Через несколько дней, утром, Мелори и Серена предприняли свою первую совместную прогулку по огромному парку. Это был один из тех теплых февральских дней, когда весна уже совсем рядом, а зима почти отступила. Серена искала первоцветы в потаенных местах, Белинда проявляла повышенный интерес к кроличьим норам, и Мелори постоянно приходилось вытаскивать таксу из-под земли, когда плечики собаки застревали в узких ямах.

Серена, жизнерадостная, как само утро, весело бежала впереди. А Мелори вспоминала неприятный разговор, который у нее состоялся с Дарси, бельгийской няней девочки, по поводу этой прогулки. Дарси имела четкие представления о своих обязанностях и придерживалась мнения, что зимнее утро является угрозой для впечатлительного и хрупкого ребенка девяти лет, а физические упражнения на воздухе, если они, конечно, не проводились в ее, Дарси, присутствии, считала великим мировым злом.

Дарси была угрюмой, строгой и раздражительной особой. Она ратовала за жесткую дисциплину, а внедренный ею распорядок дня сильно отличался от того, что Мелори считала единственно возможными для Серены, пока не посещавшей школу. Дарси не доверяла свежему воздуху, испытывала слабость к посиделкам с кухаркой, гадавшей на кофейной гуще, и полагала, что для ребенка это тоже прекрасное времяпрепровождение. Серене, впрочем, нравилось все таинственное, и она охотно слушала откровения миссис Алардус. При всей своей «развитости не по годам» Серена оказалась вполне обычной девочкой девяти лет, и если и были какие-то странности в ее натуре, они не мешали ей бегать, прыгать, перелезать через заборы, не задумываясь о своей плиссированной юбке и обуви ручной работы.

Одежду для девочки шили на заказ в Лондоне или покупали в Париже. Гардероб ее изумил Мелори, когда она увидела его в первый раз. У Серены был целый ворох дорогих нарядов, как у кинозвезды, и девочке явно доставляло огромное удовольствие обладать несметным количеством чересчур пышных для ее возраста платьев. А возможно, Мелори, воспитанная на принципе «поносила сама, отдай младшей сестре», просто не смогла убедить себя, что такого великолепия заслуживает любая маленькая принцесса. И еще ее удивляло, насколько важную роль в жизни Серены играет «горячо любимый дядя Райф».

Вскоре они повернули к дому. Серена по-прежнему бежала немного впереди и под каждым кустом искала дикие первоцветы. Мелори внезапно увидела мужчину, неподвижно сидевшего на черной лошади и наблюдавшего за ними из-под полей мягкой фетровой шляпы, надвинутой на глаза.

Несмотря на эту шляпу, Мелори мгновенно узнала человека, который несколько дней назад, ночью, в один миг перевернул ее жизнь.

Старые деревья в этой части парка, словно колонны готического собора, стремились ввысь, к бледно-голубому зимнему небу. Гладкие, как полированный гранит, стволы буков не могли защитить соглядатая, желавшего по какой-то причине остаться невидимым. Однако в случае с Райфом Бенедиктом, владельцем всего этого прекрасного строевого леса и множества сотен акров плодородной земли вокруг, это мало что значило. Он здесь хозяин, и было совершенно не важно, видят его или нет.

От лошади валил пар — очевидно, наездник не давал ей спуску. Нервный темперамент животного выдавали расширенные ноздри и то, как оно беспокойно вращало глазами. Мелори застыла на месте, увидев всадника, а Серена издала радостный крик и бросилась к нему:

— Дядя Райф! О, дядя Райф, это твоя новая лошадь?

— Держись подальше, принцесса. Моя новая лошадь, как ты выразилась, сегодня не в духе.

— Иди сюда, Серена, — позвала Мелори, и девочка неохотно вернулась к ней.

— Вам лучше продолжить свои занятия, — сказал Райф Бенедикт, внимательно глядя на Мелори.

Белокурые локоны, выбившиеся из-под голубой шляпки, голубая ветровка, застегнутая на «молнию» до гладкой стройной шейки, здоровый цвет кожи и искрящиеся после прогулки серые глаза… И все же она была удивительно похожа на ту призрачную женщину, которая внезапно появилась на галерее в ночь его приезда… Он и виду не подал, что узнал ее.

