Жертвы «Буссарда»

О трудных, порой жестоких испытаниях, выпавших на судьбы советских детей и подростков военной поры, в свое время написано немало. Многие из них наравне со взрослыми сражались с захватчиками или трудились в тылу. Немало было и тех, кто оказался в эвакуации, на оккупированной территории и того хуже – в гитлеровских лагерях. О малолетних жертвах войны сегодня в лучшем случае вспоминают в канун Великой Победы, к сожалению, на большее властей не хватает. Нашлись и такие, кто спустя многие годы после окончания войны пытается измазать грязью их души. Последним уподобились кинодраматург Владимир Кунин и режиссер Александр Атанасян, выпустившие на широкий экран свое творение под громким названием «Сволочи». Суть «шедевра»: 1943 год, в горах Алатау под Алма-Атой устроен секретный лагерь НКВД, в котором из подростков-рецидивистов, приговоренных за тяжкие уголовные преступления к высшей мере наказания, готовят диверсантов-смертников. Предназначаются они для заброса в Альпы для уничтожения некого сверхсекретного нацистского технического объекта…

Фильм вызвал крупный скандал: как оказалось, ничего подобного в природе не существовало, а была лишь выдумка людей, выразивших таким образом «любовь и уважение» к части современного общества, получившей государственный правовой статус «дети войны».

Архивные же документы свидетельствуют: такие школы существовали, однако были они организованы и действовали при непосредственном участии немецких спецслужб…

«В Тбилиси, – писали в адрес ЦК КП(б) Грузии и НКВД СССР (сентябрь 1942 г.) заместитель начальника тыла Красной Армии генерал-майор А. Ермолин и начальник штаба тыла генерал-майор М. Миловский, – находится много беспризорных ребят в возрасте до 14–15 лет. По ночам их можно встретить у подъездов домов спящими на каменных тротуарах.

Мы решили проверить, что это за ребята. Оказалось, что все они – дети участников Великой Отечественной войны. Отцы – на фронте, матери обычно погибли при бомбежках.

Часть ребят в Тбилиси недавно: прибыли из Новороссийска, Краснодара, Армавира, иных городов Кавказа. Часть – из Орла и других более отдаленных мест, родителей лишились уже давно. Многие ребята прошли длинными дорогами войны: в течение нескольких месяцев отходили на юг вместе с советскими войсками, некоторые прибыли из Севастополя с ранеными в момент заключительной эвакуации города.

Большинство детей одеты только в трусы, лишь некоторые имеют майки. Остальную одежду и вещи они обменяли на пищу.

Несмотря на беспризорность, встреченные нами ребята сохранили положительные качества: желают одного – работать и учиться в ремесленных училищах.

Считаем необходимым дать распоряжение Комитету трудовых резервов, народному комиссару просвещения и народному комиссару социального обеспечения… немедленно проявить настоящую заботу об этих детях и ликвидировать беспризорничество. Просим Ваших указаний провести эту работу не по-казенному, а по-отечески…, без промедления, чтобы не допустить их гибели и такого положения, когда в ежедневных поисках пищи дети постепенно вступят на нетрудовой и преступный путь».

Более трагичным положение детей было в блокадном Ленинграде, где к марту 1943 г. насчитывалось 15 тыс. беспризорников. Тысячи их погибли от холода и голода. Не лучшей была ситуация и в захваченных районах области. За наименьшее неповиновение в ходе показательных экзекуций наряду со взрослыми детей и подростков не раз подвергали жестоким наказаниям. Так, 20 января 1942 г. недалеко от деревни Новые Лодомиры (Ленинградская область) партизаны подорвали мост. По приказу немецкого коменданта собрали мужское население в возрасте от 15 лет и тут же всех расстреляли. Деревня подверглась сожжению дотла. «Детей, – отмечалось в информации УНКВД области, – немцы порют возле здания школы. Перед этим к месту расправы обычно сгоняются все школьники во главе с учителями. Выстраивают в одну шеренгу и никого не отпускают до окончания пыток».

Суровые будни ждали и около миллиона детей, оставшихся без отчего дома на остальной оккупированной врагом территории. «Родительскую заботу» о многих обездоленных взяли на себя спецслужбы Третьего рейха.

Начиналось все с малого. Из ориентировки (декабрь 1941 г.) Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта особым отделам армий: «15 ноября… Особым отделом НКВД 34-й кавдивизии задержаны 3 мальчика в возрасте 8—10 лет… При выяснении обстоятельств пребывания их на линии фронта установлено, что в г. Бобруйске немцы собрали около 50 детей в возрасте от 8 до 12 лет, не имеющих или потерявших родителей, и обучают разведывательной работе.

После месячного обучения 10 человек немецкой разведкой через р. Северский Донец переброшены на нашу территорию в районе с. Каменка Харьковской области. Пять подростков получили задание изучить дислокацию частей Красной Армии, выяснить места расположения штабов, засечь огневые точки в районе г. Изюм. Вторая пятерка имела аналогичное задание в расположении 34-й кавдивизии».

Возможность «массовой заброски немецких разведчиков-подростков» в тыловые районы не исключал и Особый отдел 6-й армии Южного фронта. Опасения оказались не напрасными. В течение нескольких дней в боевых порядках 393-й стрелковой дивизии появились три подростка. Двенадцатилетний Коля Черкашин показал: по любознательности, договорившись со сверстником Володей Мартыновым, 2 октября они перешли линию фронта в районе села Райгородок, «где были задержаны и доставлены в немецкий штаб, в котором в качестве охранника встретили ранее сбежавшего к немцам отца Мартынова – Мартынова Рудольфа, оставленного ими со шпионскими заданиями еще в 1918 году».

После обильного угощения и обещания вознаграждения, Черкашин и Мартынов снова пересекли линию фронта, на сей раз с задачей разведки советских войск. По их словам, совершали они это, как и семеро других подростков, среди них «четыре девочки, работавшие при немецком штабе», не один раз. Советская контрразведка выяснила: «опеку» над детьми на себя возложил отдел 1Ц штаба 57-й пехотной дивизии.

Что толкало этих, во многом несчастных, зачастую беспризорных детей на такой путь? Оккупация, голод, наглая, оболванивающая пропаганда, отсутствие отчего крова, а нередко любопытство и желание прикоснуться к неизведанному. А рядом «добрые» дяди не только дают вкусную еду, но обещают открыть весь мир, сулят роскошь, богатство и счастливую жизнь в освобожденной от большевиков Европе. Не исключалась возможность и онемечивания славянских детей как будущих солдат Третьего рейха.

«Дорогой Грейфельд! – писал Генрих Гиммлер (июнь 1942 г.) начальнику штаба имперского комиссариата по делам укрепления немецкой расы бригаденфюреру СС Ульриху Грейфельду. – Я ознакомился с генеральным планом «Ост», который в целом мне нравится. В подходящий момент я хотел бы представить его фюреру… Мне кажется, что в одном пункте меня неправильно поняли. Этот план должен включать в себя тотальное онемечивание Эстонии и Латвии, а также всего генерал-губернаторства. Мы, по возможности, должны осуществить все за 20 лет. Я лично убежден, что это сделать возможно…»

Учитывая участившиеся случаи появления в прифронтовой полосе детей-шпионов, Особый отдел фронта требовал: «С целью разоблачения засылаемой к нам агентуры противника, подвергать дознанию и тщательной фильтрации всех подростков, не имеющих или потерявших родителей и появившихся на линии фронта, а также в ближайшем тылу».

В указаниях союзного НКВД в адрес УКР фронтов и армий (февраль 1942 г.), конкретизируя ситуацию, Лаврентий Берия писал: «В прифронтовой полосе германская разведка организовала сеть разведывательных школ, в которые набираются дети и подростки в возрасте от 8 до 14 лет, главным образом из семей репрессированных советской властью родителей, уголовно-хулиганского элемента и беспризорных. Такие школы выявлены в городах Мценск, Белгород, Славянск, в селениях Райгородок (Сталинская область) и Протопопово (Харьковская).

В течение 7—15 дней дети и подростки обучаются незаметному проникновению в расположение частей Красной Армии, выяснению количества и родов войск, названий и нумераций частей, фамилий командиров, мест расположений артиллерии, танков, складов с боеприпасами и горючим».

На основе показаний задержанных малолетних агентов, в частности, отмечалось: в школе Мценска обучают навыкам агентурной разведки, владенья гранатой, винтовкой и револьвером, ползанию и окапыванию, обращению с топографическими картами, уменью различать воинские звания и др.

Сведения о работе немецких разведшкол по подготовке диверсантов из детей стали поступать и из других источников: зафронтовой агентуры, показаний арестованных, прибывших с повинной агентов, от партизанских формирований и местных жителей. 5 июня 1942 г. в ориентировке в адрес подчиненных структурных инстанций заместитель начальника Управления особых отделов НКВД С. Мильштейн подчеркивал: обучающиеся 11—13-летние подростки «воспитываются в духе преданности германскому фашизму, изучают технику конспирации, способы сбора разведывательных данных, а также технику проведения диверсионных актов.

Арестованный несовершеннолетний германский разведчик «Рославец» – Кузьмичев Н. И., 1929 г. р., окончивший разведшколу, получил от офицера разведки Мореца задание пробраться в г. Ефремов, в качестве воспитанника вступить в одну из воинских частей Красной Армии и собирать сведения о наличии войсковых соединений, их численности и вооружения.

На случай задержания при переходе линии фронта Кузьмичев был проинструктирован… выдавать себя за сына рабочего Конотопского завода Рославца Тимофея, который расстрелян как коммунист. Вместе с отцом убита и его мать. Желая мстить немцам за смерть родителей, он перешел линию фронта, чтобы вступить в одну из действующих частей Красной Армии».

Прикрываясь легендой, Кузьмичеву не только удалось пересечь линию фронта, но и стать воспитанником 18-го армейского запасного стрелкового полка. Агентурным путем его разоблачили лишь спустя время.

В сентябре 1943 г. во время марша к линии фронта вблизи г. Обоянь бойцы подразделения 18-й бригады войск НКВД задержали двух подростков 13 и 15 лет – Петю Гурова и Володю Румянцева. Они сознались: группа в составе 19 человек, 10 из них ровесники, ночью десантировалась с немецкого самолета. Всех снабдили кусками каменного угля, которые необходимо подбросить в ямы паровозного топлива. Тогда же в ГКО поступило совместное донесение советских спецслужб: «В первой половине сентября… органами СМЕРШ, НКГБ и НКВД арестовано 28 агентов-диверсантов в возрасте от 14 до 16 лет, переброшенных немцами на сторону частей Красной Армии. Из числа арестованных 15 диверсантов явились с повинной, остальные задержаны в ходе поиска.

Как показали малолетние агенты, 25 августа с. г. после окончания обучения на курсах 29 подростков доставили в г. Оршу (БССР), где они получили задание совершить диверсионные акты на линии железных дорог, идущих к фронту путем вывода из строя паровозов. С этой целью их снабдили взрывчатым веществом специального состава, по внешнему виду похожим на куски каменного угля. Их они должны были подбрасывать в угольные штабеля, расположенные у железнодорожных станций… Каждому подростку немцы выдали по 2–3 куска взрывчатки весом по 500 г. Диверсанты одеты в поношенную одежду гражданского и военного образца, имели по 400–600 рублей, советские газеты и пропуска для обратного прохода через линию фронта. Пропуска отпечатаны на узкой полоске тонкой бумаги, завернуты в резину и зашиты в складки одежды. На немецком языке написан следующий текст: «Особое задание, немедленно доставить в 1Ц».

Изъятые куски «угля» подвергли технической экспертизе. В заключении 4-го спецотдела НКВД СССР отмечалось: «Взрывчатка представляет собой неправильной формы массу черного цвета, напоминающую каменный уголь, довольно прочную и состоящую из сцементированного угольного порошка, нанесенного на оболочку сетки из шпагата и медной проволоки. Внутри оболочки находится масса, в которой помещено спрессованное вещество белого цвета, по форме напоминающее цилиндр, обернутое в красно-желтую пергаментную бумагу. К одному из концов этого вещества прикреплен капсюль-детонатор, в котором зажат отрезок бикфордова шнура с концом, выходящим в черную массу…

Экспертизой установлено: взрывчатое вещество относится к классу мощных ВВ, известных под названием «гексанит» и является диверсионным оружием, действующим в разного рода топках…

Всем органам контрразведки дано указание о принятии активных мер по розыску не задержанных еще двух диверсантов…».

Вскоре всплыли и другие подробности, связанные с функционированием детской спецшколы по подготовке диверсантов. Под кодовым названием «Буссард» она дислоцировалась на территории рейха в местечке Гемфурт вблизи г. Кассель.

Фундамент для ее появления заложила абверкоманда 203, абвергруппы которой действовали в полосе группы армий «Центр». Основным направлением их подрывных усилий стали войска Западного, а позже Белорусских фронтов. С ноября 1941 г. по сентябрь 1943 г. абверовцы находились в Смоленске, затем переместились в одну из деревень вблизи Орши, позже последовали Минск, Вильнюс, Белосток, Ленчица (Польша). Капитуляция рейха застала абверкоманду под Берлином.

Кроме пяти диверсионных абвергрупп (207, 208, 209, 210, 215), в ее подчинении находились и разведывательно-диверсионные школы в Смоленске и Минске, а также профильное «учебное заведение» по подготовке малолетних диверсантов…

«Ничто не ново под луной», – утверждал иудейский царь Соломон (965–928 до н. э.). Хорошо помнил древний постулат и «король ищеек» Вильгельм Штибер. Совершив в ХIХ в. революцию в развитии спецслужб, сумев создать во многих странах Европы широкую шпионскую сеть, он же внедрил и немало невиданных до сего приемов агентурной работы. Не случайно после победы над Австрией (1868) крайне скупой на похвалы начальник генштаба фельдмаршал Хельмут Мольтке в разговоре с рейхсканцлером объединенной Германии Отто Бисмарком признал: «Молокосос Штибер (на то время последнему не было и сорока лет. – Авт.) или кто другой организовал эту важную службу, но она выполняется хорошо, хорошо и хорошо».

Штиберу принадлежала и идея использовать в шпионской работе детей и подростков, нашедшая продолжение в период Первой мировой войны. «Необходимо отметить, – писал упоминаемый К. Звонарев, – что германская разведывательная служба вспомнила приемы Штибера и применяла их во время войны 1914–1918 гг. Так, в июне 1915 года на фронте одной из русских армий был задержан 15-летний мальчик, сознавшийся, что немцами в тыл русских послано еще 10 таких же подростков с разведывательными заданиями. Не подлежит сомнению, что при тщательном подборе и подготовке подростков они в военное время могли легче всего проникнуть в тыл противника, более свободно чувствовать себя, вращаясь в солдатской среде и более легко собирать весьма ценные данные. То, что приведенный факт был не единичным, показывает, что германская разведывательная служба пользовалась подростками в довольно широких размерах. Хотя мы и не имеем точных данных относительно результатов их агентурной работы, однако можно предположить, что некоторая польза от подростков была. Они обычно устраивались при разных штабах и обозах…, завоевывали симпатии и доверие не только солдат, но даже офицеров. Вращаясь среди военных, они подслушивали их разговоры и рассуждения о военных делах и передавали эти сведения, куда следует… В подходящих и удобных для этого случаях выкрадывали бумаги у зазевавшихся ординарцев и писарей.

Германская разведка возлагала на подростков также и функции диверсионной (активной) разведки, как-то: порчу телеграфных и телефонных проводов, развинчивание рельс, возбуждение паники и т. д. Германская агентура пользовалась также стариками и калеками…»

Спорадическое использование Абвером детей в диверсионных операциях началось уже в 1941 г. Тогда «опеку» над ними осуществляли смоленская и минская разведывательные школы. В 1943 г. было решено перейти на «поток», и открывшийся в Гемфурте специальный учебный центр напрямую подчинили абвергруппе 209, имевшей на день формирования (июль 1942 г.) условное название «Пехфогель»; позже его заменили на «Буссард». В свое время группу возглавили обер-лейтенант Отто Генпигс, затем капитаны Гюнтер Эггерс и Гуго Дрегер. В их подчинении находилась и рота РОА («Русский особый отряд») под командованием поручика Чвала. Основной специализацией абвергруппы были диверсии и борьба с партизанским движением.

Гемфуртская «детская» школа деятельность начала в июле 1943 г. Отбор будущих диверсантов (по немецкой терминологии «сарычей») проводился с немецкой пунктуальностью и основательностью. С первых дней в них стремились воспитать манкуртов, чудовищ и убийц, не помнящих родства. Циничными были и приемы «естественного отбора» лидеров. Среди массы подростков искали наиболее физически развитых и обязательно голодных. В отобранную группу бросали еду – колбасу или нечто подобное. За лакомый кусок начиналась потасовка, которая в большинстве случаев заканчивалась дракой. Здесь же определяли победителей и наиболее активных в борьбе за «выживание». Их ставили в пример остальным, затем отправляли в «школу», где начинались морально-психологические тренинги и физическое воздействие в духе нацистской идеологии, воспитание надежных помощников рейха и настоящих «сарычей». С оставшимися продолжались «эксперименты».

Но случались и «проколы». «Парнишка нехотя, медленно начал стягивать рубашку, и тут все увидели у него на шее аккуратно повязанный красный пионерский галстук», – писал в книге «СМЕРШ против Буссарда» генерал-майор контрразведки Николай Владимирович Губернаторов.

С мальчика попытались сорвать галстук, но он со словами: «Не тронь, жаба!», – вцепился в руку одного из охранников. На помощь бросились другие ребята. Мальчишку спросили, как его зовут. «Виктор Михайлович Камальдин», – ответил он с достоинством…»

В июле 1943 – феврале 1944 гг. «особую команду Гемфурта» возглавил унтер-офицер, специалист по диверсионной войне Роберт Шимек. «Общественные науки» преподавали бывшие белогвардейцы, специальные учителя-немцы и советские военнопленные офицеры, среди них и Юрий Петрович Евтухович, сын полковника царской армии. На помощь им приходили и представители власовской РОА. Детей и подростков погружали в атмосферу вседозволенности, поощряли тягу и желание к «приключениям», поощряли то, что раньше казалось позорным и унизительным. Превозносилось все немецкое, для чего малолетних курсантов вывозили на экскурсии в «образцовые» города, заводы, фабрики и фермы рейха. Ломая детскую психику, из них делали уголовников и особей, ненавидевших свою Родину.

Подготовку по минно-взрывному делу осуществляли исключительно немцы – унтер-офицер Викангайзе и обер-ефрейтор Гидройст. Будущих диверсантов обучали навыкам минирования объектов (мосты, дороги, электростанции, депо и др.), маскировки, уменью уходить от преследования, придерживаться легенд прикрытия и т. д.

Одновременно в школе обучались 25–80 человек. Срок их подготовки определялся в 1–2 месяца. Затем переезд на ближайший аэродром и группами по 2, 4, 6 и более человек «сарычи»-подростки самолетами перебрасывались в советский тыл. Снаряжение каждого диверсанта было традиционным: несколько кусков взрывчатки, недельный запас продуктов, 400–500 рублей и безобидные бытовые вещи. В летний период одевали в грязные, поношенные гимнастерки или рубашки, такие же брюки, некоторым давали старые красноармейские пилотки, разбитые ботинки. Большинство же были вовсе без них. Внешний вид диверсантов-детей, по мысли абверовцев, не должен был вызывать никаких подозрений.

В операции под кодовым названием «Буссард» воспитанники «Особой команды Гемфурта» начали участвовать в 1943 г. В последние дни августа с Оршанского аэродрома почти одновременно в воздух поднялись двухмоторные «Хенкели», на борту которых находился ее первый выпуск. Не предусмотрели абверовцы одного – что практически все их ученики добровольно предстанут перед советской контрразведкой. Был среди них и Витя Камальдин.

«1 сентября 1943 г., – сообщал в адрес ГУКР начальник Управления контрразведки СМЕРШ Брянского фронта генерал-лейтенант Н. И. Железников, – в Управление явились: Кругликов Михаил, 15 лет, уроженец г. Борисова БССР, русский, образование 3 класса, и Моренков Петр, 13 лет, уроженец Смоленской области, русский, образование 3 класса. В процессе беседы и их опроса установлено наличие диверсионной школы подростков в возрасте 12–16 лет, организованной германской военной разведкой Абвер… Одновременно с Крутиковым и Моренковым с аналогичным заданием в наш тыл выброшены еще 27 диверсантов-подростков в районы железнодорожных станций Московской, Тульской, Смоленской, Калининской, Курской и Воронежской областей. Это свидетельствует, что немцы с помощью диверсий пытаются вывести из строя паровозный парк и тем самым нарушить снабжение наступающих войск Западного, Брянского, Калининского и Центрального фронтов…»

Эпопея малолетних жертв «Буссарда» закончилась, практически не начавшись. Планы Абвера нанести с помощью диверсантов из числа советских детей и подростков удар по железнодорожным коммуникациям провалились. Не было зафиксировано с их участием ни одного случая подрыва военного эшелона или другого объекта. Не пришлось контрразведчикам ни разу применять против них и оружие.

Примечательным оказался и финал операции «Буссард». Уголовная ответственность за совершенные в военное время преступления наступала с 14 лет. Почти каждый ее участник мог подвергнуться суровому наказанию, вплоть до высшей меры. Еще раз сошлемся на Николая Губернаторова: «Сталин сказал: «Значит, арестовали! Кого? Детей! Им учиться надо, а не в тюрьме сидеть. Выучатся – народное хозяйство будут восстанавливать. Соберите всех и отправьте в ремесленное училище. А об опасности нашим коммуникациям доложите в ГКО…»»

Незавидной оказалась и судьба «Особой команды Гемфурт». В ходе ликвидации Абвера в феврале 1944 г. она поменяла главного «хозяина» на ведомство Шелленберга. Сменили и руководителя. Школа переехала в замок Бишофсфельден вблизи г. Конин (Польша), на базу одной из бывших абвергрупп. В августе пришлось бежать в г. Жгув, где для многих ее сотрудников война закончилась пленением советскими войсками. Последним пристанищем для уцелевших стал Лукенвальд, в 50 км от Берлина.

О диверсантах из числа подростков в документах советских спецслужб вспоминалось до середины 1944 г. В частности, в указаниях союзного наркомата внутренних дел территориальным органам отмечалось: «По имеющимся в НКВД СССР сведениям, на участке Полтава – Кременчуг Южной железной дороги и Верхний Томск – Мелитополь Сталинской железной дороги немцы усиленно забрасывают диверсионные группы… Их появления отмечены и в других местах… Диверсанты снабжаются взрывчатыми веществами, специально предназначенными для уничтожения паровозов, а также шашками тола с детонаторами, противогазами, наполненными взрывчатым веществом, для свершения подрывов железнодорожных сооружений и полотна железной дороги».

Среди парашютистов заметили и нескольких подростков. С их помощью немецкие спецслужбы все еще пытались расширить диапазон подрывной работы в советском тылу. Перед малолетними диверсантами ставились также задачи отравлять в колодцах воду, еду в госпиталях для раненых, совершать террористические акты в армейских клубах, столовых и кинотеатрах. С подобными целями их забрасывали и в партизанские формирования. Совершенствовали абверовцы и орудия диверсий, перейдя от приметного «угольного заряда» к изготовлению мощного геоксинового взрывчатого вещества в виде мелкого угля, быстродействующего смертельного яда и т. д.

Среди тех, кто не по своей воле оказался в детских гитлеровских спецшколах, приказы врага выполнили единицы. Существование подобных «учебных заведений» было военным преступлением, которым гитлеровцы грубо нарушали международное право о законах и обычаях войны. Об этом хорошо знали и авторы фильма «Сволочи», что, однако, не помешало им сказать свою «правду» о Великой войне и ее жертвах.

 

Операция «Бурый медведь»

Из спецсообщения № 340 от 23.02.1945 г. наркому государственной безопасности СССР В. Н. Меркулову:

«В материалах полиции безопасности и СД в Галиции, обнаруженных нами после изгнания немцев, в бывшем здании СД города Львова найден ряд совершенно секретных документов полиции безопасности и СД об их переговорах и совместной деятельности с ОУН-УПА на территории западных областей Украины в борьбе против Красной Армии и советской власти.

Анализ изъятых документов свидетельствует, что бандеровский Центральный «Провод» ОУН с начала 1944 года, в связи с возросшими темпами наступления частей Красной Армии и освобождением территории Украины от немецких захватчиков, неоднократно обращался к различным германским инстанциям с предложением максимально использовать кадры ОУН и УПА в борьбе против Красной Армии, партизанских формирований и органов советской власти в нашем тылу…

Отдавая себя всецело в распоряжение немцев и заверяя их, что «Провод» ОУН подчинит все свои организации и банды УПА только выполнению заданий германского командования, представители «Провода» добивались ведения переговоров и заключения соглашения с немцами для борьбы «против большевизма» как равные партнеры.

Представитель Центрального «Провода» ОУН, выделенный от военной и политической референтур «Провода», называвший себя «Герасимовским», при своих неоднократных встречах с представителями полиции безопасности и СД каждый раз доказывал последним, что бандеровцы никогда не вредили немецким интересам, а наоборот, все время оказывали им максимальную помощь, ведя борьбу за интересы Германии…

От имени Центрального «Провода» ОУН Герасимовский заверял немцев, что ОУН и УПА будут помогать германскому командованию в обеспечении подвоза к линии фронта войск и техники, содействовать немецкой стройке на Востоке и проведению мобилизации украинцев в германскую армию, предоставлять агентурно-разведывательные данные о Красной Армии, коммунистах и партизанах, действующих в тылу немцев, и организовывать бандитско-диверсионную и террористическую работу в советском тылу… Герасимовский предлагал немцам передать попавших в руки УПА советских разведчиков, парашютистов и партизан. Он предлагал также передать им украинцев, дезертиров из дивизий СС «Галичина» с условием, чтобы их строго не наказывали…

За свою бандитско-террористическую и шпионскую работу, которой будет подчинена вся деятельность ОУН и УПА, Центральный «Провод» просил немцев снабжать его оружием и боеприпасами… В этой связи следует подчеркнуть, что «Провод» ОУН настаивал, чтобы его переговоры с немцами носили сугубо секретный характер, чтобы о них совершенно не знали не только в народе, но даже среди рядовых членов ОУН и УПА, дабы не дать повод большевикам, как указывал Герасимовский, считать ОУН-УПА прямой германской агентурой, состоящей на службе полиции безопасности и СД.

Документально устанавливается также, что ряд руководителей армейских разведывательных групп на специально созванном во Львове 19 апреля 1944 года совещании признал, что основной базой немецкой разведки, откуда она черпает кадры шпионов, диверсантов и террористов – является ОУН и УПА…

Народный комиссар государственной

безопасности УССР Савченко».

К середине 1944 г. предвоенные договоренности «керманичей» ОУН с нацистскими спецслужбами вышли на качественно новый уровень. Потеряв главного покровителя в лице адмирала Канариса, радикальное бандеровское крыло Организации украинских националистов ставку сделало на РСХА. Оказались забытыми предыдущие «недоразумения» и старые «обиды», среди них отказ немцев легализовать ОУН в среде «независимой» Украины, и даже факт «заточения» в эсэсовский лагерь Заксенхаузен «вождя» нации Степана Бандеры. Последнее произошло невзирая на то, что еще до начала войны «раскольник» ОУН «обязался давать своих людей для обучения диверсионной работе в немецких школах, переводчиков для немецких штабов и активизировать в советском тылу диверсионную, разведывательную и повстанческую работу». Формальным поводом для его «изоляции» от внешнего мира послужили «неправильно» истраченные 2,5 млн рейхсмарок, полученные в свое время от Абвера.

Тогда столько же досталось и его главному оппоненту в националистическом движении Андрею Мельнику, более умело демонстрировавшему перед абверовскими и эсэсовскими «друзьями» свою политику по отношению к рейху. В «трудную» минуту Бандере не смог помочь даже глава греко-католической церкви митрополит Андрей Шептицкий, видевший себя чуть ли не духовным наставником у самого Гитлера. Освятив в соборе Святого Юры прибывший во Львов с «исторической миссией» батальон «соловьев», он не забыл поздравить и фюрера «великой Германии» с оккупацией войсками Вермахта столицы Украины. Продолжая беспокоиться о его здоровье и дальнейшей судьбе, вскоре писал:

«Фюреру и рейхсканцлеру

Великогерманского рейха Адольфу Гитлеру.

Берлин.

Ваша эксцеленция

Нижеподписавшийся украинский архиепископ византийского обряда во Львове на протяжении многих лет знает одну женщину, которая долгие годы восхищается фюрером и всегда молится за него.

Эта женщина является пророком и часто видит таинственные видения, которые по принципам мирической теологии могут считаться сообщениями Всевышнего. Эта женщина просит меня написать письмо.

Я делаю это охотно в мнении, что этим я выполняю свой долг перед Вашей эксцеленцией. Пророку Богом сказано следующее:

«Гитлер смиренно просил меня о победе. Он будет выслушан и приведен к вершине земной высоты и земного шара, если сделает то, что я от него требую. Он должен помочь христианству получить победу в полном согласии с главой христианства, папой Римским».

Если Ваша эксцеленция желает получить более подробные данные, тогда я к Вашим услугам.

Вашей эксцеленции преданный слуга.

Андрей Шептицкий – Архиепископ.

Львов, 3 марта 1942 года.

Площадь Георга, 6».

События же в предпоследний год войны на Восточном фронте разворачивались по известному сценарию. Отто Скорцени: «В начале осени 1944 года нам во Фридентале стало известно, что изолированные во время отступления группы немецких солдат присоединились к партизанам Бандеры. Среди тех, кто выжил, оказались и добровольцы из 14-й дивизии гренадеров дивизии СС «Галиция», сформированной в 1943 году из украинцев и русских Галиции и Волыни. Её символом был галицийский лев с тремя коронами и трезубец святого Владимира. Дивизия «Галиция» в августе 1944 года храбро сражалась в котле под Тернополем бок о бок с 18-й добровольческой танковой дивизией гренадеров СС «Хорст Вессель», а также французской боевой группой из бригады войск СС «Шарлемань», – все они отличились в боях.

Я решил создать спецподразделение, в задачу которого входило бы обнаружение Бандеры и переговоры с ним. Мы хотели организовать немецких солдат в небольшие группы, которые смогли бы добраться до наших позиций. В любом случае медикаменты, оружие и боеприпасы мы посылали бы УПА, а после разметки посадочных площадок в лесу раненых эвакуировали бы воздушным транспортом.

Командиром группы я выбрал откомандированного из Вермахта капитана Керна, ранее служившего в дивизии «Бранденбург». Керн говорил по-русски и по-польски. В состав подразделения включили десять унтер-офицеров и рядовых немцев, а также примерно двадцать русских, испытанных антисталинистов из моего «Охотничьего подразделения Восток». Следовательно, в подразделении насчитывалось тридцать хорошо обученных и готовых на все солдат, обеспеченных русскими мундирами, сапогами, оружием, табаком и фальшивыми документами. С побритыми головами и двухнедельной щетиной на лице они выглядели как настоящие русские солдаты. Мы назвали эту операцию «Бурый медведь».

Подразделение Керна линию фронта перешло в декабре 1944 года в Восточной Чехословакии. Через две недели я в первый раз наладил закодированную связь с капитаном Керном по радио. Он встречался с Бандерой, солдаты которого удерживали достаточно обширную лесистую горную местность, размерами пятьдесят на двадцать километров. Благодаря надежным кадрам (среди которых было много офицеров дивизии «Галиция») и симпатии, какой Бандера пользовался среди антирусски и не менее антикоммунистически настроенного населения, он очень быстро смог организовать свои отряды …

Бандера оказался решительно против идеи отправки наших солдат на Запад (по данным Скорцени их было несколько тысяч. – Авт.), чтобы они попытались пробраться к немецким позициям, так как они были ему нужны. Объединившая 25 представителей различной политической ориентации Украинская головная вызвольная рада (УГВР) решила в июне 1944 года, что учебными лагерями и военными училищами будут руководить немецкие офицеры. Их большинство возглавляло «сотни», то есть роты (УПА. – Авт.).

Бандера согласился эвакуировать раненых немецких солдат, и его люди соорудили посадочную площадку в лесу. Однако на момент окончания работ в оставшейся под моим командованием части люфтваффе «Бомбардировочной авиационной эскадре 200» уже не было топлива. Мы смогли лишь на парашютах сбросить врачей с медицинским снаряжением, лекарства, оружие и боеприпасы. Керну и его людям я приказал, чтобы они пробивались назад.

