Сидя на перекошенном ящике, Лотанну поплотнее закутался в плед и сердито сверкнул глазами. До рассвета оставался еще по крайней мере час, но у ворот уже образовалось столпотворение из повозок, лошадей и караванщиков.

Половина жителей Холодного Шлюза, уверившись, что одним налетом Саванный Скиталец не ограничится, решила, что в Авиле им будет безопаснее. Знали бы они, бедолаги, какая грозная сила вскоре поднимется в воздух и возьмет курс на Авил, носа бы из дома не высунули.

Вздохнув поглубже, Лотанну еще раз прикинул, не попроситься ли в караван.

– Все повозки забиты до отказа, – раздался над ухом женский голос.

Вскочив, Лотанну уставился на подошедшую. Она точно так же куталась в плед – с головой, подставляя утреннему холоду лишь лицо.

– Слава Создателю! – прошептал он.

Женщина мановением руки велела ему сесть обратно.

– Не привлекай лишнего внимания, – обронила она, устраиваясь на соседнем ящике. – Вряд ли, конечно, нас тут узнают. Но на всякий случай…

– Он тебя не прикончил?

– Лучше бы прикончил, – скривилась женщина.

Ярко-зеленые глаза горели мрачным огнем. Непривычно видеть ее такой.

– Я очнулась на задворках таверны, – пробормотала она, не сводя глаз с ворот. – Меня тормошил какой-то забулдыга – вряд ли с добрыми намерениями. Но едва он до меня дотронулся… – Она помолчала. – Едва он до меня дотронулся, его руки покрылись бледными язвами.

Лотанну словно ударили под дых.

– Ты искажаешь праязык?

– Я искажаю любой язык.

Он закрыл глаза и протяжно выдохнул, пытаясь осмыслить, что все это означает.

– Мы остаемся в Холодном Шлюзе, – продолжила женщина. – Командование флота знает, что мы посылали колаборис с маяка. За нами пришлют корабль.

Лотанну посмотрел на ее каменное лицо.

– Тебя лишили способностей к чарословию?

– Их забрал Скиталец.

– Но ты ведь все еще Альцион?

– Пока мы не выследим это чудовище и не вернем мне чарословие, я буду такой же, как мой братец. – Она отвела взгляд. – Вторым Буревестником.

Перед глазами проснувшейся Франчески порхали ярко-оранжевые мушки.

Она села. Мушки съежились и погасли. Франческа не сразу поняла, где она – сперва показалось, что в авильской лечебнице. Потом она вспомнила. Холодный Шлюз.

За окном занималась заря. В сознании всплывали подробности круто изменившейся жизни: побег из лечебницы, зреющий в городе бунт, потеря слуха и половины жизни, Никодимус.

Франческа со страхом повернула голову. Нет, вот он, никуда не делся – широкие плечи, смуглое лицо, черная корона разметавшихся по подушке волос. Франческа вздохнула облегченно. Да, за эту перемену, единственную, она благодарна судьбе.

И снова затанцевали в воздухе оранжевые сполохи. Кажется, они срывались с Никодимусовых губ. Франческа вздрогнула.

Нет, она различала их не глазами. Глаза ее все так же смотрели на мирно спящего Никодимуса, и в то же время в каком-то другом поле зрения возникали эти мушки. Словно ей откуда-то досталась дополнительная пара зрачков.

Загадочные искры померкли.

Ни на один магический текст они не походили, это безусловно. Когда искры возникли снова, Франческа поняла, что они появляются и пропадают в унисон с Никодимусовым дыханием: разгораются при вдохе, меркнут при выдохе.

Франческа положила ладонь возлюбленному на грудь. Он вдохнул, и отделившаяся от губ стайка оранжевых искр поплыла перед невесть откуда взявшимся новым взором. А еще рука Франчески тихонько подрагивала – Никодимус храпел.

Она видит его храп?

