Вначале я изучил план корабля, чтобы разобраться, с чего начать. Тут была одна загвоздка: на «Лунной девушке» не имелось внутренних воздушных шлюзов. Хотя, нет, одним она все же располагала, но только одним — и очень большим. Это была стволовая шахта.

— Вот что я собираюсь делать, — сказал я инженеру. — Надену скафандр и пойду вперед. А ты закроешь герметичный люк, а потом, когда я подам сигнал, откроешь правый клапан и выпустишь воздух из шахты.

— Мы же потеряем кучу кислорода, — возразил он.

— Нас осталось только трое, так что воздуха, имеющегося здесь, должно хватить, — сообщил я ему.

— А как ты собираешься подать сигнал? — поинтересовалась Анна.

— Надень второй скафандр, но оставь лицо открытым, — велел я ей. — Я свяжусь с тобой по рации.

— А если рация откажет, когда ты будешь снаружи? Как я пойму, когда снова загерметизировать шахту, если ты соберешься возвращаться?

— Ты скоро станешь настоящим космонавтом, — пообещал я ей. — Всегда помни о законе Мерфи и ищи способы справиться с возможными проблемами. Ну ладно, если рация неисправна, то я, собравшись вернуться, трижды постучу в дверь.

Я забрался в скафандр с полными баллонами кислорода и с неудовольствием опустил обзорное стекло. В первый раз сегодня надел скафандр за время, прошедшее с момента последней аварии на «Молнии» — как давно это было? Хронологически — не так уж давно, но с тех пор столько всего произошло… Одна Илона чего стоит.

И что это я, в конце концов, постоянно ее вспоминаю?

— Проверка, — сказал я. — Раз-раз… Лопух, ответьте Первому, прием!

— Слышу тебя хорошо и громко, — раздался слабый голос в наушниках.

— Отлично. Скажи своему дружку, что я иду.

— Он не дружок мне! — возмущенный голос Анны.

— Тем не менее, передай ему.

— Хорошо, — и затем, после паузы: — Береги себя, Джонни.

Я ступил на трап, ведущий к выходу. Магнитные подошвы скафандра давали иллюзию гравитации. Я стал взбираться по трапу, и иллюзия исчезла. В условиях невесомости это делать почти невозможно. Я протиснулся через отверстие, дотянулся до выступа на центральной колонне и ухватился за нее, продвигаясь к люку.

— Анна, закрыть герметичный люк, — сказал я. — Открыть клапан.

— Закрыть герметичный люк, открыть клапан, — повторила она.

Глядя вниз, я наблюдал, как задвигаются двери машинного отсека. Затем перенес внимание на измеритель внешнего давления, укрепленный на рукаве скафандра, и увидел, что столбик задрожал и начал падать.

— Шлюзование началось, — отрапортовал я и затем, через некоторый отрезок времени, показавшийся очень длинным: — Шлюзование закончено.

Перехватывая руками выступы на стволе центрального подъемника, я продвигался дальше. Проходя разные уровни, оглядывался по сторонам и замечал, что все двери закрыты. Так что выйдет не слишком много воздуха. «И все-таки, — спрашивал я себя, — что же случилось?» Наконец, я достиг перемычки между окончанием шахты и рубкой управления. Однако мне понадобилось время, чтобы открыть дверь: работать в тяжелых перчатках не так-то просто.

Когда я, наконец, попал в рубку, меня ослепил свет. Почти прямо впереди находилась огромная сфера, излучавшая нестерпимо яркий свет, прорезавший тьму. Почти прямо впереди… Что ж, все к лучшему. У меня есть время для работы, время привести все в некое подобие порядка, если получится. А если нет? Тогда мы пролетим вокруг Луны и вернемся к Каринтии, и хорошо бы операторы радаров в Порт-Пльзене поняли, что с нами не все слава Богу и выслали помощь, пока есть кому помогать…

Почти прямо впереди…

«Вы уже давным-давно не кадет-первогодок, Петерсен, — сказал я себе. — И вы давно уже должны были научиться понимать, что же произошло с космическим кораблем по последствиям этого происшествия».

— Джонни… — прервал мои размышления голос Анны.

— На связи, — коротко ответил я. — Пытаюсь разобраться, что случилось.