— Послушание — вот добродетель, которая может и должна прививаться юным особам, а для Серены это важно вдвойне, поскольку у нее есть склонность пренебрегать авторитетами.

Мелори на эту заковыристую тираду ничего не ответила, и мужчина холодно произнес:

— Мисс Гувер, полагаю? Я Бенедикт. Райф Бенедикт.

Девушка слегка склонила голову:

— Доброе утро, мистер Бенедикт.

Она вдруг подумала, что руки, небрежно на первый взгляд покоящиеся на шее лошади, крепки, как сталь, и что это они и еще железная воля их обладателя удерживают норовистого скакуна в неподвижной позе. Еще Мелори заметила, что глаза Райфа Бенедикта не так черны, как у брата, и не так пугающе бездонны, как она вообразила той ночью. Их цвет напомнил ей выдержанное шерри, стоящее в тени. Тень падала от черных длинных ресниц, необычайно густых для мужчины, и странные золотистые искорки, которые она то ли видела, то ли намечтала тогда себе, оказались при дневном свете зеленоватыми крапинками. Губы у мистера Бенедикта-старшего были тонкими и плотно сжатыми, готовыми насмешливо изогнуться в любой момент. Выражение лица казалось слегка надменным, в голосе, низком и спокойном, однако, не слышалось враждебности.

Мелори должна была признать, что он прекрасно держится в седле. Бледно-желтый свитер с воротником-поло, дорогой твидовый пиджак, бриджи и жокейские сапоги выглядели безупречно.

Лошадь под ним, как отметила девушка, была благородных кровей: вороной арабский рысак со змеиным изгибом шеи, шелковистой гривой и длинным развевающимся хвостом. Мелори внимательно рассматривала животное.

— Должен посоветовать вам тоже не подходить ближе, — довольно резко произнес Райф Бенедикт. — У Саладина буйный нрав.

— Саладин? Очень подходящее имя!

— Имя Мефистофель подошло бы гораздо больше!

Мелори неожиданно сделала несколько шагов вперед и едва уловимым движением руки приласкала бархатистую морду непредсказуемой злюки. Мгновенно дрожь пробежала по телу скакуна, быстро мелькнули белые зубы, и конь вновь неподвижно застыл. Мелори заговорила с ним тихим, ласковым, певучим тоном:

— Ты красавец! Просто загляденье!

Подняв глаза, она встретила сверкающий взгляд седока и на мгновение струсила. Там, где раньше искрились зеленоватые крапинки на янтарно-коричневой радужной оболочке, теперь полыхали свирепые языки пламени.

— Извините, — пробормотала Мелори, — но я привыкла к лошадям!

— К пони, я полагаю! — процедил он сквозь зубы. — Вы что, рехнулись? Неужели не понимаете, чем для вас могла обернуться такая вольность? Даже я не знаю возможностей этого зверя! Вы могли получить удар копытом! Отойдите назад и держите малышку подальше от лошади. Кстати, начинается дождь…

— Да, — сказала Мелори с обманчивой кротостью и вернулась на место.

— И зайдите ко мне в библиотеку в четверть третьего, — крикнул он ей вслед. — Я хочу поговорить с вами. Мне нужно успеть на трехчасовой поезд, так что не опаздывайте!

Мелори не ответила. Наклонившись, она вытащила Белинду из очередной кроличьей норы и обернулась к Серене, которая стояла, недовольно надув губки.

— Идем, милая. Нам придется бежать, а то ты промокнешь, и Дарси рассердится.

— К черту Дарси! — раздраженно воскликнула девочка и, приложив руки рупором ко рту, крикнула, стараясь, чтобы ее услышал быстро удалявшийся от них всадник: — Дядя Райф! Можно мне покататься на Шамроке, пока тебя не будет?

— Нет, нельзя! — донесся в ответ голос, резкий, как удар плетью. — Ты не будешь ездить верхом, пока я не вернусь!

— Фу, какой он сегодня противный, — сообщила Серена гувернантке, выпятив нижнюю губу, и вновь взглянула вслед вороному жеребцу и наезднику, уносившимся прочь от них по пустой дороге. — Наверно, все потому, что вы прикоснулись к его лошади.

