Фигуры, красные и белые костяные фигуры были расставлены на доске в готовности, и вид у них, как всегда перед началом игры, был серьезный и собранный. Было десять вечера, я сидел у себя в квартире, во рту трубка, у локтя стакан, и ничего в голове, кроме двух убийств и загадки о том, как миссис Элизабет Брайт Мердок получила свой Брашер-Дублон, когда он был у меня в кармане.

Я открыл изданный в Лейпциге сборник шахматных партий, выбрал эффектный королевский гамбит, пошел пешкой, и тут зазвонили в дверь.

Я взял со стола свой длинноствольный кольт и пошел к двери, держа его в опущенной руке.

— Кто там?

— Бриз.

Я вернулся к столу и положил пистолет, прежде чем открыть дверь. Бриз стоял на пороге такой же большой и рыхлый, только чуть более усталый. Рядом с ним был молодой симпатичный парень по фамилии Спенглер.

Они непринужденно протолкнули меня в комнату, и Спенглер запер дверь. Потом он огляделся ясными молодыми глазами по сторонам, пока Бриз не отрывал от меня своего тяжелого взгляда, потом вздохнул и прошел к дивану.

— Посмотри здесь, — сказал он углом рта.

Спенглер пересек комнату, заглянул в спальню, вышел в холл. Скрипнула дверь ванной, и шаги его уже были слышны в коридоре.

Бриз снял шляпу и вытер лысый купол. Где-то открывались и закрывались двери. Дверцы шкафов. Спенглер вернулся.

— Никого, — сказал он.

Бриз кивнул и сел, положив шляпу рядом с собой.

Спенглер увидел на столе пистолет, спросил:

— Вы позволите взглянуть?

— Пожалуйста, — сказал я.

Спенглер поднял пистолет, поднес к лицу, понюхал. Потом вынул магазин, выбросил патрон из ствола, поднял его и вставил в магазин. Пистолет он поднял так, чтобы видеть ствол на свет. Потом дунул внутрь.

— Немного пыли, — сказал он.

— А вы чего там искали? — спросил я.

Не взглянув на меня, он повернулся к Бризу и добавил:

— Я бы сказал, что в течение суток из него не стреляли. Точно.

Бриз кивнул, пожевал губу и внимательно осмотрел мое лицо.

Спенглер аккуратно собрал пистолет, отложил его, сел, сунул в рот сигарету и с удовольствием выпустил дым.

— Мы и так знали, что это не длинноствольный кольт, — сказал он. — Такие штуки стену пробьют. Пуля из него в голове не застрянет.

— О чем речь идет, ребята? — спросил я.

— Обычное дело в нашей работе, — сказал Бриз. — Убийство. Присаживайтесь. Расслабьтесь. Мне показалось, что я здесь слышал голоса. Может быть, из другой квартиры.

— Может быть, — сказал я.

— Вы всегда держите на столе пистолет?

— Если он не лежит у меня под подушкой, — сказал я. — Или в кобуре. Или в ящике стола. Или еще где-нибудь.

— Мы по делу сюда пришли, Марлоу.

— Хорошо, — сказал я. — Вы врываетесь в мою квартиру, обыскиваете ее и берете мои вещи, не спрося разрешения. А что будет, когда вы придете без дела? Свалите на пол и станете бить ногами?

— Вот зараза, — сказал Бриз и ухмыльнулся. Я улыбнулся в ответ. Мы все улыбались. Потом Бриз спросил: — Можно позвонить?

Я показал на телефон. Он набрал номер и сказал человеку по имени Моррисон:

— Меня сейчас можно застать по телефону, — он прочел номер, написанный на табличке на моем телефоне. — Марлоу его фамилия. Да, конечно. Минут пять или десять. — Он повесил трубку и вернулся на диван.

— Уверен, вы не знаете, почему мы здесь.

— Я всегда рад друзьям, — ответил я.

— Убийство — это не шутка, Марлоу.

— Я этого не говорил.

— Ведете себя так.

— Не знаю.

Он взглянул на Спенглера и пожал плечами. Потом посмотрел в пол. Потом медленно поднял глаза, словно они у него отяжелели, опять взглянул на меня. Я сидел у шахматного столика.

— Играете в шахматы? — спросил он, глядя на доску.