Солдаты, участвовавшие в операции «Бурый медведь», прорывались через линию фронта в марте 1945 года в необыкновенно трудных условиях… Несмотря на это, Керн потерял только пять человек…».

Цитируемые строчки из мемуаров Скорцени были написаны спустя много лет после окончания войны. Не располагая архивными материалами и показаниями участников описываемых событий, полагаясь лишь на собственную память, в этом и других случаях автор допустил не только фактические неточности, но и исторические искажения. По всему, наиболее объективно он отразил лишь личную убежденность в «гениальности» и «человеколюбии» своего кумира – Гитлера.

Опираясь на документальные источники и рассказы очевидцев, попробуем посмотреть на описанные события под другим углом…

После краха Абвера почти все его фронтовые подразделения вошли в подчинение РСХА, прежде всего службы безопасности. Среди них была и абверкоманда 202, получившая название «Фронтовая разведывательная команда» (FAK 202). В свое время командирами абверкоманды 202 были подполковник Эрнст цу Эйкерн, майоры Зелингер, по другим данным – Заличе (он же «Бенеш» – погиб в июле 1944 г.) и Карл Хелльвит. Упоминаемый Витцель Дитрих (он же Кирн-Керн), был заместителем Хелльвита, а после его гибели от партизанской пули возглавил диверсионно-разведывательный орган. На последний период существования FAK 202 пришелся и звездный час капитана, вскоре майора Кирна. Тогда же он стал кавалером двух значимых для него наград – Рыцарского креста Железного креста Третьего рейха и золотого Креста заслуг УПА…

История же абверкоманды 202 следующая: в 1941 г. из района Кракова ее путь пролег до Львова. По данным сотрудника абвергруппы 220 (входила в состав абверкоманды) Иосифа Климчука, из города Льва команда передислоцировалась в городок Кременец, затем последовали Старый Константинов (село Кузьмин), село Садки, в 10 километрах от Бердичева, позже село Пиковец вблизи Умани. С сентября 1941 г. по осень 1942 г. абверовцы дислоцировались в Полтаве (ул. Монастырская, 14), затем в Харькове, Запорожье, Кировограде и, наконец, в Виннице, вблизи фронтовых ставок Гитлера, Гиммлера и Геринга. С началом освобождения Украины вынуждено двинулись в обратный путь – сначала во Львов (ул. Бема, № 7 и № 8), вскоре в Краков. Здесь же (по улице Стратевского, 42/10) обустроился и ее диверсионно-учебный центр, «учениками» которого преимущественно выступали оуновцы и уписты. Профессиональные навыки они совершенствовали на дополнительных курсах в сборном лагере. «Практику» проходили в тылах Красной Армии. Главная задача – диверсии на военных и промышленных объектах, террористические акты, нацистская пропаганда, сбор разведданных. Действовали, как правило, в советской военной форме, униформе сотрудников НКВД, НКГБ, милиции, внутренних и пограничных войск. Не отказывались и от других приемов маскировки.

Войдя в подчинение СД, FAK 202 приступила к выполнению задач поставленных ей в РСХА. Одна из них, под названием операция «Бурый медведь», пришлась на осень 1944 года…

С помощью немецких коллег автору этих строк в свое время удалось познакомиться с главным ее героем – майором Витцелем Дитрихом, он же капитан Кирн (Керн). Ответить на интересовавшие нас вопросы визави согласился в ходе видеоинтервью, в котором рассказал о его контактах с УПА, отношении к мемуарам Скорцени, о встречах с Бандерой и др.

Интервью состоялось 30 ноября 2007 года:

– Я, – отвечая на первый вопрос, начал господин Витцель, – абсолютно точно могу говорить только за период с августа 1944 г. по май 1945 г., когда я был командиром FAK 202, отвечавшим за связь с УПА. Рассказать о событиях до этого могу, лишь опираясь на документы и некоторые личные наблюдения. Но вначале небольшое отступление от моих комментариев.

Диктатура в Третьем рейхе не была классической диктатурой, когда один человек издавал приказы и ему одному все подчинялись. Нет, диктатура в Третьем рейхе, используя распространенную сегодня терминологию, была поликратия. Это значит, что под диктатурой скрывались различные силы со своими собственными интересами (НСДАП, СС, Вермахт, СА и др. – Авт.). Это относилось и к действиям на Украине.

Вермахт, а конкретно Абвер, т. е. военная служба разведки и контрразведки, с самого начала строительства вооруженных сил Германии, т. е. с 30-х годов, поддерживал связь с украинскими националистами – ОУН, различая и деля ее на две части: ОУН-М (Мельника) и ОУН-Б (Бандеры). Но, в основном вся работа концентрировалась вокруг Бандеры.

Работая с ним, Абвер помог создать два батальона из добровольцев ОУН – «Нахтигаль» и «Ролланд». Во время нападения Германии на СССР в 1941 году они находились в первой линии войск Вермахта, они же заняли Львов.

К Вермахту во Львове было позитивное отношение, и в этом городе Бандера и Стецько приступили к созданию национального Украинского правительства. В ответ на их действия Вермахт вначале занимал нейтральную позицию. Но по истечению нескольких дней от политического руководства в Берлине поступило указание: запретить какие-либо действия украинцев в этом направлении. Бандера и Стецько вынужденно распустили свое правительство. Позже их вызвали в Берлин, и после разговора они попали в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Но там их поместили не на основной территории, а на особом участке, где условия содержания отличались в лучшую сторону.

На Украине Абвер, как я уже говорил, работал совместно с ОУН, но когда политическое руководство Германии стало проводить там собственную политику…, тогда ОУН к немцам повернулась спиной. Но связь с Вермахтом не прекратилась. В основном она поддерживалась через генерал-губернаторство в Кракове (там же находились АСТ «Краков» и штаб-квартира ОУН. – Авт.)…

Говоря о пребывании в УПА немцев и утверждении Скорцени, что там их было тысячи, Витцель Дитрих ответил: «К мемуарам Скорцени надо относиться осторожно, конечно, были случаи, когда немцы воевали в рядах УПА и вели борьбу вместе с ними, но массовых случаев не было». Ушел он от ответа и о зверствах ОУН и УПА на Волыни: «Об особой жестокости отрядов УПА, если исходить из того, что шла война, мне лично не известно. Да, я слышал и знаю, что на Волыни и других местах были совершены преступления против польского народа, но на территории Галиции мне о таких преступлениях не ведомо».

Подобный ответ прозвучал и о галицийских эсэсовских дивизионщиках: «В отношении дивизии СС «Галиция» ничего особого сказать не могу. К августу 1944 года она в основном прекратила существование. О ее истории расспросите кого-нибудь другого».

Затем последовало главное – об участии капитана Кирна в операции «Бурый медведь».

– Когда в августе 1944 года я принял командование над FAK 202, мне было известно, что отношения Абвера с УПА сохранены. У меня в команде находился солдат, который был связан с УПА и имел с ней хорошие контакты. Его псевдоним – «доктор Орлов», он, кажется, являлся министром иностранных дел в тайном украинском правительстве (Я. Стецько. – Авт.).

Я также попытался навести контакты с УПА, мне сказали, это хорошее желание, и УПА его поддерживает, но территория Украины уже оккупирована СССР, и прежде чем налаживать связь с УПА, надо заручиться согласием Бандеры, а он находится в лагере Заксенхаузен. Сказали и другое: для того, чтобы встретиться и поговорить на эту тему с Бандерой, требуется разрешение, а его может дать только шеф гестапо группенфюрер Мюллер.

В августе 1944 года я выехал в Берлин, где мне сообщили, что Мюллер меня примет. Я попросил его о встрече с Бандерой вместе с доктором Орловым. Вначале Мюллер не соглашался, но в конце концов встречу разрешил, однако с обязательным ее протоколированием. Мы поехали в Заксенхаузен. При входе в лагерь стоял барак с большим помещением внутри. Мы вошли в него, и вскоре привели Бандеру. Согласно распоряжению Мюллера, Орлов и Бандера прошли в угол и проговорили там около часа. Затем мы возвратились в Краков, а Бандера остался в лагере. УПА получила от него добро на помощь ей со стороны немцев в борьбе против советской армии…

С этого момента подготовка операции «Бурый медведь» вступила в завершающую стадию. Скорцени утверждал: главная ее цель заключалась в спасении немецких солдат, оказавшихся в бандеровской «армии»; в ней участвовали около тридцати диверсантов; началась она в декабре 1944 года. Кирн: «Я создал группу из 7 человек, и в начале октября 1944 года вместе со связным УПА, которого нам представил Орлов, мы перешли линию фронта, где встретились с товарищами по оружию. В советском тылу мы пробыли более пяти недель, встречались и разговаривали с представителями и руководителями УПА, в итоге зашли почти на 180 километров от линии фронта в район местечка Калуш (Ивано-Франковская область. – Авт.).

У нас была рация, по ней мы поддерживали связь с эскадрильей люфтваффе. Вскоре прилетел самолет с оружием, одеждой и деньгами для УПА. С помощью десантировавшегося летчика вблизи местечка Степановка мы подобрали место, где самолет мог совершить посадку. Это была большая поляна, ее оборудовали и через несколько дней там приземлился транспортный Ю-52. На нем улетели моя команда, прибывший с нами связной, 3 или 4 человека из УПА, а также несколько немцев, находившихся в ее отрядах. В тот же день мы прибыли в Краков.

Позже, два или три раза, наши самолеты совершали вылеты с оружием и снаряжением для УПА, но они не приземлялись, а все сбрасывали на парашютах.

В связи с новым развитием событий Бандера и другие лидеры ОУН были освобождены из концентрационного лагеря. Фронт продвинулся дальше, мы оставили Краков, другие территории, однако контакты с УПА продолжались вплоть до окончания войны. Были ли контакты представителей УПА с западными союзниками, я не знаю. Я лично контакта с ними (УПА. – Авт.) не искал, так как понимал, что если их активная связь с Вермахтом станет известна союзникам, то это скорее может им навредить…».

Более подробные и точные сведения о событиях октября – ноября 1944 года находим в отчете, написанном капитаном Кирном после возвращения из-за линии фронта:

«Фронтовая разведывательная команда 202 3/474

армии А. 2008/44 27 ноября 1944 г.

Секретно!

Общий отчет: Партизанский отряд в советском тылу.

Под руководством командира FAK 202, группа из семи человек… провела диверсионную операцию в глубоком советском тылу…

А. Внешний ход событий.

6 октября капитан Кирн с группой перешел главную боевую линию в Венгрии в 15 км западнее от Ужокского перевала. С 6 по 10 октября по принципу передового разведывательного отряда группа продвигалась в восточном направлении вдоль линии снабжения советских войск. Фактически переход осуществлялся ночью, в стороне от дорог.

10 октября в районе Сухого Потока (западнее Сколе), в 50 км от фронта, встретили первое подразделение УПА, которому капитан Кирн был известен по предыдущим переговорам. Отсюда впервые была установлена радиосвязь с FAK 202 в Кракове.

Покинув район Сухого Потока, группа направилась в сторону Болехова для переговоров с влиятельным командиром УПА (Романом Шухевичем. – Авт.). В связи с возникшей опасностью появления противника вынужденно двинулись на юго-восток в район с. Бубнище, где находился командир УПА. Во время перехода произошло боевое столкновение с противником, в ходе которого удалось захватить пленных. Один из солдат группы получил ранение. Место встречи было достигнуто 16 октября.

Время пребывания в районе Бубнище (до 31 октября) использовалось для ведения переговоров с командованием УПА, отдыха разведывательного отряда, сбора информации, обучения командиров УПА по вопросам радиосвязи и использования особых боевых средств…

Поскольку из-за длительного пребывания во влажном лесу батареи рации пришли в негодность, для их замены был совершен налет на советский воздушный пост оповещения в Орове. При столкновении один офицер группы получил тяжелое ранение осколком ручной гранаты. 30 октября была налажена радиосвязь с FAK 202 и передана просьба о прибытии самолета… 7 ноября на посадочную площадку в районе Степановки приземлился самолет. Он доставил группу капитана Кирна … в Краков.

Пятинедельное пребывание в советском тылу поставило перед группой большие моральные и физические нагрузки… Погода была дождливой, переходы в большинстве осуществлялись через покрытые лесами горы, на высоких участках (более 1000 м над уровнем моря), ощущался холод.

Почти все участники были простужены, плохо питались, страдали расстройством пищеварения. Однако в группе постоянно поддерживалась боеготовность.

Б. Результат. Операция немецких солдат в тылу советского фронта с применением радиосвязи и воздушного снабжения подтвердила, что при наличии основательной подготовки и отбора участников в западных регионах Украины можно использовать немецкие отряды с определенными подрывными целями и политическими заданиями. При соответствующем воздушном снабжении эти группы долгое время могут существовать самостоятельно…

Тот факт, что вместе с УПА в тылу советского фронта находилась немецкая боевая группа, которая совместно с ней вела боевые действия, способствовал укреплению существующих связей. УПА и впредь не возражает против проведения совместных операций на территории Украины… С находящимися в УПА немецкими раненными (около ста человек) обращаются хорошо…

В. Политическое положение и последствия.

После урегулирования политической атмосферы (между Третьим рейхом и ОУН. – Авт.) – предложения по этому в специальном отчете – можно говорить о военном сотрудничестве на основе совместных боевых действий против большевизма и Красной Армии…».

Привел Кирн и результаты наблюдений за УПА: наименьшим тактическим подразделением, писал он, является группа (до 9 человек), затем следует взвод, сотня, курень (батальон); невыполнение приказов наказывается, в том числе битьем палками (последнее есть частое явление); дезертирство карается смертью; вооружение российское, немецкое и венгерское, 90 % амуниции солдат дивизии СС «Галичина» и др.

Заканчивая интервью, господин Витцель сказал:

– Позже от УПА я получил орден.

– А орден у Вас сохранился?

– Да!

– Можете ли Вы его показать?

– Думаю, не стоит…

Полученный группой в ходе зафронтового рейда диверсионный опыт без внимания не остался. Упоминаемый зондерфюрер Марсель Цинк утверждал: Кирн стремился применить его как можно шире. С возвращением его в Краков «FAK заработал в полную силу». Активизировала работу школа радистов (имела условное наименование «Шилль», только в январе 1945 г. ее стены покинули 150 воспитанников); под руководством фельдфебеля Феля и обер-лейтенанта Вольфа развернули деятельность агентурные украинское и польское отделения. По словам Цинка, покидая советский тыл, Кирн взял с собой «Остапа, украинца, который встретил его на противоположной стороне линии фронта…». Он был назначен начальником украинского лагеря (готовил диверсантов широкого профиля. – Авт.)… При FAK 202 под командованием капитана Баумана начала действовать и «техническая рота», а также «хозяйственная школа Юг». Их задача состояла в проведении массовых диверсий. В помощь им из подразделений Армии Крайовой был сформирован специальный «Польский легион» (850 человек) во главе с гауптштурмфюрером СС Фуксом. Ему пришлось «потрудиться» на территории Германии в тыловых армейских районах союзников.

Будучи уже майором, в последние месяцы агонии нацистского рейха Кирн стал одним из подручных группенфюрера Ганса Прютцмана в формировании «Вервольфа». Данный факт подтверждает и Фрайгер Рут: «Один из факторов активности “вервольфов”, – писал он, – заключался в том, что фельдмаршал Фердинанд Шёрнер … был фанатичным нацистом и всячески помогал эсэсовцам в формировании партизанских отрядов. В январе 1945 года фронтовая разведка выделила подразделение капитана Кирна, который по просьбе Гиммлера вызвался обучать “вервольфов” тактике партизанских действий. Та же фронтовая разведка в изобилии предоставляла “вервольфам” оружие, боеприпасы и медикаменты».

Историческая справка

Видя неудачи на фронтах и предвидя поражение рейха в войне, некоторые военачальники Вермахта приступили к организации из личного состава подчиненных соединений и частей диверсионно-разведывательных групп и небольших (в составе 25—150 человек) вооруженных формирований («соединений»). Особо преуспел в этом фельдмаршал Шёрнер (в 1944 г. командующий группой армий «Южная Украина», затем «Север», а в 1945 г. – «Центр»). По его распоряжению на базе фронтовой разведывательной команды FAK 202 было сформировано упоминаемое подразделение «Шилль», насчитывавшее около 140 диверсантов и разведчиков. Дислоцировалось последнее в Бад-Райнерце (Силезия). Возглавил его некий капитан Левен. Аналогичные формирования под кодовым названием «Лютцов» и «Шиллинг» начали действовать на территории Чехословакии, затем Германии.

Создаваемые с участием Шёрнера «соединения» получали произвольные названия, в частности, «Шилль» – от фамилии германского офицера, который во времена франко-прусской войны вел борьбу партизанскими методами в тылу противника, «Шиллинг» – по имени своего командира и т. д. В зависимости от характера выполняемых заданий, в составе каждого подразделения имелись отдельные группы от 6 до 15 человек каждая, с обязательным наличием радиста.

В задачу «соединений» и их групп входили: разведка переднего края и ближайшего тыла противника; уничтожение крупных, средних и мелких стратегических и тактических объектов (железнодорожных мостов, линий связи, подрыв воинских эшелонов и различных складов и т. д.); убийство советского командного состава.

Для практического осуществления указанных и других задач диверсионно-разведывательные группы проникали через линию фронта пешим порядком или забрасывались с помощью авиации. Нередко диверсанты в тылу советских войск оборудовали опорные базы, использовали старые шпионские связи, при возможности вербовали информаторов. Отправляемые группы зачастую сопровождались агентами из числа абверовского резерва. Соответствующей была их экипировка в виде форменной советской одежды и гражданского платья.

В начале 1945 г. Шёрнер отдал приказ: личному составу «соединений» перейти на нелегальное положение, связаться с представителями нацистского движения сопротивления и приступить к активной диверсионно-разведывательной и террористической деятельности на немецкой территории, занятой советскими войсками. По его же распоряжению в некоторых районах рейха началась закладка специальных укрытий с оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами, продовольствием и т. д. Часть тайников вскоре была обнаружена, другие таятся под землей доныне.

Личная судьба Шёрнера сложилась следующим образом: покинув 7 мая 1945 г. находившиеся под его командованием войска, 15 мая подвергся аресту американцами в Санкт-Иоганне (Австрия). Был выдан советским властям. Вместе с Эвальдом Клейстом стал вторым немецким фельдмаршалом, оказавшимся в советском плену. Содержался в Бутырской, Лефортовской и Владимирской тюрьмах. В 1952 г. Военным трибуналом войск МВД Московской области осужден к 25 годам заключения в лагерях. В январе 1955 г. возвратился в ФРГ, где в 1957 г. был осужден на 4,5 лет тюрьмы за казни немецких солдат без судебного разбирательства. Умер (1973) на 84 году жизни.

Вернувшись из советского тыла и стремясь определить в сложившейся ситуации свою дальнейшую судьбу, Кирн начал с главного: пытался уяснить преимущества сдачи в плен американцам. Под его личным контролем в FAK 202 была спланирована операция по изучению отношений между советскими и американскими войсками, в том числе о взаимодействии по охране тыла. Специально подготовленная группа должна была проникнуть на позиции союзников и «вместе провести несколько часов, наблюдая возникшие отношения». В расположение американцев диверсанты планировали прибыть в форме Красной Армии на трофейных Т-34 и бронетранспортере. По независящим от них причинам замысел остался нереализованным…

6 мая 1945 года остатки личного состава FAK 202 из Гросс-Влоссека двинулись в северо-западном направлении навстречу американским войскам. По утверждению зондерфюрера Цинка, Кирн, его помощник лейтенант Цандер, группа диверсантов и присоединившиеся 10 оуновцев во главе с упоминаемым Остапом «на машине отправились в Рейнерг. У них было намерение опять пройти в советский тыл, и там с помощью УПА продолжить войну против Советского Союза. Настоящие планы капитана Кирна мне были неизвестны. Одно знаю, что по инициативе 1Ц штаба фронта, в конце апреля, а может, в первых числах мая, он был в контакте с американцами и вел с ними какие-то переговоры. Так как Цандер и Кирн блестяще говорили по-английски (до войны Кирн долго скитался по Индии или Австралии и Англии), то они оба все это проделывали без переводчиков…».

Во время встречи с Витцелем Дитрихом (Кирном) ему было 90 лет. Выглядел он бодрым и деятельным. Дальнейшая его судьба, к сожалению, нам не известна, как неизвестно и то, чем он занимался после окончания той страшной войны, в которой ему пришлось принять активное и непосредственное участие. Он был одним из многочисленных «винтиков» в поединке на невидимом фронте, о котором, спустя даже многие годы, сказано еще далеко не все.

 

«Пятая колонна»: раунд последний

Приказ о подготовке стратегической операции Вермахта на Восточном фронте в районе Курска Гитлер подписал 15 апреля 1943 г. «Я решил, – гласил его первый пункт, – как только позволят погодные условия, провести в качестве наступательного удара этого года операцию «Цитадель». Посему данному наступлению придается особое значение. Необходимо осуществить его быстрым и решающим успехом. Оно должно передать инициативу на эту весну и лето в наши руки».

«Конечная цель операции, – делился воспоминаниями после войны Курт Типпельскирх, – состояла в ликвидации выступа и в выходе на линию восточнее Курска. Для наступления с других фронтов почти целиком были сняты все резервы и значительно увеличен фронт соединений, оставшихся в обороне. В результате удалось создать две группировки из пятнадцати танковых и двадцати трех пехотных дивизий. Это наступление, которое первоначально планировалось предпринять внезапно сразу же после окончания периода весенней распутицы, и которое было одобрено со стороны командиров, можно было бы считать оправданным, если бы первоначальный замысел был осуществлен до конца. Но в действительности, главным образом по техническим соображениям, поскольку Гитлер упорно настаивал на применении 300 новых танков «Тигр» и «Пантера», наступление было отложено до июля. Таким образом, несмотря на все меры предосторожности, момент внезапности обеспечить не удалось. Поэтому русские успели весьма основательно укрепить этот участок фронта».

Возвращаясь к данному вопросу, в работе «История Второй мировой войны» он писал, что «подготовка немцев к наступлению против Курского выступа не осталась для русских незамеченной. Сверх обычного своего правила – не теряя времени, тщательно оборудовать каждый рубеж – они создали здесь особенно глубоко эшелонированную, насыщенную проволочными и противотанковыми заграждениями оборону, наиболее прочную в южной и северной частях Курской дуги и усиленную большим количеством противотанковых средств. На угрожаемых направлениях были сосредоточены крупные резервы. Наступление, предпринятое 5 июля обеими немецкими армиями одновременно с севера и юга, несмотря на использование всех сил и мощную поддержку с воздуха, желаемого результата не принесло…».

В подготовке операции «Цитадель» были задействованы все структуры Вермахта, СС и оккупационных инстанций. Кроме военных приготовлений, с участием спецслужб и их составляющих в действие вступила и система прикрытия готовящегося контрудара. «Все приготовления, – требовал фюрер, – осуществлять с величайшей осмотрительностью и энергичностью… В целях сохранения тайны ознакомить с намерениями только абсолютно необходимых лиц, расширяя их круг лишь постепенно и как можно позже. На этот раз в любом случае надо добиться, чтобы в результате неосторожности или небрежности противнику не стало что-либо известно о наших намерениях».

Планы немцев советскому командованию стали известны немногим более, чем через месяц после их утверждения. Разведывательная и агентурно-оперативная информация о назначенном на 5 июля 1943 г. наступлении войск Вермахта в районе Курска поступила от разведчиков-нелегалов, зафронтовых разведывательных групп, «языков», а также партизан.

«Безусловно, – писал маршал Советского Союза Г. К. Жуков, – благодаря блестящей работе советской разведки весной 1943 года мы располагали рядом важных сведений о группировке немецких войск перед летним наступлением. Проанализировав их и обсудив с командующими Воронежским и Центральным фронтами, с начальником Генерального штаба А. М. Василевским, мы смогли о вероятных планах врага сделать выводы, которые впоследствии оказались верными. В соответствии с этими выводами и был построен наш замысел битвы под Курском, также оказавшийся вполне целесообразным».

Пытаясь в преддверии готовящейся операции обезопасить тыловые районы от ударов партизанских формирований, прежде всего тылы групп армий «Центр» и «Юг», 27 апреля Гитлер завизировал приказ ОКВ о противопартизанских мерах, требуя «считать борьбу с бандитизмом равнозначной боевым действиям на фронтах». Руководство ею возлагалось на оперативные отделы штабов армий и групп армий. Отделам 1Ц всех уровней предписывалось «совершенствовать разведку против банд», шире использовать наличную агентурно-осведомительную сеть, применять все средства обмана и маскировки, в том числе «организацию лжеотрядов из местных жителей, находящихся на службе у немцев и действующих под их руководством».

К выполнению указаний фюрера по усилению антипартизанской борьбы подключились и органы Абвера, служба безопасности Шелленберга, ведомство Гелена и др. Диверсионно-разведывательную работу развернули 12 абверкоманд и 22 абвергруппы, «Зондерштаб Р», подразделения ГФП и «Цеппелина». Были задействованы и восемь дивизий охраны тыловых районов. Начатые в апреле 1943 г. против партизан крупномасштабные карательные операции («Цыганский барон», «Свободный стрелок», «Майская гроза», «Зимние грезы» и др.) продолжались до конца года. Гиммлеру докладывали: количество сил СС и полиции, других вспомогательных формирований, принимающих участие в «умиротворении» оккупированной советской территории, насчитывает более 250 тыс. личного состава. С учетом охранных войск, частей и подразделений Вермахта их общая численность в этот период составила свыше полумиллиона человек.

Абвер, служба безопасности и СД буквально наводнили районы действий партизанских формирований осведомителями и лазутчиками. «Не сумев уничтожить партизан в открытом бою, – вспоминал Герой Советского Союза бывший командир 2-го партизанского полка соединения «За Родину» М. Д. Симоненко, – фашистская контрразведка начала усиленно засылать шпионов, особенно летом 1943 года. В июне из Нежина в один отряд прибыл некий Мухазанов, которого зачислили рядовым бойцом. По его словам, оказавшись в окружении, он попал в плен, бежал. Ища связь с партизанами, вынуждено работал в городе. В свое время окончил военную академию, в действующей Красной Армии был заместителем командира кавалерийского полка по политчасти.

Некоторое время Мухазанов находился при штабе полка, писал обращения к прислужникам оккупантов с призывами переходить на сторону партизан. Обращения нравились, звучали убедительно, были проникнуты глубокой ненавистью к врагу. Их одобрили, оставляя написанное без изменений. Позже ему доверили даже командовать партизанским батальоном. Вскоре от разведчиков поступили сведения: на командную должность в полк проник вражеский агент. Проанализировав контингент прибывших, командир отдал приказ: установить за Мухазановым негласное наблюдение. События ждать себя не заставили. Сначала комбат не выполнил приказ об уничтожении немецкого гарнизона в с. Плоское, объяснив это желанием избежать серьезных потерь в личном составе, затем сорвал операцию по подрыву двух немецких эшелонов, отведенных из станции Нежин перед налетом советских бомбардировщиков. Решающим доказательством предательства стала расшифровка «воззваний», подготовленных абверовским агентом, в которых содержалась информация о партизанских силах. С шпионом поступили по законам военного времени…»

Озабоченность в связи с усилением активности советских партизан в условиях готовящегося наступления высказывал и генштаб ОКХ. В мае 1943 г. с участием всех заинтересованных сторон существующая проблема была рассмотрена на совещании отдела «Иностранные армии Восток». Доклад сделал Гелен, подчеркнув: в сложившейся ситуации «партизанскую войну следует рассматривать как важное, четко управляемое средство Красной Армии, которое приобретает все большее значение… Активность красной стороны, отсутствие, недостаточность или ошибочность контрмер с немецкой должны были неизбежно привести к такому положению, какое мы имеем в настоящее время. Обширные районы, начиная с тех, что восточнее Днепра до территории западнее городов Великих Лук, Минска, Брест-Литовска и вплоть до Северной Украины, а также пространство западнее г. Брянска, сильно заражены партизанами, и значительные территории находятся в их руках».

Тогда же третий сектор отдела начал издание секретного сборника «Ведомости о партизанской войне» (выходил до января 1945 г.), в котором помещались «документы… о деятельности бандитов и способах получения информации о них». Сборник состоял из нескольких разделов, название которых приводим по первому его номеру: «Партизанское движение в Советском Союзе и его место в задачах Красной Армии»; «Подготовка партизан в тылу Красной Армии»; «Награды для бойцов партизанских отрядов» и др. Первые два раздела включали параграфы: «Развитие партизанского движения»; «Организация партизанских формирований»; «Партизанские области»; «Задачи партизан»; «Взаимодействие партизан и советской разведывательной службы»; «Вооружение партизан»; «Обеспечение»; «Командный состав» и т. д.

На основе материалов, добытых «пехотой» фронтовых разведывательных групп, геленовским аналитикам в этот период удалось выявить многие советские центры подготовки партизанских кадров, в частности, в Украине, заполучить сведения о направленности их работы, преподавательском составе и др. Под названием «Партизанские школы и курсы» данные были опубликованы в одном из номеров «Ведомостей…». Их достоверность подтвердил и спецдоклад в ЦК КП(б)У республиканского заместителя наркома внутренних дел майора госбезопасности Сергея Савченко. «По полученным нами донесениям, которые заслуживают всяческого доверия, – писал он в январе 1943 г., – немецким контрразведывательным органам известно все о личном составе радистов, которые обучались на курсах в Ворошиловграде, и подготовленной там агентуры для дальнейшего использования Украинским штабом партизанского движения и ЦК КП(б)У в тылу противника… Большинство этих радистов и агентов… после прибытия на оккупированную территорию были арестованы немецкой контрразведкой. Часть их уничтожена, других перевербовали, и они работают на врага. Конкретно о тех, кто провален, а также перевербованных сообщим дополнительно. На наш взгляд, ни одного из агентов и радистов из подготовленных в Ворошиловграде использовать в тылу противника нельзя…»

В другом документе (ноябрь 1943 г.) на имя Н. Хрущева, будучи уже в должности наркома госбезопасности Украины, он же отмечал: «Германские разведывательные и контрразведывательные органы с целью усиления борьбы с партизанским движением и нелегальными партийными центрами формируют так называемые «подпольные организации и партизанские отряды». Характеризуя их деятельность как эффективную и очень эффективную, в доказательство Савченко приводил ряд фактов: в Цюрупинском районе на Херсонщине лже-партизаны уничтожили отряд Е. Гирского, в Новосирогодском районе Запорожской области – подпольную группу во главе с В. Корнеевым. По его данным, этих же агентов немецкие спецслужбы использовали в лагерях военнопленных, а некоторых забросили в глубокий советский тыл.

«Обыкновенные проверки полицией безопасности населенных пунктов в бандитском районе с целью выявления лиц, которые, как и раньше, действуют в большевистском духе и поддерживают банды, не дали ожидаемых результатов, – отмечал в «Сообщениях из оккупированных восточных областей» (№ 48, январь – февраль 1943 г.) начальник полиции безопасности и СД Украины группенфюрер СС Макс Томас. – 23.01.1943 г. против жителей села Студенка, в 12 километрах на юго-восток от Эсмани (Сумская область. – Авт.), была осуществлена операция «Фальшивая банда». В селе почти 2 тысячи жителей, туда регулярно заглядывают бандитские группы из Хинеля… Большая банда численностью около 300 человек побывала в Студенке 18.01.43. В «фальшивую банду» во главе с штурмфюрером СС входили 11 человек из полиции безопасности, по 20 – из путивльской и эсманской милиции и 20 полицейских. Вооружение было русским: станковый пулемет, 2 ручных пулемета, автоматы, винтовки, гранаты. Личный состав «банды» был одет в русские шинели, мундиры, а также шапки с красными звездами… «Фальшивая банда» имела задание выявить лиц, которые из политических соображений поддерживают бандитов или хотели бы к ним присоединиться. Через один час команда полиции безопасности, усиленная 50 венграми и полицейским батальоном, должна была начать аресты.

