Я очнулся с тихим стоном; самочувствие было отвратительное – голова кружилась и невыносимо болела, а по телу разлилась необычная слабость. Сознание вернулось только наполовину, и я почти ничего не соображал. Помню лишь, что лежал на носилках и меня очень быстро куда-то тащили. С неимоверным усилием открыв глаза, я с удивлением увидел, что уже наступила ночь. Сколько же прошло времени?

Послышалась отрывистая команда, и носилки остановились, а мгновение спустя плавно опустились на землю. Передо мной неясно обрисовалась выполненная в натуральную величину карикатура на огромную птицу. Именно карикатура. Впрочем, это слово подходит для большинства оборотней, неожиданно подумалось мне. Абсолютно белая, покрытая перьями голова с огромными глазами и широким плоским клювом ярко-оранжевого цвета, каким-то чудом проникшая в мое затуманенное сознание, убедила меня в том, что я жив и, видимо, взят в плен. Игра продолжалась – хватило бы только сил продержаться.

Птицеобразное животное плеснуло в стакан какую-то жидкость из тыквы, привязанной к ремню.

– Выпей, – проскрежетало оно утробным, нечеловеческим голосом. – Тебе сразу станет легче.

Я с большим трудом взял стакан и с помощью существа поднес к губам. Горячий напиток напоминал крепкую фруктовую настойку. Во рту у меня пересохло, и я жадно сделал несколько глотков.

– Ну вот, – удовлетворенно сообщила «птица» своему компаньону, которого я не видел. – Теперь ему хватит сил добраться до старухи.

– Хорошо, – сказал очень знакомый женский голос, но я никак не мог понять, чей именно.

– Зала? – с надеждой прошептал я.

– Забудь о ней, – посоветовал голос, и мы двинулись дальше.

Мысли мои оставались такими же несвязными, хотя боль вскоре утихла. Погруженный в полузабытье, я не мог ни шевельнуться, ни произнести даже слова; окружающее казалось бестелесным и нереальным, как затянувшийся сон.

Когда мы приблизились к какой-то пещере, из темной пасти которой выбивался тусклый мерцающий свет костра, стояла уже глубокая ночь. Неподалеку гремел гром, так что в любой момент нас мог застать проливной харонианский дождь, но меня успели внести в укрытие.

Вход в пещеру оказался очень узким, но сама она была огромна, правда, о ее размерах я могу судить весьма приблизительно. В центре ее горел костер, и дым поднимался прямо вверх; похоже, там имелось вентиляционное отверстие. Если снаружи было просто очень жарко, то внутри – настоящая баня; в другое время я выскочил бы оттуда моментально. Но теперь я покорно потел на носилках, бездумно наблюдая за пляшущими на каменных сводах сполохами.

В пещере сидела очень старая женщина в черном. Дрожащей рукой она протянула к нам изогнутую суковатую палку, показывая, чтобы носилки поставили на пол. Человек-птица повернулся к своему спутнику.

– Порядок, – продребезжал он. – Мы успели, Дарва. Надеюсь, ты довольна?

Дарва! А я почти забыл о ней. С той первой встречи я ее больше не видел, хотя и пытался найти, когда бывал в Тандеркоре. Мне стало немного легче от мысли, что у меня все-таки есть друг, который поможет мне выжить.

Дарва подошла к старухе, и я наконец увидел ее. Она возвышалась как скала над дряблым, но тем не менее человеческим телом:

– Примите мое сердце, прабабушка.

Старуха посмотрела на нее полуслепыми глазами.

– Я рада, что ты жива, – сказала она надтреснутым голосом. Чувствовалось, что у нее богатый жизненный опыт. – Я боялась, что наши потери будут слишком велики.

– Двенадцать человек погибло, – ответила Дарва. – Но враги потеряли не меньше двухсот. Старуха кивнула:

– Отлично. Но теперь они будут жестоко мстить. Вам не скоро удастся перегруппировать свои силы. А что собираешься делать ты?

Дарва тяжело вздохнула:

– Вы же знаете, что Изил погиб и тайна заклятия утеряна.

– Да, знаю, – ответила старуха печально. – Ты навсегда останешься оборотнем. Да и никто из нас уже не сможет возвратиться в Бурже.

– Да. Но мною и раньше двигала только месть, а не преданность кому-то, кого я даже не знаю.

– Значит, ты не присоединишься к остальным в назначенное время?

– Еще не знаю, прабабушка, – неопределенно сказала Дарва.

