Пушки.
Рассказ
Д. Руссель.
Они отправились за кладом в Нбенди, в Санта Круце, вдвоем, если не считать туземца, который должен был исполнять обязанности лодочника и повара. Но глава партии Мак Фи и его спутник Лем Гедрик составляли отменную пару, и у них заранее было оговорено все, что они сделают, когда найдут сокровище. Они условились обо всем до последних мелочей с осторожностью людей, побывавших не в одной переделке,
— Это предприятие требует прежде всего мозгов, — объявил Мак Фи.
Он говорил, как ученый индус, но внешностью напоминал воронье пугало, одетый в изорванное платье и обросший седеющей бородой. Но Лем Гедрик даже не улыбнулся. Никто никогда не видел улыбки на этом озабоченном лице в рамке косматых рыжих волос: это было лицо человека, постоянно проигрывающего в игре жизни.
Облокотившись на лопату, он долго смотрел на зеленый берег, тихую лагуну и залитый солнцем океан, прежде чем ответить своим привычным решительным тоном:
— И денег!
— Да, и денег, — согласился Мак, — Мозгов и денег. Они всегда ходят вместе, Лем. Это то самое, чего нам с тобой частенько не хватает. Мозги-то у нас иной раз работают, да и золото мы находили, но как-то не умели удержать его. И почему, как ты думаешь?
Гедрик нетерпеливо пожал плечами, но Мак взял в рот свежий кусок табаку и настойчиво продолжал:
— Почему? Да потому, что мы никогда не видим, в чем наша польза. А это многих погубило, Лем. Что получилось с Уити Эдвардсом и тремя его товарищами, когда они нашли золото в Мэмбарских приисках? Отправились в порт Моресби, и дорогой Уит перерезал одному из спутников глотку. А последние двое достались неграм, которые взяли себе их головы; и валялись их трупы до тех пор в кустах, покамест кто-то не разыскал их и не вынул из их поясов столько золотого песку, что оба могли бы быть миллионерами. А что было с партией Джексона, который работал на мелях Уолгала? Могли бы разойтись себе мирно, а они затеяли драку и прирезали друг друга. Хорошие это золотоискатели по-твоему, а?
— Говори прямо, к чему ты все это плетешь? — огрызнулся Лем.
Мак Фи сделал жест, выражавший неодобрение.
— Подожди и дай мне кончить. Я хочу сказать тебе, как не следует поступать. Рассказывал я тебе, что случилось с китайцем, который указал мне на это вот самое место? С китайцем, который умер в Вудларке, пока ты был в больнице? Он был поваром на испанском судне, которое года два назад явилось сюда с своей картой и обшарило все побережье. Карту эту испанцы нашли в Манилле; она, видишь ли, была составлена самим Менданой в шестнадцатом столетии или что-то в роде этого. Это был знаменитый старинный мореплаватель, который первым пристал к Соломоновым островам и дал им это название. Корабли Менданы пострадали от бури, об этом ты можешь прочесть в любой исторической книжке, и ему пришлось спрятать свое золото. И сделал он это так. Он привел свои корабли в бухту, а там поджег и затопил то судно, на котором находилось золото. И это судно находится сейчас вот здесь, в песке, под нашими ногами, Лем!
Мак редко позволял себе роскошь такого многословия, поэтому речь его была не плавной, и Лем часто перебивал ее нетерпеливым понуканием. Оба были непоколебимо уверены в том, что достигли желанной цели и что их ждет несомненный успех. Они стояли в теплой мелкой воде лагуны, под тенью громадных мангров. Мимо них в горячем воздухе изредка проносились стаи пестрых попугаев и зимородков. Сквозь равномерный шум прибоя слышался резкий крик морских птиц, в глубине джунглей визжали какаду, а в тростниках плескалась рыба. Но это были единственные звуки; на одиноком островке, затерявшемся в волнах Тихого океана, царила глубокая тишина. Искатели сокровища чутко прислушивались ко всем голосам, как бы не доверяя окружавшему их молчанию. И оба — рассказчик и слушатель — отдыхая после целого утра упорной работы, с удовольствием останавливали взгляды на обломках твердых как камень дубовых досок, которые подтверждали правильность полученных ими сведений,
— Ну, и дальше? — торопил Лем.
