Задание было несложным. «Супер Чиф», как всегда, пришел по расписанию, а мой объект бросался в глаза, как кенгуру во фраке. В руках у нее была только книжка в бумажном переплете, которую она выбросила в первую же попавшуюся урну. Она присела на скамью и опустила глаза. Ее лицо было усталым и несчастным. Она поднялась и подошла к газетному киоску, посмотрела на большие стенные часы и вошла в телефонную кабину. Поговорила с кем-то, бросив несколько монет в прорезь.

Повесив трубку, женщина подошла к газетному киоску, выбрала журнал «Нью-йоркер», посмотрела на свои часики и уселась читать.

На ней был дорогой костюм цвета полуночного неба и белая блузка. Костюм украшала большая брошь с голубым сапфиром – видимо, под цвет серьгам, которых мне не было видно. Волосы с темно-рыжим отливом. Она была похожа на свою фотографию, но оказалась выше, чем я ожидал. На ней были перчатки и темно-синяя шляпка с вуалью.

Женщина прошла сквозь арочный проем на стоянку такси. Потом она вернулась в зал ожидания, окинула взором аптеку и газетный киоск, справочное бюро, пассажиров на чистых сосновых скамейках. Несколько касс было открыто, но ее они не интересовали. Она снова присела на скамью, подняла глаза к большим вокзальным часам. Отогнула отворот перчатки и подвела часики, маленькую платиновую безделушку. Я мысленно сравнивал ее с мисс Вермильи.

Она не выглядела недотрогой или синим чулком, но рядом с ней эта Вермильи казалась обычной шлюшкой.

И на этот раз женщина долго не просидела. Она поднялась, вышла на перрон, вернулась, зашла в аптеку, задержалась у книжного ларька. Я понял, что она была здесь проездом, и никто не встречал ее.

Женщина вошла в кафе. Она села за столик, покрытый синтетической скатертью, пробежала меню, затем стала читать журнал. Появилась официантка с неизбежным стаканом воды со льдом. Дама сделала заказ. Официантка ушла, дама продолжала читать журнал. Было около четверти десятого утра.

Я вышел сквозь арку на стоянку такси, где поджидал носильщик.

– Обслуживаешь «Супер Чиф»? – спросил я его.

– И этот тоже.

Он глянул без особого интереса на доллар, который я крутил в руке.

– Я встречаю транзитного пассажира из вагона Вашингтон – Сан-Диего.

Может, он уже сошел?

– В смысле совсем, с багажом?

Я кивнул.

Он призадумался, изучая меня:

– Только один пассажир и сошел, – сказал он наконец. – Как выглядит ваш друг?

Я описал Марлона Брандо. Носильщик покачал головой.

– Ничем не могу помочь, мистер. Который сошел – совсем не похож. Ваш друг, наверное, остался в беспересадочном вагоне – они же не обязаны выходить. Вагон прицепят к скорому семьдесят четвертому. Отходит в одиннадцать тридцать по расписанию. Состав еще не готов.

– Спасибо, – сказал я и дал ему доллар. Багаж дамы оставался в вагоне, что и требовалось установить.

Я вернулся к дверям кафе, стеклянные стены которого позволяли беспрепятственно рассматривать сидящих. Дама читала журнал, попивая кофе с кренделем. Я зашел в телефонную кабинку, позвонил знакомому хозяину гаража и попросил его забрать мою машину, если я не позвоню до полудня. Он уже привык к этому, и у него был запасной ключ.

Я вышел к машине, вынул из багажника саквояж и отнес его в автоматическую камеру хранения. В огромном зале ожидания я купил билет до Сан-Диего и потащился обратно к дверям кафе.

Дама сидела за тем же столиком, но уже не одна. Напротив нее уселся какой-то хлыщ и ухмыляясь, болтал о чем-то. Было видно за версту, что она с ним знакома и сожалеет об этом. Калифорния так и перла из него – от бордовых штиблет до желто-коричневой ковбойки, без галстука, под кремовым спортивным пиджаком. Он был шести футов роста, худощавый, с самодовольным лицом и избытком зубов. В руке он вертел полоску бумаги. Желтый платок в нагрудном кармашке его пиджака торчал наружу, как букетик нарциссов. Даме он на дух был не нужен – это было ясно как день.

Хмырь продолжал болтать и размахивать бумажкой.

Наконец он пожал плечами и поднялся. Он протянул руку и погладил ее по щеке. Она отшатнулась. Тогда он расправил бумажку и осторожно положил перед ней. Он ждал, ехидно улыбаясь.

Медленно, очень медленно ее глаза опустились на бумагу и застыли. Рука потянулась за ней, но его реакция была быстрее. Хмырь спрятал бумажку в карман, по-прежнему ухмыляясь. Он вынул блокнот, написал что-то, вырвал листок и положил перед ней. Это – пожалуйста.

Дама прочитала и спрятала листок в сумочку. Наконец она улыбнулась ему.

Для этого понадобилось немалое усилие. Он потрепал ее по руке и ушел.

