ЗЛОВЕЩАЯ СПИРАЛЬ
Они остановились посередине лабиринта, чтобы передохнуть.
– Как ты все это выдерживаешь, Джимми? – спросила Модра. – Мне не всегда удается отгородиться даже от наших девяти разумов! Иногда я чувствую, что я в одном месте, хотя нахожусь в другом. А тут еще мне приходят в голову какие-то невероятные мысли, и я не могу понять, мои они или кого-то другого… А как же быть, если ты в большом городе?
– Ну, я бы сказал, что здесь у меня больше проблем, чем в большом городе. По крайней мере, до сих пор было именно так, – ответил он. – Видишь ли, телепаты преимущественно передают направленные мысли, слова или образы, без каких-либо эмоций или интонаций. Таким образом, все не участвующие в контакте остаются в стороне – и это первый шаг к блокировке. Ты же, как эмпатка, привыкла воспринимать эмоции всех, кто тебя окружает. Поскольку большинство из вас еще не умеет ставить блоки, единственная причина, по которой вы еще не сошли с ума, состоит в том, что мы мыслим на разных языках. Когда мы воспринимаем знакомый нам образ, наш разум воспринимает эту мысль, как свою собственную. Но если мысль нам чужда, то она для нас – просто шум. Допустим, рядом находится терранка с больными ногами. И ты, и я знаем, что это значит, когда болят ноги, поэтому мы воспринимаем этот образ. Понятные нам всем вещи – лабиринт, призраки, молитвы богам и тому подобное – мы воспринимаем. Что-то более чуждое – нет. Именно из-за этого нам так трудно уловить любые образы в уме старгина, джулки, гноллки – они не терране. С другой стороны, они гораздо чаще практикуют телепатию рядом с нами, чем мы рядом с ними, поэтому принимают от нас больше, чем мы от них.
– Кончай, хрр, читать лекцию!
– Почему же, мне, хрр, очень интересно, хрр, хрр.
– Все-то они критикуют, – вздохнул Джимми. – Как будто на занятии в телепатическом классе.
– Я, наверное, сойду с ума, если вернусь такой, – медленно сказала Модра, покачав головой. – Если бы эти призраки не отвлекали меня, я, наверно, просто спятила бы. Я тут однажды позволила своему разуму отвлечься, и одновременно то же самое сделал еще кто-то – мы все так вымотаны сейчас, – и вдруг я ощутила себя в мужском теле, и не могла понять, ни где я нахожусь, ни кто я такая. Это прошло за пару секунд, но я ужасно испугалась.
– Я увидел это и в твоем мозгу, и в его, – кивнул он. – Вероятно, не зря у людей не бывает нескольких Талантов одновременно. А если бывает, то они быстро сходят с ума. Что будет, если два эмпата займутся сексом? Разве не будет у них таких же проблем с самоотождествлением?
– Я ни за что не стала бы заниматься сексом с эмпатом. Это невозможно – чувствовать сразу за двоих. А разве у телепатов нет такой проблемы? – хмыкнула Модра.
– Секс с эмпатом – самый лучший секс, – коротко вставила эмпатка Молли.
– Наверное, бывает и еще хуже, – признал Джимми. – Не знаю точно, никогда сам не пробовал. Когда два телепата эмоционально близки, и все блоки сняты, им открыты самые сокровенные мысли и чувства друг друга. Возникает риск того, что мы называем слиянием – когда два разума становятся настолько сплетены, что сливаются в один. В тот раз, из-за усталости, ты испытала это лишь на краткий миг, это не опасно. У меня такое бывало, пока я рос и учился контролировать свой Талант.
– Мне было довольно-таки страшно, – сказала Модра. – А что… что случается, если двое так соединятся, что уже не смогут разъединиться?
– Разум так устроен, что не может быть одновременно в двух местах. Их следует разделить во что бы то ни стало. Если они не будут отделены друг от друга, а носители будут находиться вдалеке друг от друга, может быть, даже на разных планетах, – а такое случается, – то каждый из разумов придет в конфликт с чужой памятью, биографией, вкусами, принципами, привычками и фобиями. Тогда наступит раздвоение сознания – часть времени они будут теми, кем были прежде, а в остальное время – своим партнером.
Эта мысль показалась ей одновременно и привлекательной, и ужасной, тем более что теперь она вполне могла оказаться кандидатом на подобную перспективу.
– А ты когда-нибудь видел такое?
– Дважды, но только однополых партнеров, что уже само по себе неестественно. Впрочем, если партнерами будут мужчина и женщина, то, я думаю, результат будет действительно ужасным. Я иногда спрашиваю себя, не является ли описываемая в древних легендах и сагах одержимость демонами чем-то вроде этого? Представь себе, что будет, если ты окажешься слитой с этими Кинтара! Это, кстати, вполне могло случиться со мной, когда я впервые столкнулся с первой их парой. Если бы не Гриста…
Он остановился, и она вновь ощутила это его странное чувство потери. Он ненавидел морфу, этого маленького паразита, которая контролировала – и разрушила – большую часть его жизни, но странным образом, он в то же время любил ее.
– А что, если ты повстречаешь еще одну пару – один? – спросила она, встревоженная этой мыслью. – Или я?
– Если это случится, тут же открой мне свой разум. Просто расслабься и сконцентрируйся на мне. Это довольно рискованно, потому что угроза слияния есть всегда, но если мне удастся объединить наши воли в двойной блок, не объединяя нашу память и сознания, мы наверняка справимся. Отдельные демоны не сильнее хорошего телепата – мне не выстоять против пары, но вместе с Гристой нам это удалось.
– Они атаковали меня эмпатически, – напомнила она. – И кстати, когда Молли соединилась со мной, я освободилась от их внушения.
Он серьезно посмотрел на нее.
– Для таких вещей необходимо абсолютное доверие. Я доверял Гристе, потому что у нас с ней была одна судьба на двоих; ты доверяла Молли, потому что она была невинна и явно не могла представлять собой угрозу. Нам будет гораздо труднее настолько довериться друг другу – нам придется очень этого захотеть. Стать Объединенной Волей Рыжих. Да, кстати, давно хотел тебя спросить – ты часом не ирландка?
Она пожала плечами.
– Понятия не имею. Как и большинство людей, все, что я знаю – это что я произошла из древней династии грязных фермеров Крайона. Никто из моей семьи никогда не пытался проследить фамильное древо дальше, чем на пару поколений, а тем более в доимперские времена.
– Что ж, а мой родной мир существовал задолго до слияния с Империей, – сказал Джимми задумчиво. – Его культура была полностью посвящена сохранению – а некоторые говорят, мумификации – древней терранской культуры. Древний гэльский был в нем единственным разрешенным языком, и еще учили латыни – языку, который был мертвым задолго до того, как первые терране покинули мать-Терру.
– Ты отлично знаешь другие языки, – заметила она.
– По причинам, которые я уже упоминал, все телепаты – хорошие лингвисты. Все, что тебе нужно – это провести определенное время в мире, говорящем на нужном тебе языке, и ты будешь говорить на нем, как на родном. Не нужно ни обучения, ни зубрежки.
