Я медленно отступал вглубь комнаты. Пришельцы напирали на меня с двух сторон. Споткнувшись о дорожную сумку, я упал на спину, ударился об пол и со стоном перевалился на бок.

— Бросай оружие, — приказал Сансет, не повышая голоса. — Только спокойно.

Две склоненные надо мной головы быстро обернулись. Я успел вытащить револьвер, держал его, прижав к боку, — так, чтобы они не видели, и продолжал стонать.

Наступила тишина. Я не расслышал звука падающих револьверов. Дверь в комнату все еще была открыта и частично закрывала распластавшегося по стене Сансета.

— Смотри за этим легавым, Раш, и закрой дверь, — сказала девица сквозь зубы. — Тощий не может стрелять. И никто не может. Захлопни дверь, — добавила она едва слышно.

Маддер неуклюже отступал к двери, продолжая держать меня на мушке. За спиной у него был Сансет, и мысль об этом заставляла его нервно моргать. Я без труда мог бы его пристрелить, но это не входило в мои расчеты. Сансет стоял, расставив ноги, слегка высунув кончик языка. В его бесстрастных глазах появилось что-то вроде усмешки.

Он разглядывал девицу, а она смотрела на него, и оба целились друг в друга из револьверов.

Маддер добрался до двери и сильно толкнул ее. Я точно знал, что сейчас будет. Девица нажмет на спуск одновременно со стуком хлопающей двери. И если звуки совпадут, выстрела никто не услышит.

Вытянув руку, я схватил Кэрол Донован за ногу и изо всех сил дернул на себя.

Дверь с шумом захлопнулась. Пуля из револьвера Кэрол попала в потолок.

Резко повернувшись, она попыталась лягнуть меня.

— Ну что ж, начнем! — произнес Сансет приглушенным, но звучным голосом и щелкнул предохранителем кольта.

В его тоне было что-то, что заставило девушку успокоиться. Она расслабилась, опустила руку с револьвером и отодвинулась, с ненавистью глядя на меня.

Маддер повернул ключ в замке и стоял, громко дыша, опершись о дверь. Шляпа у него сползла на ухо, из-под нее виднелись два куска пластыря.

Пока я делал эти наблюдения, все были неподвижны. В коридоре не было слышно шагов или шума паники. Я поднялся на колени, спрятал револьвер, встал, подошел к окну. На тротуаре не было никого, кто наблюдал бы за окнами гостиницы «Сноквольми».

Я уселся на старомодном широком подоконнике, придав своему лицу такое озадаченное выражение, как будто услышал грубое ругательство из уст священника.

— Это твой компаньон? — резко спросила меня девица.

Я не ответил. Ее лицо покраснело, в глазах появилась ярость.

— Послушай, Кэрол, — нервно начал Маддер и протянул к ней руку. — Послушай же, так мы ничего...

— Заткнись!

— Ну ладно, — неуверенно произнес он. — Порядок.

Сансет еще раз лениво смерил девицу взглядом. Его рука свободно опиралась о бедро; у него был вид беспечно отдыхающего человека. Я уже видел, как он выхватывает оружие, и надеялся, что девица его не проведет.

— Мы слышали о вас, — сказал он медленно. — Что вы предлагаете? Я бы мог вообще вас не слушать, но предпочитаю не ввязываться в перестрелку.

— Этих денег хватит на четверых.

Маддер энергично поддакнул и попробовал улыбнуться.

Сансет глянул на меня. Я согласно кивнул головой.

— Значит, нас четверо, — произнес он со вздохом. — Но на этом конец. Поехали ко мне, выпьем. Здесь мне не нравится.

— Мы, наверное, похожи на фраеров, — сказала с иронией девица.

— На фраеров, занимающихся убийствами, — процедил Сансет. — Много я таких повидал. Именно поэтому надо все обговорить. О стрельбе разговора нет.

Кэрол Донован вытащила из-под правой руки замшевую сумочку и сунула в нее револьвер. Улыбнулась. Улыбка делала ее очень симпатичной.

— Я делаю ставку, — сказала она спокойно. — Вхожу в игру. Куда поедем?

— На Уотер-стрит. Возьмем такси.

Мы вышли из комнаты, спустились вниз на лифте и, как четверка друзей, прошли к выходу через холл, украшенный оленьими рогами, чучелами птиц и засушенными цветами в стеклянных витринах. Такси помчало нас на Кэпитэл-вэй, минуя какую-то площадь и большой жилой дом красного цвета, слишком большой для такого маленького городка, даже если он столица штата. Затем, держась вдоль трамвайных путей, мы ехали мимо зданий конгресса штата, мимо высоких закрытых ворот резиденции губернатора.