— Ну так вот — спасся один лишь китаец А испанцы, джентльмены-авантюристы, как только установили местонахождение сокровища, как только убедились в верности своих расчетов, сейчас же принялись друг друга резать! Что же еще они могли делать? Если вы интересуетесь, вы можете пойти и посмотреть — они все лежат у подножья ближней скалы. Они говорили, что на сокровище было положено заклятие.
— На все сокровища положены заклятия, — мрачно заметил Лем. — Я это знаю.
— Ну, вот тут-то мы и добрались наконец до сути! К тому-то я и вел речь. Мы с тобой его нарушим.
— Каким же образом?
— Я уже сказал — мозги. Ты может быть думаешь, что совсем не нужно было хитрости для того, чтобы заставить этого китайца выболтать все, что он знал. Ты может быть скажешь, что это было не хитро придумано, когда я предложил тебе сложить вместе наши капиталы, купить этот катер и добраться сюда вдвоем так, чтобы никто и не пронюхал об этом? Может быть ты думаешь, что я тебя спас от адского пекла в Вудларке и привез сюда ради твоих прекрасных глаз? — сказал Мак, закончив свою речь этой грубой шуткой.
Гедрик только вздохнул.
— Я мог уничтожить тебя, Лем — тихо сказал Мак.
Гедрик сделал какое-то змеиное движение рукой, потянувшись к ножу за поясом, но, взглянув на своего огромного товарища, увидел, что тот улыбается, обнажая остатки пожелтевших зубов.
— Да, я знаю, и ты тоже мог заколоть меня своим дурацким ножом. Я тебя знаю, рыжий чорт! Это было бы очень легко, но также и чрезвычайно глупо. Я тебя подобрал, потому что видел, что у тебя тоже есть мозги. Уж мы с тобой не разыграем глупой игры Уити Эдвардса.
Маку удалось наконец пробудить интерес и внимание собеседника к своим словам. Ведя скитальческую жизнь, Лем Гедрик много раз менял профессию; он был то торговцем, то искателем жемчуга, то золотоискателем в лихорадочных местах Вудларка, был даже школьным учителем и чиновником нетребовательного правительства Британского Папуа. Далеко не глупый, это был просто неудачник, которого какое-то тайное горе вечно влекло к далеким горизонтам.
— Я согласен. Можешь не беспокоиться насчет меня, — сказал он твердо — Я думаю, что понимаю свою пользу не хуже тебя. Ты хочешь сказать, что мы должны вести честную игру, чтобы избежать ссор, когда будем делить сокровище?
— Да, да! По монетке, все до последнего, тут же на палубе, — подтвердил Мак. — И каждый запрет свою долю в свой ящик на катере. А когда будем сходить на берег по очереди, то ты будешь доверять мне, а я — тебе. Ни пьянства, ни ссор. И прямым курсом на Моресби.
Так был заключен договор на острове Нбенди. Договор был составлен по всем правилам и предусматривал все до мелочей. Он касался всех возможных условий нахождения клада, каждого шага в распоряжении им от момента открытия и вплоть до того, когда каждый из них внесет свою долю в банк в Порт-Моресби. Это внушило обоим доверие друг к другу и породило чувство товарищества, которого им недоставало. Пожалуй, Лем Гедрик был еще больше доволен, чем сам Мак Фи. Он был слабее и отличался более нервной организацией, чем его гигант-спутник, о несомненно преступном прошлом которого он почти ничего не знал.
Это взаимное доверие поддерживало их в течение всего остального утра, когда им пришлось выполнить очень тяжелую первоначальную работу. К полудню, заметив, что тени стали короткие, они пошли по мелкой прибрежной воде к тому месту, где стоял под скалой на якоре катер, и поднялись на борт, предвкушая радости заслуженного отдыха. На палубе они застали туземца, который приготовил им обед.
