Ведомый фортуной в той же мере, что и быстрыми рефлексами, Пестрый вывалился в Паутину и рухнул неопрятной, но, к счастью, невредимой кучей. Он не сомневался, что попал именно в нее (что само по себе было облегчением): странная атмосфера, ощущение нереальности, чувство, как будто тонкие стены вокруг неплотно растянуты поверх бесконечности, и если заглянуть за одну из них, то можно увидеть всю вселенную, распростертую перед тобой. Пестрый поднялся и тщательно отряхнул свою одежду, несмотря на то, что здесь не было ни пыли, ни грязи, ни вообще чего-либо столь же грубого и материального. Туннель Паутины, в котором он находился, состоял из всеохватной неясной белизны, которая как будто ускользала из виду, когда на нее смотрели прямо.

Только когда Пестрый начал идти по нему, стало видно широкий, почти круглый туннель, тихо волнующийся под ногами. Позади не осталось никаких признаков тайных врат Крайллаха. Чистая белизна перед ним тянулась вдаль и исчезала в какой-то бесконечно удаленной невидимой точке. Ничто не пятнало ее, кроме резкого черного силуэта, который колебался и подскакивал где-то посередине. Высотой он был всего в палец и быстро скрывался из виду. Пестрый тут же помчался за ним.

Расстояние оказалось обманчивым, и Пестрый вскоре догнал Морра, который удалялся широкими шагами, закинув клэйв на плечо. Когда арлекин приблизился, тот как будто слегка опустил плечи и прибавил шагу.

— Не бойся, Морр, твой верный товарищ невредим и снова готов сопутствовать тебе в странствиях, — с живостью сообщил Пестрый, двигаясь рядом легкой трусцой. Слова в Паутине казались необычно плоскими и глухими, как будто этот незначительный шум рассеивался в ее огромном просторе. Глубоко в горле Морра послышалось рычание, гортанный звук, которому удалось не затеряться в тумане.

— Так значит, корабельный туннель? — продолжал беседовать Пестрый. — Твой архонт был невероятно предусмотрителен. Могу ли я предположить, что он спрятал здесь и корабль? Не возражаю против пеших прогулок, но время…

— …жизненно важно. Это ты уже говорил, — мрачно отозвался Морр. — Повторение одних и тех же клише не расположит меня к тебе. Нет такого корабля, который мог бы отправиться туда, куда нам нужно.

— Хм, это довольно правдиво — хотя я даже не знаю, как выразить свое восхищение тем, что ты снова сказал «мы».

— Я уже привык считать бремя твоего присутствия частью своего наказания.

— И это тоже довольно правдиво, хотя и несколько отдает самобичеванием, но, я думаю, в том что касается причины и следствия, ты прав.

Морр резко остановился и повернулся лицом к Пестрому, сдернув клэйв с плеча легким отработанным движением.

— Так ты признаешь, что пришел лишь для того, чтобы покарать меня? — в вопросе инкуба не было никаких эмоций, это была мертвая фраза, которая повисла в воздухе между ними. Пестрый скорбно заломил руки и ловко отступил назад, где его не мог достать меч.

— Нет! Нет! Совершенно не так. Я пришел помочь тебе, Морр. Это ведь ты попросил о помощи, чтобы справиться с твоим архонтом и его кабалом, и это меня послали помочь!

Клэйв слегка приподнялся, движение было менее заметно, чем подрагивание крылышка насекомого, но Пестрый сразу его увидел. Он был более чем уверен, что сможет избежать любых атак Морра, если дойдет до боя, но инкуб уже показал, что удивительно быстр и умело владеет огромным двухметровым клинком, чью смертоносность сложно было переоценить. Пестрый еще раз шагнул назад, просто чтобы чувствовать себя безопаснее, и продолжил говорить.

— Подумай, Морр! Без моей помощи скверна распространилась бы дальше, другие кабалы пали бы под ее воздействием, кто знает, что могло бы случиться! Твой архонт уже был потерян, мертв, ты вел себя с ним, как с живым, только потому, что хотел… хотел…

— Сохранить о нем память, — тихо закончил Морр. — О том, каким он был, а не каким стал.

