После Клитомаха академический скептицизм начал сходить со сцены. Но зато второе рождение получил крайний скептицизм, который связывают с Энесидемом и Агриппой. Мы ничего, правда, не знаем о времени жизни Энесидема и Агриппы, да у нас и нет полной уверенности в том, что именно эти люди выдвинули те аргументы в пользу скептической традиции после Пиррона, Аркесилая и Карнеада. Нет также уверенности, что центром того скептицизма была Александрия, но, применяя принцип пробабилизма, мы будем считать, что наиболее вероятно эти аргументы были выдвинуты Энесидемом и Агриппой, и что они жили в Александрии, поэтому этот этап в развитии скептицизма можно называть, как это и делается, александрийским, и что все это было во времена еще эллинистические, а не где-то в период Ранней Римской империи. Есть мнение, что Энесидем жил в Риме во времена Цицерона.
Источниками наших знаний об этом скептицизме являются книги Секста Эмпирика и Диогена Лаэртского.
Эти два источника соприкасаются. Здесь мы имеем элемент полемики совершенно неизвестного Диогена Лаэртского против также совершенно неизвестного Секста Эмпирика, из которой можно понять, что первый неизвестный жил позднее второго, а так как первый - Диоген не имеет никакого представления о неоплатонизме, то из этого и делают вывод, что Диоген жил не позднее III в. н. э., а Секст Эмпирик тем более не позднее. Полемика вызвана незначительны фактом: Диоген упрекает Секста в том, что тот разошелся в нумерации "десяти тропов" с ритором Фаворином Арелатским (первая половина II в. н. э.).
Если мы не знаем, когда точно и где жил Энесидем то подлинно известно, что он происходил с острова Крита, из того самого Кносса, который был когда-то столицей Критской империи. Энесидем - автор сочинения, само название которого - "Восемь книг пирроновых речей" - показывает, что в нем развиты исходные принципы скептицизма Пиррона. Содержание этих "книг" известно по Сексту Эмпирику, Диогену Лаэртскому и Фотию - византийскому православному теологу IX в. н. э.
То, что этот скептицизм более поздний и более развитый, чем исходный скептицизм Пиррона, видно из того, что исследование начинается с критики того умеренного академического скептицизма, о котором Пиррон ничего не мог знать. В исследовании обосновывается крайний скептицизм. Аргументация состоит в указании на крайнюю противоречивость таких явлений, как изменение, движение, рождение и гибель, на противоречивость самих понятий об этом, которая не дает возможности считать одно высказывание более вероятным, чем противоположное ему. Таким образом, отрицается пробабилизм. Против пробабилизма и тем более догматизма говорит и расхождение между чувственной и рациональной картинами мира. Продолжая атеистическую направленность скептицизма, Энесидем писал и о непознаваемости богов.
Наиболее интересны рассуждения Энесидема о причинности - рассуждения, в которых он явно предвосхищает и индийца Нагарджуну и араба аль-Газали, и шотландца Юма. Существует ли причинность? Причинение? Причинная связь между отдельными явлениями или группами явлений? Энесидем обращает внимание на противоречивость самого понятия причины. Единообразие происходящего говорит о том, что между явлениями есть устойчивые связи, когда одно причинно порождает другое, отчего кошки рожают котят, а не слонят. Но как причина и произведенное ею действие относятся между собой во времени? Энесидем правильно говорит о том, что действие не может быть до причины, но он неправ, утверждая, что причина и действие не могут сосуществовать, хотя, конечно, верно, что изменение в действии идет вслед за изменением в причине: так, показания термометра сосуществуют с теплотой в комнате, хотя верно, что изменение степени теплоты в комнате предшествует изменению в термометре. Энесидем же думает, что причина может быть только до действия, но в таком случае возникает новый вопрос: подобно ли действие своей причине или нет? Если оно подобно, то нет смысла говорить о причине и действии, ведь мы различаем причину и действие лишь в той мере, в какой то и другое объективно различно. Если же это различно, то одно не может породить то, что качественно от него отличается, иначе мы допустили бы чудо. Так и мышь может родить слона. Также и при познании мы познаем причину по ее действиям, но и действие мы познаем по произведшей его причине. Получается круг в познании, тупик, из которого нет выхода.