— Мак! — воскликнул вдруг Гедрик. — А как нам быть с этой обезьяной?
Мак Фи остановился.
— С кем? С Джеко? В чем дело?
— Можно ли на него надеяться?
Эта мысль поразила Мака своей неожиданностью. В первый раз во время всей экспедиции, да пожалуй вообще впервые в жизни он посмотрел на туземца как на человека.
— Откуда он? — спросил Гедрик. — И какого племени?
— Не знаю. Я нанял его вместе с катером. Он собирал где-то по соседству жемчужные раковины. Вижу, что он чернокожий, и больше ничего о нем не знаю.
— У чернокожего могут быть свои взгляды на вещи, — многозначительно заметил Лем. — Но единственное, что мне хотелось бы узнать в настоящую минуту, это его отношение к золоту.
— К золоту? Да он никогда не видел его. Какое же он может иметь о нем представление? Мы платим ему товарами: десять шиллингов за три месяца, — а он и весь-то их не стоит, — проворчал Мак. — Скверный повар и вечно по-дурацки хохочет, совершенный идиот. Ну, взгляни на него хоть сейчас!
Лем Гедрик обернулся. Внизу, в трюме, «человек-обезьяна» накрывал на стол, Ему было лет тридцать-сорок, тело его было тонко, мускулисто и подвижно, ступни плоские, а голова покрыта шапкой густых курчавых волос. Одеждой его служили два ярда красной бумажной материи. В одном из пробуравленных ушей торчала сломанная глиняная трубка, к другому была подвешена половина жестянки из-под пилюль. На груди красовался полустертый циферблат будильника. Кожа была черна, но не как сажа или чернила, а как полированная ружейная сталь.
Все это было достаточно знакомо нашим приятелям и представляло собой для них самое обычное зрелище. Но что в Джеко было необычного, чем он отличался от тысячи других своих собратьев — было его лицо. Это было лицо комедианта. Обыкновенный чистокровный папуас не станет смеяться наедине с самим собой: он держится тогда спокойно, даже пожалуй строго, и только общество близких ему людей заставляет его переходить к несколько шумному веселью.
А Джеко смеялся постоянно. Он смеялся и сейчас — как клоун, как гримасничающая обезьяна. Занятый своим делом, он все время забавлялся то посудой, то вилками, и беспрерывно напевал какую-то несложную мелодию. А оба кладоискателя внимательно наблюдали за ним, полные того недоверия, которое всегда испытывают белые эксплоататоры по отношению к цветным расам.
Мак и Лем работали в надежде достигнуть клада с затопленного судна, а Джеко относил в сторону песок.
— Он всегда так. Но если это признак разума, я хотел бы с ним поближе познакомиться. — проговорил Лем. — Почем знать? Может быть это один из негров, близких к миссионерам, у которых в одном кармане библия, в другом — отмычка. Я знавал таких.
— Это правда…
— И у него какая-то страсть играть со всем, что попадет в руки. Предположим, что ему захочется поиграть нашей находкой?
— Возможно. Мы не можем так рисковать, — серьезно проговорил Мак Фи. — Непременно нам нужно узнать поближе состояние его мозгов. Эй, мальчик! (На островах европейцы даже стариков туземцев величают «мальчиками».)
При этом Мак Фи так сильно топнул ногой, стоя около люка, что Джеко подскочил на месте. Но как они ни испытывали его в тот день, им не удалось рассеять свои сомнения насчет умственных способностей Джеко. В результате они остались при прежнем своем представлении — непонятый ими дикарь не заслуживал другого названия, кроме человека-обезьяны.
Он был родом из пролива Принцессы Марианны, где люди живут на деревьях, подобно оранг-утанам Борнео. Он принадлежал к племени, которое у европейцев-торговцев получило название «бушменов соленых вод». Принужденный во время какой-то схватки между туземцами бежать к морскому берегу, Джеко был пойман местным вождем и продан за полкоробки табаку. С тех пор он кочевал с одного острова на другой в качестве гребца, повара и кули — более или менее беззащитный, более или менее свободный в обычных условиях туземцев, эксплоатируемых белыми.
