Летя обратно в Нью-Йорк на высоте в тридцать пять тысяч футов, Лэш вставил кредитную карту в щель в подлокотнике кресла, снял трубку телефона и несколько мгновений смотрел на нее. «Что делает эксперт, когда ему что-то непонятно? — подумал он. — Очень просто. Спрашивает другого эксперта».
Сначала он позвонил в справочную, затем по номеру в округе Патнэм, штат Нью-Йорк.
— Центр Вейзенбаума, — ответил энергичный голос.
— Доктора Гудкайнда, пожалуйста.
— Кто его спрашивает?
— Кристофер Лэш.
— Минуту.
В кругу частных психологов Центр биомедицинских исследований имени Нормана Дж. Вейзенбаума вызывал уважение и зависть благодаря качеству своих нейрохимических разработок. Ожидая ответа под звуки эфирной музыки, Лэш пытался представить себе эту организацию. Он знал, что центр находится на реке Гудзон, примерно в сорока пяти минутах езды на север от Манхэттена. Несомненно, это прекрасное здание с безупречной архитектурой. Центр был фаворитом многих больниц и фармакологических концернов и потому не мог пожаловаться на недостаточное финансирование.
— Крис! — услышал он веселый голос Гудкайнда. — Не могу поверить. От тебя не было известий… сколько, шесть лет?
— Кажется, да.
— Как там твоя частная практика?
— Лучшее время моей жизни.
— Это точно. Я все время думал, когда ты бросишь свою кавалерию и осядешь в каком-нибудь тихом местечке. У тебя практика в Фэйрфилде?
— В Стэмфорде.
— Ну да, конечно. Возле Гринвича, Саутпорт, Нью-Канаан. Наверняка множество богатых парочек, у которых что-то не в порядке с нервами. Отличный выбор.
Бывшие сокурсники по Пенсильванскому университету, к числу которых принадлежал Гудкайнд, имели разные мнения по поводу службы Лэша в ФБР. Одни, похоже, завидовали ему, другие качали головами, не в силах понять, почему он добровольно взялся за эту напряженную, изматывающую, потенциально опасную работу, если докторская диссертация гарантировала куда более легкую и лучше оплачиваемую должность. Когда он ушел из ФБР, он дал всем понять, что основной мотив — деньги, поскольку ему не хотелось рассказывать о трагедии, которая столь внезапно оборвала его карьеру в органах правопорядка и разрушила его брак.
— Есть какие-нибудь известия от Ширли? — спросил Гудкайнд.
— Нет.
— Жаль, что вы разошлись. Это ведь никак не связано с делом этого, как его, Эдмунда Уайра? Читал в газетах.
Лэш изо всех сил постарался скрыть боль, которую вызывало у него упоминание этой фамилии даже три года спустя.
— Нет, что ты.
— Страшно. Действительно страшно. Тебе наверняка пришлось тяжело.
— Легко уж точно не было.
Лэш уже начал жалеть, что позвонил. Как он мог забыть о любопытстве Гудкайнда, о его склонности совать нос в чужие дела?
— Я купил ту твою книгу, — сказал Гудкайнд. — «Согласие». Отличная работа, хотя писал ты, конечно, для неспециалистов.
— Мне хотелось продать больше десяти экземпляров.
— И?
— Продал как минимум два десятка.
Гудкайнд рассмеялся.
— А я читал твою статью, — продолжал Лэш. — В «Американском журнале нейробиологии». «Когнитивная переоценка и беспричинное самоубийство». Неплохое обоснование.
— Самое большое преимущество моей работы в Центре — возможность самому выбирать темы для исследований.
— Другие последние публикации тоже заинтересовали меня. Например, «Влияние ингибиторов на самоубийства в пожилом возрасте».
— В самом деле? — В голосе Гудкайнда послышались удивленные нотки. — Я понятия не имел, что ты столь внимательно следишь за литературой.
— Из этих статей я сделал вывод, что ты не только проводил лабораторные исследования, но и беседовал с несколькими неудачливыми самоубийцами?
— Что ж, у меня не было возможности побеседовать с более удачливыми! — Гудкайнд рассмеялся над собственной шуткой.
— Среди них были попытки двойных самоубийств?
— Конечно.
— В таком случае у меня есть кое-что, что могло бы заинтересовать тебя. Честно говоря, мне пригодился бы твой совет. Речь идет о знакомых одного моего пациента, супружеской паре. Недавно оба покончили с собой.
— Успешно?
— В этом деле есть несколько весьма странных аспектов.
— Например?
Лэш сделал вид, будто задумался.
— Может, подойдем к этому вопросу с другой стороны и ты подскажешь мне, естественно на основе своих исследований, какими мотивами они могли руководствоваться? Проведем, так сказать, посмертное психологическое обследование этой пары. Данные я тебе сообщу.
Последовала короткая пауза.
— Конечно, почему бы и нет. Сколько им было лет?
— Чуть больше тридцати.
— Работа?
— Стабильная.
— Психические заболевания? Нервные расстройства?
— Нет, ничего такого.
— Склонность к суициду?
— Нет.
— Попытки до этого?
— Ни разу.
— Употребление алкоголя, наркотиков?
— Посмертный анализ крови ничего не показал.
Снова последовала пауза.
— Это что, шутка?
— Нет. Продолжай, пожалуйста.
— Какой они были парой?
— Все указывает на то, что они души друг в друге не чаяли.
— Потеря близких?
— Нет.
— Наследственные болезни?
— Депрессия, шизофрения, прочие психические заболевания исключаются.
— Какие-либо иные стрессовые факторы? Резкие изменения в жизни?
— Нет.
— Проблемы со здоровьем?
— У обоих за последние полгода были прекрасные показатели.
— Что-нибудь еще, о чем мне следовало бы знать?
Лэш задумался.
— Недавно у них родился ребенок.
— И?
— Во всех отношениях нормальная здоровая девочка. Наступила тишина, затем в трубке послышался смех.
— Это ведь шутка? Таких самоубийств не бывает. Ты описал мне Капитана Америку и Чудо-Женщину.
— Таков твой диагноз?
Гудкайнд перестал смеяться.
— Да.
— Роджер, ты смотришь на суицид с особой точки зрения. Ты биохимик. Ты не только беседуешь с несостоявшимися самоубийцами, но и исследуешь их мотивации на молекулярном уровне. — Лэш пошевелился в кресле. — Существует ли некий фактор, который может вызывать у людей предрасположенность к самоубийству, сколь бы счастливыми они ни выглядели?
— Имеешь в виду некий ген суицида? Если бы все было так просто… Исследования показали, что некоторые гены, возможно — лишь возможно, — отвечают за склонность к депрессии, так же как гены чревоугодия, сексуальных предпочтений, цвета глаз или волос. Но толкающие на самоубийство? Если любишь азартные игры, не ставь на подобную возможность. Перед тобой двое, находящиеся в состоянии глубокой депрессии. Почему один покончил с собой, а другой нет? Предсказать это нельзя. Почему полицейские отчеты за прошлый месяц указывают на внезапный рост числа попыток суицида в Майами-Бич, в то время как в Миннеаполисе их число было наименьшим за всю историю? Почему в двухтысячном году в Польше число самоубийств резко возросло? Мне очень жаль, друг мой, но в конечном счете это лишь игра случая.
Лэш задумался.
— Игра случая…
— Вот тебе слова эксперта, Крис. Можешь цитировать их.