Я бежала так быстро, как никогда в жизни не бегала. Меня подгонял страх. Я не оборачивалась, чтобы посмотреть, преследуют меня или нет. Я слишком боялась, что меня догонят и поймают.

Мне кажется, что я бежала несколько часов. Стемнело, наступила ночь, и мои ноги подкашивались от усталости. Я не знала, какое расстояние преодолела, в какую сторону направляюсь и где нахожусь. Я давно оставила позади пыльные улицы Лома де Боливар и оказалась в каком-то более крупном городе. Там было гораздо больше машин, на перекрестках толпилось много людей, магазины сияли освещенными витринами, и отовсюду слышалась музыка и голоса. Я никогда не была в этих местах и поняла, что добежала до центра Кукуты.

Наконец я осмелела, обернулась и осмотрелась по сторонам. Ни Анны-Кармен, ни кого-то из ее девушек, ни мужчины не было видно. Совсем рядом я заметила парк, в котором росли кусты и высокие деревья. Как я потом узнала, это был городской парк Сан-Антонио. Я напилась воды из фонтана и умылась.

От вида густой зелени мое настроение улучшилось. Я пробежала вдоль границы парка, чтобы оценить стоящие там деревья. Ни одно из них не было достаточно высоким и удобным для того, чтобы провести ночь на его ветках, поэтому я устроилась под развесистым старым деревом манго.

Несколько минут я пролежала, вспоминая уходящий день. У меня болели не только ноги, но и все тело, и мне надо было хоть немного прийти в себя. Я прислушивалась к шуму большого города, а потом услышала другие, более тихие звуки. Когда мои глаза привыкли к темноте, я поняла, что в парке я не одна. Вокруг под деревьями и кустами лежали дети.

Все они, без сомнения, были беспризорниками. В их глазах я читала грустные истории. Что им пришлось пережить и был ли у них опыт, подобный тому, который я получила у Анны-Кармен? У меня возникло ощущение, что мы все в одной лодке. Не было сказано ни слова, но между нами мгновенно родилось взаимопонимание.

После всех кошмаров, которые я пережила, в полной неизвестности по поводу будущего, я все равно была рада увидеть детей. У Анны-Кармен я чувствовала себя очень одинокой. Здесь я могла начать новую жизнь. Я еще не знала, сколько времени мне суждено прожить беспризорником на улице. Я успокоилась, закрыла глаза и крепко заснула.

Наутро я поняла, что снова нахожусь в джунглях, но эти новые джунгли гораздо опаснее. В принципе, задачи и тут и там были одинаковыми – найти еду и не попасться в лапы хищникам. Только в городе вместо хищников были преступники, которые могли тебя изнасиловать, и полиция. Я поняла, что мне пригодятся прежние умения и качества, но также необходимо приобретать новые.

Кукута была обычным колумбийским городом. Большей частью одноэтажные дома (в местах, где часто бывают землетрясения, нет смысла строиться высоко) были покрыты черепицей. По улицам ходили старые желтые автобусы. Большая часть машин тоже была старой, словно их купили на свалке. По внешнему виду города нельзя было сказать, что в нем живут богатые люди.

На рынках продавали разные виды мяса, овощей и фруктов. Часто животных и птиц продавали живыми. Помню, на рынках целые ряды с живыми курицами, подвешенными за ноги. Свиней, коз и других крупных животных привязывали к воткнутому в землю колышку. Покупатели выбирали животное, привозили его домой, убивали и съедали. В городе можно было добыть и бесплатные фрукты, например манго, которые росли в городских парках.

Бедняки не жили в черте города. У них не было денег, чтобы платить за квартиру, поэтому они селились на склонах гор. Там они могли выращивать овощи и фрукты, содержать животных и строить лачуги. Я удивлялась, что бедняки спускались в город за водой. Эти люди приходили издалека и уносили воду в канистрах на коромыслах. Кроме этого, они умудрялись мыться и стирать свое белье в протекавшей в городе реке.

В Колумбии экваториальный климат, поэтому там нет разных времен года и всегда жарко и душно. В теплом и влажном воздухе микробы распространяются очень быстро. Вода в городе тоже была грязной, что способствовало распространению заболеваний и высокой детской смертности.

Жизнь детей была непростой. Родителям приходилось много работать, и у них не оставалось времени присматривать за детьми. Многие матери вскоре после родов выходили на работу. Они оставляли новорожденных дома или брали с собой. Зачастую рабочий день начинался еще до рассвета. Матери приносили детей на работу и клали их в картонную коробку, чтобы они не мешались. В стране не существовало никакой системы социальной помощи детям и матерям. Жители Колумбии были истовыми католиками, и только во время церковных праздников у родителей появлялось свободное время для детей.