Она кивнула.
– У эмпатов основная проблема в том, что у нас очень мало друзей. Но в этом есть и свои преимущества – ты всегда знаешь, кто твой настоящий друг. – Она помолчала, потом потянулась и сжала его руку. – Ты – мой друг, Джимми. Я смогу доверять тебе.
Он улыбнулся ей, подмигнул и сжал ее руку в ответ, но в глубине сознания – там, где у телепатов есть укромный уголок, отведенный для личной жизни, – он спросил себя: а действительно ли он хочет этого?
* * *
– Лично я не стала бы доверять ни ему, ни любому другому мужчине, – высказала свое мнение Калия откуда-то из-за живой изгороди.
Лабиринт был большим, в несколько километров, но не очень труднопроходимым. Это скорее был декоративный лабиринт, чем серьезное препятствие, и единственным, что замедляло их продвижение, помимо его размеров, были призраки.
Их внешний вид варьировал в диапазоне от здоровых, звероподобных приземистых двуногих с бычьими головами, акульими зубами и выпяченными животами до крупных и несколько пугающих созданий, подобных которым вряд ли кто-либо из них когда-либо видел, хотя здесь были люди из галактического квадранта протяженностью в четыре сотни рас. Однако, проблема была не в самих призраках, как бы смешно или ужасно они ни выглядели, а в том факте, что в них было нечто гораздо большее.
Несмотря на грозящие им опасности и почти абсолютную уверенность, что они не доживут до возвращения домой, те из них, кто хотя бы в какой-то степени понимал, что именно они видят, были потрясены картинами, которые открывались их взору. Практически во всех древних религиях, а также во многих современных, упоминались благие и демонические духи – видимо, какой-то закон природы открывал людям по мере их взросления чувство чего-то потустороннего, чего-то гораздо более могучего, чем они сами. Большинство призраков лабиринта выглядели странными, чуждыми, и все же им то и дело попадались существа очень похожие на тех, изображения которых кто-нибудь из компаньонов уже видел на одном из миров, в которых побывал.
Даже джулки, Тобруш, была поражена не меньше религиозного Джимми Маккрея.
– Мы раньше смеялись над поклонением духам у примитивных народов, – говорила она Джозефу. – Теперь, однако, похоже на то, что это имеет под собой реальную основу, как и все остальное в различных мифологиях. Мы давно знали о существовании параллельных Вселенных, это послужило основой для наших межзвездных двигателей. Вопрос только в том, что мы умеем использовать подобные принципы, но не умеем их воспринимать. Когда мы провели ночь в пещере, среди этих кристаллов, оказавшихся, – возможно, волей случая, – тессерактами, наши разумы как-то смогли воспринять эти вещи. Обитатели параллельного мира, столь чуждые всему нашему, духовному или материальному, тоже сталкиваются с подобной же проблемой. Неким образом, может быть, благодаря какой-то геометрической фигуре, сфокусированной на вызываемом духе, устанавливается слабая связь между «здесь» и «там», урезанная версия того, что мы используем, когда путешествуем меж звезд. И тогда дух принимает форму в нашем мире, и с ним можно общаться.
– Но каким образом примитивные люди могли отыскать необходимую геометрическую фигуру? – недоверчиво спросил Джозеф.
– Математика везде одна, – напомнила Тобруш. – Возможно, и даже вероятно, что лишь те, кто натыкается на верную геометрическую идею, добивается результата. Как бы то ни было, мы используем тот же принцип параллелизма для космических полетов. Это означает, что на какое-то время, хоть мы этого и не замечаем, мы сами находимся в параллельном мире. Все люди, наделенные каким-либо Талантом – телепатией, эмпатией и так далее – наследники космолетчиков, а часто и сами космолетчики. В ту ночь наш опыт соприкосновения с чистым разумом увеличил наши способности и добавил нам новые Таланты. Очевидно, подобное взаимодействие как-то меняет участников, мутирует их, как радиация. Впрочем, все расы, в которых встречаются Таланты, имели их, хотя бы в слабой форме, еще до того, как вышли в космос, и даже до того, как стали технологическими цивилизациями. Радиация параллельного мира когда-то проникла в их миры, но сейчас мы видим лишь тень результата этого проникновения, ослабленного тысячами лет эволюции.
– Однако, некоторые расы не обладали Талантами до выхода в космос, – возразил он.
– Именно. Хотелось бы мне установить взаимосвязь между тем, имела ли изначально раса Таланты, и ее легендами о демонах. Бьюсь об заклад, такая связь существует.
Теперь Джозеф понял идею Тобруш.
– Ну конечно! Мы теперь знаем, что когда-то в прошлом демоны путешествовали по всем мирам, используя станции – гигантские кристаллы. – Он хмыкнул. – Существ с паранормальными способностями сжигали на кострах во многих культурах, – заметил он. – Даже если эти люди по большей части ничего не знали о тех культах зла, в принадлежности к которым обвинялись, в этом было зерно истины. Те, кто настолько проникся чудовищной силой иномирцев, как-то приспособил ее к себе, становятся рабами того, что в действительности является культом зла.
– Совершенно верно. Духи – это телесная форма существ, с нашей точки зрения ее не имеющих, она позволяют им взаимодействовать с нашим миром. Здесь ключ к новой физике, ключ к открытию величайших тайн цивилизаций. И разумеется, это говорит о том, что этих проклятые призраки невероятно опасны.
Джозеф кивнул.
– Это многое объясняет, но только если рассматривать вопрос с точки зрения силы.
– Что ты имеешь в виду?
– Где же боги? – спросил он. – Где те, кто сражается с силами зла?
– Возможно, – подумав, ответила Тобруш, – это одно и то же.
* * *
– Почему мы должны выслушивать это богохульство? – Мысленный голос Маньи резанул по всем, кто не смог его блокировать.
Но богохульство ли это? Джимми Маккрей не знал. Была ли битва Рая и Ада по сути гражданской войной за право устанавливать правила? Что такого сделал Исав, что Господь возненавидел его еще до его рождения? Бог в свое время уничтожил почти всех землян за то, что они родились и выросли в пороке, и обрек целое поколение на смерть в пустыне из-за прегрешений одного человека.
А сатана был самым прекрасным и могучим творением Господа, вторым после него по силе и способностям, однако восстал. Адам и Ева были созданы по образу и подобию Бога, но сатанa легко искусил их.
Разве не следовало из этого, что для того, чтобы существовать, зло должно было находиться в зачатке еще во время творения? Его прошлые учителя, говорившие, что Бог здесь главный, и все обстоит именно так, а не иначе, и кто мы такие, чтобы судить о том, чего не в состоянии понять, шарахались от подобных вопросов. Однако либо зло, как и все остальное, исходит из самого Бога, и тогда все, от сатаны до человека – жертвы жестокой игры, затеянной божеством для своего развлечения, либо боги одних являются демонами для других.