— Да, да, и ты поступил правильно, неважно, что скажут иерархи, когда — если — мы достигнем храма Архры. Крайллах уже погиб, ты только убил тварь, поселившуюся в его трупе…

При воспоминании клэйв Морра дернулся, и Пестрый решил, что смерть Крайллаха — скверная тема, которую лучше не развивать.

— Подумай… — Пестрый облизал губы и придал своему лицу самое убедительное выражение. — Ты должен увидеть большее, не только эти непосредственные последствия, и вспомнить, что сама Комморра теперь под угрозой!

Клэйв инкуба снова медленно опустился. Про себя Пестрый отметил, что надо извлечь как можно больше из его чувства долга. Безликий шлем повернулся к Пестрому, как будто Морр увидел его впервые. Арлекин продолжал говорить, и слова истекали из него, словно стремительный чистый ручей.

— Город нуждается в твоей помощи, Морр! Разобщение само по себе никогда не заканчивается, о нет. Это было бы слишком просто! Разобщение можно прервать, только найдя его первопричину и сделав с ней…

— Не пытайся меня учить, — перебил Морр. — Может, ты и путешествовал по Паутине дольше многих, но она принадлежит Комморре. Так было всегда и будет вечно. Эти вещи нам известны.

— Не сомневаюсь, что архонты будут чесать в затылке и озираться в поисках того, кого можно обвинить, или что Вект устроит одну из тех ужасных публичных демонстраций, которые он так любит. Ничто из этого ничего не изменит, разве ты не видишь? Разобщение будет продолжаться, пока не найден истинный источник разрушения, а его они найти не смогут.

Морр просто глядел на него, не двигаясь, и все его мысли были скрыты под темной броней. Он положил клэйв на покрытую дымкой белую поверхность. Пестрый закрыл рот, понимая, что и так уже сказал слишком много. Великан-инкуб не собирался так легко отпускать его. Прошли долгие секунды, прежде чем Морр заговорил снова, и когда он это сделал, единственное слово, которое вырвалось из голосовой решетки его шлема, было пронизано угрозой.

— Почему?

Первое сотрясение Разобщения бросило Иллитиана на пол, и от удара он издал мучительный вопль: кожа растрескалась, осколки стекла врезались в живую плоть. Это оказался лишь один из многочисленных толчков, от которых туннель подпрыгивал и корчился, как напуганное животное. Архонт не мог ничего поделать, кроме как бесполезно хвататься за камни и пытаться кричать среди содрогающихся корней мира.

Казалось, минула бесконечность, прежде чем яростные судороги Разобщения притихли и перешли в нечастую дрожь. Иллитиан лежал там же, где упал, и больше не мог сдвинуться с места. Его конечности теперь были слишком неподатливыми и тяжелыми, чтобы шевелиться. Один глаз полностью ослеп, второй был затемнен слоем стекла, расползающимся поверх него. Несмотря на все увечья, Иллитиан чувствовал, что Разобщение далеко от завершения. Воздух пронизывало ощущение неправильности и перемен, столь же очевидное и опасное, как сернистые испарения вулкана. Периодически по слоям основания пробегали ударные волны, то ли от того, что в других преградах города образовывались бреши, то ли от падения невообразимо огромных обломков весом в мегатонны, обрушившихся от тряски с башен Верхней Комморры.

Иллитиан с удивлением обнаружил, что все еще может слышать. Сначала он подумал, что доносящиеся до него звуки отдаленных громоподобных ударов — лишь иллюзия, созданная остекленением тела. Возможно, подумал он, возник некий симпатический резонанс из-за того, что даже неживое вещество содрогалось от насилия, творимого где-то вдали над иной, родственной ему материей. Он издал смешок, который вырвался наружу прерывистым шипением, и понял, что по-прежнему слышит звуки. Он задался вопросом, по какому извращенному капризу судьбы он должен умереть именно так — застывшим, парализованным, способным лишь слышать, как мир погибает вокруг него.

