Отложив в сторону тяжелый том, Линда потерла виски. Голова болела, глаза устали от долгого чтения. Она просмотрела всю главу по парапсихологии, колдовству и спиритизму и не нашла ясных ответов на свои вопросы. Просто автор по-своему объяснял жизнь после смерти. Сегодня утром Линда решила сходить с библиотеку и кое-что почитать о прошлой жизни и злых духах. Однако пока она не чувствовала, что прочитанное помогло ей разобраться в ее отношении к Уильяму Говарду. Она была так же далека от разгадки, как и раньше.

До сегодняшнего дня она действительно не знала, что нет доказанных выводов относительно возможности контактов с загробным миром. Просидев полдня в публичной библиотеке Чарлстона, она в этом убедилась. В одной книге описывались известные случаи контактов, в другой — те же случаи отвергались. Правильность некоторых рассуждений не вызывала сомнений, но скептик, сидевший в ней, сразу задавал вопрос: на чем основаны воспоминания людей о загробной жизни, постулаты верующих, их вера в воскрешение? Как отнестись к тем, кто предположительно беседовал с умершим или уже прожил одну жизнь?

Она просмотрела книги, в которых говорилось о сновидениях, надеясь понять, чем Уильям Говард так очаровал ее и может ли увлечение Гиффом развеять ее фантазии. Во многих книгах о снах и сновидениях описывались символы, позволявшие толковать сны. Хорошо, но ей не нужны символы, ведь во сне она испытывала сексуальное возбуждение и занималась любовью с Уильямом, все происходило словно в тумане и ничем не кончалось. Это беспокоило ее и мешало отношениям с реальными мужчинами. Может быть, ее сны означали только, что она хочет получить удовлетворение в сексуальной жизни, что она давно ждет его.

В других книгах описывалось психическое состояние умерших, которые контактировали с живыми. Рассматривалась связь перевоплощения с астрологией, обсуждались возможности телепатии — умения внушать мысли на расстоянии и даже влиять на подсознание. Конечно, были книги Эдгара Кейза о Сете, третьем сыне Адама. Книг было много, самых разных, многие были написаны таким языком, что их было трудно читать и еще труднее понять, в чем суть вопроса.

Хотя один случай, действительно, заинтересовал ее. Дело было в Англии, в 1960 году. Катаясь на лодке, утонул ребенок. Предполагали, что отец погибшего ребенка сказал жене о своем предчувствии: скоро она снова забеременеет и в родившемся младенце возродится умерший. Жена посмеялась над ним, но несомненно одно: она забеременела и, действительно, родила сына. Скоро ребенок мог «вспомнить» названия любимых игрушек и имена друзей, особенно подружился с любимцем семьи, собакой, рассказывал родителям, что случилось с псом, когда тот был щенком, то есть в то время, когда их первый ребенок был жив.

С помощью гипноза отец вернул ребенка в прежнее состояние, и тот рассказал, что уже прожил несколько жизней. Рассказы мальчика документально не подтверждались, но в статье отмечалось, что ребенок очень точно указывал неоспоримые подробности прошлых жизней. Линда обратила внимание на имя мальчика — Гиффорд Вайт, фамилия была похожа на фамилию Гиффа, имена тоже совпадали. Линда отметила для себя, что они родились в одном десятилетии.

Линде было жаль маленького мальчика, которого использовали для проверки отцовских теорий и церковных догм. Разве у него могло быть нормальное детство? Разве он мог осознать себя как личность, и разве справедливо оказывать такое давление на ребенка? Однако в статье утверждалось, что только маленький ребенок наиболее точно вспоминает свою прошлую жизнь. Потом на его воспоминания начинают влиять школа и друзья.

Линда посмотрела на часы. Было около четырех. Она почти целый день провела в библиотеке и все равно не смогла выяснить, что произошло четырнадцать лет назад. Не знала, что думать о перевоплощении, о котором говорил Гифф. Очевидно, он твердо верил в перевоплощение, ожидая, что и она отнесется к этому серьезно. Хотя она не верила даже в то, что души умерших вновь и вновь возвращаются на землю, вселяясь в человека либо случайно, либо для того, чтобы он осознал свою судьбу. Она подозревала, что не верит даже в судьбу.

