Океан был где-то рядом, я чувствовал его, вдыхая влажный воздух, но не видел. Здесь Астер Драйв слегка поворачивала, и дома со стороны континента были просто красивыми домами, но со стороны каньона расположились огромные поместья, со стенами высотой в 12 футов, кованными железными воротами и изгородями с орнаментом. А внутри, если вы вдруг туда попадаете, вы увидите особый сорт солнечного света, очень мягкий, доставляемый, говорят, в специальных контейнерах для высшего общества.

Человек в темно-синей русской косоворотке, начищенных черных сапогах и ярких брюках стоял у полуоткрытых ворот. Он был приятной наружности с могучими плечами и гладкими темными волосами. Козырек ухарской кепки бросал мягкую тень на его глаза. В уголке рта дымилась сигарета. На одной руке надета гладкая черная перчатка, другая была обнажена. На безымянном пальце — массивное кольцо.

Номера дома нигде не было видно, но это должен был быть № 862. Я остановил машину, выглянул из окна и спросил у этого человека. Ему потребовалось время для ответа. Он очень внимательно оглядел меня и машину. Небрежно поставив руку без перчатки на бедро, он подошел ко мне. Это была такая небрежность, которая не могла остаться незамеченной.

Он остановился за пару футов от машины и снова посмотрел на меня.

— Я ищу резиденцию Грэйлов, — сказал я.

— Это она. Никого нет.

— Меня ждут.

Он кивнул. Его глаза блестели, как вода.

— Имя?

— Филип Марло.

— Ждите здесь.

Он, словно прогуливаясь, не спеша, пошел к воротам, смонтированным на двух массивных каменных столбах. Открыл металлическую дверку, за которой в нише, выдолбленной в одном из столбов, висел телефон. Он поговорил, закрыл дверку и вернулся ко мне.

— У вас есть удостоверение?

Я указал ему на лицензию, прикрепленную к колонке рулевого управления.

— Это ничего не доказывает, — сказал он. — Откуда я знаю, что это ваша машина?

Я вытянул ключ из замка зажигания, открыл дверцу и вылез из машины. Теперь я был в футе от него. У него было прекрасное дыхание.

— Ты зазнаéшься, приятель, — сказал я. Он улыбнулся и смерил меня взглядом, полным превосходства. Я сказал.

— Послушай, я разговаривал с дворецким по телефону и он знает мой голос. Этот-то хоть меня впустит или я должен буду въехать на твоей спине?

— Я здесь работаю, — вдруг мягко сказал он, продолжая улыбаться.

— Ты хороший парень, — сказал я и похлопал его по плечу. — А раньше где работал? В Дортмуте? В Даннеморе?

— Господи, — воскликнул он. — Почему вы сразу не сказали, что вы из полиции.

Теперь мы оба улыбались. И я вошел через приоткрытые ворота. Дорога поворачивала налево, и высокая живая изгородь полностью скрывала ее от улицы и от дома. Через зелень я увидел японца-садовника, засеивающего огромную лужайку. Затем зелень стала еще плотнее, и я добрую сотню футов ничего не видел. Дорога закончилась широкой площадкой, на которой стояло полдюжины автомобилей.

Среди машин я заметил маленькое «купе». Кроме него на стоянке были: два прекрасных «бьюика» последней модели, на которых неплохо ездить за почтой, черный лимузин, спортивный фаэтон со снятым верхом. От площадки короткий широкий бетонный проезд вел к боковому входу в здание. Проезд перекрывали ажурные ворота из кованного железа, увенчанные летящим купидоном. Каменные грифы по бокам от входа приготовились к прыжку с постаментов, чтобы расправиться с любым незваным гостем. Налево за стоянкой расположился сад с бассейном и фонтанами на каждом из четырех углов. Лилии плавали в длинном бассейне, и здоровенная лягушка сидела на круглом листе. Еще дальше розовая колоннада вела к какой-то постройке, похожей на алтарь, обсаженной зеленью с двух сторон, но не очень плотно, так, что солнце рисовало причудливые узоры на ступеньках. А дальше слева был виден дикий сад, не очень большой, с солнечными часами возле стены, имитирующей руины. На аллее под фонарными столбами застыли чьи-то мраморные бюсты. И кругом были цветы, цветы, миллионы цветов.