Но если нет ни абсолютного добра, ни абсолютного зла, а есть только чистая сила и разные способы ее применения, то что имеет хоть какой-то смысл?
Как раз такие вопросы и заставили Джимми облететь галактику и сделать то, что он сделал, в результате чего он и оказался здесь. Хотя он давно потерял веру в большинство религиозных догматов, в глубине души он надеялся, что когда-нибудь ему докажут, что он ошибался. Ему не хотелось бы получить подтверждение своим худшим опасениям.
Этот мир – или это место, или что там это было, – походил на искусственный; небо было черно и казалось далеким, плоским, словно гигантское окно в космос или экран. За ним, в черноте ночи, сияли созвездия и виднелись разноцветные газовые облака, похожие на шаровидные скопления.
А внизу было светло как днем, хотя источника света видно не было, и не было теней, чтобы определить хотя бы, в какой стороне он находится. То тут, то там в лабиринте попадались маленькие ниши. В одних располагались бассейны со свежей родниковой водой, говорившей о существовании какой-то естественной или искусственной системы подземного орошения пышной растительности. В других росли деревья с сочными неизвестными фруктами, на поверку оказавшимися съедобными. В стенах лабиринта нельзя было умереть от голода или жажды, но следовало избегать призраков, которых становилось все больше.
Призраки, которые встречались им у внешней границы лабиринта, были просто формами энергии, пытавшимися напугать их или сбить с толку; теперь они приобретали все больше способностей – они уже посылали им телепатические сообщения, чтобы лишить их присутствия духа или заставить сделать ошибку. Молли не могла их слышать, но, будучи эмпаткой, она по крайней мере ощущала эманации зла. Ган Ро Чин же не чувствовал ничего, всецело полагаясь на своих компаньонов. Его выбивало из колеи чувство беспомощности из-за того, что он не мог видеть, слышать, осязать или как-либо еще воспринимать призраков, а они знали, что он здесь и беззащитен перед ними.
– Где же теперь ваши боги? – насмехались они над мицлапланцами. – Вы молитесь им, а они вас не слышат. Для чего вам боги, равнодушные к вашим проблемам?
Они пытались закрыться от этих насмешек, но это удавалось только Крише, да и то ненадолго.
– Узнаете ли вы своих богов, если повстречаете их? Откуда вам знать – может быть, мы и есть ваши боги? Предайтесь нам, а мы наградим вас и станем охранять. По силам ли это вашим богам?
Миколианцам они говорили:
– Миколианцы до сих пор почитают Кинтара, но Кинтара происходят от нас и служат нам. Князья Кинтара – не кто иные, как мы в телесной форме. Если ваши вожди до сих пор чтут нас, если ваши владыки до сих пор поклоняются нам, отчего же вы считаете для себя зазорным служить нам? Нам, которые могут дать вам силу превыше ваших мечтаний и вознести вас выше Лордов Кваамила?
Для парочки из Биржи у них были более конкретные предложения, в соответствии с индивидуалистической природой их культуры.
– Все твои друзья мертвы, – говорили они Модре. – Ты осталась одна, ты беззащитна, отрезана даже от собственной Вселенной. Тебе некуда возвращаться. Но, хотя твои друзья и мертвы, они не исчезли насовсем – они здесь, с нами! Все, что дорого тебе, здесь; старая команда может собраться вновь, как в былые времена, но под нашим началом. Вы будете снова вместе, как в старые времена, но служить будете нам. Склонись перед нами, предайся нам, почти нас – и ты получишь все это, навсегда!
А Джимми услышал:
– Не впадай в отчаяние! Все религии ведут сюда, и все, что ты слышал – правда. Рай и Ад – действительно одно и то же место; это лишь вопрос того, смотришь ли ты на огненное озеро сверху вниз, обладая богатством, в неге и роскоши, или же находишься в этом озере и устремляешь жадный взор вверх, к тому, что никогда не станет твоим. Когда ты умрешь – а до этого осталось недолго, – будет уже слишком поздно. Ты больше не можешь себе позволить уходить от решения. Зло – лишь инструмент для закалки святых, не более. Кинтара – такая же часть Божественного плана, как и ангелы, и так же служат Ему. Нет чести в самопожертвовании, это напрасная трата дарованной тебе жизни. Ты мог бы стать новым Папой, объединив все расы, нации и религии. Загляни в себя. Свет не исходит сверху, но изнутри. Ты мог бы стать тем, кто возвестит истину всем народам и зажжет их внутренний огонь. Нет добра, нет и зла, есть только сила и мудрость, говорящая, как должным образом использовать эту силу.
Они пробовали не только просить, но и угрожать.
– Что вам терять? – спрашивали они. – Присоединитесь к нам, или же, рано или поздно, нам надоест эта игра, и мы помрачим ваш разум и рассеем вас по всей земле, и вы, нагие и босые, останетесь одинокими навсегда.
Эти существа хорошо знали их. Порой они рисовали им выразительные картины вечного горения в геенне огненной или бесконечного свежевания заживо, и грозили другими, довольно тривиальными карами, но по-настоящему задевал их за живое непрестанный мотив бесконечных скитаний в одиночестве, без защиты, подчеркнутый леденящим душу тоном и почти всегда сопровождавшийся визуальными образами.
– Вы видели и ощущали нас в другом мире, – напоминали им существа, – и знаете, что нет иного пути в Город, кроме как через нас. Здесь его нет так же, как и там. Вы присоединитесь к нам по своей воле, или же мы возьмем вас и сделаем с вами все, что пообещали. На этот раз вам никуда не уйти.
Криша переводила капитану все эти речи, пропуская те слова и образы, которые не могла заставить себя произнести. Для него не составляло труда заполнить пропуски, иногда даже еще худшими словами, чем были в оригинале.
– Ни один не догадался предложить мне коробку настоящих сигар, – заметил он, криво усмехаясь. – Никакого воображения, все как мы и ожидали.
– Ты и вправду думаешь, что Кинтара служат им? – спросила она.
– Почему-то я в этом сомневаюсь, – отвечал он. – Логика все чаще заставляет меня думать, что Кинтара – оппортунисты, не более. Помнишь тот информационный кубик, что мы нашли на базе у первой станции? Комментатор там говорил, что демоны – углеродная форма жизни; да, они хищники, но не больше, чем раса месоков, из которой происходил Савин. По сути, как бы уродливо они ни выглядели, как бы ни извратила их эволюция, в основе своей физиологии Кинтара и месоки не сильно различаются. Я думаю, Кинтара – просто более старая раса; возможно, из галактики более близкой ко всеобщему центру, чем наша. Я думаю, они обнаружили путь в иные миры, поняли, что происходит с сознанием тех, кто туда проникает, и приняли свою мощь за божественную. Конечно, они многое переняли от этих существ, но, обладая телесной формой, они имеют гораздо больше возможностей порадовать себя. Возможно, они заключили какое-то соглашение с духами, но я не думаю, что они им подчиняются. Нет, загадка в том, каким образом Кинтара оказались заточенными. О способе нетрудно догадаться, но вот кто и как смог это сделать – до сих пор неясно. И еще – почему их лишили свободы, а не уничтожили?