Сам он казался совершенно безобидным. То, что он принадлежал к племени каннибалов, что его родичи собирали коллекции голов так же, как другие собирают коллекции птичьих яиц или предаются спорту, — это было известно Мак Фи и Лему, и это ничуть не беспокоило их. Таковы обычаи черного пояса Великого океана. Они ничуть не сомневались в том, что Джеко — дикарь, им хотелось знать иное — насколько Джеко был знаком с благами цивилизации.
— Дело сводится вот к чему, — заключил наконец Мак Фи. — Если это цивилизованный негр, то он всемогущ, а если это так…
Он не договорил. Лем перебил его гадким ругательством, и в глазах его вспыхнул в это мгновение такой злой огонек, что даже Мак Фи моргнул.
— Если это так, то он недолговечен… Цивилизованные негры очень плохо переносят лихорадку…
— Совершенно верно. — согласился Мак Фи.
Но вскоре им представился случай проверить свои сомнения относительно умственных способностей Джеко.
Кладоискатели начали раскопки с кормы старого судна. Они уже успели обнажить переднюю часть почерневшего от огня корпуса, пользуясь приспособлением, похожим на корыто золотоискателей: это был большой ящик с двумя ручками, в который они сыпали лопатами мокрый песок, пока он не наполнялся, а затем относили его в сторону и вываливали. Этим простым, но тяжелым способом они рассчитывали очистить всю внутренность старого судна.
Однажды около полудня Гедрик увидел, что Мак ныряет в воду и что-то исследует около судна. Выбравшись на поверхность, он начал отдуваться, как тюлень, потом выпрямился и громко крикнул что-то, взглянув на предмет, который он держал в руках. Когда он передал его Лему, тот по весу сразу догадался, что это одна из золотых монет Менданы!
Удушливая жара, усталость, и это внезапное потрясение чуть не свели с ума обоих. Находка подтверждала правильность всех их расчетов, которые казались такими неопределенными, и свидетельствовала о том, что планы, попавшие в их руки, оказались верными. Казалось бы, что такое блестящее исполнение их надежд лишит их здравого рассудка. Но они держались крепко. Если лица их пылали, если дрожали руки в то время как они передавали друг другу монету, они попрежнему оставались наблюдательными и осторожными, и каждый из них старался умерить волнение товарища.
Монета, которую они нашли, была сделана довольно грубо и размером не превосходила шиллинга: от времени она сделалась темной и тусклой. Разобрать на ней какую-либо надпись было трудно, вероятно, она была наскоро вычеканена в Перу перед отправлением в путь мореплавателя, мечтавшего найти новую колонию и распространить торговлю до самого края света. Но то, что она была из чистого золота, не подлежало сомнению.
— А как мы разделим эту штуку? — спросил наконец Мак Фи.
— Мы подождем делить, — ответил Лем, — пока не найдем всего сокровища. Но я думаю, что эта монета поможет нам узнать истину о нашем негре.
— Джеко?
— Да. Мы можем испытать его. Мы тогда узнаем, имеет ли он представление о том, что такое золото.
Мак молча кивнул головой в знак согласия.
— Это умно! — сказал он.
В это утро они больше не вычерпывали песок. Они вернулись на катер, где человек-обезьяна праздно шатался по палубе. Мак прямо подошел к нему и положил монету на его ладонь, стараясь словами и жестами объяснить, что он дарит ему ее. Это была минута критическая для всех троих: для обоих белых, которые производили свой страшный опыт, и для черного, жизнь которого зависела от его поведения.
Лем Гедрик стоял прямой, внимательный, опасный как тот нож, который торчал у него за поясом; Мак Фи, типичный представитель касты завоевателей, громадный силач с тяжелой нижней челюстью, не сводил мрачного взгляда с дикаря, ступень цивилизации которого испытывалась таким необычным способом.
