начала войны «раскольник» ОУН «обязался давать своих людей для обучения диверсионной работе в немецких школах, переводчиков для немецких штабов и активизировать в советском тылу диверсионную, разведывательную и повстанческую работу». Формальным поводом для его «изоляции» от внешнего мира послужили «неправильно» истраченные 2,5 млн рейхсмарок, полученные в свое время от Абвера.

Тогда столько же досталось и его главному оппоненту в националистическом движении Андрею Мельнику, более умело демонстрировавшему перед абверовскими и эсэсовскими «друзьями» свою политику по отношению к рейху. В «трудную» минуту Бандере не смог помочь даже глава греко-католической церкви митрополит Андрей Шептицкий, видевший себя чуть ли не духовным наставником у самого Гитлера. Освятив в соборе Святого Юры прибывший во Львов с «исторической миссией» батальон «соловьев», он не забыл поздравить и фюрера «великой Германии» с оккупацией войсками Вермахта столицы Украины. Продолжая беспокоиться о его здоровье и дальнейшей судьбе, вскоре писал:

«Фюреру и рейхсканцлеру

Великогерманского рейха Адольфу Гитлеру.

Берлин.

Ваша эксцеленция

Нижеподписавшийся украинский архиепископ византийского обряда во Львове на протяжении многих лет знает одну женщину, которая долгие годы восхищается фюрером и всегда молится за него.

Эта женщина является пророком и часто видит таинственные видения, которые по принципам мирической теологии могут считаться сообщениями Всевышнего. Эта женщина просит меня написать письмо.

Я делаю это охотно в мнении, что этим я выполняю свой долг перед Вашей эксцеленцией. Пророку Богом сказано следующее:

«Гитлер смиренно просил меня о победе. Он будет выслушан и приведен к вершине земной высоты и земного шара, если сделает то, что я от него требую. Он должен помочь христианству получить победу в полном согласии с главой христианства, папой Римским».

Если Ваша эксцеленция желает получить более подробные данные, тогда я к Вашим услугам.

Вашей эксцеленции преданный слуга.

Андрей Шептицкий – Архиепископ.

Львов, 3 марта 1942 года.

Площадь Георга, 6».

События же в предпоследний год войны на Восточном фронте разворачивались по известному сценарию. Отто Скорцени: «В начале осени 1944 года нам во Фридентале стало известно, что изолированные во время отступления группы немецких солдат присоединились к партизанам Бандеры. Среди тех, кто выжил, оказались и добровольцы из 14-й дивизии гренадеров дивизии СС «Галиция», сформированной в 1943 году из украинцев и русских Галиции и Волыни. Её символом был галицийский лев с тремя коронами и трезубец святого Владимира. Дивизия «Галиция» в августе 1944 года храбро сражалась в котле под Тернополем бок о бок с 18-й добровольческой танковой дивизией гренадеров СС «Хорст Вессель», а также французской боевой группой из бригады войск СС «Шарлемань», – все они отличились в боях.

Я решил создать спецподразделение, в задачу которого входило бы обнаружение Бандеры и переговоры с ним. Мы хотели организовать немецких солдат в небольшие группы, которые смогли бы добраться до наших позиций. В любом случае медикаменты, оружие и боеприпасы мы посылали бы УПА, а после разметки посадочных площадок в лесу раненых эвакуировали бы воздушным транспортом.

Командиром группы я выбрал откомандированного из Вермахта капитана Керна, ранее служившего в дивизии «Бранденбург». Керн говорил по-русски и по-польски. В состав подразделения включили десять унтер-офицеров и рядовых немцев, а также примерно двадцать русских, испытанных антисталинистов из моего «Охотничьего подразделения Восток». Следовательно, в подразделении насчитывалось тридцать хорошо обученных и готовых на все солдат, обеспеченных русскими мундирами, сапогами, оружием, табаком и фальшивыми документами. С побритыми головами и двухнедельной щетиной на лице они выглядели как настоящие русские солдаты. Мы назвали эту операцию «Бурый медведь».

Подразделение Керна линию фронта перешло в декабре 1944 года в Восточной Чехословакии. Через две недели я в первый раз наладил закодированную связь с капитаном Керном по радио. Он встречался с Бандерой, солдаты которого удерживали достаточно обширную лесистую горную местность, размерами пятьдесят на двадцать километров. Благодаря надежным кадрам (среди которых было много офицеров дивизии «Галиция») и симпатии, какой Бандера пользовался среди антирусски и не менее антикоммунистически настроенного населения, он очень быстро смог организовать свои отряды …

Бандера оказался решительно против идеи отправки наших солдат на Запад (по данным Скорцени их было несколько тысяч. – Авт.), чтобы они попытались пробраться к немецким позициям, так как они были ему нужны. Объединившая 25 представителей различной политической ориентации Украинская головная вызвольная рада (УГВР) решила в июне 1944 года, что учебными лагерями и военными училищами будут руководить немецкие офицеры. Их большинство возглавляло «сотни», то есть роты (УПА. – Авт.).

Бандера согласился эвакуировать раненых немецких солдат, и его люди соорудили посадочную площадку в лесу. Однако на момент окончания работ в оставшейся под моим командованием части люфтваффе «Бомбардировочной авиационной эскадре 200» уже не было топлива. Мы смогли лишь на парашютах сбросить врачей с медицинским снаряжением, лекарства, оружие и боеприпасы. Керну и его людям я приказал, чтобы они пробивались назад.

Солдаты, участвовавшие в операции «Бурый медведь», прорывались через линию фронта в марте 1945 года в необыкновенно трудных условиях… Несмотря на это, Керн потерял только пять человек…».

Цитируемые строчки из мемуаров Скорцени были написаны спустя много лет после окончания войны. Не располагая архивными материалами и показаниями участников описываемых событий, полагаясь лишь на собственную память, в этом и других случаях автор допустил не только фактические неточности, но и исторические искажения. По всему, наиболее объективно он отразил лишь личную убежденность в «гениальности» и «человеколюбии» своего кумира – Гитлера.

Опираясь на документальные источники и рассказы очевидцев, попробуем посмотреть на описанные события под другим углом…

После краха Абвера почти все его фронтовые подразделения вошли в подчинение РСХА, прежде всего службы безопасности. Среди них была и абверкоманда 202, получившая название «Фронтовая разведывательная команда» (FAK 202). В свое время командирами абверкоманды 202 были подполковник Эрнст цу Эйкерн, майоры Зелингер, по другим данным – Заличе (он же «Бенеш» – погиб в июле 1944 г.) и Карл Хелльвит. Упоминаемый Витцель Дитрих (он же Кирн-Керн), был заместителем Хелльвита, а после его гибели от партизанской пули возглавил диверсионно-разведывательный орган. На последний период существования FAK 202 пришелся и звездный час капитана, вскоре майора Кирна. Тогда же он стал кавалером двух значимых для него наград – Рыцарского креста Железного креста Третьего рейха и золотого Креста заслуг УПА…

История же абверкоманды 202 следующая: в 1941 г. из района Кракова ее путь пролег до Львова. По данным сотрудника абвергруппы 220 (входила в состав абверкоманды) Иосифа Климчука, из города Льва команда передислоцировалась в городок Кременец, затем последовали Старый Константинов (село Кузьмин), село Садки, в 10 километрах от Бердичева, позже село Пиковец вблизи Умани. С сентября 1941 г. по осень 1942 г. абверовцы дислоцировались в Полтаве (ул. Монастырская, 14), затем в Харькове, Запорожье, Кировограде и, наконец, в Виннице, вблизи фронтовых ставок Гитлера, Гиммлера и Геринга. С началом освобождения Украины вынуждено двинулись в обратный путь – сначала во Львов (ул. Бема, № 7 и № 8), вскоре в Краков. Здесь же (по улице Стратевского, 42/10) обустроился и ее диверсионно-учебный центр, «учениками» которого преимущественно выступали оуновцы и уписты. Профессиональные навыки они совершенствовали на дополнительных курсах в сборном лагере. «Практику» проходили в тылах Красной Армии. Главная задача – диверсии на военных и промышленных объектах, террористические акты, нацистская пропаганда, сбор разведданных. Действовали, как правило, в советской военной форме, униформе сотрудников НКВД, НКГБ, милиции, внутренних и пограничных войск. Не отказывались и от других приемов маскировки.

Войдя в подчинение СД, FAK 202 приступила к выполнению задач поставленных ей в РСХА. Одна из них, под названием операция «Бурый медведь», пришлась на осень 1944 года…

С помощью немецких коллег автору этих строк в свое время удалось познакомиться с главным ее героем – майором Витцелем Дитрихом, он же капитан Кирн (Керн). Ответить на интересовавшие нас вопросы визави согласился в ходе видеоинтервью, в котором рассказал о его контактах с УПА, отношении к мемуарам Скорцени, о встречах с Бандерой и др.

Интервью состоялось 30 ноября 2007 года:

– Я, – отвечая на первый вопрос, начал господин Витцель, – абсолютно точно могу говорить только за период с августа 1944 г. по май 1945 г., когда я был командиром FAK 202, отвечавшим за связь с УПА. Рассказать о событиях до этого могу, лишь опираясь на документы и некоторые личные наблюдения. Но вначале небольшое отступление от моих комментариев.

Диктатура в Третьем рейхе не была классической диктатурой, когда один человек издавал приказы и ему одному все подчинялись. Нет, диктатура в Третьем рейхе, используя распространенную сегодня терминологию, была поликратия. Это значит, что под диктатурой скрывались различные силы со своими собственными интересами (НСДАП, СС, Вермахт, СА и др. – Авт.). Это относилось и к действиям на Украине.

Вермахт, а конкретно Абвер, т. е. военная служба разведки и контрразведки, с самого начала строительства вооруженных сил Германии, т. е. с 30-х годов, поддерживал связь с украинскими националистами – ОУН, различая и деля ее на две части: ОУН-М (Мельника) и ОУН-Б (Бандеры). Но, в основном вся работа концентрировалась вокруг Бандеры.

Работая с ним, Абвер помог создать два батальона из добровольцев ОУН – «Нахтигаль» и «Ролланд». Во время нападения Германии на СССР в 1941 году они находились в первой линии войск Вермахта, они же заняли Львов.

К Вермахту во Львове было позитивное отношение, и в этом городе Бандера и Стецько приступили к созданию национального Украинского правительства. В ответ на их действия Вермахт вначале занимал нейтральную позицию. Но по истечению нескольких дней от политического руководства в Берлине поступило указание: запретить какие-либо действия украинцев в этом направлении. Бандера и Стецько вынужденно распустили свое правительство. Позже их вызвали в Берлин, и после разговора они попали в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Но там их поместили не на основной территории, а на особом участке, где условия содержания отличались в лучшую сторону.

На Украине Абвер, как я уже говорил, работал совместно с ОУН, но когда политическое руководство Германии стало проводить там собственную политику…, тогда ОУН к немцам повернулась спиной. Но связь с Вермахтом не прекратилась. В основном она поддерживалась через генерал-губернаторство в Кракове (там же находились АСТ «Краков» и штаб-квартира ОУН. – Авт.)…

Говоря о пребывании в УПА немцев и утверждении Скорцени, что там их было тысячи, Витцель Дитрих ответил: «К мемуарам Скорцени надо относиться осторожно, конечно, были случаи, когда немцы воевали в рядах УПА и вели борьбу вместе с ними, но массовых случаев не было». Ушел он от ответа и о зверствах ОУН и УПА на Волыни: «Об особой жестокости отрядов УПА, если исходить из того, что шла война, мне лично не известно. Да, я слышал и знаю, что на Волыни и других местах были совершены преступления против польского народа, но на территории Галиции мне о таких преступлениях не ведомо».

Подобный ответ прозвучал и о галицийских эсэсовских дивизионщиках: «В отношении дивизии СС «Галиция» ничего особого сказать не могу. К августу 1944 года она в основном прекратила существование. О ее истории расспросите кого-нибудь другого».

Затем последовало главное – об участии капитана Кирна в операции «Бурый медведь».

– Когда в августе 1944 года я принял командование над FAK 202, мне было известно, что отношения Абвера с УПА сохранены. У меня в команде находился солдат, который был связан с УПА и имел с ней хорошие контакты. Его псевдоним – «доктор Орлов», он, кажется, являлся министром иностранных дел в тайном украинском правительстве (Я. Стецько. – Авт.).

Я также попытался навести контакты с УПА, мне сказали, это хорошее желание, и УПА его поддерживает, но территория Украины уже оккупирована СССР, и прежде чем налаживать связь с УПА, надо заручиться согласием Бандеры, а он находится в лагере Заксенхаузен. Сказали и другое: для того, чтобы встретиться и поговорить на эту тему с Бандерой, требуется разрешение, а его может дать только шеф гестапо группенфюрер Мюллер.

В августе 1944 года я выехал в Берлин, где мне сообщили, что Мюллер меня примет. Я попросил его о встрече с Бандерой вместе с доктором Орловым. Вначале Мюллер не соглашался, но в конце концов встречу разрешил, однако с обязательным ее протоколированием. Мы поехали в Заксенхаузен. При входе в лагерь стоял барак с большим помещением внутри. Мы вошли в него, и вскоре привели Бандеру. Согласно распоряжению Мюллера, Орлов и Бандера прошли в угол и проговорили там около часа. Затем мы возвратились в Краков, а Бандера остался в лагере. УПА получила от него добро на помощь ей со стороны немцев в борьбе против советской армии…

С этого момента подготовка операции «Бурый медведь» вступила в завершающую стадию. Скорцени утверждал: главная ее цель заключалась в спасении немецких солдат, оказавшихся в бандеровской «армии»; в ней участвовали около тридцати диверсантов; началась она в декабре 1944 года. Кирн: «Я создал группу из 7 человек, и в начале октября 1944 года вместе со связным УПА, которого нам представил Орлов, мы перешли линию фронта, где встретились с товарищами по оружию. В советском тылу мы пробыли более пяти недель, встречались и разговаривали с представителями и руководителями УПА, в итоге зашли почти на 180 километров от линии фронта в район местечка Калуш (Ивано-Франковская область. – Авт.).

У нас была рация, по ней мы поддерживали связь с эскадрильей люфтваффе. Вскоре прилетел самолет с оружием, одеждой и деньгами для УПА. С помощью десантировавшегося летчика вблизи местечка Степановка мы подобрали место, где самолет мог совершить посадку. Это была большая поляна, ее оборудовали и через несколько дней там приземлился транспортный Ю-52. На нем улетели моя команда, прибывший с нами связной, 3 или 4 человека из УПА, а также несколько немцев, находившихся в ее отрядах. В тот же день мы прибыли в Краков.

Позже, два или три раза, наши самолеты совершали вылеты с оружием и снаряжением для УПА, но они не приземлялись, а все сбрасывали на парашютах.

В связи с новым развитием событий Бандера и другие лидеры ОУН были освобождены из концентрационного лагеря. Фронт продвинулся дальше, мы оставили Краков, другие территории, однако контакты с УПА продолжались вплоть до окончания войны. Были ли контакты представителей УПА с западными союзниками, я не знаю. Я лично контакта с ними (УПА. – Авт.) не искал, так как понимал, что если их активная связь с Вермахтом станет известна союзникам, то это скорее может им навредить…».

Более подробные и точные сведения о событиях октября – ноября 1944 года находим в отчете, написанном капитаном Кирном после возвращения из-за линии фронта:

«Фронтовая разведывательная команда 202 3/474

армии А. 2008/44 27 ноября 1944 г.

Секретно!

Общий отчет: Партизанский отряд в советском тылу.

Под руководством командира FAK 202, группа из семи человек… провела диверсионную операцию в глубоком советском тылу…

А. Внешний ход событий.

6 октября капитан Кирн с группой перешел главную боевую линию в Венгрии в 15 км западнее от Ужокского перевала. С 6 по 10 октября по принципу передового разведывательного отряда группа продвигалась в восточном направлении вдоль линии снабжения советских войск. Фактически переход осуществлялся ночью, в стороне от дорог.

10 октября в районе Сухого Потока (западнее Сколе), в 50 км от фронта, встретили первое подразделение УПА, которому капитан Кирн был известен по предыдущим переговорам. Отсюда впервые была установлена радиосвязь с FAK 202 в Кракове.

Покинув район Сухого Потока, группа направилась в сторону Болехова для переговоров с влиятельным командиром УПА (Романом Шухевичем. – Авт.). В связи с возникшей опасностью появления противника вынужденно двинулись на юго-восток в район с. Бубнище, где находился командир УПА. Во время перехода произошло боевое столкновение с противником, в ходе которого удалось захватить пленных. Один из солдат группы получил ранение. Место встречи было достигнуто 16 октября.

Время пребывания в районе Бубнище (до 31 октября) использовалось для ведения переговоров с командованием УПА, отдыха разведывательного отряда, сбора информации, обучения командиров УПА по вопросам радиосвязи и использования особых боевых средств…

Поскольку из-за длительного пребывания во влажном лесу батареи рации пришли в негодность, для их замены был совершен налет на советский воздушный пост оповещения в Орове. При столкновении один офицер группы получил тяжелое ранение осколком ручной гранаты. 30 октября была налажена радиосвязь с FAK 202 и передана просьба о прибытии самолета… 7 ноября на посадочную площадку в районе Степановки приземлился самолет. Он доставил группу капитана Кирна … в Краков.

Пятинедельное пребывание в советском тылу поставило перед группой большие моральные и физические нагрузки… Погода была дождливой, переходы в большинстве осуществлялись через покрытые лесами горы, на высоких участках (более 1000 м над уровнем моря), ощущался холод.

Почти все участники были простужены, плохо питались, страдали расстройством пищеварения. Однако в группе постоянно поддерживалась боеготовность.

Б. Результат. Операция немецких солдат в тылу советского фронта с применением радиосвязи и воздушного снабжения подтвердила, что при наличии основательной подготовки и отбора участников в западных регионах Украины можно использовать немецкие отряды с определенными подрывными целями и политическими заданиями. При соответствующем воздушном снабжении эти группы долгое время могут существовать самостоятельно…

Тот факт, что вместе с УПА в тылу советского фронта находилась немецкая боевая группа, которая совместно с ней вела боевые действия, способствовал укреплению существующих связей. УПА и впредь не возражает против проведения совместных операций на территории Украины… С находящимися в УПА немецкими раненными (около ста человек) обращаются хорошо…

В. Политическое положение и последствия.

После урегулирования политической атмосферы (между Третьим рейхом и ОУН. – Авт.) – предложения по этому в специальном отчете – можно говорить о военном сотрудничестве на основе совместных боевых действий против большевизма и Красной Армии…».

Привел Кирн и результаты наблюдений за УПА: наименьшим тактическим подразделением, писал он, является группа (до 9 человек), затем следует взвод, сотня, курень (батальон); невыполнение приказов наказывается, в том числе битьем палками (последнее есть частое явление); дезертирство карается смертью; вооружение российское, немецкое и венгерское, 90 % амуниции солдат дивизии СС «Галичина» и др.

Заканчивая интервью, господин Витцель сказал:

– Позже от УПА я получил орден.

– А орден у Вас сохранился?

– Да!

– Можете ли Вы его показать?

– Думаю, не стоит…

Полученный группой в ходе зафронтового рейда диверсионный опыт без внимания не остался. Упоминаемый зондерфюрер Марсель Цинк утверждал: Кирн стремился применить его как можно шире. С возвращением его в Краков «FAK заработал в полную силу». Активизировала работу школа радистов (имела условное наименование «Шилль», только в январе 1945 г. ее стены покинули 150 воспитанников); под руководством фельдфебеля Феля и обер-лейтенанта Вольфа развернули деятельность агентурные украинское и польское отделения. По словам Цинка, покидая советский тыл, Кирн взял с собой «Остапа, украинца, который встретил его на противоположной стороне линии фронта…». Он был назначен начальником украинского лагеря (готовил диверсантов широкого профиля. – Авт.)… При FAK 202 под командованием капитана Баумана начала действовать и «техническая рота», а также «хозяйственная школа Юг». Их задача состояла в проведении массовых диверсий. В помощь им из подразделений Армии Крайовой был сформирован специальный «Польский легион» (850 человек) во главе с гауптштурмфюрером СС Фуксом. Ему пришлось «потрудиться» на территории Германии в тыловых армейских районах союзников.

Будучи уже майором, в последние месяцы агонии нацистского рейха Кирн стал одним из подручных группенфюрера Ганса Прютцмана в формировании «Вервольфа». Данный факт подтверждает и Фрайгер Рут: «Один из факторов активности “вервольфов”, – писал он, – заключался в том, что фельдмаршал Фердинанд Шёрнер … был фанатичным нацистом и всячески помогал эсэсовцам в формировании партизанских отрядов. В январе 1945 года фронтовая разведка выделила подразделение капитана Кирна, который по просьбе Гиммлера вызвался обучать “вервольфов” тактике партизанских действий. Та же фронтовая разведка в изобилии предоставляла “вервольфам” оружие, боеприпасы и медикаменты».

Историческая справка

Видя неудачи на фронтах и предвидя поражение рейха в войне, некоторые военачальники Вермахта приступили к организации из личного состава подчиненных соединений и частей диверсионно-разведывательных групп и небольших (в составе 25—150 человек) вооруженных формирований («соединений»). Особо преуспел в этом фельдмаршал Шёрнер (в 1944 г. командующий группой армий «Южная Украина», затем «Север», а в 1945 г. – «Центр»). По его распоряжению на базе фронтовой разведывательной команды FAK 202 было сформировано упоминаемое подразделение «Шилль», насчитывавшее около 140 диверсантов и разведчиков. Дислоцировалось последнее в Бад-Райнерце (Силезия). Возглавил его некий капитан Левен. Аналогичные формирования под кодовым названием «Лютцов» и «Шиллинг» начали действовать на территории Чехословакии, затем Германии.

Создаваемые с участием Шёрнера «соединения» получали произвольные названия, в частности, «Шилль» – от фамилии германского офицера, который во времена франко-прусской войны вел борьбу партизанскими методами в тылу противника, «Шиллинг» – по имени своего командира и т. д. В зависимости от характера выполняемых заданий, в составе каждого подразделения имелись отдельные группы от 6 до 15 человек каждая, с обязательным наличием радиста.

В задачу «соединений» и их групп входили: разведка переднего края и ближайшего тыла противника; уничтожение крупных, средних и мелких стратегических и тактических объектов (железнодорожных мостов, линий связи, подрыв воинских эшелонов и различных складов и т. д.); убийство советского командного состава.

Для практического осуществления указанных и других задач диверсионно-разведывательные группы проникали через линию фронта пешим порядком или забрасывались с помощью авиации. Нередко диверсанты в тылу советских войск оборудовали опорные базы, использовали старые шпионские связи, при возможности вербовали информаторов. Отправляемые группы зачастую сопровождались агентами из числа абверовского резерва. Соответствующей была их экипировка в виде форменной советской одежды и гражданского платья.

В начале 1945 г. Шёрнер отдал приказ: личному составу «соединений» перейти на нелегальное положение, связаться с представителями нацистского движения сопротивления и приступить к активной диверсионно-разведывательной и террористической деятельности на немецкой территории, занятой советскими войсками. По его же распоряжению в некоторых районах рейха началась закладка специальных укрытий с оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами, продовольствием и т. д. Часть тайников вскоре была обнаружена, другие таятся под землей доныне.

Личная судьба Шёрнера сложилась следующим образом: покинув 7 мая 1945 г. находившиеся под его командованием войска, 15 мая подвергся аресту американцами в Санкт-Иоганне (Австрия). Был выдан советским властям. Вместе с Эвальдом Клейстом стал вторым немецким фельдмаршалом, оказавшимся в советском плену. Содержался в Бутырской, Лефортовской и Владимирской тюрьмах. В 1952 г. Военным трибуналом войск МВД Московской области осужден к 25 годам заключения в лагерях. В январе 1955 г. возвратился в ФРГ, где в 1957 г. был осужден на 4,5 лет тюрьмы за казни немецких солдат без судебного разбирательства. Умер (1973) на 84 году жизни.

Вернувшись из советского тыла и стремясь определить в сложившейся ситуации свою дальнейшую судьбу, Кирн начал с главного: пытался уяснить преимущества сдачи в плен американцам. Под его личным контролем в FAK 202 была спланирована операция по изучению отношений между советскими и американскими войсками, в том числе о взаимодействии по охране тыла. Специально подготовленная группа должна была проникнуть на позиции союзников и «вместе провести несколько часов, наблюдая возникшие отношения». В расположение американцев диверсанты планировали прибыть в форме Красной Армии на трофейных Т-34 и бронетранспортере. По независящим от них причинам замысел остался нереализованным…

6 мая 1945 года остатки личного состава FAK 202 из Гросс-Влоссека двинулись в северо-западном направлении навстречу американским войскам. По утверждению зондерфюрера Цинка, Кирн, его помощник лейтенант Цандер, группа диверсантов и присоединившиеся 10 оуновцев во главе с упоминаемым Остапом «на машине отправились в Рейнерг. У них было намерение опять пройти в советский тыл, и там с помощью УПА продолжить войну против Советского Союза. Настоящие планы капитана Кирна мне были неизвестны. Одно знаю, что по инициативе 1Ц штаба фронта, в конце апреля, а может, в первых числах мая, он был в контакте с американцами и вел с ними какие-то переговоры. Так как Цандер и Кирн блестяще говорили по-английски (до войны Кирн долго скитался по Индии или Австралии и Англии), то они оба все это проделывали без переводчиков…».

Во время встречи с Витцелем Дитрихом (Кирном) ему было 90 лет. Выглядел он бодрым и деятельным. Дальнейшая его судьба, к сожалению, нам не известна, как неизвестно и то, чем он занимался после окончания той страшной войны, в которой ему пришлось принять активное и непосредственное участие. Он был одним из многочисленных «винтиков» в поединке на невидимом фронте, о котором, спустя даже многие годы, сказано еще далеко не все.

 

«Пятая колонна»: раунд последний

Приказ о подготовке стратегической операции Вермахта на Восточном фронте в районе Курска Гитлер подписал 15 апреля 1943 г. «Я решил, – гласил его первый пункт, – как только позволят погодные условия, провести в качестве наступательного удара этого года операцию «Цитадель». Посему данному наступлению придается особое значение. Необходимо осуществить его быстрым и решающим успехом. Оно должно передать инициативу на эту весну и лето в наши руки».

«Конечная цель операции, – делился воспоминаниями после войны Курт Типпельскирх, – состояла в ликвидации выступа и в выходе на линию восточнее Курска. Для наступления с других фронтов почти целиком были сняты все резервы и значительно увеличен фронт соединений, оставшихся в обороне. В результате удалось создать две группировки из пятнадцати танковых и двадцати трех пехотных дивизий. Это наступление, которое первоначально планировалось предпринять внезапно сразу же после окончания периода весенней распутицы, и которое было одобрено со стороны командиров, можно было бы считать оправданным, если бы первоначальный замысел был осуществлен до конца. Но в действительности, главным образом по техническим соображениям, поскольку Гитлер упорно настаивал на применении 300 новых танков «Тигр» и «Пантера», наступление было отложено до июля. Таким образом, несмотря на все меры предосторожности, момент внезапности обеспечить не удалось. Поэтому русские успели весьма основательно укрепить этот участок фронта».

Возвращаясь к данному вопросу, в работе «История Второй мировой войны» он писал, что «подготовка немцев к наступлению против Курского выступа не осталась для русских незамеченной. Сверх обычного своего правила – не теряя времени, тщательно оборудовать каждый рубеж – они создали здесь особенно глубоко эшелонированную, насыщенную проволочными и противотанковыми заграждениями оборону, наиболее прочную в южной и северной частях Курской дуги и усиленную большим количеством противотанковых средств. На угрожаемых направлениях были сосредоточены крупные резервы. Наступление, предпринятое 5 июля обеими немецкими армиями одновременно с севера и юга, несмотря на использование всех сил и мощную поддержку с воздуха, желаемого результата не принесло…».

В подготовке операции «Цитадель» были задействованы все структуры Вермахта, СС и оккупационных инстанций. Кроме военных приготовлений, с участием спецслужб и их составляющих в действие вступила и система прикрытия готовящегося контрудара. «Все приготовления, – требовал фюрер, – осуществлять с величайшей осмотрительностью и энергичностью… В целях сохранения тайны ознакомить с намерениями только абсолютно необходимых лиц, расширяя их круг лишь постепенно и как можно позже. На этот раз в любом случае надо добиться, чтобы в результате неосторожности или небрежности противнику не стало что-либо известно о наших намерениях».

Планы немцев советскому командованию стали известны немногим более, чем через месяц после их утверждения. Разведывательная и агентурно-оперативная информация о назначенном на 5 июля 1943 г. наступлении войск Вермахта в районе Курска поступила от разведчиков-нелегалов, зафронтовых разведывательных групп, «языков», а также партизан.

«Безусловно, – писал маршал Советского Союза Г. К. Жуков, – благодаря блестящей работе советской разведки весной 1943 года мы располагали рядом важных сведений о группировке немецких войск перед летним наступлением. Проанализировав их и обсудив с командующими Воронежским и Центральным фронтами, с начальником Генерального штаба А. М. Василевским, мы смогли о вероятных планах врага сделать выводы, которые впоследствии оказались верными. В соответствии с этими выводами и был построен наш замысел битвы под Курском, также оказавшийся вполне целесообразным».

Пытаясь в преддверии готовящейся операции обезопасить тыловые районы от ударов партизанских формирований, прежде всего тылы групп армий «Центр» и «Юг», 27 апреля Гитлер завизировал приказ ОКВ о противопартизанских мерах, требуя «считать борьбу с бандитизмом равнозначной боевым действиям на фронтах». Руководство ею возлагалось на оперативные отделы штабов армий и групп армий. Отделам 1Ц всех уровней предписывалось «совершенствовать разведку против банд», шире использовать наличную агентурно-осведомительную сеть, применять все средства обмана и маскировки, в том числе «организацию лжеотрядов из местных жителей, находящихся на службе у немцев и действующих под их руководством».

К выполнению указаний фюрера по усилению антипартизанской борьбы подключились и органы Абвера, служба безопасности Шелленберга, ведомство Гелена и др. Диверсионно-разведывательную работу развернули 12 абверкоманд и 22 абвергруппы, «Зондерштаб Р», подразделения ГФП и «Цеппелина». Были задействованы и восемь дивизий охраны тыловых районов. Начатые в апреле 1943 г. против партизан крупномасштабные карательные операции («Цыганский барон», «Свободный стрелок», «Майская гроза», «Зимние грезы» и др.) продолжались до конца года. Гиммлеру докладывали: количество сил СС и полиции, других вспомогательных формирований, принимающих участие в «умиротворении» оккупированной советской территории, насчитывает более 250 тыс. личного состава. С учетом охранных войск, частей и подразделений Вермахта их общая численность в этот период составила свыше полумиллиона человек.

Абвер, служба безопасности и СД буквально наводнили районы действий партизанских формирований осведомителями и лазутчиками. «Не сумев уничтожить партизан в открытом бою, – вспоминал Герой Советского Союза бывший командир 2-го партизанского полка соединения «За Родину» М. Д. Симоненко, – фашистская контрразведка начала усиленно засылать шпионов, особенно летом 1943 года. В июне из Нежина в один отряд прибыл некий Мухазанов, которого зачислили рядовым бойцом. По его словам, оказавшись в окружении, он попал в плен, бежал. Ища связь с партизанами, вынуждено работал в городе. В свое время окончил военную академию, в действующей Красной Армии был заместителем командира кавалерийского полка по политчасти.

Некоторое время Мухазанов находился при штабе полка, писал обращения к прислужникам оккупантов с призывами переходить на сторону партизан. Обращения нравились, звучали убедительно, были проникнуты глубокой ненавистью к врагу. Их одобрили, оставляя написанное без изменений. Позже ему доверили даже командовать партизанским батальоном. Вскоре от разведчиков поступили сведения: на командную должность в полк проник вражеский агент. Проанализировав контингент прибывших, командир отдал приказ: установить за Мухазановым негласное наблюдение. События ждать себя не заставили. Сначала комбат не выполнил приказ об уничтожении немецкого гарнизона в с. Плоское, объяснив это желанием избежать серьезных потерь в личном составе, затем сорвал операцию по подрыву двух немецких эшелонов, отведенных из станции Нежин перед налетом советских бомбардировщиков. Решающим доказательством предательства стала расшифровка «воззваний», подготовленных абверовским агентом, в которых содержалась информация о партизанских силах. С шпионом поступили по законам военного времени…»

Озабоченность в связи с усилением активности советских партизан в условиях готовящегося наступления высказывал и генштаб ОКХ. В мае 1943 г. с участием всех заинтересованных сторон существующая проблема была рассмотрена на совещании отдела «Иностранные армии Восток». Доклад сделал Гелен, подчеркнув: в сложившейся ситуации «партизанскую войну следует рассматривать как важное, четко управляемое средство Красной Армии, которое приобретает все большее значение… Активность красной стороны, отсутствие, недостаточность или ошибочность контрмер с немецкой должны были неизбежно привести к такому положению, какое мы имеем в настоящее время. Обширные районы, начиная с тех, что восточнее Днепра до территории западнее городов Великих Лук, Минска, Брест-Литовска и вплоть до Северной Украины, а также пространство западнее г. Брянска, сильно заражены партизанами, и значительные территории находятся в их руках».

Тогда же третий сектор отдела начал издание секретного сборника «Ведомости о партизанской войне» (выходил до января 1945 г.), в котором помещались «документы… о деятельности бандитов и способах получения информации о них». Сборник состоял из нескольких разделов, название которых приводим по первому его номеру: «Партизанское движение в Советском Союзе и его место в задачах Красной Армии»; «Подготовка партизан в тылу Красной Армии»; «Награды для бойцов партизанских отрядов» и др. Первые два раздела включали параграфы: «Развитие партизанского движения»; «Организация партизанских формирований»; «Партизанские области»; «Задачи партизан»; «Взаимодействие партизан и советской разведывательной службы»; «Вооружение партизан»; «Обеспечение»; «Командный состав» и т. д.

На основе материалов, добытых «пехотой» фронтовых разведывательных групп, геленовским аналитикам в этот период удалось выявить многие советские центры подготовки партизанских кадров, в частности, в Украине, заполучить сведения о направленности их работы, преподавательском составе и др. Под названием «Партизанские школы и курсы» данные были опубликованы в одном из номеров «Ведомостей…». Их достоверность подтвердил и спецдоклад в ЦК КП(б)У республиканского заместителя наркома внутренних дел майора госбезопасности Сергея Савченко. «По полученным нами донесениям, которые заслуживают всяческого доверия, – писал он в январе 1943 г., – немецким контрразведывательным органам известно все о личном составе радистов, которые обучались на курсах в Ворошиловграде, и подготовленной там агентуры для дальнейшего использования Украинским штабом партизанского движения и ЦК КП(б)У в тылу противника… Большинство этих радистов и агентов… после прибытия на оккупированную территорию были арестованы немецкой контрразведкой. Часть их уничтожена, других перевербовали, и они работают на врага. Конкретно о тех, кто провален, а также перевербованных сообщим дополнительно. На наш взгляд, ни одного из агентов и радистов из подготовленных в Ворошиловграде использовать в тылу противника нельзя…»

В другом документе (ноябрь 1943 г.) на имя Н. Хрущева, будучи уже в должности наркома госбезопасности Украины, он же отмечал: «Германские разведывательные и контрразведывательные органы с целью усиления борьбы с партизанским движением и нелегальными партийными центрами формируют так называемые «подпольные организации и партизанские отряды». Характеризуя их деятельность как эффективную и очень эффективную, в доказательство Савченко приводил ряд фактов: в Цюрупинском районе на Херсонщине лже-партизаны уничтожили отряд Е. Гирского, в Новосирогодском районе Запорожской области – подпольную группу во главе с В. Корнеевым. По его данным, этих же агентов немецкие спецслужбы использовали в лагерях военнопленных, а некоторых забросили в глубокий советский тыл.

«Обыкновенные проверки полицией безопасности населенных пунктов в бандитском районе с целью выявления лиц, которые, как и раньше, действуют в большевистском духе и поддерживают банды, не дали ожидаемых результатов, – отмечал в «Сообщениях из оккупированных восточных областей» (№ 48, январь – февраль 1943 г.) начальник полиции безопасности и СД Украины группенфюрер СС Макс Томас. – 23.01.1943 г. против жителей села Студенка, в 12 километрах на юго-восток от Эсмани (Сумская область. – Авт.), была осуществлена операция «Фальшивая банда». В селе почти 2 тысячи жителей, туда регулярно заглядывают бандитские группы из Хинеля… Большая банда численностью около 300 человек побывала в Студенке 18.01.43. В «фальшивую банду» во главе с штурмфюрером СС входили 11 человек из полиции безопасности, по 20 – из путивльской и эсманской милиции и 20 полицейских. Вооружение было русским: станковый пулемет, 2 ручных пулемета, автоматы, винтовки, гранаты. Личный состав «банды» был одет в русские шинели, мундиры, а также шапки с красными звездами… «Фальшивая банда» имела задание выявить лиц, которые из политических соображений поддерживают бандитов или хотели бы к ним присоединиться. Через один час команда полиции безопасности, усиленная 50 венграми и полицейским батальоном, должна была начать аресты.

Для отличия своих в случае столкновения «фальшивой банды» и команды полиции безопасности, двигающейся следом, с действительным противником, их личный состав на правом рукаве имел белую повязку с издали заметным красным пятном. Имелась договоренность и о других условных сигналах. Каждый член «фальшивой банды» был проинструктирован о порядке действий…

Студенки они достигли в 8 часов утра… Группа (вспомогательная. – Авт.) перекрыла все отходы из села, в частности, к населенным пунктам Кучеровка и Улановка, предусмотрела и ряд других предостерегающих мер. «Штаб» «банды» с «политруком», к которому предполагалось направлять желающих вступить в банду, разместился в школе. Как только «банда» вошла в село, его улицы преобразились. Если раньше, с появлением команд полиции безопасности и СД все замирало, и только из дверных щелей и окон с опаской выглядывали люди, то сейчас, с приходом «банды», возникло общее оживление. Из хат выбежали женщины – старые и молодые. Стояли, разговаривали. Рядом играли дети. Все приветствовали «бандитов», называли их «нашими». Встречали как родных, угощали молоком, самогоном, кормили, предлагали взять продукты с собой. Одна из женщин сокрушалась, что ее муж убежал к венграм, но теперь хочет возвратиться к «нашим». Она же отдала «банде» коня.

22-летняя девушка просила принять ее в партизаны. Объяснила, что «наши» листовки окончательно убедили ее в необходимости бороться, а если нужно будет, то и отдать жизнь за победу… Узнав, кто «бандиты» на самом деле, заявила: «Я счастлива, что была партизанкой хотя бы два часа…».

Отношение населения Студенки к «бандитам» ярко иллюстрирует и поведение 59-летнего деда, который пытаясь прояснить ситуацию, долго ходил улицами. Возвратясь домой, надел шапку с красной звездой и предложил одному из «бандитов» свои услуги… Многие жители, проклиная нас, говорили, что немцы так замучили их разными поборами, что они рады были бы отрубить им головы топорами или гнать с Украины вилами и, крестясь, желали быстрейшего возвращения красных…

Одного 58-летнего деда спросили, есть ли у него портрет Гитлера, тот ответил, что нет, но хотел бы иметь. А 60-летняя крестьянка сказала одному из «бандитов»: «Вы нас уже 24 года мучаете, а сейчас снова пришли…».

На протяжении двухчасовой операции незаметно задержали 43 жителя, 12 из которых позже были отпущены. Затем в Студенку вошла команда полиции безопасности и по подготовленному ранее списку подвергла аресту еще 51 человека. Домой из них возвратились только 7. Таким образом, в целом удалось … выявить и обезвредить 75 опасных элементов…».

В конце операции каратели провели «разъяснительную» работу, предав огню 15 сельских хат…

Заметное место в антипартизанской борьбе занимали мельдекопфы, в частности, абвергруппы 304 (контрразведка), имевшие условное наименование «Гермес-Б». Абвергруппа (позывной «Амзель») действовала на участке Южного фронта при 6-й немецкой армии. «Гермес-Б» возглавлял зондерфюрер Фельске (он же Александр Танн). В 1942–1943 гг. сфера деятельности Фельске-Танна охватывала районы Сталинской, Ворошиловградской и Ростовской областей. Характеризуя абверовца, досье советских спецслужб отмечало: «…40 лет. Свободно владеет русским языком. 1938–1939 гг. работал в немецком посольстве в Москве. Подвергался аресту НКВД. Среднего роста, волосы светло-желтые. Одевается в униформу командира Красной Армии без знаков различия, кожаное пальто, хромовые сапоги».

В другом источнике находим: «Во время дислокации («Гермес-Б». – Авт.) в Старобельске (Ворошиловградской области. – Авт.), мельдекопф захватил несколько участников советских диверсионно-разведывательных групп. Некоторых разведчиков мельдекопф перевербовал и использовал для розыска и опознания других парашютистов-разведчиков и дезинформации советских разведывательных органов. Остальные были переданы в СД. Штатные агенты («Гермес-Б». – Авт.) широко применяют метод провокации, выдавая себя за советских парашютистов и т. д.».

Имея в подчинении 24 штатных сотрудника, Фельске-Танну удалось обезвредить около 60 агентов НКВД, армейских разведчиков и партизан, 12 из которых он перевербовал. С их помощью выявляли подпольные ячейки и партизанские группы. Забрасывал «Гермес-Б» агентов и в советский тыл, не гнушался радиоиграми.

В ноябре 1942 г. для диверсионно-разведывательной работы и развертывания партизанского движения на территории Донбасса Украинский штаб партизанского движения десантировал группу во главе с неким Любченко. Вскоре от нее начали поступать обнадеживающие донесения, некоторые из них вошли в оперативные сообщения штаба в адрес ЦШПД, ЦК КП(б)У и командования фронтов. Спустя время выяснилось, что радиограммы за подписью Любченко, в частности, № 27 от 6 декабря 1942 г.: «…в Старобельске находятся большие хранилища с боеприпасами и продовольствием, откуда днем и ночью выезжают автомашины к станции Айдар», – на которой Тимофей Строкач (начальник УШПД) пометил: «Внимательно изучить. Не «деза» это?», – были… фальшивыми.

Уже в первые дни пребывания в тылу противника неудачники-парашютисты попали под наблюдение абверовских агентов. На сторону врага вначале перешли трое из них, в том числе радист, позже аресту подверглись и остальные, среди них командир. Тогда же «Гермес-Б» начал с УШПД радиоигру. 15 декабря поступило очередное донесение: «Строкачу. Находимся в землянке в Боровенском лесу Новоастраханского района. Десантированы за 150 км от места назначения. Груз и питание рации потеряны. Аккумулятор добыл завербованный староста села Боровенки, член партии Колядинцев. Без вести пропали Турченко и Малов. Отряд насчитывает 17 человек. Нужны боеприпасы и взрывчатка. Поддерживаем связь с населением района. Любченко».

Пока информация подвергалась перепроверке, на столе начальника УШПД появились новые «ценные» данные: «Противник активизировал свои действия, – сообщалось в радиограмме № 751 от 23 декабря. – Прибывают все новые воинские части. Двигаются в район Беловодска. 21 декабря в Старобельске разведчики насчитали 52 танка…, а на станции – 23 самоходки… Отряд быстро увеличивается. 22 декабря уничтожили вражескую автомашинную радиостанцию. Имеем питание для рации. Ведем пропаганду среди населения».

Генерал Строкач распорядился: «Срочно в оперативное сообщение! Сообщить в Главное разведуправление Красной Армии». От агента-двойника Любченко УШПД получил еще несколько подобных сообщений. Таким образом «Гермес-Б» пытался внести свою лепту в спасение 6-й армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом. Вскоре предателя удалось изобличить.

До середины 1943 г. органы управления партизанским движением в советском тылу и руководители партизанской и подпольной борьбы на оккупированной территории делали далеко не все для обеспечения безопасности своих формирований. В донесениях в Берлин полиции безопасности и СД из «умиротворенных» районов в этот период не раз отмечалось: «Развитие событий, связанных с деятельностью бандитов, удалось взять под постоянный контроль». Ощутимые удары врагу удалось нанести и по подполью, особенно в Киеве, Харькове, Одессе, Днепропетровске, Минске, Смоленске, многих других городах. Потери здесь нередко доходили до 100 %, и нелегальные структуры приходилось создавать вновь и вновь. Успех во всех случаях достигался благодаря агентам и осведомителям. Не меньшему урону с их участием подверглись партизанские соединения и отряды. Многие их командиры главное внимание своих «спецслужб» ориентировали на разведку, считая контрразведку второстепенным делом. В частности, Сидор Ковпак отвергал любые попытки присылки из центра соответствующих специалистов. «Я разговаривал с товарищем Сталиным, – не раз повторял он. – Исполняю директивы партии и правительства, а там в штабе (УШПД. – Авт.) вредители сидят, творят контрреволюцию, нашим горбом ордена получают. После войны снимать их будем… Наркомами стали». Как результат, в его соединении гитлеровские шпионы и диверсанты, посылая хозяевам подробную информацию, чувствовали себя почти в безопасности. 17 ноября 1942 г. в докладной отдела 1Ц штаба командующего войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» отмечалось: «По донесению доверенного лица из Щорса (Черниговская область. – Авт.) хорошо вооруженная банда Колпака (разговор идет о С. А. Ковпаке. – Авт.) подкрепление оружием и боеприпасами получает с помощью самолетов. В октябре бандиты получили 2 пушки (калибр 45 и 76 мм), 8 минометов и 300 автоматических винтовок. Штаб Колпака поддерживает радиосвязь с штабом Западного фронта Красной Армии. 6.10.1942 г. из Москвы в банду прибыли 15–20 специалистов во главе с человеком 35–38 лет. Их задача пока что неизвестна…

В районе Хоромного (30 км на северо-восток от Сновска), дислоцируется банда Федорова. Наши воинские части не ведут интенсивных боевых действий против банды. Вчерашний бомбовый удар по местам расположения бандитов желаемых результатов не принес».

Информация о незащищенности партизанских формирований от проникновения лазутчиков приходила и из лагеря противника, в частности, от офицера штаба 101-го словацкого полка капитана Катини. Весной 1943 г. дислоцируясь в Ельске, многие военнослужащие полка не только сочувствовали партизанам, но и предоставляли им посильную помощь. В письме на имя командира соединения Александра Сабурова капитан писал: «Немцы имеют возможность увеличивать число агентуры среди местного населения. Они регулярно получают секретные донесения о Ваших действиях, а также намерениях Ковпака, в том числе о засадах, местах получения продуктов, способах разведки. В этом мы видим недочеты Вашей пропагандистской деятельности, а главное, неудовлетворительной контрразведывательной работы». Партизанская разведка, а особенно контрразведка, подчеркивалось в совместной директиве (сентябрь 1942 г.) Главного разведывательного управления Красной Армии и Центрального штаба партизанского движения, организована неудовлетворительно.

Ситуация стала улучшаться после выхода в свет (5 сентября) приказа НКО СССР о развитии партизанского движения. Тогда же (ноябрь – декабрь 1942 г.) лишь в партизанские формирования Украины из советского тыла прибыло около 400 опытных оперативников, деятельность за линией фронта развернули и специальные зафронтовые группы республиканских и союзных НКВД – НКГБ. Только одна из них – «Дружба» – среди ковпаковцев обезвредила 25 немецких лазутчиков. Опорой особых отделов и групп в партизанских формированиях стала их осведомительная сеть. Среди партизан республики она насчитывала свыше 2 тыс. человек.

