Первому брату суждено было упасть в его объятья так же легко, как перезрелый фрукт, — Обезглавливатель чувствовал это нутром. Битва под стенами идеально отвлекала внимание, пока Кхерадруах скользил между тенями и углами, чтобы проникнуть внутрь. В то время как приспешники братьев боролись и сталкивались друг с другом, Обезглавливатель тихо пробрался сквозь их ряды и дошел до свода восхождения. Там он засел в глубокой тьме, столь же терпеливый, как паук в паутине. Он ждал, пока не придет подходящее время.

Выжидание точного момента для удара было не пустой формальностью. Впечатляющая демонстрация энергий, высвобожденных родичами-соперниками, подтвердила самые мрачные подозрения Обезглавливателя насчет того, какие силы начали действовать в Аэлиндрахе. Брат, которого он решил выследить первым, заключил нечестивые договоры с силами из-за пределов царства теней, чтобы сохранить свой трон. Тот, кто бросил ему вызов, опустился столь же низко ради шанса его узурпировать.

При мысли о столь позорной сделке губы Кхерадруаха оттянулись назад, обнажая пожелтевшие клыки. Все, что делали братья, было пронизано ущербным мышлением жителей внешнего мира: их целью были лишь могущество, богатства и власть, даже если ради них они должны были преклонить колени перед зловещими богами.

Аэлиндрах был не таков. Царство теней было темной возлюбленной, которую следовало принять в свои объятья, жестокой госпожой, которую надо задобрить и поклоняться только ей. Это место, где чистая тьма и страх кристаллизовались в нечто подобное алмазу, настолько прекрасному и с такими острыми гранями, что любые попытки осознать его ранили разум. Идея того, что Аэлиндрах можно укротить и использовать ради своих голых амбиций, была для него поистине оскорбительна. Кхерадруах обнаружил, что с силой сжимает свой длинный острый клинок. Он ждал в тенях и удивлялся тому, как разгорелись в нем страсти, которые он считал давно угасшими.

Плетение теней неизбежно стягивалось, ведя к завершению. Когда войска побежденного короля оказались пред лицом катастрофы, он выбрал путь труса и решил сбежать. Под сводом не было стражей, никто не помешал Кхерадруаху, когда он возник из укрытия и нанес удар. Он застал свергнутого короля как раз, когда тот начал взбираться по цепям к спасению. Падающее тело запуталось в звеньях из темного металла и задергалось, как гротескная марионетка. Не обращая на него внимания, Обезглавливатель подхватил свой трофей и шагнул назад в тени. Он успел вовремя. Двери зала разлетелись на части, и другой брат ворвался внутрь, чтобы заявить притязания на свой бесполезный трон.

Кхерадруах не стал ждать, чем это закончится. Он уже спешил в свое скрытое логово, потаенную костницу глубоко в сердце Аэлиндраха. Он счистит плоть со своей добычи, попробует череп на вкус и осмотрит его незрячими глазами, чтобы определить ему цену. Потом череп присоединится к его собранию и будет вечно служить восхвалением тьме, а если окажется недостойным, то будет просто выброшен.

Тогда, и только тогда, Кхерадруах вернется за другим братом.

В Нижней Комморре поднималась тьма. От бронированных стен порта Затерянных Душ до зубчатых крыш Звука Ночи Гулен в Комморру истекало теневое вещество Аэлиндраха и овладевало ею. Тьма была словно живое, осязаемое нечто, которое сочилось из стоков и труб, проникая в разоренные руины, что остались после Разобщения. На узких улочках и в кривых проходах тьма ширилась и приумножалась, заражая собой все, что было у подножий шпилей. Ползучие тени поглощали целые группы выживших, которые выстояли перед психическим шоком Разобщения, а потом сотрясениями всего города и демоническими вторжениями, которые последовали за ним. Сам их страх как будто напитывал подкрадывающуюся тьму и приманивал ее скрытных обитателей, жаждущих утолить свой невообразимый голод.

