– Хочу вам кое-что показать, – сказал Найдельман.

Не дожидаясь ответа, он зашагал своим неимоверно быстрым шагом, разгребая ногами траву и оставляя за спиной вихри табачного дыма и самоуверенности. По дороге к нему два раза обратились сотрудники «Талассы». Казалось, он со спокойной точностью направляет работы на нескольких направлениях одновременно. Хатч изо всех сил старался не отстать, у него едва находилось время, чтобы отмечать перемены вокруг. Они направились по огороженной канатом тропинке, безопасность которой подтвердили топографы компании. То там, то здесь короткие алюминиевые мостики были перекинуты через старые колодцы и просевшие участки почвы.

– Прелестное утро для прогулки, – задыхаясь, заметил Хатч.

– Как вам понравился ваш офис? – с улыбкой спросил Найдельман.

– Всё тип-топ, в образцовом порядке, спасибо. В нём можно лечить целую деревню.

– В каком-то смысле, вам это и предстоит, – услышал доктор в ответ.

Тропинка привела их к склону холмика в центре острова, где, в основном, и находились старые шахты. Несколько алюминиевых платформ и небольшие лебёдки нависли над грязными зевами штолен. Здесь главная дорожка разделилась на несколько огороженных канатами тропинок, что обегают места давних работ. Кивнув одинокому топографу, Найдельман выбрал одну из центральных тропинок. Минутой позже Хатч очутился на краю зияющего провала. Не считая присутствия двух инженеров на противоположной стороне колодца, которые вели измерения с помощью незнакомого Малину инструмента, штольня показалась идентичной дюжине прочих в непосредственной близости. Трава и кустарники нависли над краем и склонились вниз, во тьму, почти полностью скрыв за собой край полусгнившего бруса. Хатч осторожно наклонился вперёд. Под ним оказалась лишь чёрная, словно сажа, пустота. Гибкий, сочленённый металлом шланг неимоверного обхвата поднимался из невидимых глубин и, извиваясь по грязной земле, уползал своим путём к дальнему западному берегу.

– Ну да, колодец, – произнёс Хатч. – Жаль, я не взял с собой корзинку для пикника и сборника стихов.

Найдельман улыбнулся, вытащил из кармана сложенную компьютерную распечатку и подал её доктору. На бумаге были проставлены длинные ряды дат, рядом с которыми стояли числа. Одна из пар отмечена жёлтым: 1690±40.

– Датирование радиоуглеродным методом завершено сегодня на «Цербере», рано утром, – пояснил капитан. – А вот результаты.

Он постучал пальцем по выделенной дате.

Хатч бросил на листок ещё один взгляд, затем вернул бумагу.

– И что это означает?

– А то и означает, – негромко сказал Найдельман.

Они помолчали ещё мгновение.

– Водяной Колодец? – спросил Хатч, явственно чувствуя недоверие в своём голосе.

Капитан кивнул.

– Изначальный. Дерево, которым подпирали эту шахту, вырублено около 1690-го года. Все остальные штольни датированы между 1800-м и 1930-м. Никаких сомнений нет, это и есть Водяной Колодец, спланированный Макалланом и возведённый руками команды Окхэма, – сказал он и указал на ещё один колодец, поменьше, в тридцати ярдах. – И, если не ошибаюсь, это – Бостонская шахта, которую вырыли сто пятьдесят лет назад. Об этом говорит её постепенный наклон после вертикального участка.

– Но вы обнаружили настоящий Водяной Колодец так быстро! – воскликнул потрясённый Хатч. – Почему раньше никто и не думал о радиоуглеродном методе?

– Последним вёл раскопки на острове ваш дед, и это было в конце сороковых годов. Радиоуглеродный метод изобрели только в следующем десятилетии. Одно из многих технологических новшеств, которые нам предстоит использовать в ближайшие дни, – пояснил Найдельман и взмахнул рукой над Колодцем. – Сегодня днём мы возьмёмся за создание Ортанка. Все части уже на складе, их нужно лишь заново собрать.