Сам дом был не очень большим, то есть он был поменьше Букингемского дворца, слишком сер для Калифорнии, и, возможно, окон в нем было поменьше, чем в здании Крайслера.

Я прошмыгнул к боковому входу, нажал кнопку звонка, и где-то в глубине целый набор колоколов издал такой глубокий сочный звук, как при благовесте в церкви.

Дверь открыл человек в полосатом жилете с позолоченными пуговицами. Он слегка поклонился и взял у меня шляпу. За ним, в полумраке, человек в полосатых брюках, черном пиджаке и сером галстуке в полоску наклонил на полдюйма седую голову и сказал:

— Мистер Марло? Не соизволили бы вы прийти сюда, пожалуйста! — рука описала полукруг.

Мы прошли в холл, поразивший меня глубокой тишиной. Не слышно даже одинокой мухи. Пол покрыт восточными коврами, на стенах картины. Мы свернули за угол и оказались в другом холле. В большом, доходящем почти до пола окне вдали виднелась полоса глубокой воды. И я вспомнил, что мы возле Тихого океана и что этот дом построен на краю каньона.

Дворецкий открыл дверь и отошел в сторону. Я вошел в большую комнату с красивыми уютными диванами и бледно-желтыми кожаными креслами, расставленными у камина, перед которым на блестящем, но нескользком полу лежал редкий по красоте ковер. Древний, как тетушка Эзопа, тонкой, как по шелку, работы. В углу сиял один букет цветов, другой — на низком столике. Стены — из мрачно покрашенного пергамента.

Здесь были комфорт, пространство, уют, сочетание стилей — современного, самого модного, и глубокой старины. Три человека молча глядели на меня. Энн Риордан сидела со стаканом янтарной жидкости в руке. Вторым был высокий худой человек с печальным лицом, каменным подбородком, глубокими глазами и болезненно-желтым цветом кожи. Ему на вид было добрых шестьдесят лет, хотя его внешность говорила, что лет не очень-то добрых. На нем был темный костюм с красной гвоздикой, а лицо выражало подавленность. Третьей была блондинка в вечернем туалете. Правда, я не обратил особого внимания на ее наряд. Призвание таких блондинок — произвести эффект: выглядит молодо, глаза — цвета лазурита кажутся иссиня-синими, волосы напоминают золото старинных картин и уложены преднамеренно с легкой небрежностью. Зеленовато-голубой наряд ее был довольно прост, если не считать бриллиантового ожерелья. Руки полноваты, но красивой формы. Бросались в глаза ярко-красные наманикюренные ногти и чувственный рот. Она одарила меня одной из своих заготовленных улыбок. Улыбка давалась ей легко, но взгляд выдавал тщательное и неторопливое размышление.

— Как хорошо, что вы пришли, — сказала она. — Это мой муж. Милый, налей, пожалуйста, мистеру Марло немного выпить.

Мистер Грэйл пожал мне руку. Его ладонь была холодной и влажной. Глаза заметно грустны. Он смешал шотландское виски с содовой и протянул мне.

Затем он сел в угол и не проронил больше ни звука. Я выпил половину налитого и широко улыбнулся мисс Риордан. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом, но я понял, что у нее появилась новая информация.

— Вы думаете, что сможете сделать что-нибудь для нас? — медленно спросила миссис Грэйл, глядя в свой стакан. — Если да, то я восхищена. Но потеря не так уж велика но сравнению со всеми новыми неприятностями с гангстерами и прочими ужасными людьми.

— В действительности я об этом знаю не так уж много, — скромно сказал я.