– А это тот, о ком ты мне говорила? – показала на меня старуха. Дарва кивнула:

– Он был добр ко мне, как никто другой. Он совсем не похож на остальных. Я прошу у вас благословения, праматерь.

Я по-прежнему пребывал в полубессознательном состоянии и мог только пассивно следить за их беседой.

– А он согласен? – поинтересовалась старушка. Дарва повернулась ко мне:

– Неужели вы не видите, что он тяжело ранен? Если бы не я, он умер бы еще двенадцать часов назад. Разве это не дает мне определенные права?

– В соответствии с нашими священными законами – да, – согласилась старица, – но тебя может постигнуть разочарование, особенно если ему придется подчиняться.

– А разве у него есть выбор? – возразила Дарва. – И кроме того, если не он, то кто же? Ради чего мне тогда жить?

Старушка с неожиданной теплотой взглянула на Дарву.

– Да, это серьезная причина, – кивнула она и пристально оглядела меня – как хирург перед операцией. – Положение, честно говоря, тяжелое. У него разбит весь череп и наверняка сотрясение мозга…

Дарва подошла ко мне. Она была необыкновенно прекрасна – какой-то странной, фантастической красотой, – и даже ярко-зеленая кожа и темно-зеленые губы и волосы украшали ее еще больше. Я подметил новые черты, внесенные в ее образ уже мертвым мастером, – маленькие остроконечные ушки, легкое подергивание которых было хорошо заметно сквозь пышные волосы, и руки, которые были гораздо грубее, чем мне показалось в первый раз. Острый искривленный рог около полуметра длиной состоял из концентрических колечек, сходящихся у острия.

– Вы сможете его вылечить? – тревожно спросила она.

Старуха часто закивала:

– Да, конечно. Другой на его месте точно бы умер, но у твоего избранника на удивление сильная воля к жизни.

Отличная ВА, мощная ВА, уже течет сквозь него, возрождая тело, и мы должны помочь ей.

– Когда?

– А зачем откладывать? Он спокоен – насколько я понимаю, ему дали ОЗИЗИ; абсолютно правильное решение. Теперь он спокоен, но в сознании. Это хорошо. – Старуха отвернулась от Дарвы. – Восстановление мозга – самое сложное дело. Заклинания городского волшебника предохраняют его интеллект от любого внешнего вмешательства.

В принципе я могу дать ему колдовское зелье, хотя… Дарва отрицательно покачала головой:

– Нет, не стоит. С головой у него как раз все в порядке.

– Ну и отлично. И без того хватит проблем с восстановлением поврежденных органов и частей тела, функциональных расстройств и рефлексов, центров равновесия… – Старуха решительно вздохнула. – Ну что ж, приступим.

* * *

Я вновь потерял счет времени; старуха монотонно причитала надо мной, а потом долго сидела неподвижно, разглядывая меня, и периодически массируя мне тело и голову. Из леденящего холода меня бросало в жар, я обливался потом, а периодически был даже на грани оргазма: верный признак потери контроля над психикой. В конце концов я провалился в глубокий сон, в котором не было ничего – ни уродливых созданий, ни плотских желаний, ни даже ведьм и колдунов.

Проснулся я по-прежнему очень слабым и сразу же нутром почуял какую-то перемену. Осмотревшись, я увидел, что в пещере, кроме меня, никого нет. Костер догорал, а пробивавшиеся в пещеру лучики света говорили, что уже наступил день. Вроде бы ничего необычного. Волевым усилием прогнав сон, я неожиданно для себя осознал, что, во-первых, нахожусь в стоячем положении, а во-вторых, совершенно не ощущаю привычной жары. Наоборот, я немного зяб, – а ведь в пещере к тому же еще и горел костер.

Все это было настолько дико, что я тут же проснулся окончательно. Снедаемый дурными предчувствиями, я протер кулаками глаза и тут же увидел, что мои самые страшные предположения оправдались: мои руки были зелеными и шершавыми, а пальцы заканчивались загнутыми когтями.

– НЕТ!!! – взревел я, и гулкое эхо многократно повторило мой душераздирающий вопль. – Черт побери!

Посмотрев вниз, я увидел огромные когтистые лапы и толстые, мускулистые ляжки. По земле тянулся ярко-зеленый хвост – отныне он был мой, почти такой же длинный, как и все туловище. Содрогаясь от бешенства, я обшарил пещеру глазами и, наконец, увидел искомое – большой кусок отполированного до зеркального блеска металла. Я взглянул на свое отражение в тусклом свете костра – скот, да и только. Лицо и верхняя половина туловища были мои собственные, но ниже начиналось нечто невообразимое – нелепая комбинация из Парка Лакоша и Дарвы.