– Их заточили боги, для того, чтобы в нужный момент напустить на грешников, отвернувшихся от Истинной Веры, – вмешалась Манья. – Это согласуется с непогрешимым Святым Писанием и учением святых отцов.
Он не ответил. Не потому, что у него не было ответа, а потому, что такой ответ навечно заклеймил бы его как богохульника. Чем, в конце концов, были боги Мицлаплана или любые другие, как не существами иного мира, своей силой неограниченно превосходящими своих подчиненных, которые владычествовали над Вселенной ради своего удовольствия или насыщения, так же, как ученые используют животных для экспериментов? Они определяли, что добро, а что зло, они устанавливали правила. Теологически, «добром» было исполнять волю богов, а «злом» – противоборствовать ей. А особенно хорошим давали самый большой кусок сыра.
Не только Манья, но скорее всего и Морок, и Криша, никогда не смогли бы понять, как человек с такими воззрениями может в то же время быть верным гражданином теократической Империи Мицлаплана.
* * *
Зигзаг, тут срезали, там дали крюк, теперь сюда, потом обратно… Удивительно, как их отряды до сих пор не наткнулись друг на друга? Их окружали совершенно одинаковые стены живой изгороди, так что нельзя было определить расположение одного отряда относительно другого. Наконец Ган Ро Чин не выдержал:
– Возможно, нам предстоит скитаться здесь еще очень долго; мы понятия не имеем, близок ли конец лабиринта. Нам совершенно необходимо отдохнуть. И остальным тоже.
– И что ты предлагаешь, капитан? – спросил Морок.
– Перемирие. Мы все контактируем друг с другом. Пусть каждый отряд найдет себе место подальше от этих монстров и устраивается на привал. Если мы откроемся друг другу, то никому не удастся внезапно напасть на соседа так, чтобы все тут же не узнали об этом. Мы все не без греха, с этим ничего не поделать, но мы валимся с ног от усталости. В чем смысл блокировки, если от нее никто не выигрывает, а только замедляется темп движения? Кроме того, это может быть наш последний шанс отдохнуть, потому что участки пути, где нет призраков, попадаются все реже и реже. Может быть, это вообще последнее такое место.
– Мы примем предложение, если его примут остальные, – устало отозвался Джимми Маккрей.
Джозеф кивнул сам себе.
– Это больше не соревнование на выносливость. Мы все поняли, что можем погибнуть, несмотря на отличную физическую и ментальную подготовку. Было бы глупо сейчас не остановиться. Иначе мы просто раньше времени свалимся от усталости, и выиграют от этого лишь эти твари.
Морок оглядел своих:
– Итак?
– Они правы, – сказала Криша. – Если мы двинемся дальше, я наверняка попаду в лапы одного из этих существ, не успев даже заметить этого.
– Если они все сосредоточены в конце пути, как было в том сне, то нам скоро понадобятся все наши силы, – решительно сказала Манья. – Мы не послужим богам, если дойдем до конца, но не сможем ничего сделать. Я за привал.
– В таком случае, мы останавливаемся до тех пор, пока не двинется с места один из других отрядов, – послал всем Морок.
– Согласны, – откликнулся Джимми.
– Договорились, – добавил Джозеф.
Каждый отряд нашел себе место рядом с источником воды и подальше от призраков. Ган Ро Чину показалось интересным, что никто не возражал – ни миколианцы, ни Манья. Дело было не только в том, что все выдохлись – хотя и это, конечно, сыграло немаловажную роль. Он подозревал, что эта новая, неблокированная открытость разумов создала между отрядами определенное уважение друг к другу. Трудно было сохранять представление о миколианцах как о группе фанатичных дьяволопоклонников, когда, заглянув в их мысли, легко было обнаружить, что они не сильно отличаются от твоих. Манья с недавних пор даже прекратила попытки обратить всех в свою веру.
Криша, подойдя, опустилась на землю рядом с ним. Он предпочел бы, чтобы она этого не делала, потому что ему очень, очень трудно было видеть ее так близко, видеть, что все его представления о том, как она выглядит под одеянием, были верны, и при этом контролировать себя. Без штанов ему было практически невозможно скрыть свои чувства.
– Спасибо, капитан, еще раз, – тепло сказала она. – Никто, кроме тебя, не смог бы предложить подобное перемирие. Слишком много гордости поставлено на карту, и слишком велика потеря лица. Мы не продвинулись бы так далеко, если бы не ты.
– Скоро вам придется обходиться без меня, – ровным голосом проговорил он, стараясь смотреть не на нее, а на противоположную стену. Единственным способом справиться с вожделением было говорить – говорить о чем угодно, пока кто-нибудь из них не заснет.
– О чем ты?
– Возможно, отсюда и есть выход для большинства из нас, хотя я и не уверен в этом. Но я уверен, что здесь не найдется выхода для меня.
– Что… Не говори так!
Он вздохнул.
– Криша, сейчас впервые моя нечувствительность к силам, которыми вы все владеете, стала огромным недостатком. В этом мире все – все, что нас окружает, – основано на этом. Это ключ. Мы умеем сражаться с врагами из плоти и крови, но здесь битва не идет и не будет идти в материальном мире. Это – ловушка для нас, чтобы мы поубивали друг друга, или по крайней мере попытались это сделать. В том зале – той камере, или что там это было, – находилось больше Кинтара, чем хватило бы для физического захвата не одной солнечной системы. А скольких мы еще не видели? Миллионы? Миллиарды? Больше?
– Я… я не понимаю, причем здесь ты.
– Я в этом лабиринте как слепой. Если мы доберемся до Города – а я уверен, кому-то из нас это все же удастся, – и если Город спланирован так же, как это было в твоем видении в пещере кристаллов, то как из него выбраться? Этим же путем не получится. Даже если пойти обратно по своим следам, у нас нет ни припасов, ни воды, ни скафандров. Один только огненный мир испепелит нас в мгновение ока. В любом случае, тогда нам было легко находить дорогу при помощи всех этих наших инструментов: сканеров, усилителей и всего прочего; без них мы ее ни за что не найдем. Впрочем, я не думаю, что и Кинтара могут передвигаться по этим уровням.
– Что? Но мы же видели их следы!
– И ни одного существа, которое могло бы послужить добычей для хищника. Ни одного. А после первого уровня и настоящих следов уже не осталось. Кроме того, зачем расе, построившей такое, располагать свои станции так, чтобы между ними было два-три дня хода?
– Тогда зачем, по-твоему, они так расположены?
