Мы, русские православные христиане, нередко склонны к черно-белому мышлению. Это касается многого – в частности, интерпретации истории и особенно оценки исторических личностей. Либо абсолютный злодей – либо абсолютный герой и святой. Вот возьмем споры о Сталине: для одних он убийца и монстр, для других – чуть ли не тайный ревнитель Православия.

В этом человеке было много перемешано. На нем – личная и бесспорная вина за гонения на Церковь, за уничтожение храмов, за гибель и страдания новомучеников. Насколько известно, и тени раскаяния за те преступления у Сталина не было. Но он же, когда это было для него политически выгодно, расширил для Русской Церкви рамки свободы и даже посодействовал укреплению ее международного влияния. Не думаю, что это говорит о нем как о тайном христианине и чуть ли не «строителе Третьего Рима». Просто у него, как у бывшего семинариста и человека, не лишенного исторических знаний, должны были присутствовать интуиции, которые подсказывали: укрепление российских религиозных центров, снижение зарубежного на них влияния и повышение их собственного авторитета в мире – всегда на пользу государству. Это понимали цари и имперские министры, почему не мог этого понимать и глава Советского Союза? Но – повторюсь – это была скорее прагматическая политика, лишенная предрассудков марксистской идеологии, а вовсе не свидетельство «тайной христианской миссии».

И в Сталине, и во многих других исторических личностях было хорошее и плохое. То же самое относится и к каждому человеку. Даже к святым, которые нередко ошибались и грешили. Но от этого их подвиг – подвиг борьбы с грехом – совершенно не умаляется. И правда этого подвига всегда для людей более убедительна, чем ретуширование истории, чем превращение реального человека в лакированную картинку.

* * *

В шестидесятые-восьмидесятые годы советская элита почти уже не верила в коммунизм. Да, повсюду висели портреты Маркса и Ленина, а пропагандистский аппарат продолжал накачивать население коммунистическими идеями, но «передовая часть» советского общества и тогдашней власти фактически имела другую веру – самую что ни на есть либерально-технократическую. Интеллигенция исповедовала культ науки, которая должна была решить все проблемы, включая духовные. Ему на смену пришел культ «общечеловеческих ценностей», культ «мира во всем мире».

В центре этих культов – вера в человеческий разум и приоритет земной жизни над всем прочим. Удивительно, как вроде бы неглупый Запад не понимает, что в Советском Союзе в течение тридцати лет существовал самый настоящий либеральный тоталитаризм, к которому сами западные страны сегодня идут семимильными шагами. Именно он, а вовсе не «коммунизм», потерпел сокрушительное поражение в начале девяностых. И именно его печальный итог должен кое-чему научить западных сциентистов и «общечеловеков». Общество, живущее «своим умом», без Бога, ради мирного набивания брюха и кошелька, – всегда обречено на провал.

* * *

Наш народ трудно победить на поле брани. Трудно обмануть или перехитрить, трудно поработить средствами политики и дипломатии. Трудно подчинить экономически. Но вот зато нас очень просто поставить на колени, разделив и посеяв смуту – в ней мы готовы идти друг против друга до конца, объединяясь с любыми неприятелями. Вот почему так важно сделать единство главной нашей целью. И идти к ней, жертвуя даже самыми любимыми и дорогими амбициями.

* * *

Кто имеет больше прав влиять на общество, принимать в нем решения – небольшой круг интеллектуалов или масса простецов, «народ» или «элита»? Спор об этом идет долгие века, иногда публично, иногда прикровенно. И, между прочим, история никогда еще не доказала правоту одной из сторон. Бесконтрольная власть «умников», не предполагающая их обязанности объяснять свои действия народу и держать перед народом ответ, порождала множество бед и никогда не была долгой. Народ, который истреблял интеллектуальную элиту, оттеснял ее от власти или попросту ее не формировал, всегда проигрывал тем народам, у которых подобная элита была и влияла на решения.

Вообще «власть народа» и «власть интеллектуалов» равно опасны, если они не контролируют и не уравновешивают друг друга. Особенно опасны наглый глупец или умный маньяк, действующие от имени «простых людей» или «просвещенных и продвинутых кругов». Пока что в России, как и во многих других странах, народ и элита недолюбливают друг друга и друг другу не доверяют. Помимо прочего, еще и в силу этнических и социальных различий, противостояния столиц и провинции. Примирение «простецов» и «интеллектуалов», их взаимное приятие – вещь необходимая для любого общества. В конце концов, и те, и другие должны понять, что они нужны друг другу. Человек не выживет ни без головы, ни без сердца, ни без рук и ног.

