31 января 1919 года в командование IV армией вступил М. В. Фрунзе. Приказ о его назначении был отдан еще 26 декабря 1918 года, но дела комиссара Ярославского военного округа не позволили ему освободиться раньше. Однако и в этот срок он сделал много полезного для IV армии, например, создал рабочий отряд, ставший основой 220-го Иваново-Вознесенского полка.
Вступив в командование армией, М. В. Фрунзе с первых дней начал энергичную работу по ее организации и изучению частей. Отдал приказ, запрещающий производить непредусмотренные и не обеспечиваемые всем необходимым формирования. Добился оставления в составе IV армии 1-й бригады 25-й дивизии. Проводя работу по укреплению армии, положил конец и пассивным ее действиям по «обеспечению путей, ведущих с юго-востока на Самаро-Сызрань», проводившимся по директиве штаба фронта.
7 февраля М. В. Фрунзе выехал к войскам в Уральск. Штаб Николаевской дивизии и ее 1-я бригада к его приезду находились в Уральске; 2-я бригада располагалась в районе хуторов Серебряков и Круглоозерный со штабом бригады в последнем; 3-я — в хуторах Паника, Широков, Астраханский, Чернухин со штабом на станции Деркул; Александров-Гайская бригада занимала поселки Вербовский и Таловка Киргизская.
Став командующим IV армией, М. В. Фрунзе поставил конкретные задачи перед частями: Александров-Гайской бригаде овладеть Сломихинской, Николаевской дивизии разгромить группировку противника южнее Уральска, овладеть Лбищенском и установить связь с Александров-Гайской бригадой, 1-й бригаде 25-й дивизии, составляющей армейский резерв, одним полком занять Барбастау, остальными частями — Уральск и Круглоозерный, обеспечив тыл и левый фланг Николаевской дивизии. Отряду особого назначения — продолжать охрану Уральска, выделив конную часть в личное распоряжение командарма в Круглоозерный, где должны были находиться штаб Николаевской дивизии и командный пункт Фрунзе (схема 10).
Схема 10. Положение войск IV армии на 15.11.1919 г. и их задачи.
До начала операции было решено в ночь на 16 февраля предварительно овладеть населенным пунктом Щапов. Выполнение задачи возлагалось на 2-ю бригаду Николаевской дивизии и Мусульманский полк. Куриловский и Малоузенский полки бригады с выступлением запоздали и начали атаку в светлое время, когда внезапность уже исключалась. Противник встретил атакующих огнем на всем фронте. Поднявшаяся снежная метель с сильным встречным ветром лишила возможности наблюдения и ведения артиллерийского огня. Нарушилась связь и взаимодействие между частями. Несмотря на усилия личного состава, успеха добиться не удалось. К середине дня части возвратились в исходное положение. Указывая на неточное выполнение приказа по времени, на имевшиеся недостатки и несогласованность в действиях частей, М. В. Фрунзе отметил доблесть воинов и потребовал ответственности от командиров. Однако для дальнейшего наступления нужна была более основательная подготовка. Встретив значительное сопротивление противника, который, по сведениям, полученным от перебежчиков, стянул сюда лучшие части, М. В. Фрунзе решил произвести перегруппировку и заняться пополнением частей.
Сделать предстояло многое. Причины невысокой боеспособности армии М. В. Фрунзе видел в плохой подготовленности частей, чрезвычайно слабом командном составе, в исключительной малочисленности ее войск, не превышавших 6 тыс. штыков, и в недостатке вооружения, особенно артиллерии. Для доведения линейных частей до боеспособности им привлекалось все, что можно было взять из тыла армии. Настоятельно добивался он помощи в укомплектовании личным составом и вооружением у командующего войсками фронта. Необходимость усиления армии диктовалась и обстановкой. Противник проявлял все большую активность. Его 18 полков (13 уральских, 5 илецких) и несколько батальонов 33 пехотного полка имели общую численность 10 тыс. штыков и сабель. Им проводилась реорганизация частей и мобилизация населения. М. В. Фрунзе готовился к разгрому противника, как только будет получено пополнение и оружие.