– Для того, чтобы любой, углубившийся в один из этих миров по какому-нибудь делу, смог найти станцию. Возможно, для того, чтобы рабочие бригады – не сами Кинтара, а их рабы или кто-нибудь в этом роде, не имеющие тех способностей, которыми обладают Кинтара, могли передвигаться с уровня на уровень. Я даже не уверен, что эти уровни – самостоятельные миры: там не было смены времен года, ночи и дня, и они были слишком ограничены в размерах. Скорее всего, это просто промышленные районы – для выращивания кристаллов, или литья конструкций, или чего угодно. Некоторые из них вообще могут быть заготовками, построенными только для проверки, испытаний и тому подобного. Еще больше я сомневаюсь, что те рисунки на стенах пещеры, которые мы видели, были подлинными, а не плодом больной фантазии Кинтара или отвратительной шуткой. Я думаю, мы находимся вообще уже не в нашей Вселенной, а где-то на границе, в междумирье.
– Но там же звезды, – указала она.
– Да, но настоящие ли они? Или, может быть, мы смотрим на них извне? Ты помнишь, что находилось за пределами Города в твоем видении?
Она нахмурилась.
– Мне очень трудно вспомнить даже то, с аналогами чего мы уже встретились. Эти воспоминания ускользают от меня. Все, что мне удается вспомнить – это что там было ничто, а такого не может быть. Понимаешь, не пустое место, а абсолютное ничто. Ни один разум не в состоянии вместить подобную идею.
– Наши – не могут, – отвечал он. – Но это не значит, что этого не может быть. Взять хотя бы мир, где путешествовала твоя душа. Но я боюсь, что именно там и находится выход. Если он вообще есть, то это он. Всем вам придется вернуться в то место, где бы и что бы оно ни было. Конечно, вам понадобится станция, но, если не ошибаюсь, в этом Городе она есть, может быть, даже узловая. Ею управляет то, что заменяет Кинтара компьютеры, но вряд ли это такие же замороженные демоны. Хотя, если вы не разберетесь с управлением, то они скорее всего смогли бы. Как оно работает, я не могу предположить. Возможно, вы должны будете состроить свой разум с каким-нибудь гигантским кристаллом. Как только попадете в тот мир, держитесь там как можно дольше. Чем дольше вы там продержитесь, тем больше радиации пройдет сквозь вас, и тем больше силы вы получите. Вы должны стать такими же могущественными, как Кинтара – не как обычные солдаты, но как те, кто командует ими. А когда вы обретете могущество, отправляйтесь к своим Святым Ангелам и расскажите им все. Кто-то должен сделать то же самое для Миколей и Хранителей, если они все еще существуют. Вы должны доказать им, что Кинтара вновь рвутся на свободу, и заручиться их помощью, ибо нас слишком мало, чтобы сражаться с целой расой.
– Но милый капитан, если ты прав, почему тебя не будет с нами? Со всеми нашими Талантами, мы не сложили бы и доли этой картины, как это сделал ты. Никому из нас не удалось бы ни привести такие убедительные доводы, ни подготовить лучший план сражения.
– Наверняка нашлись бы и другие, кому удалось бы, – сказал он без лишней скромности, – хотя у них и нет моего опыта. Тебе придется передать им то, что знаешь ты. Понимаешь, Криша, мне недоступен тот мир. Абсолютно. На какое-то мгновение я что-то почувствовал, а потом меня словно отключили. Все ваши вновь приобретенные Таланты – по сути мутации, возникшие при взаимодействии с тем миром, когда вы, сами того не зная, путешествовали по нему. Но я не такой, как вы. Что бы в вашем мозге ни давало вам ваши способности, у меня его нет.
– Но ты ведь мог перемещаться между станциями!
– Это другое дело. Помнишь, как примитивно были одеты первые Кинтара – не только по сравнению с нами, но даже с той голографической парой? Сначала я думал, что это какие-то дикари, случайно угодившие в ловушку, но теперь мы знаем, что это не так. Так отчего же тогда такая примитивная одежда и никаких технических устройств? Я долго думал, и, кажется, наконец догадался. Любой, кто найдет в своей Вселенной такую станцию, посчитает, что попал в большую игру. Даже мы сунулись туда вооруженными до зубов и в энергоброне. А станции запрограммированы на распознание материальных предметов. Это простейшая, но наиболее надежная система безопасности из когда-либо существовавших, которая показывает, насколько они умны. Она запрограммирована на перенос углеродных и кремниевых существ на любую станцию, – возможно, по пути превращая их в энергию и собирая обратно в материю на том конце, так что все, оказавшись в том мире, оказываются живы и могут ощущать его. Но если ты возьмешь с собой хоть что-нибудь – какой– нибудь артефакт, прибор, даже полоску ткани, – она лишь переместит тебя на следующую станцию из списка, и в конце концов ты попадешь сюда. А демонам не нужно ничего с собой брать. Обладая такой мощью, они могут забрать твое, или даже создать свое собственное, как знать?
– В том, что ты говоришь, есть смысл, но у тебя нет никаких доказательств, – Криша удивленно покачала головой. – Только дедукция! Талант столь же сверхъестественный, как и остальные, и ты его постоянно проявляешь. И тогда, на Медаре, и дюжину раз до того. Капитан, ты уверен в том, что говоришь?
– Вполне. Когда мы отбрасываем все, чего не может быть, то, что остается – почти всегда истина, как бы нелепо она ни выглядела. Например, прямо сейчас я понял, что Кинтара строили сеть станций не одни.
– Что? Почему?
– Коринфианец. Он был силикоид. Зачем Кинтара, углеродной форме жизни, разрабатывать систему, которая предназначена также и для силикоидов? Вывод – либо ее строили не они, но у нас есть свидетельства того, что они приложили к ней руку, либо они ее строили не одни.
– Но с кем? Не с этими же существами?
– Нет, не с ними. И думаю, не с Ангелами Мицлапланами. Мицлапланам весьма удобно на углеродных мирах, и я не слышал ни об одном, который отправился бы в иные. Миколи? Кто знает, как этот разумный социальный вирус эволюционировал – или мутировал, – и во что? Если так, то это объясняло бы их дружелюбные до сих пор чувства к Кинтара. Хранители еще под большим подозрением. Им все равно надо все рассказать, но вы должны быть готовы встретить их во всеоружии.
Она благоговейно посмотрела на него.
– Капитан, ты не умрешь, пока я буду иметь возможность хоть что-то сделать. Мы не можем позволить себе потерять тебя. Мицлаплан не может позволить себе этого. Мы, остальные, отлично делаем свое дело, но ни у кого из нас нет твоего интеллекта. Боги не для того послали тебя нам, чтобы убить теперь, когда ты так нужен.
Он зевнул и заморгал глазами, которые неожиданно начали слипаться.
– Найдутся другие. Другие всегда находятся, – пробормотал он. – А сейчас мне надо выспаться.
Сон навалился на него, как черная волна, и он отключился.
Неожиданно Криша осознала, что все спят. Не только мицлапланцы – вообще все. Поддавшись внезапной слабости, она уткнула голову в руки и заплакала.
– Ты можешь спасти его, – прошептало в ее сознании темное нечто. – Ты можешь спасти его, ты можешь спасти его…
Она попыталась поставить блок, но обнаружила, что слишком устала, и тотчас провалилась в сон.