— О, я надеюсь, вы сможете, — она улыбнулась так, что я почувствовал эту улыбку даже в карманах.

Я допил свой коктейль и начал чувствовать себя отдохнувшим. Миссис Грэйл нажала кнопку звонка, вмонтированную в подлокотник кожанного дивана, и в комнату вошел лакей. Она указала на поднос. Лакей огляделся и смешал два напитка. Мисс Риордан все еще не разделалась со старым, а мистер Грэйл, очевидно, не пил. Лакей вышел.

Миссис Грэйл и я взяли свои стаканы. Миссис небрежно положила ногу на ногу.

— Не знаю, смогу ли я что-нибудь сделать, — наконец отозвался я. — Сомневаюсь. А что вы собираетесь делать дальше?

— Я уверена, вы сможете, — она снова улыбнулась, не ответив на мой вопрос. — В какие подробности посвятил вас Мэрриот?

Она искоса посмотрела на мисс Риордан. Та, продолжая сидеть, не могла перехватить этот взгляд. Миссис Грэйл посмотрела на мужа:

— Надо ли тебе беспокоиться обо всем этом, дорогой?

Мистер Грэйл встал, сказал, что очень был рад познакомиться со мной и, что он пойдет и приляжет. Он чувствовал себя неважно и надеялся, что я извиню его. Он был так вежлив, что мне захотелось вынести его на руках из комнаты в знак признательности.

Он вышел, тихо закрыв за собой дверь, как будто боясь разбудить спящего. Миссис Грэйл немного посмотрела на дверь, затем снова улыбнулась и опять посмотрела на меня.

— Вы, конечно, полностью доверяете мисс Риордан.

— Я никому полностью не доверяю, миссис Грэйл. Она просто случайно узнала об этом деле и ровно столько, сколько можно было узнать.

— Да, — она немного потянула из стакана, затем прикончила его большим глотком и отставила в сторону.

— К черту это вежливое питие, — вдруг воскликнула она. — Давайте будем вместе разбираться в этом деле. Вы мне нравитесь, и я не боюсь шантажа с вашей стороны.

— Дело дурно пахнет, — сказал я.

— Как вы думаете: убийство ради убийства или убийство из-за денег?

— Деньги здесь небольшие, зато большое горе. Довольно занятно все это.

— Скажите, а как можно стать частным детективом? Вы не возражаете, если я немного узнаю о вас? И подтолкните поближе этот столик, пожалуйста. Я тогда смогу дотянуться до напитков.

Я встал и подтолкнул тяжелый серебряный сервировочный столик по блестящему полу поближе к ней. Она сделала еще два напитка, я все еще допивал второй стакан.

— Большинство из нас — бывшие полицейские, — сказал я. — Я работал немного у прокурора Федерального судебного округа. Меня уволили.

Она мило улыбнулась:

— Не из-за некомпетентности, полагаю?

— Нет, за дерзость. Вам больше не звонили?

— Э-э, — она посмотрела на Энн Риордан. Она ждала. Ее взгляд выражал нетерпение. Энн встала и поставила свой все еще полный стакан на столик.

— Большое спасибо за теплый прием, миссис Грэйл, — сказала она. — Я ничего никому не расскажу об этом. Даю вам слово!

— Господи, вы уже уходите? — сказала с улыбкой миссис Грэйл?

Энн Риордан закусила нижнюю губу и держала ее так некоторое время, как бы решая, откусить ее или нет?

— Сожалею, но мне надо идти. Я, знаете ли, не работаю на мистера Марло. Просто подруга. До свидания, миссис Грэйл.

Блондинка одарила ее сиянием.

— Надеюсь, вы заскочите как-нибудь на огонек, — она дважды нажала кнопку звонка, что вызвало появление дворецкого. Он держал дверь открытой.

Мисс Риордан быстро вышла, и дверь закрылась. Миссис Грэйл сидела с таинственной улыбкой, уставившись на дверь.