Раздутые стаи больных ур-гулей кишели в Нижней Комморре, словно чумные крысы, скользкие от мерзостных выделений собственной скверны. Крючковатые когти скрежетали по разбитому камню, обонятельные отверстия шипели в темноте — тысячи бешеных чудовищ охотились на всех, кто был слишком медлителен или слаб, чтобы спастись от них. Безглазые хищники были хорошо приспособлены к узким затененным переулкам и быстро очистили их от добычи. Все еще голодные, стаи двинулись дальше, постоянно следуя за расползающимся пятном тьмы, истекающей из царства теней, Аэлиндраха. Неутолимая жажда вела ур-гулей все выше и выше, в те места, где обитали иные хищники.

Самые сильные и дальновидные комморриты давно уже пробили себе путь в те места, где можно было держать оборону. Они забаррикадировали и обезопасили их всеми доступными средствами, завербовали или убили тех, кто прибыл позже, или же были в свою очередь убиты ими, согласно жестоким законам Комморры, которые лишали слабых права на безопасность. Во многих случаях эти импровизированные оплоты уже успели заключить осторожные союзы с ближайшими соседями, объединившись против общих врагов. Многие прислушивались к разговорам о восстании Белого Пламени и взвешивали возможные прибыли и риски, связанные с выбором между приверженцами Векта и повстанцами.

Пока вокруг крошечных цитаделей выживших поднималась тьма, их обитатели не чувствовали страха. Вместо этого они радовались своей прозорливости, благодаря которой они теперь были защищены. Они запечатали все входы и зажгли светильники, чтобы оттеснить тени. Они патрулировали коридоры и посадочные площадки и постоянно соблюдали бдительность. Когда шипящий прилив ур-гулей нахлынул на их двери, они взялись за оружие и отшвырнули их прочь, и их крепости продолжали стоять, словно непобежденные островки света посреди моря полночной черноты.

Кабалиты Ядовитого Языка пробили себе путь вниз, к Зловещему Валжо, и успели добраться до окованных медью врат этого подземного царства, едва опередив стаи прожорливых ур-гулей. В лабиринте Черного Схождения стаи зловонных троглодитов бросили свои неотступные попытки пройти сквозь смертоносные ловушки и начали карабкаться в верхнюю часть города в беспрецедентных количествах.

Когда твари начали проникать в Верхнюю Комморру и затронули окраины Горы Скорби, их продвижение начало замедляться. Мерцающие энергетические преграды заблокировали улицы, проспекты и даже целые районы. Потоки ур-гулей разделялись на части, перенаправлялись, загонялись в рамки и перегораживались, и они оказались в сбивающем с толку лабиринте, который из ниоткуда создал Вект со своего престола на далеком Центральном пике.

Такие фокусы не могли задержать сумрачные чумные орды навечно. Некоторые преграды завели стаи ур-гулей в искусственные ущелья и тупики, над которыми размещалось достаточно много орудий, чтобы мгновенно их истребить. Другие выводили их на открытые дворы и площади, где те становились добычей мародерствующих банд разбойников, геллионов или бичевателей.

Однако большая часть захватчиков из Аэлиндраха постепенно перенаправлялась в одну конкретную область Верхней Комморры — на широкий простор разоренной пустоши, что окружал крепость Белого Пламени. Терпеливые наблюдатели из осадных войск Валоссиана Ситрака отметили, каково вооружение крепости, когда его высокоэнергетические залпы устроили бойню среди подкрадывающихся ур-гулей. Выжившие твари забились в туннели фундаментального слоя, где они представляли собой еще одну, совершенно новую проблему для защитников крепости Белого Пламени.

Тьма поднималась, однако уже достигла предела — так, по крайней мере, казалось. Ур-гули, так и не произведя впечатления на верхние башни Комморры, ускользнули обратно в тени. Для тысяч оплотов выживших, что устояли в Нижней Комморре, это выглядело как победа, момент передышки в изобильное на катастрофы время Разобщения.

Так им казалось, пока не пришли мандрагоры.

— Я помню, как увидел это место в первый раз, — задумчиво прогремел Ксхакоруах. — Тот, кто породил меня и моего брата, показал нам его давным-давно. Он пообещал, что оно станет источником будущего величия для Аэлиндраха. Поистине, оно мало изменилось под властью Азоруаха. Его царствование померкнет перед моим.

— В этом твоем теплом воспоминании твой брат, я полагаю, еще не был безголовым? — резко, с примесью раздражения, спросил Беллатонис. Он и в лучшие времена не любил, когда окружающие потакали своим эмоциям.

