На следующий день Хатч, завершив лечение растянутого запястья одного из аквалангистов, по тропинке возвращался от причала. Здесь он услышал потрясающий грохот из барака Вопнера и вприпрыжку побежал к Главному лагерю, предчувствуя худшее. Но вместо того, чтобы найти программиста погребённым под горой оборудования, доктор обнаружил его сидящим в кресле, с вдребезги разбитой компьютерной платой под ногами. С раздражённым выражением на лице тот ел сэндвич с мороженым.

– Здесь всё в порядке?

– Нет, – громко чавкая, ответил Вопнер.

– А что случилось?

Программист печально посмотрел на него.

– Этот компьютер попал мне под ногу, вот что.

Хатч осмотрелся, пытаясь найти себе место присесть, вспомнил, что такого здесь не водится, и прислонился к косяку.

– Расскажи об этом.

Вопнер запихнул в рот последний кусок и швырнул обёртку на пол.

– Всё испортилось.

– То есть?

– Харибда. Сеть острова Рэгид, – пояснил Вопнер, большим пальцем указывая в направлении Острова-1.

– Но почему?

– Моя программа прямого подбора трудилась над этим проклятым вторым шифром. Хоть у неё был выставлен приоритет, операции шли замедленно. И я начал получать сообщения об ошибках, какие-то непонятные данные. Поэтому я удалённо запустил процесс на Сцилле, компьютере «Цербера». Тот работал тип-топ, и без никаких ошибок.

Программист с отвращением расхохотался.

– Но у тебя есть мысли, в чём может заключаться проблема?

– О, да, у меня есть классная идея. Я провёл кое-какую диагностику – и некоторые из микроинструкций ПЗУ оказались переписанными. В точности как тогда, с насосами. Переписаны случайным образом, систематическими пакетами Фурье.

– Я не совсем тебя понимаю.

– Короче говоря, это невозможно. Это ты в силах уразуметь? Я не знаю процесса, который способен переписать ПЗУ таким образом. И, ко всему прочему – регулярно, математически выверенно? – сказал Вопнер. Он поднялся, открыл дверцу во что-то, похожее на холодильник в морге, и вытянул оттуда очередной сэндвич с мороженым. – И то же самое с жёсткими дисками и магнитооптикой. Это случается только здесь. Не на корабле, не в Бруклине. Лишь здесь.

– Но ты же не можешь утверждать, что это невозможно. Я хочу сказать – ты же видел, что это произошло. Просто ещё не знаешь, почему.

– О, нет, я знаю причину. Чёртово проклятье острова Рэгид.

Хатч рассмеялся, но потом заметил, что Вопнер и не думает улыбаться.

Программист развернул мороженое и отхватил от него здоровенный кус.

– Да, да, я знаю. Покажи мне другую причину, и я в неё поверю. Но у каждого, кто бывал в этом Богом проклятом месте, всё шло не так. Необъяснимым образом. И, если уж на то пошло, мы ничем не отличаемся от других. Просто у нас игрушки поновее, вот и всё.

Малин ни разу не слышал, чтобы Вопнер так говорил.

– Что на тебя нашло? – спросил он.

– Да ничего на меня не нашло! Священник всё мне объяснил. Вчера я столкнулся с ним на почте.

Так-так, значит, Клэй уже разговаривает с сотрудниками «Талассы», пытается распространить свой яд, – подумал Хатч, поражённый мощью своей ярости. – Он как заноза. Кто-то должен выдавить его, как гнойник.

Эти мысли прервало появление Сен-Джона в дверях.

– Так вот вы где, – сказал он, обращаясь к доктору.

Хатч посмотрел на него. Сегодня историк оказался одет в причудливую комбинацию грязных резиновых сапог, старого пиджака и клеёнчатого плаща. Грудь историка вздымалась от напряжения.

– Что случилось? – спросил Малин, инстинктивно выпрямляясь.

Он ожидал услышать, что произошёл ещё один несчастный случай.

– Да нет, ничего серьёзного, – ответил Сен-Джон, застенчиво разглаживая козырёк кепки. – Изобель отправила меня, чтобы привести к нашим раскопкам.

– «Нашим раскопкам»?

– Да. Вы же, наверное, в курсе, что я помогаю Изобель в раскопках лагеря пиратов.

Изобель то, Изобель сё. Хатч вдруг понял, что его раздражает такое фамильярное отношение историка к Бонтьер.

Сен-Джон повернулся к Вопнеру.

