Я проехал Элтер-стрит до конца, до решетки, огораживающей чей-то сад.

Некоторое время я сидел в машине, думал и любовался серо-голубыми склонами гор, спускавшимися к океану. Я пытался прийти к решению, как мне обращаться с Лэвери, что здесь вернее: замшевые перчатки или кулак? Я решил, что для начала ласковый тон повредить не может. Если он ничего не даст, а в этом я был почти уверен, тогда пусть природа берет свое, начнем хвататься за ножки стульев.

Улица была пуста. Лишь за следующим углом играла ватага ребятишек. Они бросали бумеранг вниз по склону, а потом гнались за ним, отпихивая друг друга и громко крича. Еще дальше стоял дом с черепичной крышей, окруженной деревьями. Во дворе на веревке сушилось белье, два голубя гуляли по карнизу и кивали головами. Бело-голубой автобус с трудом взбирался вдоль улицы.

Воздух был прозрачнее, чем вчера и утро дышало миролюбием. Я оставил машину и пошел пешком по Элтер-стрит до дома — 623.

На фасадных окнах были опущены жалюзи, дом выглядел заспанным. Я нажал кнопку звонка. Потом увидел, что дверь не заперта. Она слегка обвисла на петлях, как большинство дверей, и, как видно, закрывалась с трудом. Однако вчера она была закрыта.

Я слегка толкнул дверь ногой. Она открылась с тихим скрипом. В помещении было темно, лишь одно окно пропускало немного света. На мой звонок никто не вышел. А второй раз я звонить не стал. Я шире распахнул дверь и вошел.

Воздух был теплым и немного душным, как бывает по вечерам в непроветриваемых помещениях. Бутылка виски на круглом столике была почти пуста. Рядом стояла полная бутылка и ждала своей очереди.

В медном сосуде для льда было немного воды. Кроме того на столе стояли две использованные рюмки и сифон с содовой водой.

Я привел дверь в первоначальное положение и прислушался. Если Лэвери нет дома, то можно было бы использовать случай и осмотреться. Против него не имелось особенных улик, но, вероятно, было все же нечто, мешавшее ему обратиться в полицию.

Электрические часы на каминной доске тикали легко и сухо, издали послышался звук автомобильного сигнала, высоко над каньоном было слышно гудение самолета, а между всем этим — тихое гудение холодильника в кухне.

Я пошел дальше по комнате, не переставая прислушиваться к разным звукам, которые возникают в доме, даже если в нем нет обитателей. Дошел до перил винтовой лестницы, ведущей в нижний этаж.

На перилах за поворотом лестницы показалась рука в перчатке. Она не двигалась.

Потом она шевельнулась. Сначала я увидел шляпку, потом голову. По лестнице тихо поднималась женщина. Она поднялась почти доверху, но, казалось, еще не видела меня. Это была худощавая женщина неопределенного возраста. Ее волосы были в беспорядке, губы намазаны вкривь и вкось. На щеках было слишком много румян, под глазами — слишком много теней. На ней был синий твидовый костюм, абсолютно не подходивший к красной шляпке, немыслимо косо сидевшей на голове.

Она шла мне навстречу, ничуть не меняя выражения лица. Медленно вошла в комнату, держа правую руку немного на отлете. На левой руке была коричневая перчатка, которую я увидел на перилах лестницы. Перчатка от правой руки была обернута вокруг круглой рукоятки маленького револьвера.

Внезапно она остановилась и вздрогнула, увидев меня.

Из ее губ вырвался тихий испуганный возглас. Потом она захихикала, это было высокое нервное хихиканье. Она направила на меня револьвер и стала медленно приближаться.

Я, как завороженный, смотрел на револьвер и напрягал все силы, чтобы не закричать.

Женщина подошла ко мне вплотную. Револьвер был направлен мне в живот.

Она произнесла доверительным тоном:

— Мне ничего не нужно кроме квартирной платы. Дом вроде бы в порядке, ничего не разбито. Он всегда был хорошим, аккуратным жильцом. Я только хотела, чтобы он так часто не опаздывал с квартирной платой.

Вымученный и несчастный мужской голос — неужели мой собственный? — спросил вежливо:

— И давно он уже не платит?

— Три месяца. Двести сорок долларов. Восемьдесят долларов — это очень скромная цена за такой хорошенький домик, а я каждый раз получаю свою деньги с таким трудом! Но все-таки он всегда платит. Обещал мне заплатить сегодня. По телефону. Я хочу сказать, он обещал мне сегодня утром дать чек.

— Конечно, — сказал я. — По телефону. Сегодня утром.

