Горничная с лошадиным лицом и мягким взглядом провела меня в большую комнату на втором этаже, где с окон экстравагантными складками свисали шторы цвета слоновой кости, а пол покрывал белый ковер. Будуар кинозвезды, соблазнительный и чарующий, и неестественный, как деревянная нога. Пока что в нем не было никого. Дверь закрылась за мной тихо и мягко, как в больнице. Возле тахты стоял столик на колесиках, с серебряной оковкой. В чашке из-под кофе находился пепел от сигареты. Я сел.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец открылась дверь и появилась Вивиан. На ней был светло-серый утренний костюм, украшенный белым мехом. Она подошла ко мне длинными бесшумными шагами и присела на краешек тахты. В уголке ее рта торчала сигарета. Ногти на руках у Вивиан были покрашены в медно-красный цвет с белыми полумесяцами у основания.

– Итак вы все же грубый тип, – сказала она, спокойно глядя на меня. -Бесчувственный, необыкновенно грубый тип. Этой ночью вы убили человека. Не спрашивайте, откуда я это знаю. А теперь вы пришли сюда и напугали мою сестренку так, что с ней случился приступ.

Я молча смотрел на нее. Было заметно, что она забеспокоилась. Пересела с тахты в кресло и откинула голову на белую подушку, лежавшую на его спинке. Выпустила изо рта бледно-серый дымок и наблюдала за тем, как он поднимался к потолку, расплывался в размытые полоски, еще видимые некоторое время в воздухе и бледнеющие все больше, чтобы наконец исчезнуть совсем. Постепенно опустила глаза и бросила на меня холодный острый взгляд.

– Не понимаю я вас, – продолжала она. – Теперь я благодарна судьбе, что предыдущей ночью по крайней мере один из нас не потерял головы. Достаточно, что когда-то я вышла за контрабандиста спиртным... Может вы, ради бога, наконец скажете что-нибудь?

– Как она себя чувствует? – спросил я.

– Ах, думаю, уже хорошо. Сразу уснула. Что вы с ней сделали?

– Собственно, ничего. Я встретил ее в саду, выходя от вашего отца и подошел к ней, поскольку хотел вернуть то, что ей принадлежало. Маленький револьвер, который ей подарил когда-то Тэйлор Оуэн. Он был у нее с собой в тот вечер, когда застрелили Броуди, и как раз тогда я отобрал его у нее. Я не говорил об этом никому, так что вы можете об этом и не знать.

Большие черные стернвудовские глаза расширились и погасли. Теперь она в свою очередь смотрела на меня молча.

– Она была счастлива, что получила назад свой револьверчик. Умоляла меня, чтобы я научил ее стрелять. Хотела показать мне старые нефтяные скважины на склоне горы, принесшие вашей семье деньги. Мы поехали туда. Оказалось, что это заброшенное место с отвратительными тухлыми болотинами, полное ржавого лома и бездействующих насосов. Мне кажется вы там уже когда-то были. Это действительно жуткая местность.

– Да. Действительно. – Ее голос был теперь тихим, почти неслышным.

– Мы высадились из машины и я поставил банку, чтобы ей было во что стрелять. Тогда и произошло, нечто похожее на приступ эпилепсии.

– Да, – произнесла она тем же голосом. – С ней это иногда бывает. Это все, что вы хотели мне рассказать?

– Мне кажется, это вы все еще не хотите сказать мне, что такое знает о вас Эдди Маз.

– Абсолютно ничего. И я уже немного устала от постоянного повторения этого вопроса, – ответила она холодно.

– Вы знаете человека по имени Кэнино?

Она сдвинула красивые черные брови.

– Как будто слышала это имя.

– Наемник Эдди Марза. Говорят, большой негодяй. Я бы сказал – был. Если бы не помощь одной дамы, я находился бы сейчас там, где он – в морге. – Похоже что женщины... – она побледнела и замолчала. Затем просто закончила: – Нет, я не могу шутить на эту тему.

– Я не шучу. А если создается впечатление, что я в чем-то хитрю, то лишь потому, что все это очень запутано. Но и все взаимосвязано и соответствует одно другому – все. Гейгер и его маленькие хитренькие шантажики, Броуди и снимки, Эдди Марз и рулетка, Кэнино и женщина, с которой Расти не убежал. Все это связано между собой.

– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

– Могу вам это кратко изложить. Гейгер держал в кулаке вашу маленькую сестру, что, впрочем, было не так уж и трудно. Он получал от нее несколько долговых расписок, с помощью которых со своеобразной присущей ему элегантностью пытался шантажировать вашего отца. За Гейгером стоял Эдди Марз, для которого тот был чем-то вроде ширмы. Ваш отец, вместо того, чтобы заплатить, вызвал меня, из чего можно было легко сделать вывод, что он не боится. Эдди Марз просто хотел проверить это. У него есть какой-то крючок на вас и он хотел знать, можно ли использовать его и для генерала. Если бы это было так, он в короткое время мог бы сделать большие деньги. Если же нет, ему пришлось бы ждать, пока вы получите свою часть семейной удачи, а пока что удовлетвориться тем, что вы проигрываете в рулетку. Гейгера застрелил Тэйлор Оуэн, который любил вашу маленькую глупую сестру, и которому не нравилось то, как поступал с ней Гейгер. Естественно, это не имело для Эдди никакого значения. Он играл на большую ставку, намного большую, чем вообще кто-либо мог ожидать. Кто-либо, кроме вас, Эдди и профессионального убийцы по имени Кэнино. Ваш муж исчез. Эдди понимает, что кое-кому известно о взаимной его и Ригана неприязни. Вот потому он и спрятал свою жену в Реалито и послал Кэнино стеречь ее. Это выглядело так, будто она убежала с Расти Риганом. Он не забыл даже отвести машину Ригана в гараж того дома, где жила Мона. Конечно, все это звучит наивно, если считать это попыткой развеять подозрения в том, что Эдди Марз убил или же приказал убить вашего мужа. В действительности это не так наивно, как кажется. У Эдди был еще и другой мотив. Миллион долларов или что-то около этого. Он знал, где и почему исчез Риган, и не хотел, чтобы полиция тоже знала об этом. Он хотел подсунуть им наиболее правдоподобную причину его исчезновения, такую, которая удовлетворила бы их. Но, может, я вам надоел? – До крайности, – произнесла она безжизненным изнуренным голосом. – Боже, как вы меня утомили!

– Весьма сожалею. Но я трачу время не для того, чтобы показаться умным. Ваш отец пожертвовал мне сегодня тысячу долларов и поручил найти Ригана. Для меня это большая сумма, но я не могу этого сделать.

Она вдруг разомкнула губы, дыхание ее сделалось тяжелым и хриплым.

– Дайте мне сигарету, – глухо сказала она. – Почему не можете? – На шее у нее набухла и начала пульсировать жилка.

Я подал ей сигарету и зажег спичку. Она прикурила, глубоко затянулась, резко выпустила дым и забыла о сигарете. Она больше ни разу не взяла ее в рот.

– Что ж, поскольку разыскной отдел не может его найти... – сказал я. – Это в конце-концов не так просто. А что не могут они, вряд ли смогу я.

– Ага, – я почувствовал облегчение в ее голосе.

– Люди из отдела думают, что Риган исчез нарочно и, как об этом и говорят, замел за собой следы. Они не верят в то, что Эдди Марз ликвидировал его.

– А кто говорит, что его кто-то ликвидировал?

– Сейчас мы дойдем до этого.

На мгновение ее лицо как бы расклеилось и стало смесью бесформенных и несуразных черт. Но только на мгновение. В ее жилах текла кровь Стернвудов, и ее хватало не только на то, чтобы оправдать черные горячие глаза и сумасбродные поступки.

Я встал, взял из ее пальцев тлеющую сигарету и раздавил окурок в пепельнице. Потом вынул из кармана маленький револьвер Кармен и осторожно, с преувеличенной заботливостью, положил его на облаченное в жемчужно-серый шелк колено. Уравновесил его, отступил назад, и, склонив голову набок, посмотрел на него, как оформитель витрин, который решает, каким образом лучше завязать шарфик на шее манекена.

Затем снова сел. Она не шевельнулась. Ее взгляд медленно, миллиметр за миллиметром опускался вниз, пока не остановился на револьвере.

– Он разряжен, – сказал я. – Она выстрелила все пять патронов. В меня.

