Нико покинул друидов и сразу, не пройдя и пяти шагов, стал наколдовывать пароли Барабанной башни.
Двери других башен Звездной академии открывались при помощи сложнейших чар, составленных из сотен фраз. А для входа в Барабанную башню требовалось всего одно предложение, да и то на общем языке.
И все равно на то, чтобы сплести необходимые тускло-зеленые руны, по структуре напоминавшие жесткие узелки на мешковине, у Нико ушла целая вечность. Колдуя, он спиной ощущал пронзительный взгляд Дейдре.
Как только пароли были готовы, он сбросил их на черные ручки двери. В тот же миг из замочной скважины высунулся язычок белых рун и слизнул пароль. Нико нетерпеливо топтался у входа, пока замочный конструкт считывал слова заклинания. Наконец, услышав спасительный щелчок железного затвора, юноша юркнул внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.
— Чертова друидка! — выругался он. Слава богам, ему удалось избежать расспросов об унизительной истории с Эразмусовым пророчеством. Оставалось лишь надеяться, что друидка не станет уточнять подробности у волшебников. Если опасения Шеннона насчет делегатов Астрофела верны, ни к чему возрождать интерес к шраму; к неловким ситуациям Нико не привыкать — но на этот раз опасность может быть реальной.
Он повернулся и взбежал вверх по лестнице.
В Барабанной башне с незапамятных времен хранили запасы зерна — на случай внезапной осады. Однако зерно оставалось нетронутым: расположенная в глуши Звездная академия не слишком прельщала алчные «цивилизованные» королевства. Поэтому по коридорам башни не бродили сложные сторожевые заклятия, а двери здесь открывались простеньким паролем. Верхний этаж представлял собой идеальный дом для какографов — особенно для тех из них, кто не мог наколдовать пароли от основных жилых помещений.
Впрочем, в отличие от остальных зданий Звездной академии Барабанная башня не могла похвастаться свободными площадями. Именно эта причина вынудила магистра Шеннона, управляющего башней, поселиться в другом месте — с тех пор забота о младших учениках легла на плечи их взрослых товарищей. Нико делил обязанности воспитателя с двумя соседями по этажу.
Старшим по возрасту был Простак Джон, чей словарный запас, казалось, ограничивался тремя репликами: «нет», «Простак Джон» и «брызги плюх». Причем последней он явно отдавал предпочтение и, создавая очередные мыльные чары во время уборки, частенько ее выкрикивал.
Обычно при первой встрече с Джоном люди приходили в ужас. Ростом добрых семь футов с гаком, со здоровенными, как у мясника, ручищами, он обладал пугающей внешностью. Его красный нос был слишком похож на картошку, карие глаза-бусинки — слишком маленькие, а выступающие вперед, как у лошади, зубы — чересчур крупные. Однако за неприглядным «фасадом» скрывалось доброе сердце: те, кто узнавал Джона получше, тут же влюблялись в его мягкий характер и кривоватую, половиной рта, улыбку.
В отличие от Джона, вторую соседку Нико, Девин Доршир, сложно было назвать всеобщей любимицей. Старшие ученики прозвали ее Девин Луженая Глотка.
Когда Девин сосредотачивалась, то вполне могла сойти за младшую волшебницу. К сожалению, она часто обрывала заклинание на середине: то засмотрится в открытое окно, то отвлечется на скрипнувшую половицу или на симпатичного волшебника. Она постоянно влипала в неловкие ситуации, где ее редкое умение изощренно и подолгу сквернословить (талант, служивший действенным оружием в борьбе с подтекающими чернильницами, рвущимися пергаментами и против хамства в целом), как правило, не только не спасало, а, наоборот, лишь все портило.
Волшебников бурный поток ругательств обычно не впечатлял, и Девин довольно быстро научилась следить за языком в присутствии старших.
Вот почему Нико, который как раз преодолевал последние ступеньки, сразу понял, что в общей комнате все свои.
— Ах ты, подлец грязноухий, попень крысоедова! — за воплем Девин последовал грохот.
— Брызги плюх! — хохоча, отозвался Простак Джон. Еще удар, и новый взрыв ругательств.
Нико возвел очи горе и произнес:
— Воистину со времен появления Лоса, первого демона, мир не видел хаоса, подобного тому, что бушует сейчас по другую сторону этой двери. О, Селеста, молю, избавь меня от новых треволнений на сегодня! Пусть они лягут спать. Обещаю, я уберу все, что они раскидали.
