Я не помнила и не знала, как живут люди в других семьях, поэтому мне не с чем было сравнивать жизнь в доме Анны-Кармен. Я просто старалась лишний раз не привлекать к себе внимание хозяйки, чтобы меня меньше наказывали. Шли недели, за ними месяцы, я запоминала новые слова и начинала понимать, как все устроено в этом доме.

Здесь всегда было много людей. В доме постоянно жили София, Лолита, Элиза и Имельда. Появлялись и другие девушки, которые оставались на несколько дней, а потом куда-то исчезали на недели. Я не могла понять, почему кто-то хочет жить в такой неприятной и недружелюбной атмосфере. Может быть, у этих девушек, как и у меня, не было выбора?

В доме жила странная девушка по имени Ла Бобита. У нее было, судя по всему, какое-то серьезное расстройство или заболевание, поэтому ей, как и мне, было некуда деться. Я уже начинала понимать человеческую речь и говорить, но за все время не услышала от Ла Бобиты хотя бы пары связанных слов. Что-то подсказывало мне, что она больна. Она медленно и странно двигалась, ее ноги тряслись, и она старалась спрятаться, когда поблизости появлялась Анна-Кармен. Анна-Кармен била Ла Бобиту часто и сильно и постоянно на нее кричала.

Возможно, эта девочка была дочерью Анны-Кармен. Иначе непонятно, зачем Анна-Кармен держала ее у себя в доме и заботилась о ней. Впрочем, слово «заботилась» является большим преувеличением.

В доме ежедневно появлялись мужчины, которые приходили ненадолго и уходили. Один из них довольно часто жил здесь подолгу. Я мало сталкивалась с ним, но знала, что его зовут Руфино. Он сидел на веранде, пил пиво и одну за другой курил сигареты. Если он оставался на ночь, то спал в кровати Анны-Кармен или на веранде рядом с тем местом, где спала я сама. Когда Руфино ночевал на веранде, он ужасно громко храпел и мешал мне заснуть.

В то время я еще вела себя во многом как обезьяна. Анна-Кармен не отбила у меня желание шалить, поэтому иногда я совершала поступки, не задумываясь, к каким последствиям они могут привести. Однажды, когда громкий храп пьяного Руфино чуть не свел меня с ума, я решала его проучить. Я достала из холодильника несколько кубиков льда, положила в стакан и тихо подкралась к нему. Я была очень удивлена, что спит он совершенно голый. Как только я бросила ему лед на живот, Руфино вскочил как ужаленный и заорал так, что, кажется, стены затряслись. Я успела улизнуть с веранды и быстро легла в кровать. Тем не менее Руфино быстро догадался, кто хотел ему досадить, и через несколько минут больно отстегал меня ремнем.

Я приобретала новый опыт. Я впитывала знания, как сухая земля – воду после дождя. Я училась, наблюдая за людьми и повторяя то, что делают они, а также на своих собственных ошибках. За эти ошибки меня били, но я все равно училась. У меня уже не возникало мыслей о побеге. Я понимала, что в окружающем мире меня будут любить еще меньше, чем Анна-Кармен. В те минуты, когда я не работала, на меня не кричали или не били, я была предоставлена сама себе. В этих минутах было много радости, смешанной с грустью.

Неожиданно отношение девушек ко мне изменилось. Я точно не помню, когда это произошло. Я уже свыклась с мыслью, что ко мне относятся как к козам на участке, но вдруг они стали мною заниматься. По непонятным причинам я превратилась в существо, к которому девушки и Анна-Кармен стали проявлять интерес, учить меня хорошим манерам, тому, как спокойно вести себя за столом и делать все «красиво». Они следили, чтобы я была причесана и моя одежда была чистой.