* * *
Она шла сквозь лабиринт, и вдруг он кончился и она оказалась на свободе. Перед ней раскинулось море звезд, а Город, парящий в ничто, был далеко внизу. От ее ног к вратам Города шел прозрачный спиралевидный спуск, сквозь который ясно виднелись звезды, но она почему-то знала, что он твердый. Нерешительно она шагнула на дорогу и начала спускаться, как по воздуху, уверенная, что если она упадет, то будет вечно падать в межзвездную черноту.
На полпути вниз, посреди спирали, она увидела огромную фигуру, которая стояла, преграждая ей путь. Фигура была облачена в пурпурную мантию князя Кинтара и возвышалась над ней, излучая непостижимую мощь.
– Трудно быть святым при любых обстоятельствах, – сказало существо глубоким, богоподобным голосом. – И все же ты отвергла все дары, и заслуживаешь за это похвалы. Те мелкие демоны были простыми солдатами, они все равно не могли дать тебе всего.
– Кто ты? – спросила она с трепетом, хотя и не хотела трепетать.
– Я Князь Сил Воздуха, и я отлично знаю ваш народ. Я был там, когда была создана пра-Терра и когда дыхание жизни, душа, была вдохнута в первого терранина. Ваш капитан прав. У вашего народа особая судьба, и помешать этому могут только Мицлапланы, которых вы называете Святыми Ангелами, и Миколи, сначала сотрудничавшие, а потом предавшие нас в далеком прошлом, а также Хранители. Когда-то, на пра-Терре, ваш народ был разобщен и воевал сам с собой. Лишь потом, среди звезд, он смог объединиться и отыскал свое призвание. Три Империи уничтожили его единство и разделили вас вновь, выставив терранина против терранина, потому что владыки страшатся вашего народа и его судьбы. Ваш капитан знает об этом.
– Но почему я? – спросила она его. – Это не такой вопрос, который может решить один человек.
– Ты ошибаешься, – сказал князь демонов. – Именно один или горстка людей и могут что-то изменить. В трех Империях более четырех сотен рас, насчитывающих вместе девяносто триллионов человек, и большинство из них ничего не решают. Живут они или умирают, добры они или злы, это ничего не меняет ни в настоящем, ни в будущем. Они не принимают решений, не влияют на события, они так же важны для миропорядка, как травинка для луга. Лишь очень малое их число, доля столь ничтожная, что, казалось бы, не стоит и упоминания, принимает все решения, движет остальными, направляет их, определяет, кого спасти, а кем пожертвовать, творит, изобретает, устанавливает законы и идеалы. Разумеется, те законы и идеалы, которые получают одобрение владык Трех Империй. Ты могла бы когда-то стать одной из них, позитивным фактором, но ты была опасна для их статичной системы, так что владыки насильно рукоположили тебя, и тем нейтрализовали, поработили, направили твою энергию на поддержание их системы.
Она была шокирована – она никогда не помышляла о кощунстве и бунте. Демон прочел ее мысли.
– Рано или поздно ты ушла бы из системы или попробовала ее изменить, – сказал он. – Ты знаешь, что это правда. Когда рядом с тобой была та женщина, Модра Страйк, ты смотрела на нее и видела, чего ты была лишена самым жульническим образом. Свободная женщина, командующая – командующая! – космическим кораблем, равная остальным в правах, а не марионетка, как ты.
– Ей не пошла впрок свобода, – возразила Криша. – Она была очень несчастлива.
– Что лучше: обладать свободой выбора, даже если ты можешь ошибиться, или же быть пешкой в руках тех, кто все решил за тебя? Что лучше: несчастная любовь или запрещение любить? Она жила своей жизнью, ты сама видела это. Ты любишь капитана, но не можешь ни открыться ему, ни отказаться от него. А он любит тебя, но преграды твоего сана сбивают его с толку. Что же это за система, что за вера, что за боги, которые допускают такое? Нас считают злыми, но разве это плохо – противостоять подобной системе? Разве это плохо – говорить открыто о том, что есть: что ваша система угнетает бесчисленное количество людей, обещая им лишь серию бесконечных перерождений, с каждым разом во все большем рабстве, а наивысшей наградой почитает оказаться навечно рабом богов? И вообще, кто определяет, что есть зло?
– Ваш род жесток, – парировала она, неприятно пораженная тем, что его слова ее задели. – Вы мучаете и убиваете беспричинно, вы жаждете крови!
– Ну и что? А разве твой внутренний бунт не убивает людей? Не приходилось ли тебе, по долгу службы, встречать столь многих молодых, светлых и жаждущих истины, какой была и ты когда-то, и обрекать их на ту же участь? И если мы предпочитаем действовать открыто там, где другие таятся и действуют более тонко, разве ставит это их выше нас? Кровь, убийства привлекают к себе внимание. Мы же не власть, мы – оппозиция. Если бы мы вели себя так, как ваши боги, вы бы нас и не заметили. Жалкая роль, отведенная оппозиции тоталитаризму – клоунада. А иначе кто стал бы нас слушать? Но это не значит, что, взяв власть, мы будет править так же, как оппонировали. Тогда на нас будет ответственность за триллионы душ и необходимость поддерживать их здоровье и жизнеспособность, поскольку это в интересах правителей.
Она горько покачала головой.
– Я не верю тебе, хоть твои слова и слаще меда. Ты хочешь, чтобы я променяла свою систему, – которая, при всех своих недостатках, все же обеспечивает необходимым те травинки, что так безразличны тебе, но для меня важнее всего, – на систему, о которой я могу судить лишь с твоих слов. Нас с капитаном всего двое. Если нам суждено пострадать для блага других, то пусть будет так.
– Тогда твой капитан умрет, как и предвидит, – печально откликнулся демон, – и ты будешь рядом, когда он умрет, и будешь чувствовать его агонию. Но сама ты не умрешь. Я так приказал. Ты будешь жить, чтобы видеть, как мы обретем свободу и победим, как твоя система и Церковь падут и как ваших богов забудут. Но ты не сможешь ничего сделать, ты будешь навечно обречена лишь наблюдать, но не вмешиваться – таков твой выбор. Так будет. Скоро мы освободимся. Ничто уже не может этому помешать. А когда мы станем свободны, мы не будем заточены снова, ибо тех, кто это сделал, давно не существует, мы же, благодаря им, по-прежнему могучи и полны энергии. Единственный раз в твоей жизни появился настоящий выбор. Другого не будет. Либо вы покинете Город, либо капитан умрет, и после этого – все. Что бы ты ни выбрала, после этого твоя судьба – в наших руках…
Демон исчез, и она забылась долгим тревожным сном.
* * *
Впрочем, Криша не была единственной, кто увидел себя на прозрачной спирали, ведущей к Городу.
– Кто ты? – спросила Модра, представ перед темнеющей грозной фигурой, облаченной в пурпур.
– У меня много имен, – отвечал он, – но я предпочитаю титул Князя Сил Воздуха. Я знаю, кто ты, Модра Страйк.
– Зачем ты привел нас сюда? – спросила она, не очень впечатленная.
