Машина неторопливо, плавно плыла мимо жилых домов. Кроны деревьев аркой смыкались над нами, образуя тоннель. Солнце блестело сквозь ветви и узкие еще листья. Знак на углу гласил, что мы находимся на Восемнадцатой улице.

Хемингуэй управлял машиной, а я сидел рядом с ним. Он ехал очень медленно, думая о чем-то тяжелом.

— Как много вы ему рассказали? — спросил он, наконец решившись.

— Я сказал ему то, что вы и Блейн увезли меня оттуда, вышвырнули из машины и оглушили. Об остальном я умолчал.

— А про 23-ю и Дескансо не рассказали?

— Нет.

— Почему?

— Я подумал, что так мы с вами лучше поладим.

— Это мысль. Вы действительно хотите поехать в Стиллвуд Хайтс или это был просто предлог?

— Просто предлог. Все, что я действительно хочу, так это узнать у вас, почему вы поместили меня в одно веселенькое заведение и почему меня там пытались удержать.

Хемингуэй подумал. Он так крепко задумался, что мышцы на его лице стали образовывать узлы под сероватой кожей.

— Этот Блейн, — заговорил он. — Мясной обрубок. Я и не подозревал, что он ударит вас. Я и не думал, что вам действительно придется идти пешком домой. Я считал, что мы лишь разыгрываем сцену, помогаем Амтору припугнуть шантажистов. Вы бы удивились, узнав, как часто его шантажируют.

— Уже удивился, — мгновенно парировал я. Он искоса глянул на меня. Его глаза были кусочками льда. Затем он снова стал задумчиво смотреть вперед через пыльное стекло.

— Этим старперам иногда хочется оглушить кого-нибудь, — сказал он. — Им обязательно надо разбить голову кому-нибудь. Господи, как я тогда испугался. Вы упали, как мешок с цементом. Я высказал свое недовольство Блейну. А затем мы отвезли вас к Зондерборгу. Во-первых, потому что это было ближе всего и, во-вторых, потому что он неплохой парень и мы бы неплохо позаботились о вас.

— Амтор знает, что вы меня туда увезли?

— Конечно же, нет. Это была наша идея.

— Потому что Зондерборг — хороший и заботливый парень. И никаких взяток не надо. И, конечно же, доктор не признает мой иск, если я решу его подать. Правда, в этом славном городишке иски не имеют смысла.

— Вы хотите дать ход этому делу? — задумчиво спросил Хемингуэй.

— Не я. Кстати, я бы не советовал вам слишком заноситься. Ваша работа висит на волоске. Вы же видели глаза шефа.

— О'кей, — сказал Хемингуэй и сплюнул в окно. — Я и не собирался наглеть. Не спорю, может, иногда и прорывается в разговоре что-то такое, похожее на нахальство. Подводит привычка. Что еще?

— Блейн действительно болен?

Хемингуэй утвердительно кивнул, но напустить на себя грусть по этому поводу ему не удалось. Он довольно равнодушно поведал:

— Позавчера у него заболел живот, и аппендикс лопнул прежде, чем его смогли вырезать. У Блейна есть шансы, но они невелики.

— Нам не хотелось бы его терять, — сказал я. — Такой парень — украшение полиции.

Хемингуэй снова сплюнул в окно.

— О'кей. Следующий вопрос, — вздохнул он.

— Вы убедительно доказали, почему отвезли меня к Зондерборгу. Но вы еще не объяснили, зачем он держал меня 48 часов взаперти, напичканного наркотиками.

Хемингуэй бесшумно затормозил у тротуара. Он положил руки на руль и потер большие пальцы друг о друга.

— Я не знаю, — глухо сказал он.

— У меня были бумаги, из которых следовало, что я частный детектив, — продолжал я. — Ключи, деньги, фотографии. Если бы доктор не знал вас, он бы подумал, что удар по голове всего лишь розыгрыш, повод запихнуть меня в его заведение для того, чтобы я все там разнюхал как следует. Но я догадываюсь, что он очень хорошо знает вас, ребята. Оттого я и озадачен.

— Оставайтесь озадаченным. Так безопаснее.

— Да, конечно, — согласился я. — Но в этом нет никакого удовлетворения.

— Вы попросили закон Лос-Анджелеса заняться этим?

— Чем этим?

— Вашими подозрениями в отношении Зондерборга.

— Не совсем.

— Так да или нет?

— Я не такая уж важная личность, чтобы давать указания полиции, — сказал я. — Служители закона из Лос-Анджелеса могут прибыть сюда в любое угодное им время. Не все, конечно, но парни шерифа и окружного прокурора — точно. У меня есть друг из прокурорского надзора, да я и сам там когда-то работал. Друга зовут Берни Оле. Он — главный следователь.

