Уединенный Посольский зал располагался на третьем этаже приземистого здания, из которого вырастал купол святилища. Внутренние стены украшал геометрический узор из бело-зеленой мозаики, пол покрывала обычная терракотовая плитка, зато высокий сводчатый потолок из секвойи усеивала сотня тысяч крошечных куполов и маковок.

Ровные ряды песчаниковых колонн делали просторную палату похожей на лес. Роль внешней стены исполняла череда округлых бело-зеленых арок. В торце стоял высокий деревянный трон, в данный момент пустой. Резная ширма позади него отделяла зал от темной сердцевины купола, где покоился ковчег канонистки.

Дейдре оглянулась вокруг, вспоминая, как Тайфон копался в ее мыслях, проверяя на преданность Разобщению. Ей владело одно-единственное желание – возродить Боанн, уберечь ее от грядущего хаоса, и в глубине души Дейдре понимала: ради своей ненаглядной богини она переступит через кого угодно и через что угодно. Тайфон расценивал эту любовь как готовность обратить Боанн к Разобщению, и Дейдре позаботилась о том, чтобы демон эту любовь уловил. Именно этим рычагом воздействия он пользовался все годы власти над ней, полагая, что тем самым делает ее ревностной служительницей Разобщения.

Убедившись, что чувства Дейдре неизменны, демон отправил ее в Посольский зал, а сам пустился искать Скитальца.

И вот теперь она стояла в бело-зеленой подкове арки, глядя на ползущие с Багряных гор грозовые тучи. Солнце еще припекало, но Дейдре все равно холодела при мысли, что демону, пожалуй, и впрямь удалось ее обратить: ради Боанн она не остановится ни перед чем.

Дейдре тряхнула головой, прогоняя горькие думы, и заскользила взглядом по Лощеному кварталу, простершемуся от святилища до самого каньона. Здесь в роскошных виллах с цветущими садами, уединенными двориками и крытыми яркой медью башнями проживала авильская знать и богачи. Самые тонкие и высокие башни вдоль кромки каньона взирали свысока на лоскутное одеяло пшеничных, чечевичных и гороховых полей, укрывающее широкое ложе.

Отвесная восточная стена каньона служила городу дополнительной защитой от ликантропов, а с противоположной стороны ложились мягкими складками отлогие холмы, постепенно перетекая в бесконечную саванну. Устье каньона обрамляла рукотворная песчаниковая стена, оберегающая поля.

На другом конце каньона, к северу от святилища, возвышалась дамба канонистки Кейлы – массивная величественная преграда, высеченная из цельной песчаниковой глыбы. Казалось, она выросла там сама, без человеческого участия. Дейдре из своей арки видела сейчас только верхнюю треть этой каменной преграды, обманчиво плавно меняющей оттенки от светло-золотистого до бурого: вблизи взгляд различил бы мириады тонких прослоек, от пепельно-белых до кроваво-красных.

– Другого такого сооружения нет на всем континенте, – произнес негромкий голос.

Обернувшись, Дейдре увидела высокую женщину с глазами, прослоенными все теми же оттенками песчаника – золотистый, шоколадный, белый, темно-серый… Дейдре уже доводилось видеть эти слоистые очи, но они по-прежнему вызывали у нее оторопь. Нечеловеческие глаза, почти как у насекомого. Крупные черты лица полубогини – скульптурный нос и полные губы – казались величественными и прекрасными. Открытые участки шершавой кожи отливали багрянцем.

Дейдре сглотнула. Под властью демона Кейле приходилось несладко: иногда Тайфон оставлял ее стоять окаменевшей, словно статуя, по нескольку дней подряд.

– Миледи, – поклонилась Дейдре. – Какая честь…

Кейла кивнула. Ее свободное одеяние из лавандового шелка со снежно-белым капюшоном скорее подчеркивало, чем скрывало монументальную фигуру – широкие плечи над скрещенными руками и едва намеченную талию, раздававшуюся в крутые, полные бедра. Пока полубогиня не двигалась, шелковые складки свободно ниспадали к босым ногам, но стоило сделать шаг, и тонкая ткань льнула к мускулистым икрам и ляжкам.

– Тайфон распорядился узнать у вас про тихое увядание, – откашлявшись, сообщила Дейдре. – А еще мне хотелось бы обсудить, чем я могу быть полезна вам и городу.

Канонистка долго молчала, глядя мимо Дейдре на дамбу.

– В Западном Остроземье добывается только пористый песчаник, – проговорила она наконец. – Как ни странно, лишь единицы задаются закономерным вопросом: зачем возводить преграду для воды из пористого камня.

– Зачем же, миледи? – честно поискав и не найдя подтекст, поинтересовалась Дейдре.

Полубогиня будто не слышала.

