Мелори поднялась по лестнице и прошла по уже знакомому коридору к классной комнате, где обнаружила Серену, сидевшую на подоконнике. Дарси настояла, чтобы девочка отдохнула полчасика после ленча, но Мелори решила, что это излишняя поблажка, которую следует побыстрее искоренить. Она вовсе не стремилась так скоро после своего прибытия сцепиться с Дарси, однако понимала, что рано или поздно им придется обсудить некоторые принципиальные моменты, и то, что девятилетней девочке приказывают удалиться к себе и бездельничать целых полчаса после ленча, было одним из них.

Мелори нашла в классной комнате всего несколько изданий: «Ветер в ивах», «Книга чепухи» Эдварда Лира и «Алиса в Зазеркалье» стояли на каминной полке рядом с замусоленными книжками для самых маленьких.

— Придется обсудить этот вопрос с твоим дядей, когда он вернется, и попросить его купить для тебя новые книги, — сказала Мелори своей ученице, стоя перед полкой.

Серена без особого интереса посмотрела на нее:

— В библиотеке огромное множество книг. И дядя Райф разрешает мне брать все, что я захочу. Но все они ужасно старые и пыльные, за исключением нескольких моих любимых.

— Каких же? — с любопытством спросила Мелори.

— Одна называется «Восточная луна», а вторая… — Она назвала великолепный викторианский роман, который был популярен в свои дни.

— Серена, ты хочешь сказать, что никто и никогда не следил за кругом твоего чтения и что тебе было позволено брать подобные книги из библиотеки? И приносить их сюда?

— Ну конечно! — ответила Серена, ее чудесные глаза недоуменно округлились. — Обычно я читаю книги в постели и храню под подушкой, чтобы они были под рукой.

— И Дарси ничего тебе не говорит?

Девочка пожала плечами:

— С чего бы это?

Мелори вздохнула. Нужно будет еще покончить с этим ранним укладыванием в постель. Если ребенка, который весь день сидит дома и не получает никакой физической нагрузки, отправить спать в шесть часов вечера, он, несомненно, пролежит без сна до полуночи. Пожалуй, битва с Дарси начнется гораздо раньше, чем хотелось бы…

— Ну, теперь, — сказала она, — поскольку день сегодня дождливый и у тебя нет учебников, мы до чая поиграем в лудо. Потом, если будешь хорошо себя вести, почитаем стихи Эдварда Лира. А завтра я проверю, что ты знаешь по таким простым предметам, как история, география и арифметика.

Серена спрыгнула с подоконника и достала игральную доску.

— Я могу рассказать вам, сколько жен было у Генриха Восьмого, но в арифметике я не сильна, — призналась она честно. — А если мы собираемся почитать Лира, давайте начнем с «Йонги-Бонги-Боя». — И продекламировала:

— Я же сказала — после чая, — напомнила наставница, не спеша выставляя на игральной доске фигурки человечков.

После ужина тем вечером Мелори почувствовала странное беспокойство. Серену уже уложили в постель, и не с кем было поговорить. Конечно, она могла бы спуститься вниз и пообщаться с миссис Карпентер, но это выглядело бы так, будто ей нечем занять себя в своей собственной гостиной, да и миссис Карпентер не относилась к тем женщинам, которым нравится болтать…

В гостиной было тепло и уютно. Снаружи по окнам хлестал дождь, огромные деревья метались в безумной пляске, подстрекаемые стихией. Но в четырех стенах маленькой комнаты с мерцающим электрическим камином царили мир и покой. На столике рядом с креслом Роза поставила чашку кофе, здесь же лежали журналы, которые Мелори еще не успела пролистать. И нужно написать письмо домой маме… Вот с него-то девушка и решила начать. Потом, откинувшись на спинку кресла, она немного посидела, прислушиваясь, и, как только ветер затих, различила аккорды — кто-то опять играл на пианино. И конечно, этот «кто-то» был Адриан, поскольку его дочь и брат говорили ей, что музыка — единственная привязанность в его жизни. Он вновь импровизировал, и через несколько минут Мелори, завороженная мелодией, то нежной, то восторженной, покинула уютное кресло и, на цыпочках прокравшись к двери, приоткрыла ее, чтобы лучше слышать. Затем, как будто подчиняясь волшебной музыке, она тихо пошла по коридору. В поздний час в этом крыле дома никого не было, а толстый ковер скрадывал звук шагов. Время от времени мягкий свет ламп освещал худенькую фигурку в черном платье с белым воротничком и манжетами, которое Мелори носила как отличительный знак своего положения в доме. Любой, встретив ее, безошибочно определил бы, что она относится к категории служащих, несмотря на пушистые белокурые локоны, серые глаза, широко открытые и блестящие, изящную фигурку и прямой бесстрашный взгляд.

