Лёвка ползёт вверх по огороду с лопушиной шляпой на своём несчастном мяче. Вот он слегка приподнимает от земли этот мяч и видит, что Рыбалычево окно настежь раскрыто. Нужно очень близко и тихо подползти к дому, потом встать во весь рост и заглянуть в комнату Рыбалыча. Но как встанешь во весь рост? Ведь если Рыбалыч увидит у Лёвки то самое место, где раньше было лицо, что тогда будет?

Лёвка начинает быстро рвать лопухи и всякую сорную траву, какая попадается под руку. Вот уже нарвал целый букет сорняков и решительно поднялся с земли. Зелёную букетину держит перед самым мячом, так что сразу и не поймёшь, есть у него лицо или нету. Здорово придумал!

Лёвка стоит во весь рост и глядит в комнату Рыбалыча через щёлочку между стеблями. В нескольких метрах от окна растёт куст сирени и мешает быстро разглядеть, что там в комнате.

Сначала Лёвка видит газету. Она распахнула свои огромные серые крылья над столом, будто собирается в окошко улететь. Газета — это плохой признак. Значит, Рыбалыч сидит за столом и читает. Ростом он маленький и поэтому из-за газеты не виден. Вот и кажется, что она одна в воздухе склонилась над столом, собираясь вылететь в окно.

Рыбалыч, конечно, сейчас не видит Лёвку, увлёкшись чтением. Можно подойти поближе и разглядеть, лежат ли на столе очки. Лёвка опускает сорняковый букет и ещё ближе подходит к окошку. Вон они, очки! На столе!.. Лёвка ясно видит их. Очки лежат, глядя своими тёмными стёклами-глазами в огород… Им, наверно, тоже, как и газете, хочется удрать из комнаты и подышать свежим воздухом. А на другой стороне стола лежат рыболовные блёсны и спиннинговая катушка.

Лёвка делает ещё шаг к окошку. Каких-нибудь метров пять отделяет его от очков. Если бы иметь пятиметровую руку, то можно было бы тихонько протянуть её в окно и взять очки. А Рыбалычу оставить записку от неизвестных исследователей или разведчиков, которые обещают вернуть очки в целости и сохранности. Но такой руки нет. Лёвка делает ещё шаг, вдруг спотыкается о камень, не удержав равновесия, хватается за сиреневый куст и… в страхе приседает.

Серые газетные крылья вздрагивают, газета летит над столом, потом останавливается, и из-за неё показывается голова Рыбалыча. На носу огромные роговые очки, не чёрные, а обыкновенные. Старик несколько мгновений смотрит в огород и потом опять скрывается за газетными крыльями.

Оказывается, у старика хороший слух. Мимо его ушей не пролетает ни один шорох.

Как добыть очки со стола? Вот если бы Рыбалыч сейчас взял и пошёл во двор. Но он не идёт. Он сейчас читает газету и не встанет до тех пор, пока не дочитает её до самой последней строчки.

Вдруг Лёвка слышит, что его окликают тихим Стёпиным голосом. Оборачивается. Никого, только крапивные верхушки у забора подозрительно шевелятся. Видно, Поплавок тоже полз, вернее, лез за Лёвкой вслед, только не по огороду, а вдоль забора.

— Лё-ов! Лё-ов! — несётся из крапивы.

Ещё Рыбалыч услышит. Вот привязался не вовремя. Что ему надо, Поплавку? Лёвка подползает к крапиве.

— Есть очки?

— Есть. А всё равно не достать. Он сам газету за столом читает.

— А на стол смотрит?

— Да нет, говорю читает.

— Достанем очки. Лезь ко мне. Я придумал.

И что мог придумать бояка, тихоня Стёпа? Лёвка посмотрел на крапивьи джунгли, вздохнул и ка-ак боднёт её Стрекачество. Через крапиву надо лезть напролом, тогда она сама пугается и поджимает лапки. А когда чувствует, что её боятся, тут берегись! Жиганёт сильней обычного!

— Ну что придумал?

А Поплавок, оказывается, дело придумал. Из сухой ветки удилище смастерил, привязал к нему леску, а на конце её крючок укрепил. Теперь нужно засесть в сиреневом кусте и тихонько с Рыбалычева стола очки выудить.

…Иван Павлович спокойно дочитывал статью «Вам — молодые!». Вдруг на столе что-то зашуршало. Старик выглянул из-за газетного листа и… замер от удивления. Направляясь к окошку, по столу ехали тёмные очки. Да, да, ехали. Одни. Сами. Вот они, слегка подпрыгнув, перебрались на подоконник, вот уже у самого края подоконника. Потом… потом рывком поднялись в воздух, смешно взмахнули своими оглобельками и, перевернувшись через голову, плюхнулись за окно в огород.

Рыбалыч был до того удивлён, что даже не догадался снять с носа не чёрные, а обыкновенные очки. А это были те очки, в которых он хорошо видел только тогда, когда читал. Если же он поднимал голову и смотрел через эти очки на окружающие предметы, то видел гораздо хуже, чем без них. Вот поэтому-то он сейчас и не разглядел лески, удилища и крючка. Он мутно увидел только то, что его родные тёмные очки ожили и почему-то удрали от него в огород. За что? Разве он жестоко с ними обращался? Разве им плохо было у него жить? Разве не вытирал он их мягкой фланелевой тряпочкой, красной в белый горошек?

Это было и обидно и неожиданно. Пока Рыбалыч отодвигал от окна стол, чтобы подойти к подоконнику, поглядеть, что делают его очки в огороде, сиреневые кусты подозрительно зашевелились, что-то зашуршало и… всё смолкло.

Когда Рыбалыч выглянул в окно, никаких тёмных очков он нигде не увидел. В огороде всё было тихо, спокойно, если не считать того, что у забора почему-то шевелились крапивьи верхушки. Коты, что ли, там дерутся? Или Лёвкин пёс Пылесос? Его, конечно, звали и как-то по-собачьему, то ли Шарик, то ли Полкан, то ли Тарзан, Рыбалыч не помнит, но у этого пса была такая длинная шерсть и столько в ней пыли, что, казалось, будто он ходит и специально вбирает в себя пыль. Вот его и прозвали Пылесосом. Он привык и прекрасно отзывался на прозвище.

В недоумении отошёл Рыбалыч от подоконника и придвинул к нему стол. Вдруг неизвестно откуда влетел в окне бумажный голубок и, припадая на левое крыло, ткнулся носом в лежащую газету. Лететь ему было трудно, потому что сделали его из бумаги, жившей, вероятно, в чьём-то кармане и порядком измятой.

На голубке краснели какие-то буквы. Рыбалыч с интересом взял бумажную птичку и, распрямив её, прочитал: «Дорогой Рыбал» (но это неоконченное слово «Рыбал» было зачёркнуто тремя красными карандашными полосами, а дальше написано) «Иван Павлович! Группа неизвестных разведчиков похитила у Вас чёрные очки. Не ищите их. Это бесполезно. Они в надёжных руках и будут Вам доставлены на стол после выполнения одного очень важного дела». И подпись: «Группа неизвестных разведчиков». А ещё ниже стояло: «Вот честное пионерское вернём».

Видимо, у группы неизвестных разведчиков эти два слова «честное пионерское» были чем-то вроде клятвы.

Рыбалыч прочитал голубка, пожал плечами, при-и-исталь-но поглядел в огород, то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся, то ли ещё что-то выразил на лице, понятное только ему самому, и сел дочитывать статью «Вам — молодые!».