Для отличия своих в случае столкновения «фальшивой банды» и команды полиции безопасности, двигающейся следом, с действительным противником, их личный состав на правом рукаве имел белую повязку с издали заметным красным пятном. Имелась договоренность и о других условных сигналах. Каждый член «фальшивой банды» был проинструктирован о порядке действий…

Студенки они достигли в 8 часов утра… Группа (вспомогательная. – Авт.) перекрыла все отходы из села, в частности, к населенным пунктам Кучеровка и Улановка, предусмотрела и ряд других предостерегающих мер. «Штаб» «банды» с «политруком», к которому предполагалось направлять желающих вступить в банду, разместился в школе. Как только «банда» вошла в село, его улицы преобразились. Если раньше, с появлением команд полиции безопасности и СД все замирало, и только из дверных щелей и окон с опаской выглядывали люди, то сейчас, с приходом «банды», возникло общее оживление. Из хат выбежали женщины – старые и молодые. Стояли, разговаривали. Рядом играли дети. Все приветствовали «бандитов», называли их «нашими». Встречали как родных, угощали молоком, самогоном, кормили, предлагали взять продукты с собой. Одна из женщин сокрушалась, что ее муж убежал к венграм, но теперь хочет возвратиться к «нашим». Она же отдала «банде» коня.

22-летняя девушка просила принять ее в партизаны. Объяснила, что «наши» листовки окончательно убедили ее в необходимости бороться, а если нужно будет, то и отдать жизнь за победу… Узнав, кто «бандиты» на самом деле, заявила: «Я счастлива, что была партизанкой хотя бы два часа…».

Отношение населения Студенки к «бандитам» ярко иллюстрирует и поведение 59-летнего деда, который пытаясь прояснить ситуацию, долго ходил улицами. Возвратясь домой, надел шапку с красной звездой и предложил одному из «бандитов» свои услуги… Многие жители, проклиная нас, говорили, что немцы так замучили их разными поборами, что они рады были бы отрубить им головы топорами или гнать с Украины вилами и, крестясь, желали быстрейшего возвращения красных…

Одного 58-летнего деда спросили, есть ли у него портрет Гитлера, тот ответил, что нет, но хотел бы иметь. А 60-летняя крестьянка сказала одному из «бандитов»: «Вы нас уже 24 года мучаете, а сейчас снова пришли…».

На протяжении двухчасовой операции незаметно задержали 43 жителя, 12 из которых позже были отпущены. Затем в Студенку вошла команда полиции безопасности и по подготовленному ранее списку подвергла аресту еще 51 человека. Домой из них возвратились только 7. Таким образом, в целом удалось … выявить и обезвредить 75 опасных элементов…».

В конце операции каратели провели «разъяснительную» работу, предав огню 15 сельских хат…

Заметное место в антипартизанской борьбе занимали мельдекопфы, в частности, абвергруппы 304 (контрразведка), имевшие условное наименование «Гермес-Б». Абвергруппа (позывной «Амзель») действовала на участке Южного фронта при 6-й немецкой армии. «Гермес-Б» возглавлял зондерфюрер Фельске (он же Александр Танн). В 1942–1943 гг. сфера деятельности Фельске-Танна охватывала районы Сталинской, Ворошиловградской и Ростовской областей. Характеризуя абверовца, досье советских спецслужб отмечало: «…40 лет. Свободно владеет русским языком. 1938–1939 гг. работал в немецком посольстве в Москве. Подвергался аресту НКВД. Среднего роста, волосы светло-желтые. Одевается в униформу командира Красной Армии без знаков различия, кожаное пальто, хромовые сапоги».

В другом источнике находим: «Во время дислокации («Гермес-Б». – Авт.) в Старобельске (Ворошиловградской области. – Авт.), мельдекопф захватил несколько участников советских диверсионно-разведывательных групп. Некоторых разведчиков мельдекопф перевербовал и использовал для розыска и опознания других парашютистов-разведчиков и дезинформации советских разведывательных органов. Остальные были переданы в СД. Штатные агенты («Гермес-Б». – Авт.) широко применяют метод провокации, выдавая себя за советских парашютистов и т. д.».

Имея в подчинении 24 штатных сотрудника, Фельске-Танну удалось обезвредить около 60 агентов НКВД, армейских разведчиков и партизан, 12 из которых он перевербовал. С их помощью выявляли подпольные ячейки и партизанские группы. Забрасывал «Гермес-Б» агентов и в советский тыл, не гнушался радиоиграми.

В ноябре 1942 г. для диверсионно-разведывательной работы и развертывания партизанского движения на территории Донбасса Украинский штаб партизанского движения десантировал группу во главе с неким Любченко. Вскоре от нее начали поступать обнадеживающие донесения, некоторые из них вошли в оперативные сообщения штаба в адрес ЦШПД, ЦК КП(б)У и командования фронтов. Спустя время выяснилось, что радиограммы за подписью Любченко, в частности, № 27 от 6 декабря 1942 г.: «…в Старобельске находятся большие хранилища с боеприпасами и продовольствием, откуда днем и ночью выезжают автомашины к станции Айдар», – на которой Тимофей Строкач (начальник УШПД) пометил: «Внимательно изучить. Не «деза» это?», – были… фальшивыми.

Уже в первые дни пребывания в тылу противника неудачники-парашютисты попали под наблюдение абверовских агентов. На сторону врага вначале перешли трое из них, в том числе радист, позже аресту подверглись и остальные, среди них командир. Тогда же «Гермес-Б» начал с УШПД радиоигру. 15 декабря поступило очередное донесение: «Строкачу. Находимся в землянке в Боровенском лесу Новоастраханского района. Десантированы за 150 км от места назначения. Груз и питание рации потеряны. Аккумулятор добыл завербованный староста села Боровенки, член партии Колядинцев. Без вести пропали Турченко и Малов. Отряд насчитывает 17 человек. Нужны боеприпасы и взрывчатка. Поддерживаем связь с населением района. Любченко».

Пока информация подвергалась перепроверке, на столе начальника УШПД появились новые «ценные» данные: «Противник активизировал свои действия, – сообщалось в радиограмме № 751 от 23 декабря. – Прибывают все новые воинские части. Двигаются в район Беловодска. 21 декабря в Старобельске разведчики насчитали 52 танка…, а на станции – 23 самоходки… Отряд быстро увеличивается. 22 декабря уничтожили вражескую автомашинную радиостанцию. Имеем питание для рации. Ведем пропаганду среди населения».

Генерал Строкач распорядился: «Срочно в оперативное сообщение! Сообщить в Главное разведуправление Красной Армии». От агента-двойника Любченко УШПД получил еще несколько подобных сообщений. Таким образом «Гермес-Б» пытался внести свою лепту в спасение 6-й армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом. Вскоре предателя удалось изобличить.

До середины 1943 г. органы управления партизанским движением в советском тылу и руководители партизанской и подпольной борьбы на оккупированной территории делали далеко не все для обеспечения безопасности своих формирований. В донесениях в Берлин полиции безопасности и СД из «умиротворенных» районов в этот период не раз отмечалось: «Развитие событий, связанных с деятельностью бандитов, удалось взять под постоянный контроль». Ощутимые удары врагу удалось нанести и по подполью, особенно в Киеве, Харькове, Одессе, Днепропетровске, Минске, Смоленске, многих других городах. Потери здесь нередко доходили до 100 %, и нелегальные структуры приходилось создавать вновь и вновь. Успех во всех случаях достигался благодаря агентам и осведомителям. Не меньшему урону с их участием подверглись партизанские соединения и отряды. Многие их командиры главное внимание своих «спецслужб» ориентировали на разведку, считая контрразведку второстепенным делом. В частности, Сидор Ковпак отвергал любые попытки присылки из центра соответствующих специалистов. «Я разговаривал с товарищем Сталиным, – не раз повторял он. – Исполняю директивы партии и правительства, а там в штабе (УШПД. – Авт.) вредители сидят, творят контрреволюцию, нашим горбом ордена получают. После войны снимать их будем… Наркомами стали». Как результат, в его соединении гитлеровские шпионы и диверсанты, посылая хозяевам подробную информацию, чувствовали себя почти в безопасности. 17 ноября 1942 г. в докладной отдела 1Ц штаба командующего войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» отмечалось: «По донесению доверенного лица из Щорса (Черниговская область. – Авт.) хорошо вооруженная банда Колпака (разговор идет о С. А. Ковпаке. – Авт.) подкрепление оружием и боеприпасами получает с помощью самолетов. В октябре бандиты получили 2 пушки (калибр 45 и 76 мм), 8 минометов и 300 автоматических винтовок. Штаб Колпака поддерживает радиосвязь с штабом Западного фронта Красной Армии. 6.10.1942 г. из Москвы в банду прибыли 15–20 специалистов во главе с человеком 35–38 лет. Их задача пока что неизвестна…

В районе Хоромного (30 км на северо-восток от Сновска), дислоцируется банда Федорова. Наши воинские части не ведут интенсивных боевых действий против банды. Вчерашний бомбовый удар по местам расположения бандитов желаемых результатов не принес».

Информация о незащищенности партизанских формирований от проникновения лазутчиков приходила и из лагеря противника, в частности, от офицера штаба 101-го словацкого полка капитана Катини. Весной 1943 г. дислоцируясь в Ельске, многие военнослужащие полка не только сочувствовали партизанам, но и предоставляли им посильную помощь. В письме на имя командира соединения Александра Сабурова капитан писал: «Немцы имеют возможность увеличивать число агентуры среди местного населения. Они регулярно получают секретные донесения о Ваших действиях, а также намерениях Ковпака, в том числе о засадах, местах получения продуктов, способах разведки. В этом мы видим недочеты Вашей пропагандистской деятельности, а главное, неудовлетворительной контрразведывательной работы». Партизанская разведка, а особенно контрразведка, подчеркивалось в совместной директиве (сентябрь 1942 г.) Главного разведывательного управления Красной Армии и Центрального штаба партизанского движения, организована неудовлетворительно.

Ситуация стала улучшаться после выхода в свет (5 сентября) приказа НКО СССР о развитии партизанского движения. Тогда же (ноябрь – декабрь 1942 г.) лишь в партизанские формирования Украины из советского тыла прибыло около 400 опытных оперативников, деятельность за линией фронта развернули и специальные зафронтовые группы республиканских и союзных НКВД – НКГБ. Только одна из них – «Дружба» – среди ковпаковцев обезвредила 25 немецких лазутчиков. Опорой особых отделов и групп в партизанских формированиях стала их осведомительная сеть. Среди партизан республики она насчитывала свыше 2 тыс. человек.

В отрядах и группах, не состоящих на связи с партизанскими штабами, решающую роль в противодействии немецким спецслужбам играл имевший агентурно-оперативный опыт командный состав. «После того, как мы вынужденно оставили старый район базирования и перешли на новое место, – в свое время делился воспоминаниями комиссар одного из партизанских отрядов Крыма Р. М. Пономаренко, – фашисты потеряли наш след. Тогда служба безопасности и СД в погоню бросила агентов и лазутчиков, перед которыми поставили задачу любыми путями разведать место расположения отряда. В это время и произошел такой случай. Однажды передовые посты задержали двух неизвестных. Они оказались местными жителями. С собой принесли два куска мяса, а нужно сказать, что партизаны в это время сильно голодали, продукты были на исходе. Задержанные заявили, что они давно хотели вступить в отряд и вот, прихватив мясо, пустились на поиски партизан. Их рассказ казался правдоподобным, однако Колодяжный (Е. П. Колодяжный, начальник штаба отряда. – Авт.) не успокоился, некоторые детали ему показались подозрительными.

На вопрос, зачем принесли мясо, прибывшие ответили, что с продуктами сейчас везде трудно, и, зная это, они решили поддержать партизан. И тогда Колодяжный приказал взвесить принесенное…»

Агентов подвела немецкая скрупулезность. В каждом из кусков было ровно по восемь килограммов. Лазутчики были вынуждены признаться: получив мясо на интендантском складе, они выдвинулись искать партизан. Планировали внедриться в отряд, изучить расположение постов, порядок их смены, затем сообщить сведения по обусловленному каналу связи. «Выручили опыт и бдительность Колодяжного, – закончил рассказ Р. Пономаренко, – уловка врага не удалась…»

Авторы монографии «Задача особой важности (Партизанская разведка 1941–1945 гг.)» Г. Мищенко и Г. Мигрин отмечали: «По данным разведотдела УШПД, партизанской контрразведкой (Украины. – Авт.) было выявлено 9883 шпионов, изменников и других пособников врага»; фашистским агентам «не удалось осуществить ни одного террористического акта над партизанскими командирами и комиссарами». Анализ архивных и опубликованных исследований свидетельствует: цифра эта неправдоподобна, ибо по официальным данным на всей оккупированной территории СССР среди партизан и подпольщиков удалось обезвредить пять тысяч агентов противника. Две тысячи приходится на долю зафронтовых спецгрупп НКВД и НКГБ. Относительно Украины, их число (за 1942–1944 гг.), по разным данным, составило от 1 до 1,5 тыс. человек. Для проведения террористических актов с помощью ядов только в партизанские отряды Волыни гитлеровцы забросили 46 «врачей» и «фельдшеров». Не обошлось в этом случае и без потерь среди командного состава партизанских формирований. Было их немного, но они были…

Решающие схватки на невидимом фронте в противоборстве с немецкими спецслужбами, как и раньше, проходили в пределах линии фронта и прифронтовых районах. В 1941–1944 гг. от 55 до 65 % всей агентуры противника, выявленной советскими органами госбезопасности, разоблачалось непосредственно в зоне боевых действий. В последний год войны этот показатель возрос почти до 90 %.

Реорганизация летом 1943 года особых отделов НКВД в органы армейской военной контрразведки совпала с подготовкой противоборствующих сторон к решающим схваткам. Осведомленное о готовящемся немецком наступлении, наряду с подготовкой к «преднамеренной обороне» советское командование осуществляло активную работу по мобилизации сил для встречного контрудара. Деятельность СМЕРШа, органов НКГБ и военной разведки в этих условиях охватывала широкий спектр задач, главными из которых выступали дезинформационные мероприятия с целью скрыть готовящееся контрнаступление, с участием зафронтовой агентуры выяснение сил и средств противника, пресечение подрывных происков врага в действующей армии и советском тылу.

Немецкие спецслужбы сосредоточились на выявлении мест концентрации резервов советских войск, их численности, местах дислокации штабов, характере оборонительных сооружений, наличии тяжелых видов вооружения и т. д. Получив перед этим «подарок» в виде добровольной явки с повинной в советскую контрразведку до 35 % от всей переброшенной за линию фронта агентуры, основные надежды Абвер и РСХА возложили на тщательно проверенные шпионские кадры. В противовес проискам противника, особые отделы, затем СМЕРШ и НКГБ развернули проведение различных агентурно-оперативных комбинаций. Их участниками нередко становились немецкие военнопленные, а главным образом перевербованная агентура, количество которой возрастало с каждым днем. Так, еще в декабре 1942 г. в докладной в ГКО Л. Берия отмечал: «В марте – ноябре органами НКВД задержано 687 вражеских агентов-парашютистов… В состав некоторых групп входили солдаты германской армии, отдельные из них возглавлялись немецкими офицерами. Из общего числа задержанных … с повинной явились 275 человек. Убито при задержании 43 человека. Изъято радиостанций 167».

Крах 6-й армии под Сталинградом, последовавшее затем поражение войск Вермахта на Курской дуге оказывали все большее влияние на моральный дух не только «доверенных лиц» гитлеровских спецслужб, но и многих немцев. В различных кругах германского общества, даже в среде «черного ордена», начали раздаваться голоса о несостоятельности политики фюрера, которая может привести Третий рейх к катастрофе. Влияние Гитлера еще более упало после событий 20 июля 1944 г., когда оппозиционная часть из состава высших армейских офицеров решилась на террористический акт в отношении верховного главнокомандующего.

Послышались и насмешки над изданной при активном участии шефа одного из главных управлений СС и ближайшего подручного Гиммлера группенфюрера СС Готтлоба Бергера брошюры «Недочеловек». В ней эсэсовские идеологи объявили славян «недочеловеками», не имевшими никакой культуры, которых можно приравнять лишь к животным и насекомым. «Внутри этой креатуры, – гласил главный постулат «труда», – царит ужасный хаос безудержных страстей: стремление к разрушению, примитивные желания, пошлость и низость». Тогда же состоялся разговор Гиммлера с начальником службы военных корреспондентов РСХА штандартенфюрером СС Гюнтером д’Альквеном, одним из его приближенных оказывавшего воздействие на мышление рейхсфюрера СС. Во время совместного полета на фронт, отмечал Хайнц Хёне, Гиммлер показал ему брошюру. Немного подумав, д’Альквен выругался. «Брошюра эта – полнейшая чепуха – сказал он. – Наши солдаты на фронте не знают ни сна, ни отдыха. Можете мне поверить, что увидя такую стряпню, они зададут простейший вопрос: «Противник дает нам здорово прикурить, у него танки получше наших, он здорово разбирается в вопросах тактики и стратегии. И что же, это все – «недочеловеки»? Тогда мы – плохие сверхчеловеки! Эти так называемые недочеловеки творят чудеса, принося величайшие жертвы во имя своей страны и проявляя невиданную сплоченность».

Отпрянув от неожиданности, Гиммлер произнес: «Что это за тон?» – «Это тот тон, рейхсфюрер, который я постоянно слышу от наших солдат, – ответил д’Альквен. – После двух лет войны с противостоящим противником мы не можем более оперировать подобными теориями».

Гиммлер с недовольством прервал разговор…»

Деморализация все более охватывала и немалую часть вчера еще сплоченной и мобильной немецкой агентурной когорты. После заброски в советский тыл число прибывших с повинной агентов продолжало возрастать. «Главное управление СМЕРШ, – сообщал (март 1944 г.) в ГКО В. Абакумов, – перевербовав ряд немецких агентов, использует их для создания перед противником видимости успешного развертывания их работы по созданию повстанческих групп и проведению диверсионных актов». Дезинформация Абвера и РСХА осуществлялась главным образом путем радиоигр. Начавшись в 1942 г. с эпизодического применения, в 1943 г. и позже они приобрели чуть ли не повсеместный характер. Кроме Главного управления контрразведки, их стремились проводить практически все фронтовые управления СМЕРШа, армейские, даже некоторые корпусные и дивизионные отделы. В зависимости от правового статуса заинтересованной стороны, передаваемая по радио противнику дезинформация имела стратегический, оперативный или тактический характер – начиная от положения на том или ином участке фронта, видимости подготовки к наступлению или к обороне, поступления (отсутствия) войсковых резервов и т. д., до имитации развертывания в тыловых районах повстанческого движения, проведенных крупных диверсиях, ложной информации о передислокации соединений и частей и др. Не меньше внимания в радиоиграх уделялось вопросам выманивания агентуры противника, специального вооружения и снаряжения и т. д. Поражения в радиоиграх порождали у Абвера и РСХА и еще большую неуверенность в собственных шпионских кадрах.

Историческая справка

Далеко не все радиоигры были результативными. Немало их заканчивалось, едва начавшись. Причины были разные – от подозрения немецких спецслужб о перевербовке агентов до кардинального изменения военно-политической ситуации на Восточном фронте. В докладной ГУКР СМЕРШ в ГКО (июнь 1943 г.) отмечалось: «За период Отечественной войны органами контрразведки СМЕРШ, НКВД и НКГБ арестовано 1040 германских шпионов-парашютистов переброшенных на нашу сторону, из которых 464 явились добровольно с повинной…

В числе арестованных – 263 шпиона были снабжены портативными коротковолновыми приемопередающими радиостанциями, замаскированными в чемоданах и противогазных сумках. После перевербовки некоторой части агентов-парашютистов нашими органами в радиоигру включено 89 изъятых радиостанций. Из этого количества 65 радиостанций в разное время были выведены из-за потери к ним противником оперативного интереса, опасности провала наших мероприятий вследствие длительного срока работы станций и по техническим причинам.

Остальные 24 радиостанции работают по настоящее время и размещены в разных местах Советского Союза, так как при переброске разведчиков на нашу сторону немцы указывали им пункты для оседания.

8 работающих ныне станций функционируют с 1942 г., остальные с 1943 г., причем 2 начали работать с февраля с. г., 2 – с марта и 12 – с мая.

С помощью работающих радиостанций ГУКР СМЕРШ осуществляет мероприятия по вызову агентуры противника на нашу сторону для ее перехвата и в этих же целях передает немцам дезинформацию военного характера, которая согласовывается с Генеральным штабом Красной Армии.

В результате контрразведывательных мероприятий на подставленные нами адреса немцы прислали 16 агентов-связников с материально-техническими средствами, инструкциями и деньгами для ранее переброшенной ими агентуры. Все агенты-связники арестованы, у них изъято 16 посылок с питанием для раций, фиктивными документами, одеждой и 824 тыс. рублей. Помимо этого, по легендированному нами требованию в указанное место с самолетов немцы сбросили 9 посылок с оружием, продуктами питания и 144 тыс. рублей…».

В целом же, только отдельные радиоигры имели оперативно-стратегическое влияние на фронтовые события. Именно за их проведение между НКГБ и СМЕРШем происходили «сражения». Остальные преимущественно носили прикладной, тактический характер, что, однако, не умаляет их роль и значение в тайной войне.

В частности, успешно завершились такие операции под условным названием «Лесники» (легендировалась связь с якобы скрывающимися в Чухпомских лесах дезертирами, создание с их участием опорных пунктов для развертывания диверсионной работы); «Подрывники» (была ликвидирована крупная диверсионная группа «Цеппелина»); «Бурса» (имитация массовых диверсий на железнодорожных и промышленных объектах); «Дезертиры» (легендирование организации контактов с немецкими военнопленными); «Тростники», «Разгром», «Подполье» («организация» повстанческих банд) и многие другие. «Противник, – писал начальник СМЕРШа, – работе перевербованных нами агентов верит и считает, что они «обеспечивают развертывание подрывной работы» в намеченных им тыловых районах СССР».

Только во второй половине 1943 г. – первой половине 1944 г. на указанные органами СМЕРШа места десантирования и созданные НКГБ квартиры и явки-«мышеловки» был сброшен и прибыл 41 агент (все арестованы), десантировано 12 пулеметов, 2 миномета, около сотни автоматов и карабинов, более 2 т взрывчатки, 300 магнитных, угольных и других мин, 11 радиостанций, 3 млн рублей и т. д. К концу 1944 г. 110 радиоигр было свернуто, а 42 продолжались практически до окончания войны.

Всего в 1942–1945 гг. с немецкими спецслужбами советские контрразведчики провели 184 радиоигры. Хрестоматийными из них стали операции «Монастырь», «Курьеры» и «Березино». Всего же в 1941–1945 гг. в тыловых районах Советского Союза было ликвидировано свыше 2 тыс. агентов, из них 554 парашютиста, входивших в состав 172 диверсионных групп, 663 агента-разведчика (242 группы), 302 агента и диверсанта разноплановых формирований, 109 агентов-одиночек, 224 были заброшены с индивидуальными заданиями – террор, диверсии, разведка и др. 681 человек прибыл с повинной, 127 убито при задержании.

Коренной перелом в войне заметно повлиял на улучшение служебно-боевой деятельности войск по охране тыла действующей Красной Армии. Она приобрела более четкий и планомерный характер, выросло и профессиональное мастерство личного состава. В структуре войск от батальона и выше определились и закрепились разведывательные отделы (отделения), главная задача которых заключалась в организации и осуществлении агентурно-разведывательной и контрразведывательной работы в прифронтовой полосе. Основным составным элементом их деятельности стали оперативно-чекистские группы (ОЧГ). Функция последних заключалась в очистке районов, освобожденных советскими войсками, путем «агентурного выявления и ареста шпионов и диверсантов противника, его пособников, ликвидации резидентур, обнаружения и захвата документальных источников спецслужб и карательных органов врага» и др.

Вместе с тем, практика и результаты деятельности войск по охране фронтового тыла свидетельствовали: эффективность работы по обеспечению безопасности прифронтовых районов повышается неоправданно медленно. Начальник Главного управления генерал-майор Иван Горбатюк в указаниях (январь 1944 г.) начальникам фронтовых управлений требовал: руководство ОЧГ возложить исключительно на квалифицированных и опытных офицеров-оперативников, усилить контроль за их деятельностью, агентурно-оперативные мероприятия планировать и проводить только на предполагаемых путях следования ОЧГ, не допускать нарушений законов, особенно во время обысков и задержания подозрительных лиц. Недочетом в работе разведывательных отделений стало отсутствие в районах, подлежащих освобождению, их агентурно-осведомительной сети. Действовать приходилось наощупь, на основании только что полученной оперативной и другой информации.

«Во втором полугодии 1943 года, – отмечал в справке заместитель начальника разведотдела ГУ войск подполковник Ф. С. Цукарев, – из общего количества разоблаченной разведотделениями агентуры противника задержано: по агентурным данным – 29 %, по другим разведданным – 15 %, служебными нарядами – 56 %. В сравнении с первой половиной года общее количество задержанной и разоблаченной агентуры снизилось на 22 %… Причину снижения результатов работы следует искать…» Подписант самокритично признал, что имеющиеся недостатки кроются в неудовлетворительной организации розыскной работы, отсутствии целевой агентуры, «слабом обучении розыскного актива уменью распознавать ухищрения и фиктивные документы агентов», а также в низком качестве фильтрации задержанных.

Акцентируя внимание на процентном соотношении задержаний числа агентов с участием служебных нарядов, констатировал: последнее «со всей очевидностью подтверждает все еще неудовлетворительное состояние агентурной работы по розыску шпионов, диверсантов и террористов, заброшенных и оставляемых противником в тылу Красной Армии… Состояние розыскной работы разведотделов, отделений войск НКВД по охране тыла фронтов требует серьезного качественного улучшения…».

Несмотря на просчеты и ошибки, разведотделения войск по охране тыла в лице оперативно-чекистских групп в целом действовали успешно, в частности, в период освобождения Киева, Одессы, Днепропетровска, Минска, других городов. Достаточно умелой, например, оказалась работа одной из них в полосе наступления 3-го Украинского фронта. В Днепродзержинске в бывшем помещении полиции безопасности и СД ей удалось выявить вербовочные материалы и индивидуальные доносы 40 осведомителей, 36 следственных дел, заявления 36 предателей, списки на более 500 пособников. По «горячим следам» аресту подверглись 64 вражеских «доверенных лица».

В ходе войны и в послевоенный период часть немецкой агентуры и многих пособников оккупантов удалось выявить благодаря «нетрадиционным» оперативным методам. Начало одному из них было положено в августе 1943 г., когда Тюремное управление НКВД СССР направило в адрес подведомственных органов распоряжение, в котором требовалось «по мере освобождения Красной Армией от немецко-фашистских войск городов организовать тщательный осмотр тюремных помещений на предмет обнаружения на стенах надписей, произведенных содержащимися под стражей при немцах в этих тюрьмах».

Накануне обследованию подверглись 47 тюрем и бывших мест содержания заключенных. Выявленные надписи «в том виде, в каком они были скопированы в момент осмотра камер», нашли отражение в 88-страничном документе. В нем упоминались фамилии и имена нескольких тысяч людей, побывавших в разное время в гитлеровских застенках.

В большинстве случаев, видимо, надписи делались в последние часы жизни, а некоторые уже дописаны после казни их товарищами по несчастью. Стены многих камер пестрели словами: «Кулябкин Леонид – партизан … расстрелян …; Расстреляны партизаны 10 октября 1942 г.: Щеголев Лев – 20 лет, Рудаков Саша – 22 года, Сорокин Егор – 22 года, Бычков Витя – 22 года, Кашнин Саша, Гайдуков Михаил – по 23 года…

Глухов Степан Пантелеевич, расстрелян 18 августа 1943 г. …; Борковицкий А. С., расстрелян 29 февраля 1944 г. вечером…; Дубовицкий Петр Петрович, погиб 25 сентября 1943 г., с ним 30 человек через расстрел. Прощайте, товарищи, помните фашистскую власть…

Камарник Антон – 28 лет, оставил жену и 3 детей.

4 июня 1944 г. Убиты Гиго Н., Гиль А., Бой С., Гранковский Иван. Пострадали смертной казнью 250 человек…

Дрались мужественно, по гвардейски, верные сыны еврейского народа и погибли, как следует гвардейцам… Фуксман Саша и Земнин Михаил… Расстрел произошел 13 августа 1943 г.…».

В коридоре женского корпуса тюрьмы г. Днепропетровска сохранилась и такая надпись: «Ст. л-нт Герой Советского Союза, звание присвоено 13 августа 1941 г. Орден Красной Звезды 20 марта 1942 г. т. Пателин П. И.».

Во многих из надписей читается неприкрытая боль, отчаяние, страдание и… жажда жизни. Камера № 1 тюрьмы в Брянске: «Знайте, что делается в этом проклятом фашистском плену. Если останусь жив, отомщу за все муки и зверства… Меня пытали, били резиновыми палками. Мое тело черное от немецких побоев, на нем нет живого места… Я, гвардии ст. лейтенант 48-й армии 6-й стрелковой дивизии, пулеметная рота Вахромеев М. А., 1922 г. р., город Горький. В плен взят 20 февраля 1943 г. Расстрелян 18 апреля 1943 г.…».

В одиночной камере корпуса № 1 тюрьмы в Харькове: «Кто прочтет, очень прошу дать известие в адрес: Киевская область, Звенигородский район, село Казацкое, Пидопличко Нина, о том, что ее племянницу Лену 25 мая 1943 г. расстреляли в этой тюрьме как партизанку. Пусть мать знает, что дочери не надо ожидать… Писала сама смертница – Бондаренко Лена Семеновна, рождения 15 февраля 1926 года … Я умираю, смерти не боюсь, потому что защищаю Вас всех. Лена».

Тюрьма г. Каунас, Литва: «Бронюс Карпичус, м. Искибарту. Сегодня распрощался с жизнью. До свидания, Родина, любимая свобода. 15 июня 1944 года». Там же: «6 июля 1944 г. было привезено … 500 человек, 400 из них расстреляно, а 100 еще живы и не знают свою судьбу».

Черниговская тюрьма: «Пальчик Наташа Ивановна, Пальчик Поля Федоровна погибли 8 сентября 1943 г. Прощайте мамочка и любенький тато…».

Сохранились и надписи, учиненные другими по духу и внутреннему содержанию людьми, судя по всему, откровенными циниками и предателями. Не желая, они письменно засвидетельствовали свое человеческое ничтожество. Так, «след» в тюрьме г. Острова Псковской области в камере № 26, по всему, оставила «подсадная утка» – некий Петров Иван: «Посажен 14 октября, кормят хорошо, дают 2 пайки хлеба и банку супа в 12 часов дня».

В камере № 7 тюрьмы г. Витебска: «За проституцию здесь 2 месяца была Дурнова Нина. Освобождена 20 июля 1942 года».

Город Лида: «Здесь сидел украинский шуцман 54/5 Вах-батальон, Зиферман А. С. 28 марта 1943 г.»

В одиночной камере Харьковской тюрьмы, по его словам – «за маленькое преступление», томился некий Беляев Павел Антонович из села Старо-Покровка Чугуевского района Харьковской области. «При советах, – плакался он, – сидел 3 года, с 1937–1941, только вышел, тут война началась. Выждал 6 месяцев, забрали в лагерь, вышел с лагеря, попал в эту камеру, вот какой я счастливый – солдат немецкой армии».

За неизвестные нам грехи перед оккупационной властью в той же тюрьме находилась осужденная к высшей мере наказания и оставившая чистосердечное признание еще одна «патриотка»: «Здесь сидела Новикова Вера Александровна, 1923 г. р., уроженка г. Астрахань, в армии у красных с 5 января 1943 года. Перебежала к немцам 19 июня 1943 г. Почему я ушла от красных? Не хочу проливать кровь за коммунизм и евреев, хочу жить, мне жизнь дорога. Хочу жить и работать при новом германском правительстве и помогать германской армии для скорейшего разгрома большевиков и евреев…».

Как сложилась дальнейшая судьба Веры Новиковой, история умалчивает. Можно лишь предполагать, что если «освободители» даровали ей жизнь, есть основания с уверенностью утверждать – служила она им осознанно и верно.

В тюрьме соседнего Днепропетровска в камере № 120 за дезертирство «сидел немецкий солдат Кунд Лео, рожденный 27 февраля 1916 г.». Сокрушался: «под арестом с 23 марта 1943 г., а 29 сентября мы отсюда уходим, куда – сами не знаем». Расположить к себе гитлеровцев пытался и товарищ «по несчастью» Веры Новиковой – уроженец Москвы, проживавший в свое время на Арбате, в доме № 16, (на бывшем Б. Васильевском переулке), некий Николай Румянцев. «Проживая» в камере № 66 тюрьмы в Могилеве, умудрился изобразить орла с распростертыми крыльями и фашистскую свастику. Для убедительности верноподданнических чувств, ниже учинил антисоветский лозунг. Не забыл поставить и автограф…

Упражняясь в надписях на стене Ровенской тюрьмы, на судьбу плакался железнодорожный инженер, осетин Федоров Мурхиди Ромблатович, 1912 г. р., арестованный в октябре 1943 г. «В 1930 г. я был вывезен в Сибирь. Я ненавижу советскую власть, я враг советской власти. Не знаю, за что я арестован, надеюсь только на Бога. Он поможет мне выбраться отсюда».