Бесспорно, я скучала по нежному обращению, к которому привыкла у обезьян. Мне не хватало физической близости, их мягкого меха, ласкового прикосновения, теплоты, а также заботы, с которой они выискивали в моих волосах разные вкусняшки. Новое отношение обитательниц дома Анны-Кармен оказалось совсем другим. Если обезьяны мягкими пальчиками нежно искали у меня в волосах то, что можно съесть, девушки резкими движениями расчесывали меня гребнем, выдирая волосы. Они жаловались на мою неряшливость и колтуны, появившиеся оттого, что во время еды я грязными руками хваталась за голову.

В джунглях вши были обычным явлением. Они жили в волосах, и в этом не было ничего удивительного. Однако когда девушки увидели у меня в волосах вшей, они подняли страшный крик и стали называть меня «паршивой крысой». Если честно, я не видела в этом сравнении ничего оскорбительного.

Мне вообще не нравилось, когда мною управляли и заставляли что-то делать. Я противилась всем попыткам сделать из меня «цивилизованного» человека. Мне не нравилось, что мной помыкают, я стала сопротивляться, за что меня чаще били. Впрочем, вскоре я поняла, что если буду вести себя более гибко, то все останутся мною довольны и моя жизнь будет легче и проще.

Я внимательнее присматривалась к окружающим и обратила внимание, что жизнь женщин в доме Анны-Кармен сильно отличалась от существования людей в индейской деревне. У некоторых обитательниц дома были маленькие дети (младенцы или малыши). Я не чувствовала никакой привязанности к этим детишкам, словно мы с ними существовали в разных мирах. Помню, что я завидовала им, потому что их любили и о них заботились. У них были игрушки, которых я не имела. Я совершенно уверена в том, что матери этих детей не хотели, чтобы между мной и их чадами возникала какая-либо связь. Еще меня ужасно раздражал детский плач и то, что они отказывались есть.

Однако дом, где я оказалась, не был детским садом или местом для воспитания детей. Я это чувствовала. Все обитательницы дома Анны-Кармен (вне зависимости от того, имели они детей или нет) занимались только одним – прихорашивались или, как они выражались, «чистили перышки». Они постоянно укладывали волосы, накрашивали губы и глаза. В доме было много кроватей. Мужчины постоянно приходили в гости, чтобы на часок-другой уединиться с девушкой в комнате.

В то время я понятия не имела, что происходило под крышей дома Анны-Кармен. Я была наивным ребенком и ничего не понимала в этих «взрослых» делах. Вполне вероятно, что точно так же я бы ничего не заметила, если бы не провела несколько лет в джунглях, а жила все это время среди людей. Но я была рабыней Анны-Кармен. Я подрастала, и она начала готовить меня к новым обязанностям.

Я все больше любила проводить время вне дома. Лавочник, к которому меня отправляли за покупками, может, и не до конца понимал, что я ему говорю, но, по крайней мере, на меня не кричал и не бил. Походы в деревню давали возможность воровать еду.

В то время я не представляла себе, что это может быть преступлением. Иногда меня ловили на краже булочки или фрукта, но лавочники не запрещали мне возвращаться в свое заведение, потому что Анна-Кармен была ценным клиентом. В то время я была уверена, что еда – самое большое богатство на свете.

Во время вылазок в деревню я наблюдала жизнь и нравы обычных людей. Я не умела читать, писать и считать, потому что все время убиралась и помогала на кухне, в то время как дети постарше из дома Анны-Кармен ходили в школу. Все мое образование сводилось к тому, что обитательницы дома иногда показывали на вещи и говорили мне, как они называются. Я смотрела, слушала людей, училась у них, поэтому мне очень нравилось ходить в деревню, чтобы узнать что-то новое.

В деревне Лома де Боливар было несколько домов с белеными стенами, но большинство зданий были грязно-серого цвета. Казалось, что дома стараются держаться поближе друг к другу, поддерживая соседа своими бетонными объятиями. Дома, дороги и тротуары были покрыты пылью, и единственными цветными пятнами были автомобили и дававшие тень зеленые деревья дубильного сумаха.

