В начале тернистого пути

Многочисленные предупреждения советских нелегалов и сочувствующих в различных странах осведомленных людей о скором вторжении в СССР немецко-фашистских войск остались без внимания. Среди высшего партийного и государственного руководства доминировала уверенность: раньше 1942 года Гитлер не нападет. Начавшаяся война для огромной страны стала полной неожиданностью и еще большим потрясением. К происшедшим событиям не готовыми были и советские спецслужбы. Предвоенные оперативно-тактические успехи на невидимом фронте наяву оказались слишком незначительны на фоне задач, возникших в условиях вооруженной агрессии. Поражения в открытых и «тайных» сражениях следовали одно за другим. «Характер атак противника показывает, – отметил 3 июля 1941 г. в дневнике Франц Гальдер, – что русское командование полностью дезориентировано. Организация атак исключительно плохая. Стрелки на грузовых автомашинах и танки наступают против нашей линии обороны в развернутом строю. Следствием являются тяжелые потери противника. Таким образом, нельзя видеть в этих несогласованных действиях какую-либо угрозу оперативного значения».

К концу первого месяца войны от западной границы войска Вермахта продвинулись вглубь советской территории почти на тысячу километров. Огромными были и потери в боевой технике и живой силе: в плену оказались около 3 млн красноармейцев и командиров. В дневнике педантичного начальника генштаба ОКХ появилась очередная запись: «Становится ясным, что фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться». Торжества не скрывал и Гитлер: военная кампания на Востоке проходила даже успешнее, чем на Западе. К осени с русскими будет покончено!

По всей линии обороны Красной Армии диверсионно-подрывную и разведывательную деятельность развернули «брандербуржцы», абверкоманды и абвергруппы. «Абвер, – писал Павел Судоплатов, – накануне войны обладал одним существенным преимуществом перед советскими органами госбезопасности. В его структуре функционировал специальный отдел по проведению разведывательно-диверсионных операций. При нем был сформирован учебный диверсионный полк «Бранденбург-800». «Бранденбург» проявил себя в диверсиях еще на Западном фронте. Потом он был передислоцирован на Восточный… На нашей территории его диверсионные подразделения первоначально действовали так же, как в Югославии. Например, в ночь на 22 июня 1941 года абвергруппы полка на участках Августов – Гродно – Колынка – Рудинки – Сувалки захватили десять стратегических мостов. Сводная рота «Бранденбурга-800» и батальона «Нахтигаль» при форсировании реки Сан заняла плацдарм и сумела препятствовать эвакуации и уничтожению важных секретных документов советских военных и гражданских учреждений в Брест-Литовске и в Литве.

15—17 июля, переодетые в красноармейскую форму, украинские националисты из батальона «Нахтигаль» и немцы 1-го батальона «Бранденбурга-800» совершили нападение на штаб одной из частей Красной Армии в лесу под Винницей, но атака была отбита.

28 июля диверсанты 8-й роты «Бранденбурга», также закамуфлированные в красноармейскую одежду, захватили и разминировали подготовленный к взрыву отступающими советскими войсками мост через Даугаву под Даугавпилсом. В ожесточенном бою абверовцы потеряли командира подразделения, но все же удержали мост до подхода передовых частей немецких армий группы «Север», рвущихся в Латвию…

В итоге остановимся на двух особенностях подготовки немецкого спецназа и его использования против нас в начальном периоде войны. Во-первых, перед ним ставились узкие боевые задачи действий в прифронтовой полосе и в ближайших тылах Красной Армии. Диверсий в нашем глубоком тылу, за исключением бакинских нефтепромыслов, немецкое командование вначале не планировало. Во-вторых, формирование спецназа и агентурных групп в нашем тылу из эмигрантов противник вынужден был проводить, используя антисоветский и антироссийский потенциал только определенной части эмиграции. При существующем недоверии к белой эмиграции о массовой вербовке не могло идти и речи. Это существенным образом ограничивало сферы разведывательно-подрывной деятельности Абвера на Восточном фронте…»

В ожидании прихода «доблестных немецких освободителей» в глубоком тылу и прифронтовых районах начали группироваться недовольные советской властью. В Прибалтике, западных областях Украины и Белоруссии в помощь Вермахту выступили националистические формирования. «Город Лемберг (Львов. – Авт.), – сообщалось (10 июля 1941 г.) в телеграмме ОУН-Бандеры в адрес Гитлера, – освобожденный от большевистского террора в результате победоносного наступления немецких армий, с благодарностью приветствует фюрера великого Германского рейха, верховного главнокомандующего самого прославленного Вермахта в мире … Мы связываем себя торжественным обещанием неотступно верно следовать за Вами в строительстве Европы, освобожденной от кровавого еврейско-большевистского господства и плутократического угнетения».

Разобщенными и хаотичными оказались и шаги только что реформированных союзных и республиканских наркоматов госбезопасности и внутренних дел. 22 июня нарком НКГБ В. Меркулов в директиве территориальным органам снизошел лишь до констатации факта «военных действий с Германией» и распоряжения «привести в мобилизационную готовность оперативно-чекистские аппараты и изъять разрабатываемый контрреволюционный и шпионский элемент». Наряду с государственными и уголовными преступниками, под жернова репрессий попало и немало невинных людей. Агентурно-осведомительскую сеть предписывалось мобилизовать на «своевременное вскрытие и предупреждение всех возможных вредительско-диверсионных актов в системе народного хозяйства», прежде всего на предприятиях оборонной промышленности и железнодорожного транспорта. О возможности появления агентов и диверсантов противника в советском тылу и в действующей Красной Армии речи не шло.

Призвав в очередной «совершенно секретной» директиве руководителей органов госбезопасности прифронтовых республик и областей к «соблюдению максимальной организованности, бдительности и напряжению всех сил в борьбе с врагами советского народа», нарком поставил задачу действовать в тесном контакте с командованием регулярных частей и органами внутренних дел, организовать «борьбу с парашютными десантами, диверсионными и бандитско-повстанческими группами».

Указание НКГБ о развертывании агентурно-оперативной работы поступило лишь 1 июля 1941 г. Разделенный на нелегальные резидентуры, штатный негласный аппарат предлагалось оставить в тылу немецких войск, обеспечив его соответствующими подложными документами, деньгами, средствами борьбы, а также явочными (конспиративными) квартирами и пунктами связи. Кроме разведывательно-контрразведывательной и диверсионной работы, резидентурам вменялась в обязанность организация партизанских отрядов и боевых групп. Заканчивался документ предупреждением: «Виновные в неисполнении настоящей директивы, проявившие трусость, малодушие, паникерство» будут арестованы и преданы суду Военного трибунала.

О задачах территориальных органов госбезопасности в противостоянии проискам диверсионно-разведывательных групп и агентуры противника, возможных в условиях войны, формах и методах их работы не упоминалось.

О реальном положении дел на невидимом фронте в начавшейся войне свидетельствует и директива ОО НКВД Северо-Западного фронта «О задачах особых органов в условиях военного времени». «Поставленные перед нашими органами партией и правительством задачи, – писал генерал-майор В. М. Бочков, – исключительно ответственны, и от их выполнения в значительной мере будет зависеть положение на фронте…

Между тем до сих пор (конец июля 1941 г. – Авт.) многие руководители-особисты не сумели еще перестроиться, и кое-где ощущается в оперативной работе инертность, медлительность, а подчас недостаточная бдительность и отсутствие политической зрелости в борьбе с вражескими элементами… Работу особых отделов надо построить так, чтобы не фиксировать уже совершившиеся факты, а предупредить все недочеты и в корне пресекать элементы расхлябанности, вредительства и предательства… Борьба с предательством в частях Красной Армии должна быть поставлена в центр внимания каждого чекиста, как и борьба со шпионажем. В этой области, несмотря на многочисленные факты засылки в наш тыл шпионов и диверсантов-парашютистов, наши органы сделали очень мало.

Шпионы-парашютисты безнаказанно орудуют в наших тылах дивизий, корпусов, армий, а меры борьбы с ними недостаточны…»

Не лучшим образом обстояли дела и в армейской разведке. В докладной Сталину и начальнику Генштаба РККА Б. М. Шапошникову (сентябрь 1941 г.) начальник Разведывательного управления Красной Армии генерал-лейтенант Ф. И. Голиков констатировал: «Войсковая разведка на фронте поставлена неудовлетворительно. Руководство ею со стороны каких-нибудь органов в системе НКО отсутствует».

В сложившейся ситуации более удачно действовал незадолго до этого «обделенный» полномочиями Наркомат внутренних дел. Сказывался опыт Лаврентия Берии, а также получаемая им как членом ГКО оперативная информация о реальном положении дел на фронте и в тылу. Учел он и уроки советско-финской войны. 25 июня 1941 г., по инициативе НКВД, СНК СССР принял постановление «О начальниках охраны войскового тыла». «Для охраны тылов Красной Армии, – говорилось в нем, – наведения там строжайшего порядка, организовать институт фронтовых и армейских начальников охраны войскового тыла … Главная обязанность начальников войскового тыла – наведение порядка в войсковом тылу, очищение тыловых дорог от беженцев …, очистка путей сообщения, регулирование подвоза и эвакуации, обеспечение бесперебойной работы связи, ликвидация диверсантов».

Начальниками охраны тыла только что образованных пяти фронтов стали начальники пограничных войск бывших приграничных военных округов. В их подчинение передавались пограничные, оперативные, конвойные подразделения и части, а также соединения НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности, дислоцировавшиеся на территории Украины, Молдавии, Белоруссии и некоторых регионов Российской Федерации. Были созданы и управления войск НКВД по охране тыла фронтов. Кроме союзного Наркомата внутренних дел, войска по охране тыла в оперативном отношении находились в подчинении военных советов фронтов.

Историческая справка

В зависимости от протяженности линии фронта, в подчинении фронтовых управлений войск по охране тыла действующей Красной Армии находилось от четырех до девяти полков, а также резервная войсковая часть (полк, батальон). В различные периоды войны общая численность войск составляла от 160 до 200 тыс. человек личного состава. Полки, как правило, структурно состояли из трех стрелковых батальонов и маневренной группы (резерв). По примеру организации охраны государственной границы, выполнение служебно-боевых задач ими осуществлялось заставами, которых в батальоне насчитывалось пять-шесть. Во всех звеньях войск – от батальона и выше – предусматривались разведывательные отделения. До 1943 г. на них возлагалась не только разведывательная, контрразведывательная, но и зафронтовая агентурно-оперативная работа.

Для охраны прифронтовых районов и поддержания в них режима военного времени вблизи линии фронта каждый полк получал полосу в 50–60 километров по фронту и 15–25 километров в глубину, батальон, соответственно, – 20 по фронту и 15–25 в глубину, застава – 5 по фронту и 10–15 в глубину.

Служебно-боевые задачи подразделения преимущественно выполняли в непосредственной близости от передней линии фронта путем проведения войсковых, разведывательных и оперативных мероприятий. Основными видами тактических действий стали высылание разведывательно-поисковых групп, дозоров, выставление на наиболее уязвимых направлениях секретов и засад, контрольно-пропускных пунктов (КПП) и т. д.

Изменения в структуре войск охраны тыла, тактике их действий, применяемых способах и методах выполнения возложенных на них функций и задач диктовались многими факторами, главными из которых были отступление, длительная оборона или наступление Красной Армии. В последнем случае, кроме отмеченных тактических приемов, распространенным стало проведение крупных войсковых операций по очистке от «нежелательных элементов» как армейских, так и фронтовых тыловых районов. Особенности действий войск наблюдались и в условиях освобождения европейских стран, а также на территории Третьего рейха.

Для оказания помощи территориальным органам госбезопасности и внутренних дел в противостоянии с диверсионно-подрывной деятельностью противника с подачи Берии союзный Совнарком принял постановление «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». Документ положил начало повсеместному формированию истребительных батальонов и групп содействия им как вспомогательной вооруженной силы в целях обеспечения охраны важных государственных и промышленных объектов, борьбы с вражескими десантами, диверсионно-разведывательными группами, агентами-сигнальщиками и др. Практическая работа по формированию, вооружению, обучению и руководству служебно-боевой деятельностью истребительных батальонов возлагалась на НКВД СССР и его территориальные органы. Тогда же были созданы при союзном Наркомате – специальный штаб, а в республиканских НКВД, краевых, областных и городских управлениях внутренних дел – отдельные оперативные группы.

Историческая справка

Истребительный батальон (ИБ) состоял из двух-трех рот, иногда была взводная система. Каждая рота – из трех взводов, последний – из трех-четырех отделений. Общая численность личного состава составляла 300–400 человек. Реже в структуру батальонов входила пулеметная рота или команда. Комплектовалась и санитарная часть. При необходимости батальонам предоставлялось право использовать все виды местной связи и транспорта (телеграф, телефон, автомашины, мотоциклы, велосипеды). Имелись пешие и конные связные и посыльные, применялась световая и звуковая сигнализация.

Командирами ИБ назначались оперативные работники НКВД, представители внутренних и пограничных войск, сотрудники милиции. Штабы возглавляли имевшие военный опыт командиры запаса, а комиссарами становились вторые секретари райкомов партии или ответственные работники партийных и советских органов. В помощь батальонам в районах их деятельности формировались группы содействия и связи. На них возлагались задачи информирования о появлении парашютных десантов и диверсантов, поддержания связи между отдельно дислоцируемыми подразделениями, оповещения личного состава о сборе по тревоге и др.

Комплектовались ИБ преимущественно людьми непризывных возрастов, лицами, имевшими «бронь», женщинами и т. д. В зависимости от военной обстановки бойцы-истребители находились на казарменном положении или продолжали работать.

В условиях войны в неоднозначном положении оказалось и 3-е (контрразведывательное) Управление НКО СССР, и его структурные подразделения. Выйдя накануне войны из подчинения НКВД и попав под юрисдикцию Наркомата обороны, в армейской среде вчерашние особисты чувствовали себя чужими и оторванными от ранее регулярно поступавшей из территориальных органов госбезопасности агентурно-оперативной информации. В армии не забылись и события тридцатых годов с участием НКВД. Не менее остро ощущалась потребность в нормативно-правовой базе, регламентирующей их функции и задачи. Не хватало и подготовленных оперативных кадров.

«Военная контрразведка, – писал П. Судоплатов, касаясь вопросов ее деятельности в предвоенный период, – сама по себе работать самостоятельно не могла. Почему? У нее не было своих следственных изоляторов и оперативно-технической поддержки. Для успешной работы она должна была заимствовать подразделения наружного наблюдения, оперативного и слухового контроля. Она имела весьма и весьма ограниченную базу. Вместе с тем, выделение военной контрразведки (из структуры НКВД. – Авт.) вскрыло необходимость дополнительных инструкций, нормативных актов о порядке взаимодействия всех оперативных служб органов госбезопасности. К сожалению, сделать это до войны не удалось».

27 июня 1941 г. начальник Управления А. Михеев в директиве «О работе органов 3-го Управления НКО в военное время» писал: «Всем начальникам 3-х отделов военных округов, фронтов, армий, корпусов, начальникам 3-х отделений дивизий. В соответствии с требованиями, вызванными обстановкой военного времени, задачи, определенные постановлением правительства от 8 февраля 1941 г. и Положением о Третьем управлении НКО, требуют усиления агентурно-оперативной работы … Впредь до получения Положения о работе органов Третьего управления НКО СССР в военное время, руководствоваться следующим…». Задачи подчиненных органов он определил лишь несколькими позициями: агентурно-оперативная работа в частях Красной Армии, прифронтовых районах и среди населения; борьба с дезертирами; контрразведывательная работа на территории противника.

«Не так, как должны и как могли, оказались подготовленными к ожидаемой войне не только Вооруженные Силы, но и наши спецслужбы, – отмечал в свою очередь в работе «Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны» профессор В. В. Коровин. – В первой военной директиве Третьего, контрразведывательного Управления НКО от 22 июня 1941 года не указывается противник, не ставится задача выявления его агентуры, а основное внимание уделяется обнаружению антисоветских элементов в Красной Армии. А когда читаешь доведенную до сведения всего оперативного и руководящего состава военной контрразведки директиву от 27 июня 1941 года, то складывается впечатление, что это не разработанная на пятый день войны инструкция к действию, а ранее подготовленный мобилизационный документ, не учитывающий реальной обстановки».

Заметим, упоминаемые документы вскоре подверглись конкретизации и уточнению. Акцент делался на противодействии диверсионным группам и агентуре противника. Но довести начатую работу до логического завершения Михеев не успел.

В этот же период перед военными контрразведчиками ставились невыполнимые задачи, среди них, например, создание моторизованных войсковых групп для захвата кадровых сотрудников немецких спецслужб и их архивов. И это в условиях, когда советские войска отступали по всей линии фронта. Из-за непродуманных приказов и распоряжений не меньший урон в первые месяцы войны несла и агентурная сеть. В тыл врага ее предписывалось забрасывать на глубину 100–150 километров, в реальности – в оперативные тыловые районы групп армий и армий Вермахта, то есть на территорию, плотно насыщенную войсками, которые надежно прикрывались армейской контрразведкой, органами СД и гестапо. И даже успешно выполнив поставленную задачу, агенты НКВД, ГРУ Генштаба Красной Армии, партийных органов сталкивались с неразрешимой дилеммой – передачи полученных разведданных. Технические средства радиосвязи отсутствовали, а дорога «домой» занимала порой слишком много времени. Добытая информация в большинстве случаев теряла не только актуальность, но и практический смысл.

17 июля 1941 г. вышло постановление ГКО «О преобразовании органов 3-го Управления НКО СССР в Особые отделы НКВД СССР». Последние создавались в действующей армии и военных округах (от дивизии и выше), а 3-е Управление получило правовой статус Управления особых отделов (УОО). Возглавил его В. С. Абакумов, он же стал заместителем наркома внутренних дел СССР. Надев в петлицы три ромба комиссара госбезопасности III ранга, А. Н. Михеев отбыл в ОО Юго-Западного фронта.

Досье

Михеев Анатолий Николаевич (1911–1941).

Родился в Архангельске в семье сторожа железнодорожной ремонтной мастерской, русский. Окончил среднюю школу (1927), военно-инженерную школу (1931). Командир взвода, роты отдельного батальона. Член ВКП(б) с 1937 г. Службу проходил в войсках ОГПУ – НКВД – курсовой командир 4-й пограничной школы в г. Саратове, затем руководитель ее оборонительных и необоронительных сооружений. В 1935–1939 гг. – учеба в Военно-инженерной академии РККА им. Куйбышева; 1939–1941 гг. – соответственно начальник ОО НКВД Орловского военного округа, Киевского ОВО, начальник ОО ГУГБ НКВД СССР, начальник 3-го Управления НКО СССР, начальник ОО НКВД Юго-Западного фронта.

Павел Судоплатов: «Он (Михеев. – Авт.) запомнился мне инициативным работником, понимавшим, что главная задача военной контрразведки заключалась в ограждении наших вооруженных сил от проникновения вражеской агентуры и срыве разведывательно-диверсионных операций в ближайшем тылу наших пограничных военных округов. Однако реализовать эту задачу было непросто, так как за военной контрразведкой тянулся очень большой след старых дел 1936–1937 годов. Целые направления работы нацеливались «на разработку остатков троцкистско-бухаринского подполья и военных заговорщиков – сторонников Тухачевского в армии и флоте»».

Находясь в окружении под Киевом, 23 сентября 1941 г. тяжело раненный А. Н. Михеев погиб под гусеницами немецкого танка. Кавалер ордена Красной Звезды (26.04.1940).

Функции и задачи вновь образованного контрразведывательного органа ГКО определил следующим образом: «Решительная борьба с шпионажем и предательством в частях Красной Армии, ликвидация дезертирства в прифронтовой полосе». В приказе по НКВД Л. Берия не только уточнил, но и несколько их расширил, прежде всего – в борьбе с предателями, диверсантами, паникерами и дезорганизаторами тыла. Особые отделы наделялись правом ареста дезертиров, «а в необходимых случаях и их расстрела на месте». Из состава внутренних войск в их распоряжение выделялись вооруженные подразделения. Начальникам войск НКВД по охране тыла фронтов предписывалось «иметь прямую связь с Особыми отделами и оказывать им всяческую поддержку».

Начавшись с особых отделов, реформирование советских спецслужб 20 июля 1941 г. закончилось очередным слиянием НКГБ и НКВД в единый Наркомат внутренних дел. Лаврентий Берия вернул себе предыдущий пост. Вчерашний нарком госбезопасности В. Н. Меркулов стал его заместителем. Тогда же (31 июля) была объявлена и структура нового центрального силового органа. Среди оперативно-чекистских управлений значились: I управление – разведка за границей; II – контрразведка; III – секретно-политическое; Управление ОО; Транспортное управление; Экономическое управление и ряд других.

В развитие постановления ЦК ВКП(б) от 18 июля «Об организации борьбы в тылу германских войск» для развертывания и руководства разведывательно-диверсионными формированиями НКВД в тылу противника в октябре 1941 г. в структуре Наркомата появился 2-й отдел, начальником которого стал старший майор ГБ П. А. Судоплатов, до этого руководитель Особой группы при наркоме с теми же задачами. В январе 1942 г. на его базе было образовано 4-е Управление НКВД СССР (разведка, террор и диверсии в тылу противника). Руководство при этом не поменялось. Тогда же 3-е Управление Наркомата ВМФ стало отделом морской контрразведки в составе УОО союзного НКВД. В нашем случае именно В. Абакумов и П. Судоплатов стали одними из главных действующих лиц в предстоящей борьбе на невидимом фронте. И до этого непростые, их отношения еще больше обострились, особенно когда Абакумов стал «хозяином» СМЕРШа.

Свои позиции на Восточном фронте стал укреплять и Абвер. Кроме штаба «Валли», подчиненных ему абверкоманд и абвергрупп, разведывательную, контрразведывательную и диверсионную деятельность развернули и территориальные органы – Абверштелле (сокращенно АСТ) «Остланд», «Украина», «Крым» и др. Находясь, как и «Валли», в непосредственном подчинении Управления «Абвер-Заграница», они тесно координируют свою работу с отделами 1Ц армейских и дивизионных штабов Вермахта. Особенностью их функционирования в оккупированных районах было и то, что основное внимание АСТ сосредотачивали на противодействии советской агентуре, организации контрразведки среди населения и своих войск. Во всех случаях их «ударной» силой выступали агенты и осведомители.

Историческая справка

«Абверштелле Украина» – сформирован в августе 1941 г. Дислоцировался в Ровно, Полтаве, Здолбунове, других городах. Выступал под шифром «штаб связи ОКВ Украины». Расформирован в январе 1944 г. Состоял из рефератов (отделений):

3Ф – борьба с советской агентурой;

3Ц – борьба с антифашистским подпольем и партизанами;

3Л – контрразведывательная работа в частях немецких люфтваффе;

3КГФ – агентурная работа в лагерях военнопленных;

3М – контрразведывательная работа в немецких частях ВМФ (дислоцировался в Николаеве).

В подчинении «АСТ Украина» находились АНСТ «Киев» и «Юг Украины». В Житомире и Виннице действовали контрразведывательные пункты. Все подразделения АСТ имели по несколько резидентур, которые возглавляли белоэмигранты, фольксдойче, этнические немцы. Число агентов и осведомителей в каждом из них насчитывало десятки человек.

Структурными подразделениями АСТ стали абвернебенштелле (сокращенно АНСТ) – местные отделения контрразведки. Как правило, дислоцировались они в крупных городах, имевших важное военно-стратегическое значение. Наиболее известными среди них оказались АНСТ «Варшава», «Минск», «Киев». Контрразведывательная работа с их участием строилась по географическому принципу оккупированной территории с привязкой к тем или иным фронтам.

С целью выявления советской агентуры, членов антифашистских организаций и партизанских формирований, в местах дислокации абвернебенштелле создавалась сеть зашифрованных проверочных пунктов, «трудившихся» в сфере обслуживания быта населения (карточные бюро, биржи труда и т. д.), а также под видом строительных и иных контор, учреждений и др. Агенты и осведомители вербовались преимущественно из военнопленных и местного населения. Для прикрытия их снабжали фиктивными документами, устраивали на работу, обеспечивали жильем. В зависимости от ценности разведывательная информация оплачивалась денежными премиями в 80—200 марок в месяц. Предоставлялось также бесплатное питание. Агентура действовала в составе резидентур. Наряду с проведением контрразведки, АСТ (АНСТ) со временем стали осуществлять подготовку и заброску агентов в советский тыл, а также в партизанские формирования.

В конце 1941 г. в структуре Абвера активную разведывательно-карательную деятельность развернуло войсковое формирование в лице Тайной полевой полиции – «Гехаймфельдполицай» (ГФП). Последнее стало исполнительным полицейским органом военной контрразведки («А-III») в действующих частях и соединениях Вермахта и их тыловых районах. Руководящие приказы и нормативные установки ГФП получала из Управления «Абвер-Заграница», в структуре которого был создан специальный реферат ФПдВ (полевая полиция вооруженных сил). Возглавил его полковник полиции Крихбаум. Карательную и контрразведывательную работу в составе групп, комиссариатов и команд подразделения ГФП осуществляли в армейских тыловых районах армий и групп армий, на территориях, подконтрольных дивизиям охраны армейских тылов, полевым и отдельным комендатурам. Старшим оперативным начальником Тайной полевой полиции выступал ее шеф при командовании ОКХ на советско-германском фронте. Во главе групп ГФП при штабах армий и их группировок находились чиновники-директора полевой полиции; в армейских корпусах, дивизиях и полевых комендатурах – комиссары полиции. Каждая группа насчитывала до 80 сотрудников и около 100 офицеров и солдат. В зависимости от оперативно-боевой ситуации в их состав входили также 2–5 комиссариатов («наружных команд» (ауссенкоммандо) и «наружных отделений» (ауссенштелле)).

Кадровый состав ГФП в основном комплектовался из сотрудников гестапо и криминальной полиции. В низших структурных подразделениях подвизались фольксдойче, предатели и перебежчики из военнопленных и гражданских лиц. Особенностью функционирования Тайной полевой полиции было и то, что, сотрудничая с отделами 1Ц, последние являлись и ее оперативными начальниками. Двойственность подчинения приводила к трениям и недоразумениям между инстанциями. Не менее тесно группы и команды ГФП контактировали с абверкомандами и абвергруппами. Здесь круг интересов ограничивался работой с агентурой.

В зоне боевых действий и тыловых армейских районах Тайная полевая полиция выполняла функцию гестапо. По заданию военной контрразведки она проводила аресты, вела следствия по делам государственной измены, предательства, шпионажа, саботажа и т. д. Позже прибавилась еще одна функция: борьба с партизанским движением и подпольем. Последнюю подразделения ГФП стремились выполнять преимущественно с помощью осведомителей, которых насаждали в каждом населенном пункте. «Трудились» и штатные агенты. Их число зависело от реальных условий. Использовались и лже-антифашистские отряды (ауссенкоммандо), действовавшие в большинстве случаев под видом окруженных воинских подразделений Красной Армии и партизан. Задержанных советских парашютистов, разведчиков, агентов-радистов ГФП передавала в Абвер. В свою очередь, абверкоманды (абвергруппы) «делились» арестованными партизанами, подпольщиками, беглыми военнопленными, лицами без документов и т. д.