Более подробно известны нам "десять тропов" ("способов"), которые Секст Эмпирик в одном своем сочинении связывает с именем Энесидема ("Против ученых"), а в другом ("Три книги Пирроновых положений") - излагает анонимно. Первый "способ" обоснования скептицизма основывается на разнообразии живых существ, каждый вид которых по-своему воспринимает мир, имеет о нем свои представления, например, пчелы видят не те цвета, что видим мы, поэтому если те же самые предметы кажутся неодинаковыми смотря по различию между живыми существами, то мы можем только сказать, каким нам кажется подлежащий предмет, но воздержимся от утверждения, каков он по природе. Конечно, могут возразить, что человек имеет превосходство перед животными, что его представления истиннее представлений животных, но это не совсем так, потому что животные превосходят человека в тонкости чувственного восприятия - например, собака превосходит человека в обонянии.
В связи с этим мы находим у Энесидема своего рода апологию собаки, в которой тонко высмеивается все тот же стоицизм. Собака мало в чем уступает стоическому мудрецу, как и стоик, собака, отыскивая еду, выбирает надлежащее и избегает ненадлежащего (кнута). Отведав раз кнута, она, как и стоик, научается надлежащему. Она добродетельна, так как воздает каждому по заслугам: машет хвостом перед теми, кто ее кормит, и кусает чужих и обидчиков. Собака понятлива - ведь в "Одиссее" только пес Аргос узнал Одиссея. Собака обладает и способностями к диалектике. Это должен был признать сам стоик Хрисипп. Ведь сам Хрисипп рассказывал о том, что преследующая дичь собака, достигнув места, где дорога расходится на три стороны, обнюхивает только две из этих новых дорог, и, если там она не находит запаха дичи, то бежит по третьей, уже не обнюхав ее. Таким образом, собака сделала умозаключение: дичь могла побежать только по одной из трех дорог - по двум из них она не побежала, значит, она побежала по третьей. Итак, животные не уступают человеку ни остротой ощущений, ни разумом, а потому мы не можем ставить наши представления выше представлений животных.
Второй способ обоснования скептицизма основан на различии между людьми, когда одно и то же оказывает на разных людей неодинаковое воздействие, ибо тело скифа отличается от тела индийца. В Аттике была ;одна старуха, которая могла безболезненно для себя выпить большое количество цикуты, малым количеством которой был отравлен Сократ.
Третий способ обоснования скептицизма основывается на различном устройстве органов чувств, вследствие чего один и тот же предмет воспринимается различно разными органами. Например, мед на вид неприятен, на вкус же приятен, яблоко для глаза желто, шля вкуса сладко, для носа благоуханно, для руки гладко, для уха молчаливо. Что же тогда яблоко само по себе?
Четвертый способ обоснования скептицизма основан а различии в условиях восприятия одного и того же предмета одним и тем же органом чувств: голодному приятна та пища, которая сытому покажется отвратительной, влюбленному в урода урод представляется прекрасным.
Эти четыре способа обоснования скептицизма называются тропами от судящего, ибо здесь фиксируется то несомненное явление, что представления о предметах зависят от различий в субъекте и в субъектах.
Пятый способ основывается на разнице в положениях, расстояниях и в местах. В зависимости от положения по отношению к нам предмета, в зависимости от его расстояния от нас, в зависимости от того места, где находится предмет, этот предмет кажется нам иным. Так, например, шея голубя меняет свой цвет в зависимости от своего наклона по отношению к нам (положение). Огонь костра ярок в темноте и тускл при свете дня (место). Корабль вдали мал, а вблизи велик (расстояние).
Шестой способ основывается на роли примесей к предмету - ведь ничто не существует, а тем самым и не воспринимается изолированно, не говоря уже о том, что при восприятии предмета к нему примешивается и разум субъекта.