— Немного. Иногда балуюсь, выдумываю кое-что.

— В шахматы вроде бы полагается играть вдвоем?

— Я играю турнирные партии, которые были записаны и опубликованы. По шахматам масса литературы. Изредка придумываю этюды. Собственно, это не настоящие шахматы. Зачем мы говорим о шахматах? Выпьете чего-нибудь?

— Не сейчас, — сказал Бриз. — Я говорил о вас с Рэндаллом. Он хорошо вас помнит в связи с делом на пляже. — Он переставил по ковру ноги, словно они затекли. Лицо у него было набрякшее и серое от усталости. — Он сказал, что вы никогда не убиваете. Сказал, что вы нормальный парень, как надо.

— Он поступил по-товарищески, — сказал я.

— Он сказал, вы умеете варить хороший кофе, и имеете привычку поздно вставать, и можете вести светские беседы, и что можно верить всему, что вы говорите, если пять свидетелей независимо друг от друга подтвердят ваши слова.

— Скотина, — сказал я.

Бриз кивнул, словно я сказал именно то, чего он ждал. Он не улыбался и не лез в бутылку, просто большой тяжелый человек, делающий свое дело. Спенглер лежал, откинувшись в кресле и глядя прикрытыми глазами на дым своей сигареты.

Зазвонил телефон. Я взглянул на Бриза, но он не пошевелился, поэтому я поднял трубку. Голос был женский, молодой. Я подумал, что где-то его слышал, но не мог вспомнить.

— Это мистер Филип Марлоу?

— Да.

— Мистер Марлоу, я попала в ужасное положение. Мне страшно нужно увидеть вас. Где нам встретиться?

— Сегодня? — спросил я. — С кем я разговариваю?

— Меня зовут Глэдис Крейн; Живу в отеле «Нормандия» на Рэмпарт-стрит. Когда мы можем увидеться?

— Мне надо приехать к вам сегодня? — спросил я, пытаясь припомнить голос.

— Я… — Телефон щелкнул и отключился. Я посидел с трубкой в руке, посмотрел на Бриза. Лицо его ничего не выражало.

— Какая-то девушка говорит, что попала в историю, — сказал я. — Связь прервалась. — Я держал трубку в руке, прижав пальцем рычаг, ожидая, что телефон снова зазвонит. Оба полицейских сидели молча и неподвижно. Слишком неподвижно.

Телефон опять зазвонил, я отпустил рычаг и сказал в трубку:

— Хотите поговорить с Бризом?

— Да-а. — Это был мужской голос, и говорил он слегка удивленно.

— Давайте, — сказал я, поднялся и вышел на кухню. Я слышал, что Бриз сказал несколько слов и положил трубку.

Из шкафчика я достал бутылку «Фо-Роузиз» и три стакана. Положил в стаканы лед, смешал три коктейля, отнес их на подносе в комнату и поставил на столик напротив Бриза. Взял два стакана, один отдал Спенглеру, второй отнес к своему креслу.

Спенглер держал стакан неуверенно, пощипывая пальцами губу и глядя на Бриза — примет ли тот свою порцию.

Бриз неподвижно посмотрел на меня. Потом вздохнул. Потом поднял стакан, попробовал, опять вздохнул и с полуулыбкой покачал головой. Покачал, как человек, которому вы только что дали стакан с виски, а ему ужасно хотелось выпить, и это как раз то, что надо, и первый глоток как шаг в лучший, солнечный мир.

— Я вижу, вы быстро ориентируетесь, мистер Марлоу, — сказал он и откинулся на диван, совершенно расслабившись. — Я думаю, мы с вами договоримся.

— Такими методами — нет, — сказал я.

— А? — он нахмурился.

— Берете первую попавшуюся девку и заставляете ее наговорить мне с три короба, чтобы потом заявить, что меня где-то кто-то узнал по голосу.

— Девушку зовут Глэдис Крейн, — сказал Бриз.

— Она мне это сказала. Никогда о такой не слышал.

— Ладно, — сказал Бриз. — Ладно, — он поднял руку, ладонью ко мне. — Мы не собираемся делать ничего противозаконного. Просто рассчитываем, что и вы тоже.

— Я тоже — что?