В январе 1942 г. начальник ГФП при командующем группой армий «Юг» в донесении в Берлин писал: «Группы Тайной полевой полиции, имеющие задание раскрывать партизанские убежища, в последнее время действуют переодетыми в русскую форму … Тайная полевая полиция, имея возможность заранее заручиться поддержкой войск, указывала предварительно время и место операции … С целью обеспечить поиски убежищ партизан, с декабря 1941 г. ГФП отдельно для каждого армейского тылового района выпускает ежедневно пополняемый бюллетень разыскиваемых лиц».

В структуре Абвера, а позже СД, Тайная полевая полиция выступала как вспомогательная вооруженная карательная сила. Внесла она, безусловно, и свой вклад в исход тайной войны, прежде всего в борьбе против партизанских сил и советских диверсионно-разведывательных отрядов и групп. В докладе командующему войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» генералу пехоты Фридерици о результатах «умиротворения» в октябре – декабре 1941 г. оккупированных районов Украины директор ГФП отмечал: «32 526 человек проверено на благонадежность, 6 550 – отправлено в лагеря для военнопленных, 2 388 – расстреляно».

По официальным немецким данным, с октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. подразделения Тайной полевой полиции лишь в тыловых районах группы армий «Юг», затем «Б», «как партизан и саботажников» лишили жизни 6 245 человек, 18 946 – отправили в концлагеря, 759 – передали в СД. По мнению руководства ГФП, уничтожение советских людей должно было «послужить основой невозможности образования различного рода банд».

В начале 1942 г. Абвер сделал еще один вынужденный шаг на пути усиления собственных агентурно-оперативных возможностей. Вызывался он возросшим движением сопротивления в тылу немецких войск, неудачами на фронтах, а главное – неудовольствием, которое Гитлер все чаще стал проявлять по отношению к его деятельности и работе лично Вильгельма Канариса. При оценке работы шефа армейской разведки и контрразведки, «масла в огонь» все более настойчиво стали подливать «друзья» Абвера из СС, прежде всего Эрнст Кальтенбруннер, назначенный начальником РСХА вместо убитого в мае 1942 г. чешскими патриотами Рейнхарда Гейдриха, считавшегося почти близким другом «маленького адмирала». Новым диверсионно-разведывательным органом в абверовской структуре стал «Зондерштаб Р» («Особый штаб Россия»), вошедший в непосредственное подчинение штаба «Валли». Его центральный офис дислоцировался в Варшаве вблизи «Валли», где маскировался под вывеской «Восточная строительная фирма Гильген» (полевая почта № 06100В).

Историческая справка

Основная задача «Зондерштаба Р» Абвером виделась в выявлении агентурным путем очагов подполья и центров партизанской борьбы в тыловых армейских районах и оккупированных областях, находящихся под руководством Восточного министерства рейха. С осени 1943 г. штаб развернул и активную диверсионную работу против действующей Красной Армии. Располагая четырьмя (разведывательным, контрразведывательным, пропагандистским, административно-хозяйственным) отделами, с участием абверкоманд штаб покрыл оккупированную территорию пятью разведывательно-резидентскими областями (РРО) – А, Б, Ц, Ц1, Д, руководящие центры которых дислоцировались в крупных городах. Основными их звеньями стали объединенные в резидентуры агентурно-осведомительные сети в составе штатных агентов (находились на полном содержании штаба), разъездных агентов-разведчиков, а также информаторов в населенных пунктах. Агенты и разведчики состояли на связи с резидентами.

Областные и районные резидентуры создавались преимущественно в местах наиболее активной деятельности партизанских сил и подполья. Действовали они под прикрытием хозяйственных, строительных, заготовительных и иных контор, отделов, дорожных участков и т. д. В ходе войны структура и кадровый состав «Зондерштаба Р» подвергались изменениям и уточнениям. Непреложной оставалась стоящая перед ним задача – агентурная разведка и контрразведка.

Через сеть информаторов и доносчиков (в большинстве из местных жителей) резидентуры «Зондерштаба Р» вели работу по выявлению мест дислокации партизанских сил и подполья, их численности, руководящего состава, степени партийной прослойки, наличия в отрядах и нелегальных организациях работников НКВД – НКГБ, радиостанций, других способов связи с центром, каналов пополнения вооружением и снаряжением и т. д. Основным способом получения разведывательной информации стало внедрение агентуры, приемы и методы вербовки которой варьировались от поиска добровольцев из числа предателей до шантажа арестом и расстрелом, взятия заложников, угрозы отправки на работу в Германию и др.

Резидентуры и штабы областных центров в работе использовали различные приемы и уловки: засылку в подполье и партизанские формирования диверсантов под видом бежавших из плена, советских парашютистов, желающих бороться с врагом патриотов и т. д. В наиболее активные по партизанскому движению районы с «задачей» переписи скота, учета беспризорных детей, поиска родственников, торговли штучным товаром или обмена предметов повседневного обихода (спички, мыло, керосин) на продукты питания организовывались маршрутные поездки и походы специально обученных агентов. С их участием вербовались информаторы, выявлялись антинемецки настроенные лица. Широко практиковалось создание лже-партизанских отрядов и групп «антифашистского» подполья. Не меньшую угрозу представляли верно служившие оккупантам старосты, бургомистры, полицейские, их близкие родственники, а также репрессированные советской властью. Для разведывательной работы стремились привлечь и детей. Связь руководства центров РРО с резидентами осуществлялась два раза в месяц через курьеров, поставлявших полученные разведывательные материалы.

«Зондерштаб Р» действовал в тесном контакте с абверкомандами (абвергруппами), отделами 1Ц штабов соединений Вермахта, территориальными и рейдирующими формированиями СД, ГФП, фельд– и ортскомендатурами, а также штабами дивизий охраны тыловых районов, которым, через их главные и полевые комендатуры, его резидентуры были подчинены в оперативном отношении.

«На основании приказа Главного командования сухопутных сил от 12.03.43 г., – информировал низшие инстанции командующий войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» (второго формирования), – на подчиненной мне территории… создаются дополнительные резидентуры особого штаба «Р». Имеющиеся в настоящее время в наличии резидентуры… управляются следующим образом: резидентура в Киеве – через главную полевую комендатуру 388; резидентура в Белой Церкви – полевую комендатуру 298 (в документе перечислены десять резидентур, дислоцировавшихся в городах и населенных пунктах Украины. – Авт.).

Сотрудники особого штаба «Р» в своем большинстве являются русскими, украинцами и т. д. В основном это эмигранты и бывшие офицеры царской армии. При этом речь идет о специально подобранных и проверенных людях, которые введены особым штабом «Р» в курс своих обязанностей.

Задачей резидентов является вербовка в местах деятельности подходящих агентов, которых можно использовать в разведывательных целях в партизанских районах, а по возможности – и в самих отрядах. Добытые разведданные будут поступать в особый штаб «Р», а также разведотделы охранных дивизий и главных полевых комендатур… Передача информации о деятельности агентуры особого штаба «Р» военной контрразведке («А-III». – Авт.), Тайной полевой полиции, службе безопасности (СД) осуществляется в соответствующей форме разведотделами (штаба «Валли». – Авт.) с тем, чтобы агенты могли работать без помех».

Подготовку агентуры «Зондерштаб Р» осуществлял в Варшаве, где функционировали специальные курсы «внутренней разведки». Главное внимание в обучении концентрировалось на агентурно-оперативной работе. Курсанты слушали лекции о приемах установления мест дислокации партизанских сил, способах внедрения в них, выяснения численности и вооружения отрядов, методах вербовки агентов и осведомителей, уловках маскировки и т. д. Практические занятия сводились к усвоению возможностей получения разведывательной информации, заучиванию легенд прикрытия, умению составлять агентурные донесения, отвечать на вопросы в случае задержания или ареста. Изучались и основы топографии, военного дела, прежде всего использование стрелкового оружия и применение взрывчатых веществ. Значительное внимание уделялось воспитанию в духе нацистской идеологии, восприятия «нового» порядка в Европе.

На ниве контрразведывательно-подрывной работы резидентуры «Зондерштаба Р» причинили немалый урон партизанам и подпольщикам. Во многом это объяснялось его кадровым составом. Это был хорошо обученный, имевший богатый агентурный опыт и навыки подавления народного сопротивления контингент, основу которого составляли выходцы из свергнутых в Советской России привилегированных классов, а также петлюровцы, белогвардейцы и др., длительное время работавшие на германскую разведку и контрразведку. Этнических немцев практически не было. В штабе «Р» себя нашли и некоторые вчерашние советские командиры. Многие сотрудники (из более 300 человек), имели воинские звания Вермахта и РОА. Показательным было то, что в своем большинстве (70 % личного состава центрального аппарата и почти 80 % резидентур), находясь в должностях резидентов, их помощников, агентов, вербовщиков агентов, секретарей и т. д., они занимались практической работой. Не случайным был и тот факт, что «Зондерштаб Р» возглавлял профессиональный разведчик, бывший царский полковник, позже начальник контрразведки армии Врангеля, генерал-майор Вермахта Борис Смысловский, он же «фон Регенау», «Хольмстон». Первым его помощником был вчерашний полковник Красной Армии Михаил Шаповалов («Раевский»).

Досье

Смысловский Борис Алексеевич (1897–1988).

Из дворян. Сын кадрового офицера русской императорской армии. Окончил 1-й Московский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище. Служил в гвардейской артиллерии. С 1915 г. в чине поручика участвовал в Первой мировой войне. Удостоен многих военных наград Российской империи. В 1917 году обучался в академии Генштаба. Конец войны штабс-капитан Смысловский встретил, находясь в лейб-гвардейской 3-й артиллерийской бригаде. Участвовал в Гражданской войне в рядах Белой армии. Возглавлял штаб Сводного гвардейского отряда, затем Сводного гвардейского дивизиона. Вместе с отступающими войсками оказался в Польше, где стал начальником разведывательного отделения штаба 3-й Русской армии. Получил звание капитана. Оставив военную службу, женился на польской подданной, принял польское гражданство. Жил в Варшаве.

В 1928 переехал в Германию. Обучался на высших курсах академии генштаба Рейхсвера, принимал активное участие в работе польского отдела РОВС, где занимал должность начальника штаба Варшавского отделения. Проявил незаурядные способности в разведывательно-контрразведывательной работе.

В начале войны с СССР с благословления командования Вермахта в звании К-зондерфюрера стал переводчиком отдела 1Ц штаба группы армий «Север». Получил псевдоним «фон Регенау». Выступил с инициативой создания в составе немецких войск отдельного русского разведывательного подразделения. Последнее появилось в июле 1941 г. при штабе группы войск фельдмаршала Вильгельма фон Лееба под названием «1-й русский зарубежный учебный батальон». Батальон находился под опекой штаба «Валли». На его базе было сформировано еще несколько подобных русских батальонов, вошедших в т. н. «Северную группу». Ее основой стал 1001-й гренадерский разведывательный полк, а его шефом – Смысловский.

В марте 1942 г. «Хольмстон» возглавил «Зондерштаб Р». Продвинулся быстро и в воинских званиях: в 1943 г. подполковник, затем полковник, вскоре генерал. Конкурировал с Андреем Власовым. «Зондерштаб Р» поддерживал тесные контакты с ОУН и УПА, Армией Крайовой, другими националистическими формированиями. В 1943 г. гестапо заподозрило Смысловского в измене. Следствие продолжалось полгода. По завершению был реабилитирован. За несправедливое к себе отношение и причинение «неудобств», удостоился одного из высших орденов Третьего рейха.

В конце войны наладил связь и сотрудничал со спецслужбами США и Англии. Скрывался в княжестве Лихтенштейн. На территории Советского Союза оставил часть агентуры, которую передал Г. Гелену. В 1947 г. выехал в Аргентину, в 1966 г. вернулся в Лихтенштейн. Автор книги «Война и политика. Партизанское движение».

Умер в г. Вадуце на 91-м году жизни.

Опыт разведывательно-контрразведывательной работы, наличие разветвленной агентурно-осведомительской сети давали штабу и его резидентурам возможность быстро изучать местные условия, уклад жизни населения, легко входить в доверие, в итоге успешно вербовать информаторов и получать от них искомые данные. Его агентуре удавалось проникать даже в некоторые партизанские формирования. В частности, летом 1943 г. резидент Дьяченко (бывший петлюровский полковник, руководил межобластной резидентурой в Чернигове) во главе лжепартизанской группы влился в один из отрядов, действовавший в лесах Репкинского района области. Жертвами теракта стали командир и его помощник. Само формирование распалось.

Не менее успешно резидентуры собирали данные на командный состав партизанских формирований – С. А. Ковпака, А. Ф. Федорова, М. И. Наумова и многих других. В обнаруженном (1943 г.) партизанами соединения В. А. Андреева у немецкого офицера, убитого на шоссейной дороге Новоград-Волынский – Ровно, документе в адрес штаба «Валли» отмечалось: «Наумов – командир объединенных банд, которые действуют преимущественно в Киевской округе. Пытается пробиться в южную часть Украины. Имеет немалый авторитет и славу смелого импровизатора бандитских методов борьбы. В большинстве случаев уничтожает мелкие гарнизоны, нападает на штабы. Редко не достигает успеха… Вооружением и боеприпасами обеспечивается из Москвы, оттуда поступают и инструкции. Весьма опасен умением создавать угрозу штабам, военным и чиновникам оккупационных органов… Ему 30–33 года, среднего роста, блондин, чисто выбрит. Всегда в мундире, с золотыми генеральскими погонами, при орденах и звезде Героя». Среди личных качеств Наумова внимание концентрировалось на его практических способностях и теоретических знаниях в военном деле. Отмечалось также пренебрежительное и неуважительное отношение к соратникам по партизанской борьбе. Подметили агенты «Зондерштаба Р» и склонность объекта наблюдения к спиртным напиткам.

В ноябре 1943 года штаб «Р» подвергся реорганизации. Первый (разведывательный) отдел существенно расширился и был преобразован в оперативно-разведывательное управление в составе трех отделов – русского, украинского и белорусского, состоящих из двух отделений (внешней и партизанской разведки). Наряду с организацией антипартизанской борьбы на них возлагалась задача зафронтовой работы в тылу советских фронтов. Разведывательно-резидентские области были подчинены отделам по национальному признаку. Оперативные структурные подразделения усиливались специальными вербовщиками агентуры.

Изменилась и структура РРО. Теперь они состояли из главного резидента (начальника области), трех его помощников (по агентурно-оперативной работе, внешней и партизанской разведке), нескольких курьеров для связи с районными резидентами. В областной штаб также входили 1–2 вербовщика агентуры и несколько штатных агентов. Кроме руководства и поддержания связи с осведомителями, на них возлагались и оперативно-разведывательные задачи.

В подчинении разведывательно-резидентской области имелось до 20 районных резидентур, управленческий аппарат которых состоял из резидента, нескольких помощников и 2–3 агентов-профессионалов. По косвенным подсчетам, на конец 1943 года штаты «Зондерштаба Р» насчитывали не менее 500 сотрудников. С учетом агентурно-осведомительской сети его общая численность составляла несколько тысяч человек.

Для активизации зафронтовой разведки аппараты начальников резидентских областей максимально приближались к линии фронта и действовали в тесном контакте с отделами 1Ц групп армий Вермахта. При штабах абверкоманд «А-I» работали помощники руководителей РРО. Такие же помощники (2–3) с функциями разведки и связи прикомандировывались к отделам 1Ц штабов армий и дивизий. Их функции сводились к переброске агентуры в советский тыл, поддержке с ней контактов, оказанию той или иной практической помощи, обобщению и анализу полученных разведданных.

Об интенсивности работы штаба «Р» в области диверсионно-разведывательной деятельности свидетельствует следующий факт: в 1942–1943 гг. только на южном крыле Восточного фронта особые отделы (подразделения СМЕРШа) и территориальные органы госбезопасности разоблачили более 700 его агентов и осведомителей.

Крах «блицкрига» и оставление почти всей советской территории вынудил Абвер отказаться от услуг «Зондерштаба Р». Сказались и нависшие над детищем Канариса беды. В декабре 1943 г. генштаб ОКХ издал приказ о его расформировании. Руководящие сотрудники штаба «Р» обязывались прибыть в Варшаву в «Валли» с отчетами о проделанной работе. Основное требование к документу – информация о действующей агентурной сети. Остальной личный состав был распределен по абвергруппам, органам СД, отчислен в РОА или направлен на работу в Германию. На базе белорусского отдела и его резидентур в 1944 г. РСХА создал контрразведывательный орган Штаб «Ингвар», маскировавшийся в Минске под вывеской строительной фирмы «Эрбауер» («Восстановитель»). Однако деятельность его оказалась короткой. Летом того же года он прекратил существование.

В ходе войны Канарис усилил и ряды «домашнего войска». Полк «Бранденбург-800» был переформирован в дивизию, в помощь которой появились батальон «Бергман» (горец) и полк «Курфюрст» (князь). С непосредственным участием «А-II» первый возник осенью 1941 г., к формированию второго приложило усилия Управление «Абвер-Заграница», создав весной 1943 г. на базе 805-го полка дивизии «Бранденбург» главный центр подготовки диверсионно-разведывательных кадров Абвера.

Историческая справка

Батальон «Бергман» (командир капитан Оберлендер) состоял из пяти рот общей численностью в 1500 человек личного состава. Предназначался для диверсионно-подрывной деятельности на Кавказе. Комплектовался военнопленными выходцами из Закавказья и Кавказа, а также добровольцами-немцами, проходившими службу в горно-стрелковых частях «Эдельвейс». Командные должности занимали преимущественно немцы. В 1942–1943 гг. отдельными подразделениями батальон действовал в районах Моздока, Майкопа, горы Эльбрус, реки Баксан, городов Пятигорск, Нальчик и др.

Кроме непосредственного участия в боевых операциях, его диверсионные группы забрасывались в тыл советских войск, где разрушали коммуникации, вели захват «языков», распространяли листовки, осуществляли вербовку агентуры и др.

После поражения Вермахта на Северном Кавказе батальон прибыл в Крым. В апреле 1943 г. был переформирован в полк, получивший название «Альпинист». Действовал против партизан, охранял морское побережье в районе Балаклавы и Евпатории, железную дорогу Симферополь – Севастополь. В апреле 1944 г. полк отступил в Румынию, затем в Грецию, Албанию, Македонию, Сербию. Использовался в боях против Красной Армии, в карательных операциях против партизан, для охраны коммуникаций.

Конец войны встретил на территории Хорватии.

Полк «Курфюрст» – учебная воинская часть особого подчинения. Командир – майор Партель. До августа 1944 г. находился в подчинении «А-II», затем был передан в состав РСХА. Структурно состоял из двух батальонов. В первом осуществлялись отбор и проверка личного состава, общая военная подготовка, во втором в течение 2–3 месяцев шло специализированное обучение разведывательно-диверсионной деятельности. Кадры диверсантов и агентов направлялись в распоряжение абверкоманд и абвергрупп.

Личный состав полка – этнические немцы и фольксдойче с обязательным знанием иностранного языка. В отдельных случаях были выходцы из других стран, в т. ч. СССР.

Диверсанты и агенты действовали в тылах Красной Армии и войск антигитлеровской коалиции.

Место дислокации – г. Каменц (около Дрездена), г. Вальцбург (Тюрингия).

Интересы РСХА на оккупированной советской территории представляли приданные группам армий «Центр», «Север» и «Юг» подвижные оперативные группы («айнзатцгруппе») и особые (оперативные) команды полиции безопасности и СД. Первых было четыре – А, Б, Ц и Д. Вторые, больше известные под названиями зондеркоманды и айнзатцкоманды, находились в их структуре. Различие наблюдалось лишь в районах действий подвижных групп и особых команд – соответственно в передовых частях наступающих войск Вермахта и армейских тыловых районах. Основным отличием айнзатцгрупп от подразделений Абвера было то, что, кроме разведывательной и контрразведывательной работы, на них возлагались и карательные функции.

Историческая справка

Впервые айнзатцгруппы (команды) были созданы в 1938 г. по приказу Рейнхарда Гейдриха перед вторжением в Чехословакию. В войне против СССР действовали в тесном контакте с армейскими частями и соединениями Вермахта. Восточный фронт между айнзатцгруппами был разделен по географическом признаку: А – Прибалтийские страны; Б – Смоленск, Москва; В – район Киева; Д – южная часть Украины. Возглавляли их проверенные нацисты. Каждая из них насчитывала 1000–1200 человек личного состава.

Айнзатцгруппы (айнзатцкоманды 120–170 человек) состояли из эсэсовцев, сотрудников СД, гестапо, полиции и обслуживающего персонала (механики, шоферы). Имелись также переводчики, радисты, телеграфисты и др. Главными задачами групп (команд) было «умиротворение» оккупированных районов путем уничтожения мирного населения, прежде всего евреев, цыган, а также партийных работников, сотрудников НКВД, партизан, подпольщиков и т. д. Кроме массовых расстрелов, айнатцгруппы (команды) использовали чудовищную машину истребления людей «грузовик 3», получившей название «душегубка».

По далеко неполным данным, на оккупированной территории Советского Союза «гестапо на колесах» уничтожило около 1 млн человек.

В ходе войны в оккупированных гитлеровцами районах с участием полиции безопасности и СД стали массово создаваться «территориальные» айнзатцкоманды (истребительные команды). Их задача заключалась в подавлении движения сопротивления, проведении карательных и других операций. Кроме профессиональных убийц из числа СС, СД и гестапо, себя в них проявили националисты, прежде всего из Прибалтики и Украины.

В тыловых районах, управляемых немецкой гражданской администрацией, не менее безжалостно действовали территориальные карательные структуры в виде органов полиции безопасности и СД. Их костяк составляли сотрудники гестапо, СД и уголовной полиции. Особых различий не наблюдалось и в формах и методах их работы – репрессии, агентурная разведка и контрразведка. Осведомителями выступали деревенские старосты, волостные старшины, полицейские, лесничие, владельцы различных заведений, мельники, счетоводы и др. Трудились и штатные резиденты и их агенты. Первые, как правило, были кадровыми сотрудниками СД или гестапо. Состоящий в резидентурах контингент набирался из дезертиров, перебежчиков, военнопленных, репрессированных и т. д. В период отступления немецких войск из числа первых и вторых создавались специальные отряды для разведывательных и диверсионно-подрывных действий на освобожденной территории, а также подбирались агенты-одиночки. Оперативные группы РСХА и особые команды полиции безопасности и СД тесно сотрудничали с полевой жандармерией и Тайной полевой полицией.

Очередным усилием со стороны ведомства рейхсфюрера СС в попытке дезорганизовать работу советского тыла стало создание весной 1942 г. специального разведывательно-диверсионного органа под условным наименованием «Унтернемен Цеппелин» (предприятие Цеппелин). «Несмотря на внушительные успехи наших армий на Восточном фронте, – вспоминал Шелленберг, – к лету 1942 г. для тех, кто разбирался в обстановке, стало ясно, что нам приходится сталкиваться с все возрастающими трудностями … Я имел ряд бесед с Гейдрихом и позднее с Гиммлером, проходивших в весьма напряженной обстановке, так как деятельность нашей разведки не была развернута в таких масштабах и не достигла таких успехов, каких требовала обстановка на фронте. Гиммлер хотел точно знать, почему донесения нашей разведки о Советском Союзе оказались настолько несостоятельными. Он неоднократно напоминал мне слова фюрера: «Мы должны покончить с русскими, пока за это не взялись другие».

Руководство нашей деятельностью против России (в СД. – Авт.) было возложено на три отдела … Второй отдел управления (Шелленберга. – Авт.) ведал операцией «Цеппелин». Основной ее задачей была массовая выброска русских военнопленных на парашютах в глубокий тыл Советского Союза. Для выполнения этого плана были сформированы три группы: южная, центральная и северная. В их задачу входили диверсии, политическая подрывная работа, сбор информации. Основным средством связи служили агенты-связники, засылаемые через линию фронта, и тайные радиопередатчики».

По словам шефа СД, операция «Цеппелин» предусматривала «противодействие партизанской войне» и дезорганизацию советского тыла. Предстоящие задания в жизнь планировалось воплощать исключительно силами диверсионно-разведывательных групп и отдельных агентов «Цеппелина» в разрезе «плана действий по политическому разложению Советского Союза».

Историческая справка

«Цеппелин» – разведывательно-диверсионный орган. Задача – подрывная деятельность по политическому разложению советского тыла. Способы – массовая заброска специально обученных диверсионно-разведывательных групп и агентов-одиночек в глубинные районы СССР, имеющие важное оборонное значение, а также национальные области и республики для сбора разведывательных данных о политическом положении в Советском Союзе, проведение националистической пропаганды, организация повстанческого движения, осуществление террористических актов и др.

С этой целью создавались разведывательные, пропагандистские, повстанческие и диверсионные группы. Борьбу против диверсантов, разведчиков и террористов «Цеппелина» преимущественно осуществляли территориальные органы НКГБ и НКВД.

Под руководством РСХА, с участием имперского министерства по делам оккупированных восточных областей, а также представителей «Цеппелина», в 1941–1942 гг. на территории Германии был создан ряд «национальных комитетов», задачей которых стала организация антисоветского движения в тылу Красной Армии на территории союзных (автономных) республик, краев и областей. В конце 1942 г. был создан и «Русский комитет» во главе с Власовым, позже (1944 г.) по инициативе Гиммлера – «Комитет освобождения народов России». Нечто подобное предполагалось создать и с участием Бандеры. Помешала кончина Третьего рейха. В структуре «Цеппелина» имелись и диверсионно-разведывательные школы.

В работе «Цеппелин» контактировал с Абвером, генштабом ОКХ, министерством Альфреда Розенберга. Непосредственно был подчинен VI управлению (СД) РСХА на правах особого реферата – VI ЦЕТ, который входил в группу (отдел) VI Ц (политическая разведка СССР и стран Ближнего Востока).

Опираясь на опыт работы Абвера, пополнение диверсионно-разведывательными кадрами «Цеппелин» осуществлял в основном за счет военнопленных. В процессе отбора и подготовки агентуры стремились избавиться от тех, кто по тем или иным причинам оказался непригодным к предстоящей деятельности. Отчисленные «активисты» кавказских и среднеазиатских национальностей передавались в антисоветские воинские подразделения типа «Туркестанского легиона». Из лиц славянских национальностей «Цеппелин» сформировал два карательных отряда («дружины»). «Дружину» № 1 (500 человек) возглавил Гилль («Родионов»), вторую (300 человек) – бывший капитан Красной Армии Блажевич. По заданию полиции безопасности и СД обе действовали в оперативном тыловом районе группы армий «Б» (Польша, Белоруссия, Смоленская область). Объединенные в «первый полк русской народной армии» (командир Гилль) «дружины» передислоцировались в Белоруссию, где получили для охраны и карательной деятельности против партизан район с центром в местечке Лужки Полоцкой области. Под руководством Блажевича агентурную работу здесь же развернул и контрразведывательный отдел полка. Убив Блажевича и немецких инструкторов, большинство личного состава во главе с Гиллем в августе 1943 г. перешло на сторону белорусских партизан. Оставшихся «Цеппелин» придал главной команде «Русланд Норд», которая использовала их как карательный отряд и резервную агентурную базу.

Наряду с тремя главными, подчинявшимися различным ведомствам шпионско-диверсионными органами рейха, весной 1942 г. на Восточном фронте о себе громко заявил и отдел генерального штаба сухопутных сил (ОКХ) Вермахта «Иностранные армии Восток». На фоне все еще могущественного Абвера, а также РСХА (в составе СД и гестапо), до этого оно выглядело «бедным родственником», обреченным лишь обобщать и анализировать данные, поступающие от отделов 1Ц соединений, армий и групп армий Вермахта. Так продолжалось до назначения его нового начальника.