Но кое-что она все-таки выяснила — кое-что о злых духах. Один из них вторгся к ним во время спиритического сеанса. В некоторых статьях говорилось, что злые существа влияют на жизнь людей. По мнению специалистов, одни злые духи являются духами аморальных людей или людей с нездоровой психикой, которые умерли насильственной смертью. Другие духи являются настоящим стихийным бедствием, о них упоминается в религиозных учениях, легендах и мифах. Символами таких духов считают бога Вишну или ящик Пандоры. Эти духи обычно связаны с ритуальными обрядами.

Может быть, Морд был таким духом? Ожившим духом или злом, старым, как мир? Или это был их с Джерри плод воображения? Она закрыла глаза и снова вернулась в тот вечер, вспоминая свое волнение и страх.

Когда Морд напугал их восклицанием «Убил», Джерри резко отдернула руку от доски и стрелка свободно заскользила.

— О Господи, Линда, — воскликнула она. — Как странно. Кто этот малый? Почему он без конца повторяет «Убил»?

— Не знаю. — Линда встала из-за стола и отвернулась от доски. — Он — злой дух.

— Я чувствую его! Дух здесь! — Джерри вскочила и забегала вокруг стола, словно дух мог поймать и укусить ее. — Давай уйдем отсюда.

— Да, — прошептала Линда, схватила подругу за руку и потащила к двери. Хотя они уже отошли от доски, страх не покидал их, наоборот, он только усиливался, плотно обволакивая их. Образ смерти вызвал у них панику. Джерри закричала, но Линда закрыла ей рот рукой.

Линда схватилась за ручку двери, ручка оказалась холодной и скользкой, как стакан с ледяной водой. В воздухе чувствовался сильный запах металла, они начали задыхаться. Линда хватала воздух ртом, чувствуя странный привкус. Кровь. Их окружали запахи насильственной смерти, битв, предательств и страха.

Закричав, она пыталась рывком открыть дверь. Она никогда не испытывала такого страха — ни на фильмах ужасов, ни читая романы Стивена Кинга. Сейчас ее страх был реальным. Наконец ручка повернулась, она выскочила на узкую лестницу, увлекая за собой Джерри, и они побежали прочь от жуткой комнаты, которая когда-то была прибежищем их детских игр. Теперь девическое любопытство обернулось для них непередаваемым ужасом. Держа за руку подругу, Линда бежала так быстро, словно от этого зависела ее жизнь. Они стрелой вылетели из дома, еще светило солнце, и страшная комната осталась позади.

Линда открыла глаза, ее била дрожь. Тишина библиотеки подействовала на нее успокаивающе, она медленно возвращалась к действительности. Но ей показалось, что что-то изменилось; читальный зал, в котором было мало посетителей, и книжные полки как будто погрузились во мрак, хотя косые лучи солнца освещали зал. Учащенные удары ее сердца сливались с тихим шепотом немногочисленных читателей.

Воспоминания о Морде взволновали ее. Она старалась забыть об этом случае, но где-то в глубине сознания образ Морда всегда был с ней, словно пытаясь вырваться и предстать в пугающей реальности. Мысли о прошлом, о злой силе, с которой они тогда столкнулись, как будто угрожали настоящему.

Линда не знала, откуда появился «Морд», — случайно во время сеанса или они с Джерри «пригласили» его, когда беседовали с Уильямом Говардом. Однако она не позволит ему вернуться. А теперь ей нужно отвлечься от всех этих книг, описывающих странные случаи. Она не должна входить в мансарду, не должна рисковать и прикасаться к доске.

Взяв сумочку и блокнот, она поднялась, чувствуя новый прилив сил. Множество вопросов не давали ей покоя. Гиффорд Найт, который только вчера говорил о перевоплощении. Гиффорд Вайт, который в детстве все это пережил. Может быть, они связаны между собой? Вдруг она вспомнила, что Гифф сказал вчера о возвращении на землю, чтобы выполнить свое предназначение. «Я изучал много таких случаев. Вы можете считать меня экспертом в этой области». Он действительно считает себя специалистом? Может быть, он знает о возвращении на землю по личному опыту или просто испытывает непреодолимый интерес к перевоплощению?

В ее жизни вдруг появилось много неясного. Она почувствовала себя одинокой и беззащитной в доме бабушки. Это не Эванстон — соседей поблизости нет, ночью в дом могут проникнуть воры, за ней могут подсматривать. Может даже появиться странный длинноволосый человек с побережья.