Дети школьного возраста должны были ходить в школу, но многие прогуливали, потому что взрослые не успевали уследить за ними. Вместо арифметики и правописания дети изучали науку выживания на улицах. Многие воровали еду, одежду или становились «карманниками». В конечном счете они обманывали самих себя, потому что отнимали у себя возможность счастливой и осмысленной жизни в будущем.

Во всей Колумбии и в Кукуте было много беспризорных детей. Вера запрещает католикам использование презервативов. Рождаемость в стране высокая, семьи большие, доходы низкие, и детей постарше зачастую выгоняют на улицу. Самая тяжелая судьба выпадает на долю девочек, которым приходится зарабатывать проституцией по собственной воле или после того, как их изнасиловали. Дети проституток иногда живут на улицах с самого рождения.

Мне было очень больно за этих детей. Я не знала, как они оказались на улице и чем занимаются их родители, но не могла смотреть на маленьких беспризорников без слез. Я была возмущена тем, что молодые матери родили детей, а потом по эгоистичным соображениям бросили их.

Возможно, мои рассуждения были неправильными. Кто я такая, чтобы судить посторонних людей? Что я знаю о том, в каких условиях зачали этих детей и какая судьба выпала их матерям? Я была подростком и смотрела на мир с подростковым максимализмом. Я жила в борделе Анны-Кармен и извлекла из моего опыта некоторые уроки. Я осознавала, что секс для многих мужчин не имеет никакого отношения к любви. Я знала, что проституток покупают за деньги, словно товар. И я была прекрасно знакома с последствиями, к которым такая жизнь приводит. Мужчина может многое обещать, женщина может поверить, а через девять месяцев оказаться с ребенком, у которого нет отца.

Я не желала себе такой жизни. Я мечтала о другом: о семье, доме, муже и детях. Я настолько сконцентрировалась на этой картине будущего, что не принимала от окружавших меня подростков никаких предложений, связанных с сексом, алкоголем, наркотиками и преступлениями. «Не торопись, – говорила я себе, – имей терпение, и твое время придет».

Вспоминая те времена, я и сама поражаюсь тому, насколько сильной и целеустремленной я тогда была. Я думала о далеком будущем и не шла на компромисс. Я даже не представляю, откуда подросток, которым я тогда была, смог так мудро видеть и понимать жизнь. Я была совершенно уверена, что моя жизнь будет счастливой и у меня будут семья, дети и внуки. Я хотела, чтобы из меня в этой жизни что-нибудь получилось – не только ради самой себя, но и ради моих детей, потому что я не желала, чтобы они страдали так, как довелось мне. Наверное, я подсознательно поняла, как наш выбор влияет на то, что мы имеем в этой жизни.

Я многому научилась в джунглях. Я умела защищаться, могла постоять за себя, была в состоянии найти себе пропитание, знала, как избежать опасности. Я умела обходить стороной все, что было способно меня убить. Жизнь в борделе Анны-Кармен показала мне, какими подлыми могут быть мужчины. Я не хотела, чтобы жизнь заставила меня продавать своих детей. Я понимала, что проституция – это тупик.

В то первое утро в городе я проснулась и начала думать, что бы поесть. На земле лежало много упавших с деревьев плодов манго, и воздух от обилия фруктов казался сладким. Я обрадовалась, что могу набрать столько манго, сколько мне хочется. Никто на меня не кричал и не заставлял что-либо делать. Я чувствовала себя прекрасно.

Я утолила голод и решила посмотреть, что нового покажет мне город. Я вдыхала запахи выхлопных газов, готовящейся еды, раскаленного асфальта, слышала крики детей, разговоры прохожих, гудки автомобилей и музыку. Дети в парке Сан-Антонио были одеты в обноски и, судя по их поведению, показались мне мудрыми не по годам. В городе было столько всего нового, яркого и интересного!

Я решила исследовать окрестности. В этих новых «джунглях» все происходило быстро. Несмотря на то что я никого не знала, я уже не чувствовала себя одинокой. Дети в Лома де Боливар обходили меня стороной, не хотели играть и вообще иметь со мной каких-либо дел. Здесь, в парке, все было по-другому. Бесспорно, между беспризорниками существовала конкуренция и иерархия, но у нас был общий враг – взрослые наподобие Анны-Кармен. Внутреннее чувство подсказывало мне, что я стала частью большой команды.

Скоро я хорошо себя зарекомендовала. В джунглях я научилась прятаться. Я была сильной и быстрой. Сперва я, по примеру остальных детей, рылась в мусорных бачках в поисках еды, но через некоторое время освоила новый способ добывать пропитание – воровство. Сначала я воровала еду, чтобы не умереть с голоду, но потом стала заниматься этим еще и из спортивного азарта. Я очень гордилась тем, что большинство детей питается объедками, в то время как я в состоянии украсть еду из магазинов и даже дорогих ресторанов.

