Кабинет мистера Кингсли обладал всем, что только можно требовать от кабинета. Он был просторный, неярко освещенный, спокойный, с кондиционированным воздухом. Окна без перемычек, из цельных стекол, и полуприкрытые жалюзи препятствовали вторжению июльской жары. Серые портьеры гармонировали с плотным серым ковром. В углу стояли массивный серебряно-черный сейф и стеллаж со скоросшивателями. На стене висела большая цветная фотография, изображавшая пожилого господина с крючковатым носом и бакенбардами. Между остро отогнутыми уголками воротничка виднелся кадык более массивный, чем у иного человека подбородок. Табличка под портретом возвещала: «М-р Мэттью Гиллерлейн, 1860–1934».

Быстрым твердым шагом Деррис Кингсли обошел вокруг письменного стола, который несомненно стоил своих восьмисот долларов, уместился в объемистом кожаном кресле и взял сигару из ящичка красного дерева с медными уголками.

Он неторопливо обрезал кончик сигары и прикурил от стоявшей на столе массивной отделанной медью зажигалки. Затем откинулся в кресле, выпустил клуб дыма и сказал:

— Я — человек дела. Поэтому поберегите для других свои глупые шуточки. Судя по карточке, вы — частный детектив. Покажите ваши документы.

Я вытащил бумажник и показал ему все, что нужно. Он просмотрел и бросил документы на письменный стол. Целлулоидный футляр с фотокопией моей лицензии при этом упал на пол. Кингсли не потрудился извиниться.

— Не знаю никакого Мак-Ги, — сказал он. — Я просил шерифа Петерсона порекомендовать мне надежного человека, которому я мог бы дать деликатное поручение. Полагаю, вы и есть этот человек?

— Мак-Ги служит в голливудском отделении, которое находится в подчинении у шерифа, — ответил я. — Можете позвонить и проверить.

— Не нужно. Я думаю, вы мне подойдете. Но в разговоре со мной потрудитесь воздерживаться от плоских острот. И запомните: если я человека нанимаю и плачу ему, то это мой человек. Он должен выполнять мои приказы и уметь молчать. Иначе он вылетит. Ясно? Надеюсь, я не слишком грубо выражаю свои мысли?

— Этот вопрос я бы хотел оставить открытым, — ответил я вежливо.

Он нахмурился, потом резко спросил:

— Сколько вы стоите?

— Двадцать пять монет в день плюс расходы. А моя машина — восемь центов за милю.

— Это просто смешно! — заявил он. — Слишком дорого. Пятнадцать в день — и деньги на стол. Вполне достаточно. Расходы по поездкам я возьму на себя, естественно, в разумных пределах. Но никаких увеселительных прогулок!

Я выдохнул облачко сигаретного дыма, помахал рукой, чтобы оно рассеялось, и ничего не ответил. Мое молчание его озадачило.

Он перегнулся через стол и кончиком сигары, как указательным пальцем, ткнул в мою сторону.

— Пока я вас еще не нанял. Если я это и сделаю, то знайте, что поручение абсолютно секретное. Никакой болтовни о нем с вашими дружками из полиции! Понятно?

— О каком, собственно, поручении идет речь? — спросил я.

— Это вам должно быть безразлично. Ведь вы беретесь за любую детективную работу? Или нет?

— Или нет. Только за более или менее чистые дела.

Он уставился на меня, крепко сжав зубы. Его серые глаза сверкали.

— Например, я не занимаюсь бракоразводными делами, — продолжал я. — Кроме того, я беру задаток в размере ста долларов. С незнакомых.

— Хорошо, хорошо, — сказал он вдруг мягко. — Ладно.

— А что касается вашей грубости, то я привык. Большинство моих клиентов начинают с того, что либо проливают слезы на моей груди, либо орут, чтобы показать, кто здесь хозяин. Хотя обычно дело кончается во вполне разумной тональности, если, конечно, клиент остается в живых.

— Ладно, — повторил он почти ласково, продолжая смотреть на меня. — А вы многих своих клиентов теряете?

— Нет, если они обращаются со мной прилично, — улыбнулся я.

— Не желаете ли сигару?

— Спасибо. — Я взял сигару и положил ее в карман.

— Я хочу, чтобы вы нашли мою жену, — сказал он. — Она исчезла месяц тому назад.

— Хорошо, — сказал я. — Я найду вашу жену.

Он побарабанил пальцами по столу, продолжая неотрывно смотреть на меня.