Люди в деревне были очень общительными. Около шести часов вечера они выносили на улицу стулья, рассаживались и болтали. К этому времени становилось не так жарко, и никто не хотел сидеть в помещении в спертом и душном воздухе. Только Анна-Кармен и обитательницы ее дома не выходили вечером на улицы. Вообще у меня складывалось ощущение, что жители несколько сторонятся дома Анны-Кармен.

Ее дом стоял на склоне холма. Я брала корзинку и список покупок и шла вниз. По пути в магазин находилось большое здание, которое, как мне сообщили местные жители, было больницей. Я проходила мимо людей, сидящих рядами вдоль улицы. Некоторые из них тихо надо мной посмеивались, но подавляющее большинство меня полностью игнорировало. Вскоре я добиралась до небольшого магазина, или, как его называли местные, la tienda – палатка.

Однажды я увидела возле магазина знакомую женщину, мать троих детей. Мне она нравилась. Все остальные воспринимали меня как грязное животное, а она ко мне хорошо относилась.

Эта женщина жила рядом с магазином и вышла на улицу, чтобы помыть окна. Она увидела меня и подозвала: «Эй, Глория, подойди на минутку!»

Я не торопилась назад, поэтому с радостью подошла к ней. Там, где я жила, на меня кричали и мне приказывали, а манера общения той женщины была совсем другой. Я знала, что она не желает мне зла, и верила ей. Не могу даже объяснить почему. Может быть, потому, что у нее было трое детей, а в глубине души я всегда считала, что слова «материнство» и «доброта» являются синонимами.

Я подошла и поставила корзинку с покупками на землю.

«Вот и хорошо», – медленно и членораздельно сказала женщина. Она знала, что я плохо говорю, поэтому общалась со мной так, чтобы мне было легче ее понять. «Побудь со мной немного. Я хочу тебе кое-что рассказать».

Она зашла в дом и вернулась с небольшой тарелкой. На ней лежала сырая сосиска, которую местные жители называли longanizas.

Женщина жестом предложила мне сесть на крыльцо и сказала:

– Ты, возможно, заметила, что в дом, где ты живешь, приходит много мужчин, чтобы увидеться с женщинами.

Я кивнула и сказала:

– Да, заметила.

– Так вот что я хочу тебе сказать, – продолжала женщина. – Очень скоро кто-нибудь из этих мужчин захочет встретиться и с тобой.

Я никогда не думала о таком развитии событий. Мною вообще никто не интересовался и никто не хотел со мной встречаться. Женщины в доме Анны-Кармен обращали на меня внимание только тогда, когда хотели поручить мне работу и приказать что-нибудь вымыть или вытереть. А мужчины вообще никогда на меня не смотрели.

– А зачем им это нужно? – спросила я.

– Потому что они захотят проверить, из какого мяса ты сделана, – ответила женщина.

Ее ответ сбил меня с толку. Я не понимала, что она имеет в виду. Женщина заметила мое недоумение и кивнула на тарелку с сосиской. Эта сосиска была сырой, и женщина не предлагала мне ее съесть. Я знала, что люди не едят сырое мясо, и не очень понимала, зачем женщина принесла ее. Тут женщина взяла сосиску и сдавила ее.

– Понимаешь, они будут относиться к тебе как к куску мяса, – объяснила она и снова сдавила пальцами сосиску. – И тебе это совсем не нужно. Все девушки в доме Анны-Кармен – это мясо. Ты меня понимаешь? Они просто сырое мясо для мужчин.

Меня не привлекала перспектива стать мясом.

– Они меня съедят? – спросила я, широко раскрыв глаза от ужаса и представив себе сосиску из человечины. Неужели такое возможно?

Женщина на мгновение задумалась.

– Можно и так сказать, – ответила она и положила руку мне на плечо. – Но это не важно. Главное, что ты должна понять: если к тебе придут мужчины, то ты превратишься в мясо. Понимаешь меня?

Я посмотрела на сосиску, которая была похожа на руку младенца. Я не могла себе представить, как можно превратиться в кусок мяса. Но выражение лица женщины подсказывало мне, что в этом нет ничего хорошего.