Аккорды стали громче, и Мелори вдруг обнаружила, что стоит прямо у двери комнаты, за которой ночной пианист пытается скоротать длинный одинокий вечер. Музыка слишком далеко завела ее, и девушка решила, что пора ретироваться: кто-нибудь, наткнувшись на неё здесь, может подумать, что она слишком странно себя ведет. Зазвучал «Ноктюрн» Шопена, и Мелори с большой неохотой повернула назад.

Но не успела она сделать и пяти шагов, как музыка внезапно оборвалась и дверь за спиной девушки резко распахнулась.

— Кто здесь? — крикнул в темный туннель коридора Адриан Бенедикт.

Мелори обернулась:

— Прошу прощения… Я надеялась, что не побеспокою вас…

— Я слышал ваши шаги за дверью. — Его черные глаза странно и напряженно поблескивали. — Вы мисс Гувер, не так ли?

Мелори молчала, размышляя, что еще сказать в свое оправдание. Она чувствовала себя ребенком, которого застали на месте «преступления».

— Надеюсь, моя игра вас не беспокоит? — спросил Адриан. — Вы слышите ее у себя в комнате?

— Поэтому я и пришла — хотела посмотреть, откуда доносится музыка, — призналась Мелори. — Вы играли восхитительно!

— Вы так считаете? — Кажется, Адриан был польщен. — Это единственное, что я умею.

— И та вариация на тему «Зеленых рукавов» мне тоже очень понравилась, — искренне сказала Мелори.

Он поклонился:

— Спасибо.

— Вы, должно быть, очень любите музыку.

— В моей жизни не осталось ничего больше, что я мог бы любить, — тихо проговорил Адриан. — Может, войдете и позволите мне немного поиграть для вас, если вам так нравится слушать, если вам… одиноко… Ведь вам здесь одиноко, когда Серена ложится спать?

Мелори поколебалась. Но, в конце концов, хозяин дома приказал ей не пренебрегать Адрианом… А еще эта робкая мольба в потерянном взгляде черных глаз, страх, что ему откажут…

— Спасибо за приглашение, я с удовольствием послушаю, — улыбнулась девушка. — Я и сама очень люблю музыку.

— Я уже об этом догадался, — спокойно заметил Адриан. — Прошу, мадемуазель!

Мелори оказалась в удивительно красивой комнате. Зеленый, упругий, как мох, ковер, бархатные портьеры на высоких окнах, изумрудного цвета обои… В углу, на самом видном месте, красовалось пианино, такое прекрасное, что у Мелори захватило дух при первом же взгляде на него. Торшер заливал комнату мягким золотисто-зеленым светом, отражавшимся на полировке музыкального инструмента и маленького резного столика, на котором искрились графин и бокалы и лежал красивый серебряный портсигар. Уютное кресло было пододвинуто к камину.

Адриан Бенедикт указал гостье на кресло, и Мелори утонула в его вместительной глубине. Когда хозяин предложил ей выпить, она лишь покачала головой.

— Нет? — удивился он.

Девушка улыбнулась и объяснила свой отказ. Она воспитывалась в доме священника, где вечно не хватало денег. Лишь отец время от времени позволял себе стаканчик дешевого шерри после особенно трудного и утомительного дня. Но такое потворство своим желаниям конечно же не позволялось его детям.

Адриан, стоя перед камином, пристально рассматривал девушку, и Мелори начала испытывать смущение, хотя взгляд его ни в малейшей степени не был оскорбительным — казалось, он просто оценивает черты ее лица, одну за другой.

— Простите, что я это говорю, — наконец произнес он, — но вы выглядите слишком юной для гувернантки.

Вот, значит, что! Мелори улыбнулась:

— Мне двадцать два. Почти двадцать три!

— Почти двадцать три!

Этим вечером в его лице не было никакой рассеянности или отсутствующего выражения, но взгляд с трудом поддавался пониманию. Мелори различила в этом взгляде тоску. Да и во всей его хрупкой фигуре было что-то тоскливое. Адриан казался по-юношески стройным в отлично скроенном вечернем костюме. Плечи его немного сутулились, и Мелори заметила, что он слегка приволакивает правую ногу — видимо, следствие той трагедии…

— Я прекрасно помню, что чувствовал в свои двадцать три года. Тогда мне казалось, что в мире нет ничего такого, чего бы я не смог достичь, да и сам мир был в моих руках! — Он вздохнул. — Какие чудесные мечты бывают у нас в юности, мисс Гувер! Но проходит десять лет, и большинство из них рассыпается в прах!

«Десять лет… — подумала Мелори. — Значит, сейчас ему должно быть тридцать три, а его брат, вероятно, года на два постарше».

— Такова жизнь, — тихо проговорила она. — Мы становимся не теми, кем хотели стать, делаем не то, чего желали… Зачастую обстоятельства не дают раскрыться нашим способностям.

— Да, и это значит, что все мы испытываем разочарование и крушение надежд.

— О, я бы так не сказала. Обстоятельства можно победить, если очень постараться.

— Вы говорите так, будто вы гораздо старше меня, — заметил Адриан, глядя на девушку в удивлении.