– В моем городе проживает около сорока тысяч человек. Все жертвуют мне по капле силы, чтобы стены и дамба стояли незыблемо. Мне куда проще было бы с тридцатью пятью тысячами, меньше ртов кормить. Но сейчас сытые времена. Чума и мор обошли нас стороной – не без помощи иксонских снадобий. Сезон дождей наступает вот уже двадцать лет без перебоев. Нам не приходится отправлять юношей на войну и принимать обратно калеками или разносчиками срамных болезней. Два куинспортских банка открыли конторы в Кипарисовом квартале. Как тут остановить поток коробейников, бродячих певцов и жриц любви, не желающих жить впроголодь в Даре и Куинспорте? Благостную картину портят лишь засухи и ликантропы.

Дейдре в замешательстве сжала губы. К чему клонит канонистка?

– Так уже бывало прежде, – продолжала та. – За несколько десятилетий до Гражданской войны. Золотое время. Даже каники ели досыта. Жизнь бурлила и прибывала, как напирающая на дамбу вода. Иногда я задавалась вопросом, можно ли избежать войны. Когда Селеста привела из Кары свою армаду, завязался короткий воздушный бой. Кто-то называет его осадой, но на самом деле он не имел ничего общего с военными операциями на Востоке. И все равно смотреть было страшно: воздушные корабли таранят друг друга, пилоты кидаются с порванных змеев, боевые конструкты кружат, словно акулы, раздирая в клочья все, что движется.

Полубогиня посмотрела на Дейдре.

– Погибшие падали на город и в саванну. Внедренные Селестой смутьяны громили Пальмовый и Северовратный кварталы. Когда вспыхнули бои, ликантропы пробили бреши во внешних стенах и заполонили всю северо-восточную половину города. Но у нас еще оставалась возможность победить Селесту. Мы могли дать ей отпор. Мы изнурили бы и ее, и себя, но Авил остался бы свободным, однако я предпочла не лить кровь понапрасну. И только когда я сдалась на милость Селесты, поры во внешних стенах закрылись.

Дейдре напряглась. Она планировала расположить Кейлу к себе, объединиться с ней против Тайфона. Похоже, этого делать не стоит.

– Миледи, – начала она, – вы проводите параллель между пористым песчаником и своим городом, но боюсь… Боюсь, я не до конца понимаю вашу тонкую аналогию.

– Никаких тонкостей, только история, – покачала головой полубогиня. – В те времена я еще существовала в двух ипостасях – земной королевы по имени Миранда и свежеявленной небожительницы по имени Кейла. При установленном Селестой однобожии пришлось слить Миранду с Кейлой воедино. Теперь мы одно целое – причем Кейла, к нашему общему ужасу, преобладает над Мирандой. – Она окинула взглядом свою монументальную фигуру. – Моя темница. Иногда заточение необходимо.

Дейдре подавила желание закусить губу.

– Ваша жертва не будет забыта.

– Уже забыта, – скупо улыбнулась канонистка. – После Гражданской войны Авил был низведен до сырьевого придатка, вынужденного поставлять Селесте львиную долю продукции сада ветров. – Она помолчала. – Однако теперь к нам идут из Дара хорошо охраняемые караваны с зерном и шелком. Королевский флот построил Холодный Шлюз, чтобы вывозить нашу парусину, но теперь мы можем перегонять возы с сушеным лососем через Багряные горы и Северные ворота. Так что нынче у нас сытнее, чем при многобожии.

– Но жизнь не сводится к теплу и сытости, – осторожно возразила Дейдре. – Тайфон обещал, что мы, его авангард, откроем врата новой эры.

Кейла оглянулась на дамбу.

– Некоторые сравнивают мою дамбу с Ричардовой стеной на Лорнском нагорье. Нелестное сравнение. Ричардова стена всего лишь преграда, удерживающая древесных ликантропов в Камышовом лесу. То же самое, по сути, что наши городские стены. – Полубогиня поправила капюшон. – Тогда как моя дамба – это не просто преграда, а еще и оросительный механизм. Своей божественной силой я закрываю и открываю поры в песчанике, определяя, сколько воды достанется полям в ложе каньона. Дарское зерно и рыба из Холодного Шлюза, конечно, хорошее подспорье, но без этих полей нас ждет голод. И чтобы город жил, нужно что-то впускать и что-то выпускать. – Она резко обернулась к Дейдре. – Что ты знаешь о праязыке?

– Не очень много, – признала та. – Из него создано все живое, и из него же произошли остальные языки.

– А о фундаментальных основах жизни что тебе известно?

– Практически ничего.

Полубогиня кивнула.

– И я пребывала в таком же неведении, пока в наш Авил не нагрянул Тайфон. – Она двинулась к деревянному трону. – Жизнь можно дробить на отдельные частицы, но не до бесконечности. Чаще всего праязык действует лишь в пределах этих частиц, каждая из которых подобна городу. Полезные вещества нужно впускать, проникновению вредных препятствовать. – Она махнула рукой в сторону дамбы. – В случае Авила впускать нужно воду, а ликантропов держать подальше. Наш народ – пленник саванны. Без пористой дамбы, без проницаемых стен наша маленькая живая клетка – город – высохнет и погибнет. Причем преграды должны постоянно меняться. Когда наши земли объединились под эгидой монотеизма, мне пришлось преобразить стены.