— Я верю, что вам это удастся, — сказал он. Потом ухмыльнулся. — Давненько меня уже никто так не осаживал.

Я ничего не ответил.

— Черт побери, — сказал он, — мне это понравилось. Очень понравилось. — Он провел ладонью по густым темным волосам. — Целый месяц, как она пропала. Исчезла из нашего загородного дома. У нас есть дом в горах, вблизи от озера Пума. Вы знаете это озеро?

— Да.

— Дом находится в трех милях от поселка, — продолжал он. — Дорога, которая к нему ведет, — частная. Дом стоит у озера, которое тоже является нашей собственностью. Озеро Маленького фавна. Мы, трое владельцев домов, соорудили дамбу, чтобы предохранить долину от паводка. Участок принадлежит мне и еще двум людям. Он довольно большой, но хорошо скрыт от посторонних глаз и находится в стороне от дорог. Так что еще некоторое время широкая публика его не откроет. У моих друзей деревянные дома, у меня — тоже. В четвертом домике живет некто Билл Чесс со своей женой. Они живут бесплатно и за это следят за участком. Он инвалид войны и получает пенсию. Это — единственные люди, которые находятся там постоянно. Моя жена отправилась туда в середине мая, потом дважды приезжала домой на субботу и воскресенье. Двенадцатого июня ее ждали в одной компании, но она не явилась. Никто не знает, куда она делась.

— И что вы предприняли?

— Ничего. Абсолютно ничего. Я туда и не ездил. — Он подождал, вероятно желая, чтобы я задал вопрос.

— Почему? — спросил я.

Он отодвинул кресло и отпер ящик стола. Вынув сложенный пополам листок, он протянул его мне. Я развернул, это была телеграмма. Отправлена из Эль-Пасо 14 июня в 9.19. Она гласила:

«деррису кингсли 965 карлсон драйв беверли хиллс еду Мексику быстрого оформления развода тчк выхожу замуж за криса тчк будь счастлив прощай кристель»

Я положил телеграмму на свою половину стола. Он молча протянул мне большую и очень четкую фотографию на глянцевой бумаге. На ней была изображена пара, сидевшая на пляже под большим зонтом. Мужчина был в шикарных плавках, на женщине был весьма рискованного покроя купальник из белой акульей кожи.

Это была стройная улыбающаяся блондинка, молодая и хорошо сложенная.

Мужчина — красавец с атлетической фигурой, широкоплечий, с гладкими темными волосами и белыми зубами. Каждый дюйм его тела выдавал типичного разрушителя браков и разбивателя сердец. Руки цепкие, на лице — весь небольшой запас интеллекта, какой ему отпущен. В руке этот тип держал темные очки и привычно улыбался в объектив.

— Это Кристель, — сказал Кингсли, — а это Крис Лэвери. По мне, так пусть она им владеет, а он — ею. Черт бы побрал их обоих.

Я положил снимок рядом с телеграммой.

— Хорошо. Какими вы располагаете отправными точками?

— Там в горах нет телефона, — сказал он, — а вечеринка, на которой ее ждали, не имела большого значения. Поэтому до получения телеграммы я не особенно задумывался, куда она девалась. Да и содержание телеграммы не слишком меня удивило. Мы с Кристель уже несколько лет в плохих отношениях. Она живет своей жизнью, я — своей. У нее есть свои деньги — больше чем достаточно. Примерно двадцать тысяч в год от нефтяных приисков в Техасе, принадлежавших ее семье. Она занимается флиртом, и я знаю, что Лэвери — один из объектов этих ее занятий. Пожалуй, я был немного удивлен, когда узнал, что она собирается за него замуж. Ведь он — не что иное, как профессиональный охотник за бабами. Но фотография выглядит очень убедительно. Вы понимаете?

— А потом?

— Потом я две недели ничего не слышал. Пока мне не позвонили из отеля «Прескотт» в Сан-Бернардино и не сообщили, что у них в гараже оставлен кем-то спортивный «паккард», зарегистрированный на имя Кристель и на мой адрес. Они спрашивали, что делать с машиной. Я сказал, что пусть пока остается у них, и послал им чек в уплату за ее хранение. В этом, собственно, тоже не было ничего подозрительного. Я подумал, что они отправились в Мексику. И если поехали в автомобиле, то скорее всего в машине Лэвери. А позавчера я встретил Лэвери в спортклубе, здесь за углом. И он сказал мне, что понятия не имеет, где находится Кристель.