Я попытался незаметно сдвинуться в сторону. Нужно только постараться подойти к ней поближе и выбить из руки револьвер. Правда, мне еще никогда не удавался этот трюк, но на этот раз не оставалось никакой другой возможности.

А сейчас для этого был самый подходящий момент.

Мне удалось продвинуться дюймов на шесть, но для быстрого удара этого было недостаточно. Я спросил:

— Значит, вы хозяйка этого дома? — При этом я избегал смотреть на револьвер. У меня была слабая надежда, что она сама не понимает, куда целится.

— Конечно! Я миссис Фальбрук. А кто же я по-вашему?

— Я так и предполагал, что хозяйка дома, — сказал я. — После того, как вы рассказали про квартирную плату и про чек. Но я не знал вашей фамилии.

Еще восемь дюймов. Чистая работа. Жалко будет, если она окажется напрасной.

— А кто вы такой, позвольте спросить?

— Я насчет взносов за машину, — сказал я. — Тоже просрочены. Дверь была незаперта, вот я и вошел. Сам не знаю, почему.

Я постарался изобразить такое выражение, какое должно быть у кассира автофирмы, собирающего взносы. Немного брюзгливое, но готовое в любой момент смениться любезной улыбкой.

— Значит, мистер Лэвери и вам неаккуратно платит? — спросила она с озабоченным видом.

— Да. Не очень, так, немножко, — сказал я успокаивающе.

Вот сейчас позиция была правильной. Нужно было просто быстро прыгнуть.

И больше ничего не надо — только быстрый удар, чтобы револьвер отлетел в сторону. Я начал поднимать правую ногу с ковра.

— Ах, вы знаете, — сказала женщина, — это так странно… с револьвером. Я нашла его на лестнице. Эти штуки такие грязные, вечно в масле. А дорожка на лестнице — настоящий светло-серый велюр. Довольно дорогая!

И она протянула мне револьвер.

Моя рука протянулась за ним, она казалась твердой, как яичная скорлупа, и почти такой же хрупкой. Я взял револьвер. Она с отвращением понюхала перчатку, которой перед этим была обернута рукоятка. При этом она продолжала говорить тем же трезво-благоразумным тоном. Колени у меня начали понемногу расслабляться.

— Да, видите ли, — сказала она, — вам гораздо легче. Я имею в виду плату за машину. Вы, в крайнем случае, можете ее забрать обратно. Но дом, причем так славно обставленный, его-то не заберешь! Чтобы сменить жильца, нужны время и деньги. Может возникнуть скандал, могут попортить мебель, иногда даже намеренно. Вот ковер на полу: он стоит двести долларов, и то — из вторых рук. Вообще-то это простой ковер, но обратите внимание на восхитительный цвет! Вы не находите? Никто не поверит, что он куплен из вторых рук. Но в том-то и дело, как только вещь побывает в употреблении, все равно, она уже из вторых рук. Мне пришлось сегодня прийти пешком. Я, конечно, могла бы приехать автобусом, но когда он нужен, то никогда не приходит или идет не в том направлении!

Я почти не слышал, что она говорила. Как шум далекого прибоя. Меня интересовал револьвер.

Я вытащил магазин. Он был пуст. Повернул револьвер и заглянул в дуло. В стволе тоже патрона не было. Понюхал ствол, пахло порохом.

Я опустил его в карман. Шестизарядный револьвер 25-го калибра. Пустой.

Из него стреляли, причем недавно. Впрочем, не в последние полчаса.

— Из него стреляли? — спросила миссис Фальбрук простодушно.

— А разве была причина стрелять? — спросил я. Мой голос звучал уже совершенно нормально, хотя в мозгу еще что-то вращалось.

— Но он же лежал на лестнице, — сказала она. — И, в конце концов, он предназначен для стрельбы.

— Совершенно справедливо сказано! Но я думаю, что у мистера Лэвери просто дырка в кармане, вот револьвер и выпал. Его, как видно, нет дома?

— Нет. — Она покачала головой с разочарованным видом. — И я нахожу, что это нехорошо с его стороны, правда, нехорошо! Он же обещал дать мне чек, а я ведь пришла пешком…

— А когда он вам звонил?

— Что? Вчера вечером. — Она наморщила лоб. Видимо, мои вопросы ей не понравились.

— Может быть, его куда-нибудь вызвали? — предположил я.

Она смотрела в точку между моими красивыми бровями.