— Так намного лучше, не правда ли? — спросила она после довольно долгого молчания. Я кивнул.

— Вас, возможно, интересует, почему она знает так много, если она всего лишь моя подруга, — сказала я. — Она — очень любопытная девушка. Кое-что она откопала сама, в частности, чье ожерелье и кто вы такая. Но кое-что произошло случайно. Она приехала в ту низину, где убили Мэриота, потому что увидела свет фонаря.

— О, — быстро подняла стакан миссис Грэйл и сделала гримасу. — Об этом страшно думать. Бедный Лин. Он был подлецом, как и большинство друзей. Но так ужасно умереть, — она вздрогнула. Глаза ее стали большими и темными.

— С мисс Риордан все в порядке. Она не проболтается. Ее отец был здесь довольно долго шефом полиции, — сказал я.

— Да. Она мне это рассказала. Вы не пьете.

— Я, делаю то, что я называю «пить».

— Мы с вами должны действовать сообща. Рассказал ли вам Лин — мистер Мэрриот — о том, как произошло ограбление?

— Где-то между этим домом и тротуаром. Точно он не сказал. Их было трое или четверо.

Она кивнула сияющей головой.

— Да. Знаете ли, было что-то забавное в этом налете. Они вернули мне мое кольцо, тоже довольно ценное.

— Он мне рассказывал об этом.

— Кроме того, я очень редко надевала это ожерелье. В конце концов, это музейный экспонат, каких в мире не так уж много. Очень редкий сорт нефрита. Они и ухватились за него. Я сомневаюсь, чтобы они думали об этом ожерелье, как об этом дорогом экспонате, как вы полагаете?

— Иначе они бы сказали, что вы его не надеваете? Кто знал о его ценности?

Она задумалась. Было приятно смотреть, как она думает, небрежно положив ногу на ногу.

— Многие люди, полагаю.

— Но не все же знали, что вы наденете ожерелье тем вечером? А кто знал?

Она пожала плечами.

— Моя горничная. Но она могла выкрасть его сто раз. И я ей доверяю.

— Почему?

— Не знаю. Я просто верю некоторым людям, например, вам.

— Вы доверяли Мэрриоту?

Ее лицо посуровело.

— Не во всем. В основном, да. В разных вещах по-разному, — у нее была прекрасная речь, холодная, немного циничная, но не грубо бесчувственная. Она красиво округляла слова.

— Хорошо. Кроме горничной? Шофер?

Она покачала головой.

— Нет, Лин вез меня той ночью в своей машине. Я не думаю, что Джордж вообще здесь был. Это произошло в четверг?

— Не знаю, меня там не было. Мэрриот говорил, за четыре или пять дней до нашего знакомства. Четверг же был за неделю до вчерашней ночи.

— Да, я вспомнила, что был четверг, — она взяла мой стакан, и ее пальцы коснулись моих. Очень легкое прикосновение. — Джордж обычно свободен по четвергам вечером.

Она налила приличную порцию виски в мой стакан и добавила газировки. Эту смесь можно пить без перерывов все время, только надо быть немного безрассудным. Она сделала себе такой же напиток.

— Лин сказал вам, как меня зовут? — мягко спросила она и внимательно посмотрела на меня.

— Он был очень осторожен и ничего не сказал на этот счет.

— Насчет времени, возможно, он ввел вас в заблуждение. Посмотрим, что мы имеем. Горничная и шофер исключаются.

— Я их не исключаю.

— Хорошо, я-то, по крайней мере, исключаю, — засмеялась она. — Ньютон, мой дворецкий, мог видеть ожерелье у меня на шее, но оно висело довольно низко, а на плечи был наброшен белый лисий палантин. Нет, не думаю, что он мог видеть колье.

— Готов поспорить, вы выглядели, как мечта, — сказал я.

— Уж не выпили ли вы лишнего, а?

— Я всегда славился своей воздержанностью.