– Ортанк? – нахмурившись, спросил Малин.

Найдельман рассмеялся.

– Нечто, что мы собрали, когда в прошлом году занимались раскопками на острове Корфу. Наблюдательный пост со стеклянным полом, построенный над буровой вышкой. Кто-то из прошлогодней команды был фанатом Толкиена; название прилипло. Ортанк оборудован лебёдками и приборами дистанционного зондирования. Короче говоря, мы сможем смотреть – и буквально, и электронно – прямо в пасть зверю.

– А шланг зачем? – спросил Малин, кивком указывая в глубь колодца.

– Тестирование краской, сегодня утром. Шланг подсоединён к нескольким насосам на западном берегу, – пояснил Найдельман. – Через час или около того, когда прилив достигнет пика, через этот шланг мы примемся закачивать в Водяной Колодец морскую воду, десять тысяч галлонов в минуту. Когда поток установится ровным, впрыснем специальную, очень яркую краску. И, когда вода начнёт спадать, насосы помогут протолкнуть краску через таинственный туннель Макаллана – в океан. Раз мы не знаем, с какой стороны появится краска, будем держать наготове и «Наяду», и «Грампус», прикрывая остров с противоположных сторон. Всё, что останется – локализовать место, где она появится, послать аквалангистов на дно и запечатать туннель взрывчаткой. К этому же времени в пятницу мы с вами сможем спуститься вниз в одном лишь дождевике и паре сапог. И затем сможем поднять сокровище в любое удобное время.

Доктор открыл рот, затем снова закрыл и покачал головой.

– Что? – с довольной улыбкой спросил Найдельман, и его глаза блеснули золотом в лучах восходящего солнца.

– Даже не знаю. Всё идёт настолько быстро, только и всего.

Капитан глубоко вдохнул и посмотрел по сторонам, на широкомасштабные работы вокруг.

– Вы же сами сказали, – ответил он, мгновение помолчав. – У нас мало времени.

Не говоря ни слова, они постояли ещё немного.

– Нам лучше вернуться, – наконец, сказал Найдельман. – Я распорядился, чтобы «Наяда» подошла за вами. Вы сможете наблюдать за тестом с её палубы.

Они повернулись и направились назад, к Главному лагерю.

– Вы набрали неплохую команду, – заметил Хатч, бросая взгляд вниз, на окрестности складов.

Фигурки людей передвигаются там деловито и чётко.

– Ну да, – пробормотал Найдельман. – Эксцентричную, временами трудную – но все они люди неплохие. Терпеть не могу иметь под рукой поддакивающих – в таком деле это слишком опасно.

– Этот парнишка Вопнер определённо со странностями. Напоминает мне несносного тринадцатилетнего паренька. Или кое-кого из хирургов, которых я знаю. Он правда настолько хорош, как сам считает?

Найдельман улыбнулся.

– Помните тот скандал в 1992-м, когда каждый пенсионер, приписанный к определённому почтовому отделению в Бруклине, получил пенсию с лишними двумя нулями?

– Смутно.

– Работа Керри. В результате ему пришлось провести три года в «Алленвуде». Но он не любит об этом вспоминать, так что не стоит подшучивать по этому поводу.

– Ну, надо же! – присвистнув, ответил Хатч.

– И он такой же хороший криптаналитик, как и хакер. Если бы не онлайновые ролевые игры, которые он никак не желает оставить, работника получше нечего было бы и желать. И не стоит обращать слишком большое внимание на характер. Он хороший парень.

В этот момент они уже приблизились к Главному лагерю, и, словно по сигналу, Хатч услышал раздражённый голос Вопнера, доносящийся из Острова-1:

– Значит, вы разбудили меня, потому что у вас было чувство? Я сто раз запускал программу на Сцилле, и она работала безупречно. Безукоризненно. Простая программа для недалёких людей. Всё, что делает – запускает эти идиотские насосы!