По обеим сторонам дороги росли дубы. За стенами, окружающими сады, были видны большие виллы. Такси промчалось мимо и свернуло на дорогу, ведущую прямо к заливу. Через некоторое время мы увидели дом, стоящий на узкой поляне среди высоких деревьев. Между стволов вдали поблескивала водная гладь. В доме была крытая веранда, небольшой газон перед ним зарос сорняками и кустарником. В конце неухоженного проезда стоял сарай, а в нем — старомодный открытый автомобиль.

Мы вышли и расплатились с таксистом. А потом все вместе внимательно следили, как машина исчезает из поля зрения.

— Я живу на втором этаже, — сказал Сансет. — Нижний занимает какая-то учительница. Сейчас ее нет дома. Пошли наверх, выпьем.

Через газон мы прошли к двери. Сансет открыл ее и указал на узкую лестницу.

— Дамы идут первыми. Вперед, красотка! В этом городе никто не закрывает двери на ключ.

Девушка холодно взглянула на него и стала подниматься. Я двинулся за ней, Маддер был третьим, Сансет шел последним.

В комнате, занимающей большую часть второго этажа, было темновато из-за растущих вокруг дома деревьев. Здесь было мансардное окно, широкая кровать, стоящая под наклонной частью стены, стол, несколько плетеных кресел, маленький радиоприемник, посреди комнаты стояла круглая черная печка.

Сансет вышел на кухню и вернулся с граненой бутылкой и стаканами. Наполнив их виски, он взял один в руку, оставив остальные на столе. Каждый взял свой стакан, и мы уселись поудобнее.

Сансет залпом выпил и нагнулся, чтобы поставить стакан на пол. Когда он выпрямился, в руке у него уже был кольт.

Во внезапно наступившей холодной тишине я слышал, как Маддер глотает слюну. Губы девушки дрогнули как бы в улыбке. Она нагнулась, поставив свой стакан на сумочку и придерживая ее левой рукой. Сансет медленно сжал губы, так что они превратились в тонкую прямую линию.

— Любители припекать пятки, да? — процедил он.

Маддер поперхнулся и попробовал развести своими тонкими прямыми ручками. Ствол кольта мгновенно повернулся в его сторону. Он сразу же положил руки на колени и сплел пальцы.

— И вдобавок фраера, — устало продолжил Сансет. — Сначала припекают парню пятки, чтобы заставить его запеть, а потом сами влезают домой к его приятелю. У вас, наверное, котелки не в порядке.

— Ладно, — нервно пробормотал Маддер. — Чего тебе надо?

Девица слегка улыбнулась, но не произнесла ни слова. Сансет оскалился.

— Мне надо веревку, — сказал он тихо. — Длинную мокрую веревку с несколькими узлами. Потом мы вдвоем поедем и выловим цацки — эти две жемчужины. А когда вернемся, — он провел ладонью по горлу. — Неплохо придумано? — покосился он на меня.

— Да, только ближе к делу. Где веревка?

— В столе, — ответил Сансет, кивком указывая в угол комнаты.

Я направился туда, двигаясь вдоль стены. Маддер внезапно вскрикнул, сверкнул белками глаз и упал без сознания со стула лицом вниз.

Сансет вздрогнул от неожиданности. Он не ожидал такой глупости. Его правая рука с кольтом повернулась вниз, в спину Маддера.

Девушка сунула руку под сумочку и слегка ее приподняла. Ее револьвер — Сансет думал, что он в сумочке, а она сунула его только в боковой карманчик — выстрелил, выплюнув короткий язычок пламени.

Сансет поперхнулся. Его кольт выстрелил, и от ручки стула, на котором только что сидел Маддер, отлетела щепка. Сансет выпустил револьвер и, опустив подбородок, пробовал взглянуть вверх. Его длинные ноги вытянулись, и каблуки заскрежетали об пол. Он сидел неподвижно, уперев подбородок в грудь и закатив глаза, — мертвее мертвого.

Ударом ноги я опрокинул стул, на котором сидела девица. Она упала, задрав ноги в шелковых чулках. Ее шляпка съехала набок, она тихо вскрикнула. Я наступил ей на руку, быстрым движением ноги перебросив ее револьвер в другой конец комнаты.

— Встать!

Она медленно поднялась и сделала шаг назад. С закушенными губами и яростью в глазах она выглядела теперь как некрасивый, загнанный в угол ребенок. Она все отступала и отступала, пока не уперлась спиной в стену. На ее смертельно бледном лице выделялись блестящие глаза.