Она запрокинула голову и расхохоталась. Я знал только четырех женщин, которые делали так и все равно выглядели красиво. Она была одной из четырех.

— С Ньютоном все в порядке, — сказал я. — Люди его типа не водятся с негодяями. Хотя предположить можно все. А как насчет лакея?

Она подумала и покачала головой:

— Он меня не видел.

— Кто-нибудь просил вас надеть колье?

В ее глазах моментально появилась настороженность.

— Вам не одурачить меня, — сказала она. Она потянулась к моему стакану, чтобы наполнить его.

Я отдал ей стакан, хотя он был наполовину наполнен, а сам изучал совершенные линии ее шеи.

Когда она наполнила стаканы и мы снова поигрывали ими, я сказал:

— Давайте держаться ближе к делу, и я вам что-то расскажу. Опишите тот вечер.

Она посмотрела на часы, чуть развернув руку.

— Мне надо быть…

— Пусть он подождет, — невежливо сказал я. Ее глаза вспыхнули в ответ. Такими они мне очень нравились.

— Вы беретесь за непростое дело, и я должна быть с вами предельно откровенна, — сказала она.

— Сердечные порывы меня не касаются. Опишите вечер. Или возьмите меня за ухо и вышвырните вон. Одно из двух. Пусть ваша обворожительная головка примет решение сейчас же.

— Вы бы лучше подсели ко мне поближе.

— Я уже давно об этом думаю, — развязно признался я. — С тех пор, как вы положили ногу на ногу, если быть точным.

Она одернула платье.

— Неприятности всегда неожиданно сваливаются на мою голову, — сокрушенно, но без кокетства поведала она. Я сел возле нее на желтый кожаный диван.

— Вы быстро работаете? — тихо спросила она. Я не ответил.

— У вас много было таких дел? — спросила она, искоса взглянув на меня.

— Почти не было. В свободное время я — тибетский монах. В свободное время.

— Только у вас его нет.

— Давайте сосредоточимся, — попросил я. — Напряжем мозги и обсудим дело. Сколько вы собираетесь заплатить мне?

— О, это проблема. Я думала, вы сумеете вернуть мое колье или хотя бы попытаетесь вернуть.

— Я буду работать своими методами. Вот так, — я осушил стакан не отрываясь, что почти перевернуло меня на голову, глотнул воздуха.

— И еще я буду искать убийцу, — сказал я.

— Не стоит этим заниматься, это дело полиции, не так ли?

— Да, только бедняга дал мне сто долларов, чтобы я о нем заботился, а я его не сберег. Я чувствую себя виноватым. Мне хочется плакать. Можно, я поплачу?

— Выпейте, — она налила еще виски и мне, и себе. Казалось, этот напиток действует на нее не больше, чем вода на волнорез.

— Хорошо, к чему мы пришли? — спросил я, пытался удержать стакан в таком положении, чтобы не пролить виски. — Не горничная, не шофер, не дворецкий, не лакей. Дальше мы начнем стирать собственное белье. Как происходило нападение? Ваша версия может содержать некоторые детали, опущенные Мэрриотом при рассказе.

Поддавшись корпусом вперед, она оперлась подбородком о руку. И выглядела по-настоящему серьезной, а не игриво серьезной, как только что.

Мы поехали на вечеринку в Брентвуд Хайтс. Потом Лин предложил заехать в Трок, чтобы немного выпить и потанцевать. Мы так и сделали. В районе Сансет проводили какие-то работы, и было очень пыльно. Поэтому Мэрриот поехал по Санта Моника. Мы проехали мимо обшарпанного отеля «Индио». Я его заметила случайно, без особой причины. Бросилась в глаза припаркованная напротив пивной машина.

— Только одна машина — перед пивной?