— Вы ему об этом сообщили?

— Нет. Я не говорил с ним уже целый месяц.

— Подумываете о том, чтобы направить его на это дело?

— Если это помешает моей работе, то нет.

— Частное дело?

— Да.

— О'кей. Что вы хотите?

— Чем действительно занимается Зондерборг?

Сержант убрал руки с руля и по-чемпионски залепил плевком в фонарный столб.

— Хорошая улочка, не правда ли? Приятные дома, приятные сады, приятный климат. Вы часто слышите о подкупленных полицейских?

— Изредка, — ответил я.

— О'кей! Сколько полицейских живет на таких улицах, как эта, в таких домах с красивыми лужайками? Я знаю четверых-пятерых, все из отряда по борьбе с проституцией и игорными домами. Они зашибают приличные деньги. А полицейские, как я, живут в жалких домишках в грязной части города. Хотите посмотреть, где я живу?

— А что это докажет?

— Послушайте, приятель, — серьезно сказал здоровяк. — Я иду у вас на поводу, но всякому терпению есть предел. Полицейские не продаются на деньги! Улыбаетесь? Ладно, бывает, но редко. Полицейские делают, что им говорят. А парень, который сидит в огромном кабинете, в дорогом костюме и пахнет дорогой выпивкой тоже ничего не решает. Вы меня понимаете?

— Что за человек мэр?

— Мэр как мэр, как в любом другом городе. Политик. Вы думаете, он приказывает? Чепуха. Вы знаете, что происходит с этой страной?

— Я слышал, слишком много замороженного капитала, — сказал я.

— Парень не может оставаться честным, даже если он этого хочет, — сказал Хемингуэй. — Его вытряхнут из собственных штанов, если он останется честным. Вы или играете в грязную игру, или питаетесь святым духом. Куча ублюдков думает, что нас спасут девяносто тысяч сотрудников ФБР в чистых воротниках и с бумажками в папках. Чепуха! Знаете, о чем я думаю? Мы должны переделать этот мир заново. Предпринять Моральное Перевооружение. Тогда что-нибудь получится. Только М.П.В. Моральное Перевооружение!

— Если Бэй Сити — пример работы этого М.П.В., то я приму аспирин, — сказал я.

— Можно стать очень умным, — как-то сразу поутих Хемингуэй. — Можно не думать об этом, но это возможно. Можно стать таким умным, что будешь думать только о том, как бы стать еще умнее. Я всего лишь тупой полицейский. Я выполняю приказы. У меня жена и двое детей, и я делаю все, что говорят большие дяди. Блейн бы много мог рассказать, а я невежа в этих вопросах.

— А точно у Блейна аппендицит? Не пустил ли он себе пулю в живот из вредности?

— Не будьте таким, — недовольно, но миролюбиво сказал Хемингуэй и провел руками по рулю. — Попытайтесь думать иногда хорошо о людях.

— О Блейне?

— Он человек, как все мы. Он грешник, но он — человек.

— Чем занимается Зондерборг?

— О'кей, я вам только сказал. Может быть, я не прав. Я посчитал вас парнем, которому можно продать неплохую идейку.

— Вы не знаете, чем он занимается?

Хемингуэй достал платок и вытер лицо.

— Но вам бы следовало догадаться, что если бы мы с Блейном знали, что Зондерборг занимается чем-то незаконным, то мы или не бросили бы вас туда, или вы бы оттуда не ушли так просто. Я имею в виду настоящее подпольное дело, а не муть типа предсказания судеб старухам по хрустальному шару.

— Я думаю, что мой уход из лечебницы не предполагался, — заметил я. — Есть такое лекарство — скополамин, от которого человек иногда становится слишком разговорчив. Это, конечно, не гипноз, но частенько срабатывает. Из меня хотели выудить кое-что, чтобы узнать, сколько я знаю. Но доктор Зондерборг мог узнать только из трех источников, что у меня есть, мягко говоря, приятная для него информация. Ему мог сказать Амтор, либо Лось Мэллой мог упомянуть, что я навещал Джесси Флориан, либо он мог подумать, что я — подсадная утка полиции.

Сержант печально смотрел на меня.

— Что за Лось Мэллой, черт возьми?

— Громила, который убил человека на Сентрал Авеню несколько дней назад. О нем передали по вашему телетайпу, если вы когда-нибудь его читаете. И, возможно, вам уже пришло объявление о розыске.

— Ну и что?

— А то, что Зондерборг прятал его. Я видел там Лося, на кровати, читающим газету, той ночью, когда я смылся.