— Послушайте, миссис Фальбрук, теперь шутки в сторону, миссис Фальбрук! Не то чтобы я был лишен чувства юмора. И кроме того, я не люблю говорить такие вещи. Но… вы его случайно не застрелили, а? За просроченную квартплату?

Она очень медленно опустилась на краешек стула и кончиком языка облизнула губы.

— Боже мой, какой ужасный вопрос! — сказала она сердито. — Я нахожу, что вы нехороший человек. Разве вы не сказали, что все патроны расстреляны?

— Все патроны бывают время от времени расстреляны. А иногда револьверы снова заряжают. Но этот в настоящий момент не заряжен!

— Ну тогда… — она сделала нетерпеливый жест и снова понюхала свою испачканную перчатку.

— Ну ладно, мое предположение ошибочно. Это просто неудачная шутка. Мистера Лэвери нет дома, и вы решили осмотреть дом. Вы же хозяйка, у вас должен быть свой ключ. Правильно?

— Я не собиралась сюда вторгаться, — сказала она и прикусила палец. — Наверное, я не должна была это делать. Но я имею право проверить, в каком состоянии находятся мои вещи.

— Ладно, вот вы и проверили. Вы вполне уверены, что его нет дома?

— Я не заглядывала под кровать и не шарила в холодильнике, — сказала она холодно. — На мой звонок никто не вышел, поэтому я покричала ему с лестницы. Потом спустилась в нижний этаж и покричала еще раз. Я даже в спальню заглядывала. — Она стыдливо опустила глаза и при этом чертила пальцем по колену.

— Гм… значит, так было дело, — сказал я.

Она кивнула.

— Именно так. А как ваше имя? Как вы себя назвали?

— Вэнс, — сказал я. — Фило Вэнс.

— А в какой фирме вы работаете, мистер Вэнс?

— В настоящее время я как раз без работы, временно помогаю полиции.

Она посмотрела на меня испуганно.

— Позвольте, вы же сказали, что пришли насчет взносов за машину?

— Это так, побочное занятие, — сказал я. — Небольшой дополнительный заработок.

Она встала и твердо посмотрела на меня. Голос ее был холоден:

— В таком случае, я считаю, вам следует удалиться.

Я ответил:

— Я, пожалуй, сначала немного осмотрюсь здесь, если вы не возражаете. Может быть, я увижу кое-что, что от вас ускользнуло.

— Считаю это излишним, — сказала она. — Это мой дом. Была бы вам признательна, мистер Вэнс, если бы вы его покинули.

— Ну, а если я уйду, может быть, вы найдете кого-нибудь поглупее? Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Фальбрук! Я лишь брошу беглый взгляд… Этот револьвер, вы знаете, наводит на странные мысли.

— Но я же вам сказала, что нашла его на лестнице! — воскликнула она сердито. — Больше я о нем ничего не знаю. Я вообще не разбираюсь в револьверах. Я еще ни разу в жизни не стреляла! — Она открыла свою большую синюю сумку, вытащила носовой платок и поднесла его к глазам.

— Это вы так рассказываете. Можно вам верить, а можно и нет!

Патетическим жестом левой руки она указала на меня.

— О, мне не надо было сюда приходить! Мистер Лэвери будет вне себя!

— Вам другого не надо было делать, — возразил я. — Вам не надо было мне показывать, что револьвер разряжен. До этого момента вы вели свою роль безупречно.

Она топнула ногой. Это было единственное, чего еще не хватало для полноты сцены.

— Вы противный, отвратительный человек! — завизжала она. — Не смейте ко мне прикасаться! Попробуйте-ка хоть на шаг приблизиться. Я больше ни минуты не останусь с вами в доме! Как вы смеете так меня оскорблять!

Ее голос прервался, как лопается резиновая лента. Она низко опустила голову, закрыла лицо руками и бросилась к двери. Пробегая мимо меня, она отвела руку, словно хотела меня ударить. Но была на достаточном от меня расстоянии, так что я не шевельнулся. Она широко распахнула дверь и выскочила на улицу. Дверь медленно закрылась, были слышны ее быстро удаляющиеся шаги.

Я потрогал ногтем зубы и провел ладонью по подбородку. Чудесно однако остаться в живых! Я прислушался. Не было слышно ничего такого, к чему бы следовало прислушаться. Шестизарядный револьвер — и разряжен до последнего патрона.

— Что-то, — сказал я вслух, — что-то в этой сцене не так.

Сейчас дом казался прямо-таки неестественно тихим. Я прошел по ковру абрикосового цвета и начал спускаться по лестнице. Остановился. Ни звука.

Тогда я пожал плечами и спокойно ступил на нижний этаж.