— Да, только одна. Это было очень грязное место. Та машина тронулась и поехала за нами, и, конечно же, я ничего такого не подумала. Не было причины. Затем, прежде чем мы доехали до поворота Санта Моника на бульваре Аргелло, Лин сказал: — Давай поедем по другой дороге, — и свернул на какую-то извилистую улицу. Тогда, совершенно внезапно, машина рванула мимо нас, процарапала наше крыло и остановилась буквально перед нашим носом. Человек в плаще, шарфе и низко надвинутой на лицо шляпе подошел, чтобы извиниться. Белый шарф выбился наружу и привлек мое внимание. Это было почти все, что я могу сказать о нем, кроме того, что он был высок и худ. Как только он приблизился — а я потом припомнила, что он шел, стараясь не попасть в луч света наших фар…

— Это естественно. Никто не любит смотреть в горящие фары. Выпейте. На этот раз я делаю коктейль.

Она сидела, все еще наклонившись вперед, ее красивые брови — ни единого мазка краски — задумчиво сошлись на переносице, образовав на лбу морщинку. Я сделал две порции.

Она продолжала:

— Как только он подошел к Лину, тут же надвинул шарф на лицо и наставил на нас пистолет. «Не шевелиться, сказал он. — Ведите себя тихо, и все будет в ажуре». Затем с другой стороны подошел еще один.

— На Беверли Хиллз, — сказал я, — самые тщательно патрулируемые четыре квадратные мили.

Она пожала плечами.

— Все произошло точно так. Они потребовали мои украшения и сумочку. Говорил человек в шарфе. Другой вообще не издал ни звука. Я передала вещи, а он мне вернул кольцо и сумочку, при этом попросив воздержаться на некоторое время от звонков в полицию и страховую компанию. Он пообещал быстро и легко провернуть с нами дело о выкупе, говорил так, как будто все в мире принадлежало ему. Он сказал, что они могут работать и через страховую компанию, у них там есть люди, но им пока это не нужно.

— Должно быть, это был Ряженый Эдди, — сказал я, — только его прикончили в Чикаго.

Она опять пожала плечами, мы выпили. Она продолжала:

— Они уехали, и когда мы вернулись домой, я попросила Мэрриота молчать об этом. На следующий день мне позвонили. У нас есть два телефонных номера, один с параллельным аппаратом, а другой, в моей спальне, без него. Позвонили по последнему. Этого телефона, конечно же, нет в справочнике.

Я согласно кивнул.

— Но за несколько долларов можно купить номер телефона. Так всегда делают. Некоторые киноактеры вынуждены менять номера телефонов каждый месяц.

Мы выпили.

— Я сказала звонившему мне человеку, чтобы он связался с Лином и что тот будет представлять мои интересы, но если они не будут требовать слишком много, то мы сможем сторговаться. Он сказал о'кей, и с тех пор, я полагаю, они стали канителить, чтобы последить за нами. Наконец мы сошлись на восьми тысячах.

— Вы бы узнали кого-нибудь из них?

— Конечно, нет.

— Рандэлл знает все это?

— Конечно. Может быть, хватит об этом? Мне уже наскучило, — она одарила меня ослепительной улыбкой.

— Рандэлл высказал свое мнение?

— Возможно. Я забыла, — зевнула она.

Я сидел с пустым стаканом в руке и думал. Она взяла у меня стакан и наполнила. Я сжал ее руку, которая оказалась мягкой и гладкой, теплой и удобной. Она ответила крепким пожатием. Женщина, сидящая передо мной, была хорошо сложена.

— Думаю, у него были какие-то мысли, — сказала она, — но он мне не сказал об этом.

— У любого человека возникли бы какие-то мысли, ознакомься он со всем этим, — сказал я.

Она медленно повернула голову, посмотрела на меня, кивнула и сказала:

— Вы не можете пройти мимо этого, не так ли?

— Сколько вы были знакомы с Мэрриотом?

— О, много лет. Он работал директором на радиостанции моего мужа КОДК. Там я познакомилась с ним. Кстати, там же я познакомилась и с мужем.

— Я знаю. Но Мэрриот жил так, как будто имел неплохие деньги.