Гифф, конечно, сексуально привлекательный мужчина, но он, вероятно, многое скрывает, и это вынуждает ее быть осторожной. Правда, когда они были вместе, она забывала об осторожности. Когда он был рядом, желание переполняло ее. А сейчас слишком многое в его поведении беспокоило ее. Хотя она не думала, что он может обидеть ее, но она столько всего прочитала о людях, одержимых навязчивой идеей, или сталкерах, которые считают, что связаны с определенным человеком, и если он говорит им «нет», они этого просто не воспринимают.

Когда Гифф страстно целовал ее, она чувствовала, что ее влечет к нему. Она действительно не хотела говорить ему «нет». А если она отвергнет его любовь? Если он будет торопить ее или настаивать на таких отношениях, которые она не может принять? Линда потерла лоб — ее просто преследуют глупые страхи. Но эта мысль не успокаивала. Вряд ли она сможет защитить себя от угрозы. Беспокойство и тревога заставили ее уйти из библиотеки.

Ее собственное «я» стало чужим, непривычным. Привычное спокойствие и уравновешенность покинули ее. В голове все перепуталось, она была близка к панике, никак не могла успокоиться. Казалось, кто-то внушал ей панические мысли. Она почувствовала, что сомнение и тревога охватывают ее, заставляя убыстрять шаги. Сердце уже бешено колотилось.

Нужно защититься, решила она, оказавшись на улице. Влажная теплая волна окутала ее. Она вспомнила о дедушкином револьвере времен второй мировой войны, который он привез из Германии в 1946 году. Оружие хранилось в ящике ночного столика, в коробке, обитой внутри бархатом. Она не знала, можно ли стрелять из этого револьвера, или он просто бутафорский. Бабушка, вероятно, считала, что он защитит от воров, поэтому держала его под рукой.

У Линды никогда не было оружия. Правда, несколько лет назад, в колледже, она брала уроки самозащиты, когда у них в городе появился насильник. Его поймали прежде, чем у нее возникла необходимость применить свои знания.

Теперь оказалось, что иметь оружие в доме — совсем неплохая идея.

В машине было жарче, чем на улице, хотя она припарковала ее в тени. Включив вентилятор, Линда подумала, что очень удивилась бы, если бы ее страхи оказались реальными. Может быть, никто не собирается причинять ей вред. Может быть, Гифф просто находит ее привлекательной и интересной особой.

Может быть.

И все-таки, когда она поворачивала ключи зажигания, руки у нее слегка дрожали. Это было так непохоже на нее. Однако впервые за многие годы она чувствовала себя очень уязвимой. Она влилась в поток машин, несущихся по шоссе, которое связывало несколько штатов. В Мак-Клелланвилле был небольшой оружейный магазин, владельцем которого был друг мистера Уотли, очень приятный человек. Завтра она покажет ему револьвер, попросит почистить и отремонтировать его, если нужно. Если револьвер в хорошем состоянии, она купит патроны и тогда почувствует себя в относительной безопасности.

По крайней мере, револьвер выглядит солидно. Злые духи и перевоплощение — пусть об этом пишут в книгах, она не нашла точных ответов на свои вопросы, хотя и провела в поисках целый день. Сердце по-прежнему колотилось, воздух в машине оставался горячим, это угнетало ее. Она перевела вентилятор на полную мощность и поехала на север, домой, где ее ждала неизвестность.

Закончив читать докторскую диссертацию Линды, Гифф улыбнулся. Диссертация многое рассказала о ней, он понял, как она подходила к решению проблем, что думала о справедливости, системе правления и целесообразности. Он перестал улыбаться, когда понял, что Линда признавала целесообразность быстрого принятия решения, хотя оно могло оказаться случайным. Однако Линда считала, что представители правительства могут пересмотреть решение спорных вопросов в своих интересах.

Его Линда была защитником простых людей, верила в демократию. И не любила тех, кто подавляет, кто вторгается в ее личную жизнь.

Он чувствовал себя виноватым в том, что стал интересоваться всем, что было связано с ней, и будь он проклят, если сможет остановить развитие событий. Она считала, что он соблазнял ее, и это была правда. Считала, что, прежде чем лечь в постель, они должны лучше узнать друг друга. Так и будет.