* * *

Гражданское общество – это не только интеллигентские посиделки в офисах американских фондов. Вот есть в Вятке настоятель одного храма – отец Александр Перминов. У него окормляются десятки местных байкеров. Решил он поменять на храме табличку – с «Большевистской» улицы на «Казанскую», как было до революции. Вызвали батюшку в районную администрацию, обвинили в самоуправстве. Пишите, дескать, в комиссию по топонимике, пусть там изучают вопрос, а мы его потом рассмотрим… Вскоре вокруг здания, где заседают власти, стали нарезать круги бородатые ребята на мотоциклах. Новая табличка осталась на своем месте. Как правило, без такого гражданского действия мало что в России можно изменить.

* * *

Любой народ в любое время своей истории стоит перед вечным выбором: Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие (Втор. 30: 19). Но, похоже, Россия сегодня как никогда ясно видит перед собой путь к гибели и путь к спасению. На первый зовет реклама и массовая культура, от него предостерегают политики, журналисты, медики, педагоги, пастыри. О втором возвещают каждый день колокола наших храмов, тысячи православных книг, те же радио, телевидение, интернет. О пути ко Христу свидетельствуют многие примеры жизни тех, кто рядом, – только оглянись вокруг. Никто сегодня уже не может сказать, что не видел спасительного пути, не знал о нем. Все это будут отговорки, за которыми – боязнь святости, боязнь изменить греховную жизнь.

* * *

Во время крестных ходов на Царские дни в Екатеринбурге меня всегда интересовала реакция людей по сторонам дороги – на тротуарах и автобусных остановках, у ларьков, в уличных пивных… В храме совсем уж посторонних мало, а если они и заходят, то обычно стараются вести себя поскромнее. А тут ты видишь всю неприглядную правду. Люди старшего поколения стоят с удивленно-перекошенными лицами, на которых – непонимание и скепсис. Лишь у некоторых проглядывает уважение, но и то какое-то суеверное. Некоторые неумело крестятся. Интересно, что пытаются проявить какое-то почтение южане – например, дорожные рабочие и уличные торговцы кавказского либо среднеазиатского вида.

А наши иногда лишь вынут изо рта сигарету, оторвутся от пива или от сумок, а на лице – тупое удивление.

Молодежь, между прочим, реагирует уже иначе. Смотрит на крестный ход с уважением, серьезно. И тем не менее с радостными, светлыми лицами идущих – огромный контраст. Многие в крестном ходе удивлялись: зачем я фотографирую стоящих вдоль дороги? Объяснял: как раз контраст и хочу запечатлеть, чтобы спокойная обстановка в храме не позволяла забыть, как много у нас крещеных, но не просвещенных. Впрочем, это проблема не только российская и не только современная. Наверное, когда Христос шел по Иерусалиму, на Него с таким же непониманием смотрели торгующие, покупающие, жующие, погруженные в быт горожане…

В ночной радиопрограмме «Час доверия» как-то решился поднять сложные богословские темы – свободу и достоинство. Решился после некоторых колебаний: не будет ли скучно светскому, далекому от отвлеченного богословия слушателю? Между прочим, раньше абстрактные темы аудитория часто игнорировала: вопросы поступали вразнобой о чем угодно, только не о заявленных материях. Говорить о свободе и достоинстве начал с того, что медленно прочел несколько цитат из документа Архиерейского Собора 2008 года – Основ учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. Попытался разъяснить прочитанное буквально в двух словах. И тут же пошли звонки. Причем люди делились своими жизненными ситуациями и говорили: здесь я был свободен, а вот здесь – несвободен, это был достойный поступок, а вот это – недостойный.

Самое же удивительное: большинство тех, кто звонил, мыслили православно! Причем люди это были от глубокой церковности явно далекие – хотя бы потому, что постоянные прихожане на FM-радио по ночам почти никогда звонят. Но вот зашел разговор о свободе, и слушательница заявляет: «Мы свободны, но все время употребляем свободу неправильно и из-за этого ее теряем». Говорю ей: «Может, тогда вообще свободу отменить?» Слышу в ответ: «Нет, несвободный человек – не человек». Спрашиваю слушателей: достоинство – это нечто данное человеку раз и навсегда, как достоинство монеты? Слушатели говорят: нет, есть вещи достойные и недостойные, есть достойные и недостойные люди. Слушая все это, понимаешь: православные интуиции в народе сохранились, и теперь они вновь обрастают знанием и духовным опытом.

