Лёвка с очками на мяче, букетом сорняков перед бывшим носом вбежал во двор, схватил из коляски Алки-кричалки неначатую бутылку манной каши, на бегу сдёрнул с верёвки мокрое мохнатое полотенце в полоску, а вместе с ним какую-то косынку и кубарем покатился в огородную крапиву. За его спиной сейчас же раздался знакомый голосочек сестрицы.

— На, держи! — Лёвка протянул бутылку Лиде.

Та схватила её обеими руками и… сейчас же отвернулась от мальчишек. Они услышали, как она сладко причмокивает.

— А вообще-то, манная каша — еда! — вздохнул Поплавок, — с ней жить можно. Не то, что без ничего.

— Конечно, с кашей жить можно. Девчонкам всегда везёт, — разозлился Борис.

Вдруг Калитка перестала сладко причмокивать, повернулась к ребятам, сняла с бутылки соску и протянула им кашу. Все трое молча отвернулись.

— Знает, что нам есть нечем, вот и даёт, — не унимался Борька.

А она замотала головой в разные стороны, надела соску, но есть больше не стала. Поставила бутылку на землю около забора и прикрыла лопушком.

— Ты что? Ешь! А то она скиснет, каша! — сказал Лёвка.

Лидка рьяно качала головой.

— Не ест, — зашептал Степан, — видишь, она какая, раз мы не едим, то и она не ест. Кто тебя за язык тянул, что девчонкам везёт. Наелся бы человек! Что тебе, жалко?

— А вот и жалко! — огрызнулся Борис. — Носитесь с девчонкой, как маленькие.

А Лёвка уже показывал мокрое мохнатое полотенце и косынку.

— Полотенцем замотаемся, оно полосатое, как шарф. А косынка… ой!

Косынка была до того девчачья, что хуже и не бывает. По ней всюду были напечатаны (кто бы вы думали?) девчонки. Да, да, девчонки. Одни скакали через скакалочку, другие сачком ловили бабочек, третьи держали кукол. Все они были разноцветные и располагались на косынке кто как. Кто правильно, головой вверх, кто головой вниз, кто — вбок. В общем, ненормальные какие-то девчонки. Не косынка, а неизвестно что.

— Зачем принёс такую ерунду?

— А я… не знал, что она такая. А что особенного? Завяжем её вот сюда, как будто зубы болят. А когда зубы болят, не будешь глядеть, кто нарисован, любую наденешь.

— Вот и надевай, — Борис выхватил у Лёвки полотенце, содрал с мяча очки и стал примерять на себя.

— Значит так, пойдёшь в школу, посмотришь расписание…

— Почему это я должен идти? — возмутился Борис.

— Пожалуйста, могу я, — пожал плечами Лёвка.

— Потому что он и очки, и кашу, и вещи доставал, — зашептал Поплавок, — а ты только в тенёчке отдыхал. Ты пойдёшь.

— Всё равно жребий бросим, кому идти, — не сдавался Борис.

— Уа? — робко спросила Лида.

— Не знаешь, что такое жребий? Во, гляди. Щепку бросим. Вверх. Если она этой стороной упадёт, значит, мне идти, если этой — Лёвке. Ясно?

— Уа.

Лидка глядела, как жребий-щепка сначала летел к небу, потом падал вниз, потом, зацепившись за крапивьи растопыренные руки, сделал кульбит в воздухе и упал на землю… Борькиной стороной.

Все вместе закутывали Борьку мокрым полотенцем, надевали именную шапочку, укрепляли очки. А на месте, где должен быть нос, прилепили к очкам зелёный листик. Некоторые носят на носу зелёные листики в жару, чтобы под солнцем нос сильно не загорал. Правда, солнца сейчас не было и жары тоже, но ведь в любую минуту солнце могло показаться. На всякий случай дали в руки букет из Борькиных именных растений, чтобы он за него своё бывшее лицо прятал, если кто-нибудь будет особенно приглядываться.

Борька перелез через забор, поглядел туда-сюда и бегом помчался по направлению к школе.