Направляя работу на повышение боеспособности войск, М. В. Фрунзе умело и настойчиво искоренял неисполнительность и недисциплинированность. Одним из примеров сочетания убеждения и жесткой требовательности является его приказ от 3 марта, в котором говорилось, что за время всего лишь месячного командования он натолкнулся на целый ряд фактов, свидетельствовавших о крупных нарушениях порядка службы и дисциплины иногда лицами старшего командного состава и даже военными комиссарами. Среди них упоминается и случай, имевший место с комбригом 25-й дивизии Плясунковым.
Анализируя нарушения, говорилось в приказе, каждый раз приходится убеждаться, что совершались они не по злому умыслу, не из желания проявить неповиновение, а по непониманию основ службы, взаимоотношений между начальниками и подчиненными, из-за превратного толкования требований дисциплины. Предупреждалось, что впредь всякое нарушение долга службы и дисциплины будет беспощадно наказываться.
Проводя комплектование частей, пересматривая и подбирая командно-политический состав, М. В. Фрунзе получил сообщение о прибытии Чапаева в штаб армии. Д. А. Фурманов, будучи в это время уже в Уральске, 26 февраля записал в дневнике: «Недавно у Фрунзе обсуждался вопрос о том, чтоб Чапая пригласить сюда, в нашу армию, и поручить ему боевую задачу… Фрунзе хотел свидеться с ним в Самаре и привезти оттуда сюда, в район действий нашей армии».
В Самару в штаб IV армии В. И. Чапаев прибыл в начале февраля 1919 года. На время отсутствия командующего, который находился в войсках и возвращения которого ему предложили дожидаться, Василий Иванович 4 февраля получил удостоверение о разрешении выехать в Николаевский уезд для устройства домашних дел. В Николаевске он повидался с друзьями в уездном комитете партии и исполкоме, встречался с некоторыми командирами, находившимися на излечении и в командировках, от них узнал подробности о положении на фронте. В Клинцовке (Вязовке) был занят семейными делами.
Возвратясь 23 февраля в Самару, М. В. Фрунзе впервые встретился с В. И. Чапаевым. В беседе Василий Иванович рассказал об учебе в военной академии, о причинах ухода из нее, как и о мотивах поступления, о проведенных им боях в составе IV армии. Рассказал о себе все, что интересовало командующего. М. В. Фрунзе поделился с ним результатами своей поездки и впечатлениями от войск. Василий Иванович со знанием дела охарактеризовал командующему части и их командиров. М. В. Фрунзе разглядел в нем незаурядного командира. В заключение беседы он объявил о предстоящем наступлении и о назначении В. И. Чапаева командиром Александров-Гайской бригады и группы.
Продолжая комплектование и подготовку частей, М. В. Фрунзе приказом № 8 от 26 февраля 1919 года предусматривал иметь Николаевскую дивизию в составе 3 бригад и каждую бригаду — 3-полкового состава за счет включения в них по одному полку из расформировываемой Покровской бригады. Александров-Гайскую бригаду предполагалось развернуть в дивизию за счет развертывания в полки Иваново-Вознесенского, Самарского отрядов и Балаковского батальона; в каждой дивизии сформировать кавалерийскую бригаду двухполкового состава, инженерный батальон и батальон связи. Этим же приказом производился ряд назначений и замен в командном и политическом составе, назначался и Чапаев.
Несмотря на принятые меры, М. В. Фрунзе к началу марта армию достаточно готовой не считал. Но обстановка, складывавшаяся на Восточном фронте, требовала активизации действий. Приказом командарма № 012 от 2 марта ставилась задача на наступление, разгром противостоящего противника и овладение Лбищенском. К этому времени несколько пополнились отряды иваново-вознесенских ткачей и самарских рабочих. Ими была сменена находившаяся в армейском резерве, испытанная в боях и наиболее боеспособная 1-я бригада 25-й дивизии, выдвинутая в первый эшелон для наступления. Правой группе войск в составе Александров-Гайской бригады и вновь формируемого Балаковского полка предстояло овладеть станицей Сломихинской и выходом в тыл основной группировки противника отрезать ей путь отхода; совместно с Николаевской дивизией и 1-й бригадой 25-й дивизии, наносивших удар от Уральска на Лбищенск, уничтожить основную группировку противника южнее Уральска.