– Не позволяй Анне-Кармен превратить тебя в кусок мяса, понимаешь? – сказала она. – Не позволяй мужчинам к себе прикасаться. Анна-Кармен хочет сделать из тебя мясо для плохих мужчин. Не верь ей и не верь мужчинам, которые приходят в ее дом. Ты должна убежать из этого дома. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Я кивнула. Я не поняла всего, но осознавала, что она хотела меня предупредить. Однако я никуда не могла убежать, потому что знала, что не смогу одна выжить в городе или в деревне.

– Ты меня понимаешь? – переспросила женщина.

– Да, – ответила я, – понимаю.

Кажется, она осталась довольна моим ответом и жестом показала, что я могу идти дальше по своим делам.

В ту ночь я не могла заснуть и думала о том, что сказала мне эта женщина. Я пыталась понять, как человек может превратиться в сосиску или в сырое мясо, которое нравится плохим мужчинам. Я начала бояться. Это был новый страх, не похожий на обычную боязнь того, что меня могут побить, если я что-то сделала неправильно.

Страх так глубоко проник в мою душу, что в течение нескольких дней я потеряла сон. Я начала бояться всех мужчин в деревне, в особенности одного старика, который сидел и спал рядом с магазином. Этот старик бормотал во сне и делал странные, неконтролируемые движения руками. Сейчас мне кажется, что старик был психически болен, но в то время я считала, что он – один из тех «плохих» мужчин, превращающих девочек в сосиски.

Несмотря на то что я не до конца понимала, в чем заключается грозящая мне опасность, я поверила словам той женщины. Из всех жителей деревни она была единственным человеком, которому я благодаря ее доброте могла доверять. После того разговора все мужчины превратились для меня в дьяволов. Я решила быть начеку и вести себя очень осторожно, чтобы быть готовой ко всему.

Я не знала, что такое Рождество. У меня не сохранилось никаких воспоминаний об этом празднике со времен, когда я росла у родителей. Поэтому я не понимала причину возбуждения жителей деревни и их приготовления к Рождеству. Жители Лома де Боливар были очень набожными, но бедными. О том, что близится Рождество, говорили деревья, украшенные белой ватой, изображавшей снег. Люди готовили к празднику всякие вкусности и отмечали его в кругу семьи и друзей. Дома у Анны-Кармен не накрывали праздничный стол и не пели. Там вообще не было никакой праздничной атмосферы. Я запомнила только одно – дети в доме получили подарки, и я им завидовала, потому что меня эти радости обошли стороной.

Через два дня после Рождества произошло событие, которое я никогда не забуду. Все началась с оживления и гама перед домом Анны-Кармен. Я услышала гудок автомобиля, женские крики и смех и выбежала на улицу посмотреть, что там происходит. К тому времени я уже видела много автомобилей и перестала обращать на них внимание. Но на улице стоял автомобиль, от которого у меня перехватило дух. Это был шикарный кабриолет цвета топленого молока. Я еще ни разу не видела такого красивого и дорогого автомобиля. Я уже знала, что такое деньги, и сразу поняла, что такой автомобиль может быть только у очень богатого человека.

Я подошла к машине. Солнце сияло на хромированных частях бампера и радиатора, словно они были сделаны из алмазов, капот изящно изгибался, а кожаный салон был светло-оливкового цвета.

Эта машина принадлежала человеку, который вместе с двумя друзьями приехал к Анне-Кармен из Венесуэлы. Владелец автомобиля с гордым видом расхаживал вокруг машины, небрежно поигрывая ключами. Он показал, как открывается и убирается крыша, и погладил изгибы капота, словно женщину из дома Анны-Кармен. Он и его друзья были мафиози. Несмотря на то что все их так шепотом называли, этот термин не имеет отношения к итальянской коза ностра. Это были богатые и опасные криминальные элементы, люди, связанные с партизанами, воевавшими в лесах и занимающимися наркоторговлей.