К улучшению разведывательной деятельности на линии фронта и в ближайшем тылу русских генштаб ОКХ подталкивала затягивающаяся военная кампания, которая по расчетам должна была успешно завершиться еще полгода назад. Предыдущего руководителя отдела, рутинера, работавшего по старинке, безынициативного и слабого разведчика, «архивариуса, дремлющего над папками с бумагами», полковника Кинцеля решено было заменить молодым и энергичным офицером Генерального штаба. Им стал протеже фельдмаршала Эриха фон Манштейна и генерала Адольфа Хойзингера, в свое время адъютант Франца Гальдера, подполковник Рейнхард Гелен. Тогда же скрупулезный начальник штаба ОКХ пометил в дневнике: «31 марта 1942 года. 283-й день войны … Полковник Цильберг (управление кадров ОКХ. – Авт.): обсуждали вопрос о замене начальника отдела «Иностранные армии Восток», который не отвечает моим требованиям… 1 апреля 1942 года… Цильберг: замена Кинцеля (отдел «Иностранные армии Восток») Геленом».

Досье

Гелен Рейнхард (1902–1979).

С апреля 1920 г. – доброволец Рейхсвера. В 1923 г. – лейтенант. В польскую кампанию 1939 г. – старший офицер (начальник оперативного отдела) штаба дивизии. В октябре по протекции генерала фон Манштейна был переведен в генеральный штаб ОКХ. Осенью 1940 г. возглавил группу «Восток» оперативного управления генштаба. В апреле 1942 г. стал начальником отдела «Фремде Хеере Ост» («Иностранные армии Восток»), главной задачей которого была войсковая тактическая и стратегическая разведка на Восточном фронте. Конкурировал с Абвером и СД. Удостоился звания генерал-майора Вермахта.

После капитуляции Третьего рейха сдался в плен американским войскам. Предварительно Гелен приказал тайно скопировать в трех экземплярах все архивы и досье разведотдела генштаба ОКХ, вплоть до фотографий и магнитных записей. Все было спрятано в различных тайниках на территории Германии.

9 января 1945 г., доложив в последний раз Гитлеру о положении дел на Восточном фронте, Гелен на глазах сотрудников РСХА «уничтожил» все архивы «Фремде Хеере Ост».

В плену Гелен предоставил американцам шпионскую сеть всей Восточной Европы, включая СССР, и начал активно сотрудничать с Управлением стратегических служб США. Через 10 лет после окончания Второй мировой войны в ФРГ он создал разведывательную службу – «Бундес Нахрихтен Динст» – Федеральную разведывательную службу, осуществлявшую разведработу за пределами ФРГ. Руководил ею Гелен до мая 1968 г. Любимым его выражением было: «Это (шпионаж. – Авт.) такая грязная работа, что ее должны выполнять только честные люди».

В послевоенные годы подготовил мемуары под символическим названием «Служба», где, в частности, писал: «Гальдер (после назначения начальником отдела «Иностранные армии Восток». – Авт.) сказал, с определенным подтекстом, что ждет от меня не только ежедневной оценки ситуации, а и долгосрочных прогнозов в отношении стратегических намерений и возможностей противника. Это было важным нововведением…

Я всегда стремился подчеркнуть: в войне с русскими мы имели дело со стратегическими и политическими аналитиками высшего калибра, высшего ума и хитростей».

По словам французского исследователя истории нацистских спецслужб Аллена Герэна, в отличие от предшественника, новый руководитель отличался способностями крупного организатора, трезвым расчетом, склонностью к научным методам работы, стремлением превратить отдел в подлинный научно-исследовательский центр, который «стал добывать информацию не только чисто военного характера, хотя именно в этом состоит его главная задача. Он собирает также данные о структуре экономики Советского Союза, его военном потенциале, о людских резервах, положении на транспорте и планировании перевозок – словом, его интересуют любые вопросы, имеющие значение для оценки слабости или силы противника. Таким образом, отдел «Иностранные армии Восток» под руководством Гелена очень быстро расширил комплекс задач, решаемых простым штабом». От сугубо тактической и стратегической разведки новый шеф и его подчиненные приступили к тотальному шпионажу.

Для решения поставленных задач Гелен ввел несколько нововведений: пригласил на работу молодых, образованных, имеющих фронтовой опыт офицеров, а также знатоков советского оружия и академических специалистов в различных областях знаний (экономике, сельском хозяйстве, промышленности и т. д.); сформировал собственные «фронтауфклерунгструппен»; ввел массовый опрос военнопленных и осуществление на этой основе так называемой «мозаичной» теории.

Фундаментом в деятельности отдела стали «фронтовые разведывательные команды» численностью от ста до нескольких сот человек. Отбирали в них хорошо знавших русский и украинский языки этнических немцев, фольксдойче, а в основном – предателей из состава РОА, ОУН, других националистических формирований. Разделенные на группы, в поиске добычи они рыскали не только в оперативных армейских тыловых районах Вермахта, вблизи линии фронта, но и в прифронтовых районах советской территории. Под видом небольших подразделений Красной Армии «фронтовые группы» проникали в глубину на 100 и более километров. Использовались и парашютные десанты. Кроме захвата «языка», «очистка» того или иного района пребывания включала поиск и подбор различных предметов и вещей (оружия, упаковок, снаряжения, бумаг военного характера, различных документов, личных писем и т. д.). Не брезговали агенты и диверсанты устройством засад, совершением внезапных налетов, проведением террористических актов. «Фронтовые разведывательные команды» Гелен считал «пехотой разведки», от которой требовал не ума и подвигов, а лишь обильной и систематической «мозаичной пищи» для аналитиков отдела. Любимым их занятием для действий уже на оккупированной территории стала маскировка под партизан.

Важной составляющей в деятельности отдела «Иностранные армии Восток» стали тщательные и детальные допросы пленных и гражданских лиц. Преимущество отдавалось командному, политическому и административному составам, образованным людям, различным специалистам, способным дать те или иные исчерпывающие данные по интересующим вопросам. После первичного предварительного ознакомления отобранных направляли в находившиеся под юрисдикцией Вермахта специальные лагеря, где и начинались систематические утомительные допросы обо всех сторонах советской действительности. Кроме сбора и обобщения интересующих отдел военных проблем, для последующей подготовки агентуры шло изучение условий и особенностей повседневной жизни и быта советского тыла, Красной Армии и флота. Допросы сопровождались попытками вербовки агентуры. Использовался метод «кнута и пряника» – от демонстрации преимуществ западного образа жизни, различных обещаний и уговоров до шантажа и угроз. Прирожденный разведчик, в поиске и вербовке на перспективу способного и надежного агента Гелен видел одну из своих основных задач.

Применяемый метод «мозаики» был прост и одновременно сложен. Суть заключалась не в самом его принципе, а в длительном и систематическом поиске, а также анализе незначительных фактов и событий, услышанных обрывков разговоров, обнаруженных частей тех или иных документов, других составляющих в решении той или иной возникшей головоломки. Собирая из различных источников отрывочные данные, специалисты отдела пытались соединить и превратить их в единое целое, а главное – соответствующим образом истолковать. А. Герэн: «Сторонники метода «мозаики» считали, что истина возникает на основе систематического накопления отдельных деталей; и как бы долго и томительно ни было, в конечном итоге это всегда даст эффект. Отсюда то значение, которое придавалось клочку бумаги, консервной банке, оставленным в казарме врагом, интерес к названию улицы, к прозвищу молодого офицера и даже к какой-то определенной привычке местного партийного секретаря, о которой рассказал на допросе пленный».

С целью концентрации и систематизации поисково-аналитической работы деятельность отдела Гелен разделил на четыре сектора. Первый (имевший на момент создания четыре участка, соответствующих группам армий «Север», «Центр», «Юг» и «А») ограничивался исключительно зоной боевых действий, занимался оценкой общей обстановки на Восточном фронте; второй – изучал проблемы советского тыла, непосредственно не связанные с зоной боевых действий. Его основным информационным источником выступали военнопленные. Путем синтеза («мозаики») полученных данных определялись промышленные и иные важные тыловые объекты, одновременно потенциально опасные для рейха в военном отношении, нарабатывались планы организации на наиболее уязвимых из них операций саботажа и диверсий.

Третий сектор на первых порах занимался юго-восточной Европой, преимущественно Балканами. Но размах и результативность партизанской войны вынудили Гелена переключить его на борьбу с подпольем и партизанами. Аллен Герэн утверждал, что интерес сектора проявлялся исключительно к «антигитлеровскому Сопротивлению в странах Восточной Европы, но не в Советском Союзе». Однако архивные документы убеждают: это далеко не так. Всевозрастающая угроза для сухопутных сил Вермахта на Восточном фронте со стороны партизан и подпольщиков потребовала участия отдела в организации противодействия «лесным бандитам», и прежде всего на оккупированных советских территориях.

Четвертый сектор по своим функциям был аналогичен третьему на начальной стадии его деятельности. В круг его интересов входили Скандинавские страны. В структуре отдела имелись также два вспомогательных отделения и четыре технические службы – картографии и сигнализации, переводчиков, фотолаборатория и картотека.

Не опасаясь гнева могущественного Германа Геринга, создавая отдел, Гелен в его структуру ввел и службу «Рю» – подслушивания, во многом дублировавшую «Форшунгсамат» – радио-разведывательный орган рейхсмаршала. Работу развернули и служба массовых диверсий, центр психологической войны, военно-воздушное подразделение специального назначения, школы по подготовке агентов и диверсантов. На каждое из этих звеньев отдела «Иностранные армии Восток» возлагались свои обязанности: «Инсургирунг унд саботаже» («Восстание и саботаж» – она же служба массовых диверсий) сочетала разведку, террор и подрывную деятельность; центр психологической войны организовывал пропагандистские акции, среди них операцию «Комета» (с целью принуждения к массовому дезертирству, в течение нескольких дней по всей линии обороны советских войск с самолетов было сброшено 18 млн листовок); эскадрилья люфтваффе обеспечивала доставку в тыл Красной Армии агентов и диверсионно-разведывательные группы, проводила аэрофотосъемки, выполняла другие специфические задачи; «специальные учебные лагеря» готовили агентуру в школах, которые дислоцировались исключительно на территории Германии – в Дабендорфе (под Берлином), Милау (Восточная Пруссия) и в Познани.

Помимо агентурной, воздушной, морской и других разведок, с целью получения разведывательной и контрразведывательной информации, подразделения Абвера, СД и гестапо использовали техническую разведку. В этом направлении успешно работало и подчинявшееся непосредственно Герману Герингу «научно-исследовательское управление» военно-воздушных сил Германии. Оно главным образом стремилось осуществлять контроль над линиями фронтовой и внутренней радио-телефонной и телеграфной связи. В военно-морском флоте рейха такие же функции выполняла «служба наблюдения».

В сухопутных войсках техническая разведка была возложена на пребывавшую в компетенции Абвера «службу подслушивания». К данной работе с 1942 г. подключилась и служба «Рю» отдела «Иностранные армии Восток» генштаба ОКХ. Соперничая и конкурируя, все эти органы, как и служба инспектора связи Вермахта, занимались перехватом и расшифровкой радиопередач, телеграфных и телефонных переговоров. Особую сложность представляла расшифровка (разбивка кода) радиосообщений, требовавшая особого таланта, знаний и терпения…

Из протокола допроса от 19 ноября 1946 года обвиняемого Омельченко Ивана Григорьевича:

«Вопрос: Назовите условные обозначения немецкого разведывательного органа, сотрудником которого вы являлись?

Ответ: Немецкий разведывательный орган, сотрудником которого я был с января по август 1944 года, именовался «Нахрихтен-Абталюнг»». Находился он при немецкой дивизии, имевшей условное обозначение «Медведь». Сотрудники органа носили полевую форму Вермахта, имели те же звания, что и в немецкой армии. Отличительным знаком дивизии, как и разведоргана, был шеврон: «Стрела молнии». Крепился он на рукаве френча.

Вопрос: Укажите места дислокации органа?

Ответ: До того как расположиться в селе Степановка Херсонской области, «Нахрихтен-Абталюнг» дислоцировался на Кавказе и на Кубани. Штаб разведоргана размещался рядом со Степановкой в так называемом Психогородке. Охранялся он исключительно немецкими солдатами и был обнесен каменным забором высотой примерно в два метра. Службы разведоргана, в частности, радиоточки, имевшие название «Хорш-труппе», находились в домах жителей Степановки. Телефонную связь со штабом все службы поддерживали через центральный коммутатор.

Вопрос: Расскажите, что вам известно о структурном построении «Нахрихтен-Абталюнг»?

Ответ: Какому вышестоящему органу он был подчинен, я не знаю. Неизвестно мне и то, кто возглавлял «Нахрихтен-Абталюнг», были разговоры, что им руководил какой-то немецкий генерал. В Психогородке размещался штаб, по-немецки «гешефт-циммер». В его подчинении находились «цвайтен функе компания», по-русски 2-я радиорота, имевшая 5–6 служб (точек), из них мне известно название только одной, в которой я работал в качестве радиоразведчика – «Хорш-труппе». Она насчитывала 7–8 сотрудников. На этой точке имелось 3 радиотелефонных аппарата (радиоприемника), на двух из них проводилось подслушивание передач фронтовых радиостанций советских войск и разговорная речь, на третьем принимались радиотелеграфные передачи. Помимо наземной радиоразведки, сбором разведывательных данных «Нахрихтен-Абталюнг» занимался и в воздухе, имея специальные радиоточки на самолете…».

Кроме офицеров, унтер-офицеров, зондерфюреров и рядовых, по данным Омельченко, в разведоргане работали и несколько переводчиков, осуществлявших перевод на немецкий язык расшифрованных и незашифрованных радиограмм и записанные телефонные переговоры. На радиоперехвате «трудились» исключительно лица, свободно владевшие русским. Распорядок дня «Хорш-труппы» был следующим: подъем в 6 часов, утренний туалет, завтрак. В 7.00 начиналась работа по радиоразведке, продолжавшаяся до 19–20 часов, затем свободное время и отдых. С персоналом проводились занятия по строевой и боевой подготовке, совершенствованию навыков по азбуке Морзе (прием на слух радиосигналов и работа на ключе).

Из протокола допроса:

«Вопрос: Что вам известно о методах и технике добывания разведывательных данных?

Ответ: «Нахрихтен-Абталюнг» в лице «Хорш-труппе» занимался в основном добыванием разведывательных данных о боевых порядках советских войск, местах их дислокации и вооружении, а также о передвижении частей и соединений. Сведения получали посредством перехвата радиопередач фронтовых радиостанций, подслушиванием телефонных разговоров передовых подразделений частей. Последнее осуществлялось с помощью специальных телефонных аппаратов и телефонных кабелей. С этой целью разведорган в своем распоряжении имел дислоцированные вблизи фронта отдельные службы.

Техника перехвата была следующая: каждому радиоразведчику давалось задание следить по радиоприемнику за определенным диапазоном радиоволн. У нас на точке был постоянный диапазон, т. е. длина волн действующих радиостанций советских войск составляла от 10 до 700 метров. На этом диапазоне каждый разведчик и вел подслушивание. Радиопередачи записывались и передавались в штаб разведоргана. Изредка давались задания на прослушку конкретных радиостанций, например, имевшей позывной «Марс» и работавшей на одной волне. Перехват разговоров производился и путем подслушивания телефонных переговоров. С этой целью вблизи передовой устанавливалась отдельная аппаратура, а через линию фронта скрыто прокладывался специальный телефонный кабель, пересекающий телефонные линии советских частей.

Вопрос: Как обрабатывались перехваченные вами разведматериалы?

Ответ: Каким образом производилась обработка радиограмм советских фронтовых радиостанций, мне не известно…».

Костяк «Нахрихтен-Абталюнг» состоял из немецких специалистов радиодела и телефонной связи. В качестве радиоразведчиков использовались бывшие военнослужащие Красной Армии и гражданские лица. Их отбор в лагерях военнопленных и оккупированных районах проводили его специальные сотрудники – зондерфюреры Цер и Матьяц. Кандидатов старались подбирать грамотных, имевших хотя бы неполное среднее образование, а лучше – специальность радиста. Особое внимание обращалось на желание сотрудничать с немцами. «Кроме специальных занятий, – делился воспоминаниями бывший агент, – Цер читал нам доклады антисоветского, клеветнического содержания, опошлял советскую власть, восхвалял жизнь немецкого солдата. За добросовестную службу обещал хорошую жизнь и права военнослужащего Вермахта…»

Организация и укрупнение германских диверсионно-разведывательных и контрразведывательных служб и органов на Восточном фронте были завершены к середине 1942 г. Концептуально определились направленность и специфика их деятельности, а также разграничение полномочий, о чем существовали даже письменные договоренности, прежде всего между Абвером и РСХА. В зависимости от обстоятельств и потребностей, последнее не мешало сторонам вторгаться в сферу обоюдных интересов и компетенцию. До определенного времени «табу» для других, прежде всего в вопросах военной разведки и контрразведки, виделось лишь в Вермахте, где единоличным хозяином все еще выступал Канарис. Но продолжалось это недолго.

В целом в деятельности Абвера, РСХА, а также ведомства Гелена, других подобных им органов и служб наблюдалось много общего: цели и задачи; формы и методы работы; направленность действий и т. д. Главное, что их объединяло, – это широкое применение различных видов разведок, определяющей среди которых выступала агентурная, и прежде всего путем массового использования шпионско-диверсионной сети – от мелких осведомителей и доносчиков, агентов «средней руки», до немалого числа профессионалов в области шпионажа и диверсий в различных сферах военного дела, промышленности, экономики, многих других отраслях народного хозяйства. Не были забыты и нашли всестороннее применение операции диверсионного, идеологического, экономического и морально-психологического характера. Основными объектами устремлений во всех случаях выступали Красная Армия и советский Военно-Морской Флот, население оккупированных областей, а также зафронтовая территория СССР.

Абвер от РСХА и его составляющих отличался лишь одним – сумел в свое время уклониться от исполнения на оккупированной территории репрессивно-карательных функций, что во многом способствовало лояльному отношению к нему Международного военного трибунала в Нюрнберге. Было и то, что разъединяло общие усилия спецслужб Третьего рейха – жесткое и непримиримое противостояние за пальму первенства в глазах Гитлера. В борьбе за благосклонность фюрера со стороны каждой из них внедрялись и культивировались все доступные приемы и методы открытого и закулисного противодействия. Конечным результатом стало то, что длительная и упорная схватка для одних закончилась поражением, для других – желаемым, хотя и кратковременным успехом.

 

«Шпионы – драгоценность для государя»

Древний знаток законов и обычаев тайной войны Сунь Цзы (Сунь У, 514–469 гг. до н. э.) в трактате «Искусство войны» писал: просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других лишь только по одной причине – знали все наперед. Здесь же уточнял: сведений о противнике нельзя ожидать от богов и демонов, их можно получить только от людей, людей-шпионов. Их Сунь Цзы делил на пять видов (разрядов): местных, внутренних, обратных, шпионов смерти и шпионов жизни. По его же словам, шпионы – драгоценность для государя. Первых вербуют из местных жителей побежденной страны и пользуются ими; вторых приобретают из чиновников неприятельской стороны; обратных шпионов перевербовывают из шпионов врага, а чтобы обмануть противника ложной информацией – засылают шпионов смерти; те из них, кто смог возвратиться с донесением, есть шпионы жизни.

Особо поучителен раздел книги «Использование шпионов». Не без основания автор утверждал: иметь шпионов – это не значит, что успех в войне обеспечен. Ими нужно уметь еще пользоваться и управлять. К тому же есть преданные шпионы, а есть изменники. По мотивации, природным и приобретенным данным и способностям одни люди могут быть ими, другие нет. Что касается категорий, то, по мнению Сунь Цзы, местные шпионы – это информаторы; внутренние – агенты в лагере противника; обратные – агенты противника, работающие против него самого же; шпионы смерти – лазутчики и диверсанты; жизни – разведчики.

Исходя из трактата, в шпионы жизни следует выбирать людей внутренне просвещенных и умных, но по внешности глупых; по наружности – низменных, сердцем же – отважных, «надлежит выбирать людей, умеющих хорошо ходить, здоровых, выносливых, храбрых, сведущих в простых искусствах, умеющих переносить и голод, и холод, оскорбления и позор». Нужно выбирать таких, кто обладает мудростью, талантами, умом и способностями, кто в состоянии сам проникнуть в самое важное и существенное в деятельности неприятеля, «кто может понять его поведение, уразуметь, к чему идут его поступки и расчеты, уяснить себе его сильные стороны и, вернувшись, донести об этом…».

Говорится в трактате и о требованиях, предъявляемых к лицу, которое пользуется услугами шпионов и руководит их работой. С одной стороны, оно должно «знать людей», с другой – быть «умным, гуманным и справедливым, хитрым и проницательным». Резюмируя, Сунь Цзы подчеркивал: при содействии шпионов не только выигрывают битвы, но и добывают престолы. Из-за них не только проигрываются сражения, но и падают династии.

Войны XX столетия, Первая, а особенно Вторая мировая, существенно разнообразили виды и категории агентов, шпионов и разведчиков. Появились двойные и даже тройные шпионы, агенты-провокаторы, террористы и диверсанты и др. Что касается мотивации участия в шпионском (разведывательном) ремесле, желании принять участие в битве на невидимом фронте, то здесь, кроме наблюдавшихся в древние времена в большинстве случаев низменных побуждений в виде материальных и других меркантильных интересов (деньги, должность, жадность, месть и т. д.), их диапазон, в том числе на идеологической почве, существенно расширился: от патриотизма до тщеславия, от трусости, подлости, потери чувства долга и полного отторжения существующего политического режима путем предательства – до самопожертвования в борьбе с врагом.

В зависимости от мотивации, природных способностей, приобретенных и иных данных одни «рыцари плаща и кинжала» становились защитниками своей страны, другие – мелкими информаторами и осведомителями, реже – внутренними и обратными агентами, а некоторые претендовали на роль шпионов смерти и даже жизни.

Вторая мировая война засвидетельствовала и такой факт: кроме усовершенствования форм, способов и методов тайной войны, существенно изменились и особенности поведения людей, пользующихся услугами шпионов. В первую очередь это касалось спецслужб Третьего рейха. Напрочь исчезли гуманность, сочувствие и справедливость. На смену пришли цинизм, хитрость и жестокость, определявшие как в целом линию поведения, так и взаимоотношения с исполнителями их воли. «Адмирал Канарис, – подчеркивал Пауль Леверкюн, – был воспитан в кайзеровском морском флоте. Он всегда придавал большое значение тому, чтобы его офицеры серьезно относились ко всем воинским традициям. Служба, которая в конечном счете имеет дело с людьми, не брезгующими изменой, должна постоянно добиваться того, чтобы ее верхушка и офицерский состав всегда отвечали высшим интеллектуальным и моральным требованиям, предъявляемым к воину». На практике, как свидетельствуют факты, в Абвере, а тем более в РСХА, все было наоборот – коварство и подлость в их деятельности стали обыденным явлением и даже нормой. Шпионаж, подчеркивал шеф Абвера, означает заключение контракта на всю жизнь.

События военной поры высветили две стороны «медали» в поведении «людей, не брезгующих изменой» и оставшихся до последнего дыхания верными своей Родине, которые по собственной воле или в силу иных причин возложили на себя шпионские (разведывательные) обязанности…

Из протокола допроса в Особом отделе Западного фронта (март 1942 г.) обвиняемого Клубкова Василия Андреевича:

«Клубков В. А., 1923 г. р., уроженец дер. Богородицкое Рязанской области, из крестьян-бедняков, русский, беспартийный, образование 7 классов, до армии работал сортировщиком почтового отделения № 33 г. Москвы. В Красной Армии с октября 1941 года.

Вопрос: Уточните более подробно обстоятельства, при которых вы попали в плен к немцам.

Ответ: 21 ноября 1941 г. я в составе группы разведчиков, красноармейца Крайнова и Космодемьянской Зои, получил от майора РО (разведывательного отдела. – Авт.) Запфронта Спрогис задание отправиться в дер. Пепелище (правильно Петрищево. – Авт.) Дороховского района и поджечь квартиры, в которых расквартирован немецкий гарнизон.

Получив инструктаж, как действовать, а также револьвер «Наган», жидкость в бутылках «КС», в ночь с 21 на 22 ноября мы перешли линию фронта и в течение 4-х суток пробирались лесами к намеченному объекту.

Примерно в 2–3 часа ночи 27 ноября, распределив между собой участки деревни, выдвинулись выполнять задание. Когда я подходил к зданиям, которые обязан был поджечь, увидел, что участки Космодемьянской и Крайнова загорелись. Подойдя к дому, я разбил бутылку с «КС» и бросил ее, но она не загорелась. В это время невдалеке я увидел немецких часовых и, проявив трусость, убежал в лес. Как только прибежал в лес, на меня навалились два немецких солдата, отобрали «Наган», две сумки с пятью бутылками «КС» и продуктами.

В 3–4 часа утра солдаты привели меня в штаб немецкой части и сдали немецкому офицеру …

Вопрос: Какие показания вы дали офицеру немецкой армии?

Ответ: Он наставил на меня пистолет и потребовал, чтобы я сказал, кто вместе со мной прибыл поджигать деревню. Проявив трусость, я рассказал, что нас пришло трое, назвал имена Крайнова Бориса и Космодемьянской Зои. По приказу офицера солдаты привели Зою. Задержали ли они Крайнова, я не знаю.

Вопрос: Какие вы еще дали офицеру показания?

Ответ: Я показал, что послан разведотделом Запфронта, расположенного около ст. Кунцево. Рассказал, что наша часть насчитывает 400 разведчиков и что она готовит и перебрасывает в тыл к немцам диверсионные группы по 5—10 человек.

Вопрос: Вы присутствовали при допросе Космодемьянской?

Ответ: Да.

Вопрос: Что спрашивал офицер у Космодемьянской, и какие она дала показания?

Ответ: Офицер спросил, зачем она поджигала деревню. Космодемьянская ответила, что она деревню не поджигала. Офицер начал избивать Зою и требовал показаний, но она категорически отказалась.

Вопрос: К вам офицер обращался за помощью в получении признания от Космодемьянской?

Ответ: Да, он спросил, она ли это. И что мне о ней известно. В ее присутствии я показал, что в действительности это Космодемьянская Зоя, которая вместе со мной прибыла для выполнения диверсионных актов… После этого она на вопросы больше не отвечала. Видя, что Зоя упорно молчит, несколько офицеров раздели ее догола и в течение 2–3 часов сильно избивали резиновыми палками. Космодемьянская заявила: «Убейте меня, я вам ничего не расскажу». После чего ее увели, и больше я ее не видел.

Вопрос: Почему вы выдали Космодемьянскую?

Ответ: Офицер пригрозил мне пистолетом, я боялся, чтобы меня не расстреляли.

Вопрос: Как дальше поступили с вами немцы?

Ответ: Офицер мне заявил: «А вы теперь будете работать в пользу немецкой разведки. Все равно вы своей родине изменили. Мы вас подучим и пошлем в тыл советских войск».

На предложение работать на немецкую разведку я дал согласие»…

Понеся серьезные потери в приграничных боях, спешно пополнив в Харькове поредевшие в сражениях ряды, в июле 1941 г. 102-я стрелковая дивизия 21-й армии Западного фронта получила боевую задачу овладеть Бобруйском, затем нанести удар по группировке противника вблизи Быхова. По замыслу советского командования наступление должно было оттянуть значительные силы гитлеровцев и приостановить их продвижение на смоленском направлении.