Углубиться в жалость к самому себе ему не дал какой-то тихий повторяющийся звук, который постепенно приближался. Это было медленное шарканье ног, идущих с болезненной осторожностью, как будто шел кто-то тяжело раненный или отягощенный бременем. Иллитиан попытался оглянуться, чтобы увидеть незнакомца своим единственным зрячим глазом, но шея не поворачивалась. Он попробовал что-нибудь сказать, но из отвердевших губ лишь с присвистом выходил воздух. Вдруг перед ним припало к земле нечто темное, похожее на паука, чьи тонкие, как палки, конечности поблескивали металлом. Иллитиан мог лишь беспомощно наблюдать, как оно три или четыре раза запустило в его распростертое тело какие-то острые шипы, и каждый укол казался ему неясным далеким прикосновением.

Снова минуло время. Таинственная фигура по-прежнему сидела над лежащим Иллитианом, и постепенно вырисовывалось все больше деталей ее облика. Бледное размытое пятно лица, осиная талия, узкие плечи, металлические штифты толщиной в палец, торчащие из конечностей и позвоночника. Длинные белые руки уверенно ощупывали его тело, останавливаясь то здесь, то там, чтобы убрать пластинки черного стекла. По рукам и лицу Иллитиана начало медленно расползаться покалывание. Внезапно на него нахлынуло узнавание, и он снова попытался заговорить.

— Б-б-хронсс, — удалось прохрипеть Иллитиану.

— А, прекрасно, мой архонт, подвижность возвращается, — ответила тощая как веретено фигура. — Это действительно я, верный Беллатонис, прибыл на выручку в ваш час нужды — факт, который я попрошу вас запомнить до тех времен, пока мы не окажемся в более счастливых обстоятельствах.

— В-в-в… — Иллитиан с трудом добивался звуков от своих застывших губ. Положение было настолько унизительным, что грозило свести его с ума, но он с маниакальным упорством продолжал попытки. Беллатонис наблюдал за ним с плохо скрываемым весельем. — В-в-лечил? — наконец произнес он.

— Ах. Не совсем, ибо в настоящий момент чума временно затихла благодаря антигенам, которые я, по счастливому совпадению, держал при себе. Боюсь, что за полным исцелением нам нужно отправиться в мою лабораторию или то, что от нее осталось. А пока что, как ни жаль, вы будете испытывать значительный дискомфорт, ибо необратимо трансформированная ткань отслаивается с тела.

— Т-т-ты… — слово вырвалось изо рта приятно низким, угрожающим рыком. Иллитиан про себя порадовался своему маленькому триумфу, Беллатонис же выглядел не столь впечатленным.

— О, перестаньте, архонт, не надо со мной спорить. Если бы вы действительно винили во всем этом меня, то вряд ли стали бы предупреждать меня об этом, не правда ли? А в особенности в такой момент, когда ваша жизнь буквально находится в моих руках. Мы оба знаем, что вы не глупец. Пожалуйста, удостойте меня такой же милости.

Дальнейшие попытки Иллитиана сформировать слова стали нечленораздельны, ибо стеклянная чума достаточно ослабила свою хватку, чтобы он смог кричать. Только одна мысль помогала ему сохранить рассудок в раскаленной плавильне боли. Неважно, насколько умным, насколько любезным мнит себя Беллатонис, он познает те же страдания, усиленные в тысячу раз, когда Иллитиан наконец свершит свое возмездие.

Аэз'ашья помчалась по узкому серебряному мосту, позабытая коса Сибрис трепыхалась сзади, зажатая в одном кулаке. Мост выгибался и предательски извивался под ее стремительными ногами от содроганий, пробегающих по крепостным стенам. Сверху доносились пронзительные потусторонние крики и чудовищный звук чего-то разрываемого, который казался бесконечно повторяющимся, как гул вращающегося колеса. Она не смотрела вверх.

Ядовитый свет Илмей стал невыносимо ярким и превратил серебряную дорожку в раскаленную полосу белого света. Аэз'ашья прищурила глаза и припустила со всей силы — теперь, покинув зону повышенной гравитации, она преодолевала метры с каждым скачком. И все же она двигалась недостаточно быстро, чтобы достичь безопасного места до того, как произошло первое настоящее сотрясение. Сам воздух вспыхнул свечением, словно неожиданно ударила молния, и тут же налетела ударная волна опустошительной силы. Мост раскололся, и Аэз'ашья с криком рухнула в бездну вместе с ярким дождем обломков.