— Айвор, — прошептала она, — и капитан — они…

— Да, — жестко сказал я. — Не время мешкать. Все экраны оказались разбиты, а металлические детали пультов искорежены.

Но тел не было. И никаких осколков метеоритов. Когда воздух покинул отсек управления одним мощным рывком, он унес с собой все, что не было закреплено. Метеорит пробил только одно отверстие, в других местах обшивка осталась целой… (Я пропустил мимо ушей заявление Анны о якобы не встречающихся в системе Каринтии метеоритах.)

Был ли это метеорит или нет, но какие-то твердые обломки летали по рубке на очень больших скоростях, судя по причиненным повреждениям. Радар не работал, обзорные экраны разбиты вдребезги, пульт продырявлен в полудюжине мест. Я перешел к панелям управления перед креслами старшего офицера и капитана — они оказались повреждены ничуть не меньше. Вся система управления была мертва. В нынешнем положении корабля они могли бы подавать хоть какие-то признаки жизни — светиться, мигать: индикатор герметичности дверей, индикатор давления в отсеках, индикаторы реактивных двигателей…

— Джонни, — послышался голос Анны. — Ты живой?

— Да.

С отсутствующим взглядом я вытащил кусок серого металла из пробитого кресла. Он был перекручен и помят, пришлось потрудиться над выпрямлением. На нем были буквы: «…емник 4 модели».

Приемник?

Я приблизился к месту, где находилось радио; мои ноги скользили, прилипая к полу. Ну, конечно: там осталась только подставка со странной вмятиной и свисающими с нее клочьями серого металла. За ней в стене виднелась пробоина, через которую и вышел воздух из рубки.

Приемники не взрываются сами.

Но этот — взорвался.

— Джонни!

— Да все в порядке, — проворчал я. — В рубке управления полный кавардак. Выживших нет.

— А в жилом помещении?

— Пробоина. И тоже нет выживших.

— Откуда такая уверенность?

— Просто знаю.

Несчастные случаи необъяснимой природы нередки в космосе, вот только выжившие в них встречаются нечасто.

Я посмотрел через пробоину на белую сферу. Она увеличивалась. За несколько минут моего пребывания в отсеке она уже выросла. И продолжала расти. Я пытался вспомнить, что говорил мне капитан за обеденным столом о времени поворота. Сейчас мы должны приблизиться к точке поворота или уже пройти ее, однако ускорение прекратилось вскоре после несчастного случая. Несчастного случая? Я с сомнением посмотрел на останки передатчика.

Ладно, расследование обстоятельств катастрофы можно отложить на более удобное время. Сейчас нужно что-то делать, и поскорее. Но что? И как?

Я припомнил последние учения на армейских сборах офицеров резерва. Они велись в обстановке, приближенной к боевой, и целью было выживание. Требовалось посадить военный корабль, получивший повреждения от огня противника. Это было буквально пилотирование «на честном слове и на одном крыле». После пребывания в кресле пилота в тренировочном зале я чувствовал себя так, как будто действительно побывал в бою под ураганным огнем противника, и это ощущение прошло не скоро. Но тогда хотя бы были приборы …

Я дотянулся до кресла капитана и пристегнулся к нему. Нажал пальцем в перчатке на кнопку «Расширение зоны действия перископа». Звук металла отдавался в моих ушах. Экран перископа — он был поврежден, но не сильно, — внезапно заполнился звездами, а внизу появился темный шар.

Следовательно, не все еще пропало.

Я посмотрел на панель управления гироскопом. Она оказалась привычного для меня типа — прозрачная сфера, внутри которой плавала модель корабля, почти касающаяся разметок на сфере. И кнопки, удобные для управления в скафандре, но мне все равно не сразу удалось приспособиться. Я повернул модель на сто восемьдесят градусов, стал ждать. Ничего не случилось. Изображение Каринтии продолжало висеть на экране перископа.

— Анна, — позвал я.

— Да, Джонни.

— Уцепитесь там за что-нибудь. Я собираюсь включить ручное управление.

— Все в порядке, — отрапортовала она чуть позднее.