102-я дивизия оказалась на острие контрудара немецких войск. Разгорелись кровопролитные бои, во время которых по ложному анонимному доносу был арестован ее командир полковник П. М. Гудзь. В командование дивизией вступил начальник штаба комбриг И. Б. Бессонов, до этого начальник отдела одного из управлений войск НКВД. Контрудар противника завершился окружением частей и подразделений дивизии и пленением большинства командиров и красноармейцев. Среди них оказался и Бессонов, в личном деле которого появилась лаконичная запись: «Пропал без вести в начале августа 1941 года».

Но комбриг без вести не пропал и не погиб. Находясь в окружении, он сдался в плен. На первом же допросе изъявил желание предоставить немецкому командованию свои услуги в борьбе с ненавистным ему «сталинско-большевистским режимом»…

В сравнении с Клубковым, информатором «местного» разряда, Бессонов, как показали дальнейшие события, претендовал на «категорию» супер-шпиона и даже гитлеровского агента «жизни»…

Шел третий год вооруженного противостояния Советского Союза и нацистского Третьего рейха. 6 ноября 1943 г. в Познани, на совещании высших руководителей фашистской администрации – рейхсляйтеров и гауляйтеров, с докладом выступил рейхсфюрер СС. «Я обращаюсь к вам, – заявил Гиммлер, – и как рейхсфюрер СС, и как партайгеноссе. Прежде всего, я хотел бы остановиться на вопросах о бандах, партизанах и на комплексе генерала Власова… С русскими генералами дело особое. Наш бригаденфюрер СС Фегелейн взял в плен этого русского генерала. Я гарантирую вам, что из почти каждого русского генерала мы можем сделать Власова! Это будет стоить неслыханно дешево. А этот русский, которого мы взяли в плен (А. Власов в плен сдался добровольно летом 1942 г. – Авт.), нам вообще ничего не стоит. Он был командующим одной ударной армией. Наш бравый Фегелейн сказал своим подчиненным: попробуем-ка пообщаться с ним так, будто он взаправду генерал! И лихо встал перед ним по стойке смирно: господин генерал, господин генерал …! Это ведь каждому приятно слушать. Это во всем мире так. И здесь это тоже сработало. Все-таки этот человек как-никак имел орден Ленина за номером 770, он потом его подарил бригаденфюреру Фегелейну.

Когда фюрер наградил Фегелейна Дубовыми листьями (к Рыцарскому Железному кресту. – Авт.), он отдал этот орден фюреру. Фюрер приказал положить его в серебряный футляр и вернул Фегелейну. Итак, с этим генералом обращались должным образом, ужасно вежливо, ужасно мило… Этот человек выдал все свои дивизии, весь план своего наступления и вообще все, что знал.

Цена за измену? На третий день мы сказали этому генералу примерно следующее: то, что назад пути нет, вам, вероятно, ясно. Но вы человек значительный, и мы гарантируем вам, что, когда кончится война, вы получите пенсию генерал-лейтенанта, а на ближайшее время – вот вам шнапс, сигареты и бабы. Вот так дешево можно купить такого генерала! Очень дешево. Видите ли, в таких вещах надо иметь чертовски точный расчет. Такой человек обходится в год в 20 тыс. марок. Пусть он проживет 10 или 15 лет, это 300 тыс. марок. Если только одна батарея ведет два дня хороший огонь, это тоже стоит 300 тыс. марок… И вот эта русская свинья г-н Власов предлагает нам свои услуги!..»

Будучи по классификации Сунь Цзы «внутренними шпионами, завербованными из чиновников страны противника», Власов и Бессонов в глазах гитлеровцев пытались представиться союзниками в борьбе за «новый» европейский порядок. Первый из подобных себе организовал «освободительную армию», второй основные надежды на противостояние с «советами» возлагал на диверсионно-разведывательные формирования и уголовный мир. Оба при этом забыли простую житейскую истину: в истории человеческой цивилизации не было случая, чтобы хотя бы один народ с помощью оккупантов отстоял свою независимость, тем более путем предательства.

Еще одну разновидность в минувшей войне представляли агенты-диверсанты, они же террористы. Опираясь на донесение (июль 1941 г.) адмирала Канариса в генштаб ОКХ, о них писал Луи де Йонг: «Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения, то есть русских, поляков, украинцев, грузин, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50—300 км перед фронтом наступающих немецких армий, с тем, чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений, обращая особое внимание на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также «о всех мероприятиях, проводимых противником».

На первом этапе войны, когда не было и речи о непрерывной линии фронта, такие группы имели возможность пробираться далеко за пределы зоны боев, собирая ценную информацию. Под видом раненых на грузовиках размещались те их члены, которые плохо говорили по-русски… Унтер-офицерами в группах были главным образом выходцы из Галиции, Закарпатья, а также эмигранты из горных районов Кавказа…

«Среди отступающих войск, – вспоминал бывший военный разведчик генерал-майор П. А. Голицын, – разносились слухи о переодетых немецких диверсантах-парашютистах. Частая стрельба, крики: «Окружают, немцы, диверсанты, парашютисты», особенно ночью, вызывали панику. В результате перемешивались подразделения, бросалась техника, открывалась бесцельная стрельба. Нам теперь известно, что немцы действительно забрасывали в тыл отходящих частей диверсионно-разведывательные группы, которые с успехом выполняли возложенные на них задачи в условиях малоорганизованного отхода советских войск».

Об особенностях диверсионно-подрывной деятельности бранденбуржцев и их кадровом составе, вспомнил и непосредственный участник рассматриваемых событий сотрудник «А-II» (в 1941 г. возглавлял в Стамбуле филиал «Кригсорганизацион Турция»), в послевоенные годы историк гитлеровских спецслужб, бывший капитан Пауль Леверкюн. По его словам, в полку, затем дивизии «Бранденбург» «обучались отборные солдаты и офицеры для выполнения особых задач, будь-то прорыв фронта или забрасывание с самолетов за линию фронта. Они оправдали себя на всех театрах военных действий, и в особенности в пустынях Африки и в России. Эти отряды, посылавшиеся за линию фронта, получали задачу вести разведку скоплений войск противника в тылу и, собрав как можно больше разведданных, либо возвращаться через линию фронта, либо в течение долгого времени оставаться во вражеском тылу и передавать донесения по радио. Другой их задачей было двигаться перед наступающими войсками и захватывать важные объекты, в особенности мосты. Большей частью они делали это в маскировочной одежде, то есть в форме войск противника. Таким образом, например, был захвачен мост через Западную Двину, что позволило войскам генерала Манштейна неожиданно быстро выйти в район Ленинграда».

Леверкюн подчеркнул два важных факта: бранденбуржцы «были весьма далеки от разведывательной службы» и выполняли исключительно диверсионные и террористические задачи; руководимые «А-II» батальон «Бранденбург», а затем полк формировались «из агентов и сотрудников Управления разведки и контрразведки под непосредственным наблюдением адмирала Канариса». Национальный состав бранденбуржцев он не уточнил, но сегодня известно: не менее 30 % от их общего числа составляли члены ОУН.

Не довольствуясь заброской диверсионных групп с участием бранденбуржцев, фронтовые абверкоманды и абвергруппы искали и, надо сказать, находили диверсантов «местного разряда». Получаемые ими задания были просты, но одновременно коварны и чрезвычайно опасны для супротивной стороны. Некий Иван Грива обязывался проникнуть на один из военных заводов столицы, а при невозможности – «устроиться чернорабочим на железную дорогу, где совершать диверсионные акты путем организации крушений воинских эшелонов». «Ответственное» задание получил и исключенный в свое время из членов ВКП(б) «за хулиганство» бывший красноармеец Байгузинов. Повару по профессии, после возвращения в часть ему предписывалось отравить сослуживцев ядом, запас которого он получил перед переброской через линию фронта…

В докладе на имя командующего Западным фронтом Г. К. Жукова, суммируя работу Особого отдела фронта за первые полгода войны, его начальник комиссар госбезопасности А. М. Белянов, сообщая о 505 задержанных немецких агентах, отмечал: четверо из них были завербованы до войны; 380 – бывшие военнопленные; остальные – жители оккупированных районов и прифронтовой полосы. Подтвердил он и известный из других источников факт: «В условиях военной обстановки немецкая разведка упор делает на массовую вербовку, особенно из числа военнопленных и добровольно перешедших на сторону врага».

Характеризуя агентурный контингент немцев, он называл имена бывших майора Стрельца, старшего политрука Беспалова-Тюкова и старшины Артамонова. «На допросах, – писал начальник Особого отдела, – все трое признались, что в разное время сдались в плен противнику, были завербованы и в ночь на 11 декабря (1941 г. – Авт.) переброшены для шпионской деятельности в тыл Красной Армии».

В докладе фигурировали и обезвреженные агенты довоенной поры – А. Можденский и В. Дрыго, а 6 декабря аресту подвергся помощник начальника 1-го отдела штаба 53-й дивизии 13-й армии капитан С. Никифоров, «1896 г. р., бывший член ВКП(б)». По сведениям Особого отдела 50-й армии, «Никифоров с 2 августа по 17 ноября был в плену у немцев, где использовался как агент по работе среди военнопленных… Находясь в лагере на ст. Коханово, Никифоров познакомился с Александром Ивакиным, он же Баранов, бывшим сотрудником НКВД. Войдя в доверие к немцам, Никифоров и Ивакин подали на имя руководства лагеря рапорт с предложением своих услуг…

17 ноября 1941 г. Никифоров был переброшен на нашу сторону с заданием, полученным непосредственно от начальника разведотдела штаба фронта немецких войск Фурмана (Юльюш Фурман, кличка «Фишер», капитан, один из руководителей абверкоманды 103, до июля 1943 г. имела название «абверкоманда 1Б». – Авт.), которое сводилось к следующему: пробраться в глубокий тыл СССР, собрать сведения о расположении штабов армий, баз снабжения, складов боеприпасов, о вооружении частей и месте нахождении резервов. После выполнения задания возвратиться в Смоленск».

Разговор шел о задержании Особым отделом 43-й армии и «возвратившихся» из немецкого плена красноармейцев Наливалкина и Кубрика. «Следствием установлено, – отмечалось в документе, – что оба после пленения были обработаны и завербованы немецким офицером Гольденбергом для шпионской работы в частях Красной Армии. Наливалкин при вербовке получил задание: добиться назначения по своей специальности – мотоциклистом; собрать и доставить сведения о количестве и расположении тяжелой артиллерии, танков и «чертовых пушек», действующих в районе деревни Каменка; вести среди бойцов пораженческую агитацию, склонять их к переходу с оружием на сторону немцев…»

В обзоре (май 1942 г.) Особого отдела НКВД Северного фронта (раздел «Контингент вербуемых»), его начальник П. Т. Куприн, в свою очередь, отмечал: «Если на других участках фронтов Отечественной войны вражеские разведки практикуют вербовку шпионов и среди гражданского населения, оставшегося на временно оккупированной территории…, то на северном участке из-за отсутствия в Заполярье населения финско-германская разведка основным контингентом для шпионских вербовок избрала советских военнопленных. Выбор агентов диктуется наличием трех моментов:

1. В плен сдался добровольно.

2. При первичном допросе выдал все известные ему военные тайны.

3. В лагере военнопленных проявил себя как враждебный советской власти человек.

Все факторы, характеризующие измену, разведка противника, с одной стороны, тщательно документирует, с другой – всячески поощряет, создавая для предателей льготные условия, которые не только не скрываются, но и афишируются… Приводим данные на известных нам изменников:

Патрубник Александр – бывший красноармеец, в плен сдался в сентябре 1941 г. По национальности поляк, до призыва в Красную Армию работал на ст. Пулозеро ассенизатором в геологоразведочной партии. Содержался в лагере комсостава, в который был направлен в виде поощрения за то, что привел немецкий батальон в тыл советских частей … Богданов Петр, в лагере военнопленных был провокатором … Поплавский – бывший красноармеец. Находясь в лагере военнопленных, был осведомителем у начальника лагеря. Выдал трех коммунистов – своих сослуживцев (Тихонова, Пугачева, Глобуса)…».

Говоря о путях и способах добывания разведывательных данных, Сунь Цзы со знанием дела утверждал: информацию о положении в стане противника можно получить исключительно от шпионов. Последних он делил на «своих» и «чужих». К первым он относил «агентов жизни и смерти», ко вторым – информаторов в лагере неприятеля, лазутчиков и диверсантов. Объяснил и мотивацию поведения при вербовке «чужих» шпионов. Честолюбивых и тех, у кого чувство долга «очень слабое» в силу неполучения от властей чинов и жалования, рекомендовал «обласкать милостынями», низменных – привлечь деньгами и драгоценностями, другим внушить, что они и есть те самые правители, которые в случае прихода к власти будут полезны для народа, остальных шпионским ремеслом заставить заниматься силой.

В жадности, отсутствии гражданского долга, эгоизме, честолюбии и малодушии Сунь Цзы видел главную почву, на которой, по его мнению, вербуются агенты из населения противника. Опираясь на эту мысль, раскрывая «секрет», из кого вербуются «внутренние шпионы», его последователь Ду Му писал: «Среди чиновников противника есть люди умные, но потерявшие должность; есть люди провинившиеся в чем-либо и подвергшиеся за это наказаниям; есть любимцы, жадные до богатства; есть люди, поставленные на низшие должности; есть люди, не выполнившие возложенных на них поручений; есть люди, стремящиеся приобрести более широкое поле для приложения своих способностей, пользуясь несчастьем других; есть люди, склонные к хитрости и обману, двоедушные. С такими людьми надлежит тайно вступать в шпионские сношения, щедро одарить их, привязать их к себе, через них узнавать о положении в их стране, разведывать о планах против себя, а также заставлять их сеять рознь между государем и его вассалами».

Тяжелейшие испытания, выпавшие на долю народов бывшего СССР в войне против нацистской Германии и ее союзников, породили еще одну категорию агентов, не предусмотренную китайскими практиками и теоретиками. Это – агенты-палачи. Их было немного, но они существовали. Среди них «Тонька-пулеметчица» (Антонина Макарова-Гинзбург), лично казнившая на службе у фашистов около полутора тысяч советских солдат и партизан, успев после окончания войны стать образцовой труженицей, женой и матерью. Своих жертв она расстреливала из пулемета «Максим», получая за каждую кровавую акцию плату Иуды – 30 немецких марок.

Из протокола допроса предательницы: «По прибытии в Локоть (поселок в Брестской области, ставший в 1941–1942 гг. «столицей» так называемой Локотской «республики» – оккупационного квазигосударства. – Авт.) в декабре 1941 г. я поступила на службу в полицию. Меня назначили рядовой. Поступая на службу, я понимала, что это карательный отряд, но поступала сознательно. В тот момент мне просто нужно было как-то устраиваться. Все расстрелы были похожи один на другой. Менялось только количество заключенных. Для меня это была просто работа».

«Работа» начиналась и заканчивалась одинаково: завтрак, казнь, чистка оружия, поиск «трофеев» среди вещей убитых …

20 ноября 1978 г. 59-летнюю Антонину Гинзбург (разыскана только через 35 лет после окончания войны) суд приговорил к высшей мере наказания – расстрелу. Год спустя приговор привели в исполнение…

«Предательство, – отмечал испанский писатель Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616), – может, кому и нравится, а предатели ненавистны всем».

Взяв на вооружение поучения знаменитых китайцев о способах и методах тайной войны, в период агрессии против Советского Союза, гитлеровские спецслужбы не только широко их применили, но и пополнили невиданными до сего новыми диверсионно-шпионскими изысканиями. Мысль Сунь Цзы, что «шпионы – драгоценность для государя», стала в их деятельности доминирующей.

 

Главная ставка

Тысячекилометровая линия Восточного фронта, противостоящая Вермахту многомиллионная Красная Армия, усиливающаяся партизанская и подпольная борьба в тылу собственных войск потребовали от Абвера и РСХА в разворачивающейся тайной войне невиданных до сего усилий. Ко всему, имеющаяся в наличии агентурно-осведомительная сеть наяву оказалась слишком малой для решения широкого круга диверсионно-разведывательных и контрразведывательных задач. Усматривалась необходимость и в немалом числе тех, кто должен был стать надежным источником сведений о политическом и экономическом положении в глубоком советском тылу. Наряду со старыми шпионскими кадрами, а также приобретенными задолго до вторжения в СССР из среды националистических организаций и антисоветских кругов «глаз и ушей», ситуация требовала не только постоянного пополнения недостающих агентурных сил, но и совершенствования их шпионско-диверсионного ремесла. Спецслужбы обратили взор и сделали главную ставку на появившийся в условиях войны новый кадровый источник – дезертиров, перебежчиков, добровольно сдавшихся в плен, и в целом на огромную массу военнопленных. Без внимания не остались и жители оккупированных районов, из числа которых также стали пополнять недостающий агентурно-осведомительский резерв.

Менялись и совершенствовались в ходе войны приемы и методы вербовки. Так, в 1941 г. в фронтовых условиях данный процесс в большинстве сводился к поверхностным опросам пленных на передовой, а позже – к более детальным допросам в отделах 1Ц штабов дивизий и корпусов. После даже формального согласия на сотрудничество новоиспеченные «агенты» получали те или иные диверсионно-разведывательные и агентурно-пропагандистские задания на линии фронта или в прифронтовых районах. Во всех случаях чуть ли не обязательным условием была скорость их переброски в расположение советских войск.

Уверовав в «блицкриг» и оперируя фактом быстрой оккупации значительной части территории СССР в начальный период войны, Абвер, по образному определению советских контрразведчиков, допустил серьезную ошибку, настроив диверсионно-разведывательный механизм на «грубый помол» – массовую заброску слабо подготовленных агентов и диверсантов. Многие его руководители, среди них адмирал Канарис, считали, что если из десяти наспех завербованных агентов хотя бы один выполнит поставленную задачу, учитывая, что вот-вот падут Киев, Москва и Ленинград, другие советские города, а завтра Вермахт выйдет к Уралу и захватит Кавказ, – это несомненный успех.

Примитивной выглядела и подготовка «разовой агентуры». Кроме склонения к выполнению конкретного задания, абверовцы в большинстве ограничивались короткими инструктажами. Поставленные задачи преимущественно носили уровень тактической войсковой разведки: выяснение расположения огневых средств, наличия тех или иных резервов, проведение мелких диверсий, устной агитации среди личного состава подразделений и частей Красной Армии и др. «Немецкая разведка, – отмечалось в докладных особых отделов НКВД фронтов, – продолжает линию массовых вербовок и засылок к нам своей агентуры… Массовая вербовка характеризуется прежде всего упрощенностью ее метода, однотипностью поставленных задач… После 2–3 допросов, обработки в направлении «неизбежности поражения Советского Союза», обещания выдать хорошее вознаграждение, вербуемый направляется для выполнения задания. В ряде случаев вербовка осуществляется без подготовки. На нашу сторону завербованных немцы направляют через два-три дня после пленения, чтобы их длительное отсутствие не вызвало подозрений.

Основные задания, которые получает агентура, сводятся к следующему: а) сбор сведений о дислокации, численности и вооружении частей Красной Армии; б) сигнализация противнику (ракетами, кострами) о наличии в том или ином пункте военных объектов; в) склонение военнослужащих к переходу на сторону противника; агитация среди красноармейцев и гражданского населения о «непобедимости германской армии и неизбежном поражении Советов»».

В документах приводились и характерные примеры вербовок, среди них – красноармейцев Харитонова, Безнедежного, Петухова, Сиротина, некоторых других. Первый в плен был захвачен, будучи в боевом охранении, и отпущен «через несколько часов с заданием шпионского характера», второй – находясь в окружении. «Накормив, немецкий офицер угостил его сигаретой, а утром – отпустил, подчеркнув: немцы хорошо обращаются с пленными, в чем Петухов убедился сам. Подписок о сотрудничестве офицер не брал. Расчет был на то, что в своей части тот расскажет об обращении немцев с пленными».

Во время боя боец 421-го стрелкового полка Сиротин сдался в плен добровольно. Допрашивался четыре раза, поддавался избиениям, дал известные ему сведения о своей части. «Допрашивающий его офицер убеждал в непобедимости германской армии, в том, что советская власть ничего хорошего для трудящихся не сделала, а крестьяне получат землю только с приходом немцев. Сиротину было заявлено: из плена он будет освобожден только после согласия выполнить задание шпионского характера…»

По словам красноармейца Штрейта, «будучи в течение двух суток в плену, согласие на выполнение шпионского задания он дал лишь под угрозой расстрела».

Сообщалось и о вербовке противником агентов из населения оккупированных районов. В расположение советских войск их чаще всего перебрасывали под видом беженцев. Не отличались разнообразием и методы вербовки: угроза расстрела, в том числе родственников и близких, взятие заложников, обещание вознаграждения и т. д. Имело место и добровольное согласие некоторой части будущих агентов помочь «непобедимой немецкой армии». Различным был и контингент «помощников». Кроме местных жителей, отмечалось в документах, это «лица бежавшие из-под стражи, подростки, которых немцы используют главным образом для войсковой разведки, а также провокаторы».

Судя по архивным материалам, последних оказалось немало. По данным Ленинградского УНКВД, после оккупации территории области «житель деревни Готобужи Федоров Ефим выдал 23 советских активистов, а староста деревни Курицко Школьников намеренно вывел в расположение противника 300 красноармейцев, оказавшихся в его тылу… Бывший заведующий райпланом Полавского района Карклин передал немцам списки партийного и советского актива, получил взамен разрешение на выезд в Ригу, а секретарь первичной организации ВЛКСМ деревни Мануйлова Горячева Анна выдала коммунистов и семьи партизан». Подписавший документ начальник Управления комиссар госбезопасности 3-го ранга П. Н. Кубаткин констатировал: «Такого рода предателей и агентуры немцев в оккупированных районах установлено несколько сот человек».

Не меньше курицких и федоровых было и в других оккупированных областях. Для усиления диверсионно-разведывательной и террористической деятельности немецким спецслужбам выбирать было из кого. Характеризуя работу фронтовых подразделений Абвера, начальник ОО Ленинградского фронта старший майор госбезопасности Н. Г. Ханников в качестве примера приводил результаты следствия по делу побывавших в плену красноармейцев. «На основе показаний арестованных за шпионаж, – писал он, – можно сделать вывод, что массовыми вербовками, как правило, занимаются войсковые разведки и штабные офицеры».

Акцентировал внимание он и на том факте, что для вербовки агентуры в основном «используются военнослужащие, изменившие Родине, перебежчики на сторону противника, сдавшиеся в плен или находившиеся в окружении. Особенно активно вербуются шпионы из числа изменников и добровольно сдавшихся в плен». И хотя, по его словам, «при массовых вербовках немцы воздерживаются от того, чтобы связывать перебрасываемую агентуру со своими агентами или резидентами, находящимися в нашем тылу», в отдельных и крайних случаях, используя прежде всего перебежчиков и добровольно сдавшихся в плен, они идут на риск. Как подтверждение, приводил результаты следствия по делу «красноармейца Большакова, 1915 г. р., из 108-го стрелкового полка, который попав в октябре 1941 г. в окружение, сдался в плен и был завербован для шпионской работы». На допросе тот показал, что вместе с ним немцы завербовали еще 5 красноармейцев из этого полка. Ему был присвоен номер 12, служивший одновременно паролем при возвращении через линию фронта. Помимо задания по разведке, «Большаков получил явку к проживающему в Москве неизвестному гражданину (ул. Боград, д. 15, кв. 7). По этому адресу ему приказано явиться 5 ноября 1941 г. в 21.00. На вопрос, который будет задан: «Откуда вы?» – ответить: «С германской стороны». После этого неизвестный обязан назвать цифру 9, а Большаков ответить цифрой 12. От этого человека агент должен был получить данные о воинских частях и их вооружении в районе Москвы, затем передать их в г. Калинине офицеру, который его вербовал».

Вербуя агентов, абверовцы часто не видели даже необходимости документально оформлять сотрудничество. Уверенность в их возвращении была почти абсолютной. Появление в расположении своих частей «доверенных лиц» преимущественно шифровалось под видом выхода из окружения, контузии, ранения, болезни, отрыва от подразделения и т. д. Линию фронта во всех случаях они пересекали пешим порядком. Время пребывания в расположении советских войск и прифронтовых районах агентов-«однодневок» определялось несколькими сутками, реже неделей-двумя, в отдельных случаях рекомендовалось действовать по обстоятельствам.

Особой изобретательностью немецкие спецслужбы не отличались и при засылке в тыл советских войск агентуры из числа жителей оккупированных прифронтовых районов. Не наблюдалось разнообразия и в поставленных ей задачах. Различие имелось лишь в категориях завербованных: добровольцы и по принуждению. Первых, как правило, представляли недовольные советской властью и ее открытые противники; вторых – лица, в силу различных причин и обстоятельств попавшие в зависимость от военных или гражданских оккупационных властей. Кроме посула материальных благ и различных поощрений, в ход шли угрозы расправы с близкими и родными, заложничество, провокации, подкуп и многое другое.

«На предыдущих допросах, – интересовались контрразведчики у одного из немецких агентов некого Александра Шевченко, – вы показали, что органы СД пользовались агентурой из местного населения. Уточните, как и в каком направлении использовалась агентура?

– Будучи на Северном Кавказе при команде СД № 11Б, я совместно с штурмбанфюрером Вайнбергом инструктировал старост сел по вербовке информаторов из местного населения и направлениях их работы. Им ставилась задача выявлять среди населения, а также среди военнопленных, коммунистов, работников НКВД, партийных и советских руководителей, командиров воинских частей и соединений лиц, связанных с партизанами, вскрывать подпольные группы. Аресты советских граждан органами СД проводились на основании полученных агентурных данных.

– Использовались органами СД добровольные заявители?

– Да, но я не помню случая, когда бы в СД приходили граждане с заявлениями на других советских граждан, при мне такого не было.

– Кто осуществлял вербовку агентов и информаторов, каковы были методы?

– Из практики моей работы в СД мне известно, что подбор агентуры для вербовки из местного населения производился назначенными органами СД сельскими и станичными старостами, они же практически и производили вербовку. В городах вербовку агентуры, как правило, производили начальники полиции безопасности и СД.

О методах вербовки: подобранные для вербовки лица вызывались на конспиративную квартиру, где подвергались моральной обработке, их в деталях расспрашивали о жизни при советской власти, наличии судимости, об отношении к политике СССР и т. д. Если человек демонстрировал враждебное отношение к советской власти и его социальное происхождение это подтверждало (кулаки, белогвардейцы, уголовники и т. д.), то ему предлагалось оказывать СД помощь – сообщать интересующие нас данные. Вербовались и агенты из числа попавших в СД по подозрению в проведении подрывной работы против немцев. После соответствующей обработки их выпускали на свободу, с обязательством работать в качестве агентов…

– Как была организована с агентурой связь?

– Никто из агентов в помещение СД не являлся. Собранные сведения передавались специальным лицам (резидентам. – Авт.), которые поддерживали с ними связь.

– В каком виде поступали донесения от агентуры?

– Донесения поступали в письменной форме. Затем они печатались на пишущей машинке в форме рапорта на имя начальника СД. В конце, в виде справки, указывалось: «Сведения получены от агента…».

– Какая была система поощрений для агентуры?