Грохот, смех, снова грохот.
— Глотни козлиной мочи, ты, тощий голубиный пенис!
— Дев, разве у голубей есть пенисы? — пробормотал Нико, хмуро глядя на закрытую дверь.
Простак Джон издал боевой клич:
— ПРОСТАК ДЖОН!
Нико со вздохом распахнул дверь и ступил внутрь. И тут же отпрыгнул обратно в коридор, едва увернувшись от проклятия на джежунусе, что розоватой кляксой просвистело мимо.
Джежунус, самый слабый из общих магических языков, отличался простым синтаксисом и использовался только в преподавании. Крупные розовые руны соответствовали буквам обычного алфавита; это почти исключало возможность ошибочного построения фразы и делало язык безопасным для какографов. Главный же плюс джежунуса, вероятно, таился в структуре его рун: мягкие и тягучие, они не могли навредить колдующему.
Возле самого носа Нико просвистело проклятие: «НАЙТИ [левую булку Джона] и НАДПИСАТЬ [У меня с утра понос]».
Нико застонал.
— Простак Джон! — возвестил трубный клич Простака Джона. И снова грохот.
Заглянув в комнату, Нико увидел Джона; тот с гордым видом сжимал в руке несколько фраз, гласящих: «СТЕРЕТЬ [заклинание Девин]».
Здоровяк даже вынул из рукавов руки, чтобы лучше видеть чары, образующиеся в его могучих мускулах. Повсюду валялись перевернутые стулья и выдранные из книг страницы.
Усилием бицепса великан создал очередное заклинание на джежунусе и перекатил его в сжатый кулак. Заливаясь смехом, он занес огромную ручищу над головой и выстрелил чарами: «НАЙТИ и ОТШЛЕПАТЬ [правую булку Девин]».
Нико едва успел заметить, как вязкий розовый шар с бешеной скоростью пронесся по комнате.
Девин нырнула за перевернутый стол, но проклятие Джона перелетело через баррикаду и устремилось в пикирующую атаку. Девин выкрикнула что-то неразборчивое — скорее всего очередное ругательство — и взвилась вверх.
Как и у Джона, ее руки были оголены. С правой ладони свисало заклятие-осьминог, каждое щупальце которого гласило: «Редактировать [входящее заклинание Простака Джона]». Магическая атака Джона увязла в щупальцах и теперь билась, словно пойманная рыбешка. Девин хихикнула и стала редактировать проклятие.
В детстве Нико обожал магические схватки на джежунусе. Когда-то они с одноклассниками тоже швырялись друг в друга грязными словечками, щедро осыпали противников непристойностями и без удержу хихикали, когда смачное ругательство растекалось по спине соседа. Но это было давно, до того как его сослали в Барабанную башню.
— ЭЙ! — заорал Нико. Оба дуэлянта уставились на него. — ПЛАМЯ АДА, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
Сразу после переезда, когда до Никодимуса дошло, что он на добрый тридцатник моложе соседей-студентов, он лично вызвался отвечать за порядок и чистоту в комнатах.
Джон неверно истолковал возмущенную реплику друга — в его представлении, Нико злился, что его не позвали играть, — и поспешил исправить положение, наколдовав: «НАЙТИ [ухо Никодимуса] и ИЗОБРАЗИТЬ [пук-пук объевшегося осла]».
На тыльной стороне ладони Нико торопливо набросал: «НАИТИ и СТЕРЕТЬ [любое заклинание]» и взмахом руки отправил чары в полет. Те подскочили к проклятию Джона, тексты столкнулись и с влажным хлопком растаяли в воздухе. В случае необходимости Нико был готов наполнить подобной цензурной магией всю комнату.
— Вы соображаете, что делаете? — рявкнул он. — А если прямо сейчас зашел бы кто-то из младших какографов? Отличная перспектива: до самой весны наблюдать, как башню лихорадит от магических поединков! А если бы мимо проходил волшебник? Сейчас, во время Совета, последствия могут быть ужасными.
Оба вояки замолкли. Простак Джон проглотил улыбку и понурился.
