I

В полный голос об английских тинэйджерах заговорили в 1957 году, когда над Западной Европой пронесся тайфун повального увлечения рок-н-роллом Вдруг все заметили, что с молодежью происходит что-то странное, тинэйджеры — так называют в Англии подростков и юношей в возрасте между 13 и 19 годами — совсем отбились от рук: не желают слушать старших, одеваются так, что рябит в глазах, танцуют разные новомодные танцы, а главное, ни в грош не ставят благие заповеди традиционной для Англии христианской морали. Возникла новая проблема — «проблема тинэйджеров».

Почтенные обыватели с редкостным единодушием окрестили все связанное с тинэйджерами «сумасшествием». Сами тинэйджеры и наиболее ревностные их защитники предпочитали говорить о «молодежной революции». Люди здравомыслящие взирали на чудачества подростков снисходительно, повторяя далеко не новые фразы: молодежь любит повеселиться и «перемелется — мука будет». Солидные бизнесмены — фабриканты одежды, обуви, владельцы телестанций и заводов, выпускающих грампластинки, кинобоссы — подошли к вопросу по-деловому: принялись выколачивать прибыль, во всем потакая вкусам тинэйджеров, а вкусы эти, увы, не всегда отличались разборчивостью.

Тинэйджеры, безусловно, привлекли к себе внимание английской общественности. В литературу пришел молодой герой. Наиболее значительные и интересные книги о тинэйджерах: «Абсолютные новички» Колина Макиннеса, «В моем одиночестве» Д. С. Лесли, «Что мир задолжал мне» Сильвестра Стайна, «Лгунишка Билли» Кийта Уотерхауза, автобиографическая повесть Рэя Гослинга «Общий итог». Эти произведения писались в конце 50-х — начале 60-х годов, когда бранные перепалки, анафемы и восхваления начали уступать место серьезному разговору, разговору по большому счёту. Люди как старшего (Макинес), так и молодого (Гослинг) поколения попытались выяснить, анализируя в своих статьях и книгах вкусы тинэйджеров, что же все-таки неладно с молодежью.

И стало очевидно, что вопрос совсем не так прост, как могло показаться на первый взгляд, что в поведении тинэйджеров много чисто мальчишеской позы, что в их «бунте» много страха, а в веселье — отчаяния. Не случайно любимцы тинэйджеров — молодые певцы Клифф Ричард, Томми Стил, Поль Анка, Томми Сэндс — завоевали любовь сверстников не столько модными «роками», сколько грустными песнями о печальном жребии подростка в жестоком и грубом западном мире.

поет Клифф Ричард в «Печальной прогулке».

Откуда эта преждевременная горечь, это неверие в себя, искушенность и стремление идти наперекор всему?

В период послевоенной экономической стабилизации Англии подростки получили право свободно распоряжаться своим заработком (раньше они по закону должны были отдавать его родителям). Вместе с тем в глазах закона они все еще остаются «малолетними», которых нельзя призвать к ответу по всей строгости. В связи с этим у тинэйджера возникло обостренное чувство самостоятельности и в то же время почти полной безнаказанности. Но самостоятельность — понятие относительное: в конце концов живешь не на необитаемом острове, а в обществе, среди других. Здесь-то и подстерегло тинэйджера то самое большое зло, от которого пошли затем все прочие крупные и мелкие неприятности, и отчаяние, и беззащитный мальчишеский нигилизм, и вынужденное признание, что ты неудачник. Тинэйджер обнаружил, что обществу на него просто-напросто наплевать.

«Боже, до чего ужасна эта страна, до чего тосклива, до чего безжизненна, до чего слепа!» — с горечью восклицает Малыш, безыменный герой романа Макиннеса. Это не пустые слова: они объясняют суть шумного «бунта» тинэйджеров. В скучном и сером мире наживы и стандарта, где никому ни до кого нет дела, подростки стремятся любой ценой завоевать право на внимание, на признание, на собственное лицо. Пусть иной раз и непривлекательное, но зато свое.

