Теперь я часто появлялась возле лагеря индейцев, хотя он находился довольно далеко. Часами я сидела в укрытии, наблюдая за людьми. Я всасывала новую информацию, как губка.

Особенно меня интересовало, что люди ели. Мой первый опыт с украденным жареным пауком оказался неудачным, но я подозревала, что это не единственное их блюдо. Со временем мне удалось многое попробовать.

Муравьи оказались хрустящими и вкусными, а блестящие коричневые жуки, названия которых я не знаю, понравились мне гораздо меньше. Снаружи эти жуки выглядели вполне аппетитно, но внутри были сырыми и омерзительными. Очень вкусным было мясо без кожи – возможно, фазанье. Иногда в мясе, которое мне удавалось украсть, попадалось много мелких костей – вероятно, это была змея. Я пробовала и рыбу, и других жареных пауков, которые оказались вполне съедобными. Потом я узнала, что люди этого племени регулярно убивали и ели обезьян, так что, увы, скорее всего, я тоже ела обезьянье мясо. Впрочем, я об этом не задумывалась. Я была голодна, а человеческая еда оказалась питательной и вкусной.

В то время я почти перестала добывать пищу в джунглях. В деревне индейцев всегда было много еды, которую удавалось взять, когда никто не смотрит.

Я даже попробовала алкоголь. Не представляю, из чего и как его делали, но в один прекрасный день я нашла глиняный кувшин с длинным узким горлышком и пробкой из банановых листьев. Запах содержимого показался мне резким, но в нем было что-то приятное. Мне очень хотелось пить, и я сделала несколько больших глотков. Острая и одновременно кислая на вкус жидкость обожгла мне горло. Тогда я пила только воду, и действие напитка, которое я ощутила через некоторое время, было удивительным. Я словно забыла, как надо ходить и вообще двигать руками и ногами. Я начала спотыкаться. По всему телу распространилось приятное тепло, и все кругом начало плыть. Ощущение мне понравилось, и я сделала еще пару глотков из кувшина, после чего начала хихикать без причины и уже совсем не могла двигаться.

На другой день я чувствовала головную боль и усталость. Больше я не пила алкоголь.

К лагерю индейцев меня привлекала не только еда. Я уже упоминала странное чувство, которое у меня возникло при виде матери и новорожденного. Я хотела побольше узнать о человеческих семьях, об их отношениях и обычаях.

Индейцы того племени практически не носили одежды. В джунглях было всегда жарко, поэтому в одежде не было особой необходимости. Мужчины и женщины носили набедренные повязки. Только на одной женщине, той, что родила в джунглях ребенка, я видела платье. Меня удивляло то, что у взрослых не было зубов. Часть того, что я видела в лагере, казалось мне знакомым, но многое было совершенно чуждо и непонятно.

У людей и животных много общего. Наблюдая за детьми, я заметила, что они играли в знакомые мне игры – например, дразнили бедных мохнатых пауков. Но в отличие от обезьян, которые просто сидели, спали или ковырялись в мехе друг друга, женщины в деревне все время работали. Они собирали лианы и ветки и плели корзины для хранения фруктов. Они связывали стебли и листья бамбука, чтобы покрыть крыши хижин. Кроме этого они плели из бамбука и лиан циновки, которые использовались в виде ковров, перегородок и стен в хижинах.

Мужчины тоже без дела не сидели. Постепенно я поняла, что между мужчинами и женщинами существует разделение труда. Женщины занимались лагерем и детьми, убирали и готовили, а мужчины плавали на лодках, изготовляли катапульты, луки, стрелы и отравленные дротики. У них было самое разное оружие, и они знали много способов убивать.

От людей я узнала, как еще можно забираться на деревья. Ноги под щиколотками связывали толстой веревкой. Она натягивалась и цеплялась за ствол, и забираться на дерево становилось проще.

Мне очень понравилось, как они используют стержень кукурузного початка. По примеру обезьян я вытирала попу мхом. Однажды я заметила, что ребенок зашел в кусты, покакал и вытер попу объеденным стержнем кукурузы. С тех пор я начала делать так же.

Проходили дни, а за ними недели. Я возвращалась к обезьянам на ночь, а все дни проводила около людей. Я забиралась на высокое дерево и с него наблюдала за тем, что происходило в лагере. Чем дальше, тем больше я убеждалась, что это люди из моего племени или народа, что мне нужно к ним прийти и они меня примут.

Однако страх – сильное чувство, и он мешал мне показаться людям на глаза. Я долго жила с животными и знала, чего можно от них ожидать. От времени, когда я жила среди людей, у меня остались лишь отрывочные воспоминания. Кроме того, я помнила, что именно люди украли меня и бросили на произвол судьбы в джунглях. Тех, кто это сделал, не волновало, умру я или выживу. Могла ли я после этого рассчитывать, что люди в лагере примут меня как свою и будут ко мне хорошо относиться?

Время шло, и я все чаще и чаще вспоминала свою человеческую жизнь. Я была заворожена тем, что видела: играющие дети, горящий костер, семья, которая собиралась вокруг огня. «Как было бы здорово быть среди этих детей», – думала я, сидя на дереве и мечтая о том, как сложилась бы моя жизнь в лагере.

Не могу сказать, чем тот день отличался от остальных, и не знаю, откуда во мне появилась смелость. Может быть, мне просто надоело смотреть на людей со стороны и никак не участвовать в их жизни. Я решила найти ту женщину, которая родила в джунглях ребенка, и попросить принять меня в человеческое племя.

Это произошло приблизительно в середине дня. Люди в лагере занимались своими делами. Если кто-то и заметил меня, то не подал вида. А может быть, я сама так сконцентрировалась на своей задаче, что не видела ничего и никого вокруг.