— Послушание — вот главная добродетель, — напомнила ей Мелори, поборов искушение передразнить напыщенного властелина «Морвен-Грейндж». — А я ослушалась приказа, взяв пример с тебя, так что, думаю, он имел полное право разозлиться. Бежим!

Точно в четверть третьего она постучала в дверь библиотеки, и ей мгновенно было предложено войти. Хозяин сидел за большим столом и поспешно очищал его от накопившихся писем, счетов, рекламных проспектов и тому подобных вещей, просто смахивая бумаги в разные ящики и затем запирая их на ключ. Он успел переодеться в темный костюм. Воротник и манжеты белоснежной рубашки были безупречны, узел галстука — выше всяких похвал.

— А, мисс Гувер! — произнес Райф Бенедикт, поднимая глаза. — Значит, вы пунктуальны.

— Вы сказали — в четверть третьего, — спокойно заметила Мелори, — и сейчас точно 14.15.

— Действительно.

Райф сверился с часами, и, когда вновь взглянул на нее, она могла поклясться, что в странных карих глазах мелькнул проблеск иронии.

— Времени у меня немного, но вполне достаточно, чтобы я сказал вам то, что хотел сказать. Поэтому начну без отлагательств.

Он встал, сунул руки в карманы прекрасно отутюженных брюк и начал расхаживать по комнате. Движения его были грациозными, как у пантеры. Краем глаза Мелори заметила портрет, висевший над камином, — тот самый, о котором упоминала Серена несколько дней назад. Да, в чертах человека на портрете и Райфа прослеживалось несомненное фамильное сходство. Оба отличались хищным соколиным взглядом, надменным поворотом головы и угрожающей решимостью завладеть в этом мире всем, что им приглянется.

— Как давно вы работаете гувернанткой, мисс Гувер? — внезапно спросил Райф.

— Если честно, три дня, — ответила Мелори.

— Невеликий опыт, — заметил он.

— Да, — спокойно согласилась она.

Мистер Бенедикт окинул ее взглядом с головы до ног. В этом пристальном взгляде было что-то беспощадное. Под ним каждый почувствовал бы себя неловко, но Мелори почему-то ничуть не взволновалась. Его надменность вызвала у нее лишь возмущение, не испугав и не вогнав в краску.

— Значит, это ваша первая работа! — В голосе его появились насмешливые нотки. — В качестве гувернантки, по крайней мере. А чем вы занимались раньше? Или вы вообще ничего не делали? Возможно, увлекались лошадьми?

Теперь уже Мелори слегка покраснела, серые глаза мгновенно спрятались под длинными ресницами.

— Полагаю, я обязана извиниться за свой поступок, — наконец напряженно произнесла она. — Но в тот момент я не осознавала, что делаю нечто недозволенное. Понимаете, я с детства привыкла к лошадям. В нашей семье животные всегда занимали особое место. И мы, не задумываясь, подходили к самым норовистым из них. Меня никогда не кусали, не били копытом и не калечили. Мой дедушка застрелил тигра, а отец мог приручить любого дикого зверя…

— Очень интересно, — сухо заметил Райф.

— Но ваш Саладин какой-то странный…

— Я мало знаю о Саладине, чтобы сказать вам точно, то ли он действительно какой-то странный, то ли бесом одержим, то ли просто нервный. Я купил его всего неделю назад и пока не сумел обнаружить в нем ни одного достоинства, кроме экстерьера, что вполне очевидно. Однако, — Райф вновь бросил взгляд на часы, — я просил вас прийти сюда не для того, чтобы обсуждать Саладина, и, как я уже сказал, у меня мало времени. — Он продолжал расхаживать по комнате, все больше и больше напоминая девушке беспокойного хищника в клетке. — Я не хочу знать, чем вы занимались до того, как прибыли сюда. Мне показалось, что вы можете быть полезны Серене, и я не думаю, что вы не способны причинить ей вред.

«Он просто невыносим!» — подумала Мелори.