Уходя из жизни, прощаясь с родными и передавая последний привет близким и друзьям, многие из узников оставили фамилии и имена агентов и предателей, по чьим доносам оказались в руках карателей. «Заброшен в эту камеру (№ 1 Брянской тюрьмы. – Авт.) по доносу полицейского Ивана Титова с обвинением в агитации и пропаганде», – сообщал один из несчастных. Ниже надпись сокамерника Шетко: «Расстрелян».

«Продала Маевская Маргарита», – сообщал Анатолий Кожевников. Заключенные Семен Голиков, Николай Григорович и Павел Шумолин ниже дописали: «Арестованы из-за агента Мирошниченко, которого отпустили, и попались…».

Замысловатую, одновременно полную боли и отчаяния весть (видимо подпольщиков), оперативники обнаружили в камере № 92 Вильнюсской тюрьмы: «Б. Комаровский, псевдоним «Корсаж». 3 июня 1943 г., бывший начальник компании «Сан», заместитель Лещинский, псевдоним «Заглеба». Бог, суди его не за грехи, а по твоему милосердию, он много выдал людей…».

Не менее таинственно звучат и слова, нацарапанные на стене в камере № 36 тюрьмы в Минске. Учинивший их Матвей Ворогаев был немногословным: «Сел 2 августа 1943 г., повесился 3 августа… Самые осторожные попадаются на мелочах». Виноватых в своей смерти (тюрьма г. Пинска) Алексей Наумович назвал поименно: «Арестован 26 января 1944 г. через Бугая Марка и Болдея Ивана».

Лаконичными оказались и надписи на стенах Тернопольской тюрьмы: «Гримпан Давид расстрелян по доносу провокатора…; Гоцман Залагц, расстрелян по доносу провокатора из села Галушкинцы…; Ейгер Циля … выдана предателем, расстреляна 6 ноября 1943 г.; Негрин Вольф, арестован по доносу предателя Ханкевича, расстрелян 19 октября 1943 г.».

О жизненной трагедии в результате предательства, «житель» камеры № 101 (тюрьма в Днепропетровске) Володя Руденко по кличке «Кабан», как смог, написал в деталях: «Сижу в одиночке, 11 числа продал меня Балабака, Балабаку – если выйду на волю – убью.

Вчера была суббота, пошел к чувячнику в мастерскую, чтобы чувяки заказать. В мастерской были люди и вели разговор, и за эти разговоры я попал в камеру. Стали разговаривать о жизни, я дурак, не знал, что он агент, и стал говорить с ним о делах на фронте. Я был недавно на фронте и видел бой, в котором немцы проиграли, и отступали несколько километров. Говорю, сейчас немец стал не тот, что был раньше. Во время разговора он выскочил и позвал жандарма, а сам ушел, чтобы не дать подозрения. Пришел жандарм, перепутал, и вместо меня забрал чувячника. Я догадался, агент, который позвал жандарма, стоял за углом, и следил, куда я пойду. Доследил меня до дома и побежал в жандармерию…, и меня забрали.

До свидания, братцы, привет знакомым… Жалко жену Веру, бедная, осталась беременна…».

Наступление советских войск сопровождалось неустанными операциями по очистке фронтовых тылов от попавших в окружение подразделений немецких войск и их союзников, уголовных элементов, а главным образом националистических формирований. Одну из них на левом крыле 1-го Белорусского фронта провели в 1944 г. Наряду с немецкими агентами и диверсантами, активные действия здесь развернули банды УПА. Глубина операции достигла 300 км, ширина – 100 км, а общая ее площадь равнялась 30 тыс. кв. км. Были задействованы 12 полков внутренних и пограничных войск, 4 кавалерийских полка и 2 отдельных батальона действующей армии общей численностью 50 тыс. человек. Заметными оказались и результаты – 661 агент и около 3 тыс. бандитов и немецких пособников. Тогда же (февраль 1944 г.) командованию войск по охране тыла фронтов и внутренним войскам Украинского округа был отдан приказ об усилении борьбы с диверсионно-разведывательной деятельностью куреней УПА. «Организацией погромов, убийств и грабежа местного населения, нападениями на воинские колонны и эшелоны на железных дорогах, диверсиями на коммуникациях и объектах оборонного и промышленного значения, кратковременным захватом отдельных важных населенных пунктов, – отмечалось в директиве НКВД Украины, – отряды УПА пытаются затруднить и в ряде случаев сорвать мероприятия командования Красной Армии по снабжению действующих армий, восстановлению нормальной жизни… на освобожденной от немцев советской территории».

Предусматривались мероприятия служебно-боевого и агентурно-оперативного характера, прежде всего с участием разведывательно-поисковых, истребительных и оперативно-чекистских групп, а также местных истребительных батальонов. В январе – марте 1944 г. на территории Украины подразделениями войск по охране тыла было ликвидировано 65 бандгрупп общей численностью около 2 тыс. оуновцев и упистов. К концу года число первых увеличилось до 200. Однако при активной поддержке гитлеровских спецслужб сопротивление ОУН и УПА Красной Армии только нарастало.

Аналогичные обязанности, присущие ОЧГ войск охраны тыла, возлагались и на оперативные группы территориальных органов госбезопасности. «10 марта 1943 г., – вспоминал генерал-майор В. В. Лодяной, – вместе с частями действующей армии мы отошли за реку Северский Донец. Управление НКГБ разместилось в Купянске. Мне, как и большинству оперативных работников, пришлось работать в оперативных группах, которые занимались выявлением немецкой агентуры, активных пособников нацистов, документированием их преступной деятельности…

Сложившаяся летом 1943 г. ситуация на фронтах создала реальные возможности для перехода Красной Армии в наступление и освобождения всей Украины. А перед нами, всего за 40 километров, был Харьков. Меня вместе с другими сотрудниками привлекли к разработке плана оперативных мероприятий в городе после его освобождения от немцев.

Разрабатывались они на основе добытых в феврале – марте оперативных данных, оперативно-следственных материалов областного управления, опросов лиц, проживавших в оккупированном Харькове, обработки огромного количества трофейных документов противника, включая прессу, издававшуюся оккупационными властями. К нам регулярно приходили и ориентировки из Центра, информация органов военной контрразведки в отношении розыска агентуры противника.

Содержание и структура плана определялись функциональными задачами контрразведки. В целом это был разносторонний объемный документ, отличавшийся конкретной постановкой задач и путей их реализации. Каждый его пункт имел своего исполнителя – опытного контрразведчика, который хорошо знал город, и мы – прикрепленная молодежь. В плане нашла отражение запланированная работа по сети карательных органов, созданных оккупантами полицейским подразделениям и структурам городского управления, в которых под видом так называемых «персональных отделов» функционировали резидентуры немецких спецслужб…

Действуя в контакте с армейскими контрразведчиками, опергруппы УНКГБ 23 августа 1943 года вместе с нашими частями вошли в Харьков… и сразу же принялись выполнять намеченное. В первую очередь выдвинулись по адресам, где дислоцировались Абвер, СД, ГФП, вражеские резидентуры. Выявили немало интересных для нас документов, провели опрос технического персонала этих органов, задержали и некоторое число немецких агентов и пособников. Много информации мы получили и от наших товарищей, которые находились в тылу врага…»

1943 год стал переломным в деятельности советской военной контрразведки. Устремления немецких спецслужб на театре военных действий к этому времени заметно не изменились. Возросло лишь количество забрасываемой агентуры. Среди задач, как и раньше, острие их разведывательно-диверсионных усилий было направлено на штабные учреждения, войсковые резервы, места сосредоточения и их боеспособность. Не меньший интерес проявлялся и к группировкам частей и соединений действующей Красной Армии, наличию и расположению фронтовых укреплений, аэродромов, путей снабжения и т. д. Существенно увеличилась заинтересованность противника и в изучении возможностей советского тыла по обеспечению войск вооружением и снаряжением. Приобретя в ходе войны горький опыт в противостоянии с советской контрразведкой, Абвер, РСХА и геленовский отдел упор сделали на тщательно подготовленных агентов. Разнообразились и заметно усовершенствовались применяемые ими уловки и ухищрения. Успех в подрывной работе на линии фронта и в тыловых районах виделся прежде всего в ее качестве.

Как результат, в отличие от предыдущих периодов СМЕРШа территориальные органы госбезопасности столкнулись с тщательно подобранными и законспирированными агентами, резидентурами и диверсионно-разведывательными группами. Многие из них готовились заранее и оставались в районах, которые должны были освобождать войска Красной Армии. В своей деятельности они нередко опирались на националистическое подполье. В этом случае характерна история обер-лейтенанта Биттинга. Начало многоходовой агентурно-оперативной операции Абвера было положено на одной из улиц оккупированного еще Рославля. Тогда подпольщицу Аню Астафьеву от пьяных солдат «спас» оказавшийся рядом ефрейтор Клаус Биттинг. Знакомство переросло в дружеские отношения, при встречах «хороший» немец не раз высказывал антифашистские настроения, осуждал Гитлера и развязанную им войну. Во время отступления немецких войск он оставил свою часть и спрятался на квартире девушки. Затем последовала встреча с советскими контрразведчиками, которые стали прикидывать, как лучше использовать перебежчика. Ценность ефрейтора как агента виделась в факте предыдущей службы в секретном отделе штаба немецкого армейского корпуса. «Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта, – писали авторы книги «СМЕРШ. Исторические очерки и архивные документы», – открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского военного командования. Медлить с решением было нельзя. Каждый час работал против. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения».

Получив согласие перебежчика на вербовку и подписку о сотрудничестве, работники СМЕРШа приступили к подготовке агента. Параллельно осуществлялась проверка, но компрометирующих данных на ефрейтора Биттинга не находилось. В освобожденном Рославле, кроме Ани Астафьевой, его никто не знал, в приемно-пересыльном армейском пункте военнопленных не отыскались и сослуживцы.

Началась активная работа по обучению «Штабиста» азам агентурной работы, шлифовались детали легенды возвращения в часть, отрабатывались способы связи и передачи секретной информации. На удивление ефрейтор оказался смышленым, схватывал все с первого раза, иной раз выступал с интересными предложениями. Подготовка шла настолько успешно, что контрразведчики готовились окончить ее в ближайшие дни. Согласовали с руководством УКР СМЕРШ Центрального фронта характер задания, а также варианты его выполнения. На заключительном этапе к операции решено было подключить местных подпольщиков, задача которых заключалась в доставке через линию фронта добытых «Штабистом» разведданных.

Все шло к концу, назначен и день перехода линии фронта. Но тревога, что Биттинг подставлен гитлеровской разведкой, не покидала. Решили еще раз поискать какую-нибудь зацепку, которая бы привела к раскрытию возможного хитроумного плана немцев. Ею мог быть затаившийся где-то в городе связной. Однако проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела «спасителя», ничего не дала. Удача пришла в последний момент. «В одном из двух пустовавших домов появились жильцы. Его хозяин перед войной попадал в поле зрения органов госбезопасности, но последующие события помешали довести проверку до конца… Хозяин дома чех Рудольф Гочекаль был доставлен в отдел контрразведки, где не стал долго запираться. На первом же допросе признался, что с 1936 г. сотрудничал с германской разведкой и выполнял ее задания. Последнее из них касалось организации связи с Биттингом… Игра гитлеровской разведки была прервана. Биттинг заговорил на хорошем русском языке. В сентябре (1943 г. – Авт.) он, обер-лейтенант отдела 1Ц армейского корпуса, сменив серебряное шитье офицерских погон на неброский мундир ефрейтора, стал искать подход к местной подпольщице Астафьевой. Времени оставалось в обрез. Советские войска могли нанести удар в любой момент. И тут пригодилась заготовка начальника разведывательного отдела корпуса гауптмана Виккопфа. Астафьева легко попалась в расставленную им любовную ловушку…»

Разоблаченный агент подробно рассказал о структуре отдела 1Ц штаба корпуса, его задачах, формах и методах работы, дал и подробную характеристику на каждого бывшего сослуживца. Дальнейшая судьба обер-лейтенанта Клауса Биттинга неизвестна, как неизвестны и события, которые касались Ани Астафьевой…

Претерпела изменений и доставка агентуры за линию фронта. На первый план вышла авиация. Без внимания немецких спецслужб не оставался и глубокий советский тыл: сведения о военной промышленности, политико-моральном состоянии населения, поиск возможностей организовать повстанческое движение, многие другие направления подрывной работы продолжали находиться в центре их интересов. В отчете абвергруппы 203, действовавшей при 1-й танковой армии Вермахта, отмечалось: «Задачи, стоящие перед 203-м отделением Абвера во время отступления (в 1943 г. – Авт.), заключаются в следующем: … 2) оставление на оседание в оставленных нами районах подготовленных агентов и агентурных групп с дополнительными заданиями по линии 1Ц; 3) создание партизанских групп в тылу противника…

По пункту 2. г. Кропоткин: оставлены 4 агента с заданиями… проведения саботажа на электростанции после ее восстановления; г. Тихорецк: оставлены 2 старых казака с задачей осуществления саботажа на объектах связи и поджогов в советских учреждениях. Все оставленные во вражеском тылу агенты получили дополнительное задание: направлять через линию фронта надежных людей для доставки сведений военного характера (пароль: «Германский агент, штаб 1Ц»)…

В качестве агентов мы использовали и женщин, так как предполагаем, что все мужчины, способные носить оружие, будут сразу же призваны в ряды Красной Армии. За передачу сведений военного характера обещаны большие суммы.

По пункту 3. Из опорного пункта Жентала… балкарцам переданы: 12 ручных и 2 станковых трофейных пулемета, 600 гранат «Ф-1», 60 000 патронов… Из Кисловодска двум группам карачаевцев (около 60 человек), передано 200 винтовок, 18 000 патронов, 2 ручных пулемета.

Антисоветские группы получили задание путем нападения из горных районов на советских часовых и на шоссе Пятигорск – Кисловодск вызывать беспокойство и нарушать линии связи».

Деятельность по агентурной разведке Красной Армии активизировал и «Зондерштаб Р», специализировавшийся до этого преимущественно на борьбе с партизанами. Начальник его штаба, упоминаемый полковник РОА М. Шаповалов (он же «Раевский») в директиве (сентябрь 1943 г.) областным и районным резидентам требовал: «Принять к неуклонному и точному выполнению следующие указания: «Ни областной, ни районный резидент не имеет права самовольно оставлять свой пункт дислокации, а должны оставаться с комендатурой, с которой они связаны взаимоотношениями и своей практической работой по месту дислокации… В случае оставления пункта резидентуры по причине отхода германских войск, вменяется в обязанность оставлять на месте прежнего пребывания агентуру для тайной разведывательной работы на стороне противника. Разведывательная работа должна проводиться только по собиранию сведений о Красной Армии. Контингент оставленных агентов должен быть надежным, идейно преданным, из числа добровольцев. Количество разведчиков может быть от одного человека до группы в 3–4 человека. Это зависит от задания, личных качеств агента и от того, насколько они друг другу подходят… Число оставленных групп может быть неограниченным.

Боевая задача агентов делится на два вида – общая и конкретная… «». Первая включала сбор сведений о дислокации, численности и вооружении советских войск, морально-политических настроениях военнослужащих и населения, расположении штабов, складов и баз (с боеприпасами, продовольствием, горюче-смазочными материалами) и т. д., строительстве и характере укреплений, наличии минных полей и др. Во второй виделись террористические акты, крупные диверсии, доставка важных агентурных данных и т. д. Конкретные задания оставляемым агентам ставили отделы 1Ц частей и соединений Вермахта. Здесь же согласовывались порядок каналов связи, пароли, последующие места явок.

Подбор агентуры из других оккупированных регионов «штаб Р» осуществлял по специально разработанной схеме. Ее основу составляли ранее не раз проверенные шпионские кадры. Для маскировки отбирали инвалидов, лиц непризывных возрастов, женщин, бывших полицейских, старост и карателей. Обязательным условием было обеспечение их радиосвязью, продуктами, денежными средствами, тщательно продуманными легендами прикрытия и документами. На еще оккупированной территории обуславливались пункты явок, куда агент или его связник могли прибыть с донесением или в случае провала.

«Отобранную группу агентов-разведчиков и каждого агента, – требовал «Раевский», – нужно тщательно проинструктировать. Особое внимание в работе обратить на следующее: а) на поведение агентов в тылу; б) на уменье не выделяться из общей среды, в которой он будет вращаться; в) на осторожность поведения при разговоре, на маскировку внешнего вида; г) на мужественное поведение в случае задержания органами НКВД, на способы перехода линии фронта и явки к соответствующему отделу 1Ц в пункт встречи.

Срок пребывания в тылу противника должен быть установлен следующий: для агента – не менее одной недели; для четырех агентов – не менее месяца, с чередованием возвращаться по одному каждую неделю. Прибывающий разведчик-агент должен приносить новые сведения…

Главному резиденту с получением настоящей директивы немедленно собрать всех резидентов, проинструктировать их, поставить задачу и проверить ее выполнение. Изучение директивы подтвердить по телефону».

Качественно новых усилий требовала и диверсионно-подрывная работа, определенное представление о чем дает донесение капитана Курта Рейнгарда в штаб абверкоманды 201: «1. Подразделение: 203-е отделение Абвера при штабе 1-й танковой армии (речь идет об абвергруппе 203. – Авт.).

2. Кодовое название операции: «Штаб: «Иван-1».

3. Время: 9 июня 1943 г.

4. Силы: 4 агента.

5. Маскировка: форма военнослужащих Красной Армии и документы старшего лейтенанта, младшего лейтенанта и сержанта.

6. Вооружение и оснащение: 2 револьвера системы «Наган», три пистолета калибра 7,65 мм, 4 кг тола, 2 кг горючей смеси (в коробке противогаза), 2 контактных взрывателя для подрыва железнодорожных рельсов, 4 взрывателя натяжного действия, компасы, питание на 4 суток, 15 000 рублей.

7. Задачи: 1. Осуществление саботажа на линии железной дороги…, а при возможности подрыв составов с горючим и боеприпасами…; 2. Распространение слухов, призывов переходить на сторону немцев; 3. Разведка танковых и моторизованных частей.

8. Особые обстоятельства: выделенные для операции агенты – молодые, инициативные, в прошлом военнослужащие Красной Армии, перешедшие на нашу сторону в ходе весенних боев в районе г. Барвенково. Вооружены и оснащены соответственно своим предыдущим воинским званиям. Их специальная подготовка длилась 10 дней.

9. Выполнение задания: по требованию штаба 1-й танковой армии соответствующий воздушный флот выделил самолет типа «Юнкерс-52». После краткого инструктажа агентов…, самолет стартовал в 22 часа. В качестве сопровождающих до момента выброски с агентами полетели унтер-офицер Ашенбреннер и обер-ефрейтор Орендорц… Выброска агентов была произведена без помех около 23 часов 30 минут южнее г. Валуйки, что в 100 км за линией фронта.

10. Результаты пока не установлены.

Руководитель группы капитан Рейнгард».

С изменением подчиненности и организационно-штатных новаций, последовавших после реорганизации особых отделов НКВД СССР в военную контрразведку СМЕРШ Наркомата обороны, с участием В. Абакумова была разработана и более совершенная система агентурно-оперативной работы. В сентябре 1943 г. во фронтовые контрразведывательные подразделения поступила «Инструкция по организации розыска агентуры противника». Розыск и ликвидация агентов, заброшенных на линию фронта и прифронтовые районы, в ней определялись главными и важнейшими задачами органов СМЕРШа. Основание для начала оперативного розыска виделось в первичной информации, поступившей от арестованных агентов, в ходе заявлений и показаний свидетелей, военнопленных из числа бывших штатных сотрудников немецких спецслужб, донесений зафронтовой агентуры, сведений, обнаруженных в различных документальных источниках, и др. Начиналась розыскная работа с заведения на агента (агентурную группу) розыскного дела, с дальнейшими системными, длившимися недели, а иногда месяцы и даже годы, агентурно-оперативными розыскными мероприятиями.

Определяя в свое время факторы, влияющие на эффективность борьбы с преступностью, известный французский криминалист Альфонс Бертильон отмечал: успех в розыскном деле на 50 % – это «потение», подразумевая под этим тяжелый, изнурительный и опасный труд, 10 % – «вдохновение» (творческий подход к работе и т. п.) и 40 % – «везение». В противостоянии с гитлеровскими спецслужбами «везение» в деятельности советской контрразведки составляло лишь небольшую часть. Основу результата обеспечивали прежде всего профессиональный опыт, умноженный на титанический труд. И все же случаи «везения» были. Об одном из них вспоминал бывший военный контрразведчик 3-го Украинского фронта Леонид Иванов. «Самое, наверное, заметное разоблачение, – рассказывал он журналисту А. Хинштейну, – случилось накануне Кишиневского наступления. Через фронтовую агентуру нам сообщили, что в 49-й стрелковой дивизии находится агент Абвера. Была известна его фамилия. И еще – перед войной он работал поваром в «Метрополе».

Данных достаточно. Послали шифровку в СМЕРШ дивизии. Но оттуда отвечают: такого человека у нас нет. Тогда выезжаю сам.

Еле-еле переправился на плацдарм – со всех сторон дивизия обстреливалась немцами. Приказал собрать все списки, включая убитых, раненых и командированных. Изучал три дня. Действительно, нет шпиона!

Собрался уже уезжать. На рассвете начальник СМЕРШа пригласил на завтрак. Что за черт, думаю, больно вкусно приготовлено. А подполковник – Васильев его фамилия – похваляется: у меня, мол, в приданном отделу взводе служит профессиональный повар. Сказал – и буквально окаменел: понял, что список смершевского взвода-то мы не проверяли!

Стали смотреть: точно, та самая фамилия. Это он – повар-шпион. Но как доставить его с крохотного плацдарма, не вспугнув? Вызываю на беседу. В штабе армии, говорю, у нашего генерала больной желудок. Нужно диетпитание. Не согласитесь ли вы у нас послужить?

Он, понятно, с радостью. Оформляем ему документ на убытие. Привозим в армейский СМЕРШ. Тут-то шпион и раскололся. Оказалось, он чуть-чуть не ушел к немцам с собранными уже данными о готовящемся наступлении. И что особенно опасно, собирался похитить оперативные документы из отдела контрразведки…»

Полученные из различных источников материалы по розыску агентуры аккумулировались в органах СМЕРШ с последующим докладом по инстанциям. Розыскные мероприятия включали широкий спектр, начиная от планирования предполагаемой работы, назначения соответствующих исполнителей, постановки им задач, до проведения кропотливой розыскной работы, анализа полученной информации и много другого. Начинались они тщательным обследованием и изучением района выброски и обнаруженного места приземления, прочесыванием близлежащей местности, блокированием предполагаемого направления движения агентуры и др. Сопровождались поиском свидетелей десантирования, изучением данных о приметах разыскиваемых, работой специальных поисковых групп по возможным маршрутам движения парашютистов.

Ситуация серьезно усложнялась в случае неудачи по задержанию агента (агентов) по «горячим следам». Вынужденно задействовался качественно новый, одновременно более сложный и трудный подход в розыскной работе. Положение стабилизировалось, когда удавалось арестовать хотя бы одного члена десантировавшейся группы или кто-то из ее состава приходил с повинной. Полученные сведения существенно облегчали дальнейший розыск. «Особым отделом Волховского фронта, – отмечалось в директиве (ноябрь 1942 г.) НКВД СССР, – арестованы агенты германской военной разведки… На допросе арестованные показали, что они прошли обучение в школе германской разведки в местечке Вяцати (Латвия). В ней подготавливают диверсантов для разрушения железнодорожных сооружений и других военных объектов в ближнем советском тылу…

Переброшенные агенты одеты в форму командиров и бойцов Красной Армии, снабжены портативными радиостанциями немецкого или американского образца, взрыввеществами, оружием, фиктивными документами и деньгами.

При изготовлении фиктивных документов используются захваченные подлинные печати и штампы штаба и политотдела 46-й СД и изготовленные в школе поддельные штампы и печати 19-го эвакуационного госпиталя, Сокольнического райвоенкомата г. Москвы, 11-й СД, 15-го стрелкового, 8-го и 15-го моторизованных полков, военно-санитарного управления НКО и Красногвардейского райкома ВКП(б) г. Ленинграда.

При оформлении документов оттиск номера части в круглой гербовой печати проставляется после наложения печати и заметно выделяется, в результате чего можно установить поддельность документов. Допросом также установлено, что среди участников диверсионных групп … германская разведка имеет агентов-«внутренников» для предотвращения явки диверсантов с повинной в НКВД и физического их уничтожения в случае необходимости».

Главное сообщение от арестованных агентов касалось трех переброшенных диверсионных групп общей численностью 15 человек, с фамилиями их командиров, районами десантирования, поставленными задачами, а также о группах (во главе с некими Фирсовым и Виноградовым численностью 8 диверсантов), готовящихся к высадке в прифронтовом тылу.

«Прилагая при этом список выявленных агентов-диверсантов, – писал подчиненным инстанциям начальник Управления особых отделов НКВД СССР, – предлагаю: принять меры к их розыску и аресту». Важность, а иной раз и решающее значение в розыске агентуры имела малейшая информация, подчеркивал Л. Г. Иванов. Получив от местного пастуха сигнал о высадке десанта, в указанном районе контрразведчики обнаружили пять спрятанных парашютов. Четырьмя оперативными группами выдвинулись в разные направления. Вскоре одна из них услышала рассказ косаря о подозрительных двух красноармейцах: курили сигареты, в то время как все – исключительно махорку, плохо ориентировались на местности, нервничали, когда вблизи появилась военная машина, а главное, что запомнилось, – на солдатском вещмешке одного из них чернильным карандашом была написана цифра «23». Ее контрразведчики и взяли за главный ориентир. Поиски привели в 194-й запасной полк, где и задержали хозяина приметного вещмешка и его напарника. «В течение нескольких дней, – вспоминал генерал-майор в отставке, – нам удалось выявить и остальных парашютистов. При этом один из них, в звании «капитана», в отделе кадров 54-й армии успел получить направление в штаб 32-го стрелкового корпуса для прохождения «дальнейшей службы». Двое других диверсантов имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Их задержали в результате засады. Были изъяты магнитные мины, радиопередатчик, большое количество советских денег. Так за одну неделю мы ликвидировали опасную группу вражеских разведчиков и диверсантов».

Успех в противостоянии с немецкими спецслужбами не всегда был на стороне советских контрразведчиков. Причины наблюдались разные – от неопытности, отсутствия профессионального мастерства, до разгильдяйства, непригодности к оперативной работе, а иной раз желания выслужиться любой ценой. В частности, по состоянию на январь 1944 г. в УКР СМЕРШ 4-го Украинского фронта (7 армий, 21 корпус, 68 дивизий, 28 бригад, 20 других частей) в 144 его органах по штату имелось 2150 оперативников и 273 человека технического состава. По образовательному цензу из всех высшее и незаконченное высшее образование имели 296 человек, остальные среднее (1144), незаконченное среднее (659) и низшее (читай, 4 класса – 324 человека). 75 % первых двух категорий занимали руководящие должности. Только 16 % оперсостава имели базовое специальное образование. Еще 10 % в свое время закончили военные школы, училища и академии. Средний возраст контрразведчиков составлял 35 лет. В 55 % «чекстаж» работы в органах составлял от 1 до 3 лет. По национальности преимущественно были русские и украинцы (90 %), остальные евреи, белорусы, грузины, армяне, татары, башкиры, казахи, туркмены и др. 210 человек «владели» иностранными языками, из них 6 – «хорошо», остальные – «слабо». 47 % личного состава Управления СМЕРШ в свое время были удостоены орденов и медалей. Чувствительными были боевые потери – только в 1943 г. они составили 26 % от общего числа сотрудников.

В выводах отчета о количественном и качественном составе кадров Управления отмечалось: «Органы СМЕРШ 4-го Украинского фронта… укомплектованы удовлетворительно». Подчеркивалось и такое: «В процессе изучения личного состава установлено значительное количество оперсостава, с первых дней беспрерывно находящегося на передовой, людей уставших, с физическими недостатками, раненых, в преклонном возрасте… Отрицательным фактором является тенденция отдельных работников показать храбрость в бою ради получения награды, при слабых оперативных показателях».

Неудивительно, что в том же 1943 г. в приказе ГУКР СМЕРШ В. Абакумов констатировал: «За последнее время германская военная разведка усилила заброску агентуры на нашу сторону. Несмотря на это, работа органов СМЕРШ по ее розыску находится в неудовлетворительном состоянии. Имели место случаи, когда некоторая часть агентуры, оставаясь не разысканной, проводила активную подрывную и шпионскую работу, после чего безнаказанно возвращалась через линию фронта…

По показаниям ряда арестованных агентов… установлено, что отдельные из них до ареста неоднократно задерживались как лица, подозрительные по шпионажу, но после поверхностной проверки у них документов освобождались. Задержанные не подвергались личному обыску, в то время как при них находились изобличающие их материалы, не проверялись они и по ориентировкам и спискам розыска агентуры, разосланных Главным управлением СМЕРШ».

В 1941–1945 гг. непосредственно в войсках действующей Красной Армии, ее тыловых подразделениях, органах и учреждениях число обнаруженных и ликвидированных вражеских «доверенных лиц» составило около 3,5 тыс. человек. Проникать они пытались практически во все виды и роды войск, стремясь в большинстве случаев закрепиться в штабах, других управленческих структурах, а также в авиационных, танковых и технических соединениях и частях. В прифронтовых районах «улов» органов СМЕРШа был в разы большим. Поставленные агентам и диверсантам задачи отличались лишь характером, объемом и направленностью запланированных ударов. Какой непоправимый вред мог нанести только один лазутчик, рассказал непосредственный участник событий А. Е. Стародубцев. «Однажды, – делился он воспоминаниями, – мне довелось побывать в 1-м гвардейском авиационном корпусе. Повод для поездки туда был более чем веским. В этом соединении имелась авиация дальнего действия, ее самолеты выполняли важные задачи по уничтожению крупных вражеских объектов. Но вот стали учащаться случаи необычной гибели машин: едва взлетев, их моторы глохли, и они падали вниз. Немало пришлось потрудиться, чтобы найти правильное объяснение происходящим в воздухе авариям. А их причина была на земле. Оказалось, потерпевшие крушение самолеты к вылетам готовил один и тот же техник, как выяснилось потом – сын кулака, «обиженного» советской властью. Он выкручивал из двигателя болт и взамен вставлял изготовленный своими руками – деревянный. Это и было причиной крушений самолетов. Когда не стало в подразделении притаившегося врага, прекратились и аварии…»

В 1943 г., помимо упоминаемой «Инструкции по организации розыска агентуры противника», на основе добытых зафронтовой агентурно-разведывательной сетью сведений, ГУК СМЕРШ подготовил «Сборник материалов об органах германской военной разведки, действующей на советско-германском фронте», а также «Инструкцию по организации и проведению радиоигр с противником». «Инструкция, – подчеркивают авторы труда «СМЕРШ»: Исторические очерки и архивные документы», – стала острым оружием отечественной контрразведки. Этот подробный и четкий документ свидетельствовал о высоком уровне оперативного искусства, которое, несмотря на трагедию предвоенных лет и суровые испытания начала войны, не было утрачено чекистским ведомством и стремительно развивалось. Заложенные в инструкции принципы соблюдения особой конспирации, маневрирования силами и средствами контрразведки… требовали максимума инициативы и изобретательности, оперативности, ответственности и умения принимать верные решения в форс-мажорных обстоятельствах».

Важная информация агентурно-оперативного характера, касающаяся деятельности немецких спецслужб и их союзников в СМЕРШ поступала и от Главного разведывательного управления Красной Армии. Основывалась она на донесениях армейской фронтовой и зафронтовой разведки, а также результатах допросов военнопленных. В начале 1944 г. в последнем случае опыт работы разведорганов действующей армии трансформировался в документ ГРУ под общепринятым грифом «Секретно, экз. №…». Назывался он «Вопросник для опроса военнопленных» и охватывал различные разведывательные направления в отношении вооруженных сил Германии, Румынии, Венгрии, Финляндии и Испании. Наряду с вопросами, касающимися сугубо военных аспектов их деятельности (дислокация, организация, связь, арсеналы, склады, транспорт и т. д.), в отдельной главе ставились задачи по изучению агентурной обстановки на территории рейха и других стран – паспортный режим и документация в условиях военного времени, правила проживания и передвижения, порядок устройства на работу, продовольственное обеспечение и др. В отличие от военно-идеологической направленности подобных документов ГлавПУ РККА, «Вопросник» был рассчитан не на «сиюминутный» результат в ходе массового опроса охраняемого контингента, а на глубокую и систематическую работу с отдельными группами «наиболее развитых и хорошо знающих те или иные вопросы военнопленных». В последних виделись представители спецслужб, командный состав, различные военные специалисты и др. Для практического применения наработки ГРУ были направлены и в адрес НКВД, НКГБ и СМЕРШа.

