Существует два золотых правила выживания в космосе: Если вы точно знаете, что произошло, начинайте исправлять положение; если же вы не знаете, в чем дело, то не предпринимайте ничего, пока не выясните, что случилось.

Было вполне очевидно, что для нашего случая первое правило явно не годилось. Это я понял сразу, так же как и Анна. Еще какое-то время мы сидели в темноте, прижавшись друг к другу, не в силах разомкнуть объятия, но ощущая себя при этом, скорее, двумя путниками в холодной ночи, ищущими поддержки и тепла, чем любовниками. Но внезапно и этой идиллии пришел конец. Сила тяготения улетучилась, и в следующее мгновение мы уже не сидели, а парили по воздуху. Аварийные сигналы разом умолкли, и стало ясно, что реактивный двигатель, приглушенный, размеренный рокот которого уже успел стать частью нашей жизни, молчит.

— Но дышать мы пока еще можем, — сказал я.

— Похоже, существенного перепада давления на борту не произошло, согласилась Анна.

— Двигатель вырубился некоторое время спустя после взрыва — или что там еще могло случиться, — продолжал я, — а это значит, что его эпицентр находится не в машинном отделении. Может быть, в нас врезался метеорит, а?

— Нет. Каринтийская система свободна от всякого рода космического космического хлама.

Я посмеялся над абсурдной педантичностью ее слов. В ответ она вдруг вскрикнула — это бы вопль разъяренной кошки — и поспешно отшатнулась от меня. Я слышал, как она судорожно глотает ртом воздух, как будто ей трудно дышать (неужели плачет?), и шуршит одеждой в темноте.

— Черт побери, — сердито пробормотала она, — где мои шорты?

— Забудь о шортах, — приказал я ей. — Давай лучше попробуем разобраться, что к чему. Во-первых, то, что случилось, произошло не в машинном отделении. Во-вторых, обшивка, похоже, не повреждена, а если и повреждена, то герметичные двери сработали должным образом.

В ответ она снова всхлипнула.

— Ты же профессионал, — строго сказал я. — Ты член экипажа этого корабля. Так что хватит распускать сопли!

— Я в полном порядке, — холодно, но не слишком убедительно ответила она.

— Тогда скажи мни вот что. На этом корабле есть система аварийного освещения?

— Конечно.

— Так почему она не работает?

— А мне откуда знать. Я не механик, — пробормотала она в ответ.

Я начал пробираться к стене, ощутив приступ раздражения, когда рука моя попутно наткнулась в темноте на обнаженное тело. Я нащупал дверцу шкафчика, находящегося у изголовья моей кровати, распахнул ее и принялся нашаривать свой портфель. Мне удалось довольно быстро отыскать нужную вещь — свой потайной фонарик. Я включил его, установив самый широкий угол освещения.

Анна выругалась, но даже и не попыталась прикрыть свою наготу.

Я взглянул на нее. Лицо ее было очень бледным, на лбу выступила испарина. Она поспешно зажала руками рот, закашлялась и натужно сглотнула. Я не сразу нашел в себе силы примериться с этим зрелищем женщина-астронавт пытается справиться с приступами тошноты, вызванной невесомостью, но затем понял, что эти покорители космоса местного значения переносят состояние невесомости так же тяжело, как и неопытные "салаги". Но с другой стороны, думал я, не может быть, чтобы им никогда не приходилось оказываться в невесомости. Ведь выполняя разворот, корабль находится в свободном падении.

— В шка… шкафчике…, - выдохнула она. — Пузырек. Закреплен на стенке. Там таблетки…

Этот пузырек в шкафчике я заприметил еще раньше, но тогда решил, что он был оставлен там исключительно ради душевного спокойствия особо слабонервных пассажиров. Отвинтив крышку, я вытряхнул на ладонь две крошечные таблетки. Анна тут же схватила их и поспешно сунула в рот. Но стошнило ее прежде, чем она успела даже попытаться проглотить лекарство. Тогда я дал ей еще две пилюли.

На этот раз ей удалось сглотнуть их и удержать внутри. Постепенно пугающая бледность исчезла с ее лица и она сказала:

— Я очень извиняюсь.

Я хмыкнул.

— На этом маршруте, имея постоянное ускорение, мы никогда не сталкиваемся с невесомостью, — продолжала оправдываться она. — Ну, почти никогда. Такое бывает лишь при развороте или если становится известно, что по той или иной причине придется отключить двигатель.

— Я тебе верю. А теперь одевайся и пойдем поглядим, что в чем там дело.