Жилка на ее шее быстро забилась. Вивиан хотела что-то сказать, но не издала ни звука, лишь сглотнула слюну.

– И это с расстояния полутора-двух метров, – продолжал я. – Милое маленькое создание, эта ваша сестра, а? Увы, я зарядил револьвер холостыми патронами, – ехидно улыбнулся я. – Так как знал, что она сделает, если ей представится случай.

Голос у нее был глухой, исходящий, казалось из самых глубин ее естества.

– Вы страшный человек, – прошептала она. – Страшный.

– Угм. Вы ее старшая сестра. Что вы собираетесь предпринять?

– Вы не сможете все это доказать.

– Чего не смогу доказать?

– Что она в вас стреляла. Вы сказали, что были там одни...

Возле скважины. Вы не сможете доказать ни слова из того, что рассказали.

– Разумеется, – усмехнулся я. – Не буду даже и пытаться. Я думаю лишь о том, что в предыдущий раз патроны в маленьком револьвере были не холостые.

Ее глаза казались озерками темноты. Более черными, чем сама чернота. – Я думаю про тот день, когда исчез Риган. Дело было под вечер.

Кармен поехала с ним туда, к старым нефтяным скважинам, чтобы учиться стрелять. Он поставил ей старую банку и сказал, что надо целиться в нее. Но она целилась не в банку. Она направила оружие в него и застрелила его так же, как сегодня хотела застрелить меня, и по той же причине.

Вивиан шевельнулась, револьвер соскользнул с ее колена. Голос ее перешел в едва слышимый шепот.

– Кармен!.. Боже мой, Кармен!.. Почему?

– Я в самом деле должен сказать вам, почему она в меня стреляла?

– Да... – Взгляд ее был по-прежнему жутким. – Я... Боюсь, что должны. – Позавчера, придя домой, я нашел ее в своей комнате. Она обманула администратора, сказав ему, что я велел ей подождать. Она лежала в моей кровати. Голая. Я выгнал ее. Догадываюсь, что Риган тоже когда-то сделал это. А с Кармен нельзя себе это позволить.

Вивиан пыталась облизнуть губы. Какое-то мгновение она была похожа на перепуганного ребенка. Рука ее медленно поднималась вверх, как протез, пальцы крепко сжали меховую оторочку воротника. Она теснее стянула его на шее и сидела так, глядя на меня в упор.

– Деньги, – прохрипела она. – Вам, наверное, нужны деньги.

– Во сколько вы это оцениваете? – иронически спросил я.

– Пятнадцать тысяч.

Я кивнул.

– Приличные денежки. Это был бы один из самых больших моих гонораров до сего времени. Столько было в кармане у Расти, когда его застрелили. Но Эдди надеется однажды получить несколько больше, верно?

– Ты сукин сын, – прохрипела она.

– Угм. Я прожженный тип без всяких угрызений совести и проявляю такую жадность к деньгам, что за двадцать пять долларов в день и текущие расходы – на бензин и виски, распутываю то, что возможно распутать. Рискую всем своим прошлым, вызываю ненависть к себе полиции и Эдди Марза с его гориллами, уклоняюсь от пуль и говорю: «Большое спасибо, если у вас еще когда-нибудь будут неприятности, надеюсь, вы обо мне не забудете» – и на всякий случай просто оставляю свою визитку. И все это за двадцать пять долларов в день... И, может, затем, чтобы оградить гордого калеку-старика от мысли, что в жилах его детей течет отравленная кровь, чтобы он думал, что две его девочки, может, немного и диковатые, но не извращенные и не убийцы. Именно поэтому я сукин сын. Ладно. Это меня не трогает, я получал и худшие характеристики от людей разного рода, не исключая вашу младшую сестричку. Она, кстати, обозвала меня гораздо хуже, когда я выкидывал ее из постели... Я получил от вашего отца пятьсот долларов, которые не просил, но которые он считал необходимым выплатить мне. Мог бы получить еще тысячу за отыскание Расти Ригана. А теперь вы жертвуете мне пятнадцать тысяч. Это моя удача! За пятнадцать тысяч я могу купить дом, машину и четыре новых костюма. Могу даже поехать в отпуск. Все это прекрасно. А за что, собственно, вы хотите платить? За то, что я сукин сын или за то, чтобы я стал джентльменом, вроде того блондина, например, который лежал пьяный в машине в Лас-Олиндас?