Отвесные лучи солнца зажигали золотые искры на рыжих волосах Лема, серебрились в седой бороде Мака и мягко утопали в густой черной шапке волос Джеко-туземца, людоеда, человека-обезьяны.
Он взял монету и с удивлением начал рассматривать ее. Понюхал ее. Попробовал зубом и удивился еще больше. Положил между ладонями и принялся растирать. Монета заблестела. Это заставило Джеко громко засмеяться.
Потом он принялся подбрасывать ее на воздух, и это, видимо, очень забавляло его. Повертев ее некоторое время в руках он вдруг размахнулся и забросил далеко в воду бухты. На одно мгновение монета блеснула на солнце, промелькнула темным пятном между двумя пестрыми бабочками, игравшими над заливам, и погрузилась в воду с легким плеском.
А человек-обезьяна на палубе смеялся и приплясывал от удовольствия…
Лем и Мак долго молчали. Взгляды их с сожалением были прикованы к легким кругам, расходившимся по тихой воде лагуны.
Наконец Мак вздохнул.
— Ну, в общем цель достигнута. Ты удовлетворен, Лем?
— Давай поедим поскорее и вернемся на работу, — ответил рыжий сухо.
Следующие за тем три дня они работали с самыми короткими перерывами. Они больше не сомневались в успехе. Сокровище, казалось, было уже с их руках. Всякий другой искатель приключений чувствовал бы на их месте то же самое. Они считали себя достойными наследниками тех смелых завоевателей морей, которые схоронили его в этом месте, а сами может быть попали в руки туземцев и головы их украшали жилище какого-нибудь вождя.
От Дори до Самараи, по всему архипелагу, окаймляющему мало исследованный материк папуасов, люди строго придерживаются традиций, и путешественникам часто приходится наталкиваться на зловещее зрелище.
В жилище какого-нибудь вождя, в просторных хижинах туземных деревень, играющих роль наших клубов, ученым путешественникам не раз доводилось встречать коллекции копченых человеческих голов, расставленных наподобие местной выставки достопримечательностей. Это — головы врагов, головы несчастных изгнанников, принадлежавших к другому племени, моряков, выброшенных бурей к чужим берегам, китайцев, малайцев, зулусов, головы золотоискателей, пиратов, никому не известных чужеземцев. Есть среди этих голов и головы белых, по всем признакам очень старинных, с серьгами в ушах. Провалившиеся и высохшие глаза их некогда смотрели на остров с какой-нибудь каравеллы. Бывали и такие случаи, что у туземцев находилось старое европейское оружие, по большей части испанского происхождения.
Лем и Мак знали все это. Они слышали о первых путешествиях европейцев на острова Тихого океана. Они имели представление о плавании Менданы, о том несчастье, которое постигло его в Санта-Круце, его смерти, страданиях его спутников, рассеявшихся по стране, и о позднейших плаваниях его кормчего Педро де-Квирос. Они чувствовали себя наследниками этих смелых людей и пришли сюда за тем, что принадлежало им по праву.
Три дня спустя после находки монеты Мак окликнул Лема, и в голосе его слышалось плохо скрытое волнение:
— Я кажется нашел то самое, что нужно!..
Стоя по бедра в воде, он нащупал в песчаном дне твердый выступ, который занимал большую часть середины судна, — как раз то место, где бы мог быть помещен тяжелый груз, о котором они все время упорно думали. Они исследовали его лопатами.
— Кораллы, может быть?
— Нет, слишком твердо.
— Камень для балласта?
— Слишком громоздко, — заявил Мак.
Через несколько времени им удалось установить, что поверхность предмета была металлическая, и они решили, что это был либо сундук, либо большой котел, наполненный дублонами или золотыми слитками. Но их ожидало разочарование. Более подробное исследование обнаружило, что находкой их были три старых пушки. Лем не мог удержаться от упреков.
— Ничего не значит, — настойчиво заявил Мак. — Это доказывает все-таки, что мы на верном пути. Нам придется сдвинуть их отсюда.
— Двигай сам, — с сердцем ответил Лем, сопровождая ответ таким оскорбительным ругательством, что с загорелых щек Мака сбежал румянец.