За спиной послышались чьи-то шаги. Швырнув оземь зеркальную пластину, я повернулся. Дарва. Она остановилась и посмотрела на меня со смешанным выражением удовлетворения и тревоги.

– Дарва, за что??? – с болью произнес я.

– Зато я спасла тебе жизнь, – виновато ответила она. – На моем месте ты поступил бы точно так же.

– Да, с удовольствием, – честно ответил я, – только не называл бы это "спасением жизни". Она печально вздохнула:

– Я жила только ради мести и вот наконец отомщена, хотя и не так, как мне хотелось. Теперь я осталась в полном одиночестве и потеряла всякую надежду вернуть себе прежний облик. Только подумай. Парк, на всем Хароне нет ни единого существа, похожего на меня; я никогда не смогу вновь побывать дома, увидеть свою семью и тех немногих, кто мне дорог… – Казалось, она оправдывается. – Неужели ты не понимаешь? Я уже собралась покончить с собой и вдруг вижу: Джобрун ударил тебя и выхватил пистолет. Это перст судьбы, подумала я. Само Провидение свело нас.

В ее рассуждениях имелась определенная логика, но разве от этого легче? Впрочем, уже ничего не поделаешь – придется взглянуть правде в глаза. Если бы не Дарва, я бы погиб; теперь я по-прежнему остаюсь в игре, а если оборотни и впрямь составляют сердцевину повстанческого движения Корила, то я автоматически становлюсь его членом. Правда, была и другая альтернатива – остаться вместе с Тулли на площади, как и подобает преданному режиму Главному Бухгалтеру и превратиться в кучу изуродованных останков.

Я подошел к Дарве, по дороге зацепившись за что-то хвостом, осторожно взял ее за руку и улыбнулся:

– Я понимаю тебя – и прощаю. Она буквально засветилась от радости.

– Но ты получишь гораздо больше, чем ожидала, – осторожно предупредил я.

Дарва пропустила это мимо ушей, и на ее глубокие зеленые глаза навернулись слезы.

– Я так рада, что ты не злишься… – с благодарностью сказала она.

– Что уж там, – вздохнул я. – Наверное, и к этому можно привыкнуть, во всяком случае, надеюсь.

– Пошли отсюда, – предложила Дарва. – Не забывай – мы все-таки холоднокровные.

Теперь понятно, почему мне так холодно. Неловко повернувшись, я поковылял за Дарвой. Стоял обычный жаркий и исключительно влажный день, повсюду клубились рваные клочья тумана, но я чувствовал себя вполне комфортабельно – впервые с того дня, когда прибыл на Харон. Внезапно я почувствовал дикий голод:

– А что мы едим? Дарва озорно улыбнулась.

– Все, – ответила она, и я представил ящера с разорванным брюхом. Дарва угадала мои мысли.

– Нет, ничего такого. Растения, плоды, листья. Мы можем употреблять и животную пищу, однако я предпочитаю что-нибудь более человеческое.

– Превосходно. Может, перекусим?

– Тут под холмом есть фруктовая рощица дынь КУАГА; иди за мной.

Она решительно углубилась в лесную чащу.

– Нас никто не увидит? По-моему, после случившегося оборотням лучше не попадаться людям на глаза.

– Нет, мы на самой границе Биндахара, – откликнулась Дарва. – Они доберутся сюда не раньше чем через двое суток – к тому времени мы будем уже далеко.

Огромные дыни в черно-желтых полосках оказались вкуснейшими, хотя приходилось есть их вместе с кожей. Но либо мои гастрономические привязанности изменились столь же радикально, как обличье, либо человек, удовлетворяющийся только сердцевиной, чего-то недопонимает.

Мы ели жадно и долго. Прежний «я» мог съесть целую дыню, разумеется, только мякоть. Парк Лакош одолел бы не больше четверти. Теперь же я проглотил семнадцать и все-таки не наелся.

– Ешь сколько хочешь, – посоветовала мне Дарва, – и всякий раз, когда проголодаешься. Нам не грозит лишний вес. Мы просто наращиваем мускулатуру. Ты станешь еще сильнее.

– Здорово, – согласился я, чувствуя себя гораздо лучше. Меня даже слегка разморило. Теперь самое время поговорить о других, более важных вещах.