Я нажал другую кнопку. Ничего. Но мне следовало бы удивиться, если бы что-нибудь случилось. Неспособность корабля реагировать на сигналы с пульта управления подтверждалась видом погасших огней. Отлетевший осколок приемника мог повредить или полностью оторвать кусок кабеля питания. И единственный уцелевший подсоединялся к перископу.

«Так, — подумал я, — перископ — номер один. Акселерометр, номер два».

Я уставился на простой, механический прибор — стрелка, пружина, шкала. Ничего больше, но это лучше, чем ничего.

— Анна? — позвал я.

— Да? Я подумала, ты уже вышел, чтобы включить ручное управление. Мы ждем.

— Я и собираюсь, если твой дружок может на том конце выполнять мои приказы. Спроси его: сможет ли он управлять двигателями и гироскопом?

Долгая пауза, затем:

— Говорит, что сможет.

— Отлично.

Интересно, сколько воздуха осталось у меня в баллонах? Я поднял глаза, повернул шею и прочитал показания прибора внутри гермошлема. Не очень-то обнадеживающе. Поэтому я отстегнулся, приблизился к шкафу, где хранились три скафандра. Они были не повреждены, и в баллонах — достаточно воздуха. Я отцепил их от крючков, поднес к креслу главного офицера и бережно пристегнул. Затем снова устроился на капитанском месте.

— Привести в действие гироскоп, — скомандовал я.

— Привести в действие гироскоп, — и затем: — Гироскоп включен.

— Повернуть корабль направо вдоль короткой оси.

— Повернуть корабль направо вдоль короткой оси.

Я не ожидал услышать знакомый шум двигателей, но понял, что он зазвучал, ибо завибрировала поверхность прибора, и вибрация передалась моему скафандру. Огромный шар на экране перископа начал медленно перемещаться и затем исчез из виду, спрятавшись за металлическими рамками экрана. Я не отводил взгляда от экрана перископа. Прошло долгое время, и показалась первая полоса невыносимо яркого света. Я нажал кнопку контроля поляризации и с облегчением вздохнул: работает.

— Еще немножко… — говорил я. — Еще немножко… — и затем: — Так держать!

— Так держать!

Я настроил поляризатор.

— Анна, — сказал я. — Тут какой-то зеленый круг посреди белого. Может это быть Пльзен?

— Да. Сады вокруг построек.

— А космопорт?

— Прямо к северу от города. Линия красных сигнальных огней.

Я произвел дальнейшую настройку курса, так чтобы маленькие красные искорки оказались прямо в центре экрана.

— Включить гироскоп, — снова приказал я. — Направить нос корабля на порт… на порт… Так держать!

— Так держать.

Я увеличил изображение перископа и настроился на пятно меньших размеров. Включил координатную сетку и стал поворачивать шкалу до тех пор, пока оба пятна не встали на одну линию. Они постоянно удалялись друг от друга.

— Приготовить главный двигатель к пуску, — приказал я.

— Приготовить главный двигатель к пуску.

— Установить ускорение в одно «G».

— Установить ускорение в одно «G»… готово!

— Пуск!

Жаль, что нельзя контролировать громкость звука в наушниках скафандра. Оставалось лишь надеяться, что Анна не оглохнет от шума в машинном отделении настолько, что перестанет слышать мои приказы. Я оглянулся, чтобы посмотреть на маленькую стрелку акселерометра, и увидел ее ползущей к единице. Вновь вернулся к экрану: два объекта почти не отступали друг от друга.

— Глуши двигатель! — закричал я.

Я не слышал ответа Анны, но визг и грохот внезапно прекратились.

— Держать ручное управление, секундная готовность!

— Держать ручное управление, секундная готовность!

Теперь Пльзен был в центре экрана; другой объект удалялся от него. «Гравитация: 0, 3, — подумал я. — Ускорение: 0, 25? Видимо, из-за бокового дрейфа?»

Но перед тем как что-либо предпринимать, необходимо присоединить свежий баллон с кислородом. Это было сделано мною без малейших затруднений, хотя и случился момент паники, когда новый баллон вначале отказался подключаться. А потом — детская радость: выкинуть отслуживший баллон через пробоину в открытый космос.

И с не менее детским удивлением я подумал: «Зачем, спрашивается, было загромождать рубку управления таким обилием электроники?»