* * *

Русский народ нередко обвиняют в том, что, будучи православным, он слишком заботится о высоком и пренебрегает земными делами. Это и так, и не так. Если земные труды нацелены только на себя, только на кошелек и брюхо, то действительно – мы ими пренебрегаем, и правильно делаем. Ведь Сам Господь говорит: Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы (Мф. 6: 25–26). Да, следование этим словам – у нас в народном характере. И, между прочим, горе тем, кто предпочел Евангелию приземленные его толкования. Житейский успех не будет этим людям в радость.

При всем при том, как только земные дела становятся для нас высшей миссией, получают связь с чем-то бо́льшим – мы из «лентяев» превращаемся в упорнейших тружеников и героев. Ради помощи больному старику готовы без остатка пожертвовать личным временем. Ради братьев по вере, ради свободы Отечества – отдать жизнь. Вообще ради любой масштабной цели – увы, даже сомнительной или ложной – мы готовы работать день и ночь, как вряд ли будет работать самый усердный капиталист. Увидев в земных делах высший смысл, мы забываем про лень, болезни и вознаграждение.

Видать, не случайно Запад нас так боится. Не случайно он готов вложить огромные силы и средства, только чтобы сделать нас похожими на себя, «изменить» наше сознание.

* * *

Удивительна все-таки непоследовательность сторонников «просвещения»! Вот они вслед за Руссо утверждают: человек изначально хорош, а все проблемы общества – исключительно из-за государства, религиозной «реакции», тоталитарного сознания и так далее. Помилуйте, дорогие друзья, а разве не «изначально хорошие» люди все это сами создали и породили? С кем же вы тогда боретесь? Не с Богом ли? Тогда признайте это! Ведь в мире, состоящем вовсе не из одних хороших людей, в мире, где именно люди создают тоталитарные государства и реакционные идеологии, все-таки есть вечные нравственные ценности. И это говорит о присутствии в нем Творца.

* * *

Мысль о том, что нравственности без Бога быть не может, неплохо объясняет… Ленин. «Нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, – пишет он, – мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов… Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов».

Итак, нравственности «внечеловеческой», то есть данной Богом вне зависимости от признания ее людьми, по Ленину, не существует. Но если нет той – покажи другую! И вот он и показывает нечто нравственности прямо противоположное. Показывает стремление к разрушению одного общества и построению другого, в котором вся власть была бы не только у одного класса, но и у одной партии. В «эксплуататорском» обществе ничего хорошего нет. Но даже если допустить, что общество, разрушенное Лениным и ленинцами, действительно было таким (а это, мягко говоря, неправда), то и в этом случае общество, созданное большевиками, было гораздо хуже! Вот и вся «человеческая» нравственность, от которой оказалось так недалеко до «классовой», а оттуда – и до безумного террора, и до жесточайшей эксплуатации…

* * *

Во многих текстах, в том числе религиозных, сегодня употребляется термин «общее благо». Естественно, под ним понимают благо земное – либо по преимуществу, либо исключительно. То есть нам предлагают согласиться, что настоящее благо, всеми признаваемое и всех объединяющее, – это сытость, безопасность, внешняя свобода и всяческие удовольствия. Но всегда ли они хороши для человека? Не закрывают ли они многим и многим путь к единственному высшему благу – к спасению, к вечной жизни? Нам, православным христианам, нельзя соглашаться на такую трактовку «общего блага»: блага земные суть самое важное, а все, что препятствует их стяжанию и сохранению – религия, жертвенность, аскетизм, – должно быть отвергнуто как вредный предрассудок.

Не случайно владыка митрополит Кирилл, нынешний Патриарх, написал в предисловии к книге кардинала Тарчизио Бертоне об общем благе: «Для православного сознания разговор об общем благе будет неполным, если под ним понимается лишь устроение земной жизни, в то время как высшее благо – жизнь во Христе – игнорируется проповедниками радикального секуляризма и вульгарного материализма».