– Для поощрений агентуре выдавались продовольственные пайки и конфискованные предметы из одежды и обуви, изредка деньги и водка…»

К разведывательной работе немцы стали привлекать детей и подростков. 4 ноября 1941 г. патрульным нарядом войск по охране тыла Западного фронта был задержан учащийся ремесленной школы г. Калинина Виктор Никитин, рассказавший, что шпионской работой его принудили заниматься под угрозой расстрела.

Задание заключалось в разведке расположения советских войск на одном из участков фронта. Переброска в советский тыл была осуществлена под видом эвакуации с оккупированной территории.

Архив

Из ориентировки Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта № 1244/6 особым отделам НКВД армий «Об использовании немецкой разведкой подростков для сбора разведывательной информации о частях Красной Армии в прифронтовой полосе». 10 декабря 1941 г.

«15 ноября 1941 г. Особым отделом НКВД 34-й кавдивизии задержаны 3 мальчика в возрасте 8—10 лет, назвавшие себя Кукатым Сергеем, Кукатым Константином и Смирновым Николаем. При выяснении их нахождения на линии фронта Смирнов рассказал, что в г. Бобруйске немцы собрали до 50 человек детей в возрасте от 8 до 12 лет, не имеющих или потерявших родителей, и обучают их разведывательной работе.

После месячного обучения 10 человек, в том числе Кукатые и Смирнов, были переброшены немецкой разведкой через р. Северский Донец в районе с. Каменка Харьковской области на нашу территорию. Из переброшенных 5 подростков получили задание изучить расположение частей Красной Армии, выяснить расположение штабов, засечь огневые точки в районе г. Изюм. Другая пятерка получила аналогичное задание в расположении 34-й кавдивизии…

На основании этих данных Особый отдел 6-й армии ориентировал подчиненные ему особые отделы НКВД дивизий, так как не исключена возможность массовой переброски немцами разведчиков-подростков».

Начальник Особого отдела НКВД фронта

старший майор госбезопасности Н. Селивановский.

Количество агентов и диверсантов противника, переброшенных к концу 1941 г. в прифронтовые районы и советский тыл, в сравнении с 1939 г. выросло в 14 раз. В реальности это были тысячи шпионов. Войсками по охране тыла Юго-Западного фронта только в декабре аресту подверглись 147 агентов. По данным начальника войск генерал-майора В. Т. Рогатина, кроме заданий по диверсиям, вооруженным налетам на штабы, склады с боеприпасами и горючим, совершению террористических актов, распространению провокационных слухов и пораженческих настроений, «германская разведка через агентуру усиленно стремится получить и подробные данные о новых видах вооружения Красной Армии, в частности, о так называемых немцами «адских пушках» (имеются в виду реактивные установки БМ-13 «Катюша». – Авт.)

10 октября 1941 г. заместитель начальника особых отделов НКВД СССР Соломон Мильштейн подвел первый итог противостояния советской военной контрразведки с немецкими спецслужбами. «Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами… по охране тыла, – информировал он руководство Наркомата, – задержано… агентов 1505; диверсантов – 308; изменников – 2621». Со временем число первых, вторых и третьих возросло в разы.

Ощущая провал «блицкрига», предусмотренного планом «Барбаросса», и видя существенное замедление продвижения войск Вермахта к конечной цели, об изменении стратегии в военной кампании на Востоке заговорило и высшее руководство рейха. Уже 30 июля 1941 г. Гитлер вынужденно подписал директиву № 34 о временном прекращении наступательных операций войсками группы армий «Центр» на московском направлении, а спустя несколько дней на совещании (4 августа) в штабе этой же группы, заявил: «Чтобы успешно продолжить войну против СССР…, определяющим является лишить противника жизненно важных районов». Видение ситуации он отразил в приказе ОКВ от 21 августа: «Главной задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти Кавказа».

Изменившийся характер войны и наработка Верховным командованием Вермахта новых планов ее продолжения отразились и на первоначальных задачах разведывательной стратегии немецких спецслужб. Главным образом они коснулись расширения агентурной работы в советском тылу. Вынужденным изменениям подверглась и вербовка агентов, а главное, качество их подготовки.

В сентябре 1941 г. по личному указанию Гитлера адмирал Канарис со свитой прибыл на Восточный фронт. Не приветствуя в свое время нападение на СССР, обладая немалой толикой прозорливости и умением анализировать ситуацию, глава Абвера понимал: война приобретает затяжной характер, и конечный ее результат во многом будет зависеть от способности сторон наращивать военный потенциал, в том числе с участием его спецслужбы.

Самокритично оценивая работу родного ведомства, понимал он и другое: кроме хорошо продуманного организационного построения, в деятельности его «детища» решающее значение будут иметь агентурные кадры. Профессиональные данные штатных сотрудников и агентов, их пригодность к разведке, контрразведке и диверсиям, кроме преданности делу Третьего рейха, им виделась в наличии особых качеств и специального опыта, которые, по его мнению, были необязательны и даже нежелательны для офицеров строевой службы. Солдат, поучал он подчиненных, носит форму, и армия требует единого образа мыслей и единой воли. Но это не относится к разведке. Пришедший в разведслужбу должен думать как угодно, но только не шаблонно. Наделенные буйной фантазией подчиненные не приветствуются в обычных условиях, но они незаменимы в разведке и контрразведке. Единообразие действий, – подчеркивал не раз Канарис, – это обязательная предпосылка для регулярных войск, но не для Абвера. Своеволие, одновременно субординация и исполнительность, похвальное качество как для сотрудника, так и для агента.

Основными аргументами при вербовке агентуры рекомендовалось использовать: утверждения, что с ее помощью приближается момент свержения ненавистного жидовско-сталинского режима; изложение просьбы помочь контрразведке разобраться – кто есть их общий враг, а кто – «заблудшая овца», тем самым помочь невинным людям и своим же соотечественникам выйти на путь истины; убеждения, что главным виновником начавшейся войны является не Германия, а подготовившийся к вторжению в Европу Советский Союз, а Третий рейх и его союзники несут народам СССР мир и процветание; обещания предоставить после окончания войны прибалтам, украинцам, народам Кавказа и Средней Азии полную независимость и т. д. Не менее сильным аргументом при склонении к шпионскому ремеслу, в том числе командного и политического состава Красной Армии, в руках Абвера считались предвоенные советские репрессии, растерянность, неразбериха, неоднократное паническое отступление войск Красной Армии, демонстрация превосходства немецкого оружия и боевой техники.

Процесс вербовки агентуры, особенно из числа нейтральных, а тем более определенно негативно настроенных против немцев лиц, усложнялся рядом обстоятельств. Необходим был опыт подобной работы, наличие компрометирующих материалов, свидетельских показаний и др. Значительным затруднением выступал и языковой барьер. Русский, а тем более украинский, белорусский, языки других народов СССР среди абверовцев, не говоря о сотрудниках СД и гестапо, знали единицы, преимущественно старые кадровые агенты времен Российской империи и советского предвоенного периода. При разговоре с вербуемым требовалась деликатность, такт, а в нужных случаях – осторожность и прозорливость, чтобы вовремя уловить состояние и настроение возможного агента, колебания или полное невосприятие им предлагаемых условий, найти в пользу прозвучавшего предложения убедительные доводы или аргументированно парировать отрицательные высказывания. Откровенно общаться с вербовщиком с участием переводчиков, особенно из числа жителей Прибалтики, Западной Украины и некоторых других национальностей, вербуемые соглашались далеко не всегда или же давали не совсем искренние ответы. Подспудно их преследовала мысль: переводчики выступают непосредственными свидетелями их предстоящего предательства.

Сравнивая процесс вербовки и агентурный контингент с аналогичной «процедурой», осуществляемой службой безопасности и тайной государственной полицией, абверовцы с гордостью подчеркивали: он существенно отличался. «СД, – вспоминал о практике подобной работы на оккупированной советской территории капитан Абвера Д. Каров, – при вербовке шла по линии наименьшего сопротивления и поэтому главным образом вербовала людей с уголовным прошлым, авантюристов и любителей хорошо пожить, а также нацменов, разжигая при этом ненависть к другой национальности».

Нечто подобное во Франции и Бельгии наблюдал и упоминаемый Гуго Блейхер. Судя по всему, демонстрируя свою нелюбовь к гейдриховским «костоломам», он подчеркивал: «Служба безопасности была очень неразборчива в выборе агентов, которых она вербовала с помощью своих методов. В то время как военная разведка и контрразведка отбирала нужных людей с большой тщательностью и осторожностью и избегала использовать уголовников, СД не брезговала самыми сомнительными элементами, каких только можно найти в больших городах».

По словам же сотрудников гестапо и СД, в силу «масштабных мероприятий против подозрительных лиц» в агентурной среде многие из агентов, боясь в разговоре с начальством непроизвольно высказать «неправильные мысли» или сказать вслух «крамольные» слова, стали избегать откровенных ответов на интересующие спецслужбы вопросы. Побеждал, безусловно, инстинкт самосохранения…

С прибытием Канариса на фронт состоялось и первое в условиях войны совещание фронтовых руководящих лиц Абвера, на котором адмирал дал указание пересмотреть тактику и стратегию диверсионно-разведывательной и подрывной работы. Основной посыл сводился к улучшению подготовки агентуры, ведению разведки не только в действующей Красной Армии и прифронтовой полосе, но и в глубинных районах Советского Союза, усилению диверсий, террора и пропаганды. Тогда же было принято решение о расширении сети «учебных заведений» Абвера, повышении разнообразия и специализации в обучении соответствующих агентурных категорий. Прерогатива в подготовке была отдана агентам для заброски в прифронтовой и глубокий советский тыл. Из почти 30 школ, созданных к этому времени, в 21 обучалась данная категория, в том числе в 12 школах (57 %) осуществлялась подготовка «доверенных лиц» для длительного оседания далеко за линией фронта.

В этот же период было положено начало и массовой вербовке агентов-двойников. Искали и находили их среди задержанных с подозрением в антифашистской деятельности, а также арестованных подпольщиков, партизан, парашютистов, радистов, советских агентов. Ценность перевербованных агентов заключалась прежде всего в том, что свои секреты они старались хранить сами. Знали они и другое: каждый день их двойной игры чреват смертельной опасностью. Американский историк спецслужб Монтгомери Хайд писал: «Потенциальная ценность агента-двойника заключается в его способности делать четыре вещи. Во-первых, он может давать информацию о других агентах, используемых противником, об их обучении, заданиях и методах работы. Во-вторых, исходя из вопросников, переданных ему первоначальными хозяевами, он может объяснить, что они хотят узнать, а это зачастую помогает раскрыть стратегические планы противника. В-третьих, при правильной организации дела агент-двойник делает все возможное, чтобы супротивная сторона не засылала новых и, возможно, неизвестных агентов в соответствующих район действий. Тем самым он серьезно способствует укреплению безопасности той страны, которой теперь служит. Наконец, и это самое важное, он может быть использован в качестве канала для доведения до противника дезинформации стратегического характера». По его же словам, использование агентов-двойников – «это конечная цель контршпионажа».

Вербовку и обучение лиц такой категории Абвер, СД и гестапо осуществляли с особой тщательностью. Заметной сложностью отличалась первая составная процесса. Стремясь сломить волю к сопротивлению интересующего объекта, абверовцы (данный прием преимущественно применяли они) использовали широкий спектр морально-психологических, агитационно-пропагандистских, других приемов и методов обработки потенциального и свершившегося агента. Варьировались они от элементарного запугивания до посула крупного денежного вознаграждения, наград, званий, должностей, «теплого» местечка после войны в оккупационных органах победившего рейха и т. д. Не исключалось и взятие заложников из числа близких и родных, вербовка на компромате, дискредитация конкретных лиц в глазах противоположного враждебного лагеря. После получения согласия наступал не менее ответственный период: подготовка агента к дальнейшей деятельности и одновременно тщательная проверка на лояльность. Офицерам, осуществляющим эту работу, вменялось в обязанность наравне с вежливостью и дипломатической внимательностью с недоверием относиться к каждому, ибо «обстоятельства иногда обращают самого честного и благонамеренного агента в предателя».

На вопрос, сколько за годы войны немецким спецслужбам удалось перевербовать агентов-двойников, ответить сложно. Судя по всему – немало. Надежность, а соответственно эффективность их работы на врага возрастала в разы в случае компрометации участием в карательных и других подобных операциях, предательством товарищей и др. Как важный аргумент верности рейху использовался и такой факт: выявление советской стороной измены было равнозначно приговору с высшей мерой наказания. Использовали агентов-двойников по-разному, нередко в зависимости от военной профессии, например, бывшие радисты работали под диктовку и контролем Абвера или СД…

Интуицию Канариса подтвердили события зимы 1941–1942 гг., когда Вермахт потерпел первое сокрушительное поражение в ходе Второй мировой войны. Для адмирала это стало окончательным свидетельством провала «блицкрига». Ситуация подсказывала: процесс изменения подходов по всем направлениям организации и осуществления диверсий, разведки и контрразведки, и прежде всего по отбору и обучению агентуры, постановке ей задач и определению способов маскировки, должен приобрести планомерный и ускоренный характер. Отойдя от массовости в заброске одиночных агентов и диверсантов, Абвер, а затем и СД главную ставку сделали на небольшие, хорошо подготовленные и экипированные группы, в состав которых в большинстве случаев стали включать радистов-шифровальщиков с радиостанциями.

И хотя перед агентурой все еще преобладали задания разведывательно-диверсионного и террористического характера уровня тактической войсковой разведки (разведка дислокации сил и средств советских войск, нападение на штабы, склады, обозы, убийство командного и политического состава и т. д.), количество и численность диверсионно-разведывательных групп, возросший уровень подготовки и экипировки позволяли расширить не только диапазон их применения, но и районы действий. На многие группы стали возлагаться военно-политические, экономические и идеологические подрывные задачи не только в прифронтовых районах, но и в глубине советской территории. Среди них – формирование диверсионно-террористических банд из числа дезертиров, противников советской власти, националистов, нарушение работы и уничтожение важных военных и промышленных объектов, крушение воинских эшелонов, организация покушений на крупных военачальников, партийных и государственных деятелей и многое другое. По данным ряда авторов, в 1942 г. количество вражеских агентов, заброшенных в советский тыл, возросло по сравнению с предвоенным периодом в 31 раз, а в 1943 г., в сравнении с 1942 г., – в 43 раза.

Архив

«Совершенно секретно»

Циркулярно

Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей

Направляем для ориентировки выписку из вопросника германской разведки для агентуры, забрасываемой в тыловые районы Советского Союза, захваченного при разгроме одной из частей германской армии… В процессе повседневной агентурно-оперативной работы по выявлению шпионской сети противника оперативному составу органов НКВД необходимо иметь в виду этот документ и лиц, проявляющих заинтересованность к изложенным в нем вопросам, брать в активную агентурную разработку».

Заместитель наркома внутренних дел СССР

комиссар госбезопасности 3 ранга Богдан Кобулов»

Интерес нацистских спецслужб был многолик: мобилизационные возможности страны; работа военной промышленности, – в частности, в состоянии ли она снабжать действующую Красную Армию вооружением и снаряжением, в каком количестве, ее «узкие» места; эффективность работы эвакуированных заводов и фабрик; положение с питанием рабочих; запасы угля, кокса и железа на Урале и в Кузнецком бассейне, нефти между Волгой и Восточной Сибирью и др. Особым пунктом в документе значились вопросы о возможности ведения СССР химической войны, как-то: запасы химических боевых средств и средств противохимической защиты; мощность предприятий химической промышленности; достаточно ли защищены войска от применения отравляющих веществ; возможно ли применение последних советской стороной и т. д.

Архив

Из сообщения УНКВД по Саратовской области № 2069

в НКВД СССР и Саратовский обком ВКП(б) от 12 октября 1942 г.

В ночь на 6 октября в районе г. Хвалынска Саратовской области с самолета противника на парашютах была сброшена группа германских разведчиков-диверсантов в составе 4 человек. Принятыми мерами розыска агенты задержаны…

При обыске задержанных и осмотре места их приземления установлено, что на грузовом парашюте для каждого агента сброшен специальный мешок с штатской одеждой и продуктами питания. Все агенты были вооружены двумя пистолетами, тремя гранатами и финскими ножами. Кроме того, группа снабжена взрывчатыми веществами, термитным порошком, радиостанцией, воззванием и листовками антисоветского характера, 50 тыс. советскими деньгами (на каждого), шапирографом. Все задержанные окончили школу в м. Яблонь близ г. Люблин …

При направлении в советский тыл перед группой были поставлены задачи:

1. Осесть в районе Куйбышев – Старая Майна и устроиться в зависимости от условий и обстановки.

2. Связаться с социально чуждыми элементами…, из среды которых вербовать и создавать в населенных пунктах ячейки… В лесах отыскивать дезертиров и организовывать вооруженные группы.

3. Путем личного наблюдения и вновь завербованных собирать данные:

о политических настроениях населения и бойцов РККА;

о дислокации войсковых соединений, их вооружении.

4. Проводить диверсионную работу в промышленности, на транспорте, сельском хозяйстве.

5. Вести среди населения активную профашистскую агитацию. Организовывать вооруженные выступления и совершать террористические акты в отношении советско-партийного актива.

О результатах работы группа обязана была сообщать немецкой разведке через специально приданного ей радиста. Следует отметить, что арестованные на следствии ведут себя неискренне…

Начальник УНКВД по Саратовской области

капитан государственной безопасности

В. Викторов

В документе НКВД СССР (февраль 1942 г.) «Об усилении оперативно-чекистской работы по выявлению агентуры разведывательных органов воюющих с СССР стран» отмечалось: «В последнее время немцы усилили активность по переброске в наши тылы специально обученной в разведывательных школах агентуры. Наряду с работой по сбору военно-разведывательных сведений на ближних и дальних коммуникациях наших фронтов германская разведка ставит перед агентурой задачу проникать в штабы и другие органы управления частей и соединений Красной Армии, а также крупные промышленные центры с целью организации вывода из строя оборонных предприятии, железнодорожных узлов, уничтожения складов с боеприпасами, горючим и продовольствием, других военных оборонных объектов… Наиболее важные задания по сбору военно-разведывательных сведений германская разведка поручает… разведчикам из русских белоэмигрантов, немцев-колонистов, украинских, латышских, грузинских и армянских националистов, других антисоветских элементов…

Для разведывательной работы на ближних коммуникациях наших фронтов… вербуется и в прифронтовых школах обучается агентура из числа бывших военнослужащих Красной Армии – изменников Родины, добровольно перешедших к немцам, дезертиров и антисоветски настроенных пленных».

Отмечалось и выявление 18 новых школ по подготовке агентуры, в том числе в Австрии, оккупированных Польше, Прибалтике, а также в захваченных районах Белоруссии, Украины и Российской Федерации. По данным разведки, в пяти из них осуществлялось обучение шпионско-диверсионному ремеслу «детей и подростков от 8 до 14 лет, главным образом из семей репрессированных советской властью родителей, уголовно-хулиганствующего элемента и беспризорных».

«За время войны, – сообщал в ГКО Лаврентий Берия, – особыми отделами фронтов арестовано 3813 человек, завербованных германской военной разведкой, в том числе агентуры: проникшей в штабы, управленческие органы фронтов и армий, разведотделы, узлы связи, другие важные объекты… частей Красной Армии фронтовой полосы – 83 человека; из числа пленных, бывших военнослужащих, изменников Родины и находившихся в окружении – 3182 человека; из числа жителей местностей, временно занятых немцами – 356 человек; из числа жителей прифронтовой полосы – 192 человека…

Управлением особых отделов НКВД СССР приняты меры к усилению оперативно-чекистской работы в частях Красной Армии». Акцентировал внимания Берия и на том факте, что в ряде случаев агенты снабжены «подлинными документами нашего 6-го погранотряда, видимо, ранее захваченными».

Анализ состава задержанной агентуры засвидетельствовал для советских спецслужб в деятельности Абвера и РСХА еще один неприятный факт: наряду с улучшением отбора и подготовки, изменений в направленности заданий, в ее рядах, кроме агентов из рядового состава Красной Армии, оказалось немало бывших младших, средних и даже старших командиров, представителей технических и тыловых служб, политработников. Обладая военными знаниями и пройдя в абверовских и других школах соответствующую подготовку, проникнув в советский тыл и легализовавшись, они стремились, и достаточно успешно, попасть на службу в разведорганы, штабы частей и соединений действующей армии, авиационные и танковые формирования, занять командные должности. Назвав в директиве от 23 февраля 1942 г. их «активом германской разведки», Управление особых отделов НКВД отмечало: «Агент Гольдиг устроился на службу в инженерное управление Юго-Западного фронта, Клеопин – начальником связи 56-го района авиабазирования, Конопко – инженером 129-й авиаэскадрильи, Овсянкин – командиром 268-го батальона аэродромного обслуживания, Лукашевич – командиром автотранспортной роты… Разоблаченные германские шпионы назвали ряд других агентов разведки, переброшенных и подготавливаемых к переброске на нашу сторону». Подчиненным инстанциям предлагалось «принять энергичные меры» к розыску и аресту этих лиц.

В сложившейся ситуации в работе фронтовых, подчиненных им армейских, транспортных и других особых отделов проявилась и отрицательная сторона: практически каждый вышедший из окружения военнослужащий, особенно в одиночку или в составе небольшой группы, а также побывавшие на оккупированной территории, а тем более в плену (хотя бы один час), потенциально расценивались как вражеские агенты или диверсанты. Многочисленные факты свидетельствовали: оснований, и достаточно убедительных, для этого было немало. Вместе с тем, подобный подход порождал массовую подозрительность, недоверие, а часто и человеческие трагедии. Определенный выход из положения был найден с появлением фильтрационных лагерей, что, однако, не всегда спасало их контингент от незаслуженных неприятностей…

Осуществлять на качественно новом уровне отбор и обучение агентуры Абвер и РСХА начали с середины 1942 г. Все потенциальные претенденты стали подвергаться специальной проверке. Начавшись с допроса во фронтовых условиях, она затем длилась несколько недель и даже месяцев. На потенциально перспективных «доверенных лиц» заводились специальные формуляры – учеты, в которых, кроме общих данных (фамилия, возраст, образование, профессия, семейное положение, национальность и др.), фиксировались их особые приметы, черты характера, наклонности, пристрастие к человеческим порокам, реальная или показная преданность Германии, физическая выносливость, степень усвоения изучаемых шпионских дисциплин и многое другое. Досье за кандидатом в агенты следовало всюду.

Первоначальным местом отбора и проверки будущей агентуры, как правило, становились лагеря военнопленных. «Делами военнопленных в Третьем рейхе в период Второй мировой войны, – писал со знанием дела известный польский историк Шимон Датнер, – занимался аппарат, находившийся под надзором и входящий в сферу компетенции высших военных властей: Главного командования сухопутных войск (ОКХ) – на территориях, включавших оперативные районы, то есть зону военных действий вместе с прилегающей к ней тыловой зоной; Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ) – на всех остальных территориях, в том числе на территории Рейха, польского «генерал-губернаторства», «имперских комиссариатов» на Востоке («Украина», «Остланд»), в Норвегии, Бельгии, оккупированной части Франции и т. д.».

Историческая справка

После предварительного отбора потенциальных кандидатов в агенты помещали во внутренние (специальные) отделения лагерей. Нередко здесь же находились и те, кто, будучи на службе у немцев, допустил дисциплинарные или иные проступки, вызывал подозрение в нелояльности к властям или проходил дополнительную проверку на верность рейху. Последние в большинстве выполняли функции информаторов. «Лагеря военнопленных, – отмечал Никита Ломагин, – представляли огромный интерес для немецкой контрразведки, поскольку в них находились представители практически всех социальных слоев советского общества, принадлежавшие к разным религиозным, национальным и политическим группам. Путем опроса известных категорий военнопленных Абвер получал самую точную информацию о положении в Советском Союзе. Затем на основании этой же информации, составлялись прогнозы развития некоторых отраслей хозяйства и промышленности в целом. В ряде случаев эти прогнозы о способности СССР обороняться и наращивать выпуск вооружений казались в Берлине фантастическими, а их составители подвергали себя угрозе быть обвиненными в «желании деморализовать военное командование»».

Многие младшие офицеры Абвера, отмечал Д. Каров, имевшие неосторожность высказывать в своих сводках пессимистические прогнозы, например, о росте и влиянии на захваченной советской территории партизанского и подпольного движения, причинах, вызывавших его, ухудшении положения оккупационных органов власти и др., нередко попадали в немилость начальства с последующим понижением в должности и даже с отправкой во фронтовые части.

В лагерях военнопленных скрывался и огромный людской материал для вербовки различного рода коллаборационистов и их дальнейшего использования в карательных подразделениях, для создания лжепартизанских отрядов, вербовки внутренних агентов, «подсадных уток» и т. д. Со временем лагеря стали и полем активной деятельности отдела генштаба ОКХ «Иностранные армии Восток», а также полиции безопасности и СД. Последние в основном преследовали специфические цели – с помощью полученных сведений и завербованной здесь же агентуры, провести разрушительные диверсии на стратегически важных военных и промышленных предприятиях в глубоком советском тылу.

Перемещение огромных масс военнопленных, которые находились на фронтовых сборных пунктах, из оперативных тыловых районов, подчиненных ОКХ, в глубокий тыл под юрисдикцию ОКВ проходило в течение всей войны. Передача и прием военнопленных осуществлялся в пересыльных (этапных) лагерях (дулагах), откуда они следовали в постоянно действующие лагеря – шталаги (для рядовых и сержантов) и офлаги – для офицерского состава.

Особое место в нацистской лагерной системе занимали штрафные и концентрационные лагеря, находившиеся в ведении СС. Наряду с немцами-антифашистами, евреями, поляками, представителями других наций и народностей, в них погибли и тысячи советских военнопленных.

Историческая справка

Концентрационные лагеря – специально оборудованные места превентивного заключения для противников нацистского режима. Известны предельно жестоким обращением с узниками и нечеловеческими условиями их содержания. В Германии три главных концлагеря (Дахау, Бухенвальд, Заксенхаузен) были построены уже в 1933 году. Вскоре появились новые – Равенсбрюк, Бельзен, Гросс-Розен, Терезиенштадт и многие другие. В 1934–1939 гг. через них прошли 200 тыс. заключенных коммунистов, социал-демократов, евреев, католиков, протестантов и др.

С оккупацией Польши на ее территории РСХА создал концлагеря Аушвиц, Биркенау, Треблинка и Майданек. Оборудованные газовыми камерами, они превратились в «лагеря смерти». Кроме татуирования порядкового номера на руке, заключенные имели отличительный знак на полосатой одежде: политические – треугольник красного цвета; уголовники – зеленого; «неблагонадежные» – черного; гомосексуалисты – розового; цыгане – коричневого; евреи – желтого со «звездой Давида». Такие же знаки имели и иностранцы – французы нашитую букву «F», поляки «Р» и т. д. Буква «К» означала военного преступника. Заключенные, которые предпринимали попытки побегов или нечто подобное, носили красно-белую мишень на спине и груди.

Пелагея Левинска (заключенная концлагеря Освенцим, лагерный номер 32392), свидетельствовала: «Я думала, что концлагерь – это мера наказания изоляцией, лишением свободы, тяжелой работой, убогим бытом. Однако нацистский лагерь – это нечто иное, это место, где узники умирают медленной неотвратимой смертью. Все то, что сначала показалось мне просто неорганизованностью, было на самом деле изощренной жестокостью. Все, что казалось беспорядком, было задумано сознательно… Ничего случайного в этой системе не было, все заранее преследовало определенную цель. Наконец-то я уразумела, осмыслила, поняла! Поняла подлинную цель концлагерей. Их назначением было систематическое истребление людей».