Дейдре сглотнула. Кажется, она наконец поняла, к чему ведет канонистка.

– И теперь, когда явился Тайфон, вы перешли на сторону Разобщения?

Полубогиня поднялась на постамент к трону.

– Да, – подтвердила она, садясь. – Но я боюсь, что ты, как глава тайной охраны, склонна скорее к сокрушению стен.

– Миледи, я ни за что не поставлю Разобщение под удар.

– Дейдре, – перебила полубогиня, – возглавить Разобщение – задача Тайфона. – Она многозначительно помолчала. – Которому мы обе верны. – Еще одна пауза. – Но сейчас я говорю с тобой о городе, потому что город – это я.

Дейдре поклонилась.

– Ты должна понимать, что душа – такой же город. Человеку приходится выбирать, что впускать в себя, а что отвергнуть. И если выбор окажется неправильным, душа погибнет. Понимаешь?

Дейдре всмотрелась в лицо канонистки, но прочла там лишь вежливый интерес.

– Да, миледи, про душу я понимаю, – солгала она.

– Хорошо. Ты славно потрудилась в тайной охране. За десять лет вы вдвоем с Тайфоном обратили в демонопоклонников всю мою городскую верхушку.

– Миледи, я…

– Не перебивай. Я тебя не виню, просто констатирую факт. До сих пор Тайфон держал нас с тобой порознь. Но поскольку твоя власть растет, растет и наша с городом зависимость от тебя. И теперь советовать нам, что впустить, а что отвергнуть, – твоя прерогатива.

Дейдре кивнула, не зная, что сказать.

– Дейдре, следует ли мне открыться тебе и силам, которые за тобой стоят?

Вопрос застал Дейдре врасплох. Канонистка обращается к ней как к равной. Расценивать это как предложение союза? Известно ли ей, что Дейдре борется с Тайфоном, или Кейла видит в ней лишь правую руку демона, которая скоро займет место Скитальца? Дейдре всматривалась в бесстрастные скульптурные черты в поисках подсказки.

Кажется, в многоцветных глазах мелькнул проблеск скрытого участия…

Нет, слишком рискованно. Нельзя ставить под угрозу самое заветное.

– Миледи, я в вашем распоряжении. Пропустите меня сквозь ваши стены, и моя преданность вам будет безграничной. А еще я клятвенно обещаю содействовать вашему благополучию при любых обстоятельствах, – добавила она, помедлив.

Канонистка выдержала ее взгляд. Что это, молчаливое согласие, невысказанная решимость? Как узнать? Наконец Кейла кивнула.

– Прекрасно. Тогда перейдем к интересующим тебя вопросам. Во-первых, Скиталец. Джей Амбер – вот имя, на которое он откликается.

– Джей Амбер, – повторила Дейдре. Наконец-то у нее есть противоядие от Скитальца. – И откуда оно такое? Остроземье? Вердант?

– Не знаю. Ему и самому, полагаю, неведомо.

Дейдре склонила голову в знак благодарности. В зале постепенно темнело – видимо, грозовые тучи добрались до города. Скоро хлынет дождь.

– На второй вопрос ответить сложнее – признаться честно, я и сама не до конца разобралась…

– Я внимательно слушаю.

Кейла откинулась на спинку трона.

– Каждое живое существо состоит из уникального текста на праязыке. И поскольку мир постоянно меняется, все живое в нем вынуждено меняться тоже, а значит, должен меняться и текст. Процесс этот для меня загадка, но я знаю, что пратексты способны копировать сами себя и компоноваться с другими текстами.

Дейдре кивнула.

– Тихое увядание – это результат попытки Разобщения изменить функционирование праязыка, а значит, и остальных языков нашего мира.

– Как именно изменить?

– Здесь замешаны различия между богами и людьми. – Кейла протяжно вздохнула. – Обе формы жизни – это одушевленный язык. Но люди созданы из праязыка, а божества – нет.

– Из какого же языка божества?

Канонистка покачала головой.

– Мне известно лишь, что каждое божество написано на уникальном божественном языке с уникальными свойствами. Наш божественный текст хранится в ковчеге, так же как ваш праязык хранится в теле. Мой божественный текст повелевает песчаником и покоится в ковчеге под этим куполом.

Дейдре стоило больших усилий сохранить ровный тон.

– Но, миледи, не сочтите за дерзость, как же Тайфон хочет изменить праязык?

– С помощью изумруда, в котором содержатся чарописательские способности Никодимуса. Он хочет уподобить праязык божественным языкам.

– Но как?

Полубогиня подалась вперед.

– Исключив появление в нем ошибок.