От чистого отчаянья она продолжала двигаться, бежала, прыгала, карабкалась сквозь воздух то по одному, то по другому крутящемуся куску. Остались считанные секунды, прежде чем ее полет прервут моноволоконные сети.

Что-то промчалось вверх мимо Аэз'ашьи — крылатая летящая фигура, за которой устремились еще одна и еще. Стая бичевателей поднималась в небо и хлопала мощными крыльями, отчаянно пытаясь уклониться от остатков моста, валящихся сверху. Аэз'ашья, не раздумывая, бросилась вперед, оттолкнувшись ногами от очередного обломка, чтобы приземлиться на замыкающего бичевателя с распростертыми руками и загнутыми клинками, полностью выпущенными из перчаток гидры.

Крылатый воин в последний миг мельком увидел ее силуэт, летящий навстречу, и попытался увернуться, но тщетно. Аэз'ашья поймала бичевателя в усеянные лезвиями объятья и притянула к себе, как давно потерянного возлюбленного. Крылья бешено забились, колотя по ее телу, однако все трепыхания бичевателя были бесполезны против ее хватки. Летучее создание уже умирало, оставляя за собой шлейфы артериальной крови, истекающей из ран, но его инстинктивных попыток остаться в воздухе было достаточно, чтобы замедлить падение Аэз'ашьи. Она немилосердно оседлала крылатого воина, используя свой вес, чтобы направить дергающийся комок из двух падающих тел к внутренней стене крепости. Повинуясь инстинкту, крылья бичевателя продолжали хлопать вплоть до того момента, как Аэз'ашья выпустила его и спрыгнула, а сам он врезался в стену.

Она приземлилась на покатую поверхность из рифленого металла и вонзила клинки гидры, чтобы зацепиться. Тело бичевателя упало рядом с ней, скатилось и исчезло из виду за краем. Вскоре после этого кристаллические лезвия перчаток откололись, и она сползла на несколько метров по склону, повторяя его путь. Аэз'ашья отчаянно ударила по металлу, клинки заскрипели и заскрежетали, но смогли-таки остановить ее падение. Ее положение по-прежнему казалось невероятно шатким. Она сделала паузу, чтобы собраться с чувствами. Сердце все еще сильно колотилось, руки дрожали от адреналина, струящегося по жилам. Аэз'ашья с удовольствием отметила, что не чувствовала страха, только пульсирующее возбуждение.

Она осмотрелась, пытаясь понять, куда приземлилась. Небо наверху выглядело, как круг белого пламени, давящий на раскаленные стены крепости. Мимо нее с ревом проносились падающие обломки. По металлу, на который она опиралась руками и ногами, пробегала дрожь и сотрясения. Воздух казался наполненным летящим мусором и крошечными силуэтами бичевателей, геллионов, разбойников и других, пытающихся спастись от бедствия. Где-то в двадцати метрах над ней покатая металлическая поверхность переходила в вертикальную стену с рядом узких окон. Аэз'ашья попыталась вскарабкаться к ним, но едва не утратила опору и начала постепенно сползать вниз. Хрупкие кристаллические лезвия перчаток плохо подходили для этой работы, и Аэз'ашья пожалела, что не взяла с собой обычные ножи.

Но тут она с легким весельем заметила, что на ее руке все еще трепещет коса Сибрис, зацепившаяся за крючковатые кристаллы. При взгляде на трофей у нее появилась идея, и она осторожно отцепила одну перчатку от склона, чтобы схватиться за болтающийся кончик. К нему все еще был прикреплен клинок, зазубренный клык длиной в ладонь из заточенной до мономолекулярной остроты стали. Аэз'ашья ухмыльнулась и вонзила клинок в металл. Острие толщиной в молекулу с легкостью вошло внутрь, словно в податливую плоть. Теперь, с прочной опорой под рукой, она начала медленно продвигаться вверх, к безопасности.

Безиет могла сразу сказать, что находится на грани смерти. Она чувствовала, как жизнь и тепло быстро уходят из тела через нанесенный собственным мечом глубокий порез в бедре, а вместо них остается ужасная парализующая слабость. Где-то вдали она ощущала присутствие зловещих сил. Они как будто наблюдали голодными глазами за ее медленным умиранием, с нетерпением ожидая, пока душа выскользнет из тела. Клинок-джинн все еще лежал неподалеку на растрескавшихся камнях и слабо вибрировал. Похоже, никто не хотел подбирать его после того, что он сделал с Безиет.