Земные блага не вредны, если не мешают достигать блага высшего – вечной жизни. Но приоритет земных благ ни в коей мере не может считаться «общим» для нас и для неверующих. Для нас главное благо – в пакибытии. Для них – тоже, только они этого пока не знают или отрицают. Так что именно спасение является благом действительно общим, безусловным, а земные блага более всего важны лишь для части людей. И, чтобы достигать действительно общего, истинного блага, надо не зарабатывать деньги, не строить красивые города, не корпеть над средствами продления земной жизни, а собирать сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут (Мф. 6: 20).

В советской массовой культуре слово «волшебство» стало красивым и привлекательным. С ним в книгах и фильмах ассоциировались положительные герои. На него «замыкалась» жажда чуда, тоска по сверхъестественному. А слово «гордость»? Оно чуть ли не отождествлялось с высоким нравственным обликом человека. Однажды я предложил людям в прямом радиоэфире порассуждать на такую тему: чем гордость отличается от гордыни? Слушатели искали разные варианты ответа. Кто-то говорил, что гордость – это чувство радости за ближних и за страну, а гордыня – это концентрация на себе. Кто-то просто отвечал, что есть плохая гордыня и хорошая гордость, и за последнюю не стыдно. Только религиозно грамотные люди говорили, что гордость и гордыня – это, в общем-то, одно и то же. Причина такого разброса мнений – в «отмывании» советской и постсоветской культурой слова «гордость».

«Гордость» как добродетель, «смирение» как постыдное убожество… Таинственно-манящее «волшебство» и узкая, замшелая «догма»… Все эти искаженные смыслы давно въелись в народную душу. Некоторые церковные люди даже утверждали, что ничего с этим не поделаешь и нам нужно принимать новояз. И тем не менее за последние двадцать лет многие слова вернули себе истинный смысл и изначальную окраску. Исчезли чудовищные термины «царизм», «реакция», «советский человек»… Почти никто уже не употребляет в положительном ключе слова «чертовски», «ведьма», «беситься»… Мозги и души у людей постепенно становятся на место. И бороться за истинный смысл слов, за истинное их звучание надо продолжать.

* * *

Сословное деление общества, как бы кто ни хотел объявить его временным явлением и поскорее от него избавиться, существовало всегда. И, между прочим, всегда одни сословия ставились выше, другие – ниже. На верху пирамиды обычно была верховная власть, духовенство, воинство. Чуть ниже – торговое сословие. Особая «каста» – интеллектуалы и люди творчества. Наконец, основанием пирамиды были рядовые производители материальных благ. Перевернуть эту пирамиду не смогли даже коммунистические революционеры, хотя именно это они вроде бы собирались сделать.

Можно не соглашаться с такой системой сословий, можно называть ее несправедливой. В крайних своих формах она действительно ужасна. Плохо, когда человек никогда и ни при каких условиях не может перейти из одного сословия в другое – в той же России такой порядок сгубил много талантливых людей. Сами сословия, не пополняющиеся новыми людьми, начинают застаиваться и угасать – вспомним хотя бы дореволюционное потомственное духовенство.

Однако в иерархии сословий есть и своя правда, своя высшая мораль. Тот, кто тратит всю жизнь на созидание материальных благ, достоин уважения – но не большего, чем тот, кто хранит высший смысл всей жизни, ради которого жизнь и существует, подпитывая себя материальными благами. Те, кто по самому характеру своей работы трудится ради прибыли, не могут пользоваться столь же большим почетом, как те, кто, жертвуя собой, служит другим за умеренное вознаграждение, – то же воинское сословие, например. Вот почему наш народ не принял бизнесменов, попытавшихся поставить себя выше власти и «силовиков». Вот почему и на Западе богатые предприниматели уважают честь военных, политиков, священнослужителей, не кичась перед ними своим богатством, не превозносясь перед ними и признавая их право на автономное принятие решений, которые нельзя купить за деньги. Так же постепенно вновь складывается иерархия сословий и в России.

* * *

Поэт и историк литературы Николай Всеволодович Котрелев однажды сказал: «Нам показывают по телевизору вовсе не то, что мы хотим». Можно, конечно, возразить: ну, запросы интеллигенции и народа – разные вещи. А простой «пипл» – он «схавает» любые зрелища… Однако данные опросов говорят совсем о другом: «чернуха и порнуха» надоели и самым что ни на есть обычным людям. Устала от них и молодая элита. Вот главный редактор газеты «РБК-Daily» Петр Власов заявил: «Сегодня нет юридического рабства, но есть духовное рабство, когда миллионы людей встроены в производственные цепочки, они живут только для того, чтобы ходить на работу, исполнять один процесс из миллиона, который делает вся эта гигантская мировая махина, и создавать для кого-то миллиардные состояния. Ну и параллельно им забивают голову чем попало только для того, чтобы они не задумались о собственной жизни и своих реальных интересах».