Они стояли в тронном зале и смотрели, как безжизненное тело Азоруаха спускают с висячих цепей и уносят в сторону. Недавние события убедили гемункула в том, что загадки ему не нравятся, а загадочно обезглавленные тела тем более. Ксхакоруах теперь выглядел даже еще более распухшим, чем раньше, а уродливая ржавая коса в его руках источала тошнотворно-сладковатый запах гниющей плоти. В свой миг триумфа король теней, казалось, погрузился в собственные мысли.

Ксхакоруах продолжил, словно Беллатонис ничего не говорил.

— Тогда мы были юны, едва вскормлены сосцами Аэлиндраха, но уже тогда мы знали, что однажды станем соперниками — что настанет этот момент. Я думаю, что наш создатель этого и хотел.

— Тебя не смущает, что ты нашел брата в таком состоянии? — настойчиво продолжал Беллатонис. — Что кто-то вошел в комнату, снял с него голову, а потом ушел с ней, пока мы стояли прямо под дверью?

Беллатониса беспокоило то, как приспешники Ксхакоруаха отреагировали на смерть Азоруаха. Он ожидал увидеть шок и страх. Вместо этого они активно перешептывались и понимающе кивали, как будто это событие было совершенно предсказуемым или даже предопределенным.

— За ним пришел Обезглавливатель, — пожал плечами Ксхакоруах, как будто это все объясняло. Прежде чем Беллатонис успел ответить, к нему подбежал Ксагор, закончивший детальный осмотр тела.

— Одна резаная рана, нанесенная слева направо. Большое силовое оружие с прямым лезвием. Очень чисто, очень точно, — нервно протараторил Ксагор. — Череп полностью отсутствует. Предположительно, унесен нападавшим.

Беллатонис рассеянно кивнул, по-прежнему размышляя над заявлением Ксхакоруаха. В своих исследованиях царства теней он время от времени натыкался на отсылки к легендарной фигуре по имени Обезглавливатель, Кхерадруах — что буквально означало «Тот, кто охотится за головами». Он считал, что Обезглавливатель — мифический персонаж, идеал мандрагор, вроде того, как Отец Скорпионов был идеалом для инкубов — первый и величайший из них и тому подобная чушь. Его тревожила мысль, что в реальности действительно существует неуловимый убийца, настолько сведущий в своем деле, что мандрагоры его одновременно боятся и уважают.

— Хозяин, этот сделал еще одно наблюдение, — Ксагор наклонился ближе к Беллатонису и прошипел театральным шепотом: — На теле отметки Хаоса! Быстрая мутация!

Беллатонис сузил глаза и украдкой бросил еще один взгляд на труп, пока тот бесцеремонно выволакивали из комнаты. Развалина был прав: слишком много пальцев на одной руке, одна стопа скрючена в когтистую лапу, как у птицы. Азоруаха исказило демоническое влияние из-за пелены, как произошло и с Ксхакоруахом.

От этого зрелища Беллатонис на миг испытал любопытное сдавливающее ощущение в груди и лбу. Это был автономный ответ организма, который, как он помнил по собственным подопытным субъектам, означал появление страха. Интересно было отметить, как тело, в котором он обитал, проявляло реакцию без какого-либо сознательного воздействия своего нынешнего жителя. Похоже, что страх перед пустотой или, по крайней мере, страх заражения ее непредсказуемыми энергиями, очень глубоко засел в юном Харбире. Впрочем, ведь настоящий Харбир лично побывал в проклятом Шаа-Доме. Можно было сказать, что он имел куда больший опыт близких отношений с неограниченной мощью пустоты, чем мог похвастаться сам Беллатонис.

Может быть, до Разобщения в царстве теней имелись семена порчи, а может быть, и нет, но катаклизм наверняка заставил их прорасти и придал им ужасающей силы. После того, как Беллатонис спасся от покушений Черного Схождения, Аэлиндрах виделся ему безопасным убежищем. Теперь же он начинал казаться весьма похожим на ловушку или тюрьму с особенно неприятными заключенными.

— Так что же ждет твое королевство теперь, когда ты по праву овладел троном? — спросил Ксхакоруаха Беллатонис.

Десятилетия, проведенные во взаимодействиях с архонтами-комморритами, как высокопоставленными, так и не очень, научили гемункула держать все свои опасения и предположения тщательно скрытыми за бледной маской надменности. Траурно-черный гигант наконец отвел взгляд от висячих цепей и обратил его на Беллатониса с таким видом, будто потакал домашнему питомцу, требующему внимания.

