Любознательная старушка высунула нос из парадной двери на дюйм, старательно потянула воздух, словно уже могли зацвести фиалки, пристально оглядела улицу и кивнула седой головой. Мы с Рэнделлом сняли шляпы. В этом районе такой жест, надо полагать, ставил нас в один ряд с Рудольфом Валентино. Старушка как будто узнала меня.

– Доброе утро, миссис Моррисон, – сказал я. – Можно к вам на минутку? Это лейтенант Рэнделл из управления полиции.

– Господи, даже не знаю, как быть! У меня еще много глажки, – сказала она.

– Мы вас почти не задержим.

Старушка отступила от двери, и мы проскользнули мимо нее в коридор с мебелью из Мейсон-Сити, а оттуда в гостиную с кружевными занавесками на окнах. Из глубины дома доносился запах свежевыглаженного белья. Она очень осторожно прикрыла ведущую туда дверь.

В то утро на ней был сине-белый передник. Глаза ее оставались такими же острыми, подбородок нисколько не увеличился.

Подойдя ко мне почти вплотную, она вытянула шею и поглядела мне в глаза:

– Письма ей не приносили.

Я принял глубокомысленный вид. Кивнул и посмотрел на Рэнделла, Рэнделл кивнул тоже. Потом подошел к окну и взглянул на дом миссис Флориан. Бесшумно вернулся назад, держа шляпу под мышкой, изысканный, как французский граф в студенческом спектакле.

– Не приносили, – сказал я.

– Нет. В субботу было первое апреля. День дураков. Хи! Хи!

Старушка умолкла, хотела было утереть глаза передником, но вспомнила, что он резиновый, и немного расстроилась. Губы ее опять стали похожи на сливу.

– Когда почтальон прошел мимо, она выбежала и окликнула его. Тот покачал головой и пошел дальше. Она вернулась в дом и так хлопнула дверью, мне даже показалось, что стекла посыпались. Будто с ума сошла.

– Жаль, меня при этом не было, – сказал я.

– Покажите ваш значок, молодой человек, – резко обратилась старушка к Рэнделлу. – От этого молодого человека в прошлый раз несло виски. У меня к нему нет доверия.

Рэнделл вынул из кармана золотисто-голубой значок и показал.

– Похоже, настоящий, – признала старушка. – Что ж, за воскресенье ничего не произошло. Она ходила за выпивкой. Вернулась с двумя прямоугольными бутылками.

– Джин, – сказал я. – И это наводит вас на одну мысль. Приличные люди не пьют джина.

– Приличные люди не пьют ничего, – язвительно ответила старушка.

– Да, – сказал я. – Наступил понедельник, то есть сегодня, и почтальон снова прошел мимо. Тут уж она и вовсе осатанела.

– Вы сразу обо всем догадываетесь, да, молодой человек? Не даете людям даже слова сказать.

– Простите, миссис Моррисон. Для нас это очень важно…

– Похоже, этот молодой человек никогда не закроет рта.

– Он женат, – сказал я. – У него большая практика.

Лицо старушки приобрело какой-то фиолетовый оттенок, и это вызвало у меня неприятное воспоминание о цианидах.

– Вон из моего дома, пока я не вызвала полицию! – крикнула она.

– Полицейский перед вами, сударыня, – сухо произнес Рэнделл. – Вам ничто не грозит.

– Да, верно. – Фиолетовый оттенок стал исчезать с ее лица. – Мне этот человек не нравится.

– И мне, сударыня. Миссис Флориан не получила заказного письма и сегодня – так?

– Не получила. – Старушкин голос был отрывистым, резким, в глазах ее светилась хитрость. Она торопливо, слишком торопливо затараторила: – Прошлой ночью здесь были какие-то люди. Я их не видела. Родственники пригласили меня в кино. Как только мы вернулись – нет, когда они уже уехали, – от ее ворот отъехала машина. Быстро, не включая фар. Номера я не разглядела.

Старушка покосилась на меня своими хитрыми глазами. Мне стало интересно, почему они хитрые. Я подошел к окну и приподнял кружевную занавеску. К дому шел человек в серо-голубой форме и надвинутой до самых глаз фуражке, с большой кожаной сумкой за плечом.

Я усмехнулся и отошел от окна.

– Вы допустили промашку, – грубовато сказал я старушке. – На будущий год вам придется стать запасным игроком в третьей лиге.

– Это невежливо, – холодно заметил Рэнделл.

– Взгляните-ка в окно.

Рэнделл взглянул, и его лицо посуровело. Он замер, не сводя взгляда с миссис Моррисон и дожидаясь звука, не схожего ни с каким другим. Ждать пришлось недолго.

Послышался звук чего-то, опущенного в щель почтового ящика на парадной двери. Потом шаги по дорожке, затем по улице, и Рэнделл снова подступил к окну. Почтальон, не останавливаясь у дома миссис Флориан, шел дальше, от тяжести сумки его серо-голубая спина была прямой и неподвижной.

Рэнделл обернулся и с убийственной вежливостью спросил:

– Сколько утренних доставок в этом районе, миссис Моррисон?

Старушка постаралась не выказать смущения.

– Одна утром, – резко ответила она, – другая днем.

Глаза ее забегали. Кроличий подбородок задрожал. Руки вцепились в резиновую оборку, окаймляющую бело-синий передник.

– Утренняя доставка только что прошла, – задумчиво сказал Рэнделл. – Заказную корреспонденцию носит обычный почтальон?

– Она всегда получала его специальной доставкой, – произнес дрожащий старческий голос.