Хмырь позвал носильщика и пошел с ним к автоматической камере хранения.

Оттуда выплыли легкий светлый чемодан и саквояж. Носильщик вынес их на стоянку и погрузил в багажник длинного двухцветного «бьюик-роудмастера».

Носильщик получил на чай и ушел.

Хмырь в спортивном пиджаке сел за руль и дал задний ход, приостановился, чтоб прикурить и нацепить солнечные очки, врубил полный газ и исчез. Я записал номер автомобиля и двинул обратно на вокзал.

Следующий час тянулся так медленно, что, казалось, он длился часа три.

Женщина вышла из кафе и сидела с раскрытым журналом в руках в зале ожидания.

Сосредоточиться ей не удавалось. Она то и дело возвращалась к предыдущей странице, а то и вовсе не читала, просто смотрела в никуда. Я следил за ней из-за газеты и строил разные гипотезы, просто чтоб убить время.

Хмырь, судя по чемоданам, приехал сюда на поезде. Возможно, на том же поезде, что и она. Возможно, именно он сошел с беспересадочного вашингтонского вагона. Она показала достаточно ясно, что он ей на дух не нужен, а он – что это поправимо, и если она глянет на его бумагу, то живо передумает. Фокус удался. Почему он не провернул это дело в поезде? Ясно, что у него не было с собой этой бумажки.

Женщина резко встала, пошла к газетному киоску и вернулась с пачкой сигарет в руках. Она надорвала пачку и прикурила сигарету, делала она это неловко, явно с непривычки, и при этом весь ее облик менялся на глазах, становясь каким-то нарочито вульгарным. Я глянул на стенные часы. Десять сорок семь. Я вернулся к своим гипотезам.

Бумажка эта выглядела как вырезка из газеты. Она пыталась выхватить ее, он не дал. Затем он написал несколько слов на листке блокнота, она прочла и улыбнулась ему. Заключение: хмырь запасся на нее матерьяльчиком и ей приходилось плясать под его дуду и делать вид, что это ей нравится.

Следующий пункт: он уходил с вокзала, может, за машиной, может, за вырезкой. Значит, он не боялся, что она навострит лыжи. Видимо, сначала он приоткрыл не все карты, но какой-то козырь все же показал. Может, он и сам не был уверен. Решил проверить. Но сейчас, выложив козыри, он смело укатил на своем «бьюике». Значит, он уже не боялся потерять ее из виду. Он держал ее на крепком невидимом поводке.

В одиннадцать десять громкоговоритель объявил посадку на скорый поезд 174, отправляющийся в Сан-Диего с остановками в Санта-Ане, Оушнсайде и Дель-Маре.

Толпа пассажиров хлынула на перрон и женщина с ними. Другая толпа уже протискивалась сквозь турникеты. Я проводил женщину глазами и вернулся к телефонной кабине, бросил монету и набрал рабочий номер Клайда Амни.

Мисс Вермильи сразу откликнулась, назвав номер своего телефона вместо названия фирмы.

– Говорит Марлоу. Мистер Амни у себя? Она сухо ответила:

– К сожалению, мистер Амни в суде. Передать ему что-нибудь?

– Установил наблюдение, выезжаю поездом в Сан-Диего или в один из городков по пути. Еще не знаю, в какой именно.

– Благодарю вас. Что-нибудь еще?

– Угу. Солнышко сияет, а наша новая знакомая и не подозревает, что за ней следят. Она позавтракала в кафе со стеклянными стенками. Сидела в зале ожидания с сотней пассажиров, а могла бы оставаться в вагоне, вдали от нескромных взглядов.

– Спасибо, я записала ваше сообщение и передам его мистеру Амни как можно скорее. Итак, вы не пришли к однозначному заключению?

– Однозначное заключение? Вы от меня что-то скрываете.

Ее голос резке изменился. Видимо, кто-то вышел из конторы.

– Слушай, парень. Тебя наняли следить – так следи как следует. Помни – Клайд Амни заказывает музыку в этом городе.

– Кому нужна его музыка, красавица? Я обхожусь пластинками. Я бы и сам ему сыграл, если б меня поощряли.

– Тебе заплатят, шпик, если выполнишь задание. Не иначе. Усек?

– Спасибо тебе на добром слове, радость моя. Всего.

– Постой, Марлоу, – сказала она напряженным голосом, – я не хотела тебе хамить. Это дело очень важно для Клайда Амни. Если оно сорвется, он подведет важных людей. Я просто нервничаю.

– Мне это пришлось по душе, Вермильи. Прямо чудеса сотворила с моим подсознанием. Позвоню, когда представится случай.

Я повесил трубку, прошел сквозь турникет на перрон и сел в вагон, где уже стояла густая завеса табачного дыма, нежно ласкающего горло и никогда не губящего более одного легкого сразу. Я разжег трубку и внес свою лепту в общее дело.