Владельца машины и его друзей с полным правом можно было отнести к категории «плохих» людей, о которых меня предупреждала женщина, жившая около магазина. Я ничего о них не знала, но внутреннее чувство подсказывало, что это опасные люди, с которыми не стоит связываться. При этом было очевидно, что, если они могут позволить себе покупать такие дорогие вещи, как кабриолет, это очень богатые люди.

Обитательницы дома Анны-Кармен были в восторге. Девушки окружили автомобиль и демонстрировали свои прелести: зазывно поводили плечами, гордо выставляли вперед грудь, нарочито поправляли волосы и заливисто смеялись. Они соревновались друг с другом, стараясь привлечь внимание владельца автомобиля и его приятелей.

Впервые в жизни я испытала чувство ревности. Мне вдруг захотелось стать одной из девушек, которым выпадет счастье прокатиться на этом роскошном автомобиле. Но неожиданно у меня появился шанс это сделать. Владелец авто с приятелями и девушками зашли в дом Анны-Кармен. Вероятно, они хотели договориться о том, что «избранницы» поедут с ними кататься. Возле машины никого не осталось, и я решила воспользоваться предоставленной возможностью. Я была невысокого роста (да и сейчас мой рост невелик) и умела прятаться. Я молнией прыгнула в машину и забилась под пассажирское сиденье, прикрывшись лежавшим там пледом.

Я была уверена, что меня быстро найдут, но почему-то меня это не очень волновало. Вскоре я услышала, что мужчины и девушки возвращаются, и перед моими глазами появилось две пары женских ног. Мотор заревел, машина задрожала и тронулась.

Мне очень хотелось увидеть, как выглядит пролетающая мимо нас местность, но я сдержалась. Я чувствовала возбуждение и радость от скорости, даже находясь под сиденьем. В воздухе витал запах алкоголя (к которому я уже привыкла, потому что спиртным пропах весь дом Анны-Кармен), и я поняла, что кто-то из мужчин выпил. «А может быть, и все напились», – подумала я, слушая возбужденные голоса. Один из мужчин говорил явно заплетающимся языком, так что в машине точно был один пьяный. Я слышала свист ветра, ощущала тепло нагретого солнцем металла и была на седьмом небе от счастья. Судя по голосам, девушки тоже были в полном восторге. «Если они живут такой замечательной жизнью, может быть, в доме Анны-Кармен не так уж и плохо?» – пронеслось у меня в голове.

Через некоторое время я осмелела и решила высунуться. «Скорее всего, девушки не смотрят вниз и меня не заметят», – решила я. Я чуть-чуть вылезла из-под сиденья и посмотрела на синее чистое небо, на котором не было ни облачка. Машина неслась вдоль крутого склона высокой горы. Дорога поднималась вверх. Возможно, это были те горы, которые мы проезжали, когда охотники вывозили меня из джунглей в Кукуту.

– Эй, Лолита! – услышала я голос Элизы. – Ты посмотри, кто здесь! Это же Глория!

После этого Элиза пьяным голосом спросила меня:

– Ты что здесь делаешь?

Я поняла, что прятаться бесполезно и вежливо спросила:

– Элиза, можно я сяду на сиденье?

– Конечно нет, дура ты набитая! – отрезала Элиза. – Немедленно прячься, чтобы тебя никто не видел!

Но я не успокоилась и продолжала высовываться из-под сиденья. Элизе это надоело, и она сказала:

– Все, хватит! Тебе здесь не место. Марко, останови машину, пожалуйста!

К тому времени я вылезла из-под сиденья и уселась на полу рядом с загорелой голенью Лолиты.

– Пожалуйста, можно я останусь! – умоляла я.

Марко повернулся, что меня немного испугало, потому что он был за рулем.

– Ого-го! – расхохотался он. – Парни, кажется, мы получили бонус! Три по цене двух!

Сидящие в автомобиле мужчины дружно заржали.

Однако Элиза не разделяла их радость.

– Глория, ты форменная идиотка! – прошипела она. – Немедленно залезай назад под сиденье! И чего ты, дура, за нами увязалась?! Сидела бы дома.