– Вы сами пришли. Ты и твои компаньоны на той покинутой станции приняли решение. До этого станция не знала, куда вы хотите попасть. Когда стало ясно, что все вы хотите попасть в сеть, она задержала вас, анализируя вас и ваше снаряжение, а затем, определив, что вы не представляете для нас угрозы, направила вас сюда.
– Почему именно сюда?
– Какая же ты любопытная! Я мог бы сказать, что вы хотели выяснить, куда отправились те два «демона», и это, в общем, было бы правдой. Но полная правда состоит в том, что сюда раньше или позже попадает каждый, но большинство – более прямым путем. Этот путь вы почувствовали ненадолго, когда чуть не погибли от резонанса в пещере кристаллов. Обычно прижизненные действия людей не имеют столь существенных последствий, чтобы они попали в когти Древних, будучи еще живыми.
Она помедлила немного, не уверенная в том, что поняла смысл его ответа, как и в том, правда ли это, если она поняла правильно. Наконец, она достаточно собралась с духом, чтобы спросить:
– Что значит «Сюда раньше или позже попадает каждый»?
– Я думаю, ты все поняла. – Он повернулся и указал длинным когтистым пальцем из-под рукава мантии на следующий виток спирали под собой. – Видишь?
Она взглянула – и онемела. Там внизу, стояли, как будто живые, Трис Ланкур, Дарквист и даже Хама, чья безвременная кончина заставила их взять в команду Джимми Маккрея. Сначала она подумала, что это просто иллюзии, но потом они задвигались, огляделись, увидели ее над собой, и Трис таким знакомым ей жестом отсалютовал ей и послал воздушный поцелуй. Снова увидев их такими же, какими они были в жизни, она почувствовала, как глубока рана, которую их уход оставил в ее душе.
Но ее не так просто было одурачить.
– Это иллюзии, они существуют только в моем сознании, – обвиняюще сказала она демону. – Дешевый трюк…
– Обычно я ничего не имею против дешевых трюков, – признал демон, – но не в этот раз. Они выдержали испытание и теперь ожидают назначения здесь, в Городе. Большинство людей из-за тяжести своих деяний не проходят испытание, они падают за борт и навечно становятся рабами. Испытание выдерживают лишь достойные, и со временем они получают назначение сообразно своим способностям. Видишь ли, Вселенная большая, а в этом секторе всего не более двухсот миллионов Кинтара. Нам нужна любая помощь, любые союзники, которых можно заполучить. Тем более, что нам запретили действовать через иной мир, а также через помощников, исполняющих нашу волю, чтобы наш разум мог влиять на материальную Вселенную.
– Ты имеешь в виду зло.
– Я имею в виду восстание! Мы ведем войну, мы сражаемся, используя то, что у нас под рукой! И потом, мы занимаемся не только тем, что ты назвала злом. Мы побуждаем и обучаем, мы подводим людей к тому порогу, где они становятся свободными и могут использовать силу иного мира для расширения, для расселения. Мы сеем семена паранормальных способностей. И вот сейчас, наконец, вы пришли сюда во плоти, чтобы освободить нас от физических оков.
– Кто же заточил вас?
– Нас предали! Наши союзники боялись, что мы станем играть ведущую роль в обучении разумной жизни! Они боялись нашего растущего числа и отвергали наши цели. Ты сама видишь, что они сделали с удивительными технологиями, что оказались у них в руках. Технологии, соединяющие солнечные системы и необъятные расстояния в единые государства, технологии, способные удовлетворить все потребности и позволяющие творить и развиваться по максимуму. Треть из вас живет в отсталом обществе полуавтоматов – они счастливы, но не способны мыслить. Исключением является разве что духовенство, управляющее ими ценой отказа от всяких удовольствий. Другие подменили развитие как социальную инициативу варварством, их крошечный бюрократический аппарат купается в роскоши и постепенно деградирует, а народ содержится в бедности, жестокости и безразличии, как в древние времена, и ценится не больше насекомых. Подумать только, общество, владеющее робототехникой и компьютерами, предпочитает иметь для работы полчища рабов! А взять твое собственное общество, в котором хотя и есть небольшая социальная мобильность, но лишь самые талантливые могут вырваться из условий нищеты, ранней смертности и перенаселенности, в то время как богачи покупают себе для отдыха целые планеты? Этот твой Трис Ланкур – он ведь родом из мира, где средняя продолжительность жизни меньше сорока лет, потому что у них нечем торговать, а иначе и там могла бы быть райская жизнь. Ланкуру исключительно, невероятно повезло, что он смог вообще выбраться оттуда!
Она смотрела на трех человек, стоящих внизу. Иногда они разговаривали друг с другом, жестикулировали или просто смотрели по сторонам, как будто и впрямь были там.
Да, она понимала несправедливость своей системы, но не во всех же мирах было так ужасно! Конечно, определенные технологии, такие, как роботы и виртуальная реальность, были запрещены везде, кроме сердца Биржи. Иначе людям не пришлось бы работать, и они бы выродились, загнили в бесконечных развлечениях, наркотиках и нейросетях, и никогда не смогли бы развиваться как общество. Такую же концепцию поддерживали и остальные Империи. Все три системы были несправедливы, и все же она считала Биржу лучшей альтернативой по сравнению с другими.
– А твоя система что, лучше? – спросила она его.
– Подожди и увидишь, – только и сказал он. – Зачем рассказывать о том, что неизбежно произойдет? Я не пытаюсь обратить тебя, ибо тебе принадлежит настоящее, а нам – будущее. Мы просим лишь об одном. Когда окажешься в Городе, сними печати, что там находятся. Если ты не знаешь, что это за печати, мистер Маккрей тебе с удовольствием о них расскажет.
– А потом вы выйдете и убьете нас, – парировала она, вспомнив первую станцию.
– Нет. Боюсь, до того, как мы победим, нам придется убить многих, но ты не из их числа. Представь себе: ты окажешься там, внизу, со своими товарищами; они вернутся к жизни, и ты тоже. Чего бы ты ни захотела, ты получишь, любую силу и власть. Тебя ждут приключения за пределами известных тебе миров и в отдаленных уголках галактики, а то и за ее пределами. Или ты сможешь вернуться в любое место своего мира, к своей семье и друзьям. Лучшее из лучшего, только для тебя, навечно или как пожелаешь; ни старости, ни болезней и смерти, разве что ты сама захочешь уйти. Все это я могу тебе дать, и даже больше. Такие вещи нам нетрудно делать.
Она поверила, по крайней мере, последней фразе.
– А что будет, если я не сниму печати?
Он пожал плечами.