Но он не мог допустить, чтобы ее философские теории как-то повлияли на конечную цель — слияние их тел, помыслов и душ. Исход должен быть только таким, и она должна принять неизбежность их любви. Когда они будут доверять друг другу, он объяснит ей. Она поймет.

Если он доживет до этого.

Он чувствовал себя виноватым в том, что обманывал Линду, скрывал от нее информацию. Начиная поиски женщины, он не знал, какой она окажется. Будет ли она умной и милой, красивой и веселой. Конечно, он любил ее, но он даже не понимал, как он похож на нее.

Он выключил компьютер и встал, расслабляя затекшие мышцы. Он читал диссертацию почти весь день, настолько она заинтересовала его, пропустил ленч и только сейчас почувствовал, что проголодался. Линда уехала на машине сразу после завтрака. Ему очень хотелось знать, не вернулась ли она, но он постарался сдержать нетерпение. Если с ней что-то случилось, он узнает. Поэтому он не испытывал тревоги, только неясное чувство беспокойства томило его.

Закрыв глаза и сосредоточившись, он попытался направить сознание в одну точку. Раздражение. Неуверенность. Тепло и влажность. Возвращение домой. Он понял, что она едет домой, и вздохнул с облегчением. На шоссе, без сомнения, большое движение, ей жарко, она устала. Почему она так не уверена в себе? Может быть, она сомневается не в себе, а в ком-то другом. Ему хотелось получить ответы на свои вопросы, хотелось развеять сомнения.

Где, черт побери, ты была целый день, Линда?

Он подождет, пока немного стемнеет, потом подойдет к ее дому. Если она захочет, они отправятся на вечернюю прогулку. Если не захочет, он убедит ее рассказать, что она делала целый день. Вероятно, он действительно соблазнял ее и вынудил убежать от него. Он не позволит, чтобы она убегала.

Если она размышляла об их отношениях, он просто изменит тактику. Она должна поверить в его любовь, они вместе должны решить свою судьбу.

А до восемнадцатого июня осталось только девять дней.

Линда остановилась пообедать в маленьком прибрежном ресторанчике, но аппетит уже пропал. Когда она была с Гиффом, он влиял не только на ее мысли, но и на аппетит. А сейчас ей не хотелось ничего есть.

Почти не притронувшись к жареным креветкам с макаронами, она вышла из ресторана и поехала дальше, чувствуя себя еще более уязвимой. Она старалась думать о простых вещах, например, о том, что купила микроволновую печь, остановилась у магазина и купила быстрозамороженные обеды. Но беспокойство не проходило. Даже возвращение домой вызывало тревогу, хотя она всегда считала дом своим убежищем. Незаметно для себя Линда сбавила скорость, словно угроза таилась в вечерней тьме и тихих волнах, подступавших почти к самой дороге.

Около десяти она свернула на подъездную дорогу к дому. Дом казался одиноким и пугающим. Хотя два дня назад у нее хватило мужества подняться по ступеням в мансарду, она не могла окончательно смириться с прошлым. Ей казалось, что мансарда давит на дом, наполняя его страхами, напряжение в доме возрастало, как давление в котле, грозя взрывом.

Какие события замышляются в доме? А она чувствовала, что они витают в воздухе. Нащупав в кармане ключи от дома, она выключила двигатель.

* * *

Гифф видел свет фар от ее машины, слышал шуршание гравия под колесами, когда машина свернула с шоссе на подъездную дорогу. Где ты была? Ему хотелось закричать на нее, встряхнуть за плечи за то, что она заставила его так волноваться. Он сидел на теплом песке, наблюдая за ее домом, почти невидимым в темноте, представляя, что могло случиться. Она заблудилась. Попала в аварию. Опасность настигла ее.

А потом он увидел, что она, не торопясь, возвращается домой, словно никто не беспокоился о ней.

Ей не нужно никому ничего объяснять, рассудительно заметил он себе. Но она могла бы. Могла бы понять, как она дорога ему.

Он встал, продолжая наблюдать за домом. Открыв дверцу машины, она не спешила выходить. В машине горел свет, она продолжала сидеть, положив руки на руль, словно боясь войти в темный дом. Может быть, она чувствовала что-то неладное? Он не знал. Сейчас мысленно она не обращалась к нему, хотя он ощущал ее непонятную тревогу. Она размышляет, понял он. Ее смущает то, что с ней происходит. Впрочем, его это тоже смущает.