Ответ Магнусен затерялся в ворчании двигателей «Наяды» – та уже подошла к оконечности пирса. Хатч побежал за медицинским чемоданчиком и вскоре вернулся, чтобы запрыгнуть на крыло мощного двухмоторного судна. Поблизости стоял его собрат, «Грампус», ожидающий Найдельмана, чтобы выйти на исходную позицию у дальнего края острова.

Малин с сожалением увидел жёсткого, словно гранитная статуя, Стритера, который с отсутствующим выражением лица стоял у руля «Наяды». Доктор кивнул ему и изобразил доброжелательную, как надеялся, улыбку – и получил в ответ краткий кивок. Хатч несколько мгновений раздумывал, не нажил ли он врага, а затем выбросил мысль из головы. Стритер казался профессионалом – вот что главное. Если он до сих пор зол на то, что случилось во время инцидента, это его личные проблемы.

В передней части судна, на полубаке, два аквалангиста проверяли оборудование. Краситель будет на поверхности недолго, и им нужно будет действовать быстро, чтобы успеть обнаружить подводный туннель. Геолог, Рэнкин, оказался бок о бок со Стритером. Увидев доктора, он расплылся в улыбке и бодрым шагом направился к нему.

– Эй, это же доктор Хатч! – воскликнул он, крепко сжимая руку Малина в огромной волосатой лапе. Его зубы блеснули сквозь огромную бороду, длинные светло-коричневые волосы завязаны узлом на затылке. – Парень, у тебя просто потрясающий остров!

Хатч уже слышал несколько вариантов этого заявления от прочих сотрудников «Талассы».

– Думаю, потому-то мы и здесь, – с улыбкой ответил он.

– Нет, нет. Я имею в виду, с геологической точки зрения.

– Правда? Всегда думал, что он такой же, как и остальные – просто большая гранитная скала в океане.

Рэнкин запустил руку в карман дождевика и вытащил горстку гранолы .

– Ну нет, чёрт возьми, – прочавкал он. – Гранит? Это же биотит, сланец – видоизменённый, потрескавшийся и разломанный до неимоверности. А сверху – гребень. Обалдеть можно, парень, просто можно обалдеть!

– Гребень?

– Ну, крайне необычный вид холма ледниковой эпохи, отвесный край с одной стороны и скошенный с другой. Никто точно не знает, как они формировались, но если бы мне пришлось предположить, я бы сказал…

– Аквалангисты, готовьтесь, – донёсся по рации голос Найдельмана. – Всем постам – подтвердить готовность, по порядку.

– Контрольный пункт, подтверждаю, – прозвучал пронзительный голос Магнусен.

– Компьютерная готова, – произнёс голос Вопнера, даже через рацию несущий очевидную скуку и раздражительность.

– Наблюдатель один, готов.

– Наблюдатель два, готов.

– Наблюдатель три, готов.

– «Наяда», готовы, – произнёс в рацию Стритер.

– «Грампус», подтверждаю, – ответил голос Найдельмана. – Выдвигаемся на исходные позиции.

«Наяда» набрала скорость. Хатч бросил взгляд на часы: восемь двадцать. Скоро прилив должен был смениться отливом. Пока Малин укладывал свой чемоданчик, аквалангисты вышли из кабинки, смеясь над какой-то своей шуткой. Один из них оказался мужчиной, высоким и стройным, с чёрными усами. На нём был одет плавательный костюм из тонкого неопрена, настолько туго облегающий тело, что не пришлось домысливать ни единую анатомическую подробность.

Второй аквалангист, девушка, обернулась и увидела Малина. На её губах появилась игривая улыбка.

– Ах! Вы и есть тот таинственный доктор?

– Не знал, что я таинственный, – ответил Хатч.

– Но это же ужасный Остров доктора Хатча, non [15] ? – звонко рассмеявшись, заявила она, указывая на остров. – Надеюсь, вас не слишком огорчит, если я откажусь от ваших услуг?

– Я тоже надеюсь, что они вам не понадобятся, – откликнулся доктор, отчаявшись придумать какой-нибудь более содержательный ответ.