Я вышла из кустов и пошла по протоптанной тропинке. Мне стало неуютно от того, что я нахожусь на открытом пространстве. Я бросилась к ограде, забежала внутрь и спряталась в одной из хижин.

Там было темно и интересно. Стояло несколько удобных на вид кроватей из бамбука и травы, а на полу лежали циновки с узорами и без них. На стенах висели связки бананов и фруктов, некоторые из них я в джунглях не встречала. Интересно, где люди их брали? Между столбами посреди хижины висело несколько гамаков, а на полу рядом с ними лежали корзины и стояли глиняные кувшины.

В хижине никого не было, и я посмотрела через открытую дверь во двор, где стоял огромный чан с водой. Он был широким в основании и сужался кверху. Отверстие наверху было достаточно широким, чтобы зачерпнуть воду половинкой кокоса.

Вода не была речной. Видимо, ее сюда приносили в канистрах. Я видела, как люди носили по две канистры на шесте, который клали на плечи. Раньше, в прошлой жизни, я видела, как на коромысле носили воду в моей деревне. Я пробовала эту воду на вкус, и она мне понравилась.

Рядом с чаном стояла та самая женщина, которая уходила в джунгли рожать. Мое сердце учащенно забилось. Я решила, что это знак: я должна подойти к ней. Эта женщина – мать, и когда она посмотрит мне в глаза, то полюбит меня так же, как своего ребенка.

Все люди хотят, чтобы их любили. Обезьяны заботятся о своих детенышах, и я видела, что люди делают то же самое. Мне казалось, эта женщина поймет, как я хочу, чтобы меня любили и обо мне заботились.

Однако все произошло совсем не так. Женщина повернулась и увидела меня. В ее глазах был страх. Она попятилась, словно я вызывала у нее отвращение, будто я была чудовищем, а не человеком. Чем дольше она на меня смотрела, тем сильнее боялась. Она спотыкалась о лежавшие на земле предметы и кричала на меня. Я не понимала слов, но было ясно, что она не рада моему появлению.

Крики женщины привлекли внимание других людей. Рядом появился большой и сильный мужчина, и я сгорбилась, чтобы показать, что у меня нет никаких дурных намерений. На голове у мужчины была повязка с несколькими перьями. Одно перо было ярко-синим, другое ярко-зеленым. На его шее висело ожерелье, а на щеках проведены две полосы красного и черного цветов.

Я поняла, что он вождь. Я видела, как ведут себя вожаки стаи обезьян. В «моей» стае вожаком был не Дедушка – у него плохо действовала одна передняя лапа, поэтому он чаще всего сидел и смотрел, что происходит вокруг. Наш вожак был гораздо моложе. Он мог ломать самые толстые сучья, поэтому его уважали. Этот самец был наглым и сильным. Не могу сказать, что я его любила, но он был вожаком стаи, и с этим приходилось считаться.

Появившийся передо мной мужчина был похож на вожака, он был сильным и уверенным в себе. Он оглядел меня с ног до головы, понял, что я не представляю для него угрозы, и подошел ближе. Он сощурился, протянул руку и крепко схватил меня за плечо. Другой рукой он взял меня за подбородок и приподнял мое лицо, чтобы лучше его рассмотреть.

Вожак был невозмутим. Если он и испытывал какие-то чувства от моего появления, он их не показал. Он долго рассматривал меня: раздвинул мне рот и изучил мои зубы, потом нагнул мне голову и осмотрел шею. Все это время он что-то говорил на языке, которого я не понимала. Потом вождь меня презрительно оттолкнул.

Я прекрасно поняла этот жест, которым часто пользовались обезьяны. Так большая и сильная обезьяна отталкивала маленькую и слабую, которая хотела у нее что-то украсть.

Мне стало больно. Почему он не дал мне хотя бы один шанс? Я попыталась жестами показать, что мне нужна еда и убежище. Но я использовала жесты обезьян, поэтому вождь не обратил на них внимания и с силой принялся выталкивать меня с территории лагеря.

Я не сдавалась. У них же было столько свободного места и еды! Мне нужно было совсем немного, и я могла приносить пользу. Но вождь неумолимо толкал меня к выходу. Вид у него был грозным, а руки сильными и мозолистыми. Он решил от меня избавиться и даже сделал жест, который я прекрасно поняла: пальцем провел у себя под подбородком у горла.

Я бегом бросилась из лагеря в джунгли, чувствуя себя униженной и отверженной. Я неслась без остановки, пока не достигла территории «моей» стаи. Я вернулась к своим дорогим обезьянам, которые хотя и не проявили большой радости при моем появлении, но, по крайней мере, не возражали против того, чтобы я жила рядом.

В тот день я получила очень важный урок, который не забыла и по сей день. Семья – это не те люди, которые на тебя похожи. Семья – это люди, которые тебя любят и ценят. Семьей может стать благотворительная организация, круг друзей или приемные родители. Дружба и уверенность, что тебя не подведут, гораздо важнее кровного родства.

Несколько дней я размышляла над тем, что произошло, и старалась избавиться от душевной боли. Я была человеком и членом человеческой стаи, но, несмотря на это, люди меня отвергли. Мне было больно и обидно. Как мне жить дальше, после того как люди от меня отвернулись? Я не могла найти ответа на этот вопрос, но твердо знала только то, что семья – это группа, которая тебя не бросит. Обезьяны меня не отвергли, хотя я и пыталась уйти от них. Я твердо решила, что перестану думать о людях и больше не буду искать с ними контакта. Моя семья – это обезьяны, а не люди.