В частях и штабе Александров-Гайской бригады, организованной на базе отряда Винермана, не все было благополучно. Части все еще были засорены чуждыми эсероменьшевистскими и кулацкими элементами. После гибели в октябре 1918 года первого командира отряда, Винермана, в Савинском полку сформированной уже бригады был убит мятежниками его преемник Гербе. Заведующий политотделом бригады Ефимов и комиссар полка Федулов были арестованы. В бригаде до конца 1918 года продолжала иметь место выборность командиров. На общих собраниях решался и допуск назначавшихся в бригаду лиц командного и политического состава. Например, назначенный комиссаром бригады Лебедев не был допущен, а занял эту должность тот же заведующий политотделом Ефимов. Бывших офицеров в бригаде «решили» вообще не принимать. Теперь бригадой командовал не преуспевавший в делах бывший полковник Андросов. Бригада 4 месяца стояла на месте. В такую недостаточно боеспособную правофланговую группу армии, от которой во многом зависел теперь успех предстоящей операции, и назначался Чапаев.
Василий Иванович остался доволен встречей с М. В. Фрунзе и своим назначением. Делясь потом со своими товарищами впечатлениями от этой встречи, он говорил, что понимал и видел, как изучал его командующий, как он сам изучал командарма.
Получив назначение, Василий Иванович выехал в Уральск. Встреча с боевыми товарищами была оживленной. И. С. Кутяков вернулся после лечения и вновь командовал 1-й бригадой 25-й дивизии. И. М. Плясунков, бравший с этой бригадой Уральск, принял 1-ю бригаду Николаевской дивизии, которой командовал Чапаев до отъезда в академию. Некоторые, узнав о приезде Василия Ивановича, приезжали повидаться с ним с позиций. Собрались командиры и комиссары первых бригад 25-й и Николаевской дивизий, другие товарищи. Василий Иванович рассказал друзьям о Москве, об учебе, о встрече с Фрунзе, который произвел на него большое впечатление. Сообщил, что с разрешения командующего возьмет ряд командиров и штабных работников для формирования штаба и управления Александров-Гайской бригады и группы.
Согласовав с начальником Николаевской дивизии вопросы предстоящей операции, взяв с собой более двух десятков человек из Николаевской дивизии, Чапаев служебным вагоном выехал в Александров Гай. С ним уезжали Федор Потапов, Петр Чеков, Петр Исаев, Семен Туркин, Иван Долгушев, Алексей Васильев, Яков Володихин и другие.
В пути, который был не так далек, но в те времена продолжителен, был оформлен штаб, изучался приказ командарма, уточнялись данные о противнике и о своих войсках, готовились карты. Между работниками штаба производилось распределение функциональных обязанностей и инструктаж, так как некоторые не имели никакого опыта работы и были взяты как близкие, проверенные и надежные люди. Чапаев проинформировал о положении в частях Александров-Гайской бригады и состоянии ее управления. Рано утром 9 марта чапаевский вагон был доставлен на станцию Александров Гай. Подали лошадей. Чапаев, Потапов, Чеков, Исаев направились прямо на квартиру к Д. А. Фурманову, ожидавшему приезда Чапаева.
Д. А. Фурманов пришел в армию впервые. Родился он в 1891 году в селе Середа Костромской губернии (ныне г. Фурманов Ивановской области) в семье крестьянина. Окончил в Кинешме реальное училище. Обучался на филологическом факультете Московского университета. Затем работал в санитарных поездах и летучках братом милосердия. Шла мировая война. В 1916 году возвратился в близкий ему город Иваново-Вознесенск. Преподавал на рабочих курсах. В 1917 году, по выражению самого Фурманова, «пламенные настроения, при малой политической школе» привели его в партию максималистов, а затем анархистов. В июле 1918 года по рекомендации М. В. Фрунзе вступил в Коммунистическую партию. После этого около шести месяцев был секретарем губкома РКП(б) и членом губисполкома в Иваново-Вознесенске.
Дмитрий Андреевич Фурманов, назначенный для ведения политической работы в Александров-Гайской группе, комиссар 25-й стрелковой дивизии.