Капельки воды поблёскивали на оливковой коже девушки, в карих глазах мерцали золотые искорки. Должно быть, ей не больше двадцати пяти, решил Хатч. Акцент необычен – французский, с еле ощутимой примесью британского.

– Я – Изобель Бонтьер, – объявила она, стаскивая неопреновую перчатку и протягивая руку.

Хатч пожал её; та оказалась прохладной и влажной.

– Вы меня обожжёте! – вскрикнула она.

– Очень приятно, – запоздало ответил Хатч.

– И вы – выдающийся доктор из Гарварда, о котором говорил Джерард, – сказала Изобель, не отводя глаз от его лица. – Вы ему очень понравились, правда.

Хатч почувствовал, что краснеет.

– Я польщён.

Он ни разу не задумывался, понравился ли Найдельману или нет, но эти слова оказалось необычайно приятно слышать. Уголком глаза Малин заметил полный ненависти взгляд Стритера.

– Я рада, что вы оказались на борту. Не придётся вас разыскивать.

Хатч нахмурился, не понимая.

– Я буду искать бывший лагерь пиратов, откапывать его, – пояснила она, проницательно глядя на него. – Вы же владелец острова, non? Где бы вы устроили стоянку, если бы вам пришлось провести здесь три месяца?

Немного поразмыслив, Малин ответил:

– Изначально остров был покрыт еловыми и дубовыми рощами. Полагаю, пираты могли вырубить поляну с подветренной стороны острова. На берегу, поблизости от стоящих на якоре кораблей.

– С подветренной стороны? Но разве это не значит, что их могли увидеть с материка в ясные дни?

– Ну… да, полагаю. Могли. В 1696-м берег был уже заселён, пусть и негусто.

– И им следовало держать вахту с наветренной стороны, n'est-ce pas? На тот случай, если приблизятся чужие корабли?

– Да, правильно, – подтвердил Хатч, втайне раздражаясь. Если она и так всё знает, зачем спрашивать меня? – Основной морской путь между Галифаксом и Бостоном проходил прямо здесь, через залив Мэн.

И, помолчав, добавил:

– Но, если этот берег был заселён, как они могли спрятать девять кораблей?

– Я тоже об этом подумала. В двух милях дальше, на берегу, есть глубокая бухта, её прячет остров.

– Чёрная Бухта, – подсказал Хатч.

– Exactement [17] .

– Разумно, – ответил Малин. – Берега Чёрной Бухты оставались незаселёнными до середины тысяча семисотых. Рабочие и Макаллан могли жить на острове, а корабли в то время стоять в бухте, укрытые и невидимые.

– Значит, наветренная сторона! – воскликнула Бонтьер. – Вы очень-очень помогли. А сейчас мне надо готовиться.

Всё раздражение, которое чувствовал Хатч, растаяло под ослепительной улыбкой археолога. Она собрала волосы в пучок и накинула на них капюшон, а затем приладила маску. Второй аквалангист приблизился сбоку и поправил ей баллоны, между прочим представившись как Серджио Скопатти.

Бонтьер оценивающе осмотрела костюм напарника, будто увидела его в первый раз.

– Grande merde du noir [18] , – яростно пробормотала она. – Не знала, что «Спидо» шьёт костюмы для ныряльщиков.

– Итальянцы шьют по последней моде, – со смехом ответил Скопатти. – Я в нём molto svelta [19] .

– Как моя камера, работает? – громко спросила она, обернувшись к Стритеру и похлопывая по небольшой камере, встроенной в маску.

Стритер провёл рукой по ряду переключателей, и экран у контрольной панели заработал, показывая ухмыляющуюся физиономию Скопатти.

– Посмотри в другую сторону, – сказал итальянец. – Не то сломаешь камеру.

– Тогда я буду смотреть на доктора, – заявила Бонтьер, и Хатч немедленно увидел на мониторе своё лицо.