В отрядах и группах, не состоящих на связи с партизанскими штабами, решающую роль в противодействии немецким спецслужбам играл имевший агентурно-оперативный опыт командный состав. «После того, как мы вынужденно оставили старый район базирования и перешли на новое место, – в свое время делился воспоминаниями комиссар одного из партизанских отрядов Крыма Р. М. Пономаренко, – фашисты потеряли наш след. Тогда служба безопасности и СД в погоню бросила агентов и лазутчиков, перед которыми поставили задачу любыми путями разведать место расположения отряда. В это время и произошел такой случай. Однажды передовые посты задержали двух неизвестных. Они оказались местными жителями. С собой принесли два куска мяса, а нужно сказать, что партизаны в это время сильно голодали, продукты были на исходе. Задержанные заявили, что они давно хотели вступить в отряд и вот, прихватив мясо, пустились на поиски партизан. Их рассказ казался правдоподобным, однако Колодяжный (Е. П. Колодяжный, начальник штаба отряда. – Авт.) не успокоился, некоторые детали ему показались подозрительными.

На вопрос, зачем принесли мясо, прибывшие ответили, что с продуктами сейчас везде трудно, и, зная это, они решили поддержать партизан. И тогда Колодяжный приказал взвесить принесенное…»

Агентов подвела немецкая скрупулезность. В каждом из кусков было ровно по восемь килограммов. Лазутчики были вынуждены признаться: получив мясо на интендантском складе, они выдвинулись искать партизан. Планировали внедриться в отряд, изучить расположение постов, порядок их смены, затем сообщить сведения по обусловленному каналу связи. «Выручили опыт и бдительность Колодяжного, – закончил рассказ Р. Пономаренко, – уловка врага не удалась…»

Авторы монографии «Задача особой важности (Партизанская разведка 1941–1945 гг.)» Г. Мищенко и Г. Мигрин отмечали: «По данным разведотдела УШПД, партизанской контрразведкой (Украины. – Авт.) было выявлено 9883 шпионов, изменников и других пособников врага»; фашистским агентам «не удалось осуществить ни одного террористического акта над партизанскими командирами и комиссарами». Анализ архивных и опубликованных исследований свидетельствует: цифра эта неправдоподобна, ибо по официальным данным на всей оккупированной территории СССР среди партизан и подпольщиков удалось обезвредить пять тысяч агентов противника. Две тысячи приходится на долю зафронтовых спецгрупп НКВД и НКГБ. Относительно Украины, их число (за 1942–1944 гг.), по разным данным, составило от 1 до 1,5 тыс. человек. Для проведения террористических актов с помощью ядов только в партизанские отряды Волыни гитлеровцы забросили 46 «врачей» и «фельдшеров». Не обошлось в этом случае и без потерь среди командного состава партизанских формирований. Было их немного, но они были…

Решающие схватки на невидимом фронте в противоборстве с немецкими спецслужбами, как и раньше, проходили в пределах линии фронта и прифронтовых районах. В 1941–1944 гг. от 55 до 65 % всей агентуры противника, выявленной советскими органами госбезопасности, разоблачалось непосредственно в зоне боевых действий. В последний год войны этот показатель возрос почти до 90 %.

Реорганизация летом 1943 года особых отделов НКВД в органы армейской военной контрразведки совпала с подготовкой противоборствующих сторон к решающим схваткам. Осведомленное о готовящемся немецком наступлении, наряду с подготовкой к «преднамеренной обороне» советское командование осуществляло активную работу по мобилизации сил для встречного контрудара. Деятельность СМЕРШа, органов НКГБ и военной разведки в этих условиях охватывала широкий спектр задач, главными из которых выступали дезинформационные мероприятия с целью скрыть готовящееся контрнаступление, с участием зафронтовой агентуры выяснение сил и средств противника, пресечение подрывных происков врага в действующей армии и советском тылу.

Немецкие спецслужбы сосредоточились на выявлении мест концентрации резервов советских войск, их численности, местах дислокации штабов, характере оборонительных сооружений, наличии тяжелых видов вооружения и т. д. Получив перед этим «подарок» в виде добровольной явки с повинной в советскую контрразведку до 35 % от всей переброшенной за линию фронта агентуры, основные надежды Абвер и РСХА возложили на тщательно проверенные шпионские кадры. В противовес проискам противника, особые отделы, затем СМЕРШ и НКГБ развернули проведение различных агентурно-оперативных комбинаций. Их участниками нередко становились немецкие военнопленные, а главным образом перевербованная агентура, количество которой возрастало с каждым днем. Так, еще в декабре 1942 г. в докладной в ГКО Л. Берия отмечал: «В марте – ноябре органами НКВД задержано 687 вражеских агентов-парашютистов… В состав некоторых групп входили солдаты германской армии, отдельные из них возглавлялись немецкими офицерами. Из общего числа задержанных … с повинной явились 275 человек. Убито при задержании 43 человека. Изъято радиостанций 167».

Крах 6-й армии под Сталинградом, последовавшее затем поражение войск Вермахта на Курской дуге оказывали все большее влияние на моральный дух не только «доверенных лиц» гитлеровских спецслужб, но и многих немцев. В различных кругах германского общества, даже в среде «черного ордена», начали раздаваться голоса о несостоятельности политики фюрера, которая может привести Третий рейх к катастрофе. Влияние Гитлера еще более упало после событий 20 июля 1944 г., когда оппозиционная часть из состава высших армейских офицеров решилась на террористический акт в отношении верховного главнокомандующего.

Послышались и насмешки над изданной при активном участии шефа одного из главных управлений СС и ближайшего подручного Гиммлера группенфюрера СС Готтлоба Бергера брошюры «Недочеловек». В ней эсэсовские идеологи объявили славян «недочеловеками», не имевшими никакой культуры, которых можно приравнять лишь к животным и насекомым. «Внутри этой креатуры, – гласил главный постулат «труда», – царит ужасный хаос безудержных страстей: стремление к разрушению, примитивные желания, пошлость и низость». Тогда же состоялся разговор Гиммлера с начальником службы военных корреспондентов РСХА штандартенфюрером СС Гюнтером д’Альквеном, одним из его приближенных оказывавшего воздействие на мышление рейхсфюрера СС. Во время совместного полета на фронт, отмечал Хайнц Хёне, Гиммлер показал ему брошюру. Немного подумав, д’Альквен выругался. «Брошюра эта – полнейшая чепуха – сказал он. – Наши солдаты на фронте не знают ни сна, ни отдыха. Можете мне поверить, что увидя такую стряпню, они зададут простейший вопрос: «Противник дает нам здорово прикурить, у него танки получше наших, он здорово разбирается в вопросах тактики и стратегии. И что же, это все – «недочеловеки»? Тогда мы – плохие сверхчеловеки! Эти так называемые недочеловеки творят чудеса, принося величайшие жертвы во имя своей страны и проявляя невиданную сплоченность».

Отпрянув от неожиданности, Гиммлер произнес: «Что это за тон?» – «Это тот тон, рейхсфюрер, который я постоянно слышу от наших солдат, – ответил д’Альквен. – После двух лет войны с противостоящим противником мы не можем более оперировать подобными теориями».

Гиммлер с недовольством прервал разговор…»

Деморализация все более охватывала и немалую часть вчера еще сплоченной и мобильной немецкой агентурной когорты. После заброски в советский тыл число прибывших с повинной агентов продолжало возрастать. «Главное управление СМЕРШ, – сообщал (март 1944 г.) в ГКО В. Абакумов, – перевербовав ряд немецких агентов, использует их для создания перед противником видимости успешного развертывания их работы по созданию повстанческих групп и проведению диверсионных актов». Дезинформация Абвера и РСХА осуществлялась главным образом путем радиоигр. Начавшись в 1942 г. с эпизодического применения, в 1943 г. и позже они приобрели чуть ли не повсеместный характер. Кроме Главного управления контрразведки, их стремились проводить практически все фронтовые управления СМЕРШа, армейские, даже некоторые корпусные и дивизионные отделы. В зависимости от правового статуса заинтересованной стороны, передаваемая по радио противнику дезинформация имела стратегический, оперативный или тактический характер – начиная от положения на том или ином участке фронта, видимости подготовки к наступлению или к обороне, поступления (отсутствия) войсковых резервов и т. д., до имитации развертывания в тыловых районах повстанческого движения, проведенных крупных диверсиях, ложной информации о передислокации соединений и частей и др. Не меньше внимания в радиоиграх уделялось вопросам выманивания агентуры противника, специального вооружения и снаряжения и т. д. Поражения в радиоиграх порождали у Абвера и РСХА и еще большую неуверенность в собственных шпионских кадрах.

Историческая справка

Далеко не все радиоигры были результативными. Немало их заканчивалось, едва начавшись. Причины были разные – от подозрения немецких спецслужб о перевербовке агентов до кардинального изменения военно-политической ситуации на Восточном фронте. В докладной ГУКР СМЕРШ в ГКО (июнь 1943 г.) отмечалось: «За период Отечественной войны органами контрразведки СМЕРШ, НКВД и НКГБ арестовано 1040 германских шпионов-парашютистов переброшенных на нашу сторону, из которых 464 явились добровольно с повинной…

В числе арестованных – 263 шпиона были снабжены портативными коротковолновыми приемопередающими радиостанциями, замаскированными в чемоданах и противогазных сумках. После перевербовки некоторой части агентов-парашютистов нашими органами в радиоигру включено 89 изъятых радиостанций. Из этого количества 65 радиостанций в разное время были выведены из-за потери к ним противником оперативного интереса, опасности провала наших мероприятий вследствие длительного срока работы станций и по техническим причинам.

Остальные 24 радиостанции работают по настоящее время и размещены в разных местах Советского Союза, так как при переброске разведчиков на нашу сторону немцы указывали им пункты для оседания.

8 работающих ныне станций функционируют с 1942 г., остальные с 1943 г., причем 2 начали работать с февраля с. г., 2 – с марта и 12 – с мая.

С помощью работающих радиостанций ГУКР СМЕРШ осуществляет мероприятия по вызову агентуры противника на нашу сторону для ее перехвата и в этих же целях передает немцам дезинформацию военного характера, которая согласовывается с Генеральным штабом Красной Армии.

В результате контрразведывательных мероприятий на подставленные нами адреса немцы прислали 16 агентов-связников с материально-техническими средствами, инструкциями и деньгами для ранее переброшенной ими агентуры. Все агенты-связники арестованы, у них изъято 16 посылок с питанием для раций, фиктивными документами, одеждой и 824 тыс. рублей. Помимо этого, по легендированному нами требованию в указанное место с самолетов немцы сбросили 9 посылок с оружием, продуктами питания и 144 тыс. рублей…».

В целом же, только отдельные радиоигры имели оперативно-стратегическое влияние на фронтовые события. Именно за их проведение между НКГБ и СМЕРШем происходили «сражения». Остальные преимущественно носили прикладной, тактический характер, что, однако, не умаляет их роль и значение в тайной войне.

В частности, успешно завершились такие операции под условным названием «Лесники» (легендировалась связь с якобы скрывающимися в Чухпомских лесах дезертирами, создание с их участием опорных пунктов для развертывания диверсионной работы); «Подрывники» (была ликвидирована крупная диверсионная группа «Цеппелина»); «Бурса» (имитация массовых диверсий на железнодорожных и промышленных объектах); «Дезертиры» (легендирование организации контактов с немецкими военнопленными); «Тростники», «Разгром», «Подполье» («организация» повстанческих банд) и многие другие. «Противник, – писал начальник СМЕРШа, – работе перевербованных нами агентов верит и считает, что они «обеспечивают развертывание подрывной работы» в намеченных им тыловых районах СССР».

Только во второй половине 1943 г. – первой половине 1944 г. на указанные органами СМЕРШа места десантирования и созданные НКГБ квартиры и явки-«мышеловки» был сброшен и прибыл 41 агент (все арестованы), десантировано 12 пулеметов, 2 миномета, около сотни автоматов и карабинов, более 2 т взрывчатки, 300 магнитных, угольных и других мин, 11 радиостанций, 3 млн рублей и т. д. К концу 1944 г. 110 радиоигр было свернуто, а 42 продолжались практически до окончания войны.

Всего в 1942–1945 гг. с немецкими спецслужбами советские контрразведчики провели 184 радиоигры. Хрестоматийными из них стали операции «Монастырь», «Курьеры» и «Березино». Всего же в 1941–1945 гг. в тыловых районах Советского Союза было ликвидировано свыше 2 тыс. агентов, из них 554 парашютиста, входивших в состав 172 диверсионных групп, 663 агента-разведчика (242 группы), 302 агента и диверсанта разноплановых формирований, 109 агентов-одиночек, 224 были заброшены с индивидуальными заданиями – террор, диверсии, разведка и др. 681 человек прибыл с повинной, 127 убито при задержании.

Коренной перелом в войне заметно повлиял на улучшение служебно-боевой деятельности войск по охране тыла действующей Красной Армии. Она приобрела более четкий и планомерный характер, выросло и профессиональное мастерство личного состава. В структуре войск от батальона и выше определились и закрепились разведывательные отделы (отделения), главная задача которых заключалась в организации и осуществлении агентурно-разведывательной и контрразведывательной работы в прифронтовой полосе. Основным составным элементом их деятельности стали оперативно-чекистские группы (ОЧГ). Функция последних заключалась в очистке районов, освобожденных советскими войсками, путем «агентурного выявления и ареста шпионов и диверсантов противника, его пособников, ликвидации резидентур, обнаружения и захвата документальных источников спецслужб и карательных органов врага» и др.

Вместе с тем, практика и результаты деятельности войск по охране фронтового тыла свидетельствовали: эффективность работы по обеспечению безопасности прифронтовых районов повышается неоправданно медленно. Начальник Главного управления генерал-майор Иван Горбатюк в указаниях (январь 1944 г.) начальникам фронтовых управлений требовал: руководство ОЧГ возложить исключительно на квалифицированных и опытных офицеров-оперативников, усилить контроль за их деятельностью, агентурно-оперативные мероприятия планировать и проводить только на предполагаемых путях следования ОЧГ, не допускать нарушений законов, особенно во время обысков и задержания подозрительных лиц. Недочетом в работе разведывательных отделений стало отсутствие в районах, подлежащих освобождению, их агентурно-осведомительной сети. Действовать приходилось наощупь, на основании только что полученной оперативной и другой информации.

«Во втором полугодии 1943 года, – отмечал в справке заместитель начальника разведотдела ГУ войск подполковник Ф. С. Цукарев, – из общего количества разоблаченной разведотделениями агентуры противника задержано: по агентурным данным – 29 %, по другим разведданным – 15 %, служебными нарядами – 56 %. В сравнении с первой половиной года общее количество задержанной и разоблаченной агентуры снизилось на 22 %… Причину снижения результатов работы следует искать…» Подписант самокритично признал, что имеющиеся недостатки кроются в неудовлетворительной организации розыскной работы, отсутствии целевой агентуры, «слабом обучении розыскного актива уменью распознавать ухищрения и фиктивные документы агентов», а также в низком качестве фильтрации задержанных.

Акцентируя внимание на процентном соотношении задержаний числа агентов с участием служебных нарядов, констатировал: последнее «со всей очевидностью подтверждает все еще неудовлетворительное состояние агентурной работы по розыску шпионов, диверсантов и террористов, заброшенных и оставляемых противником в тылу Красной Армии… Состояние розыскной работы разведотделов, отделений войск НКВД по охране тыла фронтов требует серьезного качественного улучшения…».

Несмотря на просчеты и ошибки, разведотделения войск по охране тыла в лице оперативно-чекистских групп в целом действовали успешно, в частности, в период освобождения Киева, Одессы, Днепропетровска, Минска, других городов. Достаточно умелой, например, оказалась работа одной из них в полосе наступления 3-го Украинского фронта. В Днепродзержинске в бывшем помещении полиции безопасности и СД ей удалось выявить вербовочные материалы и индивидуальные доносы 40 осведомителей, 36 следственных дел, заявления 36 предателей, списки на более 500 пособников. По «горячим следам» аресту подверглись 64 вражеских «доверенных лица».

В ходе войны и в послевоенный период часть немецкой агентуры и многих пособников оккупантов удалось выявить благодаря «нетрадиционным» оперативным методам. Начало одному из них было положено в августе 1943 г., когда Тюремное управление НКВД СССР направило в адрес подведомственных органов распоряжение, в котором требовалось «по мере освобождения Красной Армией от немецко-фашистских войск городов организовать тщательный осмотр тюремных помещений на предмет обнаружения на стенах надписей, произведенных содержащимися под стражей при немцах в этих тюрьмах».

Накануне обследованию подверглись 47 тюрем и бывших мест содержания заключенных. Выявленные надписи «в том виде, в каком они были скопированы в момент осмотра камер», нашли отражение в 88-страничном документе. В нем упоминались фамилии и имена нескольких тысяч людей, побывавших в разное время в гитлеровских застенках.

В большинстве случаев, видимо, надписи делались в последние часы жизни, а некоторые уже дописаны после казни их товарищами по несчастью. Стены многих камер пестрели словами: «Кулябкин Леонид – партизан … расстрелян …; Расстреляны партизаны 10 октября 1942 г.: Щеголев Лев – 20 лет, Рудаков Саша – 22 года, Сорокин Егор – 22 года, Бычков Витя – 22 года, Кашнин Саша, Гайдуков Михаил – по 23 года…

Глухов Степан Пантелеевич, расстрелян 18 августа 1943 г. …; Борковицкий А. С., расстрелян 29 февраля 1944 г. вечером…; Дубовицкий Петр Петрович, погиб 25 сентября 1943 г., с ним 30 человек через расстрел. Прощайте, товарищи, помните фашистскую власть…

Камарник Антон – 28 лет, оставил жену и 3 детей.

4 июня 1944 г. Убиты Гиго Н., Гиль А., Бой С., Гранковский Иван. Пострадали смертной казнью 250 человек…

Дрались мужественно, по гвардейски, верные сыны еврейского народа и погибли, как следует гвардейцам… Фуксман Саша и Земнин Михаил… Расстрел произошел 13 августа 1943 г.…».

В коридоре женского корпуса тюрьмы г. Днепропетровска сохранилась и такая надпись: «Ст. л-нт Герой Советского Союза, звание присвоено 13 августа 1941 г. Орден Красной Звезды 20 марта 1942 г. т. Пателин П. И.».

Во многих из надписей читается неприкрытая боль, отчаяние, страдание и… жажда жизни. Камера № 1 тюрьмы в Брянске: «Знайте, что делается в этом проклятом фашистском плену. Если останусь жив, отомщу за все муки и зверства… Меня пытали, били резиновыми палками. Мое тело черное от немецких побоев, на нем нет живого места… Я, гвардии ст. лейтенант 48-й армии 6-й стрелковой дивизии, пулеметная рота Вахромеев М. А., 1922 г. р., город Горький. В плен взят 20 февраля 1943 г. Расстрелян 18 апреля 1943 г.…».

В одиночной камере корпуса № 1 тюрьмы в Харькове: «Кто прочтет, очень прошу дать известие в адрес: Киевская область, Звенигородский район, село Казацкое, Пидопличко Нина, о том, что ее племянницу Лену 25 мая 1943 г. расстреляли в этой тюрьме как партизанку. Пусть мать знает, что дочери не надо ожидать… Писала сама смертница – Бондаренко Лена Семеновна, рождения 15 февраля 1926 года … Я умираю, смерти не боюсь, потому что защищаю Вас всех. Лена».

Тюрьма г. Каунас, Литва: «Бронюс Карпичус, м. Искибарту. Сегодня распрощался с жизнью. До свидания, Родина, любимая свобода. 15 июня 1944 года». Там же: «6 июля 1944 г. было привезено … 500 человек, 400 из них расстреляно, а 100 еще живы и не знают свою судьбу».

Черниговская тюрьма: «Пальчик Наташа Ивановна, Пальчик Поля Федоровна погибли 8 сентября 1943 г. Прощайте мамочка и любенький тато…».

Сохранились и надписи, учиненные другими по духу и внутреннему содержанию людьми, судя по всему, откровенными циниками и предателями. Не желая, они письменно засвидетельствовали свое человеческое ничтожество. Так, «след» в тюрьме г. Острова Псковской области в камере № 26, по всему, оставила «подсадная утка» – некий Петров Иван: «Посажен 14 октября, кормят хорошо, дают 2 пайки хлеба и банку супа в 12 часов дня».

В камере № 7 тюрьмы г. Витебска: «За проституцию здесь 2 месяца была Дурнова Нина. Освобождена 20 июля 1942 года».

Город Лида: «Здесь сидел украинский шуцман 54/5 Вах-батальон, Зиферман А. С. 28 марта 1943 г.»

В одиночной камере Харьковской тюрьмы, по его словам – «за маленькое преступление», томился некий Беляев Павел Антонович из села Старо-Покровка Чугуевского района Харьковской области. «При советах, – плакался он, – сидел 3 года, с 1937–1941, только вышел, тут война началась. Выждал 6 месяцев, забрали в лагерь, вышел с лагеря, попал в эту камеру, вот какой я счастливый – солдат немецкой армии».

За неизвестные нам грехи перед оккупационной властью в той же тюрьме находилась осужденная к высшей мере наказания и оставившая чистосердечное признание еще одна «патриотка»: «Здесь сидела Новикова Вера Александровна, 1923 г. р., уроженка г. Астрахань, в армии у красных с 5 января 1943 года. Перебежала к немцам 19 июня 1943 г. Почему я ушла от красных? Не хочу проливать кровь за коммунизм и евреев, хочу жить, мне жизнь дорога. Хочу жить и работать при новом германском правительстве и помогать германской армии для скорейшего разгрома большевиков и евреев…».

Как сложилась дальнейшая судьба Веры Новиковой, история умалчивает. Можно лишь предполагать, что если «освободители» даровали ей жизнь, есть основания с уверенностью утверждать – служила она им осознанно и верно.

В тюрьме соседнего Днепропетровска в камере № 120 за дезертирство «сидел немецкий солдат Кунд Лео, рожденный 27 февраля 1916 г.». Сокрушался: «под арестом с 23 марта 1943 г., а 29 сентября мы отсюда уходим, куда – сами не знаем». Расположить к себе гитлеровцев пытался и товарищ «по несчастью» Веры Новиковой – уроженец Москвы, проживавший в свое время на Арбате, в доме № 16, (на бывшем Б. Васильевском переулке), некий Николай Румянцев. «Проживая» в камере № 66 тюрьмы в Могилеве, умудрился изобразить орла с распростертыми крыльями и фашистскую свастику. Для убедительности верноподданнических чувств, ниже учинил антисоветский лозунг. Не забыл поставить и автограф…

Упражняясь в надписях на стене Ровенской тюрьмы, на судьбу плакался железнодорожный инженер, осетин Федоров Мурхиди Ромблатович, 1912 г. р., арестованный в октябре 1943 г. «В 1930 г. я был вывезен в Сибирь. Я ненавижу советскую власть, я враг советской власти. Не знаю, за что я арестован, надеюсь только на Бога. Он поможет мне выбраться отсюда».

Уходя из жизни, прощаясь с родными и передавая последний привет близким и друзьям, многие из узников оставили фамилии и имена агентов и предателей, по чьим доносам оказались в руках карателей. «Заброшен в эту камеру (№ 1 Брянской тюрьмы. – Авт.) по доносу полицейского Ивана Титова с обвинением в агитации и пропаганде», – сообщал один из несчастных. Ниже надпись сокамерника Шетко: «Расстрелян».

«Продала Маевская Маргарита», – сообщал Анатолий Кожевников. Заключенные Семен Голиков, Николай Григорович и Павел Шумолин ниже дописали: «Арестованы из-за агента Мирошниченко, которого отпустили, и попались…».

Замысловатую, одновременно полную боли и отчаяния весть (видимо подпольщиков), оперативники обнаружили в камере № 92 Вильнюсской тюрьмы: «Б. Комаровский, псевдоним «Корсаж». 3 июня 1943 г., бывший начальник компании «Сан», заместитель Лещинский, псевдоним «Заглеба». Бог, суди его не за грехи, а по твоему милосердию, он много выдал людей…».

Не менее таинственно звучат и слова, нацарапанные на стене в камере № 36 тюрьмы в Минске. Учинивший их Матвей Ворогаев был немногословным: «Сел 2 августа 1943 г., повесился 3 августа… Самые осторожные попадаются на мелочах». Виноватых в своей смерти (тюрьма г. Пинска) Алексей Наумович назвал поименно: «Арестован 26 января 1944 г. через Бугая Марка и Болдея Ивана».

Лаконичными оказались и надписи на стенах Тернопольской тюрьмы: «Гримпан Давид расстрелян по доносу провокатора…; Гоцман Залагц, расстрелян по доносу провокатора из села Галушкинцы…; Ейгер Циля … выдана предателем, расстреляна 6 ноября 1943 г.; Негрин Вольф, арестован по доносу предателя Ханкевича, расстрелян 19 октября 1943 г.».

О жизненной трагедии в результате предательства, «житель» камеры № 101 (тюрьма в Днепропетровске) Володя Руденко по кличке «Кабан», как смог, написал в деталях: «Сижу в одиночке, 11 числа продал меня Балабака, Балабаку – если выйду на волю – убью.

Вчера была суббота, пошел к чувячнику в мастерскую, чтобы чувяки заказать. В мастерской были люди и вели разговор, и за эти разговоры я попал в камеру. Стали разговаривать о жизни, я дурак, не знал, что он агент, и стал говорить с ним о делах на фронте. Я был недавно на фронте и видел бой, в котором немцы проиграли, и отступали несколько километров. Говорю, сейчас немец стал не тот, что был раньше. Во время разговора он выскочил и позвал жандарма, а сам ушел, чтобы не дать подозрения. Пришел жандарм, перепутал, и вместо меня забрал чувячника. Я догадался, агент, который позвал жандарма, стоял за углом, и следил, куда я пойду. Доследил меня до дома и побежал в жандармерию…, и меня забрали.

До свидания, братцы, привет знакомым… Жалко жену Веру, бедная, осталась беременна…».

Наступление советских войск сопровождалось неустанными операциями по очистке фронтовых тылов от попавших в окружение подразделений немецких войск и их союзников, уголовных элементов, а главным образом националистических формирований. Одну из них на левом крыле 1-го Белорусского фронта провели в 1944 г. Наряду с немецкими агентами и диверсантами, активные действия здесь развернули банды УПА. Глубина операции достигла 300 км, ширина – 100 км, а общая ее площадь равнялась 30 тыс. кв. км. Были задействованы 12 полков внутренних и пограничных войск, 4 кавалерийских полка и 2 отдельных батальона действующей армии общей численностью 50 тыс. человек. Заметными оказались и результаты – 661 агент и около 3 тыс. бандитов и немецких пособников. Тогда же (февраль 1944 г.) командованию войск по охране тыла фронтов и внутренним войскам Украинского округа был отдан приказ об усилении борьбы с диверсионно-разведывательной деятельностью куреней УПА. «Организацией погромов, убийств и грабежа местного населения, нападениями на воинские колонны и эшелоны на железных дорогах, диверсиями на коммуникациях и объектах оборонного и промышленного значения, кратковременным захватом отдельных важных населенных пунктов, – отмечалось в директиве НКВД Украины, – отряды УПА пытаются затруднить и в ряде случаев сорвать мероприятия командования Красной Армии по снабжению действующих армий, восстановлению нормальной жизни… на освобожденной от немцев советской территории».

Предусматривались мероприятия служебно-боевого и агентурно-оперативного характера, прежде всего с участием разведывательно-поисковых, истребительных и оперативно-чекистских групп, а также местных истребительных батальонов. В январе – марте 1944 г. на территории Украины подразделениями войск по охране тыла было ликвидировано 65 бандгрупп общей численностью около 2 тыс. оуновцев и упистов. К концу года число первых увеличилось до 200. Однако при активной поддержке гитлеровских спецслужб сопротивление ОУН и УПА Красной Армии только нарастало.

Аналогичные обязанности, присущие ОЧГ войск охраны тыла, возлагались и на оперативные группы территориальных органов госбезопасности. «10 марта 1943 г., – вспоминал генерал-майор В. В. Лодяной, – вместе с частями действующей армии мы отошли за реку Северский Донец. Управление НКГБ разместилось в Купянске. Мне, как и большинству оперативных работников, пришлось работать в оперативных группах, которые занимались выявлением немецкой агентуры, активных пособников нацистов, документированием их преступной деятельности…

Сложившаяся летом 1943 г. ситуация на фронтах создала реальные возможности для перехода Красной Армии в наступление и освобождения всей Украины. А перед нами, всего за 40 километров, был Харьков. Меня вместе с другими сотрудниками привлекли к разработке плана оперативных мероприятий в городе после его освобождения от немцев.

Разрабатывались они на основе добытых в феврале – марте оперативных данных, оперативно-следственных материалов областного управления, опросов лиц, проживавших в оккупированном Харькове, обработки огромного количества трофейных документов противника, включая прессу, издававшуюся оккупационными властями. К нам регулярно приходили и ориентировки из Центра, информация органов военной контрразведки в отношении розыска агентуры противника.

Содержание и структура плана определялись функциональными задачами контрразведки. В целом это был разносторонний объемный документ, отличавшийся конкретной постановкой задач и путей их реализации. Каждый его пункт имел своего исполнителя – опытного контрразведчика, который хорошо знал город, и мы – прикрепленная молодежь. В плане нашла отражение запланированная работа по сети карательных органов, созданных оккупантами полицейским подразделениям и структурам городского управления, в которых под видом так называемых «персональных отделов» функционировали резидентуры немецких спецслужб…

Действуя в контакте с армейскими контрразведчиками, опергруппы УНКГБ 23 августа 1943 года вместе с нашими частями вошли в Харьков… и сразу же принялись выполнять намеченное. В первую очередь выдвинулись по адресам, где дислоцировались Абвер, СД, ГФП, вражеские резидентуры. Выявили немало интересных для нас документов, провели опрос технического персонала этих органов, задержали и некоторое число немецких агентов и пособников. Много информации мы получили и от наших товарищей, которые находились в тылу врага…»

1943 год стал переломным в деятельности советской военной контрразведки. Устремления немецких спецслужб на театре военных действий к этому времени заметно не изменились. Возросло лишь количество забрасываемой агентуры. Среди задач, как и раньше, острие их разведывательно-диверсионных усилий было направлено на штабные учреждения, войсковые резервы, места сосредоточения и их боеспособность. Не меньший интерес проявлялся и к группировкам частей и соединений действующей Красной Армии, наличию и расположению фронтовых укреплений, аэродромов, путей снабжения и т. д. Существенно увеличилась заинтересованность противника и в изучении возможностей советского тыла по обеспечению войск вооружением и снаряжением. Приобретя в ходе войны горький опыт в противостоянии с советской контрразведкой, Абвер, РСХА и геленовский отдел упор сделали на тщательно подготовленных агентов. Разнообразились и заметно усовершенствовались применяемые ими уловки и ухищрения. Успех в подрывной работе на линии фронта и в тыловых районах виделся прежде всего в ее качестве.

Как результат, в отличие от предыдущих периодов СМЕРШа территориальные органы госбезопасности столкнулись с тщательно подобранными и законспирированными агентами, резидентурами и диверсионно-разведывательными группами. Многие из них готовились заранее и оставались в районах, которые должны были освобождать войска Красной Армии. В своей деятельности они нередко опирались на националистическое подполье. В этом случае характерна история обер-лейтенанта Биттинга. Начало многоходовой агентурно-оперативной операции Абвера было положено на одной из улиц оккупированного еще Рославля. Тогда подпольщицу Аню Астафьеву от пьяных солдат «спас» оказавшийся рядом ефрейтор Клаус Биттинг. Знакомство переросло в дружеские отношения, при встречах «хороший» немец не раз высказывал антифашистские настроения, осуждал Гитлера и развязанную им войну. Во время отступления немецких войск он оставил свою часть и спрятался на квартире девушки. Затем последовала встреча с советскими контрразведчиками, которые стали прикидывать, как лучше использовать перебежчика. Ценность ефрейтора как агента виделась в факте предыдущей службы в секретном отделе штаба немецкого армейского корпуса. «Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта, – писали авторы книги «СМЕРШ. Исторические очерки и архивные документы», – открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского военного командования. Медлить с решением было нельзя. Каждый час работал против. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения».

Получив согласие перебежчика на вербовку и подписку о сотрудничестве, работники СМЕРШа приступили к подготовке агента. Параллельно осуществлялась проверка, но компрометирующих данных на ефрейтора Биттинга не находилось. В освобожденном Рославле, кроме Ани Астафьевой, его никто не знал, в приемно-пересыльном армейском пункте военнопленных не отыскались и сослуживцы.

Началась активная работа по обучению «Штабиста» азам агентурной работы, шлифовались детали легенды возвращения в часть, отрабатывались способы связи и передачи секретной информации. На удивление ефрейтор оказался смышленым, схватывал все с первого раза, иной раз выступал с интересными предложениями. Подготовка шла настолько успешно, что контрразведчики готовились окончить ее в ближайшие дни. Согласовали с руководством УКР СМЕРШ Центрального фронта характер задания, а также варианты его выполнения. На заключительном этапе к операции решено было подключить местных подпольщиков, задача которых заключалась в доставке через линию фронта добытых «Штабистом» разведданных.

Все шло к концу, назначен и день перехода линии фронта. Но тревога, что Биттинг подставлен гитлеровской разведкой, не покидала. Решили еще раз поискать какую-нибудь зацепку, которая бы привела к раскрытию возможного хитроумного плана немцев. Ею мог быть затаившийся где-то в городе связной. Однако проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела «спасителя», ничего не дала. Удача пришла в последний момент. «В одном из двух пустовавших домов появились жильцы. Его хозяин перед войной попадал в поле зрения органов госбезопасности, но последующие события помешали довести проверку до конца… Хозяин дома чех Рудольф Гочекаль был доставлен в отдел контрразведки, где не стал долго запираться. На первом же допросе признался, что с 1936 г. сотрудничал с германской разведкой и выполнял ее задания. Последнее из них касалось организации связи с Биттингом… Игра гитлеровской разведки была прервана. Биттинг заговорил на хорошем русском языке. В сентябре (1943 г. – Авт.) он, обер-лейтенант отдела 1Ц армейского корпуса, сменив серебряное шитье офицерских погон на неброский мундир ефрейтора, стал искать подход к местной подпольщице Астафьевой. Времени оставалось в обрез. Советские войска могли нанести удар в любой момент. И тут пригодилась заготовка начальника разведывательного отдела корпуса гауптмана Виккопфа. Астафьева легко попалась в расставленную им любовную ловушку…»

Разоблаченный агент подробно рассказал о структуре отдела 1Ц штаба корпуса, его задачах, формах и методах работы, дал и подробную характеристику на каждого бывшего сослуживца. Дальнейшая судьба обер-лейтенанта Клауса Биттинга неизвестна, как неизвестны и события, которые касались Ани Астафьевой…

Претерпела изменений и доставка агентуры за линию фронта. На первый план вышла авиация. Без внимания немецких спецслужб не оставался и глубокий советский тыл: сведения о военной промышленности, политико-моральном состоянии населения, поиск возможностей организовать повстанческое движение, многие другие направления подрывной работы продолжали находиться в центре их интересов. В отчете абвергруппы 203, действовавшей при 1-й танковой армии Вермахта, отмечалось: «Задачи, стоящие перед 203-м отделением Абвера во время отступления (в 1943 г. – Авт.), заключаются в следующем: … 2) оставление на оседание в оставленных нами районах подготовленных агентов и агентурных групп с дополнительными заданиями по линии 1Ц; 3) создание партизанских групп в тылу противника…

По пункту 2. г. Кропоткин: оставлены 4 агента с заданиями… проведения саботажа на электростанции после ее восстановления; г. Тихорецк: оставлены 2 старых казака с задачей осуществления саботажа на объектах связи и поджогов в советских учреждениях. Все оставленные во вражеском тылу агенты получили дополнительное задание: направлять через линию фронта надежных людей для доставки сведений военного характера (пароль: «Германский агент, штаб 1Ц»)…

В качестве агентов мы использовали и женщин, так как предполагаем, что все мужчины, способные носить оружие, будут сразу же призваны в ряды Красной Армии. За передачу сведений военного характера обещаны большие суммы.

По пункту 3. Из опорного пункта Жентала… балкарцам переданы: 12 ручных и 2 станковых трофейных пулемета, 600 гранат «Ф-1», 60 000 патронов… Из Кисловодска двум группам карачаевцев (около 60 человек), передано 200 винтовок, 18 000 патронов, 2 ручных пулемета.

Антисоветские группы получили задание путем нападения из горных районов на советских часовых и на шоссе Пятигорск – Кисловодск вызывать беспокойство и нарушать линии связи».

Деятельность по агентурной разведке Красной Армии активизировал и «Зондерштаб Р», специализировавшийся до этого преимущественно на борьбе с партизанами. Начальник его штаба, упоминаемый полковник РОА М. Шаповалов (он же «Раевский») в директиве (сентябрь 1943 г.) областным и районным резидентам требовал: «Принять к неуклонному и точному выполнению следующие указания: «Ни областной, ни районный резидент не имеет права самовольно оставлять свой пункт дислокации, а должны оставаться с комендатурой, с которой они связаны взаимоотношениями и своей практической работой по месту дислокации… В случае оставления пункта резидентуры по причине отхода германских войск, вменяется в обязанность оставлять на месте прежнего пребывания агентуру для тайной разведывательной работы на стороне противника. Разведывательная работа должна проводиться только по собиранию сведений о Красной Армии. Контингент оставленных агентов должен быть надежным, идейно преданным, из числа добровольцев. Количество разведчиков может быть от одного человека до группы в 3–4 человека. Это зависит от задания, личных качеств агента и от того, насколько они друг другу подходят… Число оставленных групп может быть неограниченным.

Боевая задача агентов делится на два вида – общая и конкретная… «». Первая включала сбор сведений о дислокации, численности и вооружении советских войск, морально-политических настроениях военнослужащих и населения, расположении штабов, складов и баз (с боеприпасами, продовольствием, горюче-смазочными материалами) и т. д., строительстве и характере укреплений, наличии минных полей и др. Во второй виделись террористические акты, крупные диверсии, доставка важных агентурных данных и т. д. Конкретные задания оставляемым агентам ставили отделы 1Ц частей и соединений Вермахта. Здесь же согласовывались порядок каналов связи, пароли, последующие места явок.

Подбор агентуры из других оккупированных регионов «штаб Р» осуществлял по специально разработанной схеме. Ее основу составляли ранее не раз проверенные шпионские кадры. Для маскировки отбирали инвалидов, лиц непризывных возрастов, женщин, бывших полицейских, старост и карателей. Обязательным условием было обеспечение их радиосвязью, продуктами, денежными средствами, тщательно продуманными легендами прикрытия и документами. На еще оккупированной территории обуславливались пункты явок, куда агент или его связник могли прибыть с донесением или в случае провала.

«Отобранную группу агентов-разведчиков и каждого агента, – требовал «Раевский», – нужно тщательно проинструктировать. Особое внимание в работе обратить на следующее: а) на поведение агентов в тылу; б) на уменье не выделяться из общей среды, в которой он будет вращаться; в) на осторожность поведения при разговоре, на маскировку внешнего вида; г) на мужественное поведение в случае задержания органами НКВД, на способы перехода линии фронта и явки к соответствующему отделу 1Ц в пункт встречи.

Срок пребывания в тылу противника должен быть установлен следующий: для агента – не менее одной недели; для четырех агентов – не менее месяца, с чередованием возвращаться по одному каждую неделю. Прибывающий разведчик-агент должен приносить новые сведения…

Главному резиденту с получением настоящей директивы немедленно собрать всех резидентов, проинструктировать их, поставить задачу и проверить ее выполнение. Изучение директивы подтвердить по телефону».

Качественно новых усилий требовала и диверсионно-подрывная работа, определенное представление о чем дает донесение капитана Курта Рейнгарда в штаб абверкоманды 201: «1. Подразделение: 203-е отделение Абвера при штабе 1-й танковой армии (речь идет об абвергруппе 203. – Авт.).

2. Кодовое название операции: «Штаб: «Иван-1».

3. Время: 9 июня 1943 г.

4. Силы: 4 агента.

5. Маскировка: форма военнослужащих Красной Армии и документы старшего лейтенанта, младшего лейтенанта и сержанта.

6. Вооружение и оснащение: 2 револьвера системы «Наган», три пистолета калибра 7,65 мм, 4 кг тола, 2 кг горючей смеси (в коробке противогаза), 2 контактных взрывателя для подрыва железнодорожных рельсов, 4 взрывателя натяжного действия, компасы, питание на 4 суток, 15 000 рублей.

7. Задачи: 1. Осуществление саботажа на линии железной дороги…, а при возможности подрыв составов с горючим и боеприпасами…; 2. Распространение слухов, призывов переходить на сторону немцев; 3. Разведка танковых и моторизованных частей.

8. Особые обстоятельства: выделенные для операции агенты – молодые, инициативные, в прошлом военнослужащие Красной Армии, перешедшие на нашу сторону в ходе весенних боев в районе г. Барвенково. Вооружены и оснащены соответственно своим предыдущим воинским званиям. Их специальная подготовка длилась 10 дней.

9. Выполнение задания: по требованию штаба 1-й танковой армии соответствующий воздушный флот выделил самолет типа «Юнкерс-52». После краткого инструктажа агентов…, самолет стартовал в 22 часа. В качестве сопровождающих до момента выброски с агентами полетели унтер-офицер Ашенбреннер и обер-ефрейтор Орендорц… Выброска агентов была произведена без помех около 23 часов 30 минут южнее г. Валуйки, что в 100 км за линией фронта.

10. Результаты пока не установлены.

Руководитель группы капитан Рейнгард».

С изменением подчиненности и организационно-штатных новаций, последовавших после реорганизации особых отделов НКВД СССР в военную контрразведку СМЕРШ Наркомата обороны, с участием В. Абакумова была разработана и более совершенная система агентурно-оперативной работы. В сентябре 1943 г. во фронтовые контрразведывательные подразделения поступила «Инструкция по организации розыска агентуры противника». Розыск и ликвидация агентов, заброшенных на линию фронта и прифронтовые районы, в ней определялись главными и важнейшими задачами органов СМЕРШа. Основание для начала оперативного розыска виделось в первичной информации, поступившей от арестованных агентов, в ходе заявлений и показаний свидетелей, военнопленных из числа бывших штатных сотрудников немецких спецслужб, донесений зафронтовой агентуры, сведений, обнаруженных в различных документальных источниках, и др. Начиналась розыскная работа с заведения на агента (агентурную группу) розыскного дела, с дальнейшими системными, длившимися недели, а иногда месяцы и даже годы, агентурно-оперативными розыскными мероприятиями.

Определяя в свое время факторы, влияющие на эффективность борьбы с преступностью, известный французский криминалист Альфонс Бертильон отмечал: успех в розыскном деле на 50 % – это «потение», подразумевая под этим тяжелый, изнурительный и опасный труд, 10 % – «вдохновение» (творческий подход к работе и т. п.) и 40 % – «везение». В противостоянии с гитлеровскими спецслужбами «везение» в деятельности советской контрразведки составляло лишь небольшую часть. Основу результата обеспечивали прежде всего профессиональный опыт, умноженный на титанический труд. И все же случаи «везения» были. Об одном из них вспоминал бывший военный контрразведчик 3-го Украинского фронта Леонид Иванов. «Самое, наверное, заметное разоблачение, – рассказывал он журналисту А. Хинштейну, – случилось накануне Кишиневского наступления. Через фронтовую агентуру нам сообщили, что в 49-й стрелковой дивизии находится агент Абвера. Была известна его фамилия. И еще – перед войной он работал поваром в «Метрополе».

Данных достаточно. Послали шифровку в СМЕРШ дивизии. Но оттуда отвечают: такого человека у нас нет. Тогда выезжаю сам.

Еле-еле переправился на плацдарм – со всех сторон дивизия обстреливалась немцами. Приказал собрать все списки, включая убитых, раненых и командированных. Изучал три дня. Действительно, нет шпиона!

Собрался уже уезжать. На рассвете начальник СМЕРШа пригласил на завтрак. Что за черт, думаю, больно вкусно приготовлено. А подполковник – Васильев его фамилия – похваляется: у меня, мол, в приданном отделу взводе служит профессиональный повар. Сказал – и буквально окаменел: понял, что список смершевского взвода-то мы не проверяли!

Стали смотреть: точно, та самая фамилия. Это он – повар-шпион. Но как доставить его с крохотного плацдарма, не вспугнув? Вызываю на беседу. В штабе армии, говорю, у нашего генерала больной желудок. Нужно диетпитание. Не согласитесь ли вы у нас послужить?

Он, понятно, с радостью. Оформляем ему документ на убытие. Привозим в армейский СМЕРШ. Тут-то шпион и раскололся. Оказалось, он чуть-чуть не ушел к немцам с собранными уже данными о готовящемся наступлении. И что особенно опасно, собирался похитить оперативные документы из отдела контрразведки…»

Полученные из различных источников материалы по розыску агентуры аккумулировались в органах СМЕРШ с последующим докладом по инстанциям. Розыскные мероприятия включали широкий спектр, начиная от планирования предполагаемой работы, назначения соответствующих исполнителей, постановки им задач, до проведения кропотливой розыскной работы, анализа полученной информации и много другого. Начинались они тщательным обследованием и изучением района выброски и обнаруженного места приземления, прочесыванием близлежащей местности, блокированием предполагаемого направления движения агентуры и др. Сопровождались поиском свидетелей десантирования, изучением данных о приметах разыскиваемых, работой специальных поисковых групп по возможным маршрутам движения парашютистов.

Ситуация серьезно усложнялась в случае неудачи по задержанию агента (агентов) по «горячим следам». Вынужденно задействовался качественно новый, одновременно более сложный и трудный подход в розыскной работе. Положение стабилизировалось, когда удавалось арестовать хотя бы одного члена десантировавшейся группы или кто-то из ее состава приходил с повинной. Полученные сведения существенно облегчали дальнейший розыск. «Особым отделом Волховского фронта, – отмечалось в директиве (ноябрь 1942 г.) НКВД СССР, – арестованы агенты германской военной разведки… На допросе арестованные показали, что они прошли обучение в школе германской разведки в местечке Вяцати (Латвия). В ней подготавливают диверсантов для разрушения железнодорожных сооружений и других военных объектов в ближнем советском тылу…

Переброшенные агенты одеты в форму командиров и бойцов Красной Армии, снабжены портативными радиостанциями немецкого или американского образца, взрыввеществами, оружием, фиктивными документами и деньгами.

При изготовлении фиктивных документов используются захваченные подлинные печати и штампы штаба и политотдела 46-й СД и изготовленные в школе поддельные штампы и печати 19-го эвакуационного госпиталя, Сокольнического райвоенкомата г. Москвы, 11-й СД, 15-го стрелкового, 8-го и 15-го моторизованных полков, военно-санитарного управления НКО и Красногвардейского райкома ВКП(б) г. Ленинграда.