В день приезда Чапаева в Александров Гай, 9 марта 1919 года, Фурманов записал: «Утром, часов в семь, я увидел впервые Чапаева. Передо мной предстал типичный фельдфебель, с длинными усами, жидкими, прилипшими ко лбу волосами; глаза иссиня-голубые, понимающие, взгляд решительный. Росту он среднего, одет по-комиссарски, френч и синие брюки, на ногах прекрасные оленьи сапоги. Перетолковав обо всем и напившись чаю, отправились в штаб. Там он дал Андросову много ценных указаний и детально доразработал план завтрашнего выступления. То ли у него быстрая мысль, то ли навык имеет хороший, но он ориентируется весьма быстро и соображает моментально. Все время водит циркулем по карте, вымеривает, взвешивает, на слово не верит. Говорит уверенно, перебивая, останавливая, всегда договаривая свою мысль до конца. Противоречия не терпит. Обращение простое, а с красноармейцами даже грубоватое». «Доразработав» план бывшего полковника Андросова и его штаба, Чапаев приказал:
Краснокутскому стрелковому полку выступить в 19.00 9 марта из Казачьей (Русской) Таловки на Порт-Артур, откуда, после двухчасового привала (с 23.30 до 1 ч. 30 мин.), на Сломихинскую и к 6.00 10 марта подойти к пункту в 7,5 верстах от нее, установив связь с Интернациональным полком для одновременного удара.
Интернациональному стрелковому полку выступить из Саракупа 9 марта в 22.00 на Моч. Кожан и далее (после привала с 1.00 до 3.00) на Сломихинскую. К 6.00 10 марта подойти к пункту в 7,5 верстах северо-западнее Сломихинской и установить связь с Савинским полком.
Савинскому стрелковому полку в 20.30 9 марта выступить из Вербовского и к 1.00 подойти к месту двухчасового привала — южной оконечности озера Рыбный Сакрыл. К 6.00 10 марта выйти к М. Кара-Уткуль, в 7,5 верстах юго-восточнее Сломихинской, установив связь с Интернациональным полком для нанесения одновременного удара по противнику.
Артиллерии (прямой наводкой) открывать огонь по взводу от батареи, не допуская одновременного подавления артиллерией противника всей батареи. При обнаружении батарей противника немедленно заставить их замолчать вторыми взводами (схема 11).
Схема 11. Взятие станицы Сломихинская 10.III.1919 г.
Формировавшийся Балаковский полк находился еще в городе Красный Кут и по приказу Чапаева срочно перебрасывался для участия в проводимой операции в Александров Гай, а затем в Казачью (Русскую) Таловку. Месяцами сидевший здесь и не сумевший овладеть Сломихинской Андросов скептически улыбался. Чапаев продолжал диктовать, не обращая на это внимания.
Внимательно наблюдал за Чапаевым Фурманов. Стоял, присматривался, восторгался и опасался новой для него среды.
«Чапаев — герой, — рассуждал он с собою. — Он олицетворяет собою все неудержимое, стихийное, гневное и протестующее, что за долгое время накопилось в крестьянской среде. Но стихия… черт его знает, куда она мо…»
<В оригинале отсутствует стр. 215. — Прим. авт. fb2>
…хорошо окопан, укрыт за домами и другими постройками. Наступавшие же залегли под огнем на снегу и, видные как на ладони, оказались в трудном положении. В этот напряженный момент слева показалась казачья конница. Глубокий снег не позволил ей развить стремительную атаку, и Чапаев успел перебросить на левый фланг полка пулеметную команду. Конница была встречена плотным огнем пулеметов и артиллерийской батареи, бившей картечью. В рядах конников образовалась свалка, замешательство, а в следующий момент они уже гнали лошадей обратно, неся большие потери.
Отбив контратаку, артиллеристы перенесли огонь по пулеметам на мельницах и, как только ослаб их губительный огонь, бойцы Краснокутского полка перебежками стали сближаться с противником, чтобы затем устремиться в атаку.
Интернациональный полк тем временем вышел к Сломихинской с запада и завязал бой на ее окраине. Противник ожесточенно сопротивлялся, вел огонь из окон и с крыш домов, но интернационалисты, уничтожая огневые точки, настойчиво пробивались к центру станицы. В Краснокутском полку уже дружно гремело «ура!». Бойцы устремились в атаку. Сопротивление противника заметно ослабло, а вскоре и окончательно было сломлено. Всюду были видны разгоряченные боем красноармейцы.