– А от этого не только камера сломается, ещё и линзы полопаются, – предупредил Малин, не переставая раздумывать, почему в обществе этой женщины он не может придумать, что сказать.

– В следующий раз связь будет у меня, – шутливо обиженным тоном произнёс Скопатти.

– Никогда, – отрезала Бонтьер. – Я знаменитый археолог. А ты лишь дешёвая итальянская наёмная рабочая сила.

Скопатти ухмыльнулся, ничуть не расстроившись.

Раздался голос Найдельмана:

– Пять минут до смены течения. «Наяда» на исходной позиции?

Стритер подтвердил.

– Господин Вопнер, программа работает нормально?

– No problemo, капитан, – ответил гнусавый голос. – Теперь работает замечательно. Имею в виду, теперь – когда я рядом.

– Понял. Доктор Магнусен?

– Насосы залиты и готовы к работе, капитан. Команда сообщила, что бомба с краской подвешена над Водяным колодцем, дистанционный контроль работает.

– Замечательно. Доктор Магнусен, сбросите бомбу по моему сигналу.

Экипаж «Наяды» умолк. Пара чаек, с шумом хлопая крыльями, пролетела над самой поверхностью воды. На противоположной стороне острова Хатч увидел «Грампус», рассекающий неторопливые волны за самыми уступами. Волнение, чувство того, что что-то должно случиться, усилилось.

– Пик прилива, – донёсся негромкий голос Найдельмана. – Запускайте насосы.

Стук насосов раздался над водой. Будто по сигналу остров застонал и закашлял от смены течения. Хатч непроизвольно содрогнулся: если что-то во всём мире и могло заставить его задрожать от ужаса, так только этот звук.

– Насосы на десяти, – сказала по рации Магнусен.

– Так и держите. Господин Вопнер?

– «Харибда» ведёт себя нормально, капитан. Все системы работают в пределах допустимого.

– Очень хорошо, – сказал Найдельман. – Продолжаем. «Наяда», готовы?

– Подтверждаю, – произнёс в микрофон Стритер.

– Держите курс и внимательно смотрите, где появится краситель. Наблюдатели?

Раздался согласный хор голосов. Бросив взгляд на остров, Хатч заметил на скалах несколько групп с биноклями.

– Первый, кто увидит пятно, получит премию. Ну – запускайте!

Какой-то миг было тихо, а потом из окрестностей Водяного Колодца донёсся слабый звук взрыва.

– Краситель сброшен, – произнесла Магнусен.

Все без исключения принялись всматриваться в спокойные валы, что катились по океану. Вода казалась тёмной, едва ли не чёрной, но ветра не было, лишь еле уловимая рябь бежала по поверхности. Идеальные условия. Несмотря на усилившееся течение, Стритер держал судно неподвижно, опытной рукой управляя катером. Прошла минута, затем вторая. Единственным звуком оставалось перестукивание насосов, что заливали морскую воду в Водяной Колодец и проталкивали краску сквозь центр острова, в море. Бонтьер и Скопатти стояли наготове на корме, молчали и выжидали.

– Краска на двадцати двух градусах, – донёсся нетерпеливый голос одного из наблюдателей с острова. – Сто сорок футов от берега.

– «Наяда», это ваш квадрат, – сказал Найдельман. – «Грампус» сейчас присоединится, чтобы помочь. Молодцы!

По рации послышались негромкие поздравления.

Это же там, где был водоворот, – подумал Хатч.

Стритер развернул судно, подбавил оборотов, и через несколько мгновений Хатч увидел на поверхности океана светлое пятно, в трёхстах футах. Серджио с Бонтьер нацепили маски и нагубники и уже стояли на планшире, с «пистолетами» в руках и буйками на поясе, готовые прыгнуть за борт.

– Краска на двухстах девяноста семи градусах, сто футов от берега, – прорвался сквозь поздравления голос ещё одного наблюдателя.

– Что? – переспросил Найдельман. – Хотите сказать, краситель появился в другом месте?

