Дион из Прусы, по прозвищу Хрисостом, т.е. Златоуст, был выдающимся оратором, автором многочисленных речей, но не столько Демосфеном, сколько Исократом, так как он свои речи больше писал, чем произносил.
Дион происходил из знатной семьи, проживавшей в одной из шести римских провинций в Малой Азии - в причерноморской Вифинии. Годы его жизни (ок. 40 - ок. 120) приходятся на правление императоров Клавдия и Нерона из династии Юлиев-Клавдиев, всех Флавиев (69-96 гг.) и на начало династии Антонинов (Нерва и Траян). Родившись в конце сумасшедшего правления Гая Цезаря (Калигулы) или в начале правления Клавдия, Дион Златоуст умер при императоре Траяне (114- 117 гг. правления).
Жизнь Диона драматична. Сделав большую карьеру в Риме как ритор, т. е. оратор и преподаватель ораторского искусства, Дион все потерял, когда был изгнан из Рима в числе других риторов и философов императором Домицианом. Длившееся четырнадцать лет изгнание разорило Диона. Ему приходилось вести бродячий образ жизни и жить в бедности. "Впервые он столкнулся с действительной жизнью, настоящими радостями и бедами, с толпами обездоленных. Он стал вместе с ними думать, мечтать, смотреть на мир их глазами". И Диону ничего не оставалось, как стать киником.
В своей "Эвбейской речи" Дион по-кинически восхваляет бедность, которая приносит безопасность от грабителей, разбойников и вымогателей, говоря, что "в моих постоянных скитаниях... я мог убедиться в том, что бедность священна и неприкосновенна и что никому нет охоты грабить бедняка" 2.
В ряде своих речей Дион восхваляет Диогена Синопского. В речи "Диоген, или О тирании" Диоген говорит у Диона, что "богачи похожи на новорожденных, которые всегда нуждаются в пеленках", а в речи "Диоген, или О слугах" утверждается: "...богачи похожи на сороконожек - я думаю, ты видел их; у них ужасно много ног, но они самые медленные из всех ползающих". В той же речи Дион-Диоген восхищается зверями и птицами, ибо "у них есть одно величайшее благо - они не имеют собственности" и живут вполне беспечально, тогда как собственник - раб своей собственности, раб денег, земли, коней, кораблей и домов...
Диоген у Диона - противник рабства. Оно пагубно и для рабов, и для рабовладельцев. Рабам жизнь настолько постыла, что они вовсе не заботятся о своем здоровье. Они предпочитают болеть, чтобы хоть этим досадить своему господину. Особенно разлагающе действует рабство на детей свободных: "Где есть раб, там и дети портятся; становятся ленивыми и надменными, раз есть кто-то, кто их обслуживает и на кого они смотрят свысока; если же их предоставить самим себе, то они будут мужественней и сильней и с самого детства научатся заботиться о родителях". Между тем у человека от природы все есть, чтобы он сам мог заботиться о себе самом: "Разве ты не знаешь, что от природы тело каждого человека устроено так, что он может обслуживать себя сам?"
Диоген у Диона ярко описывает жизнь ненавистных тиранов, которая течет в постоянном страхе потерять не только власть, но и жизнь. "Если кто-нибудь рискнет говорить с тираном откровенно, тот выходит из себя, пугаясь этой смелости в речах; если же кто говорит раболепно и униженно, то само это раболепие кажется ему подозрительным". Так же сложна и тягостна жизнь царей. И они не свободны.
У Диона Диоген относится к людям не то чтобы с презрением, но с удивлением. Люди удивляют его своими странностями. Его удивляет, что люди не идут к нему как врачевателю душ, "как будто человек меньше страдает от... болезней души, чем от болезней тела, и как будто для него хуже иметь разбухшую селезенку или гнилой зуб, чем душу безрассудную, гневливую, недобрую, коварную, т. е. во всех отношениях дурную" 2.
Наблюдая из своей "бочки" жизнь людей, Диоген видел, что "дни свои они проводят в хлопотах, замышляя все против всех, беспрестанно находятся среди тысячи бед, не зная передышки хоть на миг, даже в праздники..." 3.