Он услышал, как хлопнула дверь. Она медленно пошла к двери. Ее фигура отбрасывала слабую тень на гравий и бетонные плиты. У двери она помедлила, и внезапно он понял, что она чувствует, это оказалось так же просто, как читать книжку с картинками.

Страх. Лестница, ведущая вверх. Не приближаться.

Когда она поднялась на крыльцо, он легко угадал ее мысли, и внутри у него прозвучал сигнал тревоги. Что-то было не так, что-то, чего Линда не видела и не слышала, но знала: что-то неладно. Почувствовав внезапный прилив сил, Гифф бросился к ее дому.

Поставив сумки с покупками на буфет, Линда, задыхаясь, быстро пошла по дому, зажигая свет в каждой комнате на первом этаже и проверяя окна и двери, чтобы убедиться, что они заперты. Только так она могла защитить свой дом. Потом она вернулась в кухню, дрожащими пальцами растирая руки, и начала убирать продукты в холодильник. Ей нужно было чем-нибудь заняться.

Ее начинала охватывать паника — уже появились первые признаки, она знала их, ведь ей приходилось сталкиваться с этим в колледже. Ей случалось наблюдать паническую реакцию у нервных студентов, которым страх перед экзаменами и контрольными работами мешал объективно воспринимать реальность. Она давала студентам советы, объясняла, что сначала нужно понять, в чем состоит реальная проблема, а потом найти причину, вызвавшую кратковременный страх.

У нее, однако, не было причин для страха. Ей не нужно держать предварительный экзамен по математике или писать доклад о средневековых экономических системах. Она в доме бабушки — теперь это ее дом, и непонятно, почему у нее дрожат руки, почему она чувствует слабость в ногах.

В доме нет ничего страшного.

Услышав звонок у створчатых дверей, ведущих на веранду, она вздрогнула. Пакет выскользнул из рук, продукты высыпались на пол. Она даже не стала собирать их, она просто стояла и смотрела в сторону двери.

Фонари на веранде горели, в кабинете тоже горел свет, но она не могла рассмотреть, кто стоял за дверью. Звонок прозвучал снова, на этот раз более требовательно. Но она словно застыла, не в состоянии подойти к двери и убедиться, что пришел Гифф.

Вдруг ее сердце бешено заколотилось, она ощутила чье-то присутствие, этот некто как будто внушал ей: «Не открывай дверь. Не оставайся сегодня с ним наедине».

— Линда! — Голос Гиффа приглушенно донесся до нее. Это был он, через шторы она увидела его силуэт.

«Будь осторожна. Запри двери». Это были слова Гиффа, внутренний голос только повторил их.

Закрыв глаза, Линда потерла виски. В висках у нее стучало, голова была тяжелой. Почему она так ведет себя? Что с ней происходит? Ей хотелось закричать от страха и неуверенности, но она сдержалась. Тогда Гифф просто выбил бы дверь, уверенный, что ее убивают медленно и мучительно.

— Линда! Ради Бога, впусти меня!

Она должна открыть дверь. Линда прижала руки к вискам.

— Иду, — выдавила она, надеясь, что он услышит.

Она заставила себя пересечь комнату, ей казалось, что ноги прилипают к полу.

— Иду, — повторила она.

Наконец она добралась до двери и взялась за ручку. Ручка оказалась теплой. Почему она ожидала, что ручка будет холодной и влажной?

Потому что ручка двери, ведущей в мансарду, холодная. Потому что ты боишься. Потому что Гифф стоит за дверью, а ты не знаешь, кто он или что он такое.

— Нет, — прошептала она. — Я не боюсь Гиффа.

Она повернула замок и открыла дверь.

— Слава Богу, — сказал Гифф, входя.

С минуту Линда безучастно стояла, стараясь успокоиться. Гифф нежно обнял ее, вздохнув, она закрыла глаза, ощущая рядом его сильное тело. Он зарылся лицом в ее волосы.

— Ты отняла у меня десять лет жизни, — сказал он, стараясь вложить в эти слова волнение и беспокойство, которое он пережил. Растроганная Линда крепко прижалась к нему.

— Не понимаю, что со мной случилось.

— Что ты делала сегодня днем? — Он внимательно посмотрел на нее.