— Аэлиндрах объединился под моим началом. Может быть, есть несколько отступников, которые предпочтут спрятаться и откажутся служить мне, но после этого… — Ксхакоруах сделал почтительный жест в сторону висячих цепей, — …этого благословения Обезглавливателя никто не посмеет отрицать мою власть.

— Его вмешательство, определенно, расчистило тебе путь в неожиданной манере, — несколько скептично отметил Беллатонис. — Никакого кульминационного смертного боя меж двумя соперниками. Никакой королевской битвы, в которой вы оба могли бы поистине испытать свою силу — и благосклонность своих покровителей…

Ксхакоруах медленно покачал огромной головой и гулко произнес:

— Нет. Никакого финального поединка. Мой брат пытался сбежать, когда его забрал Обезглавливатель. В конце концов Азоруах решил покинуть Аэлиндрах — он до последнего остался трусом и предателем.

— Сбежать? Как это? — удивился Беллатонис. — Из этого зала нет выхода, кроме того, через который мы вошли — хотя, надо признать, сей факт не помешал этому вашему Обезглавливателю.

Король теней рассмеялся. Это был неприятный смех, похожий на стук, с каким дубинки врезаются в плоть. Раздутый великан все еще ухмылялся, когда повернулся, вразвалку подошел к трону и довольно неуклюже уселся на нем, положив железную косу на колени.

— Ты так много знаешь, но при этом так мало понимаешь, — прогремел Ксхакоруах. — Ты видишь только комнату с креслом и называешь ее тронным залом. Это место важно не только из-за его символического значения. Здесь есть портал. Никто не может сказать, насколько он стар, но он не менее древний, чем другие порталы Аэлиндраха. Некоторые считают, что это самый первый, который открылся в этом царстве, что это пуп нашего мира.

Беллатонис неуверенно бросил взгляд на яму в центре помещения. Порталы в Аэлиндрахе обычно выглядели как темные пропасти или расщелины, без всяких вычурных арок и чрезмерно сложных устройств безопасности, какими обладали варп-врата в самой Комморре. Теперь же, когда царство теней почти органическим образом расширяло свои границы, перетекая в Комморру, строго определенные точки разделения становились размытыми.

Ксхакоруах снова усмехнулся.

— Нет. Не внизу, гемункул, даже твое сердце не настолько черно, чтобы спуститься по этому пути, — гигант указал наверх, на высшую точку комнаты, куда уходили и терялись из виду висячие цепи. — Вот туда. Именно поэтому мы называем это место сводом восхождения: из него можно выйти вверх, напрямую в Комморру.

— В обычные времена контроль над такой вещью очень полезен, понимаю, — Беллатонис пожал плечами, — но сейчас-то она бессмысленна. Теперь нужно лишь подойти к окраине Аэлиндраха и перейти прямиком в Комморру — или, по крайней мере, такое у меня сложилось впечатление.

Ксхакоруах жутковато улыбнулся — его темное лицо как будто раскололось, обнажив чрезмерно многочисленные клыки, образующие акулью ухмылку.

— О да, — фыркнул король теней, — но этот путь ведет прямо в сердце наших врагов, Беллатонис. Я приказал своим ур-гулям попытаться пробить их оборону из Комморры, чтобы они могли вторгнуться в оплот Азоруаха изнутри, но этим примитивным созданиям не удалось выполнить задание. Теперь мы перевернем эту стратегию наоборот и выйдем внутри лабиринта.

— Лабиринта? Ты же не хочешь сказать…? — воскликнул Беллатонис. Ксхакоруах буквально затрясся от веселья при виде его удивления.

— Да, — прошипел король теней, — лабиринта Черного Схождения — ты никогда не задумывался, откуда у него такое название? Готов поспорить, немногие за пределами царства теней могут припомнить происхождение этой конкретной шутки.

Беллатонис понимающе кивнул.

— Иерархи ковена всегда изо всех сил старались скрыть его секреты. И хотя я когда-то был в их рядах, я никогда даже не слышал, чтобы об этом говорили.

— Черное Схождение пленило меня по просьбе Азоруаха, и, сделав так, они не только сделали брата своим должником, но и держали меня наготове, чтобы я мог заменить его, если им понадобится.