— Тебе-то что, Нико? — фыркнула Девин. — Боишься, как бы Шеннон не узнал? Боишься, что старик отстранит тебя от преподавания, разбив вдребезги твою драгоценную мечту?
— Девин, — Нико наклонился, заглядывая в глаза миниатюрной рыжеволосой бестии, — тебе не стыдно? Уже забыла свою выходку с затопленной уборной?
Она сердито прищурилась.
— Не понимаешь? Нас ведь могут и выгнать из Звездной академии. Как только что напомнил мне магистр Шеннон, нам стоит держаться тише воды, ниже травы. Положение у какографов незавидное: все мы знаем, что в других академиях к таким, как мы, относятся куда хуже. В Астрофеле, например, их подвергают строжайшей цензуре, навсегда вымарывая из головы магические языки.
— Выгонят и ладно. На Звездной академии свет клином не сошелся, — проворчала Девин.
— Ах, простите меня, ваша светлость. Оказывается, вы у нас благородных кровей. — Нико сложился в притворном поклоне. — Ведь только в этом случае за стенами крепости вам будет так же уютно и безопасно, как сейчас. Кому нужны безграмотные? Ты-то еще сможешь устроиться куда-нибудь посудомойкой, а Джон? Подумай о нем!
— Нет, — тихо подал голос Простак Джон.
Девин потупилась и выронила из рук чары. В воздухе повисло неловкое молчание.
От этой давящей тишины у Нико засосало под ложечкой. Как он мог обвинять своих товарищей в опрометчивости, когда всего час назад сам наломал дров, испортив библиотечную горгулью? Попадись он, и репутация какографов пострадала бы куда сильнее, чем от безобидного магического поединка.
— Дев, Джон, простите, — сказал он, смягчившись. — Я полночи провел в библиотеке, а потом еще магистр Шеннон расстроился. У него есть опасения насчет некоторых делегатов. Нам же будет лучше, если никто не увидит, как мы ломаем чары.
Какографы молчали. Джон разглядывал свои ботинки, Девин вперила сердитый взгляд в потолок.
— Я помогу убраться, — устало произнес Нико.
Они работали молча. Простак Джон выровнял столы, а Нико с Дев расставили стулья и собрали раскиданные по полу бумаги. Дважды Нико замечал, как горе-вояки обмениваются хитрыми улыбочками — правда, едва поймав на себе его взгляд, они тут же возвращались к уборке.
Когда они закончили, Нико задул свечи и поплелся к себе в спальню. Он поежился — так холодно не было с прошлой весны. Осень вступала в свои права.
Он наколдовал несколько искр и подбросил их в небольшой камин. Вспыхнувший огонь быстро перекинулся на дрова, и вскоре блики от пламени заплясали по стенам, освещая скромную каморку и немногочисленное имущество юного чарослова: узкую кровать, стол, два сундука, умывальник да ночной горшок.
Под кроватью лежала стопка книг. Здесь был и рыцарский роман, купленный у лорнского лоточника. Роман назывался «Серебряный щит» — и, по словам торговца, лучше книги еще никто не писал.
Порой персонажи со страниц рыцарских романов переселялись в сны Нико. С тех пор как юноша прибыл в Звездную академию, он долгими часами воображал жутких созданий, населяющих окрестные леса. И ночью, во сне, и днем, грезя наяву, Нико отважно бросал вызов придуманным чудищам.
Теперь он с улыбкой вспоминал тех странных противников из мальчишеских фантазий. Уро, гигантское насекомое с утыканным шипами панцирем и серповидными передними лапами. Тамелкан, незрячий дракон, у которого щупальца росли прямо из подбородка. И конечно же, Гаркекс, трехрогий огненный тролль, чьи рога извергали пламя, а пасть — злобные проклятия.
Нико понимал, что мечты о чудищах и сражениях — простое ребячество, но не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии, одном из немногих в его скучной жизни.
Он снова посмотрел на книгу и вздохнул. Глаза слишком устали для чтения.
Нико плюхнулся на кровать, стал расстегивать мантию — шнуровка шла сзади, от основания шеи — и вспомнил, что не мешало бы причесаться. Он огляделся по сторонам в поисках расчески, когда в окне захлопали крылья. Обернувшись, Нико увидел большую птицу с ярко-синим оперением. На чистых участках вокруг черных глаз и крючковатого клюва просвечивала желтоватая кожа.