Франческа осторожно ткнула его пальцем в ребра. Россыпь оранжевых искр сгустилась у его рта в огненно-красную вспышку и исчезла. Никодимус перевернулся на бок. Теперь вместо искр храпа над губами виднелось лишь бледное свечение, усиливающееся и слабеющее в такт движениям его груди.

Дыхание. Она видит его дыхание. Белый шум. Бывает же такая синестезия… Синестетическую реакцию на незнакомый магический текст выдают все чарословы, обычное дело, но это что-то другое. Никакого магического текста здесь нет. Она видит звук.

А потом Франческа вспомнила: перед тем, как провалиться в сон, она представляла в цвете удары Никодимусова сердца. Может, она различает только его звуки?

– Франческа, – прошептала она, и подскочила, когда перед глазами вспыхнул лавандово-белый фейерверк.

Она щелкнула пальцами у левого уха – и тут же отметила боковым зрением блеснувший ониксом черный фонтанчик. Еще один щелчок – за головой – произвел на свет такой же фонтанчик, только побледнее.

Значит, уши слышат по-прежнему. Только теперь слуховые нервы связаны не с той частью мозга, что отвечает за слух, а с другой – визуальной, отвечающей за зрение. Франческа испытующе уставилась на Никодимуса. Тот пробормотал во сне что-то синеватое, как лепестки незабудок. В других обстоятельствах это показалось бы ей трогательным, даже романтичным. Но сейчас она помертвела. Неужели под его воздействием перепутались связанные с мозгом нервы? Возможно ли такое в принципе?

Два года назад среди Франческиных пациентов попался музыкант с абсолютным слухом, который различал аккорды на гитаре по цвету. Она тогда сделала длинную запись в своем клиническом журнале…

Сотворив двух огневых светляков, Франческа выбралась из постели и босиком прошлепала к двери. Ее пробрал холод, но укрыться, кроме собственных распущенных волос, было нечем. Журнал нашелся под скомканным пледом. Окружив себя еще несколькими светляками, Франческа уселась на пятки и раскрыла книгу. Оттуда, заставив Франческу отпрянуть, моментально высунулась призрачная голова. Совсем забыла, что в журнале прячется призрак Шеннона…

Однако призрак, стекающий на холодный каменный пол, ничуть не походил на почтенного старца с длинными седыми прядями. Это была высокая, бледнокожая женщина, с длинными каштановыми волосами и красной столой целителя на плечах. Франческа ошеломленно застыла.

Усевшись на полу, призрак заморгал и принялся осматриваться. Когда взгляд наткнулся на Франческу, призрак с улыбкой начал подниматься на ноги. Франческа тоже поднялась – и перед глазами поплыло. Она словно смотрела в зеркало на себя саму, только постаревшую.

Как такое может быть? Она никогда не создавала духа, даже духописание не изучала. Глядя на нее с кроткой, почти мечтательной улыбкой, призрак выставил бестелесную ладонь. Франческа медленно отзеркалила жест. Ладони соприкоснулись. Наполнившее пальцы ласковое тепло заструилось вверх по руке.

Призрак шагнул ближе, соприкасаясь почти всей рукой. Тепло разливалось по телу. Потом призрак повернулся к Франческе спиной, Франческа шагнула вперед, и они соединились, становясь одним целым – текст и физическое тело.

Франческа вобрала в себя память призрака, восполняя в себе сотворившую когда-то этот дух волшебницу.

Она родилась триста лет назад в Паленых холмах, носила совсем другое имя, изучала магические языки в Астрофеле и целительство в Порту Милость. Но свое первое назначение она получила не в захолустный Авил – как сотни лет спустя, – а в престижную лечебницу Шандралу, где стала выдающимся мастером-целителем.

Воспоминания накрыли лавиной, вызывая ощущение невозможности и в то же время абсолютной истинности происходящего. Вот она, ее истинная суть. Где-то в глубине души Франческа всегда это знала.