В большинстве случаев полученная от военнопленных информация имела тактико-прикладной характер, ибо раскрывала не только фамилии и другие оперативные данные на отдельных агентов, но и формы, приемы и методы работы немецких спецслужб, места дислокации их органов, школ и курсов, кадровый состав и многое другое. Становились известны и промахи в работе советской контрразведки.

Бывший сотрудник органов госбезопасности В. Д. Крайников вспоминал: «Однажды начальник отдела полковник Казаков вызвал меня к себе: в госпитале для гитлеровских военнопленных один ефрейтор обратился к врачу с просьбой, чтобы ему организовали встречу, как он заявил, с политкомиссаром. Кто знает, что у него там такое. Побеседуй. Может, что интересное сообщит. С военнопленными мне приходилось встречаться еще на фронте. Видел среди них разных – трусов, наглецов и явных фанатиков. Прибыл вместе с переводчиком в госпиталь. Вскоре в небольшую комнату вошел человек в госпитальной одежде. Он был высокого роста, с худым продолговатым лицом. Тонкие, по всему видно, не знавшие физической работы руки. Щелкнув каблуками, представился: ефрейтор Конрад Бауэр…».

По данным Василия Дмитриевича, «ефрейтор» в действительности оказался полковником, высокопоставленным сотрудником Абвера. Не раскрывая на то время (1986 год) его действительного имени, называл Кнорром. Детство Кнорра прошло в России. Перед началом Первой мировой войны его семья вернулась в Германию. В ходе одной беседы-допроса Кнорр вспоминал: «После поражения наших войск под Сталинградом, Канарис пригласил меня к себе. Мы должны, сказал он, смотреть далеко вперед. Блок СССР – США – Англия вынужденный. Положение на фронтах складывается не в нашу пользу. Блицкрига не получилось. Нам нужно начать работу сейчас, сегодня же в плане создания в Советском Союзе «пятой колонны»… Вам будут предоставлены широкие полномочия. Подберите преданных людей. И помните – это строжайшая тайна».

По словам Кнорра, к выполнению поставленной задачи он решил привлечь кадрового абверовского шпиона, выходца из России белоэмигранта некого Красильникова. В 1938 г. разведывательную работу тот начал в Польше, продолжил в СССР. Создав агентурную сеть, внедрил информаторов в воинские части, стратегические склады, на железную дорогу. От него агентурная информация поступала о работе оборонных предприятий, телеграфов, электростанций, системе обороны пограничных районов. Канарис был очень доволен его работой и добился для него у Гитлера награды.

Весной 1941 г. к Красильникову (находился во Львове) был направлен связной. Но встреча не состоялась, началась война и агент пропал. В 1942 г., после захвата Ростова немецкими войсками, в расположении одной из частей появился перебежчик. Его доставили в Берлин, где он рассказал: из Львова Красильников эвакуировался в Куйбышев. Работает мастером на заводе. Ведет разведывательную работу. Просит наладить связь и прислать денег. Прибывший передал собранные агентом ценные разведывательные сведения. «Связника, – рассказывал Кнорр, – мы основательно экипировали, снабдили документами, деньгами, радиостанцией, доставили к линии фронта и успешно осуществили переброску. Дальнейшая его судьба Абверу не известна. Только к Красильникову он не явился. Может, погиб, что не исключалось, а может, заимев крупную сумму денег, пристроился где-либо на спокойное житье. Попытки же установить связь с Красильниковым ни к чему не привели…

В начале сентября 1943 г., когда наша армия потерпела еще одно поражение у Курска и Орла, ко мне был доставлен Красильников. Я обрадовался его появлению. Дело в том, что в это время в ряде подразделений Абвера разладились дела. Участились провалы. От агентов поступали сведения сомнительного характера. В генштабе (ОКХ. – Авт.) и у самого фюрера были основания считать нашу работу неудовлетворительной. Когда в том или ином месте нас подстерегали неудачи и преследовали военные поражения, то представители командования, как правило, обвиняли и Абвер, дескать, добывались неверные сведения или происходила утечка наших секретов. Вот поэтому я обрадовался возвращению, а может быть, воскрешению Красильникова. Утешало меня и другое: агент с его энергией, настойчивостью, идейной убежденностью способен создать в вашей стране шпионскую сеть в послевоенный период…

Но в этот раз Красильников пришел, по сути, с пустыми руками. Почти за двухгодичное пребывание в Куйбышеве он не мог создать работоспособную сеть… Кандидаты в информаторы требовали денег. У Красильникова их не было. Но он собрал ценную информацию о военной продукции, которую выпускали эвакуированные в Куйбышев заводы, о находившихся там воинских формированиях. Сообщил и другие сведения».

Поведал Кнорр и о том, как агенту удалось возвратиться к «своим». Летом 1943 г. в составе заводской делегации он был послан на фронт с подарками для красноармейцев. Поезд попал под бомбежку. Оставив свои документы в кармане погибшего, лицо которого было изуродовано до неузнаваемости, Красильников пересек линию фронта. Рассказывая о военных «мытарствах», агент жаловался – во Львовской области работать было легко. «Там люди другие, много украинских националистов. С их помощью удалось быстро создать шпионскую сеть, провести несколько диверсий, собирать разведывательную информацию. Совсем другой ситуация была в Куйбышеве…»

По словам Кнорра, лично ему и руководству Абвера Красильников утешения не принес, но породил уверенность, что поправит дела ведомства. Его кандидатура агента-нелегала была одобрена на перспективу. По заданию Канариса начался поиск еще 8—10 будущих «коллег». Ими стали агент-внутренник в лагерях военнопленных Леонид Мошковский, сотрудник ГФП некий Рубцов, несколько других тщательно проверенных «доверенных лиц». После ареста Канариса приказ на переброску отобранных агентов отдал лично Гиммлер. 28 сентября 1944 г. специальным самолетом их забросили в советский тыл.

Обнаружение и ликвидация шпионской сети закончились лишь спустя несколько лет после окончания войны. «В процессе розыска шпионов, – отмечал Василий Дмитриевич, – пришлось «профильтровать» тысячи людей, попавших в поле зрения по тем или другим причинам… Я почти месяц провел в Куйбышеве, собирая по крупицам сведения о Красильникове, орудовавшем там в 1941–1943 гг. Ситуация разрядилась, когда осенью 1949 г. на границе был задержан их связной, бывший вояка УПА… Так закончилась авантюра, начатая Канарисом и продолженная Геленом».

Судьба некоторых немецких агентов в советском тылу иной раз определялась задолго до их там появления. Один из таких случаев произошел в ноябре 1943 г. В докладной в ГКО В. Абакумов писал: «В результате проводимой с противником радиоигры, условно именуемой «Подрывники»…, ГУКР СМЕРШ вызваны на нашу сторону и арестованы 17 агентов-диверсантов германского разведывательного органа СД «Цеппелин».

При задержании агентов изъято 4 пулемета системы Дегтярева, 12 ППШ, 21 винтовка, 13 ящиков патронов, 46 гранат РГД, 4 радиостанции, 61 парашют, ракетницы, компасы, бинокли, 117 заполненных фиктивных документов военного и гражданского образца, 210 чистых бланков для подложных документов, 2 печати 391-го запасного полка и 322 700 рублей».

Начало этой непростой операции было положено еще в июле. Тогда из вражеского тыла возвратился агент «Северов» (Виктор Бутырин), вместе с ним некто Николай Юрьев, этнический немец, уроженец г. Либавы, одновременно с 1940 г. немецкий агент. Юрьева «Северов» перевербовал в октябре в 1942 г., находясь с ним в диверсионной школе г. Вяцати (Латвия). Вместе они разработали и план по возвращению. Пользующийся у немцев доверием, Юрьев перед начальником особой команды «Цеппелина» гауптштурмфюрером СС Мартином Курмисом легендировал наличие у Бутырина близкого родственника, занимающего ответственную должность в союзном Наркомате путей сообщения, который может быть полезен немецкой разведке. Вскоре Бутырин и Юрьев оказались в Берлине – в РСХА, где ими занялся начальник реферата VI Ц/Цет (подготовка агентуры) штурмбанфюрер СС Вальтер Куррек. С участием специалистов СД по диверсиям и разведке была разработана операция по переброске Бутырина и Юрьева через линию фронта с задачей: собрать данные о советском железнодорожном транспорте, работающих в Москве и эвакуированных заводах, выпускаемых в СССР типах самолетов, местах нахождения в столице электростанций, высоковольтных линий и др. Кроме того, на допросе Юрьев показал: инструктировавший его Куррек рекомендовал изучить возможность осуществления теракта в отношении одного из членов советского правительства…

В ночь на 20 июня 1943 г. агенты РСХА десантировались с немецкого бомбардировщика в Егорьевском районе Московской области. Полученные от них разведданные оказались внушительными. Стали известны сведения о 93 штатных сотрудниках немецких спецслужб, 133 агентах, были получены 18, в том числе групповые, их фотографии, 9 оттисков печатей, используемых «Цеппелином» для подложных документов, образцы подписей его руководящих лиц, специально разработанное для диверсий оружие, нового типа портативная радиостанция, а также 100 тыс. рублей.

«Учитывая большой интерес, проявляемый немцами к выполнению Бутыриным и Юрьевым задания по вербовке ответственного работника НКПС…, и возможность проведения в связи с этим агентурных комбинаций, – писал тогда же Сталину В. Абакумов, – ГУКР СМЕРШ включил рацию Бутырина-Юрьева в радиоигру. 27 июня немцам по радио сообщено о благополучном приземлении разведчиков, на что германская разведка 9 июля ответила: “Рады за благополучное прибытие. Приветствуем и желаем успеха в работе. Берлинский центр…”»

Фамилия Куррека вновь всплыла в сентябре 1943 г., когда советская радиоразведка перехватила, а затем расшифровала радиограмму «Цеппелина» в Берлин из района Пскова: «Курреку. Относительно северной железнодорожной операции. В 10-х числах октября планируем провести операцию по саботажу в оперативной зоне “W”. В ней будут задействованы 50 диверсантов. Прошу Вас срочно прислать к этому числу в Псков обещанный “Ю-52”.

Также прошу прислать курьером снаряжение, которое необходимо для группы в 50 человек. Краусс».

Зная о функциях и роли Вальтера Куррека в службе Шелленберга, а также то, что штурмбанфюрер СС Отто-Вильгельм Краусс возглавляет главную команду «Русланд Норд», бывшую «Русланд Митте», круг интересов которой был представлен участком фронта от северных районов Украины до побережья Белого моря, включая Белоруссию и Прибалтику, аналитикам СМЕРШа было нетрудно догадаться, что разговор идет о железнодорожной магистрали Архангельск – Вологда. Там и стали ждать «гостей» с неба…

Двумя группами численностью в 10 человек в Харовском районе Вологодской области агенты появились 26 сентября и 10 октября. Ситуация упростилась, когда один из них явился с повинной. Задержали и остальных. Поставленная перед ними задача включала сбор сведений об аэродромах, других военных объектах, о состоянии противоздушной обороны вдоль железной дороги, разведку мест дислокации лагерей военнопленных, изучение возможностей с целью организации повстанческого движения. Отдельно требовалось отыскать в районе озера Чивецкое места, пригодные для посадки самолетов.

Основная диверсионная группа должна была прибыть позже, после детального изучения ситуации на месте и передачи по рации соответствующей информации.

В ночь на 16 октября в том же районе десантировалась еще одна разведгруппа. Трое из ее состава явились в органы контрразведки, четвертого задержали в деревне. Прибывшие подтвердили: ожидается еще одна группа из 30 человек с задачей проведения крупных диверсий на линии Вологда-Архангельск. Ее прибытие обусловлено получением от них в течение трех дней данных о возможном месте высадки. Сигнал – ориентир для самолетов: горящие костры. С участием перевербованных агентов-радистов Аулина и Курбатова СМЕРШ включился в радиоигру, получившую условное название «Подрывники».

20 октября в адрес «Цеппелина» ушло донесение: «Приземлились благополучно. Долго собирались. Место подготовили. Смотрите три костра треугольником в условном месте в верховьях реки Вожега, 20 км юго-восточнее ст. Вожега». Пять дней спустя был получен ответ: «Ваша радиограмма понятна. Время отправки главной группы сообщим дополнительно. Костры зажечь только после полученного указания. Краусс».

Подготовительную работу к предполагаемой встрече совместно провели СМЕРШ, НКГБ и НКВД, и уже 27 октября от «Цеппелина» поступил приказ: «Приземление группы, вероятно, 28 октября. Жгите три костра на пункте 01731 от этого дня с 20 до 21 часа московского времени». Немного не долетев до обусловленного места, 14 парашютистов десантировались поздним вечером 1 ноября. 9 из них сдались добровольно, 4 были арестованы в районе железнодорожной станции Вожега, один покончил жизнь самоубийством.

Позже выяснилось: трое диверсантов вынужденно возвратились назад, ибо один из-за технических неисправностей при десантировании застрял в люке самолета. В очередном радиосеансе немцы поинформировали: «1 ноября выброшены 14 человек, трое оставшихся – при первой возможности в ближайшие дни с грузом на 17 человек. Связь поддерживайте ежедневно. Краусс».

Агенты Ф. Сергеев, А. Славин, Е. Купреев десантировались 11 ноября. Тогда же от «Цеппелина» поступили взрывчатка, оружие, боеприпасы, другое снаряжение. На второй день пришло подтверждение: «Вчера сброшены 3 ваших товарища и 10 грузов, в том числе один груз с батареями. Огни были хорошо видны. Шлем нашу признательность и сердечный привет. Краусс…».

В завершение доклада в ГКО начальник ГУКР СМЕРШ писал: «В целях продолжения радиоигры с германским разведывательным органом “Цеппелин”… добровольно явившийся с повинной немецкий агент-радист Григорьев С. С. … нами перевербован, и его рация также включена в радиоигру, причем отдельно от группы Аулина…

Учитывая доверие немцев к радиостанции “Подрывники” и их намерения продолжить дальнейшую заброску диверсантов на нашу сторону, ГУКР СМЕРШ продолжает радиоигру с противником… Будем требовать заброски новых агентов и материалов, необходимых для осуществления “подрывной работы”».

Радиоигра продолжалась практически до окончания войны. В ночь на 15 сентября 1944 г. на костры СМЕРШа ведомство Вальтера Шелленберга десантировало еще троих диверсантов. Их прибытие советской стороной легендировалось фактом, что «в квадрате действия группы (Аулина. – Авт.) установлен лагерь немецких военнопленных», и с ним налажена агентурная связь. Для ее развития требуются люди, знающие немецкий язык. Прибыли агенты «Ястребов», «Раскольников» и «Курганов». Радист «Ястребов», он же Павел Соколов, свидетельствовал: «После приземления и соединения с группой (Аулина. – Авт.) сообщить об этом немцам, подписав радиограмму установленными условностями. Если все прошло благополучно, подписаться буквами «ПС», в случае провала или возникших подозрений, наоборот, т. е. «СП». Данные буквы составляли его имя и фамилию».

Аналогичные комбинации предполагались и в ходе последующих радиосеансов, с той лишь разницей, что заглавными буквами поочередно должны были выступать имена и фамилии двух других агентов…

Историческая справка

Радиоигры с советской разведкой вели и немецкие спецслужбы. Вальтер Шелленберг: «В области радиоразведки Германия достигла исключительных успехов. Мы могли перехватывать переговоры по радио, которые велись между частями противника на фронте, и часто получали важные сведения о передвижении войск и готовящихся операциях. Была разработана и техника использования нелегальных передатчиков противника. Заключалась она в следующем: после их обнаружения и захвата мы продолжали работать на них от лица противника и сами подбирали материал для передачи, причем часть данных была правдивой, а часть – вымышленной. Иногда мы так успешно вели игру, что просили даже о присылке новых агентов, кодов, оружия, денег или взрывчатых веществ. Противнику же казалось, что он расширяет сеть своих агентов, в то время как на самом деле он напрасно тратил огромные средства и ценные кадры. Особенно успешная игра велась с московским радиоцентром. Было время, когда мы имели около шестидесяти четырех захваченных у противника радиостанций, работавших на Москву».

В отчете 304-й абверкоманды (май 1944 г.) о результатах контрразведывательной работы за предыдущий месяц ее начальник майор Гезенреген в разделе «Секретная связь», в свою очередь, писал: «В настоящее время абверкомандой проводятся 4 радиоигры, 2 из которых («Аня» и «Вапс») возобновлены в отчетном месяце. Радиоигра «Аня» началась 15 апреля абвергруппой 311. Схваченный вражеский радист принадлежал к группе разведотдела 2-го Прибалтийского фронта численностью 10 человек. Группа была заброшена 26 марта 1944 г. с заданием проводить разведку и осуществлять диверсии.

Радиоигра «Вапс» началась 22 апреля в FAT-326 (имеется в виду бывшая абвергруппа 326. – Авт.) в Ревеле. Игра ведется с эстонским НКВД, который 7 апреля через Эстонский партизанский штаб забросил группу в составе 2 человек с заданием проводить разведку и подрывную работу в районе Феллин – Тарту.

Проводившаяся в FAT-326 радиоигра “Морская чайка” в отчетном месяце была прервана, так как с середины января 1944 г. она велась безрезультатно».

Приданная группе армий Вермахта «Север», 304-я абверкоманда проводила свои радиоигры, среди них с кодовым названием «Пингвин», «Фламинго», «Рейгер», «Эльстер», «Ейзфогель», «Бахштельце», «Хаубентаухер», «Стинт» и др. Такую же работу вели и другие абверкоманды, а также органы СД, гестапо, службы Рейнхарда Гелена, Германа Геринга и др.

Среди множества оперативных приемов и методов розыскной работы советской контрразведки важное место заняло использование агентов-розыскников, агентов-маршрутников, а особенно агентов-опознавателей. Последние действовали в составе оперативно-розыскных и оперативно-подвижных групп (ОРГ, ОПГ) СМЕРШа, территориальных органов НКГБ и НКВД. Кроме командира, нескольких опытных оперативников, разведчика наружного наблюдения и радиста, в состав каждой группы включали прибывших с повинной, задержанных, затем перевербованных немецких агентов, знавших в лицо по предыдущей службе или учебе «коллег по цеху». К этой работе привлекали и разведчиков, побывавших в тылу врага, особенно тех, кто в свое время был внедрен в разведорганы, школы и курсы Абвера и РСХА. Действовали ОРГ в наиболее вероятных местах появления вражеской агентуры: на вокзалах, переправах, медсанбатах, госпиталях, формируемых частях и т. д. С учетом военной обстановки, для предотвращения проведения противником на коммуникациях диверсий ОРГ устраивали засады вблизи возможных объектов устремлений вражеских агентов. «В самом начале Висло-Одерской наступательной, – вспоминал ветеран СМЕРШа А. И. Матвеев, – из Управления контрразведки 1-го Белорусского фронта была получена ориентировка, что немцы готовят массовые диверсионные акты. В ней давались некоторые приметы руководителей диверсионных групп, приводились образцы подложных документов прикрытия и т. д.

В отделе контрразведки СМЕРШ 47-й гвардейской стрелковой дивизии мы обсудили сложившуюся ситуацию. Вместе с командованием по карте и на местности определили объекты в полосе наступления, против которых могли быть совершенны диверсии. Были сформированы и специальные оперативные группы в составе 5—10 человек для организации засад в целях их прикрытия. В трех километрах от штаба дивизии находился железнодорожный узел, куда поступали эшелоны с боеприпасами, горючим, другим снаряжением. Туда была направлена оперативная группа из 10 человек во главе со старшим уполномоченным капитаном М. И. Голубцовым».

По словам ветерана, уже на второй день на засаду нарвался ехавший на ручной дрезине капитан железнодорожных войск. Свое появление вблизи охраняемого объекта объяснил заданием командования проверить состояние восстановительных работ на узле. Проверив документы, капитана пропустили туда и обратно. На следующий день в поле зрения контрразведчиков появились офицер и группа бойцов. Кроме ППШ и противогаза, у каждого солдата за спиной был тяжелый ранец. Старший доложил Голубцову: по распоряжению штаба фронта его подразделению предписано двигаться вслед за наступающими войсками и проводить сбор новых образцов трофейного оружия. Предъявил и документ, в котором всем командным инстанциям предписывалось оказывать группе всяческое содействие, в том числе в решении тыловых проблем. Терзаясь смутными подозрениями и помня об ориентировке Управления контрразведки фронта, капитан Голубцов предложил командиру группы отправиться в штаб дивизии для решения возникших вопросов. Получив согласие, привел всех… к землянке отдела СМЕРШа. «Я, – вспоминал А. Матвеев, – спросил прибывшего о цели их появления в нашем расположении и потребовал документы. Офицер предъявил служебное удостоверение и сопроводительные документы. Уже на первой его странице я сразу заметил один из признаков фиктивности удостоверения, о котором сообщалось в ориентировке. В этот момент меня как током прошило, но я сдержался и вида не подал. Стал листать дальше и обнаружил еще два признака подделки. Стало ясно: перед нами группа вражеских диверсантов.

В голове мысли работали с напряженной до предела быстротой. «Что делать? Как поступить? «– задавал я себе вопросы. Напрягая все свои внутренние силы, я старался держаться ровно. Даже находившийся рядом Голубцов не заметил моего волнения. Диверсанты же сидели напряженно, держа наизготовку автоматы.

Чтобы успокоиться, я, не торопясь, продолжал рассматривать офицерское удостоверение, внимательно прочитал и сопроводительное письмо, а затем, как можно небрежнее, возвращая документы, сказал: мы готовы помочь в выполнении поставленной им задачи.

Окончив «официальную» процедуру, рассказал «гостям», что войска готовятся в ближайшее время к наступлению, спросил, какие виды нового оружия их интересуют, так как у нас имеется большой склад с трофеями, и они могли бы его осмотреть. Не ответив на вопрос, офицер проявил большой интерес к нашему складу.

Беседа как-то разрядила обстановку, и я полностью овладел ситуацией. Заканчивая разговор, предложил прибывшим разместиться в одной из палаток в расположении штаба. Тут же по телефону передал указание начальнику АХЧ (административно-хозяйственная часть. – Авт.): «Группу расквартировать и как прикомандированных временно поставить на все виды довольствия. Голубцову дал указание отвести гостей к начальнику АХЧ. Все поднялись. Офицер поблагодарил за проявленное внимание, и Голубцов вывел их из землянки. Я с облегчением вздохнул…»

Вызвал к себе оперативников, посовещавшись, решили тут же обезвредить диверсантов. Задача усложнялась угрозой возможных жертв. На разумную мысль как их избежать, навел начальник АХЧ, спросив, подвергать ли прибывших санитарной обработке, с учетом того что ее проходил личный состав дивизии.

На предложение побывать в санкомбинате и в бане, возглавлявший группу стал отказываться под предлогом, что не так давно его подчиненные прошли санобработку в своей части. Начальник АХЧ и выступающий в роли санинструктора оперативный работник настаивали: приказ командира дивизии.

Наконец согласие было достигнуто. В соседней палатке диверсанты разделись, оставили оружие и снаряжение. Здесь же выставили и часового. Раздумывать было некогда. Переодетый под санитара оперуполномоченный Каратуев спокойно зашел в раздевалку и нанес охраннику сильный удар по затылку. Тот даже не пикнул. Тут же одна оперативная группа изъяла оружие, а другая схватила в парилке голеньких диверсантов. Все закончилось без жертв.

В ранцах мы обнаружили около 100 кг взрывчатки и взрывные устройства. В ходе допроса выяснили: задача «гостей» заключалась в уничтожении эшелонов с боеприпасами и горючим. Возглавлял диверсионную группу офицер Абвера по фамилии Вайс, поволжский немец, в совершенстве владевший русским языком. Подчиненные были бывшие полицаи и каратели, окончившие специальные диверсионные курсы. Вайс дал показания о других диверсионных группах, которые готовились к выброске в прифронтовую полосу советских войск. Эта информация в дальнейшем была использована в розыскной работе отделами контрразведки СМЕРШ других дивизий».

Позже был обезврежен и восьмой член диверсионной группы – «капитан», приезжавший на дрезине для разведки железнодорожного узла. Как оказалось, он же и радист, в укромном месте готовился передать информацию об успешно проведенной операции.

Агентов-опознавателей из числа немцев использовали и среди военнопленных. В этом случае с целью нерасшифровки им прикрывали лицо. В среде охраняемого контингента преимущественно шел поиск кадровых сотрудников спецслужб и их агентуры. Во всех случаях проводимым операциям предшествовала тщательная подготовка и инструктаж. «Для организации розыска агентуры противника известной агенту «Витязь-101» по бывшей Полтавской разведывательной школе, – требовал (октябрь 1944 г.) начальник 2-го отдела УКР СМЕРШ 1-го Украинского фронта, – направить его в отделы СМЕРШ 13-й и 38-й армий, которого использовать там по плану…» Последний предусматривал двухмесячные «визиты» опознавателя в штабы армий, участие в проверках на КПП, железнодорожных станциях, сборно-пересыльных армейских пунктах, запасных полках и т. д. «После окончания работы агента старшему ОРГ доставить «Витязя-101» в Управление СМЕРШ фронта и отчитаться о ее результатах».

Кроме детальных сведений на 80 известных ему агентов и кадровых сотрудников полтавской разведшколы абверкоманды 102 – ее начальника майора Карла Петхольца, заместителя обер-лейтенанта Рудольфа Гартмана, преподавателей Александра Судакова, Алексея Попова, Василия Серова, Бориса Чемарина, резидента Майера, он же Мильчевский и других, в ходе «рейдов» по прифронтовым районам «Витязь-101» опознал еще 4 агентов. Не менее успешно его «коллеги» действовали на других фронтах. В августе 1944 г. только на 2-м Прибалтийском фронте их «улов» составил 7 шпионов, на Ленинградском (1944 г. – начало 1945 г.) 54 агента, из них 17 были опознаны по фотографиям.

Специфической была деятельность агентов-розыскников, которые маскировались под военных медицинских работников, почтальонов, писарей, связистов и др. Первым вменялось в обязанность акцентировать внимание на особых приметах (ранения, татуировки и т. д.), содержащихся в ориентировках характерных признаках внешности, «штабным» работникам – тщательно изучать личные документы офицеров и солдат, сверять их подлинность, содержание, фамилии и подписи ответственных лиц и др. «В начале 1943 г., – отмечал С. З. Остряков в книге «Военные чекисты», – на должность начальника штаба разведбатальона мехкорпуса прибыл майор Прохоров. В его личном деле значилось, что он с отличием окончил военное училище и офицерские курсы усовершенствования. Вскоре, однако, сослуживцы стали замечать, что новый начальник штаба под различными предлогами уклоняется от составления оперативной документации по разведбатальону и от проведения учебных занятий с младшими офицерами. Внешнее сходство Прохорова с имевшейся в личном деле фотокарточкой также вызывало некоторое сомнение. Военные чекисты решили его проверить.

В затребованной командованием под благовидным предлогом автобиографии, которой в личном деле не оказалось, Прохоров написал, что все его близкие родственники погибли при бомбежке, а местность, где они до войны проживали, оккупирована противником. Графическая экспертиза дала заключение, что почерк Прохорова в автобиографии мало схож с почерком на других документах его личного дела. От зафронтового разведчика пришло сообщение, что в местности, которую указал Прохоров, его родственники перед войной не проживали.

По согласованию с командованием корпуса контрразведчики задержали Прохорова. Под тяжестью улик он сознался: его настоящая фамилия Мословский, родители белоэмигранты, а он является гитлеровским агентом и переброшен для внедрения в Красную Армию. Рассказал также, что тяжело раненный майор Прохоров попал в плен, был замучен до смерти, а его личные документы были переданы Мословскому, имевшему с Прохоровым внешнее сходство.

На несколько дней немцы под видом военнопленного советского офицера подсаживали Мословского в тюремную камеру к Прохорову. За это время он в деталях разузнал его биографию и даже заполучил от обреченного на смерть майора записку для пересылки после войны родственникам. По ней Мословский изучил почерк Прохорова. Затем под видом бежавшего из плена гитлеровцы перебросили его через линию фронта.

Используя подлинные документы Прохорова, шпион имел задание внедриться в разведаппарат крупного воинского штаба, а собранные сведения направлять в немецкую разведку через перебежчиков, снабдив их специальными паролями…»

В флотском штабе кадрового абверовского агента Отто Плонера, маскировавшегося под австрийского антифашиста, подвела страсть к художественным изысканиям и… «научный» интерес к прошлому большевистской партии. Агент-розыскник обратил внимание на чертежника, постоянно рисующего портреты штабных работников и никогда не расстающегося с учебником по истории ВКП(б). Незаметно поинтересовавшись книгой, на некоторых ее страницах обнаружил отмеченные чуть заметными точками буквы и цифры. Последующие события разворачивались в соответствии с азами агентурно-оперативной работы…

В мае – июне 1944 г. с участием розыскных агентов только органами УКР СМЕРШ 1-го Белорусского фронта было задержано 33 немецких «доверенных лица». Залогом успеха стала бдительность при проверке документов на подлинность. Всего в последний весенний месяц контрразведкой всех фронтов с участием этого и других подобных способов было обезврежено 430 немецких агентов и диверсантов.

В качестве агентов-маршрутников в большинстве случаев использовались парикмахеры, линейные надсмотрщики связи, путевые обходчики, шоферы, снабженцы, лица других «публичных» профессий. Они использовались как вспомогательная оперативно-розыскная сила, их главным «оружием» выступали общительность, умение анализировать те или иные события, наблюдательность, целеустремленность и т. д.

Терпя поражения в открытой и тайной войне, повлиять на ситуацию гитлеровцы попытались путем проведения масштабных террористических актов. «13 мая 1944 г. в 9 часов 30 минут, – писал в спецсообщении в 3-е Управление НКГБ заместитель начальника транспортного отдела Наркомата госбезопасности подполковник Я. П. Рябов, – в зале ожидания пассажиров ст. Луга, Октябрьской железной дороги произошел взрыв капсюля, находившегося в вещевой сумке, оставленной военнослужащими.

Расследованием и осмотром места происшествия установлено, что двое неизвестных, одетых в военную форму, оставили две вещевые сумки, за которыми попросили присмотреть находившихся там пассажиров, а сами из помещения отлучились. Спустя 15–20 минут при передвижении сумок произошел взрыв, не вызвавший разрушений и жертв. В сумках оказалось: по 20 толовых шашек 400 грамм каждая (всего 16 килограмм) и 7 ручных гранат Ф-1».

По счастливой случайности несчастья не произошло. Эквивалент взрывчатки предполагал сотни человеческих жертв, уничтожение здания вокзала, не исключено – и детонацию боеприпасов, находившихся в вагонах на станции, взрывы цистерн с горючим и др. «17.V.1944 г., – отмечал Я. Рябов, – оставившие взрыввещества на ст. Луга диверсанты были задержаны в Лядском районе Ленинградской области и оказались: 1. Попов Андрей, 30 лет, русский, завербованный в лагере военнопленных; 2. Ермоленко Михаил, 35 лет, русский, завербован в лагере военнопленных. На допросе в Лядском РО НКГБ они показали, что помимо оставленных взрыввеществ на станции Луга, ими в штабель с углем подброшены два куска взрывчатки, замаскированной под уголь.

Осмотром имеющегося на станции Луга угля один кусок взрывчатки был обнаружен на складе торфа электростанции, а второй – в угле, завезенном для горна кузницы ПЧ при ст. Луга».

Еще двух диверсантов в офицерской форме обезвредили в Калининской области. Один из них, некий Тихон Васечкин, показал: «Мною получено задание провести взрыв в зале ожидания вокзала ст. Бологое. Для этой цели перед вылетом нас снабдили толом весом по 12 килограммов и химическими взрывателями замедленного действия. О технике выполнения задания инструктировали следующим образом: в момент наибольшего скопления людей на вокзале подготовить тол к взрыву, предварительно зарядив его взрывателем, и оставить в помещении вокзала, а самим во избежание задержания уехать с первым отходящим поездом в сторону фронта.