С юга с запозданием подходил к Сломихинской недисциплинированный Савинский полк, «усомнившийся» в своем командире, который якобы уводил их к противнику. С наступлением надолго задержались, шумели, «выясняли», ко времени не подоспели, в бою не участвовали, дали возможность противнику отвести свои силы. Возмутительное поведение полка много доставило хлопот Чапаеву, который во время боя гнал туда гонцов, не имея с полками связи и не зная, в чем дело.
Тяжело переносил сломихинский бой Д. А. Фурманов. «Отлегло, стало дышаться легче», — отметил он в дневнике, когда узнал о взятии Сломихинской.
Но как бы ни было в бою, а через два часа в штаб армии доносили:
«Сегодня в 13 часов станица Сломихинская занята войсками Александров-Гайской группы. С нашей стороны потери незначительные. Силы противника в два раза превышают численность наших войск. Техническое вооружение противника — 5 трехдюймовых орудий, одно — 11,2 дюйма и более 30 пулеметов. Противник отступил по направлению Мар Тазуба в 25 верстах северо-восточнее Сломихинской.
Комбриг Чапаев, военком Фурманов».
После боя пришлось заниматься не только Савинским полком. Если Савинский полк не участвовал в овладении Сломихинской, то Интернациональный полк отказывался наступать дальше. Он был укомплектован бывшими военнопленными австро-германской армии, работавшими в 1915–1918 годах в приволжских городах — Самаре и Симбирске — и изъявившими желание вступить добровольцами в Красную Армию. Большинство их стремилось на Западный фронт, чтобы принять участие в революционном движении у себя на родине, в Австрии, Венгрии и Германии. В данный момент этот вопрос был остро поднят приехавшей из Астрахани делегацией военнопленных с целью отправки интернационалистов полка в Астрахань и далее на запад. С их уходом в Александров-Гайской группе осталось бы 700 штыков при отсутствии специалистов — пулеметчиков и артиллеристов. Это грозило срывом начатой операции, о чем 11 марта М. В. Фрунзе сообщал телеграммой в Реввоенсовет Восточного фронта. В конце концов интернационалисты, поняв необходимость, остались. Многие из них позднее прекрасно сражались в составе Чапаевской дивизии.
Не обошлось в Сломихинской и без случаев грабежей, хотя и мелких. Отдельные бойцы позволяли себе брать вещи даже совершенно ненужные, «просто так», по распущенности. Узнав об этом, В. И. Чапаев распорядился провести утром следующего дня митинги во всех полках. Красноармейцы поклялись впредь не допускать подобного, борясь с этим злом в своей среде самым беспощадным образом. На митинге Фурманов впервые слушал Чапаева и описал потом воздействие его речи на бойцов в романе «Чапаев».
Недостойно вело себя и бывшее командование бригады. Со взятием Сломихинской напились пьяными и вели себя недопустимо бывший командир бригады Андросов, начальник штаба бригады и другие лица. Чапаев приказал всю пьяную компанию арестовать и отправить в Александров Гай. Заведующий политотделом бригады Ефимов занял при этом неправильную позицию. Его обеспокоили не поведение Савинского полка, не выступления в Интернациональном полку, не случаи грабежей населения красноармейцами и бесчинства пьяных «руководителей», в чем и его вина, заведующего политотделом, а возмутили меры, принятые Чапаевым по наведению дисциплины и порядка в бригаде. Признавая арест правильным, он в то же время заявил, что Чапаев вносит дезорганизацию и анархию и что работать с ним он не желает. Между Ефимовым и работником политотдела армии Мюратом по поводу ареста произошел следующий разговор по прямому проводу.
«Мюрат: Зав. политотделом армии тов. Кучмин предлагает сообщить подробности ареста штаба бригады, так как из политических известий ничего толком понять невозможно. Сообщите, можете ли из ваших сотрудников назначить временно заведующим политотделом до приезда нового?
Ефимов: Я сообщал, что начальник бригады и начальник штаба, зав. оперативным отделом, комендант станицы Сломихинской, врид политкома бригады арестованы помощником политкома кавалерийского дивизиона за пьянство. Арестованы они при выходе из штаба бригады. Политком связи, тоже бывший в пьяном виде, скрылся неизвестно куда. Пять арестованных под конвоем прибыли в Александров Гай. Штаб бригады тоже прибыл в Александров Гай.