— Я ездила в Чарлстон, в библиотеку.

— Зачем?

— Искала кое-какие материалы. — Она отстранилась, словно не хотела отвечать на его испытующие вопросы. Какая ему разница, чем она занималась?

— Какие материалы?

— Господи, Гифф, я не хочу говорить об этом. Я не собираюсь рассказывать тебе обо всем, что я делаю или о чем я думаю.

Она словно дала ему пощечину. Он отпустил ее и убрал руки.

— Прошу прощения, мне очень жаль.

Тяжело вздохнув, Линда закрыла глаза:

— Я не привыкла ни перед кем отчитываться.

— Конечно.

— Мне пришлось целый день провести на жаре, я ничего не ела. Я плохо чувствую себя сегодня.

— После того, как побывала в библиотеке?

— Да. Поэтому единственное, чего я хочу, это лечь в постель и проспать часов двенадцать.

Казалось, Гифф не обратил внимания на ее замечание.

— Ты снова кого-нибудь встретила, и он вывел тебя из равновесия?

— Нет, и не думаю, что тебя это касается. — Его властный тон начинал раздражать ее. Он не имеет права требовать от нее, чтобы она доверяла ему свои секреты. Ведь они познакомились всего два дня назад. Вряд ли он успел стать ее близким другом, пусть даже у них есть общие интересы, пусть их влечет друг к другу и у них могут сложиться какие-то отношения.

— Думаю, что касается. Я не могу не беспокоиться, когда ты исчезаешь на целый день, а потом возвращаешься такая расстроенная. Ты словно обезумела.

Она попятилась, глаза у нее сузились.

— Как ты определил, что я сошла с ума?

Он молчал, не отводя от нее пристального взгляда. Этот взгляд и его молчание окончательно вывели ее из себя. Наконец он отвел взгляд и вздохнул.

— Я понял это по твоему голосу.

— Нет, — спокойно возразила она. — Ты хочешь сказать, что заранее знал, в каком я состоянии. Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты на расстоянии чувствуешь мое настроение. Ты ведь это хочешь сказать, не так ли?

— Ты не хочешь слушать меня.

Она обхватила себя руками:

— Ты прав. Думаю, тебе лучше уйти.

Гифф снова внимательно посмотрел на нее, словно проникая взглядом ей в душу. Потом повернулся и открыл дверь. Плеск волн и шум ветра с океана ворвались в дом.

— Нам нужно будет потом поговорить. Я должен объяснить. — Он смотрел в ночь и был очень-очень далеко от нее — за тысячу миль.

Линда почувствовала необъяснимое желание подойти и утешить его. Но это не имело смысла. Он разозлил ее своим покровительственным тоном, она не чувствовала себя виноватой перед ним. Виноват он — он слишком многое и слишком быстро берет на себя. Она стиснула руки в кулаки, уверяя себя, что нельзя уступать ему.

— Завтра поговорим.

Гифф кивнул:

— Ты должна знать, почему я беспокоюсь о тебе.

Она не знала, что ему ответить. Ей хотелось остаться одной, лечь в постель и постараться расслабиться. А уж потом думать о том, что произошло с ней сегодня, с этим можно и подождать.

— Спокойной ночи.

Гифф обернулся.

— Спокойной ночи, дорогая Линда. Спи спокойно. — Потом он улыбнулся и добавил: — Не забудь запереть дверь.

Линда тоже не смогла удержаться от улыбки.

— Не забуду.

Гифф вышел и закрыл дверь.

В доме сразу стало тихо, рев океана и шум ветра остались за его стенами. А с ней остались только запахи Гиффа — его особые запахи, одновременно волновавшие и успокаивающие Линду. Она не могла понять, почему ее так непреодолимо влечет к нему. Она понимала, что нужно быть очень осторожной — ведь их отношения стремительно развивались.

Щелкнув замком, она заперла дверь. Если бы так же просто можно было справиться со своими мыслями. Сегодня утром она так надеялась, что разберется во всем, но ничего не получилось. Наоборот, теперь она совсем сбита с толку.