Вопрос только в следующем: когда люди научатся влиять на политику СМИ? Какие найти способы воздействия для того, чтобы телевидение перестало быть средством промывания мозгов и показывало бы то, что действительно хотят видеть люди, что соответствовало бы их интересам? Пока не помогают ни митинги, ни письма, ни даже действия властей. Эфирная политика, конечно, меняется, но медленнее, чем хотелось бы. Наверное, надо попробовать идти тем же путем, по которому пошли в Америке. Любой проигранный судебный процесс должен быть для СМИ жизненно опасен. Показали порнографию, передали ложь – лишайтесь десятой доли бюджета. Сделали то же самое пять раз – вы банкроты. Надо наконец добиться того, чтобы штрафы перестали быть символическими!

* * *

Женщина, у которой серьезно болеет ребенок, настолько отдает себя ему, настолько «мобилизуется», что собственные ее болезни сразу же отступают. Когда у России вновь проснется забота о скорбях тех, кто нас окружает и кого мы во многом создали? Проснется настолько, что исцелит наши внутренние недуги, особенно распри и расколы?

* * *

Россия незаслуженно забыла «третий мир», дистанцировалась от него, поддавшись на призывы Запада и западников «больше заниматься своими делами». Своя рубашка, конечно, ближе к телу, но в затхлой каморке изоляционизма этот наряд очень скоро истлеет. Мы должны вернуться в Азию, Африку, Латинскую Америку. Вернуться не только с гуманитарной помощью и экономическими проектами, при всей их важности, – но и с нашим видением глобальных процессов. Сегодня страны «третьего мира» стремятся объединиться, чтобы отстаивать на международной арене свои экономические и социальные интересы, свои модели политики и хозяйствования, свою культуру, в том числе христианскую. Голос этих стран буквально вопиет о несправедливом распределении мировых богатств – например, о том, что 16 процентов населения планеты потребляют четыре пятых ее ресурсов. Нас в этих странах поминают добрым словом – хотя бы потому, что мы несколько десятилетий делали невозможным однополярный мир. Надежды на наше независимое влияние в международных организациях хотя и ослабли в «третьем мире», но все же окончательно не исчезли. Помочь большинству народов Земли в их стремлении к справедливости – вполне в наших силах, и этим Россия приобретет себе мощных и искренних союзников.

* * *

В некоторых западных конфессиях существует настоящий культ «дружеского общения», утрированно-сентиментального «братства». При встрече обязательно нужно обниматься-целоваться, спрашивать о семье. Вечера во время какого-нибудь совещания непременно надо проводить вместе, потягивая вино или пиво, рассказывая анекдоты, делясь подробностями домашней жизни, а то и устраивая капустники с распеванием песен и сочинением стишков, наполненных взаимными похвалами. И попробуй не поучаствуй – решат, что ты нездоров, спросят: вы в порядке? Причина всему этому – бедность духовной жизни. Человеку, имеющему реальную связь с Богом, не нужно заполнять внутренний вакуум искусственной душевностью, полупустыми разговорами и полулицемерными улыбками…

* * *

Придет ли вновь Запад ко Христу? Если и придет, то не постепенно и не сейчас. Ничто так не убивает веру – а также и мысль, и творчество, – как сытая, спокойная, предсказуемая, самоуверенная жизнь. И нам нужно напоминать Западу об этом – напоминать для того, чтобы не угасли небольшие, «немагистральные» очаги духовной жизни, которые там теплятся. И для того, чтобы люди, живущие в западных странах, хотя бы в минуту испытаний или перед смертью обращались ко Христу. Но вот обратится ли западное общество в целом? Сможет ли вновь наполнить храмы, которые превратились в подобие скучных райсобесов или клубов для пенсионеров и домохозяек, где говорят не о жизни и смерти, а о правах женщин и об изменении климата? Наверное, все это переменится тогда, когда кончится спокойная жизнь, когда грозная мировая реальность выплеснется на улицы тихих европейских и американских городков. А это более чем возможно.