– Подтверждаю, капитан.

Несколько секунд стояло гнетущее молчание.

– Похоже, нам придётся запечатывать два туннеля, – произнёс капитан. – «Грампус» займётся вторым. За дело!

«Наяда» приблизилась к вращающемуся пятну жёлтой краски, что поднималось на поверхность у самых рифов. Стритер сбавил обороты до минимума, и корабль принялся кружить неподалёку, в то время как аквалангисты исчезли за бортом. Хатч нетерпеливо повернулся к экрану, стоя плечом к плечу с Рэнкиным. Поначалу изображение представляло собой лишь облако жёлтой краски. Затем картинка очистилась. Крупная неровная трещина показалась у мрачного дна рифа, из неё наподобие дыма исходили клочья красителя.

– La voila! [20] – донёсся по каналу связи ликующий возглас Бонтьер.

Изображение бешено тряслось, пока она плыла к трещине, всаживала небольшой костыль в поверхность скалы и прикрепляла к нему надувной буй. Последний, качнувшись, улетел вверх, и Хатч перегнулся через поручни как раз вовремя, чтобы увидеть, как он выскакивает на поверхность. На верхушке буя покачивались солнечная батарея и антенна.

– Помечено! – крикнула Бонтьер. – Готовлюсь установить заряды.

– Только посмотри, – выдохнув, заметил Рэнкин, переводя взгляд с изображения видеокамеры на сонар и обратно. – Лучистый разлом, правильный. Всё, что им оставалось – проделать туннель вдоль уже имевшихся трещин. Но всё равно, невероятная технология для семнадцатого столетия…

– Краска на пяти градусах, девяносто футов от берега, – донёсся очередной зов.

– Вы что, шутите? – спросил Найдельман, в его голосе недоверие смешалось с неуверенностью. – Ладно, у нас третий туннель. «Наяда», он ваш. Наблюдатели, ради всего святого, держите бинокли направленными на пятна, не то они исчезнут раньше, чем мы их найдём.

– Ещё краска! Триста сорок два градуса, семьдесят футов от берега.

И затем снова раздался голос первого наблюдателя:

– Пятно на восьмидесяти пяти градусах, повторяю, восемьдесят пять градусов, сорок футов от берега.

– Мы берём пятно на трёхстах сорока двух, – решил Найдельман, в его голос закралась незнакомая нотка. – Но, блин, сколько же туннелей возвёл этот треклятый архитектор? Стритер, для вас остаётся два. Пусть твои аквалангисты пошевеливаются. Просто отметьте места, взрывчатку установим потом. У нас пять минут, прежде чем краситель рассеется.

Через несколько секунд Бонтьер и Скопатти поднялись на поверхность и очутились на борту, Стритер без лишних слов повернул штурвал и с рёвом направил «Наяду» вперёд. Теперь Хатч увидел ещё одно жёлтое пятно, выбрасываемое на поверхность. Судно перешло на холостой ход, а Бонтьер и Скопатти прыгнули за борт. Вскоре на воде взметнулся ещё один буй; аквалангисты вернулись, и «Наяда» подошла к тому месту, где зафиксировали третье пятно. Бонтьер и Скопатти снова ушли под воду, и Хатч перенёс внимание на монитор.

Скопатти уплыл вперёд, его фигура виднелась в камере Бонтьер – призрачное существо среди всеохватывающих туч красителя. Они погрузились намного глубже, чем во время предыдущих нырков. Внезапно зазубренные края основания рифа стали видимыми, наряду с прямоугольным отверстием, намного крупнее предыдущих разломов. Из дыры исходили последние завитушки красителя.

– Что это? – услышал Хатч голос ошеломлённой Бонтьер. – Серджио, attends [21] !

Внезапно в рации с треском ожил голос Вопнера.

– Проблема, капитан.

– А именно? – ответил тот.

– Не знаю. Сообщения об ошибках, но система говорит, что работает нормально.

– Переключись на резервную систему.

– Я это и делаю, но… Погоди, на хаб пришло… О, дерьмо!