Поезд отошел от платформы и пополз мимо бесконечных депо и складов Восточного Лос-Анджелеса, набрал скорость и остановился в Санта-Ане. Среди сошедших дамы не было. То же повторилось в Оушнсайде и Дель-Маре. В Сан-Диего я живо выскочил из поезда, взял такси и прождал битых восемь минут у старого здания вокзала в испанском стиле. Наконец появились носильщики с чемоданами и с ними – моя дама.

Она села в такси, которое взяло курс на север. Мое такси последовало за ним. Было не так легко убедить таксиста сесть ему на хвост.

– Это вы шпионских книжек начитались, мистер. У нас в Сан-Диего такого не бывает.

Я сунул ему пятерку и фотокопию своего удостоверения частного детектива. Он осмотрел обе бумажки и смерил взглядом шоссе.

– Ладно, но я сообщу об этом диспетчеру, – сказал он, – а он, может, сообщит в полицию. Такой у нас порядок, парень.

– Мне бы жить в этом городе, – сказал я, – но им удалось оторваться. Он свернул во вторую улицу влево. Шофер вернул мне корочки.

– Уши им оторвать удалось, а не оторваться. Для чего, ты думаешь, изобрели радиотелефон? – Он взял микрофон и что-то проговорил.

Он свернул налево, по Аш-стрит на 101-е шоссе, влился в поток машин и пошел на север, выжимая от силы 60 миль в час.

Я уставился ему в затылок.

– Волноваться вам не придется, – кивнул мне шофер через плечо. – Пятерка была сверх счетчика, а?

– Точно. Почему мне не придется волноваться?

– Они едут в Эсмеральду, это в пятнадцати милях на север, на берегу океана. Место назначения, если оно не изменится по пути – а тогда мне сообщат, – мотель под названием «Ранчо Дескансадо». Это по-испански значит «успокойся», «отдохни».

– Черт, для этого и такси не нужно, – сказал я.

– За услуги платят, мистер. Иначе нам в лавочке нечем будет рассчитываться.

– Мексиканец сам будешь?

– Мы себя так не называем, мистер. Мы себя называем испано-американцами. Родились и выросли в США. Многие и по-испански уже путем не говорят.

– Es gran lastima, – сказал я, – una lengua muchisima hermosa.

Он обернулся и ухмыльнулся:

– Tiene Vd. razon, amigo. Estoy muy bien de acuerdo (Исковерканный испанский; что-то вроде: Очень большая сожаления, язык такая красивая. – Вы правы, друг. Я очень хорошо согласен.).

Мы доехали до Торранс-Бич, миновали его и повернули к мысу. Время от времени таксист говорил по радиотелефону.

Он повернулся, чтобы сказать мне:

– Хотите, чтобы нас не засекли?

– А тот таксист? Он не расскажет, что за ней следят?

– Он и сам этого не знает. Потому я и спрашиваю. Обгони его и приезжай туда первым, если сможешь. За это – еще пятерка.

– Заметано. Он и не увидит меня. Потом угощу его бутылочкой текилы.

Мы проскочили мимо небольшого торгового центра, затем дорога расширилась; особняки по одну сторону производили впечатление дорогих и не новых, а по другую – очень современных и все же не дешевых.

Дорога сузилась, мы оказались в зоне ограничения скорости. Таксист повернул резко направо, пронесся по извилистой узкой улице, и не успел я понять, что делается, как мы очутились в глубоком каньоне, где слева поблескивал Тихий океан, отделенный полосой широкого ровного пляжа, с двумя стальными спасательными вышками. На дне каньона шофер собрался было подъехать к воротам, но я остановил его. Аршинными золотыми буквами на зеленом поле вывеска гласила: «Эль Ранчо Дескансадо».

– Не маячь на виду, – сказал я, – нужно проверить наверняка.

Он вырулил обратно на шоссе, лихо промчался мимо высокой оштукатуренной стены, затем свернул в узкую аллею и остановился. Над нами нависал старый эвкалипт с раздвоенным стволом. Я вышел из машины, нацепил темные очки, прошелся до шоссе и прислонился к ярко-красному джипу, украшенному названием бензоколонки.

Такси спустилось с горы и въехало во двор «Ранчо Дескансадо». Прошло три минуты. Такси вырулило порожняком и повернуло вверх по склону холма. Я вернулся к своему таксисту.

– Такси ? 423, – сказал я, – так?

– Точно. Что дальше?

– Подождем. Что это за ранчо?

– Домики со стоянками для машин. Где на одного, где на двоих.

Администрация в этом здании внизу. В сезон цены кусаются. Сейчас отдыхающих мало. Полцены, надо думать, и навалом свободных мест.

– Подождем пять минут. Затем я зарегистрируюсь, оставлю чемодан и попробую снять машину напрокат.

Он сказал, что это нетрудно. В Эсмеральде были три конторы, где сдавали машины напрокат: поденно и помильно, любую марку на выбор.

Мы прождали пять минут. Было чуть после трех. Я был так голоден, что позарился бы и на собачий ужин.