Тлетворное влияние образа жизни «свободного мира» отчетливо сказывается на тинэйджерах. Но оно не успело атрофировать у многих из них способность видеть фальшь и обман. Разочаровавшиеся в «славных завоеваниях» буржуазной цивилизации, они довольно критически относятся к разного рода буржуазным «ценностям» и крайне непочтительно о них отзываются. Английское государство, эта «мелкобуржуазная подделка под социализм», по меткому определению Дж. Олдриджа, церковь, пресса, армия, богачи, политиканы, «средний класс», школа — все это в полном смысле осточертело тинэйджерам, всему этому, как замечает Алан из книги Д. С. Лесли, «так и хочется плюнуть в морду».

При всем этом тинэйджеры остаются англичанами. Им далеко не безразлично то, что происходит «дома». Они любят родину и хотят жить в своей стране по-человечески. Мысль о водородной бомбе не оставляет их ни на минуту, привнося в их часто детские суждения нотку совсем не детской горечи. Вот почему наиболее активным участником английских организаций, выступающих за мир, — «Комитета ста», «Движения за ядерное разоружение» и «Нью Лефт» — является молодежь, причем подчас совсем юная. Растерянные, дезориентированные реакционной пропагандой, тинэйджеры все же тянутся туда, где есть надежда увидеть какие-то новые горизонты, помочь делом — например, принять участие в марше протеста, пикетировании или манифестации.

Особую ненависть вызывает у тинэйджеров расизм. Когда в 1958 году по всей Англии прокатилась волна расистских погромов, дело доходило до уличных сражений между тинэйджерами и погромщиками — английскими стилягами, доморощенными фашистами и недалекими обывателями, пошедшими у них на поводу. Духом антирасизма проникнуты все книги о тинэйджерах, прежде всего романы Макиннеса, «необычные, горькие, человечные», по справедливым словам английского критика-коммуниста Арнольда Кеттла.

Но, рожденные буржуазным строем, тинэйджеры несут на себе его клеймо. Это особенно заметно на моральном кодексе тинэйджеров. Ведь они только начинают жить, и откуда им знать, что такое настоящая мораль! В буржуазном обществе Нет надежных моральных ценностей, могущих служить образцом.

Тинэйджер, получающий от общества одни затрещины, пытается ударить в ответ — любым путем. Но у него не получается. Где уж подростку угнаться за «акулами»! А общество, построенное на фальши, не прощает слабых: растлевает их, коверкает, бьет в самое больное место. И все же люди остаются людьми. Но происходит страшное: они оказываются в одиночестве. Выросший в такой атмосфере, подросток не умеет помочь ни людям, ни самому себе. Его счастье, если он встретит человека, который его этому научит. А если нет?

В 1960 году в одном из английских журналов была напечатана большая статья Рэя Гослинга «Парнишка из прекрасной мечты», посвященная молодежи. Ее автор приходит к выводу, что самое заветное желание английского подростка — жажда чего-то глубокого, искреннего и прекрасного — неосуществимо. Не только потому, что общество не в состоянии удовлетворить его, но и потому, что сам подросток, дитя этого общества, не знает, как бороться за свою мечту: «Он (тинэйджер. — В. С.) стоит на сцене, залитой голубым светом прожектора, стоит на углу улицы, залитой оранжевым светом рекламы, и просит настоящего, просит любви в искусственном веке… Он все время молит о любви, о том, чтобы его поняли, хотя сам он не сумеет ответить тем же».

 

II

Роман Сида Чаплина «День сардины» — одна из лучших книг о тинэйджерах. Впрочем, не только о них. Герой Чаплина — Артур Хэггерстон, сын поденщицы, безотцовщина, мальчишка, выросший в трущобах рабочего района в одном из промышленных городов на севере Англии. Взволнованность и теплота, с какими автор описывает жизнь простой рабочей семьи, рисует портреты людей труда, сближают Чаплина — автора «Дня сардины» — с такими английскими художниками, пишущими о рабочем классе своей страны, как Джек Линдсей, Алан Силлитоу, Дэвид Лэмберт и молодой прозаик Стэн Барстоу.