После Шандралу она приняла назначение в Триллинон, где руководила строительством второй, дополнительной лечебницы – одной разросшемуся городу уже не хватало.

Лечебница пользовалась успехом, и вскоре Франческу приняли в лоно тайного общества, сосредоточившего в своих руках почти все городские дела и финансы. Лишь годы спустя она узнала, что общество составляют демонопоклонники. Она познакомилась с Тайфоном, и тот убедил ее, что Разобщение уже началось, но пришествие демонов не предполагает непременного кровопролития. С помощью своих приверженцев Тайфон обеспечит приход нового золотого века. Если Франческа доживет до конца Войны разобщения, то станет его главным клириком. Если скончается до того, он назначит на ту же должность ее дух.

Франческа присягнула Тайфону.

Как и полагалось демонопоклоннице, она оставалась в тени и не искала громкой славы, но усердно пользовалась связями для завоевания политической и финансовой поддержки. На склоне Франческиных лет ее лечебница по всем статьям могла заткнуть за пояс городскую, а кроме того, стараниями целительницы утроился поток благотворительных отчислений в пользу бедных.

Она привлекала на сторону Разобщения самых талантливых клириков. Она обучала агентов Разобщения целительству и устраивала лазареты для боевых отрядов. Она даже участвовала как медицинский консультант в устранении нескольких чарословов, подозревавшихся в приверженности врагам Разобщения.

Сто лет назад по приказу Тайфона Франческа вплотную занялась духописанием и произвела на свет текст, превосходящий стойкостью любой из населявших тогда астрофельский некрополь призраков. В день кончины она вписала себя в большой фолиант из личной библиотеки. Тайфон намеревался освободить призрак из книги, как только начнется Война разобщения, однако планы пришлось скорректировать: он извлек ее из книги десять лет назад. Чтобы скопировать часть текста.

Больше она ничего не помнила.

Франческа застыла, словно изваяние.

Внутри все холодело от ужаса, зато в мыслях наступила полная ясность. Все вдруг встало на свои места. Свой неискоренимый старомодный выговор она не впитала в детстве на окраине империи, а пронесла через столетия. Честолюбивые замыслы, недовольство, что не удалось стать мастером-целителем в Шандралу или Триллиноне – не просто тщеславие, а смутно ощущаемое несоответствие своего жизненного пути достижениям той, кто создала призрак.

Недаром зависть, с которой она отметила про себя могущество и мастерство Вивиан, показалась Франческе словно чужой, навязанной извне. Зависть действительно была чужой, поскольку исходила от ее автора.

Франческа медленно повернулась к Никодимусу. Сердце защемило при мысли о несбыточном отныне будущем.

Теперь она понимала, почему ее пратекст казался Никодимусу таким ярким: с помощью изумруда и своей демонической силы Тайфон наделил ее неуязвимостью к какографическому воздействию. А свою синестетическую реакцию на незнакомую магию Никодимус проморгал, решив, что щеки у него пылают просто от близости вожделенной женщины.

Саванный Скиталец попытался похитить ее память, но не смог за неимением у нее человеческого мозга. Зато он уничтожил часть текстового сознания, ответственного за слух. А потом, когда они с Никодимусом сплелись в одно целое, сознание подкорректировало себя с помощью его какографии, найдя другой способ воспринимать звуки.

Она догадалась, что Никодимус делает окружающий его язык не просто хаотичным, а более интуитивным, и поскольку Франческа сама продукт интуитивного языка, то его воздействие для нее благотворно.

Мысли неслись быстрее и быстрее. Ее разум стремительно превращался в какой-то сверхчеловеческий, с обостренным чутьем прошлого и наиболее вероятных вариантов будущего. Она приближалась к четвертичному восприятию. Конечно, ведь эта способность была у нее и прежде, выражаясь в умении видеть возможные исходы болезней. Теперь же эта власть над временем распространилась не только на человеческое тело, а на целые города и державы. Будущее виделось ей объемным, уходящим в бесконечность косогором, по которому нужно спускаться, неуклонно двигаясь вперед, однако по мере спуска еще можно что-то изменить.