В надежде снять напряжение и наконец успокоиться, смыть чувство тревоги, она решила принять ванну. Погрузившись почти по шею в теплую воду, она задремала. Вода щекотала чувствительную кожу, обнаженное тело стало более уязвимым. В полудреме она не могла не думать о Гиффе, из последних сил стараясь подавить страстное желание, которое он вызывал у нее. Теперь она уже не вспоминала свои эротические сны, теперь она мечтала о реальном мужчине — о Гиффе. Нужно сдерживать себя, а то она ведет себя как сексуально озабоченная старая дева.

Она вытерлась, надела старую хлопчатобумажную ночную рубашку и сразу почувствовала, как усталость навалилась на нее. После долгого беспокойного дня, который к тому же оказался безрезультатным, сил почти не осталось. Она хотела избавиться от своего заблуждения, связанного с давно умершим человеком, но ничего не получилось. Трудно объяснить, почему во время спиритического сеанса они с Джерри именно с ним вступили в контакт. Если бы он никогда не существовал, она бы поверила, что этот офицер — только плод их воображения. Но он действительно жил когда-то, прожил короткую жизнь и умер за несколько часов до поражения Наполеона под Ватерлоо. Не осталось ни его портретов, ни подробных записей. Разумом она понимала, что он мертв, но ощущала его таким живым, таким реальным, и ни в одной книге не было этому объяснения.

А кто — или что такое Морд? О нем она тоже ничего не нашла. А она верила, как и четырнадцать лет назад, что именно Морд убил Уильяма. Что Уильям погиб не от руки французов, как другие солдаты. Гибель от рук «своих» случается на любой войне, это правда. Но даже злорадство Морда заставляло верить, что Уильям был убит не шальной пулей и не из пушки с плохой наводкой. Его смерть была окутана тайной, но ей, к сожалению, не удалось найти ключ к разгадке.

У нее снова разболелась голова, каждый удар сердца отдавался в голове тупой болью, кровь прилила к вискам. Ложись спать, приказала она себе. Забудь Уильяма Говарда, забудь все, что случилось во время спиритического сеанса. Ты прожила здесь много счастливых лет, и Джерри тоже. Почему ты сосредоточилась на нескольких несчастных неделях?

Она легла в постель, подтянув повыше простыни и прислушиваясь к знакомым ночным звукам, всегда помогавшим ей уснуть. Однако ночь была полна не обычными звуками. Вместо едва слышного плеска волн, ласково набегавших на песок, слышался стремительный натиск воды на берег, словно волны хотели унести песок в океан. Не было слышно пения ночных птиц и заунывного писка комаров. Только порывистый ветер ударял в окна, и старый дом стонал и кряхтел.

Линду бросило в дрожь, она молила Бога, чтобы завтра был удачный день. Повернувшись, она выключила лампу, и комната погрузилась во тьму. Дом стонал, словно сочувствуя ей, на сердце у нее было неспокойно. Стараясь лечь поудобнее, она подумала, что ночь будет длинной. Пусть только мне ничего не снится, взмолилась она. Пожалуйста, оставь меня одну. Дай мне отдохнуть.

Морд преодолел невидимые границы своего мира. Если бы у него были ноги, он бы возмущенно затопал ими. Он хотел потребовать от женщины, чтобы она ответила на множество вопросов. Он хотел знать, испугалась ли она, испытала ли сегодня в библиотеке такой страх, который отпугнет ее от него.

Она была напугана. Она — робкий маленький крольчонок. Он знал это. Самая малость может напугать ее. Здоровая доза того, что люди считают злом, что-то, чего они не понимают.

Он хотел спросить, как она чувствовала себя, как билось ее сердце, когда она уходила из библиотеки. Разве она стала чувствовать себя бодрее, когда ушла оттуда, когда пережила приступ почти безумия, боясь войти в дом? А как же он? Будет ли она держаться от него подальше — хотя бы теперь?

О, Морд знал, что ей нужно его тело, его мускулы, его волосы. Она физически ощущала его, страдала навязчивой идеей, просто потому, что у него было человеческое тело.

Она хотела уснуть, забыть. Но он не даст ей отдохнуть. Он хотел знать, как ей понравится «заниматься любовью» с другим, с кем-то, кто был больше, чем просто человек.

Если бы у него было тело, он показал бы ей, что такое настоящее наслаждение — его наслаждение. Он бы удовлетворил свое страстное желание завладеть всем ее существом, ее душой. Она в долгу перед ним, слабое изменчивое человеческое существо. Она в долгу перед ним за то, что случилось тысячу лет назад. И мужчина. Он тоже в долгу перед ним, и этот долг он скоро заплатит.