— Вы юны, а это то, что ей нужно. Девочка нуждается в наставнице или, скорее, в старшей подруге, которая смогла бы ее развлечь, наставить при этом на путь истинный и держать в определенной строгости. Она не по годам развита…

— Вы собираетесь отправить ее в школу? — спросила Мелори.

— Собирался… Но решил повременить. Я не одобряю родителей, которые выпроваживают маленьких детей в пансион, когда в доме есть все условия для их воспитания и обучения. Я сам пострадал от этого, как большинство мальчиков, а девочкам вдали от отчего дома еще тяжелее. С девочками нужно обращаться менее жестоко.

— Но девочку гораздо легче испортить, — пробормотала Мелори, изумленная его сентиментальностью. — И есть очень хорошие пансионы для девочек. Я сама закончила такой.

— И много слез вы там пролили? — иронично осведомился Райф.

— Ни слезинки. Это были самые счастливые дни в моей жизни.

— Милая моя, вы только начинаете жить и ничего еще не знаете о счастье… пока не знаете! — Он схватил со спинки кресла пальто и взял кейс. — Миссис Карпентер сказала мне, что вы уже успели познакомиться с моим братом, отцом Серены, это так? — Голос его внезапно стал ласковым, и в нем появились серьезные нотки. — Думаю, мне лучше самому объяснить вам, что Адриан несколько лет назад стал жертвой несчастного случая, лишившего его не только жены, но и здоровья, даже теперь он не вполне… восстановился. Кроме этого дома, его окружения и пианино, у Адриана в жизни нет никаких привязанностей, даже Серена мало что для него значит. Я буду рад, мисс Гувер, вернее, безмерно благодарен вам, если Адриан, продемонстрировав внезапно расположение поговорить с вами, например на тему его музыки, не наткнется на пренебрежительный отказ. Он не часто выказывает интерес к кому-то, но экономка, кажется, считает, что вы произвели на него впечатление.

— В самом деле? — вырвалось у Мелори.

— Это вас удивляет? — Райф насмешливо прищурился и направился к двери. — Неужели современные молодые женщины так себя недооценивают? Мне пора. Я уже говорил вам, что должен успеть на поезд… — Он резко остановился рядом с Мелори, и на этот раз его глаза смотрели на нее серьезно и проницательно. — Но прежде чем я уйду, хочу удостовериться, что вы не позволите моей племяннице оседлать Саладина или даже Шамрока, пока я буду отсутствовать. Вы должны в полной мере осознавать свою ответственность за нее.

— Право, мистер Бенедикт! — возмутилась Мелори. — Я вовсе не безответственна!

— Ну, возможно, и нет…

Раздался стук в дверь, и в комнату заглянула миссис Карпентер:

— Машина ждет, мистер Райф, вы, того и гляди, опоздаете на поезд.

— Иду, Карпи, — ответил он, вновь посмотрел на Мелори: — Значит, договорились! — И поспешил к выходу.

Вскоре Мелори услышала, как под окном хлопнула дверца большой серой машины, которая привезла ее со станции. Девушка вышла в холл и остановилась рядом с миссис Карпентер; та задумчиво смотрела в открытую дверь вслед отъезжавшему автомобилю.

— Полагаю, это потому, что в последнее время я совсем не выбираюсь в город, — со вздохом пробормотала экономка себе под нос. — Живя в сельской местности, я привыкла к покою и к тишине, и, когда у нас гости, мне кажется, что мой мир перестает существовать. От них столько суеты и беспорядка! И мы обязаны со всем этим мириться неделями напролет…

Мелори взглянула на нее, ожидая объяснений.

— Вы хотите сказать, что мистер Бенедикт привезет с собой друзей, когда вернется?

— Да. Мисс Соню Мартингейл, балерину, и ее приятелей. Мисс Мартингейл недавно переболела гриппом, да еще повредила лодыжку на репетиции, и ей предписан отдых. Мистер Райф захватит ее по дороге домой. Мне приказано подготовить Желтые гостевые апартаменты, которые только недавно были отделаны и очень дорого обставлены… специально для нее.

Смысл этих последних слов не ускользнул от внимания Мелори.

— Значит, мисс Мартингейл — особенный друг мистера Бенедикта?

— До недавнего времени я ничего подобного и не подозревала, но все начинает выглядеть именно так!