– Что? – резко спросил Найдельман.

Одновременно Хатч услышал, что звук насосов на острове сделался прерывистым.

– Системный сбой, – ответил Вопнер.

От Бонтьер донёсся внезапный резкий изкажённый шум. Хатч бросил взгляд на монитор и увидел, что тот отключился. Нет, – поправил он себя, – не отключился, просто чёрный. И затем по чёрному фону побежала рябь, и вскоре сигнал затерялся в белом шуме помех.

– Какого чёрта? – ругнулся Стритер, яростно нажимая на кнопку связи. – Бонтьер, ты меня слышишь? Мы потеряли твой сигнал. Бонтьер!

Скопатти вырвался на поверхность в десяти футах от судна и сорвал трубку со рта.

– Бонтьер втянуло в туннель! – выдохнул он.

– Что у вас там? – крикнул Найдельман по рации.

– Он говорит, Бонтьер засосало… – заговорил было Стритер.

– Проклятье, так живее за ней! – рявкнул Найдельман, его электронный голос раскатился над водой.

– Но это же верная смерть! – заорал Скопатти. – Там сильное течение, и…

– Стритер, дай ему трос! – приказал капитан. – И – Магнусен, обойди компьютерный контроль, запускайте насосы вручную. Наверное, течение возникло, когда они отказали.

– Да, сэр, – ответила Магнусен. – Команде понадобится залить их вручную. Мне нужно минимум пять минут.

– Шевелись, – сказал Найдельман твёрдым, но неожиданно спокойным голосом. – Три минуты.

– Да, сэр.

– И – Вопнер, запусти, наконец, систему!

– Капитан, – заговорил Керри. – Диагностика утверждает, что всё…

– Кончай болтать, – огрызнулся Найдельман. – Начинай исправлять.

Скопатти затянул трос вокруг талии и снова исчез за бортом.

– Мне нужно место, – сказал Хатч Стритеру и принялся расстилать полотенца на палубе, подготавливаясь к приёму потенциального пациента.

Моряк начал травить трос, Рэнкин пришёл ему на помощь. Трос рвануло, но затем натяжение стало ровным.

– Стритер? – спросил голос Найдельмана.

– Скопатти попал в поток, – ответил помощник. – Я чувствую его на тросе.

С жутким чувством дежа вю Хатч продолжал смотреть на экран, покрытый рябью помех. Словно она исчезла, пропала – так же внезапно, как…

Он глубоко вдохнул и отвернулся. Пока её не поднимут на поверхность, он ничего не может сделать. Ничего.

Неожиданно на острове раздался гул – к жизни вернулись насосы.

– Молодцы, – произнёс Найдельман по рации.

– Трос провис, – сообщил Стритер.

Наступило напряжённое молчание. Хатч увидел, как на поверхность всплыли последние остатки красителя – поток снова выходил из туннеля. И внезапно экран вновь стал чёрным, а по звуковому каналу послышались вдохи. Теперь изображение просветлело, и он с облегчением увидел на экране увеличивающийся в размерах зелёный квадрат света: выход из туннеля.

– Merde [22] , – услышал он голос Бонтьер, когда она вылезла из проёма, и изображение снова закачалось.

Мгновения спустя вода забурлила, и на поверхности показались аквалангисты. Хатч и Рэнкин подбежали к борту и подняли Бонтьер на корабль. Скопатти выбрался следом и стянул с Изобель баллоны и маску, пока Хатч укладывал её на полотенца.

Раскрыв ей рот, Хатч проверил дыхательные пути: чисто. Расстегнул костюм на груди и приложил стетоскоп. Дыхание в норме, никаких признаков воды в лёгких, сердцебиение быстрое и сильное. Малин отметил надрез на животе, из-под края которого виднелись кожа и полоска крови.

– Incroyable [23] , – закашлявшись, заявила Бонтьер и попыталась сесть, махнув рукой с зажатым серым обломком.

– Не шевелись, – строго сказал Хатч.