При оформлении документов оттиск номера части в круглой гербовой печати проставляется после наложения печати и заметно выделяется, в результате чего можно установить поддельность документов. Допросом также установлено, что среди участников диверсионных групп … германская разведка имеет агентов-«внутренников» для предотвращения явки диверсантов с повинной в НКВД и физического их уничтожения в случае необходимости».

Главное сообщение от арестованных агентов касалось трех переброшенных диверсионных групп общей численностью 15 человек, с фамилиями их командиров, районами десантирования, поставленными задачами, а также о группах (во главе с некими Фирсовым и Виноградовым численностью 8 диверсантов), готовящихся к высадке в прифронтовом тылу.

«Прилагая при этом список выявленных агентов-диверсантов, – писал подчиненным инстанциям начальник Управления особых отделов НКВД СССР, – предлагаю: принять меры к их розыску и аресту». Важность, а иной раз и решающее значение в розыске агентуры имела малейшая информация, подчеркивал Л. Г. Иванов. Получив от местного пастуха сигнал о высадке десанта, в указанном районе контрразведчики обнаружили пять спрятанных парашютов. Четырьмя оперативными группами выдвинулись в разные направления. Вскоре одна из них услышала рассказ косаря о подозрительных двух красноармейцах: курили сигареты, в то время как все – исключительно махорку, плохо ориентировались на местности, нервничали, когда вблизи появилась военная машина, а главное, что запомнилось, – на солдатском вещмешке одного из них чернильным карандашом была написана цифра «23». Ее контрразведчики и взяли за главный ориентир. Поиски привели в 194-й запасной полк, где и задержали хозяина приметного вещмешка и его напарника. «В течение нескольких дней, – вспоминал генерал-майор в отставке, – нам удалось выявить и остальных парашютистов. При этом один из них, в звании «капитана», в отделе кадров 54-й армии успел получить направление в штаб 32-го стрелкового корпуса для прохождения «дальнейшей службы». Двое других диверсантов имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Их задержали в результате засады. Были изъяты магнитные мины, радиопередатчик, большое количество советских денег. Так за одну неделю мы ликвидировали опасную группу вражеских разведчиков и диверсантов».

Успех в противостоянии с немецкими спецслужбами не всегда был на стороне советских контрразведчиков. Причины наблюдались разные – от неопытности, отсутствия профессионального мастерства, до разгильдяйства, непригодности к оперативной работе, а иной раз желания выслужиться любой ценой. В частности, по состоянию на январь 1944 г. в УКР СМЕРШ 4-го Украинского фронта (7 армий, 21 корпус, 68 дивизий, 28 бригад, 20 других частей) в 144 его органах по штату имелось 2150 оперативников и 273 человека технического состава. По образовательному цензу из всех высшее и незаконченное высшее образование имели 296 человек, остальные среднее (1144), незаконченное среднее (659) и низшее (читай, 4 класса – 324 человека). 75 % первых двух категорий занимали руководящие должности. Только 16 % оперсостава имели базовое специальное образование. Еще 10 % в свое время закончили военные школы, училища и академии. Средний возраст контрразведчиков составлял 35 лет. В 55 % «чекстаж» работы в органах составлял от 1 до 3 лет. По национальности преимущественно были русские и украинцы (90 %), остальные евреи, белорусы, грузины, армяне, татары, башкиры, казахи, туркмены и др. 210 человек «владели» иностранными языками, из них 6 – «хорошо», остальные – «слабо». 47 % личного состава Управления СМЕРШ в свое время были удостоены орденов и медалей. Чувствительными были боевые потери – только в 1943 г. они составили 26 % от общего числа сотрудников.

В выводах отчета о количественном и качественном составе кадров Управления отмечалось: «Органы СМЕРШ 4-го Украинского фронта… укомплектованы удовлетворительно». Подчеркивалось и такое: «В процессе изучения личного состава установлено значительное количество оперсостава, с первых дней беспрерывно находящегося на передовой, людей уставших, с физическими недостатками, раненых, в преклонном возрасте… Отрицательным фактором является тенденция отдельных работников показать храбрость в бою ради получения награды, при слабых оперативных показателях».

Неудивительно, что в том же 1943 г. в приказе ГУКР СМЕРШ В. Абакумов констатировал: «За последнее время германская военная разведка усилила заброску агентуры на нашу сторону. Несмотря на это, работа органов СМЕРШ по ее розыску находится в неудовлетворительном состоянии. Имели место случаи, когда некоторая часть агентуры, оставаясь не разысканной, проводила активную подрывную и шпионскую работу, после чего безнаказанно возвращалась через линию фронта…

По показаниям ряда арестованных агентов… установлено, что отдельные из них до ареста неоднократно задерживались как лица, подозрительные по шпионажу, но после поверхностной проверки у них документов освобождались. Задержанные не подвергались личному обыску, в то время как при них находились изобличающие их материалы, не проверялись они и по ориентировкам и спискам розыска агентуры, разосланных Главным управлением СМЕРШ».

В 1941–1945 гг. непосредственно в войсках действующей Красной Армии, ее тыловых подразделениях, органах и учреждениях число обнаруженных и ликвидированных вражеских «доверенных лиц» составило около 3,5 тыс. человек. Проникать они пытались практически во все виды и роды войск, стремясь в большинстве случаев закрепиться в штабах, других управленческих структурах, а также в авиационных, танковых и технических соединениях и частях. В прифронтовых районах «улов» органов СМЕРШа был в разы большим. Поставленные агентам и диверсантам задачи отличались лишь характером, объемом и направленностью запланированных ударов. Какой непоправимый вред мог нанести только один лазутчик, рассказал непосредственный участник событий А. Е. Стародубцев. «Однажды, – делился он воспоминаниями, – мне довелось побывать в 1-м гвардейском авиационном корпусе. Повод для поездки туда был более чем веским. В этом соединении имелась авиация дальнего действия, ее самолеты выполняли важные задачи по уничтожению крупных вражеских объектов. Но вот стали учащаться случаи необычной гибели машин: едва взлетев, их моторы глохли, и они падали вниз. Немало пришлось потрудиться, чтобы найти правильное объяснение происходящим в воздухе авариям. А их причина была на земле. Оказалось, потерпевшие крушение самолеты к вылетам готовил один и тот же техник, как выяснилось потом – сын кулака, «обиженного» советской властью. Он выкручивал из двигателя болт и взамен вставлял изготовленный своими руками – деревянный. Это и было причиной крушений самолетов. Когда не стало в подразделении притаившегося врага, прекратились и аварии…»

В 1943 г., помимо упоминаемой «Инструкции по организации розыска агентуры противника», на основе добытых зафронтовой агентурно-разведывательной сетью сведений, ГУК СМЕРШ подготовил «Сборник материалов об органах германской военной разведки, действующей на советско-германском фронте», а также «Инструкцию по организации и проведению радиоигр с противником». «Инструкция, – подчеркивают авторы труда «СМЕРШ»: Исторические очерки и архивные документы», – стала острым оружием отечественной контрразведки. Этот подробный и четкий документ свидетельствовал о высоком уровне оперативного искусства, которое, несмотря на трагедию предвоенных лет и суровые испытания начала войны, не было утрачено чекистским ведомством и стремительно развивалось. Заложенные в инструкции принципы соблюдения особой конспирации, маневрирования силами и средствами контрразведки… требовали максимума инициативы и изобретательности, оперативности, ответственности и умения принимать верные решения в форс-мажорных обстоятельствах».

Важная информация агентурно-оперативного характера, касающаяся деятельности немецких спецслужб и их союзников в СМЕРШ поступала и от Главного разведывательного управления Красной Армии. Основывалась она на донесениях армейской фронтовой и зафронтовой разведки, а также результатах допросов военнопленных. В начале 1944 г. в последнем случае опыт работы разведорганов действующей армии трансформировался в документ ГРУ под общепринятым грифом «Секретно, экз. №…». Назывался он «Вопросник для опроса военнопленных» и охватывал различные разведывательные направления в отношении вооруженных сил Германии, Румынии, Венгрии, Финляндии и Испании. Наряду с вопросами, касающимися сугубо военных аспектов их деятельности (дислокация, организация, связь, арсеналы, склады, транспорт и т. д.), в отдельной главе ставились задачи по изучению агентурной обстановки на территории рейха и других стран – паспортный режим и документация в условиях военного времени, правила проживания и передвижения, порядок устройства на работу, продовольственное обеспечение и др. В отличие от военно-идеологической направленности подобных документов ГлавПУ РККА, «Вопросник» был рассчитан не на «сиюминутный» результат в ходе массового опроса охраняемого контингента, а на глубокую и систематическую работу с отдельными группами «наиболее развитых и хорошо знающих те или иные вопросы военнопленных». В последних виделись представители спецслужб, командный состав, различные военные специалисты и др. Для практического применения наработки ГРУ были направлены и в адрес НКВД, НКГБ и СМЕРШа.

В большинстве случаев полученная от военнопленных информация имела тактико-прикладной характер, ибо раскрывала не только фамилии и другие оперативные данные на отдельных агентов, но и формы, приемы и методы работы немецких спецслужб, места дислокации их органов, школ и курсов, кадровый состав и многое другое. Становились известны и промахи в работе советской контрразведки.

Бывший сотрудник органов госбезопасности В. Д. Крайников вспоминал: «Однажды начальник отдела полковник Казаков вызвал меня к себе: в госпитале для гитлеровских военнопленных один ефрейтор обратился к врачу с просьбой, чтобы ему организовали встречу, как он заявил, с политкомиссаром. Кто знает, что у него там такое. Побеседуй. Может, что интересное сообщит. С военнопленными мне приходилось встречаться еще на фронте. Видел среди них разных – трусов, наглецов и явных фанатиков. Прибыл вместе с переводчиком в госпиталь. Вскоре в небольшую комнату вошел человек в госпитальной одежде. Он был высокого роста, с худым продолговатым лицом. Тонкие, по всему видно, не знавшие физической работы руки. Щелкнув каблуками, представился: ефрейтор Конрад Бауэр…».

По данным Василия Дмитриевича, «ефрейтор» в действительности оказался полковником, высокопоставленным сотрудником Абвера. Не раскрывая на то время (1986 год) его действительного имени, называл Кнорром. Детство Кнорра прошло в России. Перед началом Первой мировой войны его семья вернулась в Германию. В ходе одной беседы-допроса Кнорр вспоминал: «После поражения наших войск под Сталинградом, Канарис пригласил меня к себе. Мы должны, сказал он, смотреть далеко вперед. Блок СССР – США – Англия вынужденный. Положение на фронтах складывается не в нашу пользу. Блицкрига не получилось. Нам нужно начать работу сейчас, сегодня же в плане создания в Советском Союзе «пятой колонны»… Вам будут предоставлены широкие полномочия. Подберите преданных людей. И помните – это строжайшая тайна».

По словам Кнорра, к выполнению поставленной задачи он решил привлечь кадрового абверовского шпиона, выходца из России белоэмигранта некого Красильникова. В 1938 г. разведывательную работу тот начал в Польше, продолжил в СССР. Создав агентурную сеть, внедрил информаторов в воинские части, стратегические склады, на железную дорогу. От него агентурная информация поступала о работе оборонных предприятий, телеграфов, электростанций, системе обороны пограничных районов. Канарис был очень доволен его работой и добился для него у Гитлера награды.

Весной 1941 г. к Красильникову (находился во Львове) был направлен связной. Но встреча не состоялась, началась война и агент пропал. В 1942 г., после захвата Ростова немецкими войсками, в расположении одной из частей появился перебежчик. Его доставили в Берлин, где он рассказал: из Львова Красильников эвакуировался в Куйбышев. Работает мастером на заводе. Ведет разведывательную работу. Просит наладить связь и прислать денег. Прибывший передал собранные агентом ценные разведывательные сведения. «Связника, – рассказывал Кнорр, – мы основательно экипировали, снабдили документами, деньгами, радиостанцией, доставили к линии фронта и успешно осуществили переброску. Дальнейшая его судьба Абверу не известна. Только к Красильникову он не явился. Может, погиб, что не исключалось, а может, заимев крупную сумму денег, пристроился где-либо на спокойное житье. Попытки же установить связь с Красильниковым ни к чему не привели…

В начале сентября 1943 г., когда наша армия потерпела еще одно поражение у Курска и Орла, ко мне был доставлен Красильников. Я обрадовался его появлению. Дело в том, что в это время в ряде подразделений Абвера разладились дела. Участились провалы. От агентов поступали сведения сомнительного характера. В генштабе (ОКХ. – Авт.) и у самого фюрера были основания считать нашу работу неудовлетворительной. Когда в том или ином месте нас подстерегали неудачи и преследовали военные поражения, то представители командования, как правило, обвиняли и Абвер, дескать, добывались неверные сведения или происходила утечка наших секретов. Вот поэтому я обрадовался возвращению, а может быть, воскрешению Красильникова. Утешало меня и другое: агент с его энергией, настойчивостью, идейной убежденностью способен создать в вашей стране шпионскую сеть в послевоенный период…

Но в этот раз Красильников пришел, по сути, с пустыми руками. Почти за двухгодичное пребывание в Куйбышеве он не мог создать работоспособную сеть… Кандидаты в информаторы требовали денег. У Красильникова их не было. Но он собрал ценную информацию о военной продукции, которую выпускали эвакуированные в Куйбышев заводы, о находившихся там воинских формированиях. Сообщил и другие сведения».

Поведал Кнорр и о том, как агенту удалось возвратиться к «своим». Летом 1943 г. в составе заводской делегации он был послан на фронт с подарками для красноармейцев. Поезд попал под бомбежку. Оставив свои документы в кармане погибшего, лицо которого было изуродовано до неузнаваемости, Красильников пересек линию фронта. Рассказывая о военных «мытарствах», агент жаловался – во Львовской области работать было легко. «Там люди другие, много украинских националистов. С их помощью удалось быстро создать шпионскую сеть, провести несколько диверсий, собирать разведывательную информацию. Совсем другой ситуация была в Куйбышеве…»

По словам Кнорра, лично ему и руководству Абвера Красильников утешения не принес, но породил уверенность, что поправит дела ведомства. Его кандидатура агента-нелегала была одобрена на перспективу. По заданию Канариса начался поиск еще 8—10 будущих «коллег». Ими стали агент-внутренник в лагерях военнопленных Леонид Мошковский, сотрудник ГФП некий Рубцов, несколько других тщательно проверенных «доверенных лиц». После ареста Канариса приказ на переброску отобранных агентов отдал лично Гиммлер. 28 сентября 1944 г. специальным самолетом их забросили в советский тыл.

Обнаружение и ликвидация шпионской сети закончились лишь спустя несколько лет после окончания войны. «В процессе розыска шпионов, – отмечал Василий Дмитриевич, – пришлось «профильтровать» тысячи людей, попавших в поле зрения по тем или другим причинам… Я почти месяц провел в Куйбышеве, собирая по крупицам сведения о Красильникове, орудовавшем там в 1941–1943 гг. Ситуация разрядилась, когда осенью 1949 г. на границе был задержан их связной, бывший вояка УПА… Так закончилась авантюра, начатая Канарисом и продолженная Геленом».

Судьба некоторых немецких агентов в советском тылу иной раз определялась задолго до их там появления. Один из таких случаев произошел в ноябре 1943 г. В докладной в ГКО В. Абакумов писал: «В результате проводимой с противником радиоигры, условно именуемой «Подрывники»…, ГУКР СМЕРШ вызваны на нашу сторону и арестованы 17 агентов-диверсантов германского разведывательного органа СД «Цеппелин».

При задержании агентов изъято 4 пулемета системы Дегтярева, 12 ППШ, 21 винтовка, 13 ящиков патронов, 46 гранат РГД, 4 радиостанции, 61 парашют, ракетницы, компасы, бинокли, 117 заполненных фиктивных документов военного и гражданского образца, 210 чистых бланков для подложных документов, 2 печати 391-го запасного полка и 322 700 рублей».

Начало этой непростой операции было положено еще в июле. Тогда из вражеского тыла возвратился агент «Северов» (Виктор Бутырин), вместе с ним некто Николай Юрьев, этнический немец, уроженец г. Либавы, одновременно с 1940 г. немецкий агент. Юрьева «Северов» перевербовал в октябре в 1942 г., находясь с ним в диверсионной школе г. Вяцати (Латвия). Вместе они разработали и план по возвращению. Пользующийся у немцев доверием, Юрьев перед начальником особой команды «Цеппелина» гауптштурмфюрером СС Мартином Курмисом легендировал наличие у Бутырина близкого родственника, занимающего ответственную должность в союзном Наркомате путей сообщения, который может быть полезен немецкой разведке. Вскоре Бутырин и Юрьев оказались в Берлине – в РСХА, где ими занялся начальник реферата VI Ц/Цет (подготовка агентуры) штурмбанфюрер СС Вальтер Куррек. С участием специалистов СД по диверсиям и разведке была разработана операция по переброске Бутырина и Юрьева через линию фронта с задачей: собрать данные о советском железнодорожном транспорте, работающих в Москве и эвакуированных заводах, выпускаемых в СССР типах самолетов, местах нахождения в столице электростанций, высоковольтных линий и др. Кроме того, на допросе Юрьев показал: инструктировавший его Куррек рекомендовал изучить возможность осуществления теракта в отношении одного из членов советского правительства…

В ночь на 20 июня 1943 г. агенты РСХА десантировались с немецкого бомбардировщика в Егорьевском районе Московской области. Полученные от них разведданные оказались внушительными. Стали известны сведения о 93 штатных сотрудниках немецких спецслужб, 133 агентах, были получены 18, в том числе групповые, их фотографии, 9 оттисков печатей, используемых «Цеппелином» для подложных документов, образцы подписей его руководящих лиц, специально разработанное для диверсий оружие, нового типа портативная радиостанция, а также 100 тыс. рублей.

«Учитывая большой интерес, проявляемый немцами к выполнению Бутыриным и Юрьевым задания по вербовке ответственного работника НКПС…, и возможность проведения в связи с этим агентурных комбинаций, – писал тогда же Сталину В. Абакумов, – ГУКР СМЕРШ включил рацию Бутырина-Юрьева в радиоигру. 27 июня немцам по радио сообщено о благополучном приземлении разведчиков, на что германская разведка 9 июля ответила: “Рады за благополучное прибытие. Приветствуем и желаем успеха в работе. Берлинский центр…”»

Фамилия Куррека вновь всплыла в сентябре 1943 г., когда советская радиоразведка перехватила, а затем расшифровала радиограмму «Цеппелина» в Берлин из района Пскова: «Курреку. Относительно северной железнодорожной операции. В 10-х числах октября планируем провести операцию по саботажу в оперативной зоне “W”. В ней будут задействованы 50 диверсантов. Прошу Вас срочно прислать к этому числу в Псков обещанный “Ю-52”.

Также прошу прислать курьером снаряжение, которое необходимо для группы в 50 человек. Краусс».

Зная о функциях и роли Вальтера Куррека в службе Шелленберга, а также то, что штурмбанфюрер СС Отто-Вильгельм Краусс возглавляет главную команду «Русланд Норд», бывшую «Русланд Митте», круг интересов которой был представлен участком фронта от северных районов Украины до побережья Белого моря, включая Белоруссию и Прибалтику, аналитикам СМЕРШа было нетрудно догадаться, что разговор идет о железнодорожной магистрали Архангельск – Вологда. Там и стали ждать «гостей» с неба…

Двумя группами численностью в 10 человек в Харовском районе Вологодской области агенты появились 26 сентября и 10 октября. Ситуация упростилась, когда один из них явился с повинной. Задержали и остальных. Поставленная перед ними задача включала сбор сведений об аэродромах, других военных объектах, о состоянии противоздушной обороны вдоль железной дороги, разведку мест дислокации лагерей военнопленных, изучение возможностей с целью организации повстанческого движения. Отдельно требовалось отыскать в районе озера Чивецкое места, пригодные для посадки самолетов.

Основная диверсионная группа должна была прибыть позже, после детального изучения ситуации на месте и передачи по рации соответствующей информации.

В ночь на 16 октября в том же районе десантировалась еще одна разведгруппа. Трое из ее состава явились в органы контрразведки, четвертого задержали в деревне. Прибывшие подтвердили: ожидается еще одна группа из 30 человек с задачей проведения крупных диверсий на линии Вологда-Архангельск. Ее прибытие обусловлено получением от них в течение трех дней данных о возможном месте высадки. Сигнал – ориентир для самолетов: горящие костры. С участием перевербованных агентов-радистов Аулина и Курбатова СМЕРШ включился в радиоигру, получившую условное название «Подрывники».

20 октября в адрес «Цеппелина» ушло донесение: «Приземлились благополучно. Долго собирались. Место подготовили. Смотрите три костра треугольником в условном месте в верховьях реки Вожега, 20 км юго-восточнее ст. Вожега». Пять дней спустя был получен ответ: «Ваша радиограмма понятна. Время отправки главной группы сообщим дополнительно. Костры зажечь только после полученного указания. Краусс».

Подготовительную работу к предполагаемой встрече совместно провели СМЕРШ, НКГБ и НКВД, и уже 27 октября от «Цеппелина» поступил приказ: «Приземление группы, вероятно, 28 октября. Жгите три костра на пункте 01731 от этого дня с 20 до 21 часа московского времени». Немного не долетев до обусловленного места, 14 парашютистов десантировались поздним вечером 1 ноября. 9 из них сдались добровольно, 4 были арестованы в районе железнодорожной станции Вожега, один покончил жизнь самоубийством.

Позже выяснилось: трое диверсантов вынужденно возвратились назад, ибо один из-за технических неисправностей при десантировании застрял в люке самолета. В очередном радиосеансе немцы поинформировали: «1 ноября выброшены 14 человек, трое оставшихся – при первой возможности в ближайшие дни с грузом на 17 человек. Связь поддерживайте ежедневно. Краусс».

Агенты Ф. Сергеев, А. Славин, Е. Купреев десантировались 11 ноября. Тогда же от «Цеппелина» поступили взрывчатка, оружие, боеприпасы, другое снаряжение. На второй день пришло подтверждение: «Вчера сброшены 3 ваших товарища и 10 грузов, в том числе один груз с батареями. Огни были хорошо видны. Шлем нашу признательность и сердечный привет. Краусс…».

В завершение доклада в ГКО начальник ГУКР СМЕРШ писал: «В целях продолжения радиоигры с германским разведывательным органом “Цеппелин”… добровольно явившийся с повинной немецкий агент-радист Григорьев С. С. … нами перевербован, и его рация также включена в радиоигру, причем отдельно от группы Аулина…

Учитывая доверие немцев к радиостанции “Подрывники” и их намерения продолжить дальнейшую заброску диверсантов на нашу сторону, ГУКР СМЕРШ продолжает радиоигру с противником… Будем требовать заброски новых агентов и материалов, необходимых для осуществления “подрывной работы”».

Радиоигра продолжалась практически до окончания войны. В ночь на 15 сентября 1944 г. на костры СМЕРШа ведомство Вальтера Шелленберга десантировало еще троих диверсантов. Их прибытие советской стороной легендировалось фактом, что «в квадрате действия группы (Аулина. – Авт.) установлен лагерь немецких военнопленных», и с ним налажена агентурная связь. Для ее развития требуются люди, знающие немецкий язык. Прибыли агенты «Ястребов», «Раскольников» и «Курганов». Радист «Ястребов», он же Павел Соколов, свидетельствовал: «После приземления и соединения с группой (Аулина. – Авт.) сообщить об этом немцам, подписав радиограмму установленными условностями. Если все прошло благополучно, подписаться буквами «ПС», в случае провала или возникших подозрений, наоборот, т. е. «СП». Данные буквы составляли его имя и фамилию».

Аналогичные комбинации предполагались и в ходе последующих радиосеансов, с той лишь разницей, что заглавными буквами поочередно должны были выступать имена и фамилии двух других агентов…

Историческая справка

Радиоигры с советской разведкой вели и немецкие спецслужбы. Вальтер Шелленберг: «В области радиоразведки Германия достигла исключительных успехов. Мы могли перехватывать переговоры по радио, которые велись между частями противника на фронте, и часто получали важные сведения о передвижении войск и готовящихся операциях. Была разработана и техника использования нелегальных передатчиков противника. Заключалась она в следующем: после их обнаружения и захвата мы продолжали работать на них от лица противника и сами подбирали материал для передачи, причем часть данных была правдивой, а часть – вымышленной. Иногда мы так успешно вели игру, что просили даже о присылке новых агентов, кодов, оружия, денег или взрывчатых веществ. Противнику же казалось, что он расширяет сеть своих агентов, в то время как на самом деле он напрасно тратил огромные средства и ценные кадры. Особенно успешная игра велась с московским радиоцентром. Было время, когда мы имели около шестидесяти четырех захваченных у противника радиостанций, работавших на Москву».

В отчете 304-й абверкоманды (май 1944 г.) о результатах контрразведывательной работы за предыдущий месяц ее начальник майор Гезенреген в разделе «Секретная связь», в свою очередь, писал: «В настоящее время абверкомандой проводятся 4 радиоигры, 2 из которых («Аня» и «Вапс») возобновлены в отчетном месяце. Радиоигра «Аня» началась 15 апреля абвергруппой 311. Схваченный вражеский радист принадлежал к группе разведотдела 2-го Прибалтийского фронта численностью 10 человек. Группа была заброшена 26 марта 1944 г. с заданием проводить разведку и осуществлять диверсии.

Радиоигра «Вапс» началась 22 апреля в FAT-326 (имеется в виду бывшая абвергруппа 326. – Авт.) в Ревеле. Игра ведется с эстонским НКВД, который 7 апреля через Эстонский партизанский штаб забросил группу в составе 2 человек с заданием проводить разведку и подрывную работу в районе Феллин – Тарту.

Проводившаяся в FAT-326 радиоигра “Морская чайка” в отчетном месяце была прервана, так как с середины января 1944 г. она велась безрезультатно».

Приданная группе армий Вермахта «Север», 304-я абверкоманда проводила свои радиоигры, среди них с кодовым названием «Пингвин», «Фламинго», «Рейгер», «Эльстер», «Ейзфогель», «Бахштельце», «Хаубентаухер», «Стинт» и др. Такую же работу вели и другие абверкоманды, а также органы СД, гестапо, службы Рейнхарда Гелена, Германа Геринга и др.

Среди множества оперативных приемов и методов розыскной работы советской контрразведки важное место заняло использование агентов-розыскников, агентов-маршрутников, а особенно агентов-опознавателей. Последние действовали в составе оперативно-розыскных и оперативно-подвижных групп (ОРГ, ОПГ) СМЕРШа, территориальных органов НКГБ и НКВД. Кроме командира, нескольких опытных оперативников, разведчика наружного наблюдения и радиста, в состав каждой группы включали прибывших с повинной, задержанных, затем перевербованных немецких агентов, знавших в лицо по предыдущей службе или учебе «коллег по цеху». К этой работе привлекали и разведчиков, побывавших в тылу врага, особенно тех, кто в свое время был внедрен в разведорганы, школы и курсы Абвера и РСХА. Действовали ОРГ в наиболее вероятных местах появления вражеской агентуры: на вокзалах, переправах, медсанбатах, госпиталях, формируемых частях и т. д. С учетом военной обстановки, для предотвращения проведения противником на коммуникациях диверсий ОРГ устраивали засады вблизи возможных объектов устремлений вражеских агентов. «В самом начале Висло-Одерской наступательной, – вспоминал ветеран СМЕРШа А. И. Матвеев, – из Управления контрразведки 1-го Белорусского фронта была получена ориентировка, что немцы готовят массовые диверсионные акты. В ней давались некоторые приметы руководителей диверсионных групп, приводились образцы подложных документов прикрытия и т. д.

В отделе контрразведки СМЕРШ 47-й гвардейской стрелковой дивизии мы обсудили сложившуюся ситуацию. Вместе с командованием по карте и на местности определили объекты в полосе наступления, против которых могли быть совершенны диверсии. Были сформированы и специальные оперативные группы в составе 5—10 человек для организации засад в целях их прикрытия. В трех километрах от штаба дивизии находился железнодорожный узел, куда поступали эшелоны с боеприпасами, горючим, другим снаряжением. Туда была направлена оперативная группа из 10 человек во главе со старшим уполномоченным капитаном М. И. Голубцовым».

По словам ветерана, уже на второй день на засаду нарвался ехавший на ручной дрезине капитан железнодорожных войск. Свое появление вблизи охраняемого объекта объяснил заданием командования проверить состояние восстановительных работ на узле. Проверив документы, капитана пропустили туда и обратно. На следующий день в поле зрения контрразведчиков появились офицер и группа бойцов. Кроме ППШ и противогаза, у каждого солдата за спиной был тяжелый ранец. Старший доложил Голубцову: по распоряжению штаба фронта его подразделению предписано двигаться вслед за наступающими войсками и проводить сбор новых образцов трофейного оружия. Предъявил и документ, в котором всем командным инстанциям предписывалось оказывать группе всяческое содействие, в том числе в решении тыловых проблем. Терзаясь смутными подозрениями и помня об ориентировке Управления контрразведки фронта, капитан Голубцов предложил командиру группы отправиться в штаб дивизии для решения возникших вопросов. Получив согласие, привел всех… к землянке отдела СМЕРШа. «Я, – вспоминал А. Матвеев, – спросил прибывшего о цели их появления в нашем расположении и потребовал документы. Офицер предъявил служебное удостоверение и сопроводительные документы. Уже на первой его странице я сразу заметил один из признаков фиктивности удостоверения, о котором сообщалось в ориентировке. В этот момент меня как током прошило, но я сдержался и вида не подал. Стал листать дальше и обнаружил еще два признака подделки. Стало ясно: перед нами группа вражеских диверсантов.

В голове мысли работали с напряженной до предела быстротой. «Что делать? Как поступить? «– задавал я себе вопросы. Напрягая все свои внутренние силы, я старался держаться ровно. Даже находившийся рядом Голубцов не заметил моего волнения. Диверсанты же сидели напряженно, держа наизготовку автоматы.

Чтобы успокоиться, я, не торопясь, продолжал рассматривать офицерское удостоверение, внимательно прочитал и сопроводительное письмо, а затем, как можно небрежнее, возвращая документы, сказал: мы готовы помочь в выполнении поставленной им задачи.

Окончив «официальную» процедуру, рассказал «гостям», что войска готовятся в ближайшее время к наступлению, спросил, какие виды нового оружия их интересуют, так как у нас имеется большой склад с трофеями, и они могли бы его осмотреть. Не ответив на вопрос, офицер проявил большой интерес к нашему складу.

Беседа как-то разрядила обстановку, и я полностью овладел ситуацией. Заканчивая разговор, предложил прибывшим разместиться в одной из палаток в расположении штаба. Тут же по телефону передал указание начальнику АХЧ (административно-хозяйственная часть. – Авт.): «Группу расквартировать и как прикомандированных временно поставить на все виды довольствия. Голубцову дал указание отвести гостей к начальнику АХЧ. Все поднялись. Офицер поблагодарил за проявленное внимание, и Голубцов вывел их из землянки. Я с облегчением вздохнул…»

Вызвал к себе оперативников, посовещавшись, решили тут же обезвредить диверсантов. Задача усложнялась угрозой возможных жертв. На разумную мысль как их избежать, навел начальник АХЧ, спросив, подвергать ли прибывших санитарной обработке, с учетом того что ее проходил личный состав дивизии.

На предложение побывать в санкомбинате и в бане, возглавлявший группу стал отказываться под предлогом, что не так давно его подчиненные прошли санобработку в своей части. Начальник АХЧ и выступающий в роли санинструктора оперативный работник настаивали: приказ командира дивизии.

Наконец согласие было достигнуто. В соседней палатке диверсанты разделись, оставили оружие и снаряжение. Здесь же выставили и часового. Раздумывать было некогда. Переодетый под санитара оперуполномоченный Каратуев спокойно зашел в раздевалку и нанес охраннику сильный удар по затылку. Тот даже не пикнул. Тут же одна оперативная группа изъяла оружие, а другая схватила в парилке голеньких диверсантов. Все закончилось без жертв.

В ранцах мы обнаружили около 100 кг взрывчатки и взрывные устройства. В ходе допроса выяснили: задача «гостей» заключалась в уничтожении эшелонов с боеприпасами и горючим. Возглавлял диверсионную группу офицер Абвера по фамилии Вайс, поволжский немец, в совершенстве владевший русским языком. Подчиненные были бывшие полицаи и каратели, окончившие специальные диверсионные курсы. Вайс дал показания о других диверсионных группах, которые готовились к выброске в прифронтовую полосу советских войск. Эта информация в дальнейшем была использована в розыскной работе отделами контрразведки СМЕРШ других дивизий».

Позже был обезврежен и восьмой член диверсионной группы – «капитан», приезжавший на дрезине для разведки железнодорожного узла. Как оказалось, он же и радист, в укромном месте готовился передать информацию об успешно проведенной операции.

Агентов-опознавателей из числа немцев использовали и среди военнопленных. В этом случае с целью нерасшифровки им прикрывали лицо. В среде охраняемого контингента преимущественно шел поиск кадровых сотрудников спецслужб и их агентуры. Во всех случаях проводимым операциям предшествовала тщательная подготовка и инструктаж. «Для организации розыска агентуры противника известной агенту «Витязь-101» по бывшей Полтавской разведывательной школе, – требовал (октябрь 1944 г.) начальник 2-го отдела УКР СМЕРШ 1-го Украинского фронта, – направить его в отделы СМЕРШ 13-й и 38-й армий, которого использовать там по плану…» Последний предусматривал двухмесячные «визиты» опознавателя в штабы армий, участие в проверках на КПП, железнодорожных станциях, сборно-пересыльных армейских пунктах, запасных полках и т. д. «После окончания работы агента старшему ОРГ доставить «Витязя-101» в Управление СМЕРШ фронта и отчитаться о ее результатах».

Кроме детальных сведений на 80 известных ему агентов и кадровых сотрудников полтавской разведшколы абверкоманды 102 – ее начальника майора Карла Петхольца, заместителя обер-лейтенанта Рудольфа Гартмана, преподавателей Александра Судакова, Алексея Попова, Василия Серова, Бориса Чемарина, резидента Майера, он же Мильчевский и других, в ходе «рейдов» по прифронтовым районам «Витязь-101» опознал еще 4 агентов. Не менее успешно его «коллеги» действовали на других фронтах. В августе 1944 г. только на 2-м Прибалтийском фронте их «улов» составил 7 шпионов, на Ленинградском (1944 г. – начало 1945 г.) 54 агента, из них 17 были опознаны по фотографиям.

Специфической была деятельность агентов-розыскников, которые маскировались под военных медицинских работников, почтальонов, писарей, связистов и др. Первым вменялось в обязанность акцентировать внимание на особых приметах (ранения, татуировки и т. д.), содержащихся в ориентировках характерных признаках внешности, «штабным» работникам – тщательно изучать личные документы офицеров и солдат, сверять их подлинность, содержание, фамилии и подписи ответственных лиц и др. «В начале 1943 г., – отмечал С. З. Остряков в книге «Военные чекисты», – на должность начальника штаба разведбатальона мехкорпуса прибыл майор Прохоров. В его личном деле значилось, что он с отличием окончил военное училище и офицерские курсы усовершенствования. Вскоре, однако, сослуживцы стали замечать, что новый начальник штаба под различными предлогами уклоняется от составления оперативной документации по разведбатальону и от проведения учебных занятий с младшими офицерами. Внешнее сходство Прохорова с имевшейся в личном деле фотокарточкой также вызывало некоторое сомнение. Военные чекисты решили его проверить.

В затребованной командованием под благовидным предлогом автобиографии, которой в личном деле не оказалось, Прохоров написал, что все его близкие родственники погибли при бомбежке, а местность, где они до войны проживали, оккупирована противником. Графическая экспертиза дала заключение, что почерк Прохорова в автобиографии мало схож с почерком на других документах его личного дела. От зафронтового разведчика пришло сообщение, что в местности, которую указал Прохоров, его родственники перед войной не проживали.

По согласованию с командованием корпуса контрразведчики задержали Прохорова. Под тяжестью улик он сознался: его настоящая фамилия Мословский, родители белоэмигранты, а он является гитлеровским агентом и переброшен для внедрения в Красную Армию. Рассказал также, что тяжело раненный майор Прохоров попал в плен, был замучен до смерти, а его личные документы были переданы Мословскому, имевшему с Прохоровым внешнее сходство.

На несколько дней немцы под видом военнопленного советского офицера подсаживали Мословского в тюремную камеру к Прохорову. За это время он в деталях разузнал его биографию и даже заполучил от обреченного на смерть майора записку для пересылки после войны родственникам. По ней Мословский изучил почерк Прохорова. Затем под видом бежавшего из плена гитлеровцы перебросили его через линию фронта.

Используя подлинные документы Прохорова, шпион имел задание внедриться в разведаппарат крупного воинского штаба, а собранные сведения направлять в немецкую разведку через перебежчиков, снабдив их специальными паролями…»

В флотском штабе кадрового абверовского агента Отто Плонера, маскировавшегося под австрийского антифашиста, подвела страсть к художественным изысканиям и… «научный» интерес к прошлому большевистской партии. Агент-розыскник обратил внимание на чертежника, постоянно рисующего портреты штабных работников и никогда не расстающегося с учебником по истории ВКП(б). Незаметно поинтересовавшись книгой, на некоторых ее страницах обнаружил отмеченные чуть заметными точками буквы и цифры. Последующие события разворачивались в соответствии с азами агентурно-оперативной работы…

В мае – июне 1944 г. с участием розыскных агентов только органами УКР СМЕРШ 1-го Белорусского фронта было задержано 33 немецких «доверенных лица». Залогом успеха стала бдительность при проверке документов на подлинность. Всего в последний весенний месяц контрразведкой всех фронтов с участием этого и других подобных способов было обезврежено 430 немецких агентов и диверсантов.

В качестве агентов-маршрутников в большинстве случаев использовались парикмахеры, линейные надсмотрщики связи, путевые обходчики, шоферы, снабженцы, лица других «публичных» профессий. Они использовались как вспомогательная оперативно-розыскная сила, их главным «оружием» выступали общительность, умение анализировать те или иные события, наблюдательность, целеустремленность и т. д.

Терпя поражения в открытой и тайной войне, повлиять на ситуацию гитлеровцы попытались путем проведения масштабных террористических актов. «13 мая 1944 г. в 9 часов 30 минут, – писал в спецсообщении в 3-е Управление НКГБ заместитель начальника транспортного отдела Наркомата госбезопасности подполковник Я. П. Рябов, – в зале ожидания пассажиров ст. Луга, Октябрьской железной дороги произошел взрыв капсюля, находившегося в вещевой сумке, оставленной военнослужащими.

Расследованием и осмотром места происшествия установлено, что двое неизвестных, одетых в военную форму, оставили две вещевые сумки, за которыми попросили присмотреть находившихся там пассажиров, а сами из помещения отлучились. Спустя 15–20 минут при передвижении сумок произошел взрыв, не вызвавший разрушений и жертв. В сумках оказалось: по 20 толовых шашек 400 грамм каждая (всего 16 килограмм) и 7 ручных гранат Ф-1».

По счастливой случайности несчастья не произошло. Эквивалент взрывчатки предполагал сотни человеческих жертв, уничтожение здания вокзала, не исключено – и детонацию боеприпасов, находившихся в вагонах на станции, взрывы цистерн с горючим и др. «17.V.1944 г., – отмечал Я. Рябов, – оставившие взрыввещества на ст. Луга диверсанты были задержаны в Лядском районе Ленинградской области и оказались: 1. Попов Андрей, 30 лет, русский, завербованный в лагере военнопленных; 2. Ермоленко Михаил, 35 лет, русский, завербован в лагере военнопленных. На допросе в Лядском РО НКГБ они показали, что помимо оставленных взрыввеществ на станции Луга, ими в штабель с углем подброшены два куска взрывчатки, замаскированной под уголь.

Осмотром имеющегося на станции Луга угля один кусок взрывчатки был обнаружен на складе торфа электростанции, а второй – в угле, завезенном для горна кузницы ПЧ при ст. Луга».

Еще двух диверсантов в офицерской форме обезвредили в Калининской области. Один из них, некий Тихон Васечкин, показал: «Мною получено задание провести взрыв в зале ожидания вокзала ст. Бологое. Для этой цели перед вылетом нас снабдили толом весом по 12 килограммов и химическими взрывателями замедленного действия. О технике выполнения задания инструктировали следующим образом: в момент наибольшего скопления людей на вокзале подготовить тол к взрыву, предварительно зарядив его взрывателем, и оставить в помещении вокзала, а самим во избежание задержания уехать с первым отходящим поездом в сторону фронта.

Химический взрыватель должен сработать через час после того, как был вложен в тол. В вещевую сумку положить также 6 гранат Ф-1. Кроме того, нас снабдили по одному куску взрывчатки, замаскированного под цвет угля. Его мы должны были бросить в тендер паровоза с углем, желательно воинских эшелонов».

В майские дни 1944 г. диверсанты Рагулин, Жмаев, Ермоленко, Попов и Шевченко подобные террористические акты должны были провести по всей линии Октябрьской железной дороги. Двое первых прибыли с повинной, рассказав, что «придя после приземления на станцию Чудово…, явились к военному коменданту для регистрации имеющихся у них командировочных предписаний. Приобрели железнодорожные билеты и поездом в 0 ч. 35 м. 15.V.1944 г. выехали в Ленинград.

В 2 часа наш пограничный наряд, проверяя в поезде у пассажиров документы, обнаружил, что документы у них, согласно приказу № 225, не содержат шифра. Диверсанты нарядом были задержаны и доставлены в служебный вагон к старшему погранотряда, который, проверив документы, отпустил их, сделав в командировочном предписании пометку о нарушении приказа НКО № 225…».

Тогда же появились агентурные сведения и о подготовке немцами террористических актов путем проведения бактериологических диверсий. Речь шла о выращивании и массовом распространении бактерий чумы, холеры, бруцеллеза, брюшного тифа, других возбудителей острых инфекционных заболеваний. Так далеко гитлеровцы не зашли, боясь прежде всего нанести вред собственным войскам и оккупационной администрации. Ограничились «малым» – заражением в прифронтовом тылу ядами водоисточников, по возможности продуктов питания, спиртных напитков и даже табачных изделий. Основными исполнителями диверсий стала специально обученная агентура.

Кроме общепринятых приемов маскировки агентов (форменная одежда противника, подложные документы, награды и др.), немецкие спецслужбы, особенно на заключительном этапе войны, в шпионско-диверсионных целях широко использовали технические средства, а также специально разработанное вооружение, снаряжение, химические реактивы и т. д. «Количество снаряжения, необходимого для моей организации, действовавшей в различных странах, – бахвалился Вальтер Шелленберг, – трудно даже себе представить. Только для огромного количества агентов, работавших в России, ежемесячно требовалось несколько сотен радиостанций. Добиться их изготовления от нашей и без того перегруженной оборонной промышленности было необычайно трудно. Однако мне несколько удалось облегчить положение, решив вопрос изготовления электронных ламп за границей».

Тут же отмечал: по его распоряжению подчиненные ему специалисты якобы изготовили радиопередающий аппарат размером с коробку для сигар, который был аналогичен сегодняшнему компьютеру. С его помощью состоявший с ним на личной связи агент в течение нескольких секунд мог сбросить на «электронный адрес» в Берлине информацию до двух страниц машинописного текста. «Единственным неудобством для лиц, не имевших специальной подготовки, – сокрушался шеф СД, – было то, что для пользования этим аппаратом нужна была антенна длиной примерно 6–9 метров», а принимающее оборудование было «настолько сложным и громоздким, что занимало почти три комнаты».

При штаб-квартире службы безопасности работали располагавшие большими материальными средствами специальные отделы. Круг их интересов включал научные изыскания в области микрофильмирования, тайнописи, шифровки и дешифровки кодированных сообщений, а также изготовление, прежде всего советских, поддельных печатей, документов (паспортов, партийных билетов и др.).

На правах отдельного подразделения в СД действовал технический отдел, занимавшийся созданием аппаратуры для подслушивания и записи разговоров. Здесь же впервые были применены и возможности электронной техники. Кроме использования для «внутренних» потребностей, технические новинки нашли широкое применение во фронтовых условиях, в первую очередь для перехвата и фиксирования донесений советских армейских и гражданских радиостанций, прослушивания телефонных переговоров и др.

Шелленберг: «Я всегда считал, что высококвалифицированные специалисты являются важнейшей основой хорошей секретной службы. Действовавший в военное время закон об использовании рабочей силы позволял мне привлекать к участию в работе секретной службы лучших специалистов и ученых, начиная с университетских профессоров и кончая простыми мастеровыми. Мою задачу значительно облегчало то обстоятельство, что, имея звание бригаденфюрера СС, я был облечен властью армейского командира дивизионного звена».

Среди профессоров, мастеров и подмастерьев на гитлеровскую разведку трудились и иностранные специалисты. Результаты их работы, в том числе по вооружению и снаряжению агентов, были достаточно заметными. «Агентура по окончанию школ (в особом лагере РСХА “Утрата” и Жестковской школе диверсантов (территория Польши). – Авт.), – отмечалось (июль 1944 г.) в директиве НКГБ Украины, – обмундировывается в форму бойцов и офицеров Красной Армии и снабжается военными и гражданскими документами соответственно военному положению. Части агентуры выдаются ордена и медали Советского Союза. В соответствии с полученным заданием агентура снабжается взрыввеществом.

У большинства задержанных агентов… изъяты: толовые шашки весом 1 кг каждая; куски взрывчатки, заложенные в брикеты каменного угля; специальная взрывчатка механического действия для взрыва паровоза; специальные спички для поджога поездов».

Среди других технических успехов, прежде всего СД, было создание специальных фотоаппаратов (фотокамер), с помощью которых незаметно для окружающих производилось фотографирование. Их размер не превышал объема спичечного коробка, а рабочие элементы (линзы), маскировались в запонках, пуговицах, других местах мужского и женского гардероба. Значительные возможности были заложены и в фотопленки: на одном-двух сантиметрах они могли поместить десятки страниц различных документов. Тогда же немецкие спецслужбы стали микрофильмировать свои успехи в тайной войне, прежде всего касающиеся диверсионно-разведывательных кадров. В частности, по приказу Шелленберга такая работа была проделана, а ее результаты упакованы в две стальные шкатулки, свободно помещавшиеся в небольшом ручном кожаном чемоданчике, оборудованном взрывным устройством. По его же словам, все наработки были уничтожены при известных обстоятельствах. Зная, каким образом в этом случае поступил Рейнхард Гелен, в это верится с трудом.

Абвер и РСХА серьезно продвинулись и в области тайнописи. Химики изготовили состав, с помощью которого написанное невозможно было обнаружить при экспертизе любыми химическими средствами или под светом ультрафиолетовых лучей. Его основным составляющим был гемоглобин крови человека. Добавляя собственную кровь из проколотого пальца в раствор, агент получал «симпатические» чернила, написанное им исчезало через несколько минут. Восстановить изображение можно было, только зная секретную химическую формулу. Написанное проявлялось в зеленом цвете.

Под кодовым названием «Операция Бернгард» в недрах СД был налажен выпуск фальшивых английских фунтов стерлингов, американских долларов и даже «золотых» советских рублей. План наводнения Англии фальшивыми банкнотами, по версии того же Шелленберга, сорвался лишь только по причине того, что туманный Альбион «имел очень хорошую систему противовоздушной обороны», а положение с горючим для самолетов в рейхе было критическим.