Франческа видела стянутые во временную расселину силы Тайфона, пытающегося подтолкнуть ее саму и остальных к Разобщению. Теперь она понимала, почему Скиталец охотился за Вивиан, а не за Никодимусом. Ей стало все ясно про второго дракона. Тайфону выпала несказанная удача.

Внезапно Франческу скрутил ледяной страх. Если Тайфон сам наделил ее пророческими способностями, то наверняка позаботился и о том, чтобы ее повышенная чувствительность не нарушила его планы, а наоборот, способствовала претворению их в жизнь.

Ей уготовано развязать Войну разобщения…

Руки затряслись. Опустив взгляд, Франческа увидела, что они золотятся нуминусным текстом ее призрака, и страх вдруг сменился гневом. Каким недоумком надо быть, чтобы поместить рвущуюся к свободе женскую душу в конструкт, скованный рамками предопределенности? Либо Тайфон садист, которому нравится мучить собственные творения, либо тугодум, не способный просчитать свои действия на два шага вперед.

Франческа рассвирепела от злости на автора. С ненавистью глядя на светящийся под кожей золотистый текст, она поклялась, что не станет воплощением ни своего призрака, ни той, кто его создал. Мало ли, что Тайфон скопировал ее с этих женщин, – она повторяет их не больше, чем ваза повторяет глину, из которой ее слепили. И руки лепившего ее гончара ваза тоже не повторяет, а значит альтер эго Тайфона Франческа тоже не является.

Она подошла к кровати и, сев рядом с Никодимусом, стала смотреть, как он дышит. Из белоснежного его дыхание постепенно делалось тускло-серым. Она коснулась его голого плеча, и из ее руки мгновенно взметнулась полупрозрачная золотистая рука призрака, испугавшегося какографического воздействия. Но Франческа забила себе в каждую конечность по острому фразовому шипу, пригвождая призрак к телу.

Положив на плечо Никодимусу вторую ладонь, она почувствовала, как задергался призрак внутри. Из руки взвился сноп похожих на искры останков рассыпающегося нуминусного текста. Потом какографическая волна достигла ключевого абзаца, и все заволокла пелена рун, на минуту окутав Франческу облаком распыленного золота.

Она развеяла текст, из которого когда-то была сотворена.

Никодимус шевельнулся во сне. Франческа отвела упавшую ему на щеку прядь волос, думая о своем предназначении и о том, чего они с Никодимусом теперь лишатся. А потом вдруг застыла, отводя с его лба еще одну смоляную прядь. Что-то странное творилось с ее восприятием времени, когда она касалась возлюбленного: рельеф будущего менялся. Франческа на пробу дотронулась до его плеча – и вновь увидела, как сдвигаются предначертанные ей пути. А потом ее вдруг осенило.

Не выпуская плечо Никодимуса, она устремилась всем своим обновленным сознанием вперед, чтобы предпринять последний, отчаянный шаг.

Закончив разработку своего экстренного плана, Франческа прижалась к Никодимусу губами. Тот блаженно улыбнулся во сне и обнял ее, затаскивая на себя. Франческа поцеловала его еще раз, упираясь ладонями ему в грудь. Он с игривой полуулыбкой потянул ее к себе настойчивее.

Франческа покачала головой. «Милый», – прошептала она, и слово предстало перед ней двумя яркими нотами: травянистое «ми» и лимонно-желтое «лый». Со временем она выучит, какие ноты каким цветам соответствуют, какие оттенки каким тональностям, какая яркость какой громкости. Она снова сможет говорить и слышать, пусть по-своему. Но пока придется обойтись письмом. «Милый, срочно просыпайся», – припечатала она к тыльной стороне Никодимусовой кисти.