— Разве ты стал бы служить им после заточения и пыток? Когда я нашел тебя в покоях Зиклеядеса, ты был в плачевном состоянии.

— Я бы сделал все, что угодно, чтобы снова завладеть троном. Я бы отгрыз собственные конечности. Я бы даже стал подчиняться своим тюремщикам… какое-то время. Они были слишком мудры, чтобы проверить мою преданность делом, но угроза продолжала существовать и глодать разум Азоруаха.

Беллатонис стоял в тишине, глядя вверх, на портал, скрытый облаками у потолка зала. Он хотел сбежать из Аэлиндраха, и вот он, ответ на его желание — типичное издевательство, с каким темные боги одаряют смертных своими благословениями, что одновременно являются проклятьями.

— Теперь, когда ты контролируешь этот портал, для чего ты намереваешься его использовать? — наконец спросил Беллатонис. Он чувствовал, что уже знает ответ, но хотел услышать его непосредственно из уст Ксхакоруаха.

— Город будет наш. Уже сейчас мои создания приносят благословения Аэлиндраха высокомерным обитателям Комморры. Слишком долго они считали, что царство теней не заслуживает их внимания. Теперь они не смогут нас игнорировать.

— Город слишком велик, чтобы ты смог завоевать его с одними лишь ур-гулями и мандрагорами, — возразил Беллатонис, но его мысли глодал червь сомнения. Ксхакоруаху не нужно было завоевывать город с помощью своих приспешников, чтобы править им. Им нужно было только достаточно широко распространить демоническую чуму, и тогда динамика пандемии сделает все остальное.

— Будет, конечно, и возмездие, — прогремел Ксхакоруах. — Я отомщу тем псам, что так долго не давали мне вернуться на трон. Все они потонут в озерах крови. Ты должен быть рад падению ковена, который заклеймил тебя как отступника и пытался лишить тебя жизни.

— По правде говоря, я не могу сказать, что не спровоцировал их, — сказал Беллатонис, оставив невысказанной мысль, что это он, в первую очередь, действительно серьезно ошибся, когда позволил втянуть себя в интриги Иллитиана. — Кроме того, когда мы впервые встретились, я сказал тебе, что предпочитаю не предаваться мести. Я нахожу ее чрезмерно затратной по времени и саморазрушительной, и она того не стоит. Я также чувствую, что должен предупредить тебя: если ты атакуешь один ковен, то все остальные ковены тоже выступят против тебя, а без гемункулов на твоей стороне… ну, Комморра без них уже просто не Комморра, не правда ли?

Улыбка Ксхакоруаха исчезла, и Беллатонис тут же понял, что совершил ошибку. Для выполнения своих планов король теней не нуждался в искусствах гемункулов или бессмертии в целом. На самом деле все было наоборот, и каждый гемункул представлял собой угрозу, как тот, кто мог противостоять чуме и даже найти лекарство от нее. Беллатонис поспешил исправиться.

— Послушай, я знаю Черное Схождение, и я знаю гемункулов. Они все трусы, они будут в ужасе перед силой, поднимающейся из Аэлиндраха — сделай их своими рабами! Пусть они работают на тебя для достижения финальной победы, вместо того, чтобы отвлекать от нее. Этот план я поддержу всем сердцем, из чистого эгоизма, ведь я получу доступ ко всему оборудованию, к материалам и развалинам, которые мне понадобятся, чтобы сделать больше гротесков для твоих армий. Тебе, кажется, понравились гротески, и я уверен, что тебе захочется иметь больше таких под рукой.

Король теней медленно кивал. Ксхакоруах, похоже, слишком глубоко погрузился в собственные планы на будущее, чтобы понимать, что Беллатонис не собирается ему подыгрывать. Желание наказать ковен Черного Схождения за то, что он держал его в плену, видимо, постепенно покинуло его разум, сменившись более грандиозными планами его бога-покровителя.

— Да, в этом есть здравый смысл. Мы вселим в них страх перед ночью и насладимся, видя, как узы ужаса превращаются в узы рабства. Они будут служить Ксхакоруаху и делать новых зверей из плоти по твоим инструкциям. Твои создания будут идти в авангарде всех моих новых завоеваний — те, которых ты уже сотворил… и миллион таких же, как они.