Прошу вас, чтобы вы назначили вместо меня на должность политкома бригады. Я работать в этой должности с партизанами не могу. Желаю остаться зав. политотделом. На должность политкома бригады временно можно назначить одного из сотрудников или комиссаров части. Сейчас затрудняюсь назвать кого, так как сейчас в бригаде полный хаос. Завтра созываю собрание всех политкомов и политсотрудников, тогда только могу сказать, кого назначить врид комиссаром бригады, но боюсь, что желающих заступить на эту должность, возможно, не окажется, так как все сотрудники и политкомы резко осуждают дезорганизованность и взгляды на армию чапаевских помощников, которые находятся в бригаде, в частности, вновь назначенный начальником бригады Потапов.
Мюрат: За сведения благодарю. Вызывать охотников на вашу должность не рекомендую. Скажите, ваш уход объясняется последней причиной или есть еще другие?
Ефимов: На три четверти повлияли последние путаные распоряжения штарма-IV и анархия, внесенная Чапаевым. Об этом завтра представлю протокол нашего заседания. Кроме того, я занимаю две должности, истрепался нервами и думаю, что необходима моя замена другим, более хладнокровным работником. А меня прошу заменить как в должности политкома бригады и в последующем заведующего политическим отделом.
Мюрат: Скажите, существует ли единство мнений по отношению к чапаевцам между вами и Фурмановым? А также как относитесь к аресту штаба бригады, и не примешано ли тут что-нибудь другое? Рекомендую по окончании разговора взять ленту нашего разговора. Вопросы, поднятые вами, поставлю на обсуждение и отвечу завтра.
Ефимов: Между мною и Фурмановым почти не было никакого разговора о Чапаеве, за исключением моих слов, что я с Чапаевым работать не могу. Арест поименованных лиц произведен правильно, так как некоторые бесчинствовали и были в бессознательном состоянии. Как работники они сейчас были бы, ввиду перегруппировки, крайне необходимы».
Между тем группировавшийся в районе Чижинских форпостов противник предпринял наступательные действия на город Новоузенск. Ему противостояли только небольшие силы, собранные новоузенским военкомом. Успешное наступление белых по тылам Александров-Гайской группы могло привести к захвату Новоузенска и Александров Гая, к нарушению железнодорожного сообщения с Саратовом и Уральском, к изоляции Александров-Гайской группы в степях, к срыву ее дальнейшего наступления на Лбищенск — в тыл основной уральской группировки противника. От Чапаева требовалось срочно перегруппировать свои силы навстречу противнику в район Шильной Балки.
Фурмановым в то время сделана следующая запись о Чапаеве: «Насколько он быстр в решениях, настолько же тверд и в проведении этих решений. Свое дело знает, в себя верит крепко, в чужих советах не нуждается и делает все самостоятельно. Работник он неутомимый. Голова не знает иных забот, кроме своего дела. Оно его поглощает всецело. В ночь моего отъезда, например, он сидел до 6 часов утра и все разрабатывал план переброски полков на Шильную Балку, писал приказы, говорил по прямому проводу с центром, а меня будил через каждый час, чтобы подписать тот или иной приказ. Работник, повторяю, неутомимый. Инициативы в нем много. Ум у него простой и ясный, схватывает все быстро и схватывает за самую сердцевину. В нем все простонародно и грубо, но и все понятно. Лукавства нет, за лукавство можно по ошибке принять требуемую иногда обстоятельствами осторожность. Словом, парень молодец. Натура самобытная, могучая и красивая».
Командарму Чапаев 12 марта доносил, что в 5 часов Балаковский и Савинский полки выступили на Шильную Балку под руководством командира Балаковского полка Зубарева. На следующий день, 13 марта, через дежурного по штабу армии Чапаев доложил, что путь в той местности испортился совершенно. Дорога на Лбищенск через чижинские разливы залита водой. Люди в валенках. На санях ехать невозможно, фургонов нет. Выступить на Лбищенск ранее, чем через четверо суток, не сумеет. Главные силы направлены в Шильную Балку и на их возвращение потребуется не менее четырех суток. В Сломихинской же всего 700 человек, с которыми идти на Лбищенск, при всей слабости противника, недопустимо. К тому же через 4 дня чижинские разливы отрежут путь и, в случае неуспеха и вынужденного отхода, люди могут погибнуть. От Сломихинской до Шильной Балки, как и до Лбищенска, 150 верст. Для перехода всеми силами потребуется 10 суток. Наступление станет возможным, если в течение недели будут морозы.