Чтобы понять размах гитлеровского «конвейера смерти», нужно помнить три цифры: только на территории рейха под эгидой СС находилось 1100 концлагерей. Через них прошли 18 млн человек, из них 12 млн погибли мученической смертью.

Не менее трагичной была участь пленных в шталагах и офлагах. Военнопленные в них разбивались на так называемые роты, зачастую по национальному признаку. Содержались узники в отдельных изолированных блоках (бараках), в которые из числа уголовников, информаторов, проштрафившихся карателей и им подобных назначались старосты и их помощники. Не изменявший своим привычкам, начальник генштаба ОКХ Франц Гальдер пометил в дневнике: «14 ноября 1941 года. 164-й день войны. Молодечно (Белоруссия. – Авт.), русский тифозный лагерь военнопленных. 20000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление. Однако какие-либо меры помощи в настоящее время невозможны…».

Власть в стационарных лагерях осуществляли комендант лагеря и его заместитель из числа старших офицеров Вермахта. Ближайшими их помощниками выступали сотрудники Абвера (капитан или обер-лейтенант), представлявшие интересы всех структурных подразделений родного ведомства. В их руках сосредотачивались вопросы полицейского и политического характера. Функции абвер-офицера и его подчиненных были обширны и многообразны: они осуществляли общие допросы военнопленных, а также лиц, заподозренных в антигерманской деятельности (последние передавались в ГФП или СД); выявляли пленных, представлявших оперативный интерес для спецслужб (владевших ценными данными о Красной Армии, советской промышленности, крупные специалисты в различных отраслях науки и техники и т. д.); изучали добровольцев, желавших служить делу Третьего рейха. Они же руководили агитаторами и пропагандистами, проводившими обработку в национал-социалистическом духе охраняемого контингента; производили отбор у военнопленных документов и личных вещей, наград, обмундирования и т. д. Но основная задача абвер-офицеров заключалась прежде всего в оказании помощи коллегам из абверштелле, фронтовых разведывательных, диверсионных и контрразведывательных команд (групп) Абвера, дивизии «Бранденбург», других спецслужб, в том числе РСХА, представителям националистических воинских формирований, среди них РОА, в подборе разведывательно-диверсионных кадров и личного состава.

Важным заданием абверовцев в условиях лагеря было изучение и вербовка внутренних информаторов, а также руководство агентурно-осведомительской сетью, которая нацеливалась на выявление советских разведчиков, командного и политического состава Красной Армии, различных специалистов и т. д. «В плен к немцам я попал 8 августа 1941 года, будучи помощником начальника штаба 43-й кавалерийской дивизии, во время ее боевых действий в тылу врага в составе корпуса Городовикова (генерал-полковник Городовиков Ока Иванович. – Авт.) на территории Белорусской ССР, – свидетельствовал в СМЕРШе 14-й воздушной армии бывший капитан Кузьма Гребенников. – Находясь в лагере военнопленных в местечке Замостье (Польша), в марте 1942 г. был завербован немцем Лефисом для работы в качестве агента среди военнопленных советских командиров, содержащихся в лагерях. Лефис выискивал среди них высший командный состав, политработников Красной Армии, сотрудников особых отделов НКВД, а также евреев и намеревавшихся совершить побеги. Мне он поручил выявлять интересующих его лиц. Встречался со мной Лефис один-два раза в неделю. Вознаграждение следовало в виде продуктов, табака, кроме того, я был под его покровительством».

По доносу Гребенникова аресту СД подверглись военнопленные офицеры Грищенко, Коваленко и многие другие. Вина первых, соответственно, заключалась в предыдущей службе в «партизанском кавалерийском отряде и пограничных войсках НКВД».

На внутреннюю осведомительскую сеть возлагалась также обязанность наблюдения и детального изучения намеченных к вербовке будущих агентов. Фиксировать велено было все: поведение, высказывания, контакты, отношение к окружающим и т. д. Продолжался и сбор компрометирующих материалов, а также уточняющих сведений, которые могли понадобиться агентам, находящимся в советском тылу. Последнее осуществлялось с участием бывших однополчан, земляков, при возможности – лиц по предыдущему месту работы или учебы. С этой же целью задействовались и лагерные информаторы. Некая Варвара Х., агент СД и «Цеппелина», признала: «Работая в лагере военнопленных (медсестрой. – Авт.) по заданию службы безопасности среди пленных я выявляла специалистов, а также лиц, отбывавших в свое время наказание в советских исправительно-трудовых лагерях за политические преступления. Этих людей СД привлекало к сотрудничеству. В октябре 1942 г. для агентурной работы меня перевели в команду «Цет» разведотдела «Цеппелин». Тогда же я получила новое задание. Оставаясь в должности «медсестры», в процессе бесед с военнопленными должна была добывать сведения разведывательного характера: какие существуют формы пропусков для проезда железнодорожным и автомобильным транспортом в тыловых районах СССР; выявлять места дислокации советских разведывательных школ, откуда идет переброска агентов в немецкий тыл; выяснять содержание приказов по Красной Армии, а также какие появились новые советские фильмы, песни, пьесы; кто из военнослужащих Красной Армии имеет право на следующие документы: удостоверения личности, красноармейские книжки, командировочные предписания, требования на проезд по железной дороге; существующие награды (ордена, медали), знаки различия, как называются советские газеты и др. Если что-то из перечисленного имелось у военнопленных, я меняла это на продукты.

Все сведения, которые мне удалось добыть, а также полученные документы, награды и знаки различия, командой «Цет» использовались для инструктирования и экипировки перебрасываемых в тыл Красной Армии агентов».

Для изучения лояльности к нацистскому режиму, агентурных способностей, привязки к будущему ремеслу нередко проверяемым давались поручения, носившие характер провокаций, которые часто были связаны с угрозой жизни для объекта наблюдения. С целью получения более достоверных данных в отношении лиц, вызывающих подозрение, с участием нескольких агентов применялись перекрестные проверки, создавались оперативно-провокационные ситуации и др.

В зависимости от ведомственной подчиненности лагерей – Вермахту или СС – практиковались и другие формы проверки будущей агентуры. Привлечение к карательным операциям против партизан и местного населения, участие в массовых казнях и т. д. стали среди них привычной нормой.

Подбор и изучение кандидатов в агенты заканчивались детальной характеристикой с указанием, с точки зрения спецслужб, их положительных и слабых сторон, а также рекомендаций о возможной шпионско-диверсионной области применения: тактическая или стратегическая разведка; диверсии; террор; политическая пропаганда; подготовка технических специалистов (радистов, шифровальщиков) и др. Не оправдавшие «доверия» оставались в лагерях в роли барачных старост, их помощников, информаторов или использовались как полицейские. Из них же формировали карательные и охранные подразделения. Первые принимали активное участие в борьбе с партизанским движением в Белоруссии, Крыму, Украине, Югославии, Словакии, Италии, многих других странах. Личный состав вторых привлекали для охраны железнодорожных сооружений и путей, важных военных и промышленных объектов, лагерей военнопленных, тюрем и др. Его же использовали при проведении облав, обысков, задержании советских парашютистов и т. д.

«Счастливчиков», выдержавших все предварительные испытания на преданность Третьему рейху, ожидала широкая сеть «учебных заведений» Абвера и РСХА.

 

Агентурные «кузницы»

Среди почти двух сотен нацистских диверсионно-разведывательных и контрразведывательных органов и служб, действовавших на Восточном фронте, особое место занимали их школы и курсы. С 1942 г. им стала принадлежать ведущая роль по подготовке широкой разновидности агентов, диверсантов и пропагандистов. География расселения «учебных заведений» Абвера и РСХА была обширной – от территории Третьего рейха, нейтральных и союзных ему стран, оккупированных европейских государств, до советско-германского фронта. Наибольшее их число дислоцировалось в Польше, Белоруссии, Прибалтике, Украине, Крыму, в некоторых областях Российской Федерации.

Школы и курсы по подготовке агентуры стремились иметь практически все диверсионно-разведывательные органы – от центральных аппаратов Абвера и РСХА до их заграничных, периферийных и фронтовых подразделений – абверштелле, абверкоманд (абвергрупп), соединений и организаций особого назначения («Бранденбург», «Курфюрст», «Цеппелин», «Зондерштаб Р», «Ваффен СС Ягдфербанд»), ГФП, полиции безопасности и СД, отделов штаба ОКХ «Иностранные армии Восток» и многих других. Наибольшее их число приходилось на долю Абвера и Главного управления имперской безопасности. Однако и здесь наблюдалось различие: в противовес видению РСХА, абверовских «учебных заведений» на территории Германии было немного. Дислокация их в рейхе была нехарактерной, чаще всего с прицелом на подготовку лишь некоторых технических специалистов шпионажа и диверсий, а также разведчиков-нелегалов. Основная их масса «ютилась» в прифронтовых областях и относительно неглубоком тылу оккупированной территории. К середине 1942 г. на Восточном фронте Абвер задействовал почти пятьдесят школ, курсов и учебных центров, в которых за годы войны прошли обучение десятки тысяч человек. В течение одного-трех, реже пяти-шести месяцев в них одновременно обучались 2–3 и даже 4 тыс. подельников шпионажа и диверсий.

Полиции безопасности и СД, другим оперативными органам и службам РСХА для размещения соответствующих школ и курсов больше импонировала территория рейха. Последнее во многом было связано с возможностью пополнения их кадрового резерва за счет подконтрольных им концлагерей и других мест удержания невольников.

В отличие от учебных диверсионно-разведывательных учебных центров, школы по подготовке агентов-пропагандистов размещались в основном в Германии. Особенностью их организации и деятельности была подчиненность нескольким ведомствам: Имперскому министерству по делам оккупированных восточных областей («Восточное министерство») Альфреда Розенберга; Имперскому министерству пропаганды Йозефа Геббельса; отделу пропаганды штаба ОКВ. Лидирующая роль в попытках превращения с помощью идеологического прессинга оккупированных восточных областей в немецкую колонию принадлежала ведомству Розенберга. С его участием в Германии (в населенных пунктах Вустра, Цитенхорст, Вутзетц и др.) появилась целая сеть специальных школ, «свободных», «особых» и «закрытых» лагерей, где стали готовить агентурно-пропагандистские кадры. Такие же лагеря под эгидой «Восточного министерства» развернули работу в польских городах Кельцы и Ласк.

Не остались в стороне и отдел пропаганды ОКВ, а также Абвер. С их участием и при поддержке геббельсовского «министерства правды» «образовательные» центры для пропагандистской работы в лагерях военнопленных, «рабочих командах» Вермахта, частях РОА, других национальных воинских формированиях появились в Вульгайде, Дабендорфе, Иббенбюрне, Мюнстере, некоторых других городах рейха, а также в ряде оккупированных стран. Территориальное нахождение большинства из них в Германии объяснялось возможностями «инженеров человеческих душ» наглядно продемонстрировать «воспитанникам» преимущества западного образа жизни перед «диким славянским миром».

«Все отобранные из Киевской и Житомирской областей для учебы в лагере Рулебен (район Берлина. – Авт.), – рассказывала на следствии бывшая агент-пропагандист с Украины Елена Закомерная, – были грамотными. За пятнадцать дней, проведенных в Берлине, т. е. с 23 июня по 9 июля 1943 г. мы прослушали три лекции по вопросам организации пропаганды на оккупированной территории СССР. Лекции читались в том направлении, что после возвращения на Родину мы должны вести агитацию по восхвалению фашистского строя, жизни рабочих и крестьян Германии, одновременно клеветать на советскую власть и ее порядки… Три раза мы ходили в кино, смотрели фильм «Старое сердце становится молодым» и два раза – документальные хроники про бои на германско-советском фронте, в которых увидели большие потери советских войск. Посетили театр, ходили на экскурсию к бауэру, где ознакомились с агрономией обработки земли и с тем, как нужно выращивать разных животных. Была экскурсия по Балтийскому морю на остров, в институт по лечению болезней животных, а также прогулка по каналу «Шпеера». Посещали и госпиталь с ранеными немецкими солдатами, детские сады, куда родители привозят детей перед тем, как идти на работу, нам показывали, как за ними ухаживают.

Во время экскурсий нас фотографировали для альбома: у бауэра возле курей, на пароходе, на улицах Берлина… Всего в альбоме было 80 фотографий. Его выдали каждому слушателю, с тем, чтобы по возвращению домой мы могли показать, как хорошо и культурно живут в Германии. В родном селе Березань Киевской области я показывала альбом всем, кто приходил в мой дом…

8 июня, перед отъездом из Берлина, всех 60 слушателей собрал начальник школы, который провел инструктаж о работе по профашистской агитации после возвращения домой… Устно все дали согласие выполнить задание немецких властей…»

«Находясь в Германии после освобождения из лагеря военнопленных, – делился воспоминаниями со следователями добровольно сдавшийся в плен в 1941 г. бывший инженер, лейтенант и командир взвода, он же «коллега» Закомерной, Сергей Шаталов, – первые два месяца я работал на строительстве железнодорожной ветки в г. Потсдаме, затем учеником токаря на заводе под Берлином. Вскоре меня назначили директором клуба в лагере для русских рабочих. Зарплата 100 марок в месяц, жил отдельно, пользовался свободным передвижением. В мои обязанности входили демонстрация немецких кинофильмов, организация концертов. Все задания властей я выполнял аккуратно, антигерманской деятельностью не занимался, вел себя как добропорядочный гражданин немецкого государства.

22 июня 1943 г. комендантом лагеря я был направлен в распоряжение германского Министерства рабочего фронта (имеется в виду «Восточное министерство». – Авт.), где меня принял начальник одного из отделов. Беседа свелась к моему семейному положению и положению рабочих в лагере. Ответил: жена и ребенок проживают в Мариуполе, а рабочие живут хорошо, хотя это не соответствовало действительности. Тогда же в составе группы из 60 человек я отбыл в лагерь пропагандистов (Рулебен. – Авт.).

Мы слушали лекции, посещали театр, цирк, варьете, олимпийский спортивный стадион, зоологический сад, ремесленную школу, детский сад, начальную школу, военный завод, гуляли по Берлину, ездили по деревням. С нами постоянно находился фотограф…

11 июля мы прибыли в Киев, разместились в гостинице. Следующего дня в нашу честь был дан торжественный обед, на котором гебитскомиссар призвал помогать вербовать украинских рабочих для промышленности рейха, воодушевлять к оказанию поддержки германскому правительству и немецким войскам в приближении победы над большевизмом. От имени нашей группы выступил бывший учитель средней школы Киева. Он поблагодарил правительство Германии за освобождение Украины от ига большевиков, поддержал призыв немецких властей о широком разъяснении населению с нашим участием о необходимости всесторонней помощи германскому правительству и его войскам. 16 июля нам выдали аванс по 1000 рублей каждому и вручили предписание отбыть в Мариуполь. По прибытию, первые три недели я отдыхал, продуктами обеспечивался с биржи труда. После окончания отпуска стал рассказывать прибывшим на биржу и в селе Володаровка, как в Германии живут рабочие, восхвалял фашистскую власть и то, какие хорошие будут созданы условия тем, кто добровольно согласиться поехать в рейх на работу…»

Руководство пропагандистскими школами «Восточного министерства» осуществляло специальное отделение его Отдела пропаганды, дислоцировавшееся вблизи Вустрау, затем во Франкфурте-на-Одере. Курсантские кадры для школ в лагерях военнопленных, на оккупированных территориях, а также среди восточных рабочих в рейхе подбирали вербовщики отделения. Они же возглавляли и «профессиональные» комиссии, определявшие степень пригодности отобранного «материала». Повышенным спросом пользовались репрессированные советской властью, перебежчики, дезертиры, лица, проявившие себя на предательской работе и добровольно изъявившие желание служить «великому рейху». Важным условием было наличие среднего или высшего образования. В последнем случае исключение делалось только для выходцев из Кавказа и среднеазиатских республик.

Отобранные кандидаты в пропагандисты преимущественно направлялись в сборный лагерь (г. Кельцы) Вустрауской школы, где проходили проверку и предварительную подготовку. В разное время в лагере находилось от 500 до 1,5 тыс. человек. Идеологическая обработка с помощью внутренней агентуры и штатных сотрудников лагеря была подчинена формированию преданности рейху. Махровая антисоветская агитация включала различные способы и виды обработки – лекции, беседы, распространение соответствующих газет и брошюр, просмотр художественных и документальных фильмов, геббельсовских фронтовых хроник и др.

Переменный контингент лагеря состоял из двух групп, делившихся на подгруппы (роты). Группа «К» (кавказская, входили грузины, армяне и азербайджанцы) предназначалась для диверсионно-подрывной работы на Кавказе. Провал операции «Эдельвейс» вынудил отправить большинство потенциальных агентов в распоряжение Вермахта и СС. Во второй группе содержались агенты, уже прошедшие фильтрацию и ожидавшие отправки на учебу.

Успешно прошедшие в сборных лагерях проверку и предварительное обучение, будущие пропагандисты группами по 40–60 человек переводились в «старший класс образовательной системы» «Восточного министерства» – закрытые лагеря-школы, которые специализировались на подготовке соответствующих кадров из лиц одной национальности: лагерь в Цитенхорсте – русских, Вутзетце – украинцев и белорусов, Вустрау – кавказцев. Расположенные в отдаленных местах на окраинах городов, обнесенные колючей проволокой, они были неприступными для всех непосвященных. Их «обитатели» оставались на положении военнопленных.

В зависимости от образовательного уровня, слушатели лагерей (кроме кавказцев) разделялись на три учебных «курса». На первый, пропагандистский, зачислялись окончившие средние школы и высшие учебные заведения; на курс административно-хозяйственных работников – лица, имевшие техническое образование; остальные довольствовались подготовкой для роли полицейских, информаторов и доносчиков. Из выходцев с Кавказа готовили преимущественно карателей национальных легионов в составе войск СС и полицейских формирований.

Каждый курс обучался по отдельной программе. Будущие пропагандисты в течение 3–4 месяцев постигали критику марксизма-ленинизма и советской Конституции, «глубину» нацистской философии, изучали историю Украины (России, Белоруссии), знакомились с проблемой мирового еврейства, рассматривали организацию работы промышленности и сельского хозяйства СССР, вникали в причины «поражения» Советского Союза в войне и перспективы «нового порядка» в Европе, исследовали свидетельствующие против большевизма факты и цифры, методы борьбы с коммунистической пропагандой и многое другое. С учетом специфики предстоящей работы, программа обучения на остальных двух курсах, особенно третьем, была проще. Преимущественно она сводилась к усвоению круга знаний по административной деятельности оккупационных органов, натаскиванию умению и навыкам доносительства, шпионажа и террора. «Достойными» выглядели и учителя. Кроме руководящего состава из немцев, в школах трудились соратники Андрея Власова – бывшие генерал-майоры Красной Армии Ф. И. Трухин, Д. Е. Закутный, В. Ф. Малышкин и другие.

Окончание учебы заканчивалось выпускным экзаменом и заключительной характеристикой о целесообразности дальнейшего использования. Признанные пригодными для работы в системе «Восточного министерства» освобождались от работ в рейхе или из плена и направлялись в «свободный» лагерь для получения личных документов и направления на «труд» по полученной специальности.

Ожидание в «свободном» лагере предстоящего назначения сопровождалось углубленным усвоением навыков пропагандистской и агентурно-оперативной работы. Здесь же работала и «высшая квалификационная комиссия» во главе с недавним советским профессором Василием Минаевым. Ей предоставлялось право определять знания и квалификацию лиц, претендующих на занятие той или иной должности не только в административных оккупационных органах, но и в учреждениях рейха, подразделениях Абвера и РСХА, в том числе «Зондерштаба Р», «Цеппелина», подразделениях ГФП, 1Ц, войсках СС, РОА и др.

Архив

Выписка из протокола

26 мая 1945 г. Я, начальник воинской части 05675 полковник Мандральский, совместно со ст. оперуполномоченным капитаном Филипповым допросил задержанного – Минаева Василия Васильевича, 1892 года рождения, урож. Ростовской области, Тарасовского р-на, с. Митякинского, из служащих, русский, беспартийный, образование высшее, бывш. профессор Московского института цветных металлов и золота, женат, не судим, домашний адрес: Москва, Фрунзенский район, 1 Поклонная ул., дом № 6.

Вопрос: Где Вы содержались, находясь в плену у немцев?

Ответ: Сразу после пленения я был доставлен в штаб неизвестной мне немецкой воинской части, где меня допросили, а затем этапным порядком направили в город Киров, затем в лагерь гор. Рославль. Здесь был подвергнут вторичному допросу, после чего через Смоленск и Борисов привезен в Минск и помещен в блок для командного состава шталага № 352. 28 марта 1942 г. меня отправили в Берлин в шталаг завода, откуда через несколько дней вместе с тремя другими пленными направили в лагерь военнопленных возле деревни Вустрау. Отсюда я был переведен в так называемый зондерлагерь при Восточном министерстве Германии.

Вопрос: Каким образом Вы попали в зондерлагерь?

Ответ: Во время пребывания в лагере возле дер. Вустрау меня для разговора вызвал сотрудник зондерлагеря белоэмигрант Брунст. В беседе, после краткого ознакомления с моими автобиографическими данными, он рассказал, что Восточным министерством Германии организуется лагерь для подготовки пропагандистов, предназначенных для работы в оккупированных областях Советского Союза. Военнопленные, изъявившие желание обучаться в этом лагере, будут освобождены из плена через Восточное министерство. Здесь же он предложил мне обучаться в данном лагере, на что я не дал определенного ответа. Второй раз на эту же тему со мной беседовали сотрудники лагеря Брунст и Редлих в присутствии работника Восточного министерства Кнюпфера. На этот раз я так же не дал согласия на вступление в лагерь, однако, несмотря на это, 25 апреля я был переведен в русское отделение зондерлагеря в дер. Цитенхорст. В лагере я был помещен отдельно от других, вместе с пленными генералами Прохоровым, Трухиным и Закутным. С апреля по сентябрь 1942 г. проживал с указанными лицами, а затем был зачислен в число сотрудников зондерлагеря в Вустрау, согласно моему желанию.

Вопрос: Что из себя представлял зондерлагерь в дер. Вустрау?

Ответ: Зондерлагерь в дер. Вустрау был создан Восточным министерством Германии в апреле 1942 г. Основная цель создания лагеря, как официально объявлялось, была подготовка пропагандистов для работы в оккупированных немцами областях Советского Союза. Однако после выяснилось, что лица, прошедшие обучение в зондерлагере, использовались не только как пропагандисты, но и в качестве работников немецкой администрации на оккупированной территории, а также для переброски с разведывательными заданиями в тыл частей Красной Армии. Например, со слов вернувшихся в лагерь пропагандистов первого выпуска мне известно, что большинство из них использовались на работе в полиции гор. Киева и на административных должностях. Осенью 1943 г. на общелагерном сборе начальник лагеря Френцель объявил, что на советско-германском фронте после шестикратного перехода через линию фронта погиб ранее обучавшийся в школе Патутин Николай Николаевич. Кроме того, возвратившийся в лагерь Боев рассказывал, что, находясь на Востоке, он несколько раз успел побывать в тылу Красной Армии, за что был награжден немецким командованием «Восточной медалью».

Зондерлагерь в Вустрау был разбит на три блока: русский, украинский и кавказский. Русский блок размещался в дер. Цитенхорст, а украинский и кавказский – в дер. Вустрау. Каждый блок, в свою очередь, разделялся на группы, именуемые А, Б, В, и Ц, численностью от 12 до 25 человек. В группы А и Б подбирались наиболее проверенные люди, предназначенные для выполнения важных заданий. Занятия в лагере проводились по лекционному методу отдельно в каждом блоке. Один раз в неделю устраивались общелагерные лекции. Лекционные материалы разбирались на групповых занятиях и собеседованиях. По пройденному курсу слушатели сдавали зачеты, после чего с ними устраивались 2–3 недельные групповые экскурсии по Германии. После окончания экскурсий и возвращения в лагерь цикл обучения считался законченным. До лета 1943 г. кандидатуры для обучения в лагере подбирались исключительно из числа военнопленных, а затем в лагере начали появляться слушатели, подобранные из числа эвакуировавшихся в Германию немецких пособников-старост, бургомистров, полицейских.

Протокол записан с моих слов правильно и мной прочитан. Минаев.

Допросил полковник Мандральский,

капитан Филиппов.

Подготовку пропагандистов из этнических немцев («фольксдойче») «Восточное министерство» проводило в г. Шварцзее (Германии), где в 1942 г. деятельность развернул специальный лагерь-школа. Кроме пропагандистских кадров, в нем совершенствовали знания и навыки агенты-нелегалы, немецкий язык – переводчики, учились будущие бургомистры и административные чиновники для оккупированных областей. Завершение трех-четырехмесячной учебы заканчивалось назначением на вакантные должности с обязательной вербовкой в качестве информаторов Абвером, СД или гестапо. Задержки возникали с первой категорией обучающихся. Спецслужбы использовали их лишь после завершения всех «формальностей» по будущей агентурной работе.

От «Восточного министерства» в подготовке пропагандистских кадров пытались не отставать ведомство Геббельса, а также Отдел пропаганды ОКВ. В силу различных причин это им удавалось с трудом. Сказывались ограниченные возможности в пополнении их школ соответствующим контингентом обучающихся, а также особенности работы министерства «правды». Среди военнопленных и населения оккупированных районов геббельсовская команда стремилась отыскать не только профашистски настроенных лиц, но и хорошо знающих русский, немецкий и другие языки людей, профессионально подготовленных, могущих качественно выполнить нужную работу. Во втором случае потребности Вермахта в первую очередь определялись получением разведывательной информации, подрывом боеспособности Красной Армии и дезорганизацией работы советского тыла. Подготовка собственно пропагандистов здесь считалась второстепенным направлением.

Для решения возникающих во фронтовых условиях задач пропагандистского плана ОКВ подключило Абвер, создавший в 1942 г. в Мюнстере (Германия) школу пропагандистов, получившую название «Зондерлагерь 900» или «Особый украинский лагерь-команда 900». Особенностью его функционирования было наличие постоянного и переменного контингента исключительно из лиц украинской национальности. Отбор слушателей преимущественно проходил в лагерях военнопленных, среди которых шталаг-326 стал чуть ли не основным их поставщиком. По примеру УПА организационное построение лагеря состояло из сотен, чет и роев (рот, взводов и отделений). Руководящий и преподавательский состав в основном состоял из членов ОУН. Среди них был и Иван Белый, сумевший в послевоенной суматохе устроиться учителем школы в одном из отдаленных сел Сумской области. «На следствии, – отмечал (1948 г.) заместитель министра госбезобасности Украины генерал-майор Поперека, – Белый показал, что, находясь в рядах действующей Красной армии, в июне 1941 г. в районе г. Витебска он был пленен немцами, после чего направлен в витебский лагерь военнопленных. До 1944 г. Белый содержался в лагерях городов Орша, Борисов, Толчино и Каунас, затем отправлен в Германию в шталаг № 326.