Я бросил взгляд вниз, на лежащего на полу Маддера, и подошел к закрытой двери. Она вела в ванную. Я вставил ключ с внешней стороны и жестом пригласил ее войти.

— Залезай!

Напряженно выпрямившись, она пересекла комнату и, проходя мимо, чуть не задела меня.

— Послушай, легавый...

Я впихнул ее в ванную, захлопнул дверь и повернул ключ. Я бы не возражал, если бы она попробовала выскочить в окно. Я видел эти окна снизу.

Подойдя к Сансету, я ощупал его и в одном из карманов нашел связку ключей; когда я вытаскивал ее, тело едва не сползло на пол. Больше я не искал ничего.

В связке были ключи от машины.

Взглянув на Маддера еще раз, я заметил, что пальцы у него побелели, как мел. По узкой темной лестнице я спустился на веранду. Обошел дом и сел в стоящий в сарае старый автомобиль. Один из ключей подошел.

Двигатель покапризничал и заработал, я дал задний ход и вывел машину на улицу. В доме было тихо. Верхние ветви высоких стен, окружающих дом, слегка колыхались, пропуская холодные солнечные лучи.

Со скоростью, на которую смог отважиться, я опять выехал из Кэпитэл-вэй. Миновал центр города, площадь и отель «Сноквольми» и направился к мосту, ведущему в сторону океана и Вестпорта.

После часа довольно быстрой езды через редкий лес, во время которой двигатель беспрерывно чихал, а я три раза останавливался набрать воды, послышался шум моря.

Широкое белое шоссе со светло-желтой разделительной полосой огибало холм; вдали на фоне блестящей поверхности океана показалась группа зданий, и дорога разделилась. Та, что шла налево и была обозначена указателем «Вестпорт — 9 миль», вела не к домам, а через старый, ржавый железный мост и дальше через фруктовые сады — ряды погнутых ветром яблонь.

Еще через двадцать минут мой чихающий экипаж въехал в Вестпорт. На песчаном мысу у подножия холма тут и там были разбросаны деревянные дома. Мыс продолжал длинный узкий мол, в конце которого покачивалось несколько одномачтовых лодок с поднятыми до половины и хлопающими на ветру парусами. Дальше тянулись обозначенный буйками фарватер и длинная извилистая линия в том месте, где пенились волны, ударяясь в невидимую песчаную отмель.

Дальше дышал океан, тянущийся далеко, до самой Японии. Это был далеко выдвинутый на запад кусочек Соединенных Штатов. Отличное убежище для бывшего заключенного, который желает укрыться вместе с двумя жемчужинами величиной с молодую картофелину — при условии, что у него нет врагов.

Я остановился перед домом, на котором была вывеска: «Обеды, полдники, ужины». Маленький веснушчатый человечек с кроличьей физиономией махал граблями на двух черных кур, которые громко кудахтали, стараясь отогнать его. Он обернулся, когда автомобиль Сансета чихнул в последний раз.

Я вышел из машины, прошел в калитку и указал на вывеску.

— Обед готов?

Он бросил грабли и кур, вытер руки об штаны и презрительно скривился:

— Это жена повесила, — доверительно сказал он тонким голосом. — Есть только яичница с беконом.

— Ну, пусть будет яичница с беконом.

Мы вошли в дом. Там были три стола, покрытые узорчатой клеенкой, какие-то картинки на стенах и помещенный в бутылку кораблик под парусами, украшавший каминную доску. Я сел. В дверь вошел хозяин; послышался чей-то громкий голос, потом на сковородке заскворчал жир. Через минуту хозяин вернулся и, наклонившись ко мне, положил на клеенку нож с вилкой и бумажную салфетку.

— Не самое ли время попробовать яблочной?

Я сказал, что охотно выпил бы. Он снова отошел и вернулся со стаканами и графином янтарного напитка. Он сел рядом и налил настойки. Из кухни доносился глубокий баритон, напевающий песенку «Хлоя» и заглушающий скворчание жира.

Мы чокнулись, выпили и подождали, пока тепло не разольется по телу.

— Вы приезжий, да? — спросил он.

Я кивнул.

— Не из Сиэтла? Вы так элегантно одеты.

— Из Сиэтла.

— Сюда мало кто приезжает, — сказал он, смотря на мое левое ухо. — Никому не по дороге. Но до отмены сухого закона... — Он замолчал, переведя свой внимательный взгляд на мое правое ухо.

— О, до отмены сухого закона! — Я вздохнул и сделав многозначительный жест, отхлебнул глоток.