«День сардины» написан в форме своеобразной исповеди: Артур вспоминает события, происшедшие с ним в основном между пятнадцатью и семнадцатью годами. В своем рассказе Артур многое опускает как само собой очевидное: ведь он не писатель, откуда ему знать, как писать книги? Читателю приходится самому досказывать недосказанное. Огромную роль в романе играет подтекст — то глубокое, укрытое под внешним, поверхностным, без чего нельзя понять всю правду ни о самом Артуре, ни о людях, с которыми его сводит жизнь.

Будущий отчим Артура — рабочий Гарри — рассказывает подростку своего рода притчу о сардине — глупой мелкой рыбешке, плавающей косяками и бессмысленно лезущей прямо в сети, а также о людях-сардинах, не имеющих собственной воли и позволяющих навязать себе чужую Артур не желает быть сардиной, он решает плавать сам по себе.

Начинается его самостоятельное «плавание», а вернее, мытарства в поисках работы и своего места в жизни. Подручный угольщика, мальчишка на побегушках в пекарне, рабочий на прокладке канализации — эти «профессии» Артур меняет одну за другой, каждый раз бросая работу не по своей воле. Собственный опыт и опыт взрослых, с которыми встречается Артур, — Гарри, старика Джорджа, одноногого сержанта — убеждает юношу, что честному работяге приходится очень плохо: как ни старайся, а тебя все равно обманут, да еще и за человека не посчитают. Зато мошенники вроде дяди Джорджа и его помощника Спроггета живут припеваючи. А как же иначе: либо ты обманывай, либо тебя обведут.

Тупой, надутый, спесивый лейбористский выскочка дядя Джордж — великолепное сатирическое обобщение. Лейбористская партия неоднородна. Большинство рядовых членов партии и некоторые из лидеров — такие, как Казенс, — честно относятся к своим обязанностям и понимают интересы страны. Именно они провели в 1960 году на конференции в Скарборо резолюцию о ядерном разоружении Великобритании вопреки оппортунистическому правому крылу партии во главе с недавно умершим Гейтскеллом. Но для многих лейборизм — всего лишь средство протолкнуться к «кормушке». К таким и относится дядя Джордж, подлинный «раб демократии» по-западноевропейски.

Не мудрено, что в поисках работы по душе Артур снова и снова терпит неудачу. Но, может быть, он сумеет чего-нибудь добиться хотя бы в личной жизни?

Два года юности Артура — история бесконечных поисков чего-то надежного, верного, правдивого, такого, к чему можно было бы «прилепиться сердцем». А находит он только грязь, продажность и жестокость. Некому помочь Артуру: в жизни он встречает только таких же одиноких неудачников, как он сам. Долгая бессмысленная вражда двух молодежных компаний — Носаря, к которой принадлежит Артур, и портовых Мика Келли; побоища, едва не завершившиеся убийством; цинизм, моральная нечистоплотность — откуда пришло все это в мир подростков? Ответ прост: на это их толкает сама жизнь. Вот они и пытаются отомстить этой жизни, устраивая кровавые драки, дебоши, преследуя своего бывшего учителя, воруя, околачиваясь в старом кинотеатре и на танцплощадке, маленькие, злые, всегда готовые «дать сдачи», а если присмотреться, то просто несчастные, бессильные. Ведь никто ими не интересуется, разве что их домашние да время от времени полиция. Что их ждет? В лучшем случае работа «немногим хуже смерти», в худшем — Борстал или другая колония для трудновоспитуемых.

Артур многого еще не понимает. Но он безошибочно чует, кто должен нести ответ за все эти мерзости, когда с ненавистью вспоминает о богачах: «Этим-то начхать на трудных детей… им небось и в голову не приходит, что их барыши ничем не лучше краж у нас на окраинах».

Последняя надежда Артура — такие, казалось бы, ясные и простые человеческие отношения, как любовь и дружба. Слишком поздно узнает он, что век, страна и образ жизни, в которые он выброшен, не позволят ему наслаждаться подобной «роскошью». Все продается, и все покупается, а если найдутся гордые люди, не пожелавшие стать предметом грязной сделки, то общество живо с ними расправится — так же, как расправилось с братом Носаря Крабом Кэрроном. Закону нет дела до того, что Краб убил, стремясь вернуть себе утраченное достоинство человека, убил женщину, которая заставляла его брать деньги «за любовь». Закону вообще нет дела до человека. И Краба в обычном порядке отправляют на виселицу. А ведь он такая же жертва аморальных порядков, как и убитая им Милдред.