Она покачала головой и рассмеялась:

— Я же дочь священника! И многое переняла от отца. А ваша Серена, она ведь тоже наверняка многому у вас научилась. Что за прекрасный ребенок! Вы, должно быть, очень гордитесь ею.

— Горжусь? — Голос Адриана был холоден, и в нем не слышалось никакого энтузиазма. — По общему мнению, она слишком смышленая и независимая для своих лет.

— Может, и так, но в этом нет ничего страшного. Серена такая милая! Повзрослев, она станет удивительной красавицей, и вам придется спасать ее от натиска многочисленных поклонников!

— Вы так думаете? — равнодушно произнес Адриан. — Она типичная Бенедикт. Все Бенедикты были смуглыми, как цыгане, вы и сами, вероятно, успели это заметить по старым портретам, да и по мне самому, и в особенности по моему брату. Райф — достойный потомок доблестного и галантного джентльмена-пирата, чуть не потерявшего голову во времена царствования Елизаветы. Может, вы еще не успели полюбоваться его портретом, но, когда вы его увидите, несомненно, обнаружите сходство. И поверьте мне, они с Райфом похожи не только внешне. Райф во всем истинный Бенедикт, каким и должен быть, и каким я никогда не надеялся стать! — с горечью закончил Адриан.

Мелори удивленно взглянула на него. Он пригласил ее послушать музыку, но оказалось, что ему нужен был слушатель рассказов о его брате.

— Я уже видела этот портрет. Он висит над камином в библиотеке.

— И вы заметили чрезвычайное сходство?

— Да, заметила, — призналась Мелори. — Поразительное сходство!

— Когда-нибудь кто-нибудь расскажет вам историю жизни этого джентльмена. — Адриан начал расхаживать по комнате, подволакивая увечную ногу; звуки шагов заглушал толстый ковер. — Райф — личность неординарная. Если бы не он, никто из нас сегодня не жил бы здесь, в «Морвен-Грейндж». Это Райф сохранил для нас поместье! Для Серены, для меня и для себя самого… и для его наследников, если он когда-нибудь женится!

— В самом деле? — пробормотала Мелори, начиная испытывать все возрастающий интерес.

— Да. — Адриан простодушно взглянул на нее. — Видите ли, дела у нас шли так плохо, что мы вынуждены были заложить дом, и тогда Райф решился на рискованное предприятие. И сделал целое состояние из той последней малости, что у нас еще оставалась, инвестируя деньги то в одно, то в другое. Это принесло ему выгоду, а значит, и всем нам. Затем он начал изучать гостиничный бизнес, вскоре у него появилась пара отелей в Швейцарии и один на Ривьере, все три теперь приносят очень неплохой доход! Мы можем бездельничать, особняк наконец-то в полной безопасности, каждый брус в нем, каждый камень в полном порядке. А для Бенедиктов это многое значит, могу вас заверить… особенно для самого Райфа!

— Вы хотите сказать, что он любит «Морвен»?

— Он любит его больше всего на свете!

Мелори немного помолчала.

— Ваш брат, должно быть, очень хороший бизнесмен…

— Первоклассный!

— Дальновидный, проницательный и жесткий…

— Райф именно такой. Кроме того, он упрям и практичен. Некоторые думают, что он бесчувственный, даже жестокий… но это лишь те, кто его совсем не знает!

— Неужели? — пробормотала Мелори.

Адриан смотрел на нее, как будто в надежде, что она не относится к тем людям, которые разделяют столь сомнительное мнение о его брате, затем повернулся и побрел к пианино, опустился на табурет, и его пальцы, словно притянутые магнитом, побежали по клавишам.

— Всем, чем я владею сейчас: мое пианино, мои книги, эта комната, — я обязан Райфу, — сказал он, отдавая последнюю дань брату, прежде чем окончательно посвятить свое внимание музыке.

«А как же, — подумала Мелори, — Серена? Неужели он не считает дочь главной драгоценностью, подаренной ему судьбой?» Но через мгновение она позабыла обо всем, кроме его игры, и в течение получаса сидела неподвижно, слушая музыку. Выражение лица Адриана становилось все более спокойным и счастливым. Лист, Моцарт, Дебюсси… Полчаса бесконечного восторга и неподвластного времени волшебства наполнили душу девушки невыразимой радостью, за которой все же скрывалась тревожная уверенность, что она слишком долго задержалась здесь и ей давно уже пора вернуться в свою комнату. Мелори воспользовалась благоприятным моментом, когда руки Адриана на несколько секунд замерли над клавишами, встала и тихо направилась к двери. Затем оглянулась с благодарностью в глазах:

— Спасибо, это было прекрасно! Адриан ответил ей довольно рассеянно:

— В любое время, когда вам станет скучно и вы захотите немного развлечься, приходите сюда. Если пожелаете, я буду играть вам всю ночь напролет.

— Спасибо, — повторила Мелори и вышла из комнаты.

Она поспешила к себе, радуясь, что никто не видит ее сейчас, и размышляя о семье Бенедикт. Странная, совершенно необычная семья…