Химический взрыватель должен сработать через час после того, как был вложен в тол. В вещевую сумку положить также 6 гранат Ф-1. Кроме того, нас снабдили по одному куску взрывчатки, замаскированного под цвет угля. Его мы должны были бросить в тендер паровоза с углем, желательно воинских эшелонов».

В майские дни 1944 г. диверсанты Рагулин, Жмаев, Ермоленко, Попов и Шевченко подобные террористические акты должны были провести по всей линии Октябрьской железной дороги. Двое первых прибыли с повинной, рассказав, что «придя после приземления на станцию Чудово…, явились к военному коменданту для регистрации имеющихся у них командировочных предписаний. Приобрели железнодорожные билеты и поездом в 0 ч. 35 м. 15.V.1944 г. выехали в Ленинград.

В 2 часа наш пограничный наряд, проверяя в поезде у пассажиров документы, обнаружил, что документы у них, согласно приказу № 225, не содержат шифра. Диверсанты нарядом были задержаны и доставлены в служебный вагон к старшему погранотряда, который, проверив документы, отпустил их, сделав в командировочном предписании пометку о нарушении приказа НКО № 225…».

Тогда же появились агентурные сведения и о подготовке немцами террористических актов путем проведения бактериологических диверсий. Речь шла о выращивании и массовом распространении бактерий чумы, холеры, бруцеллеза, брюшного тифа, других возбудителей острых инфекционных заболеваний. Так далеко гитлеровцы не зашли, боясь прежде всего нанести вред собственным войскам и оккупационной администрации. Ограничились «малым» – заражением в прифронтовом тылу ядами водоисточников, по возможности продуктов питания, спиртных напитков и даже табачных изделий. Основными исполнителями диверсий стала специально обученная агентура.

Кроме общепринятых приемов маскировки агентов (форменная одежда противника, подложные документы, награды и др.), немецкие спецслужбы, особенно на заключительном этапе войны, в шпионско-диверсионных целях широко использовали технические средства, а также специально разработанное вооружение, снаряжение, химические реактивы и т. д. «Количество снаряжения, необходимого для моей организации, действовавшей в различных странах, – бахвалился Вальтер Шелленберг, – трудно даже себе представить. Только для огромного количества агентов, работавших в России, ежемесячно требовалось несколько сотен радиостанций. Добиться их изготовления от нашей и без того перегруженной оборонной промышленности было необычайно трудно. Однако мне несколько удалось облегчить положение, решив вопрос изготовления электронных ламп за границей».

Тут же отмечал: по его распоряжению подчиненные ему специалисты якобы изготовили радиопередающий аппарат размером с коробку для сигар, который был аналогичен сегодняшнему компьютеру. С его помощью состоявший с ним на личной связи агент в течение нескольких секунд мог сбросить на «электронный адрес» в Берлине информацию до двух страниц машинописного текста. «Единственным неудобством для лиц, не имевших специальной подготовки, – сокрушался шеф СД, – было то, что для пользования этим аппаратом нужна была антенна длиной примерно 6–9 метров», а принимающее оборудование было «настолько сложным и громоздким, что занимало почти три комнаты».

При штаб-квартире службы безопасности работали располагавшие большими материальными средствами специальные отделы. Круг их интересов включал научные изыскания в области микрофильмирования, тайнописи, шифровки и дешифровки кодированных сообщений, а также изготовление, прежде всего советских, поддельных печатей, документов (паспортов, партийных билетов и др.).

На правах отдельного подразделения в СД действовал технический отдел, занимавшийся созданием аппаратуры для подслушивания и записи разговоров. Здесь же впервые были применены и возможности электронной техники. Кроме использования для «внутренних» потребностей, технические новинки нашли широкое применение во фронтовых условиях, в первую очередь для перехвата и фиксирования донесений советских армейских и гражданских радиостанций, прослушивания телефонных переговоров и др.

Шелленберг: «Я всегда считал, что высококвалифицированные специалисты являются важнейшей основой хорошей секретной службы. Действовавший в военное время закон об использовании рабочей силы позволял мне привлекать к участию в работе секретной службы лучших специалистов и ученых, начиная с университетских профессоров и кончая простыми мастеровыми. Мою задачу значительно облегчало то обстоятельство, что, имея звание бригаденфюрера СС, я был облечен властью армейского командира дивизионного звена».

Среди профессоров, мастеров и подмастерьев на гитлеровскую разведку трудились и иностранные специалисты. Результаты их работы, в том числе по вооружению и снаряжению агентов, были достаточно заметными. «Агентура по окончанию школ (в особом лагере РСХА “Утрата” и Жестковской школе диверсантов (территория Польши). – Авт.), – отмечалось (июль 1944 г.) в директиве НКГБ Украины, – обмундировывается в форму бойцов и офицеров Красной Армии и снабжается военными и гражданскими документами соответственно военному положению. Части агентуры выдаются ордена и медали Советского Союза. В соответствии с полученным заданием агентура снабжается взрыввеществом.

У большинства задержанных агентов… изъяты: толовые шашки весом 1 кг каждая; куски взрывчатки, заложенные в брикеты каменного угля; специальная взрывчатка механического действия для взрыва паровоза; специальные спички для поджога поездов».

Среди других технических успехов, прежде всего СД, было создание специальных фотоаппаратов (фотокамер), с помощью которых незаметно для окружающих производилось фотографирование. Их размер не превышал объема спичечного коробка, а рабочие элементы (линзы), маскировались в запонках, пуговицах, других местах мужского и женского гардероба. Значительные возможности были заложены и в фотопленки: на одном-двух сантиметрах они могли поместить десятки страниц различных документов. Тогда же немецкие спецслужбы стали микрофильмировать свои успехи в тайной войне, прежде всего касающиеся диверсионно-разведывательных кадров. В частности, по приказу Шелленберга такая работа была проделана, а ее результаты упакованы в две стальные шкатулки, свободно помещавшиеся в небольшом ручном кожаном чемоданчике, оборудованном взрывным устройством. По его же словам, все наработки были уничтожены при известных обстоятельствах. Зная, каким образом в этом случае поступил Рейнхард Гелен, в это верится с трудом.

Абвер и РСХА серьезно продвинулись и в области тайнописи. Химики изготовили состав, с помощью которого написанное невозможно было обнаружить при экспертизе любыми химическими средствами или под светом ультрафиолетовых лучей. Его основным составляющим был гемоглобин крови человека. Добавляя собственную кровь из проколотого пальца в раствор, агент получал «симпатические» чернила, написанное им исчезало через несколько минут. Восстановить изображение можно было, только зная секретную химическую формулу. Написанное проявлялось в зеленом цвете.

Под кодовым названием «Операция Бернгард» в недрах СД был налажен выпуск фальшивых английских фунтов стерлингов, американских долларов и даже «золотых» советских рублей. План наводнения Англии фальшивыми банкнотами, по версии того же Шелленберга, сорвался лишь только по причине того, что туманный Альбион «имел очень хорошую систему противовоздушной обороны», а положение с горючим для самолетов в рейхе было критическим.

В ходе стратегических операций Красной Армии лета 1944 года предполагалось полностью освободить оккупированную территорию СССР. «Общее наступление советских войск, – писал 6 июня Сталин премьеру Англии Уинстону Черчиллю, – будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий… В конце июня и в течении июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск». Тогда же на всех фронтах Красная Армия осуществила более десяти крупномасштабных стратегических ударов. Начались они на Карельском перешейке и в Южной Карелии, продолжились на территории Украины, Белоруссии, в некоторых других местах. Глубина продвижений советских войск к границам Третьего рейха составила от 100 до 600 километров.

Потеряв инициативу в войне, ОКВ и генштаб ОКХ свою основную задачу видели в наращивании усилий по сдерживанию противника на главных направлениях его наступления. В проводимых операциях оперативно-тактического характера армий и групп Вермахта, диверсии и шпионаж продолжали занимать одно из важных мест. «В последнее время отмечено, – информировал 7 июля 1944 г. начальников областных управлений НКВД нарком внутренних дел УССР Василий Рясной, – что немецкие разведывательные органы в значительной степени усилили заброску парашютистов в прифронтовую зону, а также в более глубокий наш тыл с разведывательными и диверсионно-террористическими целями. Так, за период май – июнь зафиксировано 16 случаев выброски с самолетов вражеской авиацией парашютистов-диверсантов общим количеством 96 человек…

Перед забрасываемой агентурой противник ставит задачи:

а) определение насыщенности советскими войсками прифронтовой полосы, их технического и материального обеспечения;

б) выявление дислоцирования воинских частей, их штабов, продовольственных складов, баз с горючим и наличие в них материальных запасов;

в) проведение диверсионных актов на линии железной дороги, а также на стратегических магистралях, питающих фронт людскими резервами, боеприпасами и горючим.

В целях маскировки и избежания возможных задержаний вражеские парашютисты, как правило, одеты в форму военнослужащих Красной Армии офицерского и рядового состава. Нередко имеют советские правительственные награды, а также в большинстве снабжены документами из эвакогоспиталей как лица, следующие в части после выздоровления».

Внимание акцентировалось и на том факте, что часть сброшенных в тылах Украинских фронтов агентов остается необезвреженной. Подобная ситуация наблюдалась и на других фронтах.

В отличие от достаточно успешной борьбы органов СМЕРШа со шпионажем и диверсиями в действующей армии, в тыловых районах ситуация выглядела не так однозначно. Причины были традиционными: отсутствие подготовленных оперативных кадров, беспечность и разгильдяйство сотрудников и т. д. Характерно, что такие же недостатки и просчеты были присущи деятельности как НКВД, так и НКГБ.

Положение усложнялось и тем, что в своем большинстве это была хорошо подготовленная, а главное, не раз проверенная на деле агентура. С отступающими частями и соединениями Вермахта, оккупационными органами, подразделениями Абвера и РСХА на запад бежали и большинство тех, кому надеяться на прощение было нечего. Каратели, полицейские, старосты, радикальные националисты, различного рода предатели в этот период стали основными кадрами немецких спецслужб. Немалую их часть с шпионско-диверсионными заданиями оставляли на освобожденной территории, а большинство забрасывали в прифронтовые районы и глубокий советский тыл. «Вследствие планомерной и постоянно продолжающейся вербовки, – сообщал руководству абверкоманды 204 начальник 212-й абвергруппы лейтенант Хельмут Хассельман, – количество годной к использованию агентуры в сентябре (1944 г. – Авт.) возросло до 120 человек, а в октябре, после создания второго лагеря, – до 220 человек. Благодаря подключению к процессу обучения агентуры дополнительных сил под руководством лейтенанта Коха (заместителя. – Авт.), удалось добиться того, что каждый агент получает прочные знания и практические навыки».

Учитывая разворачивающееся наступление Красной Армии, 11 июля 1944 г. ГУКР СМЕРШ издал приказ «О мероприятиях по усилению розыска агентуры разведки противника». «Органы СМЕРШ, – отмечал В. С. Абакумов, – провели значительную работу по выявлению, розыску и аресту агентов разведки противника. Однако проверкой состояния розыскной работы на фронтах и в военных округах, проведенной Главным управлением, установлены существенные недочеты… В результате … часть переброшенной на нашу сторону агентуры до настоящего времени еще не разыскана, а в отдельных случаях некоторым агентам даже удалось вернуться на сторону врага».

Приказ предусматривал ряд мер по улучшению розыска, прежде всего путем активизации агентурно-оперативной работы, улучшения заградительной службы и усиления режима военного времени в прифронтовой полосе, качественной оперативной разработки задержанных агентов, пересмотра состава агентов-опознавателей и др. С оперативным составом органов СМЕРШ требовалось в деталях изучить «Инструкцию по организации розыска агентуры противника», рекомендации, освещающие признаки поддельных документов; соответствующему отделу ГУКР СМЕРШ – «подготовить алфавитные списки, фотоальбомы и сборники примет вражеских агентов»; а также материалы о наиболее значимых методах работы органов СМЕРШ по выявлению и розыску агентуры противника».

В последний год войны борьба с вражескими диверсантами и агентами приобрела качественно новый характер. Показательными могут быть действия УКР СМЕРШ 2-го Белорусского фронта. Розыск агентуры его органами строился на основании детального анализа оперативной информации и допросов задержанных агентов, других источников. Изучались не только замыслы немецких спецслужб, их принадлежность, но и каналы, пункты и агентурные пути, применяемые агентурой ухищрения и т. д. Исследовались и задания агентов, которые мало чем отличались от предыдущих: добывать сведения о насыщенности советскими войсками обороны на западном берегу реки Нарев, состоянии их вооружения, замыслах военного командования, передвижении боевой техники и военных грузов по шоссейным и железнодорожным магистралям, осуществлять массовые диверсионные акты и др. Ставились задачи и по изучению ухищрений советских спецслужб, в частности, особенностей секретной литеровки в удостоверениях личности офицерского состава и на командировочных предписаниях.

В противовес тактике противника, осуществлявшего параллельную разведку ближних и дальних тылов фронта, подразделения СМЕРШа агентурно-розыскную работу стремились проводить непосредственно на переднем крае обороны и в ближайших тылах дивизионных и армейских районов. Тщательно выявлялись, например, места проникновения агентов, которые тут же прикрывались густой сетью непрерывно действующих засад. Уже в ноябре 1944 г. на них вышли четыре диверсанта. Двое из них были убиты, остальные задержаны.

Не менее активная розыскная работа осуществлялась на тыловых коммуникациях фронта. С участием подразделений войск охраны тыла была создана и постоянно действовала специальная структура, состоящая из заградпостов, патрулей и подвижных поисковых групп. Здесь начали действовать 279 первых, 61 вторых и 56 третьих формирований. Кроме опытных оперативников, в составе многих из них находились и агенты-опознаватели.

Также тщательно прикрывались и пути сообщений, по которым осуществлялись перевозки резервов, вооружения и снаряжения. На охрану железных дорог Белосток – Зайбров – Острув – Мазовицка и Белосток – Менженин – Ломжа было предусмотрено 50 % всех фронтовых охранно-заградительных мероприятий. Их результат исчислялся 18 ликвидированными и задержанными агентами, 4 из которых прибыли с повинной.

Всего в последний осенний месяц 1944 г. на счету подразделений и органов СМЕРШа и войск по охране тыла 2-го Белорусского фронта, оказалось 36 агентов и диверсантов. Их хозяевами выступали РСХА и управление «Иностранные армии Восток» штаба ОКХ.

Достаточно весомыми в этот период были и результаты охранных структур 3-го Белорусского фронта. По состоянию на декабрь 1944 г. задержанию в ноябре подверглись 264 человека, 193 из которых в ходе фильтрации были разоблачены как агенты (9 человек), изменники, каратели и полицейские (6), остальные дезертиры, бандиты и мародеры.

Кадровых и доморощенных агентов и диверсантов Абверу и РСХА во все больших объемах поставляли ОУН и УПА. «После предварительного соглашения, – радировал в апреле 1944 г. губернатору дистрикта «Галиция» группенфюреру СС Отто Вехтеру окружной предводитель Неринг, – сегодня меня посетил руководитель УПА в районе Каменка. Он носит псевдоним «Орел», 26 лет, в дивизии СС «Мертвая голова» заслужил Железный крест первой степени, знак отличия участников пехотных штурмовых атак и серебряный знак отличия раненых. Во время разговора, в котором участие принимал здешний полевой комендант полковник Мейлер, были согласованы конкретные решения о сотрудничестве по разведке и тактике борьбы с большевистскими бандами. Командир УПА получил оружие и боеприпасы…»

«Главнокомандующему немецкой армии в Галиции, – писал в свою очередь член Центрального провода ОУН командующий УПА-Север «Охрим», он же «Клим Савур», «Панас Масур», «Емельян Крымский», он же Дмитрий Клячкивский (убит 10 февраля 1945 г. во время спецоперации). – В наши руки попали два ваших агента, а именно Габрилюк Татьяна (украинка) и Крылов Виктор. Надлежащей проверкой было установлено, что речь идет о немецких агентах, и мы решили их отпустить с намерением усиления общей борьбы против большевизма…

На примере этих агентов я увидел, что они еще очень слабы для данных им заданий и наоборот, к Вам настроены враждебно, готовы в любую минуту и при первой возможности предать Вас. Если Вы хотите иметь верные и конкретные сведения о положении и силе большевистских войск, оперирующих на этом участке фронта, то для Вас было бы гораздо полезнее эту информацию получать от нас, так как мы располагаем точными и верными сведениями… Мы готовы координировать с Вами нашу боевую деятельность, но при следующих условиях…»

Главными из них было: «освобождение из тюрьмы и возвращение на родину вождя западных украинцев, руководителя ОУН Степана Бандеры, а также политических заключенных» (из числа ОУН. – Авт.); «немецкие части поставляют УПА следующее вооружение: 10 000 пулеметных лент, к ним 250 000 патронов, 200 скорострельных пулеметов марки «Кольт», к каждому по 4 диска патронов, 20 полевых пушек, 30 гранатометов марки «Штокезанр», 10 зенитных пушек, 500 большевистских «финок» (ППШ. – Авт.) или немецких пистолетов-пулеметов, 500 бельгийских пистолетов марки М3 калибра 9 мм, 10 000 гранат, 100 мин и неизвестное число снарядов для пушек и патронов для пистолетов…

При выполнении этих условий мы в состоянии бороться против большевиков и освобождать область от Красной Армии. Одновременно подчеркиваю, мы имеем большие сомнения относительно превосходства немцев над большевиками по следующим причинам: а) в самый критический момент союзники покидают немцев; б) смехотворная политика несвободного Гитлера и его партийной клики восстановила против немцев все народы Европы; в) немецкая армия деморализована и потеряла веру в свое превосходство…

Командир украинских повстанческих групп Охрим.

2.4.44 г.».

Длительные переговоры «зверхников» ОУН и УПА районно-областного масштаба с представителями оккупационных органов, полиции безопасности и СД весной 1944 г. увенчались неоднократными встречами и договоренностями «птиц» более высокого полета. Об одной из них представитель СД в Галиции гауптштурмфюрер СС и криминалькомиссар Паппе сообщал руководству: «После получения моего сообщения, что военный совет бандеровской группы желает вести переговоры с полицией безопасности, я, согласно распоряжению начальника полиции безопасности и СД, отправился в Тернополь… Когда я прибыл, СС-гаупштурмфюрер Крюгер представил мне посредника Болюха и еще одного украинца, который назвался Герасимовским (Иван Гриньох. – Авт.)…

Герасимовский начал с заявления…, что ему поручено вести переговоры от имени Центрального руководства ОУН – бандеровской группы, по уполномочию политического и военного руководства этой организации, а в территориальном отношении – от имени всех областей и частей страны, в которых жили и проживают украинцы.

Он принял к сведению, что наши переговоры не будут вестись на политической базе. Такая основа переговоров очень кстати также и для его организации. Большая часть украинского народа из-за отступления немецких войск на Восточном фронте снова попала под большевистское насилие. Среди попавших находится, конечно, и организация (ОУН. – Авт.) с ее нелегальной работой. Поэтому если бы сегодня немецкая и украинская стороны приступили к политическим переговорам, в течение которых бандеровская группа получила бы от немцев какие-нибудь уступки и этим самым была бы политически признана, то Сталину стало бы выгодно назвать всех украинцев и членов ОУН, немецкими союзниками или агентами… Исходя из этого, его организация… желает, чтобы все переговоры и встречи, а также возможное последующее после этого сотрудничество проводилось строго конспиративно».

«Высокие» договаривающиеся стороны, по словам Паппе, согласились на следующие условия: полиция безопасности и СД обязуются освободить всех «политических заключенных» из числа ОУН; не подвергать аресту украинцев за их нелегальную деятельность, если она не будет направлена против немецких властей; остающиеся по каким-то причинам в тюрьмах и концлагерях должны иметь «такое обращение, жизненный уровень и работу, которые бы гарантировали их физическое сохранение…, чтобы они в полном умственном и физическом здоровье могли принять участие в окончательной борьбе против большевизма». Гарантировали гитлеровцы и свободу действий ОУН. Позже встал вопрос и о вооружении УПА. Договоренности и по этому удалось заключить без особого труда.

В свою очередь, «бандеровская группа, – подчеркивал представитель СД, – соблюдает полную и безоговорочную лояльность ко всем немецким интересам». Кроме того, ОУН обязалась предоставить в распоряжение нацистских спецслужб собранный ее разведкой «агентурный материал против поляков, коммунистов и большевизма и предоставляет немецкой договаривающейся стороне возможность использовать его и проводить карательные операции соответствующим способом».

Донесение гаупштурмфюрер СС закончил словами: «Обе договаривающиеся стороны условились о точном времени и месте встречи во Львове». С этого момента они проходили регулярно и с присущей для обеих сторон пунктуальностью. 1944 год стал определяющим и завершающим периодом в многолетних «партнерских» отношениях между ОУН-УПА и РСХА. Одним из главных их составных элементов стали оуновские подрывные и диверсионно-разведывательные кадры. Связующим звеном стали FAT-202 во главе с капитаном Кирном. Решили гитлеровцы и основную «головную» боль ОУН – 30 сентября из «застенков» на волю вышел Степан Бандера.

Архив

Совершенно секретно

Специальное сообщение

Об освобождении немцами из-под стражи Степана Бандеры

В свое время общеизвестным фактом, получившим широкую огласку на оккупированной немцами Украине и особенно в оуновском подполье, был арест оккупантами 30 июня 1941 г. Степана Бандеры вместе с другими членами т. н. «правительства» «Самостийной Украинской Державы». Все они вскоре из Львова были вывезены в Краков, а оттуда в Берлин, где и взяты под стражу.

В августе 1943 года Центральный «Провод» ОУН в своей подпольной прессе сообщал, что Степан Бандера немцами расстрелян, об этом же осенью 1943 года объявлялось по линии Главного командования УПА преподавательскому составу в подчиненных ему офицерских школах.

Однако, как было установлено более поздними данными, сведения о расстреле немцами Степана Бандеры оказались вымышленными, и это впоследствии было подтверждено заслуживающими полного доверия данными, а также официальными документами.

После освобождения гор. Львова от немецких оккупантов, в августе 1944 года, нам стало известно, что родная сестра Степана Бандеры, жена униатского священника Теодора Давидюка, Бандера-Давидюк Владимира Андреевна в первой половине июля 1944 года от Степана Бандеры получила письмо, в котором последний сообщал, что он вместе с другими 12-ю членами его «Провода» находится в Берлине под домашним арестом, занимает отдельный 3-х этажный дом, просил ее оказывать ему материальную помощь и присылать деньги.

Эти данные нашли полное подтверждение в марте с. г., когда нам стало известно, что Бандера-Давидюк Владимира в период немецкой оккупации выезжала в Берлин на свидание с Степаном Бандерой, а по возвращению рассказывала своим близким, что Бандера находится в Берлине под домашним арестом, и что немцы создали ему очень хорошие условия, предоставив в распоряжение отдельную виллу, сад, хорошее питание, чтение различных книг и журналов.

По документам, обнаруженным нами в гор. Львове в здании СД и полиции безопасности Галиции видно, что еще в апреле 1944 года представитель бандеровского Центрального «Провода» ОУН «Герасимовский» вел переговоры с командиром полиции безопасности и СД Галиции – СС оберштурмбанфюрером доктором Витиска о том, чтобы получить свидание с Бандерой Степаном с целью заручиться согласием последнего на сотрудничество ОУН с немцами.

Начиная с мая 1944 года мы начали получать сведения о возможном освобождении немцами Степана Бандеры из-под стражи для организации борьбы против Советской власти.

Эти данные нашли подтверждение в ноябре 1944 года, когда стало известно, что Бандера Степан, его секретарь Тюшка, Стецько Ярослав и другие, всего 16 человек, немцами из тюрьмы освобождены.

В настоящее время мы располагаем информационным бюллетенем под названием «Щоденни висты украинской информационной службы» (сокращенно «УИС»), орган Центрального «Провода» ОУН, добытый нами при проведении операции в Галичском районе, Станиславской области.

В этом бюллетене, датированном 14 ноября 1944 г. за № 126, на первой странице под заголовком «Вождь Степан Бандера на воле», объявлено:

«…Сообщение УИС. В начале октября с. г. вождь Степан Бандера из немецкой тюрьмы вышел на волю. Одновременно с ним освобождено около 300 участников организации украинских националистов.

Степан Бандера передал представителю УГВР за кордоном горячий привет Украинской Повстанческой Армии».

Таким образом, устанавливается факт действительного освобождения немцами из-под стражи Степана Бандеры и других членов Центрального «Провода» ОУН для борьбы с Советской властью на территории, освобожденной Красной Армией от немецких захватчиков.

Нарком госбезопасности УССР

Комиссар г/б 3 ранга (Савченко)

9 апреля 1945 г., Львов.

№ 718/с.

С выходом Красной Армии за пределы государственных границ СССР на территорию Восточной Европы боевая и оперативно-служебная деятельность войск по охране тыла и органов военной контрразведки, заметно осложнилась. «С освобождением Западной Польши, а также перенесением боевых действий непосредственно на территорию Германии, – отмечал (май 1945 г.) в докладе об оперативно-служебной деятельности в первом квартале командир 64-й стрелковой дивизии войск НКВД генерал-майор П. В. Бровкин, – оперативная обстановка для частей дивизии характеризовалась:

1. Наличием националистических организаций лондонского эмигрантского польского правительства и их вооруженных подразделений Армии Крайовой, в подрывной деятельности которых следует отметить два основных момента…

2. Присутствием других националистических формирований, поощрявшихся немцами и, в частности, так называемого «Русского объединения», в состав которого входили бывшие белоэмигранты, изменники Родины, власовцы (РОА) и украинские националистические организации.

3. Наличием политических и военных организаций фашистского типа, оставшихся в результате стремительного наступления Красной Армии в ее тылу и оставляемых немцами заранее с целью проведения подрывной диверсионной деятельности.

Ко всему… в районе Варшава – Лодзь осталось большое количество групп и одиночек солдат и офицеров противника, скрывавшихся в лесах и населенных пунктах… Прячась под гражданской личиной, они производили нападения на военнослужащих и обозы Красной Армии, совершали террористические акты.

В районе городов Лодзь – Жгув существовали лагеря специального назначения, служившие базой для вербовки агентуры немецких разведывательных органов… После разгрома немецких захватчиков в названных районах, многие агенты оставлены с разведывательными и диверсионными задачами. Достаточно привести такой пример: только подразделениями дивизии изъято 67 таких агентов…»

Не меньшим препятствием, возникшем на пути наступающих советских войск и их тыловых охранных структур, стала проблема языкового барьера, отсутствие хотя бы общих сведений о местных условиях жизни, быте, культуре, политических и религиозных взглядах и убеждениях населения, многие другие факторы и особенности. Все приходилось постигать в ходе продвижения вперед, в условиях упорного сопротивления врага, в том числе на невидимом фронте.

«Противник, – отмечал в свою очередь в докладе в ГУ ВВ НКВД СССР командир 63-й стрелковой дивизии полковник Е. Ф. Игнатов, – отступая вглубь своей территории, через печать, радио, с использованием других форм пропаганды, подготавливал население к активной борьбе с частями Красной Армии. В этих целях в широких масштабах создавал подпольные организации, в большом количестве готовились диверсанты, агенты разведки и т. д., а для их активной деятельности… создавались тайные склады вооружения, снаряжения, продуктов питания. Кроме своего населения, противник привлекал остатки власовской армии и предателей…»

В январе – мае 1945 г. только войска по охране тыла 3-го Украинского фронта провели 88 боевых столкновений с разрозненными подразделениями и отдельными группами Вермахта и СС, в ходе которых уничтожено 5,5 тыс. и пленено более 9 тыс. вражеских солдат и офицеров.

В целом служебно-боевая деятельность войск по охране тыла всех фронтов нашла отражение в 334,5 тыс. задержанных, в т. ч. 146 тыс. бывших военнослужащих рейха. В ходе фильтрации разведывательные органы выявили 332 агентов и 493 полицейских, карателей, изменников и дезертиров.

Ссылаясь на советские источники, немецкий историк Фрайгер Рут утверждает, что в последние месяцы существования Третьего рейха «в советский тыл было заброшено агентов и диверсантов в полтора раза больше, чем за весь период 1941–1944 годов». Объяснение этому он увидел в следующем: сформированное с участием многих составляющих агонизирующего нацистского государства разведывательно-диверсионное и террористическое движение «Вервольф» перешло под армейское руководство и стало обслуживать только интересы Вермахта.

По различным причинам согласиться с подобным утверждением не приходится. Немалое число последних еще не означало, что они отвечали требованиям, предъявляемым к подготовленным агентам (разведчикам, диверсантам, террористам), способным успешно выполнить возложенную на них задачу. К тому же на путь активного сопротивления союзническим войскам, в том числе Красной Армии, вступила относительно небольшая часть «вервольфов» – 10–15 тыс. человек, остальные предпочли сдаться или добровольно отказались от порученной работы. Многие из тех, кто все-таки решился на вооруженную борьбу, были уничтожены или захвачены уже во время первых вылазок. Оказывать длительное и упорное сопротивление смогла лишь некоторая часть «оборотней», от силы две-три тысячи. Нужно учитывать и тот факт, что к нацистскому подполью себя приписали и немалое количество нацистски настроенных армейских солдат и офицеров, а особенно эсэсовцев, из разбитых частей и соединений Вермахта, войск СС, различных карательных структур и т. д. Вынужденно попав в «неприятную для себя ситуацию» – окружение, оказавшись на оккупированной территории, они нередко приступали к действиям партизанскими методами.

Так, в справке ГУ ВВ НКВД СССР об оперативной обстановке в апреле 1945 г. отмечалось: «На территории Восточной Пруссии скрывается большое количество вражеских солдат и членов фашистских организаций, оставленных в тылу Красной Армии для диверсионной и террористической деятельности… Все эти лица имеют оружие, боеприпасы и радиоприемники…

Со стороны бандгруппировок имеют случаи вооруженных нападений на одиночных военнослужащих Красной Армии.

6—11.4.45 при участии частей 57-й СД проводилась операция по очистке от солдат противника и других преступных элементов в районе дислокации дивизии… В лесу, 3 км восточнее Гросс-Розинско, обнаружена и ликвидирована диверсионная группа, возглавляемая офицером немецкой армии. Три диверсанта убито, в том числе капитан Шенк… Там же в хорошо замаскированном схроне было обнаружено 100 немцев».

О подобных происшествиях в западных районах Польши в этот период сообщало и командование 63-й и 64-й дивизий: «Зарегистрировано восемь случаев бандпроявлений – все в отношении военнослужащих Красной Армии. В результате: шесть из них убито, двое ранены. Банддействия осуществляются мелкими группами солдат противника, оставшимися в нашем тылу после разгрома немецкой армии… За вторую половину их обезврежено 654 человек…

Немцы продолжают забрасывать в тыл фронта разведывательную и диверсионную агентуру. Выброшенные группы снабжены взрывчаткой, упакованной в специальных мешках до 20 кг. Служебными нарядами (64-й дивизии. – Авт.) в районе Сохачев и Варшава задержано 17 парашютистов.

В деятельности бандформирований и агентуры противника отмечены следующие изменения: а) от методов ведения агитации и отдельных фактов террора над представителями местных властей они перешли к открытым вооруженным выступлениям, в том числе против военнослужащих частей Красной Армии и войск НКВД; б) прослеживается прямая связь немецких разведывательных органов с бандами УПА, о чем свидетельствует следующее: в районе Жешув с немецких самолетов были сброшены 7 парашютов с оружием. Подобранное УПА, оно на 14 подводах было увезено в лес. После боя вблизи Вязовница среди убитых бандитов УПА были обнаружены тела 4 немецких офицеров… г) диверсанты-парашютисты снабжаются взрывчаткой в виде резиновых подметок, подошв, набоек, а также специальными шипами для прокалывания скатов автомашин. Экипируются они в гражданскую одежду, снабжаются справками, что, якобы, они работали у хозяев-немцев и возвращаются домой…».

В сравнении с предыдущими периодами войны, главными отличительными особенностями работы агентурно-диверсионной сети противника стала хаотичность в действиях, а также отсутствие единого центра управления. Невзирая на немалую оставшуюся ее численность, заметно упала эффективность в ожидаемых результатах «разведывательно-подрывных» действий. Преимущественно они определялись числом убитого и раненого личного состава союзнических войск, количеством подбитой (уничтоженной) боевой техники и др.