Артур долгое время считает, будто Носарь — его настоящий друг, а Дороти — девушка, которая может его полюбить. Но друг оказывается предателем, а любовь Дороти Артуру так и не удается заслужить. Да и могла ли девушка, получившая религиозное воспитание, полюбить юношу, поддерживающего связь с женщиной вдвое старше его? С точки зрения христианских заповедей отношения Артура и Стеллы выглядят грязными. Но в тысячу раз грязнее образ жизни, который портит подростков и растлевает взрослых, который чуть ли не насильно сводит этих двух одиноких и несчастных людей. Потребность тепла, человеческой ласки и участия — всего того, в чем жизнь отказывает Артуру, толкает его к Стелле. И в этом главное.

«День сардины» — книга мужественная, беспощадная и честная. Горький накал прозы Чаплина не оставляет места для презрительной брезгливости, ведущей к умолчанию о мерзостях жизни. Такова одна из особенностей Чаплина-художника. Большие писатели, однако, никогда не боялись во имя утверждения человечного в человеке открыто говорить о грязи существования. Ярчайший пример — творчество Максима Горького. Недаром в одном из писем к своим советским друзьям Чаплин пишет: «Горький всегда имел и имеет для меня огромное значение; я чувствую, что меня с ним многое роднит. День, когда я открыл его, был великим днем. Еще более памятным для меня был тот день, когда один критик, чье мнение я уважаю, назвал мое имя рядом с именем Горького».

Человечность. «А если, кто вздумает смеяться, я ему напомню, что золото чувства лежит под твердой породой, а не только под толщами, пропитанными пивом», — замечает Артур. В каждом из людей, появляющихся на страницах книги Чаплина, общество пыталось вытравить человеческое, превратить человека в «живого мертвеца». Одних это сломило, другие выдержали. Но даже в сломленных живы крупинки «золота чувства». Иначе зачем было бы старику Джорджу принимать участие в непутевом мальчишке-подмастерье, а Носарю идти в самую страшную ночь своей жизни за помощью к другу, которого он предал?

«Не такой уж я отпетый, как может показаться», — с печальной иронией произносит Артур. И в нем тоже жизнь глубоко загнала «золото чувства»: нерастраченную ласку, робкое благородство, беззащитную веру в людей. Так глубоко, что подчас он и сам не знает об этом. Но его до времени познакомили с «изнанкой» бытия, и ему стало «грустно, одиноко и страшно». Да, он постоянно на ножах со своей «старухой» — потому что «у меня, кроме нее, никого на свете не было» (его собственные слова). Да, он дерется, но не за себя, а за друга и дружбу: для друга Артур готов на все. Да, он все время убегает от людей, но это потому, что его терзает мысль об их разобщенности, потому что все как будто сговорились дать ему острее почувствовать собственное одиночество. Мальчишка, рисующий себя сверхчеловеком, миллионером или великим гением (дешевые мечты, навеянные киномакулатурой), беспощадным, жестоким и гордым, смотрит в зеркало: «…несмотря на шрам, лицо было самое безобидное… Сразу видать, что я никому зла не желаю».

Артур добр и доверчив. И в то же время слаб. Он тянется к людям, но люди подводят его: на работе — мошенники, религия — утешение рабов, «настоящие, крепкие веревки для уловления душ». Нужно стать «живым мертвецом», безоговорочно капитулировать, чтобы, как Носарь, обратиться в веру. Одиночество Артура не жизненная программа и даже не поза, свойственная юности, а тупик, из которого он безуспешно пытается выбраться. Как издевается Чаплин над избитыми «счастливыми концами» низкопробных романов! Зло наказано (Краба повесили), грешник раскаялся (обращение Носаря), добродетель торжествует (Артур получает хорошо оплачиваемую постоянную работу).