В Древней Греции был культ атлетизма. Победители на Олимпийских, Истмийских и других играх пользовались почетом и привилегиями. Диоген же насмехался над этим культом. Дион описывает, как Диоген высмеял победителя в беге, которого толпа несла на руках, заметив ему, что он, обогнав своих соперников на какую-то пядь, очень этим гордится, тогда как многие животные, в том числе и робкие, передвигаются в пространстве много быстрее его. "Неужели ты не знаешь, - спрашивает Диоген олимпионика (победителя на Олимпийских играх), что быстрый бег - признак трусости?" И далее: "...ты не стал ни чуточки умнее от того, что обогнал других бегунов..." Говоря так, замечает Дион, Диоген "обесценил само состязание в беге...". Презрение к спортивному ажиотажу не означало, что Дион не, заботился о своем здоровье. "...Нельзя сказать, чтобы Диоген, - говорит Дион, - не заботился о телесном здоровье и о самой жизни, как часто думали иные из глупцов, наблюдая, как он мерзнет, живя под открытым небом..." 2.
Высмеивая чемпионов, Диоген у Диона считает истинным чемпионом себя, ибо он всю жизнь побеждает голод, холод, жажду, побои и другие житейские муки, а также труды: "...человек благородный считает труды „самыми мощными своими противниками, и с ними он добровольно сражается и ночью, и днем... он вызывает на бой всех подряд, сражается с голодом, терпит холод и жажду, сохраняет силу духа, даже если приходится переносить побои, не малодушествует, если его тело терзают или жгут. Бедность, изгнание, бесславие и другие подобные бедствия ему не страшны..." 3.
И Дион искренне восхищается Диогеном: "Поистине он казался царем и властелином в рубище нищего между рабами и слугами..." 4. И это несмотря на то, что Диоген "чуждался общественной деятельности, судов, соперничества, войн, бунтов" 5.
Живя так, Диоген был уверен в том, что "лишь он один истинно свободен среди всех и по-настоящему счастлив" 6.
Таков идеал человека для Диона Хрисостома, пока он был вынужденным киником. Но как только фортуна улыбнулась Диону из Прусы в Вифинии, как только император Нерва разрешил ему вернуться в Рим, а император Траян его пригрел, так он стал восхвалять и идеализировать этого императора. Он идеальный монарх, т. е. такой единоличный правитель, кто при своем единоначалии служит благу общества, справедливо, не боится труда и уважает закон. Таков общий смысл четырех речей Диона Хрисостома "О царской власти".
Лукиан. Лукиан и Дион Хрисостом не были современниками. Лукиан родился через несколько лет после смерти Диона. Он современник Апулея. Лукиан (ок. 120 - ок. 190 гг.) сочетал в себе кинизм со скептицизмом. Это философствующий сатирик, которого Ф. Энгельс справедливо окрестил "Вольтером классической древности"2. Еще раньше молодой К. Маркс сказал, что "богам Греции, которые были уже не раз - в трагической форме-смертельно ранены в "Прикованном Прометее" Эсхила, пришлось еще раз - в комической форме - умереть в "Беседах" Лукиана" 3. "Беседы" - "Разговоры богов", где образы богов предельно занижены, низведены до уровня образов обыденных людей. Лукиан намеренно понимает мифологические сюжеты буквально. Если зарождающаяся и умирающая философия в лице первых и последних античных философов понимала мифы как аллегории и метафоры, первая для того, чтобы философски осмыслить мифологию и найти в ней рациональное зерно, а вторая, чтобы мифологически "расфилософить" философию и лишить ее рационально-понятийной основы, то Лукиан здесь находится как бы посередине: тот, кто начнет принимать мифы буквально и обыденно, лучше покажет их бессмысленность, чем тот, кто будет их развенчивать теоретически.
Поэтому у Лукиана Афина буквально рождается из головы Зевса, который, начав испытывать страшную головную боль, сам просит Гефеста ее ему расколоть. Прометей ("Прометей"), которого по приказу Зевса, приковывают к горам Кавказа, говорит, что ему стыдно за Зевса - за его мелочность и злопамятность. У Лукиана Зевс не только мелочен и злопамятен, но и труслив и жесток, похотлив и ревнив. Сам Зевс презирает людей. Но люди в изображении Лукиана лучше богов, даже если это гетеры, выведенные Лукианом в сочинении "Разговоры гетер".
