Гостиница «Сноквольми» расположена на Кэпитэл-вэй в Олимпии. Перед ее окнами парк, занимающий целый квартал. Я прошел через кафе и добрался до места, где залив Пьюджета глубже всего вдается в сушу и заканчивается чередой опустевших пристаней. Все кругом было занято штабелями старательно уложенных бревен; какие-то старики сонно шатались среди штабелей или покуривали трубочки, сидя на ящиках под вывесками: «Дрова и щепки на растопку. Доставка бесплатно».

За ними была низкая береговая скала, огромные северные сосны вырисовывались на фоне серо-голубого неба.

Два старика, сидящих в каких-нибудь шести шагах друг от друга, казалось, не замечали один другого. Я медленно подошел к одному из них. На нем были вельветовые штаны, что-то, что некогда было красно-черной шерстяной курткой, и старая фетровая шляпа, вся в пятнах, как будто ее носили лет двадцать. В одной руке он держал коротенькую черную трубку, не очень чистыми пальцами другой осторожно старался вырвать длинный вьющийся волос, торчащий из ноздри.

Поставив вертикально один из ящиков, я уселся, набил трубку, закурил и выпустил клуб дыма.

— Кто бы мог подумать, что оно соединяется с Тихим океаном, — сказал я, небрежно указав рукой на море.

Он покосился в мою сторону.

— Тихий залив... спокойный, сонный, как весь ваш городок, — продолжал я. — Мне нравятся такие места.

Старик молча смотрел на меня.

— Могу поспорить, — добавил я, — что человек, живущий тут достаточно давно, знает всех жителей города и его окрестностей.

— На что поспорим? — спросил он.

Я достал из кармана серебряный доллар. Они еще встречались здесь в обращении. Старик взглянул на него, кивнул, потом внезапно вырвал волос из ноздри и посмотрел его на свет.

— И вы бы проиграли, — сказал он мне.

Я положил монету на колено.

— Вы знаете тут кого-нибудь, у кого много золотых рыбок?

Старик внимательно смотрел на монету. Сидящий рядом с нами мужчина был в комбинезоне, на ногах ботинки без шнурков. Он тоже уставился на доллар. Оба одновременно сплюнули.

— Я плоховато слышу, — ответил мой собеседник, медленно поднялся и двинулся в сторону барака, сбитого из старых досок разной длины. Войдя внутрь, он с треском захлопнул за собой дверь.

Второй нехотя бросил на землю топор, плюнул в направлении закрывшейся двери и отошел к дровяным поленницам.

Двери барака приоткрылись, и тот, в шерстяной куртке, высунул голову.

— Вы не найдете здесь ничего, кроме болотных крабов, — промолвил он и снова хлопнул дверью.

Я спрятал доллар в карман и двинулся под гору, решив, что изучение их языка заняло бы у меня слишком много времени.

Кэпитэл-вэй тянулась с севера на юг. Мимо меня прошел темно-зеленый трамвай, направлявшийся к остановке с названием «Тамуотер».

Вдали виднелись здания правительства штата. Двигаясь на север, я миновал две гостиницы, какие-то магазины и добрался до места, откуда отходили две дороги. Правая вела в Такому и Сиэтл, левая — через мост и дальше за город, на полуостров Олимпик.

Сразу же за перекрестком улица становилась старой и грязной. Шагая по растрескавшемуся асфальту, я миновал китайский ресторан, забитый досками кинотеатрик, какой-то ломбард и добрался до висящей над замусоренным тротуаром вывески: «Табачные изделия». Ниже виднелась надпись: «Бильярдная», написанная маленькими буквами, как бы в надежде, что никто ее не заметит.

Я вошел внутрь, миновав стойку с цветными журналами и витрину с сигарами, по которой ползали мухи. С левой стороны там был длинный деревянный прилавок, несколько игровых автоматов и бильярдный стол. У автоматов вертелись трое ребятишек. Высокий худой мужчина со слабо очерченной челюстью играл сам с собой в бильярд, держа во рту потухшую сигару. Я устроился на стульчике у стойки. Лысый продавец с неприятным выражением глаз встал со стула, вытер руки толстым серым фартуком и показал в усмешке золотой зуб.

— Виски, — сказал я. — Не знаете ли вы кого-нибудь, кто разводит здесь золотых рыбок?

— Да, — ответил он. — Нет.

Он налил чего-то под прилавком и пододвинул в мою сторону стаканчик из толстого стекла.

— Двадцать пять центов.

Я понюхал содержимое и поморщился.

— Это «да» относилось к виски?

Лысый вынул из-под прилавка большую бутылку с этикеткой, которая утверждала, что это «Наилучшее виски, сделанное на юге, самое меньшее за четыре месяца до даты приобретения».

— О'кей, — ответил я ему. — Я вижу, что оно здесь недавно.

Я добавил в стаканчик немного воды и выпил. Судя по вкусу, это могла быть противохолерная вакцина. Я положил на прилавок двадцать пять центов. Бармен скривил физиономию, показав золотой зуб, схватился за край стойки могучими лапами и выставил подбородок в мою сторону.

— Вы что-то сказали? — спросил он почти ласково.

— Что я здесь недавно, — бросил я. — Ищу золотых рыбок для аквариума. Золотых рыбок.

— Я что, похож на кого-то, кто может знать типа, занимающегося золотыми рыбками? — очень медленно спросил бармен. Лицо его слегка побледнело.

Длинноносый, который играл сам с собой в бильярд, положил кий на полку, быстро подошел к прилавку и, встав около меня, бросил пять центов.

— Перед тем как наделаешь в штаны, подай-ка мне кока-колу, — сказал он бармену.

Бармен с видимым усилием оторвался от прилавка, проверил, не оставили ли его пальцы вмятины на деревянной поверхности, вытащил кока-колу, поставил на стойку, глубоко втянул воздух и отошел к двери с надписью: «Туалет».

Длинноносый, глядя в зеркало, висящее за прилавком, поднес стакан к губам. Левая часть его рта на секунду пришла в движение, и я услышал приглушенный голос:

— Как дела у Пилера?

Я потер большим пальцем об указательный, поднес к носу и грустно покачал головой.

— Он все еще употребляет это дерьмо?

— Да, — ответил я. — Не расслышал фамилии.

— Зови меня Сансет. Я дрейфую на Запад. Как думаешь, он не проболтается?

— Нет.

— Как тебя?

— Додж Виллис. Из Эль-Пасо.

— Где устроился?

— В гостинице.

Он отставил пустой стакан.

— Ладно, пошли.