Понимая создавшиеся для Александров-Гайской группы условия, М. В. Фрунзе из Самары к исходу того же дня ответил: «Сегодня Уральской группой занят Скворкин, где опять сдалось 200 человек. Это доказывает полную деморализацию противника и диктует вместе с тем необходимость скорейшего окончательного удара. Я хочу не допустить отхода хотя бы части сил его к югу и главное — увоза оружия. Вот почему при первой возможности атакуйте. Ничего больше сказать не могу, полагаясь на то, что, зная общую задачу, вы сами на месте решите, как ее лучше выполнить».
Одновременно 13 марта 1919 года Фрунзе отдал приказ № 014, в котором говорилось, что боевая задача армией частью уже выполнена, войска Александров-Гайской группы овладели районом Сломихинской, войска Уральской группы — Скворкином. Взяты трофеи и 800 пленных, часть из которых сдалась в конном строю и с оружием. Войскам выражалась благодарность и приказывалось: Александров-Гайской группе, удерживая район Сломихинской, овладеть районом Богатырев, Шильная Балка, Чижинский 3-й для обеспечения тыла, продолжать, насколько возможно, наступление в направлении на Мергеневский, Лбищенск, угрожая тылу главных сил противника. Уральской группе продолжать наступление и овладеть Лбищенском.
Понимая общую задачу армии, Чапаев принимал все меры, стремясь выполнить приказ, но безуспешно. Через сутки он доложил, что наступление на Лбищенск приостановлено: дороги совершенно испортились, кругом вода, снег сошел весь. Лошади в санях через 5 верст попадали. Через чижинские разливы перебраться невозможно. Направленные батальон пехоты и эскадрон кавалерии перейти их не смогли. По сведениям, полученным от местных жителей, выйти к Уралу будет невозможно до мая. Просил распоряжения формировать транспорт для летней операции или перебросить на другой участок, так как бездействовать целый месяц невозможно. Дислокацию группы пока наметил в Сломихинской, Киргизской Таловке, Шильной Балке и Чижинском 3-м, так как более остановиться негде. На донесении — резолюция Фрунзе: «Действия Алтайской группы, по-видимому, засыпались».
В разговоре по прямому проводу с командующим войсками фронта 18 марта М. В. Фрунзе сообщал, что «к югу от Уральска мы почти у Лбищенска (на следующий день Лбищенск был взят. — Авт.). Должен сказать, что противник все время оказывал ожесточенное сопротивление, особенно упорно отстаивал форпост Кожехаровский. В одном переходе от Лбищенска, где бой шел почти целый день и где он переходил в наступление, у нас в 1-й бригаде 25-й дивизии выведен из строя почти весь командный состав и вообще потери значительны, но и противнику досталось здорово. Указанную бригаду отвожу в тыл для отдыха и пополнения, а также для подготовки к будущим операциям».
На это сообщение командующий войсками фронта С. С. Каменев ответил Фрунзе: «Работа вашей армии превзошла все ожидания — единственная светлая страница нынешних дней фронта. Меня бы очень устроило, если бы 1-я бригада расположилась в районе Кинель, но опасаюсь ее слабости, привязанности к месту. Вот из-за этого приходится довольствоваться, если она расположится где-либо между Самарой и Саратовом, хотя если опасений в этом отношении у вас нет, то Кинель особенно желателен исключительно из-за обстановки на фронте».
У М. В. Фрунзе, узнавшего полки 25-й и Николаевской стрелковых дивизий, как и самого Василия Ивановича, опасений не было. Бригада была направлена в Кинель. В тяжелейших условиях весенней распутицы и необеспеченности войска армии достойно выполнили поставленные им задачи. В обращении М. В. Фрунзе 19 марта 1919 года к воинам говорилось: «Войска IV армии овладели районами Лбищенска и Сломихинской, ближайшая поставленная им задача, таким образом, выполнена. Главные силы врага разбиты и рассеиваются на мелкие отряды.
