Кабинет, не большой и не маленький, обставленный с профессиональной аккуратностью. Книжный шкаф с толстыми томами за стеклянной дверцей. Аптечка на стене. Белый эмалированный стерилизатор со стеклом, в нем кипятились иглы и шприцы. На широком столе пресс-папье, бронзовый нож для бумаги, набор ручек, книга записи больных и больше почти ничего, кроме локтей человека, сидящего в задумчивости, прикрыв лицо руками.
Между расставленных желтых пальцев виднелись волосы цвета мокрого бурого песка, до того прилизанные, что казались нарисованными на черепе. Я сделал еще три шага, и мои ботинки, видимо, попали в поле его взгляда, устремленного мимо стола. Человек поднял голову и взглянул на меня. Бесцветные запавшие глаза на пергаментном лице. Отведя руки, он медленно откинулся назад и уставился на меня безо всякого выражения.
Потом развел руки в беспомощном, однако неодобрительном жесте, и правая потянулась к углу стола.
Я сделал еще два шага и показал ему дубинку. Однако его указательный и средний пальцы продолжали ползти к углу.
– Звонком, – сказал я, – вы ничего не добьетесь. Вашего бандюгу я уложил спать.
Взгляд бесцветных глаз погрустнел.
– Вы были очень слабы, сэр. Очень слабы. Я рекомендовал бы вам полежать еще.
– Правую руку, – сказал я и резко занес над ней дубинку. Рука скрючилась, словно раненая змея.
Я зашел за стол, беспричинно усмехаясь. Разумеется, в ящике стола лежал пистолет. У таких людей в ящике стола непременно лежит пистолет, только достают они его слишком поздно, если только достают вообще. Я взял его. Автоматический, тридцать восьмого калибра, стандартная модель, похуже моей, но патроны его подходили к моему. Патронов в ящике не оказалось. Я стал вынимать обойму из пистолета.
Владелец кабинета робко шевельнулся, в его глубоко запавших глазах по-прежнему стояла грусть.
– Возможно, под ковром у вас еще одна кнопка, – сказал я. – И звонок раздается в кабинете начальника полиции. Не касайтесь ее. В течение этого часа я очень опасный человек. Всякий, кто войдет в эту дверь, тут же отправится на тот свет.
– Кнопки под ковром нету, – сказал он. В его голосе слышался очень легкий иностранный акцент.
Я вынул обоймы из обоих пистолетов и поменял местами. Выбросил патрон из ствола его пистолета, вогнал патрон в ствол своего и вышел из-за стола.
На двери был пружинный замок. Я подошел и нажал на нее. Язычок замка щелкнул. Кроме того, там был еще засов. Я задвинул его.
Потом вернулся к столу и сел. На это ушли мои последние силы.
– Виски, – потребовал я.
Владелец кабинета начал было разводить руки.
– Виски, – повторил я.
Он подошел к аптечке, достал оттуда плоскую бутылку с зеленой акцизной маркой и стакан.
– Два стакана, – сказал я. – Ваш виски я уже пробовал.
Достав еще один стакан, он сорвал марку с бутылки, скрутил пробку и наполнил оба.
– Пейте сначала вы, – сказал я.
Владелец кабинета вяло улыбнулся и поднял стакан.
– За ваше здоровье, сэр, – за то, что от него осталось.
Он выпил. Я тоже. Потом взял бутылку, поставил поближе к себе и стал ждать, чтобы тепло дошло до сердца. Сердце усиленно заколотилось, но теперь оно вновь было в груди, а не болталось на шнурке.
– У меня был кошмар, – сказал я. – Преглупое видение. Мерещилось, будто я привязан к койке, напичкан наркотиками и заперт в палате с решетками на окнах. Я очень слаб. Я спал. Я ничего не ел. Я был беспомощен. Меня ударили по голове и привезли куда-то, где все это проделали надо мной. К чему столько хлопот? Я не такая уж важная персона.
Он промолчал. Пристально поглядел на меня. С легкой задумчивостью во взоре, словно размышляя, долго ли еще я проживу.