Он, моргая, уставился на текст. Тот начал рассыпаться, но Франческа подправила его, коснувшись пальцем. Никодимус сел. «Чтото случилос?»

Она взяла его за руку. «Случилось. Этой ночью».

Он рассмеялся алым и начал что-то писать. «Да, это само собой, – остановила его Франческа. – Но есть еще кое-что. Причина моего чересчур яркого пратекста».

Он смотрел на нее во все глаза.

«Меня сотворили для тебя».

Никодимус оцепенел. «Ты констуркт?»

«В определенном смысле. Именно поэтому я неуязвима для твоего язвенного проклятия. И именно поэтому я похожа на твою гувернантку».

«Эприл?»

Франческа кивнула. «Фелрус увидел ее в твоем сознании, когда ты сразил его в тоннеле Веретенного моста. Значит, увидел и Тайфон. Потому и выбрал именно мой призрак, как наиболее схожий с ней, чтобы тебя соблазнить».

Никодимус мотал головой. «Ты не можишь быть конкстуртом. Ты состоишь из пратекста, ты живая».

Франческа сжала его руку. «Я пока и сама еще не разобралась, но скоро разберусь. И мне надо идти, пока не сбежал первый дракон».

«Первый дрогон? Фран, что праисходит? Ты служишь раз общению?»

Она поцелуем вложила в его руку ответ: «Я продукт Разобщения – как и ты. Но у меня есть план. Ты сможешь довериться мне и сделать в точности как я скажу?»

Ее глаза смотрели испытующе. Не отводя взгляда, Никодимус написал: «Бес раз думий». Франческа уже хотела продолжить, но вдруг спохватилась: «Подожди, что значит «без раздумий»? Если тебе наконец удалось меня раздеть, это еще не повод терять голову».

«Тебя создавали, чтобы меня соблазнить», – с лукавой ухмылкой ответил он.

Франческа фыркнула скептически, отметив краем глаза пушистое белое облачко, сорвавшееся с губ. «Как прикажешь соблазнять человека, который смотрит на тебя как на кусок вырезки?»

Никодимус возмущенно засопел, потом улыбнулся. «Хорошо, убидила. Тебя дейвствительно создол Тайфон – только димоническому соззданию под силу маменталльно вывизти человека из себя».

Франческа впилась в него губами. Он с улыбкой привалился спиной к стене, и Франческа прильнула к нему. «Когда я был на столе в операцыоной, – вывел он на внутренней стороне предплечья, – ты ещо незнала, что я тебя не ис кажаю. И пожервтовола собой, останавливая крово течение. Или я ошибаюьс?»

Франческа подняла голову. «Не ошибаешься».

«Тогда я тебе довиряю».

«Хоть я и создана Тайфоном?»

Никодимус долго не сводил с нее пристального взгляда. «Што ты собираешся делать?» – написал он в конце концов.

«Использовать то, что узнала о втором драконе, чтобы расстроить планы Тайфона».

«Втором дроконе?»

«Подробнее не могу. Ты должен встретиться с Тайфоном в полном неведении насчет моих намерений, иначе ничего не выйдет. Тайфон обязательно покопается в твоих мыслях, прежде чем отдать изумруд. Поэтому ты не должен ничего знать заранее».

«Демон одаст мне из зумруд? Фран, а если ты потрепишь не удачу?»

«Тогда мы станем рабами Тайфона. Вместе».

«Ты конешно чюдо, – подмигнул Никодимус, – и ночь была не обыкновеной, но не ранова-то ли говорить о вечных узах?»

Франческа хихикнула. «Я ни слова не сказала о браке, лишь о порабощении демоном». Улыбка ее померкла. «А теперь запоминай каждое слово».