Анна оделась быстрее, чем я. Дожидаясь меня, она изо всех сил старалась ликвидировать последствия своего конфуза при помощи мягкого полотенца. И я с удовлетворением констатировал, что ей это неплохо удавалось. Сам я первый и последний раз занимался тем же самым еще в бытность свою новичком-курсантом, когда мне впервые довелось отправиться в космическую экспедицию.

— А что теперь? — спросила она, после того, как я застегнул брюки.

— Тебе лучше остаться здесь, — ответил я.

— Но ведь это мой корабль! — возмутилась она.

— Ладно. Тогда идем. Но первым все равно пойду я.

Я думал о том, что у нее совершенно нет опыта работы в невесомости, и что от нее все равно не будет никакого проку. Однако оставить ее одну в погруженной во мрак каюте я тоже не мог. И к тому же, расположение отсеков корабля она знает гораздо лучше, чем я.

Оттолкнувшись от стены каюты, я подплыл к двери. Ухватившись правой рукой за спинку одной из кроватей, я получил достаточную опору, чтобы суметь левой рукой распахнуть дверь. Площадка вокруг центральной шахты была огорожена перилами, так что мне не составило большого труда добраться до следующей двери, где я и задержался у самого края шахты, дожидаясь Анну, следовавшую за мной с фонариком в руке.

Перед тем, как перебраться в шахту, я забрал у нее фонарь и сунул его себе за пояс. С винтовой лестницей я связываться не стал; на мой взгляд, более коварного препятствия для человека, находящегося в состоянии невесомости, нельзя и придумать. Так что я перескочил на центральную колонну, представлявшую собой тонкий металлический стержень, и уже по ней начал пробираться вперед. У себя за спиной я слышал прерывистое дыхание Анны и знал, что она тоже не отстает от меня.

Мы миновали уровень, на котором располагался салон и кают-компания, затем уровень, где находились каюты экипажа, и вскоре добрались до самого конца колонны. Дальнейший путь преграждала закрытая наглухо герметичная дверь. За ней находился отсек управления корабля. Стрелка барометра, табло которого светилось в темноте металлическим блеском, остановилась на нулевой отметке.

— Кто должен находиться в это время в отсеке управления? — спросил я.

— Айвор, — в замешательстве ответила Анна. — Это было его дежурство. И капитан, наверное.

— Удар пришелся сюда, — объявил я. — Но ведь есть еще и остальные механик и помощник, свободный от вахты.

— Они должны быть где-то здесь, — прошептала она.

— Это я и сам знаю, — рявкнул я в ответ. — Весь вопрос в том, где они шляются. Проклятая аварийка трезвонила так, что слышно было, наверное, даже на Окраинах! Должно быть, с ними что-то случилось.

Так оно и вышло.

Повернув обратно, мы возвратились на уровень, где находились каюты экипажа, и обнаружили, что обе двери, выходившие на площадку центральной шахты были плотно закрыты и надежно загерметизированы. Мы разыскали табло барометра, и если верить ему — чего нам ужасно не хотелось, ни игнорировать тот факт, что стрелка замерла на зловещей критической отметке, было тоже невозможно — в каютах экипажа царил глубокий вакуум.

— Кто должен быть в машинном отделении? — спросил я.

— Второй помощник.

— Так какого же черта он там делает? Пойдем!

Я снова ухватился за центральную колонну и поспешно поплыл вперед, минуя по пути различные ярусы корабля. Дверь в машинное отделение, находящаяся в самом конце колонны, оказалась герметически закрыта, и я взревел от досады. Но посветив фонариком на табло барометра, я почувствовал себя несколько лучше. Давление в помещении за дверью было нормальным. На всякий случай я постучал пальцем по толстому стеклу циферблата, но стрелка не тронулась с места.

— Ее можно открыть вручную, — сказала Анна.

— Хорошо. Сейчас покажешь, где это.

И она показала.

Щиток ручного открытия дверей оказался совсем не таким, с какими мне обычно приходилось иметь дело, и к тому же и сам механизм действовал с убийственной неповоротливостью. Но в конце концов дверь поддалась, и я луч фонаря скользнул в царящую за ней черноту, освещая металлические части механизмов, стеклянные циферблаты индикаторов и блестящие капли некой жидкости, медленно кружащиеся вокруг парящего по воздуху субъекта в белом комбинезоне.

— Еще один! — воскликнул я, будучи не в силах сдержать охватившего меня возмущения. — Неужели среди вас нет никого, кто мог бы спокойно перенести невесомость, не похвалившись при этом харчами?