Седьмой способ обоснования скептицизма основан на соотношениях вещей и устройствах подлежащих предметов: песок и мягок (в целом), и жесток (в своих песчинках), вода в разных количествах имеет разный цвет. В малом количестве одно полезно, а в большом вредно (ведь лечат ядами).
Восьмой способ основан "на том, относительно чего", ведь все существует в отношении к чему-нибудь, в том числе и в отношении к судящему, так что мы не можем сказать, какова каждая вещь по своей природе и в чистом виде (этот троп дублирует шестой).
Девятый способ основан на постоянной или редкой встречаемости, когда одни и те же вещи кажутся ценными только потому, что они редко встречаются. Если бы золото валялось на земле, как обычные камни, то никто и не ценил бы его так высоко.
Десятый способ основан на различиях в обычаях, в законах, в баснословных верованиях и в догматических предложениях. Здесь Энесидем пытается различить закон и обычай: закон - писаный договор между составляющими государство лицами, и нарушитель его непременно наказывается, тогда как обычай - нечто общепризнанное между людьми самими по себе, вне государства, и нарушающий обычай наказывается довольно нечасто. Закон запрещает, а обычай не позволяет, но и законы и обычаи разные у разных народов, например, у египтян можно жениться на сестрах, а у греков это запрещено. Особенно интересны наблюдения Энесидема над расхождением между мифологией и философией, например, у Гомера охваченный горем Зевс роняет капли крови, тогда как философия учит, что бог не может страдать.
Нетрудно заметить, что седьмой (предметы в разных количествах различны и т. п.) и девятый тропы (редкость предметов) исходят из объекта, а пятый, шестой и восьмой тропы - из субъекта и из объекта, из их отношения. Десятый же троп стоит особо - это как бы социально-моральный способ обоснования скептицизма.
К тропам Энесидема можно многое добавить. Мы знаем, что при приближении к нам источника колебаний частота воспринимаемого нами колебания возрастает, а при удалении от нас этого источника частота уменьшается, хотя объективно ничего не меняется, поэтому гудок паровоза при его приближении к нам кажется более пронзительным, чем при его удалении. При увеличении скорости приближения к источнику света красный цвет становится зеленым, фиолетовым, ультрафиолетовым, т. е. уже невидимым, а при. увеличении скорости удаления от источника зеленого света его цвет становится желтым, оранжевым, красным, инфракрасным, опять-таки невидимым, так что перед ракетой и позади нее возникают черные пятна, и она движется как в черном туннеле.
Агриппа. Более младшие скептики, которые не названы Секстом Эмпириком по именам, тогда как Диоген Лаэртский называет их "последователями Агриппы", (IX, 88), свели все десять тропов в один третий троп: "относительно чего" - и дополнили этот троп четырьмя новыми. В этих пяти тропах в первом тропе говорится о разноречивости во мнениях философов и ученых, во втором тропе - о том, что мы, доказывая, опираемся на то, что само нуждается в доказательстве, и так далее до бесконечности (троп об удалении в бесконечность). Четвертый троп "о предположении" говорит о том, что если мы хотим избежать такого удаления, то мы должны что-то предположить истинным без обоснования и доказательства. Пятый троп "последователей Агриппы", а может быть, и самого Агриппы говорит о том, что мы не можем выйти из колеса взаимодоказуемости, когда то, что должно служить подтверждением исследуемой вещи, нуждается во взаимном от нее подкреплении.
Все эти и десять, и пять способов обоснования скептицизма указывают на реальные сложности, противоречия и относительности в сферах и чувственного, и рационального познания. Не удивительно, что К. Маркс называл скептиков учеными среди философов, а В. И. Ленин обращал наше внимание на диалектичность, скептических тропов. Скептицизм с его антидогматизмом имел большое эвристическое значение в истории философии и, отрицая на первый взгляд возможность истины, служил разработке методологии научного познания.