В марте 1944 г. немцы завербовали Белого в качестве агента и в числе 30 других военнопленных направили в г. Мюнстер, в так называемый «Особый украинский лагерь-команду 900», в действительности являвшийся школой германских агентов-пропагандистов, готовившей кадры украинских националистов и агентуру немецких контрразведывательных органов…

После ее окончания он с агентом-пропагандистом Василием Шуманом был послан в г. Шверте для выявления среди содержащихся там советских граждан лиц, проводящих антифашистскую деятельность… Белый назвал 19 человек из числа официального состава и агентуры «Особого украинского лагеря»…»

«Зондерлагерь 900» являлся многопрофильным «учебным заведением». Подготовка пропагандистских кадров подкреплялась обучением агентов и диверсантов. Преобладающее их число предусматривалось для действий в украинских западных областях.

Реальная опасность оставления Украины войсками Вермахта подтолкнула Вальтера Шелленберга, принявшего бразды правления над бывшим Абвером, к созданию в 1944 г. в Берлине еще одного диверсионно-разведывательного центра. Его возглавил бывший петлюровский полковник Павел Терещенко. В течение шести месяцев слушатели (около 300 человек, треть из которых были женщины) постигали тонкости работы разведчика, диверсанта, радиста, террориста и пропагандиста. Всех их предполагалось направить в распоряжение ОУН и УПА. Добраться до украинских лесов удалось немногим. После капитуляции Третьего рейха большинство сбежали к американцам, а некоторые, в том числе так называемая «группа санитаров», были задержаны советскими войсками в районе Берлина.

Среди агентов, окончивших пропагандистские школы, попадались и люди непростой судьбы. 3 ноября 1945 г. УКР СМЕРШ Харьковского военного округа за измену Родине подвергся аресту Сергей Павлович Юрко. «Обвиняемый Юрко, – отмечалось в материалах следствия, – находясь в лагере военнопленных работал на заводе шарикоподшипников в г. Швайнфург (Германия). 2 августа 1943 г. начальником лагеря Месин он был направлен в Берлинскую школу пропагандистов, где находился до 24 августа. В период обучения дал письменное обязательство на верность фашистской Германии.

Окончив указанную школу, в числе других лиц, получив 250 оккупационных марок, Юрко был командирован в распоряжение гебитскомиссариата г. Днепропетровска для назначения на работу в качестве пропагандиста… Имея 10-ти дневный отпуск, Юрко выехал к месту жительства его семьи в с. Ульяновку Зачепиловского района Харьковской области, где проживал до дня изгнания немцев».

Призванный в 1943 г. в Красную Армию, дорогами войны рядовой Юрко прошел до ее победного завершения. Возвратясь домой, в ноябре 1945 г. подвергся аресту с обвинением по ст. 54-1 УК УССР – измена Родине. В декабре 1945 г. Военным трибуналом был осужден «к 7 годам ИТЛ, с поражением в правах на 3 года и конфискацией имущества». Наказание отбывал в Норильске, затем переведен на спецпоселение. Только в мае 1954 г., «учитывая, что осужденный Юрко Сергей Павлович после совершенного преступления служил в Советской Армии, участвовал в боях против немецких захватчиков, имеет ранение и контузию, награжден 4-мя медалями», прокурор внес предложение об его освобождении. В 1994 г. С. П. Юрко был реабилитирован…

Хорошо осведомленные об основном приеме работы Абвера с агентурой в виде «кнута и пряника», в выборе методов по подбору и обучению агентов и диверсантов спецслужбы РСХА преимущественно использовали первый – «кнут». Далеки они были и от применения агитационно-пропагандистских мероприятий. Предпочтение отдавалось заранее запланированному и осуществляемому на практике запугиванию, насилию и репрессиям. С учетом данного факта работа их школ и курсов по подготовке агентуры сводилась к двум основным направлениям: диверсиям (террору) и контрразведке. Различия наблюдались и в местах дислокации учебных центров, а также в отборе обучающегося контингента. Чаще всего первые были привязаны к крупным концлагерям (Бухенвальд, Заксенхаузен, Аушвиц и др.) и лишь отдельные находились в отдаленных местах оккупированной Польши и захваченной территории Советского Союза. Среди последних были «Гауптлагерь Крым» в Евпатории и «Ваффеншуле» в Осипенко. Практически во всех случаях руководителем этих и других школ и курсов выступал разведывательно-диверсионный орган РСХА «Унтернемен Цеппелин».

В противовес Абверу, стремившемуся в большинстве случаев комплектовать агентуру из представителей славянских народов, реже прибалтов и поляков, Гейдрих, а затем Кальтенбруннер в подборе агентов ставку делали на выходцев из Кавказа и Средней Азии. Именно они стали чуть ли не основным ядром их школ, а в последующем забрасываемых в глубокий советский тыл диверсионно-разведывательных групп.

Отдельной составляющей в сети «образовательных центров» и «особых» лагерей РСХА по подготовке агентуры значилась школа «Ягдфербанд Ост». Созданная позже других (конец 1944 г.), она находилась в непосредственном подчинении «Ваффен СС Ягдфербанд» (истребительное соединение войск СС) оберштурмбанфюрера СС Отто Скорцени.

Развернуть систему диверсионно-разведывательных школ и курсов в условиях войны Абверу удалось достаточно быстро. Сказался предвоенный опыт работы абверштелле «Кенигсберг», «Штеттин», «Вена», а особенно «Краков», «учебное заведение» которого специализировалось исключительно на работе с контингентом из состава ОУН. Коллеги из других абверштелле в основном избрали белоэмигрантов и прибалтийских националистов. Однако уже первые результаты их использования засвидетельствовали ненадежность отобранных кадров, и прежде всего по причине плохой ориентации в советской действительности, что не раз приводило к провалам.

В июне 1941 г. собственные диверсионно-разведывательные школы открыли штаб «Валли», абверштелле «Остланд», абверкоманды, приданные группам армий «Центр», «Север» и «Юг». Исчезла и необходимость поиска резерва обучающейся агентуры. Кроме антисоветчиков, ими становились перебежчики, уголовники, дезертиры, а позже часть военнопленных и гражданских лиц. Кандидатов в агенты сотрудники Абвера, офицеры отделов 1Ц и вербовщики школ начинали отбирать уже на передовых пунктах приема военнопленных. Процесс подбора кадров продолжался в пересыльных и стационарных лагерях, а также в оккупированных районах. Некоторые идейные соратники нацистов услуги предлагали сами.

Историческая справка

В 1945 г. ГУК СМЕРШ во всесоюзных розыск был объявлен некий Кадыгрыб. В 1949 г. в «Списке опасных государственных преступников, подлежащих розыску и немедленному аресту № 1» МГБ СССР, в первом томе он значился на странице 319. В справке по розыску отмечалось: «Кадыгрыб Григорий Петрович, «Мамонтов», «Папа» (прозвище), 47–50 лет, проживал в г. Киеве, инженер речного флота, работал начальником участка Днепровского пароходства. С началом войны проходил службу в должности командира авточасти железнодорожного батальона Приморской армии, бывший воентехник 2 ранга или лейтенант интендантской службы Красной Армии. В верхней челюсти несколько вставных металлических зубов.

Агент германского разведоргана «Цеппелин». Пленен немцами в начале 1942 г. близ г. Керчи Крымской области. Содержался в лагере военнопленных в г. Лансдорфе (Германия), где служил полицейским. Завербован в конце 1942 г. и направлен в г. Бреслау, затем в г. Волау (Германия), где обучался в разведывательно-диверсионной школе. Одновременно служил инструктором-пропагандистом. Летом 1943 г. направлен в г. Глубокое Полоцкой области, затем в г. Витебск в команду «Цет-Митте», в которой использовался в качестве инструктора. С сентября 1943 г. находился в команде «Цет-Норд» в г. Пскове, затем в м. Ассори (близ Риги), служил начальником материального обеспечения отдела «А-I» (разведка), ведал экипировкой агентуры, перебрасываемой в тыл Красной Армии, осуществлял контрразведывательную работу среди личного состава команды.

В январе 1945 г. являлся начальником материального обеспечения центральной школы «Цеппелина» в г. Кольберге (Германия)… Перед капитуляцией германских войск, имея документы «восточного» рабочего, намеревался выехать в американскую зону оккупации, по другим данным – в Ригу к сожительнице Величко Э. П. Член антисоветской организации «Боевой союз русских националистов» (БСРН). Имел звание лейтенанта германской армии. Агентурно-розыскное дело № 25692.

Успехи первых недель «блицкрига» и последовавшее затем быстрое отрезвление позволили Абверу не только увидеть допущенные просчеты и промахи, но и решить для себя несколько важных проблем: заиметь практически неисчерпаемый агентурный резерв; максимально приблизить к противнику центры подготовки агентуры; упростить переброску ее через линию фронта; обзавестись квалифицированным обучающим персоналом; усовершенствовать опыт подрывной работы и на этой основе расширить на оккупированной территории сеть диверсионно-разведывательных школ и курсов, число которых стало неуклонно возрастать.

Без особых испытаний в агенты и диверсанты зачислялись те, кто уже при первом допросе давал ценные разведывательные данные, «положительно» зарекомендовал себя в глазах лагерной администрации, а также подвергался в прошлом репрессиям со стороны советской власти. Учитывалось и желание вербуемого, его военная и довоенная профессия, личные качества. Преимущество отдавалось лицам с «нордическим» характером, физически сильным и выносливым, имевшим хорошую общеобразовательную и специальную подготовку. Особо ценились бывшие разведчики, радисты, связисты, саперы, летчики, танкисты, некоторые другие военные специалисты.

В отличие от периода «крупного помола», когда процесс «обучения» агентуры сводился к нескольким формальным беседам, получению согласия на возвращение в новом «качестве» в расположение своих подразделений и короткому инструктажу, с отобранными в школы сразу же начиналась процедура тщательных проверок и изучения «профессиональных» качеств. Кроме поступившего из лагеря военнопленных досье, на всех потенциальных агентов заполнялись подробные анкеты. С целью уличить в неискренности или обмане, ими не раз писались детальные автобиографии, отбирались подписки о добровольном сотрудничестве и лишь затем присваивались индивидуальные клички. Наиболее перспективные кандидаты приводились к присяге с обязательным взятием отпечатков всех пальцев.

Первым этапом обучения агентуры становились проверочно-подготовительные лагеря (центры), где в течение нескольких недель, реже 1–2 месяцев, кандидаты подвергались нацистской морально-психологической и духовной обработке, проходили общую военную подготовку, знакомились с азами будущей шпионской профессии. С помощью собственных и присланных под видом военнопленных внутренних агентов, здесь же осуществлялась и их углубленная проверка. Не внушающих доверия или неспособных к «наукам» отчисляли в т. н. «гехаймнистрегерлагерь» – специальные лагеря. Посвященные определенным образом в приемы и методы тайной войны, они изолировались от общей массы военнопленных, становясь одновременно резервом для пополнения эсесовских и полицейско-карательных органов и подразделений. Прошедшие проверку и получившие положительные оценки по всем изучаемым дисциплинам направлялись в специализированные школы разведчиков, диверсантов, радистов, агентов-нелегалов и т. д.

В разведывательных школах (курсах) одновременно обучалось 50, 100 и даже 300 агентов, диверсионно-террористических – 30—100. Коллективное обучение стало «ахиллесовой пятой» немецких спецслужб, ибо вело к личностному знакомству обучающихся. Устранить этот недочет или хотя бы уменьшить его влияние Абверу и СД не удалось, что в будущем послужило одной из причин провалов. Положительный результат наблюдался лишь при индивидуальном обучении наиболее ценных агентов. Но это, как правило, было только в случае подготовки тщательно конспирируемых нелегалов.

Время обучения агентуры зависело от многих составляющих: направленности и характера ее «применения»; района будущей деятельности; предусмотренного по легенде «служебного положения» и др. Для разведчика ближнего «боя» (линия фронта и прифронтовые районы) оно составляло от двух недель до месяца; тыла глубинных советских областей – от одного до нескольких месяцев. Подготовка агентов-нелегалов продолжалась год и больше. В зависимости от предполагаемых объектов для диверсий и террора, их технических, личностных и других характеристик диверсантов обучали от нескольких недель до двух-трех месяцев. В особых случаях, как, например, с агентом Тавриным (Шило), процесс подготовки длился достаточно долго. Значительно большим был и срок обучения радистов, особенно начинающих. Он равнялся двум-четырем месяцам и даже полугоду.

Усвоение преподаваемых дисциплин, закрепление умений и навыков достигалось разбивкой курсантов на учебные группы с последующим проведением теоретических и практических занятий. При их формировании учитывалась степень общей подготовки и индивидуальные способности обучаемых, а также будущая шпионская «профессия». Последнее во многом определяло и их численность. Такие группы, как правило, насчитывали от 5 до 40 курсантов.

С учетом специфики предстоящей деятельности, кроме специальной подготовки, агентов обучали азам агентурной работы: приемам маскировки при переходе линии фронта; поведению при задержании или аресте; способам получения разведывательных данных (путем опроса сведущих лиц, подслушивания разговоров, личного наблюдения, угощения спиртными напитками, налаживания отношений с женщинами и т. д.). При опасности ареста рекомендовалось оказывать упорное вооруженное сопротивление, а в безвыходном положении – совершить самоубийство. Во всех случаях отрицать причастность к немецкой разведке. Рассматривался и вариант возможной перевербовки. Предлагалось соглашаться, а после возвращения обязательно доложить о происшедшем.

Инструктаж забрасываемых в глубокий советский тыл осуществлялся индивидуально, с детальным рассмотрением возможных ситуаций, начиная от подбора места проживания до поведения на допросах в органах госбезопасности. Жилье рекомендовалось снимать у знакомых или родственников, антисоветские взгляды которых доподлинно известны агенту: это должна быть отдельная комната или квартира, малодоступная для посещения даже родственниками и знакомыми хозяев; платить за жилье щедро, не устраивать шумных встреч, выпивок, невзначай интересоваться у окружающих о тех, кто по каким-либо причинам пытался что-либо узнать о жильце. В месте проживания и в населенном пункте вести себя корректно, не вступать в ссоры, никого не оскорблять. Не расспрашивать о том, что можно узнать самому, тщательно изучать окружающую местность, местонахождение крупных объектов, маршруты движения транспорта и т. д. Документами пользоваться и предъявлять лишь в крайних, безвыходных случаях, хорошо их знать, чтобы без запинки отвечать на любой вопрос по содержащейся в них информации.

Особое внимание инструктируемого обращалось на отношения с женщинами. С проживающими в одной квартире рекомендовалось вести себя корректно, не приглашать посторонних домой. Если от женщины можно получить пользу, советовалось «этим не пренебрегать». В интимные отношения вступать только в интересах дела. На случай ареста инструктаж для агентов сводился к единому постулату: признание в шпионаже – верная смерть.

В вопросах обучения агентуры образцово-показательной в Абвере считалась Варшавская школа, находившаяся в непосредственном подчинении штаба «Валли». Созданная в октябре 1941 г., за короткое время она стала своего рода полигоном «передового опыта и методическим центром», в котором представители периферийных и фронтовых абверштелле и абверкоманд в теории и на практике знакомились с приемами и методами организации работы разведывательно-диверсионных школ, достижениями в области обучения агентуры. Практиковалось и знакомство прибывших с лучшими ее агентами, результаты которых отражались в наглядных пособиях, печатных брошюрах, внедрялись в учебный процесс.

Здесь впервые был применен метод подготовки агентов путем обоюдного встречного допроса, когда один курсант выступал в роли сотрудника советской контрразведки, другой – подозреваемого в шпионаже. Затем они менялись ролями. Первый старался разоблачить «задержанного» в принадлежности к немецкой разведке, второй – любыми путями и способами отвести от себя подозрения. Для приближения ситуации к реальной обстановке обучаемым разрешалось использовать принятые в Красной Армии обращения, петь советские песни и читать газеты, вести политические дискуссии. Приучая подобным образом курсантов к зафронтовой действительности, абверовцы одновременно изучали истинные настроения подопечных, выявляли среди них ненадежных, которых тут же возвращали в лагеря. С этой же целью предусматривался и такой вид занятий как ответы на вопросы преподавателей. Обучаемые без подписи должны были подавать их в письменном виде. По содержанию, а также почерку определялись те, кто требовал повышенного внимания, в том числе и в виде отчисления из школы. Новым в обучении было и то, что на специально изготовленных макетах и схематических планах городов и населенных пунктов, в которых предполагалось проведение диверсионно-разведывательных операций, в деталях отрабатывались приемы маскировки, изучались ориентиры, наиболее уязвимые места объектов, пути возможного на них проникновения и т. д.

Практиковались и «письменные работы». В них будущие агенты излагали предложения о путях борьбы с большевизмом. Такие же рукописные «откровения» предполагались и после возвращения с задания. С одной стороны, они выступали материалом для тщательной проверки правдивости докладов, с другой – использовались во время обучения других курсантов. В школе осуществлялась и индивидуальная подготовка агентуры, планируемой для заброски в глубокий тыл Советского Союза. Ее обучение проводилось по специальной программе с соблюдением всех возможных мер конспирации – в отношении не только курсантской среды, но и постоянного состава.

В некоторых лагерях втайне от других обучающихся формировались отдельные группы по углубленному изучению вопросов тайной войны в целом, агентурно-оперативной работы в частности. Занятия проводили офицеры Абвера, СС, СД, гестапо или лица, имеющие опыт диверсионно-разведывательной и подрывной работы. Одна из них действовала в Вустрауском «свободном» лагере. «Из числа слушателей школы пропагандистов, – свидетельствовал бывший инженер-механик, позже немецкий агент Александр Шульгин, – была организована специальная группа, которой руководил комендант лагеря оберштурмфюрер СА Френцель (Вольдемар Френцель-Корганиани, он же шеф всех учебных и других лагерей «Восточного министерства». – Авт.). Слушателей отбирал лично Френцель, беседуя в отдельности с каждым из нас. Существовала группа законспирировано. Готовили в ней агентов-вербовщиков. Занятия проводились в свободные часы под прикрытием обсуждения текущих событий, чтения газет, рассмотрения технических вопросов и т. д.

Группа насчитывала 90 человек, занимались три раза в неделю. Отрабатывали темы: методы ведения тайной войны; подбор, подготовка и вербовка агентурной сети; порядок вербовки, оформление агентуры, передача ее на связь другим лицам; методы работы советской контрразведки (разведки); конспирация в работе; порядок и методы сбора сведений о противнике.

На занятиях о методах тайной войны Френцель подчеркивал, что, кроме открытой вооруженной борьбы на фронтах, ведется война с применением секретных приемов путем засылки в тыл противника разведчиков, диверсантов, пропагандистов и дезорганизаторов, говорил о значении и необходимости проведения таких действий.

Больше всего времени Френцель уделял теме о приемах подготовки и вербовки агентурной сети. Уточнял: при вербовке необходимо ориентироваться на недовольных советской властью, выходцев из бывших имущих семей, раскулаченных, судимых, других лиц, которые в той или иной степени проявляют невосприятие существующего в СССР политического режима.

Эти вопросы он совмещал с темой о порядке оформления вербовки агентов. Учил, под каким предлогом можно сделать предложение тому или иному человеку работать в пользу немцев, какие давать ему поручения, что можно и чего нельзя рассказывать в процессе вербовки.

Говоря о методах работы советской контрразведки, Френцель отмечал, что она очень сильна, работает хорошо, увязывал тему с вопросом нашей конспирации, приводил много примеров ее успешной деятельности. Отмечал, что перед войной немецкие спецслужбы старались забрасывать агентов в Советский Союз с задачами разведать вооруженную мощь Красной Армии, но большинство задерживались на границе или в приграничной полосе, и лишь отдельным удавалось пробраться в советский тыл…

В целях конспирации, учеба в группе проводилась во время, когда большинство содержащихся в лагере были заняты на работах или привлекались к решению других вопросов. Каждый раз староста проверял, чтобы на занятиях не присутствовали посторонние. Френцель запретил слушателям рассказывать другим лицам о существовании нашей группы, содержании занятий, и кто их проводит. В конце каждого из них он делал инструктаж, как нужно отвечать на вопросы чем мы занимаемся».

Во всех школах курсантов в обязательном порядке обучали уменью и навыкам владения холодным, разными видами советского и иностранного огнестрельного оружия, гранатами и минами. В деталях изучались строевой, внутренний, караульный и дисциплинарный уставы Красной Армии, структура и организационное построение советских частей и соединений, знаки различия и отличия. Особое внимание обращалось на топографическую подготовку – обладать умением и навыками пользования картой, ориентироваться с помощью компаса на местности, двигаться по азимуту, определять расстояние, чертить по памяти схемы боевого расположения войсковых частей, их огневые районы, складов, баз и т. д. Программа обучения включала также строевую, физическую, огневую и тактическую подготовку.

Взяв на вооружение опыт РСХА, для окончательной и бесповоротной привязке к когорте «рыцарей плаща и кинжала» абверовцы многих курсантов «сдавали в аренду» ГФП, полиции безопасности и СД для участия в карательных и других подобных операциях, с обязательным документированием событий.

Обучение диверсионному ремеслу проходило по программам, аналогичным разведывательным школам, с детальным изучением приемов, методов и способов проведения диверсий и террора. Существовало три типа таких школ: смешанные (разведывательно-диверсионные); школы начальной подготовки диверсантов; диверсионные школы. Среди последних наиболее известными были орловская, конотопская, полтавская, запорожская и некоторые другие. Большинство школ дислоцировалось на оккупированной территории СССР и Польши, и лишь некоторые в Германии. Если в «учебных заведениях» первого и третьего типа будущие диверсанты проходили полный курс «наук», то второго – осуществлялись лишь их углубленная проверка, начальная подготовка и отбор наиболее перспективных для дальнейшего совершенствования шпионско-диверсионного мастерства в школах третьего типа. Все они маскировались под вывесками «дорожно-строительных контор», «частей РОА», «инженерно-технических организаций» и т. д.

Курсантские группы были смешанными, реже национальными, в этом случае преимущественно из выходцев Кавказа и Средней Азии. Некоторые школы, среди них полтавская, имели отделения, в которых предварительную проверку, начальную военную и специальную подготовку проходили отобранные в лагерях кандидаты в агенты. В зависимости от типа, одновременно в школах обучалось 50—100 человек, в отделениях – 5—25. С учетом предполагаемого района действий (прифронтовая полоса или глубокий тыл) общий срок обучения составлял от 1 до 3 месяцев.

При подготовке диверсантов главное внимание концентрировалось на овладении саперно-подрывным делом. Изучались различные виды и типы мин, взрывчатых веществ и зажигательных средств, правила их применения и особенности использования, возможности изготовления тех и других с помощью подручных материалов. Исследовались магнитные и «угольные» мины, «разрывные» и «зажигательные» бомбы и др. Первые в основном рекомендовалось использовать для диверсий на транспорте, промышленных и других объектах, последние – для подрыва телефонных и телеграфных столбов, иных маломерных сооружений. В специально просверленное (глубиной 120–130 мм и диаметром 30–40 мм) отверстие за 2–3 минуты предполагалось установить специальный патрон с бикфордовым шнуром, который оставалось только поджечь. «Зажигательные» бомбы (для уничтожения складов, баз, различных зданий), применялись двух типов: со взрывателем замедленного (от 20 минут до 2 часов) и мгновенного (через 9 секунд) действия. Температура горения специальной зажигательной жидкости была настолько высока, что прожигалось 3-миллиметровое железное покрытие. Не менее тщательно изучались возможности и способы применения отравляющих веществ и ядов.

Здесь же будущие агенты постигали теоретические знания и практические навыки по тактике диверсионных действий: выбор и обнаружение возможного объекта нападения; изучение подходов к нему; взаимодействие участников операции; приемы ликвидации часовых; прикрытие диверсантов во время отхода и др. Практические занятия проводились на специально построенных макетах мостов, ангаров, баз, складов, а также на реально действующих объектах. С учетом предполагаемых задач, в советский тыл диверсанты забрасывались группами в составе 2–3, 3–5, 10 и больше человек.

От других видов подготовки агентуры заметно отличалось обучение радистов. По замыслу Абвера, в составе диверсионно-разведывательных групп, после командиров, им принадлежала ключевая роль. В сравнении с другими агентурными категориями значительно более длительный срок их подготовки сопровождался тщательным отбором и проверкой лояльности. Учитывались и природные данные – острота слуха, склонность к технике, навыки обращения с рацией и др.

В процессе обучения достигалось уменье без ошибок работать с ключом, принимать на слух радиограммы, быстро налаживать связь с радиоцентром, шифровать и дешифровать полученные материалы, ремонтировать подручными средствами с использованием запасных частей рацию и др. К самостоятельной работе специалист радиосвязи считался подготовленным, если в ходе выполнения контрольного задания без ошибок мог принять (передать) 70–80 знаков в минуту.

Перед отправкой за линию фронта все радисты проходили дополнительный инструктаж. На случай провала и работы под контролем советской контрразведки в радиограммах обуславливались условные знаки, пароли и т. д. Нередко на них возлагались и задачи «санитаров-чистильщиков».

Наряду с обучением радистов-мужчин, в некоторых школах создавались женские группы. В будущем их представители виделись в составе небольших диверсионно-разведывательных формирований, прежде всего для заброски в глубокий советский тыл. Легендировались они под семейные пары, командировочных, эвакуированных, выздоравливающих после тяжелых ранений, инвалидов, комисованных по болезни и т. д.

С лета 1943 г. (после неутешительных событий для Вермахта под Орлом и Курском) появился новый вид агентов – радисты-резиденты. Их подготовку осуществляли в основном школы в Штеттине (Польша), Нойкурене и Нидерзее (Восточная Пруссия). Сфера их будущей работы определялась освобожденной советской территорией. С учетом секретности предстоящего задания, они проживали на конспиративных квартирах, занятия по отдельной программе проводились в индивидуальном порядке или с предполагаемым напарником. Кроме радиодела, других специальных дисциплин, курсанты в деталях изучали особенности района предстоящей деятельности, топографию, шифры, тайнопись, фотодело, взрывчатые вещества, приемы общей и радиомаскировки. Для них заранее готовились и специальные места укрытий, явочные квартиры, основные и запасные каналы связи и многое другое. Кроме мощных радиостанций, их снабжали подложными документами, крупными денежными суммами, запасами продовольствия и вещевого имущества. Радистов-резидентов в преобладающем большинстве случаев подбирали из не подлежащих призыву в армию местных жителей, женщин, некоторых других категорий населения оккупированных районов. Наряду с разведкой и передачей в абверовские радиоцентры разведывательной информации, на них возлагались задачи подбора и формирования агентурно-осведомительной сети, проведения диверсий, других подрывных акций. Наибольшее число скрытых резидентур было оставлено в Прибалтике, Крыму, Украине и Белоруссии.

При подготовке всех видов агентуры абверовцы старались учитывать географические и природные условия планируемого района ее пребывания, особенности действий при захвате или уничтожении тех или иных стратегических объектов, проведении индивидуальных террористических актов и т. д. Такие подходы в обучении были характерны прежде всего для школ в Варшаве, Рованиеми (Финляндия), Вано-Нурси (Эстония), некоторых других. В местечке Гемфрут (Германия) абверовцы открыли и школу по обучению диверсантов из детей и подростков. Отдельно велась подготовка агентов для разведки, диверсий и террора в частях и соединениях ВМФ, в авиационных, танковых, технических и других родах войск Красной Армии.

В отличие от Абвера, система подготовки агентуры в школах РСХА имела свои особенности. Их можно свести к нескольким наиболее характерным чертам: вербовка агентов проводилась преимущественно из среды военнопленных; отобранные кандидаты проходили двойную и даже тройную проверку; обучение будущих агентов в большинстве случаев осуществлялось по национальному признаку; наряду с агентурно-диверсионной подготовкой обучающиеся подвергались усиленной национал-социалистической обработке. Обыденной нормой стала и проверка курсантов на лояльность нацистскому режиму, прежде всего через участие в различных карательных мероприятиях.