Он однако удержался и ничего не сказал, а только посмотрел на товарища так, что тот беспрекословно принялся ему помогать.
Долго пришлось им потеть над этим делом, много мучительных часов провели они под палящими лучами солнца и ночью при нежном свете луны.
Старые испанские пушки так плотно залегли в песок, что их нельзя было сдвинуть без талей. Кладоискатели сняли катер с якоря и подвели его к месту находки. При помощи небольшого подъемного крана после тяжелых усилий им удалось поднять на палубу все три пушки, которые были положены в ряд. Покончив с этим, они вернулись к своей прежней работе с лихорадочным волнением, почти уверенные в том, что вблизи пушек должно было лежать и золото.
Джеко помогал им. И если они не щадили самих себя, то еще меньше они щадили Джеко, Они поручали ему относить ящик с песком, чтобы самим не отрываться от дела. И бедному малому все время доставалось, несмотря на его усердие. Его бранили, когда он отходил слишком далеко, его гнали, когда он подходил слишком близко. Джеко беспрекословно повиновался. Он, очевидно, хорошо знал белых «хозяев» и понимал, что жизнь его находится в их руках. И это его повидимому нисколько не удивляло.
Пыхтя, как тюлень, Мак и Лем вычерпывали песок, презирая усталость. Грудь и спина их болели, глаза налились кровью, они уже плохо видели в полутьме лагуны, но не бросали лопат. Они работали как одержимые, уверенные в том, что достигнут цели при таком крайнем, почти безумном упорстве. Они прекратили работу лишь тогда, когда лопаты вывалились из рук и, поднявшись на палубу катера, заснули мертвым сном.
На другое утро Лем и Мак проснулись под привычный шум — Джеко гремел посудой, приготовляя завтрак. Солнце стояло уже высоко, похожее на белое пятно внутри громадной голубой чаши. В ветвях деревьев слышались птичьи голоса. Ветерок доносил из джунглей запахи растений и рябил бухту, разбрасывая сапфиры по ее изумрудной поверхности. С палубы сквозь прозрачную воду был ясно виден корпус затонувшего судна. Искать было больше негде, все было очищено от песка, не оставалось ни одного скрытого уголка. А результатом их нечеловеческих усилий были три совершенно не нужные им пушки, лежавшие на палубе.
Мак изо всех сил ударил товарища лопатой.
Кладоискатели стали рассматривать их. Три старых пушки, три испачканных тиной цилиндра, которые после очистки от грязи могли бы красоваться в каком-нибудь музее.
Лем Гедрик тупо смотрел на них, и в глазах его нельзя было прочесть ни малейшего интереса.
— По пятьдесят фунтов за штуку, — сказал он вяло, — дороже не продашь. И это вся наша награда!
Он говорил как во сне, потом отошел в сторону и подтянул ремень. Мак стоял, прислонившись к решотке, и держал в руках лопату.
— Да, но не все пропало еще, — сказал он, и, хотя голос его звучал так же глухо, в нем слышалась все-таки какая-то надежда. — Мы должны еще раз обыскать все, чтобы не жалеть потом.
Они избегали смотреть друг другу в глаза.
— Что же мы можем еще сделать?
Мак благоразумно заявил, что можно предпринять поиски на берегу. Карта оказалась верной. Но может быть побывавшие здесь искатели клада из Маниллы нашли сокровище и перенесли его в другое место. Может быть его совсем не трудно будет найти возле скал, в том месте, где лежат их трупы.
Лем помолчал, потом в знак согласия кивнул головой.
Оки достигли берега по мелкой воде; берег круто поднимался вверх, итти было тяжело. Очень скоро выяснилось, что поиски не смогут увенчаться успехом. Базальтовая почва густо поросла растениями и давно закрыла все следы, которые могли быть оставлены их предшественниками. Никаких могил и никакого сокровища они не нашли.
— Все погибло, — сказал Лем Гедрик с отчаянием.