— Мы расследуем убийство, Марлоу, — сказал Бриз. — И делаем это всеми способами, которые знаем. Вы нашли тело. Вы разговаривали с этим парнем. Он просил вас прийти к нему. Он дал вам ключ. Вы сказали, что не знаете, о чем он хотел говорить с вами. Мы решили, что у вас было время вспомнить что-нибудь другое.

— Другими словами, в первый раз я врал, — сказал я.

Бриз улыбнулся устало:

— Вы достаточно повидали, чтобы знать, что рядом с убийством люди всегда врут.

— Тут у вас одна проблема: узнать, когда я стану говорить правду.

— Когда ваши слова приобретут какой-нибудь смысл, мы будем удовлетворены.

Я посмотрел на Спенглера. Он так наклонился в кресле, что едва не вываливался из него. Похоже было, что он собирается прыгнуть. Я решил, что причин прыгать у него нет, и подумал, что он взволнован. Потом взглянул на Бриза. Этот был взволнован, как дырка в стене. Толстыми пальцами он держал одну из своих обернутых в целлофан сигар и ножиком срезал с нее обертку. Я следил, как он стаскивает прозрачную бумажку и срезает лезвием кончик сигары, аккуратно вытирает лезвие о брюки и убирает ножик. Я следил, как он зажег толстую спичку и тщательно прикурил сигару, поворачивая ее в пламени, потом убрал еще горящую спичку от сигары и затягивался, пока не решил, что она горит, как надо. Затем он, помахав рукой, погасил спичку и положил ее на полированный стол рядом с целлофановой оберткой. Затем он откинулся, подтянул штанину и принялся мирно курить. Каждое движение в точности повторяло его движение, когда он прикуривал сигару в комнате Хенча, и будет в точности повторяться каждый раз, когда он захочет покурить. Такой это был человек, и от этого он был опасен.

Гораздо более опасен, чем легко возбудимые Спенглеры.

— Филипса я сегодня увидел в первый раз, — сказал я. — Я не считаю его рассказа о том, что мы встречались в Вентуре, потому что я его не помню. Встретились мы так, как я вам сказал. Он следил за мной, и я его перехватил. Он хотел поговорить со мной, он дал мне ключ, я пошел к нему, сам открыл дверь его ключом, как он мне и сказал, потому что на стук никто не ответил. Он был мертв. Вызвали полицию, и через цепь событий, к которым я не имею никакого отношения, выяснилось, что пистолет лежит под подушкой у Хенча. Тот самый пистолет. Я вам это говорил, и это правда.

Бриз сказал:

— Когда вы обнаружили труп, вы отправились вниз к некоему администратору по имени Пассмор и заставили его подняться, не говоря, что кто-то убит. Вы наговорили ему какой-то ерунды насчет драгоценностей.

Я кивнул:

— С людьми типа Пассмора в подобных заведениях лучше держаться втемную. Меня интересовал Филипс. Я решил, что Пассмор мог бы рассказать мне о нем, если бы не знал, что тот мертв. Если б он знал, что ему придется объясняться с полицией, вряд ли он стал бы говорить. Вот и все.

Бриз немного отпил из стакана и немного покурил свою сигару и сказал:

— Вот это я и хотел бы уточнить. Все, что вы нам рассказали, может быть абсолютной правдой. А может и не быть. Так бы я сказал.

— Что вы имеете в виду? — спросил я, отлично понимая, что он имеет в виду.

Он хлопнул по колену и спокойно посмотрел на меня. Без враждебности, даже без подозрений. Просто спокойный человек, делающий свое дело.

— Я имею в виду вот что. Вы ведете какое-то расследование. Мы не знаем, какое. Филипс изображал из себя частного детектива. Он вел какое-то расследование. Он следил за вами. Как мы можем знать, что его работа и ваша работа не связаны каким-то образом? Вы же нам не говорите. А если они как-то связаны, то это уже наша работа. Верно?

— Это одна из точек зрения, — сказал я.

— Не забывайте, Марлоу, речь идет об убийстве.

— Я не забываю. Но и вы не забывайте, что я в этом городе уже давно, и я видел немало убийств. Одни были раскрыты, другие нет, третьи не были раскрыты, хотя и могли быть. А два-три из них были раскрыты неверно. Кому-то хорошо заплатили за ошибку, и похоже, что об этом было известно или имелись сильные подозрения на это. Но решили закрыть на эту историю глаза. Такое случается, хотя и нечасто. Возьмите хоть дело Кассиди. Вы, наверное, помните?