– Вот как. Но в субботу, когда почтальон не остановился у ее дома, она выбежала и окликнула его. И вы ничего не сказали о специальной доставке.

Приятно было смотреть, как он работает – над кем-то другим.

Старушка широко открыла рот, зубы ее сверкнули блеском, какой появляется после того, как они пролежат всю ночь в стакане с раствором. Потом вдруг пискнула, закрыла лицо передником и выбежала из комнаты.

Рэнделл посмотрел на дверь, за которой она скрылась. Улыбнулся. Улыбка была вымученной.

– Умело и просто, – заметил я. – В предстоящем разговоре возьмите эту неприятную обязанность на себя. Я не люблю расстраивать старых дам – даже если это лживые сплетницы.

Рэнделл продолжал улыбаться.

– Обычная история. – Пожал плечами. – Полицейская работа. Тьфу. Старушка начала с фактов, насколько они были ей известны. Но факты казались не слишком впечатляющими. И она решила их приукрасить.

Мы вышли в коридор. Из глубины дома доносились всхлипывания. Для какого-то терпеливого человека, давно уже мертвого, они, видимо, были оружием окончательного поражения. Для меня – просто всхлипываниями старой женщины, но приятного в них я не находил ничего.

Мы тихо вышли из дома, тихо притворили парадную дверь. Рэнделл надел шляпу и вздохнул. Потом пожал плечами, широко разведя свежие, холеные руки. Из дома все еще доносилось тонкое всхлипывание.

Спина почтальона виднелась за два дома от нас.

– Полицейская работа, – негромко произнес Рэнделл и скривил губы.

Мы подошли к соседнему дому. Миссис Флориан даже не сняла белье. Жесткое, пожелтевшее, оно по-прежнему раскачивалось на проволоке.

Поднялись на крыльцо и позвонили. Ответа не было. Постучали. Ответа не было.

– Прошлый раз было открыто, – сказал я.

Рэнделл, встав спиной к улице, незаметно для постороннего взгляда подергал дверь. Заперто. Мы спустились с крыльца и обогнули дом. Дверь задней веранды была на крючке. Рэнделл постучал. Никакого ответа. Он спустился по двум деревянным ступенькам со следами краски, прошел по запущенной, заросшей травой дорожке и открыл деревянный гараж. Дверь заскрипела. В гараже было полно хлама. Стояло несколько старых сундуков, негодных даже на дрова. Валялись ржавые садовые инструменты, старые консервные банки, рассыпанные и в коробках. В углах по обе стороны двери висела густая паутина с жирными черными пауками. Рэнделл взял щепку и с отсутствующим видом убил их. Потом закрыл гараж и опять подошел к заднему крыльцу. На звонок и стук ответа не последовало.

Неторопливо спустясь, Рэнделл глянул через плечо на улицу.

– Заднюю дверь открыть проще, – сказал он. – Старая гусыня болтать не станет. Она и так совсем завралась.

Взойдя по ступенькам, Рэнделл просунул в дверную щель лезвие ножа и откинул крючок. Мы вошли на веранду. Она была завалена пустыми консервными банками, во многих кишели мухи.

– Господи, ну и жизнь! – сказал он.

Замок на кухонной двери легко открывался отмычкой. Но дверь была заперта еще и на щеколду.

– Мне это не нравится, – сказал я. – Хозяйка, видно, куда-то ушла. Она бы не стала так запираться. Слишком нерадива.

– Вам лучше знать, – сказал Рэнделл. Посмотрел на стеклянную панель двери. – Может, выдавить стекло? Или аккуратно вынуть?

– Лучше сломать щеколду. Кто здесь обратит на это внимание?

– Можно.

Отступив назад, он двинул ногой по замку. Раздался легкий треск, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Мы распахнули ее пошире, вошли, подобрали с полу зазубренный обломок щеколды и аккуратно положили на полку, где стояло около десятка пустых бутылок из-под джина.

На закрытых окнах жужжали мухи. Воздух был спертым. Рэнделл встал посреди кухни и внимательно оглядел ее.

Потом неторопливо подошел к двери в гостиную и распахнул ее носком ботинка. В гостиной ничего не изменилось. Приемник был выключен из сети.

– Хороший аппарат, – сказал Рэнделл. – Обошелся ей недешево. Если покупала его она. Что-то здесь мне не нравится.

Он опустился на колено и осмотрел ковер. Подошел к приемнику сбоку и отодвинул ногой шнур. Показалась розетка. Наклонился и осмотрел ручки настройки.

– Угу, – сказал он. – Гладкие и довольно широкие. Вполне разумно. На шнуре отпечатки пальцев не остаются, так ведь?

– Воткните его в розетку, посмотрим, включен ли приемник.

Рэнделл сунул вилку в розетку на плинтусе. Приемник тут же засветился. Мы подождали. Приемник загудел, потом из динамика полилась громкая музыка. Наступив ногой на шнур, Рэнделл выдернул его из розетки. Звук резко оборвался.

Когда Рэнделл выпрямился, глаза его горели.

Мы бросились в спальню. Миссис Джесси Пирс Флориан лежала наискось поперек кровати в мятом ситцевом платье, голова ее свисала вниз. На спинке налипло что-то темное, привлекающее мух.

Мертва она была уже давно.

Рэнделл не прикасался к ней. Он долго смотрел на мертвое тело, потом, оскалив по-волчьи зубы, взглянул на меня:

– Опять проломленный череп. Только на сей раз это сделано голыми руками. Черт возьми, ну и ручищи! Посмотрите, какие синяки на шее, какие следы от пальцев.

– Смотрите сами, – сказал я и отвернулся. – Бедный старина Налти. Это уже не убийство негра.