Кингсли бросил на меня быстрый взгляд и достал бутылку. Поставив на стол две рюмки, он налил одну и подвинул ее ко мне. Держа вторую против света, он медленно сказал:

— Лэвери утверждает, что никуда с нею не ездил, два месяца ее не видел и не имел с ней никаких контактов. Я спросил:

— Вы ему верите?

Он кивнул, наморщив лоб, потом выпил и отодвинул рюмку в сторону. Я тоже пригубил. Это был «скотч». Не первый сорт.

— Я ему поверил, — сказал Кингсли. — Хотя, может быть, напрасно. Я поверил ему не потому, что он надежный человек. Что угодно, но только не это. А потому, что этот проклятый бездельник получает удовольствие, совращая жен своих друзей и еще хвастаясь этим. Ему доставило бы большое наслаждение сообщить мне, что моя жена сбежала с ним от меня. Я знаю этот сорт людишек! И особенно его! Одно время он гастролировал чуть ли не по всему штату, и скандал следовал за скандалом. Он не может пройти мимо любой конторской девчонки… Кроме того, вспомните о звонке из Сан-Бернардино насчет машины Кристель. Я рассказал ему об этом. Для чего, спрашивается, он стал бы утруждать себя ложью?

— Ну, а предположим, она его в свою очередь бросила, — сказал я, — и тем самым уязвила его донжуанское самолюбие?

Казалось, Кингсли почувствовал облегчение. Но потом отрицательно покачал головой.

— Все же я верю ему больше, чем на 50 процентов, — ответил он. — Отыщите доказательства. Для этого вы мне и нужны. Но у этого дела есть еще одна сторона. Я занимаю здесь хороший пост. Но это — лишь пост. Я не могу позволить себе скандала. Если моя жена окажется замешанной в какой-нибудь уголовщине, то я и глазом не успею моргнуть, как вылечу отсюда.

— В уголовщине? — удивленно переспросил я.

— Да. Среди прочих своих занятий, — желчно проговорил он, — моя жена то и дело находит время, чтобы что-нибудь стащить в универмаге или магазине самообслуживания. Когда она слишком много выпьет, а это с ней случается, у нее появляются такие идиотские причуды. У меня уже было несколько крайне неприятных объяснений с управляющими магазинов. Пока удавалось избежать суда, но если такое произойдет в чужом городе, где ее никто не знает… — Он поднял руки и снова уронил их на стол, — она может угодить за решетку. Не так ли?

— У нее когда-нибудь снимали отпечатки пальцев?

— Нет, под арестом она не была.

— Я не это имею в виду. Когда магазины соглашаются замять происшествие, не возбуждая дела о краже, то они часто ставят условием снятие отпечатков пальцев. Это отпугивает любителей острых ощущений, а у дирекции собирается картотека клептоманов. Если отпечатки повторяются, то виновному уже не выпутаться.

— Насколько мне известно, до этого дело не доходило.

— Ну что ж, оставим это. Если бы она была арестована, то к вам давно обратились бы за выяснением ее личности. Даже если ей разрешили предстать перед судом под вымышленным именем, все равно полиция вас известила бы. И вообще, если бы она крепко влипла, то сама попросила бы у вас помощи. — Я постучал пальцами, по бело-голубому телеграфному бланку. — Эта штука, значит, месячной давности. Нет, если что-нибудь подобное случилось бы месяц назад, то давным-давно все было бы известно. Она ведь раньше не имела судимостей, так что на первый раз отделалась бы условным осуждением и денежным штрафом.

Чтобы утолить свое горе, он налил себе еще рюмку.

— Вы меня несколько успокоили, — сказал он.

— Существует, кроме того, много других возможностей. Либо она уехала с Лэвери, и они поссорились. Либо с другим мужчиной, а телеграмма должна была просто направить нас по ложному следу. Она могла уехать и одна или с другой женщиной. Может быть, она слишком много пила и теперь проходит курс лечения в каком-нибудь частном санатории для алкоголиков. Наконец, она могла попасть в какое-нибудь затруднительное положение, о котором мы с вами и понятия не имеем. Или оказалась замешана в каком-либо преступлении…

— Боже милостивый, не говорите таких вещей! — взмолился он.

— Почему же? Надо учитывать всякую возможность. Итак, у меня сложилось следующее представление о миссис Кингсли: молода, красива, легкомысленна и необузданна. Она — женщина того типа, который привлекает мужчин, и способна связаться с первым встречным мерзавцем. Примерно соответствует?