– Расскажи-ка мне обо всем поподробнее.

– Конечно, – согласилась она. – Ты не представляешь, как тяжело, когда не с кем поговорить, хотя бы просто по-дружески.

Я кивнул:

– Хорошо. Во-первых, кто та старуха, что пользовала меня в пещере?

Честно говоря, мне не терпелось узнать это и по другой причине – только она могла вернуть мне человеческий вид.

– Моя прабабушка, – ответила Дарва, – настоящая. Сколько себя помню, она всегда была колдуньей – похоже, владела силой с самого детства. Она училась магии вместе с будущим Волшебником Компании. Правда, так и не доучилась. Зато у нее теперь девять детей. – Дарва поколебалась. – Я знаю, о чем ты думаешь. Меня действительно использовали в качестве модели, но малейшая ошибка сделала бы тебя безнадежным калекой, так что милой прабабушке пришлось применить то самое заклинание, которое использовал в свое время Изил. Однако она ориентировалась и на самого бурхана. Я была так взволнована, что даже не задумалась об этом, но прабабушка все предусмотрела! Так что теперь ты еще и самец, милый Парк, – взгляни.

Увиденное меня поразило. Все это было довольно комично, и я слегка усмехнулся.

– Что тут смешного?

– Ты же знаешь, что я не уроженец Харона – меня сослали по приговору суда. Она кивнула:

– Ну да. Об этом долго судачили в Тандеркоре.

– Ну так вот из-за этого у меня некоторые… трудности. Ты никогда не поймешь, почему я убивал людей – честно говоря, тогда я был просто безумен. Но одна из причин моего аномального поведения состояла в том, что я был гермафродитом, уродом.

Ее ротик от изумления округлился.

– Вот почему ты выглядишь так… забавно! Я кивнул:

– Но вместо того чтобы сделать меня женщиной, меня превратили в мужчину. И в результате я стал похожим на маленькую девочку!

Дарва улыбнулась, но собственные рассуждения неожиданно всерьез заинтересовали меня. Итак, отныне я самец, но самец КОГО? Пришлось откровенно спросить у нее.

– Меня это тоже занимало, – призналась она. – Прабабушка говорит, что если мы… э-э-э… будем заниматься этим, то сначала ничего не произойдет. Однако постепенно ВА сделает свое дело, и мы, наверное, сможем размножаться. Мы положим начало новому виду! – Она ненадолго задумалась. – "Darvus Lacochus". Звучит?

– Бред какой-то! Дарва рассмеялась:

– Парк, это же замечательно! Я словно заново родилась!

Я оценил ее шутку и даже улыбнулся. В общем-то я тоже испытывал к ней определенную симпатию. Конечно, ее мечты были излишне прагматичными, но благодаря случайному стечению обстоятельств сбылись, и хотя Дарва не имела образования и жизненного опыта, зато, несомненно, обладала большими способностями, которые просто не успела развить. Безусловно, она была намного умнее и решительнее Залы – прежней Залы, разумеется. Какой моя жена стала теперь, я мог только догадываться.

– Слушай, – сказал я, – что все-таки за чертовщина произошла в Бурже? Кто приложил руку? И почему? Дарва тяжело вздохнула:

– С давних пор здесь существует культ дьявола. Тебе известно об этом?

Я утвердительно кивнул.

– Раньше его приверженцами были в основном скучающие и отчаявшиеся женщины, которые надеялись таким образом хотя бы немного овладеть силой. Но пару лет назад все неожиданно изменилось. Кто и каким образом причастен к этому, я не знаю, но последователей культа стало намного больше, а верхушка его задалась целью свергнуть нынешний режим. Во главе движения встал самый могущественный волшебник, какого я только знаю.

– Это Корил, – сказал я, – бывший властитель.

– Я тоже так думаю, – согласилась Дарва. – Во всяком случае, народ его очень любит. При нем не было этих ужасных сотрудников Службы безопасности да и войска в город никогда не вводились. Этот чародей поддерживает связь со всеми колониями оборотней. Он пообещал в случае победы отдать нам весь южный континент, Тукуан. Сейчас он практически безлюден и совершенно неисследован, но климат там ничуть не хуже, чем здесь. Это в самом деле заманчивое для оборотней предложение, ибо здесь у нас нет ни настоящего, ни будущего. Люди тоже поддержали его, потому что мечтают избавиться от нас, понимаешь?