Никодимус кивнул. Франческа создала в плече длинный абзац и, подредактировав слегка, вручила ему. «Отнеси мой журнал с призраком к себе в лагерь. Воссоедини Шеннона с духом, Тайфон его не трогал. Журнал оставь кобольдам, пусть берегут его как зеницу ока – Лотанну скопировал на последние страницы разработку Тайфона. Потом беги на авильскую колаборисную станцию, найди магистра Дегарна. Обещай присягнуть Лиге Звездопада, если он отдаст под твое начало всех своих чарословов – волшебников, друидов, кузнецов. Заручись их защитой и веди в святилище. Двери будут открыты, тебя будет дожидаться стражник. Когда предстанешь перед Тайфоном, соглашайся на ВСЕ, лишь бы он дал тебе изумруд».

Никодимус принялся переводить, сея ошибки направо и налево, поэтому Франческе то и дело приходилось спасать текст.

Наконец он поднял глаза. «Фран, я не сбераюсь пери ходить насторону Раз общения».

«Еще как собираешься, – энергично кивая, заверила она. – Если хочешь избежать рабства и вызволить меня у демона».

«Я нимогу!»

«Можешь. И сделаешь. Тайфон расскажет про меня много страшного. Будет убеждать, что я тебя обманула. Но когда я коснулась тебя, все изменилось. Я тебе не все раскрыла, я не могу раскрыть всего! Только пообещай, что доверишься мне и примешь любое – любое! – предложение Тайфона. Обещай!»

Никодимус оторвался от чтения и покачал головой. «Я немогу присегнуть Розобщению».

Застонав от досады, Франческа заклеймила его ладонь одним длинным словом: «РазразитебявсевышнийНИКО!» – что было сил потрясла за плечи и только тогда, немного выплеснув ярость, вложила ему в руку цепочку рун. «Я настолько без ума от тебя и так невыносимо счастлива от случившегося ночью, что вот-вот потеряю голову окончательно, бесповоротно и самозабвенно, если не ПРИБЬЮ ТЕБЯ собственноручно, раз тебе настолько НЕ ДОРОГА ЖИЗНЬ, если ты отказываешься соврать ТРЕКЛЯТОМУ ДЕМОНУ!» Когда он дочитал, Франческа снова ухватила его за плечи и жарким поцелуем впечатала «!!!» ему в губы.

Никодимус рассмеялся красными сполохами, отлепив восклицательные знаки. Потом взял Франческу за руку.

«Обещай, что сделаешь, как я прошу. – Она посмотрела на него с отчаянной мольбой. – Верь мне!»

Никодимус с протяжным вздохом закрыл глаза. «Обищяю».

Она поцеловала его снова. Потом оделась, собирая раскиданные по полу вещи, и выскочила за дверь. Через несколько часов все изменится.

Сайрус проснулся в полутемной казарме и не сразу восстановил в памяти события предыдущей ночи. Проведя «Королевскую пику» сквозь кромешную тьму почти до самой Луррикары, они с Иземом угодили в грозу в сотне миль от острова.

Ночная посадка, и без того заставлявшая попотеть (пилотам приходилось размечать площадку зачарованными флажками), в грозу тянула на чистое самоубийство. Однако за неимением другого выхода (кроме как свалить «Пику» в океан) они с Иземом проявили чудеса манипулирования протоколами и незадолго до полуночи пришвартовали корабль.

Полуживые от усталости, иерофанты рухнули на койки, едва успев обсушиться. Проспав мертвым сном до утра, Сайрус с трудом продрал глаза. Солнце наверняка тоже еще не встало.

– Подъем, пилот! – скомандовал выросший на пороге Изем. – С взлетной передали, что гроза кончилась. Флот выходит в небо.

Сайрус уткнулся лицом в ладони.

– Замечательно, – глухо простонал он, думая о Франческе в Холодном Шлюзе. Только бы с ней ничего не случилось.

– Через час начинаем Вторую осаду Авила, – хрипло возвестил Изем.