Он стоял на вершине скалы, с которой виден был расстилавшийся во все стороны океан, всю жизнь манивший его и опять обманувший его надежды. Жестокая судьба, сделавшая Лема изгнанником, опять настигла его. Лицо его исказилось бешенством отчаяния.
— Все погибло! Из-за тебя и твоих дурацких карт. Баран! Лопоухий простофиля!
— Замолчи, — буркнул Мак.
Но Лем продолжал осыпать его бешеными ругательствами.
Эти люди заключили между собой договор на случай удачи и забыли сговориться на случай неудачи. Они выдержали бы, если бы им повезло. Но разочарование привело их в бешенство. Дрожащие, лихорадочно возбужденные, с измученным телом и нервами, они набросились друг на друга как дикие звери.
Лем привычным жестом поднес руку к ножу, торчавшему за поясом, но Мак, опередив его, изо всей силы ударил товарища лопатой и глубоко рассек ему плечо. Лем покачнулся назад, обливаясь, кровью. Дерево помешало ему упасть. В это время нож был уже в его руке, а в следующее мгновение Мак лежал у его ног, не успев вторично занести свое оружие, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, тщетно хватаясь за рукоятку ножа, плотно засевшего у него между ребрами.
Сначала оба человека на скале молчали и не двигались, как бы пытаясь притти в себя среди ничем не нарушаемой тишины жаркого дня, окруженные сказочной пышностью тропической растительности. Казалось, невозможно умирать в такой момент и в таком месте. И все-таки они умирали. Лем соскользнул с поддерживавшего его дерева, делая слабые попытки защитить при падении голову. Мак лежал пластом на земле, стараясь поглубже вздохнуть. Он заговорил первый:
— Ты убил меня, Лем. Но и я тоже убил тебя. Или нет? — и в голосе его послышалась как будто тревога.
— Я думаю, что убил, — ответил Лем.
Мак опять принялся философствовать.
— Так же, как Уити Эдвардс и его товарищи. Так же, как испанцы. Джентльмены-авантюристы. Перерезали друг друга… И остался один китаец… или негр. Он найдет нас здесь рано или поздно и вернется на свой остров, к своим делам. Вероятно он возьмет с собой наши головы в качестве сувениров. Как ты думаешь, Лем? Он возьмет их с собой?
— Да, — ответил Гедрик, — я думаю, возьмет. А тебе не видно, что он там делает?
— Нет.
— Попытайся.
Настойчивость, слышавшаяся в голосе Гедрика, заставила Мака повернуть голову. Бухта лежала прямо перед ним, а на ней резко выделялся катер, стоящий на якоре.
На палубе Мак увидел Джеко, повара, матроса и кули — человека-обезьну.
Очевидно он покончил с приготовлением завтрака и забавлялся с лежавшими на палубе испанскими пушками, плясал кругом них, делал всевозможные гримасы и жесты. Потом принялся счищать с них грязь и удалил ее из жерл. И тут-то и открылась для него интересная забава. Засовывая руку в жерла пушек, он вынимал оттуда горсти золотых монет и бросал их в воду.
Джеко вынимал из жерл пушек золотые монеты и бросал их в воду.
Стаи попугаев и зимородков носились над заливом, играя на солнце пестрым оперением, а вслед за ними мелькали в воздухе темные кружки дублонов, с шумом падавшие в воду.
Джеко вполне наслаждался жизнью. Поиграв извлеченными из пушек монетами и налюбовавшись их блеском, он с удивительной ловкостью подбрасывал их высоко в воздух или сильным размахом руки посылал вдоль лагуны. При этом он громко и радостно смеялся и подпрыгивал на месте, когда бросок ему особенно удавался.
А оба умирающие искатели клада с тупой болью в сердце смотрели, как расточал этот дикарь сокровища Менданы, за которыми они приехали так издалека.
Лем первый нарушил молчание.
— Я думаю, что он возьмет с собой наши головы. Почему нет? Ты знаешь, Мак, что они с ними делают, прежде чем закоптить? Они вынимают из них мозг!..
— Мозг! — слабея, повторил Мак. — О чорт!