В ходе стратегических операций Красной Армии лета 1944 года предполагалось полностью освободить оккупированную территорию СССР. «Общее наступление советских войск, – писал 6 июня Сталин премьеру Англии Уинстону Черчиллю, – будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий… В конце июня и в течении июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск». Тогда же на всех фронтах Красная Армия осуществила более десяти крупномасштабных стратегических ударов. Начались они на Карельском перешейке и в Южной Карелии, продолжились на территории Украины, Белоруссии, в некоторых других местах. Глубина продвижений советских войск к границам Третьего рейха составила от 100 до 600 километров.

Потеряв инициативу в войне, ОКВ и генштаб ОКХ свою основную задачу видели в наращивании усилий по сдерживанию противника на главных направлениях его наступления. В проводимых операциях оперативно-тактического характера армий и групп Вермахта, диверсии и шпионаж продолжали занимать одно из важных мест. «В последнее время отмечено, – информировал 7 июля 1944 г. начальников областных управлений НКВД нарком внутренних дел УССР Василий Рясной, – что немецкие разведывательные органы в значительной степени усилили заброску парашютистов в прифронтовую зону, а также в более глубокий наш тыл с разведывательными и диверсионно-террористическими целями. Так, за период май – июнь зафиксировано 16 случаев выброски с самолетов вражеской авиацией парашютистов-диверсантов общим количеством 96 человек…

Перед забрасываемой агентурой противник ставит задачи:

а) определение насыщенности советскими войсками прифронтовой полосы, их технического и материального обеспечения;

б) выявление дислоцирования воинских частей, их штабов, продовольственных складов, баз с горючим и наличие в них материальных запасов;

в) проведение диверсионных актов на линии железной дороги, а также на стратегических магистралях, питающих фронт людскими резервами, боеприпасами и горючим.

В целях маскировки и избежания возможных задержаний вражеские парашютисты, как правило, одеты в форму военнослужащих Красной Армии офицерского и рядового состава. Нередко имеют советские правительственные награды, а также в большинстве снабжены документами из эвакогоспиталей как лица, следующие в части после выздоровления».

Внимание акцентировалось и на том факте, что часть сброшенных в тылах Украинских фронтов агентов остается необезвреженной. Подобная ситуация наблюдалась и на других фронтах.

В отличие от достаточно успешной борьбы органов СМЕРШа со шпионажем и диверсиями в действующей армии, в тыловых районах ситуация выглядела не так однозначно. Причины были традиционными: отсутствие подготовленных оперативных кадров, беспечность и разгильдяйство сотрудников и т. д. Характерно, что такие же недостатки и просчеты были присущи деятельности как НКВД, так и НКГБ.

Положение усложнялось и тем, что в своем большинстве это была хорошо подготовленная, а главное, не раз проверенная на деле агентура. С отступающими частями и соединениями Вермахта, оккупационными органами, подразделениями Абвера и РСХА на запад бежали и большинство тех, кому надеяться на прощение было нечего. Каратели, полицейские, старосты, радикальные националисты, различного рода предатели в этот период стали основными кадрами немецких спецслужб. Немалую их часть с шпионско-диверсионными заданиями оставляли на освобожденной территории, а большинство забрасывали в прифронтовые районы и глубокий советский тыл. «Вследствие планомерной и постоянно продолжающейся вербовки, – сообщал руководству абверкоманды 204 начальник 212-й абвергруппы лейтенант Хельмут Хассельман, – количество годной к использованию агентуры в сентябре (1944 г. – Авт.) возросло до 120 человек, а в октябре, после создания второго лагеря, – до 220 человек. Благодаря подключению к процессу обучения агентуры дополнительных сил под руководством лейтенанта Коха (заместителя. – Авт.), удалось добиться того, что каждый агент получает прочные знания и практические навыки».

Учитывая разворачивающееся наступление Красной Армии, 11 июля 1944 г. ГУКР СМЕРШ издал приказ «О мероприятиях по усилению розыска агентуры разведки противника». «Органы СМЕРШ, – отмечал В. С. Абакумов, – провели значительную работу по выявлению, розыску и аресту агентов разведки противника. Однако проверкой состояния розыскной работы на фронтах и в военных округах, проведенной Главным управлением, установлены существенные недочеты… В результате … часть переброшенной на нашу сторону агентуры до настоящего времени еще не разыскана, а в отдельных случаях некоторым агентам даже удалось вернуться на сторону врага».

Приказ предусматривал ряд мер по улучшению розыска, прежде всего путем активизации агентурно-оперативной работы, улучшения заградительной службы и усиления режима военного времени в прифронтовой полосе, качественной оперативной разработки задержанных агентов, пересмотра состава агентов-опознавателей и др. С оперативным составом органов СМЕРШ требовалось в деталях изучить «Инструкцию по организации розыска агентуры противника», рекомендации, освещающие признаки поддельных документов; соответствующему отделу ГУКР СМЕРШ – «подготовить алфавитные списки, фотоальбомы и сборники примет вражеских агентов»; а также материалы о наиболее значимых методах работы органов СМЕРШ по выявлению и розыску агентуры противника».

В последний год войны борьба с вражескими диверсантами и агентами приобрела качественно новый характер. Показательными могут быть действия УКР СМЕРШ 2-го Белорусского фронта. Розыск агентуры его органами строился на основании детального анализа оперативной информации и допросов задержанных агентов, других источников. Изучались не только замыслы немецких спецслужб, их принадлежность, но и каналы, пункты и агентурные пути, применяемые агентурой ухищрения и т. д. Исследовались и задания агентов, которые мало чем отличались от предыдущих: добывать сведения о насыщенности советскими войсками обороны на западном берегу реки Нарев, состоянии их вооружения, замыслах военного командования, передвижении боевой техники и военных грузов по шоссейным и железнодорожным магистралям, осуществлять массовые диверсионные акты и др. Ставились задачи и по изучению ухищрений советских спецслужб, в частности, особенностей секретной литеровки в удостоверениях личности офицерского состава и на командировочных предписаниях.

В противовес тактике противника, осуществлявшего параллельную разведку ближних и дальних тылов фронта, подразделения СМЕРШа агентурно-розыскную работу стремились проводить непосредственно на переднем крае обороны и в ближайших тылах дивизионных и армейских районов. Тщательно выявлялись, например, места проникновения агентов, которые тут же прикрывались густой сетью непрерывно действующих засад. Уже в ноябре 1944 г. на них вышли четыре диверсанта. Двое из них были убиты, остальные задержаны.

Не менее активная розыскная работа осуществлялась на тыловых коммуникациях фронта. С участием подразделений войск охраны тыла была создана и постоянно действовала специальная структура, состоящая из заградпостов, патрулей и подвижных поисковых групп. Здесь начали действовать 279 первых, 61 вторых и 56 третьих формирований. Кроме опытных оперативников, в составе многих из них находились и агенты-опознаватели.

Также тщательно прикрывались и пути сообщений, по которым осуществлялись перевозки резервов, вооружения и снаряжения. На охрану железных дорог Белосток – Зайбров – Острув – Мазовицка и Белосток – Менженин – Ломжа было предусмотрено 50 % всех фронтовых охранно-заградительных мероприятий. Их результат исчислялся 18 ликвидированными и задержанными агентами, 4 из которых прибыли с повинной.

Всего в последний осенний месяц 1944 г. на счету подразделений и органов СМЕРШа и войск по охране тыла 2-го Белорусского фронта, оказалось 36 агентов и диверсантов. Их хозяевами выступали РСХА и управление «Иностранные армии Восток» штаба ОКХ.

Достаточно весомыми в этот период были и результаты охранных структур 3-го Белорусского фронта. По состоянию на декабрь 1944 г. задержанию в ноябре подверглись 264 человека, 193 из которых в ходе фильтрации были разоблачены как агенты (9 человек), изменники, каратели и полицейские (6), остальные дезертиры, бандиты и мародеры.

Кадровых и доморощенных агентов и диверсантов Абверу и РСХА во все больших объемах поставляли ОУН и УПА. «После предварительного соглашения, – радировал в апреле 1944 г. губернатору дистрикта «Галиция» группенфюреру СС Отто Вехтеру окружной предводитель Неринг, – сегодня меня посетил руководитель УПА в районе Каменка. Он носит псевдоним «Орел», 26 лет, в дивизии СС «Мертвая голова» заслужил Железный крест первой степени, знак отличия участников пехотных штурмовых атак и серебряный знак отличия раненых. Во время разговора, в котором участие принимал здешний полевой комендант полковник Мейлер, были согласованы конкретные решения о сотрудничестве по разведке и тактике борьбы с большевистскими бандами. Командир УПА получил оружие и боеприпасы…»

«Главнокомандующему немецкой армии в Галиции, – писал в свою очередь член Центрального провода ОУН командующий УПА-Север «Охрим», он же «Клим Савур», «Панас Масур», «Емельян Крымский», он же Дмитрий Клячкивский (убит 10 февраля 1945 г. во время спецоперации). – В наши руки попали два ваших агента, а именно Габрилюк Татьяна (украинка) и Крылов Виктор. Надлежащей проверкой было установлено, что речь идет о немецких агентах, и мы решили их отпустить с намерением усиления общей борьбы против большевизма…

На примере этих агентов я увидел, что они еще очень слабы для данных им заданий и наоборот, к Вам настроены враждебно, готовы в любую минуту и при первой возможности предать Вас. Если Вы хотите иметь верные и конкретные сведения о положении и силе большевистских войск, оперирующих на этом участке фронта, то для Вас было бы гораздо полезнее эту информацию получать от нас, так как мы располагаем точными и верными сведениями… Мы готовы координировать с Вами нашу боевую деятельность, но при следующих условиях…»

Главными из них было: «освобождение из тюрьмы и возвращение на родину вождя западных украинцев, руководителя ОУН Степана Бандеры, а также политических заключенных» (из числа ОУН. – Авт.); «немецкие части поставляют УПА следующее вооружение: 10 000 пулеметных лент, к ним 250 000 патронов, 200 скорострельных пулеметов марки «Кольт», к каждому по 4 диска патронов, 20 полевых пушек, 30 гранатометов марки «Штокезанр», 10 зенитных пушек, 500 большевистских «финок» (ППШ. – Авт.) или немецких пистолетов-пулеметов, 500 бельгийских пистолетов марки М3 калибра 9 мм, 10 000 гранат, 100 мин и неизвестное число снарядов для пушек и патронов для пистолетов…

При выполнении этих условий мы в состоянии бороться против большевиков и освобождать область от Красной Армии. Одновременно подчеркиваю, мы имеем большие сомнения относительно превосходства немцев над большевиками по следующим причинам: а) в самый критический момент союзники покидают немцев; б) смехотворная политика несвободного Гитлера и его партийной клики восстановила против немцев все народы Европы; в) немецкая армия деморализована и потеряла веру в свое превосходство…

Командир украинских повстанческих групп Охрим.

2.4.44 г.».

Длительные переговоры «зверхников» ОУН и УПА районно-областного масштаба с представителями оккупационных органов, полиции безопасности и СД весной 1944 г. увенчались неоднократными встречами и договоренностями «птиц» более высокого полета. Об одной из них представитель СД в Галиции гауптштурмфюрер СС и криминалькомиссар Паппе сообщал руководству: «После получения моего сообщения, что военный совет бандеровской группы желает вести переговоры с полицией безопасности, я, согласно распоряжению начальника полиции безопасности и СД, отправился в Тернополь… Когда я прибыл, СС-гаупштурмфюрер Крюгер представил мне посредника Болюха и еще одного украинца, который назвался Герасимовским (Иван Гриньох. – Авт.)…

Герасимовский начал с заявления…, что ему поручено вести переговоры от имени Центрального руководства ОУН – бандеровской группы, по уполномочию политического и военного руководства этой организации, а в территориальном отношении – от имени всех областей и частей страны, в которых жили и проживают украинцы.

Он принял к сведению, что наши переговоры не будут вестись на политической базе. Такая основа переговоров очень кстати также и для его организации. Большая часть украинского народа из-за отступления немецких войск на Восточном фронте снова попала под большевистское насилие. Среди попавших находится, конечно, и организация (ОУН. – Авт.) с ее нелегальной работой. Поэтому если бы сегодня немецкая и украинская стороны приступили к политическим переговорам, в течение которых бандеровская группа получила бы от немцев какие-нибудь уступки и этим самым была бы политически признана, то Сталину стало бы выгодно назвать всех украинцев и членов ОУН, немецкими союзниками или агентами… Исходя из этого, его организация… желает, чтобы все переговоры и встречи, а также возможное последующее после этого сотрудничество проводилось строго конспиративно».

«Высокие» договаривающиеся стороны, по словам Паппе, согласились на следующие условия: полиция безопасности и СД обязуются освободить всех «политических заключенных» из числа ОУН; не подвергать аресту украинцев за их нелегальную деятельность, если она не будет направлена против немецких властей; остающиеся по каким-то причинам в тюрьмах и концлагерях должны иметь «такое обращение, жизненный уровень и работу, которые бы гарантировали их физическое сохранение…, чтобы они в полном умственном и физическом здоровье могли принять участие в окончательной борьбе против большевизма». Гарантировали гитлеровцы и свободу действий ОУН. Позже встал вопрос и о вооружении УПА. Договоренности и по этому удалось заключить без особого труда.

В свою очередь, «бандеровская группа, – подчеркивал представитель СД, – соблюдает полную и безоговорочную лояльность ко всем немецким интересам». Кроме того, ОУН обязалась предоставить в распоряжение нацистских спецслужб собранный ее разведкой «агентурный материал против поляков, коммунистов и большевизма и предоставляет немецкой договаривающейся стороне возможность использовать его и проводить карательные операции соответствующим способом».

Донесение гаупштурмфюрер СС закончил словами: «Обе договаривающиеся стороны условились о точном времени и месте встречи во Львове». С этого момента они проходили регулярно и с присущей для обеих сторон пунктуальностью. 1944 год стал определяющим и завершающим периодом в многолетних «партнерских» отношениях между ОУН-УПА и РСХА. Одним из главных их составных элементов стали оуновские подрывные и диверсионно-разведывательные кадры. Связующим звеном стали FAT-202 во главе с капитаном Кирном. Решили гитлеровцы и основную «головную» боль ОУН – 30 сентября из «застенков» на волю вышел Степан Бандера.

Архив

Совершенно секретно

Специальное сообщение

Об освобождении немцами из-под стражи Степана Бандеры

В свое время общеизвестным фактом, получившим широкую огласку на оккупированной немцами Украине и особенно в оуновском подполье, был арест оккупантами 30 июня 1941 г. Степана Бандеры вместе с другими членами т. н. «правительства» «Самостийной Украинской Державы». Все они вскоре из Львова были вывезены в Краков, а оттуда в Берлин, где и взяты под стражу.

В августе 1943 года Центральный «Провод» ОУН в своей подпольной прессе сообщал, что Степан Бандера немцами расстрелян, об этом же осенью 1943 года объявлялось по линии Главного командования УПА преподавательскому составу в подчиненных ему офицерских школах.

Однако, как было установлено более поздними данными, сведения о расстреле немцами Степана Бандеры оказались вымышленными, и это впоследствии было подтверждено заслуживающими полного доверия данными, а также официальными документами.

После освобождения гор. Львова от немецких оккупантов, в августе 1944 года, нам стало известно, что родная сестра Степана Бандеры, жена униатского священника Теодора Давидюка, Бандера-Давидюк Владимира Андреевна в первой половине июля 1944 года от Степана Бандеры получила письмо, в котором последний сообщал, что он вместе с другими 12-ю членами его «Провода» находится в Берлине под домашним арестом, занимает отдельный 3-х этажный дом, просил ее оказывать ему материальную помощь и присылать деньги.

Эти данные нашли полное подтверждение в марте с. г., когда нам стало известно, что Бандера-Давидюк Владимира в период немецкой оккупации выезжала в Берлин на свидание с Степаном Бандерой, а по возвращению рассказывала своим близким, что Бандера находится в Берлине под домашним арестом, и что немцы создали ему очень хорошие условия, предоставив в распоряжение отдельную виллу, сад, хорошее питание, чтение различных книг и журналов.

По документам, обнаруженным нами в гор. Львове в здании СД и полиции безопасности Галиции видно, что еще в апреле 1944 года представитель бандеровского Центрального «Провода» ОУН «Герасимовский» вел переговоры с командиром полиции безопасности и СД Галиции – СС оберштурмбанфюрером доктором Витиска о том, чтобы получить свидание с Бандерой Степаном с целью заручиться согласием последнего на сотрудничество ОУН с немцами.

Начиная с мая 1944 года мы начали получать сведения о возможном освобождении немцами Степана Бандеры из-под стражи для организации борьбы против Советской власти.

Эти данные нашли подтверждение в ноябре 1944 года, когда стало известно, что Бандера Степан, его секретарь Тюшка, Стецько Ярослав и другие, всего 16 человек, немцами из тюрьмы освобождены.

В настоящее время мы располагаем информационным бюллетенем под названием «Щоденни висты украинской информационной службы» (сокращенно «УИС»), орган Центрального «Провода» ОУН, добытый нами при проведении операции в Галичском районе, Станиславской области.

В этом бюллетене, датированном 14 ноября 1944 г. за № 126, на первой странице под заголовком «Вождь Степан Бандера на воле», объявлено:

«…Сообщение УИС. В начале октября с. г. вождь Степан Бандера из немецкой тюрьмы вышел на волю. Одновременно с ним освобождено около 300 участников организации украинских националистов.

Степан Бандера передал представителю УГВР за кордоном горячий привет Украинской Повстанческой Армии».

Таким образом, устанавливается факт действительного освобождения немцами из-под стражи Степана Бандеры и других членов Центрального «Провода» ОУН для борьбы с Советской властью на территории, освобожденной Красной Армией от немецких захватчиков.

Нарком госбезопасности УССР

Комиссар г/б 3 ранга (Савченко)

9 апреля 1945 г., Львов.

№ 718/с.

С выходом Красной Армии за пределы государственных границ СССР на территорию Восточной Европы боевая и оперативно-служебная деятельность войск по охране тыла и органов военной контрразведки, заметно осложнилась. «С освобождением Западной Польши, а также перенесением боевых действий непосредственно на территорию Германии, – отмечал (май 1945 г.) в докладе об оперативно-служебной деятельности в первом квартале командир 64-й стрелковой дивизии войск НКВД генерал-майор П. В. Бровкин, – оперативная обстановка для частей дивизии характеризовалась:

1. Наличием националистических организаций лондонского эмигрантского польского правительства и их вооруженных подразделений Армии Крайовой, в подрывной деятельности которых следует отметить два основных момента…

2. Присутствием других националистических формирований, поощрявшихся немцами и, в частности, так называемого «Русского объединения», в состав которого входили бывшие белоэмигранты, изменники Родины, власовцы (РОА) и украинские националистические организации.

3. Наличием политических и военных организаций фашистского типа, оставшихся в результате стремительного наступления Красной Армии в ее тылу и оставляемых немцами заранее с целью проведения подрывной диверсионной деятельности.

Ко всему… в районе Варшава – Лодзь осталось большое количество групп и одиночек солдат и офицеров противника, скрывавшихся в лесах и населенных пунктах… Прячась под гражданской личиной, они производили нападения на военнослужащих и обозы Красной Армии, совершали террористические акты.

В районе городов Лодзь – Жгув существовали лагеря специального назначения, служившие базой для вербовки агентуры немецких разведывательных органов… После разгрома немецких захватчиков в названных районах, многие агенты оставлены с разведывательными и диверсионными задачами. Достаточно привести такой пример: только подразделениями дивизии изъято 67 таких агентов…»

Не меньшим препятствием, возникшем на пути наступающих советских войск и их тыловых охранных структур, стала проблема языкового барьера, отсутствие хотя бы общих сведений о местных условиях жизни, быте, культуре, политических и религиозных взглядах и убеждениях населения, многие другие факторы и особенности. Все приходилось постигать в ходе продвижения вперед, в условиях упорного сопротивления врага, в том числе на невидимом фронте.

«Противник, – отмечал в свою очередь в докладе в ГУ ВВ НКВД СССР командир 63-й стрелковой дивизии полковник Е. Ф. Игнатов, – отступая вглубь своей территории, через печать, радио, с использованием других форм пропаганды, подготавливал население к активной борьбе с частями Красной Армии. В этих целях в широких масштабах создавал подпольные организации, в большом количестве готовились диверсанты, агенты разведки и т. д., а для их активной деятельности… создавались тайные склады вооружения, снаряжения, продуктов питания. Кроме своего населения, противник привлекал остатки власовской армии и предателей…»

В январе – мае 1945 г. только войска по охране тыла 3-го Украинского фронта провели 88 боевых столкновений с разрозненными подразделениями и отдельными группами Вермахта и СС, в ходе которых уничтожено 5,5 тыс. и пленено более 9 тыс. вражеских солдат и офицеров.

В целом служебно-боевая деятельность войск по охране тыла всех фронтов нашла отражение в 334,5 тыс. задержанных, в т. ч. 146 тыс. бывших военнослужащих рейха. В ходе фильтрации разведывательные органы выявили 332 агентов и 493 полицейских, карателей, изменников и дезертиров.

Ссылаясь на советские источники, немецкий историк Фрайгер Рут утверждает, что в последние месяцы существования Третьего рейха «в советский тыл было заброшено агентов и диверсантов в полтора раза больше, чем за весь период 1941–1944 годов». Объяснение этому он увидел в следующем: сформированное с участием многих составляющих агонизирующего нацистского государства разведывательно-диверсионное и террористическое движение «Вервольф» перешло под армейское руководство и стало обслуживать только интересы Вермахта.

По различным причинам согласиться с подобным утверждением не приходится. Немалое число последних еще не означало, что они отвечали требованиям, предъявляемым к подготовленным агентам (разведчикам, диверсантам, террористам), способным успешно выполнить возложенную на них задачу. К тому же на путь активного сопротивления союзническим войскам, в том числе Красной Армии, вступила относительно небольшая часть «вервольфов» – 10–15 тыс. человек, остальные предпочли сдаться или добровольно отказались от порученной работы. Многие из тех, кто все-таки решился на вооруженную борьбу, были уничтожены или захвачены уже во время первых вылазок. Оказывать длительное и упорное сопротивление смогла лишь некоторая часть «оборотней», от силы две-три тысячи. Нужно учитывать и тот факт, что к нацистскому подполью себя приписали и немалое количество нацистски настроенных армейских солдат и офицеров, а особенно эсэсовцев, из разбитых частей и соединений Вермахта, войск СС, различных карательных структур и т. д. Вынужденно попав в «неприятную для себя ситуацию» – окружение, оказавшись на оккупированной территории, они нередко приступали к действиям партизанскими методами.

Так, в справке ГУ ВВ НКВД СССР об оперативной обстановке в апреле 1945 г. отмечалось: «На территории Восточной Пруссии скрывается большое количество вражеских солдат и членов фашистских организаций, оставленных в тылу Красной Армии для диверсионной и террористической деятельности… Все эти лица имеют оружие, боеприпасы и радиоприемники…

Со стороны бандгруппировок имеют случаи вооруженных нападений на одиночных военнослужащих Красной Армии.

6—11.4.45 при участии частей 57-й СД проводилась операция по очистке от солдат противника и других преступных элементов в районе дислокации дивизии… В лесу, 3 км восточнее Гросс-Розинско, обнаружена и ликвидирована диверсионная группа, возглавляемая офицером немецкой армии. Три диверсанта убито, в том числе капитан Шенк… Там же в хорошо замаскированном схроне было обнаружено 100 немцев».

О подобных происшествиях в западных районах Польши в этот период сообщало и командование 63-й и 64-й дивизий: «Зарегистрировано восемь случаев бандпроявлений – все в отношении военнослужащих Красной Армии. В результате: шесть из них убито, двое ранены. Банддействия осуществляются мелкими группами солдат противника, оставшимися в нашем тылу после разгрома немецкой армии… За вторую половину их обезврежено 654 человек…

Немцы продолжают забрасывать в тыл фронта разведывательную и диверсионную агентуру. Выброшенные группы снабжены взрывчаткой, упакованной в специальных мешках до 20 кг. Служебными нарядами (64-й дивизии. – Авт.) в районе Сохачев и Варшава задержано 17 парашютистов.

В деятельности бандформирований и агентуры противника отмечены следующие изменения: а) от методов ведения агитации и отдельных фактов террора над представителями местных властей они перешли к открытым вооруженным выступлениям, в том числе против военнослужащих частей Красной Армии и войск НКВД; б) прослеживается прямая связь немецких разведывательных органов с бандами УПА, о чем свидетельствует следующее: в районе Жешув с немецких самолетов были сброшены 7 парашютов с оружием. Подобранное УПА, оно на 14 подводах было увезено в лес. После боя вблизи Вязовница среди убитых бандитов УПА были обнаружены тела 4 немецких офицеров… г) диверсанты-парашютисты снабжаются взрывчаткой в виде резиновых подметок, подошв, набоек, а также специальными шипами для прокалывания скатов автомашин. Экипируются они в гражданскую одежду, снабжаются справками, что, якобы, они работали у хозяев-немцев и возвращаются домой…».

В сравнении с предыдущими периодами войны, главными отличительными особенностями работы агентурно-диверсионной сети противника стала хаотичность в действиях, а также отсутствие единого центра управления. Невзирая на немалую оставшуюся ее численность, заметно упала эффективность в ожидаемых результатах «разведывательно-подрывных» действий. Преимущественно они определялись числом убитого и раненого личного состава союзнических войск, количеством подбитой (уничтоженной) боевой техники и др.

Если же говорить о «классической» агентуре немецких спецслужб в годы войны, то далеко не полные данные свидетельствуют: в 1941 г. органами военной контрразведки было обезврежено 4 тыс. их агентов и диверсантов; в 1942 г. – 7 тыс.; в 1943 г. – более 20 тыс. человек; в 1944–1945 гг. (по различным данным) – свыше 30 тысяч.

В свою очередь, в справке (по состоянию на 16 января 1945 г.) об организации и результативности служебно-оперативной деятельности войск по охране тыла всех фронтов отмечалось: «…за время войны войсками НКВД арестовано: шпионской агентуры противника 12 546 человек, ставленников и пособников врага 35 222 человека, ликвидировано банд 870, убито бандитов при боевых столкновениях, арестовано бандитов 16 400 человек.

Кроме того, органами контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны на фронтах за это же время (по всему, с конца 1943 г. – Авт.) арестовано: шпионов 21 975 человек, диверсантов – 1454 человека».

Десятками тысяч в этот период исчислялось и число плененных и убитых немецких, венгерских, румынских и других солдат и офицеров. Были среди них три генерал-полковника, одиннадцать генерал-лейтенантов, двенадцать генерал-майоров Вермахта и СС.

С учетом «улова» из числа «доверенных лиц» врага в годы войны территориальными и транспортными органами НКВД и НКГБ, партизанской контрразведкой, общая их численность, по самым скромным подсчетам, составляет свыше 90 тысяч. Признать их всех «асами» шпионско-диверсионной и подрывной работы в действующей Красной Армии, прифронтовых районах и глубоком советском тылу не приходится. Но, как засвидетельствовал фронтовой опыт, даже слабо обученный агент мог нанести огромный, иной раз непоправимый вред. Не случайно древнеримский историк Непота призывал: «На войне ничем не стоит пренебрегать».

Последний и решающий раунд в противостоянии на невидимом фронте остался за советскими спецслужбами. Уже в годы войны и в послевоенный период это признали все, в том числе и бывшие противники. Соглашались они и с тем, что, невзирая на тяжелые поражения Красной Армии в первый период войны, разведка и контрразведка советов оставались на высоте. Как результат, битва в тайной войне закончилась в их пользу. «Большевики, – сокрушался Гитлер, – сильнее нас в одном: в области шпионажа».

 

Оборотни

Спустя десятилетия после окончания Второй мировой войны американский историк Карл Петель писал: «За десять месяцев до капитуляции Германии страна окончательно попала в руки СС. В то время не было уже ни одного государственного, хозяйственного или партийного учреждения, которые хоть как-то могли противодействовать деятельности СС. «Черный орден» частью открыто, а частью тайком взял власть в свои руки. В Германии конца 1944 г. было два властителя – Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер».

В условиях приближавшегося непредвиденного краха гитлеровской империи, реальным фактом становилось и то, что ее территория с каждым днем становилась все меньшей. В ходе стратегических операций 1944 г. войска Красной Армии вышли к Висле и приблизились к границам Восточной Пруссии. «Проснулись» и англосаксы, открыв в ходе пятого года войны в Европе второй фронт. С большим трудом в сентябре англо-американские армии добрались к западным окраинам Германии. Все вместе, наряду с общей сумятицей, возникшей в когда-то сбалансированном механизме нацистского государства, подтолкнуло к явлению, которое немцы в 1941–1942 гг. наблюдали на Восточном фронте. В войсках Вермахта началось дезертирство. За подписью Гиммлера не опоздали и угрозы в адрес «изменников и предателей». «Ни один дезертир, – вещали радио и объявления на улицах городов и сел рейха, – не уйдет от справедливого возмездия. Его поступок тяжело отразится на собственной его семье».

В подтверждение слов рейхсфюрера СС активную «работу» развернули военно-полевые суды. С возрастанием опасности окончательного поражения Германии все более устрашающими становились и действия эсэсовских зондеркоманд. На деревьях, в подворотнях и специально оборудованных местах немецкое население все чаще стало видеть повешенных с табличками на груди: «Я – дезертир»; «Я повешен, так как покинул свою часть без разрешения» и др.

С участием фюреров СС тогда же возникли планы обороны городов и даже деревень, посыпались предложения о создании «народного ополчения» – фольксштурма, а также «Вервольфа» – организации диверсантов-фанатиков национал-социализма, сооружения в горах на юге Германии «альпийской крепости», где должна была укрыться нацистская элита и т. д.

Наихудшие предсказания немецких пессимистов стали сбываться в конце 1944 года. Впервые после нашествия армии Наполеона вооруженный солдат противника вступил на землю вчера еще, казалось, сверхмогущественного Третьего рейха. Незадолго до этого немцы вслушивались в пламенные выступления Гиммлера, призывавшего к фанатичному сопротивлению «недочеловекам» и их союзникам: «Каждый городской дом, каждую деревню, каждое крестьянское подворье, – вещал рейхсфюрер СС, – будут защищать наши мужчины, мальчики и старики, а если понадобиться, то женщины и девушки. Презирающие смерть добровольцы, словно легендарные оборотни, будут обрывать жизненные нити врагов…».

Сбежав под ударами советских войск в Восточную Пруссию, бывший гауляйтер «Рейхскомиссариата Украина», он же имперский комиссар прусской земли Эрих Кох, не считаясь с командованием Вермахта и руководством СС, стал формировать собственную «фольксштурмовскую армию». По доброй воле и силком в нее включали пожилых мужчин, зеленых юнцов и даже инвалидов. Для нужд «войска» конфисковывалась и военная продукция, вырабатываемая на заводах и фабриках подконтрольной ему территории. Пример Коха подтолкнул Гитлера к созданию чего-то подобного во всех остальных гау рейха. Предварительное распоряжение по этому вопросу, отмечал немецкий историк Хайнц Хёне, от Бормана гауляйтерам поступило 26 сентября 1944 г., а через несколько недель, в годовщину «Битвы народов под Лейпцигом» (18 октября 1813 г.), фюрер отдал официальный приказ о создании фольксштурма.

Надежды Гиммлера подчинить «народное движение» себе не оправдались. Как командующему армией резерва, ему поручалось лишь участвовать в решении организационных вопросов, обучении и вооружении «ополченцев», тогда как за НСДАП (читай Борманом), оставалось их рекрутирование и политическое руководство.

Рейхсфюрер СС и его «черный орден» усилия решили сосредоточить на другом проекте – создании подпольной диверсионной организации, получившей название «Вервольф» («Оборотни»).

В этом случае нужно подчеркнуть такой факт: по организационному построению, подчиненности и социальному составу «Вервольф» был неоднородным. Назвав «оборотней» «осколками коричневой империи», исследователь их движения Фрайгер Рут вычленил несколько его составляющих: организация «Вервольф» – СС; «вервольфы» гитлерюгенда; «оборотни» из состава частей Вермахта, а также НСДАП и «народного сопротивления». Нацистские «партизаны» действовали на территории не только Третьего рейха, но и сопредельных стран, прежде всего в Чехии, западных областях Польши, некоторых других местностях. И главное – «вервольфы» не пользовались широкой поддержкой населения, прежде всего немцев, что, однако, не преуменьшает их роль на заключительном этапе войны, а также научный интерес к известным усилиям с точки зрения военной истории. Фрайгер Рут: ««Вервольфы» стали неотъемлемой частью социально-политического пейзажа послевоенной Германии… Впрочем, деятельность нацистского сопротивления носила во многом спонтанный и спорадический характер. Была она различной и по интенсивности. В одних районах она могла внезапно вспыхнуть с огромной силой, а в других – долгое время никак не проявляться. Конечно, «вервольфы» не могли и мечтать о масштабах действий подобно партизанам Советского Союза или Югославии, но все равно их деятельность была во многом подобна антифашистскому Сопротивлению.

Надо отметить и то, что в своем большинстве нацистские партизаны и подпольщики состояли из фанатиков, авантюристов и неопытной молодежи. Оказавшись в сложной ситуации, они нередко предпочитали встать на сторону победителей».

Автор отмечает также, что в конце 1944 г. и позже с участием «вервольфов» на территории рейха произошли многочисленные вооруженные нападения на воинские части союзнических войск, проведены сотни диверсий, среди них террористические акты в отношении немцев, согласившихся сотрудничать с оккупационными властями.

На дверях жилищ «неблагонадежных» граждан все чаще стали появляться угрожающие надписи о расправе с «предателями». Карательные отряды «оборотней» стали самолично вылавливать и жестоко расправляться с дезертирами, мародерами и противниками нацистского режима, оставляя на трупах таблички с подписями: «Вервольф». Тогда же в официозе нацистской партии «Фёлькише беобахтер» действия «вервольфов» сравнивались с «волчьими стаями» групп немецких подводных лодок, охотившимися за конвоями союзников Советского Союза. Число диверсионно-устрашающих акций пика достигло весной 1945 года, когда диверсанты стали массово подрывать мосты, убивать офицеров и солдат армий антигитлеровской коалиции, из засад расстреливать транспортные колонны, разрушать здания, где располагались союзнические структуры и органы новой власти и др. В эти же дни улицы многих германских городов и населенных пунктов запестрели листовками и надписями с угрозами смерти в адрес лиц, «решивших сотрудничать с оккупантами»: «Мы мстители. Расплата – смерть»; «Мы покараем каждого изменника и его семью. Наша месть будет смертельной!»; «Кто бы ни предал фюрера, будет повешен как предатель» и др.

«Говорит радио «Вервольф»», – слышалось из радиодинамиков в квартирах и домах погибающего рейха. – Каждый немецкий гражданин, который оказывает содействие врагу, будет занесен в черный список. «Вервольф» всегда найдет средства и возможности, чтобы покарать того, кто позорит нацию. У нас длинные руки, и мы доберемся до каждого предателя». «Команды смерти» угрожали и тем, кто осмелился вывесить белый флаг, стали подрывать дома «изменников», убивать сотрудничавших с новыми властями. Один из актов мести «вервольфов» произошел в ночь на 29 апреля 1945 г. в небольшом верхнебаварском городке Пенцберг. «Операцию возмездия» возглавил бригаденфюрер СС Ханс Цэберляйн, прочесавший ночной город с сотней головорезов в поиске «отступников». Жертвами стали восемь мужчин и женщин, повешенных на главной площади. Его житель Эрих Бирзак вспоминал: «Это было ужасно. Пенцберг – очень маленький городок, все друг друга знали, как в деревне. Через минуту новость разнеслась всюду, дошла до каждого дома. Люди оцепенели от страха…».

Мысли об организации «народного сопротивления» наподобие советского партизанского и подпольного движения в случае неудачного исхода войны для Германии головы некоторых стратегов немецких спецслужб стали посещать уже в конце 1943 года. Был среди них и «серый генерал». Отдавая ему в этом вопросе пальму первенства, Аллен Герэн писал: «На Востоке… ответственным за создание отрядов «Вервольфа» был… Гелен». Как же ему было поручено это дело? «В последние дни Третьего рейха, – отмечал американский историк Ирвин Р. Блеккер, – генерал-майор Гелен предпринял попытку образовать «Вервольф», подпольную… армию». Английский историк Г. Р. Тревор-Ропер в свою очередь указывал: «Шелленбер рассказал, что в эти мрачные дни некий генерал-майор Гелен, долгое время изучавший подпольное движение Сопротивления в Польше, тщательно разработал план организации аналогичного движения немцев, основанного на тех же самых принципах…». Наконец, историк из Германии Юлиус Мадер приводит еще большие подробности. По его мнению, «за образец Гелен взял ту часть польского Сопротивления, которая объединилась вокруг «Армии Крайовой», где многие были подлинными борцами Сопротивления, но руководство придерживалось антикоммунизма … «Серый генерал» имел даже офицера связи, подполковника Горачека, для контактов с руководителями «Армии Крайовой» графом Тадеушем Комаровским (кличка «Бур»), который впоследствии стал более известным под именем Бур-Комаровского, и генералом Сосниковским. Гелен специально поручает роте фронтовой разведки в Бреславле изучение опыта польского Сопротивления. Начальником этой группы назначается Фридрих Вильгельм Фриц Полленберг».

И далее: «Польские историки Ришард Трыч и Чеслав Голабек пишут: «Рейнхард Гелен был именно тем человеком, который больше других подходил для роли организатора «Вервольфа». Осенью 1944 года, дополнив свое досье сведениями, полученными после подавления Варшавского восстания, он разрабатывает подробный план организации «движения сопротивления» в случае оккупации Германии. Этот проект предусматривал подготовку саботажников, диверсионных и шпионских кадров; создание подпольных складов оружия и радиосвязи; организацию боевых групп, состоящих из нескольких десятков людей, а также небольших террористических групп; налаживание пропаганды и т. д. Примечательно, что в этом плане предусматривалась только борьба против Советской Армии и органов социалистической власти»».

Историческая справка

Подобной трактовки в данном вопросе придерживаются и некоторые другие авторы, в частности, В. В. Веденеев. В работе «Тайны Третьего рейха», он пишет: «После Варшавского восстания, когда в плен к немцам попал один из его организаторов и руководителей, польский генерал Бур-Комаровский из выпестованной и всемерно поддерживаемой англичанами Армии Крайовой, Гелен весьма заинтересовался опытом «боевок» АК и посвятил «работе» с Бур-Комаровским немало времени.

Британские разведывательные и диверсионные службы, у которых есть чему поучиться, передали часть своего опыта и знаний подпольным ячейкам – «Боевкам» – Армии Крайовой, ориентировавшейся в политическом отношении на Лондон. Гелен хитро решил через поляков «высосать» английский опыт подпольной, диверсионной и разведывательной работы. Пусть далеко не весь, но хотя бы то, что удастся. И действительно, кое-что удалось: Бур-Комаровский пошел на сотрудничество с немцами.

В результате генерал Гелен стал «отцом» впоследствии получившей широкую огласку идеи создания немецкого «партизанского движения» под кодовым наименованием «Вервольф» – «Волк-оборотень». В случае оккупации территории Германии частями Красной Армии и англо-американских союзников, в действие должны были вступить диверсионные подпольные группы «Вервольфа». План создания такой организации Гелен доложил командованию и получил полное одобрение…

Однако все попытки пересадить на германскую почву опыт партизанского движения в Польше, не говоря уже о наводивших на немцев панический ужас русских партизанах, оказались абсолютно невозможными, и одна за другой потерпели полное фиаско. «Вервольф» не сыграл никакой сколько-нибудь значимой роли во Второй мировой войне».

Сегодня известно, что основным вдохновителем и организатором «оборотней» были СС. Армейские «вервольфы» в общей их структуре занимали важное, но далеко не главенствующее место. Другое дело, что в последние месяцы накануне капитуляции нацистского рейха весь Вермахт во многом фактически превратился в скопище партизанских отрядов. Но в данном случае это явно были не «вервольфы».

Не стоит забывать, что, находясь на Восточном фронте, Гелен поддерживал тесную связь с ОУН и УПА, имевшими не меньший, чем Армия Крайова, опыт диверсионно-подрывной работы в тылу противника. Учитывая это, «высасывать» имевшиеся у Бур-Комаровского знания борьбы партизанскими методами вряд ли у него была потребность.

Можно согласиться с автором в другом его утверждении, когда он пишет, что идея организации «Вервольфа» (от кого бы она не исходила), оказалась для Гелена «хорошо продуманной многоходовой акцией: она отвлекла внимание нацистского руководства и спецслужб и позволила без особых помех ему лично и ряду его приближенных стать истинными «вервольфами»», подразумевая под этим наличие у него на руках беспроигрышного козыряй: ведомости о шпионской сети в Восточной Европе, прежде всего на территории СССР. «С таким «товаром», – резюмирует автор, – Гелен рассчитывал успешно осуществить собственную операцию «Вервольф»». И он не ошибся. Архивы бывшего Абвера, его собственного ведомства и даже Шелленберга американцам более чем пригодились.

Не умаляя роль «серого генерала» в организации и руководстве диверсионно-подрывными группами «Вервольфа», прежде всего с участием Вермахта, отметим: последнее стало возможным преимущественно в западных районах Польши. Что же собственно до территории Германии, то здесь бразды правления над «вервольфами» взяли на себя «черный орден» СС и нацистская партия. Вызывают сомнение и ссылки Аллена Герэна на использование Геленом исключительно польского опыта партизанской войны. С учетом нескольких лет, проведенных на Восточном фронте, а также выполнением отделом генштаба ОКХ «Иностранные армии Восток» одной из главных своих задач – борьбы с советскими «бандами», игнорировать полученные им в этом случае знания представляется необоснованным. Один только пример: в 1941–1944 гг. ОКВ и генштаб ОКХ издали несколько десятков нормативных документов, регламентирующих вооруженную, разведывательно-диверсионную и подрывную работу частей и соединений Вермахта, специальных формирований, органов и служб в борьбе с советским партизанским движением и подпольем. Непосредственное участие в их разработке принимали разведывательное ведомство ОКХ и лично Гелен. Достаточно вспомнить наставление ОКВ вооруженным силам рейха (май 1944 г.) «Боевые действия против партизан». В 95 пунктах давался детальный инструктаж по уничтожению советских партизанских сил. Кроме использования всеми видами и родами войск имеющихся систем стрелкового оружия и тяжелого вооружения, авиации и т. д., для успешного их розыска, преследования и ликвидации «наставление» требовало создавать из наиболее бесстрашных, хорошо подготовленных, имеющих «хороший охотничий инстинкт солдат» «ягдкоманды» («охотничьи команды»). «Наставление «Боевые действия против партизан», – отмечалось в приказе ОКВ, – в действие в Вермахте вводится с 1 апреля 1944 г. Руководство «Боевые инструкции по борьбе против партизан на Востоке» от 11 ноября 1942 г. отменяется».

Не случайным был и доклад Гелена (май 1943 г.) на совещании сотрудников отдела «Иностранные армии Восток» по вопросу партизанской войны на оккупированной территории СССР. «Использование партизан, – заявил он, – является известным и испытанным средством во внутриполитических и внешнеполитических столкновениях русского народа. Поэтому не удивляет тот факт, что советское правительство подготовило партизанскую борьбу до начала войны, подключив НКВД, которому было дано задание составить организационный план, провести учет бывших партизан, организовать закрытые учебные курсы, разработать инструкции для ответственных сотрудников всех партизанских организаций и т. д. В руках НКВД в начале войны находилось также руководство партизанским движением, которое рассматривалось вначале как организация политического характера. В дальнейшем ходе войны руководство партизанским движением стало все больше переходить к Красной Армии… Партизанскую войну следует рассматривать как важное, четко управляемое боевое средство Красной Армии, которое приобретает все большее значение».

В нем же Гелен указывал и на главные организационные составляющие, касающиеся подготовки к «народному сопротивлению», которые им позже были использованы при разработке плана «Вервольфа» с участием подразделений германских сухопутных сил. Подчеркнул он и важность перехода боевого управления партизанскими силами от советской спецслужбы к армии, подразумевая под этим основную роль Вермахта, в противовес СС, в случае возникновения такой необходимости для немецкой стороны.

Об организации диверсионно-подрывной работы в тылу противника в случае его проникновения в границы рейха задумались и в СС. По версии Фрайгера Рута, такую мысль первым высказал приближенный рейхсфюрера СС обергруппенфюрер Готтлоб Бергер, и лишь потому, что в молодости сам принимал активное участие в диверсионных и партизанских акциях. По его приказу в архивах был найден и государственный декрет 1813 года, предписывающий создание ландштурма для противостояния наполеоновской армии. На свет извлекли и документы 20-х годов о «Полевых корпусах смотрителей», предполагавшие охрану германских границ силами иррегулярных формирований.

Архивные изыскания, а также соответствующие выдержки из размышлений военного практика и теоретика ХIХ ст. Карла Клаузевица о причинах и характере войн оказались в руках заинтересованных «читателей». Поначалу это были Гиммлер и Борман, затем Гитлер. В начале 1944 г. идея создания «народного сопротивления» с участием диверсионно-подрывных формирований партизанского типа под руководством НСДАП и СС начала обретать зримые очертания.

Идеи и практические шаги эсэсовцев, военной разведки и нацистских партийных чиновников об организации «народного сопротивления» без внимания советской контрразведки не остались. В марте 1944 г. закордонная агентура НКГБ СССР сообщала: «Источник «Нури» (сотрудник Абвера Кувет Юсуф, он же Иоганн Крафт. – Авт.), на основе информации, полученной им от Агнессы Линды Шотт (секретаря майора Шенкера-Ангерера – помощника германского военно-воздушного атташе в Турции) и капрала Карла Клауса, сообщил следующее:

1. Исполнительный комитет НСДАП 10 января принял решение о подготовке к созданию нелегальной национал-социалистической организации на случай оккупации Германии союзниками.

2. Местным организациям (партийным и полицейским. – Авт.) посланы инструкции о создании боевых отрядов для ведения партизанской борьбы …

3. В состав боевых отрядов предполагается вербовать бывших военнослужащих, которые раньше поддерживали национал-социалистическое движение. НСДАП располагает подробными данными на всех членов СС и СА, одобрительно относящихся к созданию партизанских отрядов, а их насчитывается около миллиона человек. Помимо этого, руководители партий возлагают большие надежды на организацию «Гитлерюгенд», насчитывающую около 500 тысяч членов …».

Подчеркивалось, с этой целью осуществляется закладка тайных складов с оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами и портативной радиоаппаратурой; для нужд подполья из партийных средств в Швейцарию переводятся крупные валютные суммы; в нескольких отдаленных местах организовано обучение будущих руководителей подпольных организаций.

В январе 1944 г. в Бреслау, затем Кенигсберге Гиммлер провел совещание с участием руководителей разведывательно-диверсионных органов РСХА, в том числе действовавших на Восточном фронте. Одним из главных, среди обсуждаемых проблем, был вопрос организации «народного сопротивления».