Если же говорить о «классической» агентуре немецких спецслужб в годы войны, то далеко не полные данные свидетельствуют: в 1941 г. органами военной контрразведки было обезврежено 4 тыс. их агентов и диверсантов; в 1942 г. – 7 тыс.; в 1943 г. – более 20 тыс. человек; в 1944–1945 гг. (по различным данным) – свыше 30 тысяч.

В свою очередь, в справке (по состоянию на 16 января 1945 г.) об организации и результативности служебно-оперативной деятельности войск по охране тыла всех фронтов отмечалось: «…за время войны войсками НКВД арестовано: шпионской агентуры противника 12 546 человек, ставленников и пособников врага 35 222 человека, ликвидировано банд 870, убито бандитов при боевых столкновениях, арестовано бандитов 16 400 человек.

Кроме того, органами контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны на фронтах за это же время (по всему, с конца 1943 г. – Авт.) арестовано: шпионов 21 975 человек, диверсантов – 1454 человека».

Десятками тысяч в этот период исчислялось и число плененных и убитых немецких, венгерских, румынских и других солдат и офицеров. Были среди них три генерал-полковника, одиннадцать генерал-лейтенантов, двенадцать генерал-майоров Вермахта и СС.

С учетом «улова» из числа «доверенных лиц» врага в годы войны территориальными и транспортными органами НКВД и НКГБ, партизанской контрразведкой, общая их численность, по самым скромным подсчетам, составляет свыше 90 тысяч. Признать их всех «асами» шпионско-диверсионной и подрывной работы в действующей Красной Армии, прифронтовых районах и глубоком советском тылу не приходится. Но, как засвидетельствовал фронтовой опыт, даже слабо обученный агент мог нанести огромный, иной раз непоправимый вред. Не случайно древнеримский историк Непота призывал: «На войне ничем не стоит пренебрегать».

Последний и решающий раунд в противостоянии на невидимом фронте остался за советскими спецслужбами. Уже в годы войны и в послевоенный период это признали все, в том числе и бывшие противники. Соглашались они и с тем, что, невзирая на тяжелые поражения Красной Армии в первый период войны, разведка и контрразведка советов оставались на высоте. Как результат, битва в тайной войне закончилась в их пользу. «Большевики, – сокрушался Гитлер, – сильнее нас в одном: в области шпионажа».

 

Оборотни

Спустя десятилетия после окончания Второй мировой войны американский историк Карл Петель писал: «За десять месяцев до капитуляции Германии страна окончательно попала в руки СС. В то время не было уже ни одного государственного, хозяйственного или партийного учреждения, которые хоть как-то могли противодействовать деятельности СС. «Черный орден» частью открыто, а частью тайком взял власть в свои руки. В Германии конца 1944 г. было два властителя – Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер».

В условиях приближавшегося непредвиденного краха гитлеровской империи, реальным фактом становилось и то, что ее территория с каждым днем становилась все меньшей. В ходе стратегических операций 1944 г. войска Красной Армии вышли к Висле и приблизились к границам Восточной Пруссии. «Проснулись» и англосаксы, открыв в ходе пятого года войны в Европе второй фронт. С большим трудом в сентябре англо-американские армии добрались к западным окраинам Германии. Все вместе, наряду с общей сумятицей, возникшей в когда-то сбалансированном механизме нацистского государства, подтолкнуло к явлению, которое немцы в 1941–1942 гг. наблюдали на Восточном фронте. В войсках Вермахта началось дезертирство. За подписью Гиммлера не опоздали и угрозы в адрес «изменников и предателей». «Ни один дезертир, – вещали радио и объявления на улицах городов и сел рейха, – не уйдет от справедливого возмездия. Его поступок тяжело отразится на собственной его семье».

В подтверждение слов рейхсфюрера СС активную «работу» развернули военно-полевые суды. С возрастанием опасности окончательного поражения Германии все более устрашающими становились и действия эсэсовских зондеркоманд. На деревьях, в подворотнях и специально оборудованных местах немецкое население все чаще стало видеть повешенных с табличками на груди: «Я – дезертир»; «Я повешен, так как покинул свою часть без разрешения» и др.

С участием фюреров СС тогда же возникли планы обороны городов и даже деревень, посыпались предложения о создании «народного ополчения» – фольксштурма, а также «Вервольфа» – организации диверсантов-фанатиков национал-социализма, сооружения в горах на юге Германии «альпийской крепости», где должна была укрыться нацистская элита и т. д.

Наихудшие предсказания немецких пессимистов стали сбываться в конце 1944 года. Впервые после нашествия армии Наполеона вооруженный солдат противника вступил на землю вчера еще, казалось, сверхмогущественного Третьего рейха. Незадолго до этого немцы вслушивались в пламенные выступления Гиммлера, призывавшего к фанатичному сопротивлению «недочеловекам» и их союзникам: «Каждый городской дом, каждую деревню, каждое крестьянское подворье, – вещал рейхсфюрер СС, – будут защищать наши мужчины, мальчики и старики, а если понадобиться, то женщины и девушки. Презирающие смерть добровольцы, словно легендарные оборотни, будут обрывать жизненные нити врагов…».

Сбежав под ударами советских войск в Восточную Пруссию, бывший гауляйтер «Рейхскомиссариата Украина», он же имперский комиссар прусской земли Эрих Кох, не считаясь с командованием Вермахта и руководством СС, стал формировать собственную «фольксштурмовскую армию». По доброй воле и силком в нее включали пожилых мужчин, зеленых юнцов и даже инвалидов. Для нужд «войска» конфисковывалась и военная продукция, вырабатываемая на заводах и фабриках подконтрольной ему территории. Пример Коха подтолкнул Гитлера к созданию чего-то подобного во всех остальных гау рейха. Предварительное распоряжение по этому вопросу, отмечал немецкий историк Хайнц Хёне, от Бормана гауляйтерам поступило 26 сентября 1944 г., а через несколько недель, в годовщину «Битвы народов под Лейпцигом» (18 октября 1813 г.), фюрер отдал официальный приказ о создании фольксштурма.

Надежды Гиммлера подчинить «народное движение» себе не оправдались. Как командующему армией резерва, ему поручалось лишь участвовать в решении организационных вопросов, обучении и вооружении «ополченцев», тогда как за НСДАП (читай Борманом), оставалось их рекрутирование и политическое руководство.

Рейхсфюрер СС и его «черный орден» усилия решили сосредоточить на другом проекте – создании подпольной диверсионной организации, получившей название «Вервольф» («Оборотни»).

В этом случае нужно подчеркнуть такой факт: по организационному построению, подчиненности и социальному составу «Вервольф» был неоднородным. Назвав «оборотней» «осколками коричневой империи», исследователь их движения Фрайгер Рут вычленил несколько его составляющих: организация «Вервольф» – СС; «вервольфы» гитлерюгенда; «оборотни» из состава частей Вермахта, а также НСДАП и «народного сопротивления». Нацистские «партизаны» действовали на территории не только Третьего рейха, но и сопредельных стран, прежде всего в Чехии, западных областях Польши, некоторых других местностях. И главное – «вервольфы» не пользовались широкой поддержкой населения, прежде всего немцев, что, однако, не преуменьшает их роль на заключительном этапе войны, а также научный интерес к известным усилиям с точки зрения военной истории. Фрайгер Рут: ««Вервольфы» стали неотъемлемой частью социально-политического пейзажа послевоенной Германии… Впрочем, деятельность нацистского сопротивления носила во многом спонтанный и спорадический характер. Была она различной и по интенсивности. В одних районах она могла внезапно вспыхнуть с огромной силой, а в других – долгое время никак не проявляться. Конечно, «вервольфы» не могли и мечтать о масштабах действий подобно партизанам Советского Союза или Югославии, но все равно их деятельность была во многом подобна антифашистскому Сопротивлению.

Надо отметить и то, что в своем большинстве нацистские партизаны и подпольщики состояли из фанатиков, авантюристов и неопытной молодежи. Оказавшись в сложной ситуации, они нередко предпочитали встать на сторону победителей».

Автор отмечает также, что в конце 1944 г. и позже с участием «вервольфов» на территории рейха произошли многочисленные вооруженные нападения на воинские части союзнических войск, проведены сотни диверсий, среди них террористические акты в отношении немцев, согласившихся сотрудничать с оккупационными властями.

На дверях жилищ «неблагонадежных» граждан все чаще стали появляться угрожающие надписи о расправе с «предателями». Карательные отряды «оборотней» стали самолично вылавливать и жестоко расправляться с дезертирами, мародерами и противниками нацистского режима, оставляя на трупах таблички с подписями: «Вервольф». Тогда же в официозе нацистской партии «Фёлькише беобахтер» действия «вервольфов» сравнивались с «волчьими стаями» групп немецких подводных лодок, охотившимися за конвоями союзников Советского Союза. Число диверсионно-устрашающих акций пика достигло весной 1945 года, когда диверсанты стали массово подрывать мосты, убивать офицеров и солдат армий антигитлеровской коалиции, из засад расстреливать транспортные колонны, разрушать здания, где располагались союзнические структуры и органы новой власти и др. В эти же дни улицы многих германских городов и населенных пунктов запестрели листовками и надписями с угрозами смерти в адрес лиц, «решивших сотрудничать с оккупантами»: «Мы мстители. Расплата – смерть»; «Мы покараем каждого изменника и его семью. Наша месть будет смертельной!»; «Кто бы ни предал фюрера, будет повешен как предатель» и др.

«Говорит радио «Вервольф»», – слышалось из радиодинамиков в квартирах и домах погибающего рейха. – Каждый немецкий гражданин, который оказывает содействие врагу, будет занесен в черный список. «Вервольф» всегда найдет средства и возможности, чтобы покарать того, кто позорит нацию. У нас длинные руки, и мы доберемся до каждого предателя». «Команды смерти» угрожали и тем, кто осмелился вывесить белый флаг, стали подрывать дома «изменников», убивать сотрудничавших с новыми властями. Один из актов мести «вервольфов» произошел в ночь на 29 апреля 1945 г. в небольшом верхнебаварском городке Пенцберг. «Операцию возмездия» возглавил бригаденфюрер СС Ханс Цэберляйн, прочесавший ночной город с сотней головорезов в поиске «отступников». Жертвами стали восемь мужчин и женщин, повешенных на главной площади. Его житель Эрих Бирзак вспоминал: «Это было ужасно. Пенцберг – очень маленький городок, все друг друга знали, как в деревне. Через минуту новость разнеслась всюду, дошла до каждого дома. Люди оцепенели от страха…».

Мысли об организации «народного сопротивления» наподобие советского партизанского и подпольного движения в случае неудачного исхода войны для Германии головы некоторых стратегов немецких спецслужб стали посещать уже в конце 1943 года. Был среди них и «серый генерал». Отдавая ему в этом вопросе пальму первенства, Аллен Герэн писал: «На Востоке… ответственным за создание отрядов «Вервольфа» был… Гелен». Как же ему было поручено это дело? «В последние дни Третьего рейха, – отмечал американский историк Ирвин Р. Блеккер, – генерал-майор Гелен предпринял попытку образовать «Вервольф», подпольную… армию». Английский историк Г. Р. Тревор-Ропер в свою очередь указывал: «Шелленбер рассказал, что в эти мрачные дни некий генерал-майор Гелен, долгое время изучавший подпольное движение Сопротивления в Польше, тщательно разработал план организации аналогичного движения немцев, основанного на тех же самых принципах…». Наконец, историк из Германии Юлиус Мадер приводит еще большие подробности. По его мнению, «за образец Гелен взял ту часть польского Сопротивления, которая объединилась вокруг «Армии Крайовой», где многие были подлинными борцами Сопротивления, но руководство придерживалось антикоммунизма … «Серый генерал» имел даже офицера связи, подполковника Горачека, для контактов с руководителями «Армии Крайовой» графом Тадеушем Комаровским (кличка «Бур»), который впоследствии стал более известным под именем Бур-Комаровского, и генералом Сосниковским. Гелен специально поручает роте фронтовой разведки в Бреславле изучение опыта польского Сопротивления. Начальником этой группы назначается Фридрих Вильгельм Фриц Полленберг».

И далее: «Польские историки Ришард Трыч и Чеслав Голабек пишут: «Рейнхард Гелен был именно тем человеком, который больше других подходил для роли организатора «Вервольфа». Осенью 1944 года, дополнив свое досье сведениями, полученными после подавления Варшавского восстания, он разрабатывает подробный план организации «движения сопротивления» в случае оккупации Германии. Этот проект предусматривал подготовку саботажников, диверсионных и шпионских кадров; создание подпольных складов оружия и радиосвязи; организацию боевых групп, состоящих из нескольких десятков людей, а также небольших террористических групп; налаживание пропаганды и т. д. Примечательно, что в этом плане предусматривалась только борьба против Советской Армии и органов социалистической власти»».

Историческая справка

Подобной трактовки в данном вопросе придерживаются и некоторые другие авторы, в частности, В. В. Веденеев. В работе «Тайны Третьего рейха», он пишет: «После Варшавского восстания, когда в плен к немцам попал один из его организаторов и руководителей, польский генерал Бур-Комаровский из выпестованной и всемерно поддерживаемой англичанами Армии Крайовой, Гелен весьма заинтересовался опытом «боевок» АК и посвятил «работе» с Бур-Комаровским немало времени.

Британские разведывательные и диверсионные службы, у которых есть чему поучиться, передали часть своего опыта и знаний подпольным ячейкам – «Боевкам» – Армии Крайовой, ориентировавшейся в политическом отношении на Лондон. Гелен хитро решил через поляков «высосать» английский опыт подпольной, диверсионной и разведывательной работы. Пусть далеко не весь, но хотя бы то, что удастся. И действительно, кое-что удалось: Бур-Комаровский пошел на сотрудничество с немцами.

В результате генерал Гелен стал «отцом» впоследствии получившей широкую огласку идеи создания немецкого «партизанского движения» под кодовым наименованием «Вервольф» – «Волк-оборотень». В случае оккупации территории Германии частями Красной Армии и англо-американских союзников, в действие должны были вступить диверсионные подпольные группы «Вервольфа». План создания такой организации Гелен доложил командованию и получил полное одобрение…

Однако все попытки пересадить на германскую почву опыт партизанского движения в Польше, не говоря уже о наводивших на немцев панический ужас русских партизанах, оказались абсолютно невозможными, и одна за другой потерпели полное фиаско. «Вервольф» не сыграл никакой сколько-нибудь значимой роли во Второй мировой войне».

Сегодня известно, что основным вдохновителем и организатором «оборотней» были СС. Армейские «вервольфы» в общей их структуре занимали важное, но далеко не главенствующее место. Другое дело, что в последние месяцы накануне капитуляции нацистского рейха весь Вермахт во многом фактически превратился в скопище партизанских отрядов. Но в данном случае это явно были не «вервольфы».

Не стоит забывать, что, находясь на Восточном фронте, Гелен поддерживал тесную связь с ОУН и УПА, имевшими не меньший, чем Армия Крайова, опыт диверсионно-подрывной работы в тылу противника. Учитывая это, «высасывать» имевшиеся у Бур-Комаровского знания борьбы партизанскими методами вряд ли у него была потребность.

Можно согласиться с автором в другом его утверждении, когда он пишет, что идея организации «Вервольфа» (от кого бы она не исходила), оказалась для Гелена «хорошо продуманной многоходовой акцией: она отвлекла внимание нацистского руководства и спецслужб и позволила без особых помех ему лично и ряду его приближенных стать истинными «вервольфами»», подразумевая под этим наличие у него на руках беспроигрышного козыряй: ведомости о шпионской сети в Восточной Европе, прежде всего на территории СССР. «С таким «товаром», – резюмирует автор, – Гелен рассчитывал успешно осуществить собственную операцию «Вервольф»». И он не ошибся. Архивы бывшего Абвера, его собственного ведомства и даже Шелленберга американцам более чем пригодились.

Не умаляя роль «серого генерала» в организации и руководстве диверсионно-подрывными группами «Вервольфа», прежде всего с участием Вермахта, отметим: последнее стало возможным преимущественно в западных районах Польши. Что же собственно до территории Германии, то здесь бразды правления над «вервольфами» взяли на себя «черный орден» СС и нацистская партия. Вызывают сомнение и ссылки Аллена Герэна на использование Геленом исключительно польского опыта партизанской войны. С учетом нескольких лет, проведенных на Восточном фронте, а также выполнением отделом генштаба ОКХ «Иностранные армии Восток» одной из главных своих задач – борьбы с советскими «бандами», игнорировать полученные им в этом случае знания представляется необоснованным. Один только пример: в 1941–1944 гг. ОКВ и генштаб ОКХ издали несколько десятков нормативных документов, регламентирующих вооруженную, разведывательно-диверсионную и подрывную работу частей и соединений Вермахта, специальных формирований, органов и служб в борьбе с советским партизанским движением и подпольем. Непосредственное участие в их разработке принимали разведывательное ведомство ОКХ и лично Гелен. Достаточно вспомнить наставление ОКВ вооруженным силам рейха (май 1944 г.) «Боевые действия против партизан». В 95 пунктах давался детальный инструктаж по уничтожению советских партизанских сил. Кроме использования всеми видами и родами войск имеющихся систем стрелкового оружия и тяжелого вооружения, авиации и т. д., для успешного их розыска, преследования и ликвидации «наставление» требовало создавать из наиболее бесстрашных, хорошо подготовленных, имеющих «хороший охотничий инстинкт солдат» «ягдкоманды» («охотничьи команды»). «Наставление «Боевые действия против партизан», – отмечалось в приказе ОКВ, – в действие в Вермахте вводится с 1 апреля 1944 г. Руководство «Боевые инструкции по борьбе против партизан на Востоке» от 11 ноября 1942 г. отменяется».

Не случайным был и доклад Гелена (май 1943 г.) на совещании сотрудников отдела «Иностранные армии Восток» по вопросу партизанской войны на оккупированной территории СССР. «Использование партизан, – заявил он, – является известным и испытанным средством во внутриполитических и внешнеполитических столкновениях русского народа. Поэтому не удивляет тот факт, что советское правительство подготовило партизанскую борьбу до начала войны, подключив НКВД, которому было дано задание составить организационный план, провести учет бывших партизан, организовать закрытые учебные курсы, разработать инструкции для ответственных сотрудников всех партизанских организаций и т. д. В руках НКВД в начале войны находилось также руководство партизанским движением, которое рассматривалось вначале как организация политического характера. В дальнейшем ходе войны руководство партизанским движением стало все больше переходить к Красной Армии… Партизанскую войну следует рассматривать как важное, четко управляемое боевое средство Красной Армии, которое приобретает все большее значение».

В нем же Гелен указывал и на главные организационные составляющие, касающиеся подготовки к «народному сопротивлению», которые им позже были использованы при разработке плана «Вервольфа» с участием подразделений германских сухопутных сил. Подчеркнул он и важность перехода боевого управления партизанскими силами от советской спецслужбы к армии, подразумевая под этим основную роль Вермахта, в противовес СС, в случае возникновения такой необходимости для немецкой стороны.

Об организации диверсионно-подрывной работы в тылу противника в случае его проникновения в границы рейха задумались и в СС. По версии Фрайгера Рута, такую мысль первым высказал приближенный рейхсфюрера СС обергруппенфюрер Готтлоб Бергер, и лишь потому, что в молодости сам принимал активное участие в диверсионных и партизанских акциях. По его приказу в архивах был найден и государственный декрет 1813 года, предписывающий создание ландштурма для противостояния наполеоновской армии. На свет извлекли и документы 20-х годов о «Полевых корпусах смотрителей», предполагавшие охрану германских границ силами иррегулярных формирований.

Архивные изыскания, а также соответствующие выдержки из размышлений военного практика и теоретика ХIХ ст. Карла Клаузевица о причинах и характере войн оказались в руках заинтересованных «читателей». Поначалу это были Гиммлер и Борман, затем Гитлер. В начале 1944 г. идея создания «народного сопротивления» с участием диверсионно-подрывных формирований партизанского типа под руководством НСДАП и СС начала обретать зримые очертания.

Идеи и практические шаги эсэсовцев, военной разведки и нацистских партийных чиновников об организации «народного сопротивления» без внимания советской контрразведки не остались. В марте 1944 г. закордонная агентура НКГБ СССР сообщала: «Источник «Нури» (сотрудник Абвера Кувет Юсуф, он же Иоганн Крафт. – Авт.), на основе информации, полученной им от Агнессы Линды Шотт (секретаря майора Шенкера-Ангерера – помощника германского военно-воздушного атташе в Турции) и капрала Карла Клауса, сообщил следующее:

1. Исполнительный комитет НСДАП 10 января принял решение о подготовке к созданию нелегальной национал-социалистической организации на случай оккупации Германии союзниками.

2. Местным организациям (партийным и полицейским. – Авт.) посланы инструкции о создании боевых отрядов для ведения партизанской борьбы …

3. В состав боевых отрядов предполагается вербовать бывших военнослужащих, которые раньше поддерживали национал-социалистическое движение. НСДАП располагает подробными данными на всех членов СС и СА, одобрительно относящихся к созданию партизанских отрядов, а их насчитывается около миллиона человек. Помимо этого, руководители партий возлагают большие надежды на организацию «Гитлерюгенд», насчитывающую около 500 тысяч членов …».

Подчеркивалось, с этой целью осуществляется закладка тайных складов с оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами и портативной радиоаппаратурой; для нужд подполья из партийных средств в Швейцарию переводятся крупные валютные суммы; в нескольких отдаленных местах организовано обучение будущих руководителей подпольных организаций.

В январе 1944 г. в Бреслау, затем Кенигсберге Гиммлер провел совещание с участием руководителей разведывательно-диверсионных органов РСХА, в том числе действовавших на Восточном фронте. Одним из главных, среди обсуждаемых проблем, был вопрос организации «народного сопротивления».

Формирование «партизанской» войсковой части в структуре СС для действий в тылу союзников на территории рейха началось в сентябре 1944 г. Толчком к ее созданию послужило письмо обергруппенфюрера СС Рихарда Хильденбранта на имя Гиммлера. Проведя длительное время на Востоке и не понаслышке зная об эффективности ударов советских партизан по тылам войск Вермахта, он предлагал создать эсэсовский диверсионный отряд, главная задача которого заключалась бы в подрывной деятельности в тылу наступающей Красной Армии. В докладной впервые прозвучало и возможное название эсэсовских спецчастей – «Вервольф». Фрайгер Рут: «Если отвлечься от романтической саги Лонса, где повествовалось о «вооруженных волках», то эсэсовское руководство предпочло взять написание, которое значило «оборотень». Этот «вервольф» не был возвышенным воином – это было кровожадное существо, которое при свете дня ничем не отличалось от других людей. Такая интерпретация как нельзя лучше соответствовало готической эстетике СС, а также ассоциацией с волками, любимым символом Гитлера… Название «Вервольф-оборотень» стало повсеместно применяться с октября 1944 года».

Тогда же в новой ставке Гиммлера Гогенлихен состоялось совещание с высшими фюрерами СС, на которое был приглашен и оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени. «Мы, – отмечал он в мемуарах, – сидели вокруг большого стола: Гиммлер, доктор Кальтенбруннер, Шелленберг, обергруппенфюрер Прютцман и я, последнему я был представлен… Гиммлер объявил цель совещания. Необходимо создать движение сопротивления «Вервольф», о формировании которого уже было сообщено по радио и в прессе, и которое действительно должно быть создано. До сих пор только высшее начальство из войск СС и полиции приняло по своим районам соответствующие меры в зависимости от темперамента и рвения…

Я не верил в «Вервольф», потому мне пришлось поинтересоваться у Гиммлера, будет ли поле деятельности моих подразделений («Ягдфербанд». – Авт.) по-прежнему находиться за пределами Германии. Он это подтвердил. Организатором и начальником этого движения рейхсфюрер назначил обергруппенфюрера СС Ганса-Адольфа Прютцмана. Как и следовало ожидать, деятельность «Вервольфа» закончилась безуспешно».

И хотя Скорцени привел «веские» аргументы, которые, на его взгляд, привели к тому, что немецкое «народное сопротивление» стало фикцией, причина пессимизма «главного диверсанта рейха» в отношении перспектив деятельности «оборотней», на наш взгляд, крылась в другом…

К концу 1944 г. войска СС в составе 50 дивизий насчитывали почти один миллион человек. Их кумиром и идолом в целом и для Скорцени в частности был не рейхсфюрер, а Гитлер. «Постоянно пишут, – жаловался он в мемуарах, – что именно Генрих Гиммлер создал СС и стал во главе их, что является двойной ошибкой, так как он был всего лишь первым должностным лицом. Политическим и военным главой Охранных эстафет (СС) был Адольф Гитлер, и мы, солдаты войск СС, присягали именно ему… Отношения внутри подразделений войск СС складывались непосредственные и человеческие. Нам не был известен карикатурный тип официального, строгого, надменного прусского офицера, который смотрел на подчиненного через монокль. Наверное, некоторых удивит тот факт, что в войсках СС царила свобода совести. В наших рядах были и агностики, и протестанты, и католики.

В то время как члены СА в большинстве своем принадлежали к национал-социалистической партии, в войсках СС вступление в партию было необязательным и даже не рекомендовалось… Наш девиз, написанный на пряжке ремня, звучал: «Моей честью является верность»».

В общем – идеальное боевое войсковое товарищество. Скорцени «забыл» хотя бы упомянуть о зверствах и жестокости войск СС, которые они чинили не только на Восточном, особенно на оккупированной советской территории, но и на Западном фронте.

Будучи в начале возникновения СС лишь одной из многих составляющих «черного ордена», к концу войны эсэсовские войска в его структуре стали занимать ведущую роль. Более того, большинство высших и старших чинов войск, в том числе и Скорцени, считая их «гвардией» не только СС, но даже Вермахта, свысока относились к другим эсэсовским органам и подразделениям и их фюрерам. «Гиммлер, – подчеркивал Скорцени, – не был ни командиром, ни солдатом, несмотря на то, что пытался произвести такое впечатление в начале 1945 года». Стремясь усилить водораздел между СС и эсэсовскими войсками, называя их фюреров генералами, это слово он писал в кавычках. Вспоминал Скорцени и как Шелленберг, которого он считал недостойным занимаемой должности, пытался сманить его в свое «гражданское ведомство» – службу безопасности: «Шелленберг предложил мне вступить в СД и звание штандартенфюрера… Я отказался, так как предпочитал звание гауптштурмфюрера запаса войск СС штандартенфюреру СД».

Резюмируя, отметим: обуреваемый презрением к шефам из СС, прежде всего к Гиммлеру, «туманные нордические доктрины» которого, по его словам, не разделял даже Гитлер, многих генералов Вермахта, среди них Канариса, Скорцени считал предателями, из-за которых фюрер проиграл войну. В сложившейся ситуации способным выполнить стоящую перед «Вервольфом» задачу он видел только в собственном «домашнем войске». Но, к сожалению, дело «оборотней» поручили не ему, главному диверсанту рейха, а генералу СС Прютцману. Не случайным был и вопрос, заданный Скорцени рейхсфюреру СС о характере и направленности дальнейшей деятельности его подразделений (выделено нами. – Авт.).

Фрайгер Рут: «Одна из самых главных проблем возникновения нацистского партизанского движения состояла в том, что им не занимались военные, которым после покушения на Гитлера и заговора 1944 года не доверяли. Создание отрядов было поручено СС, причем тем управлениям, которые никак не контактировали с Ваффен-СС, военным крылом «черного ордена». Более того, «вервольфы» оказались независимы не только от СД, эсэсовской службы безопасности, но даже от РСХА… Контроль над «Вервольфом» получили эсэсовские структуры, выполнявшие чисто полицейские функции».

Историческая справка

В штабе Прютцмана по руководству «вервольфами» служил некий штандартенфюрер СС Карл Чирский, в свое время отвечавший за восточное направление деятельности СД. Он же был одним из разработчиков по планированию «Цеппелином» попыток организации повстанческого движения в глубоком советском тылу. Навыки штандартенфюрера решено было применить при подготовке «оборотней». Его перевод из СД был предопределен и тем, что он вступил в острый конфликт с командиром эсэсовского «спецназа». Последнее сделало отношения между РСХА и «бюро Прютцмана» еще более непредсказуемыми. Когда противостояние достигло немыслимых границ, Чирского заменили бригаденфюрером СС Вальтером Опландером, курировавшим протектораты Моравия и Богемия. Последнее, с учетом быстро приближающегося общего краха Третьего рейха, на ситуацию практически не повлияло.

По словам упоминаемого Фрайгера Рута, в ноябре 1944 г. рейхсфюрер СС Гиммлер на одном из совещаний с руководством РСХА якобы «предложил передать «Вервольф» под контроль Скорцени… Скорцени вежливо отклонил предложение своего шефа, сославшись на то, что у него и без того хватает работы». Подобное предложение вряд ли имело место. В противном случае «диверсант № 1» обязательно бы о нем вспомнил в мемуарах, а главное, по его же словам, брать на себя ответственность за столь бесперспективное, в его глазах дело не имело смысла. Более того, однажды один из офицеров по снабжению «Ягдфербанд» предложил Скорцени передать «оборотням» 10–20 % имевшегося на складах СС вооружения, на что тот ответил: ради «вервольфов» он не «пошевелит и пальцем и даже тогда, когда они окажутся в опасности».

Поручение рейхсфюрера СС Прютцману организовать и наладить подрывную деятельность «вервольфов» было не случайно. Вступив в СС в 1930 г., уже в 1937 г. он – руководитель полицейских подразделений в Гамбурге, затем в Кенигсберге. Более двух лет провел на Украине, где «умиротворял» оккупированные территории. 7 сентября 1943 г. Гиммлер писал: «Дорогой Прютцман! Генерал от инфантерии Штапф (Штапф Отто, генерал пехоты, начальник управления экономики и вооружения ОКВ. – Авт.) получил особые приказы относительно Донецкой области. Возьмите на себя их выполнения вместе с ним. Я уполномочиваю Вас использовать все силы. Надо делать все, чтобы при отступлении с Украины там не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного грамма зерна, ни метра железнодорожного полотна; чтобы не уцелел ни один дом, не сохранилась ни одна шахта; и не было ни одного не отравленного колодца. Противнику должна остаться тотально сожженная и разоренная страна…».

Спустя уже несколько дней Прютцман требовал от подчиненных инстанций СС и полиции: «Передаю для сведения следующий секретный приказ рейхсфюрера СС: в связи с происходящим отходом на Запад обеспечьте всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами, чтобы в отдаваемых врагу областях не осталось ни одного рельса, и были взорваны все шпалы. Весь хлеб до последнего центнера должен быть отгружен. Я уполномочиваю вас сбрасывать все другие железнодорожные грузы… невзирая на владельца, и использовать подвижной товарный состав для более важных перевозок… Этот приказ должен выполняться во всех случаях».

Немалый опыт карателя обергруппенфюрер СС имел и в области борьбы с советским партизанским движением. По данным Фрайгера Рута, именно Прютцману удалось договориться с командованием УПА о более тесном взаимодействии с СС против наступающей Красной Армии. Это все и послужило основной причиной его назначения на должность руководителя «вервольфами».

Порученную работу Прютцман начал с создания специального «бюро», куда вошли офицеры и сотрудники СС, имевшие навыки организации повстанческо-подрывной деятельности в тылу противника. В свое время практически все они побывали на Восточном фронте, что свидетельствовало о главной направленности предстоящей деятельности «вервольфов». В состав формируемых подразделений в добровольном порядке, а нередко путем обмана и принуждения, зачисляли местных жителей из числа членов СС, солдат и офицеров из разбитых и вырвавшихся из «котлов» частей Вермахта, охранников концлагерей, полицейских и др. Создавались отряды «оборотней» в соответствии с существующим делением территории рейха на военные округа (веркрайзе), которых насчитывался двадцать один. Контроль за ходом процесса их обучения и вооружения осуществляли эсэсовско-полицейские чины. В одном из них – ХII (Рейн-Вестмарк) – эту функцию возложили на группенфюрера СС Юргена Штроопа.