Скоро, думал Морд. Как только у него будет тело.

Она опустилась на колени перед Уильямом, глаза скользили по его лицу, которое неясно вырисовывалось во мраке, она старалась угадать его выражение. Но в темноте ночи она видела только туманный образ человека, которого она любила. Ей было необходимо разглядеть черты его лица — так же необходимо, как подарить ему свою любовь. Ее руки скользнули по его бедрам, и она ладонями ощутила его твердые теплые мускулы.

— Уильям, люби меня. — Волны бились о берег, песок был влажным, сырость проникала сквозь тонкую рубашку. Ей было все равно. Она расстегнула пуговицы его кителя, пальцы скользнули внутрь и коснулись его нежной гладкой кожи. Он застонал, заставляя ее опустить руки ниже, к ремню, который поддерживал шпагу.

Она должна расстегнуть ремень! Желание и нетерпение подгоняли ее. Она хотела видеть его обнаженное тело, видеть, что он так же возбужден, но на нем было слишком много одежды, слишком много амуниции.

— Помоги мне, — прошептала она, сама не зная, о чем его просит: раздеть его или удовлетворить мучительную физическую потребность.

Он оттолкнул ее руки, расстегнул ремень и бросил его вместе со шпагой на песок. Она коснулась его бедер над восставшей плотью, которую сдавливали брюки. Он снова застонал. Тогда ее пальцы проникли внутрь, она развязала тесьму на талии, расстегнула пуговицы, освобождая его плоть.

— Да, — прошептал он с мучительным стоном, когда она коснулась рукой его плоти, пальцы в страстном желании изучали его член, он был гладкий, твердый, такой длинный, что она едва удержалась от крика. Какое блаженство быть рядом с ним, знать, что он войдет в нее, удовлетворит ее, как никто другой.

Она хотела доставить удовольствие ему, но он опустился на колени, обнял ее за плечи и страстно поцеловал. Она застонала, когда их языки сплелись, когда она почувствовала такой стремительный натиск желания, что не знала, сможет ли пережить это ощущение.

— Возьми меня, — снова прошептала она, когда он коснулся губами ее шеи, горла. — Люби меня.

— Навсегда, — пробормотал он.

Они вместе опустились на песок. Она почувствовала тяжесть его тела, когда он лег сверху, почти вдавив ее в мокрый песок. Да, наконец он будет моим, а я буду принадлежать ему, да, да, да…

Закрыв глаза, она почувствовала, что он стал поднимать ее рубашку, и ветер коснулся обнаженных ног. Его сильные руки коснулись ее бедер, живота, груди. «Ну, Уильям, пожалуйста», — услышала она свой голос, слабый и нетерпеливый.

Она открыла глаза, но не увидела его лица, только коснулась пальцами его подбородка, разгладила его брови. Его кожа была горячей на ощупь, покрытой мелкими каплями пота, несмотря на прохладную ночь. Разгладив его брови, она приложила ладони к его щекам, пытаясь разглядеть лицо.

— Почему я не вижу тебя, любовь моя?

— Ты знаешь меня.

— Да, но я хочу видеть тебя.

В напряженном молчании он через голову снял с нее тонкую рубашку, его пальцы коснулись ее груди, потом он наклонил голову, чтобы губами коснуться соска. Закрыв глаза, она повторяла себе, что не нужно стесняться, ведь это Уильям, которого она любила.

Его горячее влажное дыхание опалило ее кожу, она застонала в предвкушении блаженства, зная, что он будет любить ее, как никто другой не мог и не сможет любить.

Она почувствовала движение его языка, он почти довел ее до экстаза.

— Ну же, любовь моя.

Он приподнялся, одной рукой стягивая брюки. Она застонала, сожалея, что он, пусть на мгновение, но отдалился от нее, и зная, что он сейчас возьмет ее, сделает ее своей, навсегда.

Вдруг его пальцы стали холодными, ледяное дыхание коснулось ее груди. Его пальцы уже не ласкали ее тело, а, словно когти, впились в нежную кожу. Он открыл глаза — и она заглянула в лицо зла.

Она закричала, и кричала, кричала…

В дремлющей темной пещере сознания Сны свили гнездо из обрывков событий, Что оставила дней череда.

Рабиндранат Тагор