Блестящий черный жук с розовой головкой и розовыми крапинками медленно полз по гладкому столу Рэнделла. Он шевелил усиками, словно бы определяя перед взлетом направление ветра, и слегка пошатывался, как нагруженная свертками старуха. За другим столом сидел незнакомый мне полицейский и говорил по телефону. Микрофон трубки был старого образца, с широким раструбом, поэтому голос звучал, как шепот в туннеле. Глаза полицейского были полузакрыты, большая, покрытая шрамами рука лежала на столе, между указательным и средним пальцами дымилась сигарета.
Жук дополз до края стола, попытался взлететь и упал. Лежа на спинке, он несколько раз шевельнул тонкими ножками и притворился мертвым. Его никто не трогал, поэтому он опять зашевелил ножками, в конце концов с трудом перевернулся и беспричинно, бесцельно пополз в угол.
На стене висел динамик, передавали сводку об ограблении в Сан-Педро на Сорок четвертой стрит. Совершил его мужчина средних лет, в темно-сером костюме и серой фетровой шляпе. Он побежал в восточном направлении и скрылся среди домов. «При задержании соблюдать осторожность, – говорил оператор. – Разыскиваемый вооружен револьвером тридцать второго калибра и только что ограбил греческий ресторан в доме тридцать девять шестьдесят шесть».
Легкий щелчок. Оператор закончил сводку, его место занял другой и стал монотонно читать список угнанных машин, повторяя каждый номер дважды.
Дверь отворилась, вошел Рэнделл с пачкой бумаг крупного формата. Быстро приблизился к столу, сел напротив меня и протянул несколько листов:
– Подпишите четыре копии.
Я подписал четыре копии.
Розовый жук дополз до угла и стал нащупывать усиками подходящее место для взлета. Казалось, он был несколько обескуражен и потащился вдоль плинтуса к другому углу. Я закурил, говоривший по телефону полицейский резко поднялся и вышел.
Рэнделл откинулся на спинку стула, выглядел он, как всегда, спокойным, невозмутимым, готовым к любезности или угрозе – в зависимости от обстоятельств.
– Я сообщу вам кое-что, – сказал он, – чтобы вы больше не увлекались бредовыми идеями. Чтобы не мотались по всей округе. Чтобы ради всего святого не совались в это дело.
Я молчал.
– В том хлеву никаких отпечатков не обнаружено, – сказал Рэнделл. – Вы понимаете, о каком хлеве я говорю. Шнур выдернули, чтобы выключить приемник, но включила она его, очевидно, сама. Это вполне объяснимо. Пьяные любят громкую музыку. Если б человек надел перед убийством перчатки и включил приемник, чтобы заглушить выстрелы или вопли, то вполне мог бы тем же образом и выключить. Но тут дело обстоит не так. У женщины сломана шея. Она была уже мертва, когда этот тип стал колотить ее головой о кровать. Почему он стал колотить ее?
– Я только слушаю.
Рэнделл нахмурился:
– Видимо, он не знал, что сломал ей шею. Был вне себя от злобы. Дедукция.
Он кисло улыбнулся.
Я выдохнул дым и отогнал его ладонью от лица.
– Ну а почему он был зол на нее? – продолжал Рэнделл. – Когда его взяли в том кафе за ограбление банка в Орегоне, было выплачено крупное вознаграждение. Получил его доносчик, уже покойный, но часть денег, очевидно, досталась семейке Флориан. Мэллой мог заподозрить такое. Возможно, даже знал наверняка. И видимо, пытался вытрясти их из нее.
Я кивнул. Это заслуживало кивка. Рэнделл продолжал:
– Он просто схватил ее за шею и стиснул пальцы. Если мы возьмем Мэллоя, то по размеру пальцев сможем доказать, что это сделано его рукой. А может, и нет. По заключению экспертов, смерть наступила вчера вечером, не очень поздно. По крайней мере, сеансы в кино еще продолжались. Доказать, что Мэллой был вчера вечером в том доме, мы не можем, никто из соседей его не видел. Но судя по всему, это Мэллой.
– Да, – сказал я. – Наверняка Мэллой. Однако, скорее всего, убивать ее он не собирался. Просто он слишком силен.
– Это ему не поможет, – угрюмо сказал Рэнделл.
– Вероятно, нет. Я только хочу сказать, что Мэллой по натуре не убийца. Он может убить, если не будет другого выхода – но не ради удовольствия или денег – и не женщину.
– Это важно? – сухо спросил Рэнделл.
– Полагаю, вы сами знаете, что важно. И что не важно. Я не знаю.
Он смотрел на меня так долго, что полицейский оператор успел прочесть новую сводку об ограблении греческого ресторана в Сан-Педро. Разыскиваемый уже задержан. Оказалось, это четырнадцатилетний мексиканец с водяным пистолетом. Вот тебе и свидетели.
Рэнделл подождал, пока динамик не умолкнет, и заговорил снова:
– Сегодня мы поладили, давайте ладить и впредь. Отправляйтесь домой, отоспитесь как следует. Вы очень осунулись. А убийством Марриотта, поисками Лося Мэллоя и прочим предоставьте заниматься мне и управлению полиции.
– Что касается Марриотта, то деньги я уже получил. И работы не выполнил. Меня наняла миссис Грейл. Чего ж вы хотите – чтобы я отошел от дел и жил за счет жировых отложений?
Рэнделл снова уставился на меня:
– Понимаю. Я тоже человек. Лицензию вам выдали не для того, чтобы украшать ею стену кабинета. С другой стороны, любой начальник полицейского округа в дурном настроении может отобрать ее у вас.
– Когда за моей спиной Грейлы – нет.