Я была миниатюрной, и в воровском деле это очень помогало. Я могла забраться под стул на веранде ресторана и следить за поваром. Как только он выставлял готовое блюдо на стойку, чтобы официанты отнесли его клиентам, я выскакивала и хватала еду. Иногда официанты этого даже не замечали, а если и видели меня, то не всегда бросались вдогонку.

Если я воровала в магазине или в лавке, то старалась держаться за спиной покупателя, чтобы меня не видел продавец. Я хватала сосиски, хлеб или фрукты и стремительно убегала. Я умела быстро бегать (очень ценное качество, когда тебя преследует взрослый), а также проворно перелезать через ограды и забираться на деревья.

Самым опасным временем для беспризорника была ночь. Когда ты спишь, с тобой могут сделать все, что угодно. Однажды ночью, через несколько дней после того, как я пришла в Кукуту, я спала на скамейке в парке и проснулась от того, что меня тормошили за плечо и в глаза светил яркий свет. Надо мной склонились два полицейских.

Я испугалась, что меня снова отправят к Анне-Кармен. Может быть, эти полицейские специально меня искали, что вернуть в бордель?

– Отпустите! – закричала я. – Не трогайте меня!

Я извивалась как уж, пытаясь освободиться.

– Gamina, поспокойнее! – прикрикнул на меня один из полицейских (gamina – так называли в Колумбии беспризорников). – Не надо сопротивляться, ты никуда не денешься.

Я не успела окончательно проснуться, размахивала руками и била пустоту, словно во сне. Но я не сдавалась. Я была уверена, что нападение – это лучшая защита, и попыталась ударить одного из полицейских в глаз.

Однако полицейский ловко увернулся.

– Gamina, неплохой удар! – похвалил он и сказал: – Завязывай, понятно? Ты пройдешь с нами.

Меня посадили в автомобиль с мигалкой, отвезли в отделение и провели в комнату, где за высоким столом сидел суровый откормленный полицейский. В руке у него была ручка, которой он периодически на меня показывал.

– Как тебя зовут? – строго спросил он. Мне не хотелось называть ему имя, которое мне дали в борделе, потому что эту часть своей биографии я оставила в прошлом. Мне не нужно было, чтобы меня снова отправили к Анне-Кармен.

– Эээ… – промямлила я. – Если честно, у меня нет имени.

– Да ладно! Конечно, у тебя есть имя, – ответил мужчина. – У всех есть имя. Вот Риккардо, а вот это Мануэль. Как тебя называют сверстники на улице?

Я задумалась. Беспризорники уже дали мне кличку, но мне неохота было открывать ее полицейскому.

– Ты понимаешь, о чем тебя спрашивают? – настаивал полицейский. – Как тебя называют другие беспризорники?

Я решила, что моя новая кличка не имеет никакого отношения к Анне-Кармен и я могу ее назвать.

– Пони Мальта, – наконец сказала я.

– Что? Ты пить хочешь? – переспросил полицейский.

– Нет, – я покачала головой. – Именно так меня все зовут. Пони Мальта. Честное слово.

– Правда? Как напиток? – Полицейский поднял глаза к небу. – Ладно, хоть как-то я же тебя должен записать.

Pony Malta – это солодовый сладкий напиток, который продавали в небольших узких бутылках из темного стекла. Кто-то заметил между нами некоторое сходство. Я тоже была маленькой, темной и худой. И все беспризорники стали называть меня Пони Мальта. Это было еще одно имя, которое я не выбирала, а мне дали другие. Но я решила, что для полицейского оно вполне сойдет.

Видимо, полицейский получил всю необходимую информацию, и меня отвели в другую комнату. Там не было окон, и в центре стоял стол. Один из полицейских жестом пригласил меня сесть напротив него. Второй пристроился на стуле в углу стола.

– Кто твои родители? – спросил сидящий напротив меня полицейский.

Я подумала, стоит ли мне сказать им, что я совсем недавно пришла в город. Потом я вспомнила об Анне-Кармен и решила, что это вызовет вопрос, откуда я пришла.

– Эй, говори свое имя и фамилию! – настаивал полицейский.

Я продолжала молчать. Мужчина напротив меня посмотрел на своего коллегу и покачал головой.

– Какая-то нам досталась тугодумная особа, Риккардо, – пожаловался он и снова уперся в меня взглядом. – Откуда ты? Ты где родилась?

Я продолжала молчать, потому что не могла ответить и на этот вопрос.

– Девочка, ты вообще говорить умеешь? – спросил он меня, начиная терять терпение. – В чем дело? Почему ты не можешь ответить на простейшие вопросы? Послушай, у нас могут появиться насчет тебя самые плохие подозрения, понимаешь? Если ты не будешь отвечать, тебе обеспечены большие неприятности.