Формирование «партизанской» войсковой части в структуре СС для действий в тылу союзников на территории рейха началось в сентябре 1944 г. Толчком к ее созданию послужило письмо обергруппенфюрера СС Рихарда Хильденбранта на имя Гиммлера. Проведя длительное время на Востоке и не понаслышке зная об эффективности ударов советских партизан по тылам войск Вермахта, он предлагал создать эсэсовский диверсионный отряд, главная задача которого заключалась бы в подрывной деятельности в тылу наступающей Красной Армии. В докладной впервые прозвучало и возможное название эсэсовских спецчастей – «Вервольф». Фрайгер Рут: «Если отвлечься от романтической саги Лонса, где повествовалось о «вооруженных волках», то эсэсовское руководство предпочло взять написание, которое значило «оборотень». Этот «вервольф» не был возвышенным воином – это было кровожадное существо, которое при свете дня ничем не отличалось от других людей. Такая интерпретация как нельзя лучше соответствовало готической эстетике СС, а также ассоциацией с волками, любимым символом Гитлера… Название «Вервольф-оборотень» стало повсеместно применяться с октября 1944 года».

Тогда же в новой ставке Гиммлера Гогенлихен состоялось совещание с высшими фюрерами СС, на которое был приглашен и оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени. «Мы, – отмечал он в мемуарах, – сидели вокруг большого стола: Гиммлер, доктор Кальтенбруннер, Шелленберг, обергруппенфюрер Прютцман и я, последнему я был представлен… Гиммлер объявил цель совещания. Необходимо создать движение сопротивления «Вервольф», о формировании которого уже было сообщено по радио и в прессе, и которое действительно должно быть создано. До сих пор только высшее начальство из войск СС и полиции приняло по своим районам соответствующие меры в зависимости от темперамента и рвения…

Я не верил в «Вервольф», потому мне пришлось поинтересоваться у Гиммлера, будет ли поле деятельности моих подразделений («Ягдфербанд». – Авт.) по-прежнему находиться за пределами Германии. Он это подтвердил. Организатором и начальником этого движения рейхсфюрер назначил обергруппенфюрера СС Ганса-Адольфа Прютцмана. Как и следовало ожидать, деятельность «Вервольфа» закончилась безуспешно».

И хотя Скорцени привел «веские» аргументы, которые, на его взгляд, привели к тому, что немецкое «народное сопротивление» стало фикцией, причина пессимизма «главного диверсанта рейха» в отношении перспектив деятельности «оборотней», на наш взгляд, крылась в другом…

К концу 1944 г. войска СС в составе 50 дивизий насчитывали почти один миллион человек. Их кумиром и идолом в целом и для Скорцени в частности был не рейхсфюрер, а Гитлер. «Постоянно пишут, – жаловался он в мемуарах, – что именно Генрих Гиммлер создал СС и стал во главе их, что является двойной ошибкой, так как он был всего лишь первым должностным лицом. Политическим и военным главой Охранных эстафет (СС) был Адольф Гитлер, и мы, солдаты войск СС, присягали именно ему… Отношения внутри подразделений войск СС складывались непосредственные и человеческие. Нам не был известен карикатурный тип официального, строгого, надменного прусского офицера, который смотрел на подчиненного через монокль. Наверное, некоторых удивит тот факт, что в войсках СС царила свобода совести. В наших рядах были и агностики, и протестанты, и католики.

В то время как члены СА в большинстве своем принадлежали к национал-социалистической партии, в войсках СС вступление в партию было необязательным и даже не рекомендовалось… Наш девиз, написанный на пряжке ремня, звучал: «Моей честью является верность»».

В общем – идеальное боевое войсковое товарищество. Скорцени «забыл» хотя бы упомянуть о зверствах и жестокости войск СС, которые они чинили не только на Восточном, особенно на оккупированной советской территории, но и на Западном фронте.

Будучи в начале возникновения СС лишь одной из многих составляющих «черного ордена», к концу войны эсэсовские войска в его структуре стали занимать ведущую роль. Более того, большинство высших и старших чинов войск, в том числе и Скорцени, считая их «гвардией» не только СС, но даже Вермахта, свысока относились к другим эсэсовским органам и подразделениям и их фюрерам. «Гиммлер, – подчеркивал Скорцени, – не был ни командиром, ни солдатом, несмотря на то, что пытался произвести такое впечатление в начале 1945 года». Стремясь усилить водораздел между СС и эсэсовскими войсками, называя их фюреров генералами, это слово он писал в кавычках. Вспоминал Скорцени и как Шелленберг, которого он считал недостойным занимаемой должности, пытался сманить его в свое «гражданское ведомство» – службу безопасности: «Шелленберг предложил мне вступить в СД и звание штандартенфюрера… Я отказался, так как предпочитал звание гауптштурмфюрера запаса войск СС штандартенфюреру СД».

Резюмируя, отметим: обуреваемый презрением к шефам из СС, прежде всего к Гиммлеру, «туманные нордические доктрины» которого, по его словам, не разделял даже Гитлер, многих генералов Вермахта, среди них Канариса, Скорцени считал предателями, из-за которых фюрер проиграл войну. В сложившейся ситуации способным выполнить стоящую перед «Вервольфом» задачу он видел только в собственном «домашнем войске». Но, к сожалению, дело «оборотней» поручили не ему, главному диверсанту рейха, а генералу СС Прютцману. Не случайным был и вопрос, заданный Скорцени рейхсфюреру СС о характере и направленности дальнейшей деятельности его подразделений (выделено нами. – Авт.).

Фрайгер Рут: «Одна из самых главных проблем возникновения нацистского партизанского движения состояла в том, что им не занимались военные, которым после покушения на Гитлера и заговора 1944 года не доверяли. Создание отрядов было поручено СС, причем тем управлениям, которые никак не контактировали с Ваффен-СС, военным крылом «черного ордена». Более того, «вервольфы» оказались независимы не только от СД, эсэсовской службы безопасности, но даже от РСХА… Контроль над «Вервольфом» получили эсэсовские структуры, выполнявшие чисто полицейские функции».

Историческая справка

В штабе Прютцмана по руководству «вервольфами» служил некий штандартенфюрер СС Карл Чирский, в свое время отвечавший за восточное направление деятельности СД. Он же был одним из разработчиков по планированию «Цеппелином» попыток организации повстанческого движения в глубоком советском тылу. Навыки штандартенфюрера решено было применить при подготовке «оборотней». Его перевод из СД был предопределен и тем, что он вступил в острый конфликт с командиром эсэсовского «спецназа». Последнее сделало отношения между РСХА и «бюро Прютцмана» еще более непредсказуемыми. Когда противостояние достигло немыслимых границ, Чирского заменили бригаденфюрером СС Вальтером Опландером, курировавшим протектораты Моравия и Богемия. Последнее, с учетом быстро приближающегося общего краха Третьего рейха, на ситуацию практически не повлияло.

По словам упоминаемого Фрайгера Рута, в ноябре 1944 г. рейхсфюрер СС Гиммлер на одном из совещаний с руководством РСХА якобы «предложил передать «Вервольф» под контроль Скорцени… Скорцени вежливо отклонил предложение своего шефа, сославшись на то, что у него и без того хватает работы». Подобное предложение вряд ли имело место. В противном случае «диверсант № 1» обязательно бы о нем вспомнил в мемуарах, а главное, по его же словам, брать на себя ответственность за столь бесперспективное, в его глазах дело не имело смысла. Более того, однажды один из офицеров по снабжению «Ягдфербанд» предложил Скорцени передать «оборотням» 10–20 % имевшегося на складах СС вооружения, на что тот ответил: ради «вервольфов» он не «пошевелит и пальцем и даже тогда, когда они окажутся в опасности».

Поручение рейхсфюрера СС Прютцману организовать и наладить подрывную деятельность «вервольфов» было не случайно. Вступив в СС в 1930 г., уже в 1937 г. он – руководитель полицейских подразделений в Гамбурге, затем в Кенигсберге. Более двух лет провел на Украине, где «умиротворял» оккупированные территории. 7 сентября 1943 г. Гиммлер писал: «Дорогой Прютцман! Генерал от инфантерии Штапф (Штапф Отто, генерал пехоты, начальник управления экономики и вооружения ОКВ. – Авт.) получил особые приказы относительно Донецкой области. Возьмите на себя их выполнения вместе с ним. Я уполномочиваю Вас использовать все силы. Надо делать все, чтобы при отступлении с Украины там не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного грамма зерна, ни метра железнодорожного полотна; чтобы не уцелел ни один дом, не сохранилась ни одна шахта; и не было ни одного не отравленного колодца. Противнику должна остаться тотально сожженная и разоренная страна…».

Спустя уже несколько дней Прютцман требовал от подчиненных инстанций СС и полиции: «Передаю для сведения следующий секретный приказ рейхсфюрера СС: в связи с происходящим отходом на Запад обеспечьте всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами, чтобы в отдаваемых врагу областях не осталось ни одного рельса, и были взорваны все шпалы. Весь хлеб до последнего центнера должен быть отгружен. Я уполномочиваю вас сбрасывать все другие железнодорожные грузы… невзирая на владельца, и использовать подвижной товарный состав для более важных перевозок… Этот приказ должен выполняться во всех случаях».

Немалый опыт карателя обергруппенфюрер СС имел и в области борьбы с советским партизанским движением. По данным Фрайгера Рута, именно Прютцману удалось договориться с командованием УПА о более тесном взаимодействии с СС против наступающей Красной Армии. Это все и послужило основной причиной его назначения на должность руководителя «вервольфами».

Порученную работу Прютцман начал с создания специального «бюро», куда вошли офицеры и сотрудники СС, имевшие навыки организации повстанческо-подрывной деятельности в тылу противника. В свое время практически все они побывали на Восточном фронте, что свидетельствовало о главной направленности предстоящей деятельности «вервольфов». В состав формируемых подразделений в добровольном порядке, а нередко путем обмана и принуждения, зачисляли местных жителей из числа членов СС, солдат и офицеров из разбитых и вырвавшихся из «котлов» частей Вермахта, охранников концлагерей, полицейских и др. Создавались отряды «оборотней» в соответствии с существующим делением территории рейха на военные округа (веркрайзе), которых насчитывался двадцать один. Контроль за ходом процесса их обучения и вооружения осуществляли эсэсовско-полицейские чины. В одном из них – ХII (Рейн-Вестмарк) – эту функцию возложили на группенфюрера СС Юргена Штроопа.

«Организация «Вервольфа» в Рейн-Вестмарке, – делился с сокамерниками воспоминаниями Штрооп, – а в целом в округе ХII веркрайзе, имела условное название «Angelgenheul W” (“Дело”) или “SS Wkr-ХII”, началась в октябре 1944 года. Предписывалось, что низовой структурой будут группы (1+3 – командир и подчиненные), дислоцирующиеся на расстоянии в 10–12 километров. Из 10 групп (ячеек) создавался сектор (40 человек). Группа из 6–8 секторов составляла абшнитт (отдел). Всего в ХII веркрайзе последних было четыре. Суммарно силы “вервольфов” здесь насчитывали 1100 человек. Все они прошли специальную подготовку – при монастыре Тифенталь, а после его уничтожения бомбардировщиками союзников обучение перенесли в Висбаден, позже в Вальрабенштайн. Трехнедельная муштра включала строевую и физическую подготовку (с упором на марш-броски в лесу и пересеченной местности), уменье пользоваться картой и компасом, изучение и применение различных видов стрелкового вооружения, технику минирования и др. Учили и подрывным акциям, в частности, навыкам “тихого” уничтожения противника, демонтажа промышленного и коммуникационного оборудования и др. Не были забыты и вопросы связи, а также специальные методы сигнализации. Выпускники получали «идентификационный знак» в виде металлической пластины с номером и начертанными словами «SS Wkr-ХII”, а перед этим SS-Soldbьcher, т. е. эсэсовский билет. Группы обеспечивались также картами с нанесенными объектами для диверсий. Дислоцироваться они должны были в гротах, штольнях, шахтах, каменоломнях, других малодоступных и хорошо замаскированных местах. Имелись и отдельные тайники, где хранился запас оружия, боеприпасов и продуктов». Немало из них на территории ФРГ и ГДР долго еще находили после войны.

Предполагалось: почти каждый «оборотень» должен располагать 5—10 кг пластиковой взрывчатки, стрелковым оружием, гранатами и гранатометами. Для этого в арсеналах СС на конец 1944 г. накопили свыше 250 тыс. единиц легкого вооружения. В зависимости от складывающейся ситуации, «вервольфы» облачались в полувоенную и гражданскую одежду. Здесь допускалась полная свобода действий.

В октябре 1944 г. от Прютцмана из Берлина Штроопу пришла посылка с ампулами цианистого калия и арсеном. Их он должен был распределить между «вервольфами», но сделал это не сразу. Сокрушался: «Постоянное ношение при себе яда было бы неприемлемо для морального духа бойцов «Вервольфа». Кроме того, обнаружение противником таких ампул уже само по себе свидетельствовало о принадлежности этих людей к эсэсовскому подполью».

Сокамерники спросили: «Как выглядела организация «Вервольфа» в других военных округах?». Штрооп с гордостью ответил: «Неплохо, но в моем веркрайзе все было значительно лучше…».

Даже на заключительном этапе формирования создаваемые отряды «оборотней» не имели четко определенного организационно-структурированного построения и подчиненности. Они зависели от различных структур: Вермахта, СС, армейской разведки, органов нацистской партии и др. В частности, их материальным обеспечением в большинстве случаев занимались различные военные, полувоенные и гражданские органы и организации, среди них региональные отделения национал-социалистического «вспомоществования». Отрядам «вервольфов» палки в колеса ставили и диверсионно-разведывательные органы Отто Скорцени, видя в них главных конкурентов в разворачивающейся тайной войне партизанского типа. Немало проблем существовало в обеспечении оружием и взрывчатыми веществами. Не помогло и личное обращение Прютцмана к руководству местных оружейных и других военных заводов: к полученному оружию не имелось боеприпасов, и наоборот. Как результат, вооружение и снаряжение «оборотней» составляло 50 % и меньше от запланированного.

«Беспорядок» царил и в системе вербовки, а также обучении будущих «вервольфов». И уже скоро многие из них поняли: им никогда не стать массовым «народным движением», о котором трубили Гитлер, Гиммлер, Борман и Геббельс.

Вербовали «оборотней» и в войсках Вермахта. Среди изъявивших желание влиться в их ряды наиболее перспективными считались лица с техническими специальностями. Кандидатов в «вервольфы» искали и среди осведомителей, сотрудников гестапо, СД, уголовной полиции. К добровольному участию в «партизанской борьбе» призывали и пожилых членов НСДАП. Будущих «вервольфов» находили среди беженцев, прибывших с Востока. Небольшую их часть отыскали даже среди священнослужителей-католиков. Последняя группа получила название «волки в овечьей шкуре». В монастырях и других «святых» местах эсэсовцы и их «коллеги» не раз устраивали тайники с оружием, боеприпасами и снаряжением.

Отдельное военизированное и во многом наиболее радикальное крыло «вервольфов», представлял гитлерюгенд (ГЮ) – национал-социалистическая молодежная организация. Формируемые здесь группы преимущественно состояли из фанатично настроенных подростков. Их обучение началось летом 1944 г., однако наибольшей активности эта работа достигла в начале 1945 г., когда представители ГЮ договорились с «бюро Прютцмана» о совместной деятельности. С этого момента все молодежные формирования стали подразделениями «Вервольфа» СС, хотя в большинстве случаев и по многим вопросам они действовали автономно. Среди кандидатов в «вервольфы» из молодежной среды особо ценились преданные нацистскому режиму, физически крепкие, отличающиеся сообразительностью. Одновременно они должны были быть мало известны как активисты ГЮ в районе предполагаемой деятельности. Отобранные в «партизаны» проходили предварительные курсы, после окончания которых обучение продолжалось в специальных лагерях. Программа заключительной подготовки практически ничем не отличалась от обучения «оборотней» в школах СС. Различием было лишь то, что «вервольфов» из молодежи преимущественно натаскивали для проведения диверсий. Отдельно из членов ГЮ готовили радистов, куда привлекали девушек.

Кроме подготовки «активных оборотней», из числа ГЮ велось обучение «пассивного» состава, задача которого заключалась в том, чтобы распространять листовки, учинять запугивающие и провокационные надписи, проводить стихийный саботаж и др. Девизом последней акции стал призыв: «Берите у врага все, что можете. Линия фронта зависит от обстановки в тылу противника. Чем больше вы будете наносить вреда, тем больше вы сделаете для своей Родины».

Какова была общая численность «вервольфов», организованных с участием гитлерюгенда, неизвестно. С учетом того, что только в одном отряде, действовавшем против американцев, насчитывалось 250 подростков, а на территории Восточной Германии в 1945 г. органами СМЕРШа было заведено около 5 тыс. следственных дел на малолетних (13–15 лет) «оборотней», можно предположить, что их было немало. Нужно учитывать и то, что некоторая часть фанатично настроенных детей и юношей, не находясь официально в сети «вервольфов», действовала на свой страх и риск. Важно отметить и следующий факт: диверсии всех видов «вервольфов» организованный характер приобрели только в тылу Красной Армии, а главными их организаторами выступали эсэсовские органы во главе с обергруппенфюрером СС Прютцманом.

В вопросе организации «Вервольфа» пытался не отстать и рейхминистр пропаганды Йозеф Геббельс. Подконтрольная ему мощная радиостанция в «тылу врага» вещала: «На немецких западных территориях, которые захвачены врагом, появилось немецкое освободительное движение». «Радио «Вервольф» немцев призывали слушать ежедневно с 19 до 20 часов. Позже трансляцию на волне 1339 метров перенесли на ночные часы …

Основным заслоном на пути «оборотней» в полосе наступлений советских фронтов стали армейские органы СМЕРШа и войска НКВД по охране тыла. Впервые с ними они столкнулись в приграничных с Германией районах Польши и Восточной Австрии. Здесь им в помощь выступили объединившие усилия в антисоветской борьбе отряды Армии Крайовой и ОУН-УПА. Однако, как отмечает Фрайгер Рут, на Восточном фронте подрывные акции «оборотней» в этот период были плохо подготовлены и «больше напоминали жест отчаяния, нежели часть хорошо спланированной тактики. Действия разрозненных групп вряд ли могли остановить лавину Красной Армии во время зимнего наступления 1945 года. Фанатизм, который проявляли «вервольфы», подавлялся буквально на корню».

Ситуация ухудшилась после вступления советских войск на территорию Германии. Наводнив многие города и населенные пункты, с помощью диверсий и боевых столкновений «оборотни» пытались замедлить их продвижение. Командующий 5-й гвардейской армией маршал Василий Чуйков вспоминал: спрятавшись в руинах зданий, они пропускали колонны войск, после чего подбивали переднюю и замыкающую машины, затем начинали расстреливать лишенных маневра в «капкане» солдат и офицеров. Потери в отдельных случаях от действий «вервольфов», в том числе в боевой технике, были чувствительными.

Не менее удачными тактическими приемами, применяемыми эсэсовскими «партизанами», были снайперские обстрелы из укрытий, установка в неприметных местах гранатных растяжек, мин и фугасов на дорогах и многое другое. Вступивших в открытый бой «оборотней» чаще всего уничтожали на месте. Так, восточнее городка Нилькот подразделение войск НКВД по охране тыла в одной из пещер блокировало небольшую диверсионную группу. На предложение сдаться «вервольфы» открыли ураганный огонь. Перестрелка длилась недолго. Все десятеро погибли на месте. Подобный инцидент случился и в Восточной Австрии, вблизи Буркан-Лайта. Здесь «оборотни» подстерегли советскую бронетанковую колонну. Огневой ответ последовал из всех танковых пушек. Нападавшие были уничтожены в несколько минут. Еще одну группу, совершавшую до этого неоднократные вылазки на территории Германии, ликвидировали в лесу вблизи г. Любек.

Обстановка накалялась, когда «вервольфы» действовали исподтишка, в ночное время или готовили западню заблаговременно. Вот лишь некоторые диверсионные акты «Вервольфа» в советской оккупационной зоне: в апреле 1945 г. в Берлине взорвана автомобильная стоянка и типография; в мае убиты три красноармейца и офицер; в июне – июле от рук «оборотней» погибли несколько советских солдат, тогда же ими был уничтожен караул, охранявший железнодорожный Потсдамский мост, обстреляна военная комендатура в Гросс-Бейштере. Позже подорван товарный поезд в тюрингском городке Мюльхаузен, а также пущен под откос эшелон с продовольствием.

По словам автора книги «Вервольф…», наиболее резонансный террористический акт против Красной Армии, «вервольфы» учинили 16 июня. В этот день из засады якобы был убит командующий 8-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, на то время военный комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин. С целью скрыть тяжелую потерю от рук «оборотней» было объявлено: комендант погиб в результате автокатастрофы – грузовой автомобиль столкнулся с мотоциклом, на котором он ехал…

В ответ на террор силами войск НКВД, подразделений НКГБ и СМЕРШа была проведена «очистительная» акция, результатом которой стало уничтожение 600 «вервольфов».

Особенно чувствительные потери в личном составе советские войска несли от ядов. В основу этого вида террора «оборотни» положили опыт «выжженной земли» в оккупированных районах Советского Союза, когда одновременно с тотальным ограблением, уничтожением промышленных и гражданских объектов проводилось массовое отравление колодцев и водоемов. Разработка сильнодействующих ядов для применения в «партизанской» войне на территории рейха началась в 1944 году. Ими было решено «приправлять» продукты питания и спиртные напитки. По «проблеме» была проведена даже «научная» конференция. Наряду с разработкой ампул с ядами для «вервольфов» увенчалась успехом и серия опытов по отравлению алкоголя. С помощью метила, других экзотических химических препаратов «оборотни» обработали десятки тонн продовольствия, тысячи литров спиртных напитков. Первой территорией, где «оборотни» Прютцмана применили тактику массовых отравлений, стала Восточная Пруссия. Наступающие советские войска вдруг обнаружили практически не тронутые склады и базы с отборными продуктами и напитками. Долго ожидать массовых отравлений со смертельным исходом не пришлось. Гибли рядовой состав и офицеры. Здесь же были отравлены и водоисточники. Обнаруженную в одном из складов в г. Лайдау «специальную команду» отравителей расстреляли на месте. Основным способом избежать жертв стала разъяснительная работа среди личного состава, а также медицинский анализ захваченных трофеев.

Диверсионный прием с помощью ядов «оборотни» применяли и против союзников. По данным американского командования, только в феврале – июле 1945 г. смерть в результате отравления наступила у 188 человек. Не улучшилась ситуация и позже. Однако небоевые потери в этом случае среди личного состава Красной Армии были в разы большими. После употребления отравленных продуктов и алкоголя иной раз гибли целые отделения и взводы, особенно когда «храбрецы», употребившие ром, ликер или шнапс, некоторое время оставались живы. Коварство заключалось в том, что смертельный исход наступал спустя некоторое время – через сутки и даже двое. Реакция советского командования на эти и другие подобные уловки врага проявлялась в соответствующих приказах, распоряжениях, инструкциях…

Пытаясь обозлить и спровоцировать местное население на открытое выступление против Красной Армии, «вервольфы» стали переодеваться в советскую военную униформу, совершать под ее прикрытием убийства, насилия и грабежи. «Опыт» был расширен на многие районы, оккупированные советскими войсками, но в силу различных причин ожидаемого результата он не принес.

Ожесточенное сопротивление осколки разбитых эсэсовских частей и «партизаны» оказали в районе Кенигсберга. Здесь их деятельностью руководил группенфюрер СС Зигель. Противостояние продолжалось более недели и затухло лишь после ликвидации эсэсовского главаря. Многие же «вервольфы» скрылись в кенигсбергских подземельях, продолжая вылазки и террористические акты. Счет обезвреженных «оборотней» и недобитых эсэсовцев исчислялся сотнями. Подобная ситуация наблюдалась и в Силезии. За первые два месяца оккупации частями НКВД здесь было уничтожено около 700 немецких «партизан».

С целью диверсий, саботажа, террористических актов, «вервольфы», особенно из числа опытных диверсионно-разведывательных кадров, стали маскироваться под антифашистов, бывших узников лагерей, беженцев и т. д. Их задача состояла в проникновении на службу или работу в формируемые местные немецкие и оккупационные органы власти, партийные организации, а нередко путь пролегал в советский тыл для подрывной работы. «С некоторой стабилизацией фронта на Одере, – отмечал в докладе об оперативно-служебной и боевой деятельности в первом квартале 1945 г. командир 64-й стрелковой дивизии по охране тыла на территории Польши, затем Германии генерал-майор П. В. Бровкин, – немцы усилили заброску агентуры в тыл действующей армии. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что после освобождения западных областей Польши и вхождения Красной Армии на территорию рейха на восток шли тысячи освобожденных советских военнопленных, мирных граждан, ранее угнанных в Германию, а также солдат и офицеров союзных с нами стран, вместе с которыми проникала и немецкая агентура…

За истекший квартал всеми видами служебно-боевой и разведывательно-агентурной деятельности частями дивизии задержано и разоблачено: агентов-диверсантов – 33, агентов-радистов – 2, агентов разведывательных и контрразведывательных органов противника – 231». Фрайгер Рут: «Полк НКВД, осуществлявший свою деятельность в окрестности Познань (разговор идет о 145-м стрелковом полке 64-й дивизии. – Авт.), за первые три месяца (1945 г. – Авт.) «обработал» более 8 тысяч немцев, подозревавшихся в пособничестве нацистам. В ходе стычек с партизанскими отрядами («Вервольфа». – Авт.) было убито 225 немцев».

Успехам войск по охране тыла и подразделениям СМЕРШа в ликвидации групп и отрядов «оборотней» способствовали различные факторы, и прежде всего – агентурно-оперативная информация о местах их базирования. Одну из таких операций осуществили после задержания в г. Штенберге офицера связи «бюро Прютцмана», пробиравшегося за линию фронта для налаживания контакта с «партизанами» действовавших совместно с окруженными подразделениями Вермахта в тылу Красной Армии. 12 марта 1945 г. в донесении в штаб войск по охране фронтов сообщалось: в окрестностях г. Кольберга ликвидирован один из отрядов «Вервольфа». Среди 40 убитых «оборотней», немецких солдат и офицеров обнаружено тело кавалера Рыцарского креста, командира 163-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Карла Рубеля.

Не менее активно «вервольфы» противостояли войскам союзников. «Инциденты» с убийствами военнослужащих армий США, Англии, Канады и Франции следовали один за другим. Неединичными стали и диверсионные акты, особенно на дорогах. Их минировали, закладывали фугасы, подрывали мосты и др. Янки особенно обозлились после захвата «оборотнями» их полевого госпиталя, где проходил лечение помощник командира 4-й пехотной дивизии полковник Коэн, уничтожения артиллерийской батареи и подрыва на фугасе «Джипа» с четырьмя офицерами. Последней каплей послужила изуверская расправа с попавшими в плен чернокожими американскими солдатами с участием эсэсовцев из горно-стрелковой дивизии «Норд». В ответ началась беспощадная «зачистка» окрестностей Франкфурта. 400 «вервольфов» были уничтожены и пленены, в том числе шеф местной полиции, а также один из сыновей кайзера Вильгельма II.

Важно отметить и следующее обстоятельство: в сравнении с советскими оккупационными войсками в отношении «оборотней» союзники нередко действовали, попирая законы и обычаи войны. Так, в апреле 1945 г. в г. Альсфреде американской контрразведкой был раскрыт «заговор». В состав группы входили семь подростков, планировавших раздобыть оружие и начать «партизанскую войну». Несмотря на то, что «заговор» остался без тяжелых последствий, их расстреляли. Казнили всех, кто попадался лишь с оружием в руках. Судьба напавших решалась без суда и следствия незамедлительно. В отместку «вервольфы» лишь усиливали террористические акты, нападения, диверсии, налеты на полевые мастерские, отдельные транспортные средства и т. д. С помощью фаустпатронов были уничтожены десятки единиц боевой техники, расстреляны сотни солдат и офицеров.

Что же касается советских войск, то известно лишь одно крупное нападение в г. Хинденбурге (Верхняя Силезия), когда вооруженная автоматами и гранатами «боевая группа» ГЮ совершила ночной налет на школу, в которой на ночлег разместились красноармейцы. От огня из стрелкового оружия, взрывов гранат и обвалившегося потолка второго этажа тогда погибло 60 человек. Немалые потери от действий «вервольфов» были в танках, бронетранспортерах, автомашинах.

«Оборотни» убивали не только военнослужащих войск антигитлеровской коалиции, «предателей» из числа немцев, но открыли «охоту» на военнопленных, а также репатриантов, покинувших трудовые и концентрационные лагеря после освобождения союзными и советскими войсками. Точное число таких жертв неизвестно, но, судя по всему, их было немало.

Столкнувшись с упорными, а нередко фанатичными действиями «вервольфов», понеся чувствительные потери, союзники СССР перешли к жесткой карательной политике. Расстрелы пойманных и задержанных «оборотней» и саботажников стали обыденной нормой поведения. В частности, в оккупированной зоне Германии американцы действовали с такой же жестокостью, как в свое время обживали свой «дикий Запад». Наименьшее нарушение установленных ими правил незамедлительно подвергалось наказанию, чаще всего смертью. Первую массовую акцию «возмездия» войска США совершили 14 сентября 1944 г., в пограничной деревне Валлендорф. Большинство ее жителей были убиты во время наступательной боевой операции, но официально объявили: уничтожению они подверглись в ответ на вылазки партизан. Девизом американцев стали слова: «Сопротивление! Уничтожать всех под корень!». Начали сжигаться дома, в которых скрывались «оборотни», по местам укрытий снайперов незамедлительно открывался артиллерийский огонь, и даже в тех случаях, когда там находились мирные жители. Фрайгер Рут приводит такие примеры: в городке Штуппахе (Северный Вюртемберг) американское командование заподозрило население в укрывательстве раненых немецких офицеров. Появился ультиматум: выдать всех, либо город будет уничтожен, а жители депортированы. Позже условия изменились – депортации подлежали женщины и дети, мужчины – расстрелу. В ответ на вылазку «оборотней» из СС янки «проутюжили» город Брухзаль в Северном Бадене. «Операции устрашения» оказались далеко не единственными.

Среди канадцев «неадекватным» поведением выделялся личный состав 4-й танковой дивизии под командованием генерала Криса Воукса, который лично способствовал репрессивным мерам подчиненных, отдавая при этом исключительно устные приказы. С активным участием офицеров и солдат его дивизии с лица земли были стерты городки Зогель и Фрайзоте, деревня Миттельштен (север Германии), некоторые другие. В Вильгельмсхаффене канадский солдат подорвался на мине. Наказание тут же понесли заложники из мирных жителей. Их дома подвергли уничтожению.

Непривычно злобствовали французы, не раз превосходя по жестокости коллег по оружию. Последнее, не исключено, было откровенной местью за позорное поражение 1940 года. Особо они проявили себя в юго-западной части Германии. Появление здесь французских войск вылилось в массовые грабежи, насилие и погромы. Пример подчиненным подавал небезызвестный генерал Жан де Лоттар де Тассиньи, подписавший в Карсхорсте с французской стороны акт капитуляции Третьего рейха. Фрайгер Рут: «Во время проезда по Констанцу он обратил внимание на то, что символы французской власти находились в неподобающем состоянии. Генерал решил, что их испортили враждебно настроенные немцы, хотя на самом деле они были потрепаны дождями и ветром. Увидев в “попирании” французского флага признаки немецкой непочтительности и наглости, де Тассиньи принялся мстить. По его приказу четверть города была очищена от жителей и заселена французскими жандармами. На стенах домов появились угрожающие сообщения, что в случае “продолжения сопротивления” город подлежит уничтожению квартал за кварталом. За одну ночь аресту подверглись и все его должностные лица, начиная обер-бургомистром, заканчивая начальником полиции. Они были обвинены в потворстве саботажу и нацистскому сопротивлению».

Историческая справка

Готовя операцию на европейском театре военных действий, верховное командование коалиционными вооруженными силами (США, Англии и Канады) готовилось к решению многих задач. Но были и исключения. Среди последних – вопрос об охране тыла коалиционных войск. В канун открытия второго фронта (операция под кодовым названием «Оверлорд» – июнь 1944 г.), с целью «борьбы с голодом и болезнями, уничтожения всех следов нацистского руководства, недопущения на местах партизанской войны и воссоздания основных органов местной общественной жизни», его планировалось решить путем разделения оккупированной территории Германии на военные зоны с задействованием регулярных войск.

Тогда же было заложено и начало последовавшего вскоре конфликта между основными союзниками и Францией в лице Французского комитета национального освобождения во главе с генералом де Голлем. Среди противоречий (формирование с участием союзников французских частей и соединений, их вооружение, участие в операциях и др.) возникла дилемма разграничения зон влияния и организации охраны войсковых тыловых районов. «В ходе быстрого продвижения армий союзников к Эльбе, – писал английский историк Ф. С. Погью, – верховное командование встретилось с рядом сложных проблем. Сюда относились различные вопросы, и среди них – трудности во взаимоотношениях с французами в связи с занятием Штуттгарта».

Противостояние возникло на почве оккупации города 1-й французской армией генерала Лоттара де Тассиньи и нежелания оставлять его в пользу 7-й американской армии. Ф. Погью: «Генерал де Голль, по-видимому, полагал, что Деверс (командующий 7-й армией. – Авт.) поступил так прежде всего с целью выдворить французов из этого важного германского города, а не для того, чтобы обеспечить эффективную работу линий снабжения 7-й армии. Поэтому он решил, что, пока Франции не будет выделена определенная зона оккупации, он должен удерживать то, что имеет… Де Голль отдал Лоттару следующий приказ: «…Иметь в Штуттгарте французский гарнизон и немедленно установить там военное управление… На возможные нарекания американцев Вам надлежит отвечать, что Ваше правительство приказало удерживать и управлять территорией, захваченной нашими войсками, до тех пор, пока заинтересованными правительствами не будет установлена французская зона оккупации, что, к Вашему сведению, еще не было сделано»».

Конфликт (получивший в истории название «Штуттгартский инцидент») стал достоянием президента США Трумена, который заявил, что он «шокирован действиями де Голля и обеспокоен тем, что сообщение об инциденте… по-видимому, вызовет бурю негодования». По словам П. Погью, противостояние закончилось «выводом американских войск из Штуттгарта. Война была так близка к концу, что неудобства оставления путей снабжения неприкрытыми хотя и были неприятны, но не носили серьезного характера».

Принудительная «эвакуация» населения во французской зоне оккупации приобрела особую «популярность». Через нее прошло свыше 25 тыс. человек. Без дела «эвакуированные» не оставались. Их использовали на наиболее тяжелых и грязных работах, а многие «прочесывали» минные поля. Оказавшиеся в те дни в этой части бывшего рейха швейцарские наблюдатели писали, что бесчинства французов меркли на фоне слухов о произволе Советов, которые охотно распространялись в «демократических» кругах. Ситуация усложнилась настолько, что оккупационную политику 5-й Республики стали сравнивать с нацистской. 30 мая 1945 г. «Бернер тагблатт» писал: «Притеснения, творимые французами, кажутся страшнее, чем то, что делал Гитлер. Первоначальная атмосфера свободы улетучилась. Люди угнетены. Они разочарованы. Радость обратилась в ненависть к победителям. Освободителей, которых вначале приветствовали, сейчас проклинают как поработителей… Абсолютно непонятно, почему из-за нескольких хулиганов наказание должно нести все население. Почему из-за одного человека должна депортироваться вся деревня».

Политику массового запугивания населения оккупированных зон Германии путем депортаций, насилия, расстрелов и прочего американцы и их союзники по второму фронту стали менять только в конце 1945 года. Тогда же появились «новые» приемы и методы их работы. Один из них заключался в том, что за диверсии, террор, другие подобные акции стали отвечать местные немецкие власти. Немаловажным фактором изменения оккупационной политики стало и то, что войска союзнической коалиции постепенно стали приобретать опыт организации охраны тыла, который у них практически отсутствовал. «Во исполнение ваших указаний, – писал в докладной в адрес Л. Берии начальник ГУ пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Н. П. Стахов, – докладываю: встреча состоялась в 12 часов 15 минут 17 января с. г. (1945 г. – Авт.) в моем служебном кабинете. Со стороны союзников присутствовали: генерал-майор Булл, начальник Военной комиссии США, генерал-майор Динн и переводчик.

С нашей стороны в качестве переводчика на беседе присутствовал товарищ Павлов. Генералы Булл и Динн прибыли с некоторым опозданием, и в связи с намеченным на этот день отлетом генерала Булла заметно торопились…

Генерал Булл спросил, информирован ли я по существу предстоящей беседы. Я подтвердил, что в курсе дела, и просил детализировать интересующие их вопросы. Генерал Динн, начертив на бумаге принципиальную схему организации охраны тыла Красной Армии, преподанную им в беседе товарищем Сталиным, просил ее уточнить.

Я графически изобразил принципиальную схему организации охраны тыла обезличенного участка фронта, разъяснив при этом, что за боевыми порядками соединений Красной Армии в удалении 15–25 км от переднего края, охрана тыла и коммуникаций действующей армии осуществляется специально созданными для этой цели войсками по охране тыла. Далее, вглубь уже действует наша советская жандармерия.

Генерал Булл просил ознакомить их с организацией, вооружением и особенностями в обучении войск по охране тыла действующей Красной Армии. Я разъяснил, что в состав войск охраны тыла входят дивизии и отдельные полки. Организация этих соединений и частей в основном общеармейская: дивизия – трехполкового состава, полк – в составе трех батальонов. На их вооружении нет тяжелого оружия: артиллерии, танков. Это предусмотрено с целью обеспечить большую подвижность частей для выполнения ими специфических задач. С этой же целью мы стремимся, чтобы части по охране тыла были, по возможности, моторизованы.

В обучении большой упор делается на отработку действий мелкими подразделениями и самостоятельными группами.

Генерал Булл задал вопрос: ведут ли войска следствие по задержанным агентам немецкой разведки.

Я ответил, что следствие по задержанным агентам ведется контрразведывательными органами.

Булл попросил охарактеризовать способы засылки агентуры немецкой разведкой, и какие объекты их интересуют.

Я ответил, что агентура в тыл действующей Красной Армии через линию фронта перебрасывается как пешим порядком, так и на самолетах, путем сбрасывания ее на парашютах. При отходе противник также стремится насадить своих агентов на освобождаемой Красной Армией территории вблизи аэродромов, армейских и фронтовых складов и баз, вдоль основных коммуникаций: шоссейных и железных дорог и на узловых станциях. Агентура…, как правило, обеспечивается радиосредствами для связи со своими разведывательными органами; поддельными документами и различными бланками. Часто агентура снабжается и подрывными средствами для осуществления диверсий.

Генерал Динн спросил, не сможем ли мы дать им графическую схему организации войск охраны тыла ДКА и их вооружения.

Я высказал сожаление, что не имею готовой схемы и, как бы в возмещение этого, еще раз разъяснил принципы, заложенные в их основу организации и деятельности…

Генерал Булл выразил удовлетворение данными разъяснениями и высказался за применение нашей системы в армиях союзников…

Перед уходом прибывших я спросил, как организована охрана тыла у них. В общих чертах Булл ответил, что охрана тыла действующей армии у них возложена на полевую полицию и дорожную жандармерию, над которыми стоят органы контрразведки.

По характеру беседы и задаваемым вопросам чувствовалось, что оба генерала не имеют продуманных мнений о системе и порядке организации охраны тыла действующей армии, в силу чего их вопросы и ответы были общими и поверхностными…»

Тактика действий советской военной администрации в Германии (СВАГ), особенно после капитуляции Третьего рейха, существенно отличалась от оккупационной политики союзников. В основу был положен принцип: уничтожаем нацизм, но не ведем войну с немецким народом. Хотя, несомненно, опасность угрозы со стороны «вервольфов», отдельных групп из разбитых частей Вермахта, а особенно войск СС, с одной стороны, была реальной, с другой – оказывала заметное влияние на складывающиеся отношения между победителями и побежденными.

С занятием того или иного района территории рейха вслед за действующей Красной Армией прибывали войска НКВД, численность которых к 1945 г. здесь заметно увеличилась. 39 их полков (54 925 человек личного состава) пополнились еще 18 соединениями и частями. Общее их число составило 57 полков (85 тысяч солдат и офицеров). Возросла эффективность и результативность их служебно-боевой деятельности. В процессе агентурно-оперативной и следственной работы в 1944 году только войсками по охране тыла 3-го Украинского фронта были разоблачены и уничтожены 941 вражеских агентов и диверсантов, около полутора тысяч бывших полицейских, старост, других ставленников врага, сотни дезертиров, бандитов, мародеров, грабителей и т. п. «Вервольфы» среди них занимали одно из ведущих мест. Не бездействовали и органы СМЕРШа, а также специально сформированные для действий в условиях выхода Красной Армии за пределы государственных границ Советского Союза подразделения и группы НКГБ и НКВД.

В отличие от союзников, при подавлении нацистского подполья, кроме силовых методов, советская сторона старалась опираться на местное население, главным образом близкие по духу партийные и общественные формирования. Важное место занимала и массово-идеологическая работа. Военным командованием СВАГ делалось все возможное, чтобы избавиться от образа оккупантов, заменив его образом освободителей.

Проверенные на практике тактика и стратегия в схватке с Абвером и РСХА и приобретенный в ходе тайной войны опыт советские спецслужбы стали широко применять в противостоянии с «оборотнями». Кроме традиционных «очистительных» войсковых операций и тактических приемов в виде засад, облав, прочесываний местности, выставлений КПП, секретов и т. д., в борьбе с нацистскими «партизанами» войска НКВД, а главным образом СМЕРШ и НКГБ ставку сделали на агентурно-оперативную и профилактическую работу. Осуществлялась она по различным направлениям: от использования возможностей агентов-нелегалов до насаждения новой агентурной сети, привлечения к сотрудничеству антифашистов, изучения архивных и иных документальных источников и др. Обычной практикой стала перевербовка арестованных «вервольфов», засылка в их подполье агентов под прикрытием, проведение различных оперативных разработок и т. д. В этот же период было положено начало становлению спецслужбы будущей Германской Демократической Республики, получившей название «Штази», которая активно включилась в процесс укрепления правопорядка.

Предпринимаемые советской стороной масштабные, а главное комплексные шаги по нормализации жизни в побежденной Германии постепенно стали давать положительные результаты. Однако последнее еще не свидетельствовало, что с подрывными усилиями «вервольфов» покончено. Одиночные диверсии и террористические акты с их участием продолжались до конца 40-х годов. Радовало то, что, несмотря на начальный организованный характер, в отличие от западных зон оккупации, они перестали носить стихийное, а главное массовое проявление. Положительным фактором стало и то, что случаи своевольничания и беззакония со стороны отдельных военнослужащих и гражданских лиц из состава СВАГ жестко пресекались и преследовались, нередко по законам военного времени.

Навязанная нацистами тайная война на Восточном фронте в 1944 г. и позже с участием «оборотней» СС, других составляющих гибнувшего Третьего рейха стала кульминацией ожесточенного противостояния советских и немецких спецслужб. Закончилось оно известным финалом, отзвуки которого дошли и до наших дней.

 

Документ № 1

Объяснительная записка к отчету об итогах оперативной работы НКВД УССР

За время с 1 октября 1936 года по 1 июля 1938 года

Оперативную деятельность органов НКВД на Украине нужно разбить на три периода.

Первый период охватывает конец 1936 года и первое полугодие 1937 года. В этот период у руководства органов НКВД на Украине находился враг народа Балицкий. Им было сделано все для того, чтобы сохранить от разгрома основные кадры антисоветских формирований на Украине. Балицкий организованно проводил неприкрытое сопротивление выполнению оперативных приказов НКВД СССР. Привожу несколько основных показателей, характеризующих оперативную работу этого периода. По всей Украине за первое полугодие 1937 года было заведено только 6 572 следственных дела и арестовано 10 901 человек. А в соответственный период 1938 года арестовано 89 025 человек. В первой половине 1937 года аресты производились, главным образом, за малозначительные преступления, и благодаря этому не затрагивались кадры серьезных антисоветских формирований. Из 10 901 репрессированных 2 491 человек арестовано за уголовные и должностные преступления. 1 040 человек арестовано за антисоветскую агитацию. 5 022 человека арестовано как одиночки. За это полугодие арестовано 1 471 троцкистов-одиночек. Не было вскрыто ни одной троцкистской организации. По троцкистам арестовывали лишь тех людей, виновность которых устанавливалась не органами НКВД, а низовыми партийными организациями, требовавшими их ареста. И эти аресты производились лишь только потому, что не арестовывать уже было нельзя. Естественно, что при таком положении троцкистское подполье на Украине во всех своих звеньях оказалось совершенно не разгромленным.

Саботировалась также и работа по борьбе с иностранными разведывательными органами и антисоветской деятельностью украинских антисоветских националистических формирований. За первую половину 1937 года по организациям и группам, инспирированным иностранными разведывательными органами, было изъято только лишь 706 человек. По украинским националистическим формированиям, по всем областям Украины и центру было арестовано – 851 человек.

Весьма характерны данные о приговорах по делам, проведенным в первом полугодии 1937 года. Из общего числа арестованных 10 091 человек осуждено к высшей мере наказания лишь 264 человека, что составляет 3,4 % (за первое полугодие 1938 года из осужденных 38 190 человек приговорено к высшей мере 37 158 человек, что составляет 97,2 %). Значительное количество арестованных осуждено на незначительные сроки; свыше 400 человек оправдано. В результате антисоветской деятельности и саботажа в оперативной работе, организованной врагом народа Балицким, на Украине оперативный удар был отведен от основных очагов антисоветских формирований, и работа аппарата НКВД по существу была пущена на холостой ход.

Второй период работы органов НКВД Украины принципиально ничем не отличен от первого и относится ко второй половине 1937 года. Продолжателем предательской деятельности Балицкого в органах НКВД на Украине, как известно, явился изменник Леплевский. Последний, не имея возможности продолжать открытый саботаж борьбы с контрреволюцией, избрал для своей антисоветской деятельности в органах НКВД иную тактику. Эта тактика характеризовалась массовыми, огульными, необоснованными арестами, с ставкой на то, чтобы в операции не затронуть организующие центры антисоветских формирований на Украине. Создавая большую шумиху вокруг массовых арестов и внешнюю видимость активной борьбы с контрреволюцией, Леплевский сдерживал разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований. В результате подобной тактики, во втором полугодии 1937 года количество арестованных, по сравнению с первым полугодием, резко возрастает. Арестовано 148 872 человека.

Анализ операции второй половины 1937 года показывает, что основной упор, опять-таки, был взят на рядовой антисоветский элемент и одиночек. Из арестованных во втором полугодии 148 872 человека было арестовано по одиночным делам – 40 318 человек. Это составляет 25 % всех арестованных. Если к этому прибавить, что из общего числа арестованных 40 000 человек арестовано за малозначительные преступления, должностные, уголовные и прочие, то становится совершенно ясным, что аппарат НКВД Украины по-прежнему, как и при Балицком, продолжал работать с прежним направлением оперативного удара, рассчитанным на сохранение основных кадров антисоветских формирований. Если в этот период и были вскрыты правотроцкистские и националистические организации, то это было сделано по материалам Вашего и тов. Бельского приезда на Украину. Леплевский сорвал всю работу по дальнейшему разгрому этих организаций, сделав все для того, чтобы смазать дела и не дать им надлежащего разворота.