Процесс обучения и воспитания агентов предусматривал несколько этапов. В ходе первого из них отобранных кандидатов переводили в отдельные (подготовительные) отделения, которые дислоцировались на базе концлагерей. Получив условное название «активист», в течение одного-полутора месяцев они проходили всестороннюю проверку и начальное обучение будущему ремеслу. Непригодные для диверсионно-разведывательной работы, а также не внушающие доверия возвращались в лагеря или направлялись на работы в рейх. Остальных переводили в форлагерь (особый предварительный лагерь). После регистрации и медицинского осмотра «активисты» получали форменную одежду (как правило, бывшей чешской армии), документы (удостоверение личности), принимали присягу на верность Третьему рейху. Разделенные на группы по национальному признаку (славяне, выходцы из Кавказа и Средней Азии), курсанты проживали в обособленных бараках. В течение двух-трех месяцев продолжалось усиленное нацистское воспитание и еще более тщательная проверка на лояльность. Занятия по специальности не проводились. Исключение составляли радисты. Пребывание в особом лагере заканчивалось очередным отсеиванием «балласта», путь которого пролегал в карательные отряды СС, внутреннюю агентуру для работы среди восточных рабочих и военнопленных, различные полицейские формирования.

Выдерживавшие испытания направлялись в школы «Цеппелина», где проходили заключительный курс, заканчивавшийся формированием диверсионно-разведывательных групп и отправкой их в советский тыл.

Так, особый сборный лагерь (школа) на территории концлагеря Бухенвальд насчитывал более двадцати бараков, отгороженных от остальной его части высоким проволочным забором. Курсанты одного барака составляли взвод, четыре взвода – роту. В лагере их было пять. Учебные группы формировались по национальному признаку с условным буквенным и цифровым обозначением. В группах А1, А2, А3, А4 и А5 обучались радисты, разведчики и диверсанты; 1Б, 2Б, 3Б, 4Б, 5Б – члены карательных легионов. Первые назывались «активные», вторые – «боевые». В группах А7 и 7Б состояли те, кто по различным причинам вызывал подозрение и требовал тщательной проверки.

Архив

Из докладной СМЕРШ (1945 г.) о разведшколе «Цеппелин»

«В период оккупации Крыма с апреля по август 1942 г. в селе Демерджи функционировала разведшкола германского разведоргана «Цеппелин», численный состав которой насчитывал 100–120 человек. Среди населения школа была известна как «подрывная команда». Размещалась в бывшей больнице на северной окраине села. Прилегающая территория вокруг здания была обнесена колючей проволокой, и местным категорически воспрещалось подходить к данному участку.

Руководящий состав школы состоял из немцев численностью 10–12 человек. Состав слушателей был многонациональным: русские, украинцы, много кавказцев, и даже французы, чехи и итальянцы.

Разбитый на взводы (4–6 взводов), личный состав школы был одет в форму войск СС, имел пистолеты и финские ножи. Иногда слушатели носили гражданскую одежду – черные брюки навыпуск, черный пиджак, белую сорочку и черный галстук. Всегда были вооружены.

В разведшколе проводились занятия по следующим дисциплинам: подрывное дело (с практическим применением взрывчатых веществ по уничтожению мостов, зданий, минированию объектов и т. п.); радиодело (изучение радиоаппаратуры); телеграфное дело (изучение и работа на аппарате «Морзе»); изучение стрелкового оружия (с проведением практических стрельб); строевая и физическая подготовка.

Распорядок дня работы школы:

Подъем – в 6 часов.

Завтрак – в 7 часов.

Занятия – с 7:30 до 12 часов.

Обед – с 12 часов и послеобеденный отдых до 14 часов.

Занятия – с 14 до 18 часов.

Ужин – в 19 часов.

Свободное от занятий время – с 19 до 23 часов.

Отбой – в 23 часа.

В свободное время слушатели отлучались в село Демерджи, где посещали женщин и имели с ними интимную связь…

Из числа местных жителей с. Демерджи с официальным составом школы и слушателями близкие отношения поддерживали следующие лица: Гиндж Осман Аким – бывший староста села (перечислены фамилии еще 8 человек крымских татар и одной русской женщины. – Авт.)».

Курсанты, проявившие упорство во время учебы и доказавшие на деле преданность рейху, получали право остаться в школах «Цеппелина» и его филиалах на фельдфебельских и унтер-офицерских должностях. Одним из них стал некий Глеб Чиков, «трудившийся» бок о бок с упоминавшимся Григорием Кадыгрыбом. «Из Дрогобычского лагеря военнопленных, – вспоминал он на следствии, – меня направили в спецлагерь г. Зандберга в Восточной Пруссии (приемно-распределительный лагерь созданный весной 1943 г. вместо Бухенвальдского сборного лагеря. Официальное название – «СС зондерлагерь Зандберг». С целью шифровки – «военный лагерь РОА». – Авт.). После 9 дней учебы я был направлен в г. Псков – в лагерь СД. Шефом «Цеппелина» майором Крауссом (штурмбанфюрер СС Отто Вильгельм Краусс. – Авт.) 12 сентября 1943 г. я был назначен на должность секретаря отдела «1-А» при команде «Норд».

Вопрос: Расскажите о вашей деятельности как секретаря разведотдела «Норд «?

Ответ: Будучи секретарем отдела «1-А» я вел секретное делопроизводство и имел доступ ко всем секретным документам, среди них материалы по формируемых диверсионных группах, об их переброске в советский тыл, личные дела агентуры, топографические карты с нанесенными местами выброски этих групп и др.

Вся входящая корреспонденция из штаба «Цеппелин «проходила через меня. Я вскрывал почту и передавал ее начальнику отдела «1-А» (гауптштурмфюреру СС Шмидту. – Авт.). В дальнейшем по его резолюциям вел ее обработку. Кроме того, в моем ведении находились все личные дела русских военнопленных, служивших в системе «Цеппелина», и особая картотека на агентуру, находившуюся на территории Советского Союза. Картотеку я получил из отдела «VI-Ф», который оформлял фиктивные документы на забрасываемых агентов.

Одновременно я занимался подготовкой и упаковкой продовольствия, обмундирования, взрыввеществ, питания к рациям для диверсионных групп, действующих за линией фронта. Во время болезни штатного шифровальщика разведоргана, производил кодировку радиограмм, передаваемых диверсионным группам, и расшифровывал полученный от них ответ. Выполнял я и поручения по доставке из Пскова в диверсионную школу в городок Печки вновь завербованных агентов…

Вопрос: Что вам известно о структурном построении разведоргана?

Ответ: Разведывательно-диверсионный орган «Норд» состоял из следующих отделов: отдел «1-А» – осуществлял подготовку агентуры, комплектование диверсионных групп, переброску в тыл Советского Союза, поддерживал с ними радиосвязь, руководил их деятельностью. Отдел занимался также экипировкой и снабжением агентуры. На отдел «VI-Ф» возлагалась задача изготовления фальшивых документов, которыми снабжались перебрасываемые агенты. В своем подчинении он имел фотолабораторию и типографию. Отдел «Ц» осуществлял сбор разведданных, подбор агентуры, снабжал отдел «1-А» орденами, медалями, знаками различия военнослужащих Красной Армии, которые отбирались у военнопленных. Отдел «Б» выполнял функции хозяйственно-материального обеспечения».

По словам Вальтера Шелленберга, обучающиеся в школах «находились на одинаковом положении с немецкими солдатами и носили форму Вермахта, получали прекрасное питание и были хорошо расквартированы. Для них организовывались демонстрации пропагандистских фильмов и поездки по Германии. Пока они готовились, те, кто нес ответственность за их подготовку, имели возможность при содействии осведомителей выявлять их истинное лицо: хотели ли они только воспользоваться представленными преимуществами или же на деле стали противниками сталинской системы террора, а может быть, раздираемые внутренними противоречиями, все еще продолжали колебаться между нацизмом и сталинизмом…

С завершением психологической и идеологической обработки приступали к их обучению, причем особенное внимание уделялось подготовке в качестве радистов. Из-за большого числа обучаемых и нехватки преподавателей обучение проходило в атмосфере строгой военной дисциплины. Добровольцев разрешалось именовать только присвоенными им кличками, что приводило к значительным недоразумениям. После окончания подготовки их направляли на Восточный фронт с целью собирать информацию и проникать в ряды русских партизанских отрядов».

Одними из лучших среди диверсионно-разведывательных лагерей (школ) РСХА считались «учебные центры» в городах Яблонь (близ Люблина) и Освитц (район Бреславля), рассчитанные на подготовку агентов из представителей славянских народов. Первый назывался «Главный лагерь Яблонь», или «Особая часть СС». Здесь готовили разведчиков, диверсантов, террористов и радистов. Курсантскими кадрами он пополнялся из «предварительного особого лагеря» и зондеркоманды «Цеппелина». Одновременно здесь обучались 150–200 курсантов. Отдельной группой террористические навыки постигали 30 человек. Общая диверсионно-разведывательная подготовка заканчивалась детальным изучением и применением на практике приемов рукопашного боя с использованием холодного и огнестрельного оружия, гранат и мин специального назначения, другого, отдельно разработанного для них оружия. Не меньше внимания уделялось и возможному применению ядов и отравляющих веществ.

Примером деятельности, а также специфики школ-лагерей РСХА по подготовке агентуры может послужить следственное дело бывшего агента Михаила Левачева:

«– Вы арестованы как агент и штатный сотрудник германских разведывательных органов. Признаете свою принадлежность к немецкой разведке?

– Да, признаю. Агентом я стал в июле 1942 г., а в сентябре 1943 г. был зачислен на штатную должность в германский разведорган «Цеппелин».

– Расскажите, при каких обстоятельствах вы были завербованы?

– Я был завербован, находясь в плену в Лансдорфском лагере военнопленных (разговор идет о лагере в местечке Освитц в близи Бреслау (Польша), находившегося на территории дислокации войск СС, официальное название – «Лесной лагерь СС 20» («Вальдлагерь СС 20»). – Авт.). На меня заполнили подробную анкету, я собственноручно написал автобиографию. В конце анкеты содержалось подписка, которая сводилась к тому, что я обязуюсь хранить в строжайшей в тайне работу зондерлагеря Освитц. За нарушение буду строго наказан. Через полтора месяца при отъезде мне была присвоена кличка «Николаев». Так я стал агентом.

– Что из себя представлял Освитцкий лагерь?

– По существу зондерлагерь являлся школой предварительной подготовки немецких разведчиков. В нем они проходили специальную подготовку, а также проверку на верность немецкому рейху, обрабатывались в профашистском духе с последующей разведывательно-диверсионной деятельностью в тылу Красной Армии. Начальником школы был майор Клайнерт (штурмбанфюрер СС Иоганнес Клейнерт. – Авт.).

– Сколько времени вы обучались в Освитцкой разведшколе?

– С 15-го июля по 1 сентября 1942 года.

– Куда отбыли после этого?

– В сентябре, в составе 40 человек для продолжения учебы я был направлен в школу разведчиков-диверсантов в г. Яблонь (Польша).

– Охарактеризуйте эту школу?

– В школе проводилась специальная подготовка разведчиков и давались практические навыки диверсионно-разведывательной работы. Получив специальное задание, разведчики и диверсанты перебрасывались в советский тыл. Одновременно в школе обучалось 200–250 курсантов. С учетом их общей подготовки, а также специфики предстоящего задания и обязанностей они разделялись на взводы и полуроты. Подготовкой разведчиков руководил лично майор Шиндовский (штурмбанфюрер СС, затем начальник главной команды «Русланд Митте». – Авт.).

– В течение какого времени вы обучались в Яблонской школе?

– С сентября по декабрь 1942 года.

– С чем был связан перевод в особый лагерь Заксенхаузен?

– В Заксенхаузенский зондерлагерь в числе 70 разведчиков я был переведен в связи с излишней загруженностью школы в г. Яблонь.

– Охарактеризуйте этот лагерь?

– Лагерь дислоцировался на территории концентрационного лагеря Заксенхаузен и являлся школой наподобие Освитцкого зондерлагеря. Как и другие, находился в ведении «Цеппелина». Численность слушателей составляла около 250 человек. Делились они на две группы: разведчиков и радистов. Обучение проходило отдельно. Начальником лагеря был обер-лейтенант Ройснер, заместителем – белоэмигрант Кочубей (Кочубей Аркадий Николаевич, оберштурмфюрер СС. – Авт.).

– Сколько времени вы находились в Заксенхаузенском зондерлагере?

– С декабря 1942 г. по февраль 1943 г. Затем лагерь в полном составе передислоцировался в г. Бреслау. Там он продолжил выполнять функции школы предварительной подготовки разведчиков. Из этого лагеря часть «активистов» (так именовались слушатели школы) направлялась в антипартизанские бригады подполковника Родионова («Гилля»)… Я в конце августа 1943 г. был направлен в распоряжение начальника команды «Норд» разведоргана «Цепеллин» майора Краусса. 10-го сентября я приступил к работе в отделе 1Ц. В октябре 1943 г. мне было присвоено звание лейтенанта РОА. Занимался обобщением и систематизацией военно-экономических сведений о Советском Союзе».

Диверсионные группы (2–5 человек), чаще всего с участием спецслужб РСХА, забрасывались в районы Москвы, Ленинграда, Севера и Урала. Задания были традиционными: диверсии на железнодорожном транспорте, оборонных объектах, линиях связи, складах, базах, индивидуальные и групповые террористические акты, организация массовых отравлений, разведка воинских частей и стратегических предприятий военной промышленности, распространение провокационных слухов и домыслов. Соответствующим было снаряжение и материальное обеспечение: крупные суммы денег, запас взрывчатых веществ, яды, личное оружие, набор фиктивных документов.

В марте 1943 г., изменив название на «Ваффеншулле», школа вошла в подчинение главной команды «Русланд Митте». Дислоцировалась в г. Глубокое (Полоцкая обл.), затем последовали Псков, район Изборска, городок Печки, Рига, наконец, Чехия и Германия. Не изменился существенно и профиль работы – подготовка радистов и диверсантов. Действовала до весны 1945 г.

Освитцкая школа («Главный лагерь Туркестан» или «Лесной лагерь СС 20», он же «Вальдлагерь СС 20») агентуру «широкого профиля» готовила из уроженцев Средней Азии. Специализировалась и на обучении организаторов повстанческо-террористических групп, прежде всего из узбеков, казахов и туркменов. Отбор курсантов был жестким, принимались лишь проверенные и проявившие себя на «практике» в отрядах полиции и СС. Разовый переменный контингент составлял 150 человек. Программа подготовки была традиционной для школ РСХА. Комплектование диверсионно-разведывательных групп начиналось с первых дней обучения, поощрялось добровольное желание стать членом одной из них. Традиционным стало и наличие в составе групп радистов, иногда даже двух.

В апреле 1943 г. школа передислоцировалась в г. Осипенко (в главное расположение команды «Русланд Зюд»), затем на территорию рейха. С учетом «специальности» большинство диверсионно-разведывательных формирований десантировались в районы Астрахани, Гурьева, на территорию Узбекской и Туркменской республик. Как показало время, практически все они оказались обречены.

С середины 1943 г. трехступенчатая система подготовки агентов в школах РСХА подверглась усовершенствованию. Последнее объяснялось чувствительными потерями диверсионно-разведывательных кадров и неоправданно большим, с точки зрения Кальтенбруннера, сроком их подготовки. От централизованного обучения агентуры решено было отказаться. Эта миссия была возложена на только что созданные главные команды СС «Русланд Митте» и «Русланд Зюд», а также органы «Цеппелина». Пройдя в их предварительных лагерях двух-трехмесячный «карантин» и ускоренную проверку, идеологическую обработку и общую военную подготовку, для окончательного укрепления нацистского восприятия действительности, с целью доказать верность рейху, кандидаты в агенты направлялись в подразделения войск СС, где не менее месяца участвовали в карательных операциях против партизан и мирного населения. Испытательный срок заканчивался в спецшколах «Ваффеншулле», организованных на базе бывших «гауптлагерей».

В этот же период окончательно определялась и будущая профессия каждого агента – диверсант, разведчик, радист, пропагандист и др. Наиболее перспективные (преимущественно с высшим образованием) проходили индивидуальную подготовку для нелегальной и диверсионно-разведывательной работы в глубоком советском тылу. Значилась среди них и диверсионная группа «Ульм», подрывные действия которой предполагалось развернуть на Урале и в северных областях СССР.

Скрупулезно шел отбор радистов. В их число попадали особо проверенные и надежные агенты, на которых, кроме выполнения обязанностей по специальности, возлагалась задача наблюдения за действиями и настроениями членов диверсионно-разведывательной группы. Вместе с командиром им же вменялось предпринимать решительные, вплоть до физического уничтожения, меры на случай измены или опасности пленения.

В 1944 г. «образовательная» система подготовки агентуры спецслужб РСХА претерпела очередное усовершенствование. Приняв опеку над школами и курсами бывшего Абвера, VI управление Вальтера Шелленберга развернуло подготовку агентов не только для существующих потребностей, но и с прицелом на послевоенное время. Тогда же в Дрездене открылась высшая разведшкола «Арбайтсгенайншафт», главной задачей которой стала подготовка нелегалов для работы в республиках Средней Азии. Такие же «учебные заведения» вскоре появились еще в некоторых городах Германии.

Программа обучения агентов и диверсантов в школах РСХА от абверовских особо не отличалась. Традиционно преподавались минно-подрывное и радиодело, методы разведывательной работы, приемы и способы связи, вербовки осведомителей, конспирации, фашистской агитации, организации диверсионно-повстанческих групп и др. Ежедневно проводились занятия по строевой, физической и огневой подготовке, топографии и др. Изучались новые образцы мин и взрывчатых веществ, способы их маскировки в виде угля, противогазных коробок, бытовых предметов и т. д. Исключение составляла лишь индивидуальная подготовка агентов-нелегалов. Наряду с изучением общих и специфических приемов и методов агентурной работы, она предусматривала усвоение целого ряда дополнительных знаний – тайнописи, радиодела, углубленное изучение легенды прикрытия, каналов связи и многое другое.

После окончания учебы агенты разбивались на диверсионно-разведывательные группы. В соответствии с предполагаемыми районами действий и «служебным положением» проходило обеспечение подложными документами, военным, специальным обмундированием или гражданской одеждой, а также деньгами, оружием, спецсредствами, медикаментами, взрывчатыми веществами, минами и т. д. Вес снаряжения и вооружения нередко составлял 25–30 и более килограмм. На окончательное укомплектование и инструктаж (общий и отдельно с каждым членом группы) отводилось несколько дней. Для возвращения через линию фронта агент получал условный пароль-пропуск. Это, как правило, были слова: «1Ц СД» или его порядковый номер, например «К-67», где буква расшифровывалась как «Кавказ».

Характерной особенностью подготовки и воспитания агентурных кадров с участием спецслужб РСХА стало наличие в «образовательной» системе специального штрафного лагеря, где содержались агенты и официальные сотрудники «Цеппелина», других диверсионно-разведывательных формирований, совершившие те или иные проступки, расшифровавшиеся или вызывающие подозрение в преданности после возвращения из советского тыла. Появление лагеря пришлось на середину 1942 г. Дислоцировался в г. Крейцбурге (Верхняя Силезия), где шифровался под видом общего лагеря военнопленных (шталаг 318). В различное время численность его «подопечных» составляла от 100 до 400 человек. В зависимости от степени доверия они делились на несколько категорий: зачисленные в «особый взвод» штатные лагерные сотрудники, штрафники, особые штрафники, реабилитированные. Каждая из категорий имела определенного цвета одежду и издали заметный отличительный знак. У штрафников она была желтой с буквами «СУ». У «коллег» из категории «особых» такого же цвета с дополнительной буквой «С» на спине. Реабилитированные носили синюю униформу с теми же буквами «СУ». Остальной контингент облачался в одежду синего цвета без знаков «различия».

Первоначальной категорией, в которую попадали все прибывшие в лагерь, были штрафники. В «особом взводе» числились реабилитированные. После проверки их дальнейшая участь, как правило, определялась службой в полицейских подразделениях. Позже (в январе 1944 г.), на базе «особого взвода» появилась «зондеркоманда 108», на базе которой велась подготовка полицейских, а также штатных лагерных сотрудников и агентуры для работы в лагерях военнопленных и среди иностранных рабочих. После переформирования в «Шулюнгкомандо» (учебную команду) в ней стали осуществлять обучение традиционных специалистов шпионского ремесла. Финальный аккорд деятельности штрафного лагеря и его «учебной команды» пришелся на весну 1945 г.

Работа школ (курсов) Абвера и РСХА, прежде всего по организации обучения, внутреннего распорядка, решению бытовых вопросов, выдерживалась в традиционном немецком стиле и была схожей. В 1942–1943 гг., в сравнении с последующим периодом, она отличалась большей терпимостью и свободой действий обучавшегося контингента. Ситуация кардинально изменилась после поражения Вермахта на Курской дуге. Усилился внутренний режим, возросли требования к дисциплине, активизировался учебный процесс. Шесть часов специальной и общей подготовки увеличились до восьми-десяти. Переменный состав школ, дислоцировавшихся на территории рейха, только изредка стал бывать на экскурсиях, в ознакомительных поездках и т. д. Сократился и общий срок подготовки агентуры. Теперь он составлял 1–3 месяца, в отличие от прежних 3–6.

Возглавляли школы и курсы Абвера старшие и младшие офицеры, реже – имевшие боевой и специальный опыт по профилю обучения фельдфебели и унтер-офицеры. В отдельных случаях ими руководили офицеры Вермахта или РОА, они же – кадровые абверовские агенты из среды белоэмигрантов и националистов, среди них Борис Смысловский, Борис Рихтер, Георгий Бобриков, Сергей Обухов и др. Организационно-штатная структура школ, численность постоянного и переменного состава определялись спецификой и направленностью обучения. В среднем число штатных сотрудников составляло от 30 до 100 человек. Должности преподавателей и переводчиков занимали преимущественно бывшие советские и военнопленные других стран, имевшие соответствующую подготовку и изъявившие желание сотрудничать с немцами. Было среди них немало и тех, кто занимался изготовлением подложных документов, легенд прикрытия и т. д.

Маскируя «учебные заведения» под различные военные, полувоенные и гражданские объекты, Абвер стремился располагать их в наиболее неприметных и малодоступных местах. Всячески ограничивались и контакты обучающихся с местным населением. Для более тщательной их проверки обычным явлением стало насаждение в местах дислокации внутренней агентуры. Немало ее действовало и непосредственно в школах.

Форменную одежду курсанты получали из захваченных в оккупированных странах воинских складов. Изредка выдавалась немецкая униформа без погон. Право на ее ношение получали лишь наиболее отличившиеся. Виды поощрения для побывавших в «боях» агентов устанавливались в виде краткосрочных отпусков для поездки в Германию, денег, продуктов, сверхлимитных билетов в бордель, присвоения званий рядовых, унтер-офицеров, реже младших офицеров РОА или Вермахта, награждений т. н. «восточными медалями», низшими наградами рейха.

Курсанты, преимущественно по национальному признаку, проживали в казармах или бараках. Отдельно селились лишь обучающиеся по индивидуальной программе. Их общение с внешним миром всячески ограничивалось.

Трехразовое курсантское питание осуществлялось по нормам тыловых частей Вермахта. Со временем оно стало ухудшаться. Денежное содержание составляло 10–20 рейхсмарок в месяц. Их хватало лишь на насущные бытовые потребности. Культурно-массовая работа ограничивалась просмотром военных хроник министерства пропаганды рейха, художественными немецкими и иностранными фильмами, чтением нацистских газет и журналов, среди них – издаваемые РОА. Практиковались занятия различными видами спорта, в большинстве игровыми.

Организационно-штатное построение работы школ РСХА отличалось более жестким подходом и атмосферой бытия. Сам факт их нахождения на территории концлагерей уже создавал напряжение и нервозность. И хотя будущие агенты освобождались от тяжелых физических работ, имели относительно комфортабельные условия быта, достаточно времени для совершенствования шпионско-диверсионного мастерства, занятий спортом, дымящие трубы крематориев постоянно напоминали о реально существующей опасности возврата за колючую проволоку. Последнее служило и стимулом для добросовестного выполнения взятых в свое время на себя обязательств.

Все ступени подготовки агентуры РСХА (в заммельлагерях, формлагерях и собственно в диверсионно-разведывательных школах) возглавляли члены СС, сотрудники СД или гестапо. В отдельных случаях это были старые проверенные кадры из представителей других народов, среди них, например, оберштурмфюрер СС Аркадий Кочубей. Лиц из числа военнопленных и других категорий использовали только в качестве вербовщиков, переводчиков, преподавателей общевоинской подготовки, лечебного персонала, а также специалистов по изготовлению фальшивых документов. Из них же отбирались и «доверенные лица», осуществлявшие агентурно-оперативные разработки обучающихся и постоянного состава на лояльность к нацистскому режиму. Обыденным явлением были проверки на преданность рейху и с участием курсантов. В некоторых школах (в Евпатории, Осипенко и других) «личные качества» переменного состава изучались во время отпусков в город с последующим «случайным» знакомством с женщинами и мужчинами – внутренними агентами. Представляясь подпольщиками, партизанами или просто патриотически настроенными людьми, они старались навязать откровенный разговор, узнать подробности служебного положения и др. Недонесение о знакомстве и состоявшемся разговоре было для гестапо серьезным сигналом. Использовались и провокации, спаивание и т. д. Заподозренных в наименьшей нелояльности отправляли в концлагерь, в лучшем случае – в зондеркоманды или полицейские подразделения.

Тщательный отбор агентуры, ее неоднократные проверки и повязывание кровью преступлений стало серьезным залогом для определенных успехов РСХА в войне на невидимом фронте. В сравнении с диверсионно-разведывательными кадрами Абвера, попавшими в сети НКВД – НКГБ и СМЕРШа, их количество несколько разнилось. С другой стороны, и общее их число, в сравнении с Абвером, было в разы меньшим.

Роль РСХА в организации разведывательно-диверсионной деятельности в тылу Красной Армии, в том числе с участием агентуры, усилилась после падения адмирала Канариса, особенно с участием Отто Скорцени и его «истребительного соединения войск СС». Последнее нашло проявление в укреплении контактов с ОУН и УПА, националистическими организациями в Прибалтике, попытках сформировать диверсионную сеть «Вервольф» на территории рейха и др.

В архивных материалах и различных публикациях не приходилось встречать общей цифры агентуры, прошедшей специальную подготовку в «кадровых кузницах» Абвера, РСХА, других немецких спецслужб. Косвенные данные и собственные подсчеты дают основания утверждать: если не учитывать 1941 год, когда главная ставка была сделана на агентурные кадры «грубого помола», то в последующий период войны их общая численность составила не менее 90—100 тысяч человек. Примерно 75 % из них были обезврежены во время задержания или пришли добровольно с повинной. Некоторое количество агентов, прошедших специальную подготовку, советские спецслужбы выявили в послевоенное время. Но немало оказалось и тех, кто уцелел, не был наказан за сотрудничество с врагом, более того, нашел «приют» у новых хозяев. В современных условиях, как свидетельствуют факты, в первые ряды борцов за «демократию и процветание» во многих случаях и странах мира стали их дети и внуки.