«Организация «Вервольфа» в Рейн-Вестмарке, – делился с сокамерниками воспоминаниями Штрооп, – а в целом в округе ХII веркрайзе, имела условное название «Angelgenheul W” (“Дело”) или “SS Wkr-ХII”, началась в октябре 1944 года. Предписывалось, что низовой структурой будут группы (1+3 – командир и подчиненные), дислоцирующиеся на расстоянии в 10–12 километров. Из 10 групп (ячеек) создавался сектор (40 человек). Группа из 6–8 секторов составляла абшнитт (отдел). Всего в ХII веркрайзе последних было четыре. Суммарно силы “вервольфов” здесь насчитывали 1100 человек. Все они прошли специальную подготовку – при монастыре Тифенталь, а после его уничтожения бомбардировщиками союзников обучение перенесли в Висбаден, позже в Вальрабенштайн. Трехнедельная муштра включала строевую и физическую подготовку (с упором на марш-броски в лесу и пересеченной местности), уменье пользоваться картой и компасом, изучение и применение различных видов стрелкового вооружения, технику минирования и др. Учили и подрывным акциям, в частности, навыкам “тихого” уничтожения противника, демонтажа промышленного и коммуникационного оборудования и др. Не были забыты и вопросы связи, а также специальные методы сигнализации. Выпускники получали «идентификационный знак» в виде металлической пластины с номером и начертанными словами «SS Wkr-ХII”, а перед этим SS-Soldbьcher, т. е. эсэсовский билет. Группы обеспечивались также картами с нанесенными объектами для диверсий. Дислоцироваться они должны были в гротах, штольнях, шахтах, каменоломнях, других малодоступных и хорошо замаскированных местах. Имелись и отдельные тайники, где хранился запас оружия, боеприпасов и продуктов». Немало из них на территории ФРГ и ГДР долго еще находили после войны.

Предполагалось: почти каждый «оборотень» должен располагать 5—10 кг пластиковой взрывчатки, стрелковым оружием, гранатами и гранатометами. Для этого в арсеналах СС на конец 1944 г. накопили свыше 250 тыс. единиц легкого вооружения. В зависимости от складывающейся ситуации, «вервольфы» облачались в полувоенную и гражданскую одежду. Здесь допускалась полная свобода действий.

В октябре 1944 г. от Прютцмана из Берлина Штроопу пришла посылка с ампулами цианистого калия и арсеном. Их он должен был распределить между «вервольфами», но сделал это не сразу. Сокрушался: «Постоянное ношение при себе яда было бы неприемлемо для морального духа бойцов «Вервольфа». Кроме того, обнаружение противником таких ампул уже само по себе свидетельствовало о принадлежности этих людей к эсэсовскому подполью».

Сокамерники спросили: «Как выглядела организация «Вервольфа» в других военных округах?». Штрооп с гордостью ответил: «Неплохо, но в моем веркрайзе все было значительно лучше…».

Даже на заключительном этапе формирования создаваемые отряды «оборотней» не имели четко определенного организационно-структурированного построения и подчиненности. Они зависели от различных структур: Вермахта, СС, армейской разведки, органов нацистской партии и др. В частности, их материальным обеспечением в большинстве случаев занимались различные военные, полувоенные и гражданские органы и организации, среди них региональные отделения национал-социалистического «вспомоществования». Отрядам «вервольфов» палки в колеса ставили и диверсионно-разведывательные органы Отто Скорцени, видя в них главных конкурентов в разворачивающейся тайной войне партизанского типа. Немало проблем существовало в обеспечении оружием и взрывчатыми веществами. Не помогло и личное обращение Прютцмана к руководству местных оружейных и других военных заводов: к полученному оружию не имелось боеприпасов, и наоборот. Как результат, вооружение и снаряжение «оборотней» составляло 50 % и меньше от запланированного.

«Беспорядок» царил и в системе вербовки, а также обучении будущих «вервольфов». И уже скоро многие из них поняли: им никогда не стать массовым «народным движением», о котором трубили Гитлер, Гиммлер, Борман и Геббельс.

Вербовали «оборотней» и в войсках Вермахта. Среди изъявивших желание влиться в их ряды наиболее перспективными считались лица с техническими специальностями. Кандидатов в «вервольфы» искали и среди осведомителей, сотрудников гестапо, СД, уголовной полиции. К добровольному участию в «партизанской борьбе» призывали и пожилых членов НСДАП. Будущих «вервольфов» находили среди беженцев, прибывших с Востока. Небольшую их часть отыскали даже среди священнослужителей-католиков. Последняя группа получила название «волки в овечьей шкуре». В монастырях и других «святых» местах эсэсовцы и их «коллеги» не раз устраивали тайники с оружием, боеприпасами и снаряжением.

Отдельное военизированное и во многом наиболее радикальное крыло «вервольфов», представлял гитлерюгенд (ГЮ) – национал-социалистическая молодежная организация. Формируемые здесь группы преимущественно состояли из фанатично настроенных подростков. Их обучение началось летом 1944 г., однако наибольшей активности эта работа достигла в начале 1945 г., когда представители ГЮ договорились с «бюро Прютцмана» о совместной деятельности. С этого момента все молодежные формирования стали подразделениями «Вервольфа» СС, хотя в большинстве случаев и по многим вопросам они действовали автономно. Среди кандидатов в «вервольфы» из молодежной среды особо ценились преданные нацистскому режиму, физически крепкие, отличающиеся сообразительностью. Одновременно они должны были быть мало известны как активисты ГЮ в районе предполагаемой деятельности. Отобранные в «партизаны» проходили предварительные курсы, после окончания которых обучение продолжалось в специальных лагерях. Программа заключительной подготовки практически ничем не отличалась от обучения «оборотней» в школах СС. Различием было лишь то, что «вервольфов» из молодежи преимущественно натаскивали для проведения диверсий. Отдельно из членов ГЮ готовили радистов, куда привлекали девушек.

Кроме подготовки «активных оборотней», из числа ГЮ велось обучение «пассивного» состава, задача которого заключалась в том, чтобы распространять листовки, учинять запугивающие и провокационные надписи, проводить стихийный саботаж и др. Девизом последней акции стал призыв: «Берите у врага все, что можете. Линия фронта зависит от обстановки в тылу противника. Чем больше вы будете наносить вреда, тем больше вы сделаете для своей Родины».

Какова была общая численность «вервольфов», организованных с участием гитлерюгенда, неизвестно. С учетом того, что только в одном отряде, действовавшем против американцев, насчитывалось 250 подростков, а на территории Восточной Германии в 1945 г. органами СМЕРШа было заведено около 5 тыс. следственных дел на малолетних (13–15 лет) «оборотней», можно предположить, что их было немало. Нужно учитывать и то, что некоторая часть фанатично настроенных детей и юношей, не находясь официально в сети «вервольфов», действовала на свой страх и риск. Важно отметить и следующий факт: диверсии всех видов «вервольфов» организованный характер приобрели только в тылу Красной Армии, а главными их организаторами выступали эсэсовские органы во главе с обергруппенфюрером СС Прютцманом.

В вопросе организации «Вервольфа» пытался не отстать и рейхминистр пропаганды Йозеф Геббельс. Подконтрольная ему мощная радиостанция в «тылу врага» вещала: «На немецких западных территориях, которые захвачены врагом, появилось немецкое освободительное движение». «Радио «Вервольф» немцев призывали слушать ежедневно с 19 до 20 часов. Позже трансляцию на волне 1339 метров перенесли на ночные часы …

Основным заслоном на пути «оборотней» в полосе наступлений советских фронтов стали армейские органы СМЕРШа и войска НКВД по охране тыла. Впервые с ними они столкнулись в приграничных с Германией районах Польши и Восточной Австрии. Здесь им в помощь выступили объединившие усилия в антисоветской борьбе отряды Армии Крайовой и ОУН-УПА. Однако, как отмечает Фрайгер Рут, на Восточном фронте подрывные акции «оборотней» в этот период были плохо подготовлены и «больше напоминали жест отчаяния, нежели часть хорошо спланированной тактики. Действия разрозненных групп вряд ли могли остановить лавину Красной Армии во время зимнего наступления 1945 года. Фанатизм, который проявляли «вервольфы», подавлялся буквально на корню».

Ситуация ухудшилась после вступления советских войск на территорию Германии. Наводнив многие города и населенные пункты, с помощью диверсий и боевых столкновений «оборотни» пытались замедлить их продвижение. Командующий 5-й гвардейской армией маршал Василий Чуйков вспоминал: спрятавшись в руинах зданий, они пропускали колонны войск, после чего подбивали переднюю и замыкающую машины, затем начинали расстреливать лишенных маневра в «капкане» солдат и офицеров. Потери в отдельных случаях от действий «вервольфов», в том числе в боевой технике, были чувствительными.

Не менее удачными тактическими приемами, применяемыми эсэсовскими «партизанами», были снайперские обстрелы из укрытий, установка в неприметных местах гранатных растяжек, мин и фугасов на дорогах и многое другое. Вступивших в открытый бой «оборотней» чаще всего уничтожали на месте. Так, восточнее городка Нилькот подразделение войск НКВД по охране тыла в одной из пещер блокировало небольшую диверсионную группу. На предложение сдаться «вервольфы» открыли ураганный огонь. Перестрелка длилась недолго. Все десятеро погибли на месте. Подобный инцидент случился и в Восточной Австрии, вблизи Буркан-Лайта. Здесь «оборотни» подстерегли советскую бронетанковую колонну. Огневой ответ последовал из всех танковых пушек. Нападавшие были уничтожены в несколько минут. Еще одну группу, совершавшую до этого неоднократные вылазки на территории Германии, ликвидировали в лесу вблизи г. Любек.

Обстановка накалялась, когда «вервольфы» действовали исподтишка, в ночное время или готовили западню заблаговременно. Вот лишь некоторые диверсионные акты «Вервольфа» в советской оккупационной зоне: в апреле 1945 г. в Берлине взорвана автомобильная стоянка и типография; в мае убиты три красноармейца и офицер; в июне – июле от рук «оборотней» погибли несколько советских солдат, тогда же ими был уничтожен караул, охранявший железнодорожный Потсдамский мост, обстреляна военная комендатура в Гросс-Бейштере. Позже подорван товарный поезд в тюрингском городке Мюльхаузен, а также пущен под откос эшелон с продовольствием.

По словам автора книги «Вервольф…», наиболее резонансный террористический акт против Красной Армии, «вервольфы» учинили 16 июня. В этот день из засады якобы был убит командующий 8-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, на то время военный комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин. С целью скрыть тяжелую потерю от рук «оборотней» было объявлено: комендант погиб в результате автокатастрофы – грузовой автомобиль столкнулся с мотоциклом, на котором он ехал…

В ответ на террор силами войск НКВД, подразделений НКГБ и СМЕРШа была проведена «очистительная» акция, результатом которой стало уничтожение 600 «вервольфов».

Особенно чувствительные потери в личном составе советские войска несли от ядов. В основу этого вида террора «оборотни» положили опыт «выжженной земли» в оккупированных районах Советского Союза, когда одновременно с тотальным ограблением, уничтожением промышленных и гражданских объектов проводилось массовое отравление колодцев и водоемов. Разработка сильнодействующих ядов для применения в «партизанской» войне на территории рейха началась в 1944 году. Ими было решено «приправлять» продукты питания и спиртные напитки. По «проблеме» была проведена даже «научная» конференция. Наряду с разработкой ампул с ядами для «вервольфов» увенчалась успехом и серия опытов по отравлению алкоголя. С помощью метила, других экзотических химических препаратов «оборотни» обработали десятки тонн продовольствия, тысячи литров спиртных напитков. Первой территорией, где «оборотни» Прютцмана применили тактику массовых отравлений, стала Восточная Пруссия. Наступающие советские войска вдруг обнаружили практически не тронутые склады и базы с отборными продуктами и напитками. Долго ожидать массовых отравлений со смертельным исходом не пришлось. Гибли рядовой состав и офицеры. Здесь же были отравлены и водоисточники. Обнаруженную в одном из складов в г. Лайдау «специальную команду» отравителей расстреляли на месте. Основным способом избежать жертв стала разъяснительная работа среди личного состава, а также медицинский анализ захваченных трофеев.

Диверсионный прием с помощью ядов «оборотни» применяли и против союзников. По данным американского командования, только в феврале – июле 1945 г. смерть в результате отравления наступила у 188 человек. Не улучшилась ситуация и позже. Однако небоевые потери в этом случае среди личного состава Красной Армии были в разы большими. После употребления отравленных продуктов и алкоголя иной раз гибли целые отделения и взводы, особенно когда «храбрецы», употребившие ром, ликер или шнапс, некоторое время оставались живы. Коварство заключалось в том, что смертельный исход наступал спустя некоторое время – через сутки и даже двое. Реакция советского командования на эти и другие подобные уловки врага проявлялась в соответствующих приказах, распоряжениях, инструкциях…

Пытаясь обозлить и спровоцировать местное население на открытое выступление против Красной Армии, «вервольфы» стали переодеваться в советскую военную униформу, совершать под ее прикрытием убийства, насилия и грабежи. «Опыт» был расширен на многие районы, оккупированные советскими войсками, но в силу различных причин ожидаемого результата он не принес.

Ожесточенное сопротивление осколки разбитых эсэсовских частей и «партизаны» оказали в районе Кенигсберга. Здесь их деятельностью руководил группенфюрер СС Зигель. Противостояние продолжалось более недели и затухло лишь после ликвидации эсэсовского главаря. Многие же «вервольфы» скрылись в кенигсбергских подземельях, продолжая вылазки и террористические акты. Счет обезвреженных «оборотней» и недобитых эсэсовцев исчислялся сотнями. Подобная ситуация наблюдалась и в Силезии. За первые два месяца оккупации частями НКВД здесь было уничтожено около 700 немецких «партизан».

С целью диверсий, саботажа, террористических актов, «вервольфы», особенно из числа опытных диверсионно-разведывательных кадров, стали маскироваться под антифашистов, бывших узников лагерей, беженцев и т. д. Их задача состояла в проникновении на службу или работу в формируемые местные немецкие и оккупационные органы власти, партийные организации, а нередко путь пролегал в советский тыл для подрывной работы. «С некоторой стабилизацией фронта на Одере, – отмечал в докладе об оперативно-служебной и боевой деятельности в первом квартале 1945 г. командир 64-й стрелковой дивизии по охране тыла на территории Польши, затем Германии генерал-майор П. В. Бровкин, – немцы усилили заброску агентуры в тыл действующей армии. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что после освобождения западных областей Польши и вхождения Красной Армии на территорию рейха на восток шли тысячи освобожденных советских военнопленных, мирных граждан, ранее угнанных в Германию, а также солдат и офицеров союзных с нами стран, вместе с которыми проникала и немецкая агентура…

За истекший квартал всеми видами служебно-боевой и разведывательно-агентурной деятельности частями дивизии задержано и разоблачено: агентов-диверсантов – 33, агентов-радистов – 2, агентов разведывательных и контрразведывательных органов противника – 231». Фрайгер Рут: «Полк НКВД, осуществлявший свою деятельность в окрестности Познань (разговор идет о 145-м стрелковом полке 64-й дивизии. – Авт.), за первые три месяца (1945 г. – Авт.) «обработал» более 8 тысяч немцев, подозревавшихся в пособничестве нацистам. В ходе стычек с партизанскими отрядами («Вервольфа». – Авт.) было убито 225 немцев».

Успехам войск по охране тыла и подразделениям СМЕРШа в ликвидации групп и отрядов «оборотней» способствовали различные факторы, и прежде всего – агентурно-оперативная информация о местах их базирования. Одну из таких операций осуществили после задержания в г. Штенберге офицера связи «бюро Прютцмана», пробиравшегося за линию фронта для налаживания контакта с «партизанами» действовавших совместно с окруженными подразделениями Вермахта в тылу Красной Армии. 12 марта 1945 г. в донесении в штаб войск по охране фронтов сообщалось: в окрестностях г. Кольберга ликвидирован один из отрядов «Вервольфа». Среди 40 убитых «оборотней», немецких солдат и офицеров обнаружено тело кавалера Рыцарского креста, командира 163-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Карла Рубеля.

Не менее активно «вервольфы» противостояли войскам союзников. «Инциденты» с убийствами военнослужащих армий США, Англии, Канады и Франции следовали один за другим. Неединичными стали и диверсионные акты, особенно на дорогах. Их минировали, закладывали фугасы, подрывали мосты и др. Янки особенно обозлились после захвата «оборотнями» их полевого госпиталя, где проходил лечение помощник командира 4-й пехотной дивизии полковник Коэн, уничтожения артиллерийской батареи и подрыва на фугасе «Джипа» с четырьмя офицерами. Последней каплей послужила изуверская расправа с попавшими в плен чернокожими американскими солдатами с участием эсэсовцев из горно-стрелковой дивизии «Норд». В ответ началась беспощадная «зачистка» окрестностей Франкфурта. 400 «вервольфов» были уничтожены и пленены, в том числе шеф местной полиции, а также один из сыновей кайзера Вильгельма II.

Важно отметить и следующее обстоятельство: в сравнении с советскими оккупационными войсками в отношении «оборотней» союзники нередко действовали, попирая законы и обычаи войны. Так, в апреле 1945 г. в г. Альсфреде американской контрразведкой был раскрыт «заговор». В состав группы входили семь подростков, планировавших раздобыть оружие и начать «партизанскую войну». Несмотря на то, что «заговор» остался без тяжелых последствий, их расстреляли. Казнили всех, кто попадался лишь с оружием в руках. Судьба напавших решалась без суда и следствия незамедлительно. В отместку «вервольфы» лишь усиливали террористические акты, нападения, диверсии, налеты на полевые мастерские, отдельные транспортные средства и т. д. С помощью фаустпатронов были уничтожены десятки единиц боевой техники, расстреляны сотни солдат и офицеров.

Что же касается советских войск, то известно лишь одно крупное нападение в г. Хинденбурге (Верхняя Силезия), когда вооруженная автоматами и гранатами «боевая группа» ГЮ совершила ночной налет на школу, в которой на ночлег разместились красноармейцы. От огня из стрелкового оружия, взрывов гранат и обвалившегося потолка второго этажа тогда погибло 60 человек. Немалые потери от действий «вервольфов» были в танках, бронетранспортерах, автомашинах.

«Оборотни» убивали не только военнослужащих войск антигитлеровской коалиции, «предателей» из числа немцев, но открыли «охоту» на военнопленных, а также репатриантов, покинувших трудовые и концентрационные лагеря после освобождения союзными и советскими войсками. Точное число таких жертв неизвестно, но, судя по всему, их было немало.

Столкнувшись с упорными, а нередко фанатичными действиями «вервольфов», понеся чувствительные потери, союзники СССР перешли к жесткой карательной политике. Расстрелы пойманных и задержанных «оборотней» и саботажников стали обыденной нормой поведения. В частности, в оккупированной зоне Германии американцы действовали с такой же жестокостью, как в свое время обживали свой «дикий Запад». Наименьшее нарушение установленных ими правил незамедлительно подвергалось наказанию, чаще всего смертью. Первую массовую акцию «возмездия» войска США совершили 14 сентября 1944 г., в пограничной деревне Валлендорф. Большинство ее жителей были убиты во время наступательной боевой операции, но официально объявили: уничтожению они подверглись в ответ на вылазки партизан. Девизом американцев стали слова: «Сопротивление! Уничтожать всех под корень!». Начали сжигаться дома, в которых скрывались «оборотни», по местам укрытий снайперов незамедлительно открывался артиллерийский огонь, и даже в тех случаях, когда там находились мирные жители. Фрайгер Рут приводит такие примеры: в городке Штуппахе (Северный Вюртемберг) американское командование заподозрило население в укрывательстве раненых немецких офицеров. Появился ультиматум: выдать всех, либо город будет уничтожен, а жители депортированы. Позже условия изменились – депортации подлежали женщины и дети, мужчины – расстрелу. В ответ на вылазку «оборотней» из СС янки «проутюжили» город Брухзаль в Северном Бадене. «Операции устрашения» оказались далеко не единственными.

Среди канадцев «неадекватным» поведением выделялся личный состав 4-й танковой дивизии под командованием генерала Криса Воукса, который лично способствовал репрессивным мерам подчиненных, отдавая при этом исключительно устные приказы. С активным участием офицеров и солдат его дивизии с лица земли были стерты городки Зогель и Фрайзоте, деревня Миттельштен (север Германии), некоторые другие. В Вильгельмсхаффене канадский солдат подорвался на мине. Наказание тут же понесли заложники из мирных жителей. Их дома подвергли уничтожению.

Непривычно злобствовали французы, не раз превосходя по жестокости коллег по оружию. Последнее, не исключено, было откровенной местью за позорное поражение 1940 года. Особо они проявили себя в юго-западной части Германии. Появление здесь французских войск вылилось в массовые грабежи, насилие и погромы. Пример подчиненным подавал небезызвестный генерал Жан де Лоттар де Тассиньи, подписавший в Карсхорсте с французской стороны акт капитуляции Третьего рейха. Фрайгер Рут: «Во время проезда по Констанцу он обратил внимание на то, что символы французской власти находились в неподобающем состоянии. Генерал решил, что их испортили враждебно настроенные немцы, хотя на самом деле они были потрепаны дождями и ветром. Увидев в “попирании” французского флага признаки немецкой непочтительности и наглости, де Тассиньи принялся мстить. По его приказу четверть города была очищена от жителей и заселена французскими жандармами. На стенах домов появились угрожающие сообщения, что в случае “продолжения сопротивления” город подлежит уничтожению квартал за кварталом. За одну ночь аресту подверглись и все его должностные лица, начиная обер-бургомистром, заканчивая начальником полиции. Они были обвинены в потворстве саботажу и нацистскому сопротивлению».

Историческая справка

Готовя операцию на европейском театре военных действий, верховное командование коалиционными вооруженными силами (США, Англии и Канады) готовилось к решению многих задач. Но были и исключения. Среди последних – вопрос об охране тыла коалиционных войск. В канун открытия второго фронта (операция под кодовым названием «Оверлорд» – июнь 1944 г.), с целью «борьбы с голодом и болезнями, уничтожения всех следов нацистского руководства, недопущения на местах партизанской войны и воссоздания основных органов местной общественной жизни», его планировалось решить путем разделения оккупированной территории Германии на военные зоны с задействованием регулярных войск.

Тогда же было заложено и начало последовавшего вскоре конфликта между основными союзниками и Францией в лице Французского комитета национального освобождения во главе с генералом де Голлем. Среди противоречий (формирование с участием союзников французских частей и соединений, их вооружение, участие в операциях и др.) возникла дилемма разграничения зон влияния и организации охраны войсковых тыловых районов. «В ходе быстрого продвижения армий союзников к Эльбе, – писал английский историк Ф. С. Погью, – верховное командование встретилось с рядом сложных проблем. Сюда относились различные вопросы, и среди них – трудности во взаимоотношениях с французами в связи с занятием Штуттгарта».

Противостояние возникло на почве оккупации города 1-й французской армией генерала Лоттара де Тассиньи и нежелания оставлять его в пользу 7-й американской армии. Ф. Погью: «Генерал де Голль, по-видимому, полагал, что Деверс (командующий 7-й армией. – Авт.) поступил так прежде всего с целью выдворить французов из этого важного германского города, а не для того, чтобы обеспечить эффективную работу линий снабжения 7-й армии. Поэтому он решил, что, пока Франции не будет выделена определенная зона оккупации, он должен удерживать то, что имеет… Де Голль отдал Лоттару следующий приказ: «…Иметь в Штуттгарте французский гарнизон и немедленно установить там военное управление… На возможные нарекания американцев Вам надлежит отвечать, что Ваше правительство приказало удерживать и управлять территорией, захваченной нашими войсками, до тех пор, пока заинтересованными правительствами не будет установлена французская зона оккупации, что, к Вашему сведению, еще не было сделано»».

Конфликт (получивший в истории название «Штуттгартский инцидент») стал достоянием президента США Трумена, который заявил, что он «шокирован действиями де Голля и обеспокоен тем, что сообщение об инциденте… по-видимому, вызовет бурю негодования». По словам П. Погью, противостояние закончилось «выводом американских войск из Штуттгарта. Война была так близка к концу, что неудобства оставления путей снабжения неприкрытыми хотя и были неприятны, но не носили серьезного характера».

Принудительная «эвакуация» населения во французской зоне оккупации приобрела особую «популярность». Через нее прошло свыше 25 тыс. человек. Без дела «эвакуированные» не оставались. Их использовали на наиболее тяжелых и грязных работах, а многие «прочесывали» минные поля. Оказавшиеся в те дни в этой части бывшего рейха швейцарские наблюдатели писали, что бесчинства французов меркли на фоне слухов о произволе Советов, которые охотно распространялись в «демократических» кругах. Ситуация усложнилась настолько, что оккупационную политику 5-й Республики стали сравнивать с нацистской. 30 мая 1945 г. «Бернер тагблатт» писал: «Притеснения, творимые французами, кажутся страшнее, чем то, что делал Гитлер. Первоначальная атмосфера свободы улетучилась. Люди угнетены. Они разочарованы. Радость обратилась в ненависть к победителям. Освободителей, которых вначале приветствовали, сейчас проклинают как поработителей… Абсолютно непонятно, почему из-за нескольких хулиганов наказание должно нести все население. Почему из-за одного человека должна депортироваться вся деревня».

Политику массового запугивания населения оккупированных зон Германии путем депортаций, насилия, расстрелов и прочего американцы и их союзники по второму фронту стали менять только в конце 1945 года. Тогда же появились «новые» приемы и методы их работы. Один из них заключался в том, что за диверсии, террор, другие подобные акции стали отвечать местные немецкие власти. Немаловажным фактором изменения оккупационной политики стало и то, что войска союзнической коалиции постепенно стали приобретать опыт организации охраны тыла, который у них практически отсутствовал. «Во исполнение ваших указаний, – писал в докладной в адрес Л. Берии начальник ГУ пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Н. П. Стахов, – докладываю: встреча состоялась в 12 часов 15 минут 17 января с. г. (1945 г. – Авт.) в моем служебном кабинете. Со стороны союзников присутствовали: генерал-майор Булл, начальник Военной комиссии США, генерал-майор Динн и переводчик.

С нашей стороны в качестве переводчика на беседе присутствовал товарищ Павлов. Генералы Булл и Динн прибыли с некоторым опозданием, и в связи с намеченным на этот день отлетом генерала Булла заметно торопились…

Генерал Булл спросил, информирован ли я по существу предстоящей беседы. Я подтвердил, что в курсе дела, и просил детализировать интересующие их вопросы. Генерал Динн, начертив на бумаге принципиальную схему организации охраны тыла Красной Армии, преподанную им в беседе товарищем Сталиным, просил ее уточнить.

Я графически изобразил принципиальную схему организации охраны тыла обезличенного участка фронта, разъяснив при этом, что за боевыми порядками соединений Красной Армии в удалении 15–25 км от переднего края, охрана тыла и коммуникаций действующей армии осуществляется специально созданными для этой цели войсками по охране тыла. Далее, вглубь уже действует наша советская жандармерия.

Генерал Булл просил ознакомить их с организацией, вооружением и особенностями в обучении войск по охране тыла действующей Красной Армии. Я разъяснил, что в состав войск охраны тыла входят дивизии и отдельные полки. Организация этих соединений и частей в основном общеармейская: дивизия – трехполкового состава, полк – в составе трех батальонов. На их вооружении нет тяжелого оружия: артиллерии, танков. Это предусмотрено с целью обеспечить большую подвижность частей для выполнения ими специфических задач. С этой же целью мы стремимся, чтобы части по охране тыла были, по возможности, моторизованы.

В обучении большой упор делается на отработку действий мелкими подразделениями и самостоятельными группами.

Генерал Булл задал вопрос: ведут ли войска следствие по задержанным агентам немецкой разведки.

Я ответил, что следствие по задержанным агентам ведется контрразведывательными органами.

Булл попросил охарактеризовать способы засылки агентуры немецкой разведкой, и какие объекты их интересуют.

Я ответил, что агентура в тыл действующей Красной Армии через линию фронта перебрасывается как пешим порядком, так и на самолетах, путем сбрасывания ее на парашютах. При отходе противник также стремится насадить своих агентов на освобождаемой Красной Армией территории вблизи аэродромов, армейских и фронтовых складов и баз, вдоль основных коммуникаций: шоссейных и железных дорог и на узловых станциях. Агентура…, как правило, обеспечивается радиосредствами для связи со своими разведывательными органами; поддельными документами и различными бланками. Часто агентура снабжается и подрывными средствами для осуществления диверсий.

Генерал Динн спросил, не сможем ли мы дать им графическую схему организации войск охраны тыла ДКА и их вооружения.

Я высказал сожаление, что не имею готовой схемы и, как бы в возмещение этого, еще раз разъяснил принципы, заложенные в их основу организации и деятельности…

Генерал Булл выразил удовлетворение данными разъяснениями и высказался за применение нашей системы в армиях союзников…

Перед уходом прибывших я спросил, как организована охрана тыла у них. В общих чертах Булл ответил, что охрана тыла действующей армии у них возложена на полевую полицию и дорожную жандармерию, над которыми стоят органы контрразведки.

По характеру беседы и задаваемым вопросам чувствовалось, что оба генерала не имеют продуманных мнений о системе и порядке организации охраны тыла действующей армии, в силу чего их вопросы и ответы были общими и поверхностными…»

Тактика действий советской военной администрации в Германии (СВАГ), особенно после капитуляции Третьего рейха, существенно отличалась от оккупационной политики союзников. В основу был положен принцип: уничтожаем нацизм, но не ведем войну с немецким народом. Хотя, несомненно, опасность угрозы со стороны «вервольфов», отдельных групп из разбитых частей Вермахта, а особенно войск СС, с одной стороны, была реальной, с другой – оказывала заметное влияние на складывающиеся отношения между победителями и побежденными.

С занятием того или иного района территории рейха вслед за действующей Красной Армией прибывали войска НКВД, численность которых к 1945 г. здесь заметно увеличилась. 39 их полков (54 925 человек личного состава) пополнились еще 18 соединениями и частями. Общее их число составило 57 полков (85 тысяч солдат и офицеров). Возросла эффективность и результативность их служебно-боевой деятельности. В процессе агентурно-оперативной и следственной работы в 1944 году только войсками по охране тыла 3-го Украинского фронта были разоблачены и уничтожены 941 вражеских агентов и диверсантов, около полутора тысяч бывших полицейских, старост, других ставленников врага, сотни дезертиров, бандитов, мародеров, грабителей и т. п. «Вервольфы» среди них занимали одно из ведущих мест. Не бездействовали и органы СМЕРШа, а также специально сформированные для действий в условиях выхода Красной Армии за пределы государственных границ Советского Союза подразделения и группы НКГБ и НКВД.

В отличие от союзников, при подавлении нацистского подполья, кроме силовых методов, советская сторона старалась опираться на местное население, главным образом близкие по духу партийные и общественные формирования. Важное место занимала и массово-идеологическая работа. Военным командованием СВАГ делалось все возможное, чтобы избавиться от образа оккупантов, заменив его образом освободителей.

Проверенные на практике тактика и стратегия в схватке с Абвером и РСХА и приобретенный в ходе тайной войны опыт советские спецслужбы стали широко применять в противостоянии с «оборотнями». Кроме традиционных «очистительных» войсковых операций и тактических приемов в виде засад, облав, прочесываний местности, выставлений КПП, секретов и т. д., в борьбе с нацистскими «партизанами» войска НКВД, а главным образом СМЕРШ и НКГБ ставку сделали на агентурно-оперативную и профилактическую работу. Осуществлялась она по различным направлениям: от использования возможностей агентов-нелегалов до насаждения новой агентурной сети, привлечения к сотрудничеству антифашистов, изучения архивных и иных документальных источников и др. Обычной практикой стала перевербовка арестованных «вервольфов», засылка в их подполье агентов под прикрытием, проведение различных оперативных разработок и т. д. В этот же период было положено начало становлению спецслужбы будущей Германской Демократической Республики, получившей название «Штази», которая активно включилась в процесс укрепления правопорядка.

Предпринимаемые советской стороной масштабные, а главное комплексные шаги по нормализации жизни в побежденной Германии постепенно стали давать положительные результаты. Однако последнее еще не свидетельствовало, что с подрывными усилиями «вервольфов» покончено. Одиночные диверсии и террористические акты с их участием продолжались до конца 40-х годов. Радовало то, что, несмотря на начальный организованный характер, в отличие от западных зон оккупации, они перестали носить стихийное, а главное массовое проявление. Положительным фактором стало и то, что случаи своевольничания и беззакония со стороны отдельных военнослужащих и гражданских лиц из состава СВАГ жестко пресекались и преследовались, нередко по законам военного времени.

Навязанная нацистами тайная война на Восточном фронте в 1944 г. и позже с участием «оборотней» СС, других составляющих гибнувшего Третьего рейха стала кульминацией ожесточенного противостояния советских и немецких спецслужб. Закончилось оно известным финалом, отзвуки которого дошли и до наших дней.