Он кивнул:

— Слово в слово!

— Сколько денег у нее могло быть с собой?

— Обычно она носила при себе довольно много. У нее свой собственный банковский счет. Может снять с него практически любую сумму.

— У вас есть дети?

— Нет, детей нет.

— Вы ведете ее дела?

Он покачал головой.

— У нее нет никаких дел, кроме как выписывать чеки, получать деньги, а потом швырять их на ветер. О том, чтобы вложить средства в какое-нибудь дело, она и слышать не хочет. Ни цента. А я никогда не пытался извлечь какую-нибудь пользу из ее денег, как вы, вероятно, думаете. — Он сделал паузу, потом сказал: — Впрочем, нет, я пытался. Я тоже всего лишь человек, и мне нелегко видеть, как эта женщина каждый год заливает себе за воротник двадцать тысяч, а в результате приобретает только горькое похмелье и связи с молодчиками типа Криса Лэвери.

— А в каких вы отношениях с ее банком? Можете вы получить список чеков, выписанных ею за последний месяц?

— Нет, они не дадут мне никаких справок. Однажды я попробовал, но мне отказались сообщить что бы то ни было.

— Вообще-то можно такой список получить, — сказал я. — Только для этого придется сообщить полиции об ее исчезновении. Вам это было бы неприятно?

— Если бы это было мне приятно, я бы к вам не обращался.

Я кивнул, собрал все свое имущество и рассовал его по карманам.

— В таких делах всегда оказывается больше возможностей, чем можно предположить вначале, — сказал я. — Но, во всяком случае, я начну с Лэвери. А потом съезжу на озеро Маленького фавна и постараюсь там что-нибудь разузнать. Для начала мне потребуется адрес Лэвери и записка на имя человека, который охраняет ваш загородный дом.

Он вынул из ящика блокнот, написал на нем несколько слов, вырвал листок и протянул его мне. Я прочел: «Дорогой Билл! Податель сего, мистер Филип Марлоу, желает ознакомиться с моим домом. Пожалуйста, покажите ему дом и вообще окажите любое содействие! Привет! Деррис Кингсли».

Я сложил листок и вложил в его конверт, который Кингсли надписал, пока я читал письмо.

— А как обстоит дело с остальными домами там, в горах?

— Пока еще там никого нет. Владелец одного дома живет в Вашингтоне, второй — в Форт-Левенуорте. И жены там же.

— Теперь, пожалуйста, адрес Лэвери.

Он смотрел на стену над моей головой.

— Где-то в Бэй-Сити. Я смог бы узнать дом, но адрес забыл. Я думаю, вам его может сообщить мисс Фромсет. Кстати, ей не обязательно знать, зачем он вам нужен. Впрочем, она, должно быть, и так догадывается. Да, вы, кажется, говорили, что вам нужно сто долларов?

— Ну что вы! — засмеялся я. — Это я так. Уж больно вы вначале старались нагнать на меня страху!

Он тоже рассмеялся. Я встал, помедлил и посмотрел ему прямо в глаза.

— Вы ведь ничего не утаили от меня, мистер Кингсли?

Он рассматривал свою ладонь.

— Нет, я ничего от вас не скрыл. Я беспокоюсь. Хотел бы, чтобы вы узнали, где она. Я очень беспокоюсь… Если вы что-нибудь обнаружите, то приходите или звоните в любое время. В любое время — днем или ночью.

Я пообещал. Мы пожали друг другу руки. Потом я опять вышел в прохладную приемную. Мисс Фромсет по-прежнему элегантно восседала за своим письменным столом.

— Мистер Кингсли полагает, что вы могли бы сообщить мне адрес мистера Лэвери, — сказал я, наблюдая за ее лицом.

Она очень медленно протянула руку за алфавитной адресной книгой и полистала ее. Голос ее был сдержанным и холодным.

— У нас есть такой адрес: 623, Элтер-стрит, Бэй-Сити. Мистер Лэвери уже больше года не бывал у нас. Возможно, он переехал.

Поблагодарив, я направился к двери. Потом быстро оглянулся. Она сидела неподвижно и смотрела в пустоту. Ее руки лежали на крышке стола. На щеках горели два ярких красных пятна. Глаза были отсутствующими, горькими.

Мне показалось, что Крис Лэвери относится не к самым приятным ее воспоминаниям.