– Программа закончила работу на компьютере «Цербера»?

Тот кивнул.

– Никаких ошибок. Успеха тоже нет.

– Ну тогда, Керри, у нас нет иного выбора, кроме как…

– Я не собираюсь переписывать программу для взлома полиалфавитного кода! – воскликнул Вопнер, легонько пиная компьютерную плату. – Слишком много работы впустую. В этом случае нам просто не хватит времени.

– Одну секунду, – вмешался Хатч, пытаясь смягчить аргумент ещё до того, как произнести его вслух. – Сен-Джон рассказал мне о полиалфавитных шифрах.

– Значит, он зазря сотрясал воздух, – ответил Вопнер. – Они вошли в моду лишь к концу девятнадцатого столетия. Считалось, что в них слишком легко ошибиться, что с ними медленно работать. А кроме того – где бы Макаллан спрятал все свои кодовые таблицы? Он же не мог удержать в памяти последовательности в сотни букв.

Хатч вздохнул.

– Я не очень силён в шифрах, но кое-что понимаю в человеке. Из того, что рассказал мне капитан Найдельман, этот Макаллан был действительно гениален. Мы знаем, что он изменил шифр на середине текста, чтобы сохранить тайну…

– А значит, он вполне мог перейти на шифр посерьёзней, – перебил его Сен-Джон.

– Да мы и так это знаем, тупица, – рявкнул Вопнер. – Чем мы занимаемся последние две недели, а?

– Тише, тише, – продолжил Хатч. – Ещё мы знаем, что Макаллан перешёл на код, состоящий лишь из цифр.

– Ну и…?

– Макаллан был не только гением, но также и прагматиком. Ты подбирался ко второму шифру лишь с технической точки зрения. Но что, если проблема несколько шире? Могла ли быть какая-то настоятельная причина, по которой Макаллан использовал в шифровке лишь числа?

В бараке воцарилось молчание – криптаналитик с историком крепко задумались.

– Нет, – в конце концов ответил Вопнер.

– Да! – воскликнул Сен-Джон, щёлкая пальцами. – Он использовал цифры, чтобы скрыть кодовые таблицы!

– О чём ты вообще говоришь? – глухо прорычал Вопнер.

– Смотри, Макаллан шёл впереди своей эпохи. Он знал, что полиалфавитные шифры – самые стойкие ко взлому из существующих. Но, чтобы их применить, нужны несколько рабочих алфавитов, не один. Макаллан не мог держать при себе кучу алфавитных таблиц – их могли запросто обнаружить. И поэтому он использовал цифры! Архитектор и инженер – само собой разумелось, что он работает с цифрами. Математические таблицы, чертежи, уравнения по гидравлике – всё, что угодно, могло послужить его планам, скрыть в себе кодовую таблицу, да так, чтобы об этом ну никто не догадался!

Голос Сен-Джона зазвучал чисто и звонко, на лице проступил румянец, который Хатч увидел впервые. Вопнер тоже это заметил. Он наклонился вперёд, а забытое мороженое таяло на столе, превращаясь в бело-коричневую лужицу.

– Может быть, в этом что-то есть, старикашка Крис, – пробормотал он. – Я не утверждаю, что это всё так – но, может быть, ты и прав.

Программист пододвинул к себе клавиатуру.

– Вот что я скажу, – продолжил он. – Я перепрограммирую компьютер «Цербера» на прямой взлом этого шифра. А сейчас, мальчики, оставьте меня в покое, ладно? Я занят.

Малин вышел вслед за Сен-Джоном из хижины в моросящий дождик, что покрыл собой Главный лагерь. То был один из тех дней, типичных для Новой Англии, когда влага, казалось, выдавливается из самого воздуха.

– Я просто обязан вас поблагодарить, – сказал историк, плотнее нахлобучивая кепку на голову. – Это была замечательная идея, знаете ли. К тому же он никогда бы меня не послушал. Я даже думал насчёт того, чтобы обратиться к капитану.

– Не знаю, было ли это полезно, но в любом случае – не за что! – ответил Хатч. И, помедлив, добавил: – Вы сказали, что Изобель хотела меня видеть?

Сен-Джон кивнул.

– Она попросила передать, что у дальней части острова вас ожидает пациент.

Хатч вздрогнул.

– Пациент? Почему же вы мне сразу не сказали?

– Это не срочно, – ответил Сен-Джон с улыбкой, подразумевающей, что он что-то знает. – О нет, это вовсе не срочно.