— Зерно, — скрипучим голосом каркнул попугай.
— Привет, Азура. В спальне я зерно не храню. Ты принесла послание от магистра Шеннона?
Птица склонила голову набок.
— Почеши.
— Ладно, но как же послание?
Азура спрыгнула на кровать и вразвалочку направилась к Нико. Помогая себе клювом, она взобралась к нему на колени и подставила макушку; Нико послушно запустил пальцы в перья на голове фамильяра.
— Азура, послание от магистра очень важное.
Птица просвистела две ноты, и на мозг Нико обрушился шквал золотых предложений из головы Азуры.
Языки, способные, подобно нуминусу, управлять светом и другими текстами, часто использовались для зашифровки письменных посланий. Как раз такие чары и наколдовала Азура.
Проблема заключалась в сложной структуре нуминуса: прикосновение какографа коверкало любые фразы, кроме самых простейших. Чтобы перевести послание Шеннона, Нико должен был работать быстро. Чем дольше текст задерживался в его голове, тем быстрее в него попадали ошибки.
Текучие руны нуминуса напоминали завитки дыма или нити канители. Пальцы чарослова-переводчика словно касались гладкого стекла. Пока Нико переводил, его пальцы подергивались — настолько реальной была иллюзия.
Послание Шеннона оказалось достаточно сложным, а, когда Нико закончил переводить, в текст попало несколько ошибок:
Никодимус!Мг. Шеннон
Ни с кем не обсужай наш сегодншний разговор, даже с соседями по комнте. Оч. важно не привл. вним-я. Заидеш в мой кабинт сразу после звтрка, как договаривлис. От обязнастей на завтра ты освобожден.
Азура снова подставила макушку.
— Почеши?
Нико рассеянно погладил перья. Его встревожило стремление Шеннона не привлекать к какографам внимания. И пусть Нико не знал, что именно заставило старого магистра усилить бдительность, он ничуть не сомневался: дело серьезное.
— Милостивые небеса, друиды! — прошептал какограф, вспомнив, как его попытки впечатлить Дейдре вызвали шквал вопросов о пророчестве и о неспособности Нико его исполнить. — Магистр меня убьет…
— Почеши? — повторила Азура.
Нико опустил глаза: он так задумался, что не заметил, как перестал ласкать фамильяра.
— Азура, прости меня. Я совсем вымотался. — Он не врал: глаза щипало, кости ломило, мысли стали тягучими, как смола. — Я должен поспать, чтобы завтра ассистировать магистру Шеннону.
— Почеши?
— Может, завтра.
Окончательно убедившись, что здесь ей ловить нечего, Азура запрыгнула на подоконник, просвистела две ноты и выпорхнула в ночь.
Глаза у Нико слипались. Моргая, он подошел к умывальнику и, потерев ладонью о ладонь, наколдовал белые рунки, которые использовались волшебниками вместо мыла. Затем заглянул в зеркало из полированного металла и обомлел: весь его лоб, от виска до виска, залепили две розовые фразы.
Нико сперва нахмурился, а потом рассмеялся. Девин должна была здорово исхитриться, чтобы незаметно подсунуть ему проклятие на джежунусе.
Стараясь не споткнуться в тусклом свете камина, Нико проковылял через общую комнату к двери Девин. Изнутри доносились приглушенные голоса. Он постучался и вошел.
Простак Джон и Девин сидели на ее кровати, играя в «веревочку», любимую игру Джона. Они подняли глаза.
— Неплохая работа, — сказал Нико, указывая на свой лоб и на красующуюся там розовую надпись:
Ненавижу шутки.
Зато обожаю ослиную мочу!
Девин развеяла проклятие со лба Нико, и все трое принялись сплетничать о других какографах и учениках: кто чей протеже, кто с кем спит и тому подобное.
И пускай Нико по-прежнему чувствовал себя как выжатый лимон, он был рад возможности пообщаться с товарищами и хотя бы ненадолго забыть о друидах, делегатах Астрофела и прочих смутных угрозах, свалившихся на него в эту ночь.
За разговором время проходило незаметно: Джон и Нико играли, по очереди заплетая на пальцах узоры из веревочных петель, а Девин расчесывала длинные черные волосы Нико.
— Святые небеса, — ворчала она, — как расточителен Создатель! Зачем мужчине такая роскошная грива — мягкая, шелковистая, — ведь он даже не в силах оценить свое счастье?..