* * *

Иногда от наших нецерковных современников можно услышать, что Православие более эмоционально, чем католичество или протестантизм.

И это при том, что католическая мистика и молитвенная практика уже веков пять насквозь пронизаны чувственностью, граничащей с сексуальностью, о чем прекрасно пишет Алексей Ильич Осипов. Многие же направления протестантизма – это сплошные ахи, вздохи, пританцовывания, а то и вовсе катания по полу в экстазе. Православие сохранило трезвенное отношение к человеческим чувствам, понимание того, что во многом их контролирует враг нашего спасения. Впрочем, все ли это сознают? Не идем ли мы все чаще на поводу у западного сентиментализма? Не наполнены ли пустой, глупой, ложной чувственностью многие наши брошюры, фильмы, песни? Надо бы почаще поверять это все настоящим Православием, верой отцов Церкви и учителей аскетики…

* * *

Западное общество, особенно в Европе, становится все более «постхристианским». И вот на этом фоне возникает элементарный вопрос: зачем американцы и европейцы до сих пор едут в Россию с миссией? Неужели нечем заняться у себя дома? Или просто за overseas mission больше платят, да и пожертвования под нее легче собираются? Или западные миссионеры вообще давно уже поняли, что в своем обществе никому не нужны? Наша Церковь, между прочим, никогда не проповедовала в христианских странах. И сейчас ведет миссию главным образом среди собственного народа, причем небезуспешно. Если мы и проповедовали в дальних странах, то среди людей, не знавших Евангелия. Так, может, западные миссионеры лучше бы приезжали к нам поучиться? И – поговорить о том, как вновь привести Запад ко Христу?

* * *

В некоторых местах Западной Европы приходилось встречать католических монахов, ведущих совершенно самодостаточную жизнь – вполне благочестивую, молитвенную, но какую-то слишком отстраненную от окружающих людей. Беседы с ними были на одну и ту же тему – как все плохо вокруг. Сидят отцы и братья в ухоженном монастыре, получают средства от государства или от сдачи в аренду земель и зданий и вздыхают: общество оставило веру, политики – масоны, массовая культура – антихристианская… Общаться с «не своим» кругом избегают и побаиваются.

Поневоле задумаешься: а не здесь ли одна из причин западного антиклерикализма? Не такое ли отношение к жизни и к людям сделало воможными гонения на христианство? И, конечно, возникает вопрос: как нам этого избежать? Самоуспокоенность, самоправедность, презрение к «мирским» – все это может уже очень, очень скоро собрать нам на головы «горящие уголья». Вот почему апостольство должно быть главным нашим сегодняшним делом. Без него мы не сохраним душевный мир ни за какими стенами.

* * *

Западные христианские сообщества, не исключая и Католическую Церковь, привыкли внимательно прислушиваться к власть имущим – причем речь о власти не только государственной, но и о власти денег, о власти информационного или культурного влияния. На словах – независимость и «пророческий голос». На деле – все, что им прикажут, они сделают, лишь бы сохраниться. Вот где «сергианство»!

Наша с ними разница в том, что мы борьбу с безбожием выиграли, а они проиграли. Наша Церковь не примирилась со злом, стала Церковью мучеников, принесла обильное «семя христианства» – и именно потому взошла новыми всходами, возродилась. Ведь если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12: 24). Большинство же западных христиан предпочло «договориться» с богоборцами на минимально приемлемых условиях, «сохранить» свое зерно в амбаре – и теперь тихо умирает, сидя за толстыми стенами древних храмов, которые скоро придется отдать под рестораны и магазины.

Глядя на них, мы должны усвоить твердый урок: не успокаиваться, не примиряться со злом, не идти с ним на компромисс, не «сохраняться», не уходить в оборону! Иначе падем еще ниже, чем Запад. И на наши золоченые престолы воссядут блудницы. Страшно? Не хотим этого? Значит, надо всегда быть готовыми идти до конца, не оглядываясь и не просчитывая условий сдачи на милость князя мира сего.

В Антверпене русский православный приход занял центральную часть огромного католического храма. Местная община перешла в маленькую часовню в полуподвале. А в брюссельском католическом храме святой Екатерины, в центре города, православным румынам отдали маленький придел, приютившийся у южной стены недалеко от входа. Картина теперь складывается такая: в центре храма, на мессе, бывает человек сорок, а в приделе – сотни полторы. В одном крупном итальянском аэропорту – две пустые благоустроенные часовни и одна заполненная простенькая мечеть. Запад, Запад! Посмотри хотя бы на тех, кто рядом! Так, как ты живешь, живешь только ты один. Неужели ты никогда уже не проснешься?