Бриз посмотрел на часы.

— Я устал, — сказал он. — Давайте забудем о деле Кассиди и вернемся к делу Филипса.

Я покачал головой.

— Нет, я хочу отметить одну важную деталь. Припомните дело Кассиди. Кассиди был очень богатый человек, мультимиллионер. У него был взрослый сын. Однажды ночью в их дом вызвали полицию, и там на полу лежал молодой Кассиди — лицо в крови и пуля в виске. Его секретарь лежал в соседней ванной, уткнувшись головой в другую дверь ванной, выходившую в холл, держал в левой руке догоревший окурок, просто догоревший до фильтра окурок, который опалил кожу между пальцами. У его правой руки лежал пистолет. Он был убит выстрелом в голову со среднего расстояния. Там было много выпито. С момента их смерти прошло четыре часа, из них три часа там был семейный врач. И что же вы сделали с делом Кассиди?

Бриз вздохнул:

— Убийство и самоубийство в ходе пьяного дебоша. Секретарь упился и застрелил молодого Кассиди. Я это вроде читал в газетах. Вы это хотели мне сказать?

— Вы могли прочесть это в газетах, — сказал я. — Но дело было не так. Больше того, вы знали, что дело было не так, и прокурор знал, и следователи прокуратуры были отозваны с этого расследования в течение какого-то часа. Расследования как такового не было. Но каждый репортер в городе и каждый полицейский во всех деталях знали, что стрелял юный наследник, что это Кассиди напился до горячки, что это секретарь пытался урезонить его, но не смог, а потом пытался увернуться, но не успел. Это у юного Кассиди была рана от выстрела в упор, а не у секретаря. Секретарь был левша и держал сигарету в левой руке, когда был убит. Даже если ты не левша, ты не станешь небрежно перекладывать сигарету в другую руку, чтобы застрелить человека. Так мог бы поступить бандит из вестерна, а не секретарь миллионера. И что делала семья и семейный врач в течение четырех часов до приезда полиции? При таком раскладе расследование было просто поверхностным. Почему их руки не обследовали на следы пороха? Потому что вам не нужна была правда. Кассиди — слишком большая фигура. Но ведь там тоже речь шла об убийстве… Или нет?

— Оба парня были мертвы, — сказал Бриз. — Какая, к черту, разница, кто кого убил?

— Вам не приходило в голову, — сказал я, — что у этого секретаря могла быть мать, или сестра, или невеста, или все трое? Что у них была своя гордость, и своя честь, и своя любовь к пареньку, которого изобразили пьяным параноиком, потому что у его хозяина были миллионы?

Бриз медленно поднял стакан и медленно допил, медленно поставил его и медленно покрутил на столике. Спенглер сидел напряженный, с блестящими глазами, с какой-то напряженной усмешкой на раскрытых губах.

— К чему вы ведете? Я слушаю.

Я сказал:

— Вы, ребята, держите свои души в своих руках. А мою — нет. Пока вам нельзя будет доверять всегда и во всем, везде и при любых условиях, доверять искать правду и найти ее, а не переставлять фишки, как захочется, — до тех пор я имею право слушать свою совесть и защищать своего клиента сколько хватит сил. Пока я не буду уверен, что вы не принесете ему больше вреда, чем добра великой истине. Или пока меня не приволокут к кому-то, что заставит меня говорить.

Бриз сказал:

— На мой взгляд, вы говорите так, словно пытаетесь заглушить совесть.

— О господи, — сказал я. — Давайте-ка еще выпьем. А потом вы мне расскажете о девушке, с которой вы заставили меня говорить по телефону.

Он подумал.

— Эта дама — соседка Филипса. Слышала, как вечером он разговаривал с каким-то парнем у дверей. Она билетерша в дневном кинотеатре. Мы решили, что ей стоит послушать ваш голос. Забудьте об этом.

— Что ж это был за голос?

— Неприятный. Ей он не понравился.

— Видимо, поэтому вы и подумали обо мне, — сказал я.

Я собрал стаканы и пошел с ними на кухню.