Коренной перелом в оперативной деятельности органов НКВД на Украине произошел на основе непосредственных указаний Народного Комиссара Внутренних дел Союза ССР – Генерального Комиссара Государственной Безопасности тов. Ежова по разгрому антисоветского подполья, данных им во время его приезда на Украину в феврале 1938 года. На базе этих указаний прежде всего была проведена чистка аппарата органов НКВД от участников антисоветской заговорщической организации и шпионов иностранных разведывательных органов, насажденных в аппарате Балицким и Леплевским. За 1938 год в аппарате НКВД УССР было арестовано 261 предателей, участников правотроцкистской организации, других антисоветских формирований и шпионов иностранных разведывательных органов. В составе арестованных – значительное количество работников, занимавших ответственные руководящие посты на оперативной работе. Одновременно основной упор в работе был взят на полный разгром антисоветских формирований правотроцкистской и националистической организаций, а также на вскрытие важнейших организующих центров других организаций из украинского антисоветского подполья.

В результате в 1938 году был разоблачен как главный руководитель всех антисоветских сил на Украине враг народа Станислав Косиор, который, будучи глубоко законспирирован, на протяжении ряда лет организовывал и направлял антисоветскую деятельность всех вражеских формирований. Косиор, будучи связан с правотроцкистским центром в Москве, возглавлял украинский правотроцкистский центр и одновременно направлял работу всех контрреволюционных формирований буржуазных националистов, военно-фашистских заговорщиков, эсеров и меньшевиков, вплоть до белогвардейско-монархического офицерского подполья. Эту работу Косиор проводил в полном контакте и по прямым заданиям польского и германского главштабов, выполняя их основное поручение – подготовить поражение Советского Союза и создать условия для захвата Советской Украины немцами и поляками. Пробравшись в руководство ЦК КПбУ, Косиор широко использовал свое положение для расстановки сил антисоветского подполья, с таким расчетом, чтобы на узловых пунктах партийного, советского и хозяйственного аппаратов поставить участников организации, обеспечив их соответствующими резервными кадрами на случай провала.

После ареста Косиора нами был начат глубокий разгром троцкистского подполья на Украине. Было вскрыто новое руководящее ядро – правотроцкистского подполья, созданное Косиором, в составе Тягнибеды, Марчака, Трофима Чубаря, Сухомлина, Казимира Косиора (брат Станислава Косиора. – Авт.), после разгрома верхушки правотроцкистской организации в 1937 году. Были вскрыты 11 областных правотроцкистских центров, 136 районных правотроцкистских организаций и 149 кулацко-повстанческих отрядов, созданных в районах правотроцкистскими организациями.

В 1938 году изъято кадровых участников правотроцкистской организации (без низовки) – 2 852 человека, в том числе значительное количество лиц, пролезших в партийный и советский аппарат, как центральных органов Украины, так и в областях. Руководство повстанческой низовкой и комплектование кадров осуществлялось организацией из бывших партизан, действовавшей под руководством правотроцкистской организации. Деятельность антисоветской партизанской организации протекала под руководством всеукраинского антисоветского партизанского штаба. Этот штаб возглавлялся бывшим председателем всеукраинской партизанской комиссии Войцеховским. Арестовано 1200 человек руководящего состава антисоветской правотроцкистской партизанской организации…

В 1938 году были ликвидированы основные кадры участников военно-фашистского заговора на Украине, полностью уцелевшие после вскрытия руководящего центра этого заговора, в лице Якира, Дубового и Амелина в 1937 году. Ликвидированы группы военно-фашистских заговорщиков среди комсостава в 11 корпусах, 25 дивизиях, 21 бригаде и в 4 укрепрайонах КОВО и ХВО. Арестовано 2 209 заговорщиков в РККА.

Также произведена ликвидация кадров широкого подполья украинского националистического центра, руководители которого Любченко, Затонский, Порайко и Хвыля были арестованы в 1937 году, но кадры этой организации Леплевским были умышленно не тронуты. В процессе следствия установлено, что в украинский антисоветский националистический центр входили ликвидированные нами подпольный ЦК УСД, УКП и УПСР, через созданный ими так называемый блок украинских демократических партий. Националистическим центром во всех областях Украины была широко развернута повстанческая деятельность, через созданные этим центром повстанческие комитеты. Арестовано участников националистического подполья 24 233 человека…

За отчетный период органами НКВД Украины ликвидировано значительное количество националистических, фашистских организаций, созданных эмиссарами польской, германской, румынской и других разведок. Арестовано участников этих организаций по линии польской – 18 192 человека; германской – 9 317 человек; румынской – 2 073; латвийской – 803; японской – 550 и греческой – 1 987 человек. На Украине ликвидировано польских-фашистских организаций – 486, немецких-фашистских организаций – 201 и румынских – 28. В составе участников этих фашистских организаций арестовано значительное количество шпионов, польской, германской, латвийской и других иностранных разведок, связанных с иностранными консульствами в Киеве, Одессе, Харькове и их резидентами. В Запорожье, Харькове, Одессе и других пунктах обнаружены нелегальные радиостанции и технические пункты германской разведки. При ликвидации этих пунктов были изъяты коротковолновые двухсторонние передатчики, телеграфные аппараты, часовые механизмы к адским машинам, мощные трансформаторы, зеркальные рефлекторы большой светоотражательной силы, аппаратура для пеленгаций и взрывов, лаборатории тайнописи и т. д.

В процессе ликвидации антисоветского подполья на Украине, главным образом при разгроме повстанческих формирований, выявлено и изъято значительное количество оружия. В 76 тайных складах изъято 39 606 единиц боевого, нарезного, огнестрельного оружия, 442 332 штуки патронов и 3 245 килограммов взрывчатых веществ. В том числе изъято пулеметов – 21, гранатомётов – 4, винтовок – 10 134, обрезов – 7 728, револьверов – 21 682.

По проведенным в 1938 году делам осуждено участников организации (исключая арестованных 1937 года, осужденных в 1938 году) – 38 190. Из 38 190 человек осуждено к высшей мере наказания – 37 158 арестованных.

Находится на рассмотрении в НКВД СССР в порядке приказа № 00485 1937 года дел на 28 822 арестованных. На рассмотрении Особого Совещания НКВД СССР дел на 1 001 арестованного. Утверждено к рассмотрению на Военную Коллегию Верховного Суда Союза ССР дел на 1 180 арестованных. Числится за спецколлегией и Военным Трибуналом дел 4 430 арестованных. Заканчивается дел для направления на слушание в судебных инстанциях на 22 452 арестованных.

Народный комиссар внутренних дел УССР

Успенский

комиссар государственной безопасности III ранга

Государственный архив Министерства внутренних дел Украины (далее – ГА МВД Украины). Ф. 42, Д. 36, Л. 1—23.

 

Документ № 2

Протокол допроса осужденного Бизанца Альфреда Иогановича

[215]

от 23 ноября 1949 года

Об ответственности за дачу ложных показаний предупрежден по ст. 95 УК РСФСР.

Вопрос: Кто известен Вам из числа украинских националистов по фамилии Шухевич?

Ответ: Из числа украинских националистов по фамилии Шухевич мне известно несколько лиц, а именно: доктор юридических наук Шухевич, имени и отчества которого не помню, его брат – Шухевич, имени и отчества также не помню, являвшийся прокурором, и сын последнего – Шухевич, имени и отчества которого не помню, украинский националист, возглавивший впоследствии деятельность украинских националистов в западных областях Украины. С доктором юридических наук Шухевичем я познакомился в 1919 году, в период моей службы в так называемой «Украинской Галицийской армии», где Шухевич командовал 4-й бригадой. После 1920 года Шухевич проживал в городе Львове, по улице Сикстусской, ныне Жовтневой, и работал адвокатом – защитником в городах Кракове и Львове.

При отступлении немцев из Львова Шухевич выехал в американскую зону оккупации Германии, в Баварию, и с 1944 года о нем мне ничего неизвестно. Об этом Шухевиче мне известно еще то, что он состоял в организации украинских националистов и примыкал к мельниковскому направлению. В настоящее время ему около 70 лет.

Его младший брат – Шухевич, лет 67–68, известен мне также с 1919 года, когда он служил войсковым судьей в «Украинской Галицийской армии». После 1920 года этот Шухевич проживал в гор. Львове и работал некоторое время окружным прокурором, затем ушел на пенсию. С 1940 года я его более не встречал во Львове, и после этого о нем мне ничего не известно. Из трех сыновей, которых, как мне известно, имел Шухевич, я был знаком только с его старшим сыном, впоследствии ставшим «комендантом» так называемой «Украинской повстанческой армии».

Вопрос: Расскажите подробнее о Вашем знакомстве с Шухевичем, известном Вам как «комендант» «Украинской повстанческой армии»?

Ответ: С Шухевичем я познакомился в декабре 1939 года в городе Кракове, в Комитете украинских националистов, который возглавлялся заместителем главаря украинских националистов Андрея Мельника – Романом Сушко. Комитет националистов в Кракове помещался по улице Зеленой, доме 26, в котором с марта 1940 года был размещен «Украинский центральный комитет». В начале декабря 1939 года я, как заместитель представителя немецкого командования «по украинским делам в Польше» Ганса Коха, принимал в здании указанного Комитета группу украинских националистов во главе со Степаном Бандерой, освобожденных в сентябре того же года немецким командованием из польских тюрем. В этой группе националистов был и Шухевич, с которым я поздоровался и при этом вспомнил, что близко знал его отца. Во время приема я опрашивал Бандеру Степана о содержании его и других националистов в польских тюрьмах. После этой встречи с Шухевичем я его не видел и не слышал о нем ничего вплоть до августа 1940 года. В 1940 году я встретил Шухевича в городе Криница, известном курорте в Краковском воеводстве Польши, где он обучался в созданной немецкой разведкой диверсионно-разведывательной школе.

Вопрос: Расскажите подробнее об этой Вашей встрече с Шухевичем и немецкой диверсионно-разведывательной школе в Кринице, в которой он обучался?

Ответ: В мае 1940 года немецким разведывательным органом в городе Кракове «Абверштелле-Краков» были созданы три разведывательно-диверсионные школы в городах Краковского воеводства Польши: Криница, Ясло и Вислок-Вельки. Официально эти школы назывались «рабочими школами» – «Арбайтсдиенстшуле» – и имели порядковые номера: в Кринице – «Арбайтсдиенстшуле» № 1, в Ясло – № 2 и Вислок-Вельки – № 3.

Руководителем всех трех школ являлся капитан немецкой армии Эрнст цу Эйкерн, который одновременно был начальником отдела «Абвер-2» в разведывательном органе «Абверштелле-Краков». Заместителем Эйкерна был профессор экономии, он же обер лейтенант немецкой армии Оберлендер. Школой в городе Криница руководил немецкий фельдфебель, фамилии которого не помню. Кроме этого фельдфебеля ни одного немца в школе не было, все преподаватели, так же как и переменный личный состав, был из украинцев и жителей Галиции. В школе обучалось 50 человек украинцев-галичан, которые были отобраны для учебы заместителем главаря украинских националистов Андрея Мельника – Сушко Романом. Преподавателями школы были также украинцы-галичане, которые еще до 1939 года прошли подготовку в созданных немцами школах. Таких преподавателей было пять. Кроме них в школе было человек 4–5 инструкторов, из числа обучавшихся, которые занимались с личным составом ежедневной строевой подготовкой. Таким инструктором являлся и Шухевич. Одновременно, как имеющий высшее юридическое образование и за националистическую деятельность содержавшийся до 1939 года в польской тюрьме, Шухевич выделялся среди остальных учащихся школы и был там доверенным лицом. В школе гор. Криница Шухевич находился с момента ее организации, т. е. с мая 1940 года, и до июля того же года прошел там начальную подготовку. Начиная же с 1 июля по 31 сентября 1940 года Шухевич вместе с остальными учащимися прошел трехмесячный курс обучения. В школе преподавались следующие предметы: военное дело, включая тактику, топографию, знание оружия, а также организацию, тактику и вооружение Советской Армии, разведывательное и диверсионное дело. Кроме того, преподавался немецкий язык, география, история Украины в националистическом духе и украинская литература.

В августе 1940 года я посетил школу в Криницах вместе с вышеуказанным капитаном Эйкерном и дважды видел там Шухевича, которого запомнил, так как хорошо знал его отца. Шухевич в то время, как все остальные учащиеся школы, был одет в светло-коричневые френч и бриджи, сапоги, носил пилотку со значком школы: скрещенные лопата и кирка. После этих встреч с Шухевичем, во время которых я с ним не разговаривал, я не видел его до 1941 года.

Вопрос: Где Вы встречались с Шухевичем еще, и что Вам известно о его деятельности после окончания разведывательно-диверсионной школы в Криницах?

Ответ: После августа 1940 года я периодически бывал в городе Криница, но в разведывательно-диверсионную школу не заходил. От заместителя Эйкерна обер-лейтенанта Оберлендера я хорошо знал, что окончившие школу украинцы-галичане направлялись затем с разведывательно-диверсионными заданиями за линию советско-германского фронта для подрывной деятельности в тылу Советской Армии, а также вели контрразведывательную работу среди рабочих польских фабрик и заводов и в лагерях среди польских военнопленных. Шухевич же, как это стало известно потом от него самого и от обер лейтенанта Оберлендера, некоторое время еще находился в школе в Криницах, а затем в составе большой группы учащихся был направлен в высшую специальную разведывательную школу немецкого «Абвера» под Берлином.

Последующую встречу с Шухевичем я имел во Львове, где с августа 1941 года работал начальником отдела «По делам населения и обеспечения в Галиции». Перед самым нападением Германии на Советский Союз, в начале 1941 года, немцами был создан и направлен в состав действующей немецкой армии батальон украинцев-галичан, который затем участвовал в боях против Советской Армии в направлении Львов – Тернополь – Проскуров – Винница. В составе батальона служил и Шухевич, в чине капитана немецкой армии, командуя ротой. Командиром этого батальона был майор генерального штаба бывшей польской армии Побегущий.

В сентябре 1941 года гестапо произвело аресты руководителей так называемого «правительства Ярослава Стецько», созданного украинскими националистами в городе Львове. В связи с этими арестами, в декабре 1941 года из района Винницы, где дислоцировался вышеуказанный украинско-немецкий батальон, ко мне в качестве делегата прибыл Шухевич. О приезде во Львов делегата украинско-немецкого батальона перед этим я был поставлен в известность немецким представителем при этом батальоне – Оберлендером, который в тот момент имел чин капитана немецкой армии. Присланный ко мне Оберлендером Шухевич в начале декабря мною был принят в помещении бюро отдела «По делам населения и обеспечения в Галиции», в доме бывшего галицийского воеводства Польши.

С Шухевичем я беседовал около часа. Шухевич передал списки военнослужащих вышеуказанного батальона с адресами их семей и просил оказать содействие в охране членов этих семей от возможных арестов со стороны гестапо и от вывоза на работы в Германию. Кроме того, он просил обеспечить эти семьи положенным им пайком и денежным содержанием, что в свое время было предусмотрено немецким командованием.

Во время беседы Шухевич сообщил, что произведенные немцами аресты украинских националистов во Львове, а также арест немцами в городе Кракове известного украинского националиста Бандеры Степана вызвали среди военнослужащих украинского батальона большое беспокойство за свою судьбу.

На вопрос, где находился Шухевич в последний период времени, он ответил, что из разведывательной школы в Криницах вместе с другими учащимися он был направлен в высшую специальную разведывательную школу в районе Берлина. Это, насколько я помню со слов Шухевича, было в конце 1940 года или начале 1941 года.

Вопрос: Расскажите, что Вам известно о периоде нахождения Шухевича в немецкой высшей разведывательной школе под Берлином?

Ответ: Шухевич рассказал, что высшая разведывательная школа, в которой он обучался, была организована немцами еще до 1939 года. Точное ее местонахождение я не помню, но, видимо, где-то неподалеку от Берлина. Со слов упоминавшегося выше Эйкерна, я впоследствии, в 1943 году, знал, что в главном городе провинции Бранденбург – Бранденбурге немцами были собраны для обучения в находившейся там высшей разведывательной школе лица из числа многих национальностей Советского Союза, в том числе и украинцы. Поэтому я предполагаю, что высшая разведывательная школа, в которой учился Шухевич, могла быть именно Бранденбургской школой.

По словам Шухевича, в этой школе он учился с начала 1941 года почти до начала вторжения немецко-фашистских войск в Советский Союз. Школа была создана заместителем руководителя немецкого «Абвера» Канариса генералом Лахузеном. В школе обучалось свыше одной тысячи лиц украинской национальности и, кроме того, большое количество лиц других национальностей. Школа готовила шпионов, диверсантов и террористов для ведения подрывной деятельности на территории Советского Союза. Там преподавались военное дело, приемы шпионажа, диверсий, террора, подрывное и радиодело, имелись специальные офицерские курсы для подготовки командного состава для так называемых «национальных легионов», создавшихся немцами. Шухевич, по его словам, наряду с методами ведения агентурной разведки и упомянутыми выше предметами, преподававшимися в школе, окончил и специальные офицерские курсы. После окончания школы Шухевич был направлен командиром роты в созданный немцами батальон украинцев-галичан, в составе которого участвовал в боях против Советской Армии с начала войны до сентября месяца 1941 года.

О том, что Шухевич обучался в высшей разведывательной школе немецкого «Абвера» мне в сентябре 1941 года, т. е. еще до моего разговора с Шухевичем, рассказал упоминавшийся выше капитан Оберлендер, который в том же году ездил в школу по приказу генерала Лахузена в специальную командировку.

Вопрос: Кто присутствовал при Вашем разговоре с Шухевичем в декабре 1941 года, во время которого он рассказал Вам о своей учебе в немецкой высшей разведывательной школе?

Ответ: Во время разговора с Шухевичем о его учебе в немецкой высшей разведывательной школе под Берлином в моем кабинете находился мой секретарь Шарлотта Эрке, лет 30, уроженка Берлина, проживавшая там в районе Шарлоттенбург. Ее местонахождение в настоящее время мне неизвестно.

Вопрос: Продолжайте о Вашем разговоре с Шухевичем при встрече с ним в декабре 1941 года.

Ответ: В присутствии Шухевича я продиктовал машинистке приказ всем немецким административным властям и финансовым чиновникам в Галиции. В приказе за моей подписью предлагалось до 1 января 1942 года снабдить семьи военнослужащих украинского батальона положенным денежным содержанием и пайком, а также указывалось на то, что эти семьи не подлежат вывозу на работы в Германию. Копию этого приказа я отдал Шухевичу для его передачи командованию украинского батальона. Затем я спросил Шухевича, куда он поедет после разговора со мной. Шухевич ответил, что имеет командировку в город Краков, после чего вернется в свою часть. О цели поездки в Краков Шухевич ничего не говорил. После этого он ушел, и я не встречался с ним до февраля 1942 года.

Вопрос: Когда Вы еще встречались с Шухевичем, и что Вам известно о его деятельности после 1941 года?

Ответ: После встречи с Шухевичем в 1941 году он продолжал служить в украинском галицийском батальоне вплоть до его расформирования немцами в феврале 1943 года. За этот период времени Шухевич был у меня несколько раз. В феврале 1942 года в моем отделе во Львове он появился вместе с главным врачом украинского батальона доктором Березовским. В это время батальон, в котором служил Шухевич, стал полицейским батальоном и дислоцировался в Белоруссии, с задачей – борьбы с советскими партизанами и охраны «рейхскомиссара Белоруссии» Кубе. Шухевич же с момента изменений функций батальона, т. е. с начала 1942 года, стал занимать должность заместителя командира батальона. Командиром батальона оставался упоминавшийся выше майор Побегущий.

Во время этой встречи с Шухевичем между мной и им велись разговоры, касающиеся материального обеспечения семей военнослужащих батальона и сохранения их привилегий. Участвовавший в разговоре доктор Березовский был моим хорошим знакомым. Его приезд с Шухевичем был вызван необходимостью добиться положительного урегулирования всех хозяйственных вопросов, которые хотело решить командование украинского батальона со мной и немецким командованием.

В мае 1942 года Шухевич опять приезжал ко мне во Львов. Во время встречи я сообщил ему положительный ответ берлинской полиции на просьбы командования украинского батальона об обеспечения семей личного состава. Переговорив с Шухевичем на эту тему, я спросил о деятельности украинского батальона в настоящее время. На это он ответил, что батальон участвует в карательных операциях немцев против советских партизан в Белоруссии. При этом Шухевич говорил, что его батальон уже несколько раз был в бою против советских партизан и имел некоторые потери в личном составе.

В ноябре 1942 года Шухевич был у меня на приеме в связи с большим количеством дезертировавших из состава батальона. Ввиду этого я должен был исключать из списков обеспечения семьи дезертиров и оказывать помощь семьям раненных военнослужащих украинского батальона. Шухевич рассказывал, что батальоном проводились частные карательные операции не только против советских партизан, но и против гражданского населения Белоруссии.

В феврале 1943 года в связи с ростом дезертирства и потерями от действий советских партизан карательный батальон украинцев-галичан немецким командованием был расформирован. Рядовой и старшинский состав распущен по домам. Офицерский состав батальона во главе с майором Побегущим и его заместителем капитаном Шухевичем должен был явиться во Львов к коменданту полиции. Однако в полицию явилась лишь небольшая группа офицеров и сам Побегущий. Те офицеры батальона, которые являлись сторонниками Степана Бандеры, в том числе и Шухевич, во Львов не явились, так как опасались ареста со стороны гестапо. Майор Побегущий и явившиеся с ним офицеры украинского батальона были гестапо арестованы, но вскоре отпущены и включены в состав формировавшейся в апреле 1943 года украинской дивизии «СС-Галичина».

Что касается Шухевича, то в феврале 1943 года он появился в моем кабинете в отделе «По делам населения и обеспечения» и, опасаясь быть арестованным немцами, разговаривал со мной не более 3–5 минут и просил ходатайствовать об освобождении из гестапо его жены, которая была арестована в том же месяце. Я пообещал Шухевичу походатайствовать об освобождении жены, после чего Шухевич быстро ушел. При содействии губернатора Галиции генерал-лейтенанта СС Вехтера, – моего личного друга, жена Шухевича была вскоре освобождена из гестапо.

В марте 1943 года Шухевич в отделе был у меня снова, одетый, как и во время февральской встречи, в форму капитана украинского полицейского батальона. Разговор длился несколько минут. Шухевич поблагодарил меня за освобождение из гестапо жены и сказал, что намеревается ехать в Пражский украинский университет, где надеется получить ученую степень доктора юстиции. С этого времени я Шухевича более не встречал и связи с ним не имел. Как мне стало известно впоследствии, Шухевич ушел в подполье и стал организатором так называемой «Украинской повстанческой армии» – «УПА».

Вопрос: Опишите внешний портрет Шухевича?

Ответ: Шухевич в момент последней встречи с ним имел немногим более 30 лет, среднего роста, худощавый, с небольшой головой, рыжеватыми волосами и худощавым в веснушках лицом. Каких-либо других особых примет в его внешности я не запомнил.

Вопрос: Где проживал Шухевич и его жена в период Ваших встреч с ним?

Ответ: Мне известно от самого Шухевича, что его жена в 1943 году проживала, до момента ее ареста гестапо, во Львове по улице Тарнавского, в доме № 10. Других адресов, по которым, возможно, проживал Шухевич или его жена, я не знаю.

Вопрос: Назовите все известные Вам родственные и иные связи Шухевича?

Ответ: Кроме отца и дяди Шухевича, о которых я указывал выше, являвшихся моими близкими знакомыми с 1919 года, других его родственников я не знал, ни лично, ни со слов других. Жену Шухевича я также не видел ни разу и не знал ее вовсе.

Из знакомых Шухевича мне известен доктор Ярослав Мороз, лет 30, уроженец и житель города Львова, являвшийся, по словам самого Мороза, университетским товарищем Шухевича. Мороз в 1941–1942 годах был официальным сотрудником Львовского гестапо, имел звание фельдфебеля «СС». В 1944 году Ярослав Мороз служил в немецко-украинской дивизии «СС-Галичина», откуда в том же году дезертировал и проживал где-то во Львове. Где он находится в настоящее время мне неизвестно.

Я знал, что Шухевич в период службы в украинском полицейском батальоне по своим националистическим взглядам являлся сторонником Степана Бандеры. Мне известно, что в апреле 1945 года заместитель Бандеры доктор Гринив, находившийся в то время в городе Колин, под Прагой, поддерживал связь с Шухевичем, руководившим так называемой «Украинской повстанческой армией», в западных областях Украины. Эта связь осуществлялась Гринивым путем заброски связников-парашютистов и при помощи коротковолновых радиопередатчиков под контролем и в тесном контакте с немецким «Абвером» и командованием немецкой армии. Офицеры немецкой разведки «Абвера» – обер лейтенант Иозеф Мюллер и доктор Вальтер Фель, находившиеся вместе с Гринивым в городе Колине, связывались с Шухевичем указанным путем, получали от него разведывательные данные о Советской Армии и давали, в свою очередь, указания по разведке, диверсиям и вооруженным выступлениям в тылу советских войск.

Кроме упомянутых Мороза и Гринива, другие националистические связи Шухевича я не помню.

Вопрос: Кому, кроме Вас, известно об обучении Шухевича в немецких разведывательных диверсионных школах в городе Кринице и под Берлином?

Ответ: О том, что Шухевич обучался в немецких разведывательно-диверсионных школах в городе Кринице и под Берлином, кроме меня, знали следующие лица: мой секретарь отдела «По делам населения и обеспечения» во Львове Шарлотте Эрке, упоминавшиеся выше офицеры немецкой разведки Эрнст цу Эйкерн и Оберлендер, командир украинского полицейского батальона Побегуший, университетский товарищ Шухевича – Ярослав Мороз. Кроме того, об этом знал агент Львовского филиала немецкой разведки – «Абвернебенштелле-Львов» – Солятицкий, имени и отчества которого я не знаю. Солятицкий был заместителем известного главаря украинских националистов Романа Сушко, вместе с которым занимался отбором украинцев-галичан в немецкую разведывательную школу в городе Криница, в связи с чем знал Шухевича, которого направил на учебу в эту школу.

О месте нахождения вышеуказанных лиц в настоящее время, мне неизвестно.

Показания с моих записаны верно, мне вслух прочитаны, в чем и расписываюсь.

Допросил:

Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины (далее – ОГА СБ Украины). Ф. 65, Д. С7448, Л. 15–22.

Опубл.: Роман Шухевич у документах радянських органів державної безпеки (1940–1950). – К.: ПП Сергійчук М.I., 2007. Т. 2. С. 381–392.

 

Документ № 3

Приказ НКВД СССР о работе особых отделов НКВД

Приказ

народного комиссара внутренних дел Союза ССР

за 1939 год

СОДЕРЖАНИЕ:

№ 0032. О работе особых отделов НКВД Союза ССР.

№ 0032. 14-го января 1939 г., гор. Москва.

1. На особые отделы НКВД возлагаются специальные задачи по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Рабоче-Крестьянской Красной армии, Военно-морском флоте и пограничных и внутренних войсках НКВД.

2. Особые отделы НКВД осуществляют эти задачи путем:

а) организации агентурно-осведомительного аппарата в армии, флоте и среди гражданского населения, имеющего непосредственное соприкосновение с войсковыми частями, учреждениями, снабженческим аппаратом и отдельными военнослужащими;

б) ведение следствия по делам о контрреволюции, шпионаже, диверсии, измене Родине, вредительстве в РККА и Военно-морском флоте, войсках НКВД и среди указанного выше гражданского населения и путем производства, в связи с этим, обысков, арестов и выемок.

3. Аресты рядового и младшего начальствующего состава РККА особые отделы НКВД военных округов (армий) согласовывают с Военными советами округов. Аресты старшего и высшего командного и начальствующего состава РККА согласовываются Особым отделом НКВД СССР с Народным комиссаром обороны СССР.

4. Для руководства особыми отделами НКВД и выполнения задач, возложенных на особые отделы по центральному аппарату Народного комиссариата обороны Союза ССР, Народного комиссариата Военно-морского флота и Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР организуется Особый отдел НКВД СССР армии и флота, входящий в состав Главного управления государственной безопасности НКВД СССР.

5. В местах дислоцирования управлений военных округов, отдельных армий и флотов создаются особые отделы НКВД округов, отдельных армий и флотов, непосредственно подчиненных Особому отделу НКВД СССР.

6. При армейских группах, корпусах, флотилиях, дивизиях и бригадах, укрепленных районах и крупных военных объектах (военные училища, склады и т. д.) создаются особые отделы (отделения, группы и уполномоченные) НКВД, подчиняющиеся во всех отношениях соответствующим особым отделам НКВД военного округа, отдельной армии или флота.

7. Начальник Особого отдела НКВД СССР назначается Народным комиссаром внутренних дел Союза ССР по согласованию с Народным комиссаром обороны Союза ССР и подчиняется начальнику Главного управления государственной безопасности.

Начальники особых отделов округов, армий, корпусов, дивизий и бригад назначаются Народным комиссаром внутренних дел по согласованию с Народным комиссаром обороны Союза ССР. Назначение опер. уполномоченных Особого отдела при полках, военно-учебных заведениях и складах согласовывается с Военными советами округов (армий).

Назначение Наркомвнуделом СССР начальника Особого отдела НКВД СССР, начальников особых отделов округов (армий) и начальников особых отделов дивизий объявляется также приказом Народного комиссара обороны СССР.

8. Особый отдел НКВД СССР выполняет специальные задания Народного комиссара обороны Союза ССР и Народного комиссара Военно-Морского флота, а на местах – военных советов соответствующих округов, армий и флотов.

9. Начальник Особого отдела НКВД СССР обязан своевременно и исчерпывающе информировать Народный комиссариат обороны Союза ССР (Наркома, его заместителей, а по отдельным вопросам, по указанию Народного комиссара, – начальников центральных управлений Народного комиссариата обороны) о всех недочетах в состоянии частей Рабоче-Крестьянской Красной армии и обо всех проявлениях вражеской работы, а также о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих, особенно на начальствующий состав. На местах особые отделы округов, армий и флотов информируют соответствующие Военные советы, особые отделения НКВД корпусов, дивизий и бригад – командиров и комиссаров соответствующих войсковых соединений, а оперуполномоченные при отдельных частях, учреждениях и заведениях РККА – соответствующих командиров и комиссаров этих частей.

10. Начальники особых отделений корпусов, дивизий и бригад входят в состав военно-политических совещаний и информируют эти совещания о недочетах в политико-моральном состоянии частей, их боевой подготовке и снабжении.

11. Коммунисты и комсомольцы, работающие в особых отделах, кроме работающих в Центре и особых отделах НКВД военных округов (армий) и флотов, состоят на партийном и комсомольском учете при соответствующих политорганах.

Настоящий порядок распространить на Народный комиссариат Военно-Морского флота.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

комиссар государственной безопасности 1-го ранга

ОГА СБ Украины. Ф. 9, Д. 5, Л. 146–146 об.

 

Документ № 4

Доклад НКВД УССР в НКВД СССР о задержании немецкого шпиона

16-го ноября с. г. 91-м пограничным отрядом войск НКВД был задержан при нелегальном переходе госграницы со стороны Германии Бруммер Иоганн, 1914 года рождения, уроженец г. Вены, немец, со средним образованием.

На допросе в погранотряде Бруммер показал, что он служил в германской армии в чине капрала и бежал в Советский Союз в поисках политубежища, так как, состоя с 1929 г. в Компартии, якобы боялся репрессий.

Кроме того, как утверждал БРУММЕР, он вынужден был ускорить свой побег в СССР еще и по следующей причине.

27. Х с. г. в г. Замоще была выстроена его часть и якобы по команде все солдаты подняли воротники гимнастерок. В этот момент у него, Бруммера, под воротником была обнаружена красная пятиконечная звездочка. Такие же звездочки, как утверждал Бруммер, были обнаружены еще у 15 солдат, впоследствии вместе с ним арестованных.

12 из них были немедленно на автомашине отправлены в г. Люблин, а остальные 4 солдата, в том числе и он, Бруммер, были оставлены под надзором при части. Как показал Бруммер, воспользовавшись плохим надзором, он бежал, скрываясь в деревнях до дня перехода границы.

Показания Бруммера, данные им в погранотряде, естественно, вызвали у нас сомнения, в связи с чем он для следственной проработки 27. XI с. г. был доставлен в 3-й Отдел УГБ НКВД УССР.

На допросе 2-го декабря Бруммер пытался настаивать на своих показаниях, выдавая себя за члена Компартии, однако по ряду моментов был изобличен во лжи и сознался в переброске его на нашу территорию германской разведкой.

Бруммер на первичном допросе у нас показал, что членом Коммунистической партии он не был, и что обстоятельства его бегства на нашу сторону, излагавшиеся им ранее, являются легендой, выработанной германской разведкой.

По существу своей связи с германской разведкой и заданий, полученных при переброске в СССР, Бруммер показал следующее.

25-го июля с. г. он был призван в германскую армию и служил в 133 полку, находившемся тогда в гор. Вельсе (80 клм от гор. Вены). После 5-недельного воинского обучения он в числе других был переведен в гор. Линц на Дунае.

Из числа призванных резервистов в конце августа мес. с. г. в 133 полку было отобрано 12 человек для прохождения 3-х недельной специальной разведшколы. В их числе был отобран и Бруммер.

Школа готовила военных разведчиков для работы за границей. Ежедневно, как показывает Бруммер, читались лекции по следующим вопросам:

1. Конспирации.

2. Ориентировки и поведению за границей.

3. Сбора сведений военного характера.

По окончании разведшколы все 12 человек во главе с руководителем школы обер-лейтенантом Эткиным выехали из г. Линц в Люблин, к месту расположения 133 пехотного полка.

В первых числах октября месяца батальон, состоявший из резервистов, в котором служил Бруммер, был отправлен в гор. Замоще. Здесь в конце октября Бруммер был вызван в штаб батальона к представителям разведки, которые его увезли с собой на машине в гор. Томашув.

До 10-го октября Бруммер проживал в одной из гостиниц Томашува, периодически встречаясь с сотрудниками разведки, предложившими ему готовиться к нелегальному переходу советской границы.

В процессе этих встреч Бруммеру была дана изложенная выше легенда, и он инструктировался по разведывательной работе в Советском Союзе.

Бруммеру было дано задание вначале завоевать доверие советских властей, строго придерживаясь при допросах данной ему легенде, а затем, под видом антифашиста-политэмигранта, проникнуть в ряды РККА.

Его убеждали в том, что сложившиеся отношения между Германией и Советским Союзом дают основания предполагать, что это мероприятие вполне осуществимо, тем более что он, Бруммер, из рабочих, «член Компартии, политэмигрант».

По РККА Бруммер получил задание собрать сведения о технике вооружения, об укрепленных районах и местах наибольшей концентрации военных частей. Кроме того, ему было поручено изучить окружающих его лиц с целью создания подполья из приверженцев фашистского строя Германии.

Как утверждает Бруммер, в СССР он послан на неопределенный срок. Вернуться он должен был при наличии необходимости передачи важных сведений.

Далее Бруммер показал, что по заданию разведки он должен был 3-го января 1940 года встретиться в Москве, на вокзале, куда прибывают поезда из центра Украины, видимо Киевском, с неким Горовским, который, имея его фотоснимок, должен подойти к нему.

Горовский якобы будет ожидать его у здания вокзала с левой стороны при выходе в город. Бруммеру было указано, что, связавшись с Горовским, он начнет работать под непосредственным его руководством и получит от Горовского необходимую поддержку для свободного проживания в СССР и в устройстве на работу.

О Горовском Бруммеру даны следующие сведения: высокого роста, на лбу выше левого глаза небольшой шрам, носит коричневое пальто.

Бруммер показывает, что несколько дней до того, как он был переброшен в СССР, сюда был переброшен окончивший с ним разведшколу бывший курсант Медицинского Университета в Вене Эгон Гофер, которого также обязали связаться с Горовским.

При личном обыске у Бруммера обнаружено три фотоснимка двух неизвестных ему евреев и годовалого ребенка. Эти фотоснимки ему якобы вручили сотрудники германской разведки для представления их Горовскому, который, как утверждает Бруммер, имеет аналогичные снимки. С такими же фотоснимками, как ему было сказано, явиться к Горовскому и Эгон Гофер. Сложив рядом три снимка годовалого ребенка, на обратной стороне которых имеется надпись на еврейском языке, Горовский должен расшифровать указания разведки для себя.

Этому моменту мы придаем серьезное значение и склонны верить, что надписи на еврейском языке содержат задание Горовскому, т. к. на оборотной стороне изъятого снимка у Бруммера, на котором сфотографирован годовалый ребенок, имеется следующая надпись по-еврейски, сделанная еврейским шрифтом, но немецкими словами «Посылаю Вам карточку моей единственной красивой дочурки».

Характерно, что эта надпись растянута и занимает четыре линии.

Из окончивших с Бруммером разведшколу он назвал следующих лиц, возможно, тоже переброшенных в Советский Союз: Вагнера Йогана, Шварцель Франца, из гор. Вены – Тольгайбель, Даушек, Олешау, унтер-офицера, Гернинга, Рангартингера и переброшенного в СССР Гофера Эгона.

Для связи разведка дала Бруммеру следующий адрес: гор. Вена, 55, Иоганнештрассе, 12/3, Роберту или Марии Брихт.

Роберт Брихт являлся неродным отцом Бруммера, служит в одной из извозчичьих фирм. Мария Брихт – родная мать Бруммера. Других родственников в Германии Бруммер якобы не имеет.

Письмо по указанному адресу Бруммер должен был направить через Горовского после встречи с ним. В тексте семейного характера Бруммер путем кода должен указать, устроился ли он на работу, имеет ли серьезные материалы для разведки, в положительном случае – передал ли он их Горовскому.

Ряд моментов в показаниях Бруммера вызывает сомнения. В частности, он утверждает, что в конце письма, не шифруя, он должен просить отца или мать передать письмо в штаб германской армии в Берлин. Далее он весьма путано дает показания о способах легализации в СССР, учитывая его полное незнание русского языка и пр.

Это дает повод считать, что Бруммер с нами еще не откровенен.

Работу с ним продолжаем.

Приняли меры к поимке названных Бруммером агентов германской разведки.

Анализ показаний Бруммера дает основания полагать, что он переброшен в СССР для включения в серьезную резидентуру «Гестапо», одним из руководящих участников которой, видимо, является Горовский.

Если дальнейшая работа с Бруммером покажет его полную искренность с нами, в целях вскрытия резидентуры «Гестапо» считаем возможным Бруммера завербовать и увязать с Горовским.

О последующем будем докладывать.

Просим указаний.

Приложение: Копии фотоснимков.

ОГА СБ Украины. Ф. 16, Оп. 32 (1951 г.), Д. 13, Л. 463–472.

 

Документ № 5

Докладная записка УНКВД по Тернопольской области

Докладная записка

о ходе следствия по делу контрреволюционного

вооруженного выступления украинских националистов

в Збаражском районе

Сообщаем, что предварительным расследованием по делу контрреволюционного вооруженного восстания украинских националистов, происходившего в Збаражском районе Тернопольской области в ночь с 18 на 19 декабря 1939 г., установлено следующее.

С самого начала прихода Красной Армии в Западную Украину контрреволюционная организация украинских националистов (ОУН) вела борьбу против установления Советской власти в Западной Украине и ставила своей задачей создать государство «самостийной Украины» фашистского типа на всей территории, населяемой украинцами.

С этой целью в период выборов депутатов в Народное собрание Западной Украины ОУНовская организация стремилась послать туда людей, последовательно проводивших политику организации украинских националистов, и там, на Народном собрании провозгласить «самостийную Украину», а не присоединение Западной Украины к Советскому Союзу.

Когда же эта предательская роль ОУН не удалась, они взяли курс на активную борьбу с Советской властью путем подготовки вооруженного восстания.

Из анализа социально-политического лица арестованных и разыскиваемых участников контрреволюционного вооруженного выступления видно, что участниками восстания являлись главным образом члены «организации украинских националистов», украинские купцы, сельские кулаки и украинское духовенство, некоторым из них удалось пробраться в советские органы (рабочую гвардию и сельские комитеты).

Организаторы и руководители вооруженного восстания по г. Збаражу (Добротвор Василий, Комендант и Данилевич М. В. – разыскиваются) и организаторы и руководители контрреволюционного восстания по селам распространяли слухи, что вооруженное восстание будет происходить одновременно по всей Западной Украине, и на помощь восставшим придет войско из Германии, организованное из украинцев, а также 18.XII.1939 г., к моменту восстания заявили, что Румыния пошла уже войной против Советского Союза.

Днем 18 декабря 1939 г. в г. Збараже, в доме активного участника вооруженного восстания Григоринского (был арестован и при попытке к бегству убит) проходило совещание всех руководителей восстания сел Збаражского района, на котором и был разработан план восстания. По плану восстания намечалось провести контрреволюционное выступление против Советской власти в ночь с 18 на 19 декабря 1939 г. одновременно по всему Збаражскому району, предполагая разоружить войсковые части, милицию и НКВД и, получив оружие, арестовать и физически уничтожить всех руководителей советских органов в селе, взять власть в свои руки в Збаражском уезде и повести наступление на г. Тернополь, где соединиться с другими повстанцами и, таким образом, при помощи вооруженного восстания создать государство фашистского типа – «самостийную Украину».

Во время подавления контрреволюционного выступления с 18 на 19 декабря 1939 года были задержаны и арестованы в ряде сел Збаражского района активные участники этого контрреволюционного выступления в числе 62-х человек, на которых нами заведено 5 групповых следственных дел, в том числе:

1. Следдело на группу повстанцев в числе 20 человек, из которых 4 человека были арестованы дополнительно по показаниям арестованных. Эта группа производила нападение на здание РО НКВД г. Збаража в ночь с 18 на 19 декабря и руководил ею житель г. Збаража, в прошлом имел свой продуктовый магазин, Добротвир Василий (разыскивается).

В период нападения был ранен сотрудник УНКВД по Тернопольской области, приехавший с группой на ликвидацию восстания, и убит один из участников нападения.

Задачей этой группы было: разоружить и уничтожить работников РО НКВД, отобранным оружием снабдить невооруженную часть повстанцев и начать дальнейший захват власти в г. Збараж. К этому времени из сел данного района должны были прийти в г. Збараж повстанцы, захватившие власть в селах, и совместно, установив власть «самостийной Украины» в г. Збараже, пойти на соединение с другими повстанцами в г. Тернополе.

Из всей группы – признавшихся 11 человек.

2. Следственное дело на группу в количестве 13 человек участников вооруженного восстания в с. Чернихивцы Збаражского района. Эта группа должна была свергнуть местную власть в с. Чернихивцы и, мобилизировав все местное население, пойти в г. Збараж для дальнейшего наступления на г. Тернополь.

Вооружившись тремя карабинами и одним браунингом, под руководством организатора ОУН дер. Чернихивцы Здырке Афтана Афтановича (разыскивется), эта банда пошла арестовывать голову сельского комитета дер. Чернихивцы. Тут же, около сборного пункта повстанцев, около читальни, напали н автомашину, идущую из г. Тернополя в г. Збараж, в результате чего сотрудники УНКВД и РКМ г. Тернополя на месте преступления арестовали нападавших с винтовками на автомашину повстанцев с. Чернихивцы – Турка М. Д. и Скалецкого Т. С., а остальные разбежались. При ликвидации восстания в с. Чернихивцы жертв не было.

Повстанцы села Чернихивцы снабжались оружием через активного участника вооруженного восстания против Советской власти, работавшего комендантом рабочей гвардии данного села, – Комара Даниила Лукича.

Из всей группы 13 человек дополнительно арестован по показаниям обвиняемых, 1 человек, а всего признавшихся полностью и частично – 12 человек.

3. Следственное дело на группу в количестве 10 человек участников вооруженного восстания в с. Разношинцы Збаражского района. Руководителями контрреволюционного восстания в с. Разношинцы являлись кулаки: Смолий Василий Иванович, Лизун Петр и Дьячук Софат (разыскивается), которые организовали повстанческий комитет из 6-ти человек, сняли в помещении гмины портреты вождей партии и Советской власти, вызвали голову сельского комитета и отобрали у него ключи и деньги в сумме 533 руб., заявив, что «ваша власть кончилась, советов уже нет, и по всей Западной Украине создана «самостийная Украина»». Повстанческий комитет под угрозой и под видом всеобщей мобилизации собирает людей к 4-м часам утра к народному дому и под петлюровским националистическим флагом предполагали вести народ в г. Збараж для установления в последнем власти «самостийной Украины».

Из всей этой группы повстанцев в количестве 10 человек призналось 9, дополнительно арестован, по показаниям обвиняемых, один человек.

4. Следственное дело на группу в количестве 19 человек, участвовавших в вооруженном восстании против Советской власти в селах Иванчаны и Кобылье Збаражского района. Этой группой повстанцев руководили: б[ывший] заступник головы сельского комитета с. Кобылье Белецкий И. М. (разыскивается) и секретарь сельского комитета с. Иванчаны – Шевчук А., он же организатор ОУН данного села.

Вечером 18.XII.1939 г., перед началом восстания, они проводили совещание в хате у попа с. Иванчаны Иванчука Н. М. Они заранее приготовили националистический флаг, сшитый из материи, взятой в церкви.

Сигналом к началу восстания был колокольный звон и рожок. Для связи между селами был выделен один верховный повстанец.

Белецкий объявил всеобщую мобилизацию мужчин от 18-ти до 50-ти лет, которые должны были явиться к народному дому с продовольствием, с таким расчетом, чтобы повстанцы могли попасть в г. Збараж к 4-м часам утра 19.XII.1939 г. для организации и защиты государства «самостийной Украины», заявляя, что «советов в Западной Украине уже нет».

Из количества 19 человек, участвовавших в восстании против Советской власти, 5 человек были арестованы дополнительно по показаниям обвиняемых.

Сознавшихся по данному делу 14 человек.

5. Следственное дело на группу в количестве 3-х человек, арестованных 26. II. с. г., участвовавших в вооруженном восстании против Советской власти в с. Лисичинцы Збаражского района. Этой группой руководил житель с. Лисичинцы Гкшин Семен, который «разъяснял» селянам, что Красная Армия отходит, а поляки снова хотят взять Украину, нам необходимо иметь оружие, чтобы идти на Збараж отстаивать «самостийную Украину».

Вооружившись обрезами, группа пошла к голове селькомитета данного села с целью взятия у такового оружия, где и производили обыск.

Эта группа с г. Збаражем имела связь через жителя данного села Малышевского. Узнав о подавлении восстания, он пришел из г. Збаража и заявил собравшимся, чтобы последние разошлись.

По этой группе созналось двое, по показаниям которых оформляется к аресту 8 человек участников вооруженного восстания против Советской власти.

По показаниям арестованных, привлеченных к следствию по Збаражскому району, участников вооруженного выступления в ночь с 18 на 19 декабря 1939 г. проходит 64 человека, из них нами дополнительно арестовано 11 человек, оформляется к аресту 8 человек.

Проходящие по показаниям как активные повстанцы, скрывшиеся в момент подавления их выступления, до настоящего времени разыскиваются.