* * *

В начале девяностых был на выставке христианской литературы в Техасе. Кругом – горы книг, фильмов, аудиозаписей. Все это тогда для священника из России было в диковинку. Грешным делом думалось: нам до такого изобилия никогда не дожить… Но вот прохожу мимо одного стенда, а там – викторина по церковной истории. Вопросы примерно следующие. Апостольский Собор был… в 50-м году, в 1975-м или в 1985-м? Ерм написал… книгу «Пастырь», биографию Билли Грэма или учебник по психиатрии? Легко на всё ответил, получил приз – толстую красивую книгу. Меня спрашивают, где я учился, откуда приехал. Говорю: я из Москвы, учился в семинарии, заканчиваю академию. Реакция была поразительная: «Вы там что, действительно учите весь этот stuff?!»

Лечу домой. В самолете – человек пятьдесят американских миссионеров в футболках с надписями типа «Спасение в Сибири». Дорога долгая, разговорились. Узнаю, что они из южных штатов, едут спасать русский народ. Попытался рассказать о Православной Церкви, о ее жизни в России, о том, что у нас двухтысячелетняя история христианской мысли – от древних отцов до религиозной философии XX века. Слушали с интересом, но потом заявили: «Ну, круто, а вот это вы знаете?»

И вынули из карманов восьмистраничную безграмотную брошюрку «Четыре духовных закона».

* * *

Если власть получает возможность контролировать всю жизнь человека, вплоть до разума и души, – она сходит с ума. Так было с гитлеровским режимом и со сталинским. Не произойдет ли так с нынешним Западом, который явно мечтает установить ментальный контроль – сначала пропагандистскими средствами, потом полицейскими, а затем и техническими? Расплата за это – безумие. Человека, возомнившего себя Богом, бессмертным и всемогущим, Господь лишает разума.

* * *

Хельсинкское совещание 1975 года утвердило принцип нерушимости послевоенных границ в Европе. В девяностые годы от этого принципа не осталось и следа: сильный Запад, воспользовавшись падением тоталитарного коммунизма, закреплял свои геополитические успехи. Закреплял, мягко говоря, не без крови. Скольких войн – балканских и кавказских, – а также скольких несправедливостей и тлеющих конфликтов удалось бы избежать, если бы Запад не спешил с признанием государств, образовавшихся на месте СССР и бывшей «социалистической» Югославии? Вспомним, что признаны они были в границах, искусственно проведенных тоталитарной властью и предназначавшихся не для межгосударственного размежевания, а для внутриполитических нужд! Теперь, между прочим, для тех же целей Запада используются границы автономий – возьмем хотя бы печально знаменитый косовский случай. По-настоящему рубежи нужно было бы определять на международных конференциях, и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе – «хранитель» того самого хельсинкского принципа нерушимости границ – могла бы здесь сыграть ключевую роль. Могла, но не захотела. Потому что выше всех договоренностей, выше логики, справедливости и чести оказался вековой инстинкт Запада: отторгать земли от православных народов, духовно близких Третьему Риму.

* * *

Итальянский профессор Сильвио Феррари, один из крупнейших в мире специалистов по церковно-государственным отношениям, однажды сказал: «Византия пала потому, что не смогла вобрать в себя другие цивилизации. А вот Рим устоял, потому что смог инкультурировать варваров». Можно, конечно, напомнить почтенному профессору: Византия не исчезла совсем, она перевоплотилась в России. И та тоже, по большому счету, устояла, ибо, как и христианский Рим, смогла обратить в свою веру многие угрожавшие ей народы. В обоих случаях – и в римском, и в нашем – произошло это потому, что в обществе была сила, готовая передать веру поверх пределов государства и этноса.

Сила эта – Церковь Христова, которая понимает ограниченность, временную и пространственную, жизни любого государства и любого народа, а потому стремится проповедовать «ближним и дальним», даже врагам. Дай нам Бог всегда быть такой силой. Именно это – буди, буди! – позволит России стать «Византией без ошибок», которая никогда не превратится в пепел истории.