Я кивнул. Корил действительно превосходный политик. Я начинал понимать, чем он так страшен для режима – не говоря уж о его репутации сильнейшего волшебника. Просто удивительно, как Эоле Мэтьюз удалось сместить его и при этом до сих пор сохранить власть.

Но внезапно меня озарило – она сама нужна кому-то только потому, что поддерживает идею войны с Конфедерацией. Остальных Властителей Ромба Харон мало интересовал – об этом много говорил Корман. Кто же тогда стоит за Эолой Мэтьюз? Ответ мог быть только один – ПРИШЕЛЬЦЫ.

ПРИ НЕМ НЕ БЫЛО ЭТИХ УЖАСНЫХ СОТРУДНИКОВ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ…

Так за ЧЬЮ безопасность отвечает Ятек Морах? За безопасность Эолы Мэтьюз? Да, но лишь постольку, поскольку она отвечает чужим интересам. То есть этот странный человек с необычными глазами, бесстрастностью робота и невероятной мощью может оказаться не человеком вообще. А это означает, что Харон по каким-то причинам чрезвычайно важен для пришельцев. ПОЧЕМУ?

Эола Мэтьюз, с ее непомерным властолюбием и мечтами о богоподобии… Пришельцы способны удовлетворить все ее безумные желания, а она, в свою очередь, сделает все, что они прикажут. Да, что-то в этом есть. Интересно, понимает ли это Корил? Особенно теперь? Что значит один непокорный властитель против цивилизации, готовой уничтожить тысячи планет?

– О чем задумался? Я очнулся:

– Да так, ерунда, просто сопоставляю факты. Я тебе потом расскажу. Отныне мы постоянно будем вместе, а это очень длинная и запутанная история.

– Вместе, – вздохнула она. – Как это прекрасно.

– И еще, самое главное. Почему мне, например, не мешает хвост? Я ощущаю себя совершенно естественно.

– Просто заклинание было очень хорошим. Я удовлетворенно кивнул:

– Отлично. И куда же мы теперь отправимся?

– Далеко-далеко, – ответила Дарва, – и побыстрее. Скоро весь этот район наводнят правительственные войска, а возможно, его уже прочесывают. Впрочем, у нас есть множество способов маскировки – например, застыть неподвижно на месте. Ты не поверишь, но любой пройдет мимо и ничего не заметит.

– Здорово, – согласился я, – но они наверняка используют все новейшие поисковые средства – например, тепловые датчики. И тогда нам не отвертеться.

– Ну и что? – засмеялась Дарва. – Не забывай, что мы холоднокровные и температура нашего тела точно такая же, как и у окружающей среды. Приборы совершенно бесполезны.

А я и не догадался взглянуть на проблему под этим углом.

– Да я и сам рад поскорее унести ноги. Но скажи, ты хорошо знаешь окрестности Бурже?

– Отлично, – ответила Дарва. – Правда, в радиусе лишь сотни километров. Дальше я никогда не бывала. Но я знаю все дороги, хотя мы и не сможем воспользоваться ими, а также административное деление – я вызубрила карту наизусть. Нам пришлось многое заучивать.

– Умница, – похвалил я.

– А ты тоже хочешь присоединиться к остальным? – с некоторым разочарованием спросила она. Я кивнул:

– Я тебе потом объясню. Это долгий рассказ.

– У нас впереди 800 километров и три недели, – сказала она. – Этого времени с лихвой хватит для любых объяснений. Мы все рассеялись – до поры до времени.

– Этого времени, – с беспокойством заметил я, – хватит, чтобы агенты Службы безопасности поймали некоторых и выведали, где прячутся остальные.

– О, оговоренных явок сотни, но о каждой знает только очень небольшая группа. Даже если переловят половину наших, в чем я очень сомневаюсь, остальные уцелеют.

– Конечно, хотелось бы иметь гарантии, но так и быть, поверю на слово. – Я осмотрелся вокруг. Туман сгущался. – Ну что ж, пора заметать следы – и в путь.

Дарва засмеялась:

– Даже наши следы не отличаются от следов бурхана. Вот еще одно преимущество моего нового тела. Я еще раз огляделся.

– Кажется, мне надо уединиться, – с некоторым стеснением сообщил я. – Дыни оказались очень сочными.

Дарва весело засмеялась и ткнула наугад пальцем. Вняв совету, я присел и, глядя себе под ноги, облегчился.

– Так вот где у меня ЭТО, – громко поделился я своим открытием.