Я снова спряталась под сиденье. Мне было неприятно, что меня в очередной раз отругали. Я понимала, что она переживает за меня и из-за того, что я могла испортить им праздник. Интересно, как меня накажет Анна-Кармен? Снова побьет? И что именно имел в виду Марко, когда сказал «три по цене двух»?

Мы некоторое время ехали в молчании. Видимо, пассажиры обдумывали, какие изменения в их программе принесет мое появление на борту. Но лично я нисколько не раскаивалась в том, что испортила Элизе настроение, потому что была в восторге от поездки. Вот это приключение! Мне никогда в жизни не доводилось ездить в таком роскошном автомобиле.

Мы съехали с широкой трассы и неслись по узкой горной дороге. Мы находились высоко в горах и вскоре выехали на ровный участок, где водитель решил изобразить из себя стритрейсера и драгрейсера: он резко разгонял автомобиль, резко тормозил или выжимал ручной тормоз, от чего машину начинало крутить. Не понимаю, почему пассажирам это нравилось, меня это только испугало. Девушки визжали от восхищения и кричали, чтобы Марко ехал еще быстрее, хотя от скорости и резких поворотов их вдавливало в сиденья. Я же от страха зажмурила глаза и вся сжалась. В воздухе стояли облака пыли, от которой я начала кашлять. Мне такой стиль вождения совершенно не нравился, и я мечтала о том, чтобы машина остановилась.

Вскоре я услышала приближающийся рев полицейской сирены. Я высунулась из-под сиденья и увидела, что к нам приближается полицейская машина с мигалкой и включенной сиреной. Я обрадовалась, что полицейские прекратят эту безумную гонку. Однако, вместо того чтобы остановиться, Марко привстал на сиденье и снова «крутанул» машину, а потом помахал рукой полиции, как бы вызывая на состязание.

Но машина не остановилась, а продолжала крутиться. Из-за поднятой шинами пыли было плохо видно, но я выглянула и ужаснулась, потому что мы двигались в сторону обрыва. Он был уже совсем близко.

Наконец Марко немного протрезвел, и до него дошло, что надо что-то делать. Он попытался остановить автомобиль. Я услышала женский визг и почувствовала, что земля ушла из-под колес. Я не поверила своим ощущениям. Неужели машина действительно летит по воздуху?

Звук сирены удалялся, девушки застыли и перестали визжать. Я услышала свист воздуха. Машина летела вниз. Я не представляла, сколько метров было до земли. Я не видела, куда мы падаем. В тот момент я была совершенно спокойна и понимала, что смерть неизбежна. Все мы умрем. Никто не пристегнул ремни безопасности, поэтому шансы у нас были небольшими.

Мои философские размышления прервались, потому что машина обо что-то ударилась, и я так сильно стукнулась головой, что она, казалось, лопнет или треснет. Потом я увидела необыкновенное зрелище – двое мужчин и две женщины, словно выпущенные из лука, улетали в неизвестность. Их ждала участь бразильских орехов, чья скорлупа разбивается при ударе о землю.

Я судорожно вцепилась во что-то под сиденьем и услышала удаляющийся визг Элизы и Лолиты. Этот визг затих, но я не слышала звуков падения.

Зато послышался скрежет металла и шелест листьев. Машина застряла в кроне огромного дерева, которое, несмотря на крутой склон, выросло до гигантских размеров.

Я не могла сильно двигаться, потому что машину раскачивало. Мое физическое состояние явно не позволяло мне перебраться на ветки, вспомнив былое мастерство. Любое движение вызывало боль в шее. Я видела водителя Марко, которого разбило о ветровое стекло. Вертикально под ним висел капот автомобиля. Тело Марко было сильно изранено, и он был, вне всякого сомнения, мертв.

Но я‑то была жива. За считаные секунды до того, как потерять сознание, я оценивала свою ситуацию. Понимала, что я попала в переплет. Болело все тело, но я все равно была жива. Помню, я еще подумала: «Интересно, надолго ли?»