* * *

Отец Тихон (Шевкунов) однажды хорошо заметил, что Запад в течение всей своей истории «гениально» использовал чужие ресурсы и награбленные богатства. Предки современных европейских народов разграбили Рим, потом Византию. За ними последовали Индия, Америка, Африка, отчасти – Восток Европы. Но вот теперь возникла проблема: грабить больше нечего, эксплуатировать некого. Неевропейские народы сами осваивают свои богатства. Более того: они наверняка скоро сбросят долговое ярмо и научатся торговать, минуя западных посредников. В том числе заставив продавать им технологии за реальную цену. Неужели западным народам придется наконец жить своим трудом? А если они так жить разучились – не надо ли их срочно спасать от последнего, летального кризиса?

* * *

Помните известный анекдот о том, что американец может ругать президента у ограды Белого дома, а советский человек вроде как ничем не хуже: тоже может ругать у стен Кремля президента – конечно, американского? Власти США хвалятся тем, что их неправительственные организации (НПО) критикуют правительство. Вот недавно на одном мероприятии ОБСЕ бывший военный капеллан вовсю обличал Америку за жестокости следователей и охраны в Гуантанамо. Так сидевший в зале вашингтонский дипломат лишь слегка его пожурил, а потом подошел и долго жал руку. Игра? Не обязательно. Скорее демонстрация силы и самоуверенности.

Нашим НПО тоже не надо мешать критиковать власти. Впрочем, никак нельзя примиряться с тем, что иные «правозащитники» буквально ненавидят Россию и ее народ, говоря, например, об «извечном российском империализме» или о «вековом рабстве и отсталости русских». Американские НПО, даже критически настроенные, такого себе не позволяют. Их участники никуда из Америки эмигрировать не собираются и иностранных финансов не ищут. Они все-таки заботятся о своей стране и ее народе, и потому народ их принимает. Более того, члены этих НПО прекрасно знают: достаточно оскорбить большинство населения своей страны – и никто не даст денег, не подаст руки, не позовет на телевидение. Никаких лагерей и тюрем не понадобится. Тебе воздаст по заслугам само общество.

* * *

Становится ли в мире «больше демократии»? Многие люди на Западе искренне считают, что да. В этом их убеждают политики, СМИ, общественные лидеры. Но давайте посмотрим: может ли человек, не разделяющий взгляды мейнстрима, пробиться на телевидение? Например, сторонник шариата или левый деятель, призывающий к радикальной перестройке экономики? Практически нет. Более того: прямое народное волеизъявление, которое, по идее, должно бы считаться вершиной демократии, сегодня из политической практики почти исключено. Проголосовали французы и голландцы против общеевропейской конституции – и пришедший ей на смену Лиссабонский договор уже принимали парламенты. Хотя, по идее, власти и бюрократы просто обязаны были решительно изменить свои планы и вынести их на новый референдум. И если уж действительно Запад хочет развивать демократию и учить ей всех остальных, ему нужно честно ответить на вопрос: готов ли он на деле обеспечивать народовластие у себя дома, давая людям сказать свое слово в таких ситуациях, где ни партии, ни СМИ, ни прочий истеблишмент не могут гарантировать собственного влияния.

В первую очередь – на референдумах. Кстати, и в России они вполне могли бы проводиться почаще.

* * *

Один наш ученый, исследуя Индию, подсчитал, что там десятки миллионов людей относятся к социальным слоям-призракам. Эти люди не регистрируются при рождении, не имеют постоянного места жительства, не голосуют, не читают, не пишут, да и вообще как бы «не живут» с точки зрения современного общества. Ночуют на улице, там же добывают насущный хлеб, болеют, умирают – и память о них исчезает без следа.

Между прочим, таких людей все больше и больше в России. Никому до них нет дела – ни власти, ни большинству «социализированного» общества. Только Церковь, причем вовсе не «сверху», создала службу «Милосердие», которая собирает по улицам бомжей, дает им возможность помыться, подлечиться, поесть, а иногда – выправить документы и устроиться на работу. Но это в Москве и паре-тройке других крупных городов. В большинстве же случаев никаких особенных служб не требуется. Приходы и монастыри – это единственные места, где кому-то нужны «люди-призраки». Где к ним относятся как к носителям образа Божия, даже зачерненного и подчас отвергнутого. Большинству же тех, кто громче всех говорит по телевизору о гуманности и ценности личности, до этой самой личности – страждущей, неприятной, опасной – никакого дела нет. Разве что только милицию вызвать, дабы охраняла от «пролов», от бомжей и от совести.