Рэнделл задумался. Ему не хотелось признавать, что я прав хотя бы наполовину. Поэтому он хмурился и постукивал по столу.
– Итак, мы поняли друг друга, – сказал он после паузы. – Если сорвете это дело, у вас будут неприятности. Может, на сей раз вам удастся выпутаться. Не знаю. Но постепенно в этом управлении к вам проникнутся такой неприязнью, что впору будет бросить работу.
– Все частные сыщики ежедневно сталкиваются с этой проблемой – если не специализируются на разводах.
– Расследование убийства – не ваше дело.
– Вы сказали свое. Я слышал. Я вовсе не надеюсь выйти отсюда и сделать то, чего не может большое управление полиции. Если у меня и есть мелкие личные соображения, то именно мелкие и личные.
Рэнделл медленно подался вперед. Его тонкие подвижные пальцы постукивали по столу, как побеги пуансеттии о стену дома миссис Джесси Флориан. Тронутые сединой волосы поблескивали. Холодные глаза смотрели мне в лицо.
– Продолжим, – сказал он. – Амтор куда-то уехал. Его жена – и секретарша – не знает куда или не хочет говорить. Индеец тоже скрылся. Вы станете выдвигать против них обвинение?
– Нет. Я не смогу ничего доказать.
Судя по выражению лица, на душе у него полегчало.
– Жена Амтора говорит, что никогда не слышала о вас. Что касается тех двух полицейских из Бэй-Сити – если это полицейские, – тут я ничего не могу предпринять. Не хочу осложнять дело еще больше. Я уверен в одном: Амтор не имеет отношения к убийству Марриотта. Папиросы с его карточками в мундштуках подсунуты в карман убитому.
– Доктор Сондерборг?
Рэнделл развел руками:
– Весь дом пуст. Туда потихоньку отправились люди из окружной прокуратуры. Не уведомляя полицию Бэй-Сити. Дом заперт. Они, разумеется, проникли внутрь. Кто-то второпях пытался уничтожить все следы, но отпечатки пальцев сохранились – и немало. Чтобы разобраться с ними, потребуется неделя. Сейчас идет работа над встроенным сейфом. Возможно, там хранились наркотики – и прочее. Думаю, этот Сондерборг уже попадался, не здесь, где-нибудь в другом месте, за аборты, или лечение огнестрельных ран, или изменение рисунка кожи на пальцах, или противозаконное использование наркотиков. Если его преступление попадет под федеральную юрисдикцию, нам это будет очень на руку.
– Он назвался врачом, – сказал я.
Рэнделл пожал плечами:
– Может, в прошлом он врач. Может, именует себя так с полным правом, поскольку ни разу не был осужден. Один тип сейчас занимается врачебной деятельностью неподалеку от Палм-Спрингса, хотя его пять лет назад судили в Голливуде за торговлю наркотиками. Он был явно виновен – но вмешались покровители. Его оправдали. Еще вопросы есть?
– Что вам известно о Брюнете – если это не секрет?
– Брюнет – игрок. Он делает большие деньги. Не привлекая к себе особого внимания.
– Хорошо, – сказал я и поднялся. – Все это звучит убедительно. Однако нисколько не приближает нас к шайке, убившей Марриотта.
– Я не вправе рассказывать вам все, Марло.
– Я этого и не жду. Между прочим, Джесси Флориан сказала мне – при второй встрече, – что была служанкой в семье Марриотта, потому он и посылал ей деньги. Это чем-нибудь подтверждается?
– Да. Письмами в его сейфе, где она благодарит его и утверждает то же самое. – Казалось, Рэнделл вот-вот выйдет из себя. – Ну а теперь, черт возьми, может, все-таки отправитесь домой и перестанете соваться не в свои дела?
– Очень мило с его стороны так бережно относиться к письмам, не правда ли?
Рэнделл вскинул глаза так, что взгляд их остановился на моем лбу. Потом чуть опустил веки. Так он смотрел на меня долгих десять секунд. Потом улыбнулся. В тот день он улыбался слишком часто. Израсходовал недельный запас улыбок.
– У меня есть теория на этот счет, – сказал он. – Шаткая, но основанная на свойствах человеческой натуры. Марриотт был шантажистом и не чувствовал себя в безопасности. Каждый проходимец в известной мере азартный игрок, каждый игрок в известной мере суеверен. Мне кажется, Джесси Флориан была его талисманом. Пока он заботился о ней, с ним ничего не должно было случиться.
Я оглянулся и посмотрел на жука с розовой головкой. Он уже побывал в двух углах комнаты и теперь с безутешным видом направлялся к третьему. Я взял его, посадил на платок и отнес снова на стол.
– Посмотрите, – сказал я. – Ваш кабинет расположен на восемнадцатом этаже. И этот жучок вскарабкался сюда лишь затем, чтобы обрести друга. В моем лице. Это мой талисман.
Я бережно завернул жука в платок и сунул в карман пиджака.
Рэнделл вытаращил глаза, пошевелил губами, но не произнес ни слова.
– Интересно, чьим талисманом был Марриотт, – сказал я.
– Не вашим, приятель.
Голос Рэнделла звучал язвительно – враждебно-язвительно.
– Может быть, и не вашим.
Мой голос был обычным. Я вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь.
Спустившись на скоростном лифте, я вышел на крыльцо муниципалитета, прошагал вниз к цветочным клумбам и осторожно посадил жука под куст.
В такси по дороге домой я размышлял, сколько ему потребуется времени, чтобы снова взобраться в отдел расследования убийств.
Я вывел свою машину из гаража, расположенного за домом, пообедал в Голливуде и отправился в Бэй-Сити. Был прекрасный солнечный нежаркий день. С бульвара Аргуэлло я свернул на Третью стрит и подкатил к зданию муниципалитета.