Следственное дело по группе повстанцев в количестве 13 человек с. Чернихивцы будет окончено и сделано по подсудности к 7 марта 1940 г.

Следственное дело по группе повстанцев в количестве 19-ти человек сс. Иванчаны и Кобылье будет окончено и сделано по подсудности к 15 марта 1940 г.

Следственное дело по группе повстанцев в количестве 10 человек с. Разношинцы будет окончено и сделано по подсудности к 6 марта 1940 г.

Следственное дело по группе повстанцев в количестве 20 человек г. Збаража будет окончено и сделано по подсудности к 20 марта 1940 г.

Следственное дело по группе повстанцев в количестве 3 человек с. Лисичинцы только разворачивается, и производим дополнительные аресты.

О результатах следствия по этому делу сообщим дополнительно.

ОГА СБ Украины. Ф. 16, Оп. 84 (1955 г.), Д. 2, Л. 190–197.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 289–292.

 

Документ № 6

Докладная записка НКВД СССР И. Сталину и В. Молотову о деятельности Украинского Научного института в Германии

Посланный нами в Берлин секретный сотрудник НКВД СССР сообщил следующие агентурные сведения.

Существующий в Берлине Украинский Научный институт под руководством германского Министерства Пропаганды за последнее время широко развил свою деятельность и стал центром научно-исследовательской работы украинских националистических организаций, призванным научно обосновать контрреволюционные, антисоветские задачи украинского национализма.

С 1939 года институт фактически перешел в ведение немецких властей, но персонал института остался украинским.

За последнее время институт развил большую издательскую и «исследовательскую» работу специфического характера. Так, в течение 1939—40 гг. институт издал военный немецко-украинский словарь для инфантерии, такой же словарь для летчиков и большой немецко-украинский словарь специально для военно-топографических, экономических и политических описаний отдельных областей Советской Украины.

Подготавливается к печати ряд карманных военных словарей и последние карты территории УССР.

Всей научно-исследовательской работой института ведает профессор Кузеля (гетманец, деятель Украинской Громады в Берлине, связан с бюро Розенберга). В беседе с нашим источником по вопросу о немецко-украинских планах в отношении Советской Украины последний заявил: «Я имею отношение к ведущим немецким деятелям и говорю прямо – война за Украину будет. Мы сейчас много работаем, но стараемся быть незаметнее, так как это необходимо немцам, чтобы не обострять отношений с Советским Союзом. Отношение немцев к русским самое презрительное, в то же время для украинцев делается все».

По вопросу о взаимоотношениях внутри украинской эмиграции разных политических течений проф. Кузеля заявил: «По существу это различие часто формального характера, так пока необходимо немцам, но цель одна и хозяин один».

Институт имеет более 80 студентов-украинцев, получающих немецкую стипендию. Всего в высших учебных заведениях в Берлине получают немецкую стипендию (по 110 марок в месяц) около 400 студентов украинцев. Это, главным образом, молодежь, прибывшая из Холмщины и Карпатской Руси, а в последнее время – украинцы из Галиции. Всех членов украинских националистических организаций, находящихся в лагерях, Институт обеспечивает работой в городах и материальной поддержкой.

По данным института, всего под немецким протекторатом насчитывается около миллиона украинцев.

Среди пленных насчитывается около 100 000 украинцев. Все они освобождены из лагерей и устраиваются на работу.

Украинцев, бежавших с территории Западной Украины и находящихся сейчас в лагерях, насчитывается 32 000 человек. Кроме того, около 15 000 беженцев, главным образом украинской интеллигенции, обосновалось в Кракове, Вене и Праге.

ОГА СБ Украины. Ф. 60, Д. 88160, Т.1, Л. 139–141. Копия. Машинопись.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 424–425.

 

Документ № 7

Из приказа Наркома внутренних дел УССР И. А. Серова об оперативных мероприятиях в борьбе с немецкой агентурой

Несмотря на ряд моих указаний об активизации агентурно-оперативной работы по вскрытию и разгрому агентуры немецкой разведки, до сего времени должного перелома нет.

Оперативные мероприятия, проводимые органами НКВД УССР на местах, явно недостаточны и не обеспечивают вскрытия деятельности немецкой разведки на нашей территории.

Анализ проведенной работы по разоблачению немецкой агентуры показывает, что значительное количество этой агентуры разоблачено погранотрядами и УНКВД Западных областей из числа задержанных нарушителей границы, имевших, главным образом, задания по приграничной разведке.

Случаев же задержания агентуры немцев в тыловых промышленных областях и районах, а также разоблачения бесспорно внедренной к нам ранее квалифицированной немецкой агентуры – нет.

При наличии огромной базы работы по немецкой линии на Украине (свыше 100 тыс. немецкого населения) и значительно возросшей активности немецкой разведки по внедрению к нам своей агентуры, установлению делового контакта со старой агентурой, в особенности в местах расположения нашей оборонной промышленности, – необходимо перейти к решительным мероприятиям в борьбе с агентурой противника.

Совершенно нетерпимо, когда такие уязвимые области как Одесская, Запорожская, Харьковская, Днепропетровская и Киевская в течение 1940 года не вскрыли и не разоблачили ни одного агента немецкой разведки. Это свидетельствует, что агентурно-оперативная работа в этих УНКВД по немцам продолжает отсутствовать.

Состояние работы по выброске нашей агентуры за кордон для внедрения в германские развед. органы проходит явно неудовлетворительно. На местах по-прежнему не инициативно относятся к выполнению этой важной и неотложной задачи н/органов. НКВД УССР не получили ни одного ценного предложения в этом направлении.

Мною неоднократно подчеркивалось, что контрразведывательная работа и глубокое проникновение в ее каналы является одной из первоочередных задач органов НКВД Украины, исходя из этого, —

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Всем Начальникам УНКВД немедленно пересмотреть оперативные кадры, выделенные для работы по немецкой линии, и укрепить специальные отделения и оперативные группы наиболее опытными и работоспособными сотрудниками.

[…]

5. Всем УНКВД и, главным образом, УНКВД Западных областей УССР по всем линиям работы (немецкой, польской, украинской и т. д.) поставить перед собой задачу активного внедрения нашей агентуры в немецкие разведывательные органы, используя польские, украинские и белогвардейские организации, действующие под прямым руководством и по заданиям немцев.

Ответственность за организацию качественной контрразведывательной работы по немцам возлагаю лично на начальников УНКВД.

О проводимой Вами работе и результатах докладывайте в НКВД УССР.

ОГА СБ Украины. Ф. 9, Д. 35, Л. 63–66.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 143–144.

 

Документ № 8

Директива Наркома внутренних дел УССР И. А. Серова об усилении борьбы с немецкой агентурой

Разоблачение немецкой агентуры, усиленно засылающейся к нам в последнее время, свидетельствует о чрезмерно возросшем интересе, проявляемом германскими разведывательными органами к Красной армии, в особенности к Военно-воздушному флоту.

В подавляющей своей массе перебрасываемая к нам немецкая агентура имеет задание по сбору шпионских сведений о дислокации, численности, техническом оснащении, местах расположения аэродромов, складов боеприпасов частей РККА и данных о командно-политическом составе по Западным областям УССР.

Наряду с этим германская разведка начала практиковать засылку своей агентуры с шпионскими заданиями в более глубокие тылы – Харьков, Киев, Одесса и одновременно давала ей поручение по хищению полевых сумок у командиров РККА и выполнению диверсионных актов по уничтожению ангаров.

В последнее время немецкая квалифицированная агентура, помимо поручений по шпионажу, получает задание склонять к измене командиров РККА и наиболее неустойчивых уводить с собой за кордон в Германию.

Причем основное внимание в этом вопросе германские разведывательные органы уделяют военно-воздушному флоту РККА.

Агент германской разведки «Г» получил задание по прибытию на территорию Советского Союза завязать знакомства с командным составом Красной армии, в первую очередь с летчиками, изучить их и, склонив наиболее неустойчивых к измене, привлечь для шпионской работы, предлагая за это крупные суммы денег до 20 000 рублей.

Агенты германской разведки «Д» и «Ш» получили специальные задания – установить связь с командирами РККА и подходящих из них склонить к измене родине и уходу за кордон, обещая им в Германии материально обеспеченную жизнь. Особое внимание они должны были обратить на вербовку командиров-летчиков.

Агент разведки «С» была переброшена в СССР со специальным заданием – установить связь с командиром – летчиком РККА и склонить его к перелету на сторону Германии на советском бомбардировщике последней конструкции. За выполнение данного задания «С» должна была получить от немцев 200 000 марок вознаграждения.

Ориентируя Вас о вышеизложенном,

Предлагаю:

1. Разоблаченную немецкую агентуру, имевшую задание по разведработе в Красной армии, особенно тщательно допрашивать о ее связях с командно-рядовым составом РККА и окружением.

Зачастую эта агентура получала указания от германских разведывательных органов связываться с наиболее надежными и законспирированными явочниками и переправщиками. Выявлению и ликвидации явок и гарантийных переправ немецкой агентуры уделять первоочередное внимание.

2. При обнаружении шпионских материалов по РККА добиваться от разоблачаемой агентуры источников снабжения последних из числа военнослужащих Красной армии или их связей.

3. Максимально усилить агентурное обслуживание местного населения, соприкасающегося с частями Красной армии.

О результатах доносить.

ОГА СБ Украины. Ф. 9, Д. 35, Л. 198–201.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 158–159.

 

Документ № 9

Спецсообщение Наркома государственной безопасности УССР П. Я. Мешика в НКВД СССР

Специальное сообщение о подготовке оуновских организаций к вооруженному восстанию в Тернопольской области.

Агентурно-следственные данные, добытые УНКГБ по Тернопольской области, свидетельствуют о том, что ОУНовские организации разворачивают широкую работу по подготовке к вооруженному восстанию, которое приурочивается к 1-му мая 1941 г.

Организациями ОУН проводится вербовка новых кадров, приобретается оружие, составляются мобилизационные планы, и ведется усиленная агитация среди украинского населения за необходимость вооруженной борьбы с советской властью.

Всю подготовительную работу оуновское руководство проводит под лозунгом тесного контакта с другими антисоветскими организациями.

В процессе разработки оуновской организации на территории Збаражского района от агента «Данилова» поступили данные, что Збаражский провод ОУН в связи с наступлением весны усиленно готовится к вооруженному восстанию.

По этому поводу руководитель уездного провода ОУН Бобесюк в одной из бесед с агентов «Даниловым» заявил:

«…В настоящий период наша организация находится в очень напряженном положении и должна быть готова выступить каждую минуту, так как Германия уже захватила Болгарию, она поможет Италии разбить Грецию и затем выступить против Турции, поскольку последняя является союзником Англии, а Советский Союз обязательно должен выступить в помощь Турции. Поэтому война между Германией и СССР неизбежна. Мы же, украинские националисты, в это время должны поднять вооруженное восстание здесь против Советов».

Одновременно с этим, Бобесюк вручил агенту «Данилову» оуновский коммуникат под названием «Техника взрыва», в котором руководство ОУН излагает разработанный до деталей план проведения контрреволюционной работы на всей территории УССР на период подготовки вооруженного восстания, в момент восстания, а также на случай успешного исхода такового.

Касательно подготовки восстания в коммуникате «Техника взрыва» указывается, что необходимо:

«…Организовать кадры, штабы, добывать оружие, знать территорию и людей, военных специалистов, вести военную подготовку, разрабатывать соответствующие планы подготовки, мобилизационный и оперативный. Объединить вокруг себя массы – вот те основные задачи, которые нужно осуществить при организации восстания»…

На следующей встрече с агентом «Даниловым» Бобесюк предупредил его о приведении в боевую готовность организации, имея в виду, что страны оси в скором времени выступят против Советского Союза.

На этой же встрече агент «Данилов» получил от Бобесюка следующие задания:

1. Каждый руководитель села должен составить оперативный план, в котором указать важные объекты села, которые должны быть в первую очередь захвачены во время восстания. Во время восстания должны захватить сельсовет и поставить к руководству его своих людей и почту с тем, чтобы прервать связь с городом и не дать возможности вызвать помощь из города.

2. По райцентру – в оперативном плане предусмотреть захват в первую очередь почты-телеграфа, НКГБ и милиции.

3. Из членов ОУН сейчас же выделить способных людей, которые уже сейчас бы начали изучать стратегические дороги, мосты и другие сооружения с тем, чтобы во время восстания, если это потребуется, могли их уничтожить путем взрыва.

На вопрос агента, располагает ли организация оружием и в каком количестве, Бобесюк ответил:

«…Оружие – винтовки, пулеметы, гранаты есть в достаточном количестве, но сколько и где это оружие, я сказать не могу не потому, что я тебе не доверяю, а в интересах сохранения этого оружия потому, что если тебя случайно арестуют, ты можешь проговориться на следствии и рассказать об оружии…».

Активный оуновец-нелегал, бывший житель села Ромашки Белобожницкого района Маланчук Петр агенту «Чистому» о подготовке вооруженного восстания заявил:

«…Подготовленное восстание ОУН в 1940 году в силу создавшейся международной обстановки не состоялось и было перенесено на 1 мая 1941 года, подготовка которого в настоящее время активно ведется. Сигналом восстания будет поджог в селах по одной хате. Этот сигнал увидят заграницей, тогда из Кракова вылетят самолеты с вооруженными парашютистами, которые вместе с оуновцами примут участие в свержении советской власти и установлении «Самостийной Украины»».

Распространяемые оуновцами слухи о подготовке вооруженного восстания, приняли среди населения широкую огласку и вызвали соответствующие реагирования.

Житель села Бодаки Вишневецкого района Кащук Иван в беседе… рассказал о связях оуновского подполья с антисоветскими формированиями в Восточных областях УССР и выявил свою осведомленность о подготовке восстания оуновцев весной 1941 г.

Жительница села Сокольники, Подгаецкого района, в возрасте 16 лет, по национальности полька, фамилия которой пока не установлена, в беседе с осведомителем милиции «Гайдуком» заявила, что в соседнем селе украинские националисты готовятся к вооруженному восстанию, с этой целью приобретают оружие, по вопросу которого обращаются к проживающим в селах полякам.

Сигналы о подготовке оуновских организаций к вооруженному восстанию поступают и из других районов Тернопольской области.

Данные о подготовке восстания, полученные агентурным путем, перекрываются следственными материалами. Арестованный 11 марта с. г. нелегал-оуновец Сеник на допросе показал:

«…В начале марта с. г. Гешко, районный руководитель ОУН, собирал нас, нелегалов, в Межгирском лесу, около с. Пидгирья и дал всем задание – всякими способами проводить террористические акты над работниками милиции и НКВД.

В отношении партийных работников, он приказал сейчас террористических актов не делать, так как это повлечет плохие для нас последствия. Гешко по этому вопросу сказал так, что партийных работников можно начать уничтожать только весной, когда Германия начнет воевать с СССР, а мы здесь к этому времени должны будем сколотить надежные кадры и поднять вооруженное восстание в тылу советской власти…».

Сеник также показал, что по заданию Гешко был убит участковый уполномоченный милиции Дориенко, который активно преследовал оуновцев-нелегалов.

Этот террористический акт, по заданию Гешко, был осуществлен 10 марта с. г. оуновцами-нелегалами Павелко, Ботюком и Сплавнюковым.

Арестованный Борщевским РО НКГБ Лотоцкий, дьяк греко-католической церкви, являющийся районным руководителем ОУН, о задачах организации украинских националистов показал:

«…Основной задачей организации являлась подготовка вооруженного восстания против советской власти, с целью ее свержения и установления «самостоятельного украинского государства», буржуазно-националистического типа. Восстание должно будет начаться 1.V.1941 года, сигналом к началу восстания должны послужить пожары, которые, согласно особым указаниям руководства ОУН, произойдут одновременно во всех населенных пунктах.

По этим сигналам руководящий состав организации собирает всех членов организации и «симпатиков».

Конкретно по селу Бильче-Золоте, восстание должно осуществляться так: сигналом к восстанию послужит зажженная хата на краю села или же стог соломы, сопровождаясь звоном колоколов.

По этому сигналу все члены ОУН должны собраться на краю села, около горящей хаты, и если кто из членов ОУН к месту сбора не явится, таких членов организация будет расстреливать.

Руководителем восстания намечался Улашин Яким, его заместителем Тымчук Николай и Данильчук (скрываются).

Собравшимся Улашин Яким должен раздать оружие и дать подробный инструктаж по ходу дальнейшего восстания».

Эта организация ОУН, усиленно готовясь к вооруженному восстанию, проводила массовую вербовку новых членов, приобретала оружие, медикаменты и проводила шпионско-разведывательную работу.

Из полученных следственных и агентурных данных Бережанским РО НКГБ устанавливается, что по этому району оуновские организации готовят вооруженное восстание, в связи с чем созданы крупные националистические центры.

В целях пресечения активных выступлений оуновских организаций на территории Тернопольской области нами проводятся следующие мероприятия:

1. Проводятся аресты руководящего состава оуновских организаций, выявленных в Бережанском районе.

2. Приняты меры к выявлению и арестам оуновцев-нелегалов.

3. Аресты оуновцев используем для перевербовок и захвата через них районного руководства ОУН в наши руки.

4. В этом же направлении будет проводиться агентурная работа по другим районам Тернопольской обл.

О результатах выполнения намеченных мероприятий сообщу дополнительно.

ОГА СБ Украины. Ф. 16, Оп. 84 (1955 г.), Д. 7, Л. 243–250. Копия. Машинопись.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 342–346.

 

Документ № 10

Из директивы Наркома государственной безопасности УССР П. Я. Мешика начальникам УНКГБ западных областей об открытии и ликвидации подполья ОУН

Поступившие за последнее время в НКГБ УССР материалы свидетельствуют о том, что «ОУН» по заданию Краковского провода на территории Западных областей УССР ведет усиленную работу по подготовке к вооруженному восстанию против Советского Союза, намечаемому на весну 1941 года.

По имеющимся данным УНКГБ Дрогобычской, Тернопольской и Ровенской областей, вооруженные выступления намечены на период между 20 апреля и 1 мая с. г.

В связи с этим деятельность ОУНовских организаций во всех областях значительно активизировалась: проводится усиленная вербовка новых кадров и подготовка их, развернута работа по приобретению оружия, боеприпасов, санитарного имущества, отрабатываются мобилизационные планы, увеличилось количество террористических актов против советских и партийных работников, распространяются листовки и воззвания, призывающие население к вооруженной борьбе, и т. д.

Для руководства вооруженным выступлением на территорию СССР из-за кордона нелегально перебрасываются руководящие кадры «ОУН» с заданиями возглавить вооруженное восстание.

Так, в селе В. Гнилицы Тернопольской области руководитель местной ОУНовской организации Процик Ярослав на инструктивном совещании участников организации заявил, что вооруженной выступление намечено на 22–25 апреля с. г. и предупредил присутствующих, чтобы они были на своих местах и готовились к этому выступлению.

[…]

В селе Соколов Тернопольской области подрайонный руководитель «ОУН» Демеда С. П. получил от районного руководителя указания о подготовке к тайной мобилизации ОУНовской организации, которая должна состояться весной 1941 года.

В порядке подготовки к этой мобилизации, как это установлено агентурными материалами, каждый член организации должен иметь в запасе несколько пар белья, продукты питания, медикаменты и перевязочные средства.

[…]

О подготовляющемся вооруженном выступлении «ОУН» в апреле с. г. также свидетельствуют материалы «ПК».

Ведя подготовку к вооруженному выступлению, «ОУН» мобилизует все враждебные нам силы, устанавливает контакты с другими контрреволюционными украинскими и польскими националистическими организациями и остатками антисоветских политпартий.

Исходя их этого, основная задача УНКГБ состоит сейчас в том, чтобы использовать все средства и возможности по вскрытию и ликвидации ОУНовского подполья с тем расчетом, чтобы предотвратить попытку вооруженного выступления со стороны «ОУН», прекратить ее террористическую деятельность и максимально усилить агентурно-оперативную работу по разложению организации, —

Предлагаю:

1. Усилить работу по выявлению членов «ОУН», находящихся на нелегальном положении, используя для этого агентурные и официальные возможности (агентуру, показания арестованных, свидетелей, аппарат розыска и т. д.).

2. Для упорядочения оперативного учета по нелегалам и действенной работы по поимке их, – все материалы по этому вопросу сосредоточить в СПО УНКГБ.

На каждого нелегала завести дело, в котором сгруппировать материалы, необходимые для успешного розыска: установочные данные, сведения о родственниках и организационных связях, местах возможного нахождения, районах действия, фотокарточки и т. п.

3. Розыск и изъятие нелегалов возложить на отделения СПО по борьбе с политбандитизмом.

Для этой же работы использовать оперативные бригады НКГБ УССР, командированные мною в УНКГБ.

4. Подготовить имеющиеся агентурные разработки по «ОУН» к оперативной ликвидации, с расчетом проведения операции в период с 15 по 20 апреля.

[…]

8. Операции подготавливать и проводить в точном соответствии с приказом НКГБ СССР № _____ от _____.

О выполнении данных указаний, поступающих сигналах о подготовке восстания и Ваших мероприятиях ежедневно доносите специальными записками.

ОГА СБ Украины. Ф. 9, Д. 43, Л. 54–58.

Опубл.: Советские органы государственной безопасности в 1939—июне 1941 г.: документы ОГА СБ Украины. 2-е изд., перераб. – Кн. 2 – К.: 2013, с. 163–164.

 

Документ № 11

Из указаний Главного управления войск НКВД по охране тыла Действующей Красной Армии об организации борьбы с бандами УПА

Агентурно-следственными материалами войск НКВД по охране тыла 1-го Украинского фронта установлено, что диверсионно-террористической «Организацией украинских националистов» (ОУН) сколочены на территории УССР многочисленные и хорошо вооруженные банды – т. н. «Украинская повстанческая армия» (УПА). <…>

Главари банд имеют большой опыт подпольной и диверсионно-террористической работы. Через специальных связников – часто девушек – поддерживают связь с городскими и сельскими организациями и ячейками ОУН, члены которых ведут активную разведку на банды, снабжают их одеждой, обувью и продовольствием.

Личный состав банд – в основном жители западных областей Украины, а также жители других областей, причастные к ОУН. Бандиты изучают военное дело и специально готовятся для диверсионно-террористических действий в тылу Красной Армии.

ОУН поставлены следующие задачи перед бандами УПА: совершение налетов на штабы Красной Армии и войск НКВД; физическое истребление офицеров Красной Армии, войск НКВД, а также сотрудников НКВД-НКГБ и партийно-советского актива; разрушение фронтовых железнодорожных коммуникаций; поджог воинских складов и нарушение нормальной работы тыла Красной Армии.

Банды УПА, как правило, прибегают к внезапным налетам, устанавливают засады вблизи дорог и в населенных пунктах, нападают на мелкие подразделения частей Красной Армии, войск НКВД и наши служебные наряды.

В лесных массивах и населенных пунктах специально оборудованы и хорошо замаскированы землянки, в которых укрываются бандиты. Кроме того, располагая обширными связями среди местного населения, бандиты находят приют у членов ячеек ОУН, своих родственников и близких знакомых.

Будучи застигнуты в землянках, бандиты оказывают упорное сопротивление, стремясь убить офицеров наших войсковых групп, вызвать растерянность среди красноармейцев и, пользуясь замешательством, скрыться. Главари банд обычно живыми не сдаются. <…>

Успешность операции по ликвидации банд УПА целиком зависит от качества предварительной агентурной и войсковой разведки, а равно умелой расстановки и применения наших войсковых сил для уничтожения или захвата бандитов.

Вместе с тем на участках, пораженных бандами УПА, создаются более сложные условия для несения службы охраны штабов и подразделений, а также возникают новые задачи по обеспечению нормальной работы тыла Красной Армии. В частности, встает вопрос об охране коммуникаций и предотвращении диверсионно-террористической деятельности банд УПА.

Предлагаю:

1. Службу по охране тыла в районах, пораженных бандами УПА, организовать, как правило, по направлениям вдоль основных армейских и фронтовых коммуникаций, охватывая в первую очередь нашим влиянием прилегающие к ним населенные пункты и постоянно наблюдая за лесными массивами. Остальные участки охранять путем периодической высылки сильных РПГ в составе не менее 20–25 человек, вооруженных ручными пулеметами. Служебные наряды во всех случаях высылать в составе 5–7 человек, вооружая их по мере возможности ручным пулеметом.

2. Операции по ликвидации выявленных банд УПА проводить, строго соблюдая следующие требования:

– количественный состав РПГ, ИГ или ИО должен превышать численность банды;

– началу операции обязательно должна предшествовать войсковая или агентурная разведка района нахождения и места укрытия банды;

– подход в район операции должен совершаться скрыто, с соблюдением всех правил маскировки;

– перед началом операции, на основе данных разведки, должна быть проведена продуманная расстановка сил и средств, обеспечивающая успех операции;

– при проведении операции действия РПГ, ИГ или ИО должны быть внезапными и решительными; если банда застигнута в укрытии, немедленно принимать меры к уничтожению этого укрытия, применяя гранаты или ВВ.

Категорически запретить проводить операции по ликвидации банд с хода, без предварительной разведки и продуманной расстановки сил, а также не допускать практики продолжительного блокирования банд, застигнутых в укрытиях.

3. Заставы дислоцировать группами по 2–3 вместе лагерем или компактно в населенном пункте, строго изолированно от местного населения.

Штабы батальонов располагать в тех пунктах, где больше сосредоточено застав.

По прибытии в новый пункт дислокации, хотя и временный, немедленно возводить оборонительные сооружения и выставлять на ПО дежурные ручные или станковые пулеметы.

Штабы и подразделения охранять круглые сутки усиленно, 2–3 часовыми.

Входы и выходы в населенные пункты, где расположены штабы и подразделения, перекрывать служебными нарядами, тщательно проверяя всех лиц, прибывающих в эти пункты или убывающих из них.

Учитывая, что банды УПА через свои связи среди местного населения ведут усиленную разведку наших сил, запретить построение всего личного состава подразделения на виду у местного населения. Занятия по боевой подготовке проводить поочередно, группами вблизи от заставы и обязательно с личным оружием при себе.

4. Начальникам разведотделов управлений войск НКВД по охране тыла фронтов:

– организовать взаимодействие с органами НКВД – НКГБ и КРО «Смерш» в агентурно-оперативной работе по выявлению и ликвидации банд УПА;

– создать активно действующий агентурный аппарат для вскрытия организаций и ячеек ОУН, каналов их связи с бандами УПА и розыска этих банд;

– непосредственно участвовать в разработке планов операций по ликвидации выявленных банд УПА, включая в состав РПГ, ИГ и ИО офицеров разведки, подготовленных для работы по украинским националистам;

– организовать и силами офицеров разведки провести специальные беседы с личным составом войск по ознакомлению с контрреволюционной диверсионно-террористической деятельностью ОУН – УПА в тылу Красной Армии;

– совместно с начальниками штабов войск разработать тактические приемы нашей борьбы с бандами УПА, обучить этим приемам офицерский состав войск.

5. О всех случаях выявления банд УПА, их численности, вооружении и районах действий немедленно доносить мне по телеграфу, указывая мероприятия по ликвидации этих банд, а в последующих донесениях – результаты этих мероприятий.

Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 32880, Оп. 5, Д. 606, Л. 47–50.

 

Документ № 12

Докладная записка Главного управления войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии о результатах борьбы с бандформированиями

С выходом на Правобережную Украину войска НКВД по охране тыла 1-го Украинского фронта столкнулись с организованным диверсионно-повстанческим бандитизмом. Особенно пораженными бандитизмом оказались лесные районы Волынской, Ровенской и Тернопольской областей.

Агентурно-оперативными мероприятиями было установлено, что банды входят в состав т. н. «Украинской повстанческой армии», созданной «Организацией украинских националистов», и предназначены для диверсионно-повстанческих действий в тылу Красной Армии.

В лесных массивах и населенных пунктах оборудованы и хорошо замаскированы землянки для укрытия бандитов, а также созданы многочисленные склады продовольствия, обмундирования, оружия и боеприпасов.

Участники банд УПА проходят курсы военной подготовки, причем особое внимание уделяется тактике внезапных нападений на подразделения и штабы Красной Армии и войсковые обозы.

Банды располагают обширной агентурой, состоящей из участников ячеек ОУН, родственных и близких связей бандитов. Эта агентура через специальных связников постоянно сообщает главарям банд о расположении гарнизонов Красной Армии и войск НКВД, передвижениях войсковых подразделений и отдельных групп военнослужащих. Особое внимание уделяется наблюдению за подразделениями наших войск и выявлению среди местного населения лиц, оказывающих содействие в борьбе с бандами.

Бандиты прибегают к физическому уничтожению лиц и их семей, заподозренных в связях с войсками и органами НКВД.

Войска НКВД по охране тыла 1-го Украинского, 1-го Белорусского и бывшего 2-го Белорусского фронтов успешно боролись с бандитизмом. По состоянию на 15 мая с. г. наши войска имели 131 боевое столкновение с бандами, причем ликвидировано 4 656 бандитов, в том числе убито 2 963 и захвачено 1 693 бандита.

У бандитов изъято: 7 орудий, 4 миномета, 65 пулеметов, 4 противотанковых ружья, 95 автоматов, 614 винтовок, 62 пистолета, 80 мин, 850 гранат, 66 495 патронов, 2 радиостанции, 9 радиоприемников, 9 телефонных аппаратов, 1 типография, 5 пишущих машинок. Вскрыто 34 склада с продовольствием и боеприпасами, из которых изъято до 200 тонн зерна и других продуктов, а также захвачено 172 лошади и 100 голов крупного рогатого скота.

Из наиболее крупных банд ликвидированы:

• банда «Юрко», из состава которой убит 61 и задержано 170 бандитов. В числе убитых – командир куреня «Юрко» и командир сотни «Вовк»;

• банда «Север», из состава которой убито 752 и задержано 247 бандитов;

• банда «Восток», из состава которой убито 903 и задержано 86 бандитов. В числе убитых – представитель УПА полковник «Эней», командиры куреней «Кватеренко» и «Балабан», командир сотни «Буровой», а также некий Нема, якобы полковник венгерской армии.

Наши потери: убито 135, ранено 104 и пропали без вести 28 человек.

В связи с успешными операциями наших войск по розыску и ликвидации банд в последнее время УПА применяет тактику действий более мелкими группами по 30–50 человек. Бандиты прибегают к внезапным налетам, устраивают засады вблизи дорог и в населенных пунктах, нападая на мелкие подразделения частей Красной Армии и войсковые обозы.

Главари банд организуют упорное сопротивление, стремясь убить офицеров наших войсковых групп, вызвать растерянность среди красноармейцев и, пользуясь замешательством, скрыться. Как правило, в случае безвыходного положения в боевых столкновениях главари банд живыми не сдаются.

Опыт борьбы с бандами УПА показал, что только наличие в необходимый момент достаточного количества войсковой силы для полного окружения банды приводит к ее уничтожению.

Так, например, агентурно было установлено, что группа банды «Восток» численностью свыше 1 000 человек находится на марше. Начальник войск НКВД по охране тыла 1-го Белорусского фронта генерал-майор Серебряков, не располагая достаточными силами для проведения операции, доложил об этом командующему фронтом генералу армии тов. Рокоссовскому и получил в подкрепление моторазведывательную роту штаба фронта.

В результате банда «Восток» была окружена и полностью уничтожена. Войска НКВД по охране тыла 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов постоянно и активно ведут агентурно-войсковую работу по розыску и ликвидации банд УПА, действующих в прифронтовой полосе.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 4, Д. 594, Л. 54–56.

 

Документ № 13

Из описания характерных ухищрений, применяемых враждебными элементами в тылу действующей Армии

Изучение разнообразных ухищрений, применяемых враждебными элементами, и практика борьбы с ними дают возможность сделать выводы, которые помогут личному составу наших войск намного повысить результативность своей оперативно-служебной деятельности.

1. Успеха в разоблачении враждебных элементов достигает тот, кто лучше знает способы и методы действий врага, его повадки, кто постоянно их изучает; тот, кто более бдителен и настойчив, кто вражеским ухищрениям противопоставляет нашу пограничную находчивость и смекалку.

2. Враждебный элемент, применяя свои ухищрения, мало верит в их надежность. Он в первую очередь и больше всего рассчитывает на слабость проверки, на небдительность проверяющих нарядов.

3. Поведение вражеских агентов и преступников при встрече с нашими нарядами, как правило, не совсем естественное. Одни заметно волнуются, другие слишком суетятся, третьи весьма поспешно предъявляют документы или же, наоборот, чересчур медлят.

Путаные ответы, длительные объяснения, потеря самообладания, излишняя развязность, попытки скрыть от проверки некоторые документы и вещи – все это признаки, которые должны вызывать подозрительность, недоверие и настороженность.

Внимательно следить за поведением проверяемого – важнейшая обязанность наряда.

4. Агенты врага и дезертиры, даже имея «безупречные» фиктивные документы, предпочитают уклоняться от встречи с нашими нарядами. Они стремятся держаться в тени, пытаются пройти незамеченными, замаскироваться. Поэтому не следует ожидать, пока враги сами наткнуться на наш наряд. Их надо активно искать, разоблачать.

5. Многие преступные элементы (особенно дезертиры), не имеющие документов, будучи задержанными, чаще всего объясняют свое появление в тылу фронта следующими причинами: «отстал», «заблудился», «забыл документы», «утерял документы», «моя часть находится близко отсюда», «выполнял задание, теперь догоняю свою часть» и т. д.

Наряды не должны принимать в расчет подобные объяснения. Решать вопрос об их правдоподобности или лживости и о дальнейших мерах может только офицерский состав.

6. Больше всего враждебные элементы боятся устного опроса во время проверки. Чем больше продуманных вопросов задаст наряд, тем больше у него шансов разоблачить ухищрения врага. Особенно боятся опроса те, кто предъявляет похищенные или купленные документы. При умелом опросе они в большинстве случаев сбиваются, путают, а затем бывают вынуждены сознаться.

Двойной метод проверки – тщательное изучение документов и устный опрос – обязательное правило.

7. Дезертиров и агентов врага, идущих под маской «раненых», часто отличают следующие признаки: небрежно наложенная повязка, неумелая симуляция боли, неестественные стоны, нарочито выпячивание своего «ранения». Чаще всего дезертиры или агенты врага оказываются среди раненых, следующих в одиночку или мелкими группами (2–3 человека).

8. Трудно обнаружить недостаток в одном, хорошо подделанном, документе, в двух – это уже значительно легче, в трех – совсем не трудно, поэтому необходимо придерживаться правила: у одного и того же лица проверять не менее двух документов, а лучше – все документы, которые у него имеются.

Если наряд ограничивается проверкой только одного документа, это говорит о поверхностном и несерьезном выполнении проверяющими своих обязанностей.

9. Ухищрение можно скорее всего выявить не по постоянному документу, а по разовому, срочному документу (командировочное удостоверение и др.).

10. Оправдавшим себя способом разоблачения враждебных элементов, действующих групп является сопоставление документов разных лиц этой группы. При внимательном и вдумчивом сопоставлении можно всегда обнаружить какое-либо несоответствие и погрешность в документах (одинаковый почерк или одинаковые чернила на документах лиц из разных частей, сходство подписей, печатей, формы документов и проч.).

11. Важнейшее правило для наряда – никому из проверяемых не верить на слово, все перепроверять.

Без тщательной проверки наряд не должен пропускать никого. Лучше лишний раз проверить честного человека, чем по легковерию пропустить преступника.

12. Наряд должен не только хорошо знать все ухищрения преступников и методы борьбы с ними. Этого недостаточно. Пограничник должен обладать большим терпением. Следует всегда помнить, что поспешность при проверке может принести громадный вред и облегчить врагу возможность беспрепятственно проникнуть в тыл действующей Красной Армии.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 606, Л. 209–210.

 

Документ № 14

Положение о работе контрольно-проверочного пункта по охране тыла действующей армии

1. Контрольно-проверочный пункт <…> войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии предназначается для осуществления жесткого контроля за передвижением всех военнослужащих и гражданских лиц и транспорта на наиболее важных участках дорог и основных магистралях фронтов и армий.

2. Контрольно-проверочный пункт возглавляется опытным офицером разведотделения батальона (полка) и комплектуется за счет кадрового офицерского и сержантского состава – пограничников.

3. Начальник контрольно-проверочного пункта подчиняется непосредственно командиру батальона и его заместителю по разведке.

4. Основными задачами контрольно-проверочного пункта <…> являются:

а) выявление и задержание разведывательной и контрразведывательной агентуры противника и прочего враждебного элемента;

б) борьба с дезертирами, лицами, уклоняющимися от службы в Красной Армии, и нарушителями установленного порядка в тылу действующей Красной Армии;

в) задержание военнослужащих Красной Армии, оставляющих без приказа свои боевые позиции, а также лиц, отставших от своих частей.

5. Контрольно-проверочный пункт <…> выставляется распоряжением командира пограничного полка – батальона на наиболее важных узлах, перекрестках или развилках дорог Верховного Главнокомандования и основных магистралях фронтов и армий.

6. В целях усиления состава контрольно-проверочного пункта, охраны и конвоирования задержанных и оперативного обеспечения обходных путей совместно с контрольно-проверочным пунктом дислоцируется одна из застав батальона, или приказанием командира батальона полка в распоряжение начальника КПП выделяется вооруженная группа бойцов из состава резервной заставы численностью по усмотрению командира батальона – полка.

7. Оперативная работа на участке контрольно-проверочного пункта осуществляется путем:

а) создания осведомительной сети в населенных пунктах, расположенных в 2–3 км от места дислокации контрольно-проверочного пункта, и работы с этой сетью;

б) первичной фильтрации задерживаемых подозрительных лиц;

в) организации службы в соответствии с Инструкцией по службе войск НКВД СССР по охране тыла фронтов действующей Красной Армии и Инструкцией начальнику КПП.

8. Агентурно-осведомительная сеть вербуется только лично начальником контрольно-проверочного пункта.

9. Первичная фильтрация задержанных проводится лично начальником контрольно-проверочного пункта, а в его отсутствие – заместителем начальника контрольно-проверочного пункта.

10. Задержанные преступники и лица, в отношении которых необходима более глубокая фильтрация, доставляются на пункты фильтрации РО батальона или полка.

Начальнику контрольно-проверочного пункта запрещается самостоятельно передавать задержанных территориальным органам НКВД, НКГБ, КРО «СМЕРШ» или пунктам формирования.

11. Служба контрольно-проверочного пункта организуется путем:

– круглосуточного и бдительного несения службы нарядами контрольно-проверочного пункта;

– постоянного участия офицерского состава в проверке документов у всех лиц, передвигающихся через контрольно-проверочный пункт;

– тщательного использования при проверке документов материалов по распознаванию поддельных документов, которыми снабжается немецко-фашистская агентура, забрасываемая в тыл Красной Армии.

12. Служба заставы, дислоцирующейся вместе с контрольно-проверочным пунктом или приданной вооруженной группой бойцов, организуется для перекрытия всех обходных путей, непосредственно прилегающих лесных массивов и рощ, осмотра населенных пунктов и различного рода нежилых строений, блиндажей, землянок и т. п. в радиусе 2–3 км от места расположения контрольно-проверочного пункта.

13. Начальник заставы, дислоцирующейся с контрольно-проверочным пунктом, непосредственно организует службу заставы, получая от начальника контрольно-проверочного пункта соответствующие оперативные материалы.

14. Начальник контрольно-проверочного пункта оказывает практическую помощь начальнику заставы в организации и проведении оперативных мероприятий заставы.

15. Непосредственное руководство оперативной работой контрольно-проверочного пункта, контроль за состоянием и результатами этой работы осуществляются командирами полка – батальона и их заместителями по разведывательной работе.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 606, Л. 216–218.

 

Документ № 15

Из инструкции начальнику контрольно-проверочного пункта войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии

1. Контрольно-проверочный пункт <…> войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии предназначается для осуществления жесткого контроля за передвижением всех военнослужащих и гражданских лиц и транспорта на наиболее важные участки дорог Верховного Главнокомандования и основных магистралях фронтов и армий.

2. Начальник контрольно-проверочного пункта подчиняется непосредственно командиру батальона, его заместителю по разведке и выполняет указания НШ батальона.

3. Основными задачами контрольно-проверочного пункта батальона являются:

а) выявление и задержание агентуры противника и прочего враждебного элемента;

б) борьба с дезертирами, лицами, уклоняющимися от службы в Красной Армии, и нарушителями установленного порядка в тылу действующей Красной Армии;

в) задержание военнослужащих Красной Армии, оставляющих без приказа свои боевые позиции, а также лиц, отставших от своих частей.

4. Контрольно-проверочный пункт <…> выставляется распоряжением командира пограничного полка – батальона на наиболее важных узлах, перекрестках или развилках дорог Верховного Главнокомандования и основных магистралях фронтов и армий.

5. При выставлении КПП в одном месте от двух и более органов (ВАД, внутренних войск НКВД, милиции и проч.) их действия взаимно согласовываются <…>.

6. При выставлении КПП войск НКВД отдельно от дорожно-комендантских участков ВАД и ДЭБов они обязаны производить проверку всех документов <…>.

7. В целях усиления состава контрольно-проверочного пункта, охраны и конвоирования задержанных и оперативного обеспечения обходных путей совместно с КПП дислоцируется одна из застав батальона или приказанием командира батальона – полка в распоряжение начальника КПП выделяется группа бойцов из состава резервной заставы или МГ численностью по усмотрению командира батальона – полка.

8. Начальник контрольно-проверочного пункта непосредственно отвечает за организацию и состояние службы и оперативной работы на КПП.

9. Служба контрольно-проверочного пункта батальона организуется путем:

– круглосуточного несения службы нарядами контрольно-проверочного пункта;

– постоянного личного участия офицерского состава КПП в проверке документов у всех лиц, передвигающихся через контрольно-проверочный пункт;

– тщательного использования при проверке документов материалов по распознаванию поддельных документов, которыми снабжается немецко-фашистская агентура, забрасываемая в тыл Красной Армии.

10. Боевую задачу лицам наряда, несущим службу на КПП, ставит лично начальник контрольно-проверочного пункта или его заместитель непосредственно перед заступлением на службу.

11. Численность служебного наряда, выставляемого на КПП, определяется оперативной обстановкой, важностью участка и степенью интенсивности движения на магистрали.

Как правило, всякий служебный наряд на КПП должен иметь в своем составе:

– старшего контролера (он же старший наряда), в обязанности которого входит личная проверка документов, наблюдение за порядком на КПП, работой контролеров и остальных лиц наряда и разрешение возникающих в процессе службы недоразумений;

– одного или двух контролеров, которые производят проверку документов и досмотр автогужтранспорта;

– одного или более регулировщиков, выставляемых для подачи сигналов об остановки автомашин;

– одного или более часовых, выставляемых у шлагбаумов и для сопровождения контролеров;

– двух-трех конвоиров для сопровождения и охраны задержанных лиц.

12. Личный состав КПП должен быть особо бдителен, иметь образцовый воинский вид, быть вежливым, но вместе с тем и строго требовательным.

13. Начальник контрольно-проверочного пункта, его заместитель и контролеры должны четко знать все приказы, отдельные указания и распоряжения, регламентирующие порядок передвижения частей, подразделений и одиночных военнослужащих Красной Армии в тылу фронта, а также режим, установленный в прифронтовой полосе для гражданского населения.

14. Служебный наряд на КПП обязан тщательно проверять документы у всех лиц, передвигающихся через КПП или вблизи его.

При проверке документов особое внимание должно быть обращено на:

– достоверность таковых путем сличения штампа, печати и подписи должностного лица, выдавшего документ;

– соответствие фотокарточки на документе личности проверяемого;

– срок выдачи и время действия документа.

В случае сомнений в правильности оформления и действительности проверяемого документа контролер имеет право задавать предъявителю контрольные или уточняющие вопросы.

15. Лица, не имеющие документов или с неправильно оформленными документами и вызывающие подозрения, задерживаются старшим контролером и под конвоем направляются для предварительной фильтрации к начальнику контрольно-проверочного пункта.

16. Автомашины, следующие со знаком для проезда «Без предъявления документа для проверки», выданным Главным дорожным управлением Красной Армии, подлежат проверке на КПП в исключительных случаях, т. е. когда подлинность знака вызывает сомнение или когда в отношении лиц, следующих на этих машинах, имеются определенные данные.

17. Служебные наряды КПП обязаны требовать соблюдения автомашинами светомаскировки в соответствии с установленными на местах правилами.

18. Служебным нарядам КПП при исполнении служебных обязанностей разрешается применять оружие в следующих случаях:

Без предупреждения:

а) для отражения вооруженного нападения на состав служебного наряда;

б) для уничтожения диверсионных и других вооруженных групп противника или бандитских шаек, появляющихся в сфере действия КПП.

После однократного оклика «Стой» или предупредительного выстрела:

а) при невыполнении лицами, следующими через КПП, требований служебных нарядов об остановки и предъявлении документов, в случае попытки их скрытия от наряда:

б) при попытке задержанных к побегу. <…>

19. КПП должен быть оборудован шлагбаумами; в 150 метрах от КПП, на обочине дороги, по ходу машин должны быть установлены аккуратно сделанные знаки «Внимание!», в 100 метрах от КПП – щиты с надписями «Тихий ход!», рядом со шлагбаумами – щиты с надписями «КПП – проверка документов».

Регулировщики КПП должны быть снабжены свистками и флажками (красный и желтый), а в ночное время – фонарями с красным стеклом.

20. Все требования и указания КПП обязательны для исполнения всем без исключения лицами, следующими по дорогам. <…>

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 606, Л. 219–221.

 

Документ № 16

Из справки оперативно-служебной деятельности войск НКВД по охране тыла 1-го Украинского фронта за период с 1.1.44 г. по 20.11.44 г.

1. Общая обстановка

Общая обстановка на участке 1-го Украинского фронта за период с 1.11.44 г. по 20.11.44 г. характеризовалась успешными наступательным действиями Красной Армии, в ходе которых Красная Армия нанесла немецко-фашистским войскам ряд тяжелых поражений.

В результате стремительного наступления Красной Армии от немецких захватчиков была полностью освобождена Правобережная Украина, западные области Украины, значительная часть дружеской нам Польши и отдельные районы Чехословакии.

Со второй половины августа 1944 г. 1-й Украинский фронт находится в состоянии временной стабилизации. В период стабилизации части КА вели бои местного значения за расширение и удержание захваченных плацдармов на западном берегу р. Висла и улучшение своих позиций в освобожденных районах Чехословакии.

2. Оперативная обстановка в тылу фронта

Оперативная обстановка в тылу фронта характеризовалась:

1. Наличием в западных областях Украины глубоко законспирированного оуновского подполья, проводящего свою контрреволюционную деятельность путем пропаганды идеи создания «самостийной Украины».

2. Наличием крупных бандформирований, вооруженной силы украинских националистов, так называемой «Украинской повстанческой армии» (УПА). Указанные бандформирования в основном группировались в Ровенской, Волынской, Черновицкой, Львовской областях.

Контрреволюционные организации и бандформирования активизировали свою контрреволюционную деятельность в направлении:

а) срыва твердого государственного порядка в тылу фронта, дезорганизации и срыва всех военно-государственных мероприятий, проводимых органами Советской власти и командованием Красной Армии;

б) уничтожения партийно-советских работников и актива, терроризирования и запугивания населения, лояльно настроенного к Советской власти;

в) открытых вооруженных нападений не только на одиночек-военнослужащих КА, но и на группы военнослужащих, следующих по дорогам, автоколонны, обозы, небольшие гарнизоны Красной Армии;

г) организации диверсионных актов на фронтовых железнодорожных и шоссейных магистралях с целью срыва военно-государственных перевозок.