Я испугалась. Я еще не очень хорошо говорила по-испански. Мне надо было им что-то сказать. Но с чего начать?

– Даю тебе последний шанс, – предупредил меня полицейский. Его лицо покраснело, и на лбу выступили капельки пота. В комнате было душно и жарко, и я понимала, что своим необъяснимым упорством порчу им настроение. В доме Анны-Кармен меня бы за такое непременно наказали.

– Кто твои родители? – закричал полицейский, окончательно потеряв терпение.

– Ооо… о… обезь… – начала было я, но остановилась. У меня началась дрожь. – Мои родители обезьяны. У меня здесь нет дома. Я из джунглей. Я жила на деревьях… – попыталась объяснить я.

– Что?! – крикнул полицейский. Он немного помолчал и сокрушено вздохнул. А потом рассмеялся.

Я очень удивилась. Второй полицейский тоже засмеялся. Странно, что смешного я им сказала? Я перестала бояться и почувствовала себя обиженной. Я никому не говорила о своей обезьяньей семье, а когда наконец рассказала, меня подняли на смех.

Сидящий напротив меня полицейский перестал смеяться.

– Какая ж ты глупая, – сказал он более дружелюбным тоном. – Ты думаешь, что выросла с обезьянами? Ты что, спятила? – Он посмотрел на коллегу и произнес: – Кажется, у нас здесь отсталый или больной ребенок.

После этого случая я решила, что больше никогда никому не буду рассказывать об обезьянах. Я замолчала. Полицейские достали лист бумаги и нарисовали дом и человечков с ручками и ножками в виде палочек. Они стали объяснять, чего от меня хотят. Потом в комнату вошел еще один полицейский и тоже что-то рисовал на бумаге. Но я продолжала молчать. Я уже сказала правду, и мне больше нечего было добавить. Через некоторое время полицейские поняли, что у меня нет дома, в который я хотела бы вернуться.

– Заприте ее, – сказал третий полицейский. – У нее с головой не все в порядке. Просто подержите ее ночь в участке.

Так они и поступили.

Меня заперли в маленькую комнату. Хотя мне было обидно, что мне никто не поверил, я быстро уснула. Мне здесь было гораздо спокойнее, чем ночью в парке. На следующее утро я решила, что, в принципе, не против задержаться здесь. Я слышала, какие ужасы творятся в колумбийских тюрьмах, но со мной пока не произошло ничего плохого. «В тюрьме, наверное, не так уж и плохо, – подумала я. – Кормят, есть кровать и крыша над головой. О чем еще можно мечтать?»

Но у полиции были другие планы. На следующее утро за мной пришли двое других полицейских и вывели из здания. Они не сказали мне, куда меня ведут.

Мы вошли в небольшой ресторан, и полицейские заказали мне обед. Возможно, они решили, что я плохо питаюсь. Я была худой, но чувствовала себя прекрасно и была полна сил. Официантка принесла мне тарелку. Еды было много, и она выглядела аппетитно. В заведении Анны-Кармен такое подавали только самым дорогим клиентам. Это был густой суп на молоке с луком. На отдельном блюдечке лежало жареное яйцо с тостами.

Официантка улыбнулась и предложила мне попробовать. Я была очень голодна и начала запихивать в себя еду обеими руками. Мои манеры и поведение за столом рассмешили полицейских.

– Елки-палки! – сказал один из них. – Кажется, что она наполовину дикое животное!

Они заказали еще еды, и нам принесли яичницу и кукурузные лепешки. Я ела и думала о том, что такой славный обед я запомню надолго. Я съела столько, что уже не могла больше. После этого полицейские заказали еду для себя. Когда они закончили, я вопросительно посмотрела на них. Куда они теперь меня отведут? Неужели назад в участок? Оба полицейских улыбнулись.

– Давай, беги по своим делам, – сказал с улыбкой один из них, – и не нарывайся на неприятности.

Я встала и побежала. В полном желудке приятной тяжестью подпрыгивала еда. Парк, в котором я жила, находился относительно недалеко. Когда я до него дошла, то обернулась и увидела, что полицейские медленно следовали за мной на машине. Может быть, они думали, что я приведу их к себе домой. Может быть, им было просто любопытно. Или они хотели удостовериться, что я без происшествий доберусь до места.

Я вспоминаю этот эпизод и удивляюсь. Зря я их тогда не поблагодарила. Беспризорников многие полицейские в Колумбии не считали за людей и относились к ним с презрением. Да и сейчас отношение полиции к этим детям остается грубым и подозрительным. Их арестовывают, бьют и не кормят в камерах. Я понятия не имею, почему те двое были так добры. Своим поведением они показали мне, что далеко не все люди плохие.

Кто знает, может быть, ангелы на земле все-таки существуют.