Поздравляю все части геройской IV армии с победой. Отмечаю высокодоблестное поведение при тяжелой обстановке всего состава войск, начиная от рядовых и кончая командирами.
Особо должен оттенить деятельность частей 1-й бригады 25-й дивизии, потерявших за время многодневных боев значительную часть командного состава и тем не менее геройски бивших и гнавших врага вплоть до Лбищенска.
Именем рабоче-крестьянской Советской России приношу благодарность всему составу войск Уральской и Александров-Гайской групп. Россия труда может быть гордой своими товарищами».
В ходе боевых действий командованием вносились изменения в организацию войск, вызываемые обстановкой. В приказе М. В. Фрунзе № 1 от 17 марта 1918 года объявлялось о назначении его командующим Южной группой войск, в которую, кроме IV армии, вводилась Оренбургская дивизия, развертываемая в Туркестанскую армию в составе стрелковой и кавалерийской дивизий. Реввоенсовет и управление IV армии становились одновременно Реввоенсоветом и управлением Южной группы.
Определялся состав соединений и частей группы. По IV армии в Николаевскую дивизию (в этом же приказе объявлено о присвоении ей № 22), помимо отдельных частей и подразделений, включались: 1-я бригада — Пензенский, Балашовский и Покровский стрелковые полки; 2-я бригада — Ново-Орлово-Куриловский, Малоузенский и 2-й Покровский стрелковые полки; 3-я бригада — Новоузенский, Мусульманский, 3-й Покровский стрелковые полки. В 25-ю дивизию (управление формировалось за счет управления бывшей 25-й стрелковой дивизии, переданного в IV армию): 1-я бригада — 217-й, 218-й, 219-й стрелковые полки; 2-я бригада формировалась особым распоряжением; 3-я бригада — Иваново-Вознесенский, Самарский и 224-й стрелковые полки. В Александров-Гайскую отдельную бригаду входили Интернациональный, Савинский, Краснокутский и Балаковский стрелковые полки.
Времени на организацию отводилось мало. Через двое суток последовал приказ, в котором требовалось от Туркестанской армии с Александров-Гайской бригадой, без одного полка, оборонять Оренбургскую область, заняв Актюбинск, Илецк, Ново-Илецкую, Илецкий Городок; 22-й дивизии с полком Александров-Гайской бригады — удерживать от противника Уральскую область, выдвинувшись на линию Джамбейтинская Ставка, Сахарная, пос. Кызыл-Убинский, Сломихинская.
Александров-Гайской бригаде, оставив полк с батареей в районе Сломихинской, следовать по железной дороге в Уральск и далее походным порядком в район Илецкого Городка.
25-й дивизии составить резерв Южной группы и, следуя по железной дороге из Уральска через Саратов и Самару, сосредоточиться: 1-й бригаде с Самарским полком — в районе станции Богатое, Алексеевское; Иваново-Вознесенскому полку — в Самаре; 3-й бригаде — в районе Борская, Благовещенская; 224-й полк бригады направить в указанный район через Новое Сергиевское и далее по железной дороге, после смены его в Илецком Городке частями Александров-Гайской бригады. Управлению 25-й дивизии прибыть в Кинель.
Из приказа видно, что М. В. Фрунзе, оставляя минимальные силы для удержания занимаемого войсками положения в Уральской и Оренбургской областях, выводил 25-ю дивизию в резерв по линии железной дороги Самара — Бузулук. Резерв ставился на самарском направлении вероятного наступления противника и к тому же обеспечивал тыл Южной группы от возможной ее изоляции от войск фронта.
Подводя некоторый итог боевых действий IV армии в зимний период 1918–1919 годов, можно сказать следующее. Ее частями были освобождены важные в оперативном отношении Уральск, Сломихинская, Лбищенск и большой район Уральской области. В проведенных боях контрреволюционное казачество понесло тяжелое поражение. Но и на этот раз ему удалось избежать полного и окончательного разгрома. Полки IV армии снимались с уральского участка фронта и направлялись против войск Колчака. Уральское казачество снова получило передышку и возможность восстановления сил.