— Он получил небольшое наследство и ушел из радиовещания.

— Он действительно получил наследство или он это вам сказал?

Она пожала плечами, продолжая сжимать мою руку.

— А, может быть, наследство было не так уж велико и он быстро его растратил, — теперь я насильно сжал ее руку. — Он занимал у вас?

— Вы немного старомодны, не так ли? — она взглянула на руку, которую я держал.

— Я на работе, а ваше шотландское виски уже вымыло половину моей сдержанности. Не то чтобы я был пьян, но…

— Да, — она высвободила свою руку из моей и потерла ее. — У вас, наверное, руки иногда превращаются в тиски, в свободное время? Лин Мэрриот был вымогателем высокого класса. Это очевидно, он жил за счет женщин.

— У вас было что-нибудь с ним?

— Я должна рассказать?

— Возможно, это не так уж разумно.

Она засмеялась.

— Однако я расскажу. Я выпила у него и потеряла сознание. Иногда со мной случается. А он раздел меня и сфотографировал.

— Грязная собака, — сказал я. — А у вас есть эти фотографии?

Она похлопала меня по руке и глухо спросила:

— Как вас зовут?

— Фил. А вас?

— Хелен. Поцелуй меня.

Она мягко упала мне на колени, я склонился над ее лицом и начал то ли облизывать, то ли целовать. Ее ресницы шевелились и щекотали меня, как бабочки. Когда я добрался до ее горящего рта, он был приоткрыт, и язык жалящей змеей выглядывал из-за зубов. Дверь открылась, и мистер Грэйл тихонько вошел в комнату. Я обнимал миссис Грэйл и не мог быстро избавиться от нее. Подняв глаза, я посмотрел на мистера Грэйла и похолодел, как пятка покойника.

Блондинка у меня на руках не шевелилась, даже не закрыла рта. На лице ее было наполовину мечтательное, наполовину язвительное выражение. Мистер Грэйл, издав негромкие к-х-м и г-м-м, будто прочищая горло, извинительно произнес:

— Прошу прощения, — и бесшумно удалился из комнаты. В глазах застыла бесконечная печаль. Я оттолкнул миссис Грэйл, вытащил из кармана платок и вытер лицо. Она, не изменив позы, продолжала лежать на диване, немного наискосок, демонстрируя прекрасную кожу выше чулка.

— Кто это был? — томно спросила она.

— Мистер Грэйл.

— Забудь о нем.

Я отошел от нее и сел в кресло, в котором сидел раньше. Спустя время она выпрямилась, села на диван и посмотрела на меня.

— Все в порядке. Он понимает. Какого еще черта ему ожидать?

— Я думаю, он знает.

— Я еще раз говорю, все в порядке. Этого хватит? Он — больной человек. Какого черта…

— Не кричи на меня. Я не люблю крикливых женщин.

Она открыла сумочку, лежавшую возле нее, достала оттуда маленький платочек и вытерла губы, после чего вынула зеркальце и осмотрела лицо.

— Думаю, вы правы, — сказала она. — Слишком много виски. Сегодня в клубе Бельведер. В десять.

Она не смотрела на меня и тяжело дышала.

— Это приличное место?

— Его хозяин Лэрд Брюнетт. Я его хорошо знаю.

— Согласен, — сказал я. Я уже был холоден и чувствовал себя отвратительно, как будто обокрал нищего.

Она достала помаду, подвела губы и бросила зеркальце. Я осмотрел лицо, вытер его платком и встал, чтобы отдать ей зеркальце.

Она откинулась на спинку дивана, на сей раз демонстрируя соблазнительную шею и лениво глядя на меня.

— В чем дело? — спросила она.

— Ни в чем. В десять часов в клубе Бельведер. Особо не наряжайтесь, у меня только один костюм на выход. В баре?

Она кивнула.

Я вышел из комнаты не оглядываясь. Лакей в холле встретил меня с каменным лицом и подал шляпу.