Оперативно-служебная деятельность войск НКВД от ОТ ДКА проходила в условиях многочисленных вооруженных столкновений с бандами УПА. В апреле 1944 г. для ликвидации крупных бандформирований УПА в Ровенской области был выброшен истребительный отряд войск НКВД с приданной 8 кавдивизией КА под командованием нач. войск НКВД по ОТ 1-го Украинского фронта генерал-майора тов. Зубарева.

В результате операций указанного истребительного отряда были ликвидированы 34 банды УПА с общей численностью 1 024 бандита. <…>

3. С выходом частей Красной Армии на территорию Польши обстановка в тылу фронта усложнилась наличием разного рода нелегальных польских организаций с деятельностью, направленной на подрыв авторитета и доверия к Польскому комитету национального освобождения, организацию отдельных террористических актов по отношению к представителям местной власти и военнослужащим Красной Армии.

4. Наличием нелегальных вооруженных отрядов польского эмиграционного правительства так называемой «Армии Краевой» (АК), с появлением в отдельных случаях террористических действий против сторонников Польского комитета национального освобождения и вооруженных нападений на отдельных лиц и небольшие группы военнослужащих Красной Армии.

В результате оперативно-служебной деятельности за 11 месяцев 1944 г. оперативными группами войск НКВД с привлечением гарнизонов частей Красной Армии разоружено 7 отрядов АК с общим количеством участников 632 человека.

5. Наличием на освобожденной от противника территории агентуры, ставленников и пособников врага, а также большого количества скрывающихся в тылу фронта дезертиров Красной Армии. <…>

В результате оперативно-служебной деятельности войск НКВД по ОТ 1-го Украинского фронта в указанных условиях за период с 1.11.44 г. по 20.11.44 г. задержано: военнослужащих 37 603 чел., гражданских 57 455 чел., всего – 95 058 чел.

Из них разоблачено: агентов-диверсантов 10, агентов-разведчиков 29, агентов-контрразведчиков 466, террористов 13, изменников и предателей 976, … полицейских и карателей 543, дезертиров 4 356, мародеров 317, бандитов 1 944, уклонившихся от службы в КА 7 218, ставленников и пособников врага 635, прочего преступного элемента 2 293. За указанный период ликвидировано 194 банды, убито – 5 089, захвачено – 2 523 бандита.

В результате боевой стажировки снайперских команд войск НКВД в боевых порядках Красной Армии уничтожено 5 010 солдат и офицеров противника.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 161, Л. 307–309.

 

Документ № 17

Из предложений командования войск НКВД СССР об охране тыла и коммуникаций действующей Красной Армии на территории Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии

Во исполнении Ваших указаний об организации охраны тыла и коммуникаций на территории Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии считаем целесообразным:

1. Утвердить прилагаемый план мероприятий по организации охраны тыла и коммуникаций действующей Красной Армии, составленный совместно с Генеральным штабом Красной Армии.

2. Формулируемые НКО в соответствии с прилагаемым планом шесть стрелковых дивизий общей численностью 30 000 человек включить в состав внутренних войск НКВД.

3. В целях объединения руководства войсками НКВД, привлекаемыми к охране тыла и коммуникаций действующей Красной Армии на территории сопредельных государств, охрану тыла и коммуникаций во всех отношениях возложить на начальников войск НКВД по охране тыла фронтов в пределах разгранлиний фронтов.

Выделяемые для этих целей части внутренних войск НКВД подчинять в оперативном отношении соответствующим начальникам войск НКВД по охране тыла фронтов.

При значительном продвижении линии фронта на территорию сопредельных государств (например, Румыния, Югославия) охрану коммуникаций и поддержание порядка на территории между государственной границей (погранлинией) и тыловой границей фронтового тыла во всех отношениях возлагать на внутренние войска НКВД. <…>

10. Для руководства внутренними войсками НКВД по охране тыла и коммуникаций действующей Красной Армии сформировать в Главном управлении внутренних войск оперативный отдел в составе агентурного отделения и отделения службы, а также пополнить штат некоторых других отделов.

В связи с этим штат Главного управления внутренних войск НКВД увеличить на 26 человек.

Представляя план формирований и проекты приказов, просим вашего решения.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 1, Д. 161, Л. 33–35.

 

Документ № 18

Постановление Государственного Комитета Обороны об охране тыла и коммуникаций действующей Красной Армии на территории Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии

[225]

1. Возложить на НКВД СССР организацию охраны тыла и коммуникаций действующей Красной Армии на территории восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии.

2. Для осуществления охраны НКО сформировать шесть дивизий по 5 000 человек каждая общей численностью 30 000 человек. Каждая дивизия трехполкового состава, без артиллерии.

Укомплектование формируемых дивизий личным составом произвести на 50 % из числа ограниченно годных к строевой службе.

3. Обязать начальника Главуправформа Красной Армии (тов. Смородинова) произвести формирование дивизий по плану НКВД в две очереди:

а) первая очередь – 3 дивизии к 15 января 1945 года;

б) вторая очередь – 3 дивизии к 15 февраля 1945 года.

4. Обязать НКВД СССР (тов. Аполлонова) выделить для формирования дивизий 3 000 человек обученного рядового и сержантского состава из войск НКВД к 1 февраля 1945 года, заменив их красноармейцами 1927 года рождения.

5. Обязать НКО (тов. Смородинова) выделить для формируемых дивизий НКВД СССР 15 000 человек обученного рядового и сержантского состава, из них: 7 500 человек к 5 января и 7 500 человек к 5 февраля 1945 года.

6. Обязать НКО (т. Голикова и т. Щербакова) выделить для формируемых дивизий НКВД 3 530 офицеров к 10 января 1945 года по штатам НКВД.

7. Обязать Военные советы фронтов выделить для формируемых дивизий НКВД 15 000 человек нестроевых, находящихся в запасах армейских и фронтовых полках, согласно прилагаемому расчету.

8. Обязать начальников главных управлений НКО обеспечить формируемые дивизии вооружением, автотранспортом и другими видами имущества по плану и штатам НКВД.

9. По мере окончания формирования дивизии передавать в распоряжение НКВД СССР.

10. Обязать НКВД СССР организацию охраны тыла и коммуникаций действующей Красной Армии закончить:

– на территории Восточной Пруссии, Польши и Чехословакии – к 25 января 1945 года;

– на территории Венгрии и Румынии – к 25 февраля 1945 года.

11. Увеличить численность войск НКВД СССР на 30 000 человек.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 1, Д. 161, Л. 31–32.

См.: Комаров Н. Я. Государственный Комитет Обороны постановляет…: Документы. Воспоминания. Комментарии. – М.: Воениздат, 1990. – 430 с. С. 389–394.

 

Документ № 19

Из доклада об оперативно-служебной деятельности войск НКВД по охране тыла 2-го Украинского фронта за 1944 г.

В истекший 1944 г. оперативная служба и боевая деятельность войск НКВД по ОТ 2-го Украинского фронта проходила в условиях успешного наступления, стабилизации фронта на территории МССР и северной части Румынии, в период успешных наступательных действий Красной Армии на вражеской территории – прорыв ясской особо укрепленной обороны противника.

Исходя из обстановки, части войск проводили операции по очистке глубокого тыла фронта, наводили порядок в освобожденных районах; выявляли и задерживали агентуру противника: диверсантов, парашютистов, сигнальщиков, пособников врага; боролись с проявлением бандитизма и дезертирства из частей Красной Армии. <…>

Борьба с диверсионно-террористическими группами противника

4.10.44 г. ОЧГ 10 пп был задержан переодетый в штатское платье сержант 31 венгерского пограничного полка Биро Иосиф, который в процессе допроса показал, что 30.09.1944 г. вместе с 53 другими солдатами этого полка он был переправлен через линию фронта, получил от офицера разведывательной службы задание добраться до города Бельдгии, где заняться сколачиванием из местных жителей мелких диверсионно-террористических групп с целью убийства военнослужащих Красной Армии, уничтожения складов с боеприпасами, горючим, взрыва мостов на железных и шоссейных дорогах.

Принятыми мерами были задержаны остальные 53 диверсанта, которые полностью подтвердили показания Биро Иосифа.

Ликвидации второй диверсионной группы предшествовали данные, поступившие от КРО «Смерш» 27-й армии, на основании которых стало известно, что в районе Сугафе оперирует вооруженная группа численностью свыше 30 человек, оставленная немцами в тылу Красной Армии для диверсионной и террористической деятельности.

Для розыска и ликвидации банды командир 10 ПП выделил 2 заставы, которые 21.12.44 г. приступили к проведению операции.

Обнаружив группу в глухом лесном массиве, в районе Сугафе, заставы окружили ее плотным кольцом и в полуторачасовом бою разгромили.

Из состава группы было убито 6, захвачено в плен 23, в том числе 4 раненых.

Следствием по делу участников диверсионной группы было установлено, что большинство из ее участников являлись членами фашистской организации «Нилош-Керестеш», которая была сформирована в начале декабря 1944 г. офицерами дивизии СС «Мертвая голова» и именовалась «Отряд 502 батальона СС «Фридентоль»». В группе насчитывалось 34 человека, в том числе 29 мужчин и 5 женщин. Руководитель группы – старший лейтенант армии Голмади Шандор, который с четырьмя другими участниками во время операции отсутствовал в лагере и поэтому избежал задержания, а его заместитель – ст. лейтенант Ямбор Шандор захвачен раненым в плен.

Указанная группа получила от немецких офицеров задание расположиться лагерем в глухом лесу, зимнее время использовать для учебной цели и вербовки новых участников из числа фашистской организации «Нилош-Керестеш» и военнослужащих венгерской армии, а с наступлением весны развернуть диверсионно-террористическую деятельность в тылу Красной Армии путем нападения и уничтожения одиночек и мелких групп военнослужащих на железных и шоссейных дорогах, наиболее активно используемых Красной Армией. При ликвидации диверсионной группы как у диверсантов, так и в лагере, где располагались диверсанты, обнаружено закопанное оружие и изъято: ручных пулеметов 6, винтовок 240, автоматов 10, патронов винтовочных 25 160, ручных гранат 314, мин 161, тола 200 кг, денег советскими знаками 446 790 руб.

Кроме этих ликвидированных диверсионных групп, располагаем данными о том, что в тылу фронта в районах Торналя, Домонь и Шагло-Тарьян оперируют еще 3 диверсионно-террористические группы, оставленные немцами. Для розыска и ликвидации указанных групп приняты меры войскового и чекистского характера. <…>

Борьба с бандитизмом, националистическими и другими формированиями

…В течение 1944 г. частями войск НКВД по охране тыла ликвидировано 37 банд, насчитывающих в своем составе 178 человек и, кроме того, было задержано 130 бандитов-одиночек.

Оперативно-служебная деятельность войск

Всего за 1944 г. задержано и разоблачено агентуры врага всех категорий, членов фашистских организаций, изменников и предателей, полицейских и карателей, ставленников и пособников врага – 4 112 чел. <…>

После ликвидации ясско-кишеневской группировки как на территории Румынии, так и на территории Венгрии войска НКВД системой всех мероприятий проводили усиленную работу по вылавливанию одиночек и мелких групп солдат армии противника, скрывавшихся в тылу фронта.

Всего солдат противника в течение года задержано 63 281.

Особенности организации службы на вражеской территории

С перенесением военных действий на территорию Румынии, а затем Венгрии части войск НКВД, охраняя тыл 2 УФ, выполняли свои задачи в новых условиях, которые характеризовались следующими обязанностями:

1. Незнание личным составом войск местного языка (молдавского, венгерского, румынского), обычаев, уклада жизни, что в большой мере затрудняло выполнение задач, поставленных перед служебными нарядами.

2. Отсутствие у местного населения единых документов, удостоверяющих их личность.

3. Наличие на территории Румынии и Венгрии большого числа националистических фашистских организаций и агентуры, оставленной противником при отходе, которые с приходом частей Красной Армии ушли в глубокое подполье и развернули свою активную диверсионно-террористическую и шпионскую деятельность с целью подрыва мощи частей Красной Армии.

4. Наличие в тылу Красной Армии значительного количества групп противника, которые, используя лесные массивы, гористую местность, старались выйти из окружения и пройти на соединение со своими частями в Венгрии. На своем пути они нападали на обозы частей Красной Армии, тыловые госпитали и т. д. <…>

6. Дезертиры из частей Красной Армии, пользуясь неосведомленностью местного населения, имеют возможность скрываться под видом официальных представителей Красной Армии и совершать преступления. <…>

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 402, Л. 3—38.

 

Документ № 20

Из приказа Народного Комиссара внутренних дел Союза ССР о мероприятиях по очистке фронтовых тылов действующей Красной Армии от вражеских элементов

Для обеспечения очистки фронтовых тылов действующей Красной Армии от вражеских элементов

Приказываю:

1. Назначить уполномоченными НКВД СССР по фронтам…

2. Уполномоченным НКВД СССР по фронтам по мере продвижения Красной Армии на территории, освобожденной от войск противника, немедленно проводить необходимые чекистские мероприятия, обеспечивающие выявление и арест шпионско-диверсионной агентуры германских разведывательных органов, террористов, участников различных вражеских организаций, бандитско-повстанческих групп, независимо от национальной принадлежности и гражданства; выявлять и изымать нелегальные радиостанции, склады оружия, подпольные типографии и другие материально-технические базы, предназначенные для вражеской работы.

Особое внимание при этом обратить на обеспечение указанных мероприятий в городах, крупных населенных пунктах, железнодорожных узлах и промышленных предприятиях с тем, чтобы лишить агентуру противника возможности проведения подрывной работы.

Арестовывать также командно-оперативный состав полицейских органов, руководящий состав тюрем, концентрационных лагерей, военных комендантов, прокуроров, следователей, членов военных судов, трибуналов, руководителей областных, окружных, уездных дум и управ, бургомистров, членов фашистских организаций, руководителей крупных хозяйственных и административных организаций, редакторов газет, журналов, авторов антисоветских изданий, командный и рядовой состав армий воюющих с СССР стран и так называемой «Русской освободительной армии», а также прочий подозрительный элемент.

При организации мероприятий по очистке освобожденных от войск противника территорий учесть, что германская разведка перед отступлением тщательно маскирует оставляемую агентуру.

При проведении указанных мероприятий уполномоченным НКВД СССР широко использовать органы «Смерш» фронтов.

3. Для обеспечения предусмотренных настоящим приказом мероприятий:

а) заместителю наркома внутренних дел СССР комиссару госбезопасности 3 ранга тов. Обручникову направить в распоряжение каждого из уполномоченных НКВД СССР по 150 опытных чекистов;

б) для обеспечения чекистско-войсковых мероприятий уполномоченным НКВД СССР подчинить для оперативного использования войска НКВД по охране тыла фронтов численностью 31 099 человек и дополнительно выделить для их усиления 27 900 человек. <…>

4. Генерал-лейтенанту тов. Стаханову обеспечить сосредоточение дополнительно выделенных соединений и частей войск НКВД в соответствии с дислокацией к 20 января 1945 года.

5. Начальнику Отдела железнодорожных и водных перевозок НКВД СССР комиссару госбезопасности тов. Аркадьеву обеспечить своевременную перевозку войск и оперативный состав к месту назначения.

6. Начальнику Отдела правительственной ВЧ связи НКВД СССР комиссару госбезопасности т. Андрееву обеспечить уполномоченных НКВД СССР бесперебойной ВЧ связью как с центром, так и с их оперативными группами на местах.

7. Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР тов. Чернышову в трехдневный срок выделить соответствующие лагерные помещения для приема изъятых вражеских элементов.

8. Уполномоченным НКВД СССР приступить к исполнению своих обязанностей немедленно и о ходе выполнения настоящего приказа отчитываться ежедневно, а при возникновении необходимости докладывать незамедлительно.

Центральный архив пограничных войск ФСБ России (далее – ЦАПВ ФСБ России). Ф. 6, Оп. 1, Д. 888, Л. 18–23.

 

Документ № 21

Справка об организации охраны тыла действующей Красной Армии

I. Охрана тыла действующей Красной Армии осуществляется специально выделенными для этих целей войсками НКВД.

Для руководства войсками НКВД по охране тыла при каждом фронте имеется управление войск НКВД по охране тыла.

Каждому управлению по охране тыла фронта придается от 3 до 5 отдельных полков войск НКВД (в зависимости от протяженности линии фронта).

Состав полка – 3 стрелковых батальона и одна моторизованная маневренная группа (резерв командира полка).

В составе батальона – 5 линейных и 1 резервная заставы.

Во всех войсковых звеньях от батальона до управления войск по охране тыла фронта имеется контрразведывательный аппарат от 5 до 15 человек.

II. Задачи войск НКВД по охране тыла фронтов

На войска НКВД, охраняющие тылы фронтов, возлагаются следующие задачи:

1. Выявление и изъятие шпионской и диверсионной агентуры противника, оставленной противником в тылу Красной Армии при отходе.

2. Выявление и изъятие активных пособников оккупантов, предателей и изменников родины.

3. Выявление и изъятие шпионско-диверсионной агентуры противника, перебрасываемой через линию фронта для подрывной работы, в том числе парашютистов.

4. Ликвидация войсковых групп противника, оставшихся в тылу Красной Армии при отходе.

5. Ликвидация бандитских групп, созданных разведывательными органами противника для вражеской работы.

6. Выявление и изъятие нелегальных радиостанций и радиоагентуры противника.

7. Изъятие оружия, нелегально хранящегося у населения, ликвидация складов оружия, материально-технических баз и нелегальной техники (типографии, пишущие машинки и другие множительные аппараты), оставленные противником в тылу Красной Армии для вражеской работы.

8. Охрана коммуникаций фронтов.

9. Борьба с дезертирством.

10. Контроль за соблюдением прифронтового режима и поддержание общественного порядка.

III. Методы работы

Управления войск НКВД по охране тыла фронтов действуют в пределах разграничительных линий фронта. Полк получает для охраны полосу в 50–60 км по фронту, 35–50 км в глубину; батальон – до 20 км по фронту, 15–25 км в глубину; застава – 5–6 км по фронту и до 10 км в глубину.

Войска НКВД по охране тыла фронтов организуют свою работу непосредственно за линией войсковых тылов (15–25 км от переднего края) и осуществляют ее на глубину 50–70 км (от переднего края).

Основным звеном, организующим войсковою охрану тыла фронта, является застава, которая высылает от себя наряды (дозоры, секреты, засады).

Командир батальона и командир полка, используя свой подвижной резерв, выставляют контрольно-пропускные пункты, высылают разведывательно-поисковые группы, производят проческу лесных массивов, проверку населенных пунктов в глубине полосы действия части.

Контрразведывательные органы (в батальоне, полку, управлении войск фронта) ведут в пределах своих разграничительных линий агентурную и следственную работу, направленную на волнение задач, стоящих перед войсками НКВД по охране тыла фронтов.

Контрразведывательного аппарата застава не имеет, и эту работу осуществляет начальник заставы и его помощник.

IV. Для борьбы с шпионской агентурой противника в полосе боевых порядков Действующей Красной Армии, в каждом соединении и части красной Армии имеется контрразведывательный аппарат до 20 человек на дивизию. При наступлении этот аппарат усиливается дополнительными контрразведывательными группами. В более глубоком тылу за пределами полосы действий войск НКВД по охране тыла контрразведывательную работу осуществляют территориальные органы НКВД и НКГБ.

V. Оперативно-судебная практика

Арест, обыск и ведение следственных дел осуществляются в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.

Следственные дела для судебного разбирательства передаются на рассмотрение Военных трибуналов соответствующих фронтов и армий. Изымаемое оружие передается в фронтовые склады; захваченные пленные передаются в фронтовые приемные пункты военнопленных.

VI. Задачи войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии за пределами СССР остаются те же. При этом изъятие активных пособников оккупантов, предателей и изменников Родины производится только из числа бывших советских граждан, эвакуированных или бежавших вместе с войсками противника.

В отношении же пособников и ставленников противника из числа местного населения войска НКВД по охране тыла фронта репрессий не применяют, исключая шпионов, диверсантов и террористов, действующих в тылу Красной Армии, которые подлежат привлечению к уголовной ответственности на общих основаниях.

Войска НКВД по охране тыла действующей Красной Армии свою работу за пределами СССР осуществляют войсковыми и следственными мероприятиями.

VII. Некоторые итоги работы по охране тыла действующей Красной Армии за время войны

За время войны войсками НКВД по охране тыла действующей Красной Армии арестовано: шпионской агентуры противника 12 564 чел., ставленников и пособников врага 35 222 чел., ликвидировано банд 870, убито бандитов при боевых столкновениях 8 889 чел., арестовано бандитов 16 400 чел.

Кроме того, органами контрразведки «Смерш» Наркомата обороны на фронтах за это же время арестовано: шпионов 21 975 чел., диверсантов 1 454 чел.

ЦАПВ ФСБ России. Ф. 14, Оп. 4, Д. 512, Л. 247–250.

 

Документ № 22

Из доклада об оперативно-служебной деятельности войск НКВД по охране тыла 3-го Украинского фронта за 1944 г.

Войска 3-го Украинского фронта в результате стремительного наступления и маневра танковых и мотомеханизированных соединений и конницы в конце 1943 г., разгромив врага в районах Лозовая, Павлоград, Синельниково, Новомосковск и отбросив остатки его разбитых дивизий на Правобережную Украину, в ряде мест успешно форсировали р. Днепр, захватив на его правом берегу плацдармы, овладев областными центрами Украины Днепропетровск, Запорожье и к началу 1944 г. вышли на рубеж Нов. Николаевка, Чумаки, Федоровка, р. Днестр. <…>

Оперативно-служебная деятельность

За отчетный период разведотделами частей в процессе агентурно-следственной работы из числа задержанных разоблачено 8 009 человек, из них: агентов-диверсантов 16 чел., агентов-разведчиков 76 чел., агентов-контрразведчиков 849 чел, полицейских и карателей 517 чел., ставленников и пособников 383 чел., бандитов 6 чел., мародеров 70 чел., членов ОУН 37 чел., укрывшихся от службы в Красной Армии 33 чел., грабителей 163 чел., террористов 1 чел., лиц, проводивших антисоветскую агитацию, 2 чел., прочего преступного элемента 150 чел.

Очистка тыла от одиночек и групп солдат противника

В результате проведенных операций и в процессе несения службы войсками НКВД по ОТ фронта задержано 9 361 солдат и офицеров противника. (За 1943 г. было задержано всего 9 солдат).

Организация службы в новых условиях (на территории сопредельных государств)

В основу руководства по организации службы на территории сопредельных государств были положены Инструкция по службе войск НКВД по охране тыла ДКА, директива заместителя наркома № 15/10-002267 и конкретно складывающаяся обстановка на фронте и в тылу. <…>

Наряду с несением службы заграждения войска проводили операцию по очистке глубокого тыла (до 150–200 км).

Принцип организации войсковых операций. Каждый полк выделял усиленный батальон, который в границах полка или специально назначенного участка, расчленившись на 3–4 группы, проводил очистку.

Группы (заставы), выделенные на определенные направления, высылали от себя РПГ для прочески местности и мелких населенных пунктов, находящихся в стороне от оси движения застав.

Подразделения, высылаемые для очистки тыла, возглавлялись офицерами и обеспечивались рациями и автотранспортом.

РГВА. Ф. 32880, Оп. 5, Д. 402, Л. 46–92.

 

Документ № 23

Докладная записка в НКВД СССР о результатах боевой и оперативно-служебной деятельности войск по охране тыла действующей Красной Армии за период Великой Отечественной войны

1. Боевая деятельность войск

Войсками НКВД по охране тыла действующей Красной Армии за период Великой Отечественной войны в результате боевой деятельности частей нанесены следующие потери регулярным войскам противника: убито и ранено солдат и офицеров – 303 545; взято в плен – 19 918 и задержано в тылу фронтов служебными нарядами войск – 382 784 чел.

Общие потери, нанесенные войсками НКВД регулярным войскам противника, – 706 247 солдат и офицеров. В числе пленных – 7 генералов, и один генерал убит.

Охраняя тыл фронтов, войска НКВД имели 585 боевых столкновений с различного рода диверсионно-террористическими и националистическими бандами. В результате убито 9 867 и захвачено 28 926 бандитов.

При боевых столкновениях с регулярным противником и бандами захвачены следующие трофеи: самолетов 29, танков 198, орудий полевых 105, пулеметов 1 283, минометов 250, автоматов 4 211, винтовок 15 768, пистолетов 7 288.

Кроме того, собрано служебными нарядами на полях сражения: орудий полевых 1 132, минометов 1 420, противотанковых ружей 618, пулеметов 5 069, автоматов 7 457, винтовок 116 988, снарядов 460 264, мин 167 081.

2. Оперативно-служебная деятельность

В результате агентурно-оперативной работы и службы войск в тылу фронтов было задержано 3 979 713 человек…

В результате фильтрации разведывательными органами войск НКВД из числа задержанных разоблачено: разведывательной и контрразведывательной агентуры противника 17 294, полицейских и карателей 4 501, изменников и предателей 30 277, ставленников и пособников врага 35 161, дезертиров из частей Красной Армии 112 255, мародеров 3 450, прочего преступного элемента 114 031.

В числе разоблаченной агентуры противника 288 парашютистов.

Войска НКВД по охране тыла действующей Красной Армии при боевых столкновениях с регулярным противником, с бандами и при несении службы за весь период Великой Отечественной войны потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 26 808 человек.

РГВА. Ф. 9401с, Оп. 1, Д. 2211, Л. 174–176.

 

Документальные фонды: Российского государственного военного архива; Российского центра хранения историко-документальных коллекций; Центрального архива пограничных войск ФСБ России; Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины; Центрального государственного архива общественных объединений Украины; Государственного архива МВД Украины; Отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины; государственных архивов ГУ МВД Украины в Киевской, Днепропетровской, Харьковской, других областях Украины.

 

Библиография

• 1941 год: в 2 кн. Кн. 1. / [сост. Л. Е. Решин и др.]. – М.: Междунар. фонд «Демократия», 1998. – 832 с.

• Абрамов В. Смерш. Советская военная контрразведка против разведки Третьего рейха / Абрамов В. – М.: Яуза; Эксмо, 2005. – 576 с.

• Авторханов А. Технология власти / Авторханов А. – М.: Слово – Центр «Новый мир», 1991. – 638 с.

• Александров В. Мафия СС / Александров В. – М.: Прогресс, 1984. – 268 с.

• Баранов В. И. СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика / Баранов В. И. – М.: Эксмо; Яуза, 2008. – 288 с.

• Бартц Карл. Трагедия Абвера. 1935–1944 гг. / Бартц К.; [пер. с нем. Е. Н. Захарова]. – М.: Центрполитрада, 2002. – 269 с.

• Бахар П. Уловки и ухищрения / П. Бахар // Новости разведки контрразведки. – М., 1968. – 128 с.

• Без срока давности / [Войцеховский А. А. и др.]; ред. А. А. Войцеховский, Г. С. Ткаченко. – Х.: Фактор, 2001. – 424 с.

• Белозеров Б. П. Фронт без границ. 1941–1945 гг. (историко-правовой анализ обеспечения безопасности фронта и тыла северо-запада). Монография / Белозеров Б. П. – Спб.: Агентство «РДК – принт», 2001. – 320 с.

• Бисмарк О. Мысли и воспоминания / Бисмарк О. – М.: ОГИЗ, 1940. – Т. 1. – 336 с.

• Богомолов В. О. Момент истины. Роман, повести, рассказы / Богомолов В. О. – М.: Правда, 1985. – 560 с.

• Бояджи Э. История шпионажа: в 2 т. Т. 2 / Бояджи Э.; [пер. с итал. Л. Кориновой]. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. – 640 с.

• Боярский В. И. Партизанская война: История утерянных возможностей / Боярский В. И.; под общ. ред. А. Е. Тараса. – Минск: Харвест; М.: АСТ, 2001. – 304 с.

• Брайан Ли Дэвис. Армия Германии. Униформа и знаки различия. 1933–1945 / Брайан Л. Д.; [пер. с англ. А. Б. Захарова]. – М.: Эксмо, 2003. – 256 с., илл.

• Букар Р. За кулисами французской и германской разведок / Букар Р. – М.: Военное изд-во Нар. ком. обор. СССР, 1942. – 80 с.

• В поединке с Абвером / [Богданов А. А., Власов Г. Г., Иванов Б. И. и др.]. – М.: Воениздат, 1968. – 304 с.

• Веденеев В. В. Великие XX века. Тайны Третьего рейха / Веденеев В. В. – М.: Мартин, 2002. – 575 с.

• Великая Отечественная война 1941–1945: энциклопедия. – М.: Сов. энциклопедия, 1985. – 832 с.

• Великие мысли великих людей. Антология афоризма: в 3 т. Т. 3: XIX–XX века / [сост. И. И. Комарова, А. П. Кондрашов]. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. – 736 с.

• Верт А. Россия в войне. 1941–1945 / Верт А.; [пер. с англ. В. В. Исаковича, Д. Э. Кунина, Н. М. Макарова и др.]. – М.: Прогресс, 1967. – 774 с.

• Военно-морской словарь. / Гл. ред. В. Н. Чернавин. – М.: Воениздат, 1989. – 511 с., 20 л. илл.

• Волков С. В. Белое движение. Энциклопедия гражданской войны / Волков С. В. – Спб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. – 672 с.

• Воронов В. Ю. НКВД СССР: Структура, руководящий состав, форма одежды, знаки различия 1934–1937 гг. / В. Ю. Воронов, А. И. Шишкин. – М.: Издательский Дом «Русская разведка», 2005. – 288 с.

• Внутренние войска в годы мирового социалистического строительства 1922–1941 гг. Документы и материалы. – М.: Юрид. лит., 1977. – 640 с.

• Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Документы и материалы. – М.: Юрид. лит., 1975. – 728 с.

• Вопросник для опроса военнопленного / Главное разведывательное управление Красной Армии. – М., 1944. – 64 с.

• Военнопленные в СССР. 1939–1956. Документы и материалы / [сост. М. М. Загорулько, С. Г. Сидоров, Т. В. Царевская]; под ред. М. М. Загорулько. – М.: Логос, 2000. – 1120 с.

• Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записки начальника Генерального штаба сухопутных войск 1939–1942. Т. 2: (1.7.1940 – 21.6.1941) / Гальдер Ф.; [пер. с нем. И. Глаголева, Л. Киселева]. – М.: Воениздат, 1969. – 628 с.

• Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3: в 2 кн. Книга первая: (22.6.1941 – 30.9.1941) / Гальдер Ф.; [пер. с нем. И. Глаголева]. – М.: Воениздат, 1971. – 406 с.

• Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3: в 2 кн. Книга вторая: (1.10.1941 – 24.9.1942) / Гальдер Ф.; [пер. с нем. И. Глаголева]. – М.: Воениздат, 1971. – 368 с.

• Гелен Р. Служба / Гелен Р. – М.: ТЕРРА, 1997. – 288 с.

• Герэн А. Серый генерал / Герэн А.; [пер. с франц.]; под ред. В. Г. Чернявского. – М.: Прогресс, 1970. – 368 с.

• Губернаторов Н. В. «Смерш» против «Буссарда» (Репортаж из архивов тайной войны) / Губернаторов Н. В. – М.: Кучково поле, 2005. – 352 с.

• Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского Вермахта в отношении военнопленных во Второй Мировой войне / Датнер Ш. – М.: Иностр. лит., 1963. – 486 с.

• Деларю Ж. История гестапо / Деларю Ж. – Смоленск: Русич, 1993. – 480 с.

• Диксон Ч. О. Коммунистические партизанские движения / Ч. О. Диксон, О. Гейльбрун; [сокр. пер. с англ. под ред. А. А. Прохорова]. – М.: Иностр. лит., 1957. – 292 с.

• Документы изобличают: (сб. документов и материалов о сотрудничестве украинских националистов со спецслужбами фашистской Германии) / [авт. – сост. Г. С. Ткаченко и др.]. – К.: Тиса, 2004. – 316 с.

• Жуков Г. К. Воспоминания и размышления: в 3 т. Т. 1. – [2-е изд., доп. по рукописи автора]. – М.: Новость, 1992. – 400 с.

• Заковский Л. О некоторых методах и приемах иностранных разведывательных органов и их агентуры / Заковский Л. – М.: Партиздат ЦК ВКП (б), 1937. – 42 с.

• Залесский К. А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь / Залесский К. А. – М.: Вече, 2000. – 606 с.

• Залесский К. А. Вожди и военачальники Третьего рейха. Биографический энциклопедический словарь / Залесский К. А. – М.: Вече, 2000. – 576 с. – (Серия: Военные тайны XX века).

• Залесский К. А. Как это было в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь / Залесский К. А. – М.: АСТ; Астрель, 2003. – 942 [2]Не менее откровенным был и военный практик, он же основоположник теории развития и боевого применения бронетанковых войск, генерал-полковник Гейнц Гудериан, который отмечал: «Во время наступления 1941 года немецкие войска еще мало, а то и вообще не страдали от партизан. Но по мере того, как война принимала затяжной характер, а бои на фронте становились все более упорными, партизанская война стала настоящим бичом, сильно влияя на моральный дух фронтовых солдат».
с., 32 ил.

• Звонарев К. К. Агентурная разведка. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914–1918 гг. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914–1918 гг. / Звонарев К. К. – Киев: Издательский дом «Княгиня Ольга», 2005. – 696 с., илл. – (Спецслужбы в войнах XX века).

• История строительства внутренних войск. 1917–1945 гг.: краткий очерк. Ч. 1 / Главное управление внутренних войск МВД СССР. – М., 1978. – 336 с.

• Итоги Второй мировой войны: сб. статей / [пер. с нем. Л. К. Комоловой]. – М.: Иностр. лит., 1957. – 640 с.

• де Йонг Л. Немецкая пятая колонна во Второй мировой войне / де Йонг Л.; [сокр. пер. с англ. А. И. Дьякова]. – М.: Иностр. лит., 1958. – 448 с.

• Колпакиди А. И. Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации / А. И. Колпакиди, М. Л. Сереков. – СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2002. – 736 с.

• Комаров Н. Я. Государственный Комитет Обороны постановляет…: Документы. Воспоминания. Комментарии / Комаров Н. Я. – М.: Воениздат, 1990. – 430 с.

• Кондрашов В. В. История отечественной военной разведки: документы и факты / Кондрашов В. В. – М.: Кучково поле, 2014. – 664 с.

• Коровин В. В. Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны / Коровин В. В. – М.: Русь, 1998. – 332 с.

• Кропивянский П. М. В лабиринтах Абвера / П. М. Кропивянский, Я. М. Тумаркин. – К.: Политиздат Украины, 1974. – 288 с.

• Кузнецов В. В. НКВД против гестапо / Кузнецов В. В. – М.: Алгоритм; Эксмо, 2008. – 240 с.

• Куманев Г. А. Чекисты стояли насмерть: боевая деятельность воинов-чекистов на Украине в годы Великой Отечественной войны / Г. А. Куманев, А. С. Чайковский. – [2-е изд., испр. и доп.]. – К.: Политиздат Украины, 1989. – 239 с.

• Лаврентий Берия. 1953. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы / [сост. В. Наумов, Ю. Сигаев]. – М.: МФД, 1999. – 512 с.

• Ландау Г. Секретная служба в тылу у немцев (1914–1918 гг.) / Ландау Г. – М.: Воениздат Нар. ком. обороны СССР, 1943. – 86 с.

• Лиддел Гарт Б. Х. Стратегия непрямых действий / Лиддел Гарт Б. Х.; [пер. с англ. Б. И. Червякова, И. М. Козлова, С. А. Любимова]. – М.: Иностр. лит., 1957. – 318 с.

• Лобов В. Н. Военная хитрость: из теории и истории / Лобов В. Н. – М.: Воениздат, 1992. – 254 с.

• Ломагин Н. А. Неизвестная блокада. Кн. 1 / Ломагин Н. А – СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 480 с.

• Ломагин Н. А. Неизвестная блокада. Документы, приложения. Кн. 2. / Ломагин Н. А – СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 448 с.

• Лубянка в дни битвы за Москву: материалы органов госбезопасности СССР. Из Центрального архива ФСБ России. – М.: Издательский дом «Звонница – МГ», 2002. – 480 с.

• Лубянка. ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МВД – КГБ. 1917–1960. Справочник / [сост. А. И. Кокурин, Н. В. Петров]. – М.: МФД, 1997. – 352 с.

• Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936 / под ред. А. Н. Яковлева. – М.: МФД, 2003. – 912 с.

• Лурье В. М. ГРУ: дела и люди / В. М. Лурье, В. Я. Кочик. – СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 640 с.

• Макаревич Э. Ф. Секретная агентура / Макаревич Э. Ф. – М.: Алгоритм, 2007. – 288 с.

• Макиавелли Н. Государь / Макиавелли Н. – М.: Планета, 1990. – 84 с.

• МВД России. Энциклопедия / под ред. В. Ф. Некрасова. – М.: Объединенная редакция МВД России; ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 624 с.

• Мельников Д. Е. Империя смерти: Аппарат насилия в нацистской Германии. 1933–1945 / Д. Е. Мельников Л. Б. Черная. – М.: Политиздат, 1987. – 414 с.

• Мерзляков В. КРО ОГПУ: люди и судьбы / В. Мерзляков // Новости разведки и контрразведки. – 1997. – № 24 (105).

• Мировая война: сб. статей / [пер. с нем. А. А. Высоковского и А. И. Дьяконова]. – М.: Иностр. лит., 1957. – 540 с.

• Мищенко Г. П. Задача особой важности (Партизанская разведка. 1941–1945 гг.) / Г. П. Мищенко, Г. П. Мигрин. – К.: Высшая школа, 1985. – 208 с.

• Млечин Л. М. КГБ. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы / Млечин Л. М. – М.: Центрполиграф, 2001. – 861 с.

• Мозохин О. ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата / Мозохин О. – М.: Яуза; Эксмо, 2004. – 448 с.

• Мы сражались за Родину. Воспоминания участников Великой Отечественной войны – ветеранов органов внутренних дел и внутренних войск. – М.: «Витязь-Братишка», 2010. – 520 с., илл.

• Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944) / Мюллер Н.; [пер. с нем. А. Артенова, А. Долгорукова, И. Карабутенко и др.]. – М.: Воениздат, 1974. – 388 с.

• Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии. 1933–1945. Т. 3: Война на два фронта / Мюллер-Гиллебранд Б.; [пер с нем. И. М. Глаголева]. – М.: Воениздат, 1976. – 416 с.

• Неотвратимое возмездие. – М.: Воениздат, 1973. – 352 с.

• Никитинский И. Немецкий шпионаж в России во время войны 1914–1918 гг. / И. Никитинский, П. Софинов. – М.: ОГИЗ, 1942. – 47 с.

• Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: сб. материалов.: в 7 т. Т. II: Преступления против мира. – М.: Юрид. лит., 1958. – 864 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 1, кн. 1: Накануне. (1938 г. – декабрь 1940 г.). – М.: Книга и бизнес, 1995. – 452 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 2, кн. 2: Накануне. (1 января – 22 июня 1941 г.). – М.: Книга и бизнес, 1995. – 398 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 3, кн. 1: Крушение блицкрига. 1 января – 30 июня 1942 года. – М.: Русь, 2003. – 692 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 3, кн. 2: От обороны к наступлению. (1 июля – 31 декабря 1942 года). – М.: Русь, 2003. – 700 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 4, кн. 1: Секреты операции «Цитадель». (1 января – 30 июня 1943 года). – М.: Русь, 2003. – 796 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 4, кн. 2: Великий перелом. (1 июля – 31 декабря 1943 года). – М.: Русь, 2008. – 816 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V, кн. 1: Вперед на Запад. (1 января – 30 июня 1944 г.). – М.: Кучково поле, 2007. – 728 с.

• Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V, кн. 2: Границы СССР восстановлены. (1 июля – 31 декабря 1944 г.). – М.: Кучково поле, 2007. – 896 с.

• Ортенберг Д. И. Июнь – декабрь сорок первого: [рассказ-хроника] / Ортенберг Д. И. – М.: Сов. писатель, 1984. – 352 с.

• Остряков С. З. Военные чекисты / Остряков С. З. – М.: Воениздат, 1979. – 320 с.

• Петров Н. В. Кто руководил органами госбезопасности, 1941–1945: справочник / Петров Н. В.; Общество «Мемориал», РГАСПИ, ГАРФ, ЦА ФСБ России. – М.: О-во «Мемориал»; Звенья, 2010. – 1008 с.

• Петров Н. В. Кто руководил НКВД, 1934–1941: справочник / Н. В. Петров, К. В. Скоркин; Общество «Мемориал», РГАСПИ, ГАРФ. – М.: Звенья, 1990. – 504 с.

• Пиа Джек. Ордена и медали Третьего рейха / С комментариями Теодора Гладкова; [пер. с англ. Т. К. Гладкова]. – М.: ЗАО Центрополиграф, 2003. – 143 с.

• Погью Ф. С. Верховное командование / Погью Ф. С.; [сокр. пер. с англ.]. – М.: Воениздат, 1959. – 528 с.

• Попов А. Ю. Диверсанты Сталина. НКВД в тылу врага / Попов А. Ю. – М.: Яуза; Эксмо, 2008. – 480 с.

• Попов А. Ю. НКВД и партизанское движение / Попов А. Ю. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. – 383 с.

• Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1945 гг.). – М.: Политиздат, 1968. – 386 с.

• Проэктор Д. М. Агрессия и катастрофа: высшее военное руководство фашистской Германии во Второй мировой войне. 1939–1945 / Проэктор Д. М. – М.: Наука, 1972. – 769 с.

• Радянські органи державної безпеки в 1939 – червні 1941 р.: документи ГДА СБ України / [упоряд. В. Даниленко, С. Кокін]. – К.: Києво-Могилянська академія, 2009. – 1311 с.

• Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб / [авт. – сост. А. Диенко, предисл. В. Величко]. – М.: Русскiй миръ, 2002. – 606 с.

• Разведчики и шпионы. – М.: XXI век – Согласие, 2000. – 286 с.

• Роковые решения: сб. статей / [пер. с англ.]; под ред. П. А. Типина. – М.: Воениздат, 1958. – 318 с.

• Семенов Ю. И. Комиссар госбезопасности: [документальная повесть] / Семенов Ю. И. – М.: Воениздат, 1979. – 350 с.

• Скорцени О. Неизвестная война / Скорцени О.; [пер. с франц. О. П. Коваленок]. – Минск: Попурри, 2003. – 576 с.

• «Смерш»: исторические очерки и архивные документы. – М.: Изд-во Главархива Москвы; Московские учебники и картография, 2003. – 344 с.

• «Совершенно секретно! Только для командования!»: Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы / [сост. В. И. Дашичев]. – М.: Наука, 1967. – 752 с.

• Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. – [3-е изд.]. – М.: Сов. энциклопедия, 1984. – 1600 с.

• Соколов Б. В. Правда о Великой Отечественной войне: сб. статей / Соколов Б. В. – СПб.: Алетейя, 1995. – 348 с.

• Солдат столетия / сост. И. И. Комарова. – М.: Карапуз, 2004. – 222 с.

• Смыслов О. С. Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРША / Смыслов О. С. – М.: Вече, 2005. – 448 с.

• СС в действии. Документы о преступлениях СС / [пер. с нем. А. Ларионова, Р. Володина]. – М.: Прогресс, 1968. – 624 с.

• Стариков Н. В. Кто заставил Гитлера напасть на Сталина / Стариков Н. В. – СПб.: Лидер, 2010. – 365 с.

• Структура и деятельность органов германской разведки в годы Второй мировой войны: сб. док. / [сост.: А. В. Валякин, А. А. Кохан]. – Симферополь: Главное управление СБУ в АР Крым, 2011. – 656 с.

• Судоплатов П. А. Разные дни войны и дипломатии. 1941 года / Судоплатов П. А. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. – 382 с.

• Сунь-Цзы. Трактат о военном искусстве / Сунь-Цзы. – М.: Воениздат, 1955. – 124 с.

• Типпельскирх К. История Второй мировой войны / Типпельскирх К.; [пер. с нем. Н. А. Захарченко, Л. К. Комоловой]. – М.: Иностр. лит., 1956. – 608 с.

• Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 1. – М.: Кучково поле, 2006. – 304 с.

• Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы: в 2 т. Т. 2: 1944–1945 / под ред. А. Н. Артизова. – М.: Российская политическая энциклопедия (РООССПЭН), 2012. – 1167 с.: илл.

• Устинов С. М. Записки начальника контрразведки (1915–1920 гг.) / Устинов С. М. – Берлин, 1923. – 242 с.

• У-Цзы. Трактат о военном искусстве / У-Цзы; [пер. Н. И. Конрада]. – М.: Изд-во вост. лит., 1958. – 132 с.

• Федько В. Ф. Философия специальных служб: собрание афоризмов, высказываний и выдержек из оперативных документов / Федько В. Ф. – К.: Издательский дом «Княгиня Ольга», 2006. – 704 с.

• Фрайгер Рут. Вервольф. Осколки коричневой империи / Фрагер Рут. – М.: Яуза-пресс, 2007. – 384 с.

• Хёне Х. Черный орден СС. история охранных отрядов / Хёне Х.; [пер. с нем. Ю. Д. Чупрова, О. И. Лемехова]. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – 542 с.

• Чайковский А. С. Плен. За чужие и свои грехи. Военнопленные и интернированные в Украине. 1939–1953 гг. / Чайковский А. С. – К.: Парламентское изд-во, 2005. – 972 с.

• Чайковський А. С. Айсберг. З історії органів внутрішніх справ і державної безпеки України / Чайковський А. С. – К.: Парламентське вид-во, 2013. – 704 с.

• Чайковський А. С. Невідома війна: партизанський рух в Україні 1941–1944 рр. мовою документів, очима історика / Чайковський А. С. – К.: Україна, 1994. – 256 с.

• Черняк Е. Б. Пять столетий тайной войны. Из истории разведки / Черняк Е. Б. – М.: Наука, 1966. – 584 с.

• Чертопруд С. В. Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева / Чертопруд С. В. – М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2002. – 447 с.

• Черушев Н. 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе / Черушев Н. – М.: Вече, 2003. – 574 с.

• Чуев С. Г. Спецслужбы Третьего рейха. Книга I / Чуев С. Г. – СПб.: Издетельский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2003. – 383 с.

• Чуев С. Г. Спецслужбы Третьего рейха. Книга II / Чуев С. Г. – СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2003. – 447 с.

• Шаваев А. Г. Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта и теории / А. Г. Шаваев, С. В. Лекарев. – М.: БДЦ-пресс, 2003. – 544 с.

• Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика / Шелленберг В.; [пер. с англ.]. – М.: Дом Бируни, 1991. – 400 с.

• Энциклопедия секретных служб России / [авт. – сост. А. И. Колпакиди]. – М.: Астрель; АСТ; Транзиткнига, 2003. – 800 с.

• Энциклопедия Третьего рейха / [сост. С. Воропаев]. – М.: Локид-Миф, 1996. – 588 с.