Закончив с прической Нико, Девин стала заплетать в косу собственные жесткие рыжие волосы.
— Знаешь, — не умолкала она, — никогда не понимала, зачем магическим обществам непременно присылать делегатов на каждый Совет!
— А в Звездной академии когда-нибудь прежде Совет проходил? — спросил Нико, не отрываясь от игры в «веревочку».
— По крайней мере не при мне. Их проводят каждые тридцать лет, и всякий раз в новом месте — ну, там, в библиотеках, монастырях, по очереди.
Нико пожевал губу.
— Что ж, я точно не знаю, для чего именно нужны Советы, но…
— …Но ты запомнил все, что когда-либо говорил на эту тему Шеннон, — с лукавой усмешкой перебила Девин.
Он показал ей язык и продолжил:
— Так вот, когда-то давно, во времена Диалектных войн — когда Новосолнечная империя рушилась, а на ее руинах появлялись новые королевства — чарословы решали ход сражения, выступая на той или иной стороне. В результате пролилось слишком много крови, и обессиленные люди уже не могли защититься от оборотней, кобольдов и прочей нечисти. Какое-то время даже казалось, что человечеству не выжить, и вот тогда-то магические общества и созвали общий Совет, договорившись больше никогда не принимать участия в войнах между королевствами.
Девин хмыкнула.
— Выходит, магические общества должны обновлять договор на каждом Совете, а не то мы все пойдем на корм оборотням?
Нико пожал плечами.
— Типа того. Только все намного сложнее. Некоторые чарословы мухлюют. Мне кажется, магистр Шеннон как раз пытался не допустить вмешательства волшебников и жрецов в Остроземскую гражданскую войну… Хотя я вполне могу ошибаться: он всегда избегает этой темы.
Простак Джон попытался было сказать «Простак Джон», но лишь широко зевнул. Нико отложил в сторону веревочку и проводил сонного, спотыкающегося на ходу великана в его комнату, «баиньки».
Нико пошел было к себе, но задержался у двери Девин.
— Дев, мне поговорить с Шенноном о преподавании? Наверное, Совет не самое подходящее время…
Она ответила, похлопывая себя кончиком косы по подбородку:
— Вообще-то, когда на волшебников сваливается много хлопот, они частенько даже рады сбагрить часть уроков помощнику. Только в твоем случае убеждать нужно не магистра Шеннона, а других волшебников, которых злит сама мысль, что такие, как мы, могут преподавать.
Нико кивнул, представляя себе, каково это — получить наконец гордое звание волшебника. И тут он кое-что вспомнил.
— Дев, ты раньше работала с магистром Смолвудом?
— Тот милый старичок-лингвист, у которого здравого смысла не больше, чем у пьяного цыпленка? Да, я носила ему послания от магистра Шеннона, пока ты обжимался с Эми Херн. Кстати, ты случайно не в курсе, как у нее дела?
Нико скрестил руки на груди.
— Не в курсе. И вообще, речь не о ней. Я говорил сегодня со Смолвудом. Ничего важного, но он почему-то называл меня то «новым какографическим проектом» Шеннона, то его «карманным какографом»… Может, ты что-нибудь слышала? Какие-нибудь слухи о магистре Шенноне?
Девин выпустила из рук косу и выпрыгнула из постели.
— Забей. Нашел кого слушать, Смолвуда, старого сплетника. — Она подошла к умывальнику и принялась натирать лицо. — И какой предмет ты хочешь преподавать?
— Любой, имеющий отношение к чарописанию… Дев, ты уходишь от ответа. Что это за слухи о магистре Шенноне и «карманных какографах»?
Девин зарылась лицом в полотенце.
— Обычные сплетни, ерунда. Не о чем говорить.
— Дев, за те девять лет, что мы знакомы, ты ни разу не упускала возможности посплетничать.
— Так давай посплетничаем. Я совсем забыла про Эми Херн. Она перевелась в Звездопад, да? Может, напишешь ей в следующем заклинании колаборис?
Нико подождал, пока Девин не закончит вытирать лицо.
— Слухи, Дев. Я жду.
Она посмотрела ему в глаза.
— Не сейчас, Нико. Уже поздно.
— Не надейся, что я забуду.
Она вздохнула:
— Не надеюсь.