– Цемент! – воскликнула она, ещё крепче сжимая обломок. – Цемент, которому триста лет. В риф встроен ряд камней…

Хатч быстро проверил основание черепа в поисках свидетельств сотрясения или повреждения позвоночника. Никаких синяков, порезов, смещений.

– Ca suffit! – заявила она, повернув голову. – Вы что, phrenologiste [24] ?

– Стритер, отчёт! – рявкнул по рации Найдельман.

– Они на борту, сэр, – ответил Стритер. – Бонтьер, кажется, в порядке.

– Я и есть в порядке, если не считать этого назойливого доктора! – вскрикнула она, отбрыкиваясь.

– Ещё минутку, дай осмотреть живот, – сказал Хатч, мягко её удерживая.

– Эти камни, они напомнили основание чего-то, – продолжила она, ложась на спину. – Серджио, ты видел? Что это может быть?

Одним движением Хатч расстегнул костюм до самого пупка.

– Эй! – возмутилась Бонтьер.

Игнорируя выкрики, Хатч быстро осмотрел порез. Жуткого вида шрам под рёбрами, но, похоже, неглубокий на всём протяжении.

– Просто царапина, – продолжила протестовать Бонтьер, выгибая шею, чтобы видеть, что он делает.

Малин убрал руку с её живота, чувствуя ну совсем уж непрофессиональное волнение в чреслах.

– Может быть, ты и права, – сказал он чуть язвительнее, чем намеревался, шарясь в аптечке в поисках антибактериальной мази. – В следующий раз позволь мне резвиться в воде, а ты будешь доктором. Но сейчас я собираюсь помазать её вот этим, на случай заражения. Ты была на волосок от смерти!

Он принялся втирать мазь в царапину.

– Щекотно, – пожаловалась Бонтьер.

Скопатти снял верхнюю, до пояса, часть костюма и теперь оказался рядом, сложив руки на груди. Его загорелое тело заблестело на солнце, во всё лицо расплылась ухмылка. Рядом Рэнкин, лохматый и массивный, наблюдал за Бонтьер с очевидным блеском в глазах. Все до единого, – подумал Малин, – её обожают.

– Я очутилась в большой подводной пещере, – продолжала она. – Какое-то время не могла нащупать стен и думала, что всё, конец. Fin.

– В пещере? – недоверчиво спросил Найдельман по открытому каналу.

– Mais oui [25] . В большой пещере. Но рация не работала. Как так?

– Должно быть, туннель блокирует передачу, – сказал Найдельман.

– Но почему поток пошёл обратно? – спросила Бонтьер. – Ведь сейчас отлив!

Некоторое время все молчали.

– На это я ответить не могу, – наконец, произнёс бесплотный голос Найдельмана. – Может быть, когда осушим Колодец и туннели, тогда поймём, почему. Буду ждать полного отчёта. А пока отдохни, хорошо? «Наяда», конец связи.

– Маркеры установлены. Возвращаемся на базу, – повернувшись к микрофону, сказал Стритер.

С грохотом двигателей судно рванулось вперёд, рассекая невысокие волны. Хатч сложил чемоданчик, продолжая слушать переговоры по рации. Найдельман с «Грампуса» вёл беседу с Островом-1.

– Говорю вам, это кибергейст! – услышал он голос Вопнера. – Я только что слил ROM на «Харибду», и сравнил результаты со «Сциллой». Сплошная каша. Но это надёжный код, капитан. Чёртова система проклята. Даже хакер не смог бы переписать ROM.

– Вот только не надо говорить мне о проклятьях, – резко ответил Найдельман.

Когда они приблизились к доку, Бонтьер сняла свой костюм, запихнула его в рундук на палубе и повернулась к Малину, закручивая волосы.

– Что же, доктор, мои кошмары сбылись. Оказалось, что мне и правда понадобились ваши услуги.

– Ерунда, – ответил Хатч, зардевшись и в полной мере это осознавая.

– И это было очень мило.