– Когда я очнулся, вся комната была в дыму, – продолжал я. – Галлюцинация, раздражение зрительного нерва, или как это у вас называется. Только вместо розовых змей мне чудился дым. Я стал кричать, вошел надзиратель и пригрозил дубинкой. Чтобы прийти в себя и отнять ее, потребовалось немало времени. Я забрал у него ключи, взял свою одежду и даже вынул собственные деньги из его кармана. И вот я здесь. Совершенно здоровый. Что вы сказали?
– Я не высказывал замечаний, – ответил владелец кабинета.
– Замечания ждут, когда вы их выскажете, – сказал я. – Даже языки вывалили от нетерпения. Эта штука, – я легонько взмахнул дубинкой, – представляет собой увещеватель. Мне пришлось позаимствовать ее у одного человека.
– Прошу вас, немедленно отдайте ее мне, – сказал он с приятной улыбкой. Похожей на улыбку палача, пришедшего в камеру снять с тебя мерку для виселицы. Чуть дружелюбная, немного покровительственная и вместе с тем слегка настороженная, она могла бы понравиться, будь у тебя возможность пожить подольше.
Я сунул дубинку в ладонь его левой руки.
– Теперь, пожалуйста, пистолет, – мягко потребовал он. – Вы были очень плохи, мистер Марло. Пожалуй, я буду вынужден настоять, чтобы вы вернулись в постель.
Я пристально посмотрел на него.
– Я доктор Сондерборг, – сказал он, – и не намерен допускать никакого сумасбродства.
Перед ним на столе лежала дубинка. Улыбка его была жесткой, будто мороженая рыба. Длинные пальцы шевелились, словно умирающие бабочки.
– Пистолет, пожалуйста, – мягко повторил он. – Я настоятельно советую…
– Который час, надзиратель?
Он слегка опешил. Часы были у меня на руке, только у них давно кончился завод.
– Почти полночь. А что?
– Какой день?
– Уважаемый сэр… Воскресенье, разумеется.
Я оперся о стол и стал размышлять, держа пистолет так, чтобы доктор мог сделать попытку выхватить его.
– Это больше сорока восьми часов. Неудивительно, что у меня были галлюцинации. Кто привез меня сюда?
Он взглянул на меня, и его левая рука поползла к пистолету. Этот человек явно состоял в Обществе блуждающих рук. Девицы, наверное, бывали от него в восторге.
– Не злите меня, – жалобно протянул я. – Не вынуждайте забывать о прекрасных манерах и безупречном языке. Скажите только, как я сюда попал.
Мужество у него все-таки было. Он попытался схватить пистолет. Однако под его рукой пистолета не оказалось. Я откинулся назад и положил пистолет на колени.
Сондерборг покраснел, схватил бутылку, налил себе виски и торопливо выпил. Перевел дух и поежился. Вкус спиртного ему был неприятен. Как и всем наркоманам.
– Если уйдете отсюда, то будете немедленно арестованы, – резко сказал он. – Вас доставил сюда представитель правоохранительных органов…
– Правоохранительные органы не имеют такой юрисдикции.
Сондерборга это слегка покоробило. Его желтоватое лицо покривилось.
– Не молчите, выкладывайте, – сказал я – Кто привез меня сюда, как и почему? Сегодня я вне себя. Я хочу танцевать в морском прибое. Я слышу крики вестников смерти. Я никого не убивал целую неделю. Говорите же, доктор Фелл. Троньте струны древней виолы, пусть льется нежная музыка.
– У вас наркотическое отравление, – холодно сказал он. – Вы едва выжили. Мне трижды приходилось вводить вам дигиталис. Вы дрались, кричали, и на вас пришлось надеть смирительную рубашку. – Слова у него вылетали так быстро, что одно сливалось с другим. – Если вы покинете лечебницу в таком состоянии, у вас будут серьезные неприятности.
– Вы сказали, что вы доктор – врач?
– Конечно. Как вам было сказано, я доктор Сондерборг.
– Док, при наркотическом отравлении человек не кричит и не дерется. Просто лежит без сознания. Начнем сначала. И не заговаривайте мне зубы. Отвечайте на вопросы четко. Кто привез меня в ваш частный сумасшедший дом?