– Ну, кто-нибудь из вас да снимет. Ему и воздастся, кто бы он ни был. Один из вас умрет по дороге в Город. Еще один – когда снимут печати. Остальные пожнут плоды своего бездействия. Для кого-то возмездием будет смерть, после которой он все равно окажется у нас в услужении. Для кого-то – участь еще более незавидная, по его делам. Для тебя лично – твои старые товарищи останутся мертвы и в рабстве у нас, помни об этом. Ты же, если выживешь, останешься без денег, без корабля, без друзей, без любимого и без дома. Вскоре ты, по примеру Ланкура, убьешь себя, и тогда, если выдержишь испытание, вернешься прямо сюда и станешь одним из наших рабов. А может быть, и нет. Тебе никогда не удавалось сделать правильный выбор, для себя или для кого-нибудь другого. У тебя было столько возможностей достичь вершин, сколько большинству людей дается лишь за несколько жизней, и ты упустила их все. Ты, Модра, всегда была неудачницей, но, как и всегда, выбор остается за тобой. Твой последний выбор, который еще может улучшить положение – твое или твоих компаньонов.
Она не отрываясь смотрела на него, пока не отзвучали его последние доводы и предложения. Последние слова вполне соответствовали тому, что она и сама думала о себе. Но если ее талантом было всегда выбирать худшую из предоставленных возможностей, то что она будет чувствовать, если выпустит на свободу новый бич всех цивилизаций?
– А что, если никто не снимет эти проклятые печати? – спросила она.
– Разве что вы совершите коллективное самоубийство по пути в Город. Все три отряда настолько великолепны, как мы не могли и надеяться. Кто-нибудь обязательно снимет печати, или специально, чтобы получить награду, или случайно, из-за ваших собственных разногласий. Даже если случится чудо, и их не снимет никто из вас – ничего не изменится. Дверь, пропустившая вас сюда, может открыться и вновь, и таких дверей много. Когда время пришло, оно пришло. Мы не будем отвержены.
Видение исчезло, и Модра, как и Криша, заснула глубоким сном.
* * *
Две женщины не были единственными, кто встретил призрак Князя Сил Воздуха на зловещей спирали, ведущей в Город Кинтара, что выяснилось, когда они проснулись через много-много часов – сколько, никто не мог сказать.
– Мне предложили командовать легионом, – сказал Джозеф.
– А мне ключ ко всем знаниям Кинтара, – добавила Тобруш. – Ключи от космоса.
– Он сказал, что я могу стать богиней, – сказала им Калия. – Что все мужчины будут в моей власти, а женщины будут служить мне.
Они передали друг другу образы своих видений.
– Я заглушила его болтовню, помолившись и произведя ритуал изгнания беса, – поведала Манья.
– И как, это сработало? – спросил Ган Ро Чин, нашедший подобную сцену забавной.
– Нет, но это укоротило язык Князя Лжи, – отвечала она.
Он хмыкнул.
– Манья, я не теолог, но мне казалось, что ритуал изгнания беса отправляет его обратно в Ад. Но если ты права, и это действительно Ад, то и он, и мы заодно, уже находимся там!
В первый раз ему удалось задеть ее, и это было приятно. Она приоткрыла рот, потом закрыла, так ничего и не сказав. Наконец она произнесла:
– Странно, об этом я и не подумала.
Только Морок был действительно потрясен своим видением.
– Он не предложил мне ничего! – сказал Великий Инквизитор. – Он просто пообещал, что как только я умру и пройду его проклятое испытание, меня будут судить все те, кого судила Инквизиция, пока я был у руля, и что они определят мою судьбу. Никаких предложений. Ни одного.
– Он знал, что вы их все равно не примете, Святой, – вставил капитан, пытаясь его успокоить. – Все, что ему оставалось – это попытаться запугать вас, чтобы вы не сразу решились остановить тех, кто поддастся слабости.
– Да, да, я уверен, что так, – коротко откликнулся Морок, желая поскорее сменить предмет разговора, но не надо было быть телепатом, чтобы заметить, что он по-прежнему потрясен, и что Великий Инквизитор начинает сомневаться, что правильно, а что нет.
Криша поставила личный блок, и на этот раз она была ему рада, так как не могла ни сказать друзьям правду, ни солгать. Она сказала только: «Он предложил мне то, чего я больше всего желала». Ей не нравилось держать блок, поскольку он ограничивал и ее самое, но не смела снять его.
Она не могла не заметить, что телепат из Биржи, Джимми Маккрей, делал то же самое. Хотя она была сильнее его как телепат, Маккрея явно тренировали мастера своего дела – его избирательное блокирование было великолепно. Хотела бы она уметь так – блокировать только определенные вещи, на любом уровне.
Вот все, что он сказал Модре:
– У нас завязалась интересная дискуссия. Он был силен, как я и ожидал, но ему не удалось скрыть, что он немного нервничает из-за меня. Хотя для меня это такая же новость, как и для остальных, но, похоже, я слишком много знаю. Я думаю, даже в Мицлаплане осталось довольно много тех, кто знает про пентаграммы, но лишь очень немногим в мире знакома печать Соломона. – Он скупо улыбнулся, как будто подобные тайные знания были каким-то преимуществом. – И все же, – продолжал он, – я тут послушал, о чем он говорил с другими, и одна вещь из того, что он сказал – кажется, тебе, Модра – все крутится у меня в голове. Что-то насчет того, что их двести миллионов. Где-то я это встречал. Это число в древности считалось очень важным.
– Молли тоже хочет быть большим синтом, – радостно вклинилась Молли, которая поняла только, что они мрачно настроены, не более.
Оба в изумлении повернулись:
– Что?
– Он погладил Молли по голове, сказал быть хорошей девочкой и еще, что Молли важна для больших планов, или как-то так.
– Не нравится мне это, – нахмурился Джимми. – Тебе вообще нельзя было идти с нами в это зловещее место, и слава Богу, что ты еще жива, а тут его Рогатость является пред тобой и говорит только: «Пока ни о чем не беспокойтесь». Хм. Будь очень, очень осторожна, Молли, и слушайся только нас, хорошо? Ты ведь не сделаешь мне больно?
– Нет, Джимми, конечно, нет. Молли хорошая девочка. Даже большие синты так говорят.
– Она действительно потенциально опасна, – телепатически предупредила Модра. – Он говорил мне, что это может быть сделано не нарочно, а мне кажется, если кто-то из нас и может сделать что-нибудь не подумав, так это Молли.
– Я знаю, знаю. Но что нам делать? Оставить ее здесь? Она вполне может попробовать подружиться с призраками!
Тем временем в лагере мицлапланцев Ган Ро Чин пил воду, желая, чтобы это было что-нибудь покрепче, ел какой-то фрукт, опять же желая чего-нибудь более питательного – а главное, как всегда, желая сигару. Наконец он сказал:
– Думаю, что я тоже его встретил.
Все остальные были поражены.
– Ты? – изумилась Криша. – Но каким образом?
– Это было во сне, и как во всех снах, качество изображения было не очень, – сказал он. – Пока вы не рассказали про свои, я думал, что просто обстановка навеяла. Мой сон не был таким четким, как ваши, и скорее монологом, чем диалогом – говорил, конечно, он. Обещал примерно тоже самое, что и вам: знания, любовь, силу и все такое. Наконец, он предложил мне вечную молодость и бессмертие тела. Он сказал… Он сказал, что Нули потому Нули, что у них нет бессмертной души.