Она стояла неподвижно, как изваяние.

– Хорошо, – с усилием произнес я. – Вы можете ее куда-нибудь увезти? Куда-нибудь подальше отсюда, где умеют обращаться с людьми ее типа? И держать подальше от нее револьверы, ножи и оглупляющие коктейли? Черт побери, может, ее даже удастся вылечить... В конце-концов это возможно. Вивиан подошла к окну. Она казалась совершенно обессилевшей.

– Он лежит там, в нефтяной скважине, – сказала она. – Это страшно. Я сделала это. Сделала все так, как вы сказали. Я пошла к Эдди Марзу. Кармен пришла ко мне, и как ребенок все рассказала. Она ненормальная. Я знала, что полиция вытянет из нее все. Знала также, что если отец об этом узнает, то сразу же вызовет полицию. Знала также и то, что однажды ночью он умрет... Дело не в физической смерти, дело в том, что он будет перед этим думать... Расти был неплохой человек. Я не любила его, но он был порядочный и добрый. Так мне, по крайней мере, кажется. По сравнению с моим отцом он не представлял для меня никакой ценности, живой или мертвый. – И поэтому вы оставили ее на свободе, дабы она могла совершать новые преступления?

– Я тянула время. Просто тянула время. Я выбрала плохой путь, это правда. Мне казалось, что она сама забудет об этом. Я слышала, что так бывает. Я знала, что Эдди Марз попортит мне порядочно крови, но это не имело значения. Мне была нужна помощь, и я могла ожидать ее только от кого-нибудь такого, как он... Иногда все это казалось мне лишь плохим сном. А иногда мне необходимо было напиться...

Безразлично в какое время дня. И напиться, черт возьми, как можно быстрее.

– Вы увезете ее отсюда и как можно быстрее, – сказал я.

Вивиан повернулась ко мне спиной и мягко сказала:

– А вы? Что будет с вами?

– Ничего. Я ухожу. Даю вам три дня. Если в течение трех дней вы отвезете ее туда, куда следует, все будет в порядке. Если нет – шило в мешке не утаишь. И не рассчитывайте на то, что я не сообщу полиции.

Она резко повернулась ко мне.

– Не знаю, что вам сказать... Не знаю, как начать...

– Заберите ее отсюда и проследите, чтобы она ни на минуту не оставалась без присмотра. Даете мне слово?

– Слово чести. А Эдди?..

– Забудьте об Эдди. Я позабочусь о нем. Как только немного отдохну.

– Он захочет убить вас.

– Лучшего коня в его конюшне уже нет, – заметил я. – Других я не боюсь. Норрис знает?

– Он никогда ничего не говорил.

– Мне кажется, он был в курсе всех дел.

Я отвернулся от нее, подошел к двери, отворил ее и вышел в коридор. По лестнице спустился в холл. Никто не видел, как я выходил и на этот раз никто не подал мне шляпу. Освещенный сад казался мне местом охоты; я чувствовал себя так, будто из-за кустов за мной следили маленькие дикие глаза, даже солнце светило как-то странно и загадочно. Я сел в машину и уехал.

Какое имеет значение, где человек лежит после смерти? На дне грязной нефтяной скважины или в мраморной башне на вершине высокой горы? Умершие спят глубоким сном, не тревожась о таких мелочах. Что нефть и вода, что ветер и воздух – все равно. Сон очень глубок, а тот кто спит не переживает из-за того, как он умер или где его положили в могилу. Я ощущал себя частью всей этой грязи, которая окружала меня. Я был ее частью гораздо более, чем Расти Риган в своей жуткой болотистой могиле. Однако я избавил от этого старого человека, который мог теперь уже спокойно лежать на своем ложе, сложив бескровные руки на одеяле и ожидая. Его сердце стучит слабо, неуверенно. Мысли его серые, как сигаретный пепел. И вскоре он тоже, как и Расти Риган, уснет тем же глубоким сном.

По дороге в город я остановился возле бара и выпил две порции двойного шотландского. Но это мне ничуть не помогло. Единственным результатом было то, что я начал думать о «Серебряной головушке», которую уже никогда не увижу.