– Но…
– Никаких «но». Я превращу вас в утопленника. Утоплю в бочке мальвазии. Хотел бы я иметь бочку мальвазии, чтобы утонуть в ней. Шекспир. Он знал толк в выпивке. Давайте глотнем по капельке нашего снадобья. – Я придвинул его стакан и налил в оба. – Выкладывайте, Карлофф.
– Вас доставили полицейские.
– Какие?
– Из Бэй-Сити, разумеется. – Его беспокойные желтые пальцы обхватили стакан. – Мы находимся в Бэй-Сити.
– Вот как. У этих полицейских есть фамилии?
– Один, кажется, сержант Гэлбрейт. Обычно он не ездит на патрулирование. В пятницу вечером он и еще один полицейский обнаружили вас бродящим неподалеку отсюда в бессознательном состоянии. Доставили сюда, поскольку это рядом. Я решил, что вы наркоман, принявший слишком большую дозу. Но видимо, ошибся.
– Прекрасная выдумка. Опровергнуть ее я не смогу. Но зачем было держать меня здесь?
Сондерборг развел руками:
– Я уже не раз говорил вам, что вы были очень плохи и не оправились до сих пор. Как, по-вашему, мне следовало поступить?
– Тогда, видимо, я вам что-то должен.
Он пожал плечами:
– Само собой. Двести долларов.
Я немного отодвинулся назад вместе со стулом:
– Экие гроши. Попробуй возьми.
– Если вы уйдете отсюда, – резко сказал Сондерборг, – то будете немедленно арестованы.
Я перегнулся через стол и задышал ему в лицо:
– Но не только за уход отсюда, Карлофф. Открывай этот стенной сейф.
Сондерборг подскочил:
– Это уже слишком.
– Откроешь или нет?
– Ни в коем случае.
– Я вооружен.
Сондерборг криво усмехнулся.
– Это очень большой сейф, – сказал я. – И притом новый. А это безотказный пистолет. Откроешь?
В его лице ничего не дрогнуло.
– Черт возьми! – сказал я. – Когда на человека наведен пистолет, человеку полагается выполнять то, что сказано. Сейф что, не открывается?
Сондерборг улыбнулся. В улыбке было какое-то садистское наслаждение. Я снова почувствовал слабость. Ноги еле держали меня.
Я пошатывался у стола, а он ждал, улыбка его понемногу становилась все шире.
Долгую минуту я стоял, опираясь о стол и глядя Сондерборгу в глаза. Потом усмехнулся. Улыбка спала с его лица, словно грязная тряпка. На лбу выступил пот.
– Пока, – сказал я. – Передам вас в руки погрязнее моих.
Я подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Парадный вход оказался не заперт. За ним было крыльцо с навесом. Сад со множеством цветов. Белый забор-частокол с калиткой. Дом стоял на углу. Прохладная, сырая ночь была безлунной.
Надпись на табличке гласила: «Дескандо-стрит». В домах всего квартала горел свет. Я ждал воя сирены. Но тишину ничто не нарушало. На другой табличке я прочел: «Двадцать третья стрит». С трудом добрел до Двадцать пятой и направился к восьмисотому кварталу. У Анны Риордан номер 819. Убежище.
Я шел долго и наконец осознал, что все еще держу пистолет в руке. А сирены не слышалось.
Я продолжал путь. Воздух освежал, но действие виски прекращалось, и мне сводило желудок. Пихты, росшие вдоль квартала, и кирпичные дома создавали впечатление, будто это Сиэтл, а не южная Калифорния.
В доме номер 819 горел свет. Высокая живая изгородь из кипарисов, крошечные белые ворота. У фасада кусты роз. По мощеной дорожке я подошел к входу. Прислушался, потом нажал кнопку звонка. Сирены по-прежнему не было. Звонок прозвенел, и вскоре из электрического устройства, позволяющего говорить при закрытых дверях, послышался голос:
– Кто там?
– Марло.
То ли отключилось электрическое устройство, то ли у хозяйки перехватило дыхание.
Дверь широко распахнулась, передо мной стояла мисс Анна Риордан в светло-зеленом брючном костюме, глядя на меня широко раскрытыми от испуга глазами. Лицо ее в свете лампочки над дверью было неожиданно бледным.
– Господи! – простонала она. – Вы похожи на тень отца Гамлета!