Собственно говоря, все обернулось к лучшему. Мальчишка «перебесился», «стал человеком», и если ему не дает жить щемящее чувство собственной несостоятельности, так в этом виноват он сам: никто не просит его терзаться из-за чепухи! Новый костюм, хрустящие фунтовые бумажки, приличная работа — чего еще требовать человеку от «государства всеобщего благосостояния», которое столь ревностно печется о благе своих подданных? А мальчишке почему-то страшно… «У меня есть проигрыватель, — пишет он, — но ведь с ним долго не просидишь — он не заменит друга».

 

III

Говоря о писателях, под чьим влиянием он формировался как художник, Сид Чаплин называет, помимо Горького, таких выдающихся гуманистов, как англичане Филдинг, Дефо, Диккенс и Томас Гарди, американцы Мелвилл, Уитмен, Фолкнер и Томас Вулф и, наконец, русский — Лев Толстой. Но с особой теплотой Чаплин вспоминает о рассказчиках из народа, истории которых он любил слушать в детстве: «Мои соотечественники — великие мастера по части всяких рассказов, и мне иногда кажется, что я пытаюсь соревноваться с ними — разумеется, только на бумаге, — пишет Чаплин. — Мне, конечно, никогда не стать таким же хорошим рассказчиком, как те шахтеры-самоучки, которых я знал еще мальчишкой. Но я стараюсь, как положено прилежному подмастерью, потому что эти люди были моими учителями задолго до великих писателей».

Сид Чаплин родился в 1916 году в городе Шилдоне, на северо-востоке Англии, в семье потомственного шахтера. Четырнадцати лет он оставил школу и пошел работать на шахту. Самым ярким воспоминанием его детских лет остается всеобщая забастовка английских трудящихся в 1926 году (этому событию Чаплин хочет посвятить одну из своих новых книг). Юность писателя прошла под знаком безработицы, гражданской войны 1937–1939 годов в Испании и антифашистских выступлений английских рабочих. В 1939 году он был избран председателем местной секции Национального союза шахтеров.

В 1950 году Чаплин становится сотрудником журнала «Уголь», а позже — работником Национального управления угольной промышленности двух крупных графств, Нортумберленд и Кумберленд. Этот пост он продолжает занимать в настоящее время.

Первая книга Чаплина — сборник рассказов из жизни шахтеров под заглавием «Парень, который прыгает» — принесла ему литературную премию журнала «Атлэнтик» за 1948 год. Первый роман — «Судьба моя плачет» (1951 г.) — был посвящен жизни рабочих свинцоводобывающей промышленности в XVIII веке.

Следующий роман Чаплина под названием «Большая комната» вышел из печати лишь в 1960 году: долгое время писатель работал над совершенствованием своего художественного мастерства. За этой книгой последовали «День сардины» (1961 г.) и «Стражники и заключенные» (1962 г.). Оба эти произведения получили высокую оценку в коммунистической прессе Великобритании.

 

IV

В «Дне сардины» первое решительное столкновение между Артуром и окружающей его действительностью закончилось поражением юноши: «Оглянуться не успеешь, а уж вся эта система навсегда наложила на тебя клеймо неудачника… А стоит войти в ворота гигантского завода, именуемого жизнью, и всем надеждам конец». Вот он и рассказывает о больших напастях своей короткой юности, рассказывает просто, честно и безжалостно по отношению к самому себе, а глаза у него «на мокром месте». И свой рассказ он заканчивает робкой просьбой о помощи: «Подойдите ко мне, люди!» — потому что это очень страшно — быть одиноким среди людей.

А сколько таких Артуров Хэггерстонов бродят по асфальтовым и булыжным мостовым Лондона, Шилдона и других городов «зеленой страны», ищут, кто бы их «приручил», как приручил Маленького принца умный Лис из сказки Сент-Экзюпери! О них поют Клифф Ричард и Томми Стил, пишут Сид Чаплин и Рэй Гослинг, Колин Макиннес, Д. С. Лесли и многие другие. Пишут, потому что нельзя не писать, потому что благородный долг художника-гуманиста — защитить и оградить человека, вступающего в жизнь.

В. Скороденко