— Как вы сбежали? Вас не держали под замком?

— Я огрел санитара пружиной от кровати. Мне повезло.

— Этот огромный парень не видел вас?

— Нет.

Хемингуэй отъехал от тротуара, на его лице установилась вполне приличная улыбка.

— Ну что же, мне это представляется шикарным. Зондерборг прятал разыскиваемых ребят, если у тех, конечно, были деньги. Его заведение было для этого хорошо приспособлено.

Машина пошла быстрее, и мы завернули за угол.

— Черт. А я думал, что он продает сигареты с марихуаной, — сказал Хемингуэй с искренним отвращением. — Но, черт возьми, его занятие не могло долго продолжаться!

— Вы когда-нибудь слышали о подпольной лотерее? Она тоже рассчитана на продолжительное время, если посмотреть с одной стороны.

Хемингуэй классно справился еще с одним поворотом и кивнул.

— Верно. И китайский бильярд, и игорные дома бинго, и притоны для наркоманов. Но сложите все это и позвольте одному парню управлять всем этим, и окажется, что это вовсе не бессмысленно.

— Кто этот парень?

Хемингуэй не ответил. Он крепко сжал зубы. Мы ехали по Дескансо к востоку. Тихая улочка, даже в полдень. Чем ближе к 23-й улице, тем шумнее становилось в кварталах. Вот два человека изучают пальму, как будто собираются передвинуть ее. Возле дома доктора Зондерборга припаркована машина, в ней никого. Немного дальше по улице человек считывает показания водомера.

Дом освещен жизнерадостным солнечным светом. Чайные розы образовали сплошную светлую массу под окнами, а анютины глазки создали яркую дымку под зацветающей акацией. Алая вьющаяся роза только раскрыла почки, прикрепившись в форме веера к крепкой решетке. Бронзово-зеленая птичка деловито клевала зимний горох. Дом похож на жилище пожилой богатой четы, любителей повозиться в саду. Солнце светило с каким-то тихим, но тревожным спокойствием.

Наша машина медленно проскользнула мимо дома. Сержант пошмыгал носом, повернул за угол, посмотрел в зеркало заднего вида и прибавил скорость.

Через три квартала он снова остановился у тротуара и повернулся ко мне, одарив меня суровым взглядом.

— Ищейки из Лос-Анджелеса, — сказал он. — Один из парней под пальмой — Доннелли. Я его знаю. Они присматривают за домом. Так вы ничего не рассказывали своему другу в Лос-Анджелесе, а?

— Я же сказал, что нет.

— Шефу это понравится, — проворчал Хемингуэй. — Они приехали сюда, обнюхивают это заведение и даже не зашли, чтобы поздороваться.

О своих соображениях я умолчал.

— Они ловят этого Лося Мэллоя?

Я отрицательно покачал головой.

— Насколько я знаю, нет.

— А насколько ты знаешь, приятель?

— Не намного. Есть ли какая-нибудь связь между Амтором и Зондерборгом?

— А вот об этом я не знаю.

— Кто хозяин этого города?

В ответ молчание, которое я нарушил через три секунды.

— Я слышал, игрок по имени Лэйрд Брюннет выложил тридцать тысяч на выборы мэра. Я слышал, что он — хозяин клуба Бельведер и обоих игорных кораблей.

— Может быть, — уклончиво отозвался Хемингуэй.

— Где можно найти Брюннета?

— Почему вы спрашиваете меня?

— Куда бы вы смылись, если бы потеряли надежное укрытие?

— В Мексику.

Я рассмеялся.

— О'кей, не оказали бы вы мне любезность?

— С большим удовольствием.

— Отвезите меня снова в центр.

Мы отъехали от тротуара и скоро припарковались на стоянке у полицейского управления. Я вышел.

— Заходите в гости как-нибудь, — сказал Хемингуэй. — Я, вероятнее всего, буду вычищать плевательницы.

Он протянул большую руку.

— Никаких неприятных ощущений?

— М.П.В.! — проникновенно сказал я, пожимая ему руку. Мы рассмеялись. Он окликнул меня, когда уже собрался уходить, осторожно огляделся по сторонам и проговорил мне в самое ухо:

— Эти игорные корабли, по-моему, находятся вне городских законов и законов штата. Зарегистрированы в Панаме. Если бы я… — он замолчал, и в его глазах появилась то ли озабоченность, то ли печаль.

— Я понял. У меня была та самая идея. Я не знаю, почему мне захотелось, чтобы вам в голову пришла та же самая идея. Но она не сработает для одного человека.

Он кивнул и улыбнулся:

— М.П.В.