На краю угасающего зрения возник встревоженный архонт Наксипаэль, не желавший унижаться, помогая ей самостоятельно, но и не хотевший бросать одного из немногих выживших союзников. Узкие глаза змеиного архонта вдруг уставились на одного из маленькой группы уцелевших, стоящего неподалеку.

— Эй, ты! — резко окликнул Наксипаэль. — Да, ты, что в маске развалины. Надеюсь, ты и есть развалина, иначе тебе же хуже. Немедленно займись ее раной, я хочу, чтоб она могла сражаться! Всем остальным — мы выдвигаемся через пять минут. Обыщите павших, заберите все полезное.

Какая-то часть сознания Безиет одобрительно кивала, в то время как другая планировала, как выжить в дальнейшем. Наксипаэль взял руководство на себя и занял остальных делом, чтобы они не думали о том, что происходит, но Безиет понимала, что прямо здесь и сейчас формируется новый кабал, возглавляемый архонтом Наксипаэлем. Он собирался отправиться на поиски других уцелевших, чтобы принять их в свою наращивающую силы группировку. Они, по большей части, наверняка будут рады присоединиться к нему, что увеличит их шансы на выживание, и любой, кто окажется достаточно несговорчив, чтобы отказаться, просто станет еще одной жертвой катастрофы. В зависимости от того, как выпадет жребий, архонт Наксипаэль, вероятно, выйдет из всего этого бедствия куда более могущественным, чем прежде. Может быть, в хаосе он даже сможет пробить себе путь в Верхнюю Комморру.

Фигура в темном одеянии покорно зашаркала ногами и села на корточки рядом с Безиет. Она уставилась на решетчатую маску развалины, когда тот нагнулся и начал осматривать ее рану. Наксипаэль видел в ней ценный ресурс, но это не навсегда. Вскоре он начнет задаваться вопросом, зачем ему рисковать, держа ее рядом…

— Как твое имя? — властно потребовала она. Она не чувствовала себя властной. Казалось, будто она провалилась на дно колодца, и маска развалины парит над ней, заслоняя небо.

— Ксагор. Этого зовут Ксагор, архонт Безиет, — покорно представился развалина.

Что ж, это, по крайней мере, хоть что-то. Когда прислужник начал копаться в раненом бедре, начался неприятный жар, но она упорно не показывала никаких признаков дискомфорта. Она обнаружила, что это помогало ей сконцентрироваться, давало возможность проявить контроль.

— Кто твой хозяин? — более спокойно спросила она.

— Мастер… Беллатонис, — несколько нерешительно ответил развалина, и эта необычная деталь не ускользнула от внимания Безиет, которая запомнила ее на будущее.

— Кого ты здесь знаешь?

— Никого, Ксагор просто пришел посмотреть на процессию, — пробормотал он, углубившись в работу над раной, что бы он там с ней ни делал. Безиет проницательно посмотрела на него.

— С чего бы это? Беллатонис уже много лет не работал ни на один из нижних дворов, он возомнил, что слишком хорош для нас… О-о!

В ране вдруг словно вспыхнул огонь, и Безиет скрипнула зубами. На миг ей показалось, будто ее снова полоснули.

— Закончено, — торопливо сказал развалина, встал и попятился назад.

Безиет свирепо выругалась в его адрес, оперлась на локоть и поднялась на ноги. Боль перешла в глухое пульсирующее нытье, но сама нога казалась негнущейся, деревянной. Она с сердитым лицом несколько раз попробовала перенести на нее вес, потом нагнулась и подобрала так никем и нетронутый клинок-джинн. Бешеная энергия, которую продемонстрировал дух Акзириана, похоже, иссякла, меч теперь был не более чем неживым объектом. Наксипаэль оглянулся на нее и одобрительно кивнул. Да, подумала она, осторожно вертя клинок в руке, по-прежнему ценный ресурс.