— Никки! — окликнула Анна. — Никки!

В ответ раздался сдавленный стон.

Я тоже застонал, заставляя себя переступить порог машинного отделения. Я вытащил механика из облака его же блевотины и встряхнул его. Он пытался отбиваться, и тогда я отвесил ему оплеуху.

— Не надо. Не бейте меня! — прохрипел он.

— Я тебя еще не так отделаю, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки. Где включается свет?

Он взмахнул безвольной рукой.

— Там есть щиток…

Я отцепился от него, ухватился за опору и направился к щитку, за которым скрывалась электрическая панель. Рядом с одной из кнопок была прикреплена табличка: АВАРИЙНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ. Я нажал ее. Зажегся свет. Я огляделся по сторонам, не обращая внимания ни на механика, ни на Анну. Заметил на стене аппарат внутренней связи. Позвонил в главный отсек управления. Ответа не последовало — но я и не ожидал, что на том конце провода снимут трубку. Затем я попытался связаться с командиром корабля, его старшим помощником, главным механиком. Безрезультатно. Я положил трубку на рычаг.

Я обернулся и увидел, как Анна тем временем достает что-то из аптечки и передает механику. Что это могло быть такое, мне было ясно и без дополнительных пояснений. Я ждал, когда лекарство возымеет действие, проявляя при этом все признаки крайнего нетерпения. Между делом я достал сигарету, слегка помял ее в пальцах и сунул фильтр в рот, прекрасно понимая, что курение вызовет преступную растрату кислорода — ведь нам все еще только предстояло выяснить подлинные масштабы и последствия аварии однако, решил, что в данных условиях это будет вполне оправдано.

— Почему не работает двигатель? — спросил я.

— Я… я не знал, в чем дело. И подумал, что так будет безопасней. И с готовностью добавил: — Сейчас снова запущу. Я мигом.

— Ни в коем случае. Не раньше, чем выясним, где мы находимся и вообще, что с тут происходит. Нужно узнать, что случилось. — Я затянулся сигаретой и выпустил изо рта тоненькую струйку табачного дыма. — А почему вырубилось освещение?

— Я не знаю. Наверное, полетели предохранители. А потом заклинило клапана.

— А клапана-то тут при чем?

— Они отводят избыточное тепло от двигателя.

— Ну что за дурацкий корабль! — выругался я. — А почему ваша дверь оказалась загерметизирована?

— Послушайте, мистер! — не выдержал он. — Вы не имеете права устраивать мне допрос. Вы всего лишь пассажир.

— Но при этом у меня на руках имеется Межзвездное квалификационное свидетельство профессионального астронавта, — ответил я, — в соответствии с законами галактики дающее мне право принять на себя командование этим судном в случае гибели или неспособности экипажа исполнять свои должностные обязанности, вне зависимости от моего статуса или отсутствия такового.

— В случае гибели экипажа? — пробормотал он. — Неужели и капитан… и старпом… и все они…?

— А ты как думал? Что, по-твоему, творилось здесь, пока ты барахтался в своей блевотине? Поврежден нос судна, отсек управления и каюты экипажа. И первым делом я собираюсь выяснить, что же такое там произошло. Надеюсь, на борту этой скорлупки найдется хотя бы пара исправных скафандров?

— Они в этом шкафу, — сказала Анна, доставая скафандр. — Вот.

Я оглядел находку и выругался.

— Ты только взгляни на датчик воздуха! Доставай второй, может быть хоть он окажется в порядке. А если и в нем воздуха осталось только на пять минут, то я вообще никуда не полезу!

— Там люди умирают, а ты…! — гневно воскликнула она.

— Если там и были люди, то они уже мертвы, — грубо оборвал ее я. Мертвы. Ты когда-нибудь видела, что делает с человеком вакуум? А я видел. Мне очень жаль, но им мы уже ничем не поможем, и только лишь навредим себе, если станем лезть напролом, без должной подготовки. Нам бы теперь самим уцелеть и, если повезет, постараться спасти корабль. Ни о чем большем мечтать просто не приходится.

— Вот второй скафандр, — сказала Анна.

— Ну, этот чуть получше, — одобрил я. — А теперь вопрос к тебе, Ник или как там еще тебя величают? — у тебя есть план этого судна? Так, чтобы на нем были бы обозначены все шлюзовые двери и переборки?

— Что ты собираешься делать? — спросила Анна.

— Вот как раз это-то я и пытаюсь выяснить, — ответил я.