Лукиан высмеивает не только богов, но и философов. Здесь он продолжает линию скептика Тимона. В сочинении "О выборе философии" Лукиан утверждает, что эпикурейцы "падки до удовольствий", перипатетики "корыстолюбивы и большие спорщики", платоники "надменны и честолюбивы". Выведенный в этом сочинении Лукианом стоик - жадный и злой старик.
Известный нам уже киник Менипп ("Менипп") говорит у Лукиана, что он каждый день до тошноты слышал от философов об идеях и бестелесных сущностях, об атомах и пустоте и о целом множестве подобных вещей, но при этом все философы говорили разное. Один из философов доказывал, что это горячее, а другой, что это холодное, но не может же одна и та же вещь (восклицает Менипп) быть и горячей, и холодной. Менипп упрекает философов в том, что они, восхваляя презрение к богатству, призывая пренебрегать им, сами крепко привязаны к нему. Продолжая эту тему, Лукиан в "Икаромениппе" рассказывает, что Менипп полетел (подобно Икару) на небо к Зевсу и рассказал ему о том, что философы говорят о нем. Здесь же и Луна, а не только 3евс, который грозится погубить всех философов, жалуется на них. Селену раздражает то, что философы докучают ей своей вздорной и нескончаемой болтовней о ней, о ее размерах и т. п., как будто бы у них нет иной заботы, как вмешиваться в ее жизнь.
Осмеяние философов содержится и в таких сатирах Лукиана, как "Продажа жизней" и "Разговоры в царстве мертвых". В царстве мертвых, в Аиде, находящийся там Александр Македонский жалуется на Аристотеля, изображая его как шута и комедианта, мечтающего об одних подарках. Лукиан отрицательно относится и к Сократу - этому, согласно К. Марксу, воплощению философии. Принужденный выпить чашу яда, умерев и оказавшись в Аиде, Сократ заплакал как ребенок. В Аиде хорошо только философам-киникам. У Лукиана был период увлечения кинизмом. В "Продаже жизней", когда Зевс и Гермес продают жизни философов (так, купивший жизнь Пифагора, повторит в своей жизни жизнь Пифагора), киник Диоген Синопский предупреждает покупателей, что стать таким, каким он был на земле, нелегко - "надо быть грубым и дерзким и ругать одинаковым образом и царей, и частных людей - потому, что тогда они будут смотреть на тебя с уважением и считать тебя мужественным".
Подводя итог своему развенчанию философов, Лукиан говорит, что философы одержимы любовью не к философии, а лишь к известности, ею доставляемой, что в значительной мере верно, особенно в наши дни, когда к жажде известности добавляется жажда прибыли.
Во времена Лукиана было уже широко распространено христианство. Лукиан воспринимает христиан тех времен как доверчивых и наивных простаков. Это забитые и суеверные люди, полные всяких предрассудков, беспомощные, раз у них нет своего критического ума, перед всякими шарлатанами. Таким оказывается, в частности, Перегрин ("О кончине Перегрина"). Он не философ и даже не христианин. Он распутник, шарлатан и отцеубийца. Однако он выдает себя за пророка и находит поклонников и почитателей именно среди легковерных христиан.
В трактате "Об оправдании ошибки, допущенной в приветствии" выведено некое лицо, которое, приветствуя другое высокопоставленное лицо, сказало "хигиайне", т. е. "здравствуйте" (отсюда наша "гигиена"), когда как древние греки говорили, приветствуя кого-либо, "хайре" и "хайрете", что значит "радуйся" и "радуйтесь". Чтобы оправдать свою оплошность, автор пишет целый ученый трактат, в котором ссылается на Платона, Пифагора и Гомера, вспоминает случаи из жизни Александра Македонского... Это сатира на ученых, точнее говоря, лжеученых, риторов.
От Лукиана до нас дошло много. И этот уроженец римской провинции Сирия, живший во II в. н. э., читается как наш современник. Он подметил слабые черты людей, даже таких, которые выдают себя за философов - "любителей мудрости", "любомудров".