Она оглядела пришедшую в запустение набережную: рухнувшие куски зданий, разбитые плиты, пьяно торчащие под разными углами. Видно было горстку хорошо вооруженных уцелевших, которые обирали останки участников процессии. Наксипаэль разглагольствовал им о необходимости найти подходящий паланкин, но все, что могло за него сойти, было либо изломано, либо оплавлено и совершенно бесполезно. В отдалении все еще мерцала и бросала отблески на канал разноцветная звезда, похожая на глаз злобного бога. Пора было приниматься за работу.

— Забудьте все это, нам надо идти, — сказала Безиет, направляясь к ним и старательно пытаясь не хромать. Она обвиняюще ткнула пальцем в сторону измененных ворот. — Нам ни секунды нельзя задерживаться возле этой штуки.

На лице Наксипаэля мелькнуло мимолетное раздражение, которое быстро сгладилось.

— Ты уверена, что можешь идти? — заботливо спросил он. — Я думал найти что-нибудь, чтобы нести тебя.

Маловероятно, подумала про себя Безиет. Скорее всего, Наксипаэль хотел отыскать быстрый способ увеличить свой авторитет.

— Я могу и идти, и сражаться. Надо уходить. Сейчас же.

Безиет осознала, что не только бравада заставляет ее давить на Наксипаэля. Она действительно чувствовала постепенно нарастающий ужас, она видела его на нервных лицах вокруг себя. В самом этом свете было нечто тревожное. Как будто он незримо излучал нечестивый жар, опаляющий и разум и душу. Это было ощущение, от которого Безиет хотелось убежать и спрятаться где-нибудь в глубоком и темном месте.

У Наксипаэля было достаточно здравого смысла, чтобы уловить преобладающие настроения, и он повел свою маленькую группу в руины, пробираясь среди расколотых камней и перекрученного металла. Фасады дворцов, глядящих пустыми глазницами окон, были лишь пародией на прежнее величие, однако большая часть нанесенного им урона была поверхностной. Декоративные колонны и балконы рухнули тысячами, но основные структуры были выстроены из более прочных материалов. Внутрь их вели темные коридоры и покосившиеся ступени, где под ногами хрустели всюду разбросанные чаши, сосуды и кристаллы. Время от времени откуда-то из дворцовых глубин доносились вопли и завывания, которым аккомпанировали странные заунывные мелодии, то всплывающие, то снова теряющиеся для восприятия. Выжившие крепко сжали оружие и начали двигаться с опаской.

Ближе к концу неровной колонны, рядом с Ксагором, шел настороженный Харбир. Он спрятал пятиугольный металлический талисман гемункула под одежду, но тот оставался таким же холодным и безжизненным, как и тогда, когда он взял его у развалины. Когда ударило Разобщение, Харбир понадеялся, что эта вещь должна была как-то его защитить, и отчаянно стиснул ее в руке, но никакого видимого эффекта она не произвела. Вместо этого ему пришлось сражаться за собственную жизнь бок о бок с Ксагором, и только то, что им обоим пришлось пережить в Шаа-доме, позволило им выжить в приливе этой скверны иных измерений, которая хлынула сквозь преграду. Потом появились Безиет и Наксипаэль, прорубающие путь сквозь хаос, и в тот миг присоединение к ним показалось простым и мудрым решением. Но вот когда Безиет повернулась к Харбиру и едва не зарубила его на месте своим ненормальным мечом, он поменял свое мнение.

— Нам надо отделиться и самим разыскать Беллатониса, — прошептал Харбир Ксагору.

— Хозяин сам найдет нас, когда понадобится, — с раздражающей уверенностью отозвался Ксагор.

— А до этого времени мы будем шляться по кишкам нижнего Метзуха, помогая Наксипаэлю и Безиет клепать себе армию?

— Ксагор желает узнать альтернативы.

— Оторваться от остальных и где-нибудь скрыться.

— Численность — преимущество.

Откуда-то впереди, из изломанного коридора, донесся дребезжащий, безумный хохот. Отсветы пламени, или что-то очень на них похожее, вырисовывали на стенах и потолке пляшущие тени. Когда они подошли ближе к источнику света, стало ясно, что коридор заканчивается в большом зале. Изредка можно было мельком увидеть, как в его глубине скачут какие-то силуэты.

— Я бы не был настолько в этом уверен, — мрачно сказал Харбир.