Нагнувшись, он сопел мне прямо в лицо:

— Черт побери, выпить можно было в каждой рыбной лавке на молу. Рыбаки привозили водку под крабами и устрицами. Дьявол, в Вестпорте этого было полно! Дети играли ящиками из-под виски. Во всем городе никто не держал в гаражах машин. Каждый гараж был до потолка наполнен канадской выпивкой. Катер береговой охраны останавливался у мола раз в неделю, чтобы наблюдать за разгрузкой рыбы. В пятницу. Всегда в одно и то же время. — Он многозначительно подмигнул мне.

Я затянулся сигаретой. На кухне что-то скворчало, а баритон напевал песенку «Хлоя».

— Но вы ведь не торгуете спиртным, — сказал мужчина.

— Нет, я покупаю золотых рыбок, — отвечал я.

— О'кей, — он явно был озадачен.

Я налил еще по стаканчику настойки.

— За бутылку плачу я и хотел бы взять с собой еще пару.

Он просиял:

— Извините, забыл вашу фамилию.

— Марло. Вы думаете, я вас обманываю? Я совершенно серьезно говорю.

— Но, черт побери, разве можно прожить, торгуя такой мелочью, а?

Я вытянул руку, показав ему рукав пиджака.

— Вы сказали, что я элегантно одеваюсь. Да, на торговле редкими экземплярами можно заработать. Постоянно нужно иметь новые породы, новые образцы. Я слышал, тут живет один тип, у него целая коллекция. Может быть, он согласится ее продать. Или хотя бы некоторые экземпляры, которые сам вывел.

Усатая женщина могучего телосложения ногой распахнула дверь.

— Забирай свою яичницу с беконом! — крикнула она.

Хозяин поспешно подбежал и вернулся с моим завтраком. Я начал есть, а он внимательно смотрел на меня.

Через некоторое время он шлепнул меня по ноге.

— Старый Уоллес, — захохотал он. — Наверное, вы приехали к старому Уоллесу. Черт побери, мы ведь почти с ним не знакомы. Он держится особняком.

Хозяин повернулся и показал пальцем на далекий холм, который был виден сквозь старые занавески. На вершине его стоял желто-белый дом, блестевший в лучах солнца.

— Там он и живет. У него их куча. Золотые рыбки, говорите? Черт, кто бы мог подумать!

Теперь собеседник меня уже не интересовал. Я проглотил завтрак, заплатил за яичницу с беконом и три бутылки яблочной, по доллару за штуку, пожал руку хозяину и вернулся в машину.

Спешить было незачем. Я сообразил, что Раш Маддер придет в себя и выпустит девицу. Но они не знают, что Сип живет в Вестпорте. Сансет не упоминал при них название городка. Они не знали этого и когда приехали в Олимпию, иначе направились бы сюда сразу. А если бы подслушивали под дверью в гостинице, то знали бы, что у меня гость. Однако они ворвались, думая, что я один.

У меня было много времени. Я подъехал к молу и осмотрел его. Он был крепко выстроен. Там находились рыбные лавки, бары, маленькая забегаловка для рыбаков, бильярдная, павильон с игровыми автоматами и порнографическими открытками. Рыбная мелочь для наживки вилась и подпрыгивала в больших деревянных кадках, стоящих в воде между опорами. Там было несколько бродяг, судя по виду, небезопасных для каждого, кто попробовал бы сунуть нос в их дела. И нигде ни одного полицейского.

Я въехал на холм и приблизился к желто-белому дому. Он стоял одиноко, от ближайших строений его отделяли четыре свободных участка. Перед ним росли цветы, был стриженый газон и китайский садик. Какая-то женщина в платье с бело-коричневым узором опрыскивала растения средством против насекомых.

Остановив машину, я вышел и приподнял шляпу:

— Здесь живет мистер Уоллес?

Ее красивое лицо было спокойно и решительно. Она утвердительно кивнула.

— Вы хотите его видеть? — У нее было интеллигентное произношение, спокойный и уверенный тон. Не такой, как у жены человека, ограбившего поезд.

Я назвал ей свою фамилию, сказав, что слышал в городе о его рыбках и что меня интересуют редкие породы.

Она отложила опрыскиватель и вошла в дом. Кругом жужжали большие мохнатые пчелы, холодный морской ветер не мешал им. Издали, как музыкальный фон, доносился шум волн, ударявших в песчаную косу. Лучи северного солнца были бледными, лишенными внутреннего тепла.

Женщина вышла из дома и остановилась в открытых дверях.

— Он наверху. Пожалуйста, пройдите сюда.

Я